1. ВИНО, ДАМА И ГОЛЫЙ МЕРТВЫЙ

Гроза пронеслась над Москвой в полночь на 25 декабря.

Гром зарождался где-то вдали, проносился над спящими домами, наталкивался на заклеенные на зиму окна и долго еще перекатывался, как бильярдный шар в поисках лузы.

А потом повалил снег — мелкий мокрый и густой. Будто кто-то размахивал перед окном серебристым помелом.

В темноте я нашарил пачку сигарет, спички. Закурил, стоя у окна, мягко погладил левую сторону груди, словно кошку.

За спиной скрипнула дверь и загорелся свет. Я обернулся.

Алена зябко куталась в халат. Глаза у нее были сонные.

— Я и не слышала, как ты пришел. Тебе звонили…

— Глупости. Мне никто не может звонить.

— Какой-то мужчина. Он сказал, что ждет тебя в ресторане «Красная лошадь», хочет предложить работу. Он пробудет там долго. Сказал — ты только назови себя метрдотелю, и тебя проводят к его столику.

— Глупости, — повторил я. — Меня никто не может ждать. И никто не предложит работу.

— Ты чем-то расстроен? — она посмотрела участливо.

Лучше бы она провела ногтем по стеклу.

— Наоборот. Сегодня Рождество. Праздник. Знаешь, есть такой обычай: в семье, где кто-то пропал без вести и неизвестно, жив он или нет, в этот день на окно ставят свечу. Чтобы заблудившаяся душа могла найти дорогу к дому…

— Это католики в декабре празднуют, — заметила Алена, наморщив лобик.

— …И я знаю дом, где сегодня, наверняка, на окне горит свеча.

— Может, перестанешь себя изводить? — спросила она.

— Не к добру гроза зимой, — я покачал головой.

— Мне завтра на работу рано, — она почти извинялась.

— Ну конечно. Я весь день провалялся в постели, вот и не спится.

Главное преимущество, когда сидишь без дела, можно спать в любое время. Потому что некуда спешить. Хотя, какое это преимущество?

— С тобой точно все в порядке? — Алена подозрительно посмотрела на меня.

— Сигареты кончились. Схожу, куплю.

— Среди ночи?

— Возле метро есть дежурная палатка.

Она недоуменно покачала головой.

Ночная улица встретила мелким мокрым снегом. Подняв воротник, я пересек гулкий котлован двора. Белый снег лег только сверху, а под ним оставалась грязь наших вчерашних следов.

В киоске у метро продавец спал. Не стоило его будить ради пачки сигарет. Впрочем, дело-то не в сигаретах. Просто я заставлял себя что-то делать — ходить, говорить, пить, есть. Есть было тяжелее всего. А пить — всего проще. Я абсолютно здоров и мне тридцать пять лет. Переходный возраст для мужчины, утверждают на Востоке. Только мне некуда было переходить.

Продолжая разглядывать бутылки в витрине киоска, я пришел к мысли, что пить на улице, зимней ночью, да еще в одиночествеэто уж совсем пропащее дело. Не то, чтобы меня теперь беспокоило общественное мнение, просто я боялся поперхнуться после первого же глотка.

Метро еще работало. Я спустился вниз, купил у сонной кассирши жетон для телефона и набрал номер.

— С вами говорит автоответчик… — начал бубнить гнусавый голос.

Дождавшись, когда он предложит оставить сообщение, я прокричал в трубку:

— Василий, не валяй дурака. У тебя с роду не было автоответчика.

— Ну и что? — сказал он теперь нормальным голосом. — Может, нам обоим это снится? Знаешь, который час?

— Выпить никогда не бывает поздно.

— Последний раз я от тебя это слышал неделю назад. А на следующий день никак не мог вспомнить, почему у меня в ванной плавают пескарики.

— Это были ротаны. Мы пустили их погреться. Купили у какого-то рыбака с коловоротом.

— Угу. Коловорот до сих пор лежит под кроватью. Ты уверен, что мы его тоже купили?

— Коловорот дали в нагрузку. Ну так как тебе мое предложение?

— Почему бы нет?

— Не слышал про такой ресторан — «Красная лошадь»? — спросил я.

— Каждый день проезжаю мимо. Он как раз посередке между нами.

Василий жил в трех остановках отсюда.

— Приличное место?

— Шикарное.

Интересно, кто мне сегодня звонил, чтобы пригласить на встречу в ближайший ресторан? Никто посторонний не знал, что меня можно найти по этому телефону. Никто не должен был знать, где я живу. Одна жизнь кончилась, и я не хотел, чтобы прошлое напоминало о себе — голосами и лицами людей, которые знали меня раньше. Я надеялся, что у меня, как у кошки — пусть не девять жизней, но хотя бы две.

— Кстати, это идея, — Василий хмыкнул. — Почему бы нам туда и не отправиться? Кажется, открыто всю ночь.

— Это ты брось. Я с мужчинами в ночные заведения не хожу.

— Нет, серьезно, — он звонко засмеялся, — Если мы опять будем на квартире пить, я умру. А там — и развлечемся, и пропустим по рюмашке. Я буду на машине, так что смогу держать себя в рамках.

— У тебя деньги лишние завелись?

— Вот именно. Впарил одному японцу ФЭД под видом «лейки». Три штуки чистыми.

Василий любил зарабатывать деньги всеми доступными способами. Антиквариатом, фотоаппаратурой, помидорами из Астрахани, собаками и кошками на Птичке… Утверждал, что это он продал белую крысу под видом щенка бультерьера. На одном только Василий никогда не делал деньги — на медицине. Слишком много он о ней знал.

С ним легко. Никогда не лезет с расспросами или глупым сочувствием. Василий смог бы валять дурака даже с приговоренным к смертной казни. То ли это характер, то ли профессиональная черта врача скорой помощи.

* * *

За массивными дубовыми дверями было слишком много красного. Ковер, стены, скатерти, обивка стульев, даже коротенькие платьица на официантках — и те были цвета перезрелых помидоров. Сами официантки перезрелыми не казались.

— Тут что, штаб компартии России? — спросил я.

— Старик, ты не в курсе, — Василий ухмыльнулся. — Это самый что ни на есть модный цвет для крутых тусовок. Не надо перекрашивать после очередной разборки.

— Много ты знаешь о крутых тусовках.

— Старик, ты не прав. Я же увлекаюсь фотографией. Пару месяцев назад дал объявление в газете: конфиденциальная фотосъемка. Если б ты знал, куда только меня не приглашают поснимать…

— Ага, поверил. Полно безработных профессиональных фотографов, но приглашают именно тебя.

— Надежность и конфиденциальность, — он поднял вверх указательный палец. — Нам водки и закусить чего-нибудь горячего, — сообщил он официантке, по своему отреагировавшей на его жест.

— Тоже мне фотограф, — сказал я. — Еще когда меня снимал, а где фотографии?

— Пленка засветилась, — ответил он беззаботно.

Принесли заказ. Я выпил водки, посмотрел на сочный подрумяненный бифштекс и отодвинул тарелку.

— Ты чего, закусывай, — удивился Василий.

— Нет аппетита.

— Слушай, я разговаривал с твоей женой, — он озабоченно посмотрел на меня. — Она говорит, ты ничего не жрешь. Надо бы показаться специалисту.

За довольно-таки бандитской внешностью таилась нежная душа врача скорой помощи.

— Обойдется.

— Оттяни-ка веко.

— Катись ты. Я просто потребляю углеводы в чистом виде.

— Это может быть серьезнее, чем ты думаешь.

Я демонстративно отвернулся от него и стал наблюдать за выступавшей певичкой. Кажется, я видел ее по телевизору.

Потом свет потушили, только красный луч прожектора осветил небольшую сцену в центре зала. После небольшой паузы там появилась обнаженная девушка. На ней было только маленькое бикини — сами понимаете, какого цвета. Она грациозно извивалась в такт музыке, и в ее движениях было что-то от пойманной за хвост кобры. Когда номер закончился, прожектор погас и верхний свет снова включили. Василий взял из вазочки на столе красную гвоздику и кинул девушке под ноги. Он вообще склонен к широким жестам, когда одевает выходной клетчатый пиджак.

А через минуту мне на плечо легла рука.

Вторая рука оперлась о край стола. Бледная кисть, поросшая черными волосами.

— Что, приятель, понравилась девка? — спросил резкий голос.

Обращался он к Василию, но опирался почему-то на меня. Я чуть отодвинул стул и посмотрел на дерганого парня с бешенными глазами. От корней зачесанных назад волос до брови у него шел шрам. Сантиметра три длинной, больше места не хватило.

— А вы ее продюсер? — вежливо поинтересовался я.

Стоявший неподалеку спиной к нам официант в форменном красном пиджаке услышал диалог и заразительно тонко, почти по-женски засмеялся. Судя по ширине плеч, он вполне мог служить здесь вышибалой, однако и пальцем не пошевелил, чтобы обуздать приставшего к нам психа.

— Слушай сюда, — псих решил перейти к делу. — Кое-кому не нравятся ваши рожи. Есть минуты полторы, чтобы добежать до двери. Здесь место для приличных людей.

— С рыбаком было веселее, — заметил Василий. — Это часом не какой-нибудь твой приятель? Что-то он больно на тебе повис.

— Первый раз вижу, — признался я. — У тебя хватит денег, чтобы в случае чего заплатить за разбитую посуду?

Я начал вставать, когда псих нанес удар. Хорошо, что успел слегка наклонить голову, иначе он свернул бы мне челюсть.

Но второй его кулак через долю секунды врезался в живот. Я отлетел назад, по пути сбив соседний столик. Сразу перехватило дыхание и красный интерьер почему-то превратился в зеленый.

Не знаю, сколько ребер я бы вскоре недосчитался, но Василий успел обогнуть столик и встать у психа за спиной. В следующее мгновение он захватил руку нападавшего и резко выкрутил ее. И тут же раздался выстрел — свободной рукой мужик как-то смог достать пистолет. Я почувствовал боль на виске, как от ожога. Пуля прошла вплотную.

Василий стукнул снайпера по затылку кулаком. От такого удара и бык бы почувствовал себя неважно. Впрочем, псих недалеко ушел от травоядного.

По проходу между столиков к нам бежали вышибалы. Я не мог сосчитать, сколько их. Наверное оттого, что двоилось в глазах. Добежав, они очень профессионально нас задержали. Вернее, среди задержанных оказались мы с Василием, потому что псих лежал на полу лицом вниз. Рядом с ним валялся пистолет с вмятиной на рукоятке. Такую вмятину могла оставить случайно срикошетившая пуля. Старенькое оружие, видимо, уже побывало во многих переделках.

Подошел курчавый джентльмен в смокинге. Я заметил, что бабочка у него была настоящая, завязанная руками, а не на резинке.

— Мы не любим скандалов, — сказал джентльмен. — Вам надо было пойти в другое место, чтобы устраивать драку.

— Разве была драка? — Василий ухмыльнулся. — Ваш боксер лег в первом же раунде. Эй, ребята, тут чистый нокаут. Кто-нибудь умеет считать до десяти? Или вас не было в классе, когда это проходили?

— Все в порядке, Митрофаныч, эти люди не виноваты, — сказала женщина, на чей столик я налетел. — Первым начал вот тот… Он же и стрелял.

Она прикладывала салфетку к светлому платью, залитому вином из опрокинутого бокала.

— Если вы так говорите… — джентльмен, которого назвали Митрофанычем, сделал знак своей армии, и они перестали выкручивать нам руки.

— Вы хотите, чтобы вызвали милицию? — озабоченно спросил он, глядя на меня.

— Разве кто-то пострадал?

— Верно, — он сразу повеселел. — Просто этот молодой человек слишком много выпил и потерял равновесие.

— Все было точно, как вы говорите, — Василий улыбнулся до ушей. — Поскользнулся на косточке от маслины. Не кладите маслины в мартини — вон какие дырки они оставляют. В лучших домах Нью-Йорка кладут теперь маринованные луковички. Серьезно, — он подмигнул. — Мне одна знакомая рассказывала, она все сериалы смотрит.

Я посмотрел на дырку в стене, которую оставила пуля.

— Все в порядке, — сказал я. — не забудьте сделать ремонт. Но, кажется, сейчас не обойтись без медицинской помощи.

— Хорошо, — кивнул курчавый джентльмен. — «Скорую» вызовут. И приберите здесь, — бросил он стоявшей за его спиной официантке.

Сам наклонился, поднял пистолет и сунул в карман.

Я было открыл рот, чтобы его остановить, но передумал.

— Пока «скорая» приедут, я им займусь, — Василий склонился над лежавшим. — Все-таки я врач, — вовремя вспомнил.

Затем он поднял психа на руки, как если бы тот был куклой, и понес к выходу. У моего дружка силища ломовая, к счастью, он старается ей пользоваться как можно реже.

— Извините, — я повернулся к женщине, которая продолжала прикладывать салфетку к платью. — Мне жаль, что я опрокинул ваше вино.

— Ничего страшного, — она улыбнулась. — Вы не виноваты.

Мне нравится, когда улыбаются женщины с выразительным ртом. У них это получается искренне.

— Что вы пили?

— Мартини.

— Позволите? Два мартини, — сказал я официантке.

— Только не кладите туда оливки, — женщина подняла уголки губ. Я заметил, что невольно сам улыбаюсь в ответ.

— Вы нас выручили.

— Я все видела, — она пожала плечами. — Надо быть осторожным, если за вами охотятся.

— Охотятся? За мной? Просто этому пьянчуге не понравился жест моего приятеля, когда он бросил цветок танцовщице. А может, гвоздика тоже не понравилась.

— Нет, — она покачала головой. — Вы сидели спиной, а я видела. Этот человек хотел подойти к вам в темноте, пока шло выступление. Но ему помешала официантка. А потом зажгли свет, и он разыграл из себя пьяного.

— И все это вы видели в темноте?

— Я хорошо вижу в темноте. Зато когда читаю газету, одеваю очки.

У нее были карие глаза удивительного оттенка. Как у ведьмы. Вполне возможно, ведьмы неплохо видят в темноте.

— Вам не пойдут очки, — убежденно сказал я.

— Поэтому я ношу их только на работе.

— Простите, а где вы работаете? Мне показалось, управляющий с бантиком на шее испытывает к вам горячие чувства.

Я имею ввиду уважение.

— Референт, хозяйка офиса. Деловая переписка, телефонные звонки и все такое прочее. В фирме, которой принадлежит в том числе и этот ресторан.

— Скажите, а ваш шеф — дальтоник, или это нездоровая тяга к определенному цвету? — я провел ладонью по красной скатерти.

— Он не занимается мелочами. Просто вкладывает деньги. Важно, чтобы предприятие приносило прибыль. А всем остальным занимаются партнеры. Вот из-за одного такого партнера я потеряла сегодня вечер.

— Как так?

— Иностранец, впервые в Москве. Полагается культурная программа. Театр, музеи, ужин в ресторане. У нашего президента жена еще с тех пор, когда он служил в чине лейтенанта. Любит иногда за столом спеть про ромашки. Вот я и вынуждена играть роль дамы на таких ужинах. Заодно и заказывать столик, выбирать меню.

— Приятное с полезным.

— Но сегодня ни шеф, ни его гость не пришли. Наверное, изменили план, но про меня забыли, — она слегка нахмурилась.

К нашему столику подошел Василий.

— Больной от госпитализации отказался, — нервно ухмыляясь, сообщил он. — Когда приехала «скорая», он попытался заехать дежурному врачу в челюсть, а потом сообщил старушке фельдшерице, что знаком с ее матушкой. Пришлось его урезониватьта померла, когда он еще не родился. Доберешься сам до дома?

— спросил Василий. — Эта машина с нашей подстанции, у них сейчас пересменок, я бы тоже съездил туда.

— Разве у тебя сегодня дежурство?

— Нет, но как раз сейчас должна заступить на дежурство одна хорошая девчушка, медсестра. Последнее время у нас с ней смены никак не совпадают.

— Понимаю, лети к своей медсестре. Вечер все равно уже не удался.

— Вот именно. Мы еще не созрели до современного общества.

Учти, следующий раз будем выпивать на дому. Только забери у меня этот проклятый коловорот!

* * *

В гардеробе я помог женщине надеть шубку. Шубка была белая и невесомая.

— Вы на машине? — спросила она.

— Нет. Подвозил товарищ, но сейчас он пошел своим путем. Вернее, поехал.

— Метро уже закрылось. А мужика ночью вряд ли кто подбросит.

— Вряд ли кто, — согласился я.

— Мне в Бескудниково. И я бы вас взяла, если по пути.

— Честное слово, по пути.

— Тогда садитесь.

Я обошел машину, отрыл дверцу и наклонился, чтобы сесть…

Неожиданно из салона донеслось глухое рычание и прямо над ухом клацнули зубы. Здоровенные такие клыки.

— Марта, фу, — сказала женщина. — Не бойтесь, садитесь.

— Грозная у вас собачка, — промямлил я. — она что, сидела все это время в машине?

— Без нее я вряд ли взяла вас в попутчики. — она стала разогревать мотор и прислушивалась, как он работает. Я украдкой ее изучал. Неплохо смотрится в профиль: чуть вздернутый носик, на высокий лоб упала челка.

— Так что скажите ей спасибо. Вообще я с Мартой практически не расстаюсь. И хотя знаю, что морозы ей не страшны, всегда переживаю, когда она ждет меня в машине.

— Спасибо, Марта — я обернулся.

Овчарка глухо зарычала.

— Фу, — одернула женщина.

Машина тронулась с места.

— Погода мерзкая, сегодня будет много аварий, — заметил я.

— А вы слышали грозу? — она на мгновение оторвалась от дороги и посмотрела на меня. — Не к добру, верно?

Мне понравилось, что она думает также, как я.

Женщина очень внимательно следила за дорогой, а я старался больше не глазеть на нее. Только заметил, как на левой руке, лежавшей на руле, блеснул ободок обручального кольца.

Дама с собачкой, почему-то пришло в голову. Конец ХХ века. Романтика здесь больше не живет.

Интересно, куда они запирают такую собачку, когда занимаются с мужем любовью?

* * *

— Черт, — сказала женщина. — Черт, черт, черт.

Стукнула кулачком по рулю:

— Слышите?

Мотор странно хрюкал.

— Так я и знала. Придется толкать.

Последние несколько метров мы проехали по инерции. Раз за разом она запускала стартер, но впустую.

Я посмотрел в окно. Лихоборы. Мы остановились как раз возле обгоревших деревьев. Одно из самых страшных мест в Москве. Когда-то здесь горел троллейбус, и деревья с тех пор стоят черные. Некоторые из них уже спилили, а возле тех, что остались, появляются венки из искусственных цветов.

Если стоять в ветер пор этими деревьями, то кажется, что слышишь крики. Проклятое место.

— Вы не разбираетесь в моторе? — спросила женщина.

Я отрицательно помотал головой.

— Значит, влипла.

Собака на заднем сиденьи заскулила.

— Не горюй, придумаем что-нибудь, — сказал я собаке.

Женщина улыбнулась.

Я протолкал автомобиль метров пятнадцать, но мотор ни в какую не собирался заводиться.

— Будем добираться другим транспортом, — я расстегнул дубленку и достал платок, чтобы вытереть пот со лба.

— Не брошу же я машину здесь?

— Оставьте собаку охранять.

— Еще чего?! — она возмущенно посмотрела на меня. — Я ее оставляю только на охраняемой стоянке. — Женщина потрепала овчарку между ушей.

Та открыла пасть и зевнула.

Я поймал себя на том, что мне очень нравится смотреть на свою спутницу. Карие, чуть раскосые глаза, широкие скулы. Похоже, ее далекие предки во время татаро-монгольского нашествия оказались слегка под оккупацией.

У миниатюрных женщин такого типа есть неоспоримое преимущество — они могут сколь угодно долго морочить мужикам голову по поводу своего возраста, носить короткие платья и вызывающее нижнее белье. Такие почти не меняются с годами и даже рядом с сыновьями они выглядят как подружка из параллельного класса.

И все же — какие карие глаза! Яркие, загадочные — может, и вправду ведьма?

— У вас есть жетон для телефона? — спросила она.

— Нет.

— Один наш сотрудник живет рядом со мной, по соседству… Я бы могла ему позвонить. Может, у кого-нибудь на улице попросить?

— Тут все равно не найти исправного автомата. Есть идея получше. В доме напротив квартира моего приятеля. Зайдем к нему и позвоним. Кстати, из окон будет видна ваша машина.

— А удобно?

— Он музыкант, гитарист. Творческая личность. Богема. Квартира как проходной двор. Никто и не заметит, что мы там побывали.

— Что ж, идет, — она выдернула ключи из замка. — Только Марту я возьму с собой. Она смирная.

Мы выбрались из машины.

— На всякий случай неплохо бы познакомиться, — сказал я.

— Катя, — она кивнула. — Этого будет достаточно?

Катя была в короткой белой норковой шубке, и сейчас на руки надела белые пушистые варежки. С неба летел крупный снег, и снежинки замирали на ее темных волосах.

— Пойдемте. Еще замерзнете без шапки, — зачем-то сказал я.

* * *

В квартире как всегда была тусовка. Я открыл дверь в одну из комнат и предложил:

— Позвоните отсюда.

Две девушки, сидевшие в обнимку на диване, встали и ушли. Я их раньше здесь не видел.

Катя стала набирать номер, а овчарка села у ее ног, поджав под себя хвост и прижав уши. Словно собака пыталась занять как можно меньше места. Я вышел, чтобы не мешать.

На кухне сидел хозяин — гитарист Ангел, его жена Настя, это она открыла нам дверь, и какой-то полный интеллигент в очках спал в кресле.

Две нежные девушки с дивана здесь, видимо, не появлялись.

— Хорошо, что зашел, — Настя похлопала ладонью по табуретке рядом с собой. — Садись. Послушай, это из новой программы.

В руках у Ангела была гитара, и он ее настраивал.

На маленьком столике стояли три полупустые бутылки «Смирновской» и всюду валялись обертки от конфет «Баунти».

— А кто это? — я кивнул в сторону спящего интеллигента.

— Неужели не знаешь? Это композитор Жмуркин, — Настя улыбнулась.

Композитор Жмуркин вдруг, не просыпаясь, пробормотал:

— Я не согласен.

И очки съехали ему на нос.

— Он вчера к нам приехал послушать, как исполняют его вещь, тех пор они пьют и спорят. — Настя нервно засмеялась.

В проеме двери появилась Катя.

— Я дозвонилась, все отлично, — сказала она.

— Посидите с нами, — предложила Настя.

— Нет, пойду, — Катя отрицательно покачала головой. — За мной уже выехали. Подожду в машине.

Я поднялся.

— Хоть ты не уходи, — попросил Ангел, отрываясь от своей гитары.

— Конечно, — Настя махнула рукой.

Я проводил Катю до входной двери.

— Позвоните, как доедете, — я продиктовал телефон Ангела.

— Все будет в порядке, не волнуйтесь. Мой сосед командует у нас отделом безопасности, так что с ним… И Марта в обиду не даст.

Овчарка сидела в коридоре и ждала хозяйку. Когда я подошел, она вдруг встала на задние лапы, упершись передними мне в грудь, и мокрым языком шлепнула по подбородку.

— Марта, веди себя прилично, — Катя вдруг заметно смутилась и дернула поводок.

Я закрыл за ними дверь.

— Собаки чувствуют, как их хозяин относится к человеку. И как относятся к их хозяину, — Настя тоже вышла в коридор наблюдала за нами.

— Глупости, — сказал я. — Просто случайная встреча. В первый и последний раз вижу.

— А я про собаку говорю. Собаки понимают, что люди чувствуют, а не что говорят и как поступают, — Настя покачала головой. — Всем собачникам это известно. У меня когда-то был спаниель… Пойдем, представление начинается…

Потом Ангел играл, и мне почему-то стало грустно. Проснулся интеллигент в кресле, поправил очки и они стали с Ангелом спорить. Да так заразительно, что я, ничего не смысля, подключился. Мы допили водку, которая была на столе, и еще, которую композитор достал из портфеля.

— Ты хотя бы съел конфетку, — говорила мне Настя. — Ты так долго не протянешь.

Когда я подошел к окну, «жигуленка» на противоположной стороне улицы уже не было. А Катя так и не позвонила. Впрочем, она и не обещала.

Часам к трем композитор снова уснул в кресле, мы еще посидели с Ангелом. Он свернул сигаретку с дурью, мы покурили, болтая ни о чем. Лег я на диване, а когда проснулся, оказалось, что под боком у меня спят щека к щеке те самые две девушки. Я и сам не заметил, как они пристроились.

Проснулся я от того, что Настя трясла меня за плечо.

— Тебе звонят, — шепотом сказала она. — Та самая женщина.

Я посмотрел на часы. Без десяти пять.

— Алло? — в голосе Кати чувствовалось напряжение.

— Что-то долго добирались, — я все подсчитывал, сколько времени прошло. Не меньше двух часов.

— Я кое-что скрыла.

— Да?

— Человек, который пытался вас убить… В общем, я его знаю.

— Я догадался. Иначе почему вы обратили на него внимание прежде, чем он подошел? Но не думаю, что он хотел убить.

— Не перебивайте. Не знаю, как его зовут, и чем он занимается, но он приходил к моему шефу. Один или два раза.

— Наверное, это должно утешить — мне врезал не неизвестный никому тип, — я потрогал подбородок, куда угодил кулак.

— Я думала, кому позвонить, — Катя нерешительно замялась.

— Потом решила — позвоню вам. Больше никто не поверит. Дело в том, что этот человек сейчас у меня. Не пойму, как он узнал адрес. Впрочем, я его не скрывала — по работе меня могут разыскивать в любое время суток.

— Он вам угрожает? Вы впустили его в дом?

Не стоило ей тогда вмешиваться, защищать нас.

— Нет, не угрожает… — она издала какие-то странные звуки, похожие сдерживаемое всхлипывание.

— Послушайте, я сейчас приеду. Думаю, справлюсь с ним и в одиночку…

— Он не угрожает, — Катя нервно засмеялась. Такой переход от слез к смеху выглядел странным. — Он просто лежит сейчас в моей постели.

— Что?!

— Приезжайте побыстрее, — попросила она.

* * *

Когда я позвонил в дверь, овчарка залаяла. Дверь приоткрылась, собака ткнулась мне в ладонь мокрым кожаным носом и жалобно заскулила.

— Где он?

Катя была в том же платье, с пятном от пролитого вина.

— В комнате…

Овчарка было увязалась за мной, но перед дверью в комнату вдруг остановилась, вздыбив шерсть на загривке. Словно увидала гоблина.

Я толкнул дверь. Шерсти у меня на загривке нет, и потому выразить эмоции я смог только выразительным восклицанием.

На диване лежал тот самый псих. Абсолютно голый. И, что самое главное, очень мертвый. На нем не было каких-то видимых следов насилия. Вроде воткнутого в сердце ножа или пулевых ранений в различные части тела.

Просто голый, мертвый — и все

* * *

— Это была самооборона? — спросил я скорее утвердительным тоном. — Чем вы его стукнули?

— О чем вы говорите! — воскликнула Катя.

— О том, как беднягу отправили на тот свет, конечно. После того, как он пришел в себя и отказался поехать в больницу, видимо, проследил, как мы вместе сели в машину. Узнал адрес — надо будет выяснить, у кого? Он ведь бывал у вас в конторе и мог сослаться, что разыскивает по делу. Если бы не сломалась машина, то, наверное, валял бы дурака перед закрытой дверью. Атак — приехал раньше, дождался вас, вошел, как говорится, на плечах в квартиру. Пытался… Разделся… — я все-таки снова подошел к лежавшему на диване мертвецу и внимательно осмотрел тыльную сторону его левой руки. — Похоже, этот юноша не очень дружил с законом. Вам нечего бояться. Вы запросто сможете все представить как самооборону.

— Какого черта, кому представить? — взорвалась Катя.

— Милиции. Почему вы их до сих пор не вызвали? Надеюсь, не затем чтобы предложить мне зарыть тело где-нибудь в перелеске?

— Но я его не убивала. Вошла в квартиру и увидела. Все было как сейчас… Понимаете, что я хочу сказать?

— Нет, — честно признался я.

— Где его одежда?

— Одежда?

— Ее не было, — и она нервно засмеялась, как и по телефону.

* * *

— Сосед, который отбуксировал вашу машину, может подтвердить, когда вы приехали?

— Зачем?

— Об этом спросят. Определят время смерти, и если есть свидетель, который подтвердит, что вы приехали позже…

— Свидетеля нет.

— Но сосед…

— Я ему не дозвонилась. Никто не брал трубку. Мне было неудобно в вашей компании. Решила до утра подождать в машине.

Где-то через час рядом остановился КамАЗ. Водитель-дальнобойщик спросил дорогу. Я пожаловалась на машину. Он починил ее в пять минут.

— Плохо дело.

— Плохо, — она кивнула. — Ваши знакомые скажут, что я ушла около двух ночи. На самом деле я как приехала, увидела — сразу позвонила.

— Без десяти пять. Я посмотрел на часы. Его убили раньше. Сложно будет доказать, что это сделали не вы.

— Но одежда? Стала бы я его раздевать и прятать вещи? Это сделал убийца. Но зачем?

— Понятия не имею. — я пожал плечами. — Следователю тоже придется поломать голову. Если бы все было просто — вломился, пытался изнасиловать, самооборона — думаю, вам бы ничего серьезного не грозило. Но когда они сталкиваются вот с такими необъяснимыми штучками, как исчезновение одежды, то просто звереют. Кому охота ломать голову, да за такую зарплату? И это самое скверное. Не считая убийства.

— Не считая убийства, — как эхо повторила она.

— Есть, правда, и положительный момент, только весьма сомнительный. Водитель КамАЗа, который помог починить машину. Но вы, конечно, не запомнили номер?

— Не запомнила, — Катя покачала головой. — На борту только был нарисован смешной навьюченный ослик. Вроде эмблемы.

— Лучше, чем ничего. Может, милиции удастся его разыскать.

— А нельзя обойтись без милиции? — смущенно спросила Катя.

— Вы понимаете… Труп в моей квартире… Да еще без одежды.

Работу я потеряю, это точно. Вместе с работой и квартиру. И еще сын узнает… И еще Этот может все повернуть против меня. Он только и ждет момента, чтобы отобрать у меня Сашку… сына…

— Этот?

— Ну да, муж, — она как-то скомкала последнее слово. — Мы не разведены, но живем врозь. Вернее, я живу отдельно — квартиру дали на работе. А мама, Сашка и Этот — в нашей квартире. Вот такая дурацкая запутанная ситуация. А ведь меня могут забрать в тюрьму, пока не выяснят, кто убил на самом деле. Представляете?

Я представил. Мне очень не хотелось, чтобы кареглазую забрали в тюрьму.

— У вас есть подруга, надежная и неболтливая? Такая, что могла бы подтвердить, что вы сегодня ночевали у нее?

— Вы когда-нибудь слышали про надежных и неболтливых подруг? — она с сомнением посмотрела на меня.

— Конечно, я бы мог сам соврать, но только свидетель получится ненадежный. Потому как тоже могу оказаться под подозрением. Мы ведь подрались с… — я задумался, как правильно выразиться, — с покойным.

Получилось, вроде как мне врезал по челюсти труп.

— Я знаю, кто может помочь, — сказала Катя решительно. — Наш шеф службы безопасности. Сосед, о котором я вам говорила. Он бывший кэгэбешник, работал за границей, у него связи и опыт.

Мне бы не хотелось встречаться с бывшим сотрудником Комитета. Но не мог же я повернуться и уйти?

* * *

В дверь позвонили, Катя пошла открывать. Я тем временем сидел на корточках рядом с собакой и чесал ей загривок. Овчарка нервничала, я чувствовал, как она дрожит. Услышав мужской голос в прихожей, Марта зарычала, приподняв верхнюю губу. Я пытался ее успокаивать все то время, пока женщина рассказывала кому-то в коридоре, что произошло.

Открылась дверь в комнату. Марта рванулась было на вошедшего, но я удержал ее за шею. Потом поднял глаза.

— Ты?! — ошарашено спросил кэгэбешник со связями и опытом. — Какого черта?

— Тесен мир, — я пожал плечами.

— Хочу надеяться, это случайность, — он нахмурился. — Вы давно знакомы? — он пристально посмотрел на женщину.

— Нет, что вы, — она заметно смутилась. — Я уже сказала — нелепая случайность. Абсолютно нелепая, — теперь Катя смотрела на меня недоверчиво. — Давайте, я подержу собаку, — она надела ей «строгий» ошейник.

Вадим подозрительно разглядывал меня. Мы оба не верили в случайные совпадения.

— Что ж, здравствуй, — он встряхнулся, как лис, вылезший из воды, и протянул руку. — Я никогда не считал, что ты был виноват в той истории. Просто кому-то потребовался козел отпущения, когда пришло время расхлебывать всю кашу.

— Для этой каши тоже понадобится козел? — я сделал вид, что не заметил протянутой руки и повернулся к трупу, который лежал на диване. Я занервничал. Вадим был достаточно опытен и подозрителен, чтобы на такой мелочи построить далеко идущие выводы. Пусть лучше считает меня разозленным на весь белый свет.

— Да, кашка что надо, — он похлопал меня по плечу рукой, которую я не пожал. — Но только тут ты вне игры.

— Надеюсь.

— Это наше внутреннее дело.

— Неужели?

— Ваши столики были рядом? Екатерина Александровна заказывала сегодня ужин для президента фирмы и его зарубежного партнера и должна была их сопровождать. Даже она не знала, что планы изменились. Вполне возможно, в лицо знали только ее. Этот бык просто перепутал, принял тебя за…

Он не стал уточнять, за кого.

— Это не объясняет, почему он теперь лежит на диване — мертвый и голый.

— Ты сам знаешь — от исполнителя лучше избавиться. Ведь через него можно выйти на заказчика. Что ж, придумано неплохо: и концы обрубили, и скомпрометировали фирму. Существует правилоесли замешан криминал, значит, и налоговой полиции есть чем поживиться. Боюсь, в ближайшее время нас здорово начнут трясти.

Я посмотрел на Катю. Она внимательно слушала, не спуская с Вадима глаз.

— Тебе лучше всего сейчас исчезнуть, — сказал он, обращаясь ко мне. — И вообще забыть, что был здесь. А я пока позвоню, кому надо. Старые связи… — он осекся и смущенно посмотрел на меня. — Зря ты прервал все контакты с бывшими коллегами. Многие понимали, что тебя просто подставили.

— Жаль, никто из них об этом мне не сказал.

— Да, понимаю, — Вадим кивнул. — У тебя не было выбора. Но как я к этому отношусь, теперь знаешь.

— Спасибо, теперь знаю.

Я не верил, что он говорит искренне. Потому что любой шпион очень быстро усваивает одну простую истину — доверие и смерть идут рука об руку. Любой, даже провалившийся шпион.

— Оставь телефон, вдруг понадобишься. Жаль, встретились в неподходящем месте в неподходящее время. Но теперь как-нибудь повидаемся — по старой памяти, — пообещал Вадим.

— Я… Очень сожалею, что вас впутала в такую историю. — Катя дотронулась до моего локтя. — Просто растерялась. Забудьте все, ладно?

Она замолчала, словно хотела что-то добавить, но так ничего и не сказала.

 

2. И ВСЕ ПОГЛОТИЛО ПЛАМЯ

Телефон зазвонил в девять утра. Я как раз уже выпал из окна где-то очень высоко, и теперь падал вниз, надеясь, что у самой земли смогу плавно спланировать. Сон прервался на самом интересном месте.

Некоторое время я лежал под одеялом, слушая телефонные звонки. Я был уверен, что это ошибка. Не представляю, кому могу понадобиться в такую рань. По утрам звонят, когда есть дело.

И все-таки я встал и снял трубку.

— Привет, старик, — услышал я мужской голос. — Не узнал?

— Нет, — я положил трубку на рычаг.

Если сейчас опять лечь спать, сон все равно не начнется на том самом месте, где прервался. Телефон зазвонил снова.

— Перестань валять дурака, — голос показался знакомым, — это Вадим.

— Ага. Какой Вадим? — спросонья я плохо соображал.

— Ты ведь не был настолько пьян, чтобы забыть вчерашнее.

— А, как же, — сказал я. — Разве ты сам об этом меня не просил?

— Встретиться надо.

— Ну конечно. А зачем? — я посмотрел в окно, на нахохлившихся под мокрым снегом прохожих.

— Мне показалось, твои дела идут не так уж хорошо. Может, смогу помочь?

— Спасибо, но когда мне понадобится помощь, я обращусь в комитет по чрезвычайным ситуациям.

— Давай так договоримся: через полчаса буду ждать возле метро, напротив спортивного магазина. Красная «девятка». Сто баксов, если просто придешь, выслушаешь меня.

Он повесил трубку.

Некоторое время я стоял у окна и размышлял, сколько всего можно купить на сто баксов.

* * *

— Для начала возьми деньги, — Вадим открыл бумажник.

Все-таки он был очень похож на старого мокрого лиса. Я посмотрел купюру на свет. Вадим усмехнулся.

— Рассказывай, — я кивнул.

— Как ты уже понял, я командую службой безопасности у одного фирмача.

— Прикрываешь ему задницу?

— Для этого телохранители есть. Информационная безопасность — чтобы не прослушивали, не подслушивали, не засылали своих людей… В общем, большая куча всяких «не». Чем еще может заниматься наш брат? Пресекаю незаконную деятельность других фирм по отношению к родной, — он подмигнул.

— Незаконную деятельность, вообще-то, должны пресекать правоохранительные органы.

— Ну да? — он усмехнулся, — А кто же тогда с мафией бороться будет?

Я улыбнулся в ответ.

— Так вот, одному моему коллеге — только он на других хозяев работает, нужен помощник. Естественно, чтоб был из наших, — он запнулся, — ну, из бывших чекистов.

— Я не был чекистом. Я не работал в контрразведке.

— Ну да, это мы, грешные, следили, чтобы вы там не продались капиталистам, — шутливо сказал Вадим. — А вы, разведчики, белая кость. Заграница, пальмы, баобабы, ну и так далее. Не жизнь, а сплошной туризм. Романтика. А я дальше ведомственного санатория не выбирался. У меня вон знакомая недавно в Италии побывала, так до сих пор успокоиться не можеткакие соборы, какие музеи, какая Венеция!

Я не стал уточнять, что за все время работы в разведке ни разу не был ни в одном музее, если там не была назначена встреча со связником. Я и в самой Венеции, кстати, был, но не помню, не видел. Шифры — помню, явки — помню, гондолу рассматривал из окна гостиницы. А вот дворец Дожей увидел только, когда вернулся в Москву, в «Клубе кинопутешествий». Да, побывал еще в кафе на площади Святого Марка. Там заказал чашечку кофе, вынул изо рта жевательную резинку и прилепил ее снизу под столешницу. Какая-то пожилая немка за соседним столиком посмотрела неодобрительно — эти американские туристы не умеют себя вести. Лепят всюду свою жвачку. Потом я ушел, а на мое место как бы случайно сел греческий моряк. Потом ушел и он, а вместе с ним исчезла и прилепленная жевательная резинка, и микропленка, которая в ней находилась.

Вот, самое яркое воспоминание о самом романтичном городе планеты.

— Когда вчера мы с тобой случайно встретились, — Вадим сделал ударение на предпоследнем слове и быстро посмотрел в мою сторону, — я подумал — а почему бы не предложить в помощники тебя? Утром я с ним переговорил, и он ухватился за идею.

Кстати, сказал, что вы раньше как-то встречались. Мужик он немолодой, хотя голова по-прежнему золотая. Но бегать уже не может. — Вадим прикурил от одной сигареты другую, скомкал пустую пачку и небрежно бросил за спину.

На заднем сиденье были навалены какие-то коробки и вообще всякий хлам. По-моему, он загрузил туда содержимое мусорного контейнера. Если бы в салоне не было так накурено, может быть, и пахло соответственно.

— В офисе ремонт, — он заметил мой взгляд. — Контора в центре, на охраняемой территории. Так просто во двор не выбросишь. Приходится отвозить куда-нибудь. Ну так как — возьмешься за это дело?

— У тебя еще сигареты не найдется?

— Сигареты? Извини, последняя. Завтра сиди у телефона. Клиент сам позвонит. Дед — мужик что надо, не мелочится. Ну, считай, мы квиты.

— В чем — квиты?

— Ты не задаешь лишних вопросов, а я подкинул тебе прибыльную работенку.

— Кстати, о вопросах. Вчера…

— Слушай, забудь про то, что случилось вчера! Никому никакой пользы от твоего любопытства. В том числе этой женщине, и самому тебе.

— Не очень-то просто забыть. Не каждый день находишь трупы.

— Если бы он не промахнулся, на месте трупа был бы ты. Так не все ли равно, кто и почему его пришил? Во всяком случае, воздух в Москве стал после этого чуть-чуть почище.

— Не думаю. Кто-то ведь его послал.

— Брось. Обыкновенная бытовуха. Парень накачался наркотиков и стал палить в белый свет. Случайно ты оказался поблизости.

— А как насчет враждебных действий по отношению к вашей фирме.

— Вчера я ошибался, — Вадим усмехнулся, а потом сделал жест, словно всаживает шприц в вену. — Он же наркоман.

— Да, я заметил следы от уколов.

— Кто станет использовать наркоша в серьезном деле?

— Не скажи. Под кайфом каждый чувствует себя до чертиков крутым. Наркотик снимает тормоза и притупляет инстинкты. В том числе и инстинкт самосохранения. Профессиональный киллер трижды подумает, прежде чем стрелять в переполненном зале ресторана. Он понимает — даже если удастся уйти после «дела», его запомнят десятки свидетелей. Наркоман же станет стрелять, не задумываясь.

— Но он и в слона с трех метров не попадет. В сущности, так и получилось, — Вадим потушил сигарету.

— Ему просто не повезло. Мой товарищ успел ударить сзади. А потом, он в меня и не целился.

— Как это? — Вадим удивленно посмотрел. То ли сделал вид.

— Траектория полета пули.

— Какая еще, к черту, траектория?

— Если провести прямую между отверстием ствола и дыркой в стене, то в непосредственной близости от этой прямой оказываются два предмета: моя голова и хорошенький лобик вашей сотрудницы. Просто я находился ближе к стволу, а она — к засевшей в стене пуле.

— Катя просто случайно оказалась на линии огня. Этот наркош сам толкнул тебя на ее столик, верно?

— Но ведь его труп потом оказался на ее диване, а не в моей квартире, верно? — в тон ему произнес я.

— А как он там оказался? — спросил Вадим с улыбкой.

— Вот я и ломаю голову.

— Брось, вредное занятие.

— Может, спросить у нее самой?

— И не вздумай. Кстати, это и не удастся. Катерина временно уехала. В отпуск. Она давно просилась в отпуск. А в квартире, где… — тут он хитро посмотрел на меня, — где якобы ты вчера побывал, идет ремонт. Евроремонт, я бы даже сказал.

— Что-то у вас всюду ремонт. И в офисе, и на квартире — я мотнул головой в сторону хлама, наваленного на заднем сиденьи.

— Квартира ведь служебная, из фонда резидента фирмы. Вот и решили — одним разом. Чем больше заказ, тем дешевле.

— А где же теперь находится труп? Или рабочие накрыли его пленкой, чтобы не запачкать при побелке?

— Мы же договорились! — он протестующе поднял руки.

— Ни о чем мы не договаривались.

— А насчет работенки? Тебе ведь нужны бабки?

— Я еще подумаю насчет работенки. Если она похожа на твою, то, смахивает на некую живность в мешке. То ли кота, то ли змею.

— Где же твой здоровый авантюризм! — наигранно лихо воскликнул он. — Кто не рискует…

— Здоровый авантюризм — это когда выходишь на поиски счастья, а заканчиваешь, согнувшись в чужом туалете.

— Разве тебе раньше не платили за риск?

— Раньше был дураком.

— А сейчас поумнел, да?

— Веский аргумент.

— Просто убийственный, — он хохотнул.

* * *

Первым делом отправился в ближайший пункт и поменял валюту. В киоске возле метро купил блок «Кэмела». Подумал немного и взял две бутылки пива…

Тут я заметил, что красная «девятка» стоит на прежнем месте. Мне показалось странным, что Вадим до сих пор не уехал. Подойти, спросить — не меня ли он поджидает? Впрочем, вполне возможно, у него здесь назначена еще одна встреча.

Вадим попросил не спрашивать, как поступили с тем мертвецом, и я не уверен, что сам хочу это знать. Пока тот был жив, он ударил меня два раза и, наверное, пристрелил бы, не подоспей Василий.

А каким отстраненным взглядом проводила меня женщина, как только выяснилось, что в моей помощи больше не нуждаются! Ну и ладно. Это их похороны. Только надо прямо сейчас подойти и сказать, что отказываюсь от предложенной работы…

Я остановился, решая, как поступить. И это спасло мне жизнь.

Не знаю, увидел ли я все так на самом деле, или представил потом, когда реальность переплелась с кошмаром.

В машину Вадима словно попала молния. Яркая белая вспышка, и сразу во все стороны ударило оранжевое пламя… И только потом раздался грохот взрыва. Воздух вдруг стал тверже асфальта. Он толкнул меня в грудь, выбросив на проезжую часть.

Падая, я увидел надвигающиеся на меня колеса грузовика…

* * *

Черная шипящая шина пронеслась в полуметре от головы.

Через мгновение неуправляемая машина врезалась в фонарный столб.

Я попытался встать. Колени скользили в раскисшей грязи из снега, соли и мазута. Потряс головой. Я ничего не слышал после взрыва. Видел людей с открытыми в крике ртами, видел людей, корчившихся на снегу, видел людей, лежавших неподвижно.

Из остова взорванной «девятки» теперь валили черные клубы дыма. Горел и грузовик, под колеса которого я чуть не попал.

Подобрался к кабине ЗИЛа и дернул за ручку. Надо вытащить шофера. Дверь не поддалась. Встал на подножку и заглянул внутрь через выбитые стекла. Я еще не видел столько крови. Даже когда два человека из нашей группы подорвались на мине у самой границы с Сальвадором. Но там была война, пусть и чужая. У нас даже имена были чужие. Так их тогда и похоронили — белоруса из Минска как американца польского происхождения, а молдаванина под именем Хосе Фернандеса.

Шофер грузовика был мертв. Кусок металла попал ему в шею, перебив сонную артерию.

Я успел раствориться в толпе зевак прежде, чем приехала милиция. Не стал дожидаться, когда тело Вадима увезут в морг.

Вернее, то, что от него осталось.

Дома я напился до синевы в глазах. Мне было горько, но еще не было страшно.

* * *

— Николай Григорьевич, — представился человек в телефонной трубке — мне вас порекомендовал Вадим.

Пауза.

— Если не понимаете, о чем речь, так и скажите, — предложил абонент, назвавшийся Николаем Григорьевичем.

— Понимаю. Вадим вчера погиб. Похоже, все это произошло на моих глазах.

— Почему — похоже? — резко спросил он.

— Не знаю. Похоже — и все тут.

— Вы пьяны?

— Нет. Сейчас уже нет.

— Тогда приезжайте. Я на пенсии, живу в Зеленограде. Через два часа буду ждать на второй остановке, возле кинотеатра. Сейчас объясню, как добраться…

Одно время мне удалось устроиться в Зеленограде на частную фирму. Потом у ее хозяина нашли на квартире несколько автоматов Калашникова, и фирму прикрыли. Всегда хорошо вспоминаю Зеленоград. Не сам город, а дорогу туда от «Речного вокзала» на автобусе. Какая-то она вся под горку, и в ту, и в другую сторону.

— Я знаю. Только не пойму, с какой стати мне переться в такую даль.

— Сотня в день, пока вы на меня работаете.

— Сотня — чего? — уточнил я.

— Баранов. И примите холодный душ. Помогает.

— От чего?

Но он уже повесил трубку.

* * *

На вид Николаю Григорьевичу было за шестьдесят, и напоминал он отставного английского полковника времен Киплинга. Загорелое лицо (и это среди зимы), короткие седые волосы, холодные светло-зеленые глаза, тонкие губы… Он был моложе, когда встречал меня у трапа самолета Гавана-Шенон-Москва в восемьдесят втором году. И, кажется, звали его тогда по-другому. Впрочем, называться чужим именем при этой профессии входит в привычку.

После той встречи меня отвезли на конспиративную дачу и несколько дней допрашивали — почему я облажался как советский разведчик. Я не скрывал ответ. Но это было не то, чего ждали на Лубянке.

До сих пор не знаю, как мне удалось тогда выпутаться.

— Давайте перейдем дорогу и продолжим разговор, — предложил Н. Г.

Через дорогу был островок леса с высокими темными елями.

Снег лежал на лапах и казался нарисованным. Заснеженная дорожка под ногами и коридор белого зимнего неба над ней. Все остальное — ели. На снегу лежали взъерошенные шишки.

Я заметил, что Н. Г. «проверился». Характерный, почти незаметный поворот головы. Вредная привычка, если долго играешь в шпионов. Неужели и на пенсии он продолжает чувствовать за собой «хвост»? Привычки, словно татуировка, с годами не выцветают.

Кто стоял на остановке, когда я сошел с автобуса? Мужчина в дубленке, нос прямой, черные волосы, на подбородке родинка. Женщина с полными губами и прямыми светлыми волосами. Парень лет двадцати… Если кто-то из этих людей снова окажется поблизости — сигнал тревоги. Слежка.

Вон тот мужчина с удлиненными мочками ушей ехал рядом в метро, а сейчас он тоже здесь. Уши — главное, на что надо обращать внимание. Все остальное легко изменить… Он проделал весь путь следом за мной? Неприятно засосало под ложечкой.

Прекрати, сказал я себе. Ты ушел от «хвоста» много лет назад. Навсегда.

— Навсегда, — сказал я вслух.

Н.Г. недоуменно уставился на меня.

— А, так… Я хотел спросить — почему контора заинтересовалась мной после того, как сама же уволила.

— Один вопрос и две ошибки, — произнес тихо Николай Григорьевич, — Первая в том, что я представляю интересы конторы. Вы не верите, что я на пенсии?

— Нет. Пенсионеры не бросаются деньгами.

— Я же не утверждаю, что плачу из своего кармана, — он усмехнулся. — Наши знания и опыт нужны и нынешним коммерсантам.

— Кажется, совсем недавно я слышал нечто подобное. Только вместо знаний фигурировали связи. По-моему, это звучало честнее.

— Другая ошибка, — он пропустил мои слова мимо ушей, — вас не уволили, а вернули домой.

— Домой? — я покачал головой.

— Понимаю, знакомо, — Н. Г. быстро взглянул на меня. — Разведчик должен верить в свою «легенду». Не знать ее, а именно верить, что он родился в стране пребывания, даже думать на другом языке. Любить семью, которую заводит для прикрытия, дружить с людьми, хотя те принимают его совсем за другого человека. В конце концов он становится этим другим человеком, потому что только так можно стать искренним настолько, чтобы окружающие ничего не заподозрили. А когда возвращаешься домой, все кажется чужим. Начиная от мебели в квартире и кончая женой и детьми, которые тоже привыкли думать, что ты — не более чем фотография на серванте. И начинаешь жить заново…

— Детей нет, — зачем-то сказал я.

— А мне по ночам снится дочь, которая осталась там… — он неопределенно мотнул головой. — Ведь для нее я — пропавший без вести. Вышел на яхте в море и… Может, уже и внуки есть.

— Послушайте, — я подозрительно посмотрел на него, — вы часом не мемуары пишите? И хотите уточнить у меня какие-нибудь подробности? Тогда я запрошу проценты от гонорара.

Впервые на лице у него появилась гримаса. То ли улыбнулся, то ли просто скривил губы.

— Олег Федоренко, — произнес Н.Г., - оперативный псевдоним — Аист.

Я непроизвольно сжал кулак. Так, что заболели пальцы.

— Из-за него вам пришлось вернуться? Ведь вы и я знаем правду? — спросил Н. Г.

— Этот тип провалил всех, кого только смог.

— Агент-двойник, чтобы завоевать доверие тех, кому должен был передать дезинформацию, сдал нескольких малоценных агентов. Оправданные потери.

— Оправданные потери? Из-за него погибли люди…

— Но вам-то удалось ускользнуть? Правда, чуть не пострадали в аварии, когда уходили от «наружки».

— …А те, кто не погиб сразу, прошли через ад. Я знаю, как допрашивают в латиноамериканской контрразведке.

— Да, вряд ли кто из них выжил. Вы ведь знали некоторых из этих людей?

— Одну женщину. Она погибла в той автомобильной аварии.

— Это версия для газет. На самом деле полиция нашла разбитую машину, но не нашла тело. А потом мы получили информацию, что она попала в «сегуридад». Ваша подруга была в достаточной степени жива, чтобы они смогли ее допрашивать.

Я почувствовал, как свет пульсирует в глазах.

— Но она никого не назвала, если хотите знать, — сказал Н. Г., - Так что остались не засвеченным. Ведь эта женщина единственная, кто знал вас в лицо… Короче, повезло.

— Да, — медленно произнес я. — Мне чертовски повезло.

— А у Аиста ничего не вышло. Он сдал вас и ваших людей, а ему все равно не поверили. Когда стало ясно, что операция провалилась, и те, кто ее готовил, ожидали головомойки, кому-то пришла в голову идея свалить все на вас. Руководству доложили, что вы просто провалились. Ну а Аиста перевели работать в другую страну. В девяносто первом он ушел в отставку. Сейчас основал свою фирму, называется «Октопус». Процветает.

— Я должен за него порадоваться?

— Нет. Вы должны его устранить.

* * *

Мы как раз дошли до длиннющего такого здания, которое местные жители называют «Флейтой».

— Вы предлагаете мне его убить?

— Если бы понадобилась физическая ликвидация, я бы обратился к специалистам, — сказал он холодно.

— Тогда почему вы обратились ко мне?

— Сегодня мы, в прошлом сотрудники Комитета, работаем в коммерческих структурах. Иногда сталкиваемся с активной деятельностью бывших коллег, которая вредит интересам наших фирм и организаций. И решаем проблемы мы, соответственно, своими методами, — сообщил он, словно на лекции курсантам.

— И теперь вам понадобился человек, у которого личные счеты с Аистом?

— Это мы тоже учитывали. Риск слишком велик, чтобы доверять случайному человеку. Должна быть гарантия — его не перекупят… и что он не испугается. Я не стану от вас скрывать: Вадим поставлял информацию об «Октопусе», он там работал. Ко мне пришел сам пришел и предложил сотрудничество.

— Значит, он работал у Федоренко?

— Вы не знали?

— До разговора с вами я вообще не подозревал, что существует такая фирма. А у него какие счеты с Аистом?

— Никаких. Мы оплачивали его услуги. Недавно он передал, что может сообщить что-то очень важное. Но запросил слишком высокий гонорар. Допускаю, его гибель как раз связана с этой информацией.

— Почему?

— Я же сказал, он назначил очень высокую цену.

Устранить человека сегодня стоит дешевле.

— Так кто же его устранил?

— Подумайте сами — если кто-то знает про вас такое, что может стоить сто тысяч долларов…

— Ого. И теперь вы хотите, чтобы я выяснил, какую информацию он не успел вам продать?

— Вам не удастся. Вадим проработал в фирме несколько лет, в чем-то являлся доверенным лицом. А вы даже не успеете внедриться…

— Не успею?

— Да. Как он намекнул, его информация имеет цену только до начала следующего года. Сегодня у нас двадцать шестое. После первого числа ничего уже не удастся изменить.

— Что же вы хотите от меня за пять дней?

— Необходимо дезорганизовать работу фирмы. Почему первое января? Удачное число для начала действия какого-нибудь договора, верно? С нового года он вступает в силу, и тогда уже ничего нельзя будет изменить. Но до этого числа еще остается возможность помешать. Иначе Вадим не стал бы заламывать цену, понимаете?

— Нет. Я не понимаю, что могу сделать.

— Решение простое — если мы не знаем, чему должны помешать, мы должны мешать всему. Метод выбирайте сами: компрометация в глазах партнеров, привлечение внимания налоговой полиции, дезорганизация работы, моральное давление на сотрудников или что еще. Связь будем держать по тому же варианту, что и с Вадимом.

— Примета плохая.

— У меня уже память не та, чтобы запоминать новое меню. Значит так, точка номер один — вот эта остановка автобуса в Зеленограде. Номер два — отдел «Инструменты» в «Детском мире», номер три — станция метро «Речной вокзал», второй вагон… Называя время, прибавляйте час сорок. Сообщение передавайте на пейджер…

— Послушайте, вы ведь решили предложить мне это задание еще до того, как погиб Вадим, верно? — я хлопнул себя по лбу. — Вы ведь не собирались платить ему бешеные деньги за информацию?

— Повторяю, мы не располагали такими средствами. «Октопус» не главный конкурент людей, на которых я работаю.

— Почему же он тогда запросил столько? Цена определяется наличием спроса на товар.

— Почему? — Н. Г. остановился и удивленно посмотрел на меня. — Странно, мне не пришло это в голову. Старею. Подождите. Да, вспомнил. Он обмолвился насчет личной заинтересованности… Моей личной заинтересованности.

Н. Г. выглядел растерянным и теперь уже нисколько не был похож на лектора.

— Разве у вас тоже счеты с Аистом?

— Нет, — он покачал головой. — Ничего личного.

— Ничего личного настолько, чтобы перевесить триста граммов тротилового эквивалента? Кстати, ваши хозяева тоже могли бы просто подложить своим конкурентам бомбу.

— Бомбы взрывают те, кто воюет против нас. А мои хозяева, — он жестко посмотрел на меня, — вполне цивилизованные люди.

Мы не мафия, чтобы убивать всех, кто мешает. Вот если рамках закона дезавуировать конкурента…

— По-научному это называется нагадить, — уточнил я.

 

3. НЕ ДАЙ СЕБЯ УБИТЬ

Массивная входная дверь в ресторан была наглухо закрыта. Я уже собирался постучать в нее кулаком, но потом передумал, обошел здание и увидел с обратной стороны служебный вход. Возле него стояли мусорные баки. По ступенькам поднялся наверх и оказался в коридоре, который мыла пожилая женщина. Кажется, это она вчера выдавала в гардеробе мою дубленку и невесомую пушистую шубку для женщины.

— Эй, товарищ, — окликнула гардеробщица, — вы куда?

Давно ко мне не обращались — «товарищ». Я даже вздрогнул. Женщина была похожа на вышедшую на пенсию преподавательницу начальных классов.

— Я не товарищ, я клиент. Посетитель вашего ресторана.

— Мы в семь открываемся, — она оперлась на швабру и принялась изучать мою физиономия. — Но только посетители все равно не должны ходить где ни попадя.

— Я по делу. Вчера мой шеф тут у вас погулял. Да так, что забыл пальто. Ну, может же человек изредка расслабиться, верно? Вот он и прислал меня за своими вещами.

— Приходите после семи, — она покачала головой. — выдадим ваше пальто, если оно у нас.

— Что ж, я зря машину гонял? Моему шефу здорово не понравится, что вы сразу не возвратили его шмотки. Он мужик крутой. В лучшем случае больше никогда сюда не придет. Как вы думаете, владелец ресторана обрадуется, если они по вашей нерасторопности потеряют такого клиента?

— Хорошо, — пожилая женщина вздохнула и прислонила швабру к стене. Мне было неприятно, что я так ее запугиваю, — Давайте ваш номерок…

— Номерок? Ах, да… — я изобразил смущение. — Про номерок я у него и не спросил. Впрочем, не удивлюсь, что он и его вчера потерял. Гульнули, говорю, отменно.

— Но я не могу выдать без номерка, — женщина развела руками. На пальто же не написано, что оно принадлежит вашему руководителю.

— А у вас что, много их осталось со вчерашнего дня?

Она не ответила.

— Сделаем так, — я потер лоб, изображая мучительную работу мысли. — Вы мне покажите, какие вещи у вас числятся среди забытых, а я определю, есть ли среди них одежда моего командора? И если есть — вернусь к нему и скажу — пусть или номерок найдет, или сам вечером за ним приезжает. — я говорил решительно, как «шестерка» которой удалось доказать, что и паханы иногда оказываются лопухами, — А то ведь он мог и в другом месте забыть, — я улыбнулся. — Толком не помнит, где отключился.

— Может, тогда он сам за ним и заедет? — предложила, все еще колеблясь, гардеробщица.

— А вдруг пальто здесь нет? Ему не понравится, если мы с вами выставим его дураком.

— Идемте, — она обречено вздохнула. — Проверим.

Женщина пошла чуть впереди, я — следом. Навстречу нам попался охранник. Он немного удивленно посмотрел на нас.

— Вещи свои вчера забыли, — пояснила, указав на меня, женщина. — Невтерпеж.

Охранник отступил к стене, пропуская.

— Подождите здесь, — приказала гардеробщица, указав на барьерную стойку, а сама прошла к вешалкам.

Вскоре принесла темное пальто из кашемира. Пальто даже на вид казалось очень дорогим.

— Ваше? — спросила она. — И еще ондатровая шапка…

— Дайте-ка посмотреть, — я встряхнул пальто за плечи.

Покойник был поуже в плечах и пониже ростом. Я не шучу. Кроме того, вчерашний мертвец вряд ли мог себе позволить такую роскошную одежду. Я заметил, что фалды пальто примяты, как если бы его хозяин много ездил в нем в автомобиле.

— Вроде нет… А еще что-нибудь забывали?

— Есть куртка, — гардеробщица с сомнением посмотрела на меня. — Но вряд ли ваш крутой начальник в такой ходит. Знаете, после полуночи, когда остаются свободные места, мы пускаем людей с улицы…

— Все равно покажите. Мой шеф — большой оригинал.

Она забрала пальто и спустя полминуты принесла довольно потертый пуховик.

Я взял его. Размер, кажется, подходит на все «сто». Незаметным движением запустил руку в карман. Пальцы наткнулись на металлические цилиндрики — владелец этой верхней одежды носил в кармане патроны россыпью. Патроны бывают у тех, кто держит и пистолет к ним. А патроны россыпью в кармане бывают только у слетевших с катушек наркоманам, которым на все наплевать.

Я продолжал держать куртку в руках. думая о том, что, похоже, моя догадка подтвердилась. Теперь я знаю, почему мертвец был абсолютно голый. Его зимняя куртка осталась висеть на вешалке в ресторане, только и всего.

Ну, и стало мне от этого легче?

Я с отвращением бросил куртку на стойку.

— Не ваше? — удовлетворенно спросила гардеробщица. — А других нет…

— Значит, поищу в другом месте, — я пожал плечами.

— Не так скоро, дружок, не так скоро, — на плечо мне легла тяжелая рука охранника, того самого, что встретил нас в коридоре. — Босс хочет на тебя посмотреть. Вон в ту дверь, видишь? Я провожу, только иди впереди.

* * *

В кабинете босса все было из красного дерева. Здесь искренне любили этот цвет. Сначала никого не было, только я и охранник, который за моей спиной переминался с ноги на ногу и не предлагал мне сесть.

Потом в дверь решительно ворвался курчавый джентльмен. Он остановился напротив и смерил меня взглядом, задрав подбородок.

— Что ты здесь вынюхиваешь? — грубо спросил он.

— Мне показалось тут приличное заведение…

— Что ты здесь вынюхиваешь? — повторил он.

— Может быть, сформулируем вопрос по другому?

— Я сказал… — начал джентльмен, и я заметил, как у него побелели губы.

— Хорошо, хорошо, — я махнул рукой. — Мне показалось, ваш повар злоупотребляет чесноком. Вот и вынюхиваю — то ли он так пытается заглушить запах собственных носков…

Я не успел договорить свою чушь, как джентльмен вдруг коротко ударил меня в подбородок. Я опешил. Кажется, охранник изумился такому порыву не меньше моего, а еще через мгновение и джентльмен недоумевающе уставился на свой кулак.

Я почувствовал во рту вкус крови.

— Прошу прощения, — вдруг сказал он. — Последние дни нас донимают вымогатели, я принял вас…

Так я и поверил. Особенно когда увидел побелевшие от бешенства губы или трясущиеся руки. Этот тип был здорово напуган, он чего-то испугался просто до колик в животе. Такой кабак наверняка под мощной «крышей», и ни один, даже залетный рэкетир сюда не сунется в здравом уме. И уж конечно не напугает курчавого джентльмена, окруженного взводом охранников.

Я помню, как вчера они профессионально завернули мне руки за спину.

Наверняка, прежде чем прийти сюда, он расспросил гардеробщицу. И так испугался? Только ли из-за того, что я рассматривал чужую куртку? Или, вернее, куртку убитого.

Но сейчас он уже полностью взял себя в руки.

— Выпьете? Что предпочитаете? — джентльмен подошел к низкому столику из красного дерева и вынул пробку из квадратного хрустального графина.

— Скотч или бурбон?

Словно только что не разбил мне губу.

— Может, водки? — он покосился на меня.

— Лучше пива.

Охранник за спиной хмыкнул.

Джентльмен сдвинул панель в стене, за ней оказался холодильник. Он достал и протянул мне ледяную бутылочку «Хеннекена» и пузатый стакан.

— Где я мог вас видеть? — спросил джентльмен с внешностью гордого покорителя Аравийской пустыни.

— Везде, — я пожал плечами.

— А почему вы оказались именно здесь, а не везде? — хотя он уже взял себя в руки и даже попытался улыбнуться, улыбка больше смахивала на натужный оскал бедуина, присевшего на корточки за ближайший бархан.

Я повторил историю, которую уже поведал гардеробщице. Он слушал меня, думая о чем-то своем. Потом коротко бросил охраннику:

— Посмотри у него документы.

Тот подошел сзади, проверил, нет ли у меня оружия, а потом достал из кармана бумажник и перебросил своему боссу.

Джентльмен полез в мой бумажник, достал разрешение на газовый пистолет, внимательно посмотрел на него, засунул обратно и вернул бумажник.

— Что ж, — задумчиво протянул он, — в случае чего…

— В случае чего?

— Мне не нравится, что ты так интересуешься одеждой наших посетителей.

— Но ведь ничего не пропало?

— Пока, да. Так что в случае чего, — повторил он, — я знаю, где тебя найти.

Он снова перешел на «ты».

— А я знаю — где тебя. — я кивнул. — Тем более, кое что все-таки пропало. Пистолет, который потерял вчера один невоздержанный гость заведения.

— Так вот откуда я тебя помню — встрепенулся джентльмен. — Но мне не нравится такой разговор.

— Мне — тоже, — я потрогал распухшую губу. — Но чего не сделаешь ради установления истины?

— Вы что-то ошибаетесь, товарищ, — хозяин ресторана повторил то же обращение, что и уборщица. — Не пойму, о чем вы говорите?

— Я так и думал.

— Значит, вы искали оружие? — я с удивлением заметил, что он как-то расслабился, словно мысль о том, что я «всего лишь» искал пистолет была ему приятна. — Вы ищете его не там. Проводи, — он обратился к охраннику. И добавил, — Только запомни хорошенько внешность. Если еще раз пропустишь в здание, можешь даже не приходить, чтобы сдать свою дубинку.

По взгляду, которым он меня одарил на прощанье, было заметно, что джентльмен глубоко раскаивается, что предложил мне пива, вместо того, чтобы съездить еще раз по физиономии.

* * *

На следующий день я решил пойти в спортзал, или, как чаще говорят, в «качалку». Это только первые полгода трудно заставить себя два-три раза в неделю таскать штанги. Потом еще труднее.

Качалка — нейтральная территория. Здесь следователь прокуратуры страхует на жиме лидера местной группировки, а владелец магазина и восемнадцатилетний хулиган мирно обсуждают достоинста становой тяги. За этими стенами у каждого своя жизнь, и завтра один может смотреть на другого сквозь прорезь прицела. Но сейчас… Когда в твоих руках, над тобой, штанга весом в сто пятьдесят, кто в случае чего вытащат тебя из-под этой груды металла? Кто ближе стоит.

И в этот момент мы роднее, чем братья.

Между подходами поздоровался с Валеркой-боксером. Рукопожатие обеими руками. Ритуал, пришедший из «крутого» мира. Здесь, конечно, не более, чем ритуал. Никто не собирался доставать ствол свободной рукой. Валерка-боксер был то ли блатной, то ли приблатненный, знаком с местными авторитетами и в курсе жизни, образно говоря, криминальной среды.

Через час появился Василий.

— Эй, — он увидел Валерку, — ну что, пришили твоего кореша?

— Что? Да… — Валерка растеряно посмотрел на нас и отошел подальше.

— Откуда знаешь, что у него приятеля убили? — спросил я.

— А я и не знаю. Только у него такие кореша, кого-нибудь все время пришивают, — Васька беззаботно махнул рукой.

— Все сроки прошли, — я развел руками. — Опять на диване жирок нагуливал?

— Нет, ты не прав. Тут была веская причина. — Василий подмигнул на манер француза, извиняющегося за опоздание на деловую встречу.

— Насколько веская? Килограммов шестьдесят?

— Нет, ты не прав, — постоянная присказка. — Фигурка — высший класс. На лицо — так себе… передних зубов нет… Ну, да ладно. Главное — фигура. Знаешь, она Снегурочка. В самом деле. По фирмам ездит, подарки развозит. За один визит до пятидесяти баксов получает.

— Как же она… без передних зубов?

— Ей что, в зубах подарки носить? — Васька постучал пальцем по виску, — Вообще рот открывать незачем. Зато какие ноги…

— Познакомь? — мне вдруг в голову пришла одна мысль.

— Ты же у нас верный муж.

— Это точно.

— Тогда зачем тебе Снегурочка?

— Надо одну фирму поздравить. Завтра, вечером.

— Завтра двадцать восьмое. Рановато.

— В самый раз. Пусть она достанет костюм Деда Мороза для меня. А ты нас на машине отвезешь.

— Мне больше делать нечего? До одного гаража час добираться.

— Не надо было машину покупать, если не ездишь.

— Уговорил.

— Я в долгу.

— Смотри, — он погрозил пальцем, — после потребую массу мелких услуг.

— Как бы я без тебя жил?

— Помер бы давно. Хотя, все равно помрешь.

— Да, пошел ты…

— Чего кипятишься? Все помрем, никуда не денемся! Кого пристрелят, кого взорвут, а кто-то подавится шоколадкой под одеялом.

Черт бы побрал этого Ваську. Вечно чего-нибудь ляпнет.

* * *

Утро опять начиналось с телефонного звонка. Если так пойдет и дальше, можно выбросить будильник.

— У тебя красивая жена, парень, — раздался в трубке гнусавый голос, как если бы кто-то говорил, прижав пальцем одну ноздрю, да еще засунув в пасть пару пластинок жевательной резинки.

Старый трюк, чтобы изменить голос. Я хотел было сразу повесить трубку, но удержался. Я почему-то был уверен, что это не ошибка.

— Спасибо, я ей передам.

— Во-во. А еще передай… — и дальше понесся поток различных гнусных выражений, которые обычно пишутся на стенках в общественном туалете.

Я слушал, не перебивая. Хотел понять, кто звонит. Потому что если пытаются изменить голос, значит, боятся, что этот голос можно узнать. Из чего следует, что я уже встречался с этим человеком, или хотя бы слышал его.

— Ну, ты все понял? — подонок на другом конце провода выдохся.

— Угу. Слушай, может я тебя лучше дрочить научу? — предложил я. — С таким воображением ты станешь виртуозом.

— Ты лучше следи за своей сучкой, — рявкнул он.

— Я встречаю ее по вечерам, так что можешь не беспокоиться.

— Каждый день ты ее не прокараулишь, — заметил голос. — А мне всего одного раза хватит. После она сама ко мне бегать начнет.

Я прислушался. Никаких посторонних шумов, только голос. Говорят не из телефона-автомата.

— Сейчас тебе в дверь постучат, — сказал я.

— Что? — опешил голос, на мгновение потеряв искусственность.

— Это я пришел за твоей головой.

Связь прервалась, но звука брошенной трубки не было. Среди хулиганов и телефонных маньяков радиотелефон пока не получил распространения. Звонивший принадлежал к другим слоям общества.

В принципе, я догадывался, что значит этот звонок: не лезь куда не надо, займись своими проблемами. В качестве такой проблемы мне подбросили угрозу женщине, которая называлась моей женой. Впрочем, она ею и была, только за годы, которые я провел вне милого дома, кое-что изменилось во мне самом. Когда я уезжал, то расставался с девушкой, которая однажды в дождливый день на Чистых прудах, сидя рядом на скамейке у самой воды, сказала, что любит меня. Потом она стала моей женой, и нас стало связывать многое, наверное, самое лучшее тогда в моей жизни. И ночное южное море, низкие яркие звезды и белевшие на загорелом теле следы от купальника. А потом Прибалтика, флигель соседнего дома словно плывет в туманном воздухе. Мы всю ночь играли в карты и ругались от азарта. Я уезжал, помня все это и многое другое, и вернулся, не забыв ничего. Но только кое-что прибавилось. И новое объяснение в любви под рев разбивающегося о набережную Атлантического океана. И смуглое тело внучки индейца, испанки, негра и китаянки среди белого, как снег постельного белья отеля «Хилтон»… Мулатка тает как шоколадка.

Я не изменял своей жене, и я не обманывал гордую красавицу по имени Марисоль. Нелегал должен искренне верить в свою легенду. Это Н. Г. верно подметил. Но когда я вернулся, оказалось, что у меня осталась только легенда.

Плюс жена. Которая только внешне напоминала ту, к которой я должен был вернуться из окопов холодной войны. А другая… у меня не было даже ее фотографии.

Старый мудрый грек как-то там заметил, что нельзя дважды пускать пузыри в одной и той же реке.

* * *

Я набрал номер «Октопуса», который дал мне Н. Г. Щелчка не было — телефон был без определителяАлле, это из регистрационной палаты. Проверяем. Морозов моя фамилия. — начал я, добавив хрипотцы в голосе. — С кем говорю?

— Извините, вам, наверное, наш референт нужна, она документами занимается. — предположила женщина на другом конце провода.

— Мне ваше руководство требуется. Почему указаны неправильные данные…

— Одну минутку, — в трубке щелкнуло.

— Чем могу помочь? — теперь уже мужской голос.

— Выборочная проверка. В договоре указано…

— Подождите, сейчас возьму его в руки.

— Вы владелец?

— Нет, шеф в командировке. Вы что-то путаете, тут все верно, — я слышал, как он шелестит страницами.

— Как это верно?. Учредитель — Бабарыкин Иннокентий…

— Нет, у нас — Федоренко Олег Витальевич…

— Как это Федоренко? Вот передо мной лежит устав товарищества «Октопус».

— У нас фирма «Октопус», — поправил он.

— Что же это получается: две организации с одинаковым названием?

— Мы зарегистрировали свое в НИИ патентной экспертизы. — сообщил исполнительный директор. — Можете приехать, проверить.

— Если так, накажем вашего тезку.

— Накажите обязательно, — обрадовался мужчина, — а то путаница может получиться.

— Подвезите завтра копию свидетельства.

— Простите, — он смутился, — с сегодняшнего дня на фирме начинаются рождественские праздники, после четырех здесь уже никого не будет. И до седьмого января. Я не смогу никого к вам направить…

— Нет, негоже на следующий год откладывать. — я глубокомысленно хмыкнул, — Ждите сегодня, сам заеду.

— Буду рад заодно вас поздравить, — он все правильно понял, принимая меня за мелкого чиновника, напрашивающегося на подарок к празднику. — У нас здание охраняется, на чье имя выписать пропуск?

— Дмитрий Дмитриевич. Пишите — Д. Д. Морозов.

* * *

Я напялил дурацкий красный колпак. Василий с сомнением посмотрел на меня.

— Что, не похож?

— Похож, — он сверкнул золотыми зубами. — Если б не борода из ваты, сошел бы за участника модной тусовки. И пудры много, и щечки накрашены.

— Но-но, без намеков. К тому же, ты никогда не бывал на модных тусовках.

— А то как же, — возмутился он. — Я же корифей конфиденциальной съемки!

Я попросил Василия остановиться.

— Все, мы пошли, — вытер ладони о кафтан.

Я нервничал.

Помог выбраться Снегурочке. Она была лет тридцати, с остреньким носиком и остренькими коленками, обтянутыми красными чулками. Над верхней губой у нее выступили капельки пота. Снегурочке было жарко ехать всю дорогу в своем наряде.

Мы прошли по улице метров пятнадцать. Шел мокрый снег и было скользко. Прохожие оглядывались и улыбались.

— Мы не собираемся сделать что-то опасное? — спросила Снегурочка почти не разжимал губ.

В машине она уже успела рассказать, что вырвала передние зубы и решила вставить фарфоровые. Потому что без фарфоровых зубов ее не берут сниматься в кино. Вот только денег на фарфоровые зубы не хватает. Совсем чуть-чуть. Я пообещал заплатить ей это чуть-чуть.

— Опасное? — переспросил. — Нет. Конечно же, нет.

— А у вас рука дрожит.

— Холодно. Я ведь Дед Мороз.

Козырек подъезда и дверь. Глазок. Я нажимаю кнопку звонка.

Шаги. Кто-то рассматривает нас за дверью.

— Ишь ты, — веселый голос.

Звук отодвигаемого засова. Люди верят в сказки накануне Нового года.

— Здесь находится фирма «Октопус»? — я достаю из кармана записную книжку.

— Здесь. Только у них уже каникулы, — светлоглазый охранник, улыбаясь, смотрит на меня.

— Но у меня тут записано: поздравить сегодня.

— Нет никого, дедуля, я тут один. Меня и поздравляй. — он хихикает и начинает теперь рассматривать мою спутницу. Особенно его интересует качество чулок выше колен.

— Должны были предупредить, — говорю я. — Или хотя бы оставить для меня пропуск.

— Пропуск? — он взял со стола лист бумаги. — Нет тут никакого пропуска… Подожди, написано: В «Октопус» — Д. Д. Морозов.

— Какой — Дэ-Дэ Морозов? Дед Мороз! Вот секретарша, дурья башка, все напутала.

— И точно! — он заржал.

— Тогда распишись, — говорю я.

— Смотря с кем? — он подмигивает.

Зрачки у него такие светлые, что становится не по себе.

— Кому-то надо это передать, — я помахал у него перед носом мешком, в котором лежали три пустых коробки из-под обуви и кое-что по мелочи. Коробки я позаимствовал у Василия.

— А что там?

— Не знаю. Распишись в получении и посмотри сам. Если только потом тебя начальство не вздрючит за то, что суешь нос куда не надо…

— Буду я за чужие подарки отвечать… — он качает головой.

— Сделаем так, — предлагаю. — Мешок тут оставлю. Свидетели у меня есть, — я кивнул в сторону Снегурочки. — Так что…

— Не будет такого уговора, — забеспокоился охранник. — Тоже мне — свидетели. А если что испортится, пропадет? Завтра другая смена дежурит. А мне отвечать, раз я принял?

— Хочешь — выброси на улицу.

— Как так? — он изумленно на меня уставился.

— Мое дело, как у почтальона — доставить.

— Так тебе же в офис доставить надо, а здесь вахта, — он обрадовался, что смог найти веский аргумент.

— Тогда проводи в офис.

— Не могу. Отойти нельзя, — радость покинула его физиономию.

— Ладно, мне некогда, еще пять адресов, — я нетерпеливо поставил мешок на пол и повернулся к двери.

— Постой, — окрикнул он. — Может, сам к ним поднимешься? Это на пятом этаже. Я ключи дам, запрешь свой мешок в приемной.

— Это пойдет, — я согласился.

— Только обоих не пущу.

— А что нам там вдвоем делать?

Снегурочка хихикнула.

— И проверю на выходе, чтоб ничего лишнего в карманах… — осмелел он.

— Надо верить Дэ-Дэ Морозу, — смеется Снегурочка.

— Внученьку свою оставлю в залог, — я слегка шлепнул ее пониже спины. — Тоже проверю, чтобы все на месте было, когда вернусь.

Улыбаясь до ушей, охранник снимает с доски ключ… Все мы немного дети и верим в сказки. Особенно, как я говорил, под Новый год. Как было не воспользоваться?

Я и сам, иногда, мечтаю о чудесах.

Охранник получит Снегурочку, Снегурочка — фарфоровые зубы, а я…

Вскоре я получил такое, что не приведи Господь.

* * *

Дезорганизовать работу фирмы, выразился Н. Г. Я подумал о людях, которые здесь работали, получали зарплату, связывали с процветанием предприятия какие-то надежды, вроде поездки в отпуск или приобретения нового торшера. Сейчас они, как когда-то и я, попадали под определение — оправданные потери.

Достал из кармана инфицированную дискету. Компьютерный вирус, в сущности, та же программа, только в отличие от нормальных, работает не так, как хочет человек, сидящий за машиной, а как решил ее создатель. Может высвечивать на экране всякую ерунду, вроде матерных выражений или пляшущих человечков, а может уничтожать всю информацию, размещенную на диске. Я проверил — компьютеры в этой фирме связаны между собой в сеть, значит, если «заразить» один, через некоторое время вся здешняя электроника будет годиться разве что для того, чтобы с нее вытирали пыль. За последние годы убытки банков и фирм от компьютерных диверсий были больше, чем от всех ограблений, вместе взятых.

Я ненавидел Федоренко. Но я ничего не знал о человеке, который, скажем, сидел за столом у окна. Я представил: он приходит домой и говорит — я потерял работу, потому что фирма прогорела. Какой-то чертов вирус попал в компьютер…

Я повертел дискету в руках. И понял, что не могу решиться.

Я должен сначала понять, что за человек сидит за этим столом. А когда пойму, то уже не смогу решиться никогда.

Загудел лифт? Охранник поднимается посмотреть, что я тут делаю? Нет, показалось.

Обыкновенный канцелярский стол. Компьютер, телефон. Перекидной календарь. Листок со вчерашним числом не перевернут. Я наклонился и прочитал: «Столик заказан в «К. Л.».

«К. Л.» вполне могло означать «Красная Лошадь». Меня это не удивляло. Я уже говорил, что не верю в случайные совпадения.

Пешка на шахматной доске тоже не верит. что ее случайно переставили на другую клетку. Она не знает, проводят ли ее в ферзи или подставили под бой.

Включил компьютер. Экран монитора засветился. Закончилось тестирование. Можно начинать, только прежде проверить, какая защита установлена. Но я выдвинул ящик стола. Стал перебирать лежавшие там бумаги. Чистые бланки. Факсы, на которых ярким фломастером были подчеркнуты нужные слова. Папка с копиями платежек, квитанции, счета. Я уже решил положить папку наместо, но машинально продолжал перебирать страницы…

Стоп. В руках — счет на оплату работ гранитной мастерской. «Изготовление памятника из черного гранита (габбро)размером… текст, утвержденный заказчиком…» Я вздрогнул. Щелчок и шипение… Потемнел экран монитора. Погасли лампы на потолке. В здании отключили электричество. Может, охранник таким образом решил меня поторопить? На улице уже наступил зимний вечер, и я оказался в темном пустом помещении.

Выглядываю в коридор — хоть глаз выколи. Выставив перед собой руки, чтобы ненароком не наткнуться на что-нибудь, пробираюсь вперед.

И вдруг: скрип-скрип…

Это сзади. Словно кто-то переступил с ноги на ногу.

Я замираю. Тишина. Делаю шаг вперед.

Снова: скрип-скрип. Кто-то тоже сделал шаг. Никогда не верил в полтергейст.

Но в руках я держу квитанцию на изготовление надгробного камня. Я успел прочитать текст, утвержденный заказчиком прежде, чем погас свет. И сейчас я во многое могу поверить…

Удар. Перед глазами зеленые всполохи. Это я со всего размаха врезался в дверь. Шарю в темноте. Вот ручка…

На лестнице чуть светлее. Мне предстоит пройти пять этажей. Пять пустых этажей…

Прежде чем начать спускаться, я оглянулся назад.

Слепая темнота… И тут я услышал звук, напугавший меня больше, чем окрик или даже выстрел.

В темноте кто-то тонко и заразительно смеялся. Так смеяться могла даже женщина. И мне показалось, я слышал этот смех раньше. Но так не смеялась ни одна из знакомых мне женщин.

Наконец, первый этаж. Никого. Ни охранника, ни Снегурочки. Дверь закрыта на засов. Куда они подевались?

С паршивым чувством выхожу на улицу. В этом здании творилось что-то странное.

Хоть машина на месте. Возле нее маячит фигура в белом тулупчике.

Снегурочка прыгает с ноги на ногу. Мгновение я молчу, стою и тру висок кончиками пальцев. Я словно очнулся после тяжелого сна.

— Вы знаете, что предложил мне этот тип, когда вы пошли наверх? — возмущается она. — Он решил, что я бесплатное приложение к подарку. Сначала я пыталась отвлечь его внимание, как вы поручили. Даже дала номер телефона. А потом он принялся меня лапать, и я врезала ему по физиономии. Тогда этот козел вытолкал меня на улицу и запер дверь.

Точно, дверь была закрыта. Подарка охранник не получил — девушка сбежала. Поэтому он отключил электричество и поднялся на пятый этаж, хотя сначала категорически отказывался покинуть свой пост. Похоже, у парня странное чувство юмора. Вместо того, чтобы выволочь меня за шиворот из офиса, решил попугать — принялся смеяться в темноте.

— Кто-нибудь еще входил в здание? — спросил я.

— Нет, никого.

— Вы уверены?

— Я же следила за дверью, ждала, когда вы наконец появитесь.

— И вы дали ему номер своего телефона?

— Не своего, — она хихикнула. — Подруги. Она страшная, как атомная война. Вот разочаруется этот придурок.

— Кстати, а куда подевался Василий?

— Его не было, когда я пришла.

Этого еще не хватало. Достаю сигарету.

— А вот и он! — восклицает женщина.

Оборачиваюсь. Через дорогу семенит Василий, сжимая в каждой руке по бутылке шампанского.

— Решил сбегать в гастроном, — он отдувается. — Новый год на носу. Не замерзли? Сейчас печку в машине включу… Чего это у тебя физиономия, словно увидел привидение? — говорит он, глядя на меня.

Похоже, я на самом деле недавно видел привидение. В тексте, утвержденном заказчиком гранитной плиты, я прочитал фамилию, имя, отчество человека, с которым всего сутки назад разговаривал в Зеленограде. Я допускаю, Н. Г. - человек немолодой и мог позаботиться о последнем пристанище. Но только с какой стати указывать и последнюю дату, тем более двухлетней давности? И почему эта квитанция оказалась в столе на фирме, которую он сам же хотел развалить?

По-моему, самое неподходящее место.

* * *

— Ты ведь не натуральная блондинка? — спросил зачем-то Василий у Снегурочки, пока мы сидели в машине и ждали, когда она прогреется.

— Ну и что? — удивилась она, — У меня же глаза светлые. А мужикам нравятся блондинки.

— Нет, ты не права, — он хмыкнул. — В блондинках нет страсти. Разврата — бездна, это да. Потому что они им подменяют страсть.

— Но ведь нравятся, нравятся! — засмеялась Снегурочка.

— Блондинки нравятся неуверенным в себе мужчинам. Потому что, холодные по натуре, блондинки привыкли всех дурачить. А некоторые только и ждут того, чтобы их одурачили.

Я не ожидал от него таких философских наблюдений.

— Ну, поехали, — машина тронулась с места, мы завернули за угол и тут Василий чуть притормозил.

— Эй, погляди-ка! — удивленно воскликнул он, ткнув пальцем в лобовое стекло.

Я наклонился, чтобы лучше разглядеть, что происходит на верхних этажах дома напротив. Там, где находился «Октопус».

— Ой, кажется, пожар, — удивленно произнесла Снегурочка и обратилась ко мне:

— Мы ведь сюда с вами заходили, да? — спросила Снегурочка, обратившись ко мне.

— Да… Но… — я здорово растерялся.

Ситуация складывалась неприятная. Возможны два варианта.

Случайное совпадение. Кто-то, решивший поджечь офис, выбрал то же время, что и я. Время удачное: все разошлись на рождественские каникулы, в здании — ни души. Другой вариант — меня просто подставили. Н. Г. понимал — рано или поздно я должен буду наведаться сюда. Что я и сделал, разыграл комедию перед охранником, просто из кожи вон лез, чтобы в случае чего все подозрения пали на меня. А некто, проникнув в здание незаметно, выполнил главную работу. Пожар — это почище компьютерного вируса.

Только я не ожидал, что Н. Г. станет работать так грубо. Не исключен, правда, и третий вариант — все произошло само по себе. Вроде короткого замыкания или непотушенного окурка. Какой окурок, что я мелю? Так можно все на молнию списать. А почему нет, была ведь гроза позавчера?

— Надеюсь, ты не имеешь к этому никакого отношения? — задумчиво произнес Василий.

— Можешь мне поверить.

— Я и поверил, — он ухмыльнулся, сверкнув золотыми зубами, — Разве не для того существуют кореша, чтобы верить?

Мне показалось, что он не просто шутит.

* * *

В подъезде было темно — опять разбили лампочки. Поднимаясь по лестнице, я слышал, как скрипит под подошвами стекло.

Достал ключи.

Не так-то просто найти замочную скважину в кромешной темноте. Полез в карман за зажигалкой. И тут услышал, как сзади кто-то наступил на осколок лампочки.

Я до этого не заметил шагов на лестнице. Их и не было.

Человек ждал в темноте, когда я подойду к своей двери.

В спину между лопаток уперлось что-то твердое.

— Не спеши, — сказал голос. — Сначала прогуляемся…

Сейчас я повернусь и, приподняв локоть, нанесу удар в челюсть… Нет, не пойдет. Если в спину мне уткнулся не зонтик, а ствол пистолета, я, наверное, успею почувствовать, как пуля согревается в мускулатуре тела.

Или не успею?

— Погода скверная, — предлагаю, — Может, поговорим у меня?

Алена еще не вернулась с работы, а в ящике письменного стола лежит газовый револьвер, заряженный дробовыми патронами.

— Замри, — произносит незнакомец тоном, не терпящим возражений.

Одной рукой он продолжает тыкать меня в спину чем-то твердым, а другой принимается обыскивать. Достает из кармана дискету с вирусом, которую я так и не смог использовать.

— Прогуляемся, — удовлетворенно говорит он.

— Хорошо, — говорю, — вечерние прогулки очень полезны.

Мы спускаемся вниз и идем по улице. Теперь ствол упирается мне в бок, а незнакомец идет рядом. Я думаю — неужели им понадобилась только дискета? Да у любого хакера, компьютерного взломщика, можно достать любой вирус за банку пива.

У соседнего подъезда стоит БМВ. Открыв заднюю дверцу, он толкает меня внутрь.

В салоне накурено. Широкая спина водителя, бритый затылок.

На заднем сиденьи еще человек. Лица не увидать, зато отблеск уличного фонаря оставляет росчерк на широком лезвии тесака. Описав в воздухе дугу, лезвие замирает у моей шеи, чуть пониже уха.

«Все помрем», — сказал вчера Василий. Черт бы его побрал.

— Что вам от меня надо? — говорю я как актер, забывший вовремя произнести нужную реплику.

— Поехали, — голос слева. — И поосторожнее. Не хватало, чтоб гаишники остановили.

По Вишневского выезжаем на Дмитровское шоссе. В машине молчат. За окном — огни гостиницы «Молодежная»… Мост на Петровско-Разумовской… Лихоборы…

— Предупредили, что собираемся за город, — говорю я. — оделся бы теплее.

— Угу, — голос справа. — У нас тут неподалеку персональное кладбище.

* * *

Машина заехала во двор и остановилась возле третьего подъезда.

— Вылезай, — бросил один из парней, — с тобой поговорить хотят.

На первом этаже возле бронированной двери они остановились. Тот, что шел чуть впереди, надавил на кнопку звонка. Мы стояли, как в мастерской у фотографа, только вместо объектива нас изучал выпуклый глазок, похожий на жабий глаз. Наконец, дверь отворилась и меня втолкнули внутрь.

В комнате с зарешеченным окном сидел незнакомый мне субъект в красном спортивном костюме с надписью «СССР» на спине. По его виду можно было догадаться, что решетки на окнах не от того, что он боится грабителей, а просто так привычнее смотреть на небо.

Во всю мощь орал телевизор. Некоторое время субъект наблюдал за событиями, разворачивающимися на экране, потом вытащил из-под задницы пульт и сделал потише.

Он был широк в плечах, смугл, короткострижен и крут, как окаменевшее яйцо динозавра.

— Значится так, — субъект смерил меня взглядом, словно прикидывал, какого размера понадобятся доски. — Мне бабки заплатили, чтоб тебе пропуск на Луну выдать. Я человек простой, университеты под северное сияние проходил, хоть и на Кавказе родился. И чтобы, значит, на старости лет мог сидеть тут и телек смотреть, должен мозгами шевелить. Вот я и прикинул — кто ты? Гавно. Не обижайся, сам подумай: капусты у тебя нет, в делах не участвуешь. Кому в голову придет грины выкладывать, чтобы тебе загиб петровича устраивать, а?

Я пожал плечами.

— А ведь хорошо заплатили, — он покачал головой. — Вот я и прикинул — почему бы сначала не поговорить с человеком? Может, твоя жизнь дороже смерти стоит, а?

— Вряд ли. У меня нет денег.

— Э, неправильно понимаешь, а? Тебя я сегодня за полдня проверил, знаю, что голодранец. Но ведь если платят, чтобы избавиться, значит не все я про тебя знаю. Если скажешь, почему ты дорогу кому-то перебежал, может, я тебя защищать буду, а? Может, за тебя живого он мне больше потом заплатит, а?

— А кто хочет меня убить? — поинтересовался я.

— Если б знал, не спрашивал, а? — он махнул рукой. — Всюду посредники, уважаемый, заказ через третьи, а то и десятые руки приходит. Сам думай!

— Не знаю, — я вздохнул.

А что мне оставалось? Ползать на коленях и молить о пощаде, а?

— Жалко, уважаемый, не получилось у нас бизнеса — субъект направил пульт на телевизор. — Но как в России говорят, синица в руках лучше. Придется выполнить заказ. Зла на меня не держи, ничего личного. Бабки платят, я выполняю. Ты бы предложил, как больше заработать, с тобой бы дело вел. Эй, кто там! Отвезите его за кольцевую.

Сзади открылась дверь и по дыханию я понял, что вошли несколько человек. Осторожно поворачиваю голову. Трое молодых парней, коротко стриженных, в косухах. Четвертый — Валерка-боксер, которого я знаю по качалке.

— Он мне понравился, — сказал субъект, обращаясь к Валерке. — Вел себя как мужчина — смерти боится, а виду не показывает. Налей ему стопарь перед дальней дорогой.

— Мне тоже ехать? — спросил Валерка, стараясь не встречаться со мной взглядом.

Он и виду не подал, что мы знакомы.

— Нет, ты здесь нужен, — бросил субъект и включил звук на полную мощность.

В коридоре Валерка сказал парням:

— Подгоните «шестерку», на ней повезете.

— Почему не на джипе? — возразил один из них.

— Джип ему подавай, — Валерка сплюнул под ноги. — Чтоб менты проверили? И сделайте все без фокусов — слышали, Шамилю он понравился.

— Ага, — заржал один из парней, — а то после на нас жалобу накатает, да? С того света?

Валерка помрачнел, а потом толкнул одну из дверей:

— Иди сюда. Хлопни водяры, — и, пропустив меня вперед, захлопнул дверь перед носом у остальных.

Затем, подойдя ближе, тихо произнес:

— Это зелень отмороженная, ублюдки. Не дай им себя убить.

— Постараюсь, — также тихо пообещал я.

— Ствол только у одного, который с прыщами.

— Ясно. Может, ты мне дашь что-нибудь из подручных средств?

— Бесполезно. Все равно перед выходом я тебя обыскать должен. Сам понимаешь.

— Угу.

— Выпьешь?

— Нет. Сейчас мне лучше трезвым быть. Может быть, после.

— Правильно. Ну, в общем, я тебя предупредил, — он кивнул.

 

4. АДСКОЕ ПЛЕМЯ

Нас обогнала патрульная машина. Могу я привлечь их внимание? Включив сирену, милиция умчалась вперед. Наш автомобиль ехал со скоростью, дозволенной правилами дорожного движения.

МКАД… Москва позади.

Я сидел неподвижно. В бок мне упирался ствол пистолета. Когда они остановятся? Через минуту, полчаса? Скорее всего съедут с основной трассы, чтобы никто не помешал.

Тот, что с пистолетом, устал держать руку весу. Положил руку, сжимавшую оружие, на колено.

— Эй, — сказал ему другой. — Не расслабляйся.

— Куда он денется? — хмыкнул тот. — Не крутой он совсем. Видишь, сидит ни жив ни мертв. Обкакался от страха, наверное.

— Ладно, — смех, — в самом деле, не обделайся.

— Ребята, у меня сейчас приступ начнется, — произнес я сдавленным голосом.

— Ну-ну, пошути еще, — тычок кулаком в бок.

— Я серьезно… — откинул голову назад и начал хрипеть.

При этом корчился, словно тело сводили судороги.

— Похоже, Шамиль ошибся, — произнес тот, что с прыщами. — У мужика тормоза отказали. Они у всех рано или поздно отказывают, — заметил он со знанием дела.

Он схватил меня за шею сзади, стараясь пригнуть вниз.

Пистолет бросил рядом на сиденье.

Сползаю на пол, издавая те же звуки. А правая рука двинулась к пистолету… Каких-нибудь пятнадцать сантиметров. Пока они толкают, бьют и пинают меня в темноте, я пытаюсь подобраться к оружию.

Только бы не обратили внимание…

— Да прекрати же! — сильный удар по губам.

Настал момент пускать пузыри. В прямом смысле. Смешиваясь с кровью из разбитых губ, они лопались у меня на лице.

— Эй, он и в самом деле… Вот козел… Притормози!

Настал момент! Я обхватил рукоятку, машинально надавив пальцем на спусковой крючок…

Выстрел. Едкий запах пороха.

Ствол пистолета был направлен вперед, и от удара пули вздрогнуло сиденье водителя. Он сам упал на руль, потом резко откинулся назад. Неуправляемая машина завиляла на шоссе, нас вынесло на встречную полосу. На мгновение все растворилось в ослепительном свете. Я успел разглядеть фары несущегося прямо на нас грузовика. Кто-то бешено завопил. Может, это был мой голос.

Грузовик засигналил, проносясь вплотную с нашим автомобилем. Удар и скрежет раздираемого металла. Машина завертелась на скользком асфальте.

Один из громил перегнулся через переднее сиденье, пытаясь добраться до управления. Но было уже поздно. «Жигуленок» перескочил через кювет, с хрустом пронесся через кустарник, переломил одно деревцо, другое, пока не врезался в опору рекламного щита.

Скрип металла, удары, шелест осыпающихся стекол, крик. Все вместе.

Я упирался, цеплялся, но все равно меня словно тряпичную куклу отбросило назад, потом вбок.

Я перестал слышать и чувствовать.

* * *

Кап. Кап-кап. Кап.

Весна, апрель? Пригрело солнце и тает сосулька, прилепившаяся к карнизу? А в воздухе влажный аромат ожидания?

Я открыл глаза. Ночь. Зима. Мокрый снег летит сквозь разбитые окна автомобиля. Запах бензина.

С трудом выбрался из машины. Огляделся. Водителя выбросило через ветровое стекло вперед метров на десять. Он лежал, неестественно вывернув голову. Автомобиль ударился об опору правым боком, и тому, кто сидел с этой стороны, край рекламного щита пробил грудь, как топор палача. Я не испытывал чувства вины, что стал причиной их гибели. В сущности, я только защищался.

Может, проблема появится потом, в ночных кошмарах.

Сосед слева единственный, кто остался в живых из всей троицы. Парень пришел в сознание, но дышал с трудом.

Света не достаточно, чтобы я мог разглядеть лицо, даже присев рядом на корточки. Но зажигалкой пользоваться было опасно — пахло бензином.

— Нехорошо как-то все получилось, — сказал я.

Он молчал, только испуганно таращился.

— Знаешь, с тобой одним я могу довольно просто расправиться.

Наконец, он по-детски попросил:

— Прости меня…

В сущности, еще пацан… Когда не собирается убивать.

Может, они и убивают, чтобы казаться взрослее?

— Тебя как зовут?

— Харлей.

— Что за чепуха?

— Братва так называет. Я на байке, на мотоцикле то есть, люблю гонять.

— Ладно, я-то тебя не трону. А вот вашему пахану вряд ли понравится, что вы втроем не справились с такой простой задачей.

Он шмыгнул носом, словно я выговаривал ему за разбитое окно.

— По-моему, тебе лучше бежать отсюда, парень, бежать до тех пор, пока не увидишь берег океана. Все равно какого. А потом знаешь, что тебе следует сделать?

— Что?

— Плыть, покуда хватит сил. Только так ты сможешь спасти свою жизнь.

— Я это сделаю, — он с готовностью кивнул.

— Но надо еще кое-что предпринять, чтобы у тебя была фора. Как должны были сообщить, что выполнили… задание?

— Позвонить.

— Вот так и сделай.

— Телефон есть в машине.

— Если не разбился…

Я перегнулся через выбитое окно и достал закрепленный справа от водителя радиотелефон. В этот момент парень попытался ударить меня сзади. Но я был наготове, сгреб его за шиворот и несколько раз стукнул головой о погнутую дверцу автомобиля.

Когда он пришел в себя, протянул ему трубку.

Включилась подсветка, аппарат работал. Я проследил, какой номер он набирает.

— Алло, это Харлей. Все в порядке. Да, махнули этого козла, найдут, когда снег стает. Я понимаю, что не по телефону. Я ж шутил. Еще работа? Найти каменщика и устроить ему веселые праздники? Шамиль, нам бы оттянуться пару деньков… А после сами объявимся, — парень был не так глуп, выторговывая время, пока его не начнут искать.

— Ладно, понимаю, — хмуро бросил он. — Я записываю адрес.

— Ну что? — спросил я.

— Да еще какого-то хмыря пришить надо, — он покачал головой.

— Которого по счету?

Он посмотрел на меня, но ничего не ответил.

— Кого на этот раз?

— Да владельца какой-то гранитной мастерской. Вместе с мастерской, — он махнул рукой.

Я вспомнил странную квитанцию на изготовление гранитного надгробия, которую нашел в столе.

— Адрес запомнил?

— Да, — парень кивнул.

— Повезло. А то пришлось бы перезванивать.

— Зачем?

— Меня заинтересовали гранитные обелиски. Где это?

Он непонимающе захлопал ресницами и сообщил адрес. Где-то по дороге на Зеленоград.

— Хорошо. Теперь давай телефон сюда, — я стал набирать.

— Куда звоните?

— В милицию, куда же еще. А ты что, собирался оставить своих друзей вот так здесь лежать, пока кто-нибудь не наткнется?

* * *

С парнем мы расстались там же, у разбитой машины. Я прошел километра полтора в сторону от Москвы. Не хотел, чтобы водитель, который решится меня подбросить, увидел прежде место аварии и связал меня с ней. Несколько раз останавливался, завидев свет фар, и поднимал руку. Но машины проносились мимо. Наконец, повезло, затормозил КамАЗ. Водитель, здоровенный мужик, кажется, заполнял всю кабину.

— Ты рассказывай чего-нибудь, или хотя бы пой, — попросил он. — Сутки за рулем. Могу уснуть.

Он на самом деле все время клевал носом и, кажется, ничего не заметил, когда мы проезжали мимо сломанных кустов там, где разбился автомобиль. А когда навстречу попалась милицейская машина с мигалкой и «скорая помощь» только покачал головой.

Через некоторое время я спросил:

— Не знаешь, есть такая транспортная фирма, у которой эмблема — навьюченный ослик?

— Знаю, — он кивнул. — А тебе зачем?

— У одной знакомой машина сломалась, и ей помог водитель из этой фирмы. Она хотела отблагодарить.

— Знакомая-то как, в порядке? Тогда дай ей мой адрес, — он хмыкнул, — пусть через меня отблагодарит. А я все передам тому водиле. На словах.

* * *

Утром я вошел на кухню, когда Алена жарила яичницу. Подавив приступ тошноты, я сел за стол и налил себе кофе.

— Ты вчера опять пришел поздно, — сказала она без упрека.

— Подвернулась работа.

— Это хорошо, — она кивнула.

— Знаешь, пора бы сделать ремонт, — я обвел взглядом стены.

— Давно пора, — согласилась Алена. — Но сколько это стоит…

— Я заработал кое-что в последние дни. Давай сделаем так: ты переедешь на два-три дня к маме, а я тут все приведу в порядок. Вчера порекомендовали мастеров — они управятся до тридцать первого. Представляешь, как здорово — встретишь Новый год в отремонтированной квартире.

— Может, лучше после…

— После у них уже есть заказы, а сейчас — мертвый сезон. Поэтому они и возьмутся — так быстро и недорого.

Сейчас самое главное — под любым предлогом держать Алену подальше. Потому что на самом деле наступил мертвый сезон. Конечно, теперь я буду настороже. Но когда Шамиль узнает, что вчера мне удалось ускользнуть, а узнает он это в ближайшие часы, здесь станет по-настоящему опасно.

Мне бы не хотелось, чтобы Алена случайно оказалась на линии огня.

— Хорошо, — она радостно улыбнулась, — я вечером соберу вещи и завтра перееду.

— Нет, они начнут прямо сегодня.

— Но как же…

— Сложи чемодан, я его сам отвезу на такси твоей маме. А ты отправляйся на работу, и вернешься с нее уже туда.

— Можно и так, — она продолжала улыбаться.

— И сюда не наведывайся, — сказал я строго, — а то что это будет за сюрприз?

— Но мне хотелось бы посмотреть… обои там, цвет… — возразила она робко.

— Я привезу тебе образцы.

— Как все здорово, — она счастливо засмеялась, — я сейчас все быстренько уложу. Может, если ты все равно на такси поедешь… подбросишь заодно меня на работу.

— О чем речь.

Пока она возилась в комнате, хлопая дверцами шкафа и выдвигая ящики, я сидел за столом и хмуро смотрел перед собой. Наконец встал, вылил кофе в раковину и налил в ту же чашку коньяку.

* * *

Я закурил, потом взял в руки газету, которая лежала на краю стола. Внизу первой полосы, среди криминальных сообщений, наткнулся на такое:

ДЕД МОРОЗ — ДУШИТЕЛЬ И ПОДЖИГАТЕЛЬ Сильный пожар произошел в одном московском НИИ, в помещении, которое арендовала коммерческая фирма «Октопус». Однако на сей раз причиной бедствия стал не новогодний фейерверк китайского производства, который ежегодно в эти дни взимает дань с имущества юридических и частных лиц. Как нам сообщили в отделе милиции муниципального округа, в здании был обнаружен труп охранника. Он был задушен стальной цепочкой. Это что-то новенькое среди орудий преступления, которые используют киллеры.

Впрочем, речь идет о явном оригинале, так как убийцей и поджигателем в данном случае является… Дед Мороз. Свидетели из дома напротив видели, как буквально за несколько минут до пожара из дверей НИИ вышли мужчина и женщина, наряженные Дедом Морозом и Снегурочкой. Неужели подобное «прикрытие» начнет входить в моду в криминальном мире? Я отложил газету и некоторое время сидел неподвижно. Пока не почувствовал, что сигарета догорела до фильтра и теперь обжигает пальцы.

В здании я находился минут двадцать. Сначала Снегурочка разговаривала с охранником. Потом он вытолкал ее на улицу и запер дверь. Когда я спустился вниз, охранника не было, и дверь была закрыта изнутри. Значит, никто не входил и не выходил за то время, пока я находился в здании.

Но кто смеялся в темном коридоре? Я был уверен, что охранник, только не мог понять, зачем ему это понадобилось. Но, если верить заметке, бедняга к этому моменту уже лежал мертвым на первом этаже.

Значит, в коридоре смеялся кто-то третий, и непонятно, как он там оказался.

* * *

«Дзинь» — прозвенела пуля, ударившись об асфальт.

— Если хочешь, вылезай, а я сматываюсь, пока цел, — сказал водитель желтого такси, которого я нанял, чтобы отвезти чемодан к теще, а потом добраться до гранитной мастерской. — Ты посмотри, это ж форменная войсковая операция.

Стреляли поблизости, где-то за небольшим сосновым перелеском, утонувшем в снегу. Я не успел толком захлопнуть дверцу машины, как водитель развернулся и умчался в сторону города.

Закурил, некоторое время решая, что делать. Непонятно, как пуля умудрилась залететь так далеко. Мы как раз остановились, потому что мимо пронеслась кавалькада ревущих мотоциклов. Водитель испугался, доказывая, что от этих рокеров добра не жди, могут вернуться и пристать. Тут пуля и чиркнула.

Миновав поворот, я увидел вывеску:

«Гранитные работы» Чуть дальше стояло приземистое строение посреди заасфальтированной площадки. А на дорожке, ведущей к домику, сгрудились давешние мотоциклисты. Они стояли ко мне спиной, и не увидели, как я подошел совсем близко.

— В чем дело, мужики, кто стрелял? — спросил я.

Все как по команде уставились на меня. Человек восемь. Кожаные, застегнутые наглухо куртки, сапоги, шлемы, защитные очки. Словно попал в компанию терминаторов.

— Ты кто такой? — вопрос был задан достаточно агрессивно.

— Иду вот в мастерскую. Я вам не помешаю?

— Макни его, Тарантул, — предложил самый молодой из них. — Тогда ему памятник точно понадобится.

— Это я всегда успею, — задумчиво произнес тот, кого назвали Тарантулом.

— Какая разница! Харлея здесь пристрелили, как будто собаку какую-то, а ты чего ждешь? Всех передавим за Харлея, — голос у него сорвался.

— Значит так, — Тарантул подошел ближе. — Тебя мы, мужик, не знаем. Против тебя ничего нет. Но ночью подстрелили нашего товарища. И теперь мы пришли предъявить счет, — он махнул рукой в сторону мастерской. Пусть перестанут стрелять и выходят. Все равно мы их достанем.

— Стреляли оттуда?

— Да, — байкер кивнул.

— Он с ними заодно, разве ты не видишь, Тарантул? — проговорил, всхлипывая, парень. — Макнем его здесь, меньше останется.

— Заткнись, — Тарантул поморщился. — Ты все понял? — он обратился ко мне.

— Вроде парламентера, да? — я улыбнулся. — И какие условия сдачи я могу предложить осажденным?

— Это месть. Нам нужен только тот, кто пришил Харлея.

Лишние жмурики ни к чему.

— Вы бы отъехали подальше, а то снова могут выстрелить. Не хотел бы оказаться в этот момент между вами и стрелком.

— Делай, что я тебе сказал, — Тарантул покачал головой. — Не знаю, откуда ты здесь взялся, но если решил к нам подойти, смелости у тебя хватит дойти и до дома. Мы будем ждать.

Пока шел по дорожке к дверям, мне казалось, что ствол находится не где-то там, за разбитым окном, а упирается прямо в лоб.

Постучал в дверь. Она сначала приоткрылась на палец, потом резко распахнулась и меня втащили внутрь.

Я разглядел мужика в рабочей одежде, женщину, сидевшую прямо на полу у стены. Кроме них здесь было еще двое мужчин.

Мужик, который втащил меня внутрь, держал в руке малокалиберную винтовку.

— Думаешь, приперли меня, да? Я как увидел это адское племя из окна, сразу понял, что они сунутся. А если сунутся, то получат сполна! — он сорвался на крик. — Так и передай своим дружкам. Они крутые, но я еще круче.

Женщина снизу вверх восхищенно посмотрела на говорившего.

— И долго собираетесь держать оборону? — поинтересовался я.

— До последнего патрона! — гордо заявил мужик и неожиданно весь позеленел.

Я сделал шаг назад, опасаясь, как бы не увидеть, что он ел сегодня на завтрак.

Оба пожилых мужчины затравленно посмотрели на меня.

— Может, попробуем договориться? — осторожно произнес один из них.

— Никогда! — отрезал стрелок и опрометью кинулся в соседнюю комнату, зажимая ладонью рот.

— У него всегда, как разнервничается, такое, — извиняющимся голосом сказала женщина. — А вообще-то он очень смелый. Так и передайте своим парням.

— Да это не мои парни. Я к вам по другому делу.

— Какому?

— Недавно вы изготавливали памятник, — я достал квитанцию вот и хотел узнать: кто заказал, где установили.

— Какой памятник? — стрелок вернулся и взял у меня из рук квитанцию. Настрой у него был уже не такой боевой, — А, этот. И вы про него спрашиваете? Я делал. Сам же возил устанавливать. Заказала женщина.

— Вы не могли бы ее описать?

— Невысокая. Примерно одного роста с моей женой, — он кивнул в сторону женщины, сидевшей на полу. — Темные волосы. Карие глаза. Симпатичная.

— Приехала на автомобиле?

— Да, «жигули» шестой модели. У нее еще что-то мотор барахлил.

— Я так понял, кто-то еще интересовался этим памятником?

— Вчера заезжал какой-то иностранец, спрашивал. Но меня не было, и он оставил свою визитку с телефоном, просил с ним связаться, когда я появлюсь.

— Вы сохранили эту визитку?

— Вот, — он полез в карман и протянул мне. — Можете ее забрать, если хотите. А теперь отзовете отсюда своих двухколесников?

— Я уже сказал вашей жене, что это не мои двухколесники. И они говорят, что вы застрелили их товарища.

— Никого я не стрелял! — он снова сорвался на крик. — Сегодня утром милиция приезжала, нашли на обочине дороги какого-то парня. Ночью убили.

«Беги, — сказал я Харлею, — беги». Видимо, люди Шамиля оказались быстрее. Скоро они снова доберутся и до меня. Тьфу ты!

— А нас тут не было, — сказала со своего места женщина. — Все только утром приехали. Уже после того, как нашли тело.

Никого из нас даже милиция не подозревает.

— Я понимаю: его специально подбросили, чтобы натравить на нас эту банду, — глубокомысленно заметил стрелок. — Но что теперь поделаешь?

Похоже, он был довольно близок к истине.

— А догадываетесь, кто решил вам это подстроить?

— В том-то и дело, что некому, — сказал один из пожилых. — Мы со всеми договорились, платим местной братве за охрану, никто нам не угрожал до сегодняшнего дня. И вдруг такая напасть.

— Вы не могли бы показать мне место, где устанавливали этот памятник? — я сложил квитанцию и сунул обратно в карман.

— Конечно, мог бы. Хоть сейчас, — стрелок очень нервно засмеялся. — Вот только как мы отсюда выйдем?

— Почему до сих пор не вызвали милицию?

— Ночью к нам залезли, — сообщила женщина. — и разбили вдребезги телефон.

— Кто-нибудь может подержать ружье вместо вас? — спросил я стрелкаЗачем? — он испуганно прижал мелкашку к груди.

— Пойдем к ним вдвоем. Если докажем, что никто из находящихся здесь не виноват, разойдемся с миром, — честно говоря, сам я в это не верил. — А так от этих парней на мотоциклах не отвяжешься.

— А обещаешь, если мы не виноваты, рокеры уйдут?

Я кивнул. Нет ничего проще, чем пообещать.

* * *

Байкеры стояли на прежнем месте. Я надеялся, что холод немного остудил их головы.

— Этот, что ли? — спросил самый крупный из них по кличке Тарантул. — Он Харлея угробил?

— Нет.

— Тогда зачем его привел?

— Надо разобраться. Люди, которых вы взяли в осаду, утверждают, что они не убивали. Может, вы приехали разбираться не с теми?

— Чего с ними возиться! — заорал молодой и нервный парень.

— Тоже мне — судебный процесс, допрос свидетелей.

Пусти, Тарантул, я его гусеницей перекрещу… — мальчишка снова сорвался на крик.

— В поле ветер, в жопе дым. Кто-то насвистел, а вы под пули полезли, — я покачал головой. — Утром неподалеку отсюда нашли труп. Вполне возможно, это был ваш товарищ. Но почему вы решили, что убили именно эти люди? Кто вам подкинул такую идейку?

— Мало ли кто, — Тарантул громко высморкался, зажав одну ноздрю пальцем. — Не об этом сейчас речь.

— Как раз об этом. Кому-то понадобилось разгромить мастерскую…

— Хватит трепаться! — подпрыгнул нервный парнишка. — Чего мы ждем!

— Убери подальше свою мартышку, — я обратился к Тарантулу. — Базар идет или самодеятельность? В том домике — с десяток мужиков, и за какой конец шабер держать, они знают. Вас — не меньше. Сколько жмуриков с биркой на левой ноге после такой разборки окажется, если сейчас не договоримся?

Кажется, мои слова произвели некоторое впечатление. Парнишка, во всяком случае, отступил.

— Как нам договориться? — Тарантул пожал плечами.

— Какие у тебя доказательства, кроме «одна баба на рынке сказала»? Может, ты сам все выдумал, чтобы команду свою натравить на ни в чем не повинных людей?

— Вот мое доказательство, — Тарантул покачал перед собой кулаком размером с пивную кружку.

— Сгодится. Твое доказательство против моего.

— Не понял? — его маленькие голубые глазки мигнули.

— Чего ж тут неясного? Побереги своих людей, а я своих. Решим вопрос вдвоем — только ты и я. Кто победит — тот и прав.

Тарантул усмехнулся, как человек, уверенный в своих силах.

— Ты собираешься с ним драться? — изумленно прошептал стрелок. — Да эта туша тебя просто раздавит… Бежим обратно, Маринка прикроет, я ее сам стрелять учил…

— Нет.

— Почему?

— Из тебя плохой педагог. Вдруг она промажет?

— Не знаю, что ты задумал, — медленно проговорил он, — Но если тебе удастся уладить дело таким способом… По-моему, ты псих.

— Ну, кончили совещаться? — громко спросил Тарантул.

— Мы не совещались. Мы ждали твоего ответа.

— Ха. Твой вызов не противоречит нашим правилам. — высокопарно сообщил он. — Кровь за кровь. Если не хочешь выдать того, кто виноват — отвечаешь сам. Я буду с тобой драться. — глазки его злобно сверкнули. — А потом разберемся с оставшимися.

Он понял, что я не оставил ему выбора. В группировке ты можешь удержать власть только одним способом — быть самым сильным и самым смелым. Попытайся хоть раз увильнуть от честно предложенной драки, и от авторитета не останется и следа, а последняя шестерка станет вытирать ноги о твою кожаную куртку.

— Здесь нам хватит места, — я кивнул.

Тарантул двинулся на меня. Он был слишком громоздким, чтобы быстро передвигаться. Но глядя на его ручищи, я понимал, что если они сомкнутся вокруг моего тела, вряд ли останется хоть одно целое ребро.

Некоторое время мы кружили на месте — он ловил, а я уворачивался. Наконец, Тарантулу это надоело, он ринулся вперед, взмахнув огромным кулаком. Я нырнул под руку, почувствовав, как она скользнула по волосам, и нанес сильный удар в живот. С таким успехом я мог молотить бетонную стену.

Тарантул только злобно и весело усмехнулся.

Я понял, что с наскока его не возьмешь. Но если я не смогу победить быстро, то вообще не стоит надеяться на победу. Уже сейчас я чувствовал, как начинает не хватать воздуха.

Тарантул снова бросился вперед, ударив поочередно обеими руками. На этот раз кулак задел плечо, отбросив меня в сторону.

Байкеры завопили. Он попытался заключить меня в объятия. Чудом восстановив равновесие, я нанес серию коротких ударов в бородатую физиономию. Противник замотал головой, словно бык отгонял надоедливого слепня. Сплюнул на снег сгусток крови.

— Все равно зуб гнилой был, — он подмигнул под смех своих ребят. — А я с детства зубных врачей боюсь. Может, хватит размахивать кулаками, как торговки? Схватимся по-настоящему и выясним, кто из нас сильнее?

Внезапно он стремительно прыгнул вперед и почти застал меня врасплох. Огромные руки стали смыкаться на спине. В лицо пахнуло пивным перегаром и рыбой. Я почувствовал, как меня охватывает паника. Если не вырвусь из захвата, он раздавит меня за полминуты. Откинулся назад, ударив пальцами в глаза и одновременно коленом в пах. Тарантул охнул, но рук не разжал.

Пытаясь высвободиться, когда уже потемнело в глазах, я вдруг поймал в кулак его длинные волосы, собранные в хвост на затылке. Дернул, что было сил… Тарантул взревел от боли и на мгновение ослабил хватку. Я тут же, не выпуская волос, скользнул ему за спину и в прямом смысле повис на этой косичке. Он завертелся на месте, вопя благим матом. И тут его масса превратилась в недостаток: он был слишком грузен, чтобы стряхнуть меня.

Наконец он споткнулся и упал на колени. Несколько раз, словно топором, я ударил его ребром ладони по шее. Почувствовал, как обмякло тело. Но и сам я, похоже, был не в лучшем состоянии. Каждый нерв, каждый мускул молил об отдыхе. Если бы было возможно, я прилег бы на снег рядом с этим здоровенным парнем.

Но дело надо было довести до конца. Не зря же я сам напросился на эту драку?

Стояла полная тишина. Байкеры словно и не дышали. Я только замечал устремленные на меня глаза.

Тарантул зашевелился. Я поймал его за злополучную косичку и заставил поднять голову. Кто-то из байкеров возмущенно крикнул.

— Почему ты не сказал своим друзьям, кто на самом деле убрал вашего дружка? — спросил я. — Когда тебе позвонил Шамиль и надоумил устроить этот налет?

Шум стих, байкеры удивленно уставились на меня.

— Шамиль — это тот пахан, которому ты почему-то не нравишься, — пояснил я стрелку.

Одной изумленной физиономией стало больше.

— Ну? — поторопил я, потянув посильнее за волосы.

— Врешь ты все, — простонал здоровенный парень.

— Эй, а откуда ты-то знаешь про какого-то Шамиля? — спросил самый молодой и самый нервный из байкеров.

Похоже, и самый сообразительный.

— У меня с ним свои счеты.

— Может, это как раз ты и убил Харлея? — спросил, побледнев, парень.

— Может быть, я. А может, кто-то другой. Это легко проверить.

— Как?

— Пораскинь мозгами. Еще не опознали тело, а вы все уже знаете, что убили именно вашего дружка. И даже знаете, кто это сделал. Вернее, вам просто подсказали…

— И тот, кто нам подсказал, — парень нехорошо посмотрел на лежавшего на снегу Тарантула, — сам его и прикончил.

— Ну, может быть не сам, может, только присутствовал при этом, — мне стало немного жалко этого большого жирного парня.

— То, что Тарантул узнал не от тебя — ясно, — парень шмыгнул носом. — Остается выяснить, кто ему насвистел.

— Тут уж вы сами разбирайтесь, — я подумал, что следующим лидером среди этих молодчиков скорее всего станет нервный паренек. Голова у него варила неплохо, вот только чаще надо валерьянку принимать.

— Отдашь его нам? — спросил парнишка.

— Берите. У меня даже аквариума нет.

Кто-то засмеялся.

 

5. ИЗГОТОВЛЕНИЕ НАДГРОБИЙПО ЗАРАНЕЕ УТВЕРЖДЕННОМУ ПРОЕКТУ

— Вот это место. — Стрелок, по совместительству каменотес, показал на черный гранитный параллелепипед. — Знал бы я, что столько шума вокруг всей этой истории будет, никогда бы не ввязался.

— Могила вроде, старая, верно?

— Пять лет скоро будет.

— Откуда знаешь? Камень, кажется, изготовили несколько дней назад? — я полез за квитанцией, чтобы свериться с датой.

— Еще бы мне не знать. Тут мой шурин лежит.

— ?

— Ладно, расскажу, — он махнул рукой. — Я у тебя в долгу. Дело было так. Приезжает дамочка, вся из себя, просит поговорить с глазу на глаз. Так мол и так, работает она помощницей у какого-то фирмача. А у того — партнер, с которым они дела крутят, из бывших наших. И просит эмигрант найти могилу какого-то своего старинного дружка. Воспоминания, ностальгия и все такое. Послать его подальше они не могут, ну а найти дружка — тоже. Вот, не знаю, как им такое в голову пришло, решили заказать памятник, установить его где-нибудь. А потом привезти этого эмигранта и показать — помер, мол, твой кореш два года назад. Пусть там поплачется, цветочки положит.

— Что-то я цветов не вижу.

— Мы договорились, до первых чисел января памятник постоит. Значит, на днях и посетят. Слушай, ты думаешь, грязными делишками попахивает? Поэтому на меня наехали?

— Может быть, кто-то испугался, что ты об этом расскажешь раньше времени. Сюрприза не выйдет.

— Я серьезно, — он махнул рукой. — Наверное, эта дамочка решила мне рот заткнуть…

— Боюсь, кто-то хочет заткнуть рот вам обеим.

— Неужели из-за такого пустяка?

— Пустяка? Если вдруг эмигрант узнает, что его надули, как ты думаешь, захочет ли он и дальше иметь дело с такими партнерами? И прикинь, какие деньги могут стоять за этим сотрудничеством.

— Но если все настолько серьезно, — каменотес почесал затылок, — проще и дешевле, наверное, было бы найти настоящую могилу.

— Если она существует.

— Что?

— Я вчера разговаривал с человеком, чье имя ты высек на граните.

— Ну дела… Ничего не понимаю. Дамочка ведь сказала, он давно умер…

— Хочется надеяться, женщину неправильно информировали.

— История… Наверное, мне лучше со всей семьей до конца новогодних праздников к матери в деревню податься?

— Только никому не говори, где находится деревня.

Он кивнул, о чем-то сосредоточенно думая. Потом спросил:

— Наверное, я паршиво поступил, когда на такое согласился?

— Это ты у своего шурина спроси.

* * *

Я набрал номер телефона, который дал мне Н. Г. для связи по пейджеру.

— У меня информация для абонента номер сорок семь ноль девять. «Необходимо встретиться. Точка три, двадцать сорок». Записали? И повторяйте эту информацию каждые пятнадцать минут в течение часа.

…Я заметил Н. Г. еще перроне. Он стоял ко мне спиной, хмуро изучая пассажиров из-под козырька каракулевого картуза. Мы вошли в один вагон, а когда на «Динамо» освободилось достаточно мест, я сел рядом.

— Все чисто, — сказал Николай Григорьевич.

— За мной тоже никто не следил. Не стоило, все же, называть точное место встречи, когда передавали информацию по пейджеру.

— Вы же сказали, этот номер знал только Вадим? А дело срочное.

— Дело? Это ваша работа?

— Что именно?

— Пожар.

— Нет, я собирался всего навсего запустить в их компьютеры вирус, но меня опередили более радикальным методом.

— Компьютерный вирус? — он поморщился. — Это баловство.

— Не скажите. Текст любого документа распечатывается на лазерном принтере. А для этого он должен быть набран на компьютере. Если вирус уничтожил всю информацию на жестком диске, придется все восстанавливать. А значит, заново все согласовывать, сверять, проверять и так далее. Прежде чем подписывать. Я имею ввиду и тот гипотетический договор.

Некоторое время мы могли бы выиграть. День, два, а может и больше.

— Хорошо. Но пожар оказался эффективнее, да?

— Не уверен. Во-первых, слишком грубо. Во-вторых, пожар подпадает под понятие форс-мажорных обстоятельств. В этом случае фирма не несет ответственности за невыполнение своих обязательств. Компьютерный вирус же пока в список стихийных бедствий не внесен.

— Неплохо, — он кивнул, как учитель, решивший первому балбесу в классе поставить ради разнообразия трояк. — Так бы нам удалось сорвать им работу и в то же время не дать возможности оправдаться перед партнерами. Но тот, кто устроил пожар, спутал вам все карты.

— Прежде всего, тот, кто устроил пожар, убил человека. Сторожа, охранника. И мне это не нравится.

— Мне тоже. Надеюсь, вы понимаете, что этот человек работал не на меня.

— Надеюсь. Но понимаю и другое. Может быть, охранника убили не ваши друзья, а ваши враги. Но ни тех, ни других не остановит необходимость убивать. И мне очень бы не хотелось продолжить собою расстрельный список.

— Вас тоже хотели убить? — он посмотрел недоуменно. Вы ведь ничего еще толком не успели сделать? Может, идея с этим вашим вирусом была неплохая, но даже ее вы еще не смогли осуществить.

— Жалко, вас не было рядом, чтобы объяснить это трем парням, которые усадили меня в машину и повезли, как они выразились, на персональное кладбище.

— На покойника вы что-то не похожи, — он усмехнулся.

— Вы тоже, — я достал квитанцию на изготовление памятника и протянул ему.

Н. Г. пробежал глазами текст, держа листок на вытянутой руке, как поступают дальнозоркие люди, когда не хотят воспользоваться очками.

— Что за ерунда? — он повысил голос.

Кажется, я вывел его из равновесия.

— Единственное, что удалось спасти от огня, — сообщил я. — Нашел в столе одного из сотрудников фирмы «Октопус».

— Но кому понадобилось… — возмущенно начал он.

В его возрасте начинают болезненно относиться к подобным шуткам. Пришлось пересказать то, что я услышал от каменотеса.

— А этот эмигрант… — нетерпеливо перебил Н. Г.

— У меня его визитная карточка.

— Дайте сюда.

Я заметил, как у него задрожала рука, пока он в нее всматривался.

— Знаете этого человека?

— Да. — Николай Григорьевич кивнул. — Он был моим ближайшим другом.

— А потом сбежал на Запад?

— На Запад? — он чуть улыбнулся. — Вряд ли этот человек мог сбежать куда-нибудь западнее, раз он родился на западе штата Техас.

— Вы его что, завербовали?

— Друзей не вербуют, — он покачал головой. — Как и не выбирают. Мы познакомились в яхт-клубе… — он почти неуловимо улыбнулся. — Трудно представить, да, что нынешний пенсионер был когда-то заядлым яхтсменом, членом одного из самых престижных клубов Америки? Джон Стэндап, — Н. Г. назвал имя владельца визитной карточки. — Началось с ни к чему не обязывающих приятельских отношений. Потом однажды попали вместе в шторм… Кто кому в тот раз спас жизнь — то ли он мне, то ли наоборот… А потом… У вас есть друзья?

— Наверное.

— Тогда постарайтесь понять. Мы дружили почти двадцать лет. Он так и не узнал, что я советский разведчик. Он не переваривал коммунистов. Стэндап, как теперь говорят — крутой. Он сам сделал себе карьеру, расчищая путь где надо — умом, где надо — кулаками. Но уверен, даже если бы узнал тогда про меня правду, не перестал бы быть моим другом.

— Если этот американец ничего не знал, почему он приехал в Россию вас разыскивать?

— Предполагаю такой сценарий, — у Н. Г. между бровями появилась складка, — однажды к нему пришли и предъявили документы, доказывающие, что он дружил со шпионом, работавшим против Соединенных Штатов.

— Ну и что?

— Страшное обвинение для гражданина страны, давно страдающей шпиономанией. Он не смог бы доказать, что не сотрудничал со мной, что наша дружба — обыкновенная дружба между двумя мужиками.

— Но если он ваш друг, попытайтесь ему помочь. К примеру, пригрозите, что рассекретите кое-какую информацию, актуальную по сей день, если они не оставят американца в покое. Вы же опытный разведчик, и знаете, как торговаться в подобных ситуациях, — напомнил я.

— Все это имело бы смысл, если действовала Лубянка или ГРУ, или политическая разведка при ЦК. С ними можно было поторговаться. Но эти люди… эти люди так просто его не отпустят.

— Эти люди — кто они? Мафия?

— Когда говорят — мафия, подразумевают уголовный мир. Да, у воровских авторитетов есть власть — в тюрьмах, на темных улицах, в притонах. Они и раньше там были хозяева. А у кого власть в финансовой сфере? Или в торговле — не в киосках у метро, а на международном уровне? В политике?

— Было бы любопытно узнать.

— Не мне вам объяснять, что большинство чекистов работали за идею…

Вечно они себя называют чекистами, подумал я.

— …Но Советский Союз исчез… Ради чего, скажите, теперь рисковать? Ради чего прошла вся жизнь? И не забывайте, мы внедряли своих людей в наиболее влиятельные структуры по всему миру — от политических партий и государственных аппаратов, крупных коммерческих фирм и силовых ведомств до по-настоящему мафиозных структур, сект и кокаиновых баронств. Кое-кого из наших людей прибрали к рукам и бывшие противники, и бывшие союзники. Некоторые просто решили уйти с линии огня… Но были и те, кто стал работать на свой страх и риск. Но теперь уже в собственных интересах.

— Общество шпионов с ограниченной ответственностью? — я засмеялся.

— Одних смогли завербовать, других — запугать. — Н. Г. даже не улыбнулся, — Были проведены акции устрашения — вспомните громкие дела о разоблачении советских разведчиков в ряде европейских стран и Соединенных Штатах. Наши бывшие агенты оказались в заложниках. И не только они. Их семьи… Их друзья.

— Короче, приватизировали агентуру, — я продолжал улыбаться. — А теперь предлагаете принять участие в ваших междусобойных разборках.

— Это не разборки. Группа людей, как вы правильно заметили, использует наработки огромного коллектива. И наша задача — помешать им.

— Наша? С какой стати и моя?

— С какой стати? — глаза его сверкнули. — Идет война, и глупо спрашивать — почему призывают именно тебя.

— Да никакая война не идет! — теперь разозлился я. — Когда же вы наконец вылезете из окопов, которые сами себе придумали?

— мне захотелось покрутить пальцем у виска.

— Но люди гибнут, верно? — попросту спросил Н. Г.

Возле виска крутить расхотелось.

Z

* * *

На кольцевой мы расстались. Н. Г. направился к дверям, через окно я увидел, как в людском водовороте мелькнуло его темно-серое пальто, и еще некоторое время мог наблюдать, как плывет над людскими головами каракулевый картуз.

Николай Григорьевич казался высокого роста.

Стоило проследить, куда он пойдет, но поначалу я не решился идти следом. Мне показалось, он был достаточно откровенен, и не хотелось бы насторожить его.

«Поезд дальше не пойдет…», — объявил машинист.

Значит, так тому и быть. Я выскочил из вагона. На перроне было не протолкнуться. Вдали, уже на эскалаторе я увидел темно-серое пальто и каракулевый картуз.

Бегом поднимаюсь по ползущим вверх ступенькам. От напряжения на лбу выступила испарина, а ломающая боль запульсировала от поясницы до щиколотки левой ноги. Похоже, вчера моему позвоночнику чересчур досталось.

Преодолевая хромоту, я спускаюсь по ступенькам на перрон радиальной станции, и уже слышу шум прибывающего поезда.

И вдруг — крик. Истошный женский крик. Скрежет колес, заблокированных экстренным торможением. Вздрогнул и закрутился людской водоворот. Грубые окрики проталкивающихся через толпу милиционеров…

Когда я протолкался через людские спины, то увидел застывшую у самого выхода из туннеля морду электропоезда. Присевшего у края перрона милиционера, который осторожно заглядывал вниз, на рельсы. А рядом, на мраморном полу валялся… каракулевый картуз.

Мне не видно было, кто лежит на рельсах, но картуз я узнал сразу.

* * *

Я повернулся и пошел прочь. Но вдруг остановился, словно наступил на осколок стекла. В первый момент я даже не сообразил, в чем дело. Просто увидел знакомое лицо. Светлые волосы, оттопыренные уши и странные бесцветные, почти белые глаза…

Тут я вспомнил откуда знаю этого человека, и мне стало не по себе.

В нескольких шагах от меня стоял охранник из «Октопуса», тот самый, который, если верить газете, был задушен стальной цепочкой…

Наши взгляды встретились. Я двинулся было к нему, но был оттеснен толпой, которую расталкивали милиционеры, пытаясь пробить дорогу для санитарной бригады и рабочих с какими-то инструментами.

Когда я выбрался из водоворота тел, человек с бесцветными глазами исчез, словно растворился.

 

6. ОТКРОЙТЕ, МИЛИЦИЯ

Телефон зазвонил, когда я распечатал похожую на бейсбольную биту бутылку греческого бренди и собирался налить себе — немного, чтобы только прийти в себя.

С выпивкой пришлось повременить.

— Алло, — женский голос, — это приятельница Василия, Снегурочка, помните?

— Ну как же.

— Я прочитала в газете про пожар.

— А…

— Вы должны срочно ко мне приехать. Надо поговорить. — деловито сообщила она.

— Я сейчас занят.

— Послушайте, не станем же мы обсуждать это по телефону, — возмутилась девушка.

— Мы вообще не будем ничего обсуждать. Просто забудьте обо всем.

— Не уверена, что хочу забыть. Вы втравили меня в историю, верно? И предлагаете все забыть. Знаете такую поговорку, — она хихикнула, — что молчание — золото. Вот я и хочу, чтобы мы обсудили, сколько это золото может стоить. Иначе я могу набрать другой номер — ноль два. Понимаете?

— Шантаж — грязное дело, — заметил я.

— Знаете, сколько грязных дел приходится делать бедной женщине, чтобы не пропасть в нищете? Запоминайте адрес… Иначе через час я снова позвоню. Но только уже не вам.

* * *

На Снегурочке был халатик на голое тело, когда она открыла дверь.

— Проходите, — пропустила в квартиру. — Знаете, моей подруге, той самой, чей телефон я ради смеха дала охраннику, только что кто-то позвонил и спросил мой адрес. Как такое могло случиться, ведь охранника, я прочитала, убили? Может, он записал номер, чтобы не забыть, а милиция нашла записную книжку?

— Боюсь, это была не милиция. Постарайтесь быстро одеться. Надо отсюда уехать.

— С какой стати? — сказала она несколько скандальным голосом. — Я ведь не при чем, я ждала на улице, когда вы его убивали.

— Никого я не убивал, вы это знаете.

— Я — единственная свидетельница, — она щелкнула пальцами.

— Если хотите, чтобы я скрылась и не давала показания, заплатите. Я согласна поехать отдохнуть, скажем, на Кипр. Загранпаспорт есть. Уеду — и вас ни в жизнь не найдут. А все остальное меня не касается.

— Ваша подруга сообщила адрес тому, кто звонил?

— Конечно, она же дуреха. Он сказал, что видел пробные снимки, которые я делала в агентстве фотомоделей. Кстати, про агентство я выдумала, когда трепалась с охранником. И она поверила, даже не спросила, почему меня разыскивают по ее телефону. Что ж, пусть дураки остаются здесь, а я поеду на Кипр.

— Да перестаньте вы со своим Кипром.

— Десять тысяч баксов меня бы устроило. — сообщила она.

— Меня бы тоже, — я кивнул. — Жаль, неоткуда их взять.

— Ну хорошо. Пять, — уступила Снегурочка.

— Собирайте вещи.

— Значит, договорились? — она обрадовано захлопала в ладоши.

— Нет. Просто я считаю, что несколько дней вам стоит пожить в другом месте.

— С какой стати?

— Вы про агентство фотомоделей рассказывали только одному охраннику?

— Ну да. По ходу выдумала. Вы же поручили мне отвлекать внимание.

— Тогда откуда об этом знал тот, кто вас разыскивает?

— Вот именно, — она удивленно посмотрела на меня. — Охранника же убили.

— Может быть.

— Что — может быть?

— Может быть, кто-то еще слышал ваш разговор. А, может быть… — я не решился сказать, что, кажется, пару часов назад видел в метро человека, выдававшего себя за охранника.

Во всяком случае, для удавленника он был достаточно шустр.

— Но тогда, — в ее глазах промелькнул испуг, — разговор мог слышать только тот, кто его убил? Если он в это время прятался…

— Наконец-то дошло. Собирайтесь.

— Нет уж. — она отрицательно покрутила головой. — Нечего меня запугивать. Платите деньги, а я уж сама о себе позабочусь.

— Я отдам все деньги, которые у меня с собой, — достал бумажник. — И только потому, что считаю себя виноватым — втянул в эту историю. Поверьте, не представлял, что все обернется пожаром и убийством. Надеюсь, этого хватит, чтобы пересидеть где-нибудь недельку или две. Лучше не в Москве. Может, есть родственники или друзья в другом городе?

— Ага, так я к себе в Киров и поеду, — она всплеснула руками. — На ваши гроши. Здорово придумали.

— Почему — гроши? Мне бы этого на месяц хватило.

— А мне — нет. — она отрезала. Три штуки, и ни копейки больше не уступлю.

Я повернулся, чтобы уйти.

— Вы куда? — встрепенулась Снегурочка. — За деньгами?

— Нет.

— Ну, поторгуемся еще? — предложила она примирительно.

Я пожал плечами и взялся за ручку двери.

— Ладно, давай сюда свою мелочь, — она задержала меня за рукав.

— Возьми. И поторопись.

— Ясное дело, — машинально пробормотала она, пересчитывая деньги.

* * *

Серый фланелевый костюм, белая рубашка и бордовый галстук, пожалуй, подойдут. Я переодевался для встречи с иностранным подданным.

Его нью-йоркский адрес и телефон на одной стороне визитной карточки вряд ли могут мне пригодиться. Но на обороте от руки был написан семизначный номер телефона и название гостиницы.

— …Секретарь мистера Стэндапа, — прозвучал в трубке женский голос. Говорила она на английском, которому обучают московские репетиторы. Никакой тебе американской жевательной резинки во рту.

— Могу я поговорить с вашим мистером? — спросил я по-русски.

— Простите, кто его спрашивает?

— Каменотес. Он просил с ним связаться.

— Сейчас господин Стэндап занят. Перезвоните через час, я узнаю, когда у него будет свободное время для встречи с вами, — она собралась положить трубку.

— Минутку…

— Да.

— Детка, ты у него переводчицей?

— Боюсь, вы выбрали неверный тон…

— Это я за тебя боюсь, детка. Поднимай-ка свою задницу и вытащи своего мистера хоть из туалета. Я сейчас в холле гостиницы, и если через пять минут с ним не встречусь, то уже не встречусь никогда. А это ему надо, а не мне. Думаешь, он для собственного развлечения ездил в гранитную мастерскую и оставлял для меня телефон?

— Я не понимаю…

— А тебе и незачем понимать. Это разговор для больших дядей. Просто скажи ему, кто звонит, и все. Запомни, жду пять минут в холле, возле телефона. Если не успеешь, думаю, он захочет переводчика порасторопнее.

Положил трубку, отошел к газетному киоску и сделал вид, что интересуюсь печатным словом. Я сам себе не нравился, когда грубо разговаривал с девушкой. Но у меня на самом деле в запасе было мало минут. Уверен, этого Стэндапа пасут, и не так уж много времени пройдет, прежде чем некто узнает, что мастер гранитной мастерской хочет встретиться с иностранцем. И раз комбинация с байкерами не удалась, будут предпринято что-то новенькое.

Кто-то очень не хотел, чтобы выяснилось — могила поддельная.

Прошло семь с половиной минут, когда возле телефона появилась невысокая серьезная девушка в очках. У нее были длинные волосы, собранные в замысловатую прическу.

Не увидев грубого типа, переводчица растеряно озиралась по сторонам, потом посмотрела на часы. Я взял с прилавка «Таймс» недельной давности и отгородился от нее газетой.

Еще раз оглядев холл, женщина закусила нижнюю губку. Затем сняла трубку телефона. Уткнувшись в газету, я подошел поближе, на мгновение задержался, переворачивая очередную страницу. Вроде я из тех пришибленных типов, которые читают на ходу.

Женщина набирала номер. И это не был номер Стэндапа. Она была так увлечена этим, что не замечала, как я стою у нее за спиной.

— Да, это я, — сказала она в трубку. — Ты просил позвонить, если кто-то объявится. Звонил тот мастер, которому мы заказывали памятник. Не знаю, как разыскал. Нет. Послушай, мне не нравится роль соглядатая… Понимаю, это моя обязанность… Нет, его нет, уже ушел, он предупредил, что долго ждать не станет. Что собираюсь делать? Ничего не говорить ему о звонке? Но, послушай, это же… О-о! — она обернулась, увидела меня и швырнула трубку на рычаг.

— А я ошибался, Катя. Вам идут очки, вы в них выглядите отличницей и старостой класса. Что вы сделали с трупом?

— Господи… простонала она.

Карие глаза, и так увеличенные стеклами очков, раскрылись во всю ширь. Я начал опасаться, как бы она не упала в обморок, Но, судя по всему, организм у нее был достаточно крепкий.

— Как вы меня нашли?

— Я спросил первый.

— О чем? — она уже забыла.

— О трупе.

— Тише, пожалуйста, — Катя испуганно огляделась по сторонам.

— Бросьте. Сегодня никого уже не интересуют такие темы.

— Вадим его вывез на своей машине. Сказал, что оставит где-нибудь на дороге, чтобы это выглядело как наезд… Поверьте, — глаза за стеклами очков заблестели, словно она собиралась заплакать, — я не виновата. Кто-то подбросил это… это тело, — она уже справилась с собой. — И у меня не было другого выхода. Вы ведь верите, что я не убивала?

— У меня в кармане адрес транспортной фирмы, эмблема которой — навьюченный ослик. Не составит большого труда выяснить — в какое время помогал один из их водителей починить мотор такой красивой женщине. Такое не забывается.

— Вот и проверьте, — отрезала она.

— Остается Вадим…

— Что — Вадим?

— Как взрыв его автомобиля связан с нашей историей?

— Я что-то не понимаю… Взрыв? Ах, да…

— Вы слышали, что его машину взорвали?

— Все эти дни я работала с мистером Стэндапом. Шеф срочно уехал в Париж, и мне поручили занять его, пока Олег Витальевич не вернется…

— Когда ваш шеф улетел в Париж?

— В ночь… В ту самую ночь, когда… Возникла какая-то непредвиденная ситуация с банком.

— Поэтому-то вы и прождали его напрасно в ресторане?

— Да, — она кивнула.

— А ваш мистер почему не приехал? Вы же должны были ужинать втроем?

— Федоренко успел его предупредить.

— Лично?

— Вы меня что, допрашиваете? — возмутилась Катя.

— Нет, просто любопытствую. Кто отвозил шефа в аэропорт?

— Ну откуда я знаю!

— Вадим?

— Да, — она кивнула, — вполне возможно. Иногда он это делает. Ну, конечно, помните, я ему звонила от ваших друзей, а его не было. Наверное, он как раз и отвозил.

— Как был одет Федоренко?

— Ну откуда я знаю! — повторила она. — Как всегда, наверное. Темно-синий костюм, черное длинное пальто, ондатровая шапка. С собой он еще берет небольшой чемодан из крокодиловой кожи.

— Это меняет дело.

— В какую сторону меняет? — Катя чуть заметно улыбнулась.

— Я только что считал, что не хватает одного трупа. А теперь, похоже, их число удвоилось.

— Вы говорите загадками.

— Да нет, это вы у нас мастер по загадкам.

— В каком смысле?

— Ну зачем, скажите, устанавливать монумент живому человеку?

— Подождите… — Катя наморщила лоб. — Это ведь вы только что звонили?

— Не стану отпираться.

— А где же тот мастер?

— Я его полномочный представитель. Ну, так проведете меня к мистеру Стэндапу?

— Да… Конечно…

— И не станете никому звонить и предупреждать о моем приходе?

— Извините, но есть определенные правила. Мы отвечаем за безопасность наших партнеров…

— А за безопасность рабочих гранитной мастерской вы не отвечаете? Сегодня утром их пытались из служителей ритуала перевести в клиенты, — я согнул указательный палец, как будто нажимаю на спусковой крючок. — А ведь там, помимо мастера, который помог вам в неблаговидном розыгрыше, находились еще женщина и двое мужчин пенсионного возраста.

— Я ничего об этом не знала, — она растерялась. — Мы просто не могли разыскать этого человека, и тогда Вадим придумал…

— Я уже слышал эту байку от каменотеса…

— Это не байка…

— Но ведь людей убивают, верно, — сейчас мне почему-то захотелось повторить слова Н. Г.

— И вы боитесь…

— Вы тоже боитесь.

— Да, — Катя опустила голову.

— Но ведь кто-то должен сказать Джону Стэндапу правду? Вряд ли он захочет заключать контракт с теми, кто убил его старинного друга.

— Прекратите! — она дотронулась красивыми пальцами до не менее красивого лба. — Я сейчас сойду с ума. Вы говорите про одни убийства, про одни трупы.

— «Я из мафии, и ты из мафии, но кто кому напишет эпитафию?» Слова Иосифа Бродского. Расклеены в вагонах нью-йоркской подземки. А лучше бы смотрелись в нашем метро, скажем, на «серой» радиальной ветке.

— Если бы я не пошла в тот вечер в ресторан… Если бы не этот человек в моей квартире…

— Я бы не имел удовольствия сейчас с вами разговаривать.

— Сомнительное удовольствие.

— Не скажите. Лучше, чем лежать на очень холодной полке очень мертвой. Труп в вашей квартире спас вам жизнь.

— То есть?

— Зачем убивать человека, если он и так будет молчать? Да еще выполнять роль соглядатая. Потому что не хочет оказаться в тюремной камере из-за невесть откуда взявшегося трупа, верно?

От мертвого тела вас избавили, но неприятностей от этого не стало меньше. Вас втягивают в дела, от которых скверно пахнет. Я подслушивал разговор, — показал на телефон. — Если бы вы вызвали милицию, они бы не могли сейчас манипулировать вами.

— Никто мной не манипулирует, — отрезала она.

— Вы не скажите, кому звонили?

— Нет, — взгляд у нее был как у щенка, которого продают на Птичьем рынке — отрешенный.

— Вот об этот-то я и говорю. А теперь — ведите меня к заморскому гостю. А то на нас уже местные охранники стали косо посматривать.

— Но…

— Понимаю, вы должны все-таки предупредить своего таинственного абонента, что встреча состоялась. Сделаете это, пока мы будем беседовать.

— Но тогда…

— Не волнуйтесь, — дотронулся до ее руки, — Я тоже плохой мальчик и могу за себя постоять.

Рука ее была теплая и словно наэлектризованная. Женщина была так погружена в свои мысли, что не заметила, как мы дошли до лифта, держась за руки, словно только что влюбленные.

Интересно, а можно влюбиться, если разговариваешь об одних убийствах?

* * *

— Добрый вечер, мистер Стэндап. Вы оставляли визитную карточку, — я протянул кусочек глянцевой бумаги.

— Добрый вечер, — он посмотрел на написанный от руки номер телефона. — Но вы не тот человек, с которым я хотел встретиться.

— Верно. Но я смогу ответить на интересующие вас вопросы, — уже довольно давно у меня не было никакой языковой практики, и разговаривать на английском было нелегко.

— Вы знаете, что меня интересует?

Джон Стэндап выглядел лет на пятьдесят — во всяком случае, моложе Н. Г. Может, с толку сбивали его рыжие волосы без всякого намека на седину. Он был в хорошей форме, хотя несколько рыхловат.

— Нам не потребуется переводчик, — я посмотрел на Катю, которая стояла между нами.

— Хорошо, — он кивнул. — Кэтрин, вы не могли бы пока купить сувениры моим друзьям в Нью-Йорке. Женщине моих лет и двадцатилетней даме? Я не очень разбираюсь в том, что может понравиться красивым женщинам, — он улыбнулся. — А вам это должно быть понятно.

Другой на его месте не стал бы искать предлога, чтобы выпроводить переводчицу.

— …Хорошо, — произнес он, когда за женщиной закрылась дверь, — сколько стоит ваша информация? В долларах, рублях?

— Вам в Москве попадались только вымогатели?

— Я виноват, — он чуть покраснел. Рыжие вообще легко краснеют. — Может быть виски? Или водку?

— У вас шотландское или бурбон?

— А что вы хотите?

— Бурбон.

— Вы первый русский, которому нравится бурбон.

— Боюсь, у вас был довольно узкий круг общения.

— О, да, — американец развел руками, — я не так давно начал общаться с вашими соотечественниками…

— Кто вам сказал, что могила поддельная?

— Что? — его рука, в которой он держал стакан с напитком цвета осенней листвы, вздрогнула.

— К сожалению, несколько часов назад вашего бывшего друга толкнули под поезд.

— О каком друге идет речь? — он поставил свой стакан на край стола, так и не пригубив. — И почему я должен вам верить?

— А у вас есть выбор? — свой бурбон я выпил, потянулся за прямоугольной бутылкой и налил себе еще. — У вас был друг, который много лет назад пропал без вести. Полагаю, вышел на яхте в море и не вернулся… Но вдруг явились какие-то люди и представили доказательства, что этот человек был советским шпионом.

— Вы из КГБ? — поинтересовался он.

— Нет. Меня нанял Николай Григорьевич… Вы его знали под другим именем.

— Для чего нанял?

— Чтобы помешать сделке, которую вы собираетесь заключить с фирмой «Октопус».

— Значит, он знал, что я в Москве?

— Он догадывался, что предстоящая сделка как-то связана с его именем. А остальное мы выяснили по ходу дела. Можно сказать, я пришел к вам по его поручению.

— Но как вы это докажете? Вы сказали, он сегодня погиб? Может, это такая же подделка, как и могила? После того, как я узнал о таком обмане, вряд ли поверю кому бы то ни было, что Вальтер — я знал его под таким именем — умер.

— Хорошо, — я допил второй стакан и поставил рядом с его, полным. — Я сделал то, что считал нужным: сообщил о судьбе вашего бывшего друга. Хотите — верьте, хотите — нет. Решайте сами — будете ли вы сотрудничать с «Октопусом».

— У меня нет выбора.

— Конечно. Если станет известно, что сколько-то лет назад вы дружили с советским шпионом… Могут начать расследование. И даже если не докажут, что вы с ним сотрудничали, все равно неприятностей не оберешься. Но только учтите — огласка не выгодна тем людям, которые вас шантажируют. Не меньше, чем вам. Если вы назовете фирму, имена людей, которые взяли вас за горло таким образом, вряд ли с ними захотят сотрудничать предприниматели, на которых нет компрометирующих материалов. Отказавшись от сделки с теми, кто убил вашего бывшего друга, вы рискуете. Но не очень.

— Я не боюсь огласки, — он покачал головой. — Я не так молод, и оставшиеся годы мог бы прожить где-нибудь в Мексике, — он усмехнулся, потом снова стал серьезным. — Дело не во мне. Дело в моей жене и дочери. Главным образом, в дочери.

— Не совсем понимаю…

— Я женился на вдове своего друга и удочерил их ребенка. Сейчас ей двадцать лет, она работает в крупной корпорации, выполняющей заказы Пентагона, замужем за подающим надежды политиком. Не удивлюсь, если через несколько лет мой зять станет губернатором. Теперь вы понимаете, что сделает правда с моей семьей, с моими детьми? То, что я разорюсь — невысокая цена, чтобы защитить их.

— Они все время будут в заложниках.

Он кивнул, выпил свой бурбон, а потом налил нам обоим.

— В шпионаже их не смогут обвинить, но с карьерой будет покончено.

Он снова кивнул.

— А это довольно скверно, когда ты понимаешь, что уже не сможешь прожить жизнь так, как предполагал, — закончил я.

— Теперь вы понимаете, почему я не откажусь от этого контракта, — он встал и сделал несколько шагов — до окна и обратно. — Из меня будут тянуть деньги, но им придется делать это осторожно, чтобы не привлечь внимания. Полагаю, меня хватит лет на пять. А там… там видно будет.

— Наверное, вы сейчас ненавидите своего бывшего друга?

— Почему — бывшего? — он посмотрел мне в глаза. — Если он погиб, как вы утверждаете, значит, у меня есть умерший друг. А то, что он был вашим шпионом — что ж, друзья иногда совершают поступки, которые преследуются законом государства. Но ведь от этого они не перестают быть вашими друзьями?

* * *

— Теперь не могли бы вы ответить на мои вопросы? — предложил я.

— Не уверен, что мне хочется это делать Я вам объяснил, что не изменю своего решения. И любое вмешательство может принести вред.

— Сожалею, но вы меня неправильно поняли. У меня свои счеты с неким Олегом Федоренко…

— Это же президент фирмы…

— И человек, который вас шантажирует, верно?

Стэндап не ответил.

— Как вы поняли, знаю я не намного меньше, чем он, но мне не нужны ваши деньги.

— У вас нет доказательств. А у него они есть. Фотографии, документы.

— Наверняка он хранит их у себя. Ведь это — его капитал. Вы не интересовались, кстати, как он их хранит? Ведь если это попадет в чужие руки, вас начнут шантажировать по новой.

— Конечно, спрашивал. — Стэндап ухмыльнулся. — Ведь состояние я сколотил сам, и умею торговаться. Я требовал от него гарантий. Документы находятся в сейфе банка, и никому, кроме господина Федоренко, туда не добраться. Ключ хранится у него.

— А в случае его смерти?

— Он прекрасно понимает, что я не Дон Корлеоне, и не буду подсылать убийц.

— Шантажист не может быть уверен в своей безопасности. Иногда добропорядочный отец семейства берет в руки топор, вместо того, чтобы платить вымогателю. Разве он не предупреждалмол, если со мной что-нибудь случится, документы получат огласку?

— Нечто подобное мы обсуждали, — согласился Стэндап. — Но в случае смерти господина Федоренко ключ от сейфа перейдет к его правопреемнику. Так что его жизнь или смерть ничего для меня не меняет.

— Кто может стать, скажем так, его наследником?

— По контракту, который мы заключили, вице-президент. У него сложные имя и фамилия. Могу попросить Кэтрин, когда она вернется, показать вам документы. И я…

— Вы?

— Конечно. Мы заключили контракт о создании совместной фирмы. Это — официальный документ, вы же понимаете, я не мог бы наличными выложить такие деньги. Сразу бы заинтересовалось ФБР, налоговый департамент. А так, мы соучредители. С каждой стороны — равный взнос. Равные права. Но только я своими правами не смогу воспользоваться, пока мне грозит пожизненное заключение за шпионаж.

— Значит, и банковский сейф вы могли бы открыть?

— По контракту, мы наследуем имущество друг друга. Кроме недвижимости. Все, что хранится в банковских сейфах и на банковских счетах. Будь у меня ключ…

— Не боитесь, что теперь Федоренко попросту вас уберет? Чтобы побыстрее влезть в ваши счета и сейфы.

— Есть один пункт. Я все продумал, — он усмехнулся. — В случае насильственной смерти одного из партнеров договор не вступает в силу до тех пор, пока ведется розыск преступников. Так что, если он захочет меня убить, чтобы сразу всем завладеть, то ему придется сначала самому на себя заявить в полицию.

— Можно заказать убийство, а потом все свалить на киллера.

— По закону преступниками являются как исполнитель, так и заказчик преступления.

— Иными словами, понадобится независимый убийца, — я хмыкнул.

— Кому — понадобится? — он насторожился.

— Одному из наследников.

— Вы говорите о вице-президенте? — уточнил Стэндап. — Ведь в случае смерти Федоренко права переходят к заместителю, а не ко мне.

— Вряд ли ваш компаньон станет доверять своему заместителю. У того возникнет слишком большой соблазн стать номером один. Ключ Федоренко хранит у себя — где-нибудь на цепочке на шее. Он вел с вами переговоры с глазу на глаз?

— Над контрактом работали юристы.

— Я имею ввиду предварительные переговоры, попросту говоряшантажировал он вас без свидетелей?

— Конечно, — американец вздохнул. — Для всех это — деловое соглашение двух фирм. Только я и Федоренко знали, что стоит за этим на самом деле.

«Нет, — подумал я, — еще знал Вадим. Но откуда?» — А не было ли поблизости телохранителя или переводчика?

— Он сам прекрасно говорит по-английски. Лучше вас, — заметил Стэндап.

— Я специализировался на испанском. Кстати, чтобы иметь доступ к банковскому сейфу, мало одного ключа.

— Конечно, должны еще удостоверить личность владельца. Или его правопреемника, — кивнул Стэндап. — Но пока Федоренко жив, он не позволит вмешаться никому другому. Я уверен, — покачал головой Стэндап.

— Вот именно. Пока жив. — я поднялся.

— Вы узнали то, что хотели? — Стэндап тоже встал.

— Да, почти… Вы мне так и не сказали, кто предупредил, что вам собираются продемонстрировать фальшивое надгробие?

— Сожалею, но я обещал этому человеку не называть его имени.

— Кстати, зачем вам понадобилась эта могила?

— Близкий мне человек пропал без вести, его признали погибшим, но в глубине души и я, и моя… его жена и дочь верили, что он…

— Все ясно. Скажите, а вы под Рождество ставили на окно свечу, чтобы он нашел дорогу к дому?

— Откуда вы знаете? Дочь, пока не подросла, часто спрашивала: когда же наконец Рождество? Может, на этот раз папа увидит ее свечу…

— Все-таки кто вас предупредил об обмане? — перебил я.

Он зря надеялся, что выдавит из меня слезу.

— Нет, — американец развел руками. — От меня вы не узнаете.

— Пожалуйста, скажите ему. — услышал я голос за спиной.

В дверях стояла Катя.

— Да, — Стэндап виновато посмотрел на нее, — мне сказала эта женщина.

— Очень опрометчиво с ее стороны, — заметил я.

— Я с самого начала понимала, что нельзя так обманывать, — она сняла очки и сжала их обеими руками. — Но боялась потерять работу, если откажусь. А потом… потом все-таки не смогла… Когда он рассказал, что это его лучший друг…

Катя продолжала третировать очки, и я подумал, что так недолго их и сломать.

— Ну вот, — Стэндап вздохнул. — Теперь вы все знаете.

— Кроме одного. Почему вы не приехали в рождественскую ночь в ресторан вместе с Федоренко?

— В ресторан? — он удивленно посмотрел на меня. — Я бы не стал встречать Рождество с этим человеком. Надеюсь, вы понимаете?

— Странно, почему Федоренко этого не понимал. Даже поручил заказать столик. Верно? — я посмотрел на Катю.

— Конечно, еще двадцать третьего…

— Мне он ничего не сказал, — нахмурился Стэндап.

— Ну вот теперь я все знаю, — сделал ударение на местоимении. — Все, что мне надо было.

— До сих пор не понял, что именно вам надо? — он чуть прищурился.

— Когда я захочу пригласить вас, не стану никому перепоручать организацию банкета. Зачем подставлять невинных людей.

— Это загадка? — он улыбнулся.

— Нет, тост, — ответил я без улыбки и поднял стакан.

Пожалуй, мне только бурбон сейчас и нравился.

Я уже собирался уходить, когда Стэндап вдруг спросил:

— Так говорите, ключ он носит на цепочке, на шее?

— Видел у него такой, — беззаботно соврал я. — Может, конечно, это был клич от шкатулки с семейными реликвиями.

Перед тем, как выйти из комнаты я оглянулся. Стэндап стоял у окна и массировал одной рукой затылок. Мне показалось, он разглядывает не памятник покорения космоса в сквере напротив.

— Вы с ним проводите все время? — спросил я у Кати, когда она собиралась захлопнуть дверь.

— Что? — подняла брови.

— Просто поинтересовался, когда у вас выпадет свободный вечер?

— А, это, — она задумчиво посмотрела куда-то поверх моей головы. — Попробуйте позвонить мне после новогодних праздников.

— Может, сходим куда-нибудь?

— Может быть. — она улыбнулась.

— Кстати, а кто вице-президент фирмы?

— Нашей? Семен Митрофанович, вы его видели. Ну тот, владелец казино и ресторана «Красная лошадь», Вернее, совладелец, вместе в Олегом Витальевичем. Кстати, он не знает, что вы разговаривали с Джоном Стэндапом, — сказала Катя тихо. — Я не стала ему перезванивать.

— Могли бы и не говорить. Сам догадался.

* * *

Во дворе своего дома я огляделся — нет ли подозрительных машин. Все чисто, никто не поджидал. Впрочем, это не означало, что меня оставили в покое.

Поднялся на лифте на четырнадцатый этаж, а потом уже по лестнице спустился на свой.

На ступеньках сидела Снегурочка, подперев щеку кулаком. Правда, уже не в сказочном наряде, а в темном кожаном пальто.

— Сколько можно ждать? — возмутилась она.

— Послушайте, когда я предложил вам переехать, я не имел ввиду, что ко мне.

— Я решила, что вы меня зря запугали. Мало ли кто мог меня разыскивать через подругу? Я часто даю ее телефон. Не собираюсь никуда прятаться.

— И поэтому пришли вернуть деньги?

— Вот еще. Меня Василий прислал, — она слегка занервничала.

— Теперь у него из-за вас неприятности…

— Что случилось?

— Поедемте со мной.

— Зачем? — я подозрительно посмотрел на нее.

— Он прячется у меня дома. Соседи сказали, что приходили из милиции, когда его не было. Василий считает, что кто-то запомнил номер его машины и теперь он хочет, прежде чем его допросят, переговорить с вами. Ну, чтобы не подставить.

Похоже на правду.

— Вот история…

* * *

Снегурочка открыла ключом дверь и пропустила меня вперед, в темную прихожую.

— Проходите. Справа выключатель.

Я сделал шаг и вдруг подумал, с какой стати Василий сидит в полной темноте. Открыл рот, чтобы спросить, но не успел, так как на меня обрушился град ударов. Упал на колени. Мгновением позже что-то твердое врезалось мне в голову. Кажется, это была подошва ботинка.

Вспыхнул свет и я увидел, как рядом с моей физиономией проскрипели по линолеуму прихожей остроносые сапоги с железной окантовкой, какие носят байкеры. Попытался встать, но сверху еще раз стукнули по голове. Потом меня поволокли по полу…

Наконец, начинаю выбираться из серой паутины, захватившей сознание. Сижу в кресле. Неудобное кресло, проваливаешься так низко, что выбираться приходится чуть ли не на четвереньках.

Рядом со мной стоят два мужика в коричневых лайковых куртках. Не знаю, то ли куртки утепленные, то ли мужики на самом деле громадные от накаченных мускулов. Третий — напротив. На нем почти такая же куртка, а на шее повязан белый шелковый шарф.

Это тот самый охранник, с которым я разговаривал на проходной. И которого кто-то задушил. Вот и верь после всего газетам.

Сейчас, гладко выбритый и без камуфляжной формы, он скорее смахивал на преуспевающего банкира.

— Он уже выплыл, можешь с ним потрепаться, — один из возвышающихся надо мной мужиков наклонился и влепил пощечину нататуированной рукой.

— Ну что, узнал, дедуля? — тонко, почти по-женски засмеялся светлоглазый. — Думал из меня дурака сделать, а вышло наоборот. Ловко тебя эта девка сюда заманила, верно?

— Мне не нравится, когда меня называют девкой, — сообщила Снегурочка, которая стояла рядом с ним. — Если бы ты не был таким прижимистым, — она покачала головой, глядя на меня, — Я бы ни в жизнь не стала этого делать. Но, знаешь, сколько они мне заплатили? И пообещали еще столько же, когда я тебя приведу.

— Они тебя обманули, — я покачал головой. — Дурочка.

Теперь ты им не нужна. Вернее, ты им не нужна живой, потому что знаешь, кто на самом деле убил охранника и устроил пожар. — я посмотрел на светлоглазого и спросил. — Настоящего охранника ты застрелил до моего прихода?

У него очень бледная кожа и оттопыренные уши. На любом другом такие уши выглядели бы страшно потешными. Но когда видишь глаза этого типа, становится просто страшно.

— Буквально. Он еще тепленький лежал за столом, мог бы сам увидеть, если бы удосужился заглянуть, — светлоглазый тип подмигнул. — Вот смеху-то было бы. Но ничего, сейчас мы тоже повеселимся. — он вдруг схватил девушку и завернул ей руку за спину. — Слышала, что сказал этот парень? — кивнул в мою сторону. — Он не такой дурак, как кажется с первого взгляда. — Ну-ка, гони деньги, которые получила.

Она попыталась вырваться, но он еще сильнее завернул ей руку. Затем запустил другую руку в вырез блузки и достал свернутые трубочкой зеленые банкноты.

— За тысячу лет бабы не придумали надежней места, — хмыкнул он, — а ведь туда все лезут в первую очередь.

Снегурочка проследила, как исчезают деньги, и по щеке темную полосу прочертила слеза, смешанная с тушью.

Я сделал вид, что мне все ни по чем. А про себя отметил: куртка на одном из мужиков расстегнута, и из-за пояса торчит рукоятка пистолета. На рукоятке была вмятина.

Сразу перевел взгляд на типа со светлыми глазами. Интересно, как его дразнили в школе? Детские комплексы оказываются самыми устойчивыми.

— Да я уже вовсю веселюсь, дефективный, — говорю как можно нежнее. — А ты лопухами двигать умеешь?

Кажется мне удается испортить ему настроение. Неважно, злят ли его мои слова или то, что я пока не выгляжу напуганным.

— Шутка, да? — он криво ухмыляется.

— Не моя — природы. Ты бы приклеивал свои локаторы лейкопластырем телесного цвета, — я продолжаю его заводить.

— Научи-ка его разговаривать вежливо, — наконец приказывает тип своим подручным.

Только это мне и надо было. А как иначе подманить мужика с пистолетом, если сам не могу из этого проклятого кресла быстро выбраться?

Он сделал шаг ко мне и размахнулся. При этом отвел предплечье немного дальше, чем стоило бы. Не вставая с кресла, я подцепил его ногу, резко подсек, одновременно выбросив вперед руку. Он еще не успел растянуться на полу, а я уже опустил рычажок предохранителя и передернул ствол.

— Давай, стреляй, — хладнокровно произнес светлоглазый тип. — Видел когда-нибудь, сколько крови бывает из перерезанного горла?

В руке у него зажат нож с тонким лезвием. Острие упирается в шею женщине, и кожа в этом месте собралась складкой.

— Ну, — повторяет он, прикрываясь ею, — стреляй! Если, конечно, попадешь. Может, тебе повезет, и ты перестреляешь нас всех. Только смотри не попади в эту сучку. Потому что я сам хочу проткнуть ей горло.

Я пытался поймать в прицел его голову, но светлоглазый все время двигался, и в поле зрения оказывался то лоб Снегурочки, то ее испуганный глаз.

— Что же ты медлишь? Пристрели ее, чтоб не мешалась! — визгливо предложил светлоглазый. — Она ведь тебя сюда заманила. Убей ее, и тогда у тебя развязаны руки.

Лезвие ножа чуть приподнялось, и Снегурочка вскрикнула. Я увидел в ее глазах мучительный страх. Она боялась: я сделаю так, как говорит этот тип. Попытаюсь спасти себя ценой ее жизни.

Для себя она, кажется, нашла ответ. На щеках уже не было слез. Только темные их следы. Я заметил, как свободная рука ее сжалась в кулачок…

Я перегнулся в кресле и осторожно положил пистолет на пол…

* * *

— Неправильно, — покачал головой скучный тип. — Теперь ты проиграл по всем статьям.

Мужик, которого я сбил с ног, поднялся и потянулся к пистолету. Другой тем временем подошел сзади и резко завернул мне руки за спину. На запястьях защелкнулись наручники.

— Не трогай пушку! — приказал светлоглазый. — Не сотри его отпечатки. Даром, что ли, мы такой спектакль устроили?

— Чтобы свалить на меня убийство охранника? — спросил я. — Но ведь его задушили, а не застрелили из этого пистолета?

— Охранника? — он поднял бровь. — Думаешь, я стал бы так возиться только ради того, чтобы спихнуть на кого-нибудь банального жмурика?

— Тогда зачем?

— У тебя будет время самому догадаться. — светлоглазый состроил многозначительную гримасу, потом повернулся ко мне спиной и толкнул Снегурочку в руки одному из подручных. — Ну, начнем, пожалуй…

Он взял со стола бутылку водки, отвинтил пробку. Налил полный граненый стакан, который стоял тут же на столе.

— Женщину пропустим вперед. — протянул ей стакан. — Пей.

Я смотрел, как она пьет, давится, глотает, кашляет, скулит. Какие-то нечеловеческие звуки.

— Теперь ты.

— Нет.

— Почему? — спросил он удивленно.

— Плевать я на тебя хотел. Может, ты для женщин такой страшный, а я на тебя плевать хотел, понял? Можно и медведя на балалайке играть научить, а вот меня плясать под чужую дудку не заставишь.

— Ишь какой крутой нашелся. А ну, открой пасть, — и он ткнул стаканом мне в губы, выплеснув часть алкоголя в лицо.

Я тут же боднул его головой. Руки у меня были скованы за спиной наручниками, и все равно большего я сделать не мог.

Светлоглазый быстро отскочил назад.

— Принимайтесь за него, — крикнул он своим подручным, достал платок и вытер выступившую под носом кровь, — Сам напросился. Пусть получит сполна.

На меня обрушился град ударов — по голове, ребрам, позвоночнику, животу. Очень скоро я упал, и они принялись с остервенением пинать ногами. В какой-то момент я перестал ощущать каждый удар — все тело превратилось в боль.

— Упрямый, гад, — услышал я голос. — Принимайтесь за бабу. Может, это его вразумит.

Женщина начала кричать. Ее крик пробился ко мне сквозь пелену собственной боли.

Я открыл рот, слипшийся от крови:

— Плевать я на тебя хотел.

И потерял сознание.

* * *

Холодно.

Один из подручных держал меня над краем ванны, а другой поливал голову ледяной водой из душа.

— Челюсть выбита. Надо вставить. — заметил светлоглазый тип, несколько удивленно глядя на меня.

Один из его подручных примерился и ударил сбоку в подбородок. Я почувствовал только треск, когда сустав заскочил на место.

— Ну а теперь — пей.

Перед моим носом стакан, полный водки.

— Слушай, может, ты меня сразу замочишь? — предложил я заплетающимся языком. — К чему вся эта возня?

— Хочу сделать ментам подарок, — он опять тонко засмеялся.

— Когда они придут тебя брать, ты лыка вязать не будешь, не то что удирать или сопротивляться.

— С какой стати им меня арестовывать?

— За убийство, — он зловеще усмехнулся.

— Вроде, никого не убивал.

— Это тебе так кажется, — он подмигнул.

— Не поверят.

— Это еще почему? — удивился он.

— Вы меня здорово отделали. Вот это, — я дотронулся до заплывшего глаза, — мое доказательство. Бедная дурочка дала тебе телефон своей подруги. Так ты ее и разыскал, верно?

— Ага. Проще простого, — он кивнул.

— Но подруга — это свидетель. Она подтвердит, что девушку пытались разыскать какие-то люди. Плюс — побои на моей физиономии. Шанс доказать, что нас обоих подставили.

— Ах ты гад! — он ударил меня. — Ведь как чувствовал — неспроста ты напрашиваешься.

— Вот именно, — я еле шевелил распухшими губами. — Вы здорово наследили, измордовав меня.

— Теперь менты догадаются, что его подставили, — заметил один из подручных.

— Заткнись, сам понимаю, — отрезал светлоглазый.

— Я же тебя предупреждал, что не выйдет у тебя гладко, — напомнил я.

— Ладно, посмотрим, — он поморщился. — Побои еще ничего не доказывают.

— Только то, что меня заставляли что-то делать. К примеру, оставить свои отпечатки на оружии, из которого убили охранника, или пить водку…

— Водку ты пока не пил, — он усмехнулся.

— И не собираюсь.

— Это мы сейчас посмотрим, — он дал знак своим подручным, и они втроем навалились на меня. Чья-то лапа опустилась на лицо, лишив возможности дышать. А когда, казалось бы, легкие уже разорвутся под ребрами, и я открыл рот, чтобы вздохнуть, в горло вместо кислорода хлынул сивушный поток. Инстинктивно я сделал один глоток, второй. В какой-то момент я вдруг почувствовал, что уже не могу сопротивляться… Страшно закружилась голова.

— А теперь отпусти его, — голос издалека. — Ну-ка, поднимите на ноги. Пусть попробует сам стоять.

Я попытался. И растянулся во весь рост на полу. Под щекой шершавый ворс ковра. Боль куда-то отступает, а я вращаюсь, вращаюсь, вращаюсь…

— Снимите наручники, теперь никуда не денется, — доносится до меня голос.

Сознание уплывает. Алкоголь всасывается в кровь и меня раскручивает безумная карусель…

* * *

Я поймал большую рыбину. Вижу, какие виражи она выделывает в воде, когда сквозь рябь мелькает ее белое брюхо. Нас с ней связывает метров двадцать крепкой лески, достаточно крепкой, чтобы задушить человека. Я тяну леску на себя, а рыбина упирается, то уходя в глубину, то свечкой выпрыгивая из воды.

Но метр за метром я подтаскиваю ее к себе, наконец, рывком выбрасываю на берег. Склоняюсь, чтобы рассмотреть поближе. Дотрагиваюсь. И вдруг мгновение назад такое серебристое и сильное тело рыбины расползается под пальцами, обнажая торчащие рыбьи кости и кишки. И тут я понимаю, что это мои собственные внутренности…

Я открыл глаза. Сколько времени прошло, пока мне все это привиделось? Продолжая находиться в сумеречном мире, я поднес к лицу руку. Где-то на запястье должны быть часы. Не могу рассмотреть циферблат. Сколько времени? В голове все смешалось в вечность боли и кошмара. Сколько времени прошло? Наконец я понимаю: часы разбиты, стекла нет и куда-то подевались стрелки.

Часы без стрелок. Я по-пьяному хихикнул. Где я, что происходит? На расстоянии вытянутой руки от меня лежит женщина. Она мертва. Вокруг шеи затянута тонкая стальная цепочка. Один ее конец намотан на мою руку, ту самую, вытянутую.

Медленно я разжал пальцы. Цепочка выскользнула. С трудом встал на ноги.

…Стены плывут вверх. Мебель стронулась со своих мест, ползает по комнате, норовит оказаться на пути каждый раз, когда я собираюсь сделать шаг. Минут пять ушло на то, чтобы добраться до ванной, а это всего несколько шагов в малогабаритной квартире. Не знаю, как за все это время я умудрился не упасть. Может, конечно, и падал, только сам не заметил.

Открыл оба крана, зачерпнул ладонью и стал пить теплую, с привкусом металла, воду. Не знаю, сколько я выпил, прежде чем судороги сжали желудок, и вода рванулась обратно, унося остатки алкоголя.

Теперь завернул горячий кран. Сегодня меня уже поливали ледяной водой. Поможет ли снова?

…Сижу на краю ванной. От холода зуб на зуб не попадает. Мысли тяжелые, как свинцовые болванки.

Пистолет. Я держал его в руках. Остались мои отпечатки. Из него кого-то застрелили, а теперь хотят повесить на меня убийство охранника. А, может быть, не одно. Но как оружие попадет в милицию? Ясное дело, не в посылке наложенным платежом. Сыскари должны обнаружить его в таком месте и таким образом, чтобы не возникло подозрений, что пистолет подбросили.

В любую минуту сюда может войти наряд. Достаточно позвонить и от имени соседей сказать, что в квартире были слышны подозрительные крики. Что они увидят? Убитую женщину, предполагаемого убийцу… и пистолет, при помощи которого раньше уже было совершено преступление.

Стоп. Станут ли они его прятать тут же, в квартире? Ну конечно же нет! Если бы они хотели, чтобы оружие обнаружили именно здесь, то застрелили бы жертву. План светлоглазого значительно изощреннее. Сначала найдут труп девушки и предполагаемого убийцу, вдрызг пьяного. Вполне сойдет за бытовуху. Далее установят, что она подрабатывала Снегурочкой. Наверняка обратят внимание на совпадение — разыскиваются подозреваемые, которые в нарядах новогодних персонажей выходили из здания, где было совершено убийство и поджог. Стальная цепочка — орудие преступления и здесь, и там. Дальше — обыск у меня… там-то и обнаружат пистолет. А вместе с ним на меня повесят еще одно преступление.

Теперь я был в этом уверен.

Надо срочно уходить. Да, я считал себя виновным в смерти этой женщины, хотя не я затягивал удавку у нее на шее. Я виноват, что не оценил последствия нашего визита в «Октопус» и впутал ее и Василия в это дело. Женщина была обречена с того самого момента, как светлоглазый, или кто там за ним стоит, решил свалить на меня убийство. Впрочем, если бы она по дороге сюда сказала, что ведет в ловушку — можно было бы что-нибудь предпринять. Но Снегурочка промолчала — всю дорогу. Не знаю, запугали ли они ее или просто посулили что-то. Теперь не имеет значения. Я должен бросить ее здесь и бежать. А для начала встать с края ванной и…

Встать! Я засмеялся. Я не мог встать.

У меня отнялись ноги. Вот так сидел на краю ванной и не чувствовал, есть ли у меня ноги…

А как тут встанешь без ног?

* * *

Сидел и считал. Сначала до ста, потом до тысячи. Старался не думать о том, что время идет. Я мог бы орать песни, плакать, напустить в штаны. Алкоголь на каждого действует по-своему. Я мог бы просто ничего не соображать. И это было бы лучше.

Но у меня — ясная голова. И абсолютно деревянные ноги.

А руки? Я сжал пальцы в кулак. Руки у меня такие же крепкие…

Если бы можно было ходить на руках…

Стоп, это же выход. Акробатика тут не при чем. Я схватился за трубу обогревателя. Рывок! Стою. Ладони жжет раскаленная батарея. Теперь — ухватиться за вешалку для полотенец…

В прихожей можно цепляться за полки. Дверь в комнату.

Спинка стула… Напоминает детскую игру — не ступи на пол. Я задыхаюсь от напряжения. Стул с грохотом падает на пол.

Конец…

Прошло несколько секунд, прежде чем я понял, что устоял. Ноги дрожат, еле слушаются, но все же…

Что, выкусил, братец алкоголь?

* * *

Я достал носовой платок, обошел на нетвердых ногах комнату и протер ту мебель, до которой мог дотрагиваться… Потом вернулся в ванную и обработал так же краны, трубу сушилки, край раковины, душ. Напоследок проверил — не осталось ли здесь что-либо из моих вещей — могло вывалиться из кармана, пока меня избивали.

Открыл входную дверь, протер внутреннюю ручку, закрыл дверь, протер наружную ручку и стал спускаться по лестнице.

Когда я добрался до первого этажа, хлопнула парадная дверь. Я успел заметить обтянутые тканью каски и укороченные автоматы в руках входивших.

Я отступил в угол и сделал вид, что пытаюсь застегнуть штаны.

— Не двигаться! — приказал один из патрульных, и я увидел направленное мне в лоб дуло автомата.

Быстро поднял обе руки вверх.

— Мужики, по нужде зашел, — плаксиво сказал я. — Неужели за это теперь расстреливают?

— Шутишь? — недобро посмотрел на меня один из них со звездочками на маленьких погонах.

— Какие уж тут шутки? Вы когда-нибудь после нескольких бутылок пива из одного конца Москвы в другой ездили?

— Ну и несет же от него, — принюхался парень помоложе. — Тут пивом не обошлось.

— Ладно, надо сначала вызов проверить, — кивнул офицер.

— А с этим что делать? — показали на меня.

— Лейтенант, отпустите, — взмолился.

— Угу, лейтенант, — нарочито по-простецки подтвердил тот, что со звездочками, — Старшой я. Ну-ка, подойди поближе. Я сделал шаг, и в этот момент свет от лампочки упал на мое лицо.

— Эй, кто тебя так разукрасил? — изумленно спросил третий из наряда, который держался за спинами остальных.

— Да, было дело, — я покачал головой. — Но ни к кому претензий не имею.

— Неохота мне с ним связываться, — покачал головой старшой. — Накатает потом заявление, что это мы его отделали.

— Не можем же так просто отпустить? — засомневался молодой. — тем более, поступило заявление о драке на четвертом этаже…

— Хорошо. А ну, пошли с нами.

— Да вы что, мужики! Вдруг там стрелять начнут? Вам за это деньги платят…

— Пошевеливайся, — отрезал он.

Наверх мы поднялись на лифте. Я изо всех сил старался не показать вида, что со мной сейчас происходило.

— Стой здесь, — приказал старшой, как только мы вышли из лифта. — Присмотри, — кивнул он третьему.

Потом они подошли к двери в квартиру, где лежала убитая женщина. Я почувствовал, что становится трудно дышать. Ладони стали мокрыми и липкими. Незаметно вытер их об штанину.

Двое из наряда стали по обе стороны двери, и старшой нажал на кнопку звонка. Даже с моего место было слышно, как он тренькает.

— Никого, вроде, — произнес тот, что помладше.

Подождали немного, потом один из них забарабанил в дверь кулаком. От таких ударов она запросто могла вылететь из петель.

— Спросим у соседей, — наконец решил старшой.

На лестничной площадке — три двери. За одной залаяла собака, но никто не открыл. Старшой выругался. Позвонил в последнюю квартиру.

Через несколько минут из-за двери послышался старушечий голос:

— Кто там?

— Откройте, милиция!

— Кто!

— Милиция, откройте! — завопил старшой.

— Не открою, — злобно отрезала старушка.

— Вы нас вызывали? — во всю мощь своих легких продолжал диалог старшой.

— Чего?

— Вы позвонили и сообщили, что у соседей слышны крики и звуки борьбы?

— Чего?

— Да ей если бы над ухом выстрелили, она бы ничего не услышала, — заметил молодой.

— Тьфу ты, — махнул рукой тот, что меня сторожил, — ложный вызов.

— Может быть, — старшой подошел к нам, — а может — и нет. Не нравится мне этот парень, — он ткнул указательным пальцем мне в грудь. — Его ведь кто-то избил.

— А что, новый закон вышел? — поинтересовался я, — Получение побоев является уголовно наказуемым?

— Шутник, да? — резко спросил он.

— Нет, просто мимо проходил.

— А что, если мы сейчас дверь взломаем? — предложил он.

— Ломайте. Можете тогда арестовать владельцев квартиры за то, что у них взломана дверь.

— Документы есть? — хмуро спросил милиционер.

— Паспорт. В кармане, — я не решился полезть за ним сам, опасаясь, что это будет неправильно истолковано парнем, который направлял на меня ствол автомата.

Старшой некоторое время его внимательно изучал. Потом вернул:

— Я запомнил адрес, — он обернулся к своим напарникам. — В случае чего всегда его отловим. Ладно, пошли отсюда, — он уронил паспорт на пол и направился к лифту.

— Эй, — окликнул его я.

— Чего тебе? — старшой обернулся.

— По-моему, вы хотели посмотреть, как я стану его поднимать, — я нагнулся за документом.

— Ох, умник, — он сплюнул на пол и вошел в лифт. Двери закрылись.

 

7. ВТОРАЯ ПУЛЯ

Если светлоглазый наблюдал за домом и видел, что патруль уехал без меня, то он снова вызовет милицию по адресу, где лежит убитая женщина. Только тогда ему придется что-нибудь предпринять, чтобы патруль имел все основания взломать дверь. А потом милиция приедет ко мне… Ведь старший наряда помнит адрес подозрительного типа, которого они обнаружили в подъезде.

Машину удалось поймать не сразу. Водители шарахались, заметив мою разукрашенную физиономию. Наконец, подобрал какой-то мужик на иномарке. На нем была телогрейка поверх тренировочного костюма, и по виду он и черта бы не испугался.

На все ушло минут сорок. Прежде чем подойти к своему подъезду, я огляделся: где-нибудь могла стоять милицейская машина, если они успели раньше меня. Нет, ни души.

Я подошел к лифту. Кнопка светилась. Лифт стоял на последнем этаже, и даже тут было слышно, как в нем поют песни хорошо поставленным голосом.

На шестнадцатом этаже живет народный артист, квартиру сдал, и теперь ему хватает, чтобы каждый день где-то надираться. А петь он приезжает по месту постоянной прописки — малой родины, так сказать.

Я представил, как мне сейчас подниматься пешком наверх. Двенадцать этажей, двадцать четыре лестничных пролета.

Забарабанил кулаком по двери. Пение стало громче.

— Выйди из лифта, — крикнул я. — Сволочь.

Он сменил репертуар и затянул, кажется, «Светит месяц».

Лестница в доме наружная. На шестом этаже я почувствовал, что обливаюсь потом, а сердце вот-вот взорвется в груди, как граната лимонка. А на десятом я уже почувствовал, как твердеют на ледяном ветру мокрые волосы.

На своем этаже я остановился. Кружилась голова. Прижался лбом к заградительной решетке. Надо перевести дыхание.

С высоты видны только крыши соседних домов. И двор, освещенный одиноким фонарем. Темные гробики припаркованных машин, темные колеи в рыхлом снегу. И пляшущий свет фар…

Автомобиль свернул во двор и остановился у подъезда. Хлопнули дверцы. Одна, другая, третья тень скользнули от машины к дому. Сверху люди похожи на жуков-скоробеев, катящих навозный шарик — собственную голову.

Я вздрогнул. Нет, не от холода. Я понял, что приехали за мной. Не важно, кто. Милиция или бандиты. Для меня сейчас нет особой разницы.

Целую вечность потерял, пытаясь попасть ключом в замочную скважину. Лифтом они воспользоваться не смогут, но подниматься будут наверняка быстрее меня. А я понятия не имел, где искать спрятанный пистолет. В дверь могли позвонить в любую минуту.

Оглядел комнату, пытаясь сфокусировать зрение. Что изменилось? Приоткрыта ли дверца шкафа, передвинут ли стул…

Дверь на балкон. Даже не сразу поверил в удачу. Я всегда закрываю на нижний шпингалет, чтобы Алене не надо было тянуться. А сейчас повернут верхний. Покачиваясь, выхожу на балкон. Таки есть — снаружи к перилам липкой лентой примотан пистолет ТТ.

Стою и несколько мгновений вдыхаю холодный воздух. Мне сейчас позарез нужен глоток холодного воздуха.

Заверещал дверной звонок. Перепрятывать оружие уже поздновсе равно найдут.

Иду открывать.

На пороге стоит тот самый патрульный, которого я посчитал за старшего. Но удивительное дело — он один, и никого из напарников.

— Я вас обязан впустить? — спрашиваю.

— Да, — он кивнул, слегка ткнул меня пятерней в грудь и пробормотал насчет придурков, из-за которых приходится подниматься пешком на двенадцатый этаж.

Прошел в комнату впереди меня. Вид у него был как у терьера, обнаружившего лисью нору.

— Поступил повторный вызов, — отрывисто сообщил он. — По известному тебе адресу. Но теперь уже был запах гари. Взломали дверь. Огонь потушили. Ерунда — кто-то скомкал несколько газет и поджег. Даже пожарных не пришлось ждать, так быстро мы приехали снова. И знаешь, обнаружили в этой квартире задушенную женщину. Но мне кажется, ты пока не собираетесь признаваться в содеянном.

Я подумал: почему светлоглазый так рисковал — возвращался на место преступления, устраивал пожар — и все только для того, чтобы свалить на меня убийство охранника?

— Сейчас там работает следственная бригада, — заметил патрульный. — Пробуют раскрыть по горячим следам.

— Что же им мешает?

— Они не знают, что мне известен подозреваемый, — он покачал головой. — Я еще не написал рапорт, в котором укажу, что во время первого выезда были проверены документы у некоего гражданина. Согласись, — он посмотрел на меня, — это прямо подарок тому, кто ведет следствие.

— Ну и что? — я хотел закурить, но сдерживался. За сигарету хватаются, когда начинают нервничать. — Тогда стоит арестовать всех прохожих, а также жильцов дома. Они тоже находились рядом с местом преступления.

— Но ведь документы проверили у тебя одного, — напомнил старшой.

— Почему бы тогда не сообщить прямо сейчас, что вы отловили предполагаемого убийцу. Наверняка, имеется рация.

— А я не хочу, чтобы убийство раскрыли по горячим следам, — он подмигнул. — Ты ведь будешь твердо стоять на своем — мол, ничего не знаю?

Я открыл рот, чтобы ответить, но он перебил:

— Ты что, не понял? Видишь, я один пришел. Мои люди сейчас другой подъезд прочесывают, — он хихикнул. — Я перепутал номер квартиры. Но через десять минут могу вспомнить. Так что времени у нас в обрез. Кстати, у тебя телефон звонит.

— Я слышу.

— Хочешь знать, что я думаю обо всем этом? Первый вызов был анонимный. Соседи? Сам видел ту старушку. Значит — кто? Ты? Задушил женщину и раскаялся? А когда я тебя отпустил, вернулся и подпалил квартиру?

— Нелогично, — я кивнул.

— Убийцы иногда поступают нелогично, — согласился старшой.

— Бытовуха. Мало ли что там у вас вышло. Поругались, накинул ей на шею удавку, потом испугался, что наделал, когда она уже была мертва. Позвонил в милицию, а сам кинулся бежать… Как видишь, можно тебя запросто притянуть. Кстати, телефон снова звонит.

— Да слышу я.

— И не собираешься снимать трубку?

— Мне просто интересно узнать, зачем я устроил пожар и вызвал снова милицию? Мне что, очень хотелось попасться вам в руки?

— Синдром Раскольникова. Хотя преступник и скрывается, он хочет, чтобы его нашли. Ну как, толково объяснил?

— Если вы такой толковый, то почему патрулируете по ночам улицы, а не сидите в отдельном кабинете? Говорят, сейчас не хватает толковых следователей.

— К этому мы вернемся чуть позже. А сейчас я хочу, чтобы ты еще кое-что узнал. В квартире у погибшей обнаружена маскарадная одежда Снегурочки. А я, не далее как сегодня утром прочитал в ориентировке про неких подозреваемых, которые проникли в помещение одной коммерческой фирмы и устроили поджог. И еще убили сторожа. Хочешь узнать, как были одеты подозреваемые? Не удивлюсь, — он сделал несколько шагов к платяному шкафу, — если здесь все еще висит костюм Деда Мороза. Хотя нет, ты наверняка успел от него избавиться. Но это ничего не меняет. Один гражданин из дома напротив уверен, что не даст маху на опознании. И я, почему-то, поставлю на него месячную зарплату.

— Мне что, прямо сейчас собрать теплые вещи?

— Все-таки решил признаться?

— Нет.

— Правильно делаешь, — он кивнул. — Чистосердечное признание облегчает участь только работникам органов дознания.

— Чего же вы от меня хотите?

— Покажи запястья. Так и есть, я еще тогда заметил — следы от наручников. Обоих держали в этой квартире. Но женщину убили, а тебя почему-то нет.

— Почему-то, — согласился я.

— Вот поэтому я и не хочу, чтобы дело раскрыли по горячим следам. Пока будут из тебя выбивать признание в этих, да еще и в других преступлениях, те, кто за всем стоит, успеют спрятать концы в воду.

— Так что же мне теперь делать?

— Где искать настоящих убийц ты, наверняка, не догадываешься. Иначе бы тебя убили вместе с этой женщиной. Значит, выход один — дай преступникам самим снова найти тебя. Им ведь позарез надо тебя подставить, иначе бы не устроили такую кутерьму. А знаешь, что их выдает? Очень уж стараются работать под непрофессионалов. Переигрывают.

Мне показалось, этот мужик на самом деле слишком умный для ночного патрулирования.

— Когда тебя снова начнут поджаривать — он протянул листок бумаги с номером телефона, — позвони. До первого января у меня отгулы. Масса свободного времени. Может, я захочу его употребить с пользой для дела.

— Спасибо, — сказал я совершенно искренне. — Но только я вряд ли успею кому-нибудь позвонить, когда меня снова начнут поджаривать. Кулинарный процесс происходит достаточно неожиданно для блюда.

— Как знать, как знать, — он усмехнулся.

— Все равно спасибо.

— Не за что. Для меня было одно удовольствие — раздавить каких-нибудь гадов. Даже если бьют по рукам за то, что копнул слишком глубоко. А после того, как сняли звездочку и перевели на эту работу, просто не знаю, чем себя занять, — он притворно развел руками. — Разве что алкашей на улице подбирать, чтобы не замерзли. Или нищих у метро гонять.

— Разжаловали?

— Угу. — криво усмехнулся. — Хочешь знать, за что?

— Нет.

— Попытайся догадаться. Я ведь смотрел, как ты поднимаешь свой паспорт с пола.

— Наверное, получили взятку. Или забили кого-нибудь до смерти на допросе, — предположил я.

— Ох, шутник, — вздохнул он. — И зачем я с тобой связался?

Как только за ним закрылась дверь, я вышел на балкон. Отмотал пистолет от перил. Нельзя быть уверенным, что этот странный милиционер не вернется через несколько минут со своими напарниками. Может, ему захотелось поиграть — как кошка с мышкой.

У пистолета была вмятина на рукоятке — точь в точь такая же, как и у оружия, которым размахивал псих в ресторане. Достал обойму, вытолкав по одному на ладонь патроны. Двух штук не хватало. Псих выстрелил один раз, я точно помню.

Кого же нашла вторая пуля?

Не из-за нее ли кто-то так хочет, чтобы у меня нашли этот пистолет?

«Стал бы так возиться только ради того, чтобы спихнуть на кого-нибудь банального жмурика?» — сказал светлоглазый бандит. Правильно! Его не должно было волновать, что милиция не найдет убийцу сторожа. Значит, есть еще некто, застреленный из этого пистолета.

Почему тогда на роль «киллера» решили подставить меня? Не потому ли, что настоящий убийца достаточно очевиден? И, чтобы отвести от него подозрения, пистолет подбрасывают мне.

Негнущимися пальцами я загнал обойму на место. Подумал — как бы не упасть от усталости. Усталость была похожа на сильный холод — у меня немели нос, уши, пальцы — в общем, легко отмораживаемые части тела.

Мысли становились невнятными и рваными, как радиопередача, пробивающаяся сквозь атмосферные помехи.

Этот пистолет… Он был в руках психа, напавшего на нас в ресторане… В тот вечер два человека забыли свои вещи в гардеробе… Холопы не жгут усадьбы, если барин еще не заколот вилами… Кто получил вторую пулю?

И еще я подумал, что метро уже открылось, и не надо будет ловить машину.

* * *

Позвонив в дверь я думал, что услышу собачий лай. Так оно и получилось.

— Когда выгуливаете псину? — спросил я.

— Вы врываетесь в шесть утра, чтобы спросить об этом? — Катя потерла кулаком левый глаз. Правый совсем не выглядел сонным.

— Нет, я врываюсь, чтобы спасти вам жизнь.

— Теперь я должна упасть в обморок? — Катя усмехнулась.

— Я думаю, вас застрелят как раз во время утреннего моциона.

— Что вы говорите? — она уже не усмехалась.

— Очень удобно для того, кто знает ваш распорядок дня. Утром практически нет свидетелей…

— Ох, прекратите…

— Так когда вы обычно выгуливаете собаку?

— В восемь.

— Значит еще есть время.

— Для чего?

— Чтобы убежать, скрыться, исчезнуть. Переехать на несколько дней к Ангелу, например. Помните, мы заходили к нему, когда сломалась машина? Там всегда наготове диван для гостей. У Ангела вы будете в большей безопасности.

— Представляю, — она улыбнулась. — Но ничего не получится. Стэндап вдруг решил съездить в один подмосковный пансионат. Говорит, хочет побыть среди русской природы. И потом, там дешевле, чем в отеле. Как переводчик я поеду вместе с ним. А первого у него билет на самолет. Вы потерпите до первого? — Катя продолжала улыбаться. — А когда я освобожусь, мы сходим в гости к вашему гитаристу. Очень жалею, что не послушала, как он играет. Но только ни о каком гостевом диване речи быть не может. Даже не надейтесь.

— Хорошо, пусть будет пансионат. Там вас не тронут. Они побоятся привлекать внимание к заморскому гостю. Это не входит в их планы.

— Кто они?

— Кого вы должны были предупредить о моем приходе? — спросил я в свою очередь.

— Но…

— Да сообразите же вы наконец! Кто знал ваш адрес, кто мог дать ключи от вашей квартиры тому психу, который напал на нас в ресторане? Кто вообще позволил ему войти с оружием в этот ресторан? Я видел вышибал, мимо них и муха не пролетит. Если на то не будет указания их босса, естественно. Этакого шустрого типа, обожающего красный цвет. Кстати, а какого цвета у вас нижнее белье? Тоже…

Тут я получил по физиономии. Попытался улыбнуться, но вдруг почувствовал, словно внутри меня лопнул тросик, удерживающий позвонки в вертикальном положении, и я стал складываться, как антенна армейского передатчика, пока не растянулся на полу.

Очнулся от того, что собака лизала мне лицо.

— Ох, как вы меня напугали, — Катя сидела рядом на полу, поджав под себя ноги.

— Слишком много меня били сегодня, — вставать с пола не хотелось. — Вот и хватило одной оплеухи.

— Вы ее заслужили, — отрезала она. — Сказали такую мерзость.

— Я думал, босс «Красной лошади» — ваш любовник.

— Ну и идиот, что так думали.

— А откуда же у него ключи от этой квартиры?

— У него их никогда и не было, — она вдруг принялась изучать ногти на правой руке.

— А у кого?

— Ну у Олега, у Олега, — она мотнула головой. — У моего шефа. А вы что думали — такую зарплату жаждут получать толпы девиц, которые лет на десять моложе.

— Подождите… Ключи были только у Федоренко?

— Вы хотите, чтобы я снова вас ударила? Конечно, только у него. Но почему были? Я думаю, он забрал их с собой, когда улетал в Париж. Ведь это его квартира, между прочим. Сейчас он купил трехкомнатную на Кутузовском, но прописан, по-прежнему, здесь.

— Все ясно, — поднялся на ноги.

— Наконец-то вам что-то ясно, — саркастически заметила Катя. — Ну и как, мне продолжает что-то угрожать?

— В большей степени, чем вы думаете, — ответил я как можно серьезнее.

— Что же делать? Может, объясните толком?

— Сейчас некогда. — я посмотрел на часы, забыв, что они были без стрелок. — Вы собирались сегодня поехать в пансионат?

— Да, вечером…

— Возьмите все необходимые вещи прямо сейчас. Весь день держитесь поближе к иностранцу. А вечером отправляйтесь, не заезжая домой, в этот пансионат. Собаку с собой возьмете?

— Нет, отвезу к маме.

— Жаль. С ней вы были бы в большей безопасности. — я наклонился и почесал овчарку за ухом. — Оставьте мне ключи. Я посторожу вашу квартиру.

— Ключи? С какой стати?

— Хочу проверить одну идею. Поверьте, я не собираюсь вас обчистить.

— А почему я должна вам верить?

Овчарка зевнула и облизала мне руку.

— Удивительное дело, — сказала Катя. — Марта реагирует на вас, словно сто лет знает.

— Она мне доверяет.

— Просто вы понравились этой суке, — улыбнулась Катя.

— Вообще-то я иногда нравлюсь сукам.

Женщина ничего не сказала, только подозрительно посмотрела на меня.

* * *

Проводил Катю, проследив, как она уехала. Вернулся в квартиру. После свежего воздуха усталость навалилась с новой силой.

Теперь надо позвонить по телефону. Но в памяти пусто.

Никак не могу вспомнить номер. Хорошо, что записная книжка лежала в кармане.

— Василий, — сказал я, когда он снял трубку. Язык у меня еле ворочается. Кажется, весь рот набит песком.

— Ха, как я рад тебя слышать! — его веселый голос. — Куда пропал? Я вчера…

— Прекрати трепаться. Постарайся вспомнить, по часам, где ты находился, начиная с нашего злополучного похода в ресторан.

— Протестую! — он заржал, — Настоящий мужчина не распространяется о таких вещах.

— Я не шучу. Сегодня ночью убили твою подружку. Снегурочку.

— Ты что, старик, серьезно? Ну и дела… А ты откуда знаешь про убийство?

— Подожди. Ты должен составить себе алиби.

— К черту, зачем мне алиби? Сегодня, говоришь? Я дома был. Соседи подтвердят. В коммуналке вся жизнь, как на ладони.

— Не важно, где ты был сегодня ночью. Важно, где ты находился в ночь на католическое Рождество.

— Да мы же вместе с тобой были в ресторане, забыл? — он снова засмеялся, но как-то неуверенно.

— Вот именно. А куда ты поехал после?

— Как — куда? Поехал к ней… Тьфу ты, она же теперь не сможет подтвердить. Но с какой стати я должен отчитываться за ту ночь?

— Труп, — сказал я, чувствуя, что каждый произнесенный звук отзывается болью в избитом теле.

— Чего? — не понял Василий.

— Куртка осталась в гардеробе.

— Какая куртка?

— Поэтому труп был голый.

— Старик, ты чего пил? И сколько? Даже завидно.

— Непременно станут выяснять, откуда взялся лишний труп. Я был бы рад оставить все, как есть, но боюсь, теперь не получится.

— У тебя там все в порядке с головой? — задумчиво произнес Василий.

— Все в порядке. И ты это знаешь, — я повесил трубку.

* * *

Я посмотрел на постель, которую соорудила себе Катя из кресла и двух стульев. Наверное, не смогла заставить себя спать на диване, где до этого лежал труп.

А мне — все не по чем. Я сейчас запросто устроюсь на этом диване и немного отдохну. Глаза закрывались сами собой. Последнее, что подумал — если я вдруг усну, ничего не стоит со мной справиться. А скольким людям я мешаю? Вот, похоже, их число выросло еще на одного. Жаль, что последний оказался моим другом.

…Сквозь сон я слышал — кто-то открывает ключом входную дверь. Но только перевернулся на другой бок.

* * *

Белый потолок. Белый краешек неба. Белые снежинки за окном падают наискосок.

Поворачиваю голову и вижу ухмыляющуюся физиономию Василия. Он сидит рядом на табуретке.

— А ты во сне слюни пускаешь, — сообщил он.

— Как ты здесь оказался?

— По какому поводу тебя так разукрасили? — спросил он вместо ответа.

— Боролся с преступностью.

— Тоже, нашел себе занятие.

— Откуда у тебя ключи от этой квартиры? — я слез с дивана.

Чувствовал я себя немногим лучше раздавленного помидора.

— Ты же сам догадался, — он пожал плечами. — Не пойму только, каким образом? Чего-то жрать охота. Я позавтракать не успел. Купил по дороге пончиков. — он поднял промасленный пакет, который стоял у его ног на полу. — Поделиться?

Я почувствовал приступ тошноты. Васька внимательно посмотрел на меня:

— Надо бы тебе гастроскопию сделать, — сказал он.

— Сегодня ночью мне уже сделали лоботомию, — отмахнулся я.

— Не тяни время, ладно? Ты привез труп в эту квартиру в ночь на двадцать пятое?

— Ты в конце каждой фразы добавляй: «Да?», — а я буду просто кивать, раз ты так дорожишь временем, — предложил он. — Да? Киваю, привез. Ты его убил, да? Киваю, убил. Но как ты догадался? Понял, что он лежал там, на полу в ресторане, уже мертвый?

— Нет. Я ведь не специалист, чтобы с одного взгляда определить — мертвый ли это, или человек просто вырубился надолго.

— Увы, — Вася развел руками и грустно посмотрел на меня. — Этот парень вырубился навсегда.

— Это была самооборона. Если бы ты не подоспел, псих застрелил бы и меня, и, наверняка, еще несколько человек. Он собирался палить во все стороны, пока не кончились бы патроны.

— Ну, дело это не меняет. Я убийца, а ты меня раскрыл. Но чайку с пончиками попить никогда не помешает. В этом доме наверняка есть чайник, вода и плита. Может сообразим по чашке чего-нибудь горяченького? — он улыбнулся и достал сигарету. Но не прикурил, а только растер между пальцев. Я начинал понимать, как дорого ему дается напускная веселость.

Мы перешли на кухню. Я поставил чайник на огонь, а потомна правах временного хозяина полез в холодильник. Среди собачьих консервов я нашел с дюжину яиц, грудинку и бутылку джина.

— Давай яичницу приготовлю, — предложил я. — а ты покури спокойно.

Открыл джин и налил неразбавленного в чайные чашки грамм по сто.

— Рассказывай по порядку, ладно? — я выпил, а Василий к своему не притронулся.

— Нет, сначала объясни, как ты догадался? — попросил он.

— Очень просто. Труп лежал на диване абсолютно голый. И одежды нигде в квартире не было. Стал гадать — почему с него все сняли? И решил — чтобы скрыть отсутствие какой-то одной детали, которая могла бы навести на след… — я смущенно посмотрел на Василия.

— Договаривай, — бросил он. — На след преступника, — взял бутылку, долил себе в чашку до краев и залпом выпил.

— Ну да. Предположим, человека убили ночью в собственной постели, а труп отвезли в другое место. Когда его найдут и обнаружат, что он в одной пижаме, станет ясно, где совершено преступление. Круг поисков сужается — или родственники, или соседи. А если не будет никаких вещей — поди догадайся, был ли он в плавках, в зимней шубе или скафандре. Потому что в первом случае его могли убить в бассейне, во втором — на улице, а в третьем — на орбитальной космической станции.

— Насчет станции ты переборщил, — возразил Василий.

— Вот я и начал с самого простого — проверил, не оставил ли в ту ночь кто-нибудь в гардеробе верхнюю одежду? Оказалось — да. Причем двое. Пальто и куртка. Куртка по размеру вполне подходила покойнику. Тем более в кармане я нащупал несколько патронов. Следовательно, этот человек живым из ресторана не ушел. Ты вынес его на руках из зала. Потом вернулся, сказал, что пострадавший от госпитализации отказался. И уехал, сославшись на свидание. Мне уже тогда это показалось странным. Ты бы не стал комкать вечеринку ради какой-то юбки, тем более бросать меня одного в этом ресторане. Но — мало ли какие у тебя дела, подумал я. Тем более, о трупе я еще ничего не знал.

Когда ломтики грудинки подрумянились, я стал выливать туда яйца.

— Кулинар, — заметил Василий. — А суп когда-нибудь пробовал варить?

— Конечно, — ответил я не очень уверено.

— А скажи, вот мясо варишь, появилась пена — это хорошо или плохо?

— Ее надо снимать, иначе…

— Ха, сам знаю, это я тебя проверял, — он снова достал пачку сигарет и неумело закурил. В принципе, я очень редко видел его курящим. — Знаешь, я не раскаиваюсь, что убил этого психа, хотя все вышло случайно. Увидел у него в руках пистолет и ударил, — он посмотрел на свой кулак. — Тогда не время было рассчитывать силу. Я сразу понял, что он мертв. Ждал, что кто-то наклонится и проверит. Тогда все было бы просто, — он улыбнулся, — сидел бы сейчас на нарах и гадал, какую мне статью впаяют: превышение необходимой самообороны или непреднамеренное убийство.

— А может, оправдали бы.

— Шутишь? Если при самообороне есть труп, то оправдать могут разве что беременную старушку — инвалида детства. А для здорового мужика это всегда превышение. Но представляешь, никто не собирался проверять — дышит ли этот тип вообще, или нет. Вези его сам в Склиф, сказал мне вышибала, когда я тащил тело… Ты тоже — ноль внимания. Принялся клеить ту дамочку…

— Кстати, мы сейчас находимся в ее квартире, ты знал?

— Что?! — Василий с изумлением на меня уставился.

— Ты ведь сюда привез труп.

— Да… Но я не знал, что псих и эта дамочка как-то связаны. Просто у него в кармане я нашел — знаешь, дистанционный ключ от автомобильной сигнализации. Нажимаешь на кнопку, фары мигают, сигнализация отключается. Я еще подумал — откуда у него такая шикарная штучка? Впрочем, сейчас шикарные вещи могут оказаться у совсем неподходящих для этого людей… Прошел по стоянке, понажимал на кнопку. Отозвался золотистый «Мерседес». Там, в бардачке, лежали документы владельца машины с этим адресом и ключи от квартиры. Решил — раз он здесь живет, отвезу тело поближе к дому. Пусть милиция решит, что угрохали в подъезде. Сейчас часто убивают в подъездах…

— Но ведь на фотографии в документах был другой человек.

— Угу. Мне тогда было только фото с мертвецом сличать. Я и не подумал, что у него в кармане оказались ключи от чужого автомобиля. Вот и привез его… Ну а потом понял, что он в одном пиджаке, а на улице — мороз. Догадаются, что убили не здесь. Решил затащить в квартиру. А тут… Я увидел, что мужских вещей нет. Живет одна дама с собачкой. Вот тогда мне и пришла в голову идея раздеть его совсем… Мне приходилось на работе раздевать покойников…

— Есть будешь? — я поставил перед ним сковородку.

— Давай. Когда еще придется вкусно поесть.

— Да хоть завтра.

— В камере яичницу с ветчиной не дают, — он невесело усмехнулся.

— А кто тебя посадит в камеру?

— Разве ты не сообщишь в милицию?

— Я? Нет.

— Смотри, сокрытие есть соучастие, — он отправил в рот кусок с половину сковородки.

— Мне тут намедни один иностранец сказал — друзья иногда совершают поступки, которые преследуются законом государства. Но ведь от этого они не перестают быть друзьями.

— Не наша философия, — заметил Василий. — Чуждая. Ну ты и пересолил. Влюбился, что ли?

— Может быть.

— Это хорошо, — одобрил он. — А то строишь из себя монаха. Я за всю жизнь, наверное, не меньше сотни подружек имел.

— А я любил всего нескольких женщин.

— Выходит, тебе повезло больше, — Василий кивнул. — Ну, с любовью и дружбой мы вроде разобрались. А как быть с трупом?

— Ты ведь приехал, чтобы проверить — на месте ли тело?

— Именно.

— А сейчас ничего не замечаешь?

— Замечаю. Вода из крана капает.

— А где труп?

— Исчез, — он кивнул.

— На самом деле исчезли два трупа. Ты говоришь, что нашел в кармане у того психа ключи от автомобиля, где в бардачке лежали документы на имя владельца этой квартиры?

— Так оно и было, — Василий кивнул.

— А я, как уже сказал, обнаружил, что в гардеробе ресторана в ту ночь два человека забыли свою верхнюю одежду — один — куртку с патронами в кармане, другой — дорогое черное пальто. Именно в таком пальто ходил владелец этой квартиры.

— Модная одежка. Их носят все, кто хочет выглядеть богатым.

— Верно. Но ключи от автомобиля, принадлежащего Федоренкотак зовут владельца квартиры и пальто — тоже почему-то оказались в чужих руках. А владелец ресторана просто запаниковал, когда узнал, что я рассматривал одежду в гардеробе. Теперь второе. Куда делся пистолет, которым размахивал псих?

— Пистолет? Подожди, его ведь взял такой важный тип с бабочкой на шее. Наверное, пьет только коньяк «Хеннеси».

— Угу, владелец ресторана. А теперь посмотри, — я достал оружие, которое мне подбросили. — Узнаешь?

— Да, — он дотронулся до вмятины на рукоятке, — похож.

— Сколько стрелял псих?

— Один раз.

— Тут не хватает двух патронов.

— Значит, он где-то еще выпустил одну пулю.

— Вряд ли он сам.

— Что ты хочешь сказать?

— Я просто сравниваю. Этой ночью меня подставили. Заманили в одно место — не без помощи твоей знакомой — Снегурочки…

— У нее не было никаких моральных принципов, — он грустно покачал головой.

— Тот редкий случай, когда моральные принципы могли чего-нибудь стоить. Женщину задушили, а меня напоили до бесчувствия. И подбросили пистолет. Как могли бы развиваться события, не вмешайся случай? Меня арестовывают по подозрению в убийстве женщины, устраивают обыск, находят ствол. Ствол проверяют — и к нему подходит пуля, оборвавшая одну весьма дорогостоящую жизнь. Даже ленивый следователь постарается спихнуть такой «висяк» на столь подходящего подозреваемого.

— Это уж точно.

— Теперь второй случай. Вернее, первый. В ресторане какой-то накачавшийся наркотиков псих пристает к посетителям, выхватывает пистолет — бах-бах… Есть пострадавшие. Оружие проверяют и опять-таки узнают, что выпущенная их этого ствола пуля оборвала вышеназванную весьма дорогостоящую жизнь. Актеры меняются, остаются неизменными только две вещи — пистолет и пуля в теле жертвы.

— Почерк похож, — кивнул Василий. — Там наркотики, тут алкоголь — мол, состояние невменяемости. В обоих случаях — случайные жертвы, чтобы была необходимость начать следствие. Наверное… — он посмотрел на меня, — этого наркомана использовали втемную?

— Скорее всего. Поручили устроить заварушку в кабаке.

— Тогда он был просто обречен…

— Уверен в этом. После первых же выстрелов его обезвредил бы кто-нибудь из охраны, посвященный в дело. Причем убил бы не боясь, превышение это самообороны или нет. Ставки слишком высоки. А к вещественным доказательствам добавился бы еще брелок с ключами…

— Который наркоман якобы забрал у первой жертвы, — Василий хлопнул себя по колену. — Но в обоих случаях у них ничего не получилось. Пора бы поменять стиль.

— В первом случае у них ничего не вышло. Что же касается меня… — я показал на пистолет, лежавший на столе.

— Так избавься от него побыстрее.

— Ни в коем случае.

— Почему?

— Собираюсь вернуть его владельцу. Иначе будут новые жертвы.

— А ты знаешь, кто владелец?

— Тот, кому пригодилось тело, принесенное тобой в эту квартиру. Поэтому я и сказал по телефону: непременно станут выяснять, откуда взялся лишний труп. Я был бы рад оставить все, как есть, только теперь не получится.

— Лишний труп?

— Да. Сейчас я уверен, что человек, взорвавшийся вместе с автомобилем возле метро…

— Это возле нашего метро пару дней назад?

— Так вот, этот человек был к моменту взрыва уже мертв по крайней мере часов десять. Чтобы это выяснилось, — я посмотрел на Василия, — мне придется рассказать твою историю. Только так все трупы обретут своих хозяев.

— Все понял. Что ж, попробую как-нибудь выкрутиться. Во всяком случае, бегаю я неплохо.

— Тогда стартуй прямо сейчас.

* * *

Отоспавшись, я отправился в качалку. Слышал, сегодня братва собиралась «оттянуться» перед новогодними праздниками в сауне.

В предбаннике сидело несколько человек, но нужного мне среди них не было.

— Где Валерка? — спросил я после традиционных рукопожатий и поздравлений с наступающим годом.

— В парилке. Я смотрю, ты интеллигентный парень, чего у тебя общего с этим волчарой? — спросил пожилой мужик, которого все звали Алексеич.

Алексеич работал в милиции и, кажется, был там важной птицей. Только не знаю, какой. Многие относились к нему настороженно, потому что он утверждал — когда стоит перед экраном выключенного телевизора, то видит собственные внутренние органы. Только по этому настороженно, а вовсе не из-за его профессии.

— Алексеич, тут все равны, — поправил его кто-то, завернувшийся в простыню. — Как в бане, — и засмеялся. — Сейчас позову Валерку, а то жарковато тебе тут ждать.

— Верно, — я снял дубленку. Остался в сером фланелевом костюме.

— Уже начал праздновать, да? — спросил Алексеич, заметив мои синяки.

— Куда уж там.

— Это я понимаю, — весело сообщил появившийся из парилки голый Валерка-боксер. — А я как проклятый дома сижу. Баба достала — хватит по кабакам шляться… Ну ее. Курица. Ничего, сегодня наверстаю. Непременно кому-нибудь голову набью. Молодец, что живой остался, — добавил он тихо, так, чтобы слышал я один.

— Отойдем? Разговор есть.

— Только недолго, — он обмотал вокруг бедер махровое полотенце.

Мы отошли к дальней скамейке. По дороге он взял две бутылки пива из батареи, выстроившейся вдоль стойки с гантелями. Открыл, протянул одну мне:

— Ну выкладывай, что за базар.

— Про меня не забыли? Шамиль все еще на тропе войны?

— Не знаю, не спрашивал, — ответил Валерка уклончиво. — Своих дел хватает.

— Устрой мне с ним встречу.

— Не советую, — Валерка поморщился. — Шамиль вообразил себя крутым уркой, он все равно тебя в покое не оставит, хоть в ногах валяться будешь.

— Слушай, я у кого в ногах валялся? Скольких своих людей он недосчитался после нашей встречи?

— Так то зелень была.

— Ладно, пусть присылает молочной спелости..

— Зря ты так. От матерого тебе не уйти, — покачал головой Валерка.

— Тогда и посмотрим. А сейчас у меня для Шамиля есть деловое предложение. Должно его заинтересовать. Как говорится, смерть всегда найдет, а бизнес есть бизнес.

— Деловое? — Валерка задумался. — Не ерунда какая-нибудь?

— Возьмет столько, сколько сможет.

— Шутишь?

— А ты бы стал на моем месте?

— Когда стрелку забить хочешь?

— Сегодня.

— Что у нас сегодня? — он задумался, — Ладно, перехвачу его где-нибудь днем… Ты часов в девять вечера подгребай к «Метле» на Арбате. Я встречу.

— Договорились.

— Ну, будь, — он махнул рукой и заспешил в парилку.

По дороге обернулся:

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь?

Я пожал плечами. Глупый вопрос.

* * *

В девять вечера на Новом Арбате было празднично. Залитая неоновой радугой улица отражалась в низких рваных облаках. Облака проносились по ночному зимнему небу, унося в себе отражение витрин магазинов и вывесок престижных клубов. Посреди тротуара стояли две девочки и играли на скрипках. Мелодия была такая же тоскливая, как и поземка, которая мела у ног.

Я услышал, как просигналила машина со стороны автострады, и обернулся. Возле припаркованной у обочины иномарки стоял Валерка и махал мне рукой. По тому, как он жестикулировал, видно — торопился.

— Слово держу, — сообщил он. — Тут по проспекту открылось одно местечко, так что братва решила там посидеть. Не возражаешь?

Развернувшись через Манежную, мы снова проскочили Новый Арбат, взлетели на мост… Чем мне нравятся хорошие иномаркипри плавности и тишине возникает ощущение стремительности.

Сразу после Панорамы водитель взял правее и затормозил возле углового дома.

— Здесь же обыкновенная столовка! — удивился я, так как знал немного топографию. — Пока работала Бородинская панорама, тут кормили заезжих экскурсантов. Кстати, довольно скверно кормили. У знакомых собака околела после того, как ей скормили местную котлету.

— Котлеты придуманы не для собак, — заметил Валерка. — А столовку теперь переделали в кабак. Днем отсюда прекрасный вид на «Бабу с тараканами», — он неопределенно махнул рукой в сторону пика на Площади Победы.

При всем своем блатнярстве, Валерка был верующим и неоднократно базарил по поводу близкого соседства православного храма и «идолища поганого». В общем, мужик был не так уж прост, как казался снаружи.

— Первым к Шамилю не лезь, — предупредил он. — Он не любит, когда за столом дела решают. За столом ты — гость. Ешь, пей, в общем, веселись. А уж потом толковать будете.

Валерка провел меня за стол, Шамиль чуть заметно кивнул, а остальным — их человек восемь — было наплевать.

С едой на столе обстояло простенько — салат с лобстерами, форель, запеченная в сметане, пицца микста, в которую кладется все, начиная от шампиньонов и кончаямоллюсками. Вино было белое молодое в длинных бутылкахзеленого стекла.

Похоже, я попал в ресторанчик с итальянским акцентом.

Компания подобралась разношерстная. Все были чисто выбриты и хорошо подстрижены. Пахло французским одеколоном, а костюмы на многих стоили не меньше билета до Парижа и обратно. Что же касается золотых «Ролексов», перстней и заколок для галстука, то суммарная их стоимость вполне соответствовала цене самого ресторанчика на Кутузовском.

Разве что лица… Не всем удавалось за золотистым загаром, полученным явно не в зимней Москве, сытостью здоровой и вкусной еды, ухищрениями массажистов и визажистов скрыть изрезанность черт, выщербленных колымскими ветрами, и издерганность взгляда, зараженного долгим однообразием лагерной жизни.

Хотя попадались и вполне милые здоровые ряшки, разве что слегка подпорченные наглой безнаказанностью. У них, похоже, все еще было впереди.

— Слышь, мужик, ты на моего кореша похож. Он в Гарварде охранником работает. Тоже побрит плохо, — мужик справа от меня заржал, словно сказал что-то остроумное.

— А я своего сына в юридический пристроил, — сообщил собеседник напротив. — Мне это таких бабок стоило — я бы твой Гарвард на корню скупить мог.

В дальнейшем беседа протекала так же весело и ненавязчиво.

Около полуночи Шамиль встал из-за стола. Сонный официант проводил нас до выхода. На улице Шамиль подошел к своей машине и только тут сделал вид, что заметил меня. Открыл дверцу большой черной машины, махнул мне рукой и влез первым. Валерка же, стараясь не поворачивать в мою сторону головы, сел в другой автомобиль.

— Боксер сказал, у тебя дело? — он вопросительно посмотрел на меня. — Выкладывай.

— В Москве сейчас находится один американец. Его раскручивают на крупную сумму.

— Не, с американцами я не связываюсь, — Шамиль покачал головой. — Они вон Японца замели.

— Этот не станет никому говорить, что на него наехали.

— В чем здесь покупка, а?

— Когда-то, у себя на родине, он был знаком с советским разведчиком. Теперь предполагает, что существуют документы, которые можно истолковать так, что его завербовало КГБ. В Штатах за шпионаж грозит пожизненное. У американца деньги есть. Он готов платить, — выпалил я все.

— И с КГБ я не стану связываться, — хмуро ответил Шамиль.

— На кой мне надо пулю от снайпера получить.

— Американца шантажируют люди, которые уже не работают на Лубянке.

— Связи-то остались, а? — он покачал головой.

— Мы же не будем отбирать деньги силой. С нами поделятся.

— Поясни.

— Мне надо, чтобы вы встретились с боссом ресторана «Красная лошадь».

— А дальше?

— Я с ним поговорю, и он захочет войти с вами в долю.

— С какой стати?

— Это уж я вам обещаю.

— Чего стоят твои обещания?

— Моей головы.

— Твоя голова, — он дунул на раскрытую ладонь, — не стоит даже этой пыли.

— Но ведь это моя голова. Я к ней привык. Можно сказать — дорожу. И не стал бы понапрасну ею рисковать.

Машина резко затормозила на светофоре и я поморщился от боли в спине.

— Ты чего кривишься? — зло спросил Шамиль.

— Позвоночник болит.

— Остеохондроз?

— Да. Застарелый, — я улыбнулся.

— А как лечился? — вдруг заинтересованно спросил он.

— Когда-то делал подводное вытяжение…

— А иглоукалывание не пробовал?

— Нет.

— Меня вот месяц назад прихватило, так очень помогло, — сообщил Шамиль с неожиданно потеплевшим взглядом.

Похоже, он нашел родственную душу.

О`Генри ничего не придумал, утверждая, что радикулит сближает людей. Слишком назойливое заболевание, когда мучительная боль в спине в любое мгновение может сделать тебя беспомощным. Тот, кто этого не испытал, никогда меня не поймет.

— Лучшее средство — стаканчик виски, — сообщил я, вспоминая, что там советовал американский писатель.

— Серьезно? — он поднял брови. — Откуда знаешь, а?

— В книге прочитал.

— Да врут все в книгах, — сказал он недоверчиво. — Они жизни не знают.

— Этот знал. Длинный срок в тюряге отмотал. В американской, — уточнил я.

— В законе, что ли? — с уважением спросил он.

— Наверное, по их понятиям.

— Надо будет почитать. Запиши мне его фамилию, — он на мгновение задумался. — А насчет стаканчика виски — это мы сейчас устроим. Ты ничего не перепутал — именно виски надо?

— он похлопал шофера по плечу и коротко бросил, — В «Красную лошадь».

 

8. ИГРА НА ПОРАЖЕНИЕ

У входа нас не стали обыскивать. Просто здоровенный мужик в смокинге увидел Шамиля и распахнул перед нами дверь.

— Передай Митрофанычу, я хочу его повидать, — небрежно сказал Шамиль. — Буду наверху, в казино.

Мы прошли мимо дверей в ресторанный зал и поднялись по лестнице на второй этаж. Здесь тоже все было выдержано в багровых тонах. Мягкий вишневый ковер заглушал звук шагов. Одетые в красные строгие костюмы девушки-банкометы за игорными столами, большая рулетка посередине. Целую стену занимала стойка бара, сверкая хрусталем бокалов и стеклом бутылок всех цветов, размеров и форм. Возле стойки убивало время от силы пять человек. Людей вообще было немного.

Мы подсели к стойке бара, и Шамиль заказал виски.

— Здесь можно спокойно выпить, — заметил он.

— Хорошо, — я кивнул. — Только я тоже хочу угостить. Бурбон, пожалуйста, — обратился к бармену. — Если нет Олд Блэксмит, налейте Джим Бим — вижу у вас бутылку.

— У нас есть все напитки, — заметил бармен немного высокомерно и с сомнением посмотрел на пятидесятидолларовую купюру. — Вообще-то мы принимаем только рубли, но… — он скосил глаза на Шамиля, — для вас я, конечно, сделаю исключение. Сдачу могу дать только из расчета вчерашнего курса.

— Сделаем так, — я увидел монету на стойке, — если решка — оставляете сдачу себе. Если орел — наливаете нам еще по стаканчику, и мы квиты.

Я подбросил монету, поймал ее и, не разжимая кулака, сказал:

— Вы проиграли.

— Стиль игры мне не нравится, — сказал бармен, широко улыбаясь, — но ставки подходящие.

Он поставил перед нами по еще одной низкой стопке с бурбоном.

— Я бы, если захотел понты кинуть, — сказал Шамиль, когда бармен отошел, — купил бы за те же деньги целую бутылку. Но твой способ, парень, покруче. Где научился?

— Вычитал в книжке.

— Много, я смотрю, ты в книжках навычитывал. Ясный корень, ученье штука хорошая. Недаром мать так убивалась, когда я вместо восьмого класса в колонию пошел. Но там ведь тоже университеты стоящие.

— Не сомневаюсь.

— Ну вот и наш знакомец, — Шамиль посмотрел на бармена, который на другом конце стойки разговаривал с невысоким курчавым мужчиной с бородкой. — Теперь действуй. И не дай мне в тебе разочароваться, а?

— Вы его давно знаете?

— Катранщик. Хазу держал, где стирки метали. В карты играли, — пояснил Шамиль.

Курчавый мужчина, сделав вид, что только что нас заметил, поспешил навстречу.

— Шамиль Русланович, — катранщик широко развел руки. — Вот нечаянная радость! Давно вы к нам не заглядывали, ой как давно. Мне жена как раз давеча сказала — что это Шамиль Русланович к нам заходить перестал? Скучно ему у нас? А я ей: не понимаешь, женщина, дела у человека, дела. Раньше такими делами целое министерство ворочало, а он все один, один…

Босс был не в пример любезнее, чем при наших предыдущих встречах. Я позлорадствовал про себя такой перемене.

— Ладно, Митрофаныч, успокойся, — небрежно оборвал его Шамиль. — у нас к тебе дело. С глазу на глаз перемесить надо.

— Какие ж дела на ночь глядя? — Митрофаныч развел руками, и при этом покосился на меня.

— В кабинет к тебе пройдем, что ли? — предложил Шамиль.

— Нам ведь вроде делить нечего? — осторожно спросил катранщик.

— Как знать, как знать, — ответил я.

Митрофаныч снова взглянул на меня. Ощущение такое, словно болонка раскрыла пасть, а оттуда — змеиный язычок.

— Что ж, можно и в кабинете поговорить, — медленно протянул он.

* * *

…Митрофаныч сел за огромный стол красного дерева, Шамиль устроился в кресле у окна, а мне досталось место спиной к двери. Я чувствовал, как один из охранников буравит взглядом затылок.

— Нам не нужен стенографист, — я ткнул пальцем через плечо, — все равно мы тех слов, которые знает этот амбал, произносить не будем.

— Верно, Митрофаныч, — усмехнулся Шамиль. — Я ведь к тебе без бригады приехал, а?

— Хорошо, — он махнул рукой, и огранщик закрыл за собой дверь. — Говори, что за базар.

— Говорить будет он, — Шамиль кивнул в мою сторону. — А я сам послушаю, интересно.

— В этом кабинете вы застрелили Федоренко? — спросил я.

Митрофаныч пристально посмотрел на меня, но ничего не сказал.

— А ведь поначалу все казалось проще простого, — я продолжил, — Вы убираете Федоренко и начинаете сами дергать за американское вымя. Тем более Вадим — а ведь это руководитель вашей службы безопасности — предложил такой план — пообещал, что добудет документы, которыми вы собирались шантажировать Джона Стэндапа. Но он вас обманул, и могу сказать, почему. Во-первых, Федоренко был не так глуп, чтобы допустить такую возможность — документы попадут в чужие руки. А во-вторых, если бы Вадим все-таки имел к ним доступ — то зачем тогда нужны вы? Он бы и сам смог получить некое вознаграждение в обмен на компрометирующие материалы. Из чего следует — шантажировать иностранца вам нечем. Потому что шантаж держался на двух людяхФедоренко и некоем Николае Григорьевиче. Только они знали факты, которые могли разоблачить Стэндапа как агента советской разведки.

Я перевел дух. Я не был уверен, что сказанное сейчас соответствует действительности. Просто выбрал наиболее возможный вариант. И теперь от реакции Митрофаныча зависело, угадал ли я.

Но он продолжал молчать и смотреть на меня.

— Вадим понимал, что в одиночку ему не удастся ликвидировать своего шефа. А если и удастся, то и сам он становится смертником. На Вадима открыли бы охоту те, с кем Федоренко делал свой бизнес. И не только потому, что с гибелью делового партнера они понесут убытки. Корпоративный интерес — если секьюрити повадятся убирать своих хозяев, наступит беспредел. Вы бы сами первый, — я показал пальцем на Митрофаныча, — подрядили кого-нибудь, вроде Шамиля, казнить зарвавшегося начальника службы безопасности.

— Выходит, я уже понес убытки, а? — усмехнулся Шамиль. — Потерял заказ? Но ты не просветил, на хрена они замочили этого Федоренко, если от этого никому никакой пользы?

— Я же сказал, шантаж строился на двух людях. Кроме Федоренко был еще Николай Григорьевич.

— И один из них решил, что целый кусок лучше половины, верно? — догадался Шамиль.

— Скорее всего — да. Митрофаныч сделал свое дело — убрал Федоренко, когда тот приехал в этот ресторан. Но надо было на кого-то свалить убийство.

— На меня свалить? — Митрофаныч прищурился. — Да я бы их сам…

— Вот именно, тут нужен был посторонний человек, который не знает истинных задач этой операции и, соответственно, не назовет на допросах лишних имен и подробностей. И тут удачно подвернулся я. Мне платят деньги, чтобы я каким-либо образом навредил деловой активности фирмы «Октопус». В результате, для следствия, если оно начнется по факту убийства, я уже перестаю быть случайным человеком. Я — засветился: побывал в офисе фирмы, меня подозревают в поджоге. А где поджог, там, может, и убийство…

— Списать на тебя это дело — пара пустяков, — кивнул Шамиль.

— Не совсем так. Подставляя меня, Н. Г. вынужден был рассказать часть правды. Про себя, Вадима, «Октопус». Иначе я бы не поверил, или, наткнувшись на какое-нибудь несоответствие в исходных данных, насторожился. Но и той части правды оказалось достаточно, чтобы выяснить остальное. Теперь я знаю не меньше любого из основных участников, а следовательно, не подхожу на роль закланного агнца. Я ведь сижу в этом кабинете, а не в камере по подозрению в убийстве женщины, верно? — я посмотрел на Митрофаныча. — И в кармане у меня пистолет, который вы мне так вовремя подбросили. Я в любой момент могу им воспользоваться, а патронов там еще достаточно. Так что акция вашего светлоглазого гладиатора провалилась.

— Ничего, ты еще с ним встретишься, — пробормотал Митрофаныч.

— Очень на это надеюсь.

— Слушай, — раздраженно произнес Шамиль, — зачем ты меня привел сюда? Чтобы показать, какой ты умный, а он дурак?

— Я хочу предложить вам выгодное дело.

— Пока я ничего о выгоде не слышу, — он поморщился.

— Еще минуту внимания. Целое, как вы правильно заметили, всегда больше половины. И потому вчера под поезд толкнули Николая Григорьевича. Митрофаныч решил, что и с ним делиться не стоит. Вернее, ему так подсказал Вадим.

— Подожди, я что-то не пойму, — Шамиль помассировал лоб. — Зачем надо было убирать этого Григорича? Ведь весь рэкет на нем строился?

— Именно — строился. Американец созрел, готов платить.

Даже если он узнает об убийстве Федоренко, то все равно не поверит в смерть Н. Г.: ему уже показывали один раз липовую могилу.

— Липовую могилу? — переспросил Шамиль.

— Да, Федоренко, видимо для того, чтобы Стэндап вел дела с ним одним, объявил смерть Н. Г., так сказать, де юре. Заказал надгробный памятник…

— Вот оно что! — захохотал Шамиль. — Тут ты, парень, сел в лужу. Могила была самая настоящая. Я проверял для своего клиента. Каменотесу заплатили, чтобы он сказал, будто изготавливал эту вывеску недавно…

— Эти байкеры…

— С байкерами я больше не связываюсь… Эти сосунки мне войну объявили за своего дружка. Неуправляемый народ, банда.

Когда у них ничего не получилось, я послал надежных парней, и они успели прихватить каменотеса — как раз, когда он собирал вещички, чтобы смыться из Москвы, — самодовольно улыбнулся Шамиль. — Тогда он и признался, что всех дурачил. Могила настоящая, и в ней лежит тот, кто и написан на вывеске.

— Тогда — кто же такой Н. Г.? — я изумленно посмотрел поочередно на обоих собеседников.

— Ха, ладно, скажу, — Митрофаныч откинулся в кресле. — А то ты тут выставлял меня дураком, а главного так и не просек. Будешь знать, что сел в лужу, все равно правду никому рассказать не успеешь. Настоящий кэгэбешник, который ссучил этого Стэндапа, благополучно помер несколько лет назад. Вот Олег и придумал этот трюк с могилой, чтобы убедить американца, будто главный свидетель жив и здравствует. Люди больше верят тому, что их хотят наколоть, — сказал он тогда. Заказали через секретаршу памятник. Ее же приставили переводчицей к иностранцу. Провели квитанцию через бухгалтерию. Обо всем знало полфирмы. Кто-нибудь из них да проболтался бы Стэндапу. А тот, кого ты называешь Н. Г., работал вместе с Вадимом и Олегом. Вадим его нанял, чтобы он тебя аккуратно подставил.

— Но ведь он назвался Николаем Григорьевичем…

— Конечно. Олег показал американцу фотокопию военного билета его русского друга. Чтобы он узнал его физиономию и заодно прочитал, что тот был офицером КГБ.

— И Н. Г. должен был играть его роль?

— Только для тебя. У этого старика в жизни было столько ролей, что еще одна ему бы не повредила. Зато ты всем бы говорил, что встречался с корешом Стэндапа. Для американца это было бы полезно. Все было продумано до мелочей. Рано или поздно тебя бы подпустили к американцу, и ты бы ему все выложил. Натурально. на голубом глазу. В одном промашка вышла. Когда ты сказал Н.Г., что Вадика взорвали, он решил сыграть по-своему. Может, испугался? Хорошо, что мы прослушивали его пейджер и телефон. Он пытался прозвониться в гостиницу. Хотел, наверное, столковаться со Стэндапом без нас. И поэтому когда вы сели в вагон, наш человек там уже был.

— А Вадим знал кодовое обозначение мест встречи.

— Тут старый осел прокололся, — пренебрежительно кивнул Митрофаныч, — Надо было ему придумать заново…

— Вы тут все прокололись, — заметил Шамиль. — И я тоже, раз согласился сюда приехать. Этот американец ускользнул от вас, раз все друг друга помочили. Какие бабки ты предлагал мне заработать, а? — он жестко посмотрел на меня.

— Американец ведь согласен платить. Он знает, что на него есть компромат, и потому не станет рисковать и отказываться от сотрудничества, если появится новый партнер вместо Федоренко.

— А кто будет этим новым партнером? — настороженно спросил Шамиль.

— Один из вас. Тот, кто теперь знает, на чем строится весь рэкет. Или оба сразу. Вы ведь сможете теперь заставить Митрофаныча поделиться дивидендами?

— Да… Но целое больше части, — как бы про себя напомнил Шамиль.

— Меня предупреждали, что это хитрая обезьяна, — заволновался Митрофаныч, — Шамиль, браток, он же нас лбами сталкивает…

— Я тебе не браток, — оборвал Шамиль. — Мы вместе чай не пили, а когда я на нарах парился, ты у себя в катране бой колотый метал.

— Ты же не вытолкнешь меня из дела, Шамиль? Я ведь по документам — вице-президент фирмы. Теперь контракт с американцем на меня записан…

— Бумагу переписать всегда можно, — возразил Шамиль.

— А если я американцу стукну, что против него теперь ничего нет? Он ведь упорхнет, и ты на бобах останешься. Давай поделим на двоих…

— На троих, — услышал я голос за спиной. Оглянулся — в дверях стоял Вадим. — Делить придется на троих. Причем свою долю я хочу получить сейчас. Авансом.

— Ты неплохо выглядишь для жертвы взрыва, — заметил я.

— Как догадался?

— По трем причинам, — я поднял вверх три пальца. — На заднем сиденьи был навален мусор. Ты сказал — ремонт в офисе и на квартире, ты это вывозишь на свалку. Я побывал в обоих местах и увидел, что ремонтом там и не пахло. Зачем тебе было врать? Только потому, что под мусором было спрятано такое, о чем я мог догадаться. Второе — ты постоянно курил, хотя сам некурящий. Чтобы я не почувствовал трупного запаха. И третье: ты — профессионал. Не сядешь в машину, не проверив ее предварительно на взрывное устройство. Да, и еще одно, — я разогнул четвертый палец, — у тебя имелось в запасе мертвое тело, чтобы подменить им себя во время взрыва.

— Выходит, я тебя недооценил. — он кивнул. — Ну, как мы будем делить американца?

— А это что еще за Макар? — Шамиль посмотрел на него.

— Можешь позвонить в гостиницу, Стэндап оттуда съехал, — сказал Вадим Митрофанычу, не обращая на слова Шамиля никакого внимания. — Куда съехал — знаю я один. Пока вы будете выяснять, я успею до него добраться. И рассказать, что все обвинения сняты, — он усмехнулся. — Потому что все шантажисты мертвы. Остались, так, обыкновенные рэкетиры, которые ничего про него толком не знают, и, соответственно, ничего доказать не смогут. Ну а если мы сейчас договоримся — он так и уедет в Штаты уверенный, что сидит на крючке. Вы сможете тянуть из него бабки всю оставшуюся жизнь.

— А если он потребует, чтобы вы предъявили доказательства, которые теперь будто бы у вас? — поинтересовался я.

— Не потребует. Олег ему уже все предъявил. Он убедился.

— Но Олег мертв.

— А кто об этом узнает? И ты — откуда знаешь? Что, видел труп?

— Труп, я думаю, будет найден после отъезда американца.

— Вот именно, — Вадим кивнул. — А Стэндап газет наших не читает, и новой встречи с Федоренко искать не станет — ему это ни к чему. Разве что я скажу…

— Ты никому ничего не скажешь, — Шамиль встал. — Дело теперь ясное, я его беру. А если мне кто-то мешает…

— Не советую, — Вадим быстро опустил руку в карман, — Стрелять меня учили в чекистской школе.

— Подождите, разве нельзя договориться? — Митрофаныч вылез из-за стола и теперь тоже стоял посреди комнаты. — Если друг друга постреляем, какая от этого польза?

— Что же ты предлагаешь? — спросил Шамиль.

— Давай, как в прежние времена? Поставим все на кон? Чтобы без обид? Чей фарт, тот банк сорвет и получит американца.

— А кто метать будет — ты?

— Казино. Играть будем без кляуз, банкомета сам выберешь — любую, которая сегодня в зале работает. Очередность — по жребию.

— На живые деньги?

— А то как же. Все справедливо — каждый сам решает, сколько имеет проиграть. А значит, насколько ему нужен этот американец.

— Что ж, идет. Мы трое…

— Нет, четверо, — сказал я. — У меня ведь теперь тоже есть пистолет, а обучались стрелять мы с ним, — я показал на Вадима, — у одного и того же инструктора.

— А бабки у тебя есть? — спросил Митрофаныч. — Играть ведь будем по крупной.

— Мне Шамиль даст.

— Я? А ведь и вправду дам, — задумчиво произнес Шамиль.

— Так ведь не дело, Шамиль, — Митрофаныч всплеснул руками.

— Играть можно только на свои.

— А он и будет играть на свои. Он мне квартиру свою в заклад оставит, верно?

Я кивнул и проглотил комок в горле. Квартиру было жалко.

— Но ведь ты с ним заодно, ты с ним пришел. У тебя получается в два раза больше шансов…

— Он играет, — отрезал Шамиль. — Или не играем вообще.

— Согласен, — поддержал его Вадим. — Танцуют все. Только играть будем во что-нибудь общепринятое, в чем разбираемся и мы, — выдвинул он свое условие.

— Договорились, — кивнул Шамиль.

Он подошел к бару, по-хозяйски открыл его и налил в четыре стакана виски.

— На трезвую голову играют только шулера, — пояснил нам.

— Вы тут пейте, — Митрофаныч двинулся к двери, — а мне надо распорядиться, чтобы подготовили отдельный кабинет для игры.

— А во что хоть играть надо? — очень своевременно спросил я, когда он вышел.

— В очко умеешь?

— Играл когда-то. В школе, — я невесело усмехнулся.

— А что, — Шамиль посмотрел на меня. — игрулям иногда везет. Даю тебе полтинник на игру. Ставка — тысяча баксов. Выиграешь — полтинник вернешь. Просадишь — голова твоя в закладе у меня будет. Вместе с квартирой, — напомнил он.

Мы допили виски и выкурили по сигарете. За это время Шамиль просветил меня насчет правил игры, действующих здесь, и которыми мы пренебрегали, играя в сику в школьном туалете.

Потом Митрофаныч отвел нас в отдельный кабинет.

Малиновая скатерть на круглом столе. Свет хрустальной люстры, яркий и чистый, кажется мне сейчас зловещим. Я сиделслева от девушки, которая сдавала карты. Не знаю, по какому принципу Шамиль выбрал ее среди остальных. Может, по пышности белокурых волос, а также некоторых частей тела?

Перед каждым из нас горкой лежат жетоны — гладкие и холодные на ощупь. Их приятно держать в руках. Цена каждого кругляша — тысяча зеленых. Шамиль отсчитал мне пятьдесят штук и не потребовал никакой расписки. Он понимал, что я никуда от него не денусь, когда придет время отдавать долг.

— В банке — одна тысяча, — говорит девушка.

Мой номер — первый. Мне отвечать.

— Принято.

Банкомет достает из коробочки карты — две мне, две — себе.

Накрыв их ладонью пододвигаю к себе и приподнимаю… Десятка и шестерка. Слабо для хорошей игры, но попросить еще я не решаюсь:

— Достаточно.

Она небрежно переворачивает свои карты — две девятки. Я молча бросаю карты на стол. Все. Проиграл.

— В банке четыре тысячи, — объявляет банкомет и одновременно сгребает карты со стола и заталкивает их в специальную прорезь в столе.

— Первый игрок в случае проигрыша имеет право продолжить игру и принять банк, — как бы невзначай напоминает мне Шамиль.

Я молчу. Надо переступить через какой-то барьер. На эти деньги я смог бы прожить около года.

— В банке — четыре тысячи, — повторяет девушка и недоуменно смотрит на меня.

Разве настоящий игрок будет отказываться от возможности снова рискнуть, раз правила позволяют?

— Принято.

Мне показалось, мой голос прозвучал как-то отдельно от меня.

Передо мной снова две карты. Беру их со стола, рассматриваю, не в состоянии от волнения сразу сообразить, что у меня на руках. Десять и восемь.

— Достаточно.

Блондинка открыла свои карты, сдала к тузу еще десятку и кивнула:

— Ваша игра, — я бросил карты. Проигрыш игроков идет в банк, и после каждой игры казино удваивает эту сумму. Если проигрывает заведение — ставка опять начинается с тысячи. Когда банк вырастает до таких размеров, что никто из игроков не рискует его принимать, все деньги забирает банкомет и игра начинается снова.

В игру вступил Вадим, отсчитав шестнадцать жетонов. Перед ним остались лежать всего два пластмассовых кружочка. Через минуту все было кончено — он рискнул, и сделал перебор.

— В банке шестьдесят четыре тысячи, — сказала банкомет, удивленно поглядывая на нас. Видимо, на ее памяти ставки никогда так не вырастали. — Я могу на столько поднимать? — она вопросительно посмотрела на своего хозяина.

— Поднимай, за этим столом ставки не ограничены. Я играю, — сказал Митрофаныч радушно. — Достаточно.

Девушка открыла карты. Девятнадцать очков. У него — на одно меньше. Вот так из-за бубнового ромбика на картонке шестьдесят четыре тысячи долларов найдут теперь другого хозяина.

Хотя, наверное, после уплаты налогов хозяином их все равно останется владелец казино. Так что Митрофаныч играл не на равных, тут ему удалось провести Шамиля.

— Не везет, — сообщил брюнет и достал сигарету из кожаного портсигара.

— В банке двести пятьдесят шесть тысяч, — произнесла девушка торжественно.

При таких ставках игра не пойдет, подумал я. Все откажутся, и все пойдет по новой.

— Я — пас, — кивнул Шамиль. — Поищем фарт еще один круг.

— Кто-нибудь примет ставку? — спросила девушка, профессионально улыбаясь. Она уже собиралась сгрести жетоны со стола.

По очереди надо было отвечать мне. Я совсем было открыл рот, увидел, как Вадим, не дожидаясь, когда к нему обратятся, качает головой… И тут…

— Принято, — вдруг сказал я.

Лицо блондинки словно окаменело. Этакая улыбающаяся маска.

Вечно я чего-нибудь ляпну. И все оттого, что я заметил, как непроизвольно шевельнул рукой Митрофаныч, словно собирался сделать знак — сдавайте карты. Мне показалось, он собирается принять ставку. Страшно подумать, чем все это для меня кончится, если у него просто нервный тик.

— Такие деньги надо показать, — Шамиль яростно вскинул брови. — Мы ведь не под ответ играем.

— Право катранщика, — вдруг сказал Митрофаныч. — Шамиль, ты же не станешь нарушать обычай.

— Право катранщика? — переспросил я.

— Катранщику разрешается во время игры делать ставку вместе с игроком, у которого выигрышные карты, — хмуро пояснил Шамиль. — Но мы же не в стос или терц бьемся. Договорились играть с ними на равных, — он показал сначала на меня, потом на Вадима. — С фраерами твои права ничего не стоят.

— Мои права никто не отменял. И когда фраеров катали, и когда люди между собой играли.

Для меня их спор выглядел полной ахинеей. Я только что решил рискнуть — в случае проигрыша я не смогу оплатить долг деньгами. А карточные долги необходимо оплачивать — деньгами или головой. Потому что здесь ты платишь за собственный риск, за собственную удачу или глупость, а не за краковскую колбасу или зимние полуботинки. Иными словами, платишь за право называться мужчиной.

— Хорошо, — кивнул, наконец, Шамиль. — Вы держите банк вместе. Но играть должен тот из вас, чей номер раньше.

А я сидел за первым номером.

— Я согласен, — Митрофаныч улыбнулся, и тут я заметил, что нижняя губа у него дрожит.

Непроизвольно я разгладил руками скатерть в том месте, куда должны были лечь карты.

Наступила тишина, и жужжание мухи под потолком воспринималось как рев реактивного самолета. Муха зимой — успел подумать я — не к добру, прежде чем сдали карты.

…Осторожно поднял сначала одну. Словно я мог ее случайно сломать. Семерка. Потом вторую. Восьмерка. Слабовато. Но, в то же время, если попросить еще одну карту, можно набрать больше двадцати одного и тогда…

От возбуждения у меня вспотели ладони. Надо достать платок и вытереть. Нет, не до этого.

За столом все молча и выжидательно смотрели на меня. У Митрофаныча на лбу вздулись вены, и казалось, они вот-вот лопнут.

— Еще, — наконец сказал я и постучал согнутым пальцем по столу.

Банкомет аккуратно положила передо мной еще одну карту. Что там — поражение? Удача?

Я накрыл ее ладонью, и карта к ней прилипла. Осторожно поднял и посмотрел. Перед глазами все плыло. Несколько раз пересчитываю трефовые листочки кислицы.

У меня на руках двадцать одно. Очко.

— Мы договаривались играть в боевую, — произнес Шамиль голосом, не предвещавшим ничего хорошего.

— А мы и играли по-честному, — Митрофаныч развел руками. -

Ты же сам все видел. Я ведь на шестьдесят четыре штуки не смог банк взять. А вот ему — повезло. Заметь — он вообще везунчик. Другому еще несколько дней назад деревянный костюм бы сшили. А смотри — сидит вместе с нами, решает теперь, поди, как потратить свои денежки, — Митрофаныч тоненько засмеялся.

— Ты меня даром взял, и я такого не забуду, — оборвал его смех Шамиль.

Сам же я никак не мог прийти в себя. Словно где-то в животе зарождались теплые волны и разбегались во все стороны по телу до кончиков пальцев. Это, наверное, бродил адреналин.

— Ну что ты, какие у меня могли быть шансы, — плаксивым голосом возразил Митрофаныч, — я не тасовал, не метал. Ты сам выбирал девушку…

Тут только все заметили, что банкометша лежит на полу в глубоком обмороке.

* * *

— Шампанского! — сказал Митрофаныч. — За счет заведения. Хоть мы, — он подмигнул мне, — и нагрели казино.

— Только на половину этой суммы. — поправил я. — Как раз ту самую половину, которая мне причитается.

— Пока мы выпьем, в кассе обменяют жетоны, — предложил он.

Все как-то одновременно шумно встали и потянулись к дверям. Шамиль оказался рядом со мной возле стойки бара, когда Митрофаныч громко заказывал дюжину «Дон Периньон».

— А ты неплохо держался, — заметил Шамиль. — Знаешь, чем рисковал?

— У меня все ладони вспотели.

— А по лицу заметно не было.

— А вот у катранщика — заметно. Он собирался принять эту ставку сам. И тогда я решил перебить.

— Я так и подумал, — Шамиль кивнул. — Но после того, как игра была сделана. Рано он радуется.

Подошел Митрофаныч.

— Фарт — явление переменчивое, — сообщил он. — Вот твои деньги. Все — крупными купюрами. Все равно увесистый сверток, верно? Станешь пересчитывать?

— Обязательно, — развернул пакет и проверил несколько банковских упаковок по десять тысяч.

— У нас «кукол» не подсовывают, — заметил Митрофаныч. — Ну а теперь — поедем к этому американцу. Вадим сказал адрес. А ты, говорят, английский знаешь? Поможешь мне с ним разговаривать. Теперь мы в доле, верно? Вон, Шамиль Русланович у нас гарантом…

Мы спустились на первый этаж. Из ресторана была слышна музыка. Я подошел к полуоткрытой двери. Шел тот же самый номер с танцующей девушкой, который мы видели с Василием, когда пришли сюда впервые.

В гардеробе ко мне подошел Шамиль:

— Ты как, — спросил он, — собираешься эти деньги под мышкой таскать? На, возьми, — он протянул объемистую сумку из натуральной кожи, — После вернешь.

— За сумку — спасибо. Но я бы хотел прямо сейчас вернуть то, что вы мне одолжили на игру.

— Не спеши, — сказал он с усмешкой. — Когда от чистого сердца в долг дают, так сразу не возвращают. Должны еще проценты нарасти.

— Большие?

— Посмотрим. Ты ведь когда брал — не спрашивал, верно? — он подмигнул и повернулся спиной к гардеробщице, которая стояла с пальто наизготовку.

 

9. НОВЫЙ ГОД ДЛЯ ДВОИХ

Рассказывает она

Мы приехали в пансионат еще засветло. Раньше здесь был какой-то привилегированный дом отдыха и даже каменное панно с ликом вождя осталось на месте.

Поужинали в ресторане. Рядом с нами за столиком сидел какой-то колоритный субъект в клетчатом пиджаке. Лицо его показалось мне очень знакомым, только я так и не смогла вспомнить, где уже видела. Может, потому что думала совсем о другом?

Я не могла себя понять. Отдать ключи от квартиры человеку, с которым встречалась всего один-два раза, да еще при таких обстоятельствах! Как он смог меня уговорить, заставил поверить, что мне грозит опасность? После того, как я обнаружила у себя на диване мертвеца, у меня стало не все в порядке с головой.

А может с головой у меня не в порядке с тех пор, как я впервые увидела этого человека? Сначала — во время драки, а потом — когда подвозила на своей машине? По дороге он курил, и я заметила, что ему было больно держать сигарету разбитыми губами. И сразу обратила внимание на его глаза. Странные, когда он смотрел на меня. И ожесточенные, когда я наблюдала за ним украдкой.

И еще он очень боялся Марты. Марта рычала, на то она и грозная овчарка, но я чувствовала, что ей он понравился с первого взгляда.

А мне? Неужели угораздило влюбиться?

Все девочки мечтают влюбиться в самого замечательного и единственного мужчину, а потом понимают, что пора выходить замуж. И продолжают мечтать.

Мальчики мечтают по-другому. Не знаю, как, но их фантазии практичнее, что ли? Или просто они знают, чего хотят?

Почему двенадцать лет назад я решила выйти замуж? Нравился он мне? Просто он оказался настойчивее других. Я даже не помню, как мы с ним первый раз целовались. Нравились мне тогда совсем другие, и если целовалась я с ним, то чтобы кому-то насолить.

Через два дня после свадьбы раздался звонок, я сняла трубку телефона и, узнав голос, сказала:

— Не звони мне больше. Я вошла замуж.

Положила трубку на место и прошептала:

— Только ради этого?

Было такое чувство, что меня обсчитали в магазине.

Впрочем, когда родила Александра, все остальное стало неважно. Это — мой сын. Только мой.

А еще через семь лет в доме появилась Марта. Моя собака. Только моя. Это был мой мир. Я забралась в него, как улитка в ракушку.

И вдруг — этот незнакомец. Словно возник из пепла сожженных дневников, которые я вела в юности. Не знаю, что в нем такого особенного. Только я именно такого рядом с собой представляла. И сразу подумала: может, это судьба? А когда сломалась машина, я понимала, что не должна оставаться у этих его знакомых. Потому что от ракушки, которую я считала такой прочной все годы, не осталось и следа…

…Мужик в клетчатом пиджаке за соседнем столиком явно занервничал. Думая о своем, я смотрела на него слишком долго.

Не пойму, почему этот тип так ассоциируется у меня с моим незнакомцем? Они ведь — полная противоположность.

Клетчатый пиджак вылез из-за стола и подошел к нам. Представился. Спросил, не мог ли видеть меня раньше. Я часто бывала в этом пансионате с Олегом. Поэтому ответила, что он, наверное, здесь меня и видел.

После ужина Стэндап попросил меня показать ему территорию пансионата. Я с радостью согласилась. Мне очень нравилось здесь гулять — среди сугробов, фонарей и вековых елей. Американцу все оказалось интересно, он даже затащил меня на задний двор и все расспрашивал: что находится в этом здании или в том сарае. Экскурсия затянулась, когда он вдруг предложил оставить его одного, так как достаточно здесь освоился.

Я согласилась — территория охранялась, а я уже здорово продрогла.

В номере оказалось холодно. Не снимая шубы, забралась с ногами в кресло. Хотела подождать, пока вернется Стэндап — дверь его номера была напротив, и я бы услышала, как он гремит ключами. И не заметила, когда уснула.

Все было словно в старом кино Рижской киностудии. Железнодорожная станция в Дубултах, желтые листья на плитах тротуара и колючие корки конских каштанов, серое небо под цвет балтийской волне, и запах сосен и сжигаемых в печках старых домов торфяных брикетов.

Не знаю, кто придумал, что во сне не бывает цвета и запаха? По всему выходило, что этот незнакомец меня провожал. Скоро должна была подойти электричка, и мы поднялись по ступенькам на платформу. Я чувствовала, что от него исходит какая-то опасность, как от раненого хищного зверя. И еще у меня в этом сне были воспоминания…

Гостиничный номер, смятая постель и синичка, которая долбит клювом деревянные перила балкона. А до этого было затемнение — опять же как в старом кино. И я чувствовала себя замечательно. Мне давно не было так хорошо.

А теперь вокзал. Я уезжала, а он оставался. Вдали, параллельно изгибу реки показалась электричка. Он попытался меня обнять, но я отстранилась.

— Запомни, ничего не было, — сказала я. Он странно посмотрел на меня и я словно утонула в этих зеленых глазах. Мне захотелось взять его за руку. — И в Москве ко мне даже не подходи…

С грохотом подошла электричка.

— Это были всего лишь каникулы, — пробормотала я, влезая на высокие ступени. — Такое не может длиться долго.

Со вздохом закрылись двери. Электричка тронулась, я еще увидела его, стоящего на перроне. Он не махал вслед, а смотрел куда-то себе под ноги. Потом желтая листва, аккуратные домики… Я нашла свободное место в вагоне. Все покачивались в такт стуку колес…

Вот и все. А теперь я проснулась и думала — надо было что-то другое сказать на прощанье.

И вдруг я услышала выстрелы. Это уже не был сон — за окном стреляли так, что все слилось в непрерывный грохот. Первое, что я сделала — упала на пол. Я очень испугалась.

Все стихло так же неожиданно, как и началось. На четвереньках подползла к окну и осторожно выглянула.

На освещенной фонарями площадке у входа стоит черная машина, а возле нее на снегу лежат люди. И мне показалось, что среди тел на снегу я вижу и его…

Рассказывает он

Митрофаныч утопал в мягком кожаном сиденьи лимузина. От шофера нас отделяла прозрачная перегородка с раздвижным окошком.

— Я тут кое-что прихватил на дорогу, — он порылся в целлофановом пакете, который стоял у наших ног, выудил бутылку светлого рома «Баккарди» и банку кока-колы.

Открыл банку, сделал несколько глотков, а потом долил туда ром.

— Хочешь побаловаться? — предложил он, — А вот я иногда люблю побаловаться.

Язык у него уже слегка заплетался.

— Как ты раскусил, что эти стирки фартовые будут? — спросил он. — Я ведь когда колоду заряжал, как думал: если сразу на своей игре банк сорву, Шамиль меня живым не выпустит. А так — он сам откажется на четверть лимона рисковать. Какой дурак такие деньги на карты поставит?

— Я оказался этим дураком, — пнул ногой стоявшую на полу сумку с деньгами.

— Ну ничего, — теперь он приложился прямо к горлышку бутылки. — Как с этого американца денежки на мой счет потекут, куплю себе домик на берегу моря. Средиземного, — пояснил Митрофаныч. — Или в Монте-Карло. Маруху такую заведу, чтобы с ней в светском обществе прилично было. К примеру — референтшу, которая у Олега работает. А что — все при ней, культурная, и языки знает. И в постели, наверное… Эти маленькие, знаешь, в постели какие верткие!

Мне не хотелось, чтобы он развивал эту тему.

— Как убили Федоренко? — спросил я. — Чего теперь от меня скрывать?

— Зашли в кабинет, я и выстрелил ему прямо в сердце. Не знаю, в какой желудочек попал — в правый или левый. Может, в оба сразу.

— А что сделали с телом?

— Сначала, Вадим предложил, хотели его прямо в ресторан оттащить. Что, удивлен? Я тоже, когда он сказал, решил, что рехнулся. А на самом деле все просто. Дали одному наркоше пистолет — этот придурок давно у меня на примете был — и послали в зал, чтобы он поблизости от столика, который Федоренко заказал, устроил пальбу. Все бы на пол попадали, кое-кому, скорее всего, не повезло бы. Когда раненых или убитых стали бы выносить, среди них и Федоренко бы оказался. Мы бы его под шумок втащили и где-нибудь там бросили. А наркошу один мой человек пристрелил бы. При самообороне.

— Светлоглазый такой.

— Он, он. Да ты же его знаешь, — Митрофаныч нехорошо ухмыльнулся. — Кстати, он впереди нас едет. Будет там, в пансионате, для подстраховки.

— С бойней в ресторане не получилось. Что же вы тогда предприняли?

— А, не знаю, — он махнул рукой. — Вадим куда-то труп увез.

— Но пальто осталось в гардеробе… Поэтому-то ты и угрожал мне и моей жене по телефону?

— Про пальто в суматохе забыли, а когда ты его обнаружил, я и решил припугнуть. Хотел тебя вообще убрать, но Шамиль сказал, что тебе как-то удалось выкрутиться. А потом и Вадим посоветовал тебя не мочить, так как ты тот самый парень, которого мы могли бы подставить вместо наркомана.

— А почему так надо было — кого-нибудь подставить?

— Тут все дело в контракте. Ну, который с американцем заключили. В случае смерти одного из нас, имущество переходит партнерам. Менты бы сразу просекли, кому выгоднее всего убить Федоренко.

— Подожди. Если он мертв, то…

— Все принадлежит мне… ну, и этому, Стэндапу. Я бы этого американца вообще в расчет не брал бы, но Олег сказал — так надо. Мол, равные права у всех партнеров, а то ихняя полиция и адвокаты подкопаться могут. А так — мы все наши капиталы вроде вместе складываем, и совместно владеем. А догадываешься, кто владеть-то теперь будет на самом деле? Я этому Стэндапу пикнуть не дам. Чуть что — а пожизненного за шпионаж не хочешь?

— Хорошая вещь, из натуральной оленьей шкуры, — он наклонился, ощупал сумку с деньгами, которая стояла у моих ног.

— Дорого стоит.

— Мне ее Шамиль дал, чтоб деньги везти.

— Вот широкая душа, — хохотнул Митрофаныч. — Любит пыль в глаза пустить. Смотри, а тут в боковом кармане какая-то коробочка, — он продолжал ощупывать сумку, словно это была любимая женщина. — А молния сломана. Не достать коробочку… Похожа на пачку сигарет.

— Так, наверное, оно и есть, — согласился я.

— Вот вот, стал бы Шамиль целую сумку отдавать, жди, — он запрокинул бутылку и в свете фар идущей сзади машины я наблюдал, как убывает жидкость, словно воронкой всасывается вода в ванной.

— Эта машина сзади, она тебя не зае… — конкретно выразился будущий завсегдатай светского общества Монте-Карло..

Мы проехали под мостом МКАД.

— Сзади все время едут какие-нибудь машины, — заметил я.

— Нет, эта за нами уже давно, — он покачал головой.

Выехав из города, мы увеличили скорость и теперь летели под сто двадцать. Мне не очень нравилась такая гонка, особенно после недавней аварии. Я оглянулся и посмотрел через заднее стекло.

Фары следовали за нами на том же расстоянии.

Митрофаныч потянулся вперед, отодвинул окошко, отделявшее нас от водителя.

— Оторвись от этих, — сказал он.

— Дорога плохая, — возразил шофер.

— Сколько у меня в месяц получаешь? Вот я тебе еще столько же заплачу, если оторвешься.

Мы ехали на тяжелой большой машине. Но мне казалось, я чувствую, как отрываются от асфальта шины и автомобиль становится неуправляемым. Оглянулся. Расстояние между нами и преследовавшей машиной сократилось. Теперь я понимал, что нас «ведут». Иначе какому сумасшедшему придет в голову так гнать по ночной зимней дороге?

* * *

— Кто-то из наших партнеров по картам решил, что нам повезло больше, чем мы заслуживаем, — хмуро произнес Митрофаныч. — Но только ничего у них не выйдет…

— Они и так нам ничего не сделают, — по голосу чувствовалось, водитель напуган. — У нас большая машина. Не так-то просто будет столкнуть ее в кювет.

— А если не прибавишь, я тебе башку снесу, — возразил Митрофаныч.

Фары неожиданно вильнули влево и машина поравнялась с нами.

Это была черная иномарка. И я знал ее владельца.

— Держи, — я достал пистолет и протянул его за ствол Митрофанычу, — они заходят с твоей стороны…

В идущей вровень с нами машине опустилось боковое стекло, и я увидел ствол автомата. И еще мне показалось, я вижу глаза, ищущие точку прицела…

— Ложись! — крикнул я, резко наклонившись вниз.

Сразу же раздались выстрелы, и я слышал, как стучат, наталкиваясь на твердое, пули. Что-то бухнуло, словно взорвалось, в салоне. Машину рвануло влево, заскрипели, как ногтем по стеклу, бока прижавшихся друг к другу автомобилей.

Мгновением позже — яркая вспышка фар где-то уже позади.

— Я в него попал, я в него попал! — возбужденно закричал Митрофаныч.

Остро пахло порохам. Боковое стекло сплошь покрылось паутиной трещинок, сквозь которое зияли аккуратные пулевые отверстия. Поднимаясь с пола, я оперся рукой и почувствовал под ладонью что-то твердое. Это была пуля из пистолета. Так и не пробив бронированное стекло, она только пометалась, рикошетируя, по салону.

— Надо было окно опустить, — сказал я. — А то бы угробил нас всех.

— Но ведь они прошили машину навылет? — Митрофаныч ткнул пальцем в сквозные отверстия.

— Они стреляли из «калашника» — сказал водитель. Голос его был по-мальчишески звонкий, — Мне удалось столкнуть их в кювет. Это задержит, но ненадолго.

— Может, съехать в сторону, погасить огни? Они проедут мимо, нас не заметят, — предложил Митрофаныч.

— Снег глубокий, увязнем, — возразил парень. — Держитесь, минут через пятнадцать будем на месте. Может, успеем раньше их.

Мне не очень понравилось это «может». Следующие четверть часа напоминали аттракцион «американские горки». Дорога то проваливалась где-то под нами, то взмывала вверх. Резких поворотов не было, и водила в общем неплохо справлялся с управлением, однако начинало казаться, что эта безумная гонка окончится только когда мы сорвемся с трассы и закрутимся где-то по откосу.

— Сзади, — сказал Митрофаныч, оглядываясь через плечо. — Их машина метрах в ста позади. Я только что видел их фары за поворотом…

— Мы уже приехали, — сказал парень почти весело. — Видите ворота?

Он засигналил, и охранник поспешил опустить натянутую цепь. Мы медленно въехали во двор и остановились у освещенного подъезда.

— Поставлю свечку, — хмыкнул Митрофаныч. — А то, может, и часовенку какую построю… А пистолет я тебе, парень, пока не отдам, — он лукаво посмотрел на меня, потом на стоявшую у ног сумку с деньгами.

Я повел плечами до хруста и выпрямил нывшую спину. Хотелось глубоко вздохнуть и вытереть пот со лба. Полез за платком и машинально оглянулся, чтобы проверить, надежно ли отгородили нас ворота от преследователей…

Это произошло в одно мгновение. Только увидел знакомые фары, еще увидел, как отскочил, уворачиваясь от бампера охранник, лопнула, щелкнув бичом, перегораживающая въезд цепь. Черная машина влетела во двор, поливая из окон автоматным огнем.

Наверное, это мгновение меня и спасло. Я повалился на пол, слыша выстрелы и как осыпаются разбитые бронированные стекла.

Выстрелы звучали, казалось, отовсюду. В треск автоматных очередей вплеталось глухое буханье дробовиков. Я понял, что завязалась перестрелка, и охранники отвечают огнем на очереди из лимузина.

Через некоторое время одиночные выстрелы прекратились, раздалась еще одна длинная автоматная очередь, и все смолкло. В наступившей тишине, казалось, слышно как шумит ветер в верхушках деревьев. Хлопнула дверца автомобиля, под подошвами скрипит снег… Кто-то идет к нашей изрешеченной машине. А у нас в салоне ни движения — я не знаю, погибли мои спутники, или затаились как я.

Подошедший сначала открывает дверь со стороны водителя. Парень закричал, и тут же его голос оборвал выстрел.

— Понял, дерьмо, как меня с дороги сталкивать, — весело сказал Шамиль.

Да, это был он. Я узнал машину, когда они догоняли нас на шоссе. То ли он понял, что его обманули за картами, то ли просто не смог упустить добычу.

Следующий выстрел в голову будет мой…

Замерев, я видел, как сквозь разбитое окно просунулась рука и открыла замок изнутри. Шамиль распахнул дверцу и наклонившись, заглянул в салон. На мгновение его глаза встретились с моими. И тут раздался выстрел…

Это Митрофаныч, приподнявшись на локте, выстрелил в упор. Отброшенный пулей, Шамиль навзничь упал на снег.

— Все кончено, — сказал Митрофаныч.

Я выглянул из-за его плеча. Черная машина стояла метрах в десяти, и из раскрытой дверцы торчала нога.

— Похоже, все кончено, — я подтвердил. — Там одни трупы.

— Со мной все кончено, дурак.

Тут только я заметил, что он прижимает руку с пистолетом к развороченному животу.

— Они в меня попали, — сказал он просто. — Что теперь поделаешь?

— Потерпи. Думаю, милиция и скорая скоро приедут.

— Черта с два. Со мной все кончено, говорю. Я кишки на кулак могу наматывать. Но Шамиля я все-таки урыл. Самого Шамиля урыл…

Он откинулся назад на сиденьи и закрыл глаза.

— Потерпи, выкарабкаешься. Сейчас, знаешь, как штопать пулевые ранения научились?

— Ты еще здесь? Бери деньги и проваливай.

— А ведь Шамиль мог узнать, куда мы поехали, только от Вадима, — сказал я.

— Вот козел. Продался, — Митрофаныч сплюнул выступившую на губах кровь.

— Только не понятно, кому. Ведь теперь Стэндапу достаются все ваши денежки. По праву совместного владения?

Он посмотрел на меня ненавидящим взглядом и очень четко произнес:

— А пошел ты…

Дернулся и выронил пистолет.

Я взял его за запястье. Пульса не было. Посмотрел на лежащее на сиденье оружие. Наконец-то оно нашло своего владельца, того, кто выпустил первую пулю.

И последнюю.

Митрофаныч стрелял без перчаток, и дактолоскопистам не придется особенно возиться.

Перекинул ремень сумки через голову на манер портупеи.

Так не свалится на бегу. Пора…

Послышались голоса. К черной машине подошли два охранника в камуфляжной форме. Потом осторожно, держа дробовики наготове, они направились к нам. Я открыл дверцу с другой стороны и выбрался наружу. Лежал ничком на снегу, и автомобиль загораживал меня от них. А когда охранники заглянули в салон, я встал и, пригибаясь, побежал к темневшим неподалеку елям.

Рассказывает она

Я опустилась у окна на колени. Мне было страшно. Эти выстрелы, эти мертвые люди на снегу. А когда снова выглянула, человек, который показался незнакомцем из моего сна, исчез.

Теперь я подумала о Стэндапе. Что, если его угораздило все еще гулять там, в парке? Он запросто мог попасть под случайную пулю. Посмотрела на часы. Нет, он должен был уже вернуться. Подошла к своей двери и услышала, что открывается номер напротив, где остановился американец.

«Наверное, тоже решил проверить, не случилось ли что со мной, — подумала я. — Сейчас постучит… Но шаги удалялись по коридору».

Куда его понесло? Я выглянула, чтобы окликнуть, но он уже стал спускаться вниз по лестнице.

Держась на некотором расстоянии, я последовала за ним. Американец не оглядывался, наверняка ему и в голову не могло прийти, что я стану следить. Он шел куда-то очень целенаправленно. И это еще больше разожгло мое любопытство.

Наконец, он свернул в крыло, где находились служебные помещения. Коридор был совсем пустой. Пришлось подождать, прячась за углом, пока не хлопнула дверь. Затем я на цыпочках пошла следом, стараясь угадать, в какой из комнат укрылся Стэндап.

Сзади послышались шаги и я заметалась — куда бы спрятаться. Толкнула первую попавшуюся дверь и она поддалась. Нырнула в темноту как раз вовремя — в коридоре показался…

Кто бы вы думали? Вадим — начальник нашей службы безопасности. Когда я услышала, что Вадим погиб — то не поверила. Слишком это казалось неожиданным. И теперь я убедилась, что была права.

Но зачем же незнакомец сказал мне это? Не думаю, что он решил просто пошутить.

Похоже, Вадим не успел меня заметить, такой был сосредоточенный. Сквозь оставленную щель в двери я видела, как он прошел мимо и свернул в соседний кабинет. А потом я услышала разговор:

В а д и м: Мне не кажется, что это была хорошая идея — приехать сюда.

С т э н д а п: Я должен был проверить… Теперь вижу — это была ошибка. Я предположил… Вернее, меня натолкнули на эту мысль. Ключ от сейфа, где хранятся компрометирующие материалы, мог находиться все это время при Федоренко. Но его не оказалось.

В а д и м: Значит, вот почему вы спрашивали, где я спрятал тело? Но зачем надо было это делать самому? Попросили бы меня…

С т э н д а п: Чтобы вместо одного шантажиста получить другого?

В а д и м: Ну зачем вы так?

С т э н д а п: Вы бы не воспользовались такой возможностью, будь у вас доступ к документам?

В а д и м: Что теперь об этом говорить. Вам все удалось.

Хотели ограбить вас, а получилось — наоборот. Вы здорово их провели. Пожар в «Октопусе» уничтожил все протоколы переговоров. Пока акционеры разберутся, что к чему, вы уже все деньги с совместного счета переведете на свое имя.

С т э н д а п: Знаете, что такое мафия? Это когда вопросы бизнеса решаются насильственными методами. Русская мафия слишком молодая, чтобы иметь достаточный опыт в таких делах.

В а д и м: Пора подвести итог. Без меня у вас ничего бы не получилось…

С т э н д а п: Мы договорились об определенной сумме. Задаток вы получили. Окончательный расчет произойдет где-нибудь на нейтральной территории. Скажем, в Европе. Я ведь еще должен уехать из вашей страны. И сделать это так, чтобы никто не заподозрил мою причастность ко всем этим убийствам.

В а д и м: Никто не заподозрит. Все сделано чисто.

С т э н д а п: В моем положении приходится быть осторожным. Я совершил единственную ошибку, когда приехал сюда, чтобы обыскать труп. Но теперь эта милая леди — переводчик, знает, что я сюда приезжал. И когда обнаружат труп и свяжут с моим пребыванием тут…

В а д и м: Оба номера записаны на имя переводчицы. Можно сказать, что она была здесь с мужем или любовником за счет фирмы.

С т э н д а п: Это можно будет сказать только в том случае, если сама женщина ничего не скажет. Она и так знает многое. К примеру, то, что мы должны были встретиться с Федоренко в ресторане. И когда станет известно о времени гибели, возникнут вопросы, почему я не пришел тогда? И почему оказался сегодня здесь.

В а д и м: Приехать сюда — ваша идея.

С т э н д а п: Признаю. Хотя нет… Меня к ней подтолкнул один человек… Он заходил ко мне в отеле. Якобы от имени моего русского друга. И, кстати, он спрашивал — почему я не приехал в ту ночь в ресторан…

В а д и м: Что же вы сказали?

С т э н д а п: Что понятия не имел об этом ужине.

В а д и м: И он вам поверил?

С т э н д а п: Думаю, нет.

В а д и м: Так ли это важно? Не ответить на приглашение — еще не преступление.

С т э н д а п: Только в одном случае — если бы в это время не было совершено преступление. Мое отсутствие в ресторане сразу свяжут с гибелью делового партнера. Ведь его смерть была мне выгодна. А мое присутствие здесь…

В а д и м: Сэр, у вас паранойя.

С т э н д а п: Нет, мне надо срочно вернуться в отель. Ведь после этой перестрелки могут начать проверять всех…

В а д и м: Есть один человек, который сможет вас вывести.

Он работал на заместителя хозяина казино, а теперь ищет нового хозяина. Кстати, если интересно, это он застрелил…

В этот момент я неудачно повернулась и опрокинула стул. Он с грохотом упал на пол…

В соседней комнате воцарилась тишина.

— Проверь, — коротко сказал американец.

Я в ужасе попыталась разглядеть в темноте, куда бы спрятаться. Что-то массивное вырисовывалось возле окна. Стараясь не наступать на каблуки, чтобы они не цокали по полу, я двинулась туда. Дотронулась ладонью до металлической стенки сейфа. Было слышно, как оба мужчины вышли в коридор. Скрипнула, открываясь, дверь в помещение, где я находилась. Узкая полоска света прочертила пол…

Между окном и сейфом было расстояние немногим шире ладони. До сих пор не могу понять, как мне удалось протиснуться.

— Вроде — никого, — нерешительно произнес Вадим. — Может, в другой комнате?

Щелкнул выключатель. Свет показался настолько ярким, что я закрыла глаза.

— Но стул упал здесь, — напомнил Стэндап.

Если они сделают всего несколько шагов и заглянут за сейф… После услышанного разговора мне было по-настоящему страшно.

Шаги… Они приближались к моему убежищу. Мне захотелось закрыть голову руками.

— Стоять! Не двигаться! — грубый окрик.

Я вздрогнула, ударившись локтем о стенку сейфа. Но голос не принадлежал ни Вадиму, ни американцу. Удивленно открыла глаза. Ничья тень не заслоняла мне свет. Значит, меня еще не обнаружили?

— Не двигаться, лицом к стене, руки за голову, — приказал тот же грубый голос.

— Я протестую, по какому праву… — начал Вадим.

Послышался звук удара и жалобное восклицание.

— Я же сказал, не двигаться, — напомнил человек с грубым голосом. — Сейчас подойдет старлей, разберется с вами. А вот и он.

— Так, кто здесь, — появился новый участник. — Повернитесь. Хорошо, опустите руки.

— Может, вы объясните нам, по какому праву… — обратился к нему Вадим.

— Один из участвовавших в перестрелке преступников находится где-то поблизости. Ему удалось ускользнуть от местной охраны, и сейчас бойцы ОМОН прочесывают территорию. А почему-то ваш спутник все время молчит? — поинтересовался старлей.

— Он заика. Стесняется, — тут же нашелся Вадим.

Я даже забыла о том, что сама в западне. Мне было интересно, как они выкрутятся. Но тут снова раздались выстрелы. Стреляли где-то на улице, но так громко, словно стены были из газетной бумаги.

— Всем оставаться на месте! — крикнул старлей, и я услышала, как он побежал по коридору.

Повисла тишина. Больше не стреляли. Мужчины в комнате молчали, я только слышала, как скрипел пол, когда кто-то из них переминался с ноги на ногу.

— Может, мы могли бы уйти? — спросил Вадим. — У меня жена с детьми в номере осталась, я за них волнуюсь…

— Вы же слышали, что приказал командир, — напомнил омоновец с грубым голосом. — Подождем, пока он вернется.

Опять тишина. У меня затекло все тело. И еще очень захотелось в туалет. Казалось, мочевой пузырь сейчас лопнет. Смешно, правда?

— Наш старлей — хитрый мужик, — сказал омоновец, обращаясь, видимо, к своему напарнику. — Сегодня ведь не его дежурство. А он вышел. И специально отклонился от маршрута патрулирования, чтобы оказаться здесь раньше всех. Словно знал, что будет заварушка.

— Не поймешь его, — ответил второй. — А вчера, помнишь, отпустил того типа в подъезде.

— Он бьет только наверняка, — сказал грубый голос.

— То есть как?

— Знаешь, за что его вздрючили и перевели на улицу работать? Дал в морду прокурору, когда тот отпустил одного типа за не доказанностью улик. Вот старлей теперь и бесится.

Наконец, снова шаги по коридору, и омоновцы сразу замолчали.

— Можете идти, — сказал офицер. — Больше искать некого.

— Почему? — спросил Вадим.

— Его только что обнаружили. Пытался перелезть через ограду.

— Подстрелили? — заинтересованно спросил Вадим.

— Наверное. Там сейчас такая неразбериха.

Когда они погасили свет и ушли, я выбралась из своей норки. Несколько минут разминала руки и ноги, пытаясь восстановить нарушенное кровообращение. Потом осторожно выглянула в коридор. Никого. Теперь надо попасть в номер раньше, чем Стэндапу придет в голову проверить, там ли я..

Горячий душ — единственное, что могло меня хоть как-то примирить с действительностью. А действительность состояла из страха. Я сейчас боялась всех, особенно Вадима и американца. И еще — этого человека, который предупредил меня об опасности. Ведь он откуда-то узнал о ней?

В ванной от горячего душа стоял пар, а когда я прошла в комнату, то сразу окоченела. Уже собиралась забраться под одеяло, когда вспомнила, что забыла запереть дверь в номер. Пришлось, дрожа от холода, идти, закрывать. Но странно — ключ был повернут… Сама не помню, когда успела.

Наконец, легла в чистую и такую же ледяную постель и свернулась клубочком под одеялом. Сжала челюсти, чтобы не стучать зубами. Как тут заснешь?

Я снова принялась думать о том, что мне грозит. Глаза постепенно привыкли к темноте, и я уже могла различать очертания мебели. Колыхнулась занавеска… Неужели сквозняк? Вот отчего так холодно.

Я приподнялась на локте и посмотрела… И только мгновением позже поняла, что за занавеской неподвижно стоит человек.

Рассказывает он

…Я перепрыгнул через сугроб и распластался, утопая в снегу. Кажется, моего бегства не заметили, так как все смотрели на расстрелянные автомобили и на тела убитых. Отсюда мне было видно, что кроме Шамиля на снегу лежат еще два человека, один из которых был в камуфляжной форме. Видимо охранник, который пытался преградить путь его машине.

Пока шок не прошел, надо было уносить ноги. Я понимал, что, хотя никак не виновен в этой бойне, мне не избежать ареста.

Через ворота путь был закрыт — там как раз остановили какую-то машину, и возле нее суетились люди с дробовиками. Сначала ползком, потом пригибаясь, утопая в снегу, я стал пробираться в глубь парка. Снег был достаточно глубоким, но идти по расчищенным дорожкам я не решался — вдруг кого-нибудь встречу.

Я наугад определил направление. Наконец, никем не замеченный, я добрался до высокого дощатого забора. Слишком высокого, чтобы преодолеть его одним махом. Можно было, конечно, подпрыгнуть и, ухватившись, подтянуться… Но я чувствовал себя достаточно вымотанным и больным для таких акробатических трюков.

Побрел вдоль забора в надежде найти выломанную доску. Метров через пятнадцать я наткнулся на такой лаз. Осторожно просунул голову… И тут же был ослеплен светом мощного фонаря. Кто-то поджидал меня с той стороны забора!

В первое мгновение я словно примерз к месту, где стоял. Лучи еще нескольких фонариков запрыгали вокруг моей головы, я услышал резкие окрики. Мне приказывали остановиться, не двигаться и еще что-то.

Наконец, оцепенение прошло и я рванулся обратно, в спасительную темноту старого парка. Выстрелы и крики за спиной означали, что погоня началась. Лучи фонарей сначала беспорядочно плясали по лапам елей и сугробам, потом уперлись в мою спину. Я рванулся в сторону, чтобы вырваться из освещенного пространства, но через секунду они снова нашли меня. Это словно ночной кошмар, когда во сне гонятся за тобой, а ты чувствуешь, как силы оставляют, и уже знаешь наверняка, что в следующее мгновение тебя схватят… Но только сон часто заканчивается прежде чем нечто ужасное настигнет тебя. Наяву такая возможность исключается.

В темноте передо мной вырос монолит какого-то одноэтажного здания. Похоже, это были служебные помещения. Я кинулся вдоль стены, чувствуя по звуку торопливых шагов и пляшущим зайчикам фонариков, что меня берут в «клещи», отрезая путь с обеих сторон.

Неожиданно я споткнулся о засыпанные снегом ступеньки. Поднимаясь, увидел рядом дверь. Толкнул ее. Дверь поддалась…

Это был гараж, освещаемый единственной лампочкой у входа.

Я подбежал к стоявшему ближе всех грузовику. Прежде чем нырнуть под него, поднял лежавшую на земле монтировку и, обернувшись, метнул ее в одинокую тусклую лампочку над дверью. Как раз вовремя — звон разбитого стекла, шум упавшей монтировки и крик вбежавшего следом человека прозвучали в этой последовательности с интервалом в долю секунды. Надеюсь, я не задел человека, и закричал он от неожиданности.

Под грузовиком остро пахло мазутом. Я слышал передвижения искавших меня людей. Поначалу они столпились у входа, ощетинившись электрическими лучами. Потом осторожно двинулись вперед. Они не заглядывали вниз и светили на высоте своего роста. Видимо, вбежавший первым был достаточно напуган свалившейся монтировкой, чтобы заметить, куда я спрятался.

Но это не могло продолжаться долго. Когда они обшарят все между машинами, то начнут заглядывать и под них. Я поправил сумку, чтобы она не мешала, когда придет время действовать. Уперся руками в шершавый цементный пол… Перед тем, как разбить лампочку, я успел рассмотреть — в ряд стояли три машины, а за ними темнел проем двери.

— Его здесь нет, — крикнул один из бродящих между машинами. Все они повернули к выходу. Похоже, им не очень-то нравилось меня тут разыскивать.

— А под днище заглядывали? — вдруг пришло в голову тому, кто дежурил у выхода.

Сейчас, или будет поздно. Я выкатился из своего убежища и бросился в соседнее помещение.

— Вот он! — крик сзади.

— Держи его, теперь не уйдет.

В следующем помещении стояли верстаки, и все было завалено непонятными металлическими конструкциями. Горела опять же тусклая лампочка. Я поколебался мгновение и решил не разбивать ее. В темноте я не смогу найти дорогу среди этого хлама, и только дам преимущество людям с фонарями. Подпрыгивая и спотыкаясь, я проскочил мастерскую прежде, чем мои преследователи успели увидеть, за какой из двух дверей я скрылся.

Выбрав дальнюю, я надеялся, что они станут искать меня за ней во вторую очередь.

Так оно и вышло. Я слышал за стенкой их возгласы, а сам бежал по длинному коридору. Однако фора оказалась незначительной. Я только успел юркнуть за очередную дверь, когда позади раздались крики.

В темноте я увидел окно. А потом споткнулся о ведро и заскользил по разлившейся на полу воде. При моем падении сумка съехала на живот. Не успевая подняться, стоя на одном колене, я схватил ведро и швырнул изо всей силы в стекло.

Под градом осколков я чудом успел наклониться и прикрыть руками голову. Чем-то больно резануло по запястью. Топот в коридоре прекратился, люди остановились, потрясенные неожиданным грохотом и звоном. Сам не ожидал, что у меня так эффектно получится. Эта заминка и дала мне возможность встать на ноги и прижаться к стене прежде, чем дверь распахнулась.

Луч фонаря уткнулся в стекло. Я слышал тяжелое дыхание человека, стоявшего в проеме.

— Он высадил окно! — крикнул он. — Скорее на улицу. Далеко ему не уйти!

Они не стали выбираться наружу через разбитое стекло, ощетинившееся острыми краями. Они помчались обратно по коридору, через мастерскую и гараж. Как только все стихло, я выглянул. В конце коридора еще мелькнула чья-то спина. Я побежал следом. Я старался от них не отстать. Только у самого выхода чуть притормозил, прислушался, убедился, что они все повернули направо, туда, где было разбитое окно. Тогда я выскочил и рванул в противоположную сторону.

На ходу я потрогал запястье и почувствовал, что оно все липкое от крови. Все-таки, один осколок меня задел. Порез был неглубокий, и я надеялся, что на холоде кровь скоро остановится.

Добравшись до угла дома, выглянул. Передо мной был хоздвор, залитый лунным светом. И ни души. Чуть поодаль стоял пустой автобус, а за ним темнели сараи. Бегом пересек открытое пространство и замер в тени автобуса. Никто не крикнул мне вслед, никакого движения. Похоже, огибая здание с другой стороны, мои преследователи не успели сюда добраться. Если только мне удастся спрятаться и переждать, пока они не решат, что мне удалось уйти… Я уже успел рассмотреть, что в догонялки со мной играли охранники. А как люди, в сущности, штатские и вольные, они не станут разыскивать меня много часов подряд.

Много часов подряд. Я поежился, представляя, сколько времени еще мне придется провести на морозе.

Медленно двинулся вдоль автобуса, завернул за него… Что-то темное мелькнуло за спиной, я обернулся, но не успел среагировать — меня сбили с ног, навалились, и я почувствовал, как рука в перчатке зажала рот.

* * *

— Тихо, — прошипел человек, удерживавший меня.

Голос показался знакомым. Я решил не сопротивляться. Руку с лица сняли и мне помогли подняться.

— Не дергайся, — сказал Вадим, а это был он, — Мне тебя убивать ни к чему.

— Это уж точно.

— Мы с тобой не враги, понимаешь. Просто у меня была одна задача, у тебя — другая.

— Расчищал путь для Стэндапа? — спросил я.

— Мы с ним быстро столковались. У тебя пистолет с собой? Смотри, если с ним возьмут — на стволе убийство висит.

— Теперь уже два. Митрофаныч застрелил из него Шамиля.

— Вот как? Что ж, может, оно и лучше, — Вадим достал руку из кармана. В ней было зажато оружие. — Зато теперь нет необходимости стрелять в тебя.

— А была?

— Если бы у тебя все еще был пистолет, ты бы так просто не отдал, — он указал стволом на сумку, в которой были деньги.

— Возьми, — я протянул.

— Правильно! — Вадим открыл молнию свободной рукой и достал одну пачку. — Зелененькие вы мои… Ты не подумай, что я совсем гад, — он швырнул пачку обратно. — Ты подрядился за сто баксов, которые я тебе отдал при первой же встрече. Значит, ты работал на меня. Я все организовал, мне и доход.

— Все организовал американец.

— Может, ты и прав, — он покачал головой. — А вернее, они сами все организовали — и Федоренко, и Митрофаныч. Американец просто бросил кость, из-за которой все перегрызлись. Ну ладно, я пошел, — он перекинул ремень сумки через плечо. — Смотри, натуральная кожа. Подходящая упаковка, чтобы носить в ней деньги.

— Мне ее одолжили. Подожди…

— Чего? — он навел на меня дуло пистолета.

— Просто хотел спросить — ты сказал Шамилю, куда мы поехали?

— Нет, — он покачал головой. — Это не входило в сценарий.

— Тогда как же он узнал?.. — я посмотрел на сумку. — Впрочем, я мог бы догадаться и сразу.

— Вот и догадывайся, если делать нечего, — он стал отходить от меня, не поворачиваясь спиной. — А мне пора. И не вздумай идти следом.

— И не вздумаю.

* * *

Я подумал, что стоит немного подождать, чтобы проверить, правильно ли я догадался, каким образом Шамиль проследил нас. Чуть дальше у стены темнело бесформенное сооружение из пустых ящиков и коробок. Вполне подходящее место, чтобы укрыться.

Прошло минуты три, прежде чем я услышал голоса. Осторожно высунул голову. Возле ржавого автобуса стоят два человека в камуфляжной форме. В мою сторону не смотрят. Вспыхнул огонек спички, в прозрачном зимнем воздухе остро запахло табачным дымом. Они курили, не подозревая, что рядом находится зритель.

Одного я знал — это был Валерка-боксер из команды Шамиля. Другой, высокий, в очках, держал в руках какой-то прибор. На голове у него были надеты наушники.

— Ну ищи его, ищи, — нетерпеливо сказал Валерка. Мы хоть и в камуфляже, но все равно не можем долго здесь рыскать.

— Он где-то совсем рядом. Сейчас определю направление.

— Вот Шамиль — голова был, — вздохнул Валерка. — додумался фраеру сумку с маячком всучить. Мы его от самого казино вели. В Москве еще помехи были, а за городом — красота. Понимал, покойничек, хоть сам и без образования, что сегодня без хай-фай технологий не проживешь. Поэтому и держал возле себя всяких бездельников, вроде тебя. Ну, куда денежки потопали, вычисляй, дефективный.

— Если вы такой умный, — очкарик сорвал с головы наушники, — ищите сами.

— Умный, умный, не беспокойся. Кто придумал двух охранников раздеть, ты? Небось мерзнут сейчас, бедолаги. Зато мы тут рыщем без страха. А ты работай, работай. Знаешь, сколько там бабок в сумке? Я тебя зубами рвать буду, если ты ее мне не отыщешь.

Парень надел наушники.

— Вот, — он вдруг показал в сторону, куда ушел Вадим с моими деньгами. — устойчивый сигнал.

— Ну, другое дело, — Валерка затоптал окурок. Давай, скоренько, скоренько. А то упустим.

Пока они разговаривали, все тепло, которое я накопил, удирая от погони, улетучилось. Я чувствовал, что меня бьет крупной дрожью.

Сейчас наверняка обыскивают все помещения. Попадаться в руки закона у меня не было никакого желания: придется объяснять слишком многое из того, что объяснить будет очень трудно. Но если ждать на улице, в такой холод… Я посмотрел на пирамиду из пустых ящиков. Если разобрать их с одной стороны, то можно укрыться хотя бы от ветра. Попытался приподнятьящики успели здорово смерзнуться. Потянул сильнее — раздался такой треск, что я присел от неожиданности. Так можно покойников на ближайшем кладбище перебудить.

Подождал некоторое время, всматриваясь в ночь. Кажется, на этот раз пронесло, никто не обратил на шум внимания.

Зашел к груде ящиков с другой стороны. Подергал один, другой. На этот раз я действовал не в пример осторожнее.

Неожиданно коробка поддалась, а потом и соседняя. Стараясь производить как можно меньше шума, я отставил их в сторону. Видно, их недавно передвигали, потому что мороз не успел как следует прихватить. Углубиться еще на пару ящиков и коробок — получится вполне приемлемое убежище…

Наклонился, чтобы передвинуть еще одну коробку. Что-то мешало. Просунул между ящиков руку… И почувствовал, как душная волна ужаса прошла по всему телу.

Моя ладонь встретила в темноте чужую ладонь, холодную, как лед.

Рассказывает она

Я лежала под одеялом и боялась пошевельнуться. Человек за занавеской тоже был неподвижен. Вообще-то я трусиха, но такого страха не испытывала никогда. Как в кошмарном сне. Даже захотелось себя ущипнуть — вдруг проснусь. Но нет: холодная темная комната, ледяная простыня и затаившийся у окна мужчина.

Мне и в голову не приходило закричать — я понимала, что кроме жалкого писка вряд ли что-нибудь смогу из себя выдавить.

Кто он? Один из посетителей клуба, не захотевший встречаться с милицией? Или преступник, участвовавший в перестрелке? А может, маньяк, решивший в суматохе выйти на охоту? Одним трупом больше, одним меньше — все спишут на разборки мафии. Или… Я почувствовала, как от страха сердце заколотилось возле самого горла… Стэндап! Он проверил, что меня не было в номере и догадался, что это я подслушивала в соседней комнате. Да, у этого человека были глаза убийцы, как я раньше не замечала! Прозрачные, холодные…

Тело как будто одеревенело. Не пошевелиться, не закричать. Ах, если бы я отказалась ехать сегодня сюда, если бы мне не взбрело в голову прогуляться по аллеям парка на свежем воздухе!

Я начала думать о Сашке. Каким он вырастет, если со мной что-нибудь случится? Он ведь совсем еще маленький. Кто его защитит, кто ему поможет? Отец? Этот… Просто жутко представить, что твой сын может оказаться без тебя…

И еще Марта. Наверное, глупо вспоминать о собаке в такой ситуации. Скорее всего ее отдадут в питомник или усыпят. Никогда Этот не любил мою собаку. Поэтому я все время таскала ее с собой. Когда Марта была еще щенком, специально пускал ей дым от сигареты в нос. И еще свистел ей в ухо. Сволочь. Если бы не он, я бы не пошла на эту работу, мне не пришлось бы спать с начальником, носиться с какими-то подозрительными иностранцами, находить на диване трупы. Если бы я с самого начала вышла замуж за настоящего мужчину, я бы не лежала сейчас в этом проклятом номере, где какой-то кошмарный тип прячется за занавеской.

Разозлившись, я вдруг почувствовала, что страх немного отпустил. Я заставила себя снова взглянуть на окно. Прятавшийся человек не исчез, он только чуть изменил позу, выпрямился, что ли. Нет, он гораздо выше ростом, чем Стэндап. Впрочем, вместо Стэндапа там может прятаться Вадим.

Но чем я им всем помешала? Подслушала разговор.

Только и всего?

Нет, я больше не могла прятаться под одеялом. Может, этот человек ждет, когда я усну, чтобы тихо… Я не предоставлю такой возможности. Закричать? Вряд ли помощь подоспеет раньше, чем он со мной разделается. И потом будут дурацкие вопросы следователей к свидетелям — в какое время раздался крик? Где вы находились? Начнут выяснять и протоколировать, когда я визжала как хрюшка, которую режут. Которую режут…

В сумочке лежат ножницы. Вот если добраться до этих них…

Сумочка стоит на стуле возле кровати. Медленно, чтобы не зашуршать, вытягиваю руку… Только бы не щелкнула застежка. А краем глаза слежу за шторами. Никакого движения.

Неужели он ничего не замечает?

Вот, наконец, нащупываю ножницы, зажимаю их в кулаке, как нож.

Сейчас или никогда!

Я резко вскакиваю с кровати и босиком бегу к окну. Колени подгибаются. Схватив непослушными пальцами занавеску, рву ее в сторону.

И тут словно звенящая пустота обрушивается на меня…

Рассказывает он

Несмотря на мороз, лоб покрылся испариной. Я уже понимал, что только что дотронулся до трупа.

Первая мысль — совершенно нелепая. Вот почему так легко вынимались ящики с этой стороны — кто-то недавно тоже захотел получить доступ к телу.

Оставалось убрать еще несколько, и показались голова, плечи… Я сосчитал до десяти, а потом чиркнул зажигалкой и взглянул…

Нет, определенно, я когда-то знал этого человека. Достаточно хорошо знал, если даже закостеневшее на морозе мертвое лицо вызывало какие-то странные воспоминания.

Набережная, высокие волны перехлестывают через парапет и седыми брызгами рассыпаются по асфальту. Листья пальм полощутся по ветру, как забытые флаги. Я иду, ежась от непогоды, на встречу с этим человеком. Еще полчаса назад был теплый номер большого отеля, двуспальная кровать, легкое пушистое одеяло, и рядом, под этим одеялом — гибкое смуглое создание по имени Вирхен. Она играла в революцию, я играл в разведку. А вместе у нас получалась совсем другая игра — простая и всем известная. Но никогда не надоедающая…

Я злюсь на ветер, на шторм в океане, и в то же время улыбаюсь, когда думаю о Вирхен. В этот момент мне очень нравится о ней думать.

А через десять минут я встречусь с невысоким, черноволосым человеком с ямочкой на подбородке. Пожимая его влажную теплую ладонь, я еще не знаю, что скоро буду проклинать этого человека. Тогда у меня не было прямых доказательств, что именно он навел на нас местную контрразведку — сегуридад. Но теперь я знаю, что это так.

Вот почему я не испытывал ничего кроме ненависти к резиденту с агентурным псевдонимом Аист. Даже сейчас, когда смотрел на его мертвое лицо с ямочкой на подбородке.

Когда Н. Г. сообщил, что фирмой «Октопус» заправляет бывший сотрудник КГБ Олег Федоренко, он же Аист, чтобы отомстить ему я и согласился взяться за это дело. Но теперь… Как в той древней пословице, я дождался, когда труп врага прибило к моим ногам. Вот только как самому теперь выбраться из течения? Чтобы не оказаться вместе с другим, кого случай вольно или случайно потянул на дно.

Теперь мне уже не нравилась идея прятаться среди коробок, дожидаясь, когда все успокоится.

Осторожно пробираюсь вдоль стены. Дверь, заперта. Значит, внутри никого нет. Я приметил лопату, воткнутую в сугроб. Аккуратно вогнал штык в щель под замок и отжал. Шуму получилось не больше, чем когда передвигал ящики.

Внутри в лицо пахнуло жарой. Ну конечно же, бойлерная. Только задерживаться здесь не стоило. Я не знал, как часто сюда приходят проверить оборудование.

Какой-то странный скрежет… Крыса? Нет, словно металлом по металлу… Я еле успел отскочить в сторону, почувствовав, как пол под ногами задвигался.

Отскочил подальше, прижавшись к раскаленной трубе. Она обжигала даже сквозь дубленку. Но мне было не до этого. Потому что на полу вдруг появился освещенный полумесяц, потом люк, на котором я только что стоял, отодвинулся еще дальше. В кругу света, который шел снизу, появилась чья-то голова, потом плечи.

Кряхтя, человек сел на краю отверстия, свесив ноги вниз. В кругу света он казался громадиной.

Человек выругался на английском.

— Сейчас… — в отверстии показалась голова второго.

Еще один выбрался наружу и, пока первый пытался отдышаться, позванивая ключами, прошел к двери.

— Сейчас выпущу… — он какое-то время возился с замочной скважиной, потом толкнул дверь, и она открылась.

— Странно, — произнес он, — я сам ее запирал.

И оглянулся, вглядываясь в темноту. Он не мог меня увидеть за трубой, но я-то, еще когда он вылезал, успел рассмотреть лицо. И теперь с трудом сдерживал себя, чтобы не броситься и не вцепиться ему в глотку.

Это был светлоглазый убийца.

Я очень хотел разделаться с ним прямо сейчас.

— Ладно, после разберусь, — задумчиво сказал он. — Надо торопиться.

Человек, который сидел на краю люка, вылез окончательно и направился к выходу.

— Держись вдоль забора, увидишь пролом, — светлоглазый указал рукой в темноту, — Зис вей, понял? По тропинке. — Никого не встретишь — менты сейчас в тепле греются, разве что у ворот патруль стоит. Полис — ноу?

— O'key, — сказал Джон Стэндап.

— А, это мы через бомбоубежище пробирались, понял. На случай атомной войны с Америкой, — он засмеялся. — Теперь вот используем, если кому надо скрытно уйти.

— O'key, — сказал Стэндап.

— Вам наверняка верный человек в Москве еще понадобится. А я — на все руки. Запомните меня.

— O'key, — в очередной раз согласился американец. — I must go. Бистро-бистро.

Светлоглазый закрыл за ушедшим дверь и остановился, мелодично позвякивая ключами. Потом вдруг тихо произнес:

— Эй, кто здесь, выходи. Я же догадался.

Голос прозвучал почти вкрадчиво.

Я прикинул, смогу ли дотянуться до него в броске. Нет, слишком далеко.

— Ну, выходи, — повторил он и сделал шаг вперед. — Мы клиентов не обижаем. Если ты тоже от ментов бегаешь, и тебе поможем…

Он сделал еще шаг. Пора. Я рванулся вперед и только тут заметил, что позвякивал он вовсе не ключами. В руке у него была зажата цепь, и он хлестнул ей наотмашь, как только я показался. На какое-то мгновение я оступился, и это меня спасло — сверкнув дугой, шипастая гирька на конце по касательной задела плечо, вырвав клок из дубленки. В следующее мгновение я врезался ему головой в живот. Мы покатились, сцепившись, по полу. Светлоглазый не мог раскручивать цепь, но и мне не удавалось как следует его достать. В какой-то момент он ткнул мне растопыренными пальцами в глаза, я отпрянул, и тут же почувствовал сильный удар в подбородок. На мгновение выпустил его, этого оказалось достаточно, чтобы противник привстал на одно колено, и цепь снова засвистела в воздухе. Он наносил круговые удары, и гирька высекала искры, встречая на своем пути металлические детали оборудования.

Меня охватила паника. Я никак не мог к нему подобраться без риска быть рассеченным этим смертоносным оружием мотоциклистов, в то же время он постепенно загонял меня в угол. Еще немного — и у меня уже не будет места, чтобы уворачиваться…

Вот уже цепь пропела так близко от виска, что я почувствовал, как зашевелились волосы. Рванулся в другую сторону и тут же заметил, как он, сделав рукой восьмерку, направил гирьку прямо мне в лоб.

Казалось, я уже ощутил взрыв раскалываемого черепа, когда вдруг цепь резко натянулась, замерев в полуметре от моей головы. Конец ее зацепился, замотавшись вокруг проходившей поверху трубы. Светлоглазый рванул ее на себя, пытаясь высвободить… И в этот же момент я нанес ему два коротких удара в подбородок. Оба они легли в одну точку.

Он взревел от боли, выпустил цепь, защищая руками голову. Но было уже поздно, так как мое колено со всей силы врезалось ему в пах. Он согнулся, и это позволило мне схватить его за воротник и ударить два раза головой о стену. Он сразу обмяк, оглушенный.

Я освободил цепь, свисавшую сверху. Я подумал о том, что они сделали со Снегурочкой. Мне очень хотелось обмотать эту цепь вокруг его горла и дернуть, пока не хрустнут позвонки.

Но мгновением позже я понял, что не смогу хладнокровно убить человека. Если бы чуть раньше, когда он дрался, когда он сам хотел убить меня…

Я отшвырнул цепь в сторону. Наклонился над ним. Светлоглазый еще не пришел в себя. Обыскал карманы. Наручники. Наверное, те самые, что они надевали на меня. Неожиданно мне в голову пришла идея. Я чуть не рассмеялся, так мне она понравилась.

Пришлось немного потрудиться, вытаскивая бесчувственное тело громилы на улицу. А когда все было закончено, полюбовался содеянным и снова чуть не покатился со смеху.

Я уже спустился в бомбоубежище, и закрыл за собой люк, когда услышал полный ужаса и тоски крик. Не знаю, сколько времени вопил светлоглазый. Я стал пробираться дальше по бомбоубежищу, и бетонные стены заглушили звук.

Еще бы ему не кричать, когда он пришел в себя и обнаружил, что прикован собственными наручниками к окаменевшему на морозе трупу.

* * *

В подвал главного корпуса я добрался без приключений.

Видимо, ход через бомбоубежище на самом деле был тайным, и посторонних держали от него подальше. Не удивлюсь, если милиции и омоновцам тоже забыли сообщить про это солидное подземное сооружение.

Теперь оставалось самое трудное — где-то спрятаться и дождаться, когда обстановка слегка остынет. В бомбоубежище и подвале никого, кроме меня не было. Это-то и не устраивало. Рано или поздно сюда может кто-нибудь заглянуть. Нет. Прятаться надо там, где, в случае обнаружения, твое присутствие никого не удивит.

Значит, надо пробраться на верхние этажи. Когда началась перестрелка, в пансионате было полно посетителей. Непохоже, что они успели разъехаться. Если так, может, удастся сойти за одного из постояльцев?

Из подвала я попал в административное крыло. Ни души. Двери кабинетов. Одна из них распахнута. Массивный сейф, письменный стол, на полу — перевернутый стул. Кто-то сбил впопыхах. Я замер, втянув ноздрями воздух. Едва уловимый запах духов. Странно, знакомый запах, он связан с чем-то приятным. Впрочем, сейчас не время вспоминать. Я пошел дальше.

Вскоре я добрался до лестницы. Где-то через два пролета я столкнулся с мужчиной в смешном клетчатом пиджаке.

— Вы снизу? — спросил он. — Бар еще работает?

— Как всегда, — ответил я, стараясь выглядеть равнодушным.

— Как всегда, — проворчал мужчина. — В кои века выберешься отдохнуть, а тут такой бедлам. Вас тоже допрашивали и обыскивали? Знаете, тут сейчас всех допрашивают и обыскивают. Ищут какого-то человека, который участвовал в перестрелке, но сбежал. Знаете, если они его найдут, то поручусь, что просто пристрелят, не разбираясь, виноват он или нет. Потому что погибло несколько охранников и сотрудник милиции. Они просто озверели и жаждут крови.

— Не позавидуешь этому беглецу, — я кивнул.

— Вот-вот, — он махнул рукой, — я бы на его месте спрятался в каком-нибудь номере и подождал, пока они уедут. Я думаю, к утру они наверняка уедут. А тут полно пустых номеров. Скажем, тридцать четвертый. — и он стал спускаться.

Внизу он с кем-то поздоровался и опять стал жаловаться, что ему испортили выходной. Подойдя к перилам, я посмотрел в пролет… И почувствовал, как лицо дервенеет. Мужик в клетчатом пиджаке жаловался наряду омоновцев. В конце концов один из них довольно невежливо оттолкнул его и они стали подниматься дальше.

Я был на третьем этаже. Тридцать четвертый номер. Толкнул дверь. Она открылась, и я проскользнул внутрь.

Номер вовсе не пустовал. Я выругал клетчатого последними словами. Было слышно, как в ванной комнате из душа льется вода. Там кто-то плескался вовсю. За дверью были слышны шаги омоновцев. Нащупал ключи, торчавшие в замочной скважине, повернул замок. Приник ухом к двери.

Через мгновение я услышал, как в дверь постучали.

Если владелец номера услышит и выйдет из ванны… Я обернулся, судорожно придумывая, куда бы спрятаться. Окно прикрывала штора — от пола до потолка. Что ж, подойдет.

В дверь снова постучали.

В ванной продолжали принимать водные процедуры.

Я услышал, как ручку двери подергали. Хорошо, что успел запереть. Потом все стихло. Я подождал немного, чтобы наряд отошел подальше, и уже собирался покинуть убежище за шторой, как вдруг понял — в номере совсем тихо. То есть вода перестала литься…

И сразу же щелкнула задвижка в ванной комнате. Я замер. В комнату вошла женщина. Я представил, как она будет визжать, если я сейчас появлюсь.

Сквозь занавеску мне не видно было ее лица. Я только заметил, что она была закутана в полотенце. Пока я соображал, что делать, женщина проверила, закрыта ли дверь, а потом юркнула под одеяло. Я решил — подожду, пока уснет…

Минут десять я ждал в темноте, надеясь, что услышу ровное дыхание спящего человека. И…

Я не услышал, как она подкралась. Я даже не заметил, как она встала с кровати. Наверное, эта женщина была из породы кошек.

Только вдруг штора отдернулась, я увидел ее лицо, полные ужаса глаза и зажатые в кулаке маленькие ножницы…

В следующее мгновение женщина упала мне на руки. Она была в обмороке.

* * *

Я отнес ее на кровать и зажег настольную лампу, которая стояла на тумбочке. Посмотрел на нее…

В этот миг я поверил, что существует судьба в виде мужика в клетчатом пиджаке. Я оказался в номере у Кати.

Я пропустил момент, когда она очнулась. Только увидел широко раскрытые глаза, смотрящие на меня.

— Не пугайтесь, — сказал я. — Вы меня узнаете?

Получилось довольно неуклюже. Но и она ответила не лучше:

— Что вы делаете у меня в номере?

— Мне нужно спрятаться. Меня ищут омоновцы.

— Я так и знала, что вы преступник, — ее чуть раскосые глаза смотрели насмешливо.

— Нет. Надеюсь, что поверите. Я вполне безобидный тип.

— Почему же вы тогда прячетесь? — спросила она.

— Похоже, они сначала свернут мне шею не разобравшись, — я криво улыбнулся.

— И вы хотите, чтобы я вытолкала на улицу человека, которому грозит такая неприятность?

Похоже, эта женщина непредсказуема.

— Тогда я бы переждал здесь некоторое время…

— Оставайтесь. Тут все равно такой холод, что мне не уснуть. Только…

— Да?

— Не могли бы вы отвернуться, пока я оденусь?

Встал лицом к окну. Надеюсь, она поверила, что я безобидный, а вовсе не решила выкинуть какую-нибудь штуку.

— Все, — раздался за спиной голос. — можете расслабиться.

Она сидела, поджав под себя ноги, на кровати и выглядела потрясающе.

Я уже собирался устроиться в кресле напротив, когда заметил холодильник. Машинально подошел и открыл дверцу. Там стояла только бутылка бренди и какая-то минеральная вода.

— В холодильник здесь всегда ставят напитки. Это входит в стоимость номера, — услышал я голос за спиной.

Достал бутылку, открыл и налил себе полстакана. Катя настороженно следила за моими действиями. Похоже, в ее глазах я перестал выглядеть таким уж безобидным. Она уже было открыла рот, чтобы что-то сказать, но передумала и не произнесла ни слова. Я выпил и убрал бутылку обратно.

— Мне вы не предложили, — холодно заметила Катя.

— Извините. Просто не пришло в голову, что вы станете пить среди ночи.

— И мне бы еще несколько дней назад такое в голову не могло прийти, — в уголках глаз у нее появились морщинки. — Но только разбавьте, я не люблю когда крепко.

Я смешал бренди с минеральной водой, которая оказалась в холодильнике. Кажется, получилась жуткая гадость. Но она отхлебнула не моргнув глазом. Потом решительно сказала:

— А теперь рассказывайте. Все по прядку.

— Это долгая история, — протянул я, мечтая увильнуть от расспросов.

— Ничего, у нас вся ночь впереди, — отрезала она. — А я все равно не смогу теперь уснуть.

— Требуется сказка, да? Что-то вроде колыбельной.

— Вы не похожи на сказочника, — Катя улыбнулась. — Разве что борода… — она потянулась и дотронулась кончиками пальцев до моей небритой щеки. — Но я и так готова всему поверить… Это сумасшествие какое-то…

Не помню, как я оказался рядом с ней. Обнял, притянул к себе и поцеловал. Я не отдавал себе отчета, почему это делаю. Как прыгнул в воду. Поцелуй получился каким-то отчаянным. Казалось, все нервное напряжение последних дней вдруг превратилось в одно, непреодолимое желание. Губы ее сначала были холодными и безучастными, но на какое-то мгновение она вдруг уступила и — ответила. Ответила страстно, так, что я почувствовал, как закружилась голова.

— Если это не произойдет сейчас, другого случая у нас не будет… — прошептала Катя.

Продолжая обнимать, я повалил женщину на постель. Ощутил, как напряглось ее тело. Треснула, оторвавшись от одежды, пуговица. На мгновение высвободившись, Катя приподняла бедра, что-то стащила с себя и отбросила в сторону. Кожа казалась раскаленной… Вдруг она уперлась ладонями мне в грудь и насмешливо спросила:

— Что же с тобой происходило в эти несколько дней, пока мы знакомы?

— В другой раз узнаешь, — я преодолел наигранное сопротивление и снова почувствовал тепло ее губ…

* * *

Мы лежали рядом на казавшейся когда-то такой холодной кровати. Время словно затаилось между циферблатом и часовой стрелкой. За окном из-под низкого неба выползал хмурый зимний рассвет. Я не мог сообразить, проспал ли несколько часов, или просто закрыл глаза на мгновение. Осторожно приподнялся, стараясь не разбудить женщину. Во сне она улыбалась.

— Мне нравится, как ты на меня смотришь, — вдруг сказала Катя. — А вот какое у тебя будет лицо, когда вернешься домой, к жене?

Мир встряхнулся, словно пес, вылезший из воды, и часовая стрелка побежала дальше по кругу.

— Лицо? — я пожал плечами. — Нормальное.

— Ты ей часто изменяешь? Что, не могу спросить?

— Пойду, пожалуй, умоюсь, — предложил я.

— Нет, я первая, — Катя быстро соскользнула с кровати. Глаза у нее стали злые.

* * *

…Я стоял у окна и смотрел, как человек в клетчатом пиджаке умывается снегом. Заведение пробуждалось, и те, кто оставался здесь на ночь, скоро начнут разъезжаться. Тогда и мне надо будет попытаться выбраться отсюда.

— Это были всего лишь каникулы, — сказала за спиной Катя, словно давно репетировала эту фразу. — Случайная встреча, да? Пусть будет, как если бы я сама все придумала. Даже не хочу знать, как ты оказался замешан в весь этот кошмар вокруг нашей фирмы.

— Ты же сама сказала — случайная встреча. С нее все и началось. А потом я влез в эту историю по уши.

— Зачем?

— Дураком был.

— Веский аргумент, — она кивнула. — Скажи, а Стэндап… Я случайно подслушала один разговор… Он что, станет теперь владельцем «Октопуса».

— Да, если не докажут, что он организовал все эти убийства.

— Докажут… Как?

— Расскажу при следующей встрече.

Я посмотрел на нее. Я не мог наглядеться.

— А мы еще увидимся? — спросила она.

— Не знаю, — пробормотал я. — Мы ведь вроде собирались сходить послушать моего приятеля, гитариста.

— Верно, — она кивнула. — Только не будем загадывать, ладно?

 

10. ЭПИЛОГ

В холле первого этажа уже было оживленно. Мужчины с мешками под глазами и женщины, поблекшие без вечернего макияжа. Народ разъезжался. В углу горничные наряжали елку.

Мелькнуло знакомое лицо. Того самого человека в клетчатом пиджаке. Он увидел меня и помахал рукой, как старому знакомому.

Я решил воспользоваться.

— Как, удалось наверстать упущенное? — спросил я.

— Только время потерял, — он махнул рукой. — Больше я в это заведение ни ногой.

— Вот-вот, и я тоже, — ответил совершенно искренне. — Собираетесь в Москву?

— А чего тут на Новый год делать? Раньше, когда санаторий работал — были и врачи, и процедуры. А теперь… — он махнул рукой.

— Вы на машине? Не подбросите до города, а то друзья, с которыми приехал, меня бросили. Смылись ни свет ни заря.

— Что ж буду рад попутчику, — он кивнул. — И стоило ехать за тридевять земель…

Я с грустью понял, что всю дорогу мне придется слушать это нытье.

…Пока мужчина разогревал мотор, я поднял глаза и поискал среди окон то, за которым провел ночь. Третий этаж, где-то посередине. И словно почувствовав, Катя отдернула занавеску, посмотрела вниз и на мгновение прижала ладонь к стеклу.

Я помахал в ответ.

— А сказали, что ваши друзья уже уехали, — спросил мужчина подозрительно, когда я сел в машину. — С кем тогда прощались?

— Это была… — я задумался на мгновение, — случайная знакомая. Счастливый случай.

— А, слышал про такое. Ну, хоть вам повезло, — завистливо сказал он.

Мы проехали еще километров пять, когда я, наконец, не выдержал:

— Василий, кончай валять дурака.

— Это я для конспирации, — пояснил Василий. — Вдруг за нами следят.

— Какое, к черту, следят! Скажи лучше, тебе удалось сделать фотографии?

— А как же, — ухмыльнулся он. — Я же — ас конфиденциальной съемки. Кадр века — американский бизнесмен обыскивает труп своего российского коллеги. А как ты догадался, что тело будет здесь?

— С какой стати он так стремительно захотел общаться с природой?

— Но почему ты решил, что он станет шарить у него по карманам?

— Я просто предположил. Подкинул ему идею, что то, что он искал, могло остаться на трупе. Он ухватился. Людей часто губит страх, что они чего-то не учли, пропустили, оставили улику, которая их разоблачит. Поэтому преступники иногда и возвращаются на место преступления, хотя и знают, чем им это грозит, а вовсе не из-за мук совести.

— А ты философ. Что сделаем с фотографиями? Пошлем в иллюстрированный журнал или впарим их американцу за кругленький гонорар?

— Нет, отдадим одному старлею. Вдруг это поможет снова стать ему капитаном.

— Всего-то навсего? — Василий хмыкнул.

— Я у него в долгу.

…Во дворе я увидел народного артиста. Он уже не пел, а разложил небольшой костерок возле детской песочницы и ощипывал голубя. Похоже, он собирался зажарить его прямо на месте.

Тут только я понял, как проголодался.

* * *

Дома надрывался телефон. Он звонил все время, пока я открывал дверь и раздевался в прихожей. Потом он замолчал, а когда я залез под душ, принялся звонить снова. Наконец, я не выдержал, вылез из ванны и, обмотав вокруг бедер махровое полотенце, пошел в комнату и снял трубку.

— Я вам звонил двадцать четвертого, — мужской голос. — Просил передать, что буду ждать в ресторане «Красная лошадь», но не смог прийти. Мне нужен человек для работы конфиденциального характера. Мы не могли бы встретиться сегодня?

— Нет.

— Я заплачу сто долларов только за то, что вы меня выслушаете…

— Нет, — повторил я, а сам подумал — сколько всего можно купить на эти деньги?