Розыгрыши бывают разные. Бывают банальные и свежие, глупые и умные, простенькие и хитрые, многоходовые. Ничего не требующие, кроме чувства юмора, как знаменитое «У вас вся спина белая». И сложные, затратные, вроде тех, что показывают в программе с одноименным названием Валдис Пельш и его грудастая спутница. Телевидение вообще любит программы с подставами ничего не подозревающих людей. Что если в светлую голову какого-нибудь телеумника пришла в голову именно такая идея: взять нечего не подозревающего человека и сделать так, что он подумает, что попал в прошлое?

От телевизионщиков всего можно ожидать.

Однако по зрелому размышлению, такая заманчивая версия (ну как же: не в прошлом, в родном времени, да еще и по телеку покажут) выглядела неприглядно. Во первых, как упоминалось ранее, слишком много случайностей — он, Сергей, мог пойти в любом направлении и выйти из поля зрения замаскированных телекамер. Не повесили же они по камере на каждое дерево? Во вторых, он мог и не спросить ни у кого сегодняшнее число. Упал бы на сено и дрых до самых Загорок. Неинтересной бы получилась передача. В третьих, что-то шутка затянулась. Уже второй час ничего не происходит. Зачем так затягивать, если потом все равно вырезать при монтаже? Да и мелкие признаки настораживают…

Калина, не расцветшая, что показывает на начало июня. Откуда таинственные телевизионщики могут знать, что он обратит на нее внимание? А если калина — не подставная, почему она не цветет? Плюс самолеты. Они проводили турнир недалеко от Пескова, над которым скрещиваются воздушные трассы из Москвы в Европу и из Питера на юга. Все дни, что шел турнир не было момента, чтобы над головой не пролетала серебряная искорка авиалайнера или не таяли бы два-три инверсионных следа. Сейчас — ничего. Плюс мелькнувший у обочины полузасохший ландыш…

Но и верить в то, что ты оказался в далеком прошлом, тоже не хотелось. Очень не хотелось. ОЧЕНЬ не хотелось…

Двадцать пятый год… Кто из нормальных людей помнит, что происходило в этом году? У власти в стране большевики. Сама страна называется Советский Союз. Революция была недавно… Дедушка Ленин, который хороший вождь… Кажется, уже умер… Значит, на смену ему пришел Сталин. Который устроит раскулачивание, репрессии и расстрелы. Тридцать седьмой год, точно. Еще впереди война с немцами… Ну, до нее еще шестнадцать лет. Что еще? Блин, надо было историю учить! Ну кто ж знал, что вся эта ерунда про большевиков когда-нибудь не просто пригодится — станет жизненно необходимой. Ага, еще вспомнил! Этот… который на площади стоял… Дзержинский! Кажется, основатель ЧК — что-то вроде тогдашнего («Для тебя — нынешнего», — капнул на рану внутренний голос) ФСБ. Еще из уроков смутно вспоминается товарищ с забавной фамилией Бухарин, но кто он такой и чем славен, скрывается в тумане забвения…

Телега заскрипела и наклонилась вперед — дорога спускалась в глубокий овраг. Густой кустарник, росший до сих пор в некотором отдалении от дороги, сейчас незаметно подкрался вплотную и норовил задеть ветками по лицу. Сергей насторожился. Кузьмич, до сих пор вроде бы спокойно дремавший, как-то заерзал. Правая рука потянула из-под сена коричневую рукоятку топора.

— Шалят тут… — зашептал Кузьмич, — Говорят, уркаганы какие-то. Грабят проезжих, на днях…

Что там произошло на днях Сергей не узнал.

— Стой! — раздался из кустов противный голос с ленцой.

От такого голоса сразу похолодело в животе. Уж больно он походил на голоса гопников, отбирающих мобильники…

Из зарослей выскочило непонятное существо и ухватило лошадь под уздцы. Существо было мелким, замурзанным, наряженным в сборные лохмотья и настолько лохматым, как будто последние несколько недель подрабатывало трубочистом. Пол существа не определялся.

— Стой, караси! Руки вверх! — опять раздался ленивый голос. Затрещали ветки, выползли еще два… хм, человека.

Подростки. Оба лишь чуть-чуть почище того, что вцепился как клещ в уздечку кобылы. По крайней мере, можно понять что это мальчишки. Первый, повыше, щеголял надетым на голое тощее тело темно-серым добротным пиджаком, слегка испачканным на рукаве смолой. Второй отличался отчаянной рыжиной, прямо просвечивающей сквозь слой грязи, а еще болотно-зеленой вязаной кофтой, явственно женской.

Кузьмич обреченно выпустил топор (чего вообще хватался?) и мешком сполз с телеги. Сергей полез следом. В животе бродил противный холодок страха. Малолетки, как известно, могут быть очень жестокими и, как грабители, гораздо страшнее взрослых. Те просто ограбят, а пацанам может захотеться самоутвердиться…

— Чего хорошего имеем при себе? Денюшки, табачок? — хрипло поинтересовался рыжий.

Кузьмич и Сергей молчали, находясь в ступоре жертвы.

Почему очень часто человек, которого грабят вот такие волчата, не сопротивляется? Страх? Но от страха люди иногда творят такие вещи: наткнувшись в лесу на медведя, в секунду влезают на столбы, вытаскивают из пожара неподъемные сундуки и рояли, выпрыгивают из окопа в атаку на немцев… Почему ограбляемый не кричит от страха, не пытается убежать, наконец, не пытается вступить в драку? Просто стоит, пока шустрые малолетки выворачивают ему карманы. Почему? Все дело в ступоре, вызванном отсутствием опыта нахождения в таких обстоятельствах. Разум человека, ранее не попадавшего в экстремальные условия (то есть практически девяносто процентов населения), просто не может в первые секунды сообразить, как вести себя. Ситуация-то незнакома, опыт ничего не подсказывает. А для грабителей ситуация как раз прекрасно знакома, опыт выработан десятками подобных случаев, что делать — прекрасно известно. Стоит жертва — грабь, пытается рыпаться — припугни, достает пистолет — беги. Поэтому жертва и нападающий изначально в неравных условиях.

Рыжий уже приближался к телеге, высокий стоял на холмике в позе Наполеона, чумазый болтался на уздечке — лошади не нравился запах и она мотала мордой. Еще минуту — и напавшие, очистив телегу от более-менее ценного и вывернув карманы Кузьмича и Сергея (хотя у Сергея их и не было), скрылись бы в лесной чаще. Но, видимо, Сергей показался им потенциально опасным. И грабители совершили первую ошибку.

Они достали оружие.

Из кармана рыжего извлеклась черная полукилограммовая гирька на засаленном шнуре, высокий вынул из за пояса здоровенный тускло блестящий тесак (штык от австрийской винтовки, но Сергей этого не знал).

Этим они перевели ситуацию в совершенно понятную и стопроцентно знакомую Сергею! Противник с кинжалом, противник с кистенем. Да бой с ними не раз проводился в клубе! Сразу стало ясно, что делать. Сергей резко крутанулся, отбросил подол рубахи со свертка, меч со свистом покинул ножны и, блеснув на солнце, уставился острием на грабителей. Вот тут зависли нападающие. Ситуация стала незнакомой им, опыт не подсказывал ничего. Проявился порок рефлексов, заработанных тренировками: при резкой трансформации ситуации любой человек обычно продолжает выполнять ранее начатую программу, не пытаясь приспособиться к изменениям. Поэтому гопники повели себя так, как привыкли поступать при сопротивлении жертвы: бросились на Сергея. Это была последняя ошибка.

— Арцы! — крикнул длинный.

Рыжий привычно, но неграмотно махнул самодельным кистенем снизу вверх. Свистнул меч, рыжий едва успел отпрянуть, перерубленный ремень щелкнул его по плечу, гирька взмыла вверх по крутой параболе и с треском упала за спиной Сергея. Полуоборот, меч лязгнул, парируя удар ножом в живот, и с размаха ударил в шею длинного. В тренировочном бою или на турнире длинный заработал был серьезный синяк, если бы не успел увернуться. Он не успел. Отточенный до тончайшей остроты меч рассек шею до середины и остановился на позвоночнике. Кровь плеснула широким веером. Длинный захрипел и, хватаясь за рану, рухнул в траву. Рыжий наконец осознал, что ситуация вышла из-под контроля и замер в том самом ступоре, в какой привык вгонять жертв. Не помогло. Сергей, выплескивая адреналин страха, выполнил упражнение до конца. Прыгнул вперед, рыжий шарахнулся, искривив лицо, и рухнул на спину. Сергей вонзил клинок в грудь…

— А-а-а!!!

Сзади подлетал чумазый, отчаянно визжа, и выставив вперед острия зажатых в обеих руках шил. Прыгнул на Сергея… И удивленно захрипел, наткнувшись на выставленное вперед лезвие клинка. Упал на колени, сжался в комок и затрясся. Потом затих. Из-под него потекла черная кровь.

Тяжело дыша Сергей остановил свое смертоносное движение и оглянулся. На холмике лежал на спине длинный с разрубленной шеей. Мертвый. Рядом с темнеющей на груди кофтой распластался рыжий. Мертвый. У ног скорчился чумазик. Мертвый.

Сознание начало медленно абстрагироваться от реальности…

— Парень…

Подойди Кузьмич немного раньше, когда Сергей был еще в запале схватки… Одним покойником стало бы больше.

— Парень, а ты кто?

— Кузьмич… давай я тебе потом объясню…

Ноги наполнились ватой, Сергей стал опускаться на землю…

— Эй, погоди-погоди, — подхватил его Кузьмич, — снацала давай-ка энтих поглыбже затащим. Потом мужицков с дяревни кликну, похороним по-целовечески, чтоб звярье не объело…

…Сергей отпустил воротник пиджака длинного и голова того с глухим стуком упала на землю. Рядом Кузьмич уронил рыжего. Чумазик уже лежал здесь. Все три неудачливых налетчика были стащены в яму за кустами. Черта с два кто найдет. А потом еще и закопают…

«Я убил. Трех человек. Подростков. Судя по книгам, меня должно тошнить и трясти от ужаса содеянного. А вместо этого я чувствую вялое любопытство. Мол, будут ли меня судить или все обойдется? Судя по спокойствию Кузьмича, ничего не всплывет. Черт его знает, двадцать пятый год… Как тут к человеческой жизни относились? И все-таки почему я такой спокойный? Может все дело в том, что люди нашего времени слишком привыкли к крови и убийствам благодаря ужастикам, боевикам и компьютерным играм? Моральная очерствелость, что ли…»

— Не… — неправильно понял его размышления над телами Кузьмич, — Что с них взять-то? Шпана. Ницего путного с собой нет, нябось пропивали все… Разве цто, нож… Так я яго уже подобрал…

— Ага, — протянул Сергей и наклонился, привлеченный странным предметом.

Из-под длинного торчал уголок светлой кожи, Сергею показалось, книга. Оказалось, нет, здоровенный кошелек (действительно, «лопатник»!) из новенькой желто-песочной кожи. Щелкнул конопочкой. Ого!

Внутри были деньги («Удивительно! — съязвил внутренний голос, — «В кошельке — и деньги! Кто бы мог подумать»). Много денег.

Похоже, совсем недавно ребята урвали солидный куш. Или длинный, явно вожак, не доверял сотоварищам и всю казну таскал с собой.

Толстая пачка странных бумажек: судя по гербу — совдеповских, вот только герб не очень был похож на советский (земного шара нет и колосья редковаты) и вместо рублей на купюрах ясно было напечатано «Червонцы». Один червонец, пять червонцев… Странно… Больше всего купюры походили на деньги из магазина приколов. «Штука бабок»… Разберемся потом. В карманчике звенела мелочь: серебряная и медная. А в потайном отсеке… Да, повезло… Там аккуратно обернутые в полупрозрачную бумагу лежали золотые монеты. Семь штук.

Можно жить. Вот только как?

* * *

Поставьте себя на место Сергея. Вы провалились в прошлое. Знаний о нем у вас так мало, что практически можно сказать, их нет. Вам нужно общаться с людьми. Кем вы представитесь? Задумались? То-то.

«Героям книг легко: либо их засылают в прошлое с надежным комплектом документов и легендой либо им почему-то верят на слово, когда они представляются графами и прочими дворянами. Самые везучие оказываются в теле жителя того времени, что снимает все проблемы с натурализацией. А что делать тому, у кого надежных (да хоть бы и липовых) документов нет, легенды нет… Врать? На слово-то, может, и поверят… А потом? Легенду ведь придется подтверждать. А кем можно назваться, если ни на одного из местных жителей ты элементарно не похож и знаний о здешней жизни не имеешь?

Кто я? Крестьянин? Достаточно на руки посмотреть и понятно, что трудился ты только на компьютере, от которого мозоли не появляются. Рабочий? То же самое. Военный? Где воевал и с кем? А из всех полководцев Гражданской в голове, как назло, только Колчак. А нет, вспоминаются Котовский и Чапаев. Спасибо кинематографу. Вот только трудно назваться военным, если не знаешь, с какой стороны садиться на коня, как правильно перезаряжать винтовку (и какие винтовки тут вообще есть), и тем более, где воевали товарищи Котовский с Чапаевым. Да, и Буденный. О, не так уж и мало я помню. Но все равно, военным не прикинешься. Чиновник? Чиновник чего? Ни одного названия местных ведомств я не знаю, гусиными перьями писать не умею. Попы, дворяне не рассматриваются: тогда («сейчас», — въедливо уточнил внутренний голос) у власти были большевики, а они ни тех, ни других не любили. Представлять, как ты попал в прошлое и поимел кучу приключений — легко. А вот попади сам… И придумывать надо быстрее. Деревня уже близко…»

Сергей трясся в телеге, ведомой рыжей (вернее, все-таки гнедой, как выяснилось, судя по имени Гнедко) кобылой (вернее, мерином… Блин, элементарных деревенских вещей не знаю!). Кузьмич сидел на прежнем месте, неудобно скорчившись боком. Как сначала показалось Сергею — чтобы следить за кустами. Когда же, в ответ на неловко-резкое движение Сергея, Кузьмич дернулся как ужаленный и ухватился за топор, стало ясно что он просто боится повернуться к непонятному попутчику спиной. Срочно нужно придумывать легенду, пока в деревне осмелевший Кузьмич вместе с соседями не скрутил и не сдал властям. Или не закопал в лесу…

«Хорошо. Обратимся за опытом к коллегам-попаданцам. В истории таковые неизвестны, значит, вспомним все книги с таким или похожим сюжетом. Должна же быть польза от всей той прочитанной макулатуры с мечами и магией!

Сразу отбросим тем книги, где герой попадает в другое тело. К сожалению (или к счастью) мое тело — при мне. Не надо мучительно привыкать, что тебя отныне зовут каким-нибудь Жирятой или Зуркарнароном. Можно также вычеркнуть те произведения, где героя отправляют в прошлое из Института времени или чего-то подобного, а также те, где в прошлое попадают во исполнение некоего пророчества и за попаданца сразу берутся учителя и помощники. Что у нас в сухом остатке? Немного. Герои всего остального всплывшего в памяти массива книг попадают в прошлое в неких экстремальных ситуациях. Либо идет война и всем все равно, откуда взялся непонятный тип — бери винтовку (вариант: меч) и в бой. Либо сразу попадет в тюрьму как бродяга, откуда умудряется сбежать как бы легализовавшись. Не надо такого счастья: не повезет и будешь сидеть десять лет. Либо (последний вариант) находится кто-то добрый (как правило, старик) который помогает несчастному найти свое место в мире. Так, уже хорошо. Старик есть. Остается только объяснить ему, почему я ничего не знаю об окружающей действительности и уговорить стать моим сенсеем… Погодите-ка.

А зачем притворяться кем-то, кого легко могут разоблачить «сослуживцы»? Надо найти роль человека, который и не может знать ничего из происходящего вокруг. Подумаем. Самый простой вариант — амнезия. Ммм… Не подходит. Не похож я на потерявшего память — ни следов травм, ничего. Да и память придется «возвращать», иначе запрут в дурку. А какие здесь психушки, бог его знает. Может, хуже тюряги. Еще вариант — иностранец. Опять мимо. Большевики всех иностранцев считали шпионами. И опять-таки наткнешься на земляка, а ведь из всех иностранных языков знаю один английский и тот на уровне «Ландон из зэ кэпитэл оф Грэйт Бритн». Так, что еще? Кто не может знать ничего из происходящего вокруг? Ну кроме пришельца из будущего? Ха, пришелец с другой планеты! Нет, тоже не вариант. Инопланетяне еще не в моде, и значит снова дурка. Тогда, кто? Тот, кто просидел всю жизнь взаперти? Зэк? А где тюрьма находилась, какие порядки в здешних тюрягах? Мимо. Отшельник? Всю жизнь в келье… Опять, где келья, какие знаешь молитвы? Мимо. Плюс еще нужна личина, вроде бы всем известная, чтобы не возникало вопроса «А это кто?». Иначе представишься престидижитатором и замучаешься объяснять, чем ты занимался. Плюс (желательно) образ должен вызывать жалость, но не презрение. Русские люди (крестьяне в особенности) хорошо относятся к несчастным и убогим и с удовольствием помогут. Так, что мы имеем с гуся в сухом остатке?

Человек, всю жизнь проведший взаперти, не по своей воле (чтобы жальче было), понятия не имеющий где находилось место заточения… Кто это? Зэк с амнезией. Уже было. Не подходит. Так, думаем… Человек провел всю жизнь взаперти… Значит, с самого детства… Значит, не по своей воле… Похищенный ребенок! Так-так-так… уже что-то вырисовывается… Похищенный кем? Цыгане? Не пойдет, они все время кочуют, что я, до двадцати пяти лет с ними тусовался? Тогда кем? Кто еще крадет детей? Извращенцы? НЕТ!!! Жертвой извращенцев я даже представлять себя не хочу!!! Ну кто, кто еще? И не просто похитили, воспитали в своем духе, с мечом научили обращаться… Кто же это такие? Стоп-стоп-стоп… Ух ты, придумал! Секта!!!

Идеально!!! Все секты никто не знает, тем более, они скрываются. Значит, можно придумать какую-то новую, совсем уже тайную, никто и не заподозрит неладное. Держат своих членов в тайном месте, значит, где оно находилось сказать не могу. Так. Держали взаперти, ничего из происходящего не знаю. Так. Учили обращаться с мечом, молитвам не учили… Ну вот такая странная секта. Так. Украли в детстве… нет, продали родители (так жалостнее)… держали взаперти, поили наркотиками… Жалость хлещет через край, все плачут! Идеально!!!»

Так Сергей из менеджера по продажам и члена «Вьюги лезвий» превратился в жертву неизвестных сектантов.

* * *

Дорога за время, пока Сергей рассказывал свою историю ошалевшему Кузьмичу, раздвоилась и теперь колеса телеги мешали грязь в узком коридоре из кустов, смыкавшихся над головой. Сергей, сначала мучительно подбиравший слова, в конце концов разошелся (уж в чем в чем, а в умении плести всякую чушь люди XXI века равных себе в истории не знают), да так, что приходилось иногда притормаживать самого себя.

Секта, в которую его продали родители, бедные крестьяне (Сергей четко помнил, что рано или поздно придется столкнуться с большевиками, и крестьянская родословная будет лучше, чем графская в иных фантроманах) называлась Белое Братство, возглавлялась великой и ужасной Марией Дэви Христос (Сергей подумал, что лучше не придумывать свое, а взять уже известное. В смысле, известное в ЕГО время). Купленных детей держали в непонятном здании в глухом лесу (здание и окружающая природа были взяты из воспоминаний о детском лагере), учили сражаться на мечах и называли Последней армией Бога (название всплыло из глубоко забытого фентезийного романа). Где находилась сектантская база, Сергей сказать не мог, так как их никогда не выпускали и периодически поили зельем, от которого шумело в голове и хотелось смеяться (симптомы наркотического опьянения известны в наше время любому студенту. На личном опыте). Несколько дней назад их собрали, сказали, что время Последней битвы наступило, после чего угостили ударной дозой вышеупомянутого пойла. Очнувшись в темном фургоне, Сергей явственно осознал, что участвовать в битве с нехорошим названием он не хочет, выкатился из телеги, заполз в кусты и потерял сознание. Что произошло после прихода в себя Кузьмич уже видел, рассказывать это было лишним. Тем более, что дорога наконец-то выползла из промозглых кустов, обогнула огромный куст, который похоже всем было лень вырубить, чтобы спрямить путь и вот, она деревня Козья Гора, во всей своей красе.

Гора действительно была Козья. Сразу за кустом дорога так резко рванула вверх, что стала похожей на стену. Как на нее лошади взбираются? На этом косогоре и начиналась деревня. Мерин шустро рванул вверх по откосу. Телега втащилась на верхушку холма, дорога круто переломилась и не менее отвесно рухнула вниз. Только для того, чтобы опять лихо взмыть к небу. Вот на этих буераках и жили люди.

Деревушка была не из больших: пять изб и все. Одна под горой, остальные разбросаны по обе стороны улочки на косогорах. Впрочем, особой косины там где стояли избы не наблюдалось, это Сергею от неожиданности показалось. Дома были выстроены на один манер: по три окна на лицевой стене, обращенной к улице, вокруг дома выстроен забор, за которым виднеется постройки (очевидно свинарник, коровник… Что там еще? Курятник?). Тут и там — квадраты огородов, обнесенных хлипкими заборами из двух параллельных жердин. Между всем этим — пустыри с навязанной скотиной, кусты, деревья… Цвет жилья оригинальностью не отличался: различные оттенки черного и темно-серого, сразу видно, что бревна не один год стоят под солнцем и дождем. Крыши крыты, судя по всему, бурой прошлогодней соломой. Разве что вон та изба, стоящая на дальнем краю у леса, заполучила серо-стальную крышу оцинкованного железа… Да… Нищета…

Сначала Козья гора показалась Сергею, привыкшему к многолюдству и толчее, вымершей. Даже собаки не лаяли… Стоило подумать и тут же из первого дома выкатился меховой шарик и голосисто залаял.

— Ну, Тимка, ня балуй! — прикрикнул Кузьмич добродушно.

Тимка, отработав положенную программу сигнализирования хозяев, резиновым мячиком запрыгал вокруг.

Телега свернула вправо и остановилась у дощатой калитки небольшой избушки, казалось вросшей в землю.

— Хозяйку поищу, — сполз с телеги Кузьмич, — поесть собярет…

Сергей, по дороге выпросивший табачку (курить хотелось, аж уши пухли), неловко свернул самокрутку и чиркнул спичкой… Мама! Яд… кха… ядреный табачок… Клубы дыма повалили изо рта как у Змея Горыныча. Но лучше уж эта отрава, чем совсем без курева. Самокрутка дотлела наполовину, но хозяин с хозяйкой как сквозь землю провалились. И Тимка убежал.

— А обещали покормить…

— Дядя, а ты кто? — послышалось сзади.

Сергей обернулся. Неподалеку от него стоял малец лет семи, одетый в замызганную рубашку и черные штаны, из широченных штанин которых торчали черные пальцы.

— Прохожий. Шел мимо, дай, думаю, зайду к Кузьмичу в гости.

— Брешешь, — резонно заметил пацан, — ты с Кузьмичом приехал.

— А ты живешь здесь? — сменил тему разговора Сергей. Можно предположить, что рассказ о том, кто он такой и откуда взялся, и так сегодня придется повторить не один раз. Незачем лишний раз оббивать язык.

— Ага, — широко кивнул мальчонка, — Вона, мамка моя.

По улице действительно прошла женщина. На вид лет сорока, в темной юбке, кофте, с цветастым, хотя и блеклым платком на плечах. Она усиленно делала вид, что незнакомцы в бродяжьей одежде по деревне ходят прямо-таки отрядами и ей ну совершенно неинтересны. Казалось, она даже спиной ухитряется рассматривать Сергея.

— А интересно, где пропал Кузьмич?

— Сяргей! — выглянул из почерневшей калитки Кузьмич, — Проходи, цего сядишь?

Сергей мимоходом потрепал по макушке мальчишку, и пошел к входу. Навстречу ему выскочила и устремилась куда-то по улице невысокая старушка. Надо полагать, жена Кузьмича. Тоже усиленно делавшая вид, что Сергей ей надоел так же как вон тот столб. «Вот, блин, — обреченно подумал Сергей, — она же побежала народ собирать. Ладно, если просто рассказать придется, кто я такой… И то страшно: мало ли какие нестыковки могут всплыть. А еще хуже, если здесь просто не любят чужаков и интервью берут с помощью паяльника… Ну или с учетом специфики, раскаленной кочерги. Может, бечь, пока не поздно?»

— Идем, идем, — поторопил Кузьмич.

Сергей покорно шел следом, рассуждая, о том, что будут пытать или нет, неизвестно, а вот если он сейчас сдернет, то, догнав, его затопчут просто из спортивного интереса.

Прошли калитку, мелькнули слева два окна в стене, вот двор с бегающими курами, низкие сараюшки с карликовыми входами: чтобы туда войти нужно не то что наклониться, а просто пролезать, как в окно. Все это проплыло перед глазами Сергея, как в тумане. В животе нехорошо холодело…

Скрипнули серые доски крыльца, взвизгнула дверь (да что здесь, про смазку не слышали?). Прихожая (или как там она называется в избе?) была завалена разными очень нужными вещами: бочка деревянная, длинные палки, видимо черенки для вил, лопат, грабель, в общем крестьянского инвентаря, покосившийся буфет, на противоположной стене вырезано маленькое окошко величиной с портсигар и прибито множество полок, заставленных посудой: горшками, тарелками…

— Сюда, сюда…

Слева открылась дверь, низкая, но широченная, практически квадратная. Терзаемый нехорошими предчувствиями Сергей с провожатым, наклонившись, вошли в жилище…

«Почему, интересно, так места мало? Вроде бы, строй не хочу…» Избушка, действительно, не удовлетворила бы даже измученного хрущевкой горожанина. Метраж где-то квадратов двадцать с кухней. Да плюс еще четверть свободного пространства съедала огромная печь, разинувшая пасть сразу справа. Потолок сразу за дверью был крайне низкий, прямо тер по макушке не такому уж и высокому Сергею. К счастью, немного погодя поднимался до приемлемого уровня. Хотя рукой его можно было достать без проблем. Антресоль? Как здесь вообще живут?

Было довольно чисто, хотя на взгляд москвича, нестерильно…

— Проходи, присаживайся… — в голосе Кузьмича ничего настораживающего, но Сергею сейчас везде мерещилась засада. А куда тут присесть можно?

Наискось от печи под полочкой с иконами стоял массивный стол из гладких некрашеных досок. От двери до угла с иконами и оттуда к другому углу протянулась врезанная в стену широченная лавка из толстых досок. Видимо, за стол…

Сергей присел на лавку на углу стола, прямо рядом с раскрытым окном, низким — подоконник на уровне колена — и маленьким, где-то в четверть нормального пластикового окна. Кузьмич тут же исчез за дверью, чем только усугубил нехорошие подозрения. Но не убегать же, в самом-то деле? Сергей стал осматриваться.

Печь со своей полукруглой пастью походила на неизвестное прожорливое чудовище, тем более по бокам были проделаны небольшие квадратные ниши, похожие на глаза. Рядом с печью стояли огромная кочерга на деревянной палке (как она не обгорает интересно?), несколько рогулек, которыми, как знал Сергей, достают горшки из печи. Вот только как эта фиговина называется он не знал. Еще возле печи на полках на скамейках и просто на полу стояли разнокалиберные горшки и чугунки. Низкий потолок над дверью действительно оказался чем-то вроде антресоли: настил, с которого свисают то ли тряпки то ли шубы… Интересно, блохи здесь не живут?

Пол был чистый, даже вроде бы струганный. В запечном углу виднелся люк, очевидно, подвал. Еще за печью виднелась бочка… А может и не бочка. Те с выпуклыми боками, а непонятная емкость напоминала усеченный конус, и служила, похоже, рукомойником: над ней свисал на веревках с потолка глиняный пузатый чайник. На стене висели многоярусные полки из некрашеных (краски вокруг вообще не было ни капли) досок, на которых размещалась посуда: тарелки, миски, кружки…

— Привет, — раздалось из окна. В нем, как кукушка в старых ходиках, торчал встреченный раньше мальчишка, сын любопытной мамы. Уродился он, судя по всему, в нее.

— Привет, — не стал перекладывать на невиноватого парнишку свои черные мысли Сергей, — Как дела?

— Хорошо. А ты кто? — мальчишка прямо-таки извивался от нетерпения. В окно Сергей увидел, что за спиной любопытного из приоткрытой калитки выглядывают еще несколько круглый рожиц. Мальчонка, уже имевший опыт общения с загадочным незнакомцем, выступал разведчиком.

— А ты кто?

— Я? Мишка.

— А я — Сергей.

— А…

Мальчонка исчез. За окном прошли ноги в сапогах. И еще одни. И еще…

* * *

Кузьмич с молчаливой супругой сначала жаловались, мол, в доме шаром покати, на стол нечего поставить. Однако поискали в своей кладовой, часть притащили соседи и, само собой организовалось неплохое пиршество. Посередине стола дымился чугунок тушеной с мясом картошки, одурительно пахли ломти свежеиспеченного хлеба на огромном блюде, а вокруг стояли тарелки с желтым салом, солеными огурцами, квашеной капустой, мочеными яблоками… В миске рядом с Сергеем лежали соленые грибы, неизвестные по виду: рыжие, круглые, пахнущие укропом и немного елкой. Наконец посредине стола утвердилась здоровенная, литров на пять, бутыль мутного самогона, заткнутая оструганной деревяшкой.

В небольшой и тесной, казалось бы, избенке собралось, без преувеличения, население всей деревни. Кроме детей, чьи мордочки торчали в окнах. При том, что в деревне насчитывалось ровно пять домов, народу собралось человек пятнадцать: шесть мужиков, считая дедушку Афиногена и то ли восемь то ли десять женщин, постоянно перемещавшихся туда-сюда и по этой причине не поддающихся точному подсчету.

— Что, Ленька, — шумел слегка захмелевший дедушка Афиноген — местный аксакал, которого привели за руки почтительные дочери, две бабенки с усталыми лицами, — как же ты оборол паразитов?

Сначала, когда в избу Кузьмича повалил народ, Сергей с некоторым испугом решил, что весь сыр-бор занялся из-за него. Мол, чтобы познакомиться с новым человеком. Однако потом выяснилось что затеял это все Кузьмич, празднуя свое чудесное избавление от гибели. Гибелью выступали три беспризорника, по рассказам не таких уж и безобидных детишек. Так, недавно они зарезали мужика из Загорок вместе с женой, а совсем на днях — непонятного Сергею «заготовителя»… А вот роль чудесного избавления пришлось играть Сергею. Рассказ о своей нелегкой сектантской судьбине пришлось повторить аж три раза: один раз на бис для запоздавших и еще разок — для проспавшего первые два дедушки Афиногена. Меч рассмотрели все, уважительно цокая языками. Еще внимания удостоились калиги (оказавшиеся для двадцать пятого года слишком уж средневековыми). Большинство мужиков пришло в сапогах, явно одетых в честь общего собрания, да дедушка Афиноген в валенках. В лаптях не было никого.

— Богатый стол по ныняшним вряменам, — повернулся к Сергею Анисим Никитич. Крепкий мужик в черном пиджаке был хозяином того самого дома под железной крышей, стоящего у леса, и одним из двух, кого все звали по отчеству. Кузьмич был дальним родственником всем и каждому, да, кроме того, отличным печником, а Анисим Никитич оказался пасечником, держащим почти сотню ульев и заколачивавшим неплохие по нынешним небогатым временам деньги. Его жена, тоже молчунья, быстро скооперировалась с кузьмичевой и сейчас они общались у печи тихим шепотом и чуть ли не жестами.

Сидел Анисим Никитич вместе с Кузьмичем в самом углу, под иконами. Сергею казалось, что место довольно неудобное, однако из слов он уяснил, что это место («красный угол») — самое почетное. Сам он поместился по левую руку от Кузьмича, то есть рядом с почетным местом, вроде как спаситель… Около пасечника опять задремал дедушка Афиноген, клонясь на Прохора, своего сына, нестарого мужика, обладателя роскошной бороды, блестящей и аккуратной. За ним поместились еще двое: совершенно седой Матвей, лет сорока, с не менее седой бородой, фасоном немного похожей на ту, что носил Дамблдор — длинный узкий клин, и Андрюха — парень лет тридцати с красным шрамом через лицо. Тихо расспросив Кузьмича Сергей узнал, что шрам тот получил в боях. Вот только в каких именно Кузьмич уточнять не стал.

С другой стороны стола присутствовали женщины, периодически отбегавшие, а то и выбегавшие из избы по своим делам. Из-за этой мельтешни Сергей не только имен не запомнил, но и не очень ориентировался кто из них кому приходится. Присутствовали две старушки, к которым уважительно относились все, так что Сергей так и не разобрался, кому они приходятся родней. Может быть и всем, как Кузьмич. Две усталые женщины, дочери дедушки Афиногена, были сестрами Прохора. Куда делась жена последнего опять-таки никто не уточнял. То ли две то ли три сестры, одна из которых была женой Матвея крутились как юркие змейки вокруг стола иногда присаживаясь и тут же вскакивая. Все три (или две) темноволосые, стройные, действительно напоминали змеек. Особенно Сергею приглянулась одна, самая молодая и гибкая… Совсем молодая девушка была женой Андрюхи. Ее взгляд откровенно настораживал, какой-то он был потухший и безжизненный. Впрочем сам Андрюха тоже живостью не отличался. Впрочем, какую еще живость можно было ожидать от обитателей мест, где всего пять лет назад прокатилась война?

Единственное, что не нравилось Сергею — это женская одежда. Если мужчины были одеты примерно так, как и можно было ожидать от деревенских — сапоги, пиджаки, подпоясанные рубахи разных цветов, кепки немного странного вида — с околышем — то вид женщин прямо-таки вызывал сочувствие. Особенно на взгляд москвича XXI века.

Длинные темные юбки, глухие кофты, по виду шерстяные (это летом-то!), у всех на головах платки. Из всего тела видны только лицо и руки. Даже молодые женщины были одеты так же, хотя Сергею казалось, что деревенские девушки должны носить платья. Такие легкие (ситцевые, во!) с цветочками, до колена… Фиг. Глухо до самого пола.

Самогон — штука не безобидная, поэтому через некоторое время в голове, и без того больной, зашумело. Игривые мысли толкались в мозгу. Захотелось представить здешних молодок в современной одежде. Для эксперимента Сергей мысленно раздел одну, жену Андрюхи, и последовательно одел в бикини, мини-юбку, деловой костюм… В итоге пришел к выводу, что лучше всего она смотрелась бы в обтягивающих джинсах и коротеньком топике. Можно даже полупрозрачном.

Занятый модельерными идеями, он не сразу заметил окончания празднования: народ постепенно вылезал из-за стола, прощался с хозяевами. Интересно, а куда ему теперь деваться? Навряд ли его пустят на постой и будут кормить бесплатно. Сейчас подойдет Кузьмич, скажет «Ну, что, гостенек, пора и честь знать. Дуй куды хошь». И что? Куда пойдешь? Пешком до Загорок? А там его тоже не ждут, подпрыгивая от нетерпения…

— Сяргей, — присел рядом на лавку Анисим Никитич, — ты куда собяраешься податься?

— Ага, — включился задремавший было Кузьмич, — где родня-то твоя жила хоть помнишь?

— Не помню, — с горечью протянул Сергей, — ничего не помню. Один остался..

— Ня грусти, — обнял его за плечи Кузьмич, — ня пропадешь. Такой парень как ты, да штоб пропал? Как ты их, мазуриков — вжик, вжик…

…Ага, уноси готовенького. Тут вспомнились убиенные и все съеденное и выпитое чуть не оказалось на полу.

— Кузьмич, — глухо как через вату послышался голос Никитича, — ты цего? Парень молодой, в боях не бывал, можа, энто у няго и вовсе первые…

«Первые покойники» — договорил неделикатный внутренний голос и Сергея все же стошнило на пол. Вернее, на землю, потому что Кузьмич с Николаичем… тьфу, Никитичем… успели вывести его на улицу. Стало полегче. Правда, вернулась заглушенная было самогонкой головная боль.

— Ты, Сяргей, не унывай, — усадил его на лавку под стеной Кузьмич, — цем смогу — помогу. Хошь — до Загорок довязу, хошь — до Пяскова, если ты свою родню вспомнишь. А хошь — у нас в Козьей горе оставайся…

…Сергей Вышинский — козий горец. Пошутил тогда над названием… Блин.

— …девку тябе найдем, парень ты здоровый, завядете хозяйство. Да вон хоть…

— Погодь, Ляонтий, — тормознул его Никитич, — человек еще в себя не пришел, а ты его уже оженить хочешь. Не видишь, больной он…

Голоса куда-то уплыли, затем вернулись.

— … у мяня. Слышишь, Сяргей, — потряс за плечо Кузьмич, — говорю, у меня перяноцуешь сягодня. А потом…

Голос опять уплыл.

— Что… потом…? — и язык тоже отказывается служить… Нет… Это не самогон… Наверное, и вправду заболел… Ночь отлежать в лесу на сырой земле — это тебе не хухры-мухры…

— Сяргей, Сяргей, — теперь за плечо тряс Николаич… Никитич… — ты у нас в дяревне остаться не думаешь?

— Можно, — язык вернулся в подчинение, — только кому я тут нужен?

…Кому ты вообще ЗДЕСЬ нужен?…

… А ТАМ ты кому нужен-то был?

— Пахать я не умею. Ничего не умею…

— За это не пяреживай, — хлопнул по плечу Никитич, — я же говорил, надумаешь — научу.

— Чему?

— Как цему? Ты што, не слышал? Я же говорил, помощник мне нужен. Я-то староват уже становлюсь. А батрака нанямать, по ныняшним вряменам…

…Батрак это, вроде бы, наемный сельхозрабочий?…

Никитич замолчал.

— Да, — покивал Кузьмич, — по ныняшним вряменам это…

— В батраки, значит, зовете? — славная карьера — от менеджера по продажам в деревенские чернорабочие. Репу выращивать до старости.

— Да не в батраки, беспонятливый!

А чего тут не понять. По факту — батрак, а по документам — нет. Зарплату в конвертиках платить будешь, Никитич?

— Не в батраки, в помощники. Што наработаем — по-цестному. Я думал, сын помогать будет, а он…

…Понятное дело. В город, за лучшей жизнью.

— Уехал?

— Ага, уехал, — неожиданно зло стукнул кулаком по колену Никитич, — в Могилевскую губернию.

… Почему в Могилевскую?

— Казаки Булак-Балаховича его порубали. Еще в девятнадцатом.

— Так ты меня в сыновья взять хочешь?

— Счас! Сын у меня один… Был. Походишь в плямянниках. Двоюродных.

* * *

— Арте…

БАМ!

— …факт!! Блин!!! Блин-блин-блин!

Как голова болит! Мало того, что болела весь день, так теперь резко подскочивший Сергей с размаху въехал в низкий потолок.

— Что? — ухнул с печи проснувшийся Кузьмич. К вечеру полил дождь, похолодало, гостеприимный хозяин закряхтел, пожаловался на боль в суставах и устроился спать на теплой лежанке.

— Сергей, што случилось?

— Ничего. Сон плохой приснился.

— А-а… — протянул Кузьмич и заворочался, засыпая.

Сергей заснуть не смог. Он лежал на выделенном ему спальном месте — тех самых антресолях над дверью, называемых «полати», укрытый толстой овчинной шубой — «тулупом» (такое чувство, как будто не в России, столько слов новых и непонятных). Прямо над головой нависал потолок. От тулупа густо пахло кожей и шерстью. Но спать мешало другое. Артефакт!

Сергей наконец-то вспомнил, что предшествовало его пробуждению в лесу. Он был в музее, затем попытка спереть медную пластину, меч, разрезавший руку, кровь, залившая узоры… Затем он кладет руку в углубление. И все. Дальше он приходит в себя в лесу. Значит, что? Значит, виной всему именно тот медный артефакт. Получается, он забросил Сергея в прошлое (если это все же не розыгрыш). Видимо, оказавшийся в комнатке музея, где лежали колдовские прибамбасы, артефакт действительно оказался магическим. Ни о чем подобном, в смысле о предметах, магически перебрасывающих в прошлое, Сергей не слышал, но это не значит, что таких предметов не существует. Многолетнее увлечение фэнтези не то чтобы заставило верить в существование магии, но сделало ее чем-то вполне возможным. Впрочем, возможны варианты…

Пошевелившись, Сергей лег поудобнее и начал размышлять. Ситуация, в которой он оказался, имела по крайней мере четыре объяснения. А значит его дальнейшие действия могут иметь четыре направления.

Первое, самое простое: он спит и ему снится. Выпил, покурил, вот и мерещится ему, что он в прошлом. А на самом деле лежит, тихонько похрапывая, у костра. Самое заманчивое предположение: он не в двадцать пятом году, не среди крестьян и чтобы вернуться в настоящее достаточно проснуться. Однако при тщательном анализе предположение придется отбросить — Сергей посчитал, что если человек во сне поймет что он спит, то проснуться для него — плевое дело. Однако вот что-то не получается.

Второе, неприятное: он не спит, он просто сошел с ума. Версия похожая на «сонную», но объясняющая, почему он не может проснуться. Психи из собственного бреда так легко не выныривают. Значит, все окружающее — его собственная галлюцинация, а он сам — в дурдоме, в палате с мягкими стенами. К счастью, против подобного (Сергей, как и любой нормальный человек, панически боялся сойти с ума) было три обстоятельства. Во-первых, как помнилось, сумасшедший никогда не считает себя сумасшедшим. А раз он считает себя сумасшедшим, значит он не сумасшедший. Правда, с другой стороны, может быть, он как раз сумасшедший, который считает себя нормальным на том основании, что он думает, что он сумасшедший… Хватит! А то и правда заплетешь себе извилины в морской узел. Вторая причина не быть психом: реальность окружающего. Мозг человека не может сочинить ОЧЕНЬ подробную картину мира. А все вокруг слишком реально: от пахучего тулупа до лягушачьего концерта, доносящегося с пруда. Наконец, в-третьих, человек обычно сходит с ума на том, чем увлекается. Вот если бы он попал в фэнтезийно-магический мир, тогда версия сумасшествия была бы основной. Но большевиками Сергей никогда не увлекался и не видит причин, с чего бы его перемкнуло именно на двадцать пятом году. Значит, (фу-ух!) он не псих.

Третье, чуть менее неприятное: все-таки розыгрыш. Может быть, какой-то безумный миллионер именно таким образом развлекается: построил деревеньку (правда, видок у нее довольно старый, но, может быть, он давно забавляется) и периодически заманивает в нее несчастных прохожих, чтобы следить за их потугами выбраться из прошлого. Так, подумаем… Его вырубило сразу после прикосновения к артефакту. Как это можно объяснить в рамках версии с розыгрышем? Ну, скажем, Денис работает на того самого миллионера и заманивает жертв в музей. В артефакте спрятана тоненькая игла со снотворным — дотронулся и отключился. Невозможность предугадать, куда он пойдет? Скажем, ловко упрятанный жучок-маячок. Следили за ним на экране пеленгатора и, как только он вышел на дорогу, выпустили Кузьмича. Уж больно вовремя тот появился. Агент «Кузьмич» запудрил мозги жертве и притащил ее сюда, в Козью, блин, гору, деревню населенную сплошными актерами и наверняка напичканную видеокамерами. Как в этом фильме с Джимом Керри, как там его… А, «Шоу Трумана»! Реальная версия? Ну… Если честно, то очень сильно притянутая за уши. В ее рамках невозможно объяснить смерть беспризорников (если допустить, что они тоже актеры). Вернее, не столько смерть, сколько реакцию Кузьмича. Вернее, ее отсутствие.

Ну и наконец, четвертое: он действительно в прошлом, в двадцать пятом году, и с этим нужно как-то жить. Как-то. А вот как?

Сергей ничего не знал о крестьянской жизни, кроме того, что была она очень тяжелой и беспросветной. В принципе, этого достаточно. Прожить остаток жизни батраком хитрого Никитича? С утра до вечера пахать землю? Не-ет, не о такой судьбе он мечтал всю жизнь. А с другой стороны, что делать?

Сравнивая свою судьбу с книгами про провалившихся во времени, Сергей пришел к выводу, что ему крайне не повезло. В какое-то зверски неинтересное время его перенесло. Обычно попаданцы либо оказывались в прошлом где-то незадолго до Роковой Даты то есть двадцать второго июня сорок первого года и успевали прорваться к Сталину. После чего русские выигрывали войну с меньшими потерями, герои становились ближайшими советниками и чуть ли не лепшими друзьями всех известных исторических личностей. Либо попадали в совсем уже дикие времена, где моментально варили порох из подручных средств, строили заводы, фабрики, мануфактуры, ковали в деревенской кузнице радио и запускали спутники в космос. И опять-таки становились либо вождями, королями, адмиралами либо, во всяком случае, глубоко уважаемыми всем окрестным народом за мудрость, храбрость, изобретательность и прочее. Это герои книг. А он?

До войны еще добрых шестнадцать лет. Правда, Сталин уже пришел к власти, но все равно слишком уж большой промежуток. Просто не поверит. Все равно что где-нибудь в восемьдесят четвертом году подойти к молодому разведчику Володе Путину и сказать, что через шестнадцать лет он станет президентом России. Пристрелит как провокатора. Это Путин. А уж у Сталина тем более не заржавеет…

Учить по примеру многочисленных книжных последователей местных жителей уму-разуму. А чему, собственно, он, Сергей Вышинский, менеджер-недотепа и реконструктор-неудачник, может их научить? Как землю пахать? Ха-ха. Как мечом махать? Два ха-ха. Сразу вспоминается эпизод из Индианы Джонса. Ну, тот, где перед Индианой машет саблей одетый в черное выпендрежник, после чего следует выстрел, мечемашец падает мертвым, а Индиана прячет пистолет и идет по своим делам. Ну, что еще ты знаешь полезного? Как впарить покупателю партию сахара? Как играть в «Дум»? Как ползать по Интернету? Ха-ха, ха-ха, ха-ха… Ни черта ты, любезный друг, полезного для здешних жителей не знаешь. Даже из истории не вспомнишь ничего полезного, потому что и в школе и в академии историю ненавидел (как и все остальные предметы). Даже неизвестно, что здесь уже изобретено, а что еще нет. Вот телевизор. Изобретен? А впрочем даже если и нет, что можно рассказать о его устройстве? То что у него есть экран и кнопочки?

Сергей подумал, потормошил свою больную голову, но не смог вспомнить устройство ни одного более-менее значимого предмета. Кроме степлера. И то, только потому, что один раз от скуки разобрал его на части. Навряд ли местных крестьян заинтересует степлер. Или хоть кого-нибудь.

Как бы отвечая не мысли, на печи крякнул и заворочался Кузьмич. Неграмотный, кстати. Нет, не заинтересует…

Даже напряги Сергей извилины и вспомни что-нибудь техническое. Ну и что? Кому ты будешь предлагать устройство автомата Калашникова? Кузьмичу? Никитичу? Или будешь ходить по улицам и орать «А вот чертежи автомата! Недорого! Кому-у?!».

Ни какой от тебя пользы, Сергей Сергеич. Будешь ты пахать и пахать, причем в буквальном смысле этого слова. А не так, как ты привык «пахать» в офисе с кондиционером и компьютером…

С такими трагическими мыслями Сергей заснул.

Попытался заснуть.

Как только приходил сон, вместе с ним приходили беспризорники. Стоял на пригорке Длинный с наполовину перерубленной шеей. Кривлялся Рыжий в залитой кровью кофте. Чумазик, с отчаянным визгом, опять мчался не него, выставив блестящие шилья. И добегал. В тот момент, когда острия вонзались ему в живот, Сергей выныривал из огромного «тулупа», орал и врезался головой в потолок. На третьей побудке Кузьмич начал материться уже во весь голос.

* * *

— Ну, как там мой новый плямянничек? — Никитич выглядел до отвращения бодро. По крайней мере для Кузьмича, чувствовавшего все свои пятьдесят лет. Каждый год. И даже еще пару десятков лишних.

— Шальной какой-то. — Кузьмич сидел на крыльце, — Всю ночь орал и головой о потолок стукался. Спать не давал.

— Ну, орал… Положи трех, да ясце первый раз — не так заорешь. А сейцас где? Спит? — солнце уже встало, так что для деревенских продолжать спать — признак крайнего лентяя.

— Да не. Всю ночь не спал и поднялся ни свет ни заря. Вон, в туалете страдае.

— Так ён же сяктант. Нябось не то что самогона, вообсце спиртного не пил.

— Не скажи. Сяктант, не сяктант, а самогон вчера глотал как воду. Да и вообсце…

— Што? — насторожился Никитич. Получить зависимого работника, да еще почти бесплатного (за еду и ночлег) — чертовская удача и не хотелось бы омрачать ее какими-то непонятками.

…Может быть думал он и не совсем такими же словами (все-таки крестьянин двадцатых годов), но все дело в том, что точно передать человеческие мысли словами сложно (а часто и невозможно), так какая разница — перескажем мы их с соблюдением крестьянской лексики или так, чтобы понятнее было…

— Да посмотрел, как ён ест.

— Ну?

— Да никак.

— Не ест, што ли? Я же видел, ел он вцера.

— Ест он странно. Как будто солому жуе. Никакого выражения на лице.

Никитич подумал.

— Да и бог с ним. Привяредничать не буде.

— Тосций он какой-то, — Кузьмич прислонился головой к столбу крыльца. Не то, ох не то уже здоровье… Сначала именины, потом встреча с странным парнем, беспризорники, потом опять самогон… Ох…

— Ницего, — Никитич уже решил, что работник ему достался хороший. А что сектант… Да хоть иллюзионист! Деваться ему все равно некуда — ни родни ни знакомых. — Тощий да жилистый. Лишь бы работал. Сейчас работы много… Потихоньку обучиться, а потом… Потом и к торговле подключится..

— Ну да, ну да… — страдальчески

Из распахнувшейся двери туалета показался сектант Сергей. Бледный, почти зеленый, пошатывающийся.

«Одежку ему сменить надо, — хозяйским глазом прикинул Никитич, — а то выглядит как… Как сектант. И подстричь. Со своими патлами и бороденкой больше на попа похож, чем на нормального человека».

Сергей подбрел поближе и рухнул на завалинку (этого слова он еще не знал и считал, что сидит на фундаменте).

— Доброе утро, — прохрипел Сергей и забился в выворачивающем внутренности кашле.

«И подлечить. На тиф вроде бы не похоже. Простыл, может…»

* * *

Все таки в своих расчетах ушлый Никитич малость промахнулся. Не успев добрести до его дома (да и то с поддержкой) Сергей свалился с непонятной болезнью. Его колотило как неисправный миксер, тошнило не то что от еды — от любого запаха. Про понос и говорить нечего — ничего интересного.

Вот и сейчас, вернувшись из туалета, он дополз до лавки и трясся, накрытый огромным тулупом.

Никитич и его жена собрали консилиум на кухне.

— Можа, тиф? Или холера? — пасечник уже начинал сомневаться в полезности своего неожиданного приобретения. Пока что толку мало а возни много.

— Нет, — в третий раз отрезала жена. — Непохоже.

— Можа, сглазил кто? Можа, к Алене отвязти? — Никитич не столько спрашивал жену сколько размышлял вслух.

— Нет, — опять прошелестела та. — Непохоже.

— Тогда што это с ним? Третий день несе как с худого вядра — со всех концов.

— Зелье, — промолвила жена.

— Зелье? Какое…? Зелье…

А ведь верно! Молодец жена. Сергей же говорил, что их поили какой-то дрянью. А перед тем, как повезти на какую-то сектантскую битву еще и накачали сонной отравой. Вот она из него и выходит. Видать, сильная штука.

— Так и што делать?

— Што и делаю. Поить. Пока не очистится от отравы.

Сергей период болезни вообще не запомнил. Он даже на смог бы сказать, сколько дней прошло. Они все слились в краткие промежутки нездорового сна между приступами тошноты и посещениями туалета, каждое из которых было маленьким подвигом. Еще запомнилось лечение. Его поили горькими отварами трав, от которых вязало во рту, пичкали тягучим медом с почерневшей деревянной ложки. Еще из глиняной кружки, называемой «крынкой» Сергей пил литрами простоквашу, по крайней мере так назвала напиток тихая старушка — жена Никитича, его нового начальника («Хозяина» — даже очнувшийся внутренний голос язвил как-то тускло). Простокваша, которую он покупал иногда в магазине была густая и однородная, нисколько не похожая на те кислые студенистые комочки, которые пришлось пить здесь.

Но все в этом мире заканчивается, в том числе и болезни (иногда правда смертью, но Сергею повезло). Где-то через неделю, проснувшись ранним тусклым утром, он с некоторым удивлением обнаружил, что организм не хочет ни в туалет, ни к тазику (который здесь заменяла плоская деревянная тара, похожая на разрезанную пополам бочку — «лохань»). Не трясет, не колбасит, не ломает. Хочется встать.

Сергей сел на лавке. Помещение внезапно побежало каруселью и что-то сильно ударило в затылок. Второй раз Сергей приподнимался уже более осторожно, тихонечко. Все-таки неделя болезни чувствовалась — тряслись руки, тряслись ноги. В итоге Сергей опять рухнул на лавку. Плюнул на подъем и осмотрел помещение, в котором ему довелось провести уже неделю.

Первое впечатление — чисто. Гораздо чище чем, скажем, у того же Кузьмича.

Закончив рекогносцировку, Сергей сделал еще одну попытку подняться. О, чудо! Получилось! Сел! И не упал!

Ноги, конечно, немного тряслись, но не было той выматывающей дурноты и ощущения, что в твоем животе поселились лягушки, скользкие и непоседливые.

За стенкой-загородкой скрипнула кровать и между занавесками просунулась слегка сонная физиономия Никитича, одетого в белые кальсоны и рубаху. Блин, чем плохо быть крестьянином — просыпаешься уже на работе и начальство всегда рядом… И это еще собственно работа не началась…

— О, плямянницек! Никак выздоровел? Ну, тогда поедим, да и за работу. Сенокос!

Блин… Хорошо иметь домик в деревне…

За занавеской зашуршала и выскочила на свет уже полностью одетая жена Никитича, немедленно метнувшаяся на кухню. А, нет, не на кухню. Жена (как ее зовут-то?) уже вернулась и опустила на лавку около Сергея сверток с одеждой. Без обуви. Кстати, а как ходить? Это у здешних туземцев, как успел рассмотреть Сергей, ноги — как подошва. А он-то — житель городской, босиком ходить не привычный. Ладно, может Никитич чего придумает.

Так, что здесь за моды?… Сергей только что рассмотрел, что сидит в коротких просторных портках, явно не его. Кто, интересно, переодевал?… Вернемся к одежде.

Штаны… Черно-серые, местами заплатки, но аккуратные, практически незаметные.

Сергей хихикнул, вспомнив, как его знакомому добрая мама пришила заплатку. Аккуратную, круглую, красную. На ярко-голубые джинсы. На ягодицу. Парень был без комплексов, поэтому преспокойно ходил в них, не обращая внимания на прозвище «В зад раненый»…

А вот карманов почему-то нет. Кстати, нужно поинтересоваться у хозяина, где трофейный кошелек с денежкой? Или (не дай бог) здесь имущество батрака переходит во владения хозяина?

Дальше шла рубашка-косоворотка с потертой вышивкой по краю ворота. Тоже без карманов. К ней прилагался аккуратный поясок, плетеный из веревки.

Натянув не себя предложенное, Сергей стал выглядеть… Ну, примерно так же как и выглядел в реконструкторской одежке. Вот страна, за тысячу лет одежда не изменилась!

Пошевелил пальцами босых ног. Что все-таки обувать? Сапоги? Или эти… лапти?

— Пойдем, — хлопнул по плечу задумавшегося Сергея Никитич, — Жена поесть поставила.

«Поесть» представляла собой чугунок (хоть что-то он знал по наименованию), полный вареной в мундире мелкой картошки. Тарелки не предполагались. Осторожно присев на лавку (стульев здесь не имелось, похоже, нигде), Сергей понаблюдал за Никитичем.

— Ешь, ешь, — махнул тот рукой.

Сергей осторожно вытащил картофелину, очистил и проглотил. Потом вторую. Третью.

— Сярежа… — Никитич чуть не подавился.

— Что… Анисим Никитич? — лучше побыть вежливым.

— Вкусно? — хозяин выглядел несколько обалдевшим.

— Ну да. Уже идем?

— Ты ешь, ешь…

Вот это да, подумал Никитич. Работник достался. Голую картошку, без масла и соли есть и вкусной называет. И ведь не врет. Правда Кузьмич сказал, «как солому жует»…

— Сярежа, — осторожно спросил он, — А ты вообсце вкус понимаешь?

Ну и как ему объяснить?

— Вкус понимаю. А вот вкусно или нет — понять не могу. Ем и ем.

«И чувства голода у меня нет».

«Хороший работник, — решил Никитич — Ест все. Посмотрим, как работает».

— Ну, — хлопнул он себя по коленям — пойдем!

На дворе (кстати, тоже более чистом и просторном, чем кузьмичевый) Никитич вручил Сергею обувь. Что бы вы думали? Конечно же, лапти! Хотя сам Никитич назвал их «броднями». Потом они с Сергеем полчаса учились наматывать портянки, которые тоже назывались «онучи». Сергею все больше казалось, что он вообще попал не в Россию, а неизвестную страну, где язык на первый взгляд похож на русский, а на второй — просто черт знает что!

Обутому в «бродни» Сергею хозяин вручил косу, которая, как ни странно, косой и называлась, прилагаемый инвентарь и парочка — хозяин и батрак — отправилась на сенокос.

* * *

Покос был неблизко.

Два косаря: батрак Сергей и хозяин Никитич опустили косы

— Ну вот, Сярежа, наш покос.

Зашибись. Огромный луг, конца которого не видно. В тумане терялся. Да его косить месяц!

Никитич, нисколько не пугаясь размеров рабочего места, ловко выхватил из висящей на поясе берестяной кобуры черно-песчаную дощечку. Упер косу концом в землю, вскинул лезвие над головой… Стал немного похож на Смерть — раньше косу Сергей только в руках смерти в разнообразных фильмах и видел.

— Смотри, упираешь косовище… — блин, еще одно незнакомое слово. Да я за раз столько новых слов даже на уроках английского не слышал — косу держишь аккуратненько, вот так… и песчанкой, раз-раз-раз-раз..

Никитич быстро застучал «песчанкой» (блин, еще одно!) по косе, затачивая ее.

Сергей достал свою «песчанку» — узенькую дощечку, облитую черной липкой массой и обсыпанную песком. Покрутил в пальцах. Вздохнул (Никитич стучал уже у самого острия, значит, сейчас закончит, а еще на лаптях-броднях стало понятно, что его терпение небезгранично). Значит, так… Провел с противным скрипом по лезвию с одной стороны, с другой. Принцип ясен. Примерно как точить кухонный нож оселком, стоя на голове. Так быстро как у, кхм, хозяина не получится — поотхватываешь пальцы — но хоть примерно… Так… Раз, раз, раз… Хм, получается. Раз-раз-раз-раз. Коса звонко запела, вдоль лезвия пополза серебристо-блестящая полоска отточенной остроты. Получается! Раз-раз-раз-раз!

Закончил точку, провел пальцем по бритвенно-острому лезвию. Получилось! Правда, все удовольствие испортил критикан Никитич, придирчиво осмотревший результат трудов. Проворчал, что так можно и загубить «струмент» и хорошо, что дал старую, и вообще.

— Ну, што, Сярежа, давай нацнем косьбу.

Прямо сразу начать не получилось: Сергей даже теоретически не представлял, как нужно держать косу, не говоря уж о том, как косить. Первая же попытка закончилась вогнанной по самую пятку косой и тяжким вздохом Никитича.

— Вот, смотри, Сярежа, здесь держишь левой, здесь — правой… — левая рука Сергея легла на заостренный конец «косовища», правой ухватился за развилку, вцепившуюся в середину косовища (у косы Смерти такого наворота не было), — … вот так становишься, пятку упираешь в зямлю, носок чуть приподнимаешь…

Сергей принял позу косца.

— … отводишь назад, и полукругом… Быстрее!

Шшшуух!

— Дааа… — протянул Никитич. — Ты зацем так много травы сразу косой ухватил?

Вышинский молчал. А что скажешь?

— Немного, вот та-ак.

Шшшуухх.

А-а, вот в чем косяк. Коса скользит по самому краю прокоса, снимая буквально несколько сантиметров травы.

— Дай-ка еще разок попробую.

Шшшуухх.

— Вот, уже лучше.

Шшшухх.

— Плохо.

Да, блин, сенсей, что плохо-то?

— Ты зацем косу в конце приподнимаешь? Видишь?

Ну да, косу надо все время держать прижатой к земле, иначе прокос выглядит как вырезанный в траве желоб.

Шшуухх. Шшуух.

— Плохо.

Сам вижу. Неаккуратно махнул, поторопился, между двумя чистыми прокошенными полукругами осталась узенькая полоска торчащих травинок.

Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.

— Ну и ладно, — подытожил Никитич, — Давай за мной. Только не торопись.

Началась косьба. Никитич, мерно взмахивающий косой, отдалялся от Сергея все дальше и дальше, приближаясь к далеким кустам, выглядывавшим из тумана. Как ни старался Сергей, но косить с такой скоростью не получалось. Вернее почти получалось, но тут же появлялись огрехи, которые приходилось смахивать косой. Наконец, Вышинский понял, что не сможет соревноваться со старым гуру косьбы (в этом новоявленный хозяин напоминал приснопамятного Конунга — с тем тоже можно было не соревноваться в работе мечом) и принялся размеренно косить, попав в подходящий ритм взмахов.

Косьба — занятие утомительное, особенно для непривычного человека. Не увлекайся Сергей мечемашеством — наверняка выбился бы из сил сразу же. А так усталость только-только начала подкрадываться. Здорово помогали мозоли, натертые рукояткой меча, иначе стер бы руки до кровавых пузырей. Как в начале увлечения реконструкцией. Так что, если бы не меч, ему пришлось бы туговато. Да и во встрече с беспризорниками (по спине пробежал холодок — воспоминания о снах). С другой стороны, если бы не меч, сиречь не увлечение проклятой реконструкцией, не поехал бы на турнир, не поперся бы ночью в треклятый музей, не схватил четырежды клятый артефакт и не оказался бы ЗДЕСЬ!!! А значит не пришлось бы убивать беспризорников, махать сейчас неудобной железякой и пытаться понять, что же теперь делать!

Мозги, не занятые во время косьбы, отреагировали на поставленную задачу.

Итак. Что же делать?

Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.

Ситуация была не просто сложной — безвыходной. Дело даже не в самом факте провала во времени (если это все же не розыгрыш) — сознание воспринимало произошедшее, как вполне вероятное. Спасибо горе прочитанной макулатуры. Проблема не в психологическом шоке — в шоке интеллектуальном.

Практически из любого места на Земле можно, пусть и приложив значительные усилия, оказаться у себя дома. Даже из Антарктиды — если сразу не крякнешь от мороза — можно выбраться, выйдя к побережью и найдя станцию полярников. Даже из Алькатраса — американской тюрьме на острове из фильма «Скала» — и то бежали. Даже с другой стороны планеты, то есть из Южной Америки, можно добраться до Москвы. Просто, как бы далеко ты не оказался, всегда знаешь дорогу (или можешь узнать). Она может быть сложной и извилистой, но она есть. Сейчас дороги не было.

Провалившийся в прошлое в определенном смысле сравним с человеком, оказавшимся на другой планете — ты знаешь, где находишься, знаешь, куда тебе надо, но преодолеть промежуток между «где» и «куда» невозможно. Не в человеческих силах.

Ситуация безвыходна. Безвыходна? Дудки! Выход из безвыходного положения — там же где и вход!

Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.

Кстати, а где у нас вход? Через какую дыру мы попали сюда, Сергей Владимирович? А через одну медную штуковину, которую мы неосторожно лапнули в музее. Это был вход? Ага. Значит, это же и выход. То есть, все очень просто — найти артефакт и вернуться.

Просто-то просто, да где ж его найдешь? Где? Стой-ка. Там на табличке в музее было написано, что артефакт откопал (откопал!) какой-то крестьянин в 1940 году. Да, да, да, точно, за год до войны! Значит, что? Дрянь сейчас закопана где-то в районе Загорок. Правда, найти ее… Перекопать все здешние поля и леса? Как раз к войне и закончишь. Если раньше в дурку не увезут.

Второй вариант: подождать пятнадцать лет, поймать за грудки товарища Донцова (точно-точно, однофамильца знаменитой писательницы. Может, даже дедушку) и отобрать так необходимый артефакт. Минусы: пятнадцать лет косить траву, пасти коров и пахать «зямлю»?!! Без телефона и Интернета? Да я сдохну! Да к тому же как соотноситься время его пребывания ЗДЕСЬ и время отсутствия ТАМ? Что, если, найдя через пятнадцать лет артефакт, он окажется в 2025 году? Старым замшелым крестьянином, ничего не знающим об окружающем мире? Впрочем, оказаться старым замшелым крестьянином в 2010 году — тоже не фонтан. Это если слегка повезет и артефакт возвратит его в ту временную точку из которой он попал сюда. Идеальный вариант, конечно, это вернуться в ту же точку и оказаться опять молодым, двадцатипятилетним. Такое частенько случается в фантастике. Вот насколько стоит рассчитывать на такое везение? Ой, боюсь, это не наш случай…

Выходит… Выходит, что не выходит. Не сможет он вернуться назад в ближайшее время.

Невозможно.

Шшшуухх. Шшшуух… Блин, огрех. Шух. Шшшуухх.

План «Б»: остаться здесь и попытаться, так сказать, натурализоваться. Вот оно то приключение, о котором мечтает каждый читатель фантастики! Вот-вот, ключевое слово «мечтает». Всерьез оказаться в прошлом и, блин, стать крестьянином не хочет никто! И Сергею не хотелось! А вот пришлось!

Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.

Вспомним-ка славных предшественников из многочисленного потока фантастики. Чем они занимались, попав в прошлое?

Отбросим сразу тех, кто отправлялся в путешествие «навстречу течению» во исполнение приказа или некоего задания. Они — люди подготовленные, вооруженные знаниями, справочниками и компьютерами с любой необходимой информацией. Сергей же не подумал активировать пластинку артефакта, держа ноутбук под мышкой. Еще и потому, что ноутбук в стандартное оснащение средневекового воина входил не всегда.

Случайные же попаданцы, по крайней мере те, кого смог вспомнить Сергей, от подготовленных практически не отличались. Они почему-то всегда помнили ход всех сражений Великой Отечественной, фамилии более-менее известных людей — от Жукова до сержанта Васильева, даты солнечных затмений и лошадей, выигравших на скачках сто лет назад, устройство автомата Калашникова и состав пенициллина. Еще они всегда очаровывали окружающих людей (несмотря на то, что частенько были неприкрытыми хамами), легко могли войти в контакт с правителями Руси-России-СССР — от Рюрика до Сталина, благодаря чему становились, если не теми самыми правителями, то по крайней мере советниками, которым глупые цари смотрят в рот, слушая излагаемые мудрости…

Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.

Так, собрались, вытряхнули мусор из головы и начали думать!

Путь первый: по примеру предшественников найти правителя (то есть Сталина. Он уже год, как захватил власть, после смерти Ленина), рассказать ему все, что известно о будущем (ну, то есть для Сергея — о прошлом) и… И что? Предшественники становились министрами и канцлерами, а он? Насколько он будет интересен Сталину после того, как выложит все о будущем? Вот то-то и оно… Навряд ли его заинтересуют мысли, родившиеся в голове Сергея. Тем более задарма кормить и снабжать деньгами, просто по доброте душевной его никто не будет. Так что, скорее всего… Коридорчик-стенка-бах! Неприятная преспективка.

Впрочем, добраться до Сталина еще надо суметь. Вот прямо сейчас сказать Никитичу, мол, прости, хозяин, отправляюсь я в столицу лучшей доли искать. Иди, скажет тот. И что? Переть в Москву, без денег (те странные «червонцы» которые он нашел в кошельке безпризорника, конечно, деньги. Вот только неясно, большая это сумма или нет, не старые ли это купюры, обесценившиеся после какой-нибудь деноминации, и можно ли ими вообще расплачиваться. Может, это только для расчетов между банками. Или вообще фальшивки), без документов (а паспорт наверняка просто так никто не даст), не зная ничего об окружающем мире (сболтнешь, где-нибудь, что видел Колчака и всё. Будешь потом в ЧК доказывать, что имел в виду фильм «Адмиралъ», а не живого адмирала. Да и вообще: как тут продаются билеты на поезд, во что обычно одеваются, как берут такси и есть ли они сейчас, где жить и как питаться. Миллион вопросов). Добраться до Москвы, опять-таки не означает сразу встретить Сталина на улице. Наверняка ведь не ходит он по улицам, болтая с прохожими и жуя пирожки с капустой, купленные у торговки. Судя по тому, что о Сталине известно, сидит он в кабинете с бронированными стеклами, окруженный охраной. Непонятного сектанта, называющего себя пришельцем из будущего, не пустят дальше входной двери. Возле нее и застрелят.

Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.

Коса затупилась, не резала траву, рвала и мяла, оставляя клочки. Сергей достал «песчанку».

Дзинь-дзинь-дзинь!

Никитич оглянулся и одобрительно кивнул.

Дзин! Сергей попробовал пальцем лезвие. Бритва! Можно продолжать.

Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.

Можно следуя за предшественниками, кинуться спасть человечество (или хотя бы Россию), изменяя историю. Отправиться в Германию и убить Гитлера. Или поехать чуть поближе и убить Сталина. Если же что-нибудь менее кровожадное, то можно кого-нибудь известного спасти. Например, Пушкина. Правда, тот уже сто лет как умер… Ну другого поэта, современного. Например…

Поразмыслив немного, Сергей пришел к выводу, что не помнит ни одного погибшего в двадцать пятом (или хотя бы чуть позже) поэта. Очевидно, в двадцатых годах жизнь поэтов была достаточно безоблачной. Впрочем, были ли в двадцатых годах поэты, Сергей тоже не помнил. На ум приходил один Маяковский, но тот-то умер своей смертью. Спился, кажется… Вообще ни один более-менее известный человек, которого нужно было бы спасть от смерти, не вспоминался. Да и вообще, попытки спасти мир упирались в отсутствие средств, знания об окружающем мире и необходимых навыков. Как говорил Хаук, без навыка даже мышь не убьешь. Не то что живого человека…

Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.

Так, что еще можно сделать?

По примеру опять-таки фантастических предшественников можно сделать карьеру во времени пребывания, не раскрывая секрета о путешествии во времени. Вариантов, как помнится, два. Стать великим (условно говоря) воином или же, использую неизвестные здесь секреты технологии, прослыть великим (условно говоря) изобретателем и разбогатеть на продаже патентов (или найти компаньона, открыть вместе с ним компанию по производству всяких хитрых штучек и огрести кучу бабла). Есть и более экзотические пути: вспомнить выигрышные номера лотерей или победителя в чемпионате и в одночасье стать миллионером (отпадает по простой причине: Сергей не помнил ничего подходящего), вспомнить написанные великими писателями книги или стихи, выдать их за свои и получить баснословные гонорары (отпадает по той же причине: никаких книг он наизусть не помнил, а из стихов — только тексты современной попсы, за которые здесь навряд ли дадут что-нибудь, кроме гнилого помидора), спасти от какой-нибудь беды дочку миллионера или здешнего короля, за что благодарный папа опять-таки отсыплет денежку(отпадает: такие дочки крайне редко попадают в беду и шансов, что Сергей при этом окажется рядом, немного).

Значит, или воин, или изобретатель.

Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.

Воин… По здравому размышлению — однозначно, нет. Не то что великим, даже просто воином стать не очень получиться. Сейчас в ходу все больше пистолеты да винтовки, из которых надо уметь стрелять. Некоторые шансы еще были, попади он в средневековье, где в ходу меч. Да и то… Даже с мечом, даже в клубе боец он был очень средненький. А уж тогда, когда меч в руке держали с рождения, его умения по шкале Кельвина тянули градуса на два. Плюс, чтобы сделать карьеру воина нужна (кроме желания которого тоже нет) хоть какая-нибудь война. А сейчас мир: Гражданская закончилась, а Отечественная еще очень нескоро. Так что этот путь карьеры отпадает.

Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.

Изобретатель… Этот путь в книгах выбирается чаще в том же средневековье, когда придумал колесо или там порох — и ты гений. В более-менее современности изобретателями обычно становились люди, имевшие доступ к информации: либо тот же ноутбук под мышкой, либо возможность иногда возвращаться в настоящее. Ну или с памятью как у слона. Получается, тоже отпадает…

Это что же получается?! Ему весь остаток жизни быть крестьянином?! НЕТ! НЕТ!! НЕТ!!!

Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.

«Покричал?» — прорезался внутренний голос. Молодец, что хоть мысленно. А теперь, скажи-ка, Сергей Владимирович, не обманывая хотя бы самого себя: а чего ты ожидал? Никаких особо ценных умений у тебя нет. Если уж в настоящем, где тебе известно все о жизни, пик твоей карьеры — старший помощник младшего менеджера по влажной уборке, то почему ты решил, что здесь, в прошлом, где ты не знаешь НИЧЕГО, ты сможешь подняться выше. Здесь что, люди глупее? Вон, Никитич быстренько тебя приватизировал в батраки, и оглянуться не успел. Так что здесь, где стартовые условия у тебя еще ниже, твоя карьера закончиться на должности старшего батрака. И то лет через мнадцать. Скажи, неправ?

Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.

Прав. Просто… Не хочу.

Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.

А придется, голуба. Придется учиться и траву косить и лен жать и самогон гнать. Жрать-то хочется каждый день. А дармоедов не терпят нигде. А уж при большевиках-то… Кем сказано: «Кто не работает — тот не есть»? А? То-то же.

Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.

Ладно, смирился Сергей, поживу пока тихонечко у Никитича, поработаю. Авось, нагрянет какой-нибудь случай поудачнее, смогу придумать что-нибудь, ну или как-нибудь все само собой образуется.

Шшшуухх. Шшшуухх. Шшшуухх.

Закончивший прокос Никитич оглянулся и увидел, что его работничек, глядя под ноги стеклянными глазами и мерно взмахивая косой, движется поперек луга по сложной траектории, оставляя извилистую полосу скошенной травы.

«Да… — сдвинул кепку на затылок Никитич, — видать, рановато я Сярежу на работы выпустил. Он еще в сябя не пришел…»

* * *

Позвольте нам немного вмешаться в нить повествования ради небольшого уточнения. Как стало известно из произведения «Азазель» гениального, не побоимся этого слова, автора, у каждого человека есть определенный талант. Важно только вовремя его раскрыть и взрастить и тогда человек удивит окружающих своими успехами. Автор умолчал, что таланты человека очень часто не ограничиваются чем-то одним. Вот и в нашем герое дремали две искры, вовремя не раздутые. Как стало понятным после его вступления в клуб, он имел прирожденный талант к метанию ножей, каковой, при должном воспитании, мог сделать из него одаренного жонглера. Может быть, даже великого. Чего, к прискорбию, не произошло, поэтому Сергей и посчитал себя бесталанным. А ведь в нем спит еще и значительный, пожалуй даже более чем дар жонглера, талант… Но тссс! Обо всем в свое время.

* * *

Блямс!!! Сергей отлетел. Щека опухала, рот наполнялся кровью. Командир остался стоять, наблюдая как Хриплый и Андрюха приближаются к жертве.

— Ребята, погодите…

Блямс!!! Искры из заплывающего глаза!

Хэк! Кулак воткнулся в живот, Сергей скрючился…

Бух! Сапог Хриплого ожидаемо ударил в грудь, отбросив к стене. Сергей сполз вниз, закрывая голову руками. Спина прижата к доскам стены, колени подгибаются к груди.

«Почки, почки беречь!»

Бац! Сапог ударил по ребрам, попал по голени.

Бац! Бац! К Хриплому присоединился Андрюха.

Бац! Бац! Бац! Руки, ноги, ноги, руки.

Бац! Бац! Бац! Бац! Больно, больно…

…Не получилось тихонько пожить…

* * *

Началось все хорошо. Никитич оказался хозяином невредным, не орал, не ругался, терпеливо принимал полное незнание «батраком» крестьянской работы. Сергей никогда и не подозревал, такое разнообразие навыков в, казалось бы, простом труде. Тут тебе и косьба, и резьба.

Сильно портил понимание выговор Никитича, да и всех односельчан. Эти бесконечные «яканья» и «цоканья», да плюс еще куча незнакомых слов. Иногда казалось, что ты не в России, а где-то в Чехии. К тому же знакомые слова иногда ясности не добавляли. Вот что значит выражение «Привести пестерок губ»? А? Оказывается «принести корзину грибов»! А «шум в избе пашет»? «Мусор в избе метет»! Это что, русский язык?! Почему они не могут нормально по-русски говорить?

Но тут, хочешь не хочешь, а придется понимать: что-то ничего не подворачивалось того, что помогло бы избавиться от деревенской трясины и добиться чего-то более существенного. Временами Сергей ловил себя на том, что ему вся эта тягомотная, скучная и тяжелая жизнь начинает нравиться. Совсем немного. Чуть-чуть.

Сейчас они с Никитичем возвращались из лесу, куда хозяин возил ульи, поближе, так сказать, к местам медосбора. Сергей покачивался в телеге и размышлял о своем.

— Анисим Никитич, а кто у власти в стране сейчас?

Должен же он как-то замотивировать свое знание того, что к власти сейчас Сталин.

— Известно, кто. Большевики…

Логично.

— А кто у них там самый главный будет?

Никитич почесал затылок:

— Да ня помню я яго, беса. Раньше Уладимир Ильич был, а сейчас этот… как яго… еще водку его именем называют…

Жириновский, что ли?? А Сталин где?

— Не грузин?

— Кто?

— Ну этот, в честь которого водку называют?

— Да не. Какой грузин? Русский он.

Интересно… Сталин уже год как у власти, должны были начаться расстрелы, а Никитич о нем даже не слышал. Наверное, новости сюда доходят долго. Оно и правильно: радио нет, телефона нет, телевизора и Интернета тем более нет.

Кстати, а куда так скачет хозяин? Сергей обратил внимание, что обычно флегматично сидевший на носу телеги Никитич сейчас нервно ерзает и периодически хлопает вожжами подгоняя недовольно фыркавшего мерина.

— Анисим Никитич, а куда торопимся?

— Да в байню бы успеть попасть.

— А-а…

Стоп. В смысле? Баня-то не общественная с графиком работы «с часу до трех». Чай, своя, собственная.

— Анисим Никитич, так что с баней-то случиться? Не убежит…

— Так тямнеет уже. Скоро и полуноць.

— Свечку возьмем да и помоемся…

Никитич даже развернулся.

— Ты што? Или с луны свалился? А-а, да ты же сяктант. У вас и байнь поди не было. Нельзя в байне после полуноци мыться. Там же нина!

Нина??? Что еще за Нина после полуночи припрется мыться в нашу баню??? Не было в Козьей горе никаких Нин.

— Какая Нина?

— Ну, нина… — Никитич опасливо взглянул на красневший над верхушками ольхи закат, — церт банный.

Никитич быстро перекрестился.

Церт? В смысле, черт? Правда, что ли?

— Какой… — блин, к ночи всякую нечисть лучше не поминать. Не то что страшно приманить, а вот хозяин точно обозлится — Какой он, этот «нина»?

— У-у, нина… Нина он такой… В байне живет…

В голове Сергея пробежал домовенок Кузя с криком «Нафаня-я-я!!!».

— Домовой, что ли?

— Какой домовой? Говорю же тебе, в байне он живет, не в дому! Сам голый…

Выглядел неизвестный нина как небольшой голый старичок, весь облепленный листьями от банных веников. Живет он якобы под полком и после полуночи приходит в баню париться.

Симпатичный товарищ. Вспомнил. В некоторых романах (точно Сергей не помнил, не любитель славянской фэнтези) встречалось такое описание. Правда, там именовалась нечисть не «нина», а «банник», но хрен редьки не слаще.

— А где же она… в смысле он прячется?

— А за пецкой. Или под полом. Ноцью доску поднимает и выходит мыться. А если кого застанет, то запарит насмерть. Или угара пустит да головой в каменку засунет…

Блин, ни фига себе ужастик. И такая чертовня живет в бане?? Теперь туда и днем-то страшно зайти будет… Погоди, Серега. Ладно, Никитич — человек темный, деревенский, но ты-то в чертей не веришь. Нет там на самом деле никакого нины! Или… Или есть?

Никитич, может, в Интернете рыться и не сумеет (и то не факт), но на тупого не похож. Умный он, гад, и хитрый, так неужели в сказки верить будет? А что, если…?

А что, если «нина» — не сказка?

Существование различной нечисти автоматически подразумевает наличие магии, колдовства, волшебства и чародейства. Что тянет за собой возможность заклинаний, волшебных предметов и магических артефактов.

И наоборот.

Ведь он попал сюда с помощью как раз магического артефакта! Ну, если принять за аксиому, что это — не розыгрыш. Значит, по крайней мере один такой здесь есть! А где один артефакт, там и целая куча. Навряд ли его подкинули инопланетяне. Судя по надписям на старославянском, его сделали здесь в России и, значит, одним не ограничились. Раз есть артефакты, значит, есть и те, кто их сделал, то бишь те самые колдуны и маги. А раз есть они… То и нина вполне может жить под банным полом. Вот чер… в смысле, вот блин…

Появилось желание схватить вожжи и поддать как следует ленивому мерину. Как-то сразу расхотелось проводить эксперименты с мытьем после полуночи. Благо, Никитич продолжал поторапливать лихого скакуна.

Тут Сергея зацепило что-то в собственных рассуждениях. Так, так, так… Нина?

Сергей вздрогнул и перекрестился. На глухой дороге, в темнеющем ольшанике, это смешным не казалось.

Колдуны? Маги? Инопланетяне? Артефакт? Нет! Блин! Артефакты!!!

Сергей с размаху ударил себя кулаками в лоб. Бом!!

— Цего ты, Сярежа? — оглянулся Никитич.

Бом!! Еще раз!

— Мысль одна в голову пришла…

— Так это инаце лецится, — хихикнул Никитич, — бяжишь в лясок, бярешь стяжок… говорят из бярезы хорошо помогают… и с размаху по башке. Пока не пришебешь мыслю. Как прибьешь, бяри яё за хвост…

— Ну тебя.

— Так цего? Пойдешь лециться? Или разбежались мыслищки?

— Разбежались…

Мысль наконец-то ясно сформировалась.

Кто сказал, что артефакт путешествий во времени только один?

Ведь их может быть и несколько, а значит, можно не искать этот, закопанный невесть где. Нужно найти тех, кто знает, где находятся другие артефакты!

Сложно? Конечно! Выполнимо? Вполне!

Кто может знать об «артефактах путешествий» (надо же их как-то называть)? Для начала те, кто ими пользуется. Во-вторых, те, кто их сделал. В-третьих, те, кто их хранит. Каким словом можно назвать все три группы?

МАГИ.

Если есть магия, значит, есть и они. Осталось только найти их. Конечно, они надежно законспирировались, но если начать поиски, то найти их можно. Для начала, нужно найти тех, кто знает, где эти самые маги могут прятаться. А кто это может знать? Близкие им по духу, то есть колдуны, ведьмаки и прочие экстрасенсы. Девяносто девять процентов из них ничего не знают о магах, но ведь есть еще один процент! А уж их-то найти гораздо проще: в двухтысячные объявлениями типа «Снимаю, порчу» завалены все газеты. Блин, это в двухтысячных! А сейчас, при большевиках? Наверняка разогнаны в рамках борьбы с суевериями. По крайней мере, объявлений точно не дают. И как их искать?

«Как-как…» — очнулся внутренний голос. Путем опроса местных жителей. Спрашиваешь, где, мол, у вас колдуны или там ведьмы живут? А тебе и говорят; «Иди-ка ты, мил человек…». И называют адрес. Ничего не получится.

А не пошел бы ты, уважаемый внутренний голос, в пешее эротическое путешествие. Так уж и пошлют. Вон, сидит один местный житель, возьми да спроси, проведи эксперимент. Правда, откуда в деревнях колдуны? Стоп! То есть как это откуда? Да ведь все колдуны из деревень!

— Анисим Никитич…

— Ась?

— А у вас в окрестностях колдуны есть?

— Колдуны?? В Козьей Горе??

— Да нет, вообще, в окрестностях…

Никитич задумался.

— Нее, колдунов нет…

…Что и требовалось доказать.

— Колдовка есть.

…Что?!

— Колдунья?

— Колдовка.

— Где?? В Козьей Горе??

— Да нет, — усмехнулся Никитич, — в окрестностях. В Загорках, то есть. Живет там одна… Аленой зовут.

— И что, колдует?

— Ну как… Иногда… Травами еще лечит, сглаз, опять же, снимает, и так, по мелочам…

Ничего себе! Под боком живет колдунья.

— А она не шарлатанка… в смысле не жулик?

— Какой жулик? Говорю же тябе, колдовка.

— А можно к ней съездить?

— А тебе зацем?

— Да, так… Нужна она мне…

— Так цего няльзя. Вон, в воскрясенье, и иди.

Вредный Никитич наверняка не отпустил бы работника в другой день, но в воскресенье-то, сам бог велел отдохнуть. А уж если бестолковому «Сяреже» охота бить ноги — пусть идет. Может, Алена сделает с ним что-нибудь, чтоб стал понормальнее.

— Только ты смотри, — хихикнул Кузьмич, — с Аленой осторожнее. А то приворожит — будешь под окнами у няе по ночам стоять…

Юмор был непонятен, а учитывая сгущающуюся темноту — становилось страшновато. Блин, может не ходить? Чер… в смысле, кто ее знает эту старуху, еще действительно заколдует. Сходить к другой… А где ее найдешь? Может, эта Алена вообще последняя на всю округу… Сходить? Страшно… Или не ходить?…

В баню они успели.

Укладываясь спать, Сергей решил, что все будет зависеть от настроения. Захочет идти к колдунье — пойдет. Не захочет — останется дома.

* * *

Завтрашнее утро у Сергея началось очень даже удачно. Проклятые беспризорники сегодня не пришли, впервые за все время пребывания в прошлом Сергей не вскочил с криком, обливаясь потом, а проснулся под утро, самостоятельно и даже выспавшимся. Настроение правда было препаршивое: сон был хоть и не о беспризорниках, но все равно отвратный.

Снился тот момент, когда он согласился стать батраком у Никитича. Вернее, как раз во сне он и не согласился, гордо отказался и ушел в сторону заката. Точнее, в Загорки. Потом, как это бывает в снах, он оказался на каком-то железнодорожном вокзале, в обличье бомжа, спящим под лавкой в грязно-вонючих тряпках. Потянулся дрожащей рукой (грязной, с обломанными черными ногтями) к валявшейся рядом бутылке с мутно-белой бормотухой, отхлебнул… От мерзкого вкуса проснулся.

Тихо. Ранее утро. Сергей спал на сеновале, на собственноручно скошенном, собранном и уложенном в сарай сене. Пахло одуряюще… Становилось понятно, почему крестьяне предпочитали любовь именно на сеновале. Правда, возникало подозрение, что после окончания сенокоса от одного запаха сена начнет тошнить.

Где-то рядом заорал петух. Петух у Никитича был знатный: огромный, черный, с роскошной красной короной-гребешком. В деревне подхватили другие пернатые будильники. Эхма, пора вставать…

Уже выползая из сарая, Сергей вспомнил, что работ пока не предвидится. Конечно, сено не стало бы ждать, но ночью точно прошел дождик, шуршал по крыше, а значит, по крайней мере до обеда скошенное должно высохнуть. Пчел по такой сырости везти к малине, наверное, бессмысленно.

То есть можно было и отдохнуть, но спать совершенно не хотелось. Сказался не столько ранний подъем в течение последней недели, сколько выработанная привычка вставать в пять утра, чтобы успеть на метро. Чер… проклятый (вот фобия появилась…) начальник в фирмочке «Купи-продай энд корпорейшн» требовал, чтобы работники появлялись точно к начала рабочего дня. То есть к восьми утра. Тирану-то что, он жил в двух шагах, а вот планктону приходилось просыпаться кому в пять, кому в шесть.

Интересно, Никитич уже поднялся? Сергей проскрипел по ступенькам крыльца и бесшумно открыл дверь. Привычки стучаться здесь не было.

Когда за ним закрылась дверь, из курятника высунулась жена Никитича. Обвела острым носиком двор. Пусто. Решила, что шаги послышались, Сергей, наверное, еще спит. Анисим просил не пускать его в дом…

На кухне было пусто, видимо, жена Никитича спала. А вот в горнице за занавеской слышались голоса. Откуда гости с утра пораньше? Знакомый только одни: Никитича. Вот только незнакомые подобострастные интонации…

— …не знаю я, господин хороший, уж простите старика. Не говорят мне таких вящей. Так, дружбу водят… Ну иногда помогают, но против присяги не пойдут, не смогу я уговорить…

Как подчиненный на ковре у начальства. Интересно…

Не подозревая плохого Сергей откинул ткань.

За столом сидели трое. Рядом маялся на ногах четвертый… Ба, знакомый! Андрюха из деревни. Что здесь за сходка?

В «красном углу» — Никитич. Сергей уже знал, что место под иконами — самое почетное и занимается либо хозяином либо очень уважаемым гостем. Вот только хозяином Никитич не смотрится — опущенные в стол глаза, улыбка приторная как эта… сладкая тянучка… да, патока. Рядом с ним и напротив — двое незнакомцев.

По левую руку, почти упираясь плечом в хозяина сидел мужик лет сорока, в отличие от местных жителей — бритый. Правда, не до синевы, щетина проступала тенями на щеках и горле. Из под черной кепки торчал крупноватый нос. То ли кавказец, то ли еврей…

Напротив развернулся на табурете в сторону вошедшего второй, помоложе. Сергей взглянул в лицо и понял — сейчас хозяин он. Подбородок как броня у танка, плотно сжатые губы и взгляд… Как у Терминатора из первой части.

— Это кто у нас тут? — прохрипел первый.

Командир (да… судя по взгляду именно командир. Это — отряд) промолчал, разгладил большим пальцем усы, с интересом и даже с юмором рассматривая Сергея. Как биолог крысу…

Молчал и Никитич. На лице за сладенькой улыбкой ясно читалось «Ну и чего ты приперся?».

— Сяктант… — злобно прошипел Андрюха.

Похоже, встрял… Только во что?

— А-а, сектант, — произнес Командир (они не представились, а надо же как-то идентифицировать), — твой батрак, Анисим?

— Плямянник… — обреченно промолвил Никитич. Судя по тому, что назвали его по имени, сейчас он на вторых ролях.

Сергея бы это покоробило — он не любил, когда пренебрежительно относятся к людям, которых он уважает… Но не сейчас…

— Племянник? — нарушил паузу Командир.

— Врет, — да с чего Андрюха-то смотрит волком? — Не плямянник это, нет у Никитича плямянников. Батрак это. Он его плямянником зовет, чтобы с Советами не ссориться…

— Ай-я-яй, Анисим, как же так. Нехорошо власть обманывать. Тем более народную, — голос Командира сорвался на злость, — самими же выбранную…

Сергей стоял в проеме, как дурак на кастинге. Что это за братва? Может Никитич со своими ночными делишками связался с криминалом? Пообещал, теперь не может исполнить?

Командир лениво мотнул головой. Хриплый встал, подобрал со стола… Вот блин!!! Только сейчас заметил, что на столе перед ним лежит… Револьвер!!!

«Ой-е-ей!!! Бандиты!»

Хриплый подошел к замершему Сергею, направил ствол ему в переносицу. От ствола пахло железом и смазкой. Мерзкий запах… В животе похолодело, противно обмякли ноги…

— Запомни, сектант. Ты нас не видел, сюда никто не приходил, ты ничего не знаешь о нас…

Какая-то глупая часть паникующего мозга отметила, что ни Хриплый ни Командир не «якают» и не «цокают». Значит, не местные. Вот только как это спасет от пули?

— Ты меня понял?

— Д-да, — судорожно закивал Сергей. Неужели пронесло, отпустят живым?

Хриплым повел револьвером вправо, Сергей, как загипнотизированный, сдвинулся за дулом.

— Ну что, — поднялся Командир, — хорошо у тебя, Анисим, но пора и честь знать. Заглянем к тебе еще разок дня чрез два, может быть образумишься. Пойдем, — махнул он рукой Андрюхе.

— Господин капитан, — внезапно заговорил тот, — Дозволь сяктанту ребра пересцитать?

…Стойте! Погодите! За что?!

Командир взглянул с недоумением.

— Это еще зачем? Не замечал… Ах, да… Ты же, помню, рассказывал. Ну давайте. Только быстро.

Стойте! Стойте-стойте-стойте!

Хриплый переложил револьвер в левую руку…

Блямс!!! Сергей отлетел к стене…

* * *

— Ох, Сярежа, Сярежа… — безмолвная жена промывала побитую как пасхальное яйцо физиономию Сергея, а неугомонный Никитич прохаживался туда-сюда, капая на и без того пострадавшие мозги.

Сергей сидел на лавке. Слава богу, в зеркале его не было видно. И так понятно что после такого массажа лицевых мышц выглядел он страшновато. Хватало ощущений и без этого. Левый глаз заплыл так, что даже не открывался. Распухла щека, кровоточили губы. Зубы, по странной случайности, не пострадали, зато, из-за разодранной об них внутренней поверхности щеки, во рту стоял противный вкус крови. Вытекшая изо рта кровь склеила бороду в некую дизайнерско-панковскую находку. Болели руки, ноги, на которых оставили следы сапоги Хриплого. Ныли ребра, по которым отпинал сволочной Андрюха. Да, Андрюха…

— Ан… кхм Анишим Никитичш, — дикция тоже пострадала, проклятые логопеды, — кхто это был?

— Да это… А я говорил тябе, не заигрывай с Андрюхиной жаной. Злой он, и рявнивый как церт.

— Такх он иж-жа жены?

Вот блин… Сергей вспомнил немного тускловатую, заморенную, но стройную и очень даже ничевошную жену Андрюхи…

В тот день (среда, кажется была) Никитич послал его к одному из односельчан, отнести меда заболевшей жене.

По дороге Сергей встретил жену Андрюхи, немного поболтал с ней. Уж слишком девчонка выглядела заморенной, Сергей просто из человеколюбия попытался хоть немного ее развеселить. По крайней мере, улыбнулась… Видимо, кто-то донес Андрюхе…

Вот же гад ревнивый… Постой-ка, Никитич. Причем здесь Андрюха? А кто это с ним был? Что-то хозяин как-то увернулся от ответа.

— А кхто с ним был?

Никитич, стоявший спиной, хмыкнул, крякнул и повернулся.

А взгляд… Это был взгляд не пасечника, не крестьянина… Это глаза охотника… вернее, нет, не охотника. Так смотрят на тебя дула двустволки.

— Господа это были. Бывшие.

— Белые?

— Ага, — хехекнул-усмехнулся повернувшийся незнакомой стороной Никитич, — белее некуда. Все им неймется, все вернуть хочется…

Погодите-ка. Или голову слишком сильно ударили или Сергей что-то не понимает в происходящем.

— Никитичш… Так ведь война уже давно жакончшилась…

— Война-то законцилась, да люди остались. Или ты думаешь, что они в ангялочков прявратились? Не-ет, еще злее стали, — Никитича явно прорвало, — озлобились на тружаников. Сами ницего кромя как жилы тянуть да на готовом жить не умеют, да и не науцаться. Как волка траву жевать не выучишь, так и их на крястьян да работников не пяряделаешь. Вот они из Эстонии к нам церез границу и лезут, пакости творят, сено жгут, зярно, большавиков… да и людей убивают…

Взгляд Никитича все больше холодел, явно видел он перед собой сейчас не бревенчатую стену своей избы, а того самого Командира, и скорее всего через прорезь прицела.

Ой, непростой ты мужик, Никитич…

— …Взрывают в городах это… разное… Ницего, дождетесь. Мы царя с шеи спихнули, господ да немцев с земли повыгнали, даст бог час и до них доберемся. Тяррористы… Тьфу!

Пасечник повернулся и вышел, видимо покурить успокоить расстроенные нервы, оставив Сергея приходить в себя.

Если бы Никитич достал гитару и запел одну из песен Егора Летова, Сергей может быть удивился бы меньше. «Тяррористы»! Откуда в двадцатые годы могли взяться террористы?? Да еще белогвардейцы??? Террористы-белогвардейцы! Звучит как «хакеры-красноармейцы». Бред. Может быть, все вокруг — действительно бред? Сергей огляделся. Изба не изменилась и деревянные стены не превратились в обитые мягким поролоном, ну или чем их там в психушках обивают. По прежнему болело все отбитое подлым Андрюхой, пахло травяными примочками жены Никитича (вспомнил, Татьяна ее зовут…), немного дымком от печи, кашей, деревом от стены… Непохоже-то на бред. Другие объяснения факту существования террористов (да еще и белогвардейцев) в раненую голову не приходили.

Правда, смутно вспомнилось, что террор — не изобретение бородатых ваххабитов. Был в свое время сериал, еще Хабенский в нем играл, там, в дореволюционное время были террористы, вроде бы большевики, как раз взрывали всяких важных лиц. Но так то лиц! В городе! Даже чеченцы не носятся по деревням и не избивают ни в чем не повинных пришельцев из будущего! А уж малейшая информация о существовании белогвардейцев, которые пытаются вернуть власть, убивая большевиков по селам, в мозгах Сергея вообще отсутствовала. Ну просто совсем. Тогда откуда они здесь взялись? Загадка. Не по пострадавшим мозгам. Отложим до выздоровления.

Покачиваясь и постанывая (больше всего болели ноги, отбитые Андрюхой как котлета) Сергей вышел на крыльцо. На «завалинке» сидел и размеренно пыхал дымом Никитич.

Кстати, таинственная «завалинка», смутно знакомая из детских книжек, на ней еще постоянно сидели и грелись на солнце, оказалась вовсе не лавочкой, а деревянным настилом вокруг избы, внутри которого насыпана (завалена) сухая трава, опилки и прочий утеплитель. Сидеть на ней было удобно.

— Хозяин, дай закурить.

— Да какой я хозяин… — протянул «кисет» (мешочек с табаком) Никитич, — Хозяин, скажешь тоже… Не видал ты настоящих хозяев, которые из тябя душу вынут и копейку заплатят…

Сергей свернул самокрутку, щелкнул зажигалкой (самодельной, из винтовочной гильзы) и затянулся. Можно прикрыть глаза, расслабиться и на минутку поверить, что провал в прошлое, убийство беспризорников, работа крестьянином, сегодняшнее избиение, все это тебе приснилось, примерещилось. Сейчас докуришь, встанешь и пойдешь в офис, лазить в Интернете и отвечать на дурацкие звонки…

— Солнце-то жаркое. Сено скоро подсушит. Пойдем в копны уложим.

Размечтался. Даже право сидеть в офисе надо заслужить. В воскресенье пойдешь («Ноги болят…»), поползешь в Загорки, найдешь там старуху-колдунью и вытрясешь из нее информацию о том, где можно найти магов или хотя бы их следы. Ниточка тонкая, а что делать. Или всю оставшуюся жизнь складывать сено в «копны». Кстати, что это такое?

* * *

Непонятные копны оказались всего-навсего кучами сена, точно такими же какие они с Никитичем складывали на полях целую неделю. Вернее, не кучами, потому что сено для них нельзя было просто скидать в одном месте, наоборот нужно было укладывать по хитрой методике, переворачивая пласт и прижимая им предыдущий так, чтобы «копна» не развалилась, не разметалась ветром и не промокла насквозь.

Уже ближе к вечеру, когда поле покрылось аккуратными мини-стожками, Никитич взглянул на солнце, на горизонт, понюхал ветер и сказал, что, во-первых, по всем приметам, ночью начнется дождь, а во-вторых — почему бы не сложить сено сразу в стог? И так запарившийся Сергей, тихонько мечтавший хотя бы о небольшом отдыхе, гениальную идею руководства воспринял без энтузиазма. Однако крестьянский труд отличается от вкалывания в офисе не только общей тяжестью, но и тем, что офисное начальство, придумав тебе работу само может сидеть в мягком кресле и болтать по телефону с Кисонькой или Пусиком, а Никитич, придумав работу, пашет наравне с тобой, а точнее (если быть честным к себе) то выполняет большую часть работы. Пришлось разваливать свежеуложенные копны и таскать их к месту, предназначенному для установки стога.

Если уж копны не были простыми кучами, то стог, высотой метров в пять, нифига не был примитивной конструкцией. Огромный шест, вкопанный в землю, именуемый «стожар» (иногда, после таких словечек, Сергей начинал сомневаться, что он в России, пусть даже и советской), вокруг которого следовало укладывать по спирали сено, умащивая каждый пласт с перекрытием (примерно как в копне), до тех пор, пока сенной круг не достигнет диаметра, достаточного, по мнению руководителя, для того, чтобы крикнуть «Хорош!». После этого сено нужно как следует утоптать и укладывать сверху новый слой, точно также по спирали и с перекрытием и утаптывая ногами. Уминанием занимался Сергей (после того, как все копны были перетащены и образовали огромный шуршащий вал вокруг стожара), вспоминавший при этом анекдот «В специальную коробку для яиц помещается двадцать штук. А если их уминать ногами, то их поместиться в десять раз больше». На третьем слое Никитич перестал сам укладывать пласты сена и Сергею пришлось самому подхватывать и прилеплять их на место, что и с двумя-то глазами непросто, а уж с одним… На шестом слое Сергей поднялся метра на два и Никитичу пришлось закидывать сено с уханьем, не столько от тяжести, сколько предупреждая Сергея, чтобы не напоролся на вилы, которые хоть и были деревянными, а получить их в ногу неприятно. В конце концов, под чутким руководством Никитича, стог гордо встал посреди покоса, проглотив все окрестные копны. Был он немного вытянутый вверх, кривоватый и лохматый, но Никитич принял и таким. Сергей к вечеру еле стоял на ногах, избитые с утра руки просто отваливались, а один запах сена вызывал тошноту…

* * *

На следующий день действительно влил дождь. Такой, что ни о каком выходе наружу не могло быть и речи. У Сергея приоткрылся глаз, а руки и ноги покрылись черной синевой и болели, как пропущенные через мясорубку.

Никитичу дождь был нипочем. Осмотрев глаз Сергея он хмыкнул что-то одобрительное, нарезал задач, натянул брезентовый плащ с острым капюшоном, делавшим его похожим на монаха и удалился в водяную даль по своим таинственным делам. На Сергея же он повесил одну веселую работенку, видимо исповедуя принцип «Батрак всегда должен быть занят делом. Иначе для чего он нужен?». Правда, заделье оказалось ненапряжным.

Сергей стоял в сараюшке, в которой хранились пасечные принадлежности: медогонка, воскотопка, разнообразные кривые и прямые ножи и другие хитрые приспособы, каждая из которых имела свое предназначение. Перед ним стоял стол, солидный, из толстенных досок и брусов. На стол из малюсенького застекленного окошка падал пасмурно-серый свет. Перед Сергеем лежала его работа на сегодняшний день.

Стопка светло-желтых листов «вощины», то есть листов пчелиного воска, приятно пахнущих медом и немного — церковью. Моток веревки. Ровная, гладкая доска. Острый нож. Вот и все, что нужно для организации ма-аленькой (просто крошечной) свечной мастерской.

В исполнении Никитича, который показал, как делать восковые свечи, все было просто. Раз — кладется лист вощины на доску. Два — отрезается кусок веревки по размеру для фитиля. Три — заворачивается край вощины. Четыре — второй доской вощины скатывается в ровный цилиндр и оп-ля! На столе лежит готовая аккуратная ровная толстенькая свеча, с маленьким хвостиком фитиля. Еще раз, два, три, четыре и вот свечей уже две, одинаковых, как будто их делали на станке. Все просто.

Ну что ж. Видел, как это делал другой, значит, можешь сделать и сам. Попробуем…

Раз… Два… Три… Четыре… И… Ого! Свеча получилась «замечательная»: кособокая, кривая и к тому же толстая в середине. Сергей попробовал исправить, прокатав ее еще раз и получил длинную тонкую колбаску. К тому же без фитиля.

— Да… — Сергей поднял недосвечку двумя пальцами, та тоскливо переломилась в середине, превратившись в маленькие восковые нунчаки.

Оказывается, даже простое дело, когда начинаешь делать его сам, совсем непросто.

Выдернув фитиль, Сергей использовал его при второй попытке. Свечка получилась настолько похожая на первую, что даже страшно стало. Ее он даже исправлять не пытался, смял и бросил к первому комку. Вышинский давно заметил, что в крестьянском быту не выбрасывалось ничего: все шло в ход, даже треснувшие горшки обматывались березовой корой «берестой» и в них хранились разные крупы. Тем более воску найдется применение.

Более-менее нормальной получилась только десятая свеча. Причем именно «более-менее» и на очень непритязательный взгляд. Сергей оглядел ее, вздохнул и повышение квалификации свечкодела продолжилось.

Тем временем та часть мозга, которая не была задействована в попытках разобраться «Как же, шьерт побьери, сделать эти свечки правильно!», проснулась и потихоньку начала анализировать сложившуюся ситуацию в целом.

Как уже понятно, застрял в прошлом Сергей надолго: либо ждать до сорокового года, когда отроют проклятый артефакт либо самому рыть землю (фигурально выражаясь), отыскивая здешних магов. Начать поиски нужно будет со здешней колдуньи, Алены. То есть завтра, благо воскресенье, придется пилюкать в Загорки, пешком. А там, путем опроса местных жителей найти бабку и задать ей пару вопросов. Кстати!

…Раз-два-три-четыре… Свечка… Почти удачная…

Первоначально Сергей собирался через бабку выйти на магов или хотя бы узнать у нее, где можно найти концы. Ну должна же она знать хоть что-то о коллегах!

А вот если подумать как следует… Сами по себе маги ему не очень интересны, только как ключ к артефакту. Так может есть смысл сначала спросить у бабки Алены про артефакт? Вдруг (если повезет) она просто скажет, где его искать? Или (если ОЧЕНЬ повезет) может быть, артефакт у нее? Действительно, кто сказал, что если старинный предмет откопали в сороковом году, то закопали в глухой древности? Может быть, он сейчас лежит у старухи на полочке, а зароет его она через пару лет, когда за ней придут чекисты товарища Сталина. Кстати, не совсем ясно, почему Никитич не помнит Сталина. Тот ведь уже год как стал во главе страны. Сведения об этом уже должны были доползти даже до Козьей горы. Странно… Но вернемся к бабке, тьфу, к магам.

…Раз-два-три-четыре… Свечка… Просто удачная…

Мечтать о том, как колдунья достанет из буфета артефакт и ты мигом окажешься в таком уютном и родном двадцать первом веке, это конечно хорошо. Но вот шансов на это… Скажем так, столько же, сколько обыграть казино. Поэтому дорогой госпо… в смысле товарищ Вышинский (господ пока лучше не вспоминать, это сейчас немодно) настраивайся на до-олгий поиск. Лет на несколько. А раз так, нужно составить список необходимого.

…Раз-два-три-четыре… Свечка… Вообще удачная!..

Первое: деньги. Заначенный кошелек со странными червонцами, конечно, греет душу, но нужен все-таки некий постоянный источник доходов. То есть работа… Впрочем это в отдаленной перспективе, поэтому подумаем об этом потом.

…Раз-два-три-четыре… Свечка…

Второе: документы. С этим хуже. Паспорт неизвестному бродяге-сектанту, конечно, никто не даст, но, может быть, удастся разжиться хоть какой-нибудь бумажкой, удостоверяющей личность. Пусть даже справка об освобождении… бр-р-р, нет, любой другой вариант! Этот вопрос нужно уточнить… Потом.

…Раз-два-три-четыре… Свечка…

Третье: информация. Легенда ничего не знающего о жизни сектанта, это, конечно, хорошо, но ведь сведения о жизни нужны. А то рано или поздно кто-то примет за шпиона. Хотя бы нужно точно знать, кто у власти, быт народа, традиции, привычки… Особенно важно запреты. Чтобы случайно не упороть косяка, перекрестившись там, где не надо (вроде бы верующих большевики недолюбливали) или ляпнув что-нибудь по-английски (окажешься в тюряге как американский шпион).

…Раз-два-три-четыре… Свечка…

Также нужна вся возможная информация о магии, колдовстве, и прочем чернокнижии. Начнем сбор с бабки Алены, а там — как карта ляжет.

…Раз-два-три-четыре… Свечка…

Итак, какие планы у нас на завтра? Ну, во первых, добраться до Загорок. Желательно, не встретившись с ревнивым Андрюхой… Кстати! А ведь у нас образовалась проблемка, от которой до сих пор опух глаз и болят конечности. Что делать?

…Раз-два-три-четыре… Свечка…

Если опять попадутся навстречу господа белогвардейцы (бр-р-р, даже думать об этом неприятно, в животе холодеет и ноги слабеют…), то… А что «то»? Ничего ты им не сделаешь. Ткнуть в харю стволом и всё: против пистолета даже твой меч не катит. Тем более что шляться по деревням с мечом наперевес — верный способ загреметь в больницу. Значит, один способ избежать проблем с ними — не показываться на глаза. Короче говоря, быстро бегать и умело прятаться.

…Раз-два-три-четыре… Свечка… Не получилась… Брак…

Однако, кроме белогвардейцев возможны и другие нежелательные встречи. Типа тех же беспризорников…

Тьфу! При воспоминании о стычке с гопотой (Кровь… Смерть…) и особенно о постоянных кошмарах с их участием руки Сергея затряслись так, что очередная свечка превратилась в абстрактную скульптуру. Раздраженно шмякнув ее в общую, и так немаленькую кучку, брака Сергей вышел под навес покурить и успокоиться.

Табачный дым продрал горло, обжег легкие и ослабил натянувшиеся нервы. Отошел и заработал мозг.

Брать с собой меч на прогулку — глупо. Получить пику под ребро — еще глупее. Значит надо вооружаться «неглупым» оружием. В идеале таким был бы пистолет… нет. Сергею пистолет, как и любому обывателю, не защита, а лишняя нагрузка. Стрелять он не умеет (разнообразные шутеры не в счет), пока достанет пистолет из кармана противник его не то что застрелит — ножом зарежет. Нужно выбирать то оружие, которым можешь владеть. Цитата из Конунга. А владеть Сергей может: а) мечом (отпадает, таскать его с собой тяжело и неудобно и против пистолета не катит), б) метательным ножом (отпадает, ножом можно только сразу убить, чего не хочется). Что остается? Ничего. Нападут, можешь только упасть и кричать дурным голосом: «Дяденька, не бей меня!» Противно…

Докурив самокрутку, Сергей вернулся к прерванному занятию и размышлениям.

…Раз-два-три-четыре… Свечка…

Ладно, об оружии самообороны подумаем потом. Что-то много на потом остается… Хорошо, подумаем сейчас! В любом случае отправляться в Загорки, когда можно наткнуться на тех же беспризорников, которых, по слухам, много отирается в окрестностях. Город-то близко. И пусть не все они мечтают о славе Япончика (или кто тут кумир нынешнего криминалитета), пусть большинство ограничиваются героическими налетами на курятники и сушащееся белье, но наткнуться на меньшинство безоружным как-то не хочется.

…Раз-два-три-четыре… Свечка…

Думаем… Основной минус меча — смертоносность, как это ни глупо звучит. Убивать Сергею никого не хотелось. Хватит ему и убитой в первый же день троицы. Мало кошмаров снится… Значит нужно оружие серьезное, как меч и несмертельное как… как… резиновая дубинка! В смысле, просто дубинка, можно деревянная… деревянный меч! Боккен!!!

…Свечка опять превратилась в абстрактную фигуру. В отход!..

Боккен — вот выход! Вернее, не настоящий боккен, то есть тренировочный меч в айкидо. Тот длинный, изогнутый, сделан из бука, который фиг найдешь, а найдя — фиг из него что-нибудь сделаешь. Нужная прочная деревянная палка, размерами и балансом схожая с мечом. Пользуясь фехтовальными приемами таким квазимечом можно отбиться от гопоты, не убивая никого…

Взгляд обежал сарайчик-мастерскую. Не то… не то… странный изогнутый нож — совсем не то… Ага! На полке лежала длинная, достаточно толстая березовая палка. Бог его знает для каких надобностей нужная Никитичу, но неужели откажет в такой малости? Сергей снял ее и попробовал взмахнуть. Раз! Раз!

Удобно. Немного остругать ножом и грубый, но опасный в более-менее умелых руках деревянный меч готов. Можно отправляться в полное приключений и опасностей путешествие в Загорки.

* * *

Бродяга Никитич вернулся домой только под вечер. К этому времени Сергей успел перекатать в аккуратные свечи и неаккуратные комки воска весь наличный запас вощины. Отдохнуть. Потом раскатать комки в пластины и скатать в свечки: страшненькие, но симпатичные. В промежутке в сарайчик заглянула жена Никитича, тетка Татьяна (она так просила ее называть). Долго смотрела на старания Сергея (тот уже занервничал), а потом спросила, собирается ли тот есть или будет весь день работать голодный. Чуть ли не силой покормила. Сергею неожиданно не хотелось отрываться. Впервые в жизни из-под его рук выходило что-то. Что-то, чего только что не было, а потом — раз-два-три-четыре — и оп! Свечка! Просто здорово. Это вам не картинки в Фотошопе рисовать, это вещь! Настоящая! Еще теплая!

Никитич, грязный, усталый, но довольный как удав, утащил в дом свой покруглевший сидор, а затем пришел принять работу. Довольно поцокал языком, потом быстро рассортировал свечи на две кучки: поровнее — на продажу, а первые-пробные и сделанные из вторсырья скрутил обрывком бечевки в связку и вручил Сергею.

— Держи!

— Завтра же в Загорки собирался? — заметил он непонимание Сергея. — Вот, отнясешь батюшке, отцу Афанасию. Я яму давно обящал, да все недосуг.

— Ага… А где я его найду?

— Как где? В церкви. Воскрясенье же. Ну или дома… Рядом с церковью дом, с крестом не воротах.

…Понятно. В церкви… Стоп!

— В какой церкви?! А разве… Нет, ничего.

…Оба-на! Церковь при большевиках?? Да еще и с батюшкой? Они же все церкви взрывали, закрывали. Ну ладно, колхозов еще нет, может быть, рано, чуть позже начнут загонять. Но церкви-то? Ничего не понимаю… Что тут происходит?…

— Как в какой? В Загорской. Церковь пряподобного Ильи Муромца.

КОГО??? Не-ет, похоже Сергей все-таки бредит. Преподобный Илья Муромец! А святого Алеши Поповича у вас нет?!

— А насцет Андрюхи, — неправильно понял его размышления Никитич, — не бяри в голову. Поговорили с ним, не должен он тябя задявать…

На том и порешили, оставив Сергея в полном непонимании происходящего.

Палку добрый хозяин подарил.

* * *

Подошвы сапог мерно стучали по пыльному проселку.

Топ-топ-топ…

Вокруг светилась зеленым листва залитых солнцем кустов. Тихо пели в яркой синеве неба неопознаваемые пташки. Пахло водой из протекающих в лесу ручьев, пылью от дороги, немного грибами а еще тем особенным неописуемым запахом летнего леса. По спине в такт шагам постукивал вещмешок солдатского цвета с забавным названием «сидор», в котором ехали к загорскому батюшке церкви святого Ильи Муромца (надо же!) собственноручно вылепленные восковые свечи — подарок от Никитича.

Топ-топ-топ…

Кепка на голове, вытертые, но относительно приличные (по местным деревенским меркам) штаны, светло-серая рубаха, настолько русская, что даже неловко — вышитый воротник и подпояска из крученого шнура. Стоптанные и облезлые сапоги — подарок с собственного, хм, плеча от доброго Никитича. Угадайте, кто это? Нет, не сельский комсомолец идет в город учиться. Прошу любить и жаловать — Сергей Вышинский, бывший менеждер по продажам, бывший игровик Вышата, а сейчас — сектант и батрак в деревне 1925 года «Сярежа». Уже ровно три недели. Судьба…

Топ-топ-топ…

Дареные сапоги («Хозяин такой добрый…») оказались хоть и разношенными (а в одном месте даже с дыркой), но относительно мягкими и удобными. По непонятной Сергею причине были они из натуральной кожи, а не из кирзы. Хотя вроде бы именно кирзовые сапоги — самые дешевые. И вообще чуть ли не символ Советского Союза. Никитич вовсе не знал ничего о таком загадочном материале как кирза. Странно…

Топ-топ-топ…

Многовато странностей накопилось. Червонцы, церковь при большевиках, неизвестна кирза, Сталина (Сталина!) Никитич «не припоминает», святой Илья Муромец, белогвардейцы-террористы. Очень, очень много странностей… Что все они должны значить, что?… На досуге нужно их все обдумать и найти каждой объяснение. Или одно общее объяснение для всех. Оно уже просто само собой напрашивается, но как-то не хочется, чтобы оказалось правдой. Лучше прошлое, приятно хоть немного чувствовать себя пророком…

Топ-топ-топ…

Идти до Загорок часа два, есть время составить план действий. Первое (по списку, но не по значению) — найти батюшку, отца Афанасия, ага. Отдать ему свечки и отвязаться от поручения. Второе — найти библиотеку.

Приятно конечно думать, что бабка Алена сейчас отдаст тебе артефакт и ты моментом окажешься дома. Приятно думать. Но глупо надеяться. Нужно рассчитывать на то, что придется тебе идти по следу либо артефакта либо местных магов ОЧЕНЬ долго. А значит нужно запасаться информацией. А то чувствуешь себя лохом… Ближайший же источник знаний — загорская библиотека, которая называется, конечно же, не библиотека а «изба-читальня». Все здесь не как у людей…

Вот там, в этой самой избе, нужно порыться в газетах и составить примерное представление о стране и, особенно, о структуре власти. Найти Сталина. А то непонятно, почему его Никитич не знает. Сталин нужен. Вдруг все-таки можно будет улучить момент и попасть к нему, рассказать о будущем. Авось чего обломиться. Министром делать не надо, но может быть хоть денежек отсыпет.

Топ-топ-топ…

Третье же (по списку, а по значению — ПЕРВОЕ!) — найти Алену. Сергей представил себе: входит он в избушку… Нет, не на курьих ножках! Потряс головой, успокаиваю разыгравшуюся фантазию. В обычную избушку, встречает его…

Баба яга.

Блин, насмотрелся сказок! Обычную деревенскую ведьму представить не могу! Воображение услужливо подогнало ему образ ведьмы из женского фэнтези: рыжую, наглую стерву. Не-ет, от такого счастья тоже избави Бог! Читать про такую — забавно, а вот общаться… Пусть свой юмор на других оттачивает! Остается надеяться, что такая ведьма — плод фантазии и в жизни не встречается. Иначе хана.

Топ-топ-топ…

Дорога изогнулась хитрой буквой и повернула направо. Сергей продолжил борьбу с воображением.

Наконец удалось представить бабушку-колдунью как обычную деревенскую старушку. Ну и пусть она была вся в черном. Подходит он, Сергей, значит, к ней и говорит… нет, сначала здоровается, вежливо. Спрашивает, как здоровье, там, потом, говорит, я, мол, по делу. Ага, пошло…

Топ-топ-топ…

Спрашиваю, значит, не знает ли она о местонахождение некоего предмета, чрезвычайно потребного… Да, примерно вот так, только более человеческим языком.

Все-таки дальше Сергей отдался на волю фантазии. Можно же немного помечать? В мыслях бабка лезла в огромный окованный железом сундук (попавший в фантазию все-таки из сказок про бабу-ягу) и доставала артефакт, завернутый в тряпочку. Примерно в такую, в которую завернуты свечи в «сидоре»… Кстати, почему тетка Татьяна назвала ее «холстинкой»? Холст — это же то, на чем картины рисуют? Интересно…

Топ-топ-топ… Блин, да где эти Загорки?! Уже час плетусь!

Поразмышляв над «загадкой холста» Сергей обнаружил, что несколько отклонился от, кхм, планирования общения с бабушкой. Значит, достает она артефакт, разворачивает тряпочку-холстинку, кладет он руку там, где написано «Обратно»… Или «Туда?». Что-то забыл… ладно, на месте вспомню… Кладет значит он руку, и хоп! Он уже опять в родном привычном и уютном двадцать первом веке. Где все говорят по-русски, а не по-чертзнаеткаковски. Где не надо работать в поле, а можно спокойно просиживать в офисе. Где есть Интернет и телевизор. Где если тебе и набьют морду, то родные гопники, а не злобные белогвардейцы. Меча, правда, нет… Конунг убьет…

Топ-топ-топ…

Сразу возникнет проблема, как добраться до Москвы. Прошло-то уже две недели, ребята давным-давно уехали, а денег нет. Придется звонить кому-нибудь, просить помочь уехать из проклятых Загорок. Стоп. А куда именно он вернется? В смысле, в какую пространственную точку? По логике, он должен оказаться рядом с артефактом, то есть в Загорском музее. Но ведь здесь-то он почему-то оказался в лесу…

— Ага!

Ой, блин…

Из кустов поднимался… Андрюха!

— А, сяктант! Вот ты мне и попался!

Блин… Ну чего ему неймется? Взрослый мужик, воевал, а ведет себя, как подросток, которого в классе шпыняют, и он ищет над кем самоутвердиться. Нашел самого молодого…

— Думал, за Никитицем спрятаться? Сейцас я тябе покажу!

А довольный-то какой! Даже шрам как будто улыбается. Еще бы, видимо, шел Андрюха в Загорки, злой, недовольный, устал, присел отдохнуть на камне (вон, здоровенный, серый, бок из кустов показывает), а тут — такое счастье — мальчик для битья мимо идет!

Сергей шагнул назад и перехватил поудобнее палку. Тот самый деревянный меч. Тщательно ошкуренный еще сегодня утром.

Противник увидел движение, осклабился как волк. Шрам на лице налился кровью.

— Ня балуй… — прошипел Андрюха и выхватил из-за ремня револьвер. Рисуясь, перебросил его в левую руку. В правую. В левую…

Огнестрельное оружие, как известно, уравнивает шансы бойцов. Неважно, насколько ты быстр, владеешь ли приемами карате или фехтуешь как бог, неважна твоя сила или ловкость. Все это неважно. Главное, у кого ружье.

Вот только одно замечание…

Самое главное, чтобы тот, у кого ружье, находился хотя бы на сантиметр дальше предельной дистанции взмаха мечом. Пусть даже деревянным.

Р-РАЗ!

Хрустнули перебитые пальцы. Револьвер, кувыркаясь, упал в траву. Андрюха завыл как сирена и бросился на подлого противника. Конечно, вместо того, чтобы покорно принять побои от такого героя, проклятый «сяктант» сделал больно. Очень больно.

Жжах! Гудящий полукруг!

Реакция на уровне: Андрюха успел отпрыгнуть. Сергей быстро скинул с плеч мешок и встал в боевую стойку. Совесть, некстати вякнувшая, что нехорошо бить палкой безоружного, быстро заткнулась. Андрюха подхватил с земли сук.

— А-а-а!

Боже, как глупо. Замах даже не как дубиной…

Бац! Бац! Хруп!

— А-А-А!!!

Простейшее дело: блок, выбить оружие из корявых рук и, завершая прием, ударить в шею. В последнее мгновенье перед глазами мелькнуло лицо длинного беспризорника, рука дрогнула и «меч» (участвовавший в бою и заслуживший это гордое имя) ударил в плечо с хрустом ломая ключицу.

Андрюха, покалеченный, отпрыгнул назад, упал, пополз, отталкиваясь каблуками сапог и завывая. Оперся на левую руку, вскрикнул, кое-как поднялся… Повернулся к Сергею.

Тот стоял, чуть наклонившись, левая нога выставлена вперед, правая — позади, полусогнутая левая рука держит невидимый щит, правая отведенная назад, деревянный меч дрожит в ожидании. Лицо Андрюхи искривилось, шрам теперь еще больше уродовал его, превращая в гротескное чудовище. Покалеченный вскочил, прорыдал что-то громкое и невразумительное и бросился бежать в сторону Козьей Горы. Кусты вскоре скрыли его спину.

Сергей выдохнул и сел на землю. Пот залил глаза, пришлось утереться трясущейся рукой. Потом рукавом. Адреналин продолжал бушевать в крови, но неприятная слабость уж подкосила ноги.

Вот это да… пусть и быстротечная, но вполне боевая схватка.

Этот урод вполне мог и застрелить…

…надо поискать револьвер…

…и забить дубинкой и просто затоптать ногами.

Повезло…

Как повезло…

Отдышавшись Сергей поднялся, подобрал палку-меч (спасибо, дружище…). Котомка валялась в отдалении. Узел не хотел развязываться: то ли туго затянулся, то ли руки дрожали. Свечи тихонько лежали в тряпочке, целые и не поломанные. Наверное, в шоке от произошедшего. А вот и мешочек с табаком… «Кисет»…

Пальцы тряслись и сворачивать самокрутку никак не хотели. Получилось нечто, смахивающее на свечи пробных попыток. Сергей чиркнул одолженной зажигалкой, той самой, из гильзы, и затянулся.

Несколько жадных затяжек и сигаретоподобный монстр истлел до самых пальцев. Сергей даже не почувствовал вкуса табака, но нервы, получив привычное успокоительное, пришли в себя.

Револьвер… Надо подобрать револьвер… Подобрать и валить отсюда… Пока Андрюха не привел дружков…

Долго искать не пришлось. Трофейное оружие лежало на обочине в невысокой траве, хмуро поблескивая стволом.

Сергей подобрал револьвер, хотел сразу спрятать в котомку, но заинтересовался. Никогда до этого не приходилось держать боевое оружие в руках… Разве что в Call of duty. Но это не то: тяжелый, почти килограмм, револьвер, не сравнить по ощущениям с невесомой мышью…

Интересно, как его зовут? Какой-нибудь кольт или магнум? Или смит-и-вессон? Никаких пояснительных надписей не обнаружилось. Недлинный ствол, под которым торчал совсем уже коротенький шомпол, полукруглая мушка. Барабан, с семью желтенькими патронами, почему-то никак не хотел открываться, как это показывают в фильмах… Кривая рукоятка с сеткой рифления… Курок, охваченный круглой скобой… Неизвестный по наименованию крючок позади барабана… а, нет. Вспомнились пояснения приятелей, как раз повернутых на оружии, не вылезавших с оружейных сайтов: то, что у револьвера торчит позади барабана — и есть курок, а то, что все называют курком — спусковой крючок… Кажется, так…

Нет, названия трофея найти не удалось. Обнаружились некие цифры (видимо, серийный номер) возле барабана, еще одни — на скобе вокруг «спускового крючка». Над рукоятью — полустертое овальное клеймо «Императорский ту… ору… завод». Русский, что ли? Тогда пас, названия русских револьверов Сергей не знал. Даже не знал, что они были.

Подавив мальчишеское желание нажать на курок (на крючок, в смысле) и посмотреть, что получиться, Сергей завернул безымянный револьвер в ту самую холстинку и спрятал в котомку. Прямо как в компьютерной игрушке: победил противника, получил дроп… Или лут… В общем, трофей. Не настолько сильно увлекался Сергей игрушками, чтобы помнить всю терминологию.

Некогда думать и переживать — нужно валить отсюда. Чер… кто его знает, кого может встретить Андрюха по дороге. Наткнется на своих друзей-белогвардейцев, припрутся сюда и хана. А так, хотя бы есть шанс добраться до людных мест.

Сергей вскинул котомку и шагнул по дороге к Загоркам.

Люди не попадались: вышел Сергей поздновато, когда большинство уже отправилось в Загорки на воскресную службу. Однако дальше повезло: за спиной раздалось мерное топанье копыт (сердце остановилось, живот застыл. Попался…), из-за поворота показался нагонявший Сергея рыжий мерин Кузьмича. А за ним телега и сам Кузьмич.

— А, сяктант. В Загорки идешь? Садись, подвезу.

Сергей присел на сено, Кузьмич чмокнул и задумчивый мерин потащил вперед.

Сегодня печник был разговорчивее, чем в первую встречу. Понятно, тогда его мучило похмелье, а сейчас подбадривало ожидаемая рюмка у кого-нибудь из многочисленных знакомых либо родственников.

Сергею говорить не хотелось, поэтому нашедший свободные уши Кузьмич болтал за двоих. И про племянницу кумы Аннушку, у которой как раз сегодня «имянины», на которых его, Кузьмича, обязательно угостят «потому что и вообще».

Именины, как недавно неожиданно для себя узнал Сергей, это вовсе не день рождения. Именины, они же день ангела — день празднования памяти того святого, в честь которого назвали (вернее, крестили) человека. И с днем рождения совпадают не всегда…

Поведал Кузьмич и об Андрюхе, который ковылял, несчастный, в Козью гору. Обматерил Кузьмича в ответ на вежливый вопрос и двинул дальше. Хорошая новость…

То ли монотонное жужжание говорливого печника сокращало время движения, то ли нервы Сергея отходили, не позволяя отвлечься на посторонние мысли, но Загорки появились неожиданно быстро.

Зеленый туннель кустов неожиданно раскрылся, дорога скользнула вниз по длинному склону и вот они — Загорки — перед остановившейся на минуту телегой. Поселок, в который Сергей должен был попасть 14 июня 2010 года, а добрался только через три недели — 27 июня 1925 года. За 85 лет до… Вот бред.

На огромном открытом пространстве, скомканном зелеными складками холмов, рассыпались маленькие коробки домов: крыши, крытые бурой соломой, как в Козьей Горе, и с непонятной мелкой серой чешуей и стальные, как у Никитича. Все домики смотрелись основательно, как вросшие в землю валуны. Пока на глаза Сергею откровенные развалюхи не попадались. В центре наблюдались даже двухэтажные дома… двухэтажные?? Ничего себе, крестьяне живут! Что-то Сергею не припоминались случаи, чтобы в двухтысячных крестьяне жили в таких доминах. А еще Сталин, Сталин, разорил крестьян… Может, еще не успел?

— А где школа? — вырвалось у Сергея раньше, чем он успел понять, к чему он это спрашивает. Действительно, единственного знакомого ему загорского строения почему-то не было видно.

— Какая школа? — удивленно обернулся Кузьмич, — Отродясь в Загорках школ не было. Зямскую собирались открыть, да так и не собрались, а церковную… так батюшка наш уже в возрасте, не потянул бы…

…К слову, о батюшке. Сергей пропустил мимо ушей непонятный термин «зямская школа» и оглядел панораму Загорок. Ага, вон и церковь: темный купол с крестом торчит в центре поселка.

— Кузьмич, — тронул он за плечо, — ты мимо церкви не поедешь?

— Нет, — мотнул возница бородой, — мне вон туда.

Он указал сторону, совсем в другую.

— А тебе к цему?

— Да Никитич просил батюшке кое-какой товар отвезти?

— Никитич??? Батюшке??? — ошалело развернулся Кузьмич. — А… Это… У них с батюшкой… разве батюшка…

— Свечи, свечи восковые, — Сергей сообразил, что Кузьмич как-то неправильно его понял. Видимо решил, что батюшка связан с Никитичевыми ночными походами.

— А-а-а, свечи. А я-то было… подумал… решил…

Сбившись, Кузьмич хлопнул поводьями, телега медленно поползла вниз по склону, в Загорки. Мерин порывался пуститься вскачь, но бдительный возница его придерживал. Иначе действительно разгонится, а тормоза в телегах не предусмотрены. И себе коняга ноги переломает и пассажиров в канаву вывернет…

Путники спустились по склону, пересекли мостик через медленный ручеек и остановились.

— Тябе в церковь? А мне во-он туда… — Кузьмич указал вправо.

Вправо Сергею не нужно.

Спрыгнув с телеги и попрощавшись с Кузьмичем, Сергей потянулся и огляделся. Длинная, судя по ширине, центральная улица, в начале которой они остановились, круто поднималась на холм и пропадала из глаз. Стоя в начале определить ее длину было нельзя. Не Ленинградский проспект, конечно, но после Козьей горы — практически центральный бульвар столицы. Между двумя стоящими на верхушке домами, как мушка в прицеле, торчал купол церкви. Первый пункт назначения.

Сергей поднялся на холм, улица стекала вниз, пыльная, утоптанная, и разлилась в центральную площадь Загорок. Слева стояла церковь.

Невысокая, дощатая, когда-то выкрашенная тускло-зеленой краской, сейчас изрядно уничтоженной дождями, снегами и временем.

Сергей двинулся к ней, разглядывая первый после Козьей горы населенный пункт двадцать пятого года. В принципе, насколько мог судить городской житель. Загорки немногим отличались от поселков двадцать первого века. Разве что нет столбов с проводами, над домами не торчат телевизионные антенны, не видно ни автомобилей ни тракторов… Кучки людей после малолюдства Козьей горы воспринимались как толпы. Одежда не отличалась от козьегорской: те же сапоги (многие босиком), те же длинные юбки, платья, разноцветные косынки и платки у женщин, те же мешковатые штаны, рубахи-«косоворотки» и кепки-«картузы» у мужчин. Никого, резко отличающегося от общей массы: ни красноармейцев в этих… как их… буденовках и комиссаров в кожанках, ни девчонок в топиках и парней в джинсах.

«Нет, — подумалось Вышинскому, — все-таки это не розыгрыш. Слишком уж много людей должно быть задействовано… Дома опять-таки построены… Нет, не похоже, не розыгрыш…»

В отличие от Козьей горы, где дома были произвольно раскиданы примерно где-то около вдоль улицы, здесь они тянулись вдоль обеих сторон почти по линейке. Кряжистые, массивные, темные даже под солнцем, они смотрели на шагающего Сергея низкими маленькими окнами. Казалось огромные ленивые животные глядят из-под нахмуренных бровей на неизвестного гостя. Заборы возле домов, как и в Козьей горе, были только от «добрых людей» — две жердины, приколоченные к столбам. Кое-где разбитые под окнами «палисадники» — маленькие такие клумбы с цветами — были огорожены низеньким плетнем, высотой чуть выше колена.

Сергей шел по улице, а вокруг протекала обычная жизнь.

…Около одного из заборов играли дети, пищащая команда азартно закручивала маленькими кнутиками деревянный цилиндр с заостренным концом — «кубарь». Тот лихо вертелся волчком, показывая откуда взялось выражение «покатился кубарем»…

…От одного из домов, как из под земли, выскочила кудлатая собачонка и потрусила за Сергеем, иногда хрипло взлаивая. Черная, облезлая, с надсадным хрипом, на одном глазу — мутное бельмо. Чего она привязалась?…

…Вот справа торчит высоченная жердь приколодезного «журавля» — конструкции, похожей на подъемный кран, с помощью которого опускали и поднимали ведра из колодца. Журавль торчал неподвижно, никто воду не доставал, однако возле колодца стояли несколько женщин и что-то обсуждали…

…Собачонка еще раз тявкнула, победно задрала баранку хвоста и отправилась назад. Как же, герой, прогнала врага от родной хаты…

…Мимо бежала маленькая девочка в белой косынке, пискнула «Здравствуйте» и пошлепала босыми пятками дальше…

Уф, вот и церковь. Длинная была улица.

Возле входа торчала группа молодых парней. Они неприязненно покосились на подходившего к крыльцу Сергея.

— А батюшка здесь?

Парни поглядели чуть ли не с ненавистью («Чего это они?»). Наконец один, медно-рыжий, видимо, главарь, нехотя пробурчал «Тама».

Сергей поднялся по ступеням, потянул за ручку и вошел в темное прохладное после летнего тепла помещение…

Церковь… Желтоватые бревенчатые стены, узкие окна… Пахнет ладаном (наверное…) и теми самыми свечами из воска… На стене напротив дверей висят иконы, темные, с еле заметными ликами святых… Никого…

— Есть тут кто? — Сергей спросил так тихо, что сам себя еле расслышал.

Бесшумно открылась дверца справа от… «иконостаса»… кажется, так называется эта стенка. В темном проеме показалась низенькая фигура…

Сергей не представлял, как должен выглядеть деревенский поп, однако здешний его удивил.

Отцу Афанасию было на вид лет сто, ну, восемьдесят точно. Низенький, коренастый, он удивительно походил на мастера Йоду из «Звездных войн». Лысина, светившаяся сквозь редкий пушок седых волос, покрыта коричневыми старческими веснушками. Морщинистые руки, тоже пятнистые, сжимали рукоять палки. Лицо, покрытое морщинами, казалось, тихонько улыбалось. Реденькая седая бородка мелко дрожала от старости. На кнопке носа висели большие круглые очки.

— Э… — не сразу нашелся, как представиться этому чуду Сергей, — добрый день… святой отец.

Священник оперся на трость, став еще больше похожим на Йоду. Казалось, сейчас произнесет: «В дом скромный мой привело тебя что, юный падаван?».

— Бенедикат вос, ми фили, — важно кивнул священник.

…Чего?…

— Э… Э… — ошарашенный непонятным приветствием Сергей растерял весь словарный запас.

— С чем пришел, сын мой? — было ощущение, что священник трясется не от старости, а от сдерживаемого смеха.

А с чем я пришел? Ведьму… в смысле, колдунью, ищу. Ну еще свечи отдать.

Сергей отдал свечи и попытался окольными путями выспросить, где живет бабка Алена. Батюшка хитро жмурился и усмехался чему-то своему. Наконец Сергей мысленно махнул рукой и попросил показать ему, где находится здешняя власть. Батюшка вызвался провести.

Они подошли к выходу. Из открытой двери в тишину и прохладу церкви ворвались теплый воздух летнего дня, яркий солнечный свет, запахи травы и цветущих деревьев, а также противный голос, мерзко заоравший: «Ня надо нам монахов, ня надо нам попов!!!».

Громкий хор вразнобой подхватил: «Мы на небо залезем, разгоним всех богов!!!»

Те самые парни, что так неприязненно смотрели на Сергея, теперь орали болотными лягушками дурацкие лозунги. Чего это они?

Отец Афанасий зажмурился навстречу солнцу и, улыбаясь, начал спуск со ступеней. Сергей шел рядом, не зная, то ли поддержать священника за руку (все-таки старенький) то ли не надо (все-таки спускается он довольно лихо. Для столетнего).

Спустившись, священник двинулся на замолкшую толпу. Парни медленно, нехотя, но расступались. Тут один из них, тот самый рыжий главарь, выскочил наперерез батюшке и заорал чуть не в лицо: «Бога нет!!!». Отец Афанасий остановился и оглядел его с веселым интересом натуралиста, нашедшего в болотной жиже неизвестную, возможно ядовитую, но занимательную тварь.

…Комсомольцы, что ли? Кажется, в двадцатые годы они так себя вели. Священников оскорбляли, церкви взрывали, иконы жгли… Или нет?…

Главаря, видимо, спокойствие священника бесило, но сделать что-то серьезное он, похоже, побаивался. Оглядев свою молчаливую банду, рыжий еще раз рявкнул: «Бога нет!». Братва поддержала почин невразумительным гулом, но подхватывать не стала.

«Я вам батюшку обяжать!» — погрозил палкой проходивший неподалеку мужик. Толпа слегка сдулась. Видимо их выступления взрослыми не поддерживались, можно было и той же палкой по хребтине огрести.

Рыжий, поняв, что концерт провалился, плюнул под ноги батюшке и прошипел:

— Когда ты уже сдохнешь, старый хрен?

Батюшка беззаботно прищурился:

— Каждый уходит к Богу в свой черед. Вот ты, например, — конец трости указал на грудь главаря, — и двадцати лет не проживешь. Убьют тебя нехристи.

Рыжий вздрогнул и попятился.

— А меня? — высунулся из-за плеча главаря губастый парень с наглой мордой.

— И тебя, — безмятежно проговорил священник, — вот он убьет.

Трость опять указала на рыжего.

Сергей машинально подсчитал: «Через двадцать лет — сорок пятый год. Не прожить эти двадцать лет, значит где-то сорок третий-сорок четвертый. Ну да, немцы и убьют. Только зачем он своего дружка будет убивать? Непонятно…»

Трость священника описала круг, как бы примериваясь, на кого еще послать мрачное пророчество. Парни отступали от нее, как от ядовитой змеи, круг расширялся. Наконец, парни не выдержали и начали расходиться. Последним остался стоять рыжий, бледный, на носу проступили веснушки.

— Посмотрим… — пробубнил он. — Посмотрим!

Резко развернулся и пошел прочь.

Батюшка преспокойно двинулся дальше. Сергей поплелся за ним.

…Понятно, почему мужики за батюшку не заступились. Его, пожалуй, обидишь… Интересно, он просто пугал или правда будущее может предсказать? Случись такое раньше, Сергей бы только посмеялся, но сейчас, после попадания в прошлое (если все это таки не розыгрыш), поверишь и в летающие тарелки и в черта лысого с рогами… Одно дело, когда ты провалился в прошлое и теперь, воображая себя пророком, можешь хвастать перед слепыми предками знаниями о том, что будет. И совсем-совсем другое, когда ты сам сейчас услышишь собственную (не страны, не Сталина!) судьбу…

— Батюшка… — спросил Сергей, обмирая от возможного предсказания будущего. — Батюшка… А можешь… можете… А когда я…

— А тебе зачем? — усмехнулся своей хитрой улыбочкой священник — Ты-то своей смертью умрешь…

Сердце подпрыгнуло и чуть не остановилось. Вот и поди пойми, то ли батюшка от старости плетет ерунду, то ли и правда будущее видит…

Задумаешься…

Странная парочка — старичок-священник и бородатый высокой парень с котомкой за плечами — пересекли площадь и подошли к длинному дому, стоявшему аккурат напротив церкви.

— Вот они, новая власть, — усмехнулся тонкими губами батюшка, — безбожники…

— Как же вы с ними уживаетесь? — Сергея поразил сам факт нахождения церкви и большевиков в одном поселке. А тут они вообще чуть не рядом стоят.

— Всякая власть от Бога… — улыбка мешала понять, всерьез отец Афанасий говорит или шутит, — Одному — в утешение, другому — за прегрешения…

Сергей хотел было уточнить этот вопрос, но батюшка, продолжая добро улыбаться, развернулся и посеменил обратно к своей церквушке.

«Это что, он чисто меня проводить ходил??? Не мог рукой показать, вон туда, мол, идти?? Ну и батюшка!»

Над широкой дощатой дверью висел потрепанный, когда-то красный, а сейчас выгоревший до светло-розового транспарант с большими серо-белыми буквами «Загорский волисполком».

«Интересно, что это может значит? Понятно, что власть, понятно, что сокращение, вот только как это расшифровать?»

Загадочный «волисполком» мысленно разбился на три части: «вол-испол-ком», Сергей задумался над значением каждой и они тут же перемешались и превратились в «волис-полком». То есть какой-то загадочный Волис видимо командовал полком, запись о чем и оставил на транспаранте…

Сергей встряхнул головой, выкинул ненужные сейчас размышления и вошел внутрь.

Темный коридор тянулся вглубь, там изгибался хитрым углом и терялся из виду. До перелома в стенках виднелись в полумраке две двери: справа и слева. Обе абсолютно одинаковые: широченные, сколоченные из толстых досок, с двумя толстыми деревянными поперечинами и здоровенными деревянными ручками. Ну и в какую идти?

Левая дверь хранила таинственное молчание, а вот из правой послышались некие звуки, бормотание, тихие ругательства. Может, заглянуть? Там явно кто-то есть…

Сергей потянул ее… Потом потянул сильнее… Потом дернул. Дверь сказала «чпок» и резко распахнулась.

Сумрачное помещение, слева стол, как и вся мебель здесь сколоченный из толстенных досок. Столешница завалена бумагами, поверх которых скромно лежит револьвер. Почти точная копия трофейного, лежащего в котомке. А может быть и точная — в полумраке комнаты видно плохо. Стена за столом сплошь заклеена плакатами, выглядевшими как страницы из комиксов (Комиксы??? У Большевиков???). В глаза бросался один пожухлый плакат, на котором из-под розовой милой маски выглядывало огромное жирное мурло толстяка в цилиндре…

— Товарищ, вы по какому вопросу? — раздалось справа.

Сергей повернулся, справа, у окна, стоял…

Фашист???

По крайней мере, выглядел стоящий в точности как гитлеровец в военных фильмах: начищенные сапоги, этакие забавные брюки, раздувающиеся по бокам парусами (га… галифе… кажется), белая рубашка с закатанными рукавами, широкие черные подтяжки… Сергей поднял взгляд выше. Лицо тоже в точности соответствовало стереотипу: квадратная челюсть, светлые волосы (белокурая бестия?), прозрачные глаза…

— Вам цего надо? — цокнул по-песковски «фашист», чем сразу разрушил образ оккупанта. Просто белобрысый парень, даже ненамного старше Вышинского, немного странно одетый…

— Чит… Изба-читальня… — пролепетал Сергей. Уж больно цепко вглядывался в него местный начальник («Волис?» — мелькнула абсурдная мысль).

— А-а… Направо по коридору вторая дверь.

Сергей повернулся к выходу…

— Стоять! Ты кто такой?

— Я, это… — забормотал немного испуганный Сергей, — из Козьей Горы…

— С Козьей?! — в глазах начальника (как он правильно называется?) вспыхнула подозрительность, тут же, впрочем, сменившаяся пониманием, — А-а, сяктант… Иди.

Сергей повернулся…

— Стоять! Как зовут?

— Се-сергей… Вышинский…

Страх впился в сердце ледяной иглой. Никогда ранее Сергей не видел, как белеют от ненависти глаза у человека. Казалось, их затянул смертельно холодный иней.

— Поляк?!!!

Начальник (уже гораздо больше похожий на фашиста) странно перекрестился: его рука несколько раз хватанула воздух у правого бедра, потом у левого… Сергей с ужасом понял, что рука ищет рукоять сабли или пистолета. Сейчас начальник вспомнит, где лежит револьвер и его, Сергея, будут убивать…

— Нет!!! — отчаянно выкрикнул он, — Не поляк!!! Белорус!!!

От страха в памяти всплыли, казалось бы, прочно забытые рассказы отца о происхождении фамилии.

Иней в глаза начал отступать.

— Белорус?

— Да, да, да! — закивал Сергей, — Просто фамилия похожа на польскую. Как у… как у…

Как назло, все похожие фамилии напрочь смыло из памяти. Всплывал только Дзержинский, который удачным примером не был.

— Белорус?

— Да!

— Иди. Вторая дверь направо.

Дверь закрылась. Сергей прислонился к ней мокрой от пота спиной. Ну и дела… Чуть за собственную фамилию не убили… Чего у начальника такая аллергия на поляков?…

На дрожащих ногах Вышинский отправился искать «вторую дверь направо». Коридор повернул, изогнулся, вот и дверь. Такая же, как и та, за которой стоял несостоявшийся убийца. Уже и эту открывать страшно…

Может, ну ее, эту библиотеку, в смысле, читальню? Дойти до ведьмы, в смысле, колдуньи Алены, вдруг у нее найдется артефакт, вернуться назад и забыть все это как страшный (очень страшный) сон. Пусть герои книжек предупреждают Сталина, изобретают автомат Калашникова, убивают Гитлера и Хрущева и перепевают песни Высоцкого… Он, Сергей, не герой, ни в каком смысле. Пусть здешние сумасшедшие сами разбираются между собой…

А если у Алены нет артефакта? Или она даже не знает, где он? Ведь придется жить еще какое-то время. А тут шастают террористы, ревнивые мужья и безумные полякофобы. Нет, читальня нужна. Нужны знания о мире. Иначе в следующий раз просто грохнут. И фамилию не спросят…

Сергей взялся за ручку двери. Страшно… Кто его знает, что ждет внутри… Он резко выдохнул, как перед нырком в холодную воду и распахнул дверь.

Слева от двери стоял стол. Такой же, как в помещении местного начальника. Вот только здесь он не казался таким уж огромным. За столом восседал…

На мгновенье Сергею показалось, что он провалился не в прошлое, а в какой-то безумный фильм, в котором смешались все киногерои разом: священник — мастер Йода, начальник — фашист Ганс, а теперь еще и библиотекарь — Илья Муромец.

Здешний книгохранитель действительно выглядел в точности как богатырь из старого фильма-сказки. Огромный торс, мощные руки, волосы, каштановой волной падающие на плечи, окладистая борода колечками. Пронзительный взгляд темно-синих глаз. Казалось, гигант так и рявкнет сейчас: «Коршун ты чебуркуевской!»

— Добрый день! — рявкнул не рявкнул, но будь голос чуть погромче и деревья бы пригибались.

— З-з-здравствуйте… — после общения с полякофобом-начальником Сергей начал бояться людей. Особенно больших.

Широченная как лопата ладонь, протянулась в жесте приветствия. Сергей шагнул вперед, протягивая руку навстречу…

«Интересно, — не вовремя проснулось чувство собственного достоинства, обиженное всеми сразу, начиная с Ингвара и заканчивая начальником, — почему это я должен к нему подходить, чтобы руку пожать? Здоровый, да? Чуть приподняться не может, лень задницу от стула оторвать…»

Богатырь, действительно, даже не подумал приподниматься. Было в нем что-то неправильное, но что, Сергей не успел понять. Возмущение кипело и бурлило.

— Данила. — Добродушно пробасил богатырь.

— Сергей… м-м… Вышинский… — настороженно ответил наш герой. Кто знает, может быть тут все ненавидят поляков?

— С Павлом пообщался? — хохотнул догадливый Данила, кстати, судя по всему, ровесник Сергея.

— Откуда…

— Да уж больно испуганно ты фамилию назвал. Да и слышал я его крик…

— За что он так поляков не любит-то?

— Так он в двадцатом в плену в их концлагере, в Тухоле, побывал…

— А-а-а… — понимающе протянул Сергей, на самом деле ничего не поняв. Концлагерь??? У поляков???

Концлагерь у Сергея ассоциировался только с немцами. Ну, в крайнем случае, с большевиками. Уж никак не с Польшей. Все страньше и страньше…

— А ты, Сяргей, откуда?

— Из Козьей горы, — Сергей внутренне поразился тому, как привычно он произнес это название. Это он-то, москвич!

— А-а, сяктант…

— Ну да…

— Почитать пришел? Только учти, библий мы не держим.

Шутник, блин…

— Да нет, мне бы газет… Нам в секте газет не давали… Вот хочу узнать, что за ситуация в мире и стране…

Данила оживился.

— Про революцию хоть слышал?

— Ну да… Кто ж про нее не слышал…

— В мире сейчас капитал процветает, душит рабочих, крестьян. У нас в стране революция победила, строим мы страну, где угнетения нет и не будет…

Ну-ну… Данила начал разочаровывать. Сергей помнил то светлое будущее, которое построил в этой стране чуть позже товарищ Сталин… Кстати, о товарище Сталине…

— Постой, — прервал Сергей горячую речь, — мне бы газеты посмотреть. Уж больно интересно, что за люди такую неподъемную задачу на себя приняли…

— И не только приняли! Делают!

Данила махнул рукой в сторону мощного, как он сам, деревянного стеллажа, на котором лежали худосочные стопки газет. Сергея опять задело: здоровенный молодой парень сидит в библиотеке (ну пусть читальне!), вместо того, чтобы трудиться. Хорошо устроился! Работка не пыльная — выдавай книжки, газеты разные, да вешай на уши лапшу о том, как хорошо будет жить при коммунизме…

Сергей, мысленно кипя, шагнул к полкам… Успел подумать, что для полного комплекта, хаму Даниле осталось вытянуть ноги… Успел сообразить, что ноги и так должны торчать из-под небольшого столика до середины комнаты… Успел подумать о том, куда же Данила их спрятал… Оглянулся…

Все возмущение улеглось мгновенно и остыло. Сергея бросило в дрожь. Холод, морозный холод жуткого стыда…

У Данилы не было ног.

Видимо, Сергей слишком пристально уставился на ноги, вернее, на то место, где они должны были быть:

— Что смотришь? — усмехнулся Данила, — Нету у меня ног, нету.

— А…

— На войне.

Ну да. Сергей вспомнил — в это время малейшая рана и сразу все, хана. Гангрена.

— Ранили? — сочувствующе спросил он.

— Не-а, — махнул головой библиотекарь, — казаки шашками отрубили.

— В бою? — в представлении Сергея казаки и такая зверская жестокость не очень сочетались.

— Да нет, в плену. Сказали, чтобы слишком шустрым не был. Хорошо, что наши отбили, а то бы кровью истек.

Бр-р-р-р… Как это возможно?? Казаки, они же должны русский народ защищать. А более русского, чем обычный мужик-крестьянин, Сергей не мог представить. Казаки мужика защищать должны, а не ноги отрубать… Нет, лучше не думать об этом… Вернемся к тому, зачем пришли.

Теоретически государственное устройство любой страны, вместе с персоналиями, можно описать за полчаса. Ну, максимум, за час. Вместе с безногим Данилой Сергей разбирался в правительстве Страны Советов несколько часов, до самого вечера.

Первое, что понял в этом устройстве Сергей — большевики двинулись на переименовании всего и вся. Не было ни одной более-менее серьезной должности, которая после революции не получила бы другое, иногда совершенно непредсказуемое название. Второе — не меньше большевики двинулись на сокращениях. Бойцы, наркомы, командиры, шкрабы, полпреды, наркомюст и вэсээнха и тому подобное…

Начать он попытался с, казалось бы, простой вещи — кто управляет страной. Получив в ответ предсказуемый ответ — «народ», Вышинский начал ходить вокруг да около, пытаясь выяснить для начала название главной должности в стране. Президентов Данила категорически отверг, заявив, что президенты — только у буржуев. А других вариантов не знал уже Сергей. Можно, конечно, прямо спросить, какую должность занимает товарищ Сталин, ведь тот уже больше года пришел к власти после Ленина, однако не стоило показать подозрительную для сектанта осведомленность. Наконец, до Сергея дошло, что раз Сталин занял должность Ленина, то нужно узнать, какую должность тот занимал. Вот тут и началась вся путаница…

Правительство СССР называлось Совет Народных Комиссаров или сокращенно (ну еще бы!) Совнарком. Главой его был председатель, он же предсовнаркома. То есть, подумал Сергей, в переводе на нормальный русский язык, премьер-министр. Изначально этот пост занимал дедушка Ленин, а после его смерти… Не Сталин.

Предсовнаркома был некий неизвестный Сергею товарищ Рыков. Судя по мутноватой фотке в газете — приятный мужчина лет сорока, с аккуратной бородкой чуть побольше ленинской. То есть нифига не Сталин. Даже не похож.

Придя в себя после первого изумления, Вышинский предположил, что, возможно, товарищу Рыкову недолго осталось, а вот после него уже к власти придет Сталин, который, возможно, сейчас зам Рыкова, или один из министров Совнаркома. А никто про Рыкова не помнит из-за его краткосрочности. Говорила же училка истории, молодая практикантка, что после Брежнева к власти пришел Горбачев, а Андропова и Черненко можно не считать — слишком недолго правили.

Заместители у Рыкова действительно были. Целых два. Товарищ Каменев и товарищ Цюрупа. Первый — абсолютно неизвестный, второй смутно припоминался как герой какой-то замшелой шутки («Товагищ Цюгупа!»). Оба, естественно, тоже не Сталины. Сергея зацепило и он начал методично вместе с Данилой перебирать весь Совнарком и сопредельные структуры в поисках неуловимого Сталина.

Обрадованный энтузиазмом неофита, Данила спрыгнул со стула и, ловко переваливаясь на культях, подскочил к стеллажу. Пристыженный Сергей пытался отказаться от помощи, однако библиотекарь не обращал внимания на робкие попытки, ловко стаскивая с полок новые стопки прессы. Про каждого человека на фото он рассказывал, не только называя должность, но и уточняя, что тот сделал для блага революции. Сергей, узнав, что на самой вершине власти Сталина нет, предположил, что, по-видимому, тот взял кличку Сталин чуть позже, а сейчас пользуется какой-то другой. Поэтому приходилось обращать внимание не только на фамилии, но и на внешность. Уж внешность-то Сталин не смог бы поменять, слишком уж характерные приметы: усатый грузин с трубкой.

Газеты шуршали, мелькали страницы, фотографии, заголовки статей, названия стран и учреждений… Фамилии, фамилии, фамилии…

Всего в Совнаркоме Сергей нашел десять министерств, обозванных наркоматами, то бишь народными комиссариатами, во главе которых вместо министров стояли, понятное дело, народные комиссары, сокращенно называемые наркомами. Здесь Сергей хихикнул, потому что при нем до сих пор «наркомами» называли наркоманов.

Кстати, стала понятна страсть к переименованию. Данила объяснил, что прежние названия напоминали о старом времени, поэтому приходилось придумывать новое: наркомы вместо министров, к примеру. Действительно, в описании Данилы царские министры представали такими мерзкими — сальные, глупые, хапающие взятки — что будь Сергей в большевистском правительстве, он первый бы отказался называться министром. Чтобы все люди, услышав «министр Вышинский» сразу представляли себе жирного дурака-взяточника? Вот уж нет!

Министром иностранных дел, то есть, простите, конечно же наркомом, наркоминделом был некто товарищ Чичерин, Сергею не знакомый. На фото он был лысоватым дяденькой с ленинской бородкой и выпученными глазами, на Сталина не похожий.

Военным министром, наркомвоенмором (народным комиссаром по военным и морским делам) являлся товарищ Фрунзе, человек с явно кавказской фамилией. Сергей уже было воспрянул, решив, что это — псевдоним Сталина. К тому же смутно припоминалась в Москве улица Фрунзе, а также, кажется город с таким названием. Правда, Сергей ни за что не смог бы сказать, город ли назвали в честь Фрунзе или Фрунзе — в честь города. На должность тот встал недавно, буквально в этом году, поэтому фотографию искали долго. Пришла она вместе с разочарованием — товарищ Фрунзе не был похож не только на Сталина, но даже и на кавказца — вполне русское лицо, аккуратные усы…

Потом всплыл нарком внешней торговли, товарищ Красин — залихватский суворовский хохолок на макушке, бородка (странно, само словосочетание «бородатый большевик» казалось Сергею нелепым…), немного забавные острые уши… Нет, не Сталин…

За ним — товарищ Шейман, Арон Львович, нарком внутренней торговли. Сергей даже и фотографию смотреть не стал, и так понятно, что сей товарищ на роль Сталина «по профилю» не подходит.

Следом нашелся товарищ Рудзутак, который, несмотря на фамилию на прибалта не был похож, в особенности бородой (а как же!). Трудился он наркомом путей сообщения. Не Сталин…

После Рудзутака Сергей понял, что немного тонет в не ахти как важных наркомах, встретить среди которых товарища Сталина было нереально: нарком почт и телеграфов, товарищ Смирнов, нарком труда, товарищ Шмидт (несмотря на фамилию, вполне русская внешность, чем-то напоминал актеров из фильмов годов пятидесятых. И без бороды, как ни странно), наркомфин (финансов, то бишь)…

При упоминании финансов Сергей подобрался, возможно Сталин окопался именно здесь, деньги, как известно, правят… Ан нет. Наркомфин носил заковыристую фамилию Сокольников-Бриллиант. Представить Сталина с ТАКИМ псевдонимом Сергей не смог. Да и на найденной картинке было видно, что у товарища с хитрой фамилией черная узкая бородка и высокий лоб. Непохож…

Товарищ Куйбышев, глава хитрого ведомства — Наркомат РКИ или рабоче-крестьянской инспекции — Сергея немного напугал. Внешностью Куйбышев крайне походил на Франкенштейна — здоровенная, просто огромная, квадратная челюсть, слегка безумный взгляд. Да и контора у него судя по названию особым человеколюбием не отличалась. РКИ или Рабкрин, по словам Данилы, занимался проверками деятельности чиновников, выявлением бюрократов, финансовыми ревизиями… Увидев, что Сергея заинтересовало, библиотекарь начал было рассказывать всю историю ведомства, но Сергей, уже понявший весь энтузиазм Данилы, остановил того как раз на словах: «Первым наркомом РКИ был…».

На Рабкрине список наркоматов Совнаркома СССР неожиданно закончился. Данила упомянул еще некий Высший совет народного хозяйства, ВСНХ СССР, который занимался вопросами промышленности. Сергей решил было, что это — некий аналог министерства промышленности, только почему-то не входящий в структуру правительства. Но тут оказалось, что ВСНХ объединял различные «тресты». Насколько Сергей помнил немногочисленные лекции по экономике (в смысле, те немногие, на которых он присутствовал), трест — это форма монополии. Откуда в СССР взялись монополисты, да еще под управлением государства??? В общем, ведомство было странным, очень странным… Названия трестов тоже удивляли: «Главспичка», например. Представить людей, назвавших так собственное предприятие, Сергей не мог. И тут Данила его добил. Главой сей странной конторы оказался… Дзержинский!!!

Да-да, тот самый Феликс Эдмундович, которому, по всем историческим законам положено было быть главой милиционеров и чекистов! А он промышленностью занимается!!! Что за бред?! Что происходит?!

Странные деньги, белогвардейцы-террористы, Сталин не у власти, Дзержинский-промышленник!!! Что это значит?!! Дзержинский должен быть главой этого… как его… НКВД! То есть, как теперь можно расшифровать, народного комиссариата внутренних дел. Стоп! А почему ни НКВД, ни вообще хоть чего-нибудь по внутренним делам в Совнаркоме нет?

Немного успокоившись, Сергей плюнул на конспирацию и начал трясти Данилу, требуя объяснений. Тот откровенно не понимал волнения Сергея. Ну, Дзержинский, ну глава ВСНХ. Ну да, был он главой НКВД (ах, все же был!) и ЧК (ага, вот и чекисты!) и наркомом путей сообщения (что?) и главой комитета по борьбе с беспризорниками (что??). Что в этом такого-то?

Сергей потряс непонимающей головой. Дзержинский — промышленник и железнодорожник? И кто тогда сейчас глава НКВД, если не он?.

Отчетливо вспомнились уроки истории из школы. Учительница истории, старая жаба, крайне похожая на Новодворскую всеми повадками, когда дошли до истории СССР двадцатых-тридцатых годов, прямо тряслась от злости. Кончилось тем, что ее надолго забрали в больницу с припадком, но цепочка «кровавых палачей Сталина» в мозг оказалась вбита надолго: Дзержинский-Менжинский-Ягода-Ежов-Берия. Значит, глава НКВД — Менжинский? Раз уже не Дзержинский? И почему НКВД нет в Совнаркоме? Данила, отвечай!

Данила ответил, что НКВД в Совнаркоме есть, только не в Совнаркоме СССР, а в Совнаркоме РСФСР. Тут Данила решил объяснить попонятнее: «В Совнаркоме Российской Федерации». Сергею чуть плохо не стало. ОТКУДА в двадцать пятом году взялась Российская Федерация??? Может там еще Путин у власти??

Данила медленно, как тупому, объяснил: СССР — это Союз, Союз советский социалистических республик, а РСФСР — Российская Социалистическая Федеративная Совесткая республика, которая входит в состав СССР, как и другие пять республик: Украина, Белоруссия, Туркменская ССР, Узбекская ССР и Закавказская Федерация. У каждой республики — свой Совнарком. То есть, свое правительство. Есть наркоматы общесоюзные, только в Совнаркоме СССР — НКИД, по военным и морским делам, внешней торговли, НКПС, почт и телеграфов. Есть наркоматы, которые есть и в союзном совнаркоме и в республиканских: совнархозы (в Союзе — ВСНХ), наркомпрод, наркомтруд, наркомфин и Рабкрин. А есть наркоматы только республиканские, то же НКВД, а также наркомюст, наркомпрос, наркомздрав, наркомзем…

Никакого государства под названием «Закавказская федерация» Сергей не знал. К тому же он помнил, что республик в Союзе было малость побольше, чем шесть, но пока с географией он решил не заморачиваться. Тут с политикой бы разобраться… Может, Сталин (пока) — глава Совнаркома РСФСР? А потом поднимется до уровня СССР? Он затребовал от Данилы расшифровок всех наркомюстов и наркомземов. Пошли по второму кругу.

Главой Совнаркома РСФСР был опять-таки неизвестный товарищ Рыков с заместителями Каменевым и Цюрупой. Данила «кстати» вспомнил, что товарищ Цюрупа был еще и главой Госплана. Сергей отмахнулся, продолжили дальше по персоналиям.

Наркомзем, то бишь народный комиссариат земледелия возглавил товарищ Смирнов. Но не тот, что был наркомом почт и телеграфов. Тот был Иван Никитич, а земледельный — Алексей Петрович. Наркомюст, народный комиссариат юстиции — товарищ Курский, носивший богатые моржиные усы и круглую лысину. Народный комиссариат просвещения — товарищ Луначарский, судя по фамилии — соотечественник Феликса Эдмундовича, даже немного похожий на него, только в очках и лысый. Народный комиссариат здравоохранения и социального обеспечения товарищ Семашко…

НКВД, кто глава НКВД?! Сергею хотелось быстрее разрешить эту загадку, некогда было слушать про главу собесов и пилюлькиных. По логике, после Дзержинского должен идти Менжинский… Нет. Совершенно, ну просто абсолютно незнакомая фамилия.

Товарищ Белобородов. На вид — молодой человек лет тридцати, с приятным лицом безусый и безбородый для разнообразия. Даже странно, как он умудрился оказаться во главе такого кровавого ведомства. И уж тем более как жаба-училка не упомянула о нем. И где, в конце концов, Сталин??? Все возможные правительства уже закончились.

Парламент! Парламентская республика!!

Что если советский аналог парламента (конечно, названный каким-нибудь Народным Съездом) главнее правительства? Точно этого Сергей не помнил. Что если Сталин — как раз глава такого суперпарламента? Данила!

Парламент, конечно же, бывает только у буржуев. А вот высший законодательный орган был — Всероссийский центральный исполнительный комитет. И Председатель у него был — товарищ Калинин. Судя по всему, в том числе и по занимаемой должности, это в его честь назвали Калининград. Внешностью Михаил Иванович напоминал доктора Айболита — круглый очки, бородка, усы. Ему бы еще белый халат и фонендоскоп.

Так… Ну и что думать? Где Сталин-то? Сергей с тоской взял ближайшую газету. «Правда»… Центральный орган ВКП(б)… Б — это большевики… В — это вендетта… Большевики!!!

Ой, дурак… Перебирает правительство ищет Сталина среди наркомов юстиции и земледелия. Большевики! Партия! Всем известно, что власть в СССР принадлежала кому? Правильно, большевикам! А у большевиков есть кто? Правильно! Вождь! То есть Сталин!!! Молодец, Вышинский!

— Данила, скажи, а кто у большевиков вождь?

Данила помрачнел.

— Нет больше вождя.

Оп-па…

— Умер Владимир Ильич еще в прошлом году…

А-а, он про Ленина… А кто на его месте?

Никого… Ленин был вождем, а «вождь» — должность неофициальная, на нее не назначают. Управляет же партией орган под названием Политбюро.

Да-да-да, Политбюро, что-то такое припоминается… А кто в него входит?

В Политбюро входили семь человек. В принципе, их всех можно было назвать вождями.

Бухарин. Ух ты, знакомая личность! На фото — забавно ухмыляющийся дяденька с клочком бороды и усами, очень похожий на какого-то комедийного актера из сериалов. Главный редактор газеты «Правда».

Зиновьев. Не знаком. Несмотря на русскую фамилию — типичная еврейская внешность. Взлохмаченные черные волосы, длинный нос… Председатель Исполкома Коминтерна.

Сергей вздохнул. Большевистские шифровки уже начали напрягать.

— Данила, что это значит?

Исполком — Исполнительный комитет. Коминтерн — коммунистический Интернационал, международная организация, объединяющая все (все!) коммунистические партии мира. И глава всей этой мафии — товарищ Зиновьев. О котором Сергей даже не слышал. Вот это да…

Каменев. Не знаком. Взгляд доброго доктора, роскошные усы, небольшая бородка. Председатель СТО СССР. Блин…

— Данила…

СТО — Совет Труда и Обороны. Аналогий в современном мире Сергей придумать не смог. Орган, в случае войны подчинявший себе все другие учреждения… Ого! Вот именно во главе такой организации Сергей ожидал увидеть Сталина: глава СТО — готовый диктатор. Ан нет, не Сталин, товарищ Каменев… Ладно, кто там еще…

Рыков. Ну этого мы уже знаем, глава правительства, Совнаркома, то есть. И на этом месте ожидался Сталин… Кто там пятый?

Пятый… Крупный грузинский нос… Пышные усы… Кепка-фуражка… Сталин…

Сталин. Сталин. Сталин.

Вот он. Наконец-то…

Неожиданно Сергей обрадовался товарищу Сталину как вновь обретенному родственнику. В принципе-то, Сталин был здесь наиболее близким ему человеком: все друзья и знакомые еще не родились, родственников (прабабушек и прадедушек) Сергей не знал, никто из известных личностей ему не знаком, разве что смутно и понаслышке. Остается только Сталин, про которого Сергей уже отчаялся услышать. Даже начал подозревать, что угодил не в прошлое, а в альтернативную вселенную, в которой нет Сталина. А он — вот он. И даже среди вождей… Кстати, а кто он по должности-то?

Сталин — генсек! Да! Точно! Генсек — значит, главный в партии. В ООН же генсек — это главный, правильно? Значит и у большевиков также! Правильно, Данила?

Так. Стоп. Данила утверждает, что в партии главы нет, управляет ее Политбюро, а генсек — сокращенно «генеральный секретарь»… Это и так понятно! Почему он не глава партии?!

Ага…

Сталин — никакой не глава партии. Генеральный секретарь — всего лишь глава Секретариата ЦК. А Секретариат ничем не управляет, занимается исключительно техническими вопросами, типа подбора кадров, организации съездов, бумаготворчества и тому подобного. То есть практически Сталин — глава отдела кадров и канцелярии, а это не те должности, которые могут претендовать на власть.

Сергей вспомнил начальницу отдела кадров в фирмочке, где он работал — громогласную вредную тетку. Менеджеры перед ней лебезили, но никакого влияния в фирме у нее не было. Вообще кадровик, как всегда казалось Сергею, — должность женская, особого ума не требующая. И на такой заштатном месте — Сталин?? Сталин, который уже год как должен придти к власти??? К какой власти он пришел — на должность секретаря??? Что за бред???

Ладно, сказал себе Сергей, успокоимся. Ведь товарищ Сталин все-таки в Политбюро, а туда кто угодно бы не попал, правильно? Здесь наверняка только люди, имеющие влияние и власть…

Ага, например, Бухарин — редактор газеты. Офигенная власть.

Кстати, кто там еще остался из членов?

Томский. Не знаком. Неприятная личность, с зализанной челкой и нехорошим взглядом. Хотя усы и обычные, а не квадратиком, но почему-то возникли ассоциации с Гитлером. Как выяснилось, глава ВЦСПС — лидер советских профсоюзов, отчего неприятное впечатление только усилилось. С российскими и советскими профсоюзами Вышинский не сталкивался (бог их знает, чем они там занимаются), поэтому цепочка возникла следующая: профсоюзы-Америка-мафия.

Троцкий. Троцкий?! Ну да, узкая козлиная борода, лохматые волосы, небольшие очечки — тот самый товарищ Троцкий, который якобы был смертельным врагом Сталина, конкурентом в борьбе за высшую власть. И вот они, оба вместе, преспокойно работают бок о бок…

Правда, насчет преспокойно Сергей немного погорячился. На просьбу рассказать о роли Троцкого, Данила замялся и пояснил, что товарищ Троцкий уже не совсем товарищ, в частности возглавляет некий уклон в партийной политике, расходящийся с общим направлением партийного строительства… Короче, Троцкий попер против большинства, в результате его повытолкали со всех должностей и не сегодня-завтра выпрут из Политбюро. Должность, которую занимал Троцкий еще в начале года, тоже оказалась для Сергея неожиданностью — военный министр, в смысле наркомвоенмор…

Итак, подведем итог. В Политбюро находятся: редактор газеты, лидер всех коммунистов мира, потенциальный диктатор, глава правительства СССР, начальник партийной канцелярии, то бишь Сталин, профсоюзный лидер и безработный по фамилии Троцкий. Если бы Сергея спросили, на кого бы он поставил в борьбе за лидерство, то Сталин бы оказался пятым в списке. Хуже чем у него, шансы были только у Бухарина и Троцкого. Даже у профсоюзного Томского была весомая поддержка. А что у Сталина? Только его Секретариат.

Сергей встряхнул уже немного гудевшей головой. Так сразу загадку Сталина не решить, нужно хорошо подумать.

Спина уже ныла. Сколько же времени Сергей провел в библиотеке? Судя по вечерне-низкому солнцу за окном пора идти обратно в Козью гору. Иначе есть риск часть пути пройти в темноте и наткнуться на злых волков или не менее злых белогвардейев-террористов.

Сергей тепло распрощался с Данилой. Судя по тому, что в библиотеку за полдня не зашло кроме Сергея ни одного человека, чтение не было популярно среди жителей Загорок. А тут — такой благодарный читатель и слушатель.

Проскочил мимо двери начальника Павла, вышел на крыльцо. Да-а… Не вечер, но уже явно вторая половина дня. Пора, пора домой.

Сергей подхватил палку-меч, оставленную у крыльца, повернулся в сторону Козьей горы… Вот растяпа!

Забыл! Забыл зачем вообще приходил в Загорки! Колдунья Алена! Артефакт!!!

Забыл! Забыл, зачем вообще приходил в Загорки! Колдунья Алена! Артефакт!!!

Нужно срочно убираться из этого мира. Сергей все понял.

Это — НЕ ПРОШЛОЕ.

У власти — не Сталин, а некий Рыков, Дзержинский — министр промышленности, вместо рублей ходят червонцы, большевики спокойно относятся к церкви, через эстонскую границу переходят террористы, да не просто террористы, а белогвардейцы, хотя война уже три года как закончилась… Польские концлагеря, казаки-садисты, святой Илья Муромец.

Ничего этого в прошлом Сергея не было. А значит…

Он — в параллельном мире. Альтернативная история.

Сергей лишился единственного преимущества провалившегося в прошлое — знания того, что БУДЕТ. Теперь все, что он знает о будущем — то, что умрет своей смертью. И то, если верить батюшке-Йоде. Невеликое преимущество.

Нужно срочно найти бабку Алену. Раздобыть, выпросить, отобрать артефакт — думать о том, что у нее его нет, Сергей не хотел — и срочно, сегодня же отправляться обратно в будущее, вернее, в свой мир, где не нужно вкалывать с утра до вечера, где можно просто жить.

Без предзнания Сергей превращается в того, кем, собственно, и являлся всю жизнь — неудачника и лентяя. Любой из местных жителей — и пасечник Никитич и безногий Данила — умнее его хотя бы потому, что лучше знают здешний мир. Разве можно без сведений о мире, без знания традиций, обычаев, суеверий, правил, законов и порядков, разве можно на таких условиях стать кем-то, кто будет лучше местных жителей. Посмотри правде в глаза, Сергей, здесь ты — всего лишь сектант, способный только работать батраком у крестьян. «Сяктант Сярежа», который постоянно огребает по лицу.

Сергей свернул в узкий проулочек между двумя заборами, из-за которых торчали ветки кустов, и остановился. Фингал под глазом болезненно дернулся.

Те самые парни, которые орали перед церковью «Не надо нам монахов!», прижали к забору девчонку лет четырнадцати. Нет, не с пошлой целью полапать, девчонку даже не трогали. Однако от этого ситуация остроты не теряла. Судя по всему, девчонку собирались бить.

Парни обступили девчонку полукольцом, так, что вырваться она могла, только растолкав их. Судя по интонациям слов, доносившихся до Сергея, девчонке предъявлялись некие претензии, от которых она активно отбрехивалась. Пока удачно. Однако рано или поздно, когда парни исчерпают аргументы, им придет в голову, что перевес в грубой физической силе гораздо лучше любых слов доказывает их правоту.

Фингал дернулся еще раз, предупреждая хозяина, чтобы не вздумал вмешиваться. Синяк под глазом был достаточно велик и красив и не хотел ни меняться в сторону увеличения, ни приобретать близнеца под вторым глазом.

Сергей на ватных ногах тронулся в сторону пока не замечающей его компании.

— Ну и цто? — уперла руки в боки девчонка, наседая на заводилу-рыжего.

Невысокая, пухленькая, курносая, с косой, торчащей из под косынки, она выглядела как множество краснощеких девушек из советских фильмов о сельской жизни. Ей бы еще деревянные вилы в руки.

— Цто? Вы мне сделаете? А?

— Смотри, — закипал Рыжий, — мы тябе сказали, перестань…

— А то цто? Ты-то мне ницего не сделаешь…

Рыжий не выдержал и потянулся к ней рукой.

— Руки убяри! — отшатнулась девчонка, — А то будешь у меня всю ноць свой дом искать…

— Ах ты…

— Рябята, а давайте ей хвост оторвем! — высунулся из-за спин дружкой губатый.

Сергей кашлянул. Компания быстро обернулась.

— А-а, — протянул Рыжий, — сяктант…

«А я предупреждал» — напомнил фингал. Заныли ребра.

— Я пройти хочу, — уточнил Сергей.

— Прой-ти? — компания нашла более удачный предмет для развлечения, — А сяктантам у нас в Загорках делать нечаго!

Девчонка могла сбежать, но не стала:

— А ну отстаньте от няго!

Рыжий отмахнулся, медленно приближаясь со своей свитой к Сергею.

Сергей перехватил поудобнее палку-меч. Отмахаться от семи человек… Может, проще сбежать?

Вожак увидел движение Сергея:

— Ня балуй… — он картинно полез за пазуху и резко выхватил…

Попытался выхватить. Нечто выхватываемое запуталось в одежде. Сергей попытался подойти поближе, Рыжий задергался, как рыба на крючке и наконец-то достал, что хотел.

Револьвер. Точную копию того, что лежал в сергеевой котомке.

— Ня подходить!

Сергей замер. Да что это такое, все с оружием! Большевики оружие у населения не любили!

«Альтернативка…» — шепнул некто бестелесный.

Рыжий, увидев замешательство противника, приободрился:

— Ну цто, сяктант, испугался?

«А ты подойди чуть поближе, смельчак…»

— Ну и что здесь происходит? — раздался за спиной Сергея ленивый голос.

Рыжий побледнел, даже веснушки выступили. Сергей медленно обернулся, пытаясь не выпускать из виду Рыжего, даже глаза чуть в стороны не разбежались.

У входа в проулок стоял Дзержинский. Сергея чуть кондратий не хватил.

Натуральный Дзержинский, в точности как стоял на площади: высокий, худой, с бородкой клинышком, в фуражке. Только вместо шинели — подпоясанная узким ремешком гимнастерка без погон. На груди — три полосы светло-красного цвета. На рукаве — следы от споротых нашивок: длинная, узкая — от обшлага к локтю, в виде ромба — над локтем.

В руке — пистолет.

— Что здесь происходит? — размеренно повторил «Дзержинский».

— А… мы… это… — начал объяснение Рыжий.

Зашуршали кусты: Губастый, а за ним еще двое, перескочили через забор и дали деру.

Взгляд бесцветных рыбьих глаз незнакомца — Сергей уже понял, что это — не Дзержинский, просто похож — оббежал Сергея, Рыжего, притихшую компашку и остановился на девчонке.

— Все вон.

Компания борцов с религией (может, девчонка — внучка батюшки?) сговорчиво двинулась мимо Сергея к выходу из проулка. Ствол пистолета уперся в грудь Рыжего:

— Оружие.

Рыжий опустил револьвер в протянутую ладонь и скрылся.

— Все вон.

Пистолет смотрел на Сергея. Тот начал медленно отступать, мимо девчонки. Потом повернулся и быстрым шагом — насколько он мог быть быстрым — двинулся подальше от закутка с его непонятными разборками. Только успел ухватить кусочек непонятного разговора:

— Что ж это вы, гражданка Выреева, в неприятности встреваете? Ведь вам предлагалось…

— Сто раз вам, товарищ Вацетис было говорено: нет. Ницего вы от меня не полуците…

Сергей свернул за угол. Интересно, это кто был, местный участковый. А что это он от девчонки требует? Да ну их всех! Живите сами, без меня! Мне дайте только до колдуньи добраться!

Сергей пробирался узким, постоянно петляющим проулком. Мысли, взбудораженные несостоявшейся дракой, а также чудесным явлением двойника Дзержинского, успокоились и вернулись обратно к загадке Сталина.

Насколько он помнил — альтернативная история не была любимым жанром Сергея — должно быть только одно допущение, отличающее наш мир от этого. Здесь, судя по всему, такое допущение — Сталин не у власти. Надо было лучше учить историю! Хотя бы смог понять, почему, что произошло. А так Сергей даже не мог припомнить, как Сталин сумел взять власть после смерти Ленина. То есть вообще никак.

Заборы кончились, проулок превратился просто в тропинку, петляющую между кустами. Широкая тропка, видимо, народ частенько бегает к колдунье.

Ладно, бог с ним, со Сталиным. Сейчас Сергей увидит колдунью… Живую.

Образ колдуньи опять превратился в мыслях Сергея в рыжеволосую ехидную ведьму. Бррр! Ведьма постарела, поседела, сгорбилась и превратилась в Бабу-ягу. Да блин!

Тропинка вышла к дому, стоявшему почти за пределами деревни, посреди мощных зарослей ольхи. Дом бабки-колдуньи. Единственный в Загорках с высоким забором, сколоченным из досок.

Ворота, тоже высокие, мощные выглядели так, как будто их не открывали уже пару лет. Сергей остановился.

«Ну что встал? Давай, проходи. Ты же хочешь вернуться назад?»

Сергей стоял. Даже возможность драки с местными гопниками не так пугала, как встреча с настоящей колдуньей.

Весело читать фэнтези, где магия и колдовство — обычное дело, где языкастые ведьмы так забавно издеваются над окружающими. Читать про то, как кого-то превратили в лягушку или подпалили файерболом — смешно. А самому оказаться перед такой перспективой?

Неизвестное всегда пугает. Сергею было страшно.

«Давай, трус! Иди же»

Он стоял.

«Ну!»

Сергей глубоко вздохнул и тронулся к калитке. Потянул за кольцо…

По законам жанра должен был раздаться зловещий скрип, однако калитка открылась бесшумно. Или колдунья смазывала петли, или сюда ходили слишком часто…

Небольшой дворик. Справа — дом, вполне себе крепкий, вовсе не покосившаяся избушка. Слева — сараи под низкой крышей. По двору гуляет несколько кур, деловых, как дворники-гастарбайтеры. Прямо — сарайчик и навес над узким проходом, видимо к огороду.

Дверь в дом подперта метлой на длинной, отполированной руками палке. Наверное, хозяйка часто летает на ней на шабаш…

Сергей осторожно шагнул к крыльцу…

— Гав.

Сергей замер.

Из будки вылез небольшой пес, грязно-белый, лохматый, как вязаная мочалка. Без цепи.

Съесть, не съест, но и быть покусанным — мало приятного…

Пес уселся, посмотрел сквозь лохмы на застывшего Сергея. Начал шумно чесаться.

— Привет, — тихонько сказал Сергей.

— Гав, — дружелюбно отозвался пес, полез в свою будку, где и вытянулся во всю длину.

Напугал, чер… зверюга…

Сергей поднялся на крыльцо, протянул руку к метле… Задумался.

Во-первых, метла колдуньи — не та вещь, которую можно трогать руками. Во-вторых…

Скажи-ка, герр Вышинский, как, по твоему мнению, колдунья подперла дверь, находясь в доме? Или, по-твоему, она приставила метлу, а потом пролезла в окно? Типа, чтобы никто не беспокоил?

Колдуньи нет дома.

Сергей сел на крыльцо. Интересно, куда он скрылась? С другой стороны, бабка Алена не подряжалась сидеть дома безвылазно. Даже ведьмам нужно иногда выходить в люди. Ну, например…

Сергей задумался над тем, что такое может понадобится ведьме, что выгнало бы ее из дома.

Молока, например, купить. А что, ведьмы — тоже люди и наверняка любят попить свежего парного молочка.

С шумным сопением подошел и уселся рядышком давешний пес. Сергей машинально почесал ему загривок. Пес тут же признал его хорошим человеком и развалился на спину, мол, чеши еще и пузо.

— Вот где твоя хозяйка ходит? — спросил Сергей урчащего от удовольствия пса.

Собак поднял голову, посмотрел на Сергея — того пробила пугающая мысль, что пес ответит — и уронил башку обратно.

— Тебе цего?

Сергей вскочил: в калитке стояла давешняя девчонка, отбивавшаяся от парней.

— Цего надо? — двинулась она на Сергея.

Как-то не пришло в голову, что бабка-колдунья может жить и не одна, с внучкой.

— Я… это…

— Ты кто такой?

— Я — Сергей…

— Какой еще Сергей? — девчонка наскакивала на него, как несушка. Курица с цыплятами уже один раз попалась. Никогда бы не подумал, что кандидатка в гриль может быть такой боевой: еле убежал.

— Я… это… из Козьей горы.

— А-а, сяктант… Цего тябе тут нужно?

— Мне Алена нужна.

— Ну, я Алена. И цто?

Блин, фантазии у бабки не хватило, и она назвала внучку своим же именем.

— Да мне не ты, мне бабка Алена нужна.

— Какая яще бабка?! Нет здесь никаких бабок, я одна живу!

Как одна? А разве…

— А мне сказали, здесь живет эта… ну…

— Цто ну? Где ты коня видишь?

— Ну… которая колдовать умеет…

— Колдовку, цто ли, ищешь?

— Ну… да…

Современному человеку очень и очень неловко признаваться в том, что он ищет колдунью. Даже если он и правда ее ищет.

Девчонка, прищурившись, посмотрела на Сергея:

— Я — колдовка.

Колдовка??? Девчонка???

А действительно, ведь никто не говорил, что Алена — бабка, это Сергей сам решил. Но… Девчонка???

— Цего стоишь? Ко мне пришел?

— Д-да…

Девчонка (Алена???) хотела что-то добавить, но осеклась, обошла Сергея и присмотрелась к его лицу:

— Постой. Это ты хотел мне помоць, когда ко мне эти хальники прицапились, как ряпей к собацьему хвосту?

— Гав, — пес подтвердил, что репей к хвосту — неприятно.

— Ну… да.

— Ладно, — подобрела Алена, — пойдем в избу.

Внутри изба была похоже на обычную, деревенскую: беленая печь в углу, стол, лавки, половики. Иконы в углу… Иконы??? У колдуньи???

Все страньше и страньше…

Сергей присел на лавку.

— Ну, — Алена всунулась в печь и чем-то там гремела, — Цего принес?

А ведь правда, наверное, за консультацию надо платить…

— Ницего… Ничего. Я не знал, что нужно…

— Ой, приторчень… — Алена повернулась к нему, — С цем пришел? На мяня посмотреть?

Сергей, действительно смотрел на задик Алены, который плотно обтянуло юбкой, когда она наклонилась к печи. Но она-то откуда знает?

— Я не смотрю!

— Пришел зацем? — устало вздохнула девчонка.

Сергей задумался. Его идея с поиском артефакта несколько поблекла и показалась несерьезной. Одно дело — искать его у старой колдуньи и совсем другое — рассказывать о нем девчонке, которая по возрасту где-то на уровне семиклассницы.

— Я… спросить хотел… Мне одна вещь нужна…

— Весць? — Алена налилась темной краснотой, — Весць?! Тябя этот цухонец подослал?!! А ну пошел вон!! А то прокляну!

— Нет! — Сергей шарахнулся, — Никто меня не присылал!

— Тябе моя книга нужна?! — наседала Алена, — Книга?!

— Нет! Нет! — Сергею казалось, что в избе потемнело, — Мне другое нужно!

— Другое? — Алена медленно успокаивалась, лицо светлело, вместе с ним светлело в избе, — А что?

— Я хотел спросить, нет ли у тебя… или может, ты знаешь, где можно найти…

Сергей, как сумел, описал Алене артефакт. Та задумалась.

— Медный? Хм… А поцему ты мяня спрашиваешь? Ты же ко мне из Козьей горы пришел, поцему других не спросил? Или думаешь, в ней сила колдовская?

Алена быстро ухватила суть вопроса.

— Да.

— А поцему так думаешь?

Сергей замялся:

— Я… я не думаю. Я знаю.

— Цто эта весць делает?

Вот как объяснить? И современному-то человеку расскажешь, который знает о параллельных мирах и путешествиях во времени, и то подумает, что ты — сумасшедший. А деревенской девчонке, которая и книг-то не читала… Хотя… Какую это книгу у нее выпрашивает «цухонец», надо полагать, рыбоглазый товарищ с латышской фамилией? Уж не колдовскую ли?

— Цего она делает-то?

Упростим вопрос, не будем упоминать о параллельных мирах, их концепцию не каждый ученый поймет. В особенности, в изложении Сергея.

— Она… она… во времени позволяет путешествовать…

— Это как?

Ожидаемый вопрос… Хотя Алена не очень-то и удивилась. Вопрос-то не изумленный, чисто деловой.

— Ну… вот сейчас двадцать пятый год… а если приложить руку к нему, то вокруг будет не двадцать пятый, а тысяча восемьсот сороковой…

Алена задумалась:

— В прошлое попадешь?

— Ну… да.

Быстро схватывает…

— Можно будет прабабку молодой увидеть?

Сергей как-то не задумывался над такой точкой зрения на попадание в прошлое. Для него, как и для многочисленных героев книг, попасть в прошлое — в первую очередь шанс изменить это самое прошлое. Встретиться со Сталиным, Петром Первым… Кем там еще? Увидеть собственных деда с бабкой никому — и Сергею — в голову не приходит.

— Ну… да.

Алена немного подумала и быстро спросила:

— Как он работает?

Неужели знает? Надежда, умершая было при виде девчонки, проснулась обратно.

— Кладешь ладонь и все.

— И все??

— Да.

— Обманули тябя. Не колдовская это весць.

Как не колдовская?

— А какая же??

— Волшебная.

— Какая разница?!

— Разница, что колдовство — в жизни, а волшебство — в сказке.

— В какой сказке, если я сам ее видел!

— Видел?

— Да…

— Погоди. Видел… А где?

— Да…

«Да здесь, в Загорках и видел. Сто лет тому вперед. Восемьдесят пять»

— Там.

— Видел? И действует?

— Да.

— Мама мне рассказывала… — медленно проговорила Алена, — что сейчас волшебство — только в сказках, а вот раньше, давным-давно, делали люди волшебные вещи. Делали, да от других людей прятали.

«В землю закапывали…» Сергей все понял. Алена не видела артефакта, он лежит здесь, под землей, с тех самых давних пор. Все пропало.

Надежда умерла.

— А чем тогда колдовство от волшебства отличалось? — вяло спросил он, уже не желая ничего знать.

— Для колдовства работать нужно, а волшебство само собой делается. Сейчас только колдовство осталось.

Блин, даже для магии здесь нужно работать… Что за мир… Что за время…

— Не расстраивайся, ся… Сярежа, — Алена погладила его по плечу, — я же не волшебница, просто знахарка, от мамы покойной умение досталось. Хоцешь, я твою наклепку убяру?

Он указала на синяк под глазом. Сергей молча кивнул.

Алена достала с полки маленький горшочек и начала размазывать под глазом Сергея сильнопахнущую мазь, приговаривая «Скакал конь по мосту, в запредельну сторону…», дальше пошло неразборчивое.

— Все, — Алена закончила.

Сергей пощупал. Фингал был на месте.

— Все тебе сразу нужно, экий ты, нетерпеливый. Сойдет быстрее. Все, иди, расселся тут.

Алена, похоже, прятала под грубоватостью неловкость от невозможности помочь. Но Сергею было не до психологии. Он вышел из избы и побрел в сторону Козьей горы.

— Гав, — попрощался лохматый собак.

— Гав, — прошептал Сергей.

Он не сможет выбраться отсюда. Никогда.

НИКОГДА.

Сергей даже не запомнил, как добрался из Загорок до Козьей Горы. Пробормотал нечто неразборчивое даже для самого себя на приветствие Никитича и завалился спать.

* * *

Проснулся Сергей разбитым и невыспавшимся. Невысыпание у него похоже начало превращаться в традицию.

Хозяин, напротив, был до отвращения бодрым:

— Доброе утро, Сярежа!

Никитич отхлебнул чаю с блюдца.

— Как спалось, цего во сне видялось?

— Ничего, — вздрогнул Сергей.

Вспоминать сегодняшние кошмары не хотелось. Сначала ему снился Андрюха, который опять, как днем, шел на него с револьвером. Вот только во сне у Сергея не было верной палки и вместо того, чтобы дать отпор, он пятился назад, что-то беспомощно мямля. Андрюха кривился в усмешке и внезапно стрелял ему в живот. Сергей вскрикивал и просыпался, чувствуя тугие толчки пуль. Потом опять появились мертвые беспризорники. И Сергей опять просыпался с криком. Уже под утро начала сниться и вовсе всякая ересь. Появлялся Командир — главарь белогвардейцев — шипел кому-то невидимому: «Убей его» и расплывался в тусклой темноте сна, бесконечной вереницей неслись люди, все как один целившиеся в Сергея из револьверов и пистолетов, среди них мелькнул даже вчерашний прибалт-псевдодзержинский, схвативший в охапку колдунью Алену, расхохотавшийся и исчезнувший, шевелил огромными тараканьими усищами товарищ Буденный, Сергей нырял в чернильно-мутную реку, в него стреляли, но он упорно плыл куда-то, наконец вынырнул и наткнулся на товарища Сталина, молча грозившего ему трубкой. Нет, вспоминать ТАКОЙ сон Сергею не хотелось.

— Ничего не снилось.

— Ницего — это хорошо, — кивнул Никитич, — Это оцень хорошо. Ну цто, раз проснулся, нужно за работу приниматься.

— Ага, — вяло согласился Сергей, вспомнивший вчерашний день.

Нужно приниматься за работу. Каждое утро. Весь остаток жизни. Потому что отныне это — твоя жизнь. Работа-сон, сон-работа. Выхода нет. Как он вообще поверил в то, что сможет найти здесь магов? Магов! У большевиков!

Для полного счастья судьба, закинувшая его в это время — все-таки пока Сергей не мог переключиться на то, что это параллельный мир — не только лишила его пути назад. ОН даже не обладает знаниями о будущем. Потому что, мать-мать-мать, это не прошлое!

Нет, конечно, с альтернативкой ему еще повезло: у власти не Сталин, а другие большевики, более адекватные, по крайней мере, судя по терпимости по отношению к церкви. Сергей хотя бы мог не бояться, что его расстреляют как шпиона. Хотя…

Даже прорвись он к Сталину и что он сможет ему рассказать? Что? Что война начнется…

Кстати. Сергей вспомнил, что вчера было воскресенье, двадцать второго июня. Ровно шестнадцать лет до начала войны. Интересно, а будет ли война в этом мире? И КАКОЙ она будет?

Плетясь с косой за Никитичем, рассуждавшим о том, что скоро зацветет липа, и нужно будет таскать ульи поближе к местам цветения, Сергей размышлял о войне.

С одной стороны, раз у власти — не Сталин, значит, не будет расстрелов полководцев. «Тухачевский-Блюхер-Гамарник-Якир-Уборевич!», блин, вот ведьма старая — вспомнил Сергей свою историчку, — она так яростно перечисляла жертв Сталина, что они даже запомнились. Раз здесь они останутся живы, значит, война может пойти более успешно для России. В смысле, для СССР.

С другой стороны, раз Сталин не получил власть, то кто сказал, что у власти Гитлер? Может, суть альтернативки в том, что Великой Отечественной просто не будет? Интересно, знает ли Никитич о Гитлере?

— Анисим Никитич, — обратился к хозяину Сергей, — А ты случайно не слышал о Гитлере?

— Гитрел? Это кто?

— Да нет, Гитлер. Немец такой.

Никитич задумался.

— Немец? А где он живет?

— В Германии.

— Гярманский немец? Нет, тогда ня знаю.

Ну, незнание Никитича — не аргумент. Он и фамилию Рыкова — нынешнего правителя СССР — не помнит…

* * *

Косили до самого вечера. Если Никитич — человек привычный — и для него особого труда не составило — хотя рубаха и промокла от пота насквозь, то Сергей к концу дня держался на чистом упрямстве.

«Давай, слабак, давай, работай! Это теперь — твоя жизнь! Терпи!»

Мозг, не желавший такого счастья, подкидывал одну гениальную мысль за другой. То размышления о том, что Алена — не специалист и могла ошибиться в том, что таких вещей как артефакт, сейчас нигде нет. Может, стоит поискать еще колдунов? Поопытнее?

Или приплывала мысль о том, что, может быть, это все-таки не альтернативная история. Вдруг Сталин со дня на день готовит переворот, в ходе которого и придет к власти? Хотя логика подсказывала, что в этом мире слишком много отличий от реальности Сергея, что это и вправду оказалось прошлое. Те же червонцы, например.

— Никитич, — спросил Сергей, когда они присели отдохнуть под деревом, — Что за деньги «червонцы»?

— Цервонцы? Хорошие деньги, — Никитич отхлебнул воду из фляги, — Золотые. Раньше при царе их выпускали, сяцас большавики пецатают. Их, говорят, и за границей принимают. В Англии, во Франции, в Италии… В Эстонии хорошо бярут…

Скажи это, например, Данила, Сергей принял бы за большевистскую пропаганду. Но Никитич-то — человек деловой.

Советский червонец — конвертируемая валюта. Какое еще нужно доказательство того, что это — альтернативка?

Можно, конечно, взять трофейный кошелек с теми самыми червонцами и уехать в город. И что? Что ты в городе будешь делать? Без документов? Да первый же попавшийся мент сразу заметет. Пусть времена здесь немного полиберальнее, чем в нашем мире при Сталине, однако уж всяко пожестче, чем в двадцать первом веке. Тут наверняка и в поезд без паспорта не сядешь. Так что жить тебе здесь, Сярежа, до самой смерти. Или до войны.

Продолжай косить.

Дома, после работы, Никитич скинул рубаху и ахнул на себя ведро воды из колодца:

— Уах-ха-ха!!! Сярежа, остудись, если хоцешь.

Сергей вздрогнул при одном взгляде на ведро. Вода наверняка ледяная… Простудиться можно… А почему нет?

«Что я теряю? Простуда? Ну и что?!»

Сергей снял рубаху, взял ведро, крякнул — тяжелое, деревянное — и опрокинул на себя.

— Уах-ха-ха!!!

От холода даже сердце чуть не остановилось. А потом все тело накрыла горячая волна. Сергей почувствовал неожиданную бодрость. Казалось, можно вернуться и покосить еще столько же.

Ну вот, а ты боялся…

Никитич прищурился и осмотрел своего «плямяша». Тощий как хворостина, все ребра наружу, живот впалый. В чем только душа держится… Подкормить бы его, да нечем.

Ночью, перед тем, как уснуть, Сергей решил: жить в деревне он не хочет. С такой работой он и до войны-то не доживет. Значит, нужно уезжать. Чуть попозже.

В глубине души Сергей чувствовал, что не сможет уехать: здесь тяжело, но уже привычно — за две-то недели — еще немного и он не захочет ничего менять. Но планы строить не прекращал. Как и всю свою жизнь.

Во-первых, нужно в следующее воскресенье уточнить у Данилы насчет Гитлера: у власти, не у власти, есть ли здесь вообще такой. Может, ближе к сорок первому году нужно будет перебираться куда-нибудь за Урал. Чтобы война не достала.

Во-вторых, узнать насчет паспорта. Как можно получить, какие справки собирать, может, заплатить кому.

В-третьих, раз уж здесь все с оружием, может научиться стрелять. Револьвер есть. Никитич похвалил за то, что накостылял Андрюхе и, взглянув на Сергеев трофей, определил его как наган. Так вот ты какой, северный олень… Патронов всего семь штук, но может, удастся достать еще немного и научиться стрелять? Дело нужное.

Сейчас револьвер лежал вместе с мечом. Старинное оружие и современное. Как символ чего-нибудь? Интересно, меч и револьвер можно посчитать символом или «бывают и просто сны»? Господи, какая чушь в голову лезет…

В-третьих… В-третьих, решил засыпающий Сергей, нужно будет еще раз сходить к Алене. Может, она все-таки знает хоть кого-нибудь из своих коллег, кто даст Сергею наводку… На водку… На пиво…

Во сне приходили беспризорники.

Сергей вскрикивал и просыпался, чувствуя, боль в животе в том месте, куда угодили шилья.

«Сколько я выдержу?»…

* * *

Тук!

Нож мелькнул черной рыбкой и вонзился в столб.

А, ч-ч…

Блин.

Как ругаться-то?!

Сергей подошел к столбу и дернул нож. Еще раз дернул.

Нож пискнул и вытащился.

Нет, так не пойдет. Нужно или бросать с меньшей силой или найти другую мишень. Например…

Сергей скрутил из сена толстый плотный жгут. Сложил пополам, перевязал обрывком бечевки.

Вот. Мишень.

«Мишень» больше походила на странноватую куклу. Сергей покрутил ее, отделил два пучка и перевязал их травинкой. Пучок приобрел две расставленные в стороны руки и мишень стала похожа на макет пугала из американских фильмов ужасов. Даже жутковато.

— Надеюсь, ты ко мне приходить во снах не будешь, — Сергей установил мишень на землю у основания заборного столба, отошел в сторону…

Шухх!

Нож воткнулся точно в «голову» куклы. Отлично.

Шухх!

Отлично.

Метать ножи у Сергея всегда получалось хорошо. Лишний аргумент не повредит.

Шухх!

Шухх!

Шухх!

В четверг Сергей проснулся как обычно — как УЖЕ обычно — с рассветом. Всю неделю они с Никитичем занимались сенокосом, он и сегодня планировал отправиться на луг. Запах свежего сена Сергею уже опротивел и вызывал ассоциации не с сеновалом и румяными девушками-селянками, а с тяжелой работой, гудящими руками и насквозь пропотевшей рубахой.

Шухх!

Шухх!

Шухх!

Однако Никитич, увидев выползающего с сеновала батрака, хлопнул Сергея по плечу и сказал, что сегодня они, по всей видимости, повезут ульи к липам. По народным приметам сегодня липы должны расцвести. А для того, чтобы не тащить ульи зазря, Никитич отправится на разведку. После чего пасечник вскинул на плечо свою походную котомку и ушел.

Вообще-то Сергея брало сильное сомнение, что Никитич на самом деле отправился к липам. Возможно, он пошел по своим таинственным ночным делам.

Никитич не говорил, но по обмолвкам, по намекам, Сергей понял, чем зарабатывает на жизнь его хозяин кроме пасеки.

Жизнь крестьянина в Песковской губернии — да, до сих пор губернии, хотя большевики у власти уже восемь лет — тяжела и голодна. Сырой, холодный климат, бедные почвы не позволяли вырасти ничему более-менее подходящему для пропитания в достаточных количествах. По словам Никитича, хлеб до революции приходилось покупать. Покупать! Хлеб! Крестьянам! А для покупок нужно что? Правильно, нужны деньги. Которые, к сожалению, из земли не растут. А того, что растет, не хватает самому, не только на продажу. Поэтому большинство песковских крестьян занималось так называемым отхожим промыслом. Несмотря на подозрительное название, промысел заключался в следующем: в свободное время, то есть чаще всего зимой, крестьяне изготавливали что-то на продажу. Корзины плели, горшки обжигали, печи клали, игрушки-свистульки делали, гусей выращивали, лён, рыбу ловили, шкуры выделывали, в лесу охотились. Свечи восковые лепили. В общем, не хочешь с голоду подохнуть — научишься крутиться. А Сергей всю жизнь думал, что крестьянский труд тяжелый, но тупой: ковыряйся в земле с утра до вечера и всего делов. А тут такой бизнес крутится, куда там всяким ЧП.

Ремесла, как Сергей понял, в основном делились по деревням и семьям. То есть, в одной деревне проживают знатные горшечники, в другой, скажем — кожевенники или пивовары. Где чем проще заниматься, там то и развивается. В деревнях, кроме того, были люди, которые себе отдельное ремесло выбирали: кузнецы, портные, знахари. Старик Кузьмич, к примеру, печник. Никитич, Сергеев хозяин, для себя выбрал ремесло пасечника.

Сергей, наверное, на его месте тоже бы пасечником стал. Работа не тяжелая, пасти пчел, как коров, не нужно, сена им запасть, как лошади — тварь прожорливая! — не нужно. Разве что ульи таскать к цветущим местам тяжеловато. И рой ловить, когда он вылетит. И мед выгонять из сот. И воск вытапливать. В общем, тоже не печенье перебирать, но все-таки полегче обычного крестьянского труда. По крайней мере, с медом, а не с навозом.

Мёд, свежий, еще теплый, Сергей попробовал. Никитич натянул на него широкополую шляпу с черной плетеной сеткой — Сергей еще подумал, что в такой шляпе удобно банки грабить, никто не опознает — открыл крышку улья. Пчелы оттуда вовсе не вылетели грозным жужжащим облаком, как в мультфильмах, ползали туда-сюда и взлетали только по своим делам. Никитич выпустил струю дыма из «дымаря» — забавной штуки в виде банки с носиком и гармошкой. Пчелы попритихли, Никитич вытащил рамку с сотами, которые Сергей до этого видел только на этикетках в супермаркете, вырезал кусочек сот и протянул помощнику:

— Дяржи, Сярежа, попробуй. Мядок хороший, малиновый.

Сергей осторожно откусил. Мед был непривычный, светлый, практический белый, приятно пах и просто таял во рту. Нет, пасечником быть хорошо! А то, что пчелы покусают, так Никитич говорит, что это даже полезно. Если их не злить, то и не укусят.

Дурака и в офисе может током ударить.

А ч-ч…

Нож перерубил веревку «куклы», так, что та развернулась обратно в пучок сена. Пришлось вязать новую жертву.

Так вот, Никитич, судя по всему, был мужиком деловым, и пчеловодство не полностью усмиряло его кипучую натуру. Как догадался Сергей, хозяин промышлял контрабандой.

После революции маленькая Эстляндская губерния превратилась в такую же маленькую, но очень гордую Эстонию. Пользуясь суматохой и бардаком, эстонцы сумели оттягать себе еще и часть России. Например, Печоры, которые испокон веков были русскими, а также Изборск, который вообще был одним из древнейших русских городов. Заодно прихватили и часть Песковской губернии.

Граница, которая раньше была где-то в сотнях километров — верст — то есть, для крестьян Козьей горы все равно что на Луне, внезапно оказалась буквально в нескольких километрах. И если всем остальным этот факт ничего не говорил, то ушлый Никитич сразу почуял запах денег. Пусть не больших, но на спокойную жизнь и безбедную старость накопить можно.

Что он там таскал ночами через кордон — знания Сергея о контрабанде ограничивались наркотиками — неизвестно. Навряд ли наркотики, сомнительно, чтобы в СССР в двадцатые годы были известны героин с кокаином. Судя по оговорке с червонцами, Никитич пробавляется золотишком…

Вот и сейчас, то ли он правда ушел смотреть на цветущие липы, то ли в нарушение собственных привычек отправился через границу днем. Так торопился, что даже не задал работу своему батраку «Сяреже». Вот Сергей и решил вспомнить, как метать ножи. Места здесь иногда опасные, кто знает, вдруг да пригодится.

Как показали результаты тренировки, метров с пяти Сергей попадал в спичечный коробок в десяти случаях из десяти, если кидал с правой руки, и в семи случаях их десяти — если левой.

— И-ех!!! — Сергей отчаянно крутанулся на пятках и с силой метнул нож в стену погреба.

— Тук! — нож вошел как по маслу.

Надо же. Попал, куда целился с расстояния метров в двадцать пять. Впервые в жизни. Отличный результат.

Вот только, что толку от таких отличных результатов, если почти любой может вытащить пистолет и пристрелить тебя! Не то, что метнуть, даже достать не успеешь.

Сергей подошел к лежащей на земле котомке и достал из нее револьвер. Покрутил барабан. Прищурился, прицелившись.

Синяк с глаза сошел на удивление быстро. Не прошло и трех дней. Неужели колдовство Алены подействовало? Неужели он все-таки в мире, где магия ЕСТЬ?

Или просто все дело в мази?

Сергей опустил руку. Тренироваться в стрельбе нужно не во дворе. И не с семью патронами. Где интересно, можно взять зарядов к нагану? Может, Никитич?…

— Сярежа! — хозяин возник как демон по призыву, — Поедем! Зацвяла липа-то.

Эхма… Опять ульи таскать.

Ульи с прошлого раза стали ощутимо полегче.

— А куда едем-то?

— Да поцти к границе, — махнул рукой Никитич, — Там лип много.

Поехали…

Может, ну его, этот город, подумал Сергей, трясясь в телеге, поживу у Никитича, поработаю. Может, тоже пасечником стану, или смогу придумать что-нибудь, ну или как-нибудь все само собой образуется.

* * *

Бац! Бац! Бац!

Сапоги белогвардейцев безжалостно пинали Сергея. Он скорчился на земле, чувствуя только удары. Кровь из рассеченной брови залила многострадальный левый глаз, он почти ничего не видел…

Бац!

Острая боль пронзила колено, в которое угодил сапог.

Бац! Бац! Бац!

Удары сыпались на избитого парня, хрустнули сломанные ребра, несколько пинков угодили по голове, отозвавшись вспышками боли.

Бац!

Сильный удар. Избиение прекратилось.

Сквозь шум в ушах Сергей расслышал неразборчивые голоса. Уходят?

Он пошевелился, чуть не закричав от боли. Попытался открыть глаз. Стер ладонью кровь с лица, кое-как разлепил правый глаз…

Прямо перед ним лежали листья, трава. Бежал муравей. Пахло землей, нагретой на солнце.

Послышался хруст, у лица возник блестящий начищенный сапог.

«Кирзовых нет, а хромовые есть» — в диком несоответствии с ситуацией подумал Сергей.

* * *

Час назад Сергей с Никитичем приехали в рощу. Липа действительно уже расцвела, пахло тем самым запахом, который Сергей помнил еще со школы: у них во дворе росли липы.

Вытащили и расставили ульи. Открыли «летки» — отверстия в ульях, из которых выбирались пчелы. Те не заставили себя ждать: выбрались из жилищ и цепочкой полетели в сторону цветущих деревьев, которые уже гудели от пчелиных толп.

Никитич уселся на пригорок в стороне от ульев — пчелы не любили табачного дыма — и закурил. Сергей присоединился, оторвал кусочек газеты, отсыпал табака из кисета, ловко свернул самокрутку. Закурил.

— Мёд липовый, — завел рассказ о своем Никитич, — он самый полезный будет. При простуде, скажем, первое дело. Если живот больной, опять-таки, медом лецатся. На раны мажут, если порезался, заживают быстрее…

В общем, если верить Никитичу, медом можно лечить абсолютно все, от гриппа, до СПИДа.

— …если мед, скажем, каждый день есть, то все болезни отступят. Ницего болеть не будет: сердце, поцки, пеценка… Всю жизнь будешь здоровым. Пока, конецно, не помрешь…

Тут, правда, Никитич, мог служить живой рекламой чудесных свойств меда: за пятьдесят, при всей тяжести крестьянского труда, он выглядел как крепкий сорокалетний мужик. И здоров был, как конь: работал так, что загонял Сергея, который раньше считал себя вполне даже спортивным человеком. Это что же было бы, если б Сергей был простым менеджером?! Он вообще тут загнулся бы? Не смог бы справиться с работой, которую выполняет пожилой крестьянин?

Бред, но так и есть.

— А яще, — пел Никитич, попыхивая самокруткой, — хорошо водоцку с медом пить. Самогон тоже можно, но водка луцше. Опустишь, знацит, в стакан ложку меда, нальешь туда водоцки. Выпиваешь, а мед тебе сам в рот стекает…

Подлетела пчела, покрутилась, жужжа, возле Сергея и улетела, недовольная. Видимо, пчелы в самом деле не любят дым… Ай!

Еще пчелы не любят, когда на них опираются ладонью. Вот что эта пчелка делала в траве, где даже цветов нет, когда неподалеку — цветущая липа? Цапнула Сергея в ладонь и теперь подохнет: пчелы, как сказал Никитич, после укуса не выживают.

Сергей взглянул на саднящую ладонь: укус оказался неожиданно не особенно болезненным. Покраснение, в центре — черная точка.

— Жало вытасци, — лениво взглянул Никитич, — а то болеть будет, да вон…

Никитич сорвал стебель одуванчика:

— Молоком смажь, ня так болеть будет…

— Добрый день.

Сергей повернулся на голос…

И вскочил.

Неподалеку, под огромной старой липой, стояли четыре человека. В зеленых куртках-френчах, черных кепках. С винтовками.

Пусть бы с оружием, Сергей уже понял, что в этой альтернативке с оружием ходят все, не только бандиты. И даже то, что эта вооруженная группка блуждает по лесу, ничего не означает. Если бы не один из них.

Хриплый.

Помощник Командира — главаря белогвардейцев.

— Добрый день, Анисим. Хорошее ты место выбрал. Красивое. Если бы не Андрюха и не найдешь…

Хриплый вместе со своими подручными приблизился к Сергею. Остановился вплотную.

— Скажи-ка мне, Анисим, — Хриплый, не отрываясь, смотрел в лицо бледнеющему Сергею, — Что это за племянничек у тебя завелся?

— Сестры моей сынок родной, — голос Никитича странно для Сергея был спокоен.

— А почему Андрюха говорит, что не было у тебя никаких племянников раньше? — Хриплый, казалось, пытается что-то высмотреть в сергеевых глазах.

— Собака лает — ветер носит, — хладнокровно ответил Никитич.

— А почему это наша собака сейчас лежит со сломанной рукой? — голос Хриплого становился все более и более злобным. — Почему наш проводник после встречи с твоим племянником не может больше работать на нас?! А?!

Хриплый повернулся к Никитичу:

— У тебя в доме твой племянник тихий да смирный, в морду бьешь, даже не утирается, а стоило ему Андрюху одного поймать, как он тут же у него наган отнял и пальцы переломал? Ты знаешь, что из-за этого ублюдка у нас операция сорвалась?! Ты что, пасечник, красным продался? Больше заплатили?!

— Да больше цем вы, заплатить нясложно, — Никитич был спокоен, — Вы мне и вовсе ня платили.

— Значит, признаешься?! — Хриплый резко повернулся к Сергею, — Красный подсыл?

— Нет, — у Сергея спокойный голос не получился. Ноги отнимались, даже во рту был противный металлический привкус.

Сергей боялся, что его убьют. Кто бы не боялся?

— Да что ты с ним балакаешь? — подал голос один из подручных, — Шлепни и всего делов.

Хриплый потянул Сергея за бороду:

— Скажи спасибо, краснопузый, что господин капитан запретил убивать. Но паскудничать ты теперь долго не сможешь.

Удар был неожиданным. Сергей рухнул навзничь, глаз мгновенно залило кровью, казалось, ему в лицо влетел крепостной таран. Вышинский попытался подняться, но тут его начали бить ногами…

* * *

Блестящий носок сапога ткнул Сергея в разбитые губы. Может, Хриплый хотел, чтобы он поцеловал ему сапог, может что-то еще…

Сергей не стал выяснять.

Он потянулся к сапогу — единственному, что видел — ухватился за него, вцепился и, насколько хватило сил у избитого организма, всем телом навалился, в последней отчаянной вспышке выворачивая ногу врага…

Сергей успел услышать хруст рвущихся связок, ревущий вскрик… Удар по голове.

Темнота.

* * *

Все болит, все…

Каждый вздох — как удар ножом под ребра. Голова раскалывается так, как будто ее бьют кузнечным молотом. Все, все тело наполнено огромной болью…

Сергей застонал. Открыл глаза. Попытался открыть.

Не получается… Ничего не видно… Темно… Ослеп?

И почему так трясет?

Сергей лежал на твердых досках, которые тряслись под ним с громким топотом.

Топотом?

Что-то влажное прошло по лицу, стирая запекшуюся кровь. Медленно, отрывая каждую присохшую ресницу, открылся правый глаз.

Ярко-голубое… Небо…

«Я лежу, — пришла в несчастную голову мысль, — на спине…»

— Тпппру! Ня нясись, шаленая!

«Лошадь… Лошадь… Телега… Я лежу в телеге… Меня везут… Кто? Куда?»

Сергей попытался приподняться и охнул от боли.

— Ляжи, ляжи, Сярежа, — в узкий участок реальности, видимый полуоткрытым глазом, вплыло лицо Никитича. Под глазом пасечника на пол-лица расплылся огромный красно-черный кровоподтек.

«Вспомнил… Бело… Гвардейцы… Избили…»

— Никитич… — прошептал Сергей, — Тебя… тоже…

— Да, — несмотря на пострадавшее лицо, Никитич был вполне доволен жизнью, — А хорошо ты ногу-то Ягору поврядил.

— Какому… Егору…

— Да казацку бывшаму, тому, цто этих шалапутов прявел.

Сергей вспомнил. Блестящий сапог, отчаянный рывок, крик…

— Что… нога…

— Да сломал ты яму ногу. В суставе вывярнул. Долго яму тяперь гопака не плясать.

«Зачем мне вообще эта нога понадобилась?»

— Почему… не… убили…

— Если правду говорить, они ряшили, что убили. Ты уже и дышать поцти пярестал.

«Зачем мне понадобилась эта нога?»

— Куда… едем…

— А в Загорки. К Алене тябя отвязу. Сильно тябе пряшлось, не справлюсь я с лецобой. Да и ня нужно тябе быть в доме, если они вдруг нагрянут. В Загорках — волисполком, там все вооруженные, да и мужиков в дяревне много. Туда ня сунутся…

Сергей прикрыл глаза. Глаз.

В голове поселились и боролись друг с другом две мысли.

Первая ругала Сергея за то, что тот напал на Хриплого. Что изменилось? Вот, что? Или ты думал, что сумеешь свалить его и прикончить? Избитый? Несмотря на еще троих? Зачем? Вот зачем ты это сделал? Хриплый уже перестал тебя бить, подождал бы немного, он бы и вовсе ушел. Зачем тебе понадобилась эта нога?

Вторая мысль вселяла странную, дурацкую гордость за свой поступок. Ведь разумом можно понять, что действительно, ничего не изменилось бы, если бы Сергей не напал на Хриплого. Справиться с ним Сергей бы не смог, скорее всего, его бы просто пристрелили. Толку в нападении не было никакого. Абсолютно. Но Сергей все равно, стыдясь, в глубине души гордился своим поступком.

* * *

Телега заскрипела, разворачиваясь. Сергей очнулся. Дорога до Загорок совершенно выпала из памяти. А он был в Загорках.

— Куда, ну куда вы яго привязли?! — возмущалась Алена, смутно различимая сквозь туман, который затягивал поле зрения.

— Алена, куда нам яго вязти? — слышался сквозь шум в ушах голос Никитича.

— Куда угодно! Зацем мне мертвяки в доме?

— Алена, побойся бога. Он яще ня умер.

— То-то цто «яще»! А помрет, цто мне с ним делать?

— Алена! Не помрет! В жизни не поверю, чтобы у тябя целовек помер.

— Ох, дядя Анисим… Ня будь ты братом мояго папы…

— Заноси!

Сергея подняли и понесли.

Небо… Небо… Дверь… Потолок…

В спину уперлись доски лавки.

Он, избитый до полусмерти белогвардейцами, в доме у колдуньи — четырнадцатилетней девчонки. В параллельной истории, где Сталин не пришел к власти.

Может, это все — бред?

Глаз раскрылся окончательно. Насколько позволила распухшая бровь. В открывшийся вид низкого потолка вплыло лицо. С фингалом и бородой.

Никитич.

— Слышишь, Сярежа, — лицо исчезло, Никитич присел на лавку, — Ты, когда у тябя будут спрашивать, кто тябя избил, не говори, цто раньше их видел. Скажи, цто незнакомые люди прицапились. Про них все говори, как есть, внешность, одежду, только не вспоминай про раньшее. Хорошо? Ня хоцу, цтобы ко мне приставали, какие такие у меня дяла с бяляками. С гэпэу знакомство сводить совсем даже ня хоцется…

— А… — сформулировать вопрос Сергею помешало странное гудение, как будто за стенкой кто-то работает с перфоратором.

Лицо Никитича возникло опять. Взгляд был таким, что даже огромный синяк не делал лицо смешным:

— А насцет Андрюхи ня пяряживай. Заигрался, поганец… Прядупреждали яго… Сам виноват…

Пасечник опять исчез. Только на этот раз — в дымке, которая заволокла потолок. Или это только кажется? Шум усилился, сквозь гудение послышались слова колдуньи:

— Дядя Анисим! Отойди от няго, ня видишь, он цуть жив. Пойди луцше сюда, я тябе синяк полецу. Цто за лето, каждую няделю побитые приходят!

Шум превратился в рев и выключился. Сергей потерял сознание.

* * *

— Привет, Вышинский, — Павел Поводень, председатель Загорского волисполкома, смотрел на Сергея недобро, видимо, все-таки подозревая в скрытых польских корнях.

— Добрый день, товарищ Поводень, — Сергей, прихрамывая, подошел к крыльцу и опустился на лавочку, — Данила на месте?

— Да нет, — буркнул Павел, — на танцы пошел.

Отбросил окурок и ушел внутрь.

Ясно.

Сергей проводил взглядом падающий окурок. Курить хотелось страшно, но подлая Алена наотрез отказалась разрешать ему курить. Ладно, хоть выходить разрешает, иначе Сергей давно бы уже взвыл.

* * *

Первые дней пять пребывания в доме у колдуньи — настоящей, живой колдуньи — у Сергея восторга не вызывали. Потому что в эти дни восторг у него не вызывала даже сама жизнь.

Болезнь — всегда неприятно.

Эти дни запомнились головной болью и тошнотой, мокрыми компрессами и горьким травяным питьем, отчаянно пахнущим валерьянкой, прохладными мазями, которыми он был обмазан почти весь.

И шепот…

Чтобы с ним не делала Алена, все сопровождалось постоянным шептанием заговоров. Иногда Сергею казалось, что тихие звуки заклинаний постоянно звучат у него в ушах, даже тогда, когда Алены не было поблизости.

Колдунья оказалась девчонкой хорошей, невредной и дружелюбной. Просто, как оказалось, ее уже забодали деревенские безбожники, борющиеся с суевериями.

На «колдунью» Алена обижалась и доказывала, что она — знахарка. Знахарка, понимаешь ты, «Сярежа», или не понимаешь?! Как она объясняла, знахарки пользуются словом божьим и молитвой, а колдуньи должны непременно от бога отказаться и полностью отдаться нечистой силе. Сергею, который последнее время приобрел аллергию на любое упоминание нечисти, подробностей не требовал. В доме Алены в самом деле стояли иконы, на ней самой висел крест, да и ее заговоры очень напоминали молитвы. По крайней мере, на слух такого нерадивого христианина, как Сергей.

Из-за этого обращения к богу Алена в глазах местных безбожников стояла на одной планке с батюшкой. Когда Сергей прошептал — в тот день говорить ему было еще сложно — что ведьма и батюшка вместе — очень странно, Алена зашипела не хуже любой кошки. Ведьма для нее оказалась еще хуже колдуньи. По словам Алены, ведьма — всегда злодейка, и добра не делает никому и никогда. Хотя «бязбожникам» все равно и они временами пытаются поискать у Алены хвост, которым, якобы должна обладать настоящая ведьма. Сергей мысленно заподозрил, что парней привлекал не сам хвост, а место его возможного расположения. Будь Алена старой страшной бабкой, никого бы ее хвост не интересовал.

Слово «безбожник», к удивлению Сергея, оказалось вовсе не оскорблением, а вполне официальным названием тех, кто борется с религией во всех ее проявлениях. Издавалась даже газета «Безбожник». Сергей, когда добрался до читальни, специально попросил Данилу ее показать. Действительно, есть такая. В этом году, по весне, даже создано общество — Союз воинствующих безбожников, которая боролась с религией в меру своего понимания и сообразительности.

Сергей подумал, что, с одной стороны, ситуация с религией здесь все-таки не безоблачна, и большевики с ней таки борются, с другой — все-таки не закрытие церквей, аресты и расстрелы священников, как в нашей истории.

Дней через пять Алена разрешила Сергею вставать с лавки. Вернее, вставать она разрешала и раньше — горшок за ним она выносить не собиралась — однако теперь она разрешила гулять на свежем воздухе.

Бесконечные ли заговоры, мази и травяные отвары ли — что именно подействовало, Сергей не знал, однако умение малолетней колдуньи — ладно, знахарки — признал. Своему званию она соответствовала.

Прошли ушибы, рассосались синяки. Прекратилась головная боль, больше не было ощущения, что земля решила сменить ось вращения и выбрала его. Ныли ребра, однако Алена, безжалостно их потискав, сказала, что переломов нет.

Сергею повезло: после нескольких ударов сапогом по голове его лицо залило кровью, поэтому он походил на смертельно избитого. Белогвардейцы отпинали его не настолько сильно, чтобы отбить внутренности. Пострадало все, но ничего — слишком круто. Практически самым серьезным повреждением стало колено: распухшее, синее, оно стреляло острой болью при каждом шаге. Приходилось хромать и свой деревянный меч таскать уже вынужденно.

Где-то на второй день к Сергею пришел товарищ Поводень. С целью допросить пострадавшего. Оказалось, что функции борьбы с контрреволюционным элементом в селе лежали на волисполкоме и лично на его председателе. То есть, до участковых здесь не додумались…

Председатель выслушал тихий рассказ Сергея — он представил все так, как будто они с Никитичем случайно напоролись на пробиравшихся по лесу вооруженных и абсолютно незнакомых им людей. Зато описал их, особенно Хриплого, четко и подробно.

— Господин капитан, говоришь? — Павел задумался. Сергей недавно узнал от Алены, что председатель — его ровесник. Ну, то есть, ему тоже двадцать пять лет. А серьезный, как будто ему — лет сорок…

— Понятно… Люди капитана Ждана. Отродье бялогвардейское, все яму не уняться.

— Кто он такой? — прошептал Сергей. Бывает информация, которая оказывается жизненно важной.

— Приходила на него из гэпэу ориентировка. Собрал банду в Эстонии и шастает через границу. Капитан Ждан Тимофей Иванович, бывший командир второго ударного батальона Северо-Западной армии…

Господин капитан — надо понимать, Командир — был человеком, искренне ненавидящим большевиков. По крайней мере, после того как в 1920 году в Эстонии была расформирована армия белогвардейцев, он, даже оттрубив на лесоповале несколько лет, по-прежнему остался в благодарной Эстонии и, судя по ориентировке, начал работать на эстонскую разведку, лишь бы иметь возможность переходить через границу и всячески портить жизнь большевикам.

Хотя большая часть товарищей капитана либо перебралась в более европейские страны, где работали кем придется, либо, отдав дань лихим набегам, ушли туда же с целью создать нечто более организованное, чем кучки разрозненных групп. Хотя, насчет кучек товарищ председатель преуменьшил…

Если, насколько Сергей знал, в нашем прошлом белогвардейцы утихомирились сразу после окончания войны, то здесь можно было подумать, что война продолжается по-прежнему…

Банды от десяти-пятнадцати человек до нескольких сотен постоянно переходили границу из Финляндии, Латвии, Эстонии. Убивали председателей, коммунистов, ну или кто под руку подвернется, жгли дома. Были даже попытки захвата сел и деревень, иногда небезуспешные.

В 1921 году банды захватили несколько сел в Карелии и попытались поднять восстание.

В Псковской губернии банда некоего Сергученко ухитрилась захватить и разрушить железнодорожную станцию.

О таких милых развлечениях, как обстрелы погранотрядов и убийства пограничников, Павел даже не стал рассказывать подробно.

Да… Весело здесь живут большевики. Тут и задумаешься об ответном терроре…

В среду Сергея посетили представители загадочного «гэпэу». Молодой парень — интересно, почему здесь вся молодежь занята чем-то интересным — в таких же забавных штанах-галифе, как у председателя, только синего цвета, внимательно выслушал Сергея, записал, все, что тот сумел вспомнить больной головой. Неопределенно хмыкнул, когда Сергей сказал, что напавшие были ему незнакомы, упомянул капитана Ждана, но в подробности вдаваться не стал. Сергей обратил внимание, что погон у товарища не было, а вместо них краснели петлицы с неразборчивыми значками.

Таинственная организация называлась ОГПУ — Объединенное государственное политическое управление при Совнаркоме СССР и была преемников ЧК в плане борьбы с контрреволюцией. То есть, почему-то именно ОГПУ, а не НКВД здесь было главным борцом с врагами народа. Хотя, кажется, об этой организации упоминалось на уроках истории. Да, пожалуй, как о кровавых палачах Сталина…

Руководил кровавыми палачами Дзержинский. То есть цепочка «Дзержинский-Менжинский-Ягода-Ежов-Берия» по крайней мере в этом плане не прерывалась. Интересно, как у Дзержинского хватало сил на все: и на министерство промышленности, Совнархоз, да, и на беспризорников и на ОГПУ?

Все подробности об ОГПУ Сергей услышал от Данилы, когда был отпущен Аленой на прогулку по Загоркам.

С Данилой получилось несколько забавно: Сергей помнил, что ему необходимо в местную библиотеку, но напрочь забыл — зачем.

Поэтому, когда Сергей, припадая на ногу, постукивая палкой, на которую опирался, вошел в читальню, его разговор с Данилой начался так:

— Привет, Данила. Я хочу у тебя кое-что узнать…

Всё. На этом разговор застрял. Сергей замер в дверях, пытаясь пострадавшей головой вспомнить, а зачем он, собственно, пришел в библиотеку. Что-то узнать… Вот только… Что?

Молчание затягивалось.

Данила окинул взглядом лицо Сергея в желто-зеленых разводах сходящих синяков, палку, в которую он вцепился, покалеченную ногу…

— С казацками встретился?

— Ага, — Сергей присел на лавку.

— Повязло.

— Ага.

Согласен, повезло. По крайней мере, на обеих ногах ушел…

— Казацки, он такие. Крястьян за людей ня сцитают. А уж большавиков… Они тябя за большавика приняли?

— Да. За агента.

— Ну тогда тябе оцень повязло. Торопились, цто ли?

— Не знаю…

Хриплый сотоварищи просто торопились. Никитич, придя в один из дней постельного режима, рассказал Сергею, что произошло.

Хриплый был послан господином капитаном Жданом к Андрюхе. Тот был у белогвардейцев проводником через границу, знающим тайные тропы. Какое-то задание было у Хриплого, что-то тот собирался сделать. Пришел он к проводнику, и все задание тут же накрылось. Проводник лежал дома и стонал так, что куры во дворе начинали кудахтать. Увидев появившихся на пороге посланцев белогвардейцев, Андрюха взвыл и заорал, что он не способен никуда идти, потому что подлый «сяктант», которого, он, Андрюха, давно подозревает в засланности, на днях поймал его на дороге в Загорки, когда он, Андрюха, совершенно никого не трогая, спокойно шел по своим делам. Пользуясь отсутствием свидетелей, сектант-агент ГПУ отобрал у Андрюхи наган и сломал руку в двух местах.

В доказательство своих слов Андрюха предъявил перебинтованную руку. Когда раздосадованные беляки собрались идти к пасечнику на разборки, Андрюха заложил Сергея с Никитичем, сказав, что они отправились в липовую рощу. Будь это где-нибудь еще, Хриплый не стал бы утруждаться, но фортуна в тот день была не на стороне Сергея: липы росли почти по пути к границе, и Хриплому пришлось сделать совсем небольшой крюк, чтобы поймать его.

Убивать капитан категорически запретил. Не из-за вспыхнувшего гуманизма, просто Загорки и окрестные села были напичканы контрабандистами, имевшими связи и среди пограничников и среди ОГПУ и в самой Эстонии, поэтому ссориться с ними резона не было никакого. Только поэтому Сергей остался жив. А может, потому, что застрелить его было неинтересно. Совсем другое дело — попинать ногами…

— А где Андрюха? — спросил Сергей.

— Где, где… — проворчал Никитич, — В зямле.

Вот так. Просто и легко. Неинтересное время, говоришь, Сергей Аркадьевич?

Воспоминания испортили Сергею и без того паршивое настроение. Да еще Данила взялся рассказывать о зверствах казаков времен Гражданской.

Данила и сам-то со своими обрубками был живым доказательством белого террора, да еще и истории вспоминал одна другой хлеще.

Сергея стало подташнивать еще на рассказах о отрезанных ушах, носах, выколотых глазах, отрубленных пальцах, руках, ногах, вырезанных на груди звездах. А тут еще Данила взялся рассказывать о наиболее известных жертвах казаков. О товарище Лазо, которого сожгли живьем в паровозной топке. О брате товарища Пятакова, которому живому высверлили шашкой сердце.

Когда речь зашла о сердце, вырезанном у живого человека, Сергей не выдержал:

— Данила, хватит.

Раньше Сергей принял бы этот рассказ за большевистскую пропаганду, однако можно ли сомневаться в словах человека, которому отрубили ноги? Неужели вся эта жуть — правда? Не может быть, это на казаки, а фашисты какие-то! Фашисты?

Сергей вспомнил, что хотел узнать:

— Данила, а ты знаешь Гитлера?

— Гитлера? Яврей?

Сергей подавился словами:

— П-почему еврей?

— Ну, ня знаю. Фамилие на яврейское похоже.

Интересно, что бы сказал герр Гитлер, если бы его обозвали евреем?

— Нет, он глава фашистов…

— Итальянец?

Логика Данилы при определении национальности Гитлера никак не определялась:

— Почему итальянец? — устало спросил Сергей.

— Так фашисты в Италии…

— Где??

В Италии?? «Итальянцы-фашисты» для Сергея звучало не менее бредово, чем «белогвардейцы-террористы».

— Н-нет, — Альтернативка… — Гитлер — фюрер немецких фашистов…

— Фюрер? Вождь?

— В смысле «вождь»?

— Ну «фюрер» по-немецки — вождь.

— Да?!

— Да.

Странно… Хотя… Может быть. Немецкого Сергей не знал.

— Гитлер… Гитлер… — задумчиво пошевелил листами газетной подшивки Данила, — Гитлер… Адольф?

— Да! — нашедшемуся Гитлеру Сергей обрадовался, конечно, меньше, чем Сталину, но все-таки радует, что здешний вариант истории не совсем отличается от нашего.

— Так посадили его?

— Кого?!

— Ну, Гитлера твоего.

— Кто? — может, Данила все же спутал и имеет в виду совсем другого Гитлера?

Данила почесал кудри на голове:

— Не знаю. Полиция, наверное. Он со своей партией года два назад пытался мятеж поднять, в Мюнхене, так вот его поймали и посадили.

Оп-па… Мало того, что здесь Сталин не пришел к власти, здесь еще и Гитлер не смог власть захватить. Два главных тирана двадцатого века — и оба не у дел. Сталин — глава партийной канцелярии, а кто слышал о том, чтобы главы канцелярий имели хоть какую-то власть? Гитлер и вовсе в тюрьме. Два года назад… В двадцать третьем? Если он и у нас пришел к власти где-то в это время, то до начала войны у него было восемнадцать лет. Мало, конечно, но Гитлер сумел подготовить мощную армию. А здесь он, даже если и выйдет, то подготовить войска и вооружение — те же танки — за шесть-восемь лет… Нереально.

«Хоть в этом повезло, — подумал Сергей, — второй мировой здесь не будет».

* * *

Выйдя из здания волисполкома, Сергей опустился на лавочку и закурил.

Теперь понятно, где произошла развилка: году в двадцать третьем. В этом году у Гитлера провалился мятеж, а Сталин, видимо, не сумел подняться на достаточно авторитетную должность, которая позволила бы ему взять верх. Интересно, здесь побывал какой-то более везучий предшественник?

Сергей поморщился и потер нывшее колено. Да, кто-то вместе со Сталиным изменяет мировую историю, а кого-то лупят белогвардейцы в лесу. Через три года после окончания войны. Невезуха…

Ладно, пойдем домой… К Алене…

* * *

Колено болело просто адски. Пару раз Сергей остановился, чтобы поздороваться с прохожими и заодно отдохнуть.

Зачем, вот зачем, он напал на Хриплого? Героем захотел себя почувствовать? Зачем? Все равно уже избили, собирались уходить, так ведь нет, бросился в драку. Пополз. Гер-рой… Вот теперь и хромай, как калека. Не сунулся бы, ходил бы только с синяками…

Сергей вздохнул и тронулся дальше в тяжелый путь.

«А все-таки здорово я его…»

— Здравствуй, Сергей.

— Здравствуйте, батюшка.

Старичок-священник улыбнулся и поковылял дальше по своим делам. Сергей с опаской взглянул ему вслед.

Отца Афанасия он, как и многие в Загорках, побаивался. Улыбчивый батюшка мог, не прекращая улыбаться, напророчить что-нибудь. И, самое главное, сбывалось. Правда, не на следующий день, иногда через годы, так что и непонятно, предсказал он или угадал. Но все равно жутковато…

Сергей вздрогнул, вспомнив, как батюшка пообещал двум безбожникам смерть: одному — от нехристей (интересно, если здесь не будет Великой отечественной, то кто же убьет рыжего?), а второму — от руки первого. Собственного друга.

И все равно, батюшку в селе уважали. Выходки молодых безбожников не находили понимания ни у кого из взрослых.

— Привет, Сярежа.

— Привет.

Легки на помине. За батюшкой они следят, что ли?

Рыжий Сашка, вожак местной молодежи, и кто-то из его дружков, Сергею по имени неизвестный. Хорошо еще Губатого Дениса с ними нет, вот тот — парень паскудный. Всякие идеи типа прицепиться к Алене или натолкать в трубу навоза — его придумки. А Сашка — человек невредный. Сам неместный, родители в Гражданскую привезли его откуда-то из-под Твери, но заводной и веселый.

После стычки с беляками молодежь — интересно, они комсомольцы или нет? — перестала смотреть на Сергея как на врага. Тем более, уяснили, что он — не сектант, а, скорее, жертва секты. После этого Сергей иногда слышал за спиной жалостливые женские вздохи, хотя, возможно, относящиеся к его нынешнему побитому состоянию. Парни же считали, что «сяктант» — если в деревне дали кличку, то не отмоешься — свой человек. Вот если бы он еще волосы носил не такие длинные и бороду сбрил… В таком виде Сергей слишком напоминал священника, однако отказываться не собирался.

Такой глупый и бессмысленный вызов неизвестно кому.

Сергей хромал дальше.

— Здравствуйте, товарищ Вышинский.

— Здравствуйте, товарищ Вацетис.

Стоящий в начале прохода к Алениному дому Вацетис посмотрел белыми глазами на Сергея, словно собирался что-то спросить, но промолчал.

Вот еще одна странная личность.

* * *

Прибалт Вацетис был неместный. То есть, не просто приехавший откуда-то и оставшийся жить. Нет, просто приезжий. По слухам, даже из Москвы. Живет у некой вдовушки, хотя народ и хихикает и рассказывает небылицы, но, скорее всего, ничего у них нет. И вдову ту Сергей видел: суровая женщина, и товарищ Вацетис не походил на сластолюбца.

В селе его видели редко, чаще всего Вацетис пропадал в окрестных деревнях, что-то разнюхивая. В народе существовали различные версии, кто он такой и зачем он приехал. Кто говорил, что он из ОГПУ и выслеживает банды, кто — что ловит контрабандистов. Хотя, лови он коллег Никитича, давно бы он уже лежал где-нибудь в лесу, надежно прикопанный землей. Сергей уже понял, что человеческая жизнь здесь стоит дешево.

Рассказывали, что Вацетис воевал в составе красных латышских стрелков, то есть, был латышом. Хотя по-русски говорил чисто, только если прислушаться, можно было разобрать легкий акцент: «Страфстфуйте, тофариш Фышнский».

Ходили даже глухие слухи, что Вацетис на самом деле — эстонский шпион. Для Сергея само это словосочетание звучало как анекдот, однако здесь, в этом мире, к Эстонии относились серьезно, считая ее сильным противником.

У Сергея насчет тайны личности Вацетиса было свое мнение.

Слишком настырно латыш выпрашивал у Алены ее книгу.

Была у девчонки некая тайная книга, которую она прятала от всех и не показала даже Сергею. Книга принадлежала еще прабабке колдуньи, содержала все тайные знания семьи знахарок: рецепты, заговоры, заклинания. Как о ней проведал Вацетис, Алена не знала. Однако латыш, как только появился в селе, сразу же начал настырно домогаться до Алены с требованиями показать ему книгу.

Сергей, тогда еще лежащий свежей отбивной, поинтересовался, почему Вацетис не может просто отнять книгу. Алена, разговорившаяся из сочувствия к полумертвому Сергею, сказала, что книга заговорена и отдать ее можно только добровольно, иначе…

Что будет иначе, Сергею знать не хотелось. И так слишком уж много колдовства, волшебства и магии вокруг, ему скоро будет страшно выходить ночью из дома.

Так вот, рассуждение Сергея были просты: Вацетис требует колдовскую книгу, значит, знает, что с ней делать. Так? А раз он — посланник из Москвы, значит, ищет ее не для себя, а по поручению начальства. Так? А Сергей как-то читал книгу о том, что НКВД как раз в двадцатые годы создало (создал, это же комиссариат) спецотдел по исследованию оккультных явлений. Значит что?

Вацетис — агент НКВД, ищущий секреты колдовства. И по деревням он ищет бабок-колдуний и от Алены требует ее книгу, видимо, такие книги — редкость и найти более сговорчивую ведьму он не может.

Правда… Как он может быть агентом НКВД, если здесь всеми тайными делами рулит ОГПУ (рехнешься с этими сокращениями!)? Хотя, с другой стороны, может, это в нашей истории оккультный отдел создавало НКВД, а здесь — именно ОГПУ. Так что деревенские слухи не врут и Вацетис — агент ОГПУ, только ищет совсем не то, что думают все.

Жаль, что колдовская книга оказалась именно у Алены…

Симпатичная девчонка, пусть не во вкусе Сергея — слишком пухленькая, слишком бледная, слишком малолетка, в конце концов. И все равно симпатичная: умная, веселая, Сергей ей понравился, чувствуется… По крайней мере, она искренне сожалела, что не может помочь ему с поисками артефакта. Когда Сергей пришел в себя, он опять спросил у колдуньи насчет артефакта перемещения. Алена покачала головой и сказала, что, судя по описанию, вещь — волшебная, то есть секреты их производства давно утеряны.

Проклятье…

Вот и Аленин дом. Добрался. Наконец-то. Сергей остановился у калитки передохнуть. Из будки лениво выбрался Тузик, лохматый пес, заскреб лапой, разгоняя блох. Самой Алены не было видно, наверное, в огороде, или еще где.

В деревне даже колдуньи работают.

* * *

— Дядя Анисим! Забери меня отсюда!

Сергею даже не пришлось изображать племянника. Ему действительно обрыдло торчать в Загорках, практически ничего не делая.

Скажи кто Сергею раньше, что он будет рваться косить траву и таскать ульи с пчелами…

Здесь же АБСОЛЮТНО нечего делать!

Можно помогать Алене по дому, но она, в отличие от пасечника, не была склонна терпеливо объяснять непонятливому горожанину-«сяктанту» его ошибки и начинала ворчать. А ворчала она так умело… Уже через пять минут Сергею хотелось куда-нибудь спрятаться и закрыть голову руками.

Блуждать по поселку, в котором все заняты делом и чувствовать себя лишним? Тоже не выход. Нет, можно так походить денек, ну два. Но неделю?!

Сергей пробовал сидеть в библиотеке у Данилы, но, во-первых, кроме газет там нечего было читать, во-вторых, Данила периодически начинал агитировать Сергея «за советскую власть», что было интересно, но еще больше доказывало Сергею, что он в альтернативке и погружало в депрессию.

Так, например, Данила утверждал, что конституция СССР, которую приняли буквально в прошлом году, является самой демократической конституцией в мире, а в Великобритании конституции нет, потому что так королю Георгу(королю?? Разве в Англии правит не королева?) проще держать народ в рабстве. Это в Великобритании-то, которую, как помнил Сергей, в его мире называли страной старейшей демократии! Данила говорил, что женщинам право голоса в СССР дано восемь лет назад, в США — только пять, а в Англии и Франции женщины не имеют права голоса до сих пор, что право рабочим на отпуск дали только большевики. Они же ввели восьмичасовой рабочий день, который раньше был часов десять и вообще ничем не ограничивался. Раздали землю крестьянам, причем не собирались сгонять их в колхозы. Колхозы, коллективные хозяйства, уже существовали, но были делом добровольным. Причем не как в старой шутке, а на самом деле. В общем, послушать Данилу, так большевики были просто ангелами, только и заботящимися о гражданах страны. При том, что в мире Сергея большевики были просто символом угнетения рабочих и крестьян. Да и здесь они всего лишь дали то, что в цивилизованных странах давным-давно в порядке вещей. Хотя с правами женщин какая-то путаница… И с расстрелом тоже. Данила заявил, что чуть ли не первое, что сделали большевики, придя к власти — отменили смертную казнь! Вообще! Правда, потом, в рамках «красного террора» вернули и пока оставили. Но, по словам Данилы, потом обязательно отменят. Но сам факт! Большевики, кровавые палачи, отменяют смертную казнь!

Сергей уже понял, что в этом мире большевики не были такими зверями, как в его прошлом. Вполне нормальное правительство, в меру жесткое, в меру доброе. Наверное.

После такой промывки мозгов Сергей иногда чувствовал позывы вступить в КПСС, вернее, в ВКП (б), и вместе со всеми рвануть строить коммунизм. Понятно, что ему не особо хотелось часто появляться у Данилы.

Плюс, всплыл один фактик, после чего Сергей пришел к выводу, что он — идиот и склеротик. Фактик касался фашистов.

Сергей, в разговоре с Данилой, как-то упомянул фашистов, тот, в свою очередь, выдал короткую справку, в которой упомянул имя Муссолини. Тут-то Сергей и вспомнил…

Был у него приятель, такой… «теоретический нацист», в общем. Голову он не брил, на митинги не ходил, но зато знал до мелочей историю и идеологию немецких фашистов и постоянно просиживал на форумах соответствующей направленности. Так вот он именно на «фашистов» и обижался. Я, говорил, не фашист, я — нацист. А на резонный вопрос, какая разница пояснил — и Сергей, вообще-то, мог это вспомнить пораньше — что фашисты впервые появились как раз в Италии, и лидером у них был вот этот самый Муссолини, все правильно.

Может, это все-таки прошлое? — на секунду задумался Сергей, — Хотя нет, кроме совпадения с фашистами слишком много других различий. В основном с большевиками связанных, да и Сталин с Гитлером не совсем там, где их можно ожидать увидеть.

После всего этого Сергей кинулся к приехавшему Никитичу, готовый траву хоть косить, хоть руками рвать, но только заняться делом, вместо этого выматывающего «отдыха».

— Няльзя, — поломал его стремления пасечник, — Сиди в Загорках у Алены и ня вздумай нос высунуть.

— Да почему?!!

— Поцему, поцему… Опасно. Думаешь, бяляки так тябе и простили, цто ты Ягору ногу сломал? Уже пару раз приходили, искали… Сиди, я сказал!

* * *

Сергей сидел на крыльце, тоскливо глядя на калитку. В ней только что скрылся Никитич, категорически приказавший сидеть у Алены.

Раньше приказ постоянно жить в одном доме с молодой девушкой Сергей бы воспринял только с восторгом. Это раньше и не с Аленой.

Четырнадцатилетка — слишком мало для взрослого парня. Нет, здесь, как успел заметить Сергей, в таком возрасте девчонки уже знали, для чего могут пригодиться парни и зачем их тащат на сеновал. Некоторых и тащить не надо…

Но самое главное… Сергей Алену боялся.

Она НА САМОМ ДЕЛЕ умела колдовать.

* * *

Первые дни после прихода в себя Сергей относился к Алене, примерно как к своей давней подружке, той, с которой он… кхм… которая потом стала гадалкой. То есть, как к хитрой девчонке, выманивающей деньги из простаков. Ну, может, умеющей что-то такое колдовское по мелочи, типа сведения синяков и лечения. И то, возможно, все дело в травах.

В один из дней случилось нечто, давшее Сергею понять, что Алена — колдунья настоящая, без дураков.

В тот день Сергей ударился своим, и без того больным, коленом о стол и вместо того, чтобы заснуть, лежал на лавке под одеялом и тихо шипел, осторожно потирая ногу. Проклятая конечность ныла так, что заснуть было невозможно.

Алена пока еще спать не ложилась, хотя стемнело уже давно. Он всегда прыгала в свою кровать, стоявшую за перегородкой, когда уже наступала ночь, до этого крутясь по хозяйственным делам. Да, у Алены была кровать, настоящая, с горкой подушек.

Сергей крутился на лавке,… однако нога не проходила. Можно было сходить поискать колдунью, чтобы попросить намазать ногу, но на Сергея напал непонятный стыд и нежелание показывать свою слабость. Вот и лежал, скрипя зубами.

Алены все не было. Наконец Сергей встал с лавки и похромал на кухню, чтобы выпить воды.

Зачерпнул кружкой воды из ведра, сел на скамейку… Случайно выглянул в окно во двор.

В ярком лунном свете — полнолуние должно было наступить через несколько дней — Сергей увидел все четко.

Алена прошла по двору, подошла к лавке, на которой стояли два ведра воды, притащенной из колодца — как она, интересно, их таскает? Деревянные, они и пустые — тяжелые — и начала раздеваться.

Ошеломленный Сергей смотрел, как девчонка сняла косынку, медленно расплела косу и распустила длинные волосы, сняла кофту, сбросила юбку… Осталась только в длинной белой рубашке.

Алена взялась за подол рубашки и одним движением стянула ее через голову.

Нижнее белье в деревнях в этом мире не носят…

Абсолютно голая Алена постояла несколько секунд, глядя в небо, затем приподняла ведро с водой и, резко вскинув над головой, вылила на себя воду. Встряхнулась и опрокинула на себя второе ведро.

Сергей заворожено смотрел на колдунью. Алена была не то, что толстенькой, скорее такой крепкой, налитой девчонкой, плотной как молодой поросеночек. Небольшая грудь, толстые бедра…

Вот тут он и почуял неладное. Нет, в самом обливании водой ничего такого не было: предположим, Алена закаляется. Кто сказал, что закаливание придумали недавно? Наверняка в деревнях его пользуют испокон веков, вспомнить хотя бы купание в прорубях, как старинную русскую забаву.

Алена тем временем вытерлась полотенцем и неспешно начала одеваться. А Сергей продолжал прислушиваться к собственному организму.

Он здесь уже… ого, почти месяц! Он почти месяц как попал в этот мир, он молодой парень, все это время у него не было женщины. Сейчас он смотрит на молодую девушку, совершенно голую… И что?

Никакой реакции.

То есть совершенно. Никаких шевелений.

Абсолютно.

Сергей сел на лавку. Неужели…

Неужели всё?

Хлопнула дверь, в избу влетела Алена, раскрасневшаяся, довольная, вытиравшая мокрые волосы.

— А ты цто ня спишь?

Сергей взглянул на Алену так тоскливо, что он остановилась и присела рядом с ним. Сергей почувствовал, как ее нога, холодная после обливания, прижимается к нему, сосредоточился… Нет. Ничего.

— Да ты, наверное, жигальник, за мною подглядывал? — хихикнула девчонка.

Сергей промолчал.

— Пяряживаешь, нябось, что ницаго ня поцувствовал?

Сергей резко вскинул голову. Про подглядывание она догадалась, но откуда могла узнать про…?

— Цто смотришь? — Алена хитро прищурилась в полумраке кухни, — Откуда я знаю, думаешь? Да просто все: это я тябя заколдовала, цтобы ты на мяня как на женсцину ня смотрел.

Что??!

— Ты что?! — Сергей был готов придушить проклятую колдунью.

— Ня бойся, это не на всех девок, только на мяня действует. Хоцешь, испытай на какой, вон, Христя мяня спрашивала, каков ты…

Про распутную Христю Сергей уже не слышал.

Это что же получается, колдовство ЕСТЬ? И его заколдовали? Бред, скажет кто-то другой. Но этого кого-то не заколдовывали так, что это видно и чувствуется!

С этого времени Сергей и начал бояться Алену. И вообще всего.

Ведь, если есть колдовство, значит, есть и все сопутствующее. Еще после случая с банным ниной Сергей начал бояться встречи с нечистью. А теперь он даже на плошку с молоком, которую Алена каждый вечер выставляла «пастену», то есть, домовому, смотрел со страхом. Особенно после того, что Алена нарассказывала про домовых.

Домовой, оказывается, не забавный мальчик Кузьма, а нечисть. Нежить. Для Сергея, игравшего в компьютерные игрушки, «нежить», в первую очередь, означало живых мертвецов. А здесь, то ли в песковских деревнях, то ли вообще в этом мире нежитью называли всех невидимых духов: домовых, дворовых, овинных, леших, водяных, банников… То, что все они невидимы, спокойствия не прибавляло, наоборот, заставляло пугаться темных углов. А уж спокойное замечание: «Если пастен ноцью нацнет душить, нужно спрашивать, к добру или к худу». Да ну к ч… ш… да ну! Еще разговаривать с нечистью! Сергей вообще не был уверен, что не помрет от разрыва сердца, если его начнет ночью душить кто-то невидимый.

После таким деревенских кошмаров у Сергея сон чуть было и вовсе не пропал. Мало ему было мертвых беспризорников.

Кстати, те давно не приходили. Кошмары снились по-прежнему, но уже другие.

* * *

Сергей ковылял по улице Загорок. Хромой, избитый, заколдованный. Выброшенный из привычного мира в прошлое, да еще и чужое, с непредсказуемым будущим.

Улыбающийся.

Последние пару дней Сергей чувствовал непонятную апатию. Не хотелось от жизни абсолютно ничего. Лечь и умереть. А зачем дергаться, если ничего не изменишь? В жизни не было не то, что смысла — не к чему было стремиться.

В принципе, какой-то определенной цели у Сергея и раньше не было, просто двадцать первый век как-то больше дает возможностей жить, не имея цели. А в деревне двадцатых годов — а может, и вообще в двадцатые годы — так не проживешь. Сдохнешь.

Сергей уже чувствовал, что опускается до состояния растения: волосы, не расчесываемые уже давным-давно, свалялись почти до состояния пакли, борода висела унылой сосулькой. Если бы Алена не ловила и не кормила, то, наверное, и не ел бы. Благо отсутствие чувства голода позволяло…

Иногда появлялись вялые мысли о том, что не нужно опускаться, надо собраться и сделать хоть что-то. Появлялись и тут же разбивались о непробиваемую стену уныния. Что? Что сделать?

Уехать в город? В Песков? В Москву? И что? Что там делать? Здесь, в деревне, по крайней мере, есть люди, которые его знают, можно поработать просто за кормежку. А там? Помереть под забором с голоду? Или быть расстрелянным как польский шпион?

Кстати, именно Польша в этом мире была для СССР самым вероятным противником. Даже не Германия, которая, как ни странно, считалась почти союзником.

Здесь, в деревне, Сергею очень повезло, что он набрел на Козью Гору. Попади он в те же Загорки и скорее всего, его приняли бы если не за шпиона, то за агента белогвардейцев. Хорошо хоть он попался Никитичу, которому плевать было на всех шпионов сразу, а вот работник ему требовался. Правда, Сергей оказался приобретением проблемным, но тут уж как повезет. Зато теперь никто, даже товарищ председатель волисполкома, не сомневается, что Сергей — на самом деле племянник Никитича. Ну, «сяктант», ну и что.

Так вот, если здесь можно жить и без бумаг, то в городе все намного сложнее. И документов нет, и на работу не устроишься — Куда? Кем? — и жилье нужно снимать, а на это нужны те же деньги. Получается, что в город ему соваться смысла нет. Остается жить-поживать в деревне, обрастать дикой бородой и потихоньку спиваться.

Сергей даже перестал заходить в библиотеку. Данила, хоть ничего и не говорил об этом, сам по себе будил сергееву совесть одним фактом своего существования. Данила и безногим не утратил энергии и желания жить, даже безногим ухитрялся приносить пользу людям. А Сергей? Эх…

Вот поэтому он и не хотел приходить в библиотеку.

Алена, которой, как и каждому врачевателю, не нравились настроения «пациента».

— Сярежа, — подсела она как-то к Сергею, — ты цего такой смурной? Все по заклятью пяряживаешь?

— И это тоже…

Заклятье действительно тяготило Сергея, как и любого нормального мужчину на его месте.

— Да ня думай ты, — Алена погладила его по плечу, — будет нужно, в любой момент сняму…

Будет нужно… Кому нужно?!

Сергей взглянул на Алену. Та подмигнула ему.

Ох, девочка… На парня заклятье наложила, а на саму себя — забыла…

— Алена, — неожиданно сказал Сергей, — скажи, ты правда не знаешь, где искать ту вещь, про которую я тебя спрашивал?

Алена тяжело вздохнула, провела его по голове:

— Знаю.

Знает??!!

— Аленушка, зайчик, — взмолился Сергей, — скажи мне, пожалуйста, где я могу найти артефакт?

— Я не зайцик! — ощетинилась малолетняя колдунья.

— Аленушка, ёжик ты колючий, — покладисто поправился Сергей, — ты только скажи, где?

— Где твоя штука, я ня знаю…

— Ч…?!

— Слушай, — Алена прижала пальчик Сергею к губам. Палец пах земляникой, — твоя штука, которую ты исцешь — весць волшебная. Не колдовская. А волшебства в дяревнях не было никогда, это городская придумка…

— Ну? — Сергей пока не понял, к чему Алена клонит.

— То и ну. Тябе нужно в городе искать людей, которые тябе помогут эту штуку найти.

Сергей взвыл про себя. Идиото-кретино-придурко! Ведь еще когда он шел в Загорки в первый раз, он собирался всего лишь узнать у деревенской колдуньи, где можно найти магов. А потом накрутил себя, что колдунья сейчас вынет из сундучка холстинку, из холстинки — пластинку… И когда Алена сказала, что артефакта в глаза не видела, то разочаровался так сильно, что и не вспомнил о поисках магов. Все бы тебе, Сергей Аркадьевич, легкими путями идти!

В свое оправдание Сергей мог бы вспомнить, что в тот день с ним приключилось? Стычка с Андрюхой — мир его праху, собаке — встреча с батюшкой, с товарищем Поводнем с его аллергией на поляков, с безногим Данилой, с товарищем Вацетисом — чухонец белоглазый — с местными безбожниками… Тут как твое имя забудешь, не то, что магов ищещь…

— Аленушка, — Сергей воспрял, — а кто в городе может знать о волшебстве?

— Да ня знаю. Я ведь в городе не была никогда. Даже в Пяскове…

— Стоп. А в Пескове такие люди есть?

— Откуда ж я знаю? Должны быть. Наверное.

Так.

Сергея яростно взлохматил свои волосы. Кстати, надо бы их помыть… да и расчесать…

Стоп. Не об этом думаешь. В Пескове есть люди, которые возможно — возможно! — что-то знают о волшебстве. О магии. Как их найти? Притом, что объявлений в газету типа «потомственная ведьма снимет с вас порчу вместе с одеждой» они не дают. Во-первых, здесь все-таки большевики с их направлением на безбожие, а, значит, всяких гадалок и прочих белых магов гоняют. Во-вторых, после разговоров с Аленой Сергей узнал, что потомственных ведьм, снимающих порчу, не бывает.

Ведьмы вообще делятся на два типа: природные и ученые. Природные ведьмы, согласно народным верованиям, появляются тогда, когда у девушки родится дочка, у той, пока она тоже девушка, своя дочка, а у той, при тех же условиях — еще одна дочка. Вот эта-то девочка, дочь, внучка и правнучка девушек, и станет природной ведьмой. Под девушками подразумеваются, понятно, не девственницы, а просто незамужние. В один случай непорочного зачатия Сергей еще мог поверить, но три подряд представить сложнее, чем чайник замерзший на огне. С чайником-то просто: берем чайник, замораживаем, потом ставим на огонь и опля! — чайник замерзший на огне.

Понятно, что при такой генеалогии потомственных ведьм быть не может.

Есть ведьмы ученые, вот они получают свои умения от матери к дочери и, теоретически, их можно назвать «потомственными». Вот только ученые ведьмы никогда не творят добра и направлены только на вред людям. Только и исключительно.

— Алена, а как их найти можно?

— Ну, — призадумалась на секунду колдунья, — у людей поспрашивать. Люди-то знают, где ворожеи и гадалки живут…

Логично. Черт, крестьянская девчонка делает выводы там, где не сообразил городской парень, да еще старше ее на сто лет. Правильно, ворожеи объявлений в газету не дают, но ведь люди к ним приходят, иначе такие гадалки просто помрут с голоду. Поспрашивать, поинтересоваться, рано или поздно выйдешь… Конечно, дело это не быстрое, но Сергею попасть обратно нужно позарез. Да чтобы вернуться в будущее, он опросит всех жителей Пескова, включая младенцев и глухонемых!

— Спасибо! — на порыве чувств Сергей чмокнул Алену в щеку и выскочил во двор.

Девчонка медленно провела ладонью по щеке и тяжело вздохнула.

— Ой, сценя…

Сергей пробежал пару кругов по двору, прежде чем успокоился и смог думать. Теперь есть цель! Есть!

Первое: собрать вещи и отправиться в город. Деньги на первое время есть, спасибо беспризорникам… Брр, не думать, не думать… Переезд в город снимает две проблемы: нездоровый интерес со стороны беляков и зарождающуюся фобию к нечисти. Все-таки в городе ничего ТАКОГО быть не должно… Вспомнилось не к месту ученое слово «полтергейст» и простецкое словцо «барабашка», но Сергей сделал вид, что не помнит, что это такое. Нечисти в городах нет и точка.

Второе: приехать в город, найти квартиру… Потом… Потом… Ладно, там видно будет. Главное ввязаться в драку, там разберемся. Как сказал неизвестно кто.

Тут Сергей оглядел себя, провел рукой по голове, почесал бороду… Тузик выбрался из конуры и с интересом осмотрел Сергея. Поднял голову, мол, что постоялец такого интересного нашел.

Да ничего интересного. Весь грязный, мятый, хуже бомжа. В таком виде в городе — путь до ближайшего отделения милиции. Да и вообще, во что ты превратился, Сергей?

Сергей подошел к стоящему на лавке ведру с водой, взглянул на свое отражение. Спутанные сальные волосы, борода торчит неопрятной мочалкой, лицо в разводах… Как же ты так опустился-то?

Сергей взвыл и с размаху ударил кулаком в столб, ссадив кожу на костяшках.

Слабак!

Чуть что не по тебе, и уже нюни распустил?! А ну приведи себя в порядок! Перед девчонкой стыдно! Да еще в деревню в таком виде ходил…

Слабый голосок, прошептавший, что перед местными дикарями можно ходить хоть голышом, Сергей безжалостно задавил.

— Аленушка! — крикнул он вышедшей на крыльцо колдунье, — А давай я сегодня баню истоплю, как-никак суббота!

* * *

Сергей сидел в бане на полке и размышлял на тему собственной глупости.

На волне энтузиазма он, не обращая внимания на больную ногу, натаскал воды в баню из колодца, притащил дров, собственноручно затопил печь.

В бане Сергей отмылся до скрипа, волосы вымыл так, что они, высохнув, должны были превратиться в легкий пух. Воспользовавшись «щёлоком» — непонятной серой взвесью в горшочке — Сергей даже отстирал одежду…

Теперь одежда сохла на веревке в предбаннике, а Сергей остался голым, потому что подумать, во что он переоденется, не успел.

Сергей уже почти дозрел до мысли обмотаться полотенцем — а оно было такого размера, что еле сходилось даже на его тощих бедрах — как в дверь снаружи постучалась Алена:

— Сярежа. Ты наверное, одежду постирал?

— Ага, — вздохнул Сергей, хотя хотелось выругаться. Но срывать зло на девчонке не хотелось.

— Голый сядишь? — Алена хихикнула.

— Ага, — еще и издевается, в-ведьма…

От слова ведьма» Сергею неожиданно стало смешно:

— Алена, а у тебя ничего на смену нет?

Ага, платье с юбкой, забавно будешь смотреться…

— Есть, — неожиданно ответила девчонка, — Дяржи…

Правда, что ли, юбку принесла? Хотя… Только бы до дома дойти.

В дверь просунулась рука, держащая небольшой сверток. Сергей развернул его.

Штаны… Белые, широкие, на завязочках… Что это? А, ну да. Здешнее нижнее белье, то есть практически, трусы. Интересно, выходить в них прилично?

— А откуда у тебя мужское белье?

Не самый умный вопрос, но, правда, любопытно. Неужели у Алены есть ухажер? Который забывает утром штаны?

— От отца остались. Или ты думал, цто я на свет без отца появилась?

Не то, чтобы именно так и думал — Сергей понимал, что даже колдуньи не размножаются делением — но как-то не задумывался над этим вопросом…

Сергей натянул штаны и вышел. Прилично, не прилично — в бане уже становилось тяжело сидеть.

— Какой цистый, — опять захихикала Алена, — смотри, сороки унясут.

Вот ехидна! Сергей шагнул к ней, чтобы по-мальчишески дернуть за косу. Алена не отшатнулась, как Сергей ожидал, и он налетел на нее и, чтобы не уронить на землю, обнял.

Неловкая пауза. Парочка замерла в объятьях друг друга.

— Сярежа… — тихо сказала Алена.

Во дворе залаял Тузик. Яростно, зло.

Алена вывернулась из сергеевых рук и побежала во двор. Сергей двинулся за ней.

Баня находилась на задворках, чтобы попасть от нее во двор, нужно было пройти узким крытым проходом между двумя сараями. Сергей замер на входе во двор: вдруг там женщины, а он щеголяет своими эротичными ребрами.

— Цто тябе нужно? — Алена была зла, очень зла.

В калитке стоял товарищ Вацетис. В той же гимнастерке с «разговорами» — Данила объяснил, как называются цветные полосы на груди.

— Уходи! Тябе сюда ходу нет!

Вацетис не торопясь перенес ногу через порог и шагнул во двор.

— Как…? — задохнулась вопросом Алена.

Она была удивлена, ошарашена, шокирована. Так, как будто твердо была уверена, что латыш не сможет войти.

Многочисленные проглоченный фэнтези-романы выдали Сергею информацию о том, что без прямого приглашения войти в дом не может вампир.

Вацетис — вампир??

По голой спине пробежали мурашки. Да нет, какой вампир… Откуда здесь вампир?

«Домовые есть, банники есть, почему вампирам не быть?»

Сергей ударился бы в панику, если бы не спокойствие Алены. Она была разозлена, но не испугана.

— Ваши заговоры на входе, гражданка Выреева, от лихого человека. А я…

«НЕ человек». Сергей быстро огляделся в поисках осинового кола.

Интересно, почему именно осиновый, и чем он отличается, скажем, от березового? Вон та палка без коры — из осины, из березы или из дуба? Кто бы подсказал…

— …А я зла вам не хочу, следовательно, к лихим людям не отношусь.

Фу-у-ухх…

— Цто тябе нужно?

— Прекрасно ведь знаете. Книгу вашей матушки.

Вацетис протянул вперед ладонь так, как будто Алена носила книгу под подолом.

— А если не отдам, то цто? — подбоченилась Алена.

В руке Вацетиса появился пистолет.

Сергей сглотнул и несмело шагнул вперед. Пистолет — это серьезно, сделать он ничего не может, это не его разборки…

Алену нужно выручать.

— Ня боюсь я твоих игрушек, — Алена была странно смела.

— Заговорена?

— А если да?

— От огня и воды, камня и дерева, кости и рога, веревки и стекла, стали и железа, меди и бронзы, свинца и олова?

Вацетис, казалось, цитировал что-то наизусть.

— Знаешь… — прошипела змеей Алена.

— Знаю, — невозмутимо кивнул латыш, — Ведь угадал?

Алена промолчала.

— Буду иметь в виду. Книгу.

— Эй, товарищ… — Сергей шагнул вперед, хотя все его воспитание вопило: «Куда?! Дурак!!! Назад!!!»

Ствол переместился в сторону Сергея.

— Сектант? — Вацетис оглядел полуголого Сергея. Выражение лица не изменилось, но он явно понял ситуацию неправильно.

— Сектант… — взгляд белых глаз вернулся к Алене.

— Не твое чухонское дело!

Вацетис пришел к какому-то выводу и спрятал оружие.

— Книга, гражданка Выреева. Мне нужна книга.

* * *

— Что за книга? — спросил Сергей вечером, когда они с Аленой сидели в полумраке кухни.

На лавке. Рядышком.

— Книга… Это книга моей прабабушки. В ней все наши сямейные тайны: заговоры, заклинания, травы, обяреги…

— А… посмотреть можно? — робко спросил Сергей.

Все-таки его грызла совесть: в короткой и словесной стычке с Вацетисом он отнюдь не был победителем. Разум говорил, что ничего страшного не произошло, что все осталось на местах, что латыш ушел, что он был вооружен и шансов у Сергея не было… Все это было правильно.

И все равно было стыдно.

— Посмотреть? — Алена цепко взглянула на Сергея, — Ну, посмотри…

Колдунья пошуршала чем-то за печью и вынула сверток. Положила на стол, осторожно развернула тряпицу…

Сергей ожидал увидеть нечто вроде гримуара: толстого фолианта в кожаном переплете. С застежками и замком.

На столе лежала… книга? Тетрадь? Альбом?

Твердая обложка, обтянутая серо-синей выгоревшей тканью, без заголовка, без надписей. На уголках ткань обтерлась и разлохматилась.

Сергей осторожно протянул руку. Сразу вспомнились фэнтези-романы, где колдовские книги прыгают, бегают и даже могут укусить.

— Даю тябе разряшение взглянуть на книгу, дяржать яе в руках и открывать, с условием, цто ты вярнешь яе мне по первому требованию.

Сергей отдернул руку и взглянул на Алену. Уж очень произнесенная фраза напоминала колдовское условие.

— А цто ты думал? Заговоренная у мяня книга, взять яе можно только с мояго разряшения. И получить ее можно только по моей доброй воле. Поцему ты думаешь, Вацетис у мяня яе до сих пор не отнял?

Сергей опасливо погладил переплет. Книга не отреагировала. Ткань на ощупь была жесткой, как накрахмаленной.

— Няльзя книгу взять без моего разряшения, вот и просит. Все, говорит, для общей пользы…

Сергей раскрыл книгу. Пожелтевшие страницы, исписанные крупным разборчивым почерком, слегка расплывшиеся чернила.

Понять, что написано — невозможно.

Вместо знакомых букв — или хотя бы незнакомых, типа тех же ятей, еров и прочих фит — весь текст состоял из непонятных значков, перемежавшихся вполне понятными точками и запятыми.

— А… — Сергей поднял взгляд на колдунью.

— А это — цтобы никто не смог процитать.

Алена довольно усмехалась, как сытая шкодливая кошка.

— А ты можешь?

— Конецно.

Алена повернула книгу к себе и вполне бойко прочла:

— Заговор на нахождение всякой вещи… ну дальше тябе знать необязательно.

— Заговор… Алена, — неожиданно вспомнил Сергей, — а ты правда заговорена от всего?

— Правда, — серьезно кивнула она.

Сергей подумал, что устойчивость к внешнему воздействию — штука в здешних условиях полезная. Хотя заговора от сапог он что-то не помнил.

— А… А меня можешь…

Алена, не поднимая глаз, закрыла книгу и обернула ее тряпкой. Подошла к Сергею и провела горячей ладонью по груди. Ощущения были… приятные…

— А-алена, ты же говорила…

— Сняла я с тябя заклятье… Понравился ты мне…

Сергей занервничал. Не то, чтобы он не знал, как вести себя с девушками. Но с колдуньями?

Алена уткнулась носиком ему в грудь, секунду постояла, тяжело вздохнула, как будто отправляла любимого мужа на безнадежную войну, подняла голову:

— Не бойся. Ня будет у нас ницего.

— Поцему… почему?

Алена присела на лавку, Сергей опустился рядом.

— Я ведь ня дура, — сказала четырнадцатилетняя девчонка, — все вижу. Я тябя люблю, да ты мяня ня любишь…

— Алена… — Сергей неожиданно для самого себя почувствовал желание остаться с девчонкой.

— Ня ври. Самому сябе ня ври. Ня любишь ты мяня, и жить со мной ня сможешь. Тяжело тябе здесь, ня сможешь ты в дяревне жить, уйдешь скоро. А зацем мне муж, которому со мной тяжко? Я луцше подожду…

«Она же колдунья!» — вдруг проснулся страх, — «Заколдует, приворожит!»

— Могу я тябя приворожить, — посмотрела в галаза Алена, — могу. Есть у мяня и заговоры на приворот, и крюцок с лопатоцкой… Да только ня буду. Плохо это, плохо и жестоко — заставлять любить. И не живут привороженные долго, церез три года умирают…

Сергей молчал. Не знал, что сказать. Нетипичное поведение для девчонки. В его время восьмиклассница, влюбившаяся в кого-нибудь, не остановится ни перед чем, чтобы свою любовь завоевать. А уж отказаться самой…

— Откуда… — он проглотил слюну, — откуда ты знаешь, что я тебя не люблю?

Алена, уже почти успокоившаяся, вздохнула и погладила Сергея по руке:

— По лицу вижу. Мама моя умела по лицу цитать и мяня науцила. Инаце я бы тябе книгу ня показала, только увидела, цто она тябе ня нужна, тябе просто любопытно…

— А Вацетису?

— А Вацетис сам ня знает, зацем нужна. Ня для сябя он яе исцет. Для кого-то другого. Большого. Оцень большого…

* * *

Сергей твердо решил убираться из Загорок в Песков. Беляки не дотянутся, а здесь каждый день как на пороховой бочке.

Алена, можно сказать, благословила его на отъезд, хотя теперь у Сергея на сердце скреблись кошки. Может, остаться?

Сергей прошел по площади и вошел в волисполком. Проскочил мимо двери председателя — товарищ Поводень до сих пор его немного пугал — и прошел в читальню.

— Привет, Сярежа, — обрадовался перелистывающий подшивки Данила, — с цем пожаловал?

— Данила, совета твоего хочу спросить. С кем мне можно до Козьей горы добраться? А то нога до сих пор не работает, сам дойти не смогу.

Нога действительно пока не окончательно пришла в себя, Алена обещала, что еще месяцок придется похромать.

— До Козьей горы? — Данила пристально посмотрел на Сергея, — Не нужно тябе туда.

— Почему? — насторожился Сергей.

Данила перегнулся через стол:

— Люди капитана Ждана тябя исцут.

Вспыхнул и разлился по телу страх:

— Откуда ты знаешь?

— Неподалеку убили парнишку. Высокий, худой, на тябя похожий. Может и слуцайность, но я думаю, с тобой пяряпутали.

— Да зачем я им?!

— Я ня знаю, — покачал головой данила.

«Красный подсыл…» — всплыло в памяти. Принимают за агента ОГПУ? Чушь!

Но белякам не докажешь…

Ч… блин! Теперь из Загорок не высунешься!

— И долго мне еще прятаться?

— Нядолго, — откинулся Данила, опершись плечами о стену, — Повадился кувшин по воду ходить — там яму и голову сломить. Если ня успокоится — поймают. Или застрелят. Вот цего яму няймется?

— Так родину потерял, хочет вернуть, — машинально ответил Сергей.

— Кто яму ня давал? Пусть бы возврасцался и жил.

— Так ведь расстреляли бы.

— Кого?

— Ждана.

— За цто?

Сергей почувствовал, что потерял нить разговора.

— Ждана. Он же белогвардеец, против вас воевал…

— Так белогвардейцам амнистию объявили…

— Когда?!

Большевики? Амнистию? Белякам?

— Да ясцо в двадцать первом, как война концилась. И в прошлом году.

— И что, кто-то вернулся?!

— Ну да. Тоцно ня скажу, но тысяц сто вярнулось.

Сергей потер голову, пытаясь уложить в ней новую информацию. Информация не укладывалась. Сразу после окончания войны большевики объявляют амнистию своим врагам. Все равно как если бы Сталин году так в сорок пятом объявил амнистию всем пособникам фашистов. Бред… Или…

Может, это был такой план хитрый? Заманить врагов в страну и перестрелять?

— А может, тех, кто вернулся, расстреляли?

— За цто?

— Ну воевали с вами…

— Сярежа, — перебил Данила, — ты слышал про гянярала Слащова?

Сергей посмотрел на Данилу. Данила посмотрел на Сергея.

— А, ну да. Был такой в Крымскую кампанию у бяляков гянярал Слащов. Уж сколько он красноармейцев положил. После войны, понятно, сбяжал. А как амнистию объявили — вярнулся.

— И где он сейчас?

История неизвестного генерала в голове так же не укладывалась.

— Где? — Данила потер голову, — Кажется, инструктором работает на командных курсах «Выстрел».

Белый генерал — у большевиков? Нерасстрелянный? Вот это да…

Хотя чему удивляться? Сталин не у власти, соответственно, здешние большевики помягче большевиков нашей истории и как-то поадекватнее, что ли. В нашем двадцать пятом году господина Слащова поставили бы к стенке еще на границе.

— Вот, — продолжил Данила, — гянярала простили, а уж капитана-то — и вовсе. Ну тяперь-то он сам виноват, кто яго заставлял церез границу шастать, да с эстонской разведкой связываться? А мог бы спокойно жить…

Да… А теперь из-за непримиримости капитана Ждана ему, Сергею, нужно безвылазно сидеть здесь.

Черт!

Прости, Господи…

* * *

Шестое июня. Иван Купала.

Вернее, сам Иван только завтра, но сегодня ночью в Загорках планируется непонятное действо под названием «Ночь на Ивана Купалу».

Что-то такое пошевелилось в Сергеевых мозгах и он осторожно поинтересовался у Данилы, не тот ли это праздник, когда голые девки скачут через костер. Данила странно покосился на Сергея и уточнил, что да, будет костер и, скорее всего, прыжки девчонок через него, но голышом никто скакать не будет. По крайней мере, на людях.

На берегу Загорского озера — надо же, тут еще и озеро было — ночью разожгут костры, девушки будут прыгать через них, иногда и с парнями. Будут петь песни… Нет, купаться девушки не будут: ни голые ни одетые. Гадать разве что в бане. Нет, одетые.

Еще в эту ночь особой силой обладают целебные травы, поэтому ведьмы — Данила покосился на Сергея — и колдуньи ночью пойдут в лес за травами.

Можно сходить, поискать цветок папоротника… В этом месте рассказа Сергей подумал, что дураков нет, искать то, чего не существует… Хотя… Вдруг, в этом мире папоротник таки цветет? Мир ведь не наш, хотя и очень похож, почему в нем должны соблюдаться наши традиции, правила и законы?

Сергей вышел от Данилы, чтобы пойти к Алене, поинтересоваться, правда ли папоротник цветет и наткнулся на нее сразу возле волисполкома.

Алена, кстати, после случая с Вацетисом, пропавшим куда-то по своим таинственным делам, пообещала заговорить Сергея от пуль. Вот только, чтобы заговор подействовал, его нужно было читать не абы когда, а в конкретный день, а именно на Андрея Наливу, который грозился придти недели через две. Сергей, которого не выпускали из Загорок хромая нога и нежелание наткнуться на беляков, согласился подождать.

— Привет, — улыбнулся он смущенно. Все-таки опята общения с девушкой, которая в тебя безответно влюблена, у него не было.

— Привет. Ты сягодня гулять пойдешь?

— Гулять? С девушками?

— И с девушками.

Алена смотрела немного странно: настороженно и с некой надеждой. Сергей понял ее страдания: с одной стороны, девчонке не хотелось, чтобы ее любимый шлялся по другим девкам, с другой стороны — запрещать ему тоже не можешь, раз уж сама отказалась.

— Не буду.

Сергею действительно не хотелось никаких праздников. И местные зазнобы его не привлекали. Хотя были среди них экземпляры с откровенно блудливыми глазками… Нет. Наткнешься не на такую понимающую, как Алена и окажешься женихом на «ружейной свадьбе». Здесь столько оружия по рукам гуляет, что ничего удивительного не будет.

Да и, если честно, не хотел Сергей обижать Алену.

— Не буду. Я лучше этот вечер у тебя дома посижу.

Алена мгновенно расцвела, засмущалась своей радости и покраснела еще больше. Что делает с девушками влюбленность, казалось бы, бойкая колдунья, палец в рот не клади…

— Только, Сярежа, мяня дома ня будет.

— Как?

— Иван Купала же. За травами я пойду.

Одна? Ночью? В лесу? Где шастают звери? Ладно, звери, беляки?

— Может быть, тебя проводить?

Алена быстро взглянула ему в лицо:

— Ня надо. Няльзя никому при этом быть, травы силу потяряют. Будь дома. А хоцешь, сходи, погуляй. Где Христя живет, показать?

Да ну ее, эту неведомую Христю!

— Дома буду.

С хромой ногой — только с девками плясать. Еще местные парни морду набьют.

Алена увидела приближающегося Сашку Рыжего и церемонно двинулась в сторону дома.

— Привет, Сярежа, — подошел Рыжий.

— Привет, — не стал кочевряжится Сергей.

Рыжий в принципе был парнем невредным

— Сярежа, скажи мне одну весць, — Рыжий посмотрел в сторону удалявшейся Алены — Ты ведь с Аленой живешь…

— Не с ней, а у нее, — на всякий случай уточнил Сергей.

— Пусть у няе, — Сашка наклонился к нему и еле слышно прошептал, — На тябя она тоже заклятье наложила?

— И ты? — вырвалось у Сергея.

— Ага, — понурился Сашка, — на мяня она яго со зла наложила. Приставал я к ней, дурак… Вот и…

— Зачем приставал-то?

— Зацем, зацем… Дурак был, вот зацем.

— Лаской взять не пробовал?

— Нет. А тяперь и не поможет. Да яще Дянис с Сяменом подсуропили: пойдем, говорят, да пойдем ей хвост оторвем. Мол, раз она ведьма, знацит, у няё хвост должен быть. А то цто она коцевряжится, подумаешь, говорит, колдовка. Ну я и…

Эх, парень, ну и дурака же ты свалял. Теперь Алена тебя не простит, да и ты прощенья просить не станешь. А ведь могла бы быть пара. Молодой парень, деревенский, работящий… Вот пара для Алены, а не непонятный сектант, хромой и безрукий.

— Зря ты так с ней, — Сергей опустился на лавку и вытянул занывшую ногу, — Алена — девчонка хорошая…

— Да, клёвая.

— Вот именно…

ЧТО?

— Как ты сказал? — медленно переспросил Сергей.

— Клёвая, говорю, дявцонка, — Сашка не стал присаживаться, взмахнул рукой и пошел к кому-то знакомому, проходившему неподалеку.

Сергей остался сидеть, пригвожденный.

Клёвая???

Что. Это. Может. Значит?

Не используют таких слов крестьяне, тем более в двадцатых годах двадцатого века. Не используют. Однако Сергей четко слышал, да и Сашка повторил.

Значит…?

Неужели все-таки розыгрыш? И Сашка — все лишь актер, случайно проговорившийся и поэтому так быстро исчезнувший?

Сергею показалось на мгновенье, что окружающая его реальность побежала рябью, как на экране плохого телевизора. Все вокруг стало зыбким и туманным, ненастоящим.

Все это — розыгрыш? И Загорки и Козья Гора — декорации, а их жители — статисты?

Сергей оглядел.

Не может быть.

Выстроить две деревни, состарить, наполнить атрибутами деревенской жизни столетней давности, набрать людей, обучить их местному говору, заставить жить крестьянской жизнью… Даже если вспомнить версию о безумном миллионере — слишком нереально. Да и смысл? Смысл всего этого? Чисто поржать? Так затянулась шуточка-то…

Может, все просто. В смысле, он все-таки в параллельном мире, возможно здесь слово «клевый» уже появилось в городах, а Сашка где-то его услышал и щегольнул перед ним городским словцом. Возможно? Вполне.

И все равно, идя по улочкам Загорок, Сергей присматривался ко всему, пытаясь увидеть следы двадцать первого века.

Вечером Алена (актриса?) сказала, что уходит в лес, собрала «пястерочку» — рюкзак, плетеный из бересты — и ушла.

Сергей сидел на крыльце, глядя на закрывшуюся калитку. Актриса?

Не-ет, все же одно дело играть и другое дело — жить. Руки, уже огрубевшие от работы, плотная кожа ног, постоянно ходящих босиком — все это не сыграешь.

— Что, Тузик, — Сергей почесал за ухом выбравшегося из будки пса, — ты тоже актер? Звезда?

— Гав, — Тузик соглашался быть хоть звездой, хоть кометой, лишь бы чесали.

— Вот и я об этом…

Уже наступили сумерки. От озера доносилось пение, крики, веселые взвизги. Праздник. И одинокий, никому в ЭТОМ мире — да, пожалуй, и в нашем — не нужный Сергей.

Сон не шел, Сергей решил прогуляться, заодно размять больную ногу. Алена сказала, больше ходить.

Прихрамывая, опираясь на верную палку, Сергей брел по пустым темным закоулкам Загорок. Вышел на задворки, прошел мимо низкого строеньица, судя по запаху — бани. Шагнул мимо…

В окошке, закрытом занавеской, мелькнул огонек свечи, послышались многоголосый девичий смех и перешептывание.

«Гадают» — вспомнил Сергей. Улыбнулся и повернулся уходить. Вдруг гадают они все же голышом, да потом обвинят, что подсматривал? Шагнул и застыл.

Сергея как молния пронзила.

Прошлое? Это — прошлое?

В другом мире в двадцатые годы может появиться слово «клевый», но не песни Егора Летова!

Песня оборвалась, опять захихикали.

Сергей стоял, держась за столб забора. В голове было пусто и звонко. ОН не понимал, что происходит. Он уже ничего не слышал.

В деревне раздался выстрел. Потом еще один.

«Розыгрыш? — билась одна-единственная мысль в голове Сергея — Розыгрыш? Розыгрыш?»

Откуда в деревне времен большевиков могут знать современные песни?

Вдалеке прозвучало еще несколько выстрелов.

Откуда в двадцатые годы — современный жаргон? Откуда?

И кто это стреляет?

Стреляют??

Действительно, уже не просто стреляли — просто выстрелы можно было бы списать на праздник — слышались крики девушек, грубые мужские оклики, конское ржание.

Что происходит?

Сергей, ведомый неистребимым чувством всякого современного жителя, бросился было в ту сторону, откуда доносились выстрелы, чтобы, так сказать, лично убедиться, что ничего страшного не происходит.

Бросился и остановился.

Здесь — не кино.

Здесь стреляют и убивают взаправду.

Стоит ли бежать туда, где произошло нападение?

Сергей развернулся к дому Алены.

Бежать к дому? Зачем?

Сергей остановился, встряхнул руками, резко выдохнул.

Соберись. Подумай.

Кто напал? Чекисты? То есть, ОГПУ? Интересная версия. Вот только, во-первых, зачем им нападать ночью, когда они вполне могут спокойно придти днем, во-вторых, зачем чекистам — ОГПУ — вообще нападать на деревню? Просто так, из злобной кровожадности? Любое действие должно иметь причину.

Значит, что?

Напавшие не имеют в официальной власти отношения. То есть, беляки.

Правда, зачем им это нужно, Сергей тоже не знал, просто вспомнил рассказы Данилы о захватах сел в Карелии. Или…

Они пришли, чтобы найти его, Сергея.

Прятаться!!!

Куда??!!

Стоять! Будь мужчиной!

Отставить переоценивать собственную значимость. Мир, Сергей Аркадьевич, вокруг вас не вращается и беляки не пошли бы на такой риск только из пошлой мести. Думай!

Что бы сделал настоящий — настоящий! — мужчина в такой ситуации?

Сергей резко выдохнул еще пару раз.

Настоящий мужчина выломал бы дрын из забора и сим дрыном выгнал бы напавших из деревни, чтобы потом на фоне заката…

Алена!

Сергей, больше не раздумывая, бросился к дому. Нога, чувствуя серьезность ситуации, даже не пыталась напомнить о хромоте.

Алена! Колдунья ушла из дома в лес за своими треклятыми травами! Что, если беляки ее поймали?

Чрезмерно развитое воображение тут же подсунуло пару картинок в стиле «что делают с девушкой, пойманной в темном лесу». Сергей взвыл и прибавил ходу.

Хоть бы она была дома. Хоть бы она была дома.

Сергей проскочил калитку, прогрохотал по ступеням крыльца и влетел в пустой и темный дом.

Никого.

Он сел на лавку.

Что делать?

Алены нет. Значит, она в лесу. Могли ли на нее наткнуться? Могли.

Стоп.

Могли ли?

Алена — все-таки колдунья, обладающая возможностями, которые он ощутил на собственной… хм… шкуре. Скорее всего, или ее не смогут найти, или она сможет защититься своими силами.

Или он просто себя успокаивает?

Что делать?

«Бежать… — прошелестело в голове — Прятаться… Если даже беляки и пришли сюда по своим делам, у них наверняка есть агенты, которые уже сообщили им, что ты здесь и живешь у колдуньи. Думаешь, они откажутся от приятного бонуса?»

Сергей замер и прислушался. На дворе было тихо. Он встал и почему-то на цыпочках стал красться к входной двери, как будто его могли услышать с другого конца деревни.

Достаточно выйти в огород и залечь в лопухах, чтобы его не смогли найти в потемках…

Взял свою палку-меч, подошел к двери, открыл…

Поздно.

В ярком лунном свете — полнолуние — блеснул ствол винтовки. В калитке стояли двое, в темных куртках.

— Сектант! Не соврал Семка. А ну иди сюда.

Сергей замер как замороженный. Рвануться в дом? Не успеть… Винтовка направлена на него. Не успеть…

— Иди сюда, я кому сказал!

— Р-Р-Р-ГАВ! Гав! Гав! Гав-гав-гав!

Тузик, спокойная дружелюбная собака, двигался к вошедшим, оскаленные клыки, отчаянный лай. Пес защищал дом.

Сергей качнулся было внутрь. Выстрел!

Пули противно, так что похолодело внутри, зынькнула над головой и ударила в косяк.

— Иди сюда! Да успокой ты эту псину!

Выстрел!

Тузик отчаянно взвизгнул, подпрыгнул в немыслимом кульбите и упал на землю. Замер.

У Сергея возникло странное, незнакомое чувство, похожее на то, что испытываешь, когда тебя толкают в метро. Только сильнее. Он медленно двинулся к белякам.

— Руки есть чем скрутить?

— Да ну, что он нам…

Приблизившийся Сергей вскинул свой деревянный меч и нанес удар. Один из врагов взвыл от боли. Сергей замахнулся…

В лунном свете мелькнул приклад.

Темнота.

* * *

— Иди давай, сученыш!

Ствол винтовки ткнулся в спину.

Руки Сергею беляки все-таки не связали. Может, поленились.

Сергея вели к «господину капитану». Там «его благородие» решит, что делать с «большевистской сволочью». Это с ним, значит.

Из этих, радующих уверенностью в собственном будущем, заявления, а также из переговоров конвоиров между собой, Сергей понял, примерно, что происходит.

Он действительно оказался всего лишь бонусом. Господин капитан Ждан со своими людьми, судя по всему, давно планировал эту акцию. Правда, так и неясно, на кой ему это село. Ну, захватил он его, ну, придут потом красноармейцы и выгонят его обратно в Эстонию. В чем высший смысл-то?

В чем смысл захвата его, Сергея, к сожалению, понятно.

Месть.

Он, совершенно не собираясь, ухитрился аж два раза помешать белякам и почти сорвать захват Загорок. Первый раз, когда сломал руку их единственному проводнику Андрюхе, после чего походу через границу осложнились. Второй раз — когда сломал ногу Хриплому-Егору, от которого тоже чего-то там зависело. В общем, счет к нему накопился преизрядный…

— Куда?! Стой!!!

Они уже вышли на центральную улице — Сергея вели, кажется к площади — как мимо них пронесся конь с всадником.

— Стреляй, дурак! — один из конвоиров направил винтовку на Сергей, — Стреляй, чекистов приведет!

Второй припал на колено, повел стволом…

Выстрел, всадник упал на шею коня, тот прыгнул и черным призраком в лунном свете исчез за поворотом.

— Попал? — державший Сергея, видимо, не считал себя матерым снайпером, поэтому сам стрелять не стал, — Попал, нет?

— Конечно, попал, — самодовольно произнес стрелок, — Ты ж знаешь, как я стреляю. Рухнул, как заяц заполеванный. Пошли.

Они вышли на площадь. Сергей сделал несколько шагов и шарахнулся. На ветке старой липы висело тело. Огромное, оно покачивалось в петле туда-сюда. Туда-сюда…

Сергей задрожал. Белое, как бумага, лицо, белая рубаха в темных пятнах. Длинные руки свисают, казалось, ниже… Ниже отсутствующих коленей.

На дереве висел Данила.

Серея трясло.

Данила мертв. Убит.

Конвоиры ввели Сергея в здание волисполкома, чего он даже не сразу заметил, потрясенный происходящим.

За столом товарища Поводня сидел Командир, знакомый Сергею еще по давней встрече в доме Никитича. Квадратный подбородок и взгляд убийцы.

Если бы не одинокая свеча — Сергей неожиданно узнал свое изделие — в комнате было бы темно, как в склепе. Единственное, и так маленькое окно, было задвинуто шкафом.

В углу, куда не проникал свет, что-то шевельнулось. Сергей вздрогнул: там находился не ожидаемый Хриплый — видимо, лежащий сейчас с ногой в гипсе — а неизвестный монстр. Огромный мужик в темной куртке без видимых признаков оружия. Зачем такому оружие, от его лба пули отскочат, а волосатыми лапищами можно медведя заломать…

Сергея усадили на табурет у стола.

— Вот, ваше благородие, привели.

— Ага, краснопузый, — не особо обрадовался Командир, — Что с председателем?

— Отстреливается пока, вон слышите.

Вдалеке раздавались автоматные очереди.

Автоматные???

Впрочем, после песен «Гражданской обороны» в исполнении местных девчонок Сергей не удивился бы если бы узнал, что стреляют из автомата Калашникова.

— Хорошо, как возьмете его, доложите. Только непременно живым! Хочу с ним лично побеседовать…

От людоедских интонаций Сергея пробил озноб, хотя, казалось бы, куда еще страшнее.

— Будет исполнено, ваше благородие. Устроим ему…

Конвоиры ухмыльнулись и вышли.

— Ну что, краснюк? Знаешь, кто я такой?

— Капитан Ждан, если не ошибаюсь? — пробормотал Сергей.

— Совершенно верно, мистер Стенли. Вижу, меня ты знаешь. Вот теперь расскажи-ка милейший мне, кто ТЫ такой?

Приплыли… Что ему рассказать? Вернее, что он ХОЧЕТ услышать? Навряд ли историю о менеджере по продажам из двадцать первого века. И кто такой мистер Стенли?

— Я — племянник дяди Анисима…

— А вот врать мне не надо.

— Может ему ремня из спины резануть? — произнес громила из темного угла.

— Слышишь? — кивнул в угол капитан, — Будешь кочевряжиться — отдам тебя Рахиму. Он из тебя ремней понарежет.

Спокойный тон пугал сильнее громкого крика. Не оставалось сомнений — понарежет. Из живого. Совсем, совсем некстати вспомнились рассказы Данилу о казачьих развлечениях.

— Что вы хотите узнать? — несмотря на все усилия, голос все-таки дрожал.

— Кто ты такой?

Понарежет… Что ему рассказать?

— Не нужно молчать, — хладнокровно предупредил капитан, — рано или поздно ты все равно заговоришь.

Сергей молчал. Капитан привстал, сжал жесткими пальцами подбородок Сергея и повернул его лицо к свету:

— Слабый большевик пошел нынче… Сколько лет?

— Двадцать пять.

— В революцию студентом был? Речь слишком правильная.

— Да.

Пусть вранье, но правде капитан не поверит. А молчать не получится. Не хотелось Сергею становится кожсырьем.

— В большевики тогда записался?

— Я — не большевик.

— Я в сортах вашего навоза не разбираюсь. Большевик, меньшевик, эсер, анархист… Все вы, революционеры, одним миром мазаны. Все вы одним золотом оплачены, немецкие шпионы… Развалили Россию! Теперь на обломках пируете! Такая страна была, такая страна… Все, все продали, пропили, про…

Капитан ударил кулаком по столу.

— Вот скажи-ка мне, большевик, зачем вы повылезли? Вам что, жилось плохо? Вот ты, учился, с папой-мамой жил, по улицам за ручку гулял. Зачем тебя в революцию понесло? Свободы захотелось? Какой свободы?

Судя по всему, капитану просто хотелось выговориться перед тем, как притащат председателя волисполкома. Где, интересно, все остальные жители? Неужели всех перестреляли?

— Свободы для кого? Для быдла? Зачем крестьянину свобода? Его задача, его цель в жизни — землю пахать, а не книжки завлекательные почитывать. Землю пахать! А поднимет свое рыло из земли, хозяин его должен взять и обратно в землю уткнуть. Потому что, мужик ленив и если над ним с кнутом не стоять — ничего делать не будет, завалиться на печи и водку начнет жрать. И с рабочими вашими, с пролетарьятом. Знаешь, что в Древнем Риме пролетариями называли?

— Нет.

— Э-эх, студент… Лучше бы ты учился, а не ерундой занимался, глядишь больше бы толку было. Пролетарий — это тот, у кого нет ничего, кроме потомства, и единственная польза от него — в том, что он плодится. И с кем вы хотите свое царство счастья построить? С бедняками и голодранцами? Запомни, большевик…

Капитан подошел к Сергею и склонился над ним:

— Никогда из крестьянина или рабочего не выйдет ни маршала, ни ученого, ни промышленника. Никогда! Всегда кто-то будет с плеткой стоять, не царь, так ваши вожди-евреи… Только недолго вам осталось, недолго. Подергаетесь немного, порыпаетесь, да позовете нас, тех, кто умеет управлять. Что?

В дверь заглянул конвоир, а может и кто-то другой, в полумраке было не разобрать:

— Ваше благородие, народ весь согнали в амбар, закрыли, ну… кроме девок нескольких…

— К чертям девок! Где председатель?

— Так по-прежнему. Они в доме как засели…

— Кто «они»? Четко!

— Так председатель, да еще несколько мужиков там к нему пробрались, с винтовками.

— Поджечь.

— Ваше благородие, так пробовали. Большак из своего пулемета садит, уже несколько человек положил. И латыш еще этот…

— Что еще за латыш?!

— Так жил тут в деревне один, из Москвы. Вроде бы, ученый.

— И что этот ученый?

— Так он возле дома председателя в кустах спрятался, когда наши в обход пошли, он их положил…

— Мне что, — голос капитана Ждана заледенел — самому идти разбираться, как справится с кучкой мужичков?! Зачем мне нужны солдаты, если я все буду делать сам?!

Голова конвоира исчезла.

— Идиоты… — капитан сел за стол, — несколько сиволапых мужиков, а потерь — как при взятии Эрзерума. Нет, к черту, это последний раз был, потом уйдем через границу и — к Петру Николаевичу. Хватит вести свою войну…

— Что, большевик?

Сергей вздрогнул.

— Думали, ушла Добровольческая и все — ваша взяла? А нет, мы еще повоюем. Думали тогда, в октябре, захватили власть и все, баста, а истинно русские покорно пойдут под ваше ярмо? Черта с два! Что думских болтунов и Сашку Керенского прогнали — правильно, а вот, что сами на его место уселись — зря… Место-то чужое.

— Нужно было царя вернуть? — Сергей даже сам не понял, зачем он спросил. Просто молчать становилось страшно.

— Царя? — усмехнулся капитан, — Николашку? Который, как говорили, сидеть на троне может и более — ничего? Шлепнули его в Екатеринбурге и туда ему и дорога, вместе с его гессенской мухой и выводком. Кого тогда? Мишку? Кирюху?

Сергей не слышал о царях Михаиле с Кириллом. Больше того, Сергей считал, что беляки сражались с большевиками, чтобы вернуть царя. Хотя… Это в его истории, а не в здешней альтернативке.

— Керенский, — продолжал капитан свою мысль — дурак дураком, а одно правильно сделал. Когда понял, что власть не удержит — рванул к Духонину и Краснову. Понял, комик, что только военные могут порядок навести…

— Постойте, — может Сергей что-то неправильно понял? — так это что, Гражданскую войну начали белые?!

— Конечно, начали. Если твоя страна захвачена врагом, хочешь, не хочешь, а войну начнешь. Думали, быстро вас к ногтю прижмем…

— Господин капитан, — Сергея понесло, — но ведь вы с собственным народом войну начали. Зачем вы убили Данилу, безобидного калеку?

— Безобидного?! Да твой калека двух моих человек убил, прежде чем его застрелить смогли!

— Для него вы — враги. Ваши же коллеги ему ноги отрубили…

— Мои? — капитан перегнулся через стол, — ты моих товарищей — тьфу, такое слово испоганили! — обвиняешь в жестокости?! А ты знаешь, что ТВОИ «товарищи» творили с моими?! Погоны к плечам гвоздями приколачивали, живьем в землю закапывали, в Крыму топили, звезды на груди вырезали! И после этого ты хочешь, чтобы мы воевали в белых перчатках? Да нам бы сил побольше мы всех, всех, кто вас поддерживал, всех бы вырезали…

Капитан скрипнул зубами:

— Если бы не немчура проклятая, не англичашки, не предатели-эстонцы — выбили бы мы ваших из Петербурга! Всех бы в расход пустили, всех!

Разъяренный капитан выхватил из кобуры пистолет и взмахнул им. В голове Сергея внезапно всплыло воспоминание: точно такой же пистолет висел на стене в Загорском музее в 2010 году. Перед глазами возникла табличка: «ТТ, он же «Тульский-Токарев», принят на вооружение в 1934…». Интересно, что он тогда делает в двадцать пятом? Альтернативка…

— Ваше благородие, — опять напомнил о себе Рахим их угла, — резать-то будем?

— Резать… — остывший капитан убрал «ТТ» и сел за стол, — Значит так, большевик. Поговорить — это интересно, но либо сейчас ты мне правдиво и кратко ответишь на мои вопросы либо Рахим тебя на куски разрежет…

Для иллюстрации своих слов капитан бросил на стол перед собой нож.

Нож…

Деревянная рукоять, прямой клинок, длиной в ладонь. Толстый обух со скосом, долы…

Нож…

— Понятно, что главный у вас был — латыш, но и ты кое-что знаешь, так что говори…

Нож…

Сергей смотрел на поблескивающее в свете свечи лезвие.

— Итак…

— Ваше благородие!

В помещение ворвался конвоир с винтовкой наперевес:

— Ваше благородие! Сбежал председатель! И латыш сбежали!

Капитан повернулся к нему. Медленно.

— Вон.

Конвоир исчез.

— Рахим. Помнишь, я тебя английскому учил?

— Yes.

Капитан встал и кивнул на Сергея:

— Kill him and's go.

Рахим неторопливо поднялся.

Нож…

Слова капитана Ждана продолжали звучать в ушах Сергея, завороженного блеском лезвия.

«Кил хим эндс гоу»

Кил хим…

Нож…

«Кил хим!» — прохрипел орк из компьютерной игрушки.

Нож…

«Кил хим!» — бросил своим подручным очередной злодей из очередного американского боевика.

Рахим приближался, медленно, как будто шел под водой…

Кил хим.

Убей его.

«Меня сейчас будут убивать»

Нож!

Дальнейшее уложилось в секунды.

Крутанулся, взвиваясь со стула, Сергей.

Скрежетнула по столешнице рукоять ножа.

Покачнулся, заваливаясь, мертвый Рахим с ножом в глазнице.

Рука капитана метнулась к кобуре.

Ладонь Сергея сбила свечу.

Упала темнота, мгновенно разорванная вспышками и грохотом выстрелов.

Капитан выругался про себя. Перед глазами плавали желто-зеленые пятна, в ушах звенело. Пошарил рукой по столу, но спички как сквозь землю провалились.

Где большевичок? Экая тварь оказался, сидел, притихший, запуганный, борода торчком, а как извернулся. Красный звереныш…

Где он? Ждан прислушивался к темноте. Тишина. Он выстрелил точно туда, где сидел красный, да еще несколько пуль — по направлению к двери, если вражина метнулся туда. Попал? Нет?

Капитан осторожно протянул ствол «браунинга» в темноту, пока тот тихонько не стукнул о сиденье табурета. Никого. Где он?

— Большевик, — прошептал капитан шелестящим голосом. По опыту он знал, что такой шепот пугает больше крика.

Молчание. Матерый…

Ждан выругался еще раз, уже в сторону здешнего председателя, закрывшего окно. В проклятой темноте ничего не видно. Интересно, подчиненные прибегут на выстрелы?

Не прибегут. Решат, что командир шлепнул красного…

Капитан медленно двинулся в сторону двери. Достаточно открыть ее и лунный свет покажет, где притаился противник. Поводил невидимым стволом пистолета, готовый стрелять на каждый звук. Идиоты-подчиненные вполне могли не обыскать, а получить нож в печень или удавку на шею капитану не хотелось. От такого опытного агента всего можно…

Шорох!

Бах! Бах!

Яркие вспышки выстрелов… темнота. Тишина. Звон в ушах… Трах!

Сильный удар по голове мгновенно отключил капитана от действительности.

Сергей, все это время лежавший у стола, разжал пальцы. Ножка от табурета упала на пол и покатилась. Сам табурет был разбит о голову капитана.

Пальцы дрожали, во рту стоял отвратительный металлический вкус.

Колотящийся Сергей подошел к двери и раскрыл ее. Лунный свет слегка развеял темноту, осветив два лежащих тела.

«Убил…» — вяло подумал Сергей. Еще двоих…

ОН наклонился, чуть не упав, и подобрал с пола пистолет капитана, выпавший из пальцев. Тяжелый…

Покачиваясь, Сергей выбрался из помещения в коридор. Ухватился за косяк. Ноги подкашивались. Колено опять заболело.

«Нужно убираться».

Сергей подошел к покосившейся входной двери. Остановился. Поднес к глазам пистолет.

«Капитан стрелял. Значит, он заряжен, снят с предохранителя, затвор передернут. Можно стрелять. Правда, не умею, но жить захочешь — научишься».

Крепко сжимая рукоять, Сергей выглянул на улицу. Никого.

Вышел, оглянулся. Куда идти?

— А, сяктант… — раздался за спиной неприятный голос.

Сергей повернулся. Ну кто еще…

Семен. Приятель Губастого. В руках — винтовка.

— Куда это ты направляяшься? Погулял. Открасовался. Отгулялся с нашими девками…

Вооружен?! Так вот кто провел сюда беляков. Тварь… Погоди…

— Вот тябя господин капитан на рямни порежет, повязжишь. Или я тябя сам сячас штыцком…

Как все мелкие тиранчики, Семен упивался собственной властью над беззащитным «сяктантом» и поэтому только в последний момент увидел направленный на него пистолет.

Спуск был неожиданно тугой, Сергей нажал изо всех сил и даже удивился, когда пистолет наконец выстрелил.

Бах!

Первый выстрел, который Сергей сделал в своей жизни.

Семен покачнулся и рухнул на спину. На груди расплылось черное пятно.

Новичкам везет…

«Третий, — подумал Сергей, — Или шестой, если посчитать беспризорников. В моих кошмарах скоро будет не протолкнуться…».

Сергей посмотрел на мертвеца и двинулся прочь. Пистолет покачивался в опущенной руке.

Он шел по краю улицы, в тени кустов. Мысленно продолжая разговор с мертвым капитаном Жданом.

Погоны к плечам, живьем в землю, звезды на груди? Раньше, узнав о таких зверствах большевиков, Сергей бы поверил. Чего еще от них ожидать? Но сейчас… Да еще от капитана Ждана…

Не верю я вам, господин капитан. Не верю. Не вам.

Обвинения в зверствах от того, кто сам палач и садист? Какова цена вашим словам, капитан?

ВАШИ зверства я видел сам — отрубленные ноги, повешенный калека, налет на деревню, убитый мальчишка, которого спутали со мной, а о зверствах большевиков слышал только от вас. И еще…

Я вижу, что делают большевики, и что делаете ВЫ. Они — работают. Строят. Вы — воюете. Разрушаете.

Кто лучше?

В голове Сергея, напичканной фэнтези, всплыла ассоциация, как нельзя лучше подходящая к случаю.

Противостояние большевиков и беляков — не борьба добра со злом.

Большевики — Порядок. Беляки — Хаос.

На чью сторону встать?

Вы обвиняете большевиков в том, что они могут только разрушать?

Сергей сам не заметил, как стал приписывать Ждану то, что тот не говорил. Подобное Вышинский уже где-то слышал, когда-то читал, что-то помнил…

А вы, капитан, что делаете вы? Не разрушаете ли?

Если в прошлом Сергеевого мира большевики разрушили старый мир, после чего начали гражданскую, то здесь все было иначе.

ЗДЕСЬ большевики не собирались ни с кем воевать. ЗДЕСЬ войну начали белогвардейцы. Не потому, что они стояли за справедливость. Просто потому, что власть — НЕ У НИХ.

ЗДЕСЬ большевики были лучше беляков. У них был план того, что они хотят строить. И они собирались строить. Не воевать. Не разрушать.

Беляки — хотели разрушать. Строить они не собирались. У них не было даже примерного плана постройки.

Большевики — Порядок. Беляки — Хаос.

За кого быть?

Сергей вздрогнул. Выстрелы.

Он стоял перед воротами дома Алены, беззвучно шевеля губами и споря с покойным капитаном.

Что за выстрелы?

В деревне стреляли. Шла отчаянная перестрелка, расцвечиваемая автоматными очередями. Пулеметными. У председателя есть пулемет. Как он его с собой таскает интересно?

В голове Сергея возник образ этакого «красного терминатора» с пулеметом Максим наперевес.

Хотя, нет. Подкрепление подошло. Кавалерия.

Сергей посмотрел на ворота. Оглянулся. Опять взглянул в сторону Алениного дома.

В доме — ничего, кроме застреленного Тузика. Алены нет или она спряталась.

А за спиной сражаются люди. В том числе и за него, дурака.

Пусть у него только пистолет…

Сергей шагнул, прошипел от прострелившей колено боли и, хромая, двинулся в сторону стрельбы.

Терминатор, блин…

ОН подошел к узкому темному проходу между кустами…

— Большевик… — прошипело оттуда.

Из проема выбрался…

Капитан Ждан.

Мертвый?

Белое в лунном свете лицо, перечеркнутое черными кровавыми потеками. Капитан был похож на живого мертвеца. Упыря, чье единственное предназначение — рвать и убивать тех, в ком течет горячая кровь.

Сергей вскинул пистолет и нажал на спуск.

Щелк.

Выстрела нет.

Щелк. Щелк. Щелк.

Капитан оскалился, став еще страшнее, и поднял свой пистолет. Где он его взял?

— Молись, большевистская тварь.

Сергей в отчаянии бросил бесполезное оружие в капитана. Тот отстранился и пистолет с шорохом улетел в кусты.

В Сергея смотрел черный зрачок ствола.

Всё.

Сейчас капитан его застрелит.

Дурацкий конец дурацкой жизни.

Быть застреленным белогвардейским капитаном в песковской

— Молись, или свой Интернационал пой.

Сергей бы спел, если бы знал слова…

Он выпрямился и взглянул на капитана. Нет, не допрыгнуть…

— Стреляй.

Если не получилось прожить как человеку, хоть умереть достойно.

— Стреляй, — спокойно проговорил Сергей, растягивая губы в нервной ухмылке, чтобы не сорваться на истеричный визг.

— Идейный… — капитан оскалился еще больше, вообще перестав быть похожим на человека.

Не зажмуриться… Не зажмуриться…

Сергей смотрел Ждану в глаза.

Тот поднял пистолет на уровень лица.

Щелкнул выстрел.

— Х-ха, — сказал капитан.

Кто стрелял?

Ждан выронил пистолет и рухнул лицом вперед.

— Доброе утро, товарищ Вышинский.

Из темного заулка вышел товарищ Вацетис. С дымящимся револьвером.

Уже начало рассветать.

— Доброе утро…

Сергей потерял сознание.

* * *

Сергей лежал, прикованный к жесткой скамье. Над ним склонялись лица мертвых людей. Беспризорники, застреленный Семка, Рахим с ножом в глазу… Заслоняя всех выплыло бледно-окровавленное лицо капитана Ждана:

— Сярежа… — прохрипел он.

— Сярежа.

Капитан оброс бородой и волосами, постарел и превратился в пасечника:

— Сярежа, — настойчиво повторил он, — ты живой?

Сергей понял, что очнулся:

— Дядя Анисим, — произнес он слабым шепотом, — у тебя есть патроны для нагана?

Никитич оглянулся и наклонился к Сергею:

— Найду. А тябе зацем?

— Дядя Анисим… Надоело, что в меня постоянно огнестрельным железом тычут…

— Будут, — серьезно сказал Никитич.

Сергей попытался приподняться:

— Где я?

У Алены дома.

— Где Алена?

— Во дворе, с Тузиком своим возится.

Тузика застрелили…

— С ней… как… все в порядке?

— Да ня пяряживай ты. Она только пришла, беляков успели разогнать…

Никитич коротенько рассказал Сергею, что произошло.

Ночью люди капитана Ждана влетели в деревню. Застрелили нескольких мужиков, схватившихся за оружие, большую часть народа загнали в подвернувшийся сарай. В волисполкоме их встретил ночевавший там Данила. Двух беляков он задушил, одному проломил голову. Его застрелили и повесили мертвым на дереве. Утром планировалось согнать всех жителей на площадь и толкнуть речь, нужна была наглядная агитация. Товарища Поводня собирались захватить вместе со всеми, но тот отказался участвовать в празднике и был дома, поэтому, когда прогремели выстрелы, он успел забаррикадироваться в доме и занять оборону, вместе с товарищем Вацетисом, пулеметом и несколькими мужиками, которые прибежали к нему.

— Кто, интяресно, провел капитана в Загорки? — риторически спросил пасечник, — Поймать бы этого проводника…

— Семен. Я его…

…Застреленный Семен падает в траву…

— …видел.

— Так это ты Семку Донцова застрелил? Это яго рук дело? Туда яму и дорога была…

В общем, план капитана накрылся медным тазом. Председатель не арестован, люди гибнут, да еще пойманный агент большевиков, оглушил табуреткой и убежал. Придя в себя, капитан, видимо, понял, что все провалилось.

В деревню пришли с двух сторон помощники. Огэпэушники, вызванные Сашкой. Это он пронесся мимо Сергея, в него стреляли конвоиры. Правда, таки не попали. И примчавшиеся на стрельбу из окрестных деревень, в том числе и из Козьей горы, мужики. Сергей обратил внимание, что в руках у Никитича — винтовка.

«Крестьяне были покорные, забитые и запуганные большевиками» — вспыли в памяти уроки истории. Нет, в нашем мире, возможно, но не здешние. Здешним палец в рот не клади…

Подкрепление с двух сторон насело на беляков и те начали разбегаться. Кого положили сразу, кто успел скрыться. Пленных почти не было.

Капитан, увидев все это, тоже рванул из Загорок. И наткнулся на Сергея. К огромному везению последнего, двигавшийся в волисполком товарищ Вацетис увидел скрывавшуюся в кустах тень и успел вовремя.

Сергей вспомнил свой позорный обморок:

— Дядя Анисим, а я это… как девчонка…

— В обморок упал, цто ли? Ня бяри в голову. Первый раз под пулями ясцо и ня то бывает. Вон, у нас в полку один был. Яго, когда беляки расстреливать собрались, он и вовсе в штаны наклал. Так цто ты хорошо дяржался. Вацетис сказал.

В избу заскочила Алена:

— Сярежа!

Колдунья в несколько секунд подскочила к Сергею, огладила, ощупала все и вся, потом отскочила и покраснела. Сергей тоже засмущался и попытался встать.

— Цто ты ляжишь? Цто ты ляжишь? — налетела Алена, — Ты цто, больной? Раненый? Убитый? Встань и иди!

Сергей встал и упал обратно на лавку, закружилась голова.

— Я, это… — хмыкнул Никитич, — Пойду, пожалуй… Сярежа, как это… закончите…

Сергей с Аленой синхронно покраснели.

— …зайди в волисполком. Там тябя ОГПУ хотел услышать.

Никитич скрылся. Алена погладила Сергея по груди, тяжело вздохнула и вывела его на крыльцо, подышать воздухом.

Сергей присел на ступеньки и к нему немедленно подошел за порцией пузочесания… Тузик!

— Тузик?

— Гав, — подтвердил тот, ожидающе глядя на Сергея.

— Ты как выжил-то? — спросил Сергей, почесывая собаке живот, — Ах, вон оно что…

Ухо Тузика было прострелено, вокруг дырочка запеклась кровь.

— Так ты, зверюга, просто притворился мертвым?

— Гав, — в гавканье явственно прорезались нахальные братковские интонации. Типа, не ба-аись, и не та-аких ла-ахов ра-азва-адили.

* * *

Сергей настороженно приоткрыл дверь в помещение председателя. Во-первых, еще после первого общения с Поводнем, Сергей этой комнатки побаивался, во-вторых, после разговора с капитаном и последующих событий, неприятных ассоциаций стало только больше, в-третьих, здесь его ждал таинственный и незнакомый огэпэушник. Кто его знает, вдруг местные органы правопорядка наконец раскачались и заинтересовались личностью таинственного сектанта.

Огэпэушник оказался не таинственным и вполне знакомым, тем самым, что уже опрашивал Сергея после нападения беляков. И интересовала его не сергеева личность, а его участие в ночной перестрелке.

Сергей все рассказал, как его спутали с агентом, как он сумел сбежать, как потом столкнулся с капитаном. Огэпэушник все записал и откланялся. На пороге обернулся:

— С нашим агентом, говоришь? Х-хе… Ты, если будет желание, приходи к нам. Нам лихие ребята с головой нужны.

— Товарищ…

— Еншин.

— Товарищ Еншин, а кто был агентом ОГПУ? С кем меня спутали? Если это не секрет, конечно.

Товарищ Еншин усмехнулся:

— Да не секрет. Не было у нас агентов в Загорках. У нас людей не хватает. До свидания.

Повернулся и вышел. Тоже ведь молодой, Сергеев ровесник. Почему здесь молодые на таких ответственных должностях?

— Ну цто, Сярежа, — председатель поставил на стол бутылку водки и стакан. Налил до краев.

— Пей.

— Я…

— Пей.

Сергей взял стакан, вздохнул и медленно выпил. Водка обожгла рот, пищевод и желудок… И испарилась. Сергей даже не почувствовал опьянения, водка мгновенно была сожжена адреналином, все еще кипящим в крови.

— После боя — первое дело, — одобрительно кивнул Паша Поводень. Не такой уж и страшный. По сравнению, скажем, с капитаном Жданом. Все познается в сравнении.

Сергей взял с миски ломтик — «плейстерок», как говорили местные — сала, забросил в рот, опустился на табурет, повернулся… Замер.

Рядом с ним, прислоненный к столу, стоял…

Автомат Калашникова?

Хотя, нет…

Или он?

Вообще-то, на самом деле, если как следует посмотреть, то автомат был на «калашников» не очень похож. Деревянный приклад, нет такой трубки над стволом, мушка не такая высокая. Сам корпус деревянный, вернее, наверное обложен деревом, вместо пистолетной рукояти — как у винтовки, перед изогнутым магазином — деревянная же рукоять. По сути, больше всего этот автомат напоминал укороченную и утолщенную винтовку, в которую вставили широкий изогнутый магазин. Наверное, не «калашников».

Или все-таки он?

После песен «Гражданской обороны» и молодежного жаргона Сергей не удивился бы.

В принципе, автомат выглядел именно так, как и должен был бы выглядеть «калашников» в двадцатые годы. Постойте, а сколько сейчас Калашникову лет?

Сергей подумал. Оружейник по телевизору выглядел так, как будто ему уже лет сто. То есть, сейчас, в двадцать пятом, ему… пятнадцать лет. Нет, навряд ли это его автомат. Даже если предположить, что Калашникову в 2010 было сто десять лет — хотя люди столько не живут — и сейчас он ровесник Сергея, то все равно ему двадцать пять. В таком возрасте автоматы не изобретают…

Хотя, может, Калашников в этой реальности родился раньше?

Кстати. Тут Сергей вспомнил, как говорили о том, что Калашников свой автомат не сам придумал, а скопировал у немцев. Может, это тоже какая-то иностранная конструкция.

— Паш, — спросил Сергей у председателя, — а откуда у тебя… это?

Он указал на автомат.

— Так, когда я воявал в восямнадцатом на юге, с дроздовцами, в бою у беляков захватили. Снацала приглянулась, необыцная штука, потом попробовал стрялять — разонравилась: сложная, патроны цастенько заядают, тяжелая. А потом приноровился — ницего… Жаль только, цто патроны уже концились, а где такие найти — ня знаю…

Паша-председатель крутанул на столе патрон. Сергей взял валявшийся рядом второй, посмотрел.

Чуть меньше винтовочного, чуть больше автоматного. Этакий промежуточный. Сергей вспомнил, как выглядели патроны, которые им показывал на уроке ОБЖ учитель — бывший вояка. Гранату давал посмотреть, черную, ребристую, настоящую лимонку, еще пугал, что может взорваться. Даже один раз принес магазин от «калаша» и разрешил разрядить-зарядить.

— Паш, а винтовка эта немецкая?

— Поцему немецкая? — обиделся товарищ Поводень, — Наша, русская. Яё ясцо при царе какой-то офицер придумал…

— Калашников? — вырвалось у Сергея.

— Ня помню. Может, и Калашников…

Сергей недоверчиво посмотрел на автомат. Правда, что ли, вариант АК двадцатых годов?

А он еще думал предложить чертежи автомата. Зачем чертежи, если в этом мире автоматы еще при царе придумали. Под промежуточный патрон.

— Отдам я, пожалуй, своё ружье в музей, — мечтательно произнес Паша, — А цто? Будет и у нас в Загорках свой собственный, поцему нет? Дети будут приходить, смотреть, с цем их отцы от беляков отбивались…

Будет, будет здесь свой музей… Может, энтузиаст Паша его и создаст. Вот и проблема твоя разрешиться, Сергей Аркадьевич, нужно будет только подождать до сорокового года, пока местный крестьянин откопает артефакт…

* * *

— Ну, ты, Сярежа, приходи через нядельку. Процитаю я над тобой заговор от пуль, от всяго. На Андрея Наливу. Запомнил? На Наливу.

Алена по своему обыкновению поглаживала Сергея по груди.

Синяки и побои прошли, беляки были разгромлены. Разве что нога изредка стреляла болью. Причин задерживаться в Загорках больше не было. У Сергея были мысли отправиться в город, но ленивая натура пока еще брала верх. «Поработаю пока у Никитича, там посмотрим…»

Недавно похоронили Данилу. Над гробом рыдали женщины и даже мужики, не скрываясь, смахивали слезу. Даже сам Сергей, на что уж наше время не приветствует мужские слезы, и то чувствовал, как они наворачиваются, на глаза, предательские капли.

В ночь нападения отряда капитана Ждана несколько беляков ворвались в комнатку Данилы. Он жил прямо в волисполкоме. Уж понять, что точно произошло, сложно, но, судя по всему, пара беляков решила, что безногий и безобидный — синонимы (если они, конечно, знали такое слово) — и, решив поиздеваться над Данилой, подошли слишком близко. На расстояние вытянутых рук.

Одному Данила проломил висок кулаком, в секунду даже не задушил, сломал шеи еще двоим, и уже схватил было трофейную винтовку, как его расстреляли.

Сергей поморщился, чувствуя опять пощипывание в глазах, и погладил по голове Алену.

— Добрый день.

В калитке стоял Вацетис.

Алена мгновенно ощетинилась. Сергей попытался было улыбнуться — все-таки латыш спас ему жизнь — но улыбка искривила губы и пропала. Не вызывал этот человек симпатии, все равно не вызывал.

Вацетис, не улыбаясь вовсе, прошел в калитку, за ним во двор проникли еще два человека — молодые парни. В белых рубахах с расстегнутыми воротами, в белых кепках. Такие же неулыбчивые.

— Цто вам нужно? — Алена мало что не шипела.

— Вы знаете, гражданка Выреева. Книга.

— Не отдам!

Сергей замер. Он не знал, на чью сторону встать.

— Тогда, — Вацетис улыбнулся, криво и неприятно, — с нами поедете ВЫ.

— А ты заставь мяня!

— Либо поедете со мной… — Вацетис извлек из кармана револьвер, — либо мы перешагнем через ваше мертвое тело и найдем книгу сами.

Вацетис смотрел очень серьезно, немного походя на Темного Властелина из книг. Сегодня он изменил своей обычной гимнастерке и был одет в черную одежду: сапоги, штаны, подпоясанная рубаха. Поверх всего, несмотря на лето — расстегнутый черный плащ.

— Ты ницего не забыл? — прищурилась Алена.

— Нет, — так же криво усмехнулся Вацетис, — Не сообщайте противнику о своей силе, и он не обнаружит вашей слабости, гражданка Выреева.

Латыш надменно взглянул на колдунью сверху вниз.

— В вашем заговоре «от всего», — он выделил последние слова, — не упомянуты благородные металлы. Серебряные пули…

Вацетис покачал револьвером.

— По какому праву? — Сергей неожиданно осознал, что загораживает Алену.

Вопрос был истеричным и глупым: ствол права Вацетиса смотрел Сергею прямо в живот.

Латыш, который, казалось продолжал смотреть на Алену сквозь ее заступника, перевел взгляд на Сергея:

— Сектант. Вам какое право нужно, гражданин Вышинский. Устроит ли вас такое?

Вацетис извлек из-за пазухи сложенный лист бумаги. Развернул и показал.

Сергей выхватил из текста, напечатанного на машинке, фразу: «…Всем гражданам Союза С.С.Р. оказывать содействие в деятельности сотрудников И.И.Ф. Сотрудники имеют право привлекать к деятельности И.И.Ф. любых граждан на любой основе…». Внизу было набрано «Народный комиссар В.С.Н.Х.» и стояла подпись. Буква «Ф», похожая на вонзенные с размаху ножницы, и разборчивая фамилия «Дзержинский».

— Где здесь сказано, что вы можете арестовать Алену?

— Арестовать? Она пойдет с вами добровольно…

— Ага, жди! — высунулась Алена из-за спины Сергея и резко замолчала.

Вацетис вытянул левую руку и разжал ладонь. Из нее выпал и закачался на черном шнурке некий непонятный предмет. Алена глядела на него, как на приговор.

— Ведь так? — с нажимом произнес Вацетис, — У вас есть выбор.

Он со значение покачал револьвером. Его подручные стояли позади как свита.

Сергей ничего не понимал. Что происходит? Что это за штука?

— В чем вы ее обвиняете?

— Ни в чем, — бросил Вацетис, — Вы путаете нас с блюстителями правопорядка. Нам нужна ее помощь в наших исследованиях.

Алена отодвинула Сергея и медленно пошла вниз по ступенькам крыльца.

— Алена…

— Сярежа, ты ня поможешь…

Алена подошла к Вацетису:

— Пойдем.

— Я рад, что вы были благоразумны, гражданка Выреева.

Вацетис, в сопровождении своих молчаливых слуг, повел Алену к калитке. На середине двора она обернулась:

— Сярежа, скажи дяде Анисиму, цтобы за хозяйством присмотрел кто-нибудь… И есцо… Разрешаю.

Алена посмотрела на Вацетиса и двинулась к калитке. Оставленный как ненужная кукла Сергей стоял столбом, глядя вслед.

Что-то было не так, даже несмотря на общий абсурд ситуации. Что-то не так…

Если есть письмо и таинственная штука, зачем пугать револьвером? Пугать…

Вот оно!

Пугал!

Грозные высокопарные речи, черная одежда — все это играло на образ злодея. Вацетис не собирался стрелять. Он взял Алену на испуг. Либо бумага поддельна, либо Вацетис знал, что Алена на нее не обратит внимания

— Постойте! — выкрикнул он в спину уходящим.

В руку как будто сам собой прыгнул черенок от лопаты.

Вацетис нехотя обернулся:

— Кот!

Один из молчаливых прыгнул навстречу Сергею, но не успел. Под ударом черенка хрустнули кости предплечья. Молчаливый — Кот? — упал на землю, прижимая покалеченную руку. Он тихо шипел от боли.

— Федот!

Второй подручный оказался ловчее. Изогнувшись, он ушел от удара палкой, приблизился вплотную, держа перед собой сжатые кулаки.

Резкий неразличимый удар в подбородок.

Сергей отключился на несколько секунд.

Перед глазами все плыло, голова кружилась, в ушах шумело.

— Постойте, — проговорил он, приближаясь к кружащимся и вращающимся противникам.

Удар. Темнота.

* * *

Сергей очнулся от влажного прикосновения. Он сидел, прислоненный к столбу крыльца. Тузик еще раз лизнул его в нос.

Откуда туман?

Сергей потер глаза. Туман несколько рассеялся, превратившись в дымку, иногда раздваивающую предметы.

«Если меня так и дальше будут бить по голове, то через пару раз вопрос о том, как попасть в будущее, отпадет. Я просто не вспомню о том, что такое будущее…»

— Гав, — напомнил о себе Тузик.

— А где хозяйка? — почесал псину за ухом Сергей.

И вообще… Что это было?

Мозг от удара, казалось, рассыпался на составляющие объемного паззла и работать не хотел.

Что это было?

Вацетис. Приходил Вацетис с незнакомцами и увел Алену. Зачем? Кто он вообще такой? ОГПУ?

ИИФ — вспомнили покалеченные мозги. ИИФ? Что это?

Одна из функций Microsoft Access, всплыли в памяти казалось бы напрочь забытые сведения из однажды пройденного курса.

Вацетис — из функций Access?

Бред. Тебя ударили по голове, и она не работает.

Сергей попытался подняться на ноги, чтобы убедить самого себя, что он в порядке. Закружившаяся голова неопровержимо доказала ему, что он не в порядке. Сергей упал обратно на крыльцо. Раз не можем идти — будем думать.

ИИФ — сокращение. Большевики вообще любят сокращения. Интересно, это только здешние большевики их любят, или в нашем прошлом тоже такое было?

«Викниксор» — память работала странно, выдавая некие сведения и забывая уточнить, что это значит, и откуда вообще взялось. Сергей поразмышлял немного над непонятным словом, потом оно уплыло обратно в глубь мозга.

Вацетис из ИИФ…

Один из отделов ОГПУ? Сергей подумал о том, как может расшифровываться такое сокращение. В памяти всплыли слова… — кстати, чьи? — о том, что Вацетис — ученый. Ученый…

Ученые работают в институтах. ИИФ — институт? Институт чего?

Исторической физики? Интегральных фрагментов? Икспериментальной филологии?

Так, пойдем другим путем. Чем занимался Вацетис? Требовал от Алены книгу заговоров. Что такое заговоры?

Фольклор.

Институт изучения фольклора?

Вацетис — местный Шурик?!

С бумагой, подписанной Дзержинским и правом арестовать кого угодно. Хороший Шурик…

Хотя, погодите. Дзержинский бумагу подписал, но это не значит, что Вацетис из ОГПУ, железный Феликс в здешнем мире чем только не занимается, даже беспризорниками. Должность Дзержинского в бумаге была как… как… глава ВСНХ, в общем. А ВСНХ — местное министерство промышленности. Ага…

Вацетис ищет заговоры для некоего промышленного института.

Бред.

Сергей попытался встать еще раз. Голова кружилась, но стоять было можно. Особенно если не отпускать столб крыльца.

От напряжения мозг сложил паззл и Сергей вспомнил почти всё.

Вацетис угрожал Алене, чтобы та отдала книгу. Когда она отказалась он, угрожая ей серебряными пулями и неким амулетом, а также бумагой от Дзержинского — бредовая смесь, но так все и было — забрал ее с собой. Кстати!

Кто сказал, что бумага настоящая?

Что если Вацетис — вовсе не посланник Дзержинского, а…

А кто?

Мать-мать-мать…

Сергей опустился обратно на ступеньки. Если Вацетис — не посланник ОГПУ, то он, скорее всего, один из тех, кого он, Сергей, и искал.

Вацетис — МАГ.

Единственная категория людей, которым могут понадобиться колдовские знания. Маги.

И Сергей его потерял. И Алену.

Алена в руках черного мага?! Светлый так себя вести не будет.

Сергей зарычал и рывком поднялся на ноги. В глазах почернело, но он отчаянно попытался идти. Воображение, развитое чтением фэнтези, выдало множество картинок судьбы невинной девушки в руках злобного колдуна.

Девчонку надо выручать.

Сергей прошел некоторое расстояние, прежде чем понял, что ходит по кругу, сопровождаемый неунывающим Тузиком.

Куда идти?

Где искать человека, о котором он не знает ничего, кроме имени?

Сергей сел на… Тузик взвизгнул и выскочил… на крыльцо.

Жаль, подумал Сергей, что я не герой книги. В книгах, если у героя похитили девушку, он всегда знает, куда ее тащат. Или находит кого-то, кто выдаст ему эту ценную информацию.

Как жаль, что я — не герой книги.

Хотя… Можно ведь пойти и опросить людей. Кто-то ведь может рассказать о Вацетисе… Ага, скорее всего, что он из Москвы. Бумагу-то он показывал не одному Сергею. А если она поддельная… Хотя проверить можно легко — позвонить в ВСНХ и уточнить. Как он заметил, особого страха перед ведомствами здесь не испытывают. Хотя… Позвонить. А есть ли здесь телефоны?

«Барышня, Смольный» — выдал мозг еще одну порцию информации без уточнения. Правильно, если телефоны были в революции, то сейчас они тем более есть. По крайней мере, в городах. Вацетис жил здесь достаточно долго и мог предположить, что кто-то позвонит и уточнит.

Или он всех околдовал?

Черный маг на службе министерства промышленности, возглавляемого основателем ЧК.

По голове ударили слишком сильно.

У Алены была настой от головной боли, которым она поила Сергея в предыдущий раз. Кажется, еще немного осталось.

Сергей, иногда держась за стену, прошел в избу и пошарил на полках. Горшочек с настоем нашелся почти у самой печи. Сергей отхлебнул через край.

Замер.

Нет, настой был тот самый, головная боль, почувствовав знакомый вкус, даже попритихла. Сергею в голову пришла идея.

Можно бежать по следу Вацетиса. А можно подождать, пока он придет за тем, что ему нужно. За книгой.

Рано или поздно он узнает от Алены, как взять книгу и придет за ней. А он, Сергей, устроит ему ловушку. Или…

«Разрешаю» — вспомнил он слова Алены. Сказанные ему. К чему они могли относиться, как не к книге?

Алена хотела, чтобы он забрал ее и перепрятал.

Он перепрячет. И когда Вацетис найдет его, он будет готов.

Сергей сел за стол и обхватил успокоившуюся голову руками.

Товарищ Вышинский, а вы роль не попутали? Ты — менеджер по продажам, бестолочь и раздолбай, собираешься бросить вызов черному магу неизвестной силы?

А почему нет?

Сергей вспомнил все, что с ним произошло за последний месяц. Схватка с беспризорниками, несколько стычек с белогвардейцами, в одной из них он вышел победителем, и с самим Вацетисом он уже сталкивался…

И остался лежать без сознания.

Без сознания, но не превращенный в лягушку. Судя по поступкам — Вацетис, если и маг, то не очень сильный.

Можно попробовать справиться.

План таков.

Найти книгу.

Сергей порылся в запечном углу, откуда Алена доставала книгу. Потом догадался заглянуть в сундучок, стоявший рядом. Разворошил несколько пучком травы, мешочки, сверточки.

Книга лежала на дне.

Сергей осторожно развернул холстинку. Книга не реагировала.

— Хозяйка разрешила тебя взять, — прошептал Сергей и тихонько дотронулся до обложки.

Ничего. Значит, можно.

Сергей завернул книгу обратно в тряпицу и спрятал за пазуху.

* * *

Сергей сообщил о том, что Вацетис похитил Алену, председателю. Паша Поводень тоскливо посмотрел на Сергея и сказал, что он видел бумаги Вацетиса и тот действительно может «привлечь» любого человека. С товарищем Дзержинским не поспоришь…

Сейчас кто-то видел, как латыш вместе с двумя подручными и молчаливой Аленой сели в телегу и отправились по дороге в Песков. Было это с час назад, так что добраться до города они еще не успели и если Сергей хочет, то может поскакать следом и перехватить их. Хотя лично он, Поводень, не советовал бы ему, Сергею, связываться с представителями Дзержинского. Кто их знает, этих ученых, может, они на самом контрреволюцию выслеживали и Алена как-то оказалась замешана?

У Сергея было свое мнение на этот счет, но от перехвата он вежливо отказался, подумав, что поскакать вслед он сможет только на скакалке.

Ездить на коне Сергей не умел.

* * *

Пах! Пах!

Пули вошли в мягкую глину почти рядом. Сергей опустил дымящийся наган.

С момент похищения Алены прошла неделя.

В тот же день Сергей дошел до Козьей горы и сообщил Никитичу о случившемся. Отреагировал тот не удивление вяло. То ли тоже не собирался связываться с ОГПУ, то ли верил в способности Алены выкрутиться из любой ситуации. Только договорился с односельчанами и теперь за хозяйством Алены присматривал Мишка, тот самый семилеток, который встречал Сергея в его первый приезд в Козью гору. Для Сергея сама мысль о том, что в таком возрасте ребенок может присматривать за хозяйством, была дикой. Сразу вспоминались дети его времени: капризные, визжащие в магазинах и требующие купить все и еще немножко сверх того. Они вообще казались еще не совсем людьми, А здесь… Присматривать за хозяйством… Таскать воду из колодца… Удивительно…

Всю неделю Сергею пришлось помогать Никитичу с сенокосом, с пчелами и вообще, по хозяйству. Усталости, той, что была в начале уже не было. По крайней мере, Сергей находил в себе силы вечером на час уходить в лес, тренироваться в стрельбе.

Никитич, как и обещал, подогнал Сергею патроны к трофейному нагану и теперь Сергей учился стрелять. Вернее, вообще, обращаться с оружием.

В некотором роде, для Сергея стало откровением, что после стрельбы револьвер нужно чистить и смазывать. К тому же собственно стрельбе предшествует выхватывание оружие, а за стрельбой следует перезаряжание. Потому что стозарядные револьверы существует только в кино.

Сергей приходил в овраг и начиналось издевательство над самим собой.

Спрятать револьвер за пояс или в карман. Выхватить. Размотать с нагана одежду. Спрятать его еще раз. Выхватить. Спрятать. Выхватить. Спрятать. Выхватить.

Выхватить и выстрелить. Еще раз. Еще раз.

Сергей для себя уже понял, что наган ему нужен для самообороны, то есть для стрельбы по людям, стоящим рядом. И его спасение — не думать о том, есть ли у противников дети и кто будет по ним плакать. Выхватить и выстрелить.

Добиться такой скорости стрельбы, как у киношных ковбоев, конечно, не получалось. Может, все дело было в слове «кино»?

Выхватить и выстрелить.

Палец начинал ныть почти сразу, спуск у нагана отнюдь не был мягким.

Выхватить и выстрелить.

После того, как выпущены все семь патронов барабана — перезарядка. А это тоже дело не простое…

Открыть защелку у барабана. Отщелкнуть и повернуть шомпол под стволом. Резко толкнуть шомпол, чтобы выбить гильзу, которая реально застревает в гнезде барабана. И так семь раз. Потом вернуть шомпол на место. Вставить в пустые гнезда новые семь патронов. Закрыть защелку.

Если тебе не хватило семи выстрелов, то перезарядить БЫСТРО это супер-оружие нереально.

Поэтому Сергей учился попадать в цель с первого выстрела.

Была и еще причина. Сильная усталость отгоняла кошмары. Хотя иногда беспризорники, объединившиеся с мертвыми белогвардейцами все-таки приходили…

К концу недели Сергей сжег уже около нескольких сотен патронов и немного оглох от выстрелов. Но зато выхватывал револьвер почти мгновенно и попадал в цель, почти не целясь. Если цель не двигалась.

Сергей понимал, что с опытным противником, да еще и вооруженным, не справится, и делал ставку все же на неожиданность.

Однако настоящую неожиданность принес ему Никитич.

— Сярежа, — сказал пасечник, когда вернулся из своих контрабандистских похождений в воскресенье, — Тябе нужно уходить в город.

— Почему? — Сергей поперхнулся молоком.

Никитич вздохнул и сел на лавку. Сергей занервничал:

— Что случилось-то?

— Цто, цто… Ищут тябя. Убить хотят.

— Кто?!

Вот это новость!

Никитич вздохнул еще раз:

— Бяляки.

— Так их же того… Капитана убили же…

— Вот за убитого капятана тябя и ищут.

— Так его не я убил!

Вот как тут не выругаться. До Сергея уже доходили слухи, что капитана пристрелил именно он. Примерно можно было даже понять, почему так говорят: к Ждану привели его, после этого в комнате обнаружили убитого Рахима, а неподалеку — убитого капитана и его, Сергея, рядом. Тем более, что подлый Вацетис наверняка свою роль не раскрывал и заблуждения развеивать не торопился.

— А кто? Капитана убили, всех его людей — тоже…

— Всех, да ня всех… Про Ягора со сломанной ногой забыл? Думаешь, он тябя простил по-хрястьнски? Да и ясцо людишки остались. Ищут тябя. Уходить тябе надо.

Уходить?

Нет, собраться-то не сложно. Что тут собирать: меч, книга, револьвер, кошелек да одежда в котомке. Вот только…

Здесь, в деревне, Сергей уже прижился. А в городе — неизвестность. Все придется начинать сначала: знакомиться с людьми, привыкать к местным обычаям — а Сергей и к деревенским еще не привык — да и документов у него по-прежнему нет. Может, остаться все-таки здесь? Авось не достанут?

Или не прятать голову в песок и ехать в город?

Сергей подумал, что он уже много раз строил планы, как уехать из Козьей горы хотя бы в Песков. И все время что-то мешало. Скорее всего, то же, что до сих пор мешало ему найти работу, девушку и добиться успеха в жизни.

Собственная лень.

Однако сейчас вопрос встал ребром: или уехать в неизвестность города, или остаться здесь, и тогда тебя грохнут.

* * *

Как мы уже отмечали, Сергей относится к категории людей, постоянно пытающихся плыть по течению. Вот и оказавшись в Козьей горе, он собирался поступить так же: не пытаться изменить ничего, особенно самого себя. Довольствоваться тем, что есть. Есть жилье — и ладно. Есть работа — и хорошо. Главное — ничего не менять в собственной жизни самому. Ведь так повезло: есть люди, которые все решат за тебя.

Однако водоворот еще далеко не закончился…