На таможне было на удивление тихо и пусто. Не то отбывающих в этот день оказалось мало, не то без спута мир воспринимался иначе.

Габриель вздохнул. Синекожего он вспоминал теперь все время. Казавшийся надоедливым, раздражающим, спут вдруг стал чем-то удивительно дорогим. Чуть ли не самым дорогим существом в его жизни. А ведь и в самом деле, что было у священника-следователя? Вера в догматы Церкви, работа, долг. И спут. Единственное существо, которое всегда было рядом, а теперь что? Лишь три странных шарика и — все.

Было. Прошедшее время беспощадно, жестоко, безжалостно. Было — это не просто ушедшее из жизни. Это то, чего уже никогда в жизни не будет. И от осознания этого становилось тяжело. Никогда больше не будет Спута по имени 100 ГЦ. Сто градусов по Цельсию. Смешное и глупое имя для смешного и занудного существа. Такого раздражающего и такого бесконечно дорогого. Что имеем — не храним, потерявши — плачем.

Он прошел через таможенную рамку и подхватил сумку с ленты конвейера. Сумка показалась тяжелой, словно в нее запихали синее тело мертвого друга. На вежливое прощальное напутствие таможенника священник даже не отреагировал. Габриель плохо воспринимал окружающее. Мысли вертелись вокруг спута, иногда соскакивали на Призрака, который озадачил, наговорив странных вещей, и на Церковь, которая при удаленном общении никаких комментариев относительно Призрака и того, что тот поведал, не дала. Был бы жив 100 ГЦ, он бы смог объяснить хоть что-то. С его объемом знаний и продолжительной работой со священниками-следователями…

— Брат Габриель!

Священник обернулся на оклик. В первый момент внутри все замерло. Через зал космопорта к нему, смешно семеня нижними конечностями, приближался спут. Но уже в следующую минуту стало понятно, что это не 100 ГЦ. Да и не мог синекожий быть его спутом.

— В чем дело? — спросил священник.

— Брат Габриель, я жду вас здесь целый день, — затарабанил синекожий. — Меня зовут Титаник.

— Это что-то значит?

— Как любое другое имя, — охотно подтвердил инопланетянин. — Титаник. Когда-то на земле был такой огромный корабль, самый большой корабль, который погиб от айсберга. Никогда больше айсберг не смог погубить корабль больше «Титаника».

— А что такое айсберг?

— По моим данным, большая глыба льда.

— А при чем здесь космический корабль?

— Нет, вы меня не так поняли, «Титаник» не был космическим кораблем, он плавал по воде. Один раз поплыл и утонул. Потом долго лежал на дне океана, пока вы, люди, не научились чистить свои водоемы. Тогда его подняли. Огромный корабль с мертвецами и утварью. Представляете?

Габриель покачал головой. Он плохо себе представлял огромную водоплавающую посудину. Тем более с трудом мог представить, как эта штука способна потонуть, если она создана для того, чтобы плавать. Но разбираться в доисторических приспособлениях не собирался.

— Зачем вы меня ждали, Титаник?

— Где он? — вопросом ответил спут.

— Кто?

— Вы знали его как 100 градусов по Цельсию. Ваш спутрегистратор.

Внутри сдавило тягучей болью. Горло сжало. Когда заговорил, голос прозвучал глухо, словно бы не его:

— Он погиб.

— Я знаю, — спокойно ответил Титаник.

— Откуда?

— Когда умирает один из нас, об этом знают все. Это трудно объяснить, брат Габриель. Но это так. У нас очень низкая смертность. И мы чувствуем смерть каждого. Меня интересует тело.

— Почему?

— В нем содержится часть информации.

Спут смотрел испытующе. Габриель поймал его взгляд и передумал расспрашивать дальше.

— Я не знал ваших обычаев… Как вы хороните, где… Он в местном морге. Обратитесь к властям, они в курсе и сделают все, что вам необходимо. Я хотел связаться с вами уже с Земли, но раз вы сами…

Слова выходили какие-то не те, не о том. Это злило, и Габриель поспешил замолчать. Спут тем временем осмотрелся, увидел стальные шары, но ничего не сказал. Лишь кивнул и зашагал прочь. Шарики полетели за ним.

Шаги у Титаника выходили короткими, но быстрыми. Со спины он еще больше походил на 100 градусов по Цельсию, с такой же поспешностью перекатывался с конечности на конечность… Но, несмотря на то как забавно это выглядело, расстояние между ними увеличивалось до невозможности быстро. Еще немного, и спут растворился бы в толпе, пропал бы из виду, поглощенный огромным организмом планеты-города.

Габриель дернулся вдогонку.

— Подождите! — крикнул он.

Титаник остановился, на священника посмотрел с удивлением.

— Что-то случилось?

— Я хотел спросить, — произнес Габриель. — Можно?

— Боюсь, я не смогу вам помочь, — покачал головой спут. — Информация — не моя специальность. Я ритуальный транспортник, занимаюсь мертвыми спутами.

— Мне не нужна информация, — пояснил священник.

Спут стоял молча.

— Я просто хотел узнать, когда прибудет замена?

— Замены не будет.

— Как не будет?

— Ваше задание завершено. Призрак повержен. Вы нас больше не интересуете.

Синекожий инопланетянин развернулся и поспешно засеменил прочь. Спина его еще какое-то время мелькала в поле зрения. Нет, он не был похож на 100 ГЦ. Совсем. Это только в первый момент могло показаться, что есть какое-то сходство.

Габриель тяжело вздохнул и поплелся на посадку. Транспортник, на котором ему предстояло вернуться на Землю, уже стоял на взлетной полосе с распахнутым чревом. Но прежде, чем он вступил на трап, стальные шары вернулись. Габриель не знал, были ли это те же самые шарики, но почему-то решил, что так оно и есть, и улыбнулся.

Радость вышла мимолетной. Медленно описав круг над его головой, шары стремительно унеслись прочь, чтобы больше уже никогда не возвращаться.

Добровольцы завидели рыжего священника еще издалека. Начали подниматься на ноги, переговариваться. Вооруженные фигуры в свете заходящего солнца выглядели внушительно и романтично. Исаак даже немного залюбовался крепкими силуэтами, отбрасывающими длинные мужественные тени.

Офицер, что сопел за плечом, зачем-то пояснил:

— Это лучшие люди.

«Лучшие люди» и в самом деле смотрелись бойцами хоть куда. Крепкие, накачанные. И оружие явно не первый день в руках держали. Добровольцы поспешно выстроились в шеренгу. Вытянулись по стойке «смирно». Вперед вышел молодой, крепкий, как бык, детина, щелкнул каблуками.

— Господин священник-следователь, специальное подразделение…

Исаак небрежно отмахнулся:

— Называйте меня просто: брат Исаак. И не стоит передо мной отчитываться в настолько официальной форме. Церковь Света не кадетский корпус. У нас все проще и лояльнее.

— Хорошо, брат Исаак. Меня зовут Курт, — кивнул детина, осклабившись, и гаркнул в сторону: — Вольно!

Строй тут же потерял былую подтянутость, приняв вольготную расслабленность.

— Пошли, что ли, — предложил Исаак. — Надо успеть до темноты.

— А в шахту лезть по темноте? — усомнился командир добровольцев.

— А какая разница? В шахте всегда темно, хоть по темноте, хоть по свету.

Детина едва заметно вздрогнул, но спорить не стал. По команде строй снова подтянулся. Добровольцы развернулись как один и, четко чеканя шаг, двинулись в сторону гор.

Рыжий следователь обернулся к офицеру, который стоял и грустно поглядывал на священника, дескать, ты уходишь, а я вот остаюсь со своими проблемами. Под этим взглядом возникло ощущение, будто он расстается со старым близким другом, хотя еще вчера Исаак офицера знать не знал. Поддавшись порыву, священник Церкви Света простецки хлопнул полицейского по плечу.

— Не кисни, мон женераль, все будет хорошо.

Офицер еще минут пять смотрел на удаляющийся отряд, потом молча потопал обратно к развалинам здания «Сюи Де Манн Клан». Вопрос с техномагами оставался открытым. Сажать их в тюрьму было боязно. Отпустить после всего, что сказал священник, невозможно.

Отряд, дробно чеканя шаг, выбивал пыль из паладонийской пустыни. Темп они взяли довольно приличный. Несчастный спут семенил рядом с такой скоростью, что сил на разговоры у него не оставалось. От этого Антрацит явно страдал, но даже поделиться своими терзаниями не мог, боясь сбить дыхание.

Бойцы переходили с шага на бег и обратно. С километр бежали, потом столько же шли быстрым шагом.

— Это называется волчий скок, — пояснил Курт. — Не сильно выматывает, и довольно быстро передвигаемся. Мы так бегали на Гаидусе. Это планетка в соседней системе. Там конфликтик был с этими… ящерицами.

— Дарзини, — пропыхтел спут, делясь познаниями.

— Точно, — кивнул Курт. — Так у нас командир был. Мировой мужик. Он и научил. Он много чему научил. Я тогда еще пацаном зеленым был. Ушел мальчишкой, вернулся бойцом. Школа жизни. А ящерицам навтыкали дай боже.

Он замолчал и снова перешел на бег. Подошвы тридцати пар сапог дружно грянули о высушенную потрескавшуюся землю. Только Исаак и Спут выбивались из этого ритма, нарушая унисон. Пыль поднималась от земли и золотилась в солнечных лучах. Первое время Исаак любовался золотящейся в закатных лучах пылью, но вскоре на любования не осталось сил. Кроме того, от «волчьего скока» выветрился хмель и снова захотелось выпить, а прикладываться к бутылке при тридцати подчиненных, хоть и добровольцах, он не желал.

Курт вскинул руку, останавливая бег, и отряд снова двинулся быстрым шагом.

— Я не знаю как у вас там, в Церкви, а эти люди могут все. И это не слова, брат Исаак, — снова заговорил он. — Вон, например, Баркер. Дерется как зверь. Голыми руками может порвать пасть галастапийскому тигру. А это зверюга не из мелких. А Длинный Щуп…

— Какой щуп? — не понял Исаак.

— Вообще-то его Сасей зовут, — стушевался Курт. — Но у него… в общем, бабы на нем верещат, как резаные…

Курт смутился окончательно, не зная, как говорить о таких вещах со священником, и умолк. Рыжий следователь благосклонно кивнул. Понимаю, мол.

— Так и что может этот Саса? Помимо того, что у него длинный… щуп.

— Стреляет, как бог, — охотно подхватил Курт. — Однажды на стрельбище он решил посоревноваться с машинами. Представляете, две мишени. В одну стреляет машина, которая не ошибается и рука не дрожит, в другую человек.

В глазах командира добровольного отряда снова появился нездоровый азартный блеск.

— Так я вам скажу, брат Исаак, на стрельбище он стреляет не менее четко и эффективно, чем в койке. — Он сбился и снова потупился. — Простите. Но машину он тогда обскакал. Вон он, смотрите. Человек, который стреляет точнее компьютера.

Снова побежали. А потом еще переходили с бега на шаг и обратно. Курт трепался не хуже спута. За то время, что добирались до шахты, рыжий священник успел выслушать по истории чуть ли не о каждом члене группы и успокоился: если хотя бы половина того, что говорил командир, правда, поймать Призрака не составит труда. Его даже и ловить не понадобится. Он сам должен будет повеситься у входа в шахту, едва увидев отряд таких профессионалов.

Как ни сложно это было, а офицер все же принял решение. И вразумления брата Исаака сыграли в этом не последнюю роль. Первым делом полицейский решил подстраховаться. К пленным он не пошел, но велел разделить их между собой и каждого доставить отдельной машиной в отдельную тюремную камеру. При этом отметил, что камеры должны находиться на разных этажах, в различных отсеках. То есть развести техномагов так, чтобы они никогда ни случайно, ни нарочно не смогли увидеть друг друга. Разве только во сне.

Допрашивать техномагов тоже должны были разные люди. С тем, с которым утром говорил Исаак, офицер решил работать самостоятельно.

Теперь техномаг сидел через стол от него и смотрел в лицо полицейского со смесью опаски и самоуверенности. Если б офицер видел себя со стороны, то, вероятно, улыбнулся бы, потому как на его лице было точно такое же выражение. Оба молчали, и молчание это затягивалось.

— Имя, — решился наконец офицер службы безопасности Паладоса.

— На каком основании вы меня допрашиваете?

— Вы арестованы.

— На каком основании? — упрямо повторил техномаг.

— На основании законов внутренней конституции Паладоса, принятой шестнадцатого апреля шестьсот сорокового года от основания колонии, — парировал офицер. — А именно параграфы десять и четырнадцать, статьи…

Техномаг сморщился, словно ему в рот затолкали разом пару лимонов. Пока слушал про статьи и параграфы, кривился. Наконец не выдержал и перебил:

— Я все равно не знаю ваших статей. Скажите толком, в чем меня обвиняют.

— Вы столько времени прожили на нашей планете и не удосужились ознакомиться с нашими законами, — насупился офицер. — Хорошо. Я скажу простыми словами. Вы обвиняетесь в причастности к воровству улик и, как следствие, к разрушению крупной архитектурной постройки, нарушению архитектурного ансамбля планеты и террористическому акту, повлекшему за собой эти разрушения. Кроме того, в результате этого акта погибло огромное количество гуманоидных существ.

— В этом вы тоже меня обвиняете?

— Нет, — покачал головой офицер, — не в этом. Я не говорю, что вы убили их лично. Но понятия «преступная халатность» никто не отменял. Здание «Сюи Де Манн Клан» разрушено благодаря вашей деятельности и вашей некомпетентности. Здание разрушено искусственным путем, то есть повреждения не связаны с сейсмической активностью планеты, равно как и с какими бы то ни было природными катаклизмами. Также вы обвиняетесь в сокрытии важной информации и несодействии Церкви Света. Но это уже не по внутренней конституции, а по межпланетным конвенциям. Их вы знаете.

Техномаг зло сощурился. На полицейского посмотрел, словно сквозь амбразуру. Офицер едва сдержался, чтобы не отвести взгляд.

— Межпланетные конвенции и законы не в вашей компетенции. Вы не имеете права судить меня по этим законам. Вы обязаны выдать меня галактическому суду.

— Верно, — кивнул офицер. — Но не раньше, чем вы предстанете перед судом Паладоса по поводу нарушения внутренних законов.

— Значит, Церкви продался, — зло выдавил техномаг. — Еще вчера мне правитель вашей планетки готов был ноги целовать, а теперь меня допрашивает какой-то…

— Придержите язык, — сердито одернул офицер. — И говорите по существу.

— По существу? В чем вы нас обвиняете? Мы построили это здание. Сами построили. Мы дали вам рабочие места, платили деньги, начали вытаскивать планету из той клоаки, в которой она находилась. Мы дали сотням тысяч ваших граждан надежду на лучшее будущее, а теперь вы же нас в чем-то обвиняете.

Полицейский поднялся из-за стола и угрожающе навис над техномагом.

— Разрушен огромный комплекс. Погибло огромное количество людей. Не только техномагов, но и тех, кто на них работал. В один момент все эти сотни тысяч людей потеряли все. И деньги, и рабочие места. Но и это не главное. Важно то, что на Паладосе поселился Призрак, поселился при вашем попустительстве или даже участии. В этом еще предстоит разобраться следствию.

Офицер до скрежета стиснул зубы, сел на место. Стул жалобно скрипнул под навалившимся весом. На техномага представитель закона смотрел с холодной яростью. Не этому чужому на планете человеку и не в таких выражениях упрекать в чем-то его, паладонийского полицейского.

— Имя, фамилия. Год и место рождения.

— Васис Владимреску, — сдался техномаг. — Я требую, чтобы мое дело передали в галактический суд.

Никакого повесившегося Призрака у шахты, разумеется, не обнаружилось, несмотря на всю доблесть волонтеров. Вход в заброшенную шахту выглядел вполне презентабельно, однако содержание внешнему виду не соответствовало. Мелкие узкие коридорчики, огромная зала, в которую еще доходил какой-то свет. Дальше лишь темные коридоры с полуразваленными стенами разбегались в разные стороны.

Конечно, от нехватки света спасали неоновые лампы, но проблема была не только и не столько в темноте. Потолки местами провисали так, что Исаак вовсе не удивился бы, если б все это безобразие рухнуло на макушку. Более того, он себя к этому понемногу готовил.

Курт байки больше не травил. Волонтеры тоже притихли. Судя по лицам, добровольцам и их предводителю было малость не по себе.

— Самая первая и самая глобальная шахта Паладоса, — подал голос Антрацит. — Точнее, даже не шахта, а группа шахт, соединенных между собой подземными сообщениями и коммуникациями. Первая была заложена…

— Не сейчас, — отмахнулся Исаак. — Кто-то имеет представление о том, куда нам идти дальше?

— Здесь масса ответвлений, — покачал головой Курт. — Коридоры тянутся на сотни километров. Причем они разные. От узкого коридорчика до тоннеля монорельса.

— И все такие же ветхие?

— Не знаю. Шахта заброшена очень давно, даже точной карты не сохранилось. А уж в каком все это состоянии — не знает никто.

— Хорошо, — кивнул Исаак. — Посмотрим.

С фонарем в руке священник-следователь направился к одному из дальних провалов, ведущих в темный коридор.

Луч света выхватывал обшарпанные стены. Коридор уносился вперед и вниз. И хотя уклон казался небольшим, его можно было почувствовать даже в кромешной тьме. Шаги звучали здесь иначе, чем на открытом пространстве. Более того, шаги очень скоро остались только его. Волонтеры не торопились лезть на рожон. Сказал священник, что надо посмотреть, пусть идет и смотрит. Его право. Во всяком случае, Исааку очень хотелось верить в то, что его спутники не пошли за ним только потому, что не было приказа.

Коридор тянулся целую вечность. Наконец уперся в развилку. Священник решил придерживаться правой стороны и двинулся дальше. Вскоре запахло гнилью, воздух наполнился сыростью. Под ногами захлюпало. В сторону метнулось что-то мелкое, но живое. Не иначе крыса.

Он дернул рукой, свет пролетел по стене, упал на пол, поднялся и снова унесся чуть вперед. Лужа, что хлюпала под ногами, впереди превращалась в нечто мутное и довольно глубокое.

Исаак развернулся и поспешил обратно. На развилке задержался и на всякий случай заглянул в соседний отворот коридора. Хватило двух десятков шагов, чтобы понять: здесь его ждет такое же болото. Куда дальше?

Сзади шаркнуло. Он вздрогнул и резко обернулся. Фонарь высветил синюю рожу спута. В мертвенном отсвете фонаря Антрацит походил на покойника. Рыжий следователь отшатнулся и громко, совсем не по-церковному выругался.

— Ты чего здесь делаешь?

— Собираю информацию, анализирую ситуацию, сопровождаю священника-следователя. Кроме того…

— Ясно, — оборвал тираду Исаак.

Синекожий замолк, но вид имел заговорщический. И на физиономии было что-то такое, что заставило Исаака насторожиться.

— Что еще?

— Добровольцы. Мне кажется, они сейчас добровольно дезертируют.

Новость ударила по ушам с такой силой, что подкосились ноги.

— Как дезертируют?

— Уходят. Бегут. Покидают шахту, — охотно пояснил Спут.

Лязгнула металлом дверь. Васис Владимреску замер у входа, оглядывая камеру. Как и всё на этой планете, тюрьма здесь была допотопная. И камера допотопная, и дверь с зарешеченным окошком, и замки на этой двери тоже ископаемые. И даже система охраны — простая, не механизированная, состоящая из обычных людей, заступающих на дежурство и сменяющихся по часам.

Техномаг чертыхнулся и зло сплюнул.

— А вот на пол плевать не надо, — донесся из глубин мрачной камеры вкрадчивый голос.

С дальних нар на пол спрыгнул щуплый мужичок в тюремной робе. На техномага посмотрел с любопытством. Васис разглядывал сокамерника спокойно. Так же спокойно спросил:

— Чего уставился? Нравлюсь?

— Не-а, — хихикнул мужичонка. — Я как-то больше женщин люблю. Потому ни в одной тюрьме дольше месяца не задерживаюсь. Просто не каждый день встретишь техномага в камере. Смешнее в этом заведении выглядит только священник Церкви Света.

— С чего ты взял, что я техномаг? Почему не дольше месяца? Тебя что, постоянно сажают?

Мужичок хищно оскалился, изображая подобие улыбки, нырнул в дальний угол камеры и снова вскарабкался на нары. Васис последовал за ним. Запах здесь стоял кисловато-затхлый. От него хотелось вывернуться наизнанку или хотя бы возвратиться к двери, где было хоть какое-то движение воздуха.

— Тебе на какой вопрос сперва ответить? — подал голос мужичок.

— На какой хочешь. Главное — ответы, а не их последовательность.

Васис присел на нары против сокамерника. Тот смотрел с новой ухмылкой. Но за всеми этими улыбочками прятался серьезный изучающий взгляд.

— То, что ты техномаг, у тебя на лбу большими буквами написано, — сообщил мужичок. — Кроме того, в любой приличной тюрьме есть своя система связи между заключенными.

— А это тюрьма приличная? — с удивлением уставился на зэка Владимреску.

— Вполне. Неприличная, например, на Земле. Там дом отдыха, а не тюрьма. И сбежать из нее нереально.

В груди предательски кольнуло. Васис поглядел на сокамерника с новым интересом и долей недоверия. Не издевается ли щуплый.

— А отсюда, — произнес раздельно, срывающимся голосом. — Отсюда можно сбежать?

— Поверь моему опыту, — расплылся мужичок, — отсюда можно и легко. Я как раз об этом подумывал, только компаньона не хватало. Так что ты как нельзя кстати. Свалим вместе.

Техномаг отпрянул. Что-то настораживающее было во всей этой открытости. Не может быть, чтобы так повезло.

— С чего ты взял, что я хочу бежать? Меня, может, через два дня отпустят. Я здесь по ошибке.

Владимреску старался быть убедительным, но вышло не очень. Мужичок фыркнул, словно сытая лошадь. Раз, другой, потом расхохотался дерзко и нагло.

— Во-первых, у тебя на лбу написано, чего ты боишься. А боишься ты того, что, как и я, застрял тут навсегда. Во-вторых, не забывай про информацию. Я знаю, что ты здесь навсегда.

— Откуда?

— Нашептали. А слух знаешь кто пустил? Местное начальство. Вас тут ведь трое, так?

Зэк посмотрел на техномага, тот не нашелся с ответом.

— Та-а-ак, — довольно протянул мужичок. — Так вот, вас троих посадили по разным камерам. Подсадили к таким, как я, которым сидеть, пока не сдохнем. И информация прошла, что вы трое здесь тоже сидеть должны, пока не сдохнете. И чем быстрее сдохнете, тем лучше. А тому, кто поможет вам побыстрее увидеться с всевышним, обещают существование не хуже, чем на воле, а то, может, и срок скостят. Вот так.

На какое-то время Владимреску потерял дар речи. Это кто же, интересно знать, так активно за них взялся? Церковь? Но этот рыжий выпивоха не мог, а других священников поблизости нет. Или паладонийцы обгадились? Но правитель Ксай прикормлен. Неужели этот шут гороховый, полицейский?

— А чего ж ты мне все это рассказываешь? — Техномаг попытался говорить твердо, но голос предательски дрогнул. — Может, и в самом деле скостят.

— Может, и скостят, даже скорее всего, — оскалился мужичок. — Только мне это неинтересно. Я сидеть не собираюсь ни много, ни мало, ни всю оставшуюся жизнь — никак. Я сдернуть хочу. И ты мне в этом поможешь.

— Почему?

— Потому что ты хочешь того же. Ты злой и одержим местью. Сидеть, а тем паче, умирать тебе ни к чему.

Зэк снова заулыбался во все свои мелкие острые зубы. Пиранья, мелкая прожорливая рыбешка с зубастыми челюстями. Вот кого он ему напоминал. От возникшего сравнения Васис немного расслабился.

— Это у меня тоже на лбу написано?

— Не-а, — покачал головой мужичок. — Это у тебя в глазах. Ты очень хочешь кого-то убить.