– Але! Але! Привет! Какие новости! Давно я не был в Америке. Уже пятнадцать сезонов я в России, ну как идут у вас дела? Все хорошо? И хороши у вас дела? Ни одного печального сюрприза? Пустяк один? А что это за пустяк?

Я перестал любоваться заснеженным городом и прислушался к переговорам второго номера с сородичами из бывшей родины.

– Что? Упала и разбилась моя любимая керосиновая лампа времен короля Джима? И подпалила ковер, который мне подарила бабушка на день рождения? Сгорела комната? И огонь перекинулся на ферму? И штат весь выгорел дотла? Командир! Представляешь, в Америке очередная революция!

– Какая по счету? – никак успокоиться не могут. Не золотуха, так другие неизлечимые болезни.

– Последняя, – обиделся почему-то Боб и выключил сеанс дальней связи.

Раз в году нам разрешают подключиться к почтовым службам и поздравить родственников с Новогодними праздниками. Я лично считаю, что это настоящее баловство. Вот американец, например, сейчас расстроится. А какой из расстроившегося спасателя спасатель? А может, я просто завидую американцу, которому есть, кого поздравлять?

Я вздохнул и снова уткнулся в стекло.

За окном кабины шел последний предновогодний снег. Команда спецмашины подразделения 000 за номером тринадцать занималась расчисткой улиц от этой холодной заразы. Главный метеоролог столицы перед самыми праздниками ушел в беспробудный загул и забыл перекрыть клапан двухчасового снегопада. Пока начальство спохватилось, пока разобралось, что к чему, столицу засыпало по самые пончики.

– На ферму бы съездить, – Боб отложил в личный сейф недоеденный пакетик с сухими пельменями, – Говорят, без меня там плохо. Слышишь, командир!? Плохо там.

– Что с тобой, что без тебя, разницы никакой, – пробурчал я, наблюдая за работой Герасима.

Третий номер, вооружившись деревянной лопатой, двигался параллельно Милашке и очищал соседнюю полосу. Производительность у третьего номера и у спецмашины, вооруженной грейдером, была практически одинакова. Милашка разве что на полкорпуса отставала.

– Командир, а правда что в Управление пришла телефонограмма из Америки с просьбой прислать им команду спасателей для обмена опытом?

– Не телефонограмма, а голубиная почта, – поправил я американца, – Правда. Хочешь, чтобы я поговорил с Директором? Ладно. Только учти, лично мне эта идея не нравится. Зачахнем мы в твоей Америке.

Боб изобразил на лице мольбу, пустил пару слезинок и полез в карман за групповой фотографией всех своих родственников.

– Не сейчас, второй номер, у нас диспетчерская на проводе. Не дай бог вызов. До Нового года два часа осталось. Тринадцатая машина слушает. Пока что майор Сергеев на связи.

Красный фонарь вызова сменился зеленым, и в динамиках связь-ушанки захрипел незнакомый голос:

– Майор Сергеев?

Мы с Бобом недоуменно переглянулись. Доступ к секретной линии имели кроме диспетчера только Директор и товарищ, которого мы сняли с Восточной башни. Но товарищ с Восточной башни уже поздравил команду, а Директор ждал нас за накрытым столом в Управление.

– Да. Сергеев. Майор.

Неприятно засосало сначала под левой, а потом под правой лопаткой. Верный признак неприятностей.

– Майор Сергеев. Мужайтесь!

Точно неприятности.

– Вы готовы мужаться?

Одной рукой я уже наклеивал на лоб валидольный пластырь, а второй нажимал на кнопку экстренного сбора.

– Вам надлежит срочно прибыть в Управление, майор Сергеев. Вам, и вашей команде. С Директором Службы большие неприятности.

– Прощай Америка, – заскулил Боб, пристегиваясь к креслу ремнями безопасности.

– Что случилось? – я не узнал собственного голоса, – Что с Директором?

– Подробности на месте. Поспешите, майор Сергеев. Если конечно хотите увидеть Директора живым.

Третий номер, получив сигнал экстренного сбора, уже бежал к спецмашине. Следовавшая за Герасимом колонна машин, уткнулась мордами в вертикальную стену сугробов и уныло провожала спасателя протяжными сигналами клаксонов.

– Милашка! Командир на связи! Поднять парадный эскалатор. Задраить люк. Курс на Управление. Самый полный!

Спецмашина подразделения 000 захлопнула за третьим номером дверь и, взревев топками, рванула вперед, пробивая в толще снега тоннель.

Управление Службы располагалось в редко заселенном микрорайоне, на проспекте с романтическим названием «Сто восьмая садовая». Ничем не примечательный проспект. Район старых высоток. Несколько универсальных магазинов, две школы, один детский сад и восемьсот банков.

– Мм? – запыхавшийся Герасим, цепляясь за поручни, добрался до своего места.

– Черт с ней с лопатой, – с лопатой, конечно, не черт. Водители народ ушлый, приберет к рукам моментально. Надо бы вернуться и забрать инвентарь. Но уже поздно. Разворачиваться негде, – С Директором проблемы.

Герасим ахнул и прикрыл рот рукой. Зубы, что ли, болят?

– Подробностей нет. Но приказали срочно прибыть в Управление. Сказали, что можем и не застать Директора в живых.

Подпрыгивая на ледяных ухабах, вглядываясь в снежную пелену, стремительно летящую и разбивающуюся о лобовое стекло, я думал о нашем Директоре.

Жизнь странная штука. Вот вроде живет начальник, ругает по каждому поводу. А ты его ненавидишь, презираешь. А умрет начальник, и жалко. Жалко, что не успел сказать ему всего, что накипело в душе. Наш Директор не такой. По пустякам не приставал, зря разносов не устраивал. Бывало, вызовет к себе в кабинет, посмотрит жалостливо так, и махнет рукой. Иди, мол, ущербный. Что тебя обижать, ты жизнью обиженный. Такой вот был человек наш Директор. Хотя, почему был?

На проходной Службы нас даже не остановили. У шлагбаума с автоматической наводкой и слежением за целью, рядом со штатными охранниками роботами, стоял вохровец, который властно указал на центральный вход.

– Этим то, что здесь надо? – Боб в окошко показал вохровцу одноухого зайца, созданного пальцами руки. По мнению янкеля на языке глухонемых это означало, что мы друг друга поняли.

– Мм, – ответил за меня третий номер. И я был полностью с ним согласен. Действительно, вохровцы похожи на мух, только с черными глазами. Только вот про Службу зачем так?

Присутствие ВОХР в здании Службы навевало тревожные мысли. Эти ребята так просто на людях не показываются. Значит, случилась не неприятность, а самая настоящая катастрофа.

– Милашка! Помнишь, мы два месяца назад на африканской пирамиде флаг водрузили? Повтори маневр.

Спецмашина подразделения 000, рыкнув для разгона, снесла центральные шлюзы Управления и, вгрызаясь гусеницами в мрамор лестничных маршей, стала карабкаться на пятьдесят второй этвж. Повороты ей давались с трудом, но по моему личному приказу Милашка не слишком церемонилась с перегородками.

Сотрудники подразделения, большинство из которых я знал с первых дней работы в Службе 000, приветливо махали руками и прижимались к уцелевшим стенам. Некоторые, из ветеранов, даже успевали запрыгнуть на подножку и переброситься парой фраз о житье-бытье.

Но у кого бы я ни спрашивал, что с Директором, все только недоуменно пожимали плечами. То же самое касалось и присутствия в здании ребят в черных контактных линзах. В Управлении царила полная неосведомленность.

Милашка остановилась лишь у кабинета Директора. Да и то, только потому, что обычные, без всякой электронной начинки двери преграждало оцепление из ВОХР. Суровые женщины в красных бронежилетках, на которых белой краской было выведено «ВОХР», вцепившись друг в друга, образовывали непроходимую и не проезжаемую линию обороны.

– Командор. Мы на месте. Парадный эскалатор спущен. Вас ждут представители ВОХР, – запыхавшиеся от быстрого подъема динамики слегка глотали окончания слов. Надо потом техникам сказать, чтобы поставили спецмашине дополнительные, воздушные фильтры.

– Спасибо, Милашка. Сообщи им, что я иду.

Вохровцы не любят ждать. И не ждут. Сами приходят. Но сегодня не их день. Потерпят. Пойду не спеша. Не нервничая. И не показывая вида, что волнуюсь.

Вохровцы не часто просят помощи у подразделения 000. Если уж быть совсем точным, то совсем не просят. У них у самих силенок хватает, чтобы справиться с любыми проблемами. Но уж если такое случилось, то и географические карты нам, спасателям, в планшеты.

На последних ступеньках эскалатора я не выдержал и быстренько пробежал оставшееся расстояние. Гордость гордостью, но пулю за неуважение из положения «из-под мышки» получить не хочется. Вохровцы, они ж не люди, а правительственные служащие.

– Майор Сергеев, – лениво козырнул я, вскинув ладонь к связь-тюрбану.

– Все еще майор? – не улыбнулся вохровец. Может быть даже тот самый, что работал с нами у Восточной башни. А может, и нет. Иногда мне кажется, что все вохровцы на одно лицо. А глаза закрыты непроницаемыми черными контактными линзами.

– А не ваше дело, – нагрубил я, – Это вы разговаривали со мной относительно Директора? Где он, и что с ним?

Вохровец даже глазом не моргнул. Такая у них поганая профессия, глазами не моргать. Развернулся и показал на двери, ведущие в кабинет Директора:

– Долго он не протянет.

Подскочившие женщины в красных бронежилетках грудью оттерли меня от дверей.

– Да отпустите же! – когда сверху наваливаются две дюжины накаченных женщин, приятного мало, – Я уже успокоился.

Вохровец не поверил и лично прилепил мне на лоб три дополнительных валидольных пластыря. Дикий интерес немедленно взглянуть на загибающегося Директора понемногу стих и на его место пришла обычная рабочая любознательность.

– Застрелился, или супруга подарок себе сделала?

Мне показалось, что человек в черных контактных линзах усмехнулся. Но только показалось. Всем известно, что вохровцы не умеют ни смеяться, ни улыбаться. Уставом не предусмотрено.

– Его похитили.

Я оттопырил нижнюю губу и вопросительно посмотрел на вохровца с немой просьбой повторить только что сказанное.

– Его похитили, майор Сергеев. Вы не ослышались.

– Одну минуту…, Милашка, ты все записываешь?

– Как положено, командор. Записываю и снимаю. В трех экземплярах.

– Продолжайте, – обратился я к вохровцу, – Надеюсь, вы оторвали меня от расчистки улиц не для того, чтобы по-приятельски поболтать о семейных проблемах Деда Мороза? Я работаю в подразделение 000 достаточно долго, чтобы понять, здесь случилось нечто, с чем вы, ВОХР, самостоятельно не справитесь. Я прав?

Человек с черными контактными линзами кивнул.

– Думаю, что вы, майор Сергеев, достаточно успокоились, чтобы взглянуть на тело Директора. Пройдемте. И там, у тела, я расскажу все, что нам известно на эту минуту.

Вохровец поколдовал с дверной ручкой и с трудом открыл двери в приемную, где под дулами автоматов сидели все пятнадцать секретарш Директора. Все они, часто заглядывая в орфографические словари и поправляя прически, набирали в личных ноутбуках текст объяснительных.

– Здравствуйте, – сказал я.

– Здравствуйте, пока что майор Сергеев, – заулыбались секретарши, зная мой крутой нрав. Кто не улыбнется, враг навеки.

А вохровец уже тянул меня в самое святое место в Управлении, кабинет Директора, на ходу давая короткие, и, честно сказать, совершенно непонятные объяснения.

– Мы обнаружили тело два с половиной часа назад. Пытались вытащить самостоятельно, но пятеро наших агентов вышли из строя. Не выдержали нервы. Отправлены в лечебницу, и, возможно, никогда уже оттуда не вернуться. Было принято решение использовать ваше подразделение.

– Использовать? Вот даже как? – я выложил личные вещи на столик, подписал опись имущества и получил именную карточку допуска, – Сами, значит, как пингвины летающие.

– Не понял? – не понял вохровец.

– Да куда уж! – грубить, так по полной программе. По всему выходит, что даже могущественная ВОХР не в состоянии справиться с ситуацией. Пятеро потерянных агентов, не автомат с газировкой на трассе потерять. За такое по головке не погладят.

Перед последней дверью вохровец на мгновение задержался:

– Я посоветовал бы вам использовать противогазные пластыри. Запах отвратительный. У Директора отсутствует реакция Бройлера

Предварительно налепив на нос противогазный пластырь, я дождался, пока вохровец приоткроет дверь, и заглянул внутрь кабинета, в котором неоднократно получал хорошие дозы благодарственных комплиментов.

За своим рабочим столом, , среди переплетений толстых стекловолокнистых кабелей, полулежал Директор. Его седые, давно, но не по миногу, выпадающие волосы раскинулись по столешнице. Руки его лежали на строенной клавиатуре «супер персонального путера». Модель Сура-4000. Память небольшая, но цепкая. Быстродействие медленное, но верное.

– Надеюсь, вы не трогали тело?

Черные контактные линзы не ответили. Вохровцы никогда не отвечают на глупые вопросы. И на риторические вопросы тоже.

– Молчаливый ты наш, – улыбнулся я суровому лицу и прикрыл дверь, отсекая неприятные запахи, – А теперь давайте все по порядку.

– Нами установлено, – глаз вохровца немного дергался, что говорило о его богатом боевом опыте, – Установлено, что Директор вошел в Болото, чтобы срочно отправить поздравительные открытки. Он сделал это никого не предупредив, и не поставив в известность охрану.

– На то он и Директор, – пробормотал я, уже догадываясь, чем закончилось желание Директора обойти почтовые Службы. Путешествия по Болотам в одиночку чревато.

– Как бы то ни было, – глаз вохровца перестал трястись, но запрыгала щека, – Похищение состоялось именно в тот момент, когда Директор уже выходил из Болота. Нападение было неожиданным, и он не успел позвать на помощь. Да его бы никто и не услышал.

Щека вохровца затихла, но правая нога человека в черных контактных линзах стала непроизвольно отстукивать по полу замысловатый степ.

– В его похищении уже признались виртуалы. Они связались с нами двадцать минут назад и выставили ряд требований в обмен на душу Директора.

Я снова приоткрыл дверь и взглянул на начальство, позабывшее, что такое осторожность.

Тело без души пустая формальность. Если Директор пробудет в Болотах более четырех часов, он уже никогда не вернется. Станет еще одним блуждающим виртуальным привидением. А это тело, с седеющими волосами, придется похоронить под грохот барабанов и плач неутешной вдовы.

– Какие требования?

– Полная и безоговорочная легализация компьютерных игр.

– Они что, совсем? – присвистнул я, – А больше они ничего не хотят?

– Мы предлагали им брюлики, но они отказались.

– Ваши действия?

– Мы потрясли кое-кого, – вохровец протянул фотографию, на которой был изображен бомж, сидящий в канализационном колодце в окружении самопальных компьютеров, – Завербованный ранее гражданин, в обмен на новый модемный усилитель, сообщил, что Директор находится в самом конце Лабиринта. Надеюсь, вы слышали, что это такое?

Угораздило же под Новый год так влипнуть. Вызволять Директора из Лабиринта, все равно, что вытаскивать американца из продуктового магазина. Никаких шансов.

– Совершенно верно, майор Сергеев. Лабиринт – игра, придуманная виртуалами для собственного развлечения. Кровожадные чудовища, страшилища, ловушки, тупики.

Вохровец забыл, а может, и не захотел, сказать, что по секретным данным Лабиринт никто и никогда не проходил до конца.

– Мы послали спецгруппу подготовленных сотрудников. Вы знаете, что с ними произошло. После этого виртуалы предупредили, если мы продолжим предпринимать меры по насильственному освобождению Директора, то ему не поздоровится.

Можно подумать, что сейчас Директору приятно и радостно.

– И вы решили вызвать нас? – угадал я следующую фразу вохровца.

– Ваша команда лучшая, – польстил вохровец, – И, в конце концов, кому, как ни вам спасать собственного Директора. Только не забудьте о времени. Если вы не вернете Директора через полтора часа, то последствия для страны и для вас лично будут просто ужасными.

Надо было начинать со второго.

– Так значит. Моя команда берется за это дело. Благодарности и поздравительные открытки направляйте на имя Директора Службы. Условие одно. Мы, спасатели подразделения 000, не принимает никаких советов, никакой помощи и работаем самостоятельно. Если вы нам понадобитесь, позовем. Только в этом случае мы гарантируем десяти процентный успех. Если мое предложение устраивает вашу службу, то улыбнитесь. Нет, это не шутка. Попробуйте, и увидите, как это здорово.

Вохровец попытался улыбнуться, лицо его скривилось и замерло исковерканное страшненькой маской.

Эффект Компрачикоса. Был в древности такой врач, первым открывший «судорогу от смеха».

Пока вохровец при помощи различных пластырей пытался привести лицо в порядок, я поспешил к Милашке.

– Мм? – встретил меня вопросом Герасим, который и сам все видел на центральном мониторе.

– Для непонятливых объясняю, – отлеплять валерьяновые пластыри очень больно и неприятно. Но надо, – Директор в большой опасности. У нас есть всего полтора часа. Если начальство не вернется к полуночи, то последствия для страны и для вас лично будут удивительно отвратительными. Вы меня поняли, второй и третий номера?

Команда у меня подобралась на редкость понятливая. Ребят икрой не корми, только дай спасти кого-нибудь. В особой степени это касалось и спецмашину, которая с особым трепетом относилась к специфическим заданиям. Вытаскивать Директора из Болота, это не дороги для всяких там честных налогоплательщиков чистить.

– Милашка, – самое важное правило для спасателей, работай всегда в одиночку, – Освободи помещение от посторонних. Не хочу, чтобы в заварушке пострадали посторонние люди.

Спецмашина на предстоящую заварушку отреагировала весьма нетрадиционно. Врубила на полную мощность все системы оповещения. За звуконепроницаемыми окнами кабины заметались ребята в черных контактных линзах. Забегали женщины в красных панцирных накидках. Облетели листья с тополей, так некстати выросших в кадушках приемной.

Через минуту на обозримом пространстве никого не осталось.

– Так то лучше, – похвалил я спецмашину, – Теперь нужно, чтобы ты подсоединилась к Директорской линии связи. И будь любезна, открой оружейную комнату.

– Как?! – удивился второй номер, – У нас еще есть оружейная комната?

Молодость, неопытность. На Милашке много интересных мест. Даже я не знаю, что там у нее внутри спрятано. Месяца три назад, например, прогуливаясь по нижнему отсеку, я натолкнулся на потайной ход, который вел в русскую баню. Милашка сама удивилась, когда я рассказал о находке.

По дороге в оружейную комнату я проверил личный состав на предмет теоретических знаний.

– Виртуальный принцип один из исходных принципов виртуального позитивизма, – наступая мне на пятки, старательно докладывал Боб, – Согласно которому истинность всякого физического ощущения должна быть, в конечном счете, установлена путем его сопоставления с чувственными данными. Но мне, командир, все же ближе тезис о том, что познание вообще не может выйти за пределы чувственного опыта.

– Неплохо, второй номер. Только в следующий раз выражайтесь проще. Существует только то, что можно пощупать, попробовать на язык. Все остальное бред сивой кобылы. Хотелось бы напомнить вам основное правило поведения на той стороне. У нас совершенно нет времени. Работаем быстро, слаженно, четко. На провокации не поддаваться. В разговоры без моего разрешения не вступать. Жрать, что попало, тоже не рекомендую. И если какая сволочь надумает там остаться, перестреляю всех. Вопросы есть?

Вопросов у команды не возникло. Если командир сказал «перестреляет», то обязательно перестреляет. А об остальном и спрашивать не стоит.

Оружейная комната с оборудованием для работы в Болоте представляла собой крохотное помещение. У одной стены трехъярусная лежанка, с не струганными досками вместо матрацев. У другой стены три шкафа со специальным оборудованием.

– Что, Боб, нравится? – ортопедические матрасы в свое время я обменял на годовую подшивку журнала «Если у вас нету тещи. Условия экстремального выживания». А вот оборудование я не трогал. Как знал, что рано или поздно пригодится.

Американец, втянув живот, протиснулся в оружейную, и неодобрительно отозвался в электронный адрес русских специалистов, соорудивший такой тесный индюшатник.

– Разговорчики, второй номер! Разбирайте оборудование и располагайтесь на лежаках. Боб, там, в стене, есть отверстия для подключения, смотри, не перепутай плюс с минусом.

Спецодежда для посещения виртуальных болот, отдельная тема. Лучшие ученые, укрывшись в секретных бункерах в толще земли, создавали это произведение искусства. От обычных, контрабандных костюмов его отличала легкость, компактность и простота в обращении. Белые тапочки с проводами, белые хлопчатобумажные перчатки с теми же проводами. Несколько трубок, не стану объяснять для чего, и пара самоклеющаяся датчиков. Главный предмет, связь-бандана автоматически обвязывается вокруг головы и не снимается до полного возвращения из Болота.

Боб, сграбастав в кучу жутко дорогое оборудование, взобрался на вторую полку и засопел там, разбираясь, куда что втыкать. Разборки происходили с постоянными жалобами на жесткость досок, на большое количество заноз и жуткий холод.

Третий номер, Герасим, расположился на третьей полке. Немного поворчал о слишком жесткой подстилке и, отрапортовав, что оборудование установлено в строгом соответствии с инструкциями, заснул.

Проследив, что команда удобно разлеглась в отведенных ей местах, я вытащил из-под нижнего лежака спальный мешок, проверил крепление связь-банданы и, втиснувшись в узкое горлышко спального мешка, уставился в потолок. А если точнее, на низ лежака, где ворочался американец.

В оружейной комнате заметно похолодало. Даже разогретый до предела спальный мешок еле-еле справлялся с морозом. Полка надо мной ходила ходуном. Это американец, не желающий по утрам обливаться холодной водой, постукивает зубами. Третья полка молчала. Очевидно, храпеть на лютом морозе было не удобно.

– Команде доложить о готовности! – термодатчик спальника сработал, и тело стало понемногу согреваться. Даже тонкий слой инея на досках оттаял.

Никто не ответил командиру. Значит все в порядке.

– Пока что майор Сергеев готов, – доложил я сам себе., – Милашка, запускай программу.

У меня в детстве над кроваткой висела игрушка с крутящимися зайцами. Зверюшки играли на разных инструментах и пели тихими голосами колыбельную песню о зайцах, которые в далекой заснеженной Сибири валили на лесоповале деревья и не боялись ни стужи, ни ветра, ни свирепых сибирских волков. И вместе с зайцами кружились над кроваткой колокольчики, перезванивающиеся друг с другом.

Примерно такая же мелодия из колокольчиков встретила меня, едва я очутился в Болоте.

Я стоял по колено в грязной виртуальной луже, в которой плавали виртуальные головастики и золотые рыбки. Улица нависла надо мной серыми, размытыми силуэтами нескладных домов. От балкона к балкону тянулись виртуальные веревки, на которых сушилось виртуальное белье. В мусорных бачках шуршали виртуальные животные.

– Йё, пацан!

Здоровый негр, с абсолютно квадратной челюстью и с полным отсутствием растительности на макушке, вышел из тени и подозрительно уставился на меня. От греха подальше я встал так, чтобы нас разделяли головастики и золотые рыбки.

– Йё, пацан! – повторил негр, присев на одной ноге и подогнув вторую. При этом руки негра с растопыренными пальцами разлетелись по сторонам, – Не встречал белого мужчину с глупым выражением лица?

Я повертел головой, пытаясь отыскать пацана, к которому обращался здоровый негр.

– Я тебя, пацан, спрашиваю, – не унимался здоровый негр, тыча скрюченным пальцем в мою грудь, и все время приседая, – А может ты встречал еще одного белого мужчину, болтливого и, возможно, спящего?

Аналитический ум бывалого спасателя, мгновенно проанализировав ситуацию, и вспомнив все законы Болота, пришел к сногсшибательному выводу. Негр в набедренной повязке обращается ко мне. А это значит, что с моим собственным видом что-то не так.

Кеды на босу ногу. Содранные, перемазанные зеленкой, коленки. Рваные шорты с оттопыренными карманами. А руки…. Почему они такие маленькие? Что с моими руками? И что со мной? Боже!

Каждый, кто собирается уйти из реального мира в Болота, должен знать правило, о котором я, глупый и забывчивый спасатель, забыл. Перед отправкой думать надо не о том, какие колокольчики звенели на ухо в детстве, а о том, в каком теле ты должен появиться в Болоте.

Шмыгнув носом, я нагло уставился на негра :

– Фазе, мазе, лав ю бразе! Значит, говоришь, мужика с глупой физиономией?

Здоровый негр озадаченно сказал : – «Йё» , – икнул и захлопал здоровыми негритянскими ресницами:

– Командир?

Почему я догадался, что передо мной стоит ни кто иной, как Роберт Клинроуз? Только американец мог притащить из Мира в Болото заплечный мешок с продуктами первой необходимости. Невероятно, конечно, но факт.

– Командир, командир, – согласился я с негром, – А ты, значит, второй номер?

– Второй номер приветствует командира, – негр радостно ощерился и поправил бейсбольную биту на поясе.

– Это… Боб. Ты лучше не улыбайся. На работе не положено улыбаться. Давай лучше найдем Герасима, потом вытащим Директора и свалим отсюда, пока не засосало.

– А мне здесь нравиться, – американец поправил набедренную повязку и в очередной раз присел, растопыривая пальцы, – Я, командир, наверно здесь останусь. Конечно, помогу, чем смогу. Но обратно вы уж без меня.

Вот она, первая весточка заразы. Человек попадает в свой выдуманный мир и ему больше ничего не надо. Сильные духом находят в себе мужество и выбираются из трясины. А слабые, такие вот как американец, остаются здесь. Максимум шесть часов, и новый пропавший без вести занесен в каталоги.

Распугивая головастиков и золотых рыбок, я прошлепал прямиком через лужу и, уткнувшись лбом в пузо негра, тихо и спокойно заорал:

– Второй номер! Отставить панические настроения! Слушай мою команду! Никаких останусь. Никаких без меня. Известно ли вам, второй номер Роберт Клинроуз, что в Болоте не очень-то любят негров и отстреливают их на каждом шагу? Болото, не Америка, Боб. И здесь нет еды. И воды. И столовых. И рюмочных. Нет даже автоматов с бесплатным квасом.

Негр неторопливо вытащил из-за пояса трубку с лейблом «Трубка мира. Производство Одесса», раскурил ее, и минуты две неспешна думал, каждые пять секунд нервно озираясь по сторонам.

– Ладно, командир, – американец пригладил блестящую лысину, – Как говориться в русской поговорке, хороша страна Америка, но Россия лучше некуда. Если не пристрелят, я с тобой.

Одно дело сделано. Теперь необходимо найти Герасима.

– Герасима не видел?

Второй номер, помахал отрицательно перед моим носом битой:

– Отряд не заметил потери бойца, – спел он на страшно искаженном русском языке.

– Это откуда? – поинтересовался я, посматривая по сторонам. Ну не может такой парень, как Герасим, отбиться от команды.

– Это вольный перевод старинной американской джазовой композиции, йё! – присел Боб, – Времен восьмой гражданской войны. Хочешь спою?

– Спой, – если третий номер не появится в течение пяти минут, будем искать Директора без него.

Американец, продолжая странно приседать, дергаться и восклицать после каждой фразы свое идиотское «йё», спел незамысловатую американскую композицию. Некоторые американские слова были мне знакомы, поэтому я достаточно точно уловил содержание песни.

Когда над широкой американской рекой Гудзон повально падают в середину течения обессиленные стервятники, а на американском горизонте встает опять таки американское солнце, сотня не повзрослевших окончательно ирокезов из племени с трудно переводимым названием выехали пострелять белых захватчиков. Но возникли какие-то проблемы стратегического плана, и одного глупого ирокеза подстрелили. А так как ирокез ездил на охоту без бронежилета, то соответственно он падает в густую траву прерии, и говорит человеческим голосом. Лошадь! – говорит ирокез, – Езжай без меня в вигвам и передай Нетоптаной Росе, что ее Орелик погиб за индейское дело и его тело скушали прожорливые койоты. В конце песни изрядно поредевший отряд ирокезов вернулся к своим вигвамам и получил нагоняй от вождя за то, что не срезали с упавшего ирокеза скальп.

– Вот такая героическая песня, – вздохнул второй номер, подумал и добавил: – Йё!

– Врут все ваши американские песни. Будет тебе известно, Боб, вашу Америку открыли русские первооткрыватели. Сначала высадились на Аляске. Там их встретили алясканцы и послали дальше, в глубь материка. Открыватели пошли в глубь. Но к ним все время приставали неразвитые народы, а наши всех посылали: – «Канайте, да!», – говорили русские первопроходцы. Поэтому страну так и назвали – Канайда. Это уж потом буква исчезла. А что касается вашей Америки….

Из переулка, останавливаясь у каждого столба, выбежала грязная мохнатая собачонка с кудрявой растительностью на собачьем теле. Заметив нас, она радостно тявкнула и, подпрыгнув воздух раза в три выше, чем способна прыгать нормальная собака, весело понеслась к нам.

Негр, то есть Боб, перехватил поудобнее бейсбольную биту и приготовился встретить неведомого врага хорошим американским ударом.

Я, на всякий случай, встал у Боба за спиной. Кто их знает, виртуальных собак радостно бросающихся на встречу в Болотах? Может они заразные. Илии бешенные. Здоровые собаки до третьего этажа не допрыгивают.

– Мм! – протявкала псина, почуяв желание негра нанести ей физические увечья.

– О! – сказал негр, опуская биту.

– Неужто? – удивился я, отпуская набедренную повязку негра.

– Мм! – недовольно скривилась морда третьего номера, – Мм!

– Не ругайся в общественном месте, – попросил культурный американец Герасима, – Мы думали, что ты алчущее крови животное, а ты спасатель у которого не все в конуре.

– Хватит! – приказал я строгим командирским голосом. Правда, получился не совсем уверенный писк, но команда подействовала. Второй и третий номера вытянулись по стойке смирно. Негр с приставленной к ноге битой. Собака, задрав колечком облезлый хвост, – Слушай мою команду. Строго по ранжиру двигаемся в сторону предполагаемого нахождения Директора. По ранжиру, Боб, означает, что впереди иду я, а дальше как договоритесь.

Договорились по мирному. Негр, обстукивая битой бачки для мусора, пошел чуть в стороне, а Герасим потрусил в дозоре. Но через несколько метров устал и запросился на руки. Пришлось Бобу засунуть за пояс биту и тащит быстро устающее животное на руках.

Миновав темные и грязные переулки, мы выбрались на центральную улицу.

Для справки. Население Болота состоит из четырех представителей.

Почтальоны, таскающие туда-сюда почту. Грузчики, толкающие перед собой тачки с информационными тюками. Духи-приведения, не сумевшие вовремя выбраться из Болотного виртуального пространства. И, собственно, виртуалы. Злодеи-бездельники, избравшие не принадлежащий им мир для гнусного время провождения.

Почтальоны и грузчики на нас внимания не обращали. Им платят не за то, чтобы они глазели на посторонних, а за то, чтобы послание или посылка дошла до адресата точно и в срок. Иначе запросто можно получить полную форматированность и удаление из рабочих списков Болота.

Привидения, наоборот, пристают на каждом углу и просят, за просто так, то есть даром, переедать весточку оставшимся наверху родственничкам. Только активные действия американца, справедливо полагающего, что духи сами виноваты в выборе своего жизненного пути, избавили нас от докучливого внимания грустных невозвращенцев. Получить по башке тяжелой битой даже для духа сильное потрясение.

А вот виртуалов нам по пути не попадалось. У меня сложилось впечатление, что все они в этот судьбоносный час собрались в одном месте и ждут, когда русское правительство, перешагнув через собственные принципы, разрешит играться в дурацкие виртуальные игры всем, кому не лень.

Если, не дай бог, это и произойдет, то на Земле наступит такой бардак, который даже не снился Дьяволу, которого мы с Бобом, кстати, забыли на этой неделе навестить в центральной столичной тюрьме.

Вход в Лабиринт, согласно данным, любезно предоставленными вохровцами, располагался в старом, пованивающем подвале. Ничем ни приметный подвал. Вывески нет. Только на стене чьей-то рукой выведены корявые буквы: – «Лабиринт». И очередь, человек в сто, желающих выплеснуть наружу свою злобу.

Кроме очереди у подвала нами были также замечены подозрительные люди с плакатами. «Свободу компьютерным гениям», «От простого уровня к сложному», «Убей в себе телепуза».

На дверях, ведущих вниз подвала, висела табличка, извещающая, что «Лабиринт временно не функционирует в виду забастовки постоянно убиваемых монстров».

Наши попытки пробиться к дверям была встречена неприветливым гулом очереди. Какой-то гад перехватил тявкающего Герасима за шкварник и со словами: – «Выгул собак запрещен. Штраф сто брюликов» попытался выкинуть спасателя из очереди.

Когда спасателя подразделения 000 вышвыривают из очереди, словно маленьких нечесаных собак, обидно. Но не так, когда того же спасателя отводят за ухо в конец очереди. И если бы не американец, который вспомнил, что у него за поясом торчит крепкая бита, торчать бы нам в хвосте желающих пострелять до скончания Директора.

Иногда янкель бывает чрезмерно убедительным. Вытаращив глаза и откусывая на ходу чужие уши, он вежливо попросил присутствующих пропустить без очереди инвалида-собаку и больного карлика. Народ, немного посовещавшись, с криками боли и отчаяния любезно согласился втиснуть вышеуказанных в очередь и впредь не чинить им никаких препятствий.

Под табличкой, сообщающей о временном перерыве в работе Лабиринта, имелось окошечко, в которое я и постучал. Пока второй и третий номер отбивались от наседающей толпы, я предъявил сторожу удостоверение и посоветовал ему поскорее открыть засовы. Иначе, пообещал я, в ближайшее время сюда прибудет партия защитников измученных круглосуточным трудом монстров.

Миновав длинные, с протекающим потолком, подвалы, мы вышли к началу Лабиринта. Обыкновенная конечная станция виртуальной подземки.

– Глянь-ка, командир, – оторвал меня американец от чистки шорт от липкой паутины, – Нас встречают.

– Этого только не хватало, – почти выругался я, – Смотри, Боб. Это и есть виртуалы.

– Самые настоящие? – почему-то обрадовался американец.

– Самые, что ни наесть, – рука сама залезла в шорты в надежде отыскать там хоть какое-то оружие. Но, увы. Кроме пивных пробок ничего обнаружено не было. Даже рогатки. Видать детство у меня было сплошь гуманитарное.

Угрюмые лица виртуалов не предвещали нам ничего хорошего. Обвешанные с ног до головы самым невероятным оружием, они столпились у пяти неподвижных оболочек некогда секретных агентов вохровцев. И что-то подсказывало мне, что с нами виртуалы намерены поступить не лучшим образом.

– Мм, – проскулила собачка Герасим, ловко запрыгнула за пазуху негра и тут же захрапела здоровым собачьим храпом.

Американец перехватил поудобнее бейсбольную биту и предложил немедленно смываться, пока некоторые нервные не перестреляли всех присутствующих здесь негров.

Только я, командир подразделения спасателей, твердо стоял на ногах, отважно взирал на угрюмые лица виртуалов, и смело сжимал кулаки, готовясь оказать всяческое, в том числе и физическое сопротивление врагам всего человечества.

Одно было плохо. Даже в виртуальном мире мокрые штаны так и останутся мокрыми штанами.

К виртуалам можно относится по разному. Вохровцы, например, считают их наркошами, не способными к нормальному человеческому общению. Чем дольше они в Болоте, тем чаще им нужно здесь бывать. Иначе ломка, дефрагментация мозгов и, как следствие, смерть с «крыской» в руках.

Но среди этого народа, должен признаться, встречаются отпетые парни. Умеющие не только метко стрелять по движущимся мишеням, но и думать, когда стреляешь. Гора мышц, цепкий взор и быстрая реакция. Сами себя они чаще всего называют снайперами. Способны в одиночку дойти до последнего уровня. И даже выбраться из Болота без посторонней помощи. Есть у них слово заветное. Какое, не знаю.

От группы снайперов отделилось несколько человек, и бросились к нам на встречу. Второй номер, вспомнив о ранжире, постарался скрыться за моей, нес слишком широкой спиной, и ему, к удивлению, это удалось. Там за спиной, хрипел во сне третий номер. Так что встречать снайперов пришлось мне в одно лицо.

Сморщив нос и выставив перед собой хиленькие кулачки, я замычал и, пугаясь собственной храбрости, двинулся на нападающих.

Бить, к сожалению, никого не пришлось. Виртуалы заключили меня, и не только меня, но и негра с собачкой, в крепкие объятия.

– Наконец-то! Дождались! Пришли! – орали злобные снайпера, хлопая меня по затылку, поглаживая проснувшегося от чрезмерного шума Герасима и осторожно дотрагиваясь до могучего торса американца, – А мы уж думали, что вы нас одних со нашей бедой оставите.

– Если спасателей зовут, то они всенепременно приходят, – на всякий случай сказал я, показывая, кто здесь из нашей команды старший. После этого меня перестали бить по затылку, а янкеля гладить по накачанным мускулам.

При дальнейших переговорах ребята, обвешанные тяжелым и легким оружием, популярно объяснили. В чем дело.

Оказывается, после пленения Директора, его пытались доставить в самые дальний уголок Лабиринта, для временного заточения .

– Три месяца общими усилиями дорогу чистили, – кричали, надрывая глотки, снайпера.

Наш Директор по дороге воспользовался временным невниманием сопровождающих его лиц и совершил дерзкий побег. После того, как он обнаружил, где находится, Директор пообещал не выходить из страшного места до тех пор, пока не изведет страшных чудовищ под корень.

– И теперь он там, один, ведет варварское истребление монстров, – в этом месте виртуалы дружно вздохнули и как-то испуганно посмотрели в сторону Лабиринта, – Заберите его, пожалуйста.

Необычная просьба. Очень и очень. Но, зная нашего Директора вполне можно было предположить, что этим все и закончиться. Рьяный борец с несчастиями, преступностью и незаконной тратой денег, Директор не то, что монстров, всех в Болоте может уничтожить.

– Но как же с вашими требованиями, – потирая настуканный затылок, осторожно поинтересовался я.

– Да черт с ними, с легализациями, – заревели все разом виртуалы, – Жили столько лет в подполье, и еще проживем. Только уведите этого беспредельщика. Он же монстров стаями и без разбора.

А вот это уже серьезно. Болото устроено таким образом, что на смену одного убитого монстра приходят два следующих. Закон трясины. И если Директор всех и без разбору, то сейчас в Лабиринте творится, черт знает Директор что. Может произойти перенасыщение и тогда…

– И тогда чудовища вырвутся в этот город! – застонали самые лучшие снайпера современного виртуального мира, – И Болото превратиться в чужой для человечества мир.

– Да черт с ним, – беззлобно сказал второй номер, – Будете в библиотеках книжки читать, да на улицах девчонок рассматривать. Конечно, качество, может, и другое, но суть одна.

Я шикнул на американца, который не понимал всей важности момента. Прежде всего, наше непосредственное начальство в беде. Директор не успокоится, пока всю дичь не перестреляет.Так что придется, хотим мы этого или нет, выручать монстров от поголовного истребления.

Прежде всего я договорился с виртуалами, что они оформят как положено заявку на вызов подразделения 000 и, соответственно, оплатят все расходы, имеющие место быть и в перспективе из своих личных финансовых фондов. Снайпера слегка поупрямились, утверждая, что им известно о безвозмездности работы Службы, но скоро были сломлены. Несколько истекающих кровью монстров с жалобным визгом выхвалились из входа в Лабиринт.

… – И чем больше мы спорим о, в сущности, мизерной оплате, тем хуже придется вам потом, – справедливо заметил я, отпихивая ногой настырную подраненную зверушку с длинными когтями и мощными клыками.

По рукам ударили после того, как из Лабиринта, припадая на одно крыло, прорвалась огнедышащая тварь цвета снега, который мы недавно разгребали. Из раненого крыла птеродактиля торчал здоровый кол с выведенной на нем краской надписью «За Директора! За Службу!».

– Не стреляйте в белых птеродактилей, – гыкнул второй номер, проявляя тем самым нездоровый американский юмор, – А где тут у вас красная виртуальная книга? Скоро наш Директор от вашего Лабиринта и камня не оставит.

– Зверь! – зашептались виртуалы, и я понял, что пора бы нам заняться своей работой. Жаль только, что нет рядом с нами любимой спецмашины Милашки за номером тринадцать. Пешком несподручно, да и огневая мощь у спецмашины приличная.

После завершения всех формальностей, нам предложили широкий выбор всевозможного оружия по сниженным ценам. Второй номер от предложенных гвоздеметов и реактивных пулеметов категорически отказался, заявив, что бейсбольная бита есть его национальное оружие, с которым ему не страшно идти на любого врага.

Все еще спящему Герасиму американец на свой страх, риск и здоровье выбрал шипованый противоблошиный ошейник. Я к ошейнику на всякий случай добавил горсть отравленных костей и резиновый мячик с ядерной начинкой. Не хотелось бы, чтобы проснувшийся товарищ почувствовал себя обделенным.

После недолгого колебания и долгого ковыряния в оружейных ящиках я засунул в карман пару превосходных рогаток, стреляющих миниатюрными гранатами и скорострельную трубку «Стингер». Уж больно название понравилось. Правда я так и не понял, зачем к скорострельной трубке прилагалась подшивка прошлогодних пожелтевших газет.

На мою скромную просьбу, выделить из числа снайперов хоть одного провожатого, виртуалы дружно качнули волевыми подбородками и сказали твердое и решительное : – «Нет».

– На «нет» в виртуальности и суда нет, – мудро заметил бывший житель американских прерий и каньонов и , вспомнив о чем-то, добавил, – Йё!

К моему удивлению все виртуалы тоже сказали: – «Йё!», – добавили более родное: – «Мойё!», – и, растопырив пальцы, присели на одной ноге, подвернув вторую в коленке. Прям цыркачи, а не снайперы.

Пока виртуалы подбирали свалившееся с них оружие, мы с негром, за пазухой у которого сотрясалась в накоплении мыслей облезлая собака в противоблашином ошейнике, внимательно обследовали проход в Лабиринт. Черная, местами обслюнявленная прорвавшимися монстрами поверхность, похожая на фальшивое зеркало.

На пальцах кинули, кому первому идти. После восемнадцатой попытки вышло, что счастье улыбнулось третьему номеру.

Вытащив за шкварник не просыпающегося от такой мелочи Герасима, Боб легким движением руки отправил товарища через зеркальный портал.

– Жив будет, не помрет, – у Боба, когда адреналин играет, ум прямо таки пробивается через толщу черепной коробки.

– Доброе слово и собаке приятно, – не остался я в долгу. У меня тоже адреналина полно.

С минуту постояли, ожидая добрых вестей от разведчика. Не дождавшись, решили лесть сами. Мал ли, решили мы, Герасим мог за что-то по дороге зацепится. Или убежал в сторону сразу, что б мы своими здоровыми телами не пришибли.

Третий номер был обнаружен в спящем состоянии, окруженный любопытной стаей крупнокалиберной дичи. Кровожадных наклонностей монстры не проявляли, даже наоборот, после профилактической беседы с Бобом добровольно показали направление, где в последний раз видели разбушевавшегося Директора.

– Идите, – сказали монстры, – и заберите своего неорганизованного браконьера.

Добрые вести в Болоте разносятся также быстро, как и дурные. Проходя по разрушенным улицам, практически в каждом сохранившемся окне мы видели испуганных чудовищ, с опаской поглядывающих в нашу сторону. Но после того, как нас узнавали, улыбки становились все шире, а радость больше. Несколько наиболее смелых монстроидальных типов, внешностью напоминавших недоразложившихся скелетов, выбежали на дорогу и обкидали нас охапками пустырника, в обилии разросшихся на местных клумбах.

То и дело встречались погубленные твердой рукой Директора обитатели. Туши, тушки, а то вовсе, безобидные тушканчики валялись на дороге, всем своим мертвым видом напоминая, как хрупка, как нежна местная флора и фауна.

Несколько раз мимо нас на всех парах пробегали чудовища с отсутствующими частями тела. Выдернутые с корнем крылья, переломанные конечности, оторванные головы. И с каждым шагом над лабиринтом сгущались черные тучи. Даже чернее, чем просто черные.

– К дождю, – повертел головой второй номер.

– К апокалипсису, – с трудов выговорил я мало употребляемое в жизни слово.

– Мм, – заворочался за пазухой негра третий номер. Как же! Только его мнения и не хватало.

Долго мы шли. Добрые монстры показывали нам дорогу и на прощанье чертили в воздухе за нашими спинами пятиглавые кабалистические звезды. Выносили из разрушенных домов последнее мясо без соли. И все желали только одного, поскорее избавиться от кровожадного, ненасытного, точного на руку Директора.

Непосредственное начальство мы обнаружили на единственном уцелевшем во всем Лабиринте здании стадиона.

Директор, зажав под мышкой окровавленную бензопилу, принимал парад.

Стройными рядами проходили мимо нашего Директора монстры. Летели над нашим Директором огнедышащие ящуры. Проплывали мимо Директора морские чудовища в автономных аквариумах.

– Кто шагает дружно в ряд? – голосил впередиидущий монстр с зажатым в лапах черным флагом.

– Виртуальный наш отряд! – отвечали чеканящие шаг чудовища с острыми когтями и здоровыми такими клыками.

– Кто шагает дружно в лапу? – снова впередиидущий.

– Поздравлять идем мы папу! – общий хор.

Равняясь с Директором впередиидущий задирал древко, и вся толпа дружно скандировала:

– Да здравствует папа, Директор Болота. Похож на могучего он бегемота!

Директор улыбался и нажимал на газ автоматической бензопилы, отчего у монстров мгновенно вставала дыбом шерсть, и тянулись лапы к вискам.

– Красиво ходят, – с некоторой завистью заметил второй номер.

Красиво, то красиво. Да только несколько тысяч чудовищ разных цветов и форм, сконцентрированных в одном, мелко населенном людьми месте, не внушают уверенности в завтрашнем дне.

Озираясь по сторонам, как бы какой дурень не забыл, что он находится на строевом смотре, мы приблизились к Директору. Непосредственное начальство очень обрадовалось нашему появлению и на радостях немедленно пообещало каждому, включая и спящему третьему номеру, отдельный микрорайон Лабиринта в вечное пользование.

– Подождите немного, – орал Директор, размахивая бензопилой, – Мы еще устроим образцово показательное общество. Проведем олимпийские игры, введем поголовно насильственное обучение грамоте. И свет в каждый дом. И счастье каждому монстру.

Бесшабашный американец, пользуясь тем, что он в Болоте негр, а значит и взятки гладки, напомнил Директору, что в Лабиринте положено мочить всех подряд, а не свет в отдельные чудовищные семьи проводить.

И случилось странное. Директор нерешительно затоптался на месте, заглушил пилу и задумался над словами простого американского фермера.

Плохому спасателю, как известно, мешает нерешительность и отсутствие практики.

Монстры всем скопом, а также отдельно взятые несознательные чудовища, почувствовали своей виртуальной шкурой, что власть Директора пошатнулась. Стройные ряды сбились, послышался негромкий пока ропот. И вот уже несколько отрядов, построившись квадратом, выкинули в небо Болота флаг вооруженного мятежа.

Директор, все еще находящийся в возбужденном трансе, постарался восстановить пошатнувшиеся эшафоты человеческой власти:

– В Сибирь! – оскалив вставные челюсти вопил он, словно на скрипке играя бензопилой, – Всем упасть и отжаться!

Некоторые монстры, действительно, упали с и стали старательно отжиматься.

Но это был, как оказалось, только временный успех. Плотные ряды обитателей Лабиринта смешались и монстры, сбивая друг друга с лап, бросились на Директора. А может быть и на нас. Мы ведь как бы рядом оказались. Все ведь не объяснишь, что случайно.

– До последней капли виртуальной крови, – прошептал Директор, выставляя на наступающих заведенную бензопилу, – Приготовьтесь, спасатели. Все, как один.

Убил бы старика, если б не любил.

А впрочем, какая разница. Судя по часам, мы в Лабиринте уже два часа. Плюс обратная дорога. Директор труп, а мы случайные жертвы, не выполнившие задание.

– Второй номер! Буди Герасима. Помощи от него мало, но может, у кого какую-нибудь лишнюю деталь отгрызет. И то помощь.

Мы встали треугольником и приняли бой.

Прицельными выстрелами из спаренных рогаток я сбивал первые ряды наступающих, и краем глаза наблюдал, как Боб, сверкая потным черным телом исправно крушит чудовищ с правого фланга. Директор неплохо орудовал бензопилой с левого. Где только научился? Проснувшийся, наконец, Герасим, носился за своим хвостом в центре треугольника и всячески поднимал наш боевой дух.

Но силы были не равны. Атакующие, не сумев взять нас голыми руками, сбегали за тяжелым оружием и открыли по нам беспорядочный беглый огонь на поражение.

– Вот и все, – дожидаясь своей пули, прошептал я, – Простите Директор, что не вытащили вас из Болота.

Со стороны входа на стадион послышался удивленный вой монстров и сквозь их плотные ряды, моргая крошечными фарами и гудя одиноким сигналом, медленно, но неотвратимо, ползла к нам странная конструкция на четырех колесах. На спине здоровый ящик для песка. Впереди крошечная кабинка, над кабинкой два железных штыря. На штырях полощется полотнище, на котором написано «Танки Болота не боятся».

Подавив приличное количество наступающих, странная конструкция на время ослабила их натиск и, элегантно подняв тучу пыли, затормозила рядом с нами.

– Командор! – проквакала странная конструкция, – Я решила, что без меня вам будет тоскливо?

– Милашка! – почти нежно прошептали мы, – А чего такая грязная?

Ничего не ответила спецмашина подразделения 000 за номером тринадцать впервые в истории человеческой цивилизации сумевшая уйти в виртуальность. Так уж в спецмашинах устроено – что бы ни расходовать зря энергию, не отвечать на глупые вопросы. И так всем понятно, что это не грязь. А то, из чего делают пластиковый цемент.

– Грузитесь, граждане спасатели, время дорого, – проквакала слегка пованивающая конструкция, ради нас побывавшая черт знает где.

Это было спасение. До Нового года оставалось еще три минуты. Если мы за эти три минуты успеем выбраться, то….

Тяжелый огненный снаряд, посланный неопытной рукой монстра, разорвал на части грудь радостно улыбающегося Директора. Его горячее сердце, а также большая часть внутренностей, улетели с шальным снарядом дальше по намеченной траектории. Директор покачнулся, упал на наши руки и тяжело вздохнул остатками не разнесенных в клочья легких:

– Я умираю! – хрип наполнил его горло, – Я славно пожил. Вы не увидите такой жизни. Эх, вы, бедняги….

Завыл третий номер. Задрожали толстые губы у негра. И только я остался спокоен, словно командир подразделения 000.

– Раненых в дурно пахнущую конструкцию! – зычно закричал я, – Всем грузиться в ящик! Пленных не брать!

Милашка в виртуальном обличии, зачем-то выпустив из зада облако сильно загазованного воздуха не пригодного для дальнейшего употребления, рванула прямиком на наступающие ряды монстров.

Над нами свистели снаряды, проносились огненные шары и различные режущие предметы.

Мы клацали на кочках зубами и тихо ругали Милашку за отвратительную амортизацию.

– Майор Сергеев! – позвал меня умирающий Директор.

Хватаясь за борта, я переполз поближе к начальству, который покоился на коленях открыто рыдающего негра.

– Майор Сергеев по вашему приказанию прибыл, – доложился я и из уважения к смертельной ране начальника отдал честь.

– Слушай внимательно, Сергеев! – Директор все время захлебывался собственной кровью и икал, поглядывая на отсутствующее сердце и прочие внутренности.

– Слушаю. И сделаю все, что положено в таких случаях. Выполню вашу последнюю волю. Похороню на высокой круче, средь берез. И чтобы видна была Волга– матушка.

– Нет больше Волги, – Боб, оказывается, знал гораздо больше, чем положено простому сотруднику подразделения 000, – Загнали в трубы и пустили вспять. Зачем вы так с ним, командир?!

От драки в ящике для песка нас удержал только здравомыслящий третий номер.

– Мм, – сказал он и лизнул Директора в застывающее лицо.

Директор сплюнул собачью слюну и повернулся ко мне:

– Сергеев! – Директор прислушался, не застучит ли вдруг вырванное с корнем сердце. Не застучало, – Сергеев! Сними с души моей невыносимый груз. Ты не майор Сергеев. Ты сын мой!

«Обана!» – подумал я.

– Обана – сказал я вслух.

– Не перебивай меня, – захрипел Директор. Теперь вроде бы, как и отец, – Это не все. Роберт! Прости меня старика. В молодости ездил я в Америку на практику. Нагрешил я там. Ты сын мой, Роберт!

«Обана!» – подумал я во второй раз.

– Обана! – черная челюсть второго номера отвисла практически до груди, – Я знал! Я знал!

– Не перебивайте меня, – закашлялся Директор. Уже как бы отец двоих детей, – Герасим! Тьфу, ты, собачья морда. Прости и ты меня. Молод я был, горяч. Ты сын мой старшенький.

«Обана!» – переглянулись мы с братом Робертом.

– Мм, – завилял хвостом третий номер. Собакам иначе радость показывать не полагается. Да и нечем больше.

– Папа! – закричали мы все вместе, – Не умирай, папа!

Но Директор уже закатил глаза и перестал щупать рукой отсутствующие внутренности.

До Нового года оставалось меньше минуты.

– Прорвемся, – твердо сказала Милашка и прибавила обороты.