– Тринадцатая машина! Диспетчерская вызывает тринадцатую машину!

– Боб, ответь.

Американец, не глядя, снял с панели микрофон:

– Здесь тринадцатая.

– Чем занимаетесь, тринадцатая?

– Производим стопроцентную дезинфекцию спецмашины.

Я одобрительно похлопал янкеля по плечу. Американец рос в профессиональном плане прямо на глазах. Если раньше Боб на провокационные вопросы диспетчерской выдумывал глупые и заведомо обреченные на провал отговорки, то сейчас полет фантазии американского эмигранта в первом поколении был выше всяких похвал.

Естественно, Боб говорил неправду. Попросту, лгал. Но я, как командир самого лучшего экипажа среди всех экипажей подразделения 000, не видел повода, чтобы осадить завравшегося американца. Потому, что принимал непосредственное участие в поводе для неправды.

Команда спецмашины за номером тринадцать подразделения 000 делила медали.

Коробку с наградами прислал сам Директор по личной просьбе спасенного накануне товарища, фамилию которого мы так и не захотели запоминать. Здоровая такая коробка со всеми степенями упаковочной защиты. Пенопласт, чтобы не билась. Противовес, чтобы не переворачивалась. Пленка, чтобы не стиралась в химических средах. И даже отсутствие захватов, чтобы не кантовалась.

Затолкав коробку в грузовой отсек, мы, предварительно разбудив Герасима, развязали узелки на ленточках и вывалили содержимое на стационарные весы спецмашины.

– Как команда намерена делить спец груз? По честному, поровну, или в зависимости от стажа?

Команда без предварительного обсуждения вопроса решила, что, по честному – как-то честней. А по поровну – как-то ровней. А в зависимости от стажа сплошная несправедливость. На том и сошлись.

– Сто килограмм ровно, – констатировал Боб точный вес медалек, орденов и почетных нагрудных знаков. Способность определять вес по весам, американец получил еще в Америке, где ему часто приходилось взвешивать тушки рождественских индюшек, – По тридцать три целых тридцать три в периоде килограмма на каждого члена экипажа.

В грузовом отсеке не запланировано отключилось освещение.

– Какие проблемы, Милашка? – Боб включил аварийный фонарь и, привстав на цыпочках, заглянул в линзу внутренней камеры спецмашины.

Нет, рано еще доверять янкелю самостоятельный фронт работ. Ему еще учиться и учиться.

– Боб! – я дождался, когда второй номер обратит на меня внимание, и показал ему четыре растопыренных пальца.

Янкель, не сходя с места, и даже не воспользовавшись карманным компьютером, в уме разделил полученный вес на четыре, и скоординировал результаты:

– По двадцать пять килограмм, – лампочки внутреннего помещения чуть не лопнули от перенапряжения, – Остается еще коробка. Командир, можно мы ее подарим спецмашине?

Корпус Милашки мелко задрожал от радости.

– Подарим, – махнул я рукой, хотя имел свои виды на красивую упаковку. Чего не сделаешь ради любимой команды? А пластиковые бутылки из-под кока-кваса мы будем, как и прежде, выкидывать в окно.

– Право почетного делителя предоставляется мне, как командиру спецмашины, – опередил я янкеля, который уже тянул загребущие американские ручки к наградам российского производства, – Делить станем с учетом личных пожеланий. Боб, ты какие медальки любишь?

Последующим общественным опросом, проведенным лично мною, выяснилось, что у каждого члена команды, включая и спецмашину, свои пристрастия, вкусы и пожелания.

Например, американцу нравились маленькие, круглые и обязательно с изображением животных. Очевидно, сказывались долгие годы, проведенные на ферме.

Герасим предпочитал ордена иностранного производства. С красными камушками и позолотой. Он намеревался развесить их в спальном отсеке, утверждая, что это делает сон глубоким и без кошмаров.

Что касается спецмашины подразделения 000. Милашка заявляла свои права на каждую медаль и на каждый орден, гудя по внутренним динамикам одно единственное слово: – «Мое!». Мы Милашку не обижали. Щедрой рукой отгребали в сторону разноцветные медали и ордена. Правда лично мне было непонятно, в какое место запихает железо глупая машина.

Я же целенаправленно отбирал исключительно квадратные медали одного, серебряного цвета. Если их разместить в правильном порядке на парадном мундире, то образуется цельный серебряный фон, который весьма приятно сочетается с цветом моих карих глаз.

К истечению пятого часа распределения наград заснул, не выдержав нагрузок, Герасим. Свалился прямо в грузовом отсеке, прикрыв свою кучу наград собственным телом.

Милашка уже не хапала все подряд, а придирчиво обследовала каждый экземпляр на предмет содержания в нем полезных и благородных металлов. Специально для этого пришлось доставать из дальнего пыльного угла склада лабораторный комплекс. Все отобранные медали личный представитель Милашки пингвин, которого пока не успели отдать Директору, складывал в мешок. К мешку прилагалась опись содержимого, составленная самим пингвином.

Меня тоже коснулась зараза Герасима, и я клевал подбородком, самоотверженно борясь с приступами сна. Оставлять американца одного с остатками посылки не хотелось. Боб то и дело посматривал на меня и, дождавшись очередного кивка, с завистью смотрел на чужие кучи.

Именно от этого увлекательного занятия нас и оторвала диспетчерская.

– С вами желает переговорить Директор Службы. Вы готовы к сеансу всязи?

Общаться с Директором в полусонном состоянии не хотелось. Но с другой стороны, в настоящий момент мы были как бы на работе, и, по правилам, должны были по первому приказу отправиться в любое место для оказания помощи честным налогоплательщикам.

– Ну, давай, – нехотя согласился я на сеанс, мотая головой в надежде отогнать Герасимову заразу.

– Динамики Милашки прокашлялись кашлем Директора, и знакомый с первого дня Службы в подразделении 000 голос поинтересовался:

– Майор Сергеев? – странно, что меня еще не повысили в звании. После безукоризненного спасения Объекта с Восточной башни могли б и подкинуть пару-другую шевронов, – Это Директор.

– Узнали, узнали, товарищ Директор, – я попытался изобразить в эфире счастливую улыбку, но получилось, по-моему, не слишком похоже, – Мы вам всегда рады.

– Знаю, – подобрел в динамиках голос Директора, – Собственно, я связался с вами по делу. Есть два вопроса, хороший и просто хороший, но связанный с работой. С какого начинать?

Мы с Бобом кинули на пальцах и единогласно решили, что лучше всего день начать с хорошей новости.

– Ту посылку, что я вам утром отправил, вы доставили по месту назначения?

В эфире на некоторое время осталась одна тишина, нарушаемая лишь вздохом-выдохом Директора.

Стараясь не звенеть уже прицепленными на мундир медалями, второй номер перевернул крышку коробки и ткнул пальцем в крошечную бирку с адресом отправителя и получателя. После чего стал не менее осторожно отстегивать медали и складывать их обратно в общую кучу.

– Мы как раз собирались, – одной рукой я держал микрофон, а второй показывал второму номеру, что делают с не выполнившими поручение вышестоящего начальства спасателями.

–Поторопитесь, майор Сергеев. Это весьма ценный и важный груз.

– А второй хороший вопрос? – похоже, настроение на сегодняшний день испорчено окончательно.

– Вы готовы выполнить одну небольшую, но личную просьбу?

– Для вас, товарищ Директор, все, что угодно.

– Это даже не просьба. Так, пустячок. Если вы согласитесь, я освобожу вас на сегодняшний день от всех вызовов.

Кто ж отказывается от лишнего выходного дня?

– Мы уже засучили рукава. В чем суть пустячка?

Герасим даже в сонном состоянии не хотел отдавать выделенный ему комплект медалей. Цепкость рук третьего номера могла соперничать с Малашкиными захватами. На моих глазах Боб, пытаясь вырвать синенький орден из рук Герасима, погнул два ручных домкрата.

– Только что позвонил мой старый друг, – излагал Директор суть второго хорошего вопроса, – Ныне министр образования. Он просил выделить на два часа в его распоряжение трех сообразительных ребят.

– Ну, не такие уж мы…, – засмущался я.

– Не о твоей команде разговор, майор Сергеев, – а стоило ли вообще смущаться? – Но кроме вас в радиусе тысячи километров никого нет. Первая машина подразделения на Канарских островах. Обеспечивает безопасность конкурса «Мисс Вселенная». Вторая в Приморье откачивает излишки энергии. Выходит, кроме вас, никого нет. Что молчишь, майор Сергеев?

Вот так всегда. Как на Канары, так первый экипаж. Как в Приморье баклуши бить, второй. А как работать, сразу вспоминают о нас. Правильно в народе говорят, работа спасателей любит. Особенно таких, как спасатели экипажа спецмашины за номером тринадцать.

Но с другой стороны, два часа поработать на министра образования и остаток дня отдыхать, такой шанс упускать нельзя.

– Куда ехать?

– Кремлевский район. Первый сектор. Второй уровень. Общеобразовательная специальная школа. Министр будет ждать у входа. Он и объяснит задачу. Надеюсь, вы не подкачаете старого Директора и не опозорите комбинезон подразделения 000.

– Спасать всегда, спасать везде, до дней столичных донца. Спасать, и никаких ЧП, вот лозунг мой и подразделения 000! – выкрикнул я в микрофон слова официального лозунга Службы. Говорят, что эту нескладуху сочинил сам Директор.

– Молодцы, майор Сергеев. Желаю удачи.

Щелчок в динамиках сообщил, что Директор отключился. Это послужило сигналом к физическому выяснению вопроса, кто виноват в том, что ценнейший груз чуть не был разграблен члена^'ecи экипажа. В основном вопрос выясняли мы с Бобом. Герасим лишь дрыгал во сне ногами, пытаясь достать то меня, то американца. А Милашка, которая так до конца и не поверила в то, что ее лишили честно отвоеванных наград, нервно визжала наружными сиренами и стреляла в нас слабыми разрядами электрического тока.

Долго спорить нам не позволила также Милашка, которая, долбанув нас более сильным зарядом, напомнила, что мы должны стоять перед Министром образования через семь минут.

Помня обещания, которое мы дали Директору, мы согласились на перемирие и, быстро замотав коробку с медальками обратно в цветные бумажки, расселись на свои места в кабине. Герасима, естественно, переложили в спальный сектор. Судя по нервному тику, пробегавшему по его небритому, почти детскому лицу, третий номер очень переживал потерю орденов.

– Милашка! Командир на связи! – я поправил микрофон на связь-бинтовой повязке, – Направление известно. Скорость рассчитаешь сама. Осторожней на поворотах. У второго номера, возможно, сотрясение мозга.

Янкель, морщась, наклеивал на виски противомозгные пластыри.

По дороге мы случайно завернули в лесной массив, разделяющий Кремлевский район от остальных столичных районов и, совершенно случайно, закопали под одним из деревьев небольшую жестяную коробку. Милашка на время проведения земляных работ отключила на профилактику все восемь черных ящиков и отпугивала случайных грибников холостыми очередями из правой пулеметной башни. На дереве Боб вырезал стрелку, указывающую строго вниз и прибил табличку со словом «клад».

Мы вернемся сюда месяца через три, когда утихнет шум вокруг таинственной истории о странном исчезновении нескольких килограммов груза из срочной посылки, отправленной Директором Службы.

– Мировая практика предусматривает на каждую посылку два процента естественных потерь, – объяснял я американцу прописные истины, – Утряска, усушка, протирка. А у русских эта цифра может достигать порой четырех тире десяти процентов. Это от нашего сурового климата, обильной влажности и непостоянного атмосферного давления. Кстати, Боб! Зря ты фанерку к дереву прибил. Запросто какой-нибудь любитель природы ее на костер пустит. Надо было стальной щит поставить и краской написать, чтоб дождем не смыло.

– Подъезжаем, командор!

– Буди Герасима, Милашка. Всей команде выходить строиться. Форма одежды парадная.

Министром оказалась сухопарая тетка с коконом волос на затылке и с титановой указкой в руках, которой она подгоняла опаздывающих на уроки учеников.

– Так вот вы какие, спасатели?! – постукивая указкой по ладошке, разглядывала нас Министр образования, – Надеюсь, Директор был прав, обещая, что вы сожжете продержаться два часа. Не переглядываться, стоять смирно, коленками не трясти!

От крика Министра в юбке взмыли в небо испуганные вороны. А мне, почему-то захотелось посмотреть в глаза Директора.

– Значит так, спасатели, – продолжила Министр, – Довожу до вашего сведения задачу. У нас сложилась катастрофическая ситуация. Сразу три педагога данной школы отпросились домой по личным причинам. Вам, спасателям, надлежит через две минуты заменить их в учебном процессе. Всего два часа уроков и вы на свободе.

– Извините, но такие задачи не в нашей компетенции, – замахал я руками и вышел из строя. Следом за мной потянулся американец. За ним окончательно проснувшийся Герасим, – Мы думали у вас беда, а у вас неудовлетворительная работа обучающего персонала.

– Стоять! – рявкнула Министр. Вороны от греха подальше отлетели к соседней церкви с красной звездочкой на макушке, – Мною получены чрезвычайные полномочия. В течение двух часов я могу делать с вами все, что мне заблагорассудится. Скажу, прыгайте, будете прыгать. Скажу умереть, умрете. Скажу наизнанку вывернуться…. Ну-ка, вот вы, товарищ с наглой небритой физиономией, продолжите!

– Мм, – наблюдая за плавным движение указки, пробасил Герасим.

– Правильно. Вывернетесь не только наизнанку, но и наоборот. Теперь слушайте сюда и не говорите, что не получали прямого приказа!

Хорош Директор. Кинул нас в самое пекло. А ведь как хитро уговорил? Пустячок, безделушка. Два часа отдыха! Воспоминания на всю жизнь! Нельзя верить Директорам. Ни в коем случае.

– Не корчите рожи, товарищ с шевронами на плече. Ваше лицо и без рож достаточно колоритно. Итак, прямой приказ. Ваша команда замещает отсутствующих учителей.

Из стоящей за нашими спинами спецмашины подразделения 000 послышались сдавленные смешки.

– А ваша ущербная машина…, – смешки мгновенно смолкли, – Два часа поработает школьным автобусом. И деткам забавно и вам спокойней. Разбитые стекла и испорченное оборудование за наш счет.

– Но позвольте …, – возмутился Боб, у которого в кабине остались незапертыми дверцы сейфа с продуктами.

– Не позволю, – испуганная стая ворон благоразумно решила найти новое, более тихое место для гнездования, – До начал урока меньше минуты. Ступайте в учительскую, берите классные ноутбуки и шагом марш по классам. У вас, товарищ с типично рязанской физиономией, урок русского языка.

Я новым взглядом посмотрел на Боба, у которого, по мнению Министра, было что-то рязанское . Но ничего такого не заметил. Может только нос картошкой, да уши лопушком.

Американец обречено махнул рукой, и, с опаской поглядывая на указку, побрел к школе.

– А вы…, – продолжила распределять обязанности Министр, – Да, да! Вы! С недельной щетиной!

– Мм! – вздрогнул Герасим.

– Это ваше личное дело, товарищ спасатель, – закатила глаза Министр, – Мне не хочется травмировать детей вашей излишней болтливостью, поэтому немедленно следуйте в бассейн. Сейчас там начнется урок плавания. Надеюсь, вы сами-то понимаете толк в плавании?

– Мм! – лицо третьего номера непонятно оживилось и он, неожиданно даже для меня, радостно понесся к бассейну.

– Сразу видно, человек любит детей, – впервые за нашу встречу улыбнулась Министр. Впрочем, улыбка сохранялась на ее лице не долго, – А вы чему улыбаетесь?

Я прикусил губу и подавил естественный процесс радости.

– А меня куда?

– Вас? – Министр тщательно изучила мой, слегка не глаженый комбинезон с масляными пятнами и следами прошлогодней грязи, – А вас, товарищ спасатель, мы пошлем на самый легкий фронт работ. В младшие классы. Судя по вашему одухотворенному лицу, общение с детками пойдет вам на пользу.

Младшие классы! Могли бы найти работу более опасную. Например, научить старшеклассников делать искусственное дыхание. Или водить по горному серпантину спецмашину подразделения 000.

Я с грустью посмотрел на Милашку, по которой ползали расторопные рабочие. На лобовом фонаре Милашки уже красовалась табличка, указывающая, что данный транспорт перевозит детей. Борта Милашки были покрыты цветными рисунками в виде цветочков, кузнечиков и лопоухих монстров, держащих в клешнях зеленых крокодилов в связь-шляпах.

– Повторите, что я сказала! – Министр выпучила глаза и недвусмысленно вертела перед моим носом указкой.

– Детей руками не бить. Голос не повышать. Не забыть одеть бронежилет, – повторил я последние наставления Министра и, не дожидаясь официального приказа, направился в сторону школы.

Мимо меня, к Милашке просвистел Герасим, успевший на ходу весело подмигнуть и сообщить, что уроки плавания являются его самыми любимыми уроками. Третий номер скрылся в Милашке, но через секунду появился вновь, волоча за собой контейнер со свинцовыми болванками, которыми мы подпирали колеса спецмашины на крутых спусках, и бухту супер прочных веревок, которыми Милашка привязывалась в случае сильного ветра.

Министр, наблюдавшая сборы Герасима, только успела поинтересоваться, для чего все это надо? Герасим на ходу ответил, что у него собственная технология учебного процесса и пообещал, что через пару занятий ученики будут чувствовать себя в воде, как собаки. После чего скрылся в здании бассейна.

Спасательская работа требует от человека собранности воли и мысли. Нас готовили к тому, что мы обязаны в любой ситуации оставаться на высоте. Спокойствие человека, вот основная задача спасателей подразделения 000. И не важно, вызваны мы для тушения пожара, подметания улиц, либо как сегодня, для воспитания подрастающего поколения. У людей случилась беда, и мы, спасатели, обязаны сделать все, чтобы исправить ошибки судьбы.

Предавшись умным размышлениям о важности своей профессии, я даже не заметил, как оказался на нужном этаже-классе. Предъявив удостоверение охране, и миновав две металлические шлюзовые двери, я ступил в святую святых детства.

Многое изменилось с тех пор, когда я в последний раз посещал школу. В мое время не было коридора из бронированного стекла, отделяющего учителя от учеников. На полу не было надписей, предупреждающих о возможных неприятностях в случае схода с дорожки. И ученики не сидели за решетками.

Всего их было четверо. Три мальчика и одна девочка. Глазки злые, бровки нахмурены, носики насуплены. Недовольные тем, что нашлась замена учителю.

– Садитесь дети! – сказал я первое, что пришло на ум. Никто, правда и не думал вставать при моем появлении, но звук собственного голоса вселил в душу некоторую уверенность.

Бочком протиснувшись мимо двух механических охранников, внимательно наблюдающих за детьми, я взобрался на высокое учительское кресло и открыл классный ноутбук.

– Произведем перекличку, – именно так, по моему мнению, должны были начинаться все нормальные уроки в первом классе, – Бродский?

Мальчик с ушами вундеркинда, но с глазами недоучившегося спасателя скинул ноги со стола и встал:

– Ученик первого класса, чтоб его, Мишка Бродский, на ваши вопросы отвечать не намерен. Позовите моего папу. Я требую смены обучающего персонала.

– Садись, два, – в школе спасателей нас учили, отказ от дачи показаний приравнивается к повторному преступлению. Наказание за это должно быть быстрое и по возможности жестокое.

Нажав на клавишу с фамилией Мишки Бродского, я понял, что не ошибся в составе преступления. Круглый двоечник. Тридцать восемь двоек и пятнадцать единиц. А ведь только второе сентября.

Следующим по списку значился Ваня Иванов. Отъевшийся маленький проказник, пытающийся выбраться из класса при помощи автономного резака. Но решетки на учебном месте, слава богу, были ему не под силу.

На мое предложение познакомиться, Ванюша пообещал, что обязательно познакомиться. Но на кладбище, где я буду лежать в самом скором времени.

– Садись, шалунишка, – улыбнулся я несмышленышу, – Два! Родителей вызывать не будем. Я к ним потом сам приеду. На красивой черной машине. И мы еще посмотрим, у кого лопаты больше.

Ванюшка посмотрел на меня уважительно и, убрав резак, спокойно разлегся на кровати. Пусть уж лучше книжку читает.

– Ученица первого класса Машенька, – весело и задорно представилась девочка с огромными красными связь-бантами, – Кстати, единственная дочка генерального Директора уральского машиностроительного концерна.

– Садись, Маша с уралмаша. Два.

– За что? – возмутилась девочка Маша, выпучивая глазки.

– За ответ не по теме, – смачно вдавливая клавишу с цифрой «два», ответил я, – Гордиться надо не родителями, а страной, в которой выпала честь родиться твоим родителям. А где у нас Вовочка?

Ученик Вовочка отыскался на детской площадке, вырезающим, из куска парты, рогатку. Оба охранника, привлеченных мною для водворения ученика за парту, перегорели впервые же минуты яростной борьбы. Наблюдая из-за бронированного стекла за дымящимися останками охранников, я решил оставить нервного мальчика в покое. Больше всего на свете я ценил количество собственных нервов.

– Итак, ребята, – привлекая внимание учеников легким постукиванием кресла о пол, начал я занятия, – Кто скажет, о чем вы говорили на прошлом уроке?

Умненькая девочка Маша с Уралмаша первой подняла руку.

– Превращение непостоянной константы в постоянную при воздействие на нее биоэнергетическими модулями в изотопном поле, – выпалила Машенька и, мило улыбнулась.

Мда. В мое время в первом классе изучали совсем другие вещи. Без посторонней помощи здесь не обойтись.

– Милашка! – я подул в связь-галстук для лучшей слышимости, – Командир на связи. Срочно нужна помощь.

– Командор! – запищала в ответ Милашка, – Только быстро. Мне через тридцать секунд карусель запускать надо.

Я спешно повторил сказанное Машенькой.

– Это же очень просто! – запищала спецмашина, – Непостоянная константа всегда превращается в постоянную, если ее как следует прижать биоэнергетическим модулем. А в изотопном поле процесс ускоряется в несколько раз.

– Вот теперь все понятно, – вздохнул облегченно я, – От второго и третьего номера никаких известий?

– Третий номер забаррикадировался в бассейне и никого туда не пускает. Попросил доставить ему еще свинцовых болванок. Говорит, старые закончились. Как думаешь, командор, научатся ребята плавать?

– Герасим знает, что делает. А что Боб?

– А второй номер со своими учениками в поход ушли. Забрали все съестное и ушли. Но обещали вернуться за новыми припасами. Командор, извини, детишки на карусель пришли.

Милашка отсоединилась. А я подумал, что самым педагогичным из нас, является американец. Взял и повел детей на экскурсию прививать любовь к отечественной природе и еде.

А мои ученики, пока я общался со спецмашиной, совсем разленились. Машенька рисовала на бронированном стекле большие красные сердца, пронзенные острыми палками с перьями на концах. Под сердцами глупая девочка писала «Маша плюс Уралмаш равняется вопросительный знак». Причем писала на двенадцати двух иностранных языках, исключая русский.

Ванюша торопливо набирал номера на связь-телефоне. Что-то торопливо шептал, украдкой посматривая в мою сторону и, как-то нехорошо хихикал. Я тут же, не делая Ванюше замечаний, нажал несколько раз на нужную клавишу.

Мишка двоечник вел себя примерно. Сидел перед телевизором, пялился на экран и ковырялся в носу. Совсем как я в детстве. Только я еще и телевизор иногда включал.

Вовочка, используя детали сгоревших охранников, пытался собрать миниатюрную термоядерную установку для выведения плохих отметок в классном ноутбуке. Дурная затея. В свое время я тоже пытался проделать такие штучки. Но ничего не получилось. Энергии жрет много.

– Ну, вот что дети! Мне плевать, что вы проходили на первом уроке, но сегодня мы займемся контрольным опросом. На мои вопросы отвечать только да, или нет. Всем ясно? Бродский, что?

– Писать хочу, – поглядывая в сторону личного туалета, прошептал Мишка двоечник.

Знаю я эти отговорки. Проведенные, еще во времена моей юности, исследования обнаружили странную закономерность. Желание учеников отлучиться по тем или иным естественным причинам с урока, обратно пропорционально сложности урока. Перед контрольными у детей чаще всего заболевают зубы, живот, голова. Учащается сердцебиение, обмороки, преждевременные не при детях будет сказано что, насморк, свинка, и даже переломы верхних и нижних конечностей. И именно поэтому в прошлом веке отменили как контрольные, так и сочинения, диктанты, домашние задания, общественно полезную работу, сбор металлолома и макулатуры, шествование над слабыми учениками и старенькими бабушками. Государство стеной встало на защиту детства.

Но я всегда придерживался старых методов воспитания.

– Садитесь Бродский на свое место. Потерпите два часа. Итак, дети, серия контрольных вопросов…. Иванов, не понял! Что ты сказал?

– Паяц! – отчетливо на весь класс повторил Иванов, предварительно включив записывающую аппаратуру.

– Два, Иванов! И последнее предупреждение, – в доказательство своих слов я немедленно отключил Иванову электричество и его угол погрузился в потемки. Естественно, что тут же сгорела вся записывающая аппаратура, – Вопрос первый. На засыпку. Сколько будет дважды два?

Детишки, проклиная все на свете, бросились к рабочим столам. Но я вовремя нажал кнопочку на классном ноутбуке и отключил все компьютеры.

– Головой работать надо, дети! – по рядам учеников пробежала, громыхая папиным ремнем, паника, – Слушаю ваши версии. Машенька, оторвись от своей картины и выдай дяде учителю свою версию.

Машенька, нервно отгрызая целые куски лакированных ногтей, беспомощно оглянулась в сторону Вовочки. Но Вовочка был хорошим мальчиком и никому не собирался подсказывать. Потому, что сам находился в затруднительном положении.

– А вам с точностью до какого знака, – Машенька быстро хлопала ресницами, – А можно связаться со своим адвокатом?

– Думаете, гражданка Маша с Уралмаша адвокат в курсе школьной программы? Отвечайте.

– Предположим, дважды два, где-то в районе от ста до трех с половиной тысячи. Да?

– Нет! Иванов? Ваши предположения?

– А это с какой стороны посмотреть? – Иванов схватил авто фломастер и красным цветом начал выводить на стекле формулы, – Если по десятичной системе, то ответ неопределенно бесконечен. А если принимать вторую цифру за зеркальное отображение первой, то в вопросе изначально заложена ошибка. Вот, вот, и вот. Думаю, дяденька учитель согласится с выложенными постулатами.

Я быстро пробежался глазами по столбцам написанных формул, но ошибки в своем вопросе не заметил.

– Увы, Иванов. У вас изначально знак интеграла поставлен не на свое место. Плохо. Кто следующий по списку? Миша Бродский?

«Вам письмо!» – пропел классный ноутбук.

В почтовом ящике лежал плотный конверт, на котором корявыми буквами, написанными явно левой рукой, было выведено: – «Взятка от Миши Бродского».

«Двоечник, а знает как в этой жизни не пропасть», – уважительно подумал я, распечатывая конверт. Пятьсот брюликов мелкими купюрами. Сам Миша Бродский, прижавшись носом к стеклу, усиленно моргал одним глазом.

– Спасатели мелких взяток не берут, – гордо сказал я, и брезгливо отодвинул от себя конверт, – Если вы, гражданин ученик, не знаете правильного ответа, то пятьсот брюликов вам не помогут.

В почтовый ящик шлепнулся еще один конверт, и я переключил все внимание на последнего опрашиваемого. Вундеркинда Вовочку. Он как раз закончивал собирать из двух сгоревших охранников логарифмическую линейку. Кулибин.

– Мы тут подумали! – многозначительно сказал Вовочка, двигая колесики и рычажки на собранном аппарате, – Посовещались, проконсультировались и пришли к единодушному мнению. Так больше жить нельзя. Ваши требования, дяденька учитель, явно завышены. Разве вы не знакомы с пунктом восьмым зы, параграфа тринадцать бис Общих Законов по охране прав Ребенка? А там ясно написано, что ребенок имеет право на три равноценных попытки. И если учитель, думающий, что он знает больше ученика, принуждает последнего ответить на сложные вопросы, то учитель наказывается лишением….

Выключить все микрофоны в отделе Вовочки раз плюнуть. Не хватало мне еще кошмаров, на ночь глядя.

– А теперь подведем итоги, – я пододвинул классный ноутбук поближе и радостно потер руками, – Если не возражаете, начнем с Маши с Уралмаша. Безобразные знания. Два. Владимир. Безобразные знания. Два. Иванов. Безобразные знания. Два. Миша Бродский. Безобразные знания. Четыре с минусом. Хорошо, хорошо, Бродский. С плюсом. Оценки занесены в журнал. Опротестовать решение учителя, то есть меня, вы можете в течении десяти календарных дней.

Детишки, кроме Мишки Бродского, слегка побузили, побили мебель о стеклянные стены, помахали флагами и транспарантами, но быстро угомонились. Дети быстро забывают неприятные моменты в жизни.

– Дяденька учитель?! – Вовочка оторвался от собирания из частей перегоревших охранников муфельной печи, – А, сколько на самом деле будет дважды два?

Я мысленно улыбнулся и скосил глаза на учительский компьютер, где еще в начале урока решил эту непростую задачку. Экран монитора был черен, как борт Милашки после химчистки. По сравнительному анализу детских глаз я сразу же понял, чьих это рук дело. Вовочка, ковыряясь в закопченных деталях, изредка, хитро прищурившись, бросал на меня косые взгляды. Жаль, что я поставил умнику такую высокую оценку.

Мое затянувшееся молчание привлекло нездоровый интерес остальных троих учеников, включая и Машеньку, рисовавшую на стекле акварелью мой портрет с подбитыми глазами и свернутыми набок ушами.

– Сколько? – дружно спросили дети, потянув ручки к дневникам, где напротив рисунка с изображением ремня и детской попки горела красным пламенем контрольная лампочка.

Все попытки оживить учительский компьютер успеха не принесли. И вопрос детишек, по-прежнему оставался без ответа.

Спасатель подразделения 000 должен находить выход из любой ситуации, какой бы неразрешимой она не казалась. Если же спасатель не знает, что делать, он должен проконсультироваться с товарищами.

Уронив на пол наглядное пособие «дезорибонуклеиновая молекула в разрезе», я сдернул незаметно с шеи связь-галстук и вызвал спецмашину.

– Командор просит о срочной помощи! Положение критическое. Командор требует выйти с ним на связь!

Милашка вышла на связь не сразу, но хоть вышла, и то слава Директору! В ушах зазвенел веселый детский гогот, звук скручиваемого металла и кусок из классического шлягера месяца «Жизель и ее команда».

– Командор! Слышу вас хорошо. Что у вас?

– Мыша! Быстро! Сколько будет дважды два?

– Один момент, командор. Еще один момент. А можно сделать звонок Директору? У меня тут пара первичных логических цепей детки спалили.

Пока Милашка общалась с Директором Службы, я успел разобрать и собрать обратно все пятьдесят четыре тысячи кубика дезорибонуклеиновай молекулы в разрезе".

– Командор! Плохие новости. Директор не может нам помочь. Он сейчас на огороде картошку селекционирует и под рукой ничего нет. Но по его совету я связаллась со столичным центральным пунктом вычислительной информации. Ребята, помня вас, как замечательного спасателя, заложили данные в столичный мозг и просчитали все возможные варианты. Сейчас распечатывают. Обещали к вечеру связаться с вами лично.

Это был полный провал достоинства и чести спасателя. Но безвыходных положений не бывает.

– Милашка! Слушай меня внимательно. Делай что хочешь, но отыщи министра образования!

– А чего ее искать? Рядом стоит. Детишек на горку силком загоняет. А кто не хочет, того в комнату смеха.

– Не понял? Это где?

– В кабине, – прошептала динамиками Милашка, – Извините, командор, но я ваши фотографии по стенам развешала. Деткам очень нравится. Плачут, правда, сильно.

– Ладно, ладно, потом разберемся, кто кого повесит. Не забыла, что мне нужно. Вот и задай вопрос Министру. Только вежливо.

Некоторое время в связь-галстуке царила тишина и спокойствие. Внезапно она разорвалась ревом сошедшего со штапелей эскадренного миноносца.

– Милашка?! Что случилось? Милашка?!!

– Да все нормально, командор, – голос спецмашины, действительно, был абсолютно спокоен, – Это не я. Это Министр. Не хочу вмешиваться в ход учебного процесса, командор. Но она вместе с проверяющими, родителями, бабушками и дедушками, не считая адвокатов и налоговых инспекторов, бежит к вам.

Больше Милашка сказать ничего не успела. Двери шлюзов распахнулись, и Министр в эффектном прыжке пролетела к учительскому столу и разом нажала на восемь клавиш.

Бронированные листы с глухим шелестом опустились перед вытянутыми лицами учеников. Свет по всему помещению потух, а вместо него загорелось аварийное освещение. Мерзкий и противный, лишенный выражения возвестил, что в школе объявляется карантин.

– Детей изолировать! Самозванца под трибунал! Все вымыть с хлоркой! – закричала Министр образования, и от ее голоса на бронированных листах появились трещины.

Сквозь трещины было видно, как отсеки с учениками резко уходят вниз. С потолка потекла дурно пахнущая жидкость, а ко мне весело запрыгали два охранника, которых, в конце концов, отремонтировал Вовочка. Но вместо того, чтобы натянуть на меня тюремные тапочки с магнитным замками, охранники раскрыли надо мной зонтик и встали горой за новый метод воспитания детей. На груди одного зажглись красные слова: – «Сергеев светило образования». На груди второго: – «Передовые методы Сергеева в жизнь».

Подоспевшие адвокаты, родители, инспектора постарались оттеснить меня, но охранники выхватили длинные деревянные линейки и отбили всем не только руки, но также ноги, уши, носы и прочие мягкие места. Что-то Вовочка перестарался.

– Вы понимаете, что наделали? – прыгала вокруг Министр Образования, – Какую заразу вы, подлый спасатель, внесли в не сформировавшийся мозг детей?

Естественно, я не понимал.

– Нарушен весь учебный процесс, – не унималась Министр, отчего на потолке стала отваливаться супер прочная штукатурка, – Дети, вместо счастливого будущего будут теперь вечно искать ответ на ваш глупый вопрос. Зачем? Зачем?

Министр упала на колени и воздела руки к обваливающемуся потолку.

– Но это же глупо! – возмутился я, – Самый обычный вопрос, который задают в школе. Даже песенка такая есть – дважды два парирум, дважды два не помню.

– Дурак! – Министр встала с колен и смахнула с плеча кусок потолка килограмм на десять, – Дети должны знать интегралы и либералы, котангенсы и собангенсы, никотинамидадениндинуклеотидфосфаты и нитраты, а не ваши дважды два парирум. Как есть дурак.

После чего Министр презрительно оглядела меня с ног до головы и выдавила:

– А еще спасатель!

И все инспектора, родители и адвокаты тоже оглядели меня с ног до головы и сказали:

– А еще спасатель!

И под этими уничтожающими взглядами мне, спасателю-орденоносцу, стало нестерпимо стыдно. Я все понял. Время летит слишком быстро. И то, что было вчера, уже давно устаревшее прошлое. Страна живет, устремив взгляд в будущее. И ей, нашей великой стране, не нужны ученые и рабочие, которые знают, сколько будет дважды два. Н нужны люди, способные помнить такие ничтожные мелочи.

Склонив низко-низко голову, я медленно направился к выходу. В спину мне летели куски суперпрочный штукатурки и обидные слова.

В школьном коридоре было тихо и пусто. Посмотрев внимательно направо, потом налево, я распрямил гордо плечи, обернул связь-галстук вокруг шеи и вызвал Милашку.

– Мыша. Я это. Собирай команду. Мы срочно уматываем из общеобразовательной школы. И больше никогда сюда не вернемся. И еще. Передай Директору, что через полчаса мы будем у него. Пусть пакует чемоданы и срочно уезжает в отпуск. Иначе я за себя не отвечаю.

У спецмашины подразделения 000 меня уже дожидался американец, с красным галстуком на шее. Просто галстуком, без всякой начинки. Сбоку его поддерживали стройные старшеклассницы, которые рыдали, провожая своего учителя. От бассейна, волоча на себе остатки свинцового оборудования, плелся Герасим. За ним стройными рядами вышагивали подтянутые ученики старших классов в резиновых шапочках и с олимпийскими медалями на голую кожу.

У людей всегда все получается. А у меня….

– Команде грузиться в спецмашину. Мы уходим.

За мою штанину кто-то подергал.

– Дяденька учитель!

Внизу стоял никто иной, как вундеркинд Вовочка, который, пусть и косвенно, спас меня от разъяренного Министра.

– А-а! Вовчик! Пришел полюбоваться на позорное бегство спасателей?

Вовочка красиво шмыгнул носом, подпрыгнул, поправляя заплечный ноутбук, и сказал:

– Не-а. Просто мы подумали и решили вашу задачу. Идемте, дяденька учитель.

У заднего борта Милашки стояли все четверо моих первоклашек и счастливо улыбались перемазанными масляной краской физиономиями.

А на борту спецмашины, было выведено: – «2 х 2 = 5»