Затея представлялась все более идиотской по мере того как шло время. Мы были готовы выступать только в начале одиннадцатого. Учитывая все, что происходит в Израиле, выйдет еврейская женщина с собакой практичеси ночью в плохо освещенном районе? Зная прежнюю Лину, я сказал бы скорее да, но с тех пор прошло больше двадцати лет. Нет, объяснить свою настойчивость я могу только количеством выпитого. Да и то, что Кудинов меня не останавливал, тем же!

В моем чемодане, как ни удивительно, нашлось все необходимое для реализации моего плана. Легкие шорты, майка, кроссовки. Но почему человека который появится на ночной пробежке сегодня, не было на этой улице ни вчера, ни позавчера, ни в предыдущие дни? Не знаю. Но в жизни ведь полно неожиданностей! А на крайний случай у меня была легкая кавалерия.

Совсем легкая! Виктор подстраховывал меня на мопеде. В случае чего мы собирались проскочить на пляж по узкой асфальтированной дорожке между двумя виллами, которую я приметил, когда мы разворачивались на такси. Машине там было не проехать.

Ну, а если те ребята вытащат свои пушки и без объявления войны просто примутся палить нам в спину? Это же Израиль! Да — тут мы могли надеяться только на удачу. И на то, что до таких крайностей дело не дойдет.

Мы с Виктором заняли позицию за кустами на незастроенном участке метрах в пятидесяти от Лининого дома. Это было большой удачей. Машина наружки оказывалась к нам носом, и чтобы преследовать нас в случае осложнений, ей пришлось бы разворачиваться в узком переулке.

Под ногами у нас похрустывали осколки стекла и битый кирпич. Кусты, как я тут же убедился голыми ногами, оказались зарослями крапивы. Теперь, когда солнце уже давно согревало другие меридианы, температура стремительно опускалась. На мне, напомню, была майка и шорты, и после пятнадцати минут стояния в засаде у меня зуб на зуб не попадал. Виктор попытался отдать мне свою ветровку, но под ней у него была лишь рубашка с короткими рукавами, и я отказался. Я посмотрел на часы: половина одиннадцатого. Лина могла уже сто раз выгулять свою шавку, если та у нее по-прежнему жила.

Чтобы согреться, я, высоко поднимая колени и вовсю работая локтями, изобразил бег на месте. Это было скучно, и я понемногу, со скоростью несколько сантиметров в секунду, стал удаляться по тропинке вглубь участка. И тут я услышал едва уловимый «фью!» — присвист Виктора. Я оглянулся: два из трех окон первого этажа погасли — свет оставался только в центральном, видимо, в прихожей.

Я поспешно вернулся на позицию. Входная дверь приоткрылась, и в щель просочилась на поводке такса. Она скатилась по ступенькам крыльца и, вытянув весь запас поводка — это был такой, на рулетке, — остановилась на дорожке, виляя хвостом, от чего вся задняя часть ее туловища ходила ходуном. Теперь на крыльцо вышла женщина. Она прощупала карман куртки, проверяя, там ли ключи, и захлопнула дверь. Это была не Лина.

Женщина была высокой, но и ненормально, болезненно толстой. В Америке, где питаются гамбургерами, жареной картошкой и поп-корном, а порцией в ресторане можно накормить троих, такой тип людей, независимо от пола, возраста и расы, встречается вам на улице в среднем каждые триста метров. Но в остальных частях света это — редчайший феномен. Вот она шла по дорожке, слегка расставив ноги, чтобы не натереть до крови ляжки, и покачиваясь от перемещения в пространстве огромной массы. Собака тащила ее вперед на поводке, и женщина вошла в круг света от уличного фонаря. Я замер. Нет, это была она, Лина!

Мы все-таки никогда не бываем готовы встречаться со старыми знакомыми через много лет! В прошлый раз это была цветущая молодая женщина, упархивающая с галантного свидания, — сейчас это была ее бабушка.

Я не успел сосчитать в уме, сколько же лет прошло. Какая-то пружина внутри меня распрямилась, и в следующий миг я уже выбегал из-за кустов на тротуар напротив их дома. Так я и задумывал: я хотел, чтобы Лина, если она выйдет, сначала увидела меня, узнала и сообразила, как быть дальше, когда я, достигнута последнего ряда вилл и развернувшись там, побегу обратно по ее стороне.

Хотя я и был в кроссовках, мой бег гулко отдавался в ночной тишине, еще более ощутимой из-за далекого мерного шума прибоя. Такса, обнюхав ствол, задрала ногу у ближайшего платана или эвкалипта, мне в темноте было плохо видно. Лина смотрела в мою сторону. Я вбежал в круг света прямо напротив ее дома, и теперь мое лицо должно было быть явственно различимо. Я повернулся к ней, что, в сущности, было нормально для человека, бегающего по вечерам — мало ли какая знакомая соседка вышла? Взгляды наши встретились, но было слишком темно, чтобы я по ее глазам мог понять, узнала меня Лина или нет.

В машине наружки, припаркованной на противоположной стороне улицы, мужчины прекратили разговор и теперь внимательно наблюдали за мной. Я игнорировал их, как только что и появление Лины. Я продолжал бег, всеми силами сдерживая себя, чтобы не оглянуться. Хотя и они, и Лина могли повести себя так, что в дальнейшем план мой провалился бы с треском!

Я добежал до последнего ряда вилл и узкой дорожки, ведущей на пляж, которая в случае осложнений должна была служить нам для отступления. «Если не поговорю с Линой, так хоть согреюсь», — подбодрил я себя. Я перебежал через дорогу и теперь, наконец, увидел, что же происходило за моей спиной. К моему облегчению, сотрудники наружки из машины не вышли, хотя, подбежав ближе, я заметил, что головы их были повернуты в мою сторону, Лина же. увлекаемая таксой, удалялась от нас, перегораживая тротуар своим необъятным телом. Узнала она меня или нет? Сообразит, что мне надо сказать? И захочет ли?

Я пробежал мимо машины наблюдения, каждую секунду ожидая услышать за спиной звук открываемой дверцы. Впереди слева пару раз рыкнул двигателем мопед Виктора — легкая кавалерия готовилась к выступлению. Мы рассчитали так, что если наружники выйдут, чтобы задержать меня, он подхватит меня на мопед, и мы пронесемся мимо них. Пока они развернутся, мы уже выскочим на пляж через узкий проход. Я все же надеялся, что они не откроют огонь нам в спину.

До Лины оставалось десятка полтора метров. Такса вынюхивала что-то в кустах справа от тротуара. Лина повернулась ко мне боком и громко сказала по-русски:

— Не подходи ко мне!

Она делала вид, что разговаривала с собакой, но я понял, что обращалась ока ко мне. Теперь между нами оставалось несколько шагов. Лина посмотрела на меня: глаза ее были мокрыми от слез. И тут она сказала — мне сказала! — какое-то странное слово, типа «оч-ха».

Я как раз обегал ее — иначе нам было не разминуться. Лина наклонилась к собаке, вроде бы разговаривая с ней, и еще раз явственно произнесла:

— Я тебеговорю: оч-ха!

Я вспомнил, что она не произносила звук «р». Такса разразилась громким лаем и попыталась укусить меня за икру. Пользуясь шумом, я шепнул Лине:

— Спасибо. Держись!