Люди и Нелюди

Костин Виктор

Глава 8

 

 

Часть 1. Витоли-Сергей

Сегодня первый раз химия, новая тема, металлы и сплавы, э… а неорганическая где? Здесь все не такое, никакой таблицы Менделеева. Все элементы делятся по видам: металл – неметалл, мягкое вещество или жесткое. Что-то ничего не понял: почему серебро жесткое, а золото мягкое? Они, вроде, оба одного поля ягодки.

Послушаем, послушаем – светлые энерджазины давно заметили, что силой…

Чем-чем? Какой силой? Какой-то силой «тин», «чин», оказывается, можно мять металлы и гнуть дерево, но могут это только эти энерджазины. Которые живут на другом континенте и в гости к нам не приходят. Люди это не могут или не хотят, поэтому мы должны знать, что есть такие свойства у некоторых металлов, один из них серебро, но использовать не можем, на этом все, точка.

Дальнейшая лекция свелась к уже обычным химическим свойствам металлов, коррозии, легированию. Ну, я так не играю, заинтриговали и бросили. Стал ковырять память Витоли, но ему это было совсем не нужно, и он ничего не знал про это. Как же это, такие замечательные свойства – и никому нет дела до этого, только боло в голове.

Надо разобраться, но разборки и поход в библиотеку отложил на потом. Вечером у меня математичка, эх, хе-хе, и это не главное, главное сейчас – урок руси, и там будет Бригида, вот эту проблему и будем решать, а кстати, вот и она.

 

Часть 2. Бригида Петовна

Влетаю в класс и замираю. Он сидит, как всегда: средний ряд, третья парта слева. Его одноклассник… ца, болезненная девочка, девушка, нет, это точно девочка и которая постоянно болеет. У нее что-то за болезнь, связанная с легкими. Она почти не ходит на занятия, потому что часто кашляет, и с кровью иногда, но упорно продолжает учиться. Я даже знаю почему, родители мне и говорили, не только мне, конечно, но и всем учителям, если хотя бы видимость учебы не поддерживать, девочка умрет, окончательно потеряв всякую надежду.

А здесь она раз в декаду или даже в две приходит, и все ей рады. Бедная Рада – это ее зовут, – она всегда улыбается, но даже до конца занятий ни разу не досидела, мне ее очень жаль.

В классе почти никого еще нет, двое дежурных сзади развешивают наглядное пособие на свое место. Ну, конечно, был урок химии, это видно по убираемым плакатам, больше никого нет, уже хорошо. Надо быстро переговорить, как же я боюсь это чудо мелкое, но если… ой как же я боюсь.

Вот он встал, подходит – что же сейчас будет?

 

Часть 3. Витоли-Сергей

Подошел к учительнице. «Здравствуйте, Бригида Петовна», – говорю, а сам отслеживаю за ее реакцией. Боится? То ли меня, то ли за меня, немного поэтому чуть замедляю шаг.

Задумываюсь: что же не в порядке? Прокручиваю весь наш бывший разговор и понимаю, что она боится не меня или за меня, как бы это сказать. Вот, она боится, что я сейчас начну лезть с детскими поцелуйчиками и сюсюканьем, а ведь точно это и есть.

Чтобы сразу все расставить по местам, как бы так сказать, расставить все точки над «и». Хотя в местном языке и нет такой буквы, похожая есть, но звучит по-другому, поэтому и пишется тоже по-другому, сразу перехожу на канцелярский язык.

Э… – тьфу, черт, детство не мое прет счаз из меня.

– Гхм…, Бригида Петовна… мои родители очень вам благодарны, им все нравится. Они очень довольны вашими профессиональными качествами и моими, пусть и пока скромными, успехами от них. Я им показывал диктант и как вы в нем исправляли мои ошибки.

Видя, как расширяются ее глаза, видимо, подумала про диктант, тот, вчерашний, ха-ха, решаю уточнить специально для нее: – Диктант, написанный на двух страницах. Маленький черновик я сжег, – уточняю, чтоб ее успокоить.

Таким способом длинно ее благодарю и, чопорно поклонившись после, сваливаю за свою парту. Все, я миссию свою выполнил.

Видя ее медленно офигевающую физиономию, незаметно подмигиваю. Урок прошел спокойно, я даже раз пытался что-то ответить с места.

Во всяком случае руку добросовестно тянул. Не спросила, ну и ладно, не очень-то и хотелось, впереди у меня еще математика. Там перспектив у меня никаких, да и знаю я ее не очень. Вернее, знал, да забыл сейчас, а наверстывать. Кто бы мне сказал когда, что я снова пойду в школу, я бы долго тогда над ним смеялся.

Правда была мысль с сыном на школьное собрание, но это все-таки не совсем то. Урок закончился, следующий – ну, буду называть его «труды» по-нашему, – и я с криком и шумом свалил из класса, даже и не оглянувшись. Хотя спиной чувствовал: за мной следят, чутье разведчика не обманешь.

 

Часть 4. Бригида Петовна

Подошел Витоли ко мне, поздоровался. Причем, как и положено, имя мое и имя моего отца не забыл, и не пропустил, и затем долго и как-то путано стал благодарить. Причем не за себя, а как бы за родителей, что они довольны моим репетиторством и как что я хорошо делаю и тому подобное.

Я прямо заслушалась и даже стала получать некоторое удовольствие от этого. Потом, правда, закралась мысль: а откуда они это знают, что я хорошо его учу по нашим предметам и вообще? Они ведь не присутствовали на наших занятиях. С его слов получается, так он такого может нарассказывать про меня, я его уже знаю, сказочник он еще тот.

И тут он начинает рассказывать, что он показывал тот диктант, что он писал. Такого ужаса я давно уже не испытывала. Видимо увидев мой этот взгляд, этот мелкий или скорее уже крупный засранец решил уточнить, что диктант, который был написан на двух страницах. Фух, с души как камень упал, это же про прошлый раз. Этот все обличающий и выдающий меня с головой был на одну страницу, и ту не всю занимал.

Вчерашний черновик я, говорит, сжег, он был весь в помарках, и я не стал его показывать родителям. Ну да, ну да, в помарках, там ни одной ошибки не было, если что, разве что то слово с маленькой буквы, но он за него уже рассчитался… пирожным.

В помарках он был, – хмыкаю.

Но хорошо, что сжег, это он молодец.

Потом еще благодарит, кланяется и уходит за свою парту, правда перед уходом незаметно для других мне подмигивает.

Вот какая же молодежь эти столичные дворяне, вогнал в шоковое состояние девушку и радуется – и как мне к нему относиться после этого?

Бросаю вот ответ: «Я старалась». – Надо хоть пару слов сказать, а то невежливо совсем веду себя.

Провожу урок, вроде, чуть успокоилась, опрашиваю учеников.

Это, Витоли даже руку тянет. Раньше за ним никогда не случалось такого, на русинском по крайней мере, но я игнорирую его, и не потому, что боюсь его подвести плохой оценкой, вдруг он неправильно ответит, а скорее боюсь своей реакции на его ответы и его самого немного.

Урок заканчивается – и что? Он уходит, даже не обернувшись, хотя я специально следила за ним: что он будет делать?

Он же за кем-то погнался и даже не обернулся, вот и думай после этого. Что было вчера дома, и что сегодня в школе, и как мне быть в следующий раз. Может, мне все показалось, и я как дура… э… не очень умная репетитор. Я провертелась всю ночь, а он просто по-детски выразил мне свою благодарность, а я уже себе наво… напредставляла невесть что и как.

 

Часть 5. Витоли-Сергей

В этот раз на трудах изучали паровичок, или правильнее – паровики, и любые машины и механизмы, где используется данный паровой двигатель.

Тема была богатая, и даже за одно занятие нам не успели раскрыть ее и половину.

Не то что тогда про мельницы, правда и на дом задание дали. Узнать про истории открытий и что-где-как происходило с именами и датами, в общем, типа «работайте, дети». Это уже нечто вроде предварительного экзамена, кто как умеет искать материал и знакомиться с нужной литературой. Ладно, плавали, знаем. Кстати, здесь пароходы уже есть, есть и парусники, и еще пароходы даже на жидком топливе, правда используют пока сырую нефть без разделения ее на фракции.

Чем мне нравились местные занятия по трудам – это тем, что мы сидели за отдельными большими столами и каждому был на стол положен комплект материалов по теме, для нашего ознакомления и изучения. Это и рисунки паровичков и пароходов, схема работы парового двигателя с рисунками и графиками, прошлый раз так же и с мельницами было.

Когда я прикинул стоимость всего этого рабочего материала, то только присвистнул от удивления. А ведь будет еще институт или столичная наша академия. Сколько же папик платит за мое обучение здесь?

Это же каждому надо, и они, во-первых, портятся со временем, во-вторых, морально устаревают, значит надо постоянно обновлять. Да, надо бы спросить, как это к нам, дворянам, относятся, черт, я уже им… нам даже завидую.

Вспомнилась моя старая школа под Новороссийском. Классы, где ремонт три года не делался, не то что плохо, а совсем никак. Напрягли преподы родителей, половина сдала деньги на ремонт, половина сказала: нечего сдавать и пошли все нафиг. А наглядные пособия? На глобусе только матерные частушки прочитать можно хорошо, потому как каждый месяц их кто-то старательно подновляет, все остальное только угадывается, и в остальном плане пособий то же самое.

Компьютер? Не смешите меня. Есть только клавиатура, да-да, только не смейтесь. Нарисованная на куске картона и с любовью раскрашенная, и вот на нее и жмем. Не знаю, может, сейчас и лучше, но когда я учился, было только такое вот убожище. Здесь пока компов нет, электричество вон только с этого года (здесь используется слово «лета», но, чтобы не морочить голову читателю, будет использоваться русское слово «год»), но если появятся ЭВМ, то клавиатуры, я верю, будут не любовно нарисованные на картоне своим, из дома, фломастером.

Закончились «труды», и перешли снова в основное здание школы, едва успели. Здесь построение уроков немного непривычно, для меня во всяком случае. Четыре урока по 56 минут и три перемены, первая и третья перемены по восемь минут. Это только добежать до зданий, если физкультура или труды, если предметы типа математики и химии, то только сменить учебник на парте или перейти в соседний класс, это рядом.

Используется всего три классных комнаты, идущих подряд. Во всяком случае для нашего класса такой порядок; как для остальных, я еще не вникал. Вроде, выпускной 11 класс, тогда там будет и актовый зал для танцев использоваться, и дуэльная комната, тоже зал весьма приличных размеров. Как-то помогали рабочим, что приносили материалы, мечи, копья и вроде старинных ружей, – уу-у впечатлений у Витоли осталось тогда. Там все серьезно, пока не разобрался, что и как, это все потом только, на следующий год у меня.

Сейчас будет математика. Конкретно сейчас, вроде, алгебра, хотя, как по мне, они особо и не делятся здесь на алгебру и геометрию, а только на практическую и теоретическую части единого учебника приличной толщины.

Вот сейчас по плану теоретическая, я и зову ее «алгебра». На ней и будет эта маразматичка Натали Сергеевна. Я был у нее уже на двух занятиях. Ничего не понимаю – и чего это Витоли назвал ее так грубо. Очень милая женщина, я бы сказал, в самом соку, и вообще 38 лет – не возраст. Да она еще о-го-го, всем молодым фору даст и на свой возраст, точно говорю, не выглядит. Я бы и тридцати не дал, если бы не знал точно ее возраст.

Конечно, это не бутон нераспустившейся розы, как Бригида Петовна, что выглядит как девочка-школьница и носится по школе так же, но в плане, если бы мне сказали выбирать, я с ходу бы ее точно не отмел. Да-да, не отмел, м-да. Она красива именно такой зрелой красотой и поддерживает себя, я же вижу. Хмурится, правда, только довольно часто, но, может, ей это для создания имиджа «строгой училки» как-то нужно. Не думаю я, что она прямо злобная стерва, может, с мужем ей не везет, может, в семье проблемы какие или еще что там, жизнь сложная штука.

Хотя вряд ли. Я слышал, она даже, вроде, родственница нашего императора Владена, дальняя, скорее, конечно, но все же. Раньше преподавала в институте, но ушла сюда, вроде, вслед за своим мужем, вроде. Он здесь то ли инженер, то ли еще как, я не знаю, но заведует всем многочисленным школьным оборудованием. Не в смысле ремонта, а как ответственный, пусть будет завхоз по-нашему.

Занятия начались и решали какое-то квадратное уравнение. Я откровенно плыл. Во-первых, пока перевел местные символы для себя, для хоть какого-то понимания процесса. Потом – пока разобрал принцип решения. Этот чертов Витоли, этот обалдуй, бывший единоправный хозяин тела – он ни черта, оказывается, не знал местную математику. То есть полный ноль, только таблицу умножения и основные названия – и все, как и что решается – вообще никак. Я же говорю, ноль без палочки, и как до десятого-то дотянул, мне совсем непонятно.

И вот меня вызвали. Предыдущие два занятия я проскочил, слава богу… Здесь надо добавлять «Всевышнему» – и когда я привыкну, а то без указания кому не принято говорить, и нехорошо может быть, вплоть до обвинений в ереси.

И выводов, дурак, не сделал. Нет бы хотя бы листнуть учебник, но уперся в историю и географию, хотя то и важнее, но хотя бы листнуть – и вот стою дурак дураком.

На доске система уравнений из двух неизвестных. Это новая тема, но ее уже мусолят вторую декаду, и по идее, ну, Витоли точно должен знать тему или хоть показать примерный план решения такого примера, ага, ага.

Штудирую память реципиента, кажется, даже слышно, как шарики мыслей скрипят у меня в голове, – и пусто. Он ничего не знает, то есть абсолютно. Хорошо хоть расшифровал символы, что и как изображается – непривычно-то как, на мой взгляд. Вроде, вспоминается метод подстановки, ё-моё, уже и сам забыл. Вот я и плавал у доски.

Мне Вихо даже шепнул раз: «Квадрат заводи, квадрат».

Ты смотри, друг, получается – зла не помнит.

Но на него шикнула Натали Сергеевна, и он сдулся.

Причем это, оказывается, не как у нас в школе было: шикнули, и все на этом, а надо встать и сказать: «Я раскаиваюсь, это было неблагородно с моей стороны».

Черт, хорошо, я никому не подсказывал, а то бы влетел – вот как надо, ни в жизнь бы не догадался. Хотя в памяти эта фраза есть, но Витоли ее ни разу не произносил и не использовал. Ибо никому и никогда не подсказывал по причине… Ну, сами знаете, по какой причине.

«Дуб» я по половине предметов как минимум и как только доучился до десятого класса – даже странно становится. То, что я вывел, Натали Сергеевна долго разглядывала и так и эдак, – вывел неверно. В конце концов она прокомментировала мою писанину: «Но в этом что-то есть, – после долгих раздумий, – после уроков подходи в класс, я покажу, как правильно надо».

Вежливо поблагодарил и сел, здесь всегда благодарят за учебу. Даже если и два поставили – и тогда, причем даже больше, чем за девятку. Потому как считается, больше забот доставляют именно плохие и нерадивые ученики.

Урок окончился, и пока я соображал, ждать до двух, пойти перекусить или что делать и почему занятия с Натали Сергеевной только с двух часов, а не сейчас, что делать еще целый час, – пока это размышлял, подошел одноклассник. Быстро прощелкал заемную Витолину память. Зовут его Толини Хоникер, мой, ну, в смысле, Витоли друг, если что, он, оказывается, да не знал я этого.

О, немец что ли – по фамилии прикинул.

Память подсказала: действительно, немец, но уже дано живет на Руси. Обрусился весь, еще, вроде, дед его сюда переселился. Мы с ним считаемся друзья-приятели, всегда играли… вместе и играем и посейчас в одной команде, и еще он должен мне пять злотов, кажется, и вряд ли скоро отдаст, если и вообще отдаст. У него есть девушка. Уже давно, и из этого проистекают все его финансовые проблемы и затруднения.

Она не дворянка, а его родители дворяне и никогда ему не дадут разрешения на нее, даже в качестве любовницы. Но у него есть выход: после совершеннолетия он и спрашивать их не будет. Имеет полное право все делать самостоятельно и как он хочет. Но это долго, даже ему еще долго. Хотя ему уже все 18, но все равно еще три года ему маяться вот в такой семейной неопределенности.

Я ему сочувствую, причем в обоих своих ипостасях. Настоящая любовь восхищает, но иногда просто жалко парня становится: пропадет ведь.

Толини начал с ходу на меня наезжать:

– Витоли, мы, с тобой друзья, но имей совесть. Ладно, в понедельник ты был после болезни. Вторник и четверг у тебя репетиторство, я слышал, но почему ты среду проигнорировал? И если сегодня не придешь, имей в виду, и о тебе придется ставить вопрос, а это серьезно, я тебя прикрывать долго не смогу.

У… я надолго завис, опять теребя заемную память, куда не пришел, почему – не знаю, и что с этим делать.

Память подсказала: после занятий класс собирается еще на так называемое «малое дворянское собрание». Иногда все вместе, иногда раздельно мальчики налево, девочки направо. В зависимости от тематики и обстоятельств, но собираются каждый день, и это для дворян обязательно.

На собрании идет разбор занятий и успеваемости, затем разбор проступков, позорящих честь дворянина, но это, правда, реже. Иногда значимых событий в государстве Руси и мире в целом. Такой своеобразный классный час, и вдобавок каждый день. Собираются на полчаса, редко на больше, чаще даже и на меньше, если ничего не произошло, но собираются все и всегда, кроме больных и отсутствующих по очень важной причине. Такой коллективизм с детских лет, но для поднятия престижа подрастающего поколения, но касается он только нас, то есть дворянского сословия.

В соседнем плебейском крыле никто и никогда не собирается, только иногда, по значимым датам или событиям, как и у нас в мире.

Причина отсутствия кого, если что, потом тоже будет разбираться, вот такие дела.

– Все, – сказал, – иду, извини, я после травмы головы, иногда все забываю».

– Я это и объяснил нашим одноклассникам, но не все верят: смотри если спросят, это и говори, а то меня подведешь, – уточняет уже тише и на ходу Толини.

Причина сегодняшнего собрания не рядовая: был залет нашего одноклассника Нито Валкело и Надиры Доревой из параллельного с нашим класса. Поэтому собрание мало того что было общее для мальчиков и девочек, да еще и совместно для двух классов сразу. Одно хорошо: благодаря этому ничего внутриклассного и не обсуждалось, значит и про меня не спросят, этот Нито удачно залетел, во всех смыслах слова.

Я думал, как здесь решаются такие дела. В суд потащат виновного или еще что-то похожее, и сколько кому чего за это дадут?

Ничего подобного. Потому как оба дворяне и их родители уже составили брачный договор. Он вступит в силу сразу после совершеннолетия обоих, но жить вместе они могут уже сейчас. Договор закрепляет отношения между семьями, пока дети еще несовершеннолетние. Это считается нормально, для дворян, конечно, только нормально. Фактически было не собрание, а такая летучка, довели до сведения, осудили, оправдали. Все крутилось больше не о том, что нехорошо или плохо кто поступил. Вопрос о том, зачем детей делали, когда сами еще не зарабатывают, и что с ребенком делать, когда он родится.

Если девочка, то будет, тогда, им, – О, я делаю круглые глаза.

А вот если пацан, то на кого запишут? – Совсем ничего не понял.

Я сначала опешил даже, не понял юмора ситуации, а потом дошло. Здесь очень не хватает мужчин. Говорят, раза в полтора, но, скорее всего, и больше и все в два раза мужиков меньше, чем женщин.

Просто проблема замалчивается, и сильно, прямо капитально, видимо, замалчивается, не разобрался пока только почему. Вот и сейчас в договоре ни слова про то, что делать будет семья, если родится мальчик. Семья Надиры может и не отдать его, он будет считаться своим для нее по закону империи Руси. Ведь она несовершеннолетняя и значит, все ее пока принадлежит ее же семье, а ее родители могут присвоить ребенка себе. Потому как несовершеннолетние дети здесь прав даже на собственных детей не имеют. Только по достижении 21 года, если родят после, тогда это будет их совместный ребенок и больше ничей, а до этого как решат родители девушки, так и будет, и это без вариантов. Учитывая, что Надира – круг, ну вы поняли, как это круто, а Нито – только линия, как и я вот, значит, он влетает по полной.

Вот такие пироги с котятами. Уложились минут в сорок, а я все переживал, что будем делать и где я проведу этот час до занятий. Ага, еле-еле успел, собрание было в актовом зале на втором этаже и в другом крыле, а здание нашей-моей школы совсем не маленькое, если что.

 

Часть 6. Натали Сергеевна

– Дался ему этот его паровичок, – слегка возмущалась Натали Сергеевна на мужа. – Вот любитель всякого гремящего и лязгающего железа. Да, еще и, как сорока (здесь другая птица и название другое у нее, но блестящее любит – значит, сорока), любит все красивое и блестящее, а мне теперь отдувайся с этим не самым одаренным учеником Витоли Вилесс. Ведь, как смож, на уроке сидит, только про свое боло целый день говорит, и его же гоняет с друзьями, и больше ни в зуб ногой. Родители бегают, бегают, проталкивают сына везде, а он, поганец, и учиться не хочет и не желает. Ведь все в жизни потом пригодится, не как плебей же работать, хотя и поделом ему потом будет.

Вот подписалась на репетиторство, все из-за Гесика моего ненаглядного. Вот хочет свой паровичок разукрасить, а злотов, как всегда, не хватает ему на это, а тут эти Вилессы и расстарались с помощью своей. Толку-то с того не много, думаю, будет, скорее, без толку все это, поздно уже куда-то его учить, раньше думать надо было. Ему с самого начала все надо начинать, а сейчас за четыре месяца вряд ли что успеть, что за десять лет не выучил, а, да что говорить… даже если он будет стараться, все равно не успеть, – сама с собой возмущалась Натали Сергеевна, ожидая прихода подопечного.

Слишком много запущено. Я-то его знаю как, как…, он и за пятый класс не потянет отвечать программу, да он даже квадрат умножения, наверное, не весь знает и помнит, болист несчастный. Родителей его жалко только, знаю я их, ведь тоже не при императоре во дворце служат, а на заводе работают, а там злоты просто ни за что пока никому не дают.

Милорды братья Ватоо, младший Соти и старший Малео, владельцы, зря никому ничего не платят и только на совете деньги из императорской казны выбивают хорошо на военный заказ, а вот отдать своим работникам лишний серебряк и дворянам-специалистам злот подкинуть – уже с большим трудом.

Ладно, я их, родителей Витоли Вилесс, предупредила. Будет стараться, и я со всей душой тогда помогу, а нет, откажусь, и пусть что хотят делают с ним, своим «дарованием», потом сами. Дуракам и лодырям никакое, видимо, дворянское собрание не поможет. Вот явился, ну-с посмотрим на дарование наше, мое… горе.

 

Часть 7. Витоли-Сергей

Новый день, нова… новые обстоятельства.

Лицо Натали Сергеевны мне не понравилось. Таким взглядом смотрят скорее на безнадежно больных. Жалко и помочь не в силах, знаем, лежали, если что. Бодро поздоровался – а что, с хорошим человеком можно и три раза на день поздороваться. Чтобы сразу все прояснить и не пускать пыль в глаза, которой и нет. Решил сразу признаться, что ни черта, по-местному – ни демона, в математике не знаю. Выразился, конечно, по-другому, но смысл от этого совершенно не поменялся.

Я думаю, не большой секрет для Натали Сергеевны открою. Уж про меня она все знает, ну это я думаю. Вряд ли для хорошего учителя знания его ученика являются большим секретом. Всех они видят, только иногда делают вид, что не знают. В том, что Натали Сергеевна – хороший учитель, я не сомневался, что за человек – вопрос уже спорный, а педагог… уу-у строгий, и Витоли подтвердит.

Признался, ей понравилось, покивала, подтвердила, – а что я говорил.

Действительно знает, что я ничего не знаю. Вместе решили, что она задает вопросы, начиная с четвертого класса, а я на них отвечаю или пытаюсь по крайней мере. Это затем, чтобы определиться, где я отстал и как это далеко находится от нашего, моего нынешнего десятого класса.

Потом выработать план, как я буду преодолевать это отставание и как быстро у меня это все пойдет.

На последнем моем предложении ее взгляд стал уже откровенно скептический.

Ну-ну, мы еще посмотрим. Мне бы только адаптировать символы того и этого миров, а то уж больно они разные по написанию по крайней мере, а там я развернусь. По математике у меня ниже четырех никогда не было, у нас на земле, я имею в виду.

Потому как здесь четыре – это просто наша двойка или около того. Вот ее и имел всегда Витоли. Вот парадокс: миры разные, тела были разные, а оценки одинаковые, это шутка.

Все, хорош, сосредотачиваюсь на занятиях, а то привет, мореходка, что в данном мире равно отсроченному смертному приговору, впрочем, ненамного и ненадолго отсроченному.

Начали с таблицы умножения, здесь зовется «квадрат умножения», ну даже не смешно, Пифагору привет.

Я ее отбарабанил, только от зубов отскакивало, чем вызвал удовлетворительный хмык Натали Сергеевны. Дальше больше, примеры с одним неизвестным – да как дважды два, – вот могём, когда хотим, или мо́гем.

Она уже заинтересованно на меня смотрит. Идем дальше, пошли углы, круги, градусы, и я неожиданно для себя поплыл. А куда деваться, у нас 360 в круге градусов, а здесь 256, поняли мою проблему?

Прямой угол – сколько градусов? Думаете, девяносто?

Во-во, и я так сказал по запарке и на автомате и пролетел как фанера.

Потом, правда, пересчитал, поправился и только стал показывать правила расчета и пути решения, у Натали Сергеевны глаза стали расширятся: да-с, растем потихоньку. Дальше небольшой затык минут… секунд опять не 60, а 64 штуки, дались им эти числа, но другой мир не под себя же переделывать, и здесь я обошел проблему, не пересчитывая, а только показывая пути решения и все на этом.

Уже много позже я узнал, почему такие единицы измерения.

Число двенадцать – священное число по числу богов. У этих энерджазинов осталось, а у людей по причине урезания богов или их, скажем, сильно уменьшенного влияния, перешли на десятизначную систему, слава Всевышнему. Правда часы с их двенадцатью дня и столько же часов ночи, а не двадцать четыре, как у нас. Это не приветствуется, и не поймут, только 12 ночи или столько же дня. Углы – так же производные двойки или двойников, зло-добро, день-ночь, он-она, чтобы понятнее было, такая инь-янь земная.

– Слушай, Витоли, а я ведь была о тебе гораздо худшего мнения, даже браться не хотела, – покаялась мне Натали Сергеевна. – Смотри, а у тебя все замечательно получается. По крайне мере седьмой класс мы уже прошли весь. Я рассчитывала, что ты и на шестой класс не вытянешь знаниями, а поди ж ты. Ладно, что дальше делаем? – Уже несколько вопросительно на меня смотрит и с некоторым уважением, пока, правда, сильно небольшим.

Я, если честно, устал и мозгами, и языком молоть, честно, устал, ведь больше часа бу-бу-бу прибавить, разделить, умножить, сколько можно.

Говорю:

– Натали Сергеевна, расскажите лучше вы что-нибудь, а то я устал немного.

Она удивилась:

– Я же тебе и рассказываю все.

– Это не то, – слегка развожу руками, поясняя свою мысль.

– Натали Сергеевна, вы мне о себе лучше расскажите. Мне же интересно, мне говорили, что у вас очень интересная жизнь была, ну, пожалуйста, мне очень интересно, – канючу я, кося под маленького мальчика. Чем-то зацепила меня Натали Сергеевна, и хочется про нее больше узнать. Странно немного это. Уж кто-кто, а Натали Сергеевна никогда Витоли не интересовала, ни в каком виде, разве что во сне и в кошмарах.

 

Часть 8. Натали Сергеевна

Странный мальчик, никогда не замечала его. Да и что замечать пустое место? Ни то ни се ведь, сидит он в классе, не сидит – разницы и нет никакой, и вот это репетиторство.

И что ее подвигло на это? Гесик настоял, да при чем тут ее Гесик, шел бы он берегом, как говорил, бывало, Шарафик, мой Шарафик.

Воспоминания вдруг нахлынули рекой, сплошным потоком смывая годы жизни и наслоения слухов, грязь и дворянской молвы шепотки.

Натали Сергеевна была, именно была, какая же глупая была (это самокритика), это несмотря на то, что она была первый и самый молодой аналитик империи Руси. Всевышний, какая же глупая, может, потому что молодая и неопытная.

История Натали Сергеевны была не простая, а замудренная. Там переплелись и любовь – куда ж без нее для девушки, – и интрига императорского двора, и церковь, и даже боги. Не один бог, который Всевышний и Единый, хм-хм, а именно боги, все двенадцать – сколько их есть. Только тс-с, это уже секрет имперский, не очень и большой в общем, но все же.

Хорошая родословная: сестра ее матери замужем за дядей императора. Не любовница, а именно жена, почувствуйте разницу по нынешним временам. Именно по этой причине вокруг нее вилась половина кавалеров двора, а не по причине ее красоты, как все они говорили ей. Хотя красота была, была, Всевышний побери, и даже сейчас осталась… вроде.

Вон Гесик постоянно ревнует и даже любовницу не завел, говорит: «ты меня тогда бросишь, а я без тебя не могу», дурачок, что с него взять.

В шестнадцать лет Натали уже окончила школу. Проходя за год по два курса, даже в первый класс она не ходила, пойдя сразу в третий. Это для девочки тем более удивительно.

Нет, дискриминации нет никакой, но ведь девочка, цветок, который надо холить и лелеять, до… замужества. Да, цветок или нет, бриллиант чистой воды, как называл ее Шарафик, а остальные – просто бриллиант, и имели в виду в первую очередь не ее красоту, а именно твердость бриллианта.

Меня ничто не могло сломить, даже иерархи церкви, хотя я и по краю всегда ведь ходила. Мне, наверное, единственной в свое время светило взойти на костер за ересь в столице.

Не так часто и горят они в последнее время, – размышляла Натали Сергеевна.

Только в маленьких городках в основном, и то в основном по границе с халифатом. Там еще есть ересь и силы ее подпитывающие, а здесь, в столице, скорей на рудники пошлют или по морю плавать мореходом. Пиратов вон гонять, все больше пользы, а без толку людей жечь – это только для острастки, другой пользы и нет никакой, это она как аналитик, хоть и бывший, точно знает.

Окончив школу, она тут же перешла в институт паровых двигателей и их расчета. За таким малозначащим, хотя и модным тогда названием – как же, паровые двигатели – это наше будущее, это пароходы, паровики или личные паровички, тогда их еще и не было ни у кого. Слишком они капризные были в работе да и громоздкие больно, только на корабли ставить. Вот и она поступила в этот институт и сразу на второй курс. Как-то все вышло, что с первых дней учебы ей пришлось обсчитывать работу парового двигателя на кораблях, когда единолично или совместно с парусной оснасткой.

Вот тогда она и встретила свою первую любовь – Шарафика Мурзинова. Бывшего капитана фрегата, бывшего командира пиратского корабля, захваченного в водах Руси, где он оказался ну чисто случайно. Всю команду, как это и всегда происходит, половину перевешали в силу негодности и невозможности принудить мореходов к работе, а половину, наиболее здоровую и послушную, на рудники отправили, пусть отрабатывают, а Шарафика отправили в столицу, сюда, в институт, консультантом.

Во-первых, умный и по этой причине не стал отказываться делиться секретами халифатских корабелов. Военные Руси не все знали в морском ремесле, при всем восхвалении русинских мореходов и их непревзойденных корабелов. Халифатские корабли все же были и лучше, и быстроходнее тогда, да и сейчас еще неизвестно, кто первый и кто лучше.

Вот и Шарафика отправили сюда, где он, дав естественно клятву полной верности императору Руси, обучал корабелов и придумывал новые формы для увеличения быстроходности и дальности плавания, в общем делился секретами по доброте душевной или еще какой. Хоть и пират, а жить-то хотелось.

Вот там они и познакомились, опытный и битый жизнью капитан пиратов, и пигалица, начинающий аналитик и близкий родственник императора. В то время она уже заканчивала институт и ей часто перепадали вот такие внеплановые лабораторные расчеты. То обсчитать работу парового котла на судне, а то и просчитать демографическую ситуацию в столице да и во всей империи Руси.

Институт-то был многопрофильный. Только слащавые и приторные сыны высших аристократов, милорды, так их растак, считали, что здесь обсчитываются и создаются двигатели для кораблей и паровиков и все. Высшее же начальство из милардов старшего поколения их отцов знало, что здесь, в отдельном крыле, вход только по спецпропускам с обязательной стражей на входе. Что здесь обсчитывают совсем другие паровички, или, скорее, паровики истории, локомотивы прогресса и будущего процветания империи Руси.

Здесь просчитывались на годы и десятилетия планы, какой курс держать, с кем дружить, как жить людям и вот сколько иметь жен и любовниц. Да-да, и это тоже здесь просчитывалось. Как она смеялась, когда на защите диплома ей дали премию за красиво выполненные расчеты парового котла для первого частного паровичка миларда Колизи. Потом, буквально в соседнем крыле через час после сдачи, она крыла последними словами маститых академиков во главе с этим самым милардом Колизи и вместе с церковными иерархами в придачу, дура, за их дела и поступки, идущие во вред империи русинов.

Но это она поняла, к сожалению, много позже, не сильно и много-то.

Доказывая, что одна жена и одна любовница никак не подымет количество мужчин в империи и для стабильного прироста населения и его мужской части в особенности, что нужно как минимум хотя бы еще две жены – или пусть любовницы, как их ни назови, это сути не меняет, мужчина потянет, ему не рожать, – кипятилась она, доказывая свою правоту, – только тогда у страны есть перспективы. Может быть, ей что-то и удалось всколыхнуть в замшелых головах академиков, но против поднялась церковь со жрецами, и диплом вместе с аналитической справкой зарезали или, скорее, отложили в долгий ящик.

То, что она тогда не поднялась на костер, это только благодаря императору, хотя как сказать, что лучше или хуже для нее могло быть. Может, и лучше был бы костер.

То, что она часто помогала в расчетах паровых двигателей для пароходов и поездов, – все это и вынуждало ее находиться среди инженеров и расчетчиков этих самых пароходов, хоть тогда еще очень простых и немножко примитивных.

Вот где тогда и был главным консультантом по кораблям ее Шарафик, для нее тогда Шарафика Мурзинов. Неизвестный, темный лицом и страшный такой и грозный капитан фрегата из самого халифата.

Как-то очень незаметно он из грозного и страшного капитана-пирата стал для нее и просто капитан, а потом и просто Шарафика.

Они часто гуляли в институтском парке. Хотя Шарафика и был уже подданным Руси за былые заслуги, но выход в город ему не рекомендовался без особой нужды. Вот они и гуляли по институтскому закрытому парку, места здесь хватало.

В это же время и император – ничто не чуждо сильным мира сего – почтил с визитом их институт. Как же, ведущий институт, занимающийся передовыми технологиями строительства пароходов и прочих механизмов с паровым двигателем. Почему бы и не посетить императору и закрытое крыло в том числе и в обязательном порядке?

Вот там и встретились император Владен и пигалица Натали Сергеевна, тогда еще просто Натали. Красота сразу сразила их величество, и ей поступило такое ненавязчивое предложение, причем не от самого императора, вряд ли бы она тогда смогла что сделать и ему отказать.

От таких предложений не отказываются, а только от какого-то императорского прихлебателя, что всегда крутятся возле монарших особ.

Вот от одного такого и поступило, что, дескать, пусть она подойдет с высочайшим прошением, и император, может, соблаговолит.

Прихлебатель был послан с юношеским или тем более девичьим максимализмом и… все на этом как бы закончилось.

Вроде бы ничего, но любовь к Шарафику и даже уже чуть заметная беременность и, пока суть да дело, вдруг ставшая просто заметной. Да еще секретный диплом по демографии населения Руси, никак не прибавивший ей любви и среди церковников Единого и поборников старых традиций.

Император Владен, спасибо ему, конечно, не дал ей взойти на костер тогда. То ли помня ее красоту, то ли по каким другим причинам, но из института ее выгнали, и в первый круг, как и центр столицы, если что, с императорской резиденцией вместе и всеми главными зданиями, ей вход отныне был строго воспрещен.

Вот с тех пор она и преподает математику в школе второго круга, вот для таких бездарей. Император же ей отплатил, сразу же по уходу из института, а может, и не император то был, а тот… прихлебатель.

Она еще и в школу не устроилась, а только жила на окраине столицы, снимала квартиру там, как на нее напали местные то ли воры, то ли бандиты. Только, правда, какие-то неправильные, нет бы ограбить и изнасиловать. Беременность не в счет, слишком малый срок, не так и заметно было, и кого она когда останавливала. Но нет, они напали и избили ее только, причем били по животу в основном и немного по ногам. По лицу вообще ни разу не ударили, даже фуфайкой закрыли, чтоб не поцарапалась об мостовую, видимо, сволочи. Хотя тогда она решила, что ее задушить хотели. Потом она думала, что чтобы лиц не увидала их, и только годы спустя догадалась. Чтобы красоту лица не испортить, чтобы жила и мучилась. Ребенка она тогда потеряла, и, самое главное, и способность иметь детей в будущем тоже.

Вот когда она лежала в больнице, тогда и познакомилась со своим будущим мужем. Он, разбойник такой, лежал в очередной раз с переломом ноги, опять где-то с кем-то что-то не поделил на дуэли. Лежала она там долго, он тоже, вот и судьба. Не то чтобы она его любила. Вот он, видимо, ее – да. Так на ее красоту запал, что больше ни о ком и слышать не хотел, даже несмотря на то, что она больше не могла иметь детей.

А она? А что она?

Ничего, конечно, этого она Витоли говорить не стала. Мал он еще слишком для таких сложных и неприглядных жизненных историй. Да и нельзя, если что, все это говорить, а вот про Шарафика можно и сказать.

Почему бы и нет? – Она мстительно чему-то улыбнулась про себя.

 

Часть 9. Витоли-Сергей

Сначала я думал, откажется. Кто я для нее, и кто она, сопляк и пожившая женщина, хоть и красивая, чертовка, и выглядит явно не на свой возраст, это любой из одноклассников скажет.

Но нет, не отказалась, странно. Рассказала про свою любовь первую. Какого-то моряка, или по-местному морехода, но это не суть важно, привыкну как-нибудь. Да еще и иностранца, как оказалось, с соседнего государства халифат. Ничего себе, какие скелеты у нашей математички в шкафу лежат. Ведь мы не очень дружны с этим государством, если не сказать больше. Правда, может, раньше лучше были наши отношения.

Весь рассказ ее зан ял довольно много времени. Рассказ часто смещался на подробности кораблей и места, где бывал и служил ее Шарафик, когда был капитаном корабля.

Натали Сергеевна сидела за кафедрой, а я стоял, как и стоял до этого, около нее и соответственно около доски, где перед этим и отвечал.

То, что она рассказывала, я чувствовал, было немного или скорее много адаптировано для моего детского, как она считала, ума.

Много было недосказанного и просто скрытого. Ну, я и не хотел много знать об этой их и ее истории. Мне больше нравился внутренний мир самой Натали Сергеевны, как она видит нас, школьников, меня, например. Как устроилась в жизни, как живет здесь и сейчас?

Ведь любая информация сейчас для меня – как новый мир для только народившегося ребенка. Потому как Витоли не великий кладезь информации, если не сказать хуже. Здесь же сведения из самого дворца и из первых рук, можно сказать, а они никогда лишними мне не будут.

Да и нравиться мне она что-то начинает, э-м, м-да, дела, однако, сам не ожидал.

Пока она говорила, я незаметно взял ее за руку. Она лежала безвольно и, считай, бесхозно на кафедре. Стал потихоньку нежно гладить ее пальцы, а когда она закончила говорить, взял и поцеловал их. Ну захотелось вдруг, что тут сказать могу на это, сам не ожидал от себя такого поступка.

Она внезапно нахмурилась и почти вырвала у меня ру к у.

– Что вы себе позволяете, молодой человек? – это ее первые гневные слова.

Я сам, не совсем понимая, говорю:

– Натали Сергеевна, вы как чистый бриллиант. Я вами восхищаюсь и просто хотел выразить вам, вам… свое восхищение. Простите, если что не так что-то сказал и сделал, – и кланяюсь.

Здесь небольшое отступление: поклоны, как ни странно, здесь не принято бить. Вернее, они есть, конечно, кто не любит преклонения, но это, скорее, к жрецам или монахам больше и в светской жизни как бы не используется или вот так, как максимальное уважение, что ли.

Она, вроде, успокоилась и спрашивает:

– А своим одноклассницам ты не пробовал выразить таким способом свое восхищение? – улыбается, но скорей немного натянуто пока.

Это на что она намекает? Ладно, поиграем.

В ответ ей:

– Понимаете, бриллиант, пусть и с родословной или тем более с родословной, всегда выиграет у стекла, каким бы новым это стекло ни было.

Хм, это же надо, как я завернул, – бриллиант и с родословной – и не подкопаешься, если что, хотя правду сказать, экспромт это, чистой воды мой экспромт.

 

Часть 10. Натали Сергеевна

Пока он слушал ее открыв рот, Натали Сергеевна наблюдала:

А ведь совсем еще мальчишка, – привычно складывал ее мозг свой пасьянс, отслеживая реакцию чувств и действий слушателя. Рассказывать сначала не хотелось совсем. Зачем бередить раны, но потом решила, почему бы и нет. Тем более, нет уже Шарафика, пять лет как нет его. Вот такая она, жизнь, можно уже и выговориться хоть кому-нибудь. В процессе повествования приходилось заниматься тем, чем она давно не занималась: анализом – что сказать, что не сказать случайно, как преподнести это, и поэтому не сразу заметила, что кто-то гладит ее руку. Причем гладит аккуратно, нежно перебирая пальчики, будя старые воспоминания и подымая глубинные чувства, которые, как ей казалось, уже скрылись у нее и от нее навсегда.

Особенно ее возмутил, хотя и сильно всколыхнул, как раз окончательный поцелуй ее руки. Слишком резко это напомнило ей, почти интимно…

Что ты себе позволяешь, как ты смеешь, наглец? Она чуть не кричала от возмущения, а еще больше от нахлынувших чувств и своих похороненных под годами минувшего воспоминаний.

Этот же мальчик, вместо того чтобы извиниться или убежать – что она, кстати, и думала, он как раз и сделает, – стал ей рассказывать, как он восхищается ею, что она как бриллиант.

Бриллиант чистой воды – так называл ее только он, Шарафик, ее Шарафика.

Это же надо, какое совпадение и какой глазастый молодой человек.

Когда же она намекнула, что вокруг довольно много молодых камешков для его цветника, он вдруг стал пространно рассуждать. Зачем ему новое стекло, если есть такой бриллиант, да еще и с родословной. Вот как на него обижаться после этого?

Но она бы не была аналитиком, если бы не понимала: эта история просто так не кончится и добром она для нее тоже не кончится.

Кто она? Опальная первая красавица империи, хм-м, пусть и бывшая, и он сын мелкого дворянина без всякой там хоть какой-то путной родословной.

А она? Бриллиант с родословной?

Надо же. И что этому бриллианту с родословной надо сейчас делать? Выгнать и забыть – вроде не за что. Отказаться от репетиторства – деньги уплачены, договор заключен, все этот Гесик. Где он взялся со своим паровичком, что нам денег не хватало. Я бы ему дала, есть у меня деньги, если что.

Нет, вот сейчас как быть? Прогнать нельзя, и отказаться нет, вроде бы, причины. Он, этот Витоли, оказался умней, чем я думала. Даже стало казаться, что, может, он специально придуривался. Чтобы специально наняться ко мне в репетируемые, но это он сильно, очень сильно играл. Такого не могут и артисты императорского театра сыграть, а уж просчитать, что родители наймут именно меня… Хотя он мог попросить их нанять меня, говоря им, что я лучше всех.

О боги, помогите разобраться, что мне делать!

Вот стоит, в рот заглядывает, прям мальчик-одуванчик.

– Ну что, может, хватит на сегодня, Витоли? – говорю ему скорее просительно, чем требовательно.

– Как скажете, Натали Сергеевна, или, может, просто Натали… – и стоит улыбается.

– Иди уже, чудо молодое, да больно раннее, – говорю, осуждающе качая головой.

Уходит улыбается и на прощанье опять говорит:

– До свиданья, Натали… – и не продолжает. Вот проказник – и как на таких маленьких обижаться, что теперь мне с ним делать?

Эх, совсем ты еще, оказывается, девочка, Натали, вот как поманили шоколадкой, погладили, руку поце… и как годы сбросила. Как молодая козочка поскакала, а ведь как обжигалась…

Все, решено, никакого флирта в следующий раз, только учеба и только получение знаний. Ты смотри, ишь понимаешь, будет он мне тут зубы заговаривать. Мал еще слишком, вон одноклассницам своим пусть голову морочит, сколько хочет. Пусть с ними что-то делает и называет, как хочет, других…

 

Часть 11. Витоли-Сергей

Уходя, я радовался, как ребенок, кем я, кхм, в сущности сейчас и являлся. А что, все получилось, и даже проще, чем я думал… и тем неожиданнее.

Она, жаждущая любви и нежности и, скорее всего, не получающая давно всего этого. Вот озлобилась на весь мир, и нам, ученикам, от этого всего крепко перепадает. А вот переговоришь с ней, и видно же, как раскрывается человек, как распускается роза. Ведь действительно бриллиант твердый, крепкий, но красивый черт, черт. Бриллиант с родословной – вот это я завернул, но ей понравилось, точно понравилось, я почувствовал это, как-то шестым или каким там по счету чувством.

Ладно, поживем, посмотрим. Завтра суббота, ага, это там, где-то далеко-далеко, суббота, а здесь ничем не примечательный день недели, декады, едва перевалившей за свою половину.

Новый год, или лета 2456 от исхода. 7544 от сотворения, или 101 год начала новой эры имени Всевышнего. Выбирайте на вкус, как считать. Хорошо хоть, местные не заморочили с началом летоисчисления и все эти годы начинаются в первый день окончания зимнего солнцестояния.

Правда дальше пересчет уже без калькулятора в принципе не возможен, а его и нет. Есть, правда, какие-то пересчетные таблицы монаха Фуко. Почему так? Раньше, вроде, было двенадцать месяцев, почти как у нас, только дней в каждом было ровно 35, во всех, кроме последнего. Там было всего 15 и раз в восемь лет добавлялся шестнадцатый, високосный день, однако. Но астрономы с местными теологами посовещались и перешли на десятичную меру счета. С тех пор стало десять месяцев в году и ровно по сорок дней, и каждый восьмой год добавляется один день в зимнее солнцестояние, но он никак не считается и считается просто выходным от всего.

Такой всеобщий день безделья, в этот день никому нельзя работать – почему не знаю, шабат своего рода. Здесь раньше было двенадцать богов, а остался один Единый или Всевышний. То ли новый бог, то ли их всех бывший глава – непонятно мне пока все это, а Витоли и вовсе не в курсе совсем, неинтересно ему было это изучать.

Я откуда знаю? Да листнул слегка историю «древнего мира» и пару интересных таблиц глянул, а там мелким почерком. Вот кое-что и знаю теперь про местное летоисчисление и все связанное с ним.

Главное, что вера здесь не показная. Все действительно верят, и без дураков, но есть в этом какая-то неприятная и страшная, как по мне, тайна. Вроде, все знают ее, но никто не говорит вслух, потому как костры горят регулярно. Здесь, в столице, уже давно не было, а на окраинах, я слышал, в прошлом году в конце, даже в газете писали об этом. Я еще не застал тогда, но родители говорили между собой, когда думали, что я уже, в смысле Витоли, еще спит.

В библиотеке это все можно узнать, вроде как, но это вскользь, ничего и не поймешь толком. А специальную литературу в школе не держат, только в городской библиотеке и только совершеннолетним, и я как понимаю, если кто ее берет, то и его берут на заметку, а оно мне надо – так палиться?

Все это не то, а вот какой-то подарок Натали без всяких Сергеевна, молода она еще для Натали Сергеевны, как для меня тамошнего. Хотя на уроке – там да, должно быть все строго, это я понимаю, чай, не ребенок, хоть и выгляжу.

Вон как эта Бригида Петовна Дложди, молоденькая учительница моя по языку руси, боялась, что я ляпну что-нибудь этакое, не подумавши. Хотя в ее случае ничего страшного и не было бы, чуть посплетничали бы немного и все на этом. Даже со школы, возможно, и не выгнали бы, потому как она не замужем, и я тем более, совершенно свободен.

А вот с Натали Сергеевной – совсем другой разговор будет, и буду виноват уже не я. Потому надо быть очень осторожным, чтобы не подвести другого, другую… Потому как я ей жизнь могу сломать, а я не хочу этого, и очень, очень не хочу, и жалко мне ее. Да и, главное, нравится она мне, как ни крути, хм, странно это все.

Молчи, осознание, маразматичка. – Сам ты дурак молодой, а она красивая женщина, очень красивая. Дошел уже, со своим вторым эго или осознанием, как-то так, вот сам с собой спорю, короче. На земле точно сказали бы – шизофрения, а здесь и ничего, как будто и надо. Да и удобно, заместо Интернета и библиотеки использую, и быстро, и с собой не таскать ни книги, ни компьютера. Правда литературки на полках маловато будет, по делу, там, полистать, и она местами очень специфична и зияет такими пробелами, но на безрыбье…