Дарья Салтыкова и Николай Тютчев

Образ тирана и деспота у многих ассоциируется только с грубым лицом мужского пола, но история знает немало примеров, когда кошмарные преступления или неблагородные поступки совершались именно теми, кого называют нежными женскими именами…

Та, которую родители назвали ласковым именем Даша, родилась в 1730 году в семье столбовых русских дворян. Детство девочки не было омрачено ничем, что привело бы к таким поистине чудовищным преступлениям, совершенным Дарьей Ивановой, по мужу Салтыковой, когда она получила в безраздельное владение живые человеческие души…

Дарья удачно вышла замуж за родовитого Глеба Салтыкова, и те, кто знал ее не вдовой, а счастливой женой, не припоминали, чтобы Дарья Николаевна поднимала на прислугу руку. Однако характер молодой женщины изменился в одночасье – в двадцать шесть лет она осталась вдовой, а в ее усадьбе и городском доме стали происходить страшные вещи!

Молодая привлекательная вдова с двумя детьми в тогдашней России не была чем-то исключительным: такие женщины обычно легко находили новых мужей и отцов своим сиротам. Тем более что после смерти мужа Дарья Салтыкова оказалась более чем обеспеченной: ее имущество составляли дома и поместья и более шестисот крепостных душ – приданое немалое и завидное.

Офицера Николая Тютчева, деда знаменитого русского поэта Федора Тютчева, приданое Дарьи Салтыковой интересовало меньше всего. Ему нравилась сама молодая вдова с хорошими манерами, показавшаяся Николаю несколько экстравагантной, но чувствительной натурой. Познакомились они случайно, когда на охоте в лесу Тютчев невзначай нарушил границу соседнего владения. Разгневанная барыня приказала привести нарушителя пред свои ясные очи.

Далее события развивались как в женском романе, герои которого живут в Средневековье: Дарья приказала заточить дерзкого охотника в подвал собственного дома. Уже тогда та, которая получила в народе страшное прозвище Салтычиха, издевалась над домашней прислугой с особо изощренным садизмом. Молодые девушки в ее владениях говорили, что лучше повеситься, чем попасть в горничные к молодой вдове.

Салтычиха обливала своих жертв водой на морозе, загоняла голыми в прорубь, жгла лица прислуги утюгом, могла плеснуть кипятком в глаза или сжечь горящим поленом волосы. Часто она собственноручно вырывала жертве на голове все волосы, а уши сжигала щипцами для завивки. Она избивала в основном женщин: любым предметом, попадавшим ей в руки, цепляясь за малейшую оплошность в стирке или мытье полов. После наказания лично хозяйкой провинившуюся затем пороли на конюшне, порой до смерти, а Дарья Салтыкова наблюдала за этим.

Вот к этой-то Салтычихе и попал в подпол бравый секунд-майор, не подозревая еще, где находится. По нескольку раз в день вдова спускалась в подвал, издеваясь над своим пленником и одновременно испытывая к нему жгучую страсть. Однажды Тютчев не выдержал и сделал то, чего не позволил бы себе ни с кем другим – несколько раз ударил свою мучительницу. Однако та не разозлилась еще больше, а… выпустила его из темницы, пригласив прямиком в свою опочивальню!

Тютчев и Салтыкова стали любовниками. Поскольку их имения находились по соседству, они частенько наведывались в гости друг к другу, предаваясь плотским утехам. Но просто связи Дарье Салтыковой было мало – она мечтала о законном браке. Тютчев поначалу даже думал сделать пылкой вдове предложение, но затем стал замечать все больше странностей в ее поведении. То, что он принимал за некие оригинальные любовные игры, в действительности оказалось страшным кошмаром. Горничные с обожженными лицами, пропавшие без вести крестьяне… И когда майор случайно узнал малую часть правды о своей любовнице, у него буквально волосы встали дыбом.

Дарья Салтыкова, садистка, вошедшая во вкус, не могла так просто отпустить любовника. По ее приказу Тютчева подстерегли, схватили и снова посадили в подвал, однако он сумел освободиться и бежал в столицу, подальше от кровожадной вдовы.

Через некоторое время Тютчев женился на молодой и тихой девушке – небогатой Пелагее Панютиной. Салтыкову эта новость привела в неописуемую ярость, и она приказала своим крепостным поджечь дом неверного любовника. Для этих целей она выдала подневольным поджигателям все потребное: серу, паклю и большое количество пороха. Однако крепостные испугались совершать душегубство, и Тютчев, предупрежденный ими, вместе с молодой женой бежал в свое орловское имение. Взбешенная садистка устроила засаду на дороге, по которой должны были проехать молодожены, рассчитывая поймать и убить обоих.

К счастью для Николая Тютчева и его жены, они благополучно избежали рук Салтычихи, но та, обозленная еще более прежнего, принялась вымещать бешенство на ни в чем не повинных крепостных девушках и женщинах, особо выбирая беременных и невест, которые в ближайшее время должны были выйти замуж. Крестьяне сбегали из ее владений, но подкупленные вдовой чиновники возвращали их владелице, не обращая внимания ни на жалобы, ни на следы побоев и истязаний.

Конец деятельности серийной убийцы и извращенной садистки положила сама Екатерина Великая, к тому времени взошедшая на престол. Двоим крестьянам, жен которых Салтычиха собственноручно убила, Савелию Мартынову и Ермолаю Ильину, удалось практически невозможное – они подали жалобу на садистку, минуя все чиновничьи инстанции, в карету самой императрице! По приказу Екатерины вдову взяли под арест и препроводили в каземат. Следствие по делу Дарьи Салтыковой продолжалось шесть лет. Было установлено, что подозрительной смертью погибли около ста тридцати восьми человек из подвластных ей шестисот крестьян, а семьдесят пять были собственноручно убиты помещицей!

Суд над дворянкой высокого рода был показательным – Екатерина хотела, чтобы и народ, и чиновники, погрязшие во взятках, видели, что правосудие невозможно подкупить. Однако даже сенат не мог решиться вынести приговор дворянке, и тогда это сделала сама Екатерина. Салтыкову лишили дворянского звания и всех привилегий и пожизненно заточили в подземную монастырскую темницу. Ей не разрешалось ни с кем разговаривать, она также была вынуждена сидеть в полной темноте. Перед заточением Салтыкову приковали к позорному столбу на площади, выставив над ней надпись «Мучительница и душегубица».

Жестокая убийца провела в подземном узилище одиннадцать лет, после чего ее разрешили перевести в каменную пристройку к храму с небольшим окном. Посетители храма могли видеть ее лицо и даже разговаривать с ней, однако так и не раскаявшаяся до конца своих дней преступница ругалась и плевала на любопытных через решетку. Все это время высочайшим наказом императрицы она была лишена еще и самого сокровенного: Дарью Салтыкову во всех документах «приказано было именовать мущщиною», потому что совершить все эти тяжкие преступления и называться после этого женщиной она попросту не имела права…

 

Анна Лопухина и Павел I

Это только в сказках о Красавице и Чудовище последнее оказывается прекрасным заколдованным принцем, добрым и умным. И они женятся и живут в счастье и радости все оставшиеся годы. В жизни же все намного сложнее. А порой и печальнее…

Портрет императора Павла I. С. Щукин

Император Павел I, сын Петра II и Екатерины Великой, вырос при дворе своей бабки Елизаветы Петровны и с раннего детства привык никому не доверять, сомневаться в правдивости слов самых близких людей. Ну, а как могло быть иначе, если и Елизавета, свергшая с престола свою предшественницу Анну Иоанновну, и его мать, Екатерина, находившаяся в постоянных распрях с его отцом, погибшим при невыясненных обстоятельствах, а попросту также вовремя удаленного с пути к трону, – все они жили как пауки в банке, готовые сожрать друг друга в подходящий момент…

От своего отца, Петра, Павел унаследовал не только неказистую внешность, но и недостатки характера, в том числе увлечение военной муштрой и играми в ущерб занятиям науками и искусствами. Однако необразованным человеком Павла не назвал бы никто: он владел латынью, французским и немецким языками. Из тех многих предметов, которым его обучали, Павел предпочитал математику, любил читать, хотя и не был достаточно усидчив, чтобы овладеть какой-либо наукой в совершенстве.

Жену для цесаревича выбрали сообразно династическим предпочтениям, но, так же как и у его отца и Екатерины, личная жизнь Павла и Вильгельмины Гессен-Дармштадтской не сложилась. Жена почти открыто изменяла мужу с графом Алексеем Разумовским, а через два с половиной года после венчания умерла при родах. Откровенно говоря, Павел не слишком горевал и в том же году обзавелся новой супругой, Софией-Доротеей Вюртембергской, которая, перейдя в православие, стала именоваться Марией Федоровной.

Павел был настолько неказист и нехорош собой, что за глаза его называли «самый некрасивый человек империи». Однако надежды возлагались на то, что статная и дородная Мария Федоровна «улучшит породу» и будущие наследники российского престола будут иметь более презентабельную внешность.

За деторождением дело не стало: всего Мария Федоровна произвела на свет десять детей. Однако кроме того, что обычно происходит между людьми в спальне, более близких отношений, тех, что называют духовными, у Павла с женой не сложилось. А когда Павел узнал о том, что жена участвовала в заговоре его матери, Екатерины, целью которого было возвести на престол его сына Александра, минуя его самого, резко охладел к жене и не простил ее до самой смерти.

Супруги разъехались: Павел выбрал для своего проживания Гатчину, где его фавориткой на долгие двадцать лет стала Екатерина Нелидова. Это была женщина крайне некрасивая, как и сам Павел, но умная и тактичная, и с ней, кроме любовных, Павел смог выстроить вполне дружеские отношения, основанные на доверии. Кроме того, Нелидова обладала и дипломатическими талантами – она также смогла войти в доверие и к Марии Федоровне, особе ревнивой и склонной к истерикам.

Характер же самого Павла с возрастом приобретал все более эксцентрические черты: он был подозрителен, неуравновешен, резок, самолюбив и нетерпим. Кроме того, нового венценосца стали преследовать непонятные видения, призраки и предчувствие собственной смерти – под влиянием все нарастающей паники он перестал допускать к своей персоне даже друзей!

Когда Павел влюбился в юную красавицу Анну Лопухину, старую фаворитку, Екатерину Нелидову, отношения императора с которой давно переросли в дружески-платонические, отослали от двора. Павлу, который подозревал всех и каждого, казалось, что Нелидова вступила в сговор с императрицей Марией Федоровной, но обе эти женщины просто старались объединиться на благо его самого! И Нелидова, и императрица стремились облегчить жизнь Павла всеми доступными способами. Однако император не внял голосу разума, и Нелидову сослали в замок Лоде.

Павел заметил юную красавицу на балу в Лефортово, но историки считают, что встреча императора с новой фавориткой была тонко подстроена недоброжелателями Марии Федоровны – Растопчиным и Кутайсовым. Граф Растопчин указал на двадцатидвухлетнюю Лопухину и шепнул на ухо императору, что эта девица так долго не выходит замуж единственно оттого, что в сердце ее пылает неугасимая страсть к Павлу. Таким образом, участь Анны была предрешена – Павел был заинтригован, а спустя самое короткое время и сам загорелся страстью к девице Лопухиной.

Собственно, Анне не оставалось выбора: в случае ее отказа вся семья Лопухиных, как объявил ее отцу всесильный фаворит царя Иван Кутайсов, будет сослана в Сибирь. Именно через Лопухину приближенные Павла намеревались проводить собственную политику и влиять на императора.

Анна приблизилась к трону, а ее отец получил титул светлейшего князя. Хотя не все вышло гладко: императрица, отличавшаяся болезненной ревностью, вызвала мужа на откровенный разговор касательно его отношений с Лопухиной. Мария Федоровна хитростью и притворной лаской выпытала у Павла подробности романа, а затем написала Анне грубое письмо, полное оскорблений и угроз физической расправы с соперницей. Однако случилось непредвиденное: письмо не было доставлено адресатке, зато попало в руки самого императора! Гнев его был ужасен: он перестал общаться с императрицей и полностью вычеркнул ее из своей жизни.

Порвав с женой, Павел с болезненной страстью привязался к новой фаворитке. Анна была назначена камер-фрейлиной, а ее отец – советником императора. Лопухина переехала в маленький особняк в Павловске, куда каждый вечер император приходил как в свой собственный семейный дом. Нужно отдать должное Анне – та по-своему симпатизировала Павлу и могла часами терпеливо выслушивать откровения царя. Постепенно она стала понимать его страхи и чувства и их отношения наконец-то стали походить на настоящую дружбу.

Несмотря на всю близость к трону, Анна Лопухина не пользовалась теми привилегиями, которые могла без труда заполучить. Она не участвовала в дворцовых интригах, не выпрашивала ни крепостных, ни дорогих украшений, и за это Павел стал ценить ее еще больше.

Как пара Анна и Павел представляли собой разительный контраст: он – маленький, сухой, нервный тип с водянистыми глазками, поразительно некрасивый, если не сказать – безобразный, и она – статная черноволосая красавица с огромными карими глазами и белоснежной фарфоровой кожей… Однако именно с Анной, несмотря на все несоответствия в характерах и внешности, Павел стал намного спокойнее и тише. Он почти вернулся к нормальной жизни, и призраки смерти больше не преследовали его.

Император возвратился к излюбленным занятиям – военному делу и строительству, и в центре Петербурга в честь его рыцарских отношений с Лопухиной был возведен Михайловский замок, который по иронии судьбы станет его последним прибежищем. Во славу Анны влюбленный Павел называл корабли, и полки обретали знамена с ее именем. Также Анна стала первой женщиной, получившей Мальтийский орден.

Однажды, в минуту откровений, Анна в слезах призналась Павлу, что любит другого. Вспыльчивый и эксцентричный самодержец поступил с дамой своего сердца вполне по-рыцарски: он вызвал предмет любви Лопухиной, Павла Гагарина, из Италии, где тот состоял на дипломатической службе, и, наградив последнего орденами и титулами, выдал за него Анну.

Этот поступок того, кого все окружающие и народ российский считали жестокосердным тираном, буквально потряс придворных, однако изменить мнение двора об императоре как о самодуре и психопате все же не смог. Вскоре Павел был свергнут с престола в результате дворцового переворота и убит в том самом Михайловском замке, который возвел в честь своей последней любви.

Анна не была счастлива в браке – ее отношения с Гагариным омрачались постоянными упреками мужа о связи с «этим чудовищем». Молодая красавица княгиня Гагарина умерла, рожая своего первенца. Она пережила убитого императора всего на четыре года…

 

Наталья Пушкина и Михаил Дубельт

Наталья Александровна Пушкина родилась незадолго до гибели своего знаменитого отца. Когда поэт был убит на дуэли, его младшей дочери, которую в семье все называли Ташей, было всего восемь месяцев. Девочка выросла вдали от столиц и царского двора, принесшего столько горя ее родителям, в имении матери, урожденной Гончаровой, под Калугой. Там и прошло ее детство до восьми лет.

Наталья Пушкина. И. Макаров

Вдова Пушкина носила траур по мужу гораздо дольше положенного срока, но через восемь лет после гибели мужа все же отдала свою руку и сердце генералу Ланскому – человеку достойному во всех отношениях. На бракосочетании Пушкиной и Ланского присутствовал и его подчиненный – юный граф Николай Орлов. Однако сказать «присутствовал» будет неверно: поскольку венчание происходило в очень тесном кругу, а увидеть избранницу своего командира Орлову очень хотелось, он залез на колокольню. Когда молодые шли к венцу, граф неосторожно задел большой колокол и тем выдал свои намерения.

Над свадебным курьезом долго потешались в семье Пушкиных-Ланских, а Николай Орлов зачастил с визитами. Однако его привлекала не вдова Пушкина, славившаяся изысканной красотой, не увядавшей с годами, а ее бойкая дочь с раскосыми глазами, обещавшая также вырасти красавицей.

Обещания судьбы сбылись – и красота Таши, не соответствующая классическим канонам, но от этого еще более поразительная, не оставляла равнодушным никого, хоть раз взглянувшего на эту девушку. По воспоминаниям современника, знаменитого романиста М. Загоскина, Наталья Пушкина была «высокого роста, чрезвычайно стройная, с великолепными плечами и замечательною белизною лица, сияла каким-то ослепительным блеском. Несмотря на малоправильные черты лица, напоминавшего африканский тип ее знаменитого отца, она могла называться совершенной красавицей».

Натали Пушкина была не только «совершенной красавицей» – она также была умна, хорошо воспитана и обладала тем же природным магнетизмом, что и ее родители, легко завоевывала сердца поклонников. Однако ее собственное сердце уже было отдано – Николаю Орлову. И, когда Натали исполнилось шестнадцать, а ему двадцать четыре, граф вознамерился просить руки возлюбленной.

Отцом Николая Орлова был не кто иной, как глава Третьего отделения и шеф жандармов, и для него та, кого хотел посватать его сын, была всего лишь дочерью опального поэта, к тому же умершего малопочтенной смертью дуэлянта. Все это попахивало светским скандалом, и отец категорически восстал против выбора сына.

Таша изо всех сил старалась скрыть, что ее сердце было разбито. Она намеренно стала отдавать предпочтение самому видному из своих кавалеров, Михаилу Дубельту, по иронии судьбы также имевшему отношение к Третьему отделению и также по линии отца, который был подчиненным Орлова.

Несмотря на то что и мать, и отчим, которому далеко не безразлична была судьба падчерицы, отговаривали ее от поспешного решения, Натали приняла предложение руки и сердца от Михаила Дубельта, более того, торопила родителей быстрее назначить день свадьбы. И генерал Ланской, и его жена прекрасно видели, что Дубельт, мот и повеса, имеющий к тому же нездоровое пристрастие к картам. Пушкины-Ланские всеми силами старались оттянуть день венчания, но через год под напором Натали с одной стороны и влюбленного до умопомрачения Дубельта с другой все же сдались.

Михаил Дубельт был, несомненно, умен и обладал другими достоинствами, но все это перечеркивали его бешеный нрав, поистине патологическая ревность и такая же нездоровая тяга к азартным играм. Выйдя замуж за этого человека, Натали Пушкина очень быстро поняла, какую огромную ошибку совершила. Однако сделанного было не воротить – нужно было жить семейной жизнью, которая с каждым годом становилась ей все более в тягость. Муж быстро спустил все ее приданое – двадцать восемь тысяч рублей, деньги по тем временам огромные.

Живя в столице, чета Дубельтов не могла не выезжать в свет, но каждый такой выезд оборачивался тем, что Михаил, приревновав жену, устраивал дома жуткие сцены и бил ее! Доходило до того, что Натали была вынуждена прятать неделями не сходящие с ее прекрасного лица синяки под густой вуалью и носить полностью закрытые платья, скрывая следы «страстной любви» своего мужа.

Бедная женщина не могла ни покинуть того, с кем была обвенчана, ни уклониться от супружеских обязанностей: за годы жизни с Дубельтом Натали родила троих детей. Все обязанности по ведению большого дома также лежали на ее хрупких плечах. Однажды, когда она танцевала на балу с принцем Николаем Вильгельмом Нассауским и тот не смог скрыть своего увлечения ее красотой и умом, муж избил ее особенно сильно. Он повалил Натали на пол и стал топтать ногами, исступленно выкрикивая: «Вот для меня цена твоей красоты!» На прекрасном теле Таши Пушкиной навсегда остались следы от шпор Дубельта – словно клеймо рабыни, навеки прикованной к кровожадному чудовищу…

Дубельт так отвратительно обращался с женой, что слухи о его бесчинствах достигли ушей самого императора Александра II! Самодержец не стал церемониться с дебоширом и отправил Дубельта в отставку. Натали с детьми, пользуясь благоприятным моментом и растерянностью мужа, сбежала в Венгрию, в имение родной сестры своей матери, бывшей замужем за бароном Фризенгофом. Однако ее бегство вскоре было раскрыто, и вслед за женой туда явился сам Дубельт, угрожая беглянке расправой и бракоразводным процессом.

Натали оставила детей на попечение матери и тетки, а сама уехала за границу, пытаясь запутать следы. Она твердо решила, что больше не вернется под кров своего чудовищного мужа! Начались бесконечные переезды с места на место: Швейцария, Италия, Австрия, Франция, Германия… Судьбе было угодно, чтобы в своих скитаниях по городам и странам Натали встретила того, кто не мог забыть ее все эти годы. Да она и сама порой вспоминала тот вальс, который они танцевали на балу, как некую прекрасную грезу. И теперь за то, чтобы вернуть свою свободу, она, казалось, могла бы отдать все на свете…

Однако жертвовать всем пришлось скорее ему, а не ей: принц Нассауский Николай Вильгельм предложил Натали руку и сердце. Но для того, чтобы жениться на ней, разведенной женщине с тремя детьми, к тому же иностранке и не знатного происхождения, ему пришлось отказаться от права наследовать престол!

После венчания, в 1867 году, родственники Николая выхлопотали для Натали титул графини Меренберг, и именно под этим именем она вошла в историю аристократических семей Европы.

Второй брак Натали Пушкиной был на редкость гармоничным. Супруги прожили в мире и согласии много лет. Натали родила Николаю Вильгельму сына и двух дочерей, одна из которых станет морганатической супругой великого князя Михаила Романова. А прапраправнучка Пушкина герцогиня Вестминстерская, которую также зовут Натали, – крестная мать принца Чарльза, наследника Британской короны. Поистине, прав был поэт, написавший и такие строки, как «водились Пушкины с царями»!

В доме графини Меренберг, славящемся своим гостеприимством, собирались литераторы, музыканты, философы. Натали с удовольствием проводила время как в светских беседах, так и в саду, цветы которого любили прикосновение ее нежных рук. Сказать спасибо дочери Пушкина также должны все те, кому небезразлично наследие великого поэта: именно Натали сохранила драгоценнейшую часть архива – письма своего отца к матери, Наталье Гончаровой.

После смерти любимого мужа Натали узнала, что по законам им не полагается лежать на кладбище рядом. Она завещала развеять свой пепел над могилой мужа, что и было сделано, и от той, чья романтическая история любви, пожалуй, заслуживала бы не главы, а отдельной книги, не осталось ничего – ни креста, ни обелиска… Лишь память, да еще портреты, с которых она глядит нежно и лукаво – та, которую называли смешным детским именем Таша…

 

Камилла Клодель и Огюст Роден

Его жизнь была неотделима от искусства. Будучи еще ребенком, Огюст Роден не проявлял интереса ни к чему, кроме рисования и скульптуры. Также, став взрослым и пройдя тернистый путь от скульптора-новатора до признанного мэтра и основателя направления современной скульптуры, он не интересовался практически ничем, кроме бесконечного, изматывающего труда. Женщины в его жизни, разумеется, были, но ладить с этим сложным человеком им было непросто. Тем более непросто было любить его…

Огюст Роден

Огюст Роден родился в 1840 году в семье мелкого чиновника. Как уже говорилось выше, угрюмого рыжего крепыша не интересовало ничего, кроме рисования. Отчаявшись добиться от отпрыска других успехов, отец дал разрешение на поступление в художественный лицей. В конце концов, если из парня получится ювелир или декоратор, думал он, это тоже верный кусок хлеба…

Однако Огюст стремился к другому – скульптуре. И не просто классической скульптуре, нет; он стремился делать нечто свое, сугубо индивидуальное, передающее чувства и эмоции. Приглаживать реальность, создавая безликие, похожие друг на друга бюсты политиков или салонных красавиц – нет, это было не для него!

От Родена шла какая-то первозданная необузданная энергия, и женщины проявляли к нему неподдельный интерес. Но семейные узы также были ему чужды. Сошедшись со швеей Розой Бёре, он не спешил официально оформлять отношения, хотя вскоре Роза родила Огюсту сына. Ребенка она записала на свою фамилию и безропотно сносила все странности того, с кем жила, разделяя с ним кров и постель.

Роза также служила моделью для его ранних работ, часами простаивая на подиуме в неотапливаемой мастерской, которая совсем недавно была конюшней. Ее подруги называли сожителя Розы чудовищем, но простая девушка сердцем чувствовала в Огюсте нечто прежде никогда ею не виданное, что впоследствии искусствоведы назовут гениальностью.

Чтобы достичь хоть какого-то достатка и известности, Роден работал как одержимый по многу часов в сутки. Он нанимался в подмастерья к известным скульпторам Бельгии и Франции, которые не гнушались подписывать своим именем его работы. Подрабатывал и декоратором, брал заказы на оформление домов и фасадную скульптуру.

С Камиллой Клодель они встретятся уже в то время, когда Роден будет признан всеми. Она появилась у него в мастерской – и сразу же поразила мастера своей изысканной красотой. Дивные каштановые волосы, синие глаза, изящество движений… Но эта красотка пришла не заказывать свой портрет и не наниматься в натурщицы – как оказалось, она хотела стать ученицей великого мастера!

Камилла была необычайно талантлива и работала как раз в той манере, которую годами оттачивал сам Роден. Разумеется, он не остался равнодушным к ее красоте, тем более что девушка, которая была вдвое моложе его, влюбилась в угрюмого и нелюдимого скульптора так, что была готова трудиться кем угодно, лишь бы быть рядом с ним.

Поначалу мадемуазель Клодель приходилось убирать мастерскую, работать с глиной – это были занятия тяжелые, грязные и совсем, казалось бы, не женские. Мастер приглядывался к новенькой, но больше всего он хотел потрогать руками ее тело. И не потому, что вдруг страстно возжелал ее, а оттого, что очень плохо видел, с самого детства. Под мешковатым рабочим балахоном Камиллы Роден угадывал совершенные линии тела, и ему хотелось лепить ее так, как он привык – проверяя пропорции не зрением, а больше осязанием.

Камилла Клодель родилась в состоятельной семье. Однако она с детства была странным ребенком и, в отличие от своей сестры Луизы, интересовалась не ведением домашнего хозяйства, а облаками да причудливыми очертаниями скал на фоне неба родной Шампани.

Она была гениальным скульптором от природы – так же, как и сам Роден. Но пробиться в высший эшелон скульпторов-новаторов женщине в ХIХ веке было делом нелегким, если не сказать невозможным. Однако мадемуазель Клодель настойчиво шла вперед – в Академии искусств ее работы приводили в восхищение не только соучеников, но и преподавателей. Казалось, семнадцатилетняя Камилла была способна уловить не только выражение лица и пластику тела, но само дыхание жизни и ее трепет!

Разумеется, эти двое, которым, казалось, сама природа предназначила быть вместе, не смогли устоять перед искушением изучить друг друга до самых потаенных уголков тел и душ. Мастерская стала приютом их тайной любви и местом, где зародились новые работы Родена, передававшие квинтэссенцию их страсти: «Поцелуй», «Аврора», «Данаида», «Вечный идол»…

Да, Камилла стала его возлюбленной, но… она хотела быть больше чем любовницей, хотя однажды гордо сказала: «Я не хочу разбивать тебе жизнь…» Роден по-прежнему жил в гражданском браке с Розой, и та по-прежнему терпела его непростой характер и то, что Огюст стал проводить в мастерской чуть не все ночи. Роза смирилась с существованием Камиллы, а Роден… Он принимал жертвы обеих женщин как должное! Скульптор работал на износ, брал множество заказов, чтобы содержать дом, семью, мастерскую, а любовь… Да, он воплощал ее в камне так, что у видевших его работы захватывало дух и на глаза наворачивались слезы – но умел ли так же любить сам мастер? Или его гений был весь, без остатка отдан волшебству оживления холодного камня?

Однажды у Камиллы вырвалось горькое: «Ты ни разу в жизни не сказал мне, что любишь!» – на что ее возлюбленный ответил: «Я леплю тебя. Ты – самое совершенное существо на свете и все, что у меня есть». Однако ей нужно было больше. Ее страсть, ее разум разбивались о его нежелание назвать ее своей законной женой, как о те самые гранитные скалы, которые тысячелетиями противостоят яростному натиску волн…

Десять лет они просуществовали бок о бок в его мастерской. И все эти годы Камилла боролась за него – и не победила. Нервные припадки следовали один за другим. Роден увез любимую отдыхать, но как только они вернулись в Париж, ей снова стало хуже. Камиллу грызло то, что она – никто. Ей уже тридцать, но не прошло ни одной выставки ее работ. Все ее силы ушли лишь на то, чтобы завладеть шестидесятилетним Роденом, но все было напрасно!

Он чувствовал себя виноватым лишь в том, что ее здоровье расстроилось. Роден делал все, чтобы продвинуть работы самой талантливой своей ученицы: выдвигал их на конкурсы, выставлял рядом со своими, знакомил ее с именитыми сынами богемы – Моне, Ренуаром, братьями Гонкурами… Камилле просто не хватает терпения, решил он, который также выдвинулся не сразу, а лишь спустя десятилетия каторжного труда.

Она возненавидела его так же безгранично, как недавно любила. Когда Огюст, видя, что положение с ее разумом становится критическим, предлагал свою помощь, Камилла впадала в истерику. Она ушла от него, поселилась в маленькой квартирке и поначалу пробовала работать, но безумие уже затягивало ее в свою липкую паутину… Она разбивала начатые работы, и весь пол ее каморки был усеян осколками, когда родные приехали, чтобы определить Камиллу в приют для умалишенных…

Камилла пережила всех: и Розу, на которой Роден все-таки женился за две недели до того, как та умерла, и самого Огюста, пережившего жену меньше чем на год. Однако ее тридцатилетнее затворничество в стенах психиатрической клиники было совершенно безрадостным, лишенным какого-либо творчества. О прежней Камилле напоминали только немногочисленные, но полные страсти и очарования работы, оставшиеся после нее, и – скульптуры того, кто внес такую боль и смятение в ее жизнь…

 

Любовь Менделеева и Александр Блок

Отношения великого русского поэта Александра Блока, в стихах которого женщина, как правило, являлась существом высшим, поднятой на недосягаемый пьедестал Прекрасной Дамой, с женщинами земными, из плоти и крови, всегда были более чем странными.

Александр Блок

С Любашей Менделеевой Блок был знаком с самого детства: имение его деда Шахматово находилось всего в восьми километрах от имения Дмитрия Менделеева, знаменитого русского химика. Домашний театр, посиделки на веранде под пение самовара, «живые картины», совместное разгадывание ребусов… Все это разом вспомнилось Александру, когда он снова встретил ту, которую не видел долгие годы.

Люба Менделеева играла Офелию в «Гамлете», и Блок был очарован как исполнением, так и самой девушкой, выросшей из пухлощекой молчуньи в статную красавицу. В свои восемнадцать Александр Блок уже пережил острое разочарование первой любви. Ксения Садовская, с которой у него случился захватывающий курортный роман и которая вдохновила его на многочисленные поэтические строки, была скучающей светской львицей. Они встретились на курорте в Южной Германии. Блоку было шестнадцать, Ксении – тридцать семь. Пылкий мальчик забавлял томящуюся даму, и та, не слишком задумываясь о последствиях, легко пустила его в свою постель.

Мать Блока, с которой он приехал на курорт, устроила пошлый скандал, ворвавшись к «гнусной совратительнице» в номер. Садовская была старше матери Саши на год – и та неистовствовала, грозя распутнице всеми карами небесными и даже каторгой… Садовская выставила мадам Блок за дверь, и та сорвала досаду на сыне: «Куда деться, Сашурочка, возрастная физика, и, может, так оно и лучше, чем публичный дом, где безобразия и болезни?»

В тот же день Блоки уехали домой. Александр не успел попрощаться со своей первой любовью, лишь положил под ее дверь красную розу… Однако они еще не раз свидятся – в Петербурге, где их сладкие тайные свидания будут разбавлять рутину ее скучной семейной жизни.

С появлением в его жизни Любы Менделеевой Блок совершенно остывает к Садовской: он наконец-то нашел свой идеал, чистую, прекрасную девушку, жизнь с которой можно начать с нового листа! Они встречались год, а затем Блок, совершенно уверенный в своих чувствах, сделал Менделеевой предложение. Была сыграна свадьба, и все предрекали паре долгую и счастливую семейную жизнь. Из этого сбылось только первое – их семейная жизнь была действительно долгой. Но счастливой, увы, назвать ее было невозможно…

Разумеется, поэты отчасти существа не от мира сего, но чтобы в первую брачную ночь объяснить трепещущей от любви и страсти невесте, что физической близости между ними быть никак не может, потому что это… помешает их духовному родству?! Люба плакала от стыда и унижения, но она как-никак была его Прекрасной Дамой, Таинственной Девой и Вечной Женой, и, возможно, это на время примирило ее с происходящим.

Блок не мог проделывать со своей женой в постели то, что позволял себе с уличными девками в публичных домах, куда он шел, чтобы выпустить пар и… снова писать о чистоте, женственности и белых одеждах! Однако если он, презирая все плотское, вовсю пользовался услугами доступных женщин, то бедная Люба даже помыслить себе не могла, что их брак, освященный церковью, превратится в такой балаган… Ее созревшее тело также требовало любви земной, настоящей, а не той условной близости, которую предлагал ей муж.

Между тем внимания Любы стало открыто добиваться другое литературное дарование – Андрей Белый. Красавец Белый настойчиво ухаживал за женой Блока, а она, бедняжка, не знала, что делать со всеми этими свалившимися на нее высокими чувствами: мистикой собственного мужа, который желал видеть ее как Неизреченную, и поклонением Белого, который также хотел от нее пламенного горения и полного слияния душ…

Люба была чудо как хороша: пытаясь совратить собственного мужа, она выписывала наряды из Парижа, пользовалась модными духами, но лучше всего был ее истомленный неразделенной страстью взгляд. Их физическая близость все же состоялась – через два года жене удалось затащить собственного мужа в постель, но… он заявил, что это была ошибка и больше такого не повторится! Правда, время от времени они с Блоком все же бывали близки, но особой радости в этом для бедной Любы не было.

Наконец она решилась принять навязываемые ей правила чужой игры и стать «свободной, как птица», допустив к своему телу других, раз уж мужу оно было совсем без надобности. Гастролируя с театром Мейерхольда по России, Люба честно писала Блоку о каждом новом любовнике, неизменно приписывая в конце: «Люблю тебя одного в целом мире».

Да, она несомненно любила его, иначе давно ушла бы к кому-нибудь из тех, кто восхищался ею и жаждал ее общения, понимания, страсти… Но сердце ее было навек отдано Блоку, как и его странное сердце навек принадлежало ей. На очередных гастролях Люба всерьез увлеклась актером Лавидовским и даже забеременела от него. Возвратившись домой, она рассказала о своей беременности мужу, и тот… обрадовался! «Пусть будет ребенок! Это еще больше сблизит нас, ведь это будет наш общий ребенок!»

Люба плакала от острой любви и жалости к мужу – Блок не мог иметь детей, переболев в юности сифилисом. Однако детей им иметь было не суждено – новорожденный мальчик скончался через восемь дней, повергнув обоих родителей в неизбывную печаль.

Возможно, только обладавшая ангельским терпением Любовь Блок могла вынести все странности и чудачества своего мужа. Когда тот, увлекшись красавицей актрисой Натальей Волоховой, даже стал думать о разводе, Люба сама пошла к Волоховой и… честно рассказала о поэте все. Что дед Блока умер в психиатрической лечебнице, а мать страдает эпилептическими припадками. Что жизнь с поэтом – это тяжелый груз, но… она, Люба, готова переложить этот груз на другие плечи. При условии, что Волохова действительно любит поэта так, что будет играть по его правилам и при этом забудет о собственной жизни.

Волохова, эта «Снежная королева», которой Блок посвятил цикл стихов, предпочла порвать с поэтом, оставив его жене. Но… Любочке от этого легче не стало. Ее Сашура тут же закрутил новый роман – на этот раз с оперной певицей. Поэту как воздух необходимо было постоянное впрыскивание в кровь сладкого яда влюбленности, а ей – крепкая семья, супружеское счастье, которого с Блоком у нее не было, да и не могло быть…

Началась Первая мировая, и Любовь Блок уехала на фронт санитаркой, разорвав тем самым круг непростых отношений с собственным мужем. Поэт безумно тоскует по жене, и когда она возвращается домой, не отпускает Любу от себя ни на шаг. Александр Блок, который все чаще прикладывался к бутылке дешевого вина и разменивал ее на таких же дешевых шлюх, наконец понял, в чем было его истинное счастье.

До самой смерти Блока они останутся вместе, несмотря ни на его по-прежнему тяжелый характер, ни на горькое разочарование в революции, которую он когда-то приветствовал. Здоровье поэта было подорвано той самой «истиной в вине» и мучительными поисками настоящей правды, которая открылась ему лишь в последние годы жизни: оказывается, счастье было совсем рядом, стоило лишь протянуть руку…

Блок умер вскоре после Октябрьской революции – в 1921 году. Большевики, на которых он согласился работать, взваливали на поэта непомерно большие нагрузки, заставляли бесконечно агитировать, председательствовать, кричать с трибуны… Блок жаловался жене: «Я чувствую, как будто меня выпили…» Блоки жили очень скромно, если не сказать в полной нищете. Смертельно больной поэт просил у новой власти разрешения на выезд за границу, но ему много раз отказывали. Когда же это разрешение наконец было получено, оно уже ничего не могло изменить – Александр Блок умер от болезни сердца.

Любовь Менделеева-Блок пережила мужа на восемнадцать лет и всю оставшуюся жизнь посвятила сохранению его наследия. Умерла она внезапно: открыв дверь двоим приятельницам, пришедшим за ее мемуарами о покойном муже, Люба вдруг сияющим взором уставилась на что-то за их спинами, произнесла: «Са-а-ашенька!» – и упала замертво.

В среде богемы долго ходили слухи о странной болезни Блока, как-то слишком быстро унесшей его в могилу, и о смерти его жены… Все сходились лишь в одном: ему надоело ждать свою Прекрасную Даму на перепутье параллельных миров, и он пришел к ее порогу сам…

 

Бонни Паркер и Клайд Бэрроу

В этой паре, прославившейся своими криминальными талантами, трудно определить, кто есть красавица, а кто – чудовище. Хотя Бонни Паркер, безусловно, была весьма привлекательна, если не сказать красива, но и она, безусловно, была таким же чудовищем, как и ее возлюбленный Клайд Бэрроу.

Бонни Паркер и Клайд Бэрроу

Бонни родилась в 1910 году в маленьком захолустном техасском городке Роуина. Отцом Бонни был каменщик, мать, как тогда было принято, сидела с детьми дома. Когда малышке исполнилось всего три года, она лишилась отца, и вдова с тремя сиротами перебралась к родственникам в Симент-Сити.

Бойкая девчушка пошла в школу, где у нее сразу же обнаружились таланты. Особенно учителя отмечали прекрасные актерские способности девочки, а также склонность к импровизации и богатую фантазию. Из Бонни, попади она в нужные руки, могла бы получиться незаурядная актриса, журналистка или даже писательница – недаром в средней школе у нее проявятся еще и литературные способности.

Однако среднюю школу Бонни неожиданно для всех бросила. Девушке, которая влюбилась в некоего Роя Торнтона, стала неинтересна учеба. Ей захотелось настоящей, взрослой жизни – совсем такой, как в кино. Скоропалительно выйдя замуж за своего избранника, она не сразу поняла, что романтика на экране и семейные будни имеют между собой так же мало общего, как Млечный путь в небе и молоко в бутылке, оставляемой разносчиком под дверью…

Совсем скоро любовь начала испаряться, а вместе с ней постоянно исчезал и сам глава семейства Торнтонов. Жена могла неделями не видеть Роя, ради которого бросила учебу. О жизни домохозяйки, обеспечиваемой мужем, также можно было забыть – если бы ее не взяли официанткой в кафе, Бонни рисковала умереть с голоду. Однако скоро такая возможность ей представилась: началась Великая депрессия, кафе закрылось, и ее вышвырнули на улицу, к миллионам таких же точно безработных.

Клайд Бэрроу также родился в Техасе, где любовь к оружию мальчишки испытывают с пеленок. Но Клайду не посчастливилось родиться в семье сколько-нибудь зажиточных родителей, которые учат своих детей стрелять ради удовольствия. Клайди оказался лишь одним из семерых отпрысков фермера, перебивавшегося с хлеба на квас и мечтавшего о лучшей доле. До тринадцати лет Клайд тянул тяжелую фермерскую лямку да играл с деревянными револьверами – на настоящие в семье Бэрроу никогда не было денег…

Подростка, частенько шатавшегося без дела по округе, привлекали роскошные автомобили. Но фермерской семье, которая вскоре разорилась, лакированное чудо было не по карману. Все могло повернуться иначе после того, как в 1922-м семья в поисках лучшей доли переехала в Западный Даллас: отец стал работать на бензоколонке, а самого Клайда отправили учиться в школу, где он мог бы получить образование, если бы захотел. Но в том-то и дело – вслушайтесь в эти слова: «Если бы захотел»! Клайд Бэрроу категорически не желал учиться, полагая, что все необходимое для роскошной жизни он добудет и так, без слюнтяйских штучек, которые называются учебниками и тетрадками.

Как и Бонни, Клайд бросил школу в шестнадцать лет. Между этими молодыми людьми, которых вскоре сведет судьба, было много общего: оба любили роскошно жить, красиво одеваться и оба считали, что в этой стране они достойны лучшей доли…

Нужно все же отдать ему должное: Клайд Бэрроу пытался прилежно трудиться, однако из-за своей авантюрной жилки нигде не задерживался подолгу. Говоря простым языком, хозяева обычно давали ему пинка под зад. Уже в 1926-м полиция заподозрила мистера Бэрроу в краже автомобиля, но стражи порядка так ничего и не смогли доказать. Между тем, попробовав вкус легкой наживы, Клайд вместе с младшим братом пополнили ряды банды, специализировавшейся на «раздевании» автомобилей. Клайд, участвовавший в налетах, исправно получает свою долю, но ему уже хочется большего.

В 1928-м Клайд Бэрроу предпринимает первую самостоятельную вылазку: со сломанным, можно сказать, игрушечным пистолетом он вламывается в игровой зал, разоружает охранников и забирает всю выручку! Легкость, с которой все прошло, опьяняет его. Сразу за ограблением он пытается провернуть кражу со взломом, но фортуна оказывается девицей весьма переборчивой и молодой криминальный талант едва не попадает в лапы копам.

Роковая встреча двоих, чьи имена с этого момента будут связаны в истории навсегда, произошла в 1929-м. Рыжеволосая бестия с гибкой фигуркой поразила воображение налетчика. Клайд также понравился Бонни с первого взгляда. Отныне и до самой смерти эта пара уже не расстанется. Бонни даже не смущает то, как Клайд добывает средства к существованию; и именно она помогает ему бежать из тюрьмы, когда его наконец арестовывают за вооруженный грабеж. Не внушающая никому подозрений милая девушка проносит на свидание оружие, и – прощайте, стены тюрьмы!

Однако свободой Клайд Бэрроу наслаждался недолго: через неделю его поймали – в этот раз он получил уже четырнадцать лет. Клайд негодует: приговор правосудия кажется ему чрезмерным. В знак протеста он отрубает себе два пальца… на ноге, потому как уродовать руки ему совсем не улыбается! Акция не имеет успеха, и тогда он избирает другую тактику: превращается в образцового заключенного и таким образом получает условно-досрочное уже меньше чем через три года.

Свобода встречает его неласково: мелкие грабежи и кражи не приносят ничего существенного, и Бонни, которая дождалась любимого, негодует. Она хочет больше, намного больше! И она знает, как добиться этого! Именно Бонни знакомит Клайда со своим прежним любовником, Реймондом Гамильтоном. В апреле 1927-го новые подельники идут на грабеж музыкального магазина. Продавец, которому, казалось бы, не должно быть никакого дела до хозяйских денег, оказывает сопротивление, не соглашаясь открыть кассу, и получает пулю в лоб.

Это убийство, цена которого – всего сорок долларов, найденные им в кассе, становится первым на счету Клайда Бэрроу. Однако теперь он чувствует себя гораздо свободнее, чем даже в тот день, когда вышел из тюрьмы. Потому что за убийство полагается смертная казнь, а значит, бояться ему уже нечего! Все барьеры пали, в том числе и нравственные. Через пять месяцев, когда Клайд и Реймонд будут пить виски и танцевать в Оклахоме, местный шериф с помощником потребуют от них убрать со стола бутылку, поскольку в стране действует так называемый «сухой закон» – запрет на продажу и распитие спиртных напитков. Блюстители порядка требовали соблюдения приличий, но получили по пуле. Шериф был ранен, помощник скончался на месте.

Разгневанная Бонни заявила, что они тратят время и патроны впустую и пора наконец заняться настоящим делом! И начались настоящие дела: угоны автомобилей, ограбления банков, магазинов и бензоколонок. Однако «работать» втроем им было суждено недолго: вскоре Гамильтона схватили и осудили на двести шестьдесят четыре года тюрьмы! Это было больше, чем они могли прожить все вместе, но Бонни и Клайда это не отрезвило. Более того, именно после того, как Реймонд покинул их банду, Бонни научилась стрелять. И не просто палить куда попало для пущего эффекта – нет, эта рыжеволосая фурия проявила настоящую страсть к оружию. И вскоре машина, на которой разъезжала парочка, превратилась в настоящий оружейный арсенал.

Они всегда возили с собой несколько ружей, автоматов и винтовок, до дюжины револьверов и пистолетов, а количество патронов исчислялось тысячами! Бонни научилась мгновенно выхватывать винтовку из кармана, пришитого под одеждой вдоль ноги, а вскоре парочка выработала и собственный, «фирменный» стиль убийств. В 1933-м к криминальной паре вместо Реймонда Гамильтона присоединились вышедший из тюрьмы младший брат Клайда, Бак Бэрроу, и юный Уильям Джоунс, и преступления банды вышли на новый уровень.

Обычно Бонни сидела в машине с работающим двигателем, а мужчины врывались в банк с громкими криками: «Это ограбление!» Быстро распространившиеся по стране слухи о неуловимой жестокой шайке, которая всегда успевала скрыться с места происшествия раньше, чем туда прибывала полиция, действовали безотказно: Клайду и Баку даже не приходилось доставать оружие – деньги и ценности отдавали мгновенно.

Полиция много раз пыталась поймать дерзких грабителей, но те меняли машины на все более мощные, а догнать их на стареньких авто, принадлежавших полиции, нечего было и думать. Кроме того, банду сопровождала просто невероятная, мистическая везучесть, позволявшая им выходить сухими из воды в любых, казалось бы, самых безнадежных ситуациях. И хотя позже в перестрелке Бак все же был убит, а Джоунс, не выдержав нечеловеческого напряжения вечных погонь и перестрелок, сдался властям, Бонни и Клайд долгое время оставались невредимыми, словно были заговорены от пуль.

Уверовав в свою неуязвимость, банда совершает беспрецедентный налет на тюремную ферму, куда возят на работу Реймонда Гамильтона, и… освобождает его! Вместе с ним на свободу вырываются еще несколько заключенных, и один из них – стеснительный крестьянский паренек по имени Генри Метвин – вместе с Гамильтоном пополняет поредевшие ряды банды. Однако вскоре Гамильтона, который, разругавшись с подельниками из-за дележки награбленного, вышел из их рядов, задержали в Техасе. Подельник Бонни и Клайда, справедливо опасаясь смертной казни, подробно описал все преступления банды.

Узнав о предательстве Гамильтона, Клайд отослал в полицию издевательское письмо и… подтвердил все сказанное сообщником! Бонни также оказывается чувствительной к газетной славе – периодически она отправляет в печатные издания стихи собственного сочинения и фотографии, которые они с Клайдом обожали снимать.

Терпение ли полицейских лопнуло или же удача наконец отвернулась от циничных бандитов, но в мае 1934-го шериф Фрэнк Хеймер устроил засаду на проселочной дороге. В качестве приманки он подставил на пути банды фургон старого Метвина, отца Генри, пообещав тому снисхождение при суде над сыном.

Случилось то, что давно уже должно было произойти: бандиты были расстреляны из засады шестью полицейскими. Машину прошили сто шестьдесят семь пуль, из которых пятьдесят попали в живые мишени. Бонни и Клайд умерли на месте. Однако их недолгая «любовь» и полная кошмарных преступлений совместная жизнь и сегодня служат пищей для многочисленных газетных статей, сценариев и фильмов.

 

Иосиф Сталин и Надежда Аллилуева

Историки до сих пор не могут прийти к однозначному выводу: покончила ли Надежда Аллилуева, жена тирана и «вождя всех народов» Иосифа Сталина, жизнь самоубийством или же муж все-таки сам отдал приказ о ее устранении? Тот, кто не дрогнув отправлял на расстрел и в лагеря тысячи невинно осужденных жертв, вполне мог точно так же, без особых нравственных мучений, распорядиться избавить себя от той, кто любила его больше жизни. Да и была ли душа у этого страшного человека или же он отдал ее самому дьяволу – за безграничную власть над народом, над далекими и очень близкими?

Иосиф Сталин и Надежда Аллилуева

Надежда была младше мужа на двадцать два года, красива и умна, но всегда вела себя так, как будто это он ее осчастливил, снизойдя до брака с дочерью своего старого друга. Их роман начался в том самом революционном 1917-м, когда Иосиф Джугашвили, партийная кличка которого была Коба, но который предпочитал другое имя – Сталин, вернулся в Петроград из ссылки.

Джугашвили был уже немолод и не слишком хорош собой: лицо его носило следы оспы, а одна рука не разгибалась и была несколько короче другой. Кроме того, определившийся к отцу Надежды на постой революционер был вдов: его жена, Екатерина Сванидзе, умерла от тифа. Но он, похоже, не слишком горевал о своей потере, разговоры велись о мировой революции, победе пролетариата – и ни слова ни о жене, ни о том, что у Иосифа, оказывается, есть ребенок, Яков, который был только немногим младше дочери хозяина.

Надежде Аллилуевой, юной и впечатлительной, было в ту пору всего шестнадцать лет. С ее отцом, Сергеем Аллилуевым, Джугашвили был знаком давно. В семье рассказывали о том, что однажды он даже спас от смерти маленькую Наденьку, которая неожиданно упала в море. Не растерявшийся Иосиф мигом выхватил двухлетнюю малышку из воды, не подозревая о том, что спасает свою будущую жену и мать двоих детей…

У девочки, влюбленно смотрящей на него, были густые каштановые косы и кроткие карие глаза. Она была так молода, так неопытна, что у Иосифа, привыкшего все просчитывать наперед, просто дух захватило: из этой малышки он сможет сделать то, что сам захочет! Она не станет спорить и с пеной у рта доказывать, в каких вопросах он не прав, как некоторые его революционные товарищи, а станет лишь боготворить его и преклоняться перед ним!

Мать Надежды была категорически против скоропалительного брака. Иосифа эта мудрая женщина видела насквозь: и его умение манипулировать людьми, и самовлюбленность, и резко негативное отношение к критике… Однако дочь не стала прислушиваться к мнению матери, да и кто в этом возрасте считает суждение родителей верным? Надежда бросила все и вместе с любимым Иосифом переехала в Москву. Через пять месяцев они оформили брак официально – и пошли по жизни плечом к плечу. Вместо свадебного путешествия они вместе сражаются под Царицыном, защищая город от белых. Ее любимый набивает тюрьмы врагами революции. Офицеров, дворян сажают на баржу, заполняя трюмы до отказа, а затем просто топят в Волге, написав в документах, что судно затонуло по недосмотру…

Однако Надя все еще уверена, что рядом с ней человек поистине замечательный, настоящий вождь и прирожденный лидер. Сталин постепенно уничтожает конкурентов, убирает с дороги любого, кто кажется ему мало-мальски опасным: кого оговором, кого хитростью, часто разыгрывая на доске жизни просто блестящие партии, ставя противникам шах и мат и совершенно не считаясь с тем, что играет судьбами живых людей.

Лишь один человек мог составить конкуренцию Сталину – сам Ленин. Но его жена Надежда работала секретарем Ленина и была его доверенным лицом. Так что все шаги вождя революции хитрый Коба знал наперед. Надя вступила в партию и по-прежнему всецело находилась под его влиянием. Несмотря на то что она была привлекательной женщиной, а он, как один из лидеров правящей партии, мог позволить себе многое, Сталин держал жену «в черном теле». Ее вещи, хранившиеся в семье вплоть до 50-х годов, были изношены, покрыты заплатками – и это при том, что у самого Сталина гардероб был куда богаче, чем у его жены и матери его двоих детей – Василия и Светланы.

Надежда была человеком сдержанным, многое таила в себе, в том числе и обиды на мужа. Сталин же был любителем шумных застолий, продолжавшихся всю ночь напролет и заканчивающихся только к утру. Он справедливо считал, что у пьяных легче развязывается язык и можно услышать то, из чего впоследствии легко сделать выводы: одних убрать, других возвысить, расчищая при этом место лишь одному человеку – себе самому.

Когда Ленин написал известное «Письмо к съезду», в котором резко критиковал ее мужа, Надежда неожиданно сказала, что полностью согласна с Ильичом! Для Сталина это было пощечиной – он был уверен, что жена поддержит его всегда и во всем. Вскоре после разгромного «Письма», где вождь предостерегает правящую верхушку, открыто говоря о недостатках их лидера – Генерального секретаря Иосифа Сталина, Ленину резко становится хуже. «Народный вождь» умирает, и многие также видят в этом руку всесильного Кобы, у которого везде были доверенные лица.

Отныне Сталин – первое лицо в государстве, но какое это лицо! Хитрое, злобное, подозрительное… Как сказал Ленин, он «сосредоточил в своих руках необъятную власть, и я не уверен, сумеет ли он всегда достаточно осторожно пользоваться этой властью». Но Коба и не думал осторожничать – напротив, теперь он упивался своей властью, и единственной, кто пробовал бунтовать против него, была его собственная жена!

В 1926-м терпение Надежды лопнуло. Она забрала детей и уехала к отцу в Ленинград с намерением никогда больше не возвращаться к мужу. Однако вскоре она вернулась, потому что слишком хорошо знала, на какие рычаги способен надавить этот человек, и опасалась за жизнь самых близких… Надежда поступила в Промакадемию, начала изучать химию. Муж отговаривал ее, но она упрямо желала учиться, втайне надеясь овладеть профессией, которая прокормит и ее, и детей. Она твердо решила расстаться с мужем, потому что жить с ним рядом с каждым днем становилось все невыносимее.

Когда на банкете по случаю очередной годовщины революции она не захотела пить, Сталин грубо крикнул жене «Эй, ты, пей!» – «Я тебе не эй!» В ответ на это он швырнул ей в лицо апельсиновые корки… По дороге домой она глотала слезы. Больше живой ее никто не видел. Как всегда, застолье затянулось до утра, а утром Надежду нашли с пистолетом в руке, лежащую в луже крови.

Люди, знавшие Надю Аллилуеву, не могли поверить, что эта тихая скромная женщина покончила с собой. А в партийных кругах ходили слухи, что Коба убрал жену, которая осмелилась критиковать линию партии, приведшую страну к ужасному голоду, и саму партийную верхушку, пировавшую сутками напролет в то время, когда люди в Поволжье и Украине умирали десятками тысяч.

На похороны своей жены Сталин не пошел. Одни говорят, что и ее могилу он не посещал, а другие – что он приходил часто и сидел у памятника из белого мрамора в мрачных раздумьях. Возможно, хотел попросить прощения за все то зло, что он причинил ей. Кто знает…

 

Адольф Гитлер и Ева Браун

Адольф Гитлер поистине был чудовищем: на счету этого человека миллионы загубленных жизней, преступления, которым нет оправдания, массовые убийства стариков и детей и уничтожение целых наций… Тем не менее одна женщина любила его искренне и самозабвенно, несмотря ни на что. И имя этой женщины – Ева Браун.

Адольф Гитлер и Ева Браун

Ева Анна Паула Браун родилась в 1912 году в простой семье школьного учителя и портнихи. Девочка росла красивой и смышленой и с успехом окончила школу. В общежитии института, где Ева изучала машинопись, языки и бухгалтерское дело, ее любили за веселый и уживчивый характер. В семнадцать лет она нашла себе работу в фотоателье Гофмана, и вскоре фотография стала ее любимым занятием. Ева снимала сама и с удовольствием позировала перед объективом, мечтая о карьере модели и актрисы.

С Адольфом Гитлером она познакомилась все в той же фотостудии. Ее новому поклоннику было сорок. Их разделяла пропасть в двадцать три года и тогдашняя любовница Гитлера – Гели Раубаль. Тем не менее они стали встречаться. Тот, кто вскоре станет всесильным фюрером Германии, водил девушку в кино, недорогие рестораны, покупал ей мороженое… Ева влюбилась в Адольфа сразу – безоговорочно и навсегда.

Ее родители были против их связи, несмотря на то что Гитлер был восходящей звездой политики и лидером партии национал-социалистов. Ева же твердо стояла на своем: она выйдет только за Адольфа или же умрет! Экзальтированная девица, засушившая первые подаренные ухажером с дурацкими усиками (по определению самой Евы!) цветы – желтые орхидеи, действительно пыталась покончить с собой. Выбирал ли Гитлер подсознательно в спутницы жизни женщин, склонных к суициду, или же это было совпадением, но его сожительница Гели Раубаль также покончила с собой. И освободившееся место сразу же заняла фройляйн Браун.

После того как на третьем году знакомства их отношения от платонических доросли до сексуальных, Ева наивно решила, что теперь Адольф просто обязан предложить ей руку и сердце. Однако любовник высокопарно заявил, что уже… женат на Германии! Дома также не все был гладко: родители Евы, ревностные католики, были в ужасе оттого, что она позволила себе внебрачную связь. Отец называл дочь шлюхой, мать сетовала, что она зря тратит свою молодость на того, кто годится ей в отцы и в грош не ставит ее доброе имя!

Ее возлюбленный Адольф действительно мог пропадать месяцами, а потом являться как ни в чем не бывало. Ева дважды пыталась покончить с собой – в 1932-м выстрелила в шею, но промахнулась и отделалась испугом и истерикой, а в 1935-м наглоталась таблеток – и от смерти ее спасла родная сестра Ильза, вызвавшая врача.

Между тем карьера Гитлера резко шла в гору, и в том же 1935-м он покупает для любовницы дом, а затем забирает Еву из фотоателье, но не для того, чтобы жениться, а чтобы дать девушке место своего личного секретаря. С этого места Ева прекрасно видит бурную личную жизнь того, по ком она буквально сохла: у Гитлера постоянно возникали как платонические, так и вполне реальные романы. Его пассиями были актрисы Ольга Чехова, Рената Мюллер и Марика Рёкк, режиссер Лени Рифеншталь, светские львицы и такие же рьяные фанатки фюрера, как и сама Ева…

Адольф Гитлер не помышлял о женитьбе ни на Еве, ни на ком-нибудь еще. Он был твердо убежден в том, что он, как великий человек, может просто заводить связи для удовлетворения своих сексуальных потребностей. Более того, он считал, что девушки не вправе претендовать на его личность ни в коем разе и должны быть счастливы только оттого, что находятся рядом!

Гитлер, несомненно, обладал талантом оратора и мощным энергетическим воздействием – его выступления больше походили на сеансы массового гипноза и сопровождались обмороками чувствительных дам. Он становится первым лицом в государстве и перевозит Еву в свое баварское поместье. Теперь у фройляйн Браун есть все: прислуга, наряды, которые она заказывала в лучших магазинах Франции и Италии, шикарная машина, яхта, даже собачки, о которых она так мечтала… У нее есть все, кроме одного – заветной бумажки о венчании в комоде. Ева числится управляющей поместьем, а на самом деле она просто любовница, и это и есть та самая ложка дегтя в бочке ее сладкой жизни.

Ева была не слишком умна – ее интересы никогда не простирались дальше пополнения гардероба или любительской видеосъемки. Однако именно такая женщина рядом и была нужна Адольфу Гитлеру, не терпевшему никакого лидерства, кроме своего собственного. Кроме того, принимая высоких гостей в своей резиденции Бергхоф, любовник запрещал Еве показываться им на глаза. Стеснялся ли он ее бьющей в глаза простоватости или того, что любая политика, как внутренняя, так и внешняя, интересовали фройляйн Браун не больше, чем прошлогодний снег?

Вторая мировая война вначале казалась победным маршем: немецкие войска занимали город за городом и страну за страной. Однако на России они споткнулись, и исход войны уже не был таким предсказуемым и счастливым для Германии, как ее начало. Зимой 1945-го, когда поражение Германии уже не вызывало сомнений ни у кого, кроме, пожалуй, самого Гитлера, Ева переехала в Берлин, в подземный бункер – последнее пристанище любовников. Фюрер до последнего намекал на какое-то секретное оружие и употреблял все больше наркотиков для поддержания в себе прежней силы духа – или чтобы не думать о последствиях своей политики истребления целых народов: славян, евреев и цыган?

Она все-таки добилась своего и стала фрау Гитлер – за сутки до их двойного самоубийства они с Адольфом обвенчались. Это произошло 29 апреля 1945 года, а 30 апреля Ева и ее новоиспеченный муж приняли цианистый калий. Их тела были вынесены во двор рейхсканцелярии, облиты бензином и подожжены по приказу самого Гитлера. Занявшими Берлин советскими войсками были обнаружены тела нескольких двойников Гитлера – так, даже после своей смерти этот человек-чудовище продолжал убивать…

 

Фрида Кало и Диего Ривера

Эти двое любили друг друга так, что их любовь скорее напоминала борьбу. Но согласитесь, что любовь без борьбы – это все равно что борьба, не имеющая никакой цели!

Фрида Кало и Диего Ривера

Великая мексиканская художница, гордость и символ своей страны, Магдалена Кармен Фрида Кало Кальдерон родилась в 1907 году. У девочки было слабое здоровье: в шесть лет она переболела полиомиелитом – болезнью, после которой выжившие почти никогда не ведут полноценный образ жизни. Но она, которая отличалась необыкновенной жаждой жизни и оптимизмом, выкарабкалась. Одна нога у нее была короче и тоньше другой, но Фрида не сдавалась: занималась спортом, закаляла тело и прежде всего – дух.

Однако над ней как будто тяготел злой рок – в семнадцать она попала в страшную аварию: автобус, в котором она ехала, столкнулся с трамваем. Тройной перелом таза, тройной перелом позвоночника, одиннадцать переломов костей, раздробленная стопа и вдобавок – железный прут, который прошил ее живот, на всю жизнь лишив возможности иметь детей! Никто не думал, что она выживет, в том числе сами врачи. Она перенесла тридцать две операции и провела в гипсе и инвалидной коляске не месяцы, а годы, прежде чем снова встала на ноги.

Именно будучи прикованной к больничной койке, она начала серьезно заниматься живописью. Это было неимоверно трудно, но для Фриды сконструировали специальный подрамник, чтобы девушка, цеплявшаяся за жизнь, могла хоть чем-то заниматься. Она пишет в основном автопортреты – для этого над ее кроватью прикрепили зеркало. В течение года она пишет саму себя, закованную в ортопедический корсет. Но, хотя тело ее скованно и непослушно, душа свободна. И сама Фрида верит, что встанет на ноги и будет знаменита и счастлива.

Через несколько лет судьба свела ту, кто больше всего на свете хотела жить и рисовала бабочек и цветы на своем гипсе, с прославленным Диего Риверой – символом свободной Мексики и основателем школы монументальной живописи. Да и сам Ривера по прозвищу Слон был весьма монументален: он возвышался над Фридой, как скала над воробьем, и не спешил отдавать ей рисунки обратно. И автопортреты, и эта дерзкая девчонка настолько его впечатлили, что он внимательнее вгляделся в ее упрямо сжатый рот и так же упрямо сжатые кулачки. А она в это время сказала себе: «Он будет моим. Я выйду за него замуж и рожу сына!»

Диего был старше Фриды на двадцать лет, безобразно толст и некрасив. Волосы у него росли какими-то неопрятными клочьями, глазки были маленькими и скрывались в огромных набрякших веках. Диего трезво оценивал свою внешность, более того, он любил ее высмеивать. Чаще всего он изображал себя в виде карикатурной жабы с чьим-то сердцем в бородавчатых лапах.

Однако, несмотря на внешнюю неприглядность, художник обладал такой мощной энергетикой, что женщины буквально вешались ему на шею. Казалось, у Кало нет шансов попасть в ряды тех красавиц, которые могли пленить избалованного вниманием и доступностью женщин всех сословий Риверы. Но он сам обратил внимание на Фриду: ему нравились ее остроумие, независимость и жизнелюбие, а также та страстность, которая прочитывалась в ее рисунках. Кроме того, ему очень хотелось узнать: почему эта девочка не улыбается ни на одном из своих портретов?

Она добилась своего – они с Риверой поженились. Однако в личной жизни самого Диего от этого почти ничего не изменилось. Он, так же как и раньше, продолжал волочиться за женщинами, гулять до самого утра и… оставался самым любимым и дорогим ей человеком, хотя от острой боли и ревности Фрида все чаще прикладывалась к рюмке. В дневнике, который вела почти всю жизнь, она записала: «Я хотела утопить свои печали, но эти ублюдки научились плавать…»

На людях она была неизменно весела, а то, что творилось у нее в душе, выливалось в гениальные полотна, полные намеков и символов. «Фрида в операционной», «Несколько маленьких уколов», «Сломанная колонна», «Две Фриды»… Она пыталась быть для него тем, чем он сам был для нее – то есть всем миром. Фрида пишет о муже: «Диего – начало, Диего – мой ребенок, Диего – мой друг, Диего – художник, Диего – мой отец, Диего – мой возлюбленный, Диего – мой супруг, Диего – моя мать, Диего – я сама, Диего – это все».

Однако самому Диего, казалось, было нужно лишь получать новые ощущения и удовольствия. Его ответ Фриде и всему миру был таков: «Чем сильнее я люблю женщин, тем сильнее я хочу заставить их страдать». Художница отчаянно хотела забеременеть, но ее попытка родить закончилась тремя выкидышами и приговором врачей, что матерью она не станет никогда. Последней каплей в их первом браке стало то, что муж совратил ее младшую сестру, Кристину. Этого Фрида уже не стерпела. Они с Диего развелись.

Несмотря на развод, их все равно притягивало друг к другу, словно магнитом. Они попробовали друг друга на вкус и уже не могли жить иначе. Фрида и Диего снова поженились. Но теперь она уже знала цену семейной жизни, и если Диего было позволено все, то почему она сама должна была себя хоть в чем-то ограничивать? Фрида пила, курила, материлась и заводила романы на стороне, в том числе и лесбийские. Ей хотелось изведать все, пока жизнь снова не приковала ее к больничной койке. Авария не прошла бесследно: ее постоянно мучили боли, а организм так до конца и не восстановился.

Фрида была умна, красива сногсшибательной экзотической красотой, невероятно талантлива, и поэтому неудивительно, что от нее потерял голову один из лидеров большевиков, Лев Троцкий, которого занес в Мексику ветер гонений. Троцкий открыто начал ухаживать за Фридой, и она отвечала ему взаимностью. Диего, наверное, впервые в жизни начал ревновать. Ревность была столь острой и всепоглощающей, что порой он чувствовал: может не сдержаться и убить соперника…

Между тем здоровье Фриды, подорванное тремя неудачными беременностями, неуклонно ухудшалось. Она месяцами ходила затянутая в ортопедический корсет. Хрупкая женщина превозмогала боли, которые не смог бы вытерпеть и крепкий мужчина. В 1950-м Диего был вынужден положить жену в больницу. Там она провела год, и на ее первую персональную выставку Фриду привезли на больничной кровати, украшенной цветами!

Снова в корсете, снова мучительные боли и семь операций подряд… Однако ее Диего рядом: чтобы подбодрить жену, он поет и танцует у ее койки, хотя в глазах у него стоят слезы… У Фриды началась гангрена, ей ампутировали правую ногу. Диего постоянно был рядом, а когда он ненадолго отлучался, то посидеть с ней приходили другие. Муж просил, чтобы Фриду ни на минуту не оставляли одну, и такой преданности того, кого многие до сих пор считали «чудовищем во плоти», не ожидали и самые близкие люди, да и сама Фрида, честно говоря, тоже.

За восемь дней до смерти она написала натюрморт с искрящимися солнечной плотью арбузами, названный ею «Да здравствует жизнь!». Внизу она приписала: «Я весело жду ухода и надеюсь никогда не возвращаться…»

Она ушла навсегда 13 июля 1954 года. Из сорока семи прожитых ею лет только первые шесть она прожила без боли. Ривера тяжело перенес смерть жены. Он пил, но алкоголь не приносил облегчения. Однако Фрида заботилась о муже и после смерти: зная, что Диего не может жить без женской поддержки, незадолго до своей кончины она попросила агента и помощницу в делах Риверы Эмму Уртадо после ее смерти выйти за Диего замуж. Это была необычная просьба, но все вышло так, как того хотела Фрида. Через год Эмма действительно вышла замуж за Риверу и скрасила последние годы его жизни. У Диего развился рак, и в 1957-м его не стало.

Последним желанием умирающего Диего Риверы было то, чтобы его прах смешали с прахом той, кого он любил больше жизни – его обожаемой Фридой Кало…

 

Мария Каллас и Аристотель Онассис

Он разбил ей сердце, а сам спокойно и счастливо продолжал жить дальше. Его не мучила совесть, когда она умирала в полном одиночестве. Он – это греческий миллиардер Аристотель Онассис, а она – величайшая оперная певица Мария Анна София Сесилия Калогеропулу, взявшая себе сценический псевдоним Мария Каллас.

Мария Каллас

Та, которую за небывалый диапазон и чарующий бархатный тембр называли Дивой и говорили, что у нее «четыре голоса в одном горле», родилась в 1923 году в Нью-Йорке, в семье греческих эмигрантов. Уже в три года маленькая Мария обнаружила склонность к классической музыке, а в пять стала брать уроки игры на фортепиано. Однако уже тогда было ясно, что девочка обладает потрясающими певческими данными, и вскоре к ее музыкальным урокам добавляется еще и вокал.

Начало ее карьеры совпало со Второй мировой войной, и напряжение, царившее в мире, наложилось на ее собственные неудачи. Каллас отказалась петь в Метрополитен-опера, потому что ее излишний вес – а Мария тогда весила около ста килограммов – не согласовывался с тем образом Чио-Чио-Сан, который она сама себе нарисовала. Однако к 1940 году впечатлительная певица берет себя в руки и дебютирует уже по-настоящему. Ей покоряются самые знаменитые оперные сцены. Каллас поет невероятно сложные вокальные партии. В ее репертуаре «Аида» Верди, «Норма» Беллини, партии Брунгильды в «Валькирии» Вагнера и одновременно Эльвиры в «Пуританах» Беллини – партии, совершенно несовместимые для голоса одной певицы!

Каллас с триумфом гастролирует по миру, и ей аплодируют в миланском «Ла Скала» – высшей награды для певицы сложно и вообразить. Более того, пресса называет Марию «королевой итальянских примадонн»! А в 1954-м она снова шокирует публику – выходит на сцену преобразившейся. Певица похудела почти на сорок килограммов! Ее новый облик способствует очередной волне успеха. Мария счастлива и в личной жизни. В 1949 году в Вероне, городе Ромео и Джульетты, она встретила того, с кем, казалось бы, навсегда связала свою дальнейшую жизнь – Джованни Менегини.

Муж Марии был страстным любителем оперы и довольно богатым человеком. Однако для Марии он жертвует всем: продает свой бизнес и полностью посвящает себя таланту жены. Он продюсирует новые постановки, сносит перепады настроения капризной примы, выполняет любые ее прихоти, но… Сердцу Каллас не прикажешь: в 1957-м она встречает того, с кем навеки будет связано ее имя – греческого миллиардера Аристотеля Онассиса.

Аристотель Онассис не привык ни в чем себе отказывать. Увидев Марию в первый раз, он сказал себе: «Эта женщина будет моей!» Мария с мужем получили приглашение на самую роскошную яхту того времени – «Кристину», принадлежавшую греческому олигарху. Аристотель танцевал с Марией весь вечер, не отходил от нее ни на шаг, а потом она и миллиардер куда-то исчезли… Поначалу Джованни не беспокоился: у жены бывали приступы меланхолии, и он, будучи намного старше Марии, относился к ее причудам по-отечески снисходительно. Возможно, сейчас она уединилась в каком-нибудь уголке и просто смотрит на яркие греческие звезды…

Однако среди ночи в их с Марией каюту постучали. Джованни вскочил – жены рядом не было. Он распахнул дверь: на пороге стояла заплаканная Тина – супруга Аристотеля. «Твоя жена в объятиях моего мужа!» – выкрикнула женщина. Менегини бросился ее утешать, но все было напрасно. «Я знаю, это чудовище никогда не отдает то, что заполучил… И ты тоже никогда больше не получишь свою Марию!»

Слова Тины Онассис оказались пророческими. Мария больше не вернулась к мужу. Тина также покинула яхту. Хотя муж и пытался уговорить ее не поднимать скандал, гордая гречанка забрала детей и подала на развод. Каллас также потребовала развода – и хотя Менегини уговаривал жену не торопиться, надеясь, что она одумается и вернется к нему, она все же настояла на своем.

Джованни Менегини, несомненно, знал жизнь лучше своей неразумной жены: для Онассиса Мария была не более чем очередной дорогой игрушкой. Он поначалу всячески баловал любовницу, дарил ей баснословно дорогие меха и драгоценности, но она быстро наскучила ему. Богатый грек ничего не понимал в опере и мог уснуть прямо на премьере. Кроме того, он не привык, чтобы ему перечили даже в мелочах. Мария могла прилюдно получить от любовника оплеуху. Онассис частенько бывал не в духе и оскорблял свою спутницу, и в такие минуты «толстая дура» было самым мягким эпитетом из тех, что он бросал Марии в лицо.

Аристотель и Мария постоянно ссорились – сегодня он мог пообещать ей подарить обручальное кольцо, но завтра рассмеяться: «Свадьба? Дорогая, ты ослышалась! Я не говорил ни о какой свадьбе!» Мария понимала, что их отношения исчерпали себя, но продолжала любить. Любить до самозабвения, до полного уничтожения своей собственной личности… Кроме того, постоянное напряжение, в котором находилась Каллас, не могло не сказаться: у певицы стал пропадать ее потрясающий голос. Впервые это случилось в Америке, и падкие до сенсаций газетчики не замедлили раструбить новость по всему миру.

Она ушла со сцены прямо посреди представления, хотя в ее любимом римском оперном зале сидели сам президент Италии с супругой. Однако у Марии так перехватило горло, что она не могла издать ни звука. После постыдного провала она стала бояться потерять голос навсегда – и ее страхи этому способствовали. Последней каплей стал провал в «Ла Скала» в 1961 году. Когда она вся в слезах вошла в гримерку, там оказался взбешенный Онассис. «Ты просто ничтожество!» – презрительно бросил он, как выплюнул…

Когда она поняла, что беременна, то была на седьмом небе от счастья, «Ребенок мне не нужен!» – заявил Аристотель. Более того, если она его оставит, он тут же бросит ее, – шантажировал Марию любовник. Она сделала аборт, но срок был уже большой, операция прошла неудачно. Она с трудом поправлялась, проливая горькие слезы и проклиная себя за то, что послушалась…

Окончательный разрыв произошел там же, где и начался их роман, – на борту «Кристины». Они ссорились так, что даже команда предпочла скрыться с глаз долой, опасаясь попасть под горячую руку хозяина. «Убирайся!» – орал он ей в лицо, брызгая слюной. И в Марии словно что-то сломалось. «Хорошо, – ответила она. – Но больше ты меня не увидишь!»

Их последняя ссора произошла в августе, а в сентябре Онассис уже объявил о своей помолвке с Жаклин Кеннеди – вдовой американского президента. Он обвенчался с Жаклин на том самом острове Скорпио, который когда-то купил для Марии… В день бракосочетания Каллас прокляла Онассиса и всех его будущих потомков. Петь она не могла и, казалось, не могла больше жить. Она медленно угасала, живя в маленькой квартирке в Париже и не пуская к себе практически никого.

Вскоре после свадьбы Аристотель внезапно появился у нее. Он раскаивался и на коленях просил прощения – говорил, что Жаклин была лишь временным помешательством, что жена холодна с ним и не понимает его так, как понимает она, Мария… Она так страстно желала, чтобы он почувствовал свою ошибку и пришел к ней – и вот он снова здесь, однако правдивы ли его слова или это снова ловушка?

Каллас простила Онассиса, но… Сказанное ею в минуту гнева было услышано: в 1973-м любимый сын Аристотеля, Александр, погиб в авиакатастрофе. Греческий миллиардер много раз разбивал сердца других, а в этот раз разбито было его собственное сердце. Смерть сына он не смог пережить.

В его последние часы именно Мария была рядом с ним, а законная жена Жаклин гуляла по Нью-Йорку, выбирая себе наряды.

Свою собственную смерть Мария также предчувствовала. Незадолго до того, как ее собственное сердце остановилось, она приехала на могилу Аристотеля, на остров Скорпио, с букетом белых роз. Вскоре ее не стало, но она попрощалась с тем, кого любила, и действительно простила его…