Глава 17

Расстояние от Луги до Санкт-Петербурга – 132 версты, то есть 140 километров. Максимальная скорость автомобиля УАЗ – 100 километров в час. Вопрос: сколько времени понадобится автомобилю УАЗ, чтобы добраться от Луги до Санкт-Петербурга?

Задачка, которую сможет решить даже первоклассник, освоивший деление. Вот только жизнь – она посложнее арифметики.

Во-первых, 132 версты – это по прямой. А "уазик", как известно, не самолет, бреющему полету не обучен. Во-вторых, сто километров в час – это по дороге. По дороге, а не по тем местам, которые названы дорогами у русских. Ну и в третьих, не стоит пугать здешних жителей, в массе своей крестьян, апокалипсическим зрелищем ревущего, подпрыгивающего на качках УАЗа, несущегося с невероятной для 1910 года скоростью.

Проснувшаяся паранойя подсказала гениальное в своей абсурдности решение – ехать в столицу по сельским дорогам. Чтобы не попасться на глаза кому-нибудь, облеченному властью и правом потребовать документы и чтобы сбить с возможного следа возможную погоню из Луги. С какого перепугу за ними должна отправиться погоня, Руслан не знал, но… А вдруг отправится?

Вот и приходилось ползти со скоростью не больше двадцати километров в час, чтобы не напрягать местных жителей и не сбить какую-нибудь сунувшуюся под колеса корову или…

Свинью!!!

* * *

Руслан резко ударил по тормозам. Автомобиль встал, Юля еле удержалась, вцепившись руками в панель. Аня, дремавшая на заднем сиденье – она плохо спала уже вторую ночь – с грохотом упала на пол между сиденьями.

– Папа!

Руслан искреннее понадеялся, что тихое шипение, которое он услышал со стороны дочки – все-таки не мат.

– Извините, девочки. Свинья.

Помянутая скотина, недовольно хрюкнув, вальяжно двинулась дальше по своим свинячьим делам.

– Ух ты, свинка! – протерла глаза Аня – Папа, а почему она гуляет сама по себе?

– Свинья Мебиуса, – проворчала Юля.

– А зачем у нее на шее вот эта рогатулина надета?

На шее свиньи было что-то вроде треугольника из толстых прутьев, торчащих во все стороны.

– Не знаю.

– Папа, а почему она такая тощая и лохматая?

– Порода такая, – Руслан смотрел на руки, которые потихоньку переставали дрожать.

– Какая порода?

– Лохматый тощотик, – не выдержала Юля, – Руслан, поехали уже, а?

Нервничали все. Сам факт попадания в иное время, во время, отстающее от их собственного на сто лет – уже достаточный повод, чтобы надолго выпасть из колеи. А тут еще лужские события…

Луга, тихий городок, в котором жило от силы четыре тысячи человек. Руслану казалось, что это – идеальное место для адаптации жены и дочери. Да и его самого.

К сожалению, человек предполагает, а бог располагает.

Убийство местного бодибилдера, а по совместительству – кузнечного мастера. Попытка похищения их самих, которая сорвалась только благодаря Ане и Юле. Непонятный, настораживающий интерес со стороны купца Андронова. Как-то все это не располагает к неге и отдохновению.

А теперь еще и поездка в Питер, который малость побольше Луги и поэтому пессимизм увеличивался пропорционально.

Руслан начинал думать, что пока неизвестный господин Фрезе вовсе не обязан принимать к себе на работу всяких там американцев-автомобилистов. А План Б пока находится в стадии "А почему у нас нет плана Б?". Да плюс еще попытки всенепременнейше поменять историю со стороны Юли. Да еще полнейшая неопределенность с Аней…

Юля тоже думала о том, что делать с дочкой. Правда, она надеялась, что Руслан уже что-то придумал на этот счет. Он же умный…

Аня, которая пока еще воспринимала путешествие на УАЗе по царской России как экзотический отпуск (тем более что в школу не надо!), поэтому с любопытством глядела в окно. Но периодически на нее накатывали то неприятные воспоминания о похитителях, то мысли о том, что она, кажется, не вернется назад и не увидит старых подружек.

* * *

– К черту!

Попытавшись завести автомобиль дрожащими пальцами, Руслан понял, что надо успокоиться. Странно, никогда раньше, даже когда закрутило на скользкой дороге, его так не трясло…

Руслан вышел из УАЗа. Сейчас бы закурить…

– Не нервничай, – Юля подошла сзади и обняла за плечи, – Мы с тобой.

"Самая главная причина для того, чтобы нервничать. И самая главная причина для того, чтобы не нервничать еще больше".

– Папа, мама, – Аня открыла дверь и встала на подножке, – А что там за люди бегают?

– Где? – Руслан прислонил ладонь козырьком ко лбу.

Вдалеке, вниз с холма бежал человек. Бежал отчаянно, как будто спасая свою жизнь. Упал, покатился по земле, вскочил, потеряв картуз. Бросился бежать опять.

Не успел.

Толпа, составлявшее, наверное, все население местной деревни, темным валом взлетела на гребень холма и набросилась на убегавшего. Захлестнула, затоптала.

– Аня, не смотри! – Руслан зажал рукой глаза дочки.

Убегавшего били. Убивали. Всей деревней. Топтали ногами, били палками, камнями.

– За что его так? – дрожащим голосом прошептала Юля.

– Так ведь конокрад, госпожа, – произнес за спиной масленый голос.

Юля взвизгнула и отпрыгнула в сторону.

– Кто вы такой? – злобно спросил Руслан подкравшегося со спины человека.

Невысокий, в возрасте, лет так пятидесяти-шестидесяти – борода почти вся седая – в картузе с лаковым козырьком, красной подпоясанной рубахе под черным пиджаком – поперек живота бежала серебряная цепочка. Слегка запылившиеся сапоги, с голенищами в крупную гармошку.

– Я-то? – сладко заулыбался человечек, – Прошу прощения.

Он скинул картуз, обнажив маленькую коричневую лысинку.

– Столбов, Аркадий Петрович, торговец.

– Лазаревич, Руслан Аркадьевич. Моя жена Юлия, моя дочь Анна.

– Очень приятно, – торговец зажмурился, как будто его угостили конфетой, – Руслан Лазаревич… Прямо-таки Еруслан Лазаревич, не в обиду будь сказано. Это не ваш ли транспорт будет, господин Лазаревич?

Столбов кивнул на машину.

– Мой.

– Где ж такие делают-то?

– В Америке.

– Америке, Америке… И быстро, – торговец осмотрел УАЗ, – он ездит.

– Быстро.

– Тогда мой вам совет, – Столбов посмотрел за спину Руслана, – садитесь в свое авто и езжайте как можно быстрее. А то, кажется, здешние мужички уже закончили топтать конокрада и могут заодно затоптать и нас с вами. Как ненужных свидетелей произошедшего смертоубийства.

Руслан оглянулся.

– В машину!

Двигатель завелся мгновенно.

* * *

– Почему они такие злые? – зябко поежилась Юля.

Нет, никто за машиной не гнался, видимо, не стали связываться с неизвестной конструкцией, а может, трезво оценили свои шансы догнать ее. Но самого зрелища зверской расправы хватило.

– Хе-хе, конокрад, госпожа Лазаревич.

Столбов поерзал на переднем сиденье. На самом деле, не бросать же человека на расправу?

– Ну и что? Он же не людей убивает, всего лишь коней ворует.

– Для крестьян конь – дороже. Для того чтобы человека сделать нужно…

Столбов покосился на развесившую уши Аню.

– Ну, вы сами знаете, что для этого нужно. А коня купить – денежки нужны, и немаленькие. Не каждый мужичок потянет, не каждый… Конь сейчас на рынке стоит рублей восемьдесят, когда у мужика за год и половины такой суммы свободной не наберется. Корова, и та пятьдесят рублей потянет. За три рубля коровку, хе-хе, не купишь, не купишь…

– А разве коровы, – вмешалась Аня, – не у всех крестьян есть?

В ее представлении крестьянки только тем и занимались, что доили коров и поили молоком из кувшинов мужей в поле. Причем пить молоко нужно непременно так, чтобы оно по подбородку текло.

– Откуда же они у всех возьмутся? – удивился заулыбавшийся Столбов, – денежек-то не каждый напасет, не каждый. Кто работает, да головой думает – у того и четыре и пять коровок пасется. А кто только руками горазд – у того и земля уже давно пропита. Вот сами посмотрите…

Столбов чуть не прикусил язык на очередной кочке, но продолжал болтать:

– Сколько у крестьянина земельки? Десятин пять-шесть, хорошо – восемь-десять. Из них под пастбище – десятины две, самое малое, отдай. Сколько остается? Ну, пусть восемь десятин. Засадил ее мужичок рожью. Собрал с каждой десятины сорок пудов, хе-хе. На хуторах-то поболе собирают, ну так там и люди работают… Собрал, значит, сорок пудов с десятины. Сколько это всего получится, доченька?

– Триста двадцать, – подсчитала Аня.

– Молодец, доченька, хорошо считаешь. Подрастешь, возьму к себе в помощницы.

Он подмигнул Руслану.

– Триста двадцать пудов. Из них – сто двадцать на посев отложи, а то на следующий год и того не будет. Уже осталось двести десять. Из них вычти по двадцать пудов на душу на прожитье, самое малое двадцать, если не хочешь лебеду есть. Если в семье душ пять – еще сто пудов в сторону. Сколько осталось? Сто десять. Повез он весь урожай продавать, а пшеничка, хе-хе, по рублю за пуд ушла. Сто десять рублей. Из них налогов рублей десять. Сколько осталось? Сто рублей. На весь год. А мужичку одежку купить надо? Надо. Мясо, молоко, сахар, табак, железо, соль, спички надо? Надо. Если кто родился или, не дай бог, помер, батюшке отдать за требы надо? Сколько там остается? Слезки. А тут конокрад лошадь свел. Мужичку, хе-хе, только и остается, что ложись да помирай: новую лошадь он уже нипочем не укупит.

– А зачем мясо покупать? – удивилась Юля.

– Как зачем? А где ему мясо взять? Если свинья есть, так ее раз в год на Рождество колют. Откуда мяса на весь год? Вот и покупают, хе-хе, мужички…

– Так… – запнулась Юля, – Куры же есть, утки там. На охоту ходить можно.

– Куры, хе-хе… Куры, госпожа, тоже жрать, прошу прощения на грубом слове, хотят. А кто ж на них зерно будет тратить, если самому не хватает? Бегает пара-тройка курей, яйца несут, вот и весь сказ. И на охоту ходить некогда, да и некуда. Леса-то, хе-хе, свели… Мясо в горшке, госпожа, есть у того, кто работает, – Столбов снял картуз и постучал себя по лысине, – головой. Сейчас у каждого четвертого, куда ни глянь, и лошади-то своей нет, землю чужими лошадьми да сохами пашут…

– Сохами? – даже Руслан удивился. В его представлении соха – что-то, относящееся к Древней Руси, а выражение "Сталин принял Россию с сохой" – художественная метафора.

– Сохами, хе-хе, сохами. На один плуг железный – две сохи деревянные приходится. Про паровые плуги и вовсе разговору нет. Дай бог, если во всей России полтысячи наберется. С сельскохозяйственными машинами, – Столбов со вкусом выговорил длинное словосочетание, – знаете как дела обстоят?

– С тракторами? – наивно спросила Юля, сама понимая, что трактора и сохи плохо сочетаются.

– С тракторами? – заулыбался Столбов, – Госпожа Лазаревич, тут сеялок-то одна на четыре сотни мужичков, жатки – одна сотни на две, я уж про грабли и косилки молчу – одна на тысячу. А вы – трактора… Чай, не в Америке живем, наш мужичок привык по старинке земельку ковырять. Сейчас хорошо… – торговец опять зажмурился, как кот на солнцепеке, – Раньше-то что было? Хоть каким ты работящим ни будь, а земли больше, чем община на душу положит – не получишь. А сейчас, хочешь из общины уйти – уходи, никто тебя неволить не будет, бери свою землю и иди…

– Так ведь больше, чем было, – не понял Руслан, – все равно не получишь. Так на так и выходит.

– Не скажите, господин Лазаревич, не скажите. А купить? А? Общинную земельку-то не больно купишь, а тут – пожалуйста.

– Так вы же сами говорили, что денег нет. Откуда бедному крестьянину денег взять еще земли купить, если он на старом участке денег заработать не может?

– А бедному и нечего землю покупать, бедноту плодить. Выходи из общины, продавай землю и – на все четыре стороны. Хочешь – в город иди, на завод там или на фабрику, там таких как ты уже толпами стоят, хочешь – в батрачки, хе-хе, иди. Богатый крестьянин, он сам на своей земле ломаться не станет, он себе земли прикупит поболе, да батрачков наймет, из тех же безземельных, в кулаке их держать будет. Законы, господин Лазаревич, не для слабых, для сильных пишутся.

Глаза торговца, казалось, блеснули холодным волчьим блеском.

– То есть, – спокойно проговорил Руслан, – богатые становятся еще богаче, а бедные – еще беднее? Так?

– А кредит? – перебила Юля, почувствовав настроение мужа, – Кредит можно взять?

– Отчего же нет. В Крестьянском банке бери ссуду, да покупай. Только, хе-хе, земелька сейчас уже по сто рубликов за десятину идет, так что бедные опять мимо идут. Ссуда, да… Помню, в девяносто втором, время было золотое. Недород тогда случился, хлеба у мужичков не было. Кинулись покупать, а где купишь, если ни у кого нет? А те, у кого есть, не дураки были, хе-хе, цену правильную затребовали. У мужичков-то денежек не было, откуда, если и хлеба-то нет, а тут государство помогало, ссуды им выделяло, хе-хе, они и кинулись хлеб покупать. Умный человек, господин Лазаревич, он везде выгоду найдет…

Руслану почему-то вспомнилось объяснение причин роста цен на недвижимость из одного, как ни странно, юмористического журнала. Государство, в рамках обеспечения жильем, вместо того, чтобы строить дома, обеспечило выделение ипотеки. Мол, вот вам деньги, покупайте. Народ кинулся покупать, а жилья-то больше не стало. Тут один из законов рынка и сработал: когда товара мало, а покупателей много – цены вверх лезут.

"Сто лет прошло – ничего не изменилось".

– Значит, вы, во время голода, продавали крестьянам хлеб по завышенным ценам?

– А куда они денутся-то? Да и не голод, господин Лазаревич. Недород. Сам царь-батюшка сказал, что нет у нас, хе-хе, голода. Недород.

Руслан остановил машину.

– Сломалось что, господин Лазаревич?

– Вон, – вытянул руку Руслан.

– Где? – недоуменно оглянулся Столбов.

– Вон из моей машины!

УАЗ фыркнул и прокатился мимо торчащего на обочине торговца, бросив в него камешками из-под задних колес.

– Вот тварь!

Как ни странно, Руслану стало легче. Напряжение сорвалось хоть на ком-то.

– Папа, – тихо спросила Аня, – а лебеда – это такой сорняк, как на огороде растет?

– Да, такой.

– А как же ее едят?

– Не знаю, Аня. Морщатся и едят.

* * *

Уже шла вторая половина дня, они уже пообедали холодными бутербродами с мясом, припасенными еще в Луге, и горячим чаем из термоса, когда Руслан остановился у очередного прохожего.

Пожилой батюшка, ровесник сволочи-Столбова, в пыльной рясе и стоптанных сапогах, осторожно отстранился от притормозившей машины.

– Добрый день, батюшка, – Руслан обошел машину и подошел к священнику, – Не хотите, подвезу вас до места?

Судя по лицу, священнику хотелось перекреститься, но он сдержался и довольно ловко влез на переднее сиденье.

Машина тронулась.

– Руслан Лазаревич, торговец мебелью из Америки, – уже привычно представился Руслан, – моя жена Юля, дочь Анна.

– Отец Афанасий.

– Куда же вы, батюшка, так направляетесь, да еще пешком?

– А на чем же мне, простите, передвигаться? Бог дал нам ноги для ходьбы.

– На "мерседесе", – пробормотала Юля, но священник не расслышал. Да и сложно представить деревенского священника на иномарке. Даже в 2012 году.

– Да вот, слышал я от прохожего, что деньги вы, ну, не вы лично, ваши коллеги, дерете, простите, безбожно. По двадцать рублей за раз. Это как?

Священник помолчал, пожевал губами, повертел посох в руках.

– Священники, – наконец произнес он, – Тоже люди. Все разные. Кто действительно безбожно требует с прихожан, кто довольствуется принесенным. Не надо обо всех судить по немногим…

Если посмотреть на отчаянно стоптанные сапоги, отец Афанасий относился ко второй категории.

– Одни за плату и кобеля отпоют, другие ночью в дождь пойдут за десять верст пешком проводить в последний путь преставившегося, за десяток яиц. Все люди разные.

– Кстати, о людях, – вмешалась Юля.

Они с Русланам уже успели поцапаться. Юля заявила, что господин Столбов – явление нетипичное для России, некий выродок. Руслан ответил, что судить по одному человеку обо всех не собирается, но и вещи сволочь-торговец говорил верные.

– Тут мы встретили человека, который говорил, что крестьяне ваши голодают, живут плохо, денег не имеют.

– Все люди разные, – повторил священник, – я знаю крестьянина, Захар Прокофьев, из Загривья, тот в прошлом году отселился на хутор, в десять десятин. Ссуду взял, перенес избу, амбар, сенник, гумно, ригу. Лошадь имеет, три коровы, плуг, соха, борона. Он в землю вцепился, аки древнегреческий герой Антей: убрал камни с участка, распахал, клевер засевает для улучшения плодородности. Хорошо живет, работает.

– Батраков нанимает? – немного неприязненно – вспомнился Столбов – спросил Руслан.

– Нанимает, куда ж без этого. В горячую пору без лишней пары рук никуда. Захар хорошо живет, а другой крестьянин, из того же Загривья, Сенька Вражин, тоже из общины выделился. Землю продал, с долгами расплатился и теперь к тому же самому Захару нанимается, ходит пьяный, в отрепье. Все люди разные, все. Кто пьет да жалуется, а сорок лет назад крестьяне из нашего уезда сами веялки собирали. Из всякого хлама, конечно, но собирали же. Все люди – разные.

* * *

Темнело. Семья Лазаревичей остановилась неподалеку от Санкт-Петербурга, чуть в стороне от лесной дороги. Руслан решил не въезжать в столицу ночью: запутаешься, да и фарами светить – в прямом и переносном смысле – не стоит.

– Так я не поняла, – толкнула его в спину Юля, – хорошо здесь крестьяне живут или плохо? Один говорит одно, другой – другое.

– А я тебе говорю третье: тут на месте, с людьми пообщавшись, не понятно ничего, а ты, ничего не понимая, хочешь что-то менять в истории…

– Да не хочу, не хочу. Я хочу есть, в душ и мужа.

 

Глава 18

Туманное утро. Московское шоссе. По камням мостовой тихо ползет необычный для 1910 года автомобиль – УАЗ-469. За рулем – сонный и зевающий "американец" Лазаревич.

Нет, Руслан, вместе с Юлей и Аней, с удовольствием бы поспали еще немного, вместо того, чтобы плестись куда-то ни свет ни заря. Однако ночевка в автомобиле под Санкт-Петербургом в середине сентября – удовольствие на любителя. На любителя плеток и наручников.

Мимо каждые шесть-семь минут проплывают знаменитые питерские верстовые столбы – гранитное основание, на нем – мраморный куб, на котором – гранитно-мраморный шишак с вырезанными цифрами. Камень столбов не блестел безупречной полировкой, скорее, выглядел потертым и от этого почему-то казался гораздо более надежным и долговечным, чем сверкающие современные поделки. Такие столбы и еще сто лет простоят…

"Уазик" подъехал к Московским триумфальным воротам – огромному сооружению из серых колонн. Здесь путешествие застопорилось.

* * *

Остановивший автомобиль полицейский, в серой форме, с шашкой, с залихватски закрученными усами, долго объяснял, что, несмотря на то, что в столице количество автомобилей пока еще измеряется сотнями, а не миллионами, а дорожная полиция отсутствует как класс, уже десять лет как действует постановление градоначальника "О порядке пассажирского движения на автомобиле". Согласно постановлению, по городу нельзя ездить:

– без номерных знаков;

– без удостоверения на управление автомобилем;

– быстрее двенадцати верст в час.

Долго же правила дорожного движения объяснялись потому, что Руслан говорил с невозможным американским акцентом. Иногда педалируя его так, что даже Юля переставала понимать, что там говорит ее муж.

В итоге полицейский понял, что тупой американец привык там, у себя гоняться за бизонами по прерии без всяких документов и прочих глупых бумажек, и, за небольшую – в его понимании – сумму согласился впустить их в город и даже сопровождать во время путешествия. Руслан поклялся всеми быками своего ранчо, что кататься по городу не собирается, всего лишь доедет до гостиницы, а оттуда – до фабрики господина Фрезе, располагавшейся по адресу Эртелев переулок, дом 10. И все. Поэтому номер и удостоверение ему не нужны.

И вот, в сопровождении конного полицейского, они покатили по булыжным мостовым Санкт-Петербурга, столицы Российской империи.

В гостиницу "Англетер".

* * *

Юля с Аней до сих пор ни разу не были в Санкт-Петербурге, а вот Руслан был, один раз, один день, по приглашению старого приятеля, бывшего одноклассника. Многого он тогда увидеть не успел, из поездки запомнились разве что Исаакий, Медный всадник, Зимний дворец, Нева, "Аврора", а также то, что виски с колой лучше не смешивать.

"Англетер" была единственной гостиницей столицы, про которую он, Руслан, точно знал, что она, скорее всего, уже построена, что она приличная, а также где она находится.

Правда, полицейский гостиницы с таким названием не знал.

Хотя по описанию местоположения – "напротив Исаакия" – опознал гостиницу "Англия". Туда они и поехали.

* * *

Все трое нервничали – а пуще всего Руслан, который постоянно боялся налететь на извозчика, которые, казалось, заполонили весь город – однако даже в таком состоянии им волей-неволей бросались в глаза различные достопримечательности города.

* * *

Московское шоссе, в черте города сменившее название на Забалканский проспект, длинный и прямой как стрела…

Широкий мост, перед которым они остановились, чтобы пропустить звенящий трамвай. Пассажиры трамвая прилипли к окнам, разглядывая диковинный автомобиль. Юля с Аней прилипли к окнам, разглядывая старинный трамвай…

Сад, проплывший по правую руку…

* * *

– Поворачивай на Измайловскую! – взмахнул рукой полицейский.

Руслан кивнул и свернул влево.

* * *

Возле собора – какого, Руслан не знал, он считал, что в Питере соборов столько, что плюнуть некуда – опять свернули вправо, выехав на еще один проспект, Вознесенский…

Мост, со скучающим полицейским, поуже предыдущего…

Еще один мост, совсем уже узкий, метров десять от силы. Руслан не обращал бы на них внимания, если бы не страх, что под УАЗом один из мостов провалится…

* * *

Огромный дворец, бело-песочной расцветки. Перед ним стояли несколько экипажей и пара автомобилей. Старинных, но роскошных, по сравнению с которыми УАЗ выглядел как современный солдат-срочник рядом с Суворовым.

Опять мост… Ого! Этот мост был шириной метров сто, не меньше…

* * *

– Ух ты! Папа, а чей это памятник?

– Не знаю, Анюта. Император какой-то.

Посреди площади, хвостом к ним, вздымал коня на дыбы некто со спины не опознаваемый.

– Хотя, – вспомнил кое-что Руслан, – если я не ошибаюсь, это один из редких конных памятников, у которых конь опирается всего на две ноги.

– А Медный всадник? – встряла Юля, – Он тоже на дыбы встал. И тоже на двух ногах.

– Медный всадник, Юля, опирается еще и на хвост.

* * *

Они проехали по Вознесенскому проспекту еще немного, по правую руку мелькнул забор, за которым то ли начинали стройку, то ли расчищали место под стройку и вот она – четырехэтажная гостиница мрачного коричневого цвета.

"Англетер". Пусть и с названием "Англия".

* * *

– Руслан, – тихо прошептала ему на ухо Юля, когда они уже вошли внутрь и регистрировались, – Это та самая гостиница, в которой повесился Есенин?

– Ага, та самая.

– А другой ты не мог выбрать? Как-то страшновато…

– Юля, Есенин влез в петлю в "Англетере" уже при большевиках. А сейчас он жив-здоров и прекрасно себя чувствует. Так что его призрака мы не увидим.

– Все равно…

– Пожалуйста, мистер Лазаревич, – портье протянул ключ с деревянным брелком, на котором красовалась выжженная цифра "пять".

– Благодарю, – Руслан опустил в ладонь портье монету и двинулся вслед за тянувшим их сумки коридорным, еле слышно напевая "А в тридцать три Христу, он был поэт, он говорил "Да не убий", убьешь – везде найду, мол…"

* * *

Руслан предполагал заселиться в гостиницу и сразу же выехать к Фрезе – адреналиновый ураган, бушевавший в крови от поездки по императорскому Питеру, требовал действий. Однако девчонки взбунтовались. В итоге выехали они только после плотного завтрака, душа, парикмахерской, где Юле с Аней сделали прически, а Руслану – превратили недельную щетину в короткую бороду.

После не менее плотного обеда девчонки высказали было желание вздремнуть и отправить отца и мужа одного искать своего автомобильного мастера. Но тут уже непреклонным был Руслан. После событий в Луге он боялся оставлять их одних.

Так как полицейский не подряжался постоянно водить их по городу и, получив желтую бумажку, уехал, пришлось договариваться с гостиничным персоналом о том, чтобы отпустили одного из сотрудников показать дорогу до Эртелева переулка. Ну как, договариваться. Руслан с надменным видом Мистера-Твистера – только сигары, дымящейся из-под полей низко надвинутой шляпы не хватало – спросил, может ли кто-нибудь проводить его до места. Тон вопроса подразумевал, что возражения не принимаются.

* * *

Опять поездка, с сидящим на переднем сиденье болтливым пареньком по имени Кондрат, решившим, что его пригласили на роль экскурсовода и возмещавшим поездку на "таком авто" словесным потоком.

– Это улица Гороховая…

– Кажется, здесь жил Распутин, – вспомнил Руслан.

– Почему жил? – обидчиво покосился Кондрат, – Он и сейчас здесь живет. Вон, дом номер шестнадцать.

Аня чуть не выскочила из машины, разглядывая горчичного цвета дом. К ее разочарованию, над ним не вились летучие мыши и вороны, да и вообще дом не походил на обиталище колдуна.

* * *

– Красный мост. Назван так потому, что если взглянуть на него сбоку – он покрашен в красный цвет.

"Спасибо, Кэп…"

* * *

– Каменный мост…

– Стоп, а остальные мосты из чего были?

– Из камня.

– Тогда почему этот называется Каменным?

– Не знаю, господин. Может, на него камень особый пошел…

* * *

Перед Каменным мостом им пришлось притормозить: дорогу перегораживал автобус. Старинный с широкими стеклами, площадкой на крыше, на которой тоже ехали люди, поднимаясь по лесенке сзади. Сейчас люди спускались. Подождав, пока выгрузится последний, автобус медленно, с натугой, въехал на крутой мостик. Пассажиры потянулись следом.

УАЗ фыркнул и ловко вскарабкался на мост. Кондрат восхищенно охнул.

* * *

Улица Садовая…

Бесконечно длинные ряды арок Гостиного двора…

Невский проспект, перед которым они долго стояли, ожидая возможности проскочить. Ни светофоров, ни регулировщиков, разумеется, еще не придумали…

Мост…

Особняк Юсуповой…

– Кондрат, помолчи.

Улица Бассейная…

– Ой, папа, это здесь жил рассеянный, с улицы Бассейной?

– Кто такой? – заинтересовался Кондрат.

– Детский стишок, – пояснил Руслан.

– Жил да был рассеянный, с улицы Бассейной…

– Аня, перестань.

Эртелев переулок. Дом десять. Конечная.

* * *

– Доброе утро!

Господин Фрезе, семидесятилетний, седой, но еще бодрый старик, выскочил навстречу Лазаревичам, потирая лоб, как будто пытался повесить часы над унитазом.

"Быстро он…". Руслан, передавая визитную карточку, предполагал, что ждать хозяина придется долго. Да и представлял он фабриканта автомобилей… несколько иначе. Этакий толстый вальяжный, типичный буржуй.

А господин Фрезе, если на кого и походил, так на доктора Эммета Брауна из фильма "Назад в будущее". Хотя и одет был не в белый халат, а строгий черный костюм, и волосы не торчали безумными лохмами. Наверное, сходство заключалось в седине, а также во взгляде. Взгляде гениального, но слегка безумного изобретателя.

– Петр Александрович Фрезе, – старик энергично потряс руку Руслана.

– Руслан Аркадьевич Лазаревич. Моя жена Юля, дочь Аня.

– Вы тот самый американец, о котором рассказывал Равиль Шарафутдинов? С автомобилем совершенно особой конструкции?

– Верно.

– Где он? – Фрезе подпрыгнул так, как будто, если бы услышал, что автомобиль остался в Луге, то побежал бы туда бегом.

– Здесь, во дворе вашей фабрики.

Пока они шли – вернее, почти бежали, еле успевая за Петром Александровичем – Руслан кратко рассказал свою легенду. Мол, сын русских эмигрантов, владелец мебельной мастерской, на досуге сконструировавший и построивший автомобиль, на котором и приехал в Россию.

Увидев УАЗ, Фрезе бросился на него, как волк на добычу. Он осмотрел его от крыши до колес – буквально, даже поковырял пальцами покрышки – запрыгнул в салон, покачался на сиденье, покрутил руль, выскочил наружу, щелкнул ногтем по зеркалу, попросил открыть капот, мельком бросил туда взгляд и повернулся к Руслану:

– Значит, это ваш автомобиль?

– Да.

– Отлично. Тогда расскажите мне, пожалуйста, одну вещь, господин Лазаревич…

Фрезе неожиданно резко повернулся к Руслану:

– Кто вы такой на самом деле?

 

Глава 19

Руслан понял, что предстоит серьезный разговор. Ошибка уже совершена: навряд ли фабрикант, собаку съевший на автомобилях (десять лет уже в бизнесе, если вспомнить рассказ Равиля) будет так же наивен, как лужские обыватели и не обратит внимания на характерные особенности конструкции.

Что стоило чуть раньше об этом задуматься?

– Этот автомобиль, господин Лазаревич – если это ваша настоящая фамилия – сделан не в мастерской.

Фрезе круто развернулся, так что полы черного сюртука взметнулись и опали, и хлопнул по капоту машины. УАЗ испуганно вздрогнул.

– Взять хотя бы шины, – фабрикант пнул колесо ногой, – На них маркировка Goodyear. Но Goodyear Tires amp; Rubber не делает шин таких размеров. И этот рисунок – он тоже нетипичен. Или, – он крутанулся и вперился в глаза Руслана, – вы хотите сказать, что эти шины вам сделали в мастерской? А резину вам тоже сварили в мастерской? Вы что думаете – он опять пнул безвинное колесо – я не увижу, что она сделана по особому рецепту?

Юля взяла Руслана за руку, Аня прижалась сбоку. Они стояли втроем и смотрели, как Фрезе рушит всю их легенду на корню.

– Американцы? Ха-ха! – фабрикант запрокинул голову и расхохотался демоническим смехом, – Вот эти украшения, – он схватил за зеркало заднего вида, чуть не вырвав его, – они привинчены болтами. С метрической резьбой! Не с дюймовой, господин лжеамериканец! На приборах скорость – в километрах в час, и она явно завышена!

На громкий голос хозяина начали потихоньку подтягиваться рабочие. Руслан понял, что нужно приготовиться бежать. А то не успеешь придумать план Б…

– До сих пор хотите сказать, что вы американец? Что этот автомобиль сделан в мастерской? Да в нем нет ни одной детали, которая не была бы сделана на заводе! Они все носят следы станков или штамповки! Или, по-вашему, кто-то сделал штамп только для того, чтобы с его помощью изготовить одну единственную деталь, для вашего автомобиля? Не-ет, это – серийное производство! Таких автомобилей – не один! Их десятки, сотни!

Фрезе размахивал руками как мельница.

– И вся эта масса стоит где-то, ждет своего часа! Как только я увидел это…

УАЗ опять вздрогнул под мощным ударом.

– … я сразу же понял, кто вы и зачем приехали в Россию!

– И кто же я? – Руслан уже понял, что с Фрезе разговор не получится, но просто решил понять, за кого же его принимают.

– Вы – не американец! – рявкнул Фрезе и неожиданно спокойно закончил, – Вы – француз.

– Да?!

Руслан посмотрел на Юлю. Та посмотрела на мужа.

– Иногда, – сказала она, – может быть, но, господин Фрезе, с чего вы взяли?

– Вы кто такая? – Фрезе, агрессивно выставив бородку, подскочил к Юле и неожиданно смутился, – Прошу прощения, я не увидел…

Он наклонился к испуганно отстранившейся Ане:

– Простите меня, милое дитя, за некоторую резкость.

Фрезе быстро поцеловал Ане руку и тут же выпрямился:

– Так вот, господин Мазуревич…

– Лазаревич.

– Вы – агент французов. Почему? Взгляните на свой автомобиль.

Руслан посмотрел. Юля тоже с интересом взглянула.

УАЗ как УАЗ. Не спорткар, конечно, и не отполированный джип. Спокойно глядящий глазами фар работяга, бродяга…

Солдат.

– Вы считаете, что мой автомобиль предназначен для войны?

– Я не считаю! Он для войны и предназначен!

Фрезе опять набросился на "уазик".

– Защитная окраска, закаленные стекла, металлический пуленепробиваемый кузов, шины, предназначенные для бездорожья… Конструкция для массового производства. Продолжать? Вы, господин Мазуревич…

– Лазаревич.

– …привезли сюда, в Санкт-Петербург, опытный образец для того, чтобы предложить его российской армии. Разумеется, дешевый автомобиль могут приобрести для армии в больших количествах. Наши-то русские…

Фрезе как-то сразу поник, и казалось, постарел на несколько лет.

– Смотреть не на что. За границей лучше… – печально произнес он.

"Сто лет прошло, ничего не изменилось" – снова и снова возникала у Руслана одна и та же мысль.

– Вы неправы, господин Фрезе, – решительно сказал он.

– Неправ в чем?

– В своей оценке российского автопрома.

– И вы собираетесь мне это доказать?

– Да. Правда для этого я хотел бы предложить вам перейти в кабинет.

– Хорошо, – Фрезе вздохнул, – Идемте.

– Одну минуту, – Руслан повернулся в жене, – Юля, захвати, пожалуйста, из машины мой ноутбук.

– Хотите показать мне какие-то записи? – в глаза старика блеснула искорка любопытства.

– Можно сказать и так.

– Ну что ж, пройдемте в мой кабинет.

Фрезе двинулся в сторону здания фабрики, Юля придержала Руслана:

– Ты уверен? – шепнула она.

– Нет. Но мне надоело притворяться. Нужен какой-то человек из местных, кто знает о нас. Иначе я свихнусь.

* * *

В кабинете Фрезе бодро уселся в сильно потертое кожаное кресло и облокотился о выцветшее сукно письменного стола:

– Ну что ж, господин Мазуревич, показывайте ваш блокнот.

– Ноутбук.

Руслан поставил помянутый предмет на стол. Открыл крышку и нажал кнопку "Пуск".

Фрезе похлопал себя по карманам, достал кожаный футляр и извлек из него очки, круглые в стальной оправе:

– Любопытно…

Заставка Windows сменилась рабочим столом, картинкой с мрачным туманным ущельем и небольшой россыпью значком.

– Ну и что это? – Фрезе откинулся на спинку кресло и скрестил руки, – Что эта ваша игрушка доказывает?

– Это, – улыбнулся Руслан, – только начало.

В ноутбуке, кроме солидной коллекции фэнтези, нескольких анимешек Ани и семейных фотографий, ничего не было, но Лазаревич был уверен, что сама конструкция ноутбука, его возможности и качество фотографий, докажут автомобильному заводчику то, что он сейчас ему скажет.

Стрелка курсора навелась на папку "МЫ". Двойной клик…

– Мы, господин Фрезе, никакие не американцы и не французы. Мы – русские и никогда не покидали пределы России. Просто мы – из будущего. Из 2012 года.

* * *

– Да как, как вам еще можно доказать, что мы говорим правду?!

Руслан стучал ладонью по столешнице, на которой валялись купюры Российской Федерации, паспорта, водительское удостоверение, и подпрыгивали ноутбук и фотоаппарат.

– Вот это все, – он взмахнул рукой, – не доказывает, что мы – из будущего?!

– Каким образом?

Фрезе был спокоен и довольно улыбался.

– Ноутбук! – Руслан схватил его, еле подавив желание обрушить на голову вздорного старика.

– Игрушка.

– Какая еще игрушка?! Где вы видели такие игрушки?

– Ну, я давно не был во Франции, возможно, там нечто подобное уже на каждом углу продается.

– Вы видели в нем фотографии, вы видели фотографии в фотоаппарате! Разве в ваше время возможно такое качество?!

– Откуда я знаю, фотографии ли это? Может быть, это картины. Мастерство французских художников общеизвестно…

– Деньги!

– Фальшивка.

– Паспорта!

– Подделка.

– Пластик.

– Если я не знаю, что это такое, это не означает, что он из будущего.

– Автомобиль!

– Мне, – Фрезе снял очки и начал протирать их большим клетчатым платком, – льстит ваше заявление о том, что он сделан в России. Несмотря на это, я продолжаю вам не верить. Кроме того, мне неизвестен город Ульяновск, в котором, якобы, будет построен автомобильный завод.

Руслан зарычал от бессилия.

– В вашей легенде о будущем много фальши, – спокойно продолжал Фрезе, – взять хотя бы ваш акцент…

– Что?!! – дружно вскрикнули Руслан, который при Фрезе акцент никогда не имитировал и Юля, которая вообще никогда ничего не имитировала.

– Да, да, акцент. Он еле уловим, но тем не менее. Даже ваша очаровательная дочь – и та говорит с акцентом.

– Неправда, – Аня спряталась за Юлю.

– Итак, продолжим. В вашей легенде много фальши…

Фрезе сделал театральную паузу, за время которой Руслан успел представить себя в роли нищего бродяги, а Юля – закопать обезображенный труп фабриканта.

– Но я вам верю. Да, да, верю. По двум причинам. Первая: вы не похожи на мошенника, господин Лазаревич, а поверьте, я повидал их на своем веку. Для мошенника вы слишком… неубедительны. Вторая: я вам верю не потому, что вы меня убедили. Я вам верю потому, что хочу поверить.

Он развернул ноутбук:

– Покажите мне еще раз ту… фотографию.

– Какую? – не понял Руслан. Неудивительно: он еще не пришел в себя после таких крутых поворотов.

– Минуту… Нет… Нет… Нет… Да, вот эта.

Руслан взглянул на открывшееся фото. Недоуменно посмотрел на нее. Взглянул на Юлю.

– А что в ней такого?

На снимке стояли они втроем, залитые солнечным светом, на поле цветущих одуванчиков.

– Вот.

Фрезе ткнул пальцем в экран и отдернул его, увидев радужные разводы.

– Вот… что?

– В первую очередь, конечно, бросается в глаза наряд вашей жены…

Обычное летнее платье. Чуть выше загорелых коленок Юли.

– … но его можно списать на французскую… любвеобильность. Но вот этот автомобиль…

На заднем плане находилась трасса, по которой ехала фура. Обычная такая российская фура. Длиной метров в двадцать, что четко было видно при сравнении ее с оказавшимся рядом велосипедистом.

– Я могу не знать об электрических блокнотах, об этих ваших плистиках…

– Пластиках.

– Да, пластиках. В конце концов, это все не входит в круг моих интересов. Но автомобили… Смею надеяться, я в них разбираюсь. И могу с уверенностью заявлять, что ТАКОЙ автомобиль в наше время невозможен. И это – не макет, он явственно движется… хотя я и не понимаю, как можно делать фотографии такой четкости.

Фрезе наклонился ближе. В его газа заблестело доселе тщательно скрываемое негасимое любопытство.

– Расскажите мне о ваших автомобилях.

* * *

– Да… Сто лет прошло и ничего не изменилось…

Руслан вздрогнул: Фрезе озвучил его собственную, постоянно всплывающую мысль.

– Пежо и Рено просуществуют еще столетие, – фабрикант с грустью посмотрел на фотографию Шевроле-Нивы, – А русские по-прежнему строят автомобили на иностранных деталях.

Фрезе устроил Руслану настоящий допрос с выпытыванием самых мелких подробностей, о которых Руслан не то, что не знал, даже не подозревал. Ну откуда ему, среднестатистическому человеку знать, что такое рекуперативная система торможения, или что выпускает французская фирма "Дион-Бутон", даже если она просуществовала до двадцать первого века. Что характерно, Фрезе нисколько не интересовали компьютеры или политический строй. Фанатик от автомобилизма, он интересовался только и исключительно машинами, не вдаваясь в "несущественные подробности", вроде промелькнувших в разговоре Советского союза или Российской Федерации.

Чем больше Фрезе, узнавал, тем больше почему-то становился тоскливее. Поначалу Руслану казалось, что это оттого, что в будущем его, Фрезе, совершенно не помнят.

Но чем дальше, тем больше Руслану начинало казаться, что дело не в посмертной славе…

Петр Александрович немного рассказал о своем производстве.

* * *

– В девяносто шестом мы с Яковлевым Евгением Александровичем, построили наш первый автомобиль…

Насколько смог понять Руслан, этот автомобиль вообще был первым в России, хотя Фрезе этого и не говорил. Двигатель был изготовлен на фабрике того самого Яковлева, остальное сделал Фрезе, не самолично, конечно, но на его фабрике.

Впрочем, первый автомобиль, как первый блин, никого не заинтересовал. Видимо, потому, что был не иностранным. Оказывается, вот с каких еще времен в России существует традиция пренебрегать родным автопромом…

Фрезе и его пособника… тьфу…

Руслан помотал головой. Адреналиновый всплеск сходил и голова становилась мутной.

Фрезе и его сообщника… тьфу ты! Короче, этих двоих не остановила первая неудача и через три года была открыта автомобильная фабрика. Вернее, фабрика существовала уже давно, на ней началось производство автомобилей.

Как на бензиновых двигателях, так и на электрических.

– Как?!

– Вас удивляют автомобили на электрическом ходу?

– Знаете, да. У нас таких почти не делают.

– Не делают, не делают… – Фрезе поскучнел еще больше.

Да, на его фабрике еще десять лет назад делали электромобили. Двигатели иностранные, а вот конструкция – родная, отечественная.

Впрочем, производством автомобилей по лицензии Фрезе тоже не гнушался. Причем, не "отверточная сборка", когда все, до последнего шурупа – импортное, а от России = только сборка. Фрезе закупал комплектующие, которые не мог купить в России, а что мог – делал сам. Вообще, как заметил Руслан, Фрезе хватался практически за все, что можно было сделать.

Серийные автомобили – он.

Серийные электромобили – он.

Один из первых грузовиков в России – он. Опять – собственная конструкция.

Сдача автомобилей в прокат – Фрезе.

Участие в конкурсе на продажу автомобилей армии – Фрезе. Грузовики в девятьсот втором забраковали, а вот легковушки – купили.

Тогда же на фабрике Фрезе был построен электромобиль с подводом тока от провода. В первый момент Руслан непроизвольно фыркнул, вспомнив старый анекдот об электромобиле, доехавшем от Нью-Йорка до Чикаго за пять тысяч пять долларов: пять долларов – счет за электричество, пять тысяч – стоимость удлинителя. Но потом по описанию Петра Александровича понял, что речь идет чем-то вроде троллейбуса. Автомобиль двигался, снимая ток с проводов.

Годом позже Фрезе поставлял автомобили для развозки почты, четырнадцать штук. Они проездили недолго, сгорели в пожаре. Случайно.

И опять – пожарный автомобиль, электропоезд, грузовик с прицепом, санитарные машины, инкассаторские… Пусть единичные, но все равно, они делались.

Вот здесь Руслану стала понятна причина тоски Фрезе.

* * *

Подойдите к юноше шестидесятых годов, грезящему космосом и расскажите ему, что через полвека человечество не только звезд не достигнет – даже до Марса не долетит. Откажется от Луны и будет гордиться тем, что за деньги в космос могут летать разные лысые и ушастые туристы.

Подойдите к молодому писателю, фонтанирующему идеями ненаписанных пока книг и скажите ему, что он за всю жизнь напишет только три романа.

Да что там, подойдите к любому юноше нашего времени и скажите ему, что он за всю свою жизнь сумеет переспать только со своей женой и один раз – с коллегой в командировке.

Только что перед человеком были тысячи неизведанных путей, по которым так интересно пройти и вот уже остался только один. Бейся, не бейся – бесполезно. Ты уже приговорен будущим.

Вот и Фрезе, узнав, что в будущем все те дороги, которые казались такими интересными, такими перспективными – оказались заброшенными, вместо того, чтобы обрадоваться, поняв, какие направления не стоит развивать, огорчился. Огорчился, потому что есть люди, которым интереснее самому придумать автомобиль, автомат, самолет, танк, чем получить готовые знания из будущего.

Не всем интересно заглядывать в конец учебника за готовыми решениями.

* * *

Последние два года дела фабрики Фрезе шли плохо. Его компаньон уже десять лет как умер и двигатели закупались во Франции. В восьмом году правительство Российской Империи решило поддержать отечественного производителя. И, как это часто бывает, сделало только хуже.

Поддержка заключалась в следующем: были задраны пошлины на иностранные комплектующие для автомобилей. Мол, не будет покупать импортное, у нас – собственная гордость, будем развивать свое производство двигателей. Ага, развивать. Кто те двигатели строить будет? "Ну, кто-нибудь" – наверное, думало правительство. К примеру, те, кто собирает автомобили, тот же Фрезе. У которого все деньги в деле, а новых поступлений не предвидится, потому что, для того, чтобы построить автомобиль, нужно сначала потратить деньги на его детали, те самые, на которые задрали пошлину. Причем, что характерно, пошлина на готовые иностранные автомобили осталась прежняя, то есть, цена на отечественные машины поднялась, а на иностранные – осталась прежняя. А, как известно, патриотизм очень часто – только до тех пор, пока не влияет на кошелек.

Короче, правительство оказало Фрезе медвежью услугу.

* * *

– Я – почти банкрот, господин Лазаревич. Я уже собираюсь начать переговоры с Русско-балтийским вагонным заводом о продаже фабрики. Продать производство – и в Граново, в отцовское имение, проживать остаток лет.

Руслан молчал. В баках УАЗа осталось бензина от силы литров десять. Не хватит для того, чтобы доехать до Риги. Молчала Юля. Она тоже поняла, что надежда на Фрезе рухнула. Молчала Аня. Ей вообще было скучно слушать этого бородатого старика с забавным икруглыи ушами. Аня хотела гулять.

– Вы выбрали не того человека, господин Лазаревич.

 

Глава 20

Кто умнее: человек начала двадцатого века или человек начала двадцать первого? Интересный, конечно, вопрос… Если судить по объему знаний, то тогда первенство за человеком современным. Уточнение: если сравнивать СРЕДНИХ людей. Навряд ли мерчендайзер из гипермаркета знает намного больше, чем скромный учитель из Калуги.

Откуда же тогда берется устойчивое мнение об обратном? О том, что любой человек, попав в прошлое, непременно будет знать БОЛЬШЕ? Да очень просто. Из книг, в которых авторы подыгрывают своим героям. Если человек увлекается историей Второй Мировой, то, ясное дело, он окажется в сорок первом году. Уж никак не в 1812-ом. Фехтовальщик никогда не попадет в СССР тридцатых годов, выживальщик – в США пятидесятых, а восторженная девочка, мечтающая о влюбленном вампире – в Трансильванию пятнадцатого века.

Человек ВСЕГДА оказывается в прошлом именно в такой ситуации, которая позволяет ему применить ранее полученные знания, показав его в наилучшей стороны.

В книгах.

Легко быть самым умным среди первоклассников. Хотя… Если вы станете соревноваться с ними в том, кто лучше берет интегралы – возможно. А сможете ли вы выиграть у девочек-первоклассниц в "резиночку"? Даже у маленького ребенка есть что-то, в чем он умнее вас. К сожалению, не все идет так, как тебе хочется. Не вы выбираете, в чем будете соревноваться с другими людьми. Не вы. Жизнь.

Вот и Руслан, человек, который наиболее приспособлен к жизни во вполне определенном временном отрезке – начале двадцать первого века, не может знать что-то, что позволит ему с легкостью разрулить проблемы Фрезе. Он, Руслан, человек с кругозором обывателя, может чуть лучше среднего человека знающий о мебельном производстве, стимпанке или автомобилях – человек, владеющий двадцатилетним УАЗом просто не может не знать, как тот устроен – а Фрезе сейчас нужен другой. Человек, в одном кармане которого – пачка денег, а в другом – завод по производству двигателей и шасси. Одними голыми знаниями сыт не будешь.

* * *

Фрезе вцепился в собственные волосы, став еще ближе к образу безумного ученого.

– Я молился, – печально произнес он, – молился о том, чтобы Бог помог мне. Потому что моих сил уже не хватает, чтобы спасти фабрику. Я молился… И кого Бог прислал мне на помощь?

– Нас, – вздохнул Руслан.

"Олухов".

– Я не могу помочь вам… Вы не можете помочь мне… – Петр Александрович поднял взгляд, – Но этого не может быть! Фабрику могло спасти лишь чудо, и вот оно, чудо-то!

Фрезе взмахнул, указывая на Лазаревичей.

– Люди из будущего – разве не чудо? Вас послал Бог, – безапелляционно заявил он, – А раз так – значит вы просто не можете не помочь.

Руслан попытался уследить за логикой Фрезе, похожую на логику утопающего, хватающегося за то, что ему протянули и не глядящего, соломинка это или хвост змеи. Не сумел.

– Я возьму вас… инженером. С испытательным сроком в месяц. Если за это время мы с вами не сможем придумать что-то, что вытащит фабрику из болота, какие-нибудь эти ваши футуристические штучки, то, значит, я ошибся в вас, приняв за ответ на мои молитвы.

Фрезе резко вскочил из-за стола, так, что подпрыгнули даже Руслан и Юля.

– До завтра, Руслан Аркадьевич. Завтра мы с вами обсудим ситуацию. До завтра.

Руслан встал:

– Я могу оставить свой автомобиль у вас на фабрике? Горючее практически закончилось.

Фабрикант по-птичьи наклонил голову, задумавшись на секунду:

– Можно. Конечно, можно. Я дам вам свою коляску, вас отвезут туда, где вы остановились. Кстати, где?

– "Англе…", "Англия". Гостиница "Англия". Напротив Исаакия.

– Ну что ж, хороший выбор. Значит, до завтра?

Фрезе посмотрел в глаза Руслана с непонятным намеком.

– До завтра, Петр Александрович.

* * *

– Папа, – взяла Аня за руку отца, – А зачем нам коляска?

– Нас в ней отвезут в гостиницу.

– Папа?!

– Что?

– В коляске?? – Аня изобразила, как толкает перед собой детскую коляску.

– А-а… Нет, не такая коляска. В нее лошади запряжены.

Судя по глазам, Аня представила огромную детскую коляску, запряженную тройкой вороных.

* * *

Цок-цок-цок-цок…

"Василий Иванович слез с коня и вошел в штаб". Руслану обычно хорошо думалось в дороге – в автомобиле ли, в поезде – но сегодня непрестанное цоканье копыт его раздражало. Думалось плохо, мысли не приходили.

Что может он, Руслан, предложить Фрезе? Кучу гениальных идей развития автопрома, стыренных из будущего? И? Что Фрезе будет с ними делать? Если уровень его фабрики просто не позволит делать девяносто процентов из того, что он, Руслан, насоветует. Фрезе даже двигатели делать не может, что уж говорить о чем-то другом. Пойти к другим производителям? И что? Задача-то его, Руслана не в том, чтобы поднять российский автопром, а в том, чтобы найти себе работу на более-менее продолжительный промежуток времени, обеспечить нормальной жизнью семью… И как это сделать? Фрезе не станет долго терпеть абсолютно бесполезного работника, значит, нужно сломать голову, но придумать, как принести пользу.

Продать УАЗ? Глупо. Во-первых, это разовый доход, а нужен постоянный. Во-вторых, найти подходящего покупателя будет крайне трудно. В-третьих, УАЗ нужен, как самое весомое доказательство того, что они не жулики-мазурики, а самые настоящие пришельцы из будущего. Так что УАЗ продавать нельзя. И деньги нужны.

Вот ситуация, все равно что пригнать баранов на рынок, продать их, а потом домой вернуть. Как можно продать что-то так, чтобы это что-то у тебя же и осталось?

Как можно…? Стоп. В голове заскреблась мысль, пока еще смутная и неоформившаяся, как математическая формула на салфетке…

– Папа, а папа, – Аня подпрыгнула на сиденье, – А что это за дом? Цирк?

Коляска как раз проезжала мимо здания с огромным куполом.

– Кажется, да… – Руслан попытался вернуть мысль, но она уже укрылась в потайных уголках мозга, свернулась клубком и тихо захихикала.

– А можно, мы пойдем поближе? Пап, я никогда не была в цирке!

– Аня, мы и сейчас туда не пойдем.

– Ну, давай хоть рядом прогуляемся. А?

Руслан тронул за плечо кучера:

– Останови.

Коляска качнулась на скрипнувших рессорах, Аня выскочила на мостовую, прекратилось наконец назойливое цоканье.

– Цирк на Фонтанке, – вспомнил Руслан свой единственный поход по Петербургу.

– Цирк господина Чинизелли, – укоризненно уточнил кучер, ожидавший, что решат седоки, – Самый большой в мире. Видите, какая чашка?

Купол действительно был метров пятьдесят в диаметре.

– Ну уж и в мире… – усомнился Руслан.

– В России так точно. Дальше-то поедете?

– Папа, давай лучше погуляем? – взмолилась Аня, сложив ручки и подбородка.

Может, и правда? На свежем воздухе думается лучше.

– Хорошо. Гуляем.

* * *

Они шли вдоль гранитной набережной Фонтанки. Река мерно плескалась о берега. Руслан с Юлей шли в точности как солидная семейная пара: один в строгом "американском" костюме, с тросточкой, вторая – в костюме Мэри Поппинс. По крайней мере, на фоне других пар, гуляющих здесь же, они не выделялись.

Солидность несколько портила Аня, наотрез отказывающаяся идти рядом с родителями. Не то, чтобы она кричала или обращала на себя внимание, фактически она даже не бегала, но при этом как-то умудрялась сделать вокруг родителей два круга, пока те делали три шага, и при этом рассматривать все, что попадало в поле зрения.

– Ой, папа, смотри, замок, – то, что кричать нельзя Аня поняла прекрасно, однако свое любопытство, – А почему он такой розовый?

– Это Михайловский замок. Если я не ошибаюсь, – Руслан оглянулся, – именно в нем убили императора Павла Первого.

Аня озадаченно посмотрела на отца:

– В честь этого и перекрасили?

– Нет, это сам император приказал в такой цвет покрасить. По легенде, под цвет перчаток своей лю… бимой женщины.

Аня оглядела стены, посмотрела на свои руки, растопырила пальцы, но ничего не сказала.

* * *

Они прошли по горбатому мостику, мимо гранитного столба с двуглавым орлом, и пошли вдоль решетки за которой зеленел парк – впрочем зелень перемежалась желтизной – и гуляли люди.

Летний сад.

– Руслан, зайдем? – спросила Юля.

Аня уже успела пробежать до ворот и вернуться обратно:

– Папа, там табличка висит "Солдатам, матросам и собакам вход запрещен". А нам туда можно?

– Аня, а мы кто: солдаты, матросы или собаки?

– А почему собакам запрещено?

– А почему солдатам и матросам – тебе понятно?

– Нет, это тоже непонятно, только если поймают солдата – то его могут заштрафовать. А если собаку? Как ее заштрафуешь?

Они прошли мимо ворот.

– Собак наверное просто гоняют, – предположила Юля.

– Мама, как ты ее прогонишь из парка? Все кусты вытопчешь, пока будешь гоняться.

– Наверное, – решил Руслан, – имеется в виду "С собаками нельзя".

– И с солдатами? А если солдат сам по себе?

– Солдатам просто нельзя.

– А почему?

– Аня, честное слово, не знаю.

* * *

Они прошли мимо огромного страшно пыльного поля, огороженного деревянными столбиками, между которыми была натянута толстая веревка. На верхушках столбиков были медные шары, некоторые из них свинтил кто-то, кому такой шар был позарез нужен.

Дальше, дальше, вдоль набережной – уже неизвестно чего – мимо домов со странными закругленными углами…

– Здесь как в старинном европейском городе, – произнесла Юля, – так и кажется, что сейчас из-за угла выйдет толпа японских туристов с фотоаппаратами.

Из подворотни выскочил дворник в белом фартуке и замел в совок кучку конских катышков, оставленных проезжающей повозкой, в которой куталась в шаль строгая дама.

– Папа, смотри! Василий Блаженный! А что он здесь делает?

В проеме между домами виднелись расписные купола собора.

– Это не Василий Блаженный, – уточнил Руслан, – Это храм Спаса на Крови…

Юля фыркнула. Руслан после поездки привез магнит на холодильник, на котором руками трудолюбивых китайцев был изображен именно этот собор. Вот только тот конкретный китаец, который делал магнит был не только косоглазым, но и косоруким. В итоге собор захлихватски перекосился, и Юля прозвала магнитик "Храм Спаса во хмелю".

– А можно подойти поближе? – запрыгала Аня.

Через пару мостов они были у собора.

– Красивый, – оценила зрелище Аня, – А почему он называется так странно?

– Он был построен на месте, где народовольцы взорвали бомбой царя Александра Второго.

Девочка подпрыгнула, как будто опасалась, что увидит под ногами следы крови.

– Папа, давай пойдем дальше.

Дальше они прошли вдоль узкого канала и вышли на Невский.

Самый известный проспект Санкт-Петербурга трудно было не узнать даже тому, кто его никогда не видел.

* * *

Движение на проспекте было… Оно было. Казалось, что все, что попадает на проезжую часть – тут же вовлекается в вихрь бесконечного течения.

По центру улицы, звеня, проехал маленький трамвайчик, красный с желтым. По обе стороны от него катились коляски, кареты, извозчичьи пролетки, иногда обгоняемые автомобилями. Поперек, ловко уворачиваясь от конских морд, перебегали или даже степенно переходили улицу люди.

– Папа, смотри, – хихикнула Аня, – гастарбайтеры.

Действительно, в одном месте мостовая была снята и над ней сидели на корточках и стучали молотками рабочие. Казалось, они укладывают плитку… А, нет, не плитку: шестиугольные деревянные шашки, залитые то ли смолой, то ли асфальтом. Так вот почему здесь не цокают копыта у лошадей! Удобно.

Впрочем, тут и без цоканья хватало шума: разговаривали многочисленные прохожие, в шляпах, цилиндрах, кепках, кричали газетчики с объемистыми сумками на боку и в кожаных кепках. Повсюду висела броская реклама. Неподалеку от них, к примеру, находился огромный плакат с изображением веселого толстяка и надписью "Папиросы "Дядя Костя".

– Руслан, смотри, – хихикнула Юля.

По другой стороне проспекта шла цепочка людей, держащих в руках бамбуковые рамки на высоких палках. В каждой рамке была натянута бумага и написана одна-единственная буква. Буквы на рамках складывались во фразу "Идите в…". И никто не обращал внимания.

Впрочем, загадка быстро разрешилась: сзади к цепочке присоединились отставшие и фраза закончилась словом "цирк".

– Нет, как-то гулять мне здесь не хочется, по такой движухе, – решила Юля.

Движуха была уж никак не больше московской, но Руслан тоже устал.

– Как?! – Аня не устала ни капельки, – А Медный всадник?

– Пойдем, – они повернули направо, – Сейчас, как я помню, выйдем на Дворцовую площадь, а оттуда налево и как раз к Медному всаднику.

* * *

На Дворцовой у огромной махины Александровской колонны стояла будка в крупную черно-белую полосу. Возле нее торчал высокий старик с седой бородой, в высокой медвежьей шапке, черной шинели и с ружьем. Сверху блестел угрожающе-широкий штык.

– Это, – указал Руслан, – Зимний дворец…

– Архитектор расстрелян.

– Правда?!

– Юля!

– Ладно, молчу.

– Здесь живет император Николай Второй…

– А с ним что случилось? – подозрительно спросила Аня.

– Пока ничего, жив-здоров и прекрасно себя чувствует, – Руслан оглянулся, – А потом его свергнут во время революции и расстреляют.

Аня вздохнула:

– Пойдем посмотрим на Всадника.

* * *

Они свернули налево, прошли мимо золоченой иглы Адмиралтейства, мимо зеленого парка и вышли к Исаакию.

– А где Всадник? – Аня была обижена в лучших чувствах.

– Руслан?

– Эмм… Вот тут где-то был…

Вместо собора должен был стоять памятник Петру Первому. Но так как шансы на то, что злые люди накрыли статую собором, были невелики, то оставалось предположить, что что-то путает он, Руслан.

– А вот и наша гостиница, – увидел он, – Девочки предлагаю сегодня уже идти в номер, а завтра разыскивать Всадников, хоть медных, хоть железных.

Аня вздохнула, но привычки спорить с папой у нее не было.

* * *

Они поужинали в гостинице и сидели в номере.

– Ну что, Аня, как тебе Питер?

– Хороший город, мама. Очень красивый. Только тут много мостов и постоянно где-то убивают императоров. А так понравился.

Аня покрутила в руках огромное желтое яблоко, которое они получили на десерт, сравнила его с яблоком отца:

– Папа, а давай поменяемся яблоками?

– Зачем? У тебя яблоко, у меня яблоко, если мы ими поменяемся, у нас так и останется по одному яблоку…

Стоп.

 

Глава 21

– Мне кажется, Петр Александрович, я знаю, как найти определенную сумму денег для Вашей фабрики.

Руслан улыбался, довольно, как сытый кот.

– Ну и каким же образом вы рассчитываете это сделать, господин из будущего?

Улыбка померкла:

– Петр Александрович, я бы не хотел…

– Я понимаю. Но мы сейчас в моем кабинете одни.

Руслан и Фрезе на самом деле были одни в кабинете фабриканта: девчонки Лазаревича после вчерашней экскурсии по Питеру объявили выходной и засели в гостиничном номере.

– Так вот, деньги… Мы сделаем следующее…

Руслан выдержал паузу.

– Мы возьмем мой автомобиль, разберем его на части и каждую отдельную часть ПРОДАДИМ.

Фрезе погладил бородку:

– Думаете, мы сможем на этом выручить больше, чем за целый автомобиль?

– Несомненно. Ведь сам автомобиль мы продавать не будем.

– Продать части, не продавая целое?

В глазах фабриканта мелькнуло непонимание, тут же сменившиеся работой мысли.

Этим умный человек отличается от глупого. Глупец, услышав что-то непонятное, ждет, пока ему объяснят. Умный – сам пытается найти ответ.

Фрезе откинулся на спинку кресла и щелкнул пальцами:

– Патенты.

* * *

По Садовой улице, весело насвистывая, шагал молодой человек. Светловолосый, с аккуратной короткой бородкой, в котелке, в модном костюме – слегка провинциальном, но не будем портить ему настроение – он шел, улыбаясь встречным дамам и жмурясь от неяркого осеннего солнца.

Все получилось. Все получилось.

Пусть пока получилось далеко не "все", но Руслан – а это был, разумеется, он – не унывал.

Да, Фрезе заинтересовался идеей патентов. Но только заинтересовался. Да, это долго и не решает всех проблем фабрики – а Руслан уже начинал считать ее своей родной – да, нужно обдумать и решить еще многое и многое. Но кто обещал, что все получится без труда? Тут главное: уцепиться за предоставленный судьбой шанс, хоть пальцами, хоть зубами и потихоньку подтянуть его к себе. Начнем с малого, а там…

А там такое количество пока не решенных проблем, что просто страшно. Взять хотя бы бензин.

В УАЗе осталось от силы литров десять. Где взять? Автомобиль без бензина – куча металла. Большая, но малополезная.

Где в 1910-ом году можно найти бензин Аи-92? Или хотя бы А-76, машина съест.

Вот задачка…

Нет, бензин тут разумеется есть. Те же автомобили, которые проезжают мимо, задевая стимпанковские струнки в душе, они же не чем-то ездят. Вот только насколько их бензин подойдет?

Какое у здешних бензинов октановое число, сиречь детонационная стойкость? И где взять бензин, если то, на чем ездят здешние, не подойдет?

Кто ищет – тот найдет.

Руслан резко остановился и повернулся к круглой афишной тумбе. Закрутил в пальцах тросточку и ткнул набалдашником в висящую афишу.

"Всероссийский праздник воздухоплавания".

Цепочка была проста. Воздухоплавание-самолеты-авиация-авиационный бензин. Здешние этажерки летали со скоростью меньшей, чем в наши дни горячие головы носятся по улицам города, так что можно предположить, что авиационный бензин – то, что нужно.

Что у нас там в афише написано? Так-так-так…

На Комендантском аэродроме… С восьмого сентября… А у нас сегодня что? Так-так… Девятое. Значит, вчера… Две авиационные недели… Аэропланы… Монгольфьеры… Дирижабли… И другие увеселения почтенной публики…

Набалдашник пристукнул по афише.

Сейчас, днем, там наверняка толпы народа, через которые к летчикам и не протолкнешься. А вот вечером… Впрочем, сто процентов там и вечером нет спасения от любопытных. Как бы в шею не погнали… А с другой стороны: попытка не пытка. Съездить, посмотреть, разведать обстановку. Бензин ему нужен не сегодня и даже не завтра.

Можно будет девчонок с собой взять…

Довольный собой Руслан отправился дальше по улице. Обычный молодой человек, ничто не выдавало в нем пришельца из будущего.

Никто – и он сам – не замечал, что у Руслана две тени.

* * *

Одна, как и полагается всякой благопристойной тени, стелилась под ногами, скользила по стенам домов, ломаясь на углах, сливаясь с тенями других прохожих.

Вторая шла по противоположной стороне улицы и, на первый взгляд, не отличалась от других людей, фланирующих по Садовой. Однако это была именно тень. Тень.

Она неотрывно следовала за Лазаревичем.

* * *

Из сумочки молоденькой девушки, стучащей каблучками по известняковым плитам тротуара, выпала плоская книжечка формата паспорта, раскрывшись в полете и мелькнув желтыми страницами.

– Барышня, вы обронили, – Руслан, идущий сзади, подхватил предмет с тротуара и позвал девушку.

Девушка обернулась, сдула с серых глаз рыжий локон.

– Благодарю, – она мило улыбнулась розовыми губками.

Руслан протянул ей книжицу, взгляд скользнул по фотографии, неразборчивым рукописным записям, заголовку "Заменительный билет и смотровая книжка" и зацепился за четко напечатанные слова "…билет выдан проститутке…".

Проститутка?!

Видимо, в лице Руслана что-то изменилось. Девушка – проститутка?! – побледнела так, что на носу выступили веснушки, потянула билет – проститутка?! – выдернула его из рук Руслана и быстро пошла, почти побежала прочь.

Лазаревич, ошалело стоявший на тротуаре, смотрел ей вслед. Нет, он не относился к "жрицам любви" с презрением, в принципе, каждый сходит с ума по своему, вот только как-то сразу вспомнились рассказы доктора Быкова о поголовном сифилисе. Возникло острое желание вымыть руки. С мылом. И хлоркой.

Он покачал головой и двинулся дальше.

Тень помедлила и последовала за девушкой.

* * *

Нет, ну надо же, проститутки. Понятно, конечно, что эта "профессия" неискоренима и была всегда, но как-то уж… Безбожные большевики с проституцией боролись, пусть иногда формально, а на Святой Руси им выдавали разрешения на работу. Может, еще и налоги с них собирали? Бред…

Руслан остановился. Улица закончилась широкой площадью. Церковь с высокими шпилями, увенчанными крохотными куполами. Крытые здания рынка. Мимо прокатился трамвайчик, прозвенев.

– Прошу прощения, – Руслан обратился к солидному господину в черном пальто и шляпе – Я иностранец. Что это за площадь?

– Сенная, – важно произнес господин, как будто именно он купил всю эту площадь с прилегающими территориями.

Сенная? Ну да, вон то здание, желтое, с колоннами и треугольным фронтоном Руслан помнил: здесь поблизости жил его приятель, а вон там был вход на станцию метро "Сенная площадь". Похоже, за сто лет площадь сильно изменилась.

Руслан с легким недоумением огляделся.

"Вообще, какого черта я сюда вышел?"

* * *

Девушка по имени Элен – на самом деле Ленка Горчихина из села Зарубище Нижегородской губернии – уже выбросила из головы чрезмерно брезгливого господина, с которым столкнулась на Садовой. У нее было много других поводов поразмыслить.

"Может, в бланковые перейти? – думала она, – С девчонками, конечно, веселее, но мадама уже надоела. Три рубля из четырех ей отдай, десять клиентов за сутки обслужи, и халтурить не вздумай… Да еще этот доктор два раза в неделю лазает своими руками… Бланковых он хотя бы раз в неделю осматривает… Денег меньше, так и работы поменьше… С каким бы котом договориться?"

Элен-Ленка привычно прокляла тот день, когда поддалась уговорам старой подружки Машки-Марианны и пошла в бордель мадам Эжени. Мол, паспорт на желтый билет поменяй и живи в свое удовольствие, лежи, ножки раздвинув, да присматривайся, за кого из клиентов замуж выйдешь. Ага, замуж… Студенты, основная клиентура Ленки, что-то не горели особым желанием идти замуж, "работа" была вовсе не такой легкой, как представлялось до ее начала, да и поменять обратно билет на паспорт оказалось невозможно. Нет уж, девонька, упала так упала. И даже Машке глаза не выцарапаешь, перенюхала та кокаина, давно уже на кладбище свезли…

Элен свернула в грязную подворотню. Сейчас подняться на третий этаж, в каморку, которую она снимала с одной из "коллег", сесть в продавленное кресло и заснуть… Элен не могла спать на кровати, ей все время казалось, что сейчас начнется "работа".

– Подожди, – раздалось сзади. Девушка подпрыгнула и обернулась.

В округлом светлом проеме подворотни чернел силуэт человека. Это была русланова Тень, но Элен, об этом, естественно, не знала. Она подобралась, готовясь бежать. Много тут ходит, охотников за бесплатным…

Незнакомец, лица которого было не разобрать, подошел поближе:

– Сколько за час? – безошибочно угадал он профессию.

– Два рубля, – Элен завысила свои расценки в два раза, ее бордель был второй категории.

– Три, – лениво произнес Тень.

– Чего три?

– Три рубля и на квартире, – в пальцах клиента шелестнула зеленая бумажка.

– Пойдем.

"Точно, в бланковые пойду", – думала девушка, отпирая дверь квартиры.

Незнакомец ей понравился: одежда простая, но не из самых дешевых, платит сразу, комнату брезгливо не оглядывает, смотрит спокойно… Она присела на кровать.

– Ложись, – произнес клиент, – Так удобнее…

Элен картинно распростерлась по покрывалу:

– Одежду снимать?

– Не надо.

– Эй, только не рвать!

– Не буду, – клиент присел на край кровати.

– А что будем? – игриво повела глазами девушка.

Ножа, извлеченного из голенища, она не увидела. А потом было поздно.

Лицо несостоявшегося клиента до последнего оставалось спокойным. Он вынул нож из тела мертвой проститутки, отер клинок и спрятал обратно в сапог. Раскрыл сумочку и забрал обратно свою трешницу.

Тень постоял, покачиваясь и глядя на зарезанную девушку.

– Не то, – констатировал Тень, – Не то.

* * *

Руслан, который ничего не подозревал о произошедшем в маленькой квартирке на третьем этаже доходного дома, успел добраться до гостиницы, расцеловаться с женой и дочкой, успевших соскучиться, пообедать, найти таинственно пропавший Медный всадник – оказывается, чтобы выйти к нему, Адмиралтейство нужно было обойти справа, а они вчера прошли слева и между ними и памятником оказался парк.

После прогулки по парку и рассмотрения памятника, Руслан предложил своим девочкам съездить посмотреть на летчиков. Анюта захлопала в ладоши и согласилась, а вот Юля заявила, что собирается прогуляться по городу. Посмотреть на достопримечательности. На Зимний дворец, например. На Адмиралтейство, на Главный штаб…

* * *

– Вота, господин, поле, где, значитца, летают, – указал кнутом извозчик, на котором Руслан с дочерью приехали к аэродрому.

Аэродром и в самом деле больше заслуживал названия "поле": ровная площадка, поросшая вытоптанной травой. Вдалеке виднелись низкие ангары.

– Ой, папа, смотри, воздушный шар!

Над землей, неподалеку от ангаров, покачивался круглый шар с разрывающей шаблон надписью "Треугольник". Капитан Очевидность в легком недоумении.

Шар – это хорошо. Вон как глаза у Анюты горят. Интересно, здесь детей на шаре катают? Так вот, шар – это хорошо. Но вот проблема: летает эта туша безо всяческого бензина.

– А где здесь самолеты? – спросил Руслан у извозчика.

– Кто?! – выпучил тот глаза.

– Самолеты… – несколько растерялся Руслан.

– Ну, – пришла на помощь Аня, – на которых летчики летают…

Судя по дикому взгляду, слово "летчики" извозчику было так же незнакомо.

– Ну, – терпеливо разъяснила Аня непонятливому дядьке, – Такие…

Она раскинула руки и загудела "У-у-у!".

– Аэропланы, что ли?

Вот так и палятся пришельцы. Самолет здесь есть только в сказках, ковер-самолет, да еще, кажется, ткацкий станок с таким названием. А слово "летчики" придумал поэт Велимир Хлебников. Или еще придумает.

– Авиаторы. Нам нужны авиаторы.

Извозчик все еще косился, поэтому Руслан счел нужным уточнить:

– Мы иностранцы. Мы плохо говорим по-русски.

– Шпрехен из дойч, нихт ферштейн, – подтвердила Аня.

* * *

Руслан с Аней подъехали поближе к ангарам и пошли пешком к кучке людей, столпившейся у распахнутых ворот.

– Мне бы кого-нибудь из ле… авиаторов увидеть, – обратился он к молодому парню в черной куртке, от которого отчаянно пахло чем-то химическим. Но не бензином.

– Газетеры? – бросил парень.

– Особенно дочь. Акула пера.

Парень взглянул на девочку:

– Детей не катаем.

– Мы не кататься.

– И никого не катаем. Ветер. Завтра приходите.

– Мне…

– И на аэропланы посмотреть не пускаем.

– Слушай, парень, – лопнуло терпение у Руслана, – я в гробу видел ваши летающие этажерки. Мне нужен авиатор. Любой, я все равно никого из них не знаю. Где. Мне. Его. Найти?

Парень посмотрел на Лазаревича, как в наши дни посмотрели бы на человека спросившего: "Киркоров? А кто это?":

– Вон, к господину капитану подойдите.

– Пойдем, Аня.

Они вдвоем подошли к стоявшему к высокого шеста человеку в длинной кожаной куртке и фуражке, больше похожей на морскую, чем на воздухоплавательную. Человек стоял спиной, рассматривая висящий на макушке шеста огромный чулок в черно-белую полосу. Чулок покачивался под порывами ветра.

"Интересно, – подумал Руслан, – капитан это "ваше благородие" или нет? Не обидится ли он, если я к нему как-то неправильно обращусь? А, к черту…"

– Добрый вечер, господин капитан.

Человек оглянулся. Молодой, пожалуй, ровесник Руслан. Дружелюбный взгляд с легким прищуром, светлые усы щеточкой.

– Лазаревич, Руслан Аркадьевич, мебельные мастерские в Нью-Йорке. Моя дочь Анна.

Летчик – авиатор! – пожал протянутую руку:

– Капитан Мациевич.

 

Глава 22

Фамилия пилота показалась Руслану знакомой.

– Что вы хотите, господин Лазаревич? И его очаровательная дочка.

Аня мрачно посмотрела на улыбающегося летчика.

– Нам, господин Мациевич…

Почему фамилия такая знакомая? Или это ассоциации с "господином Мазуревичем"?

– …крайне необходим авиационный бензин.

– Необычная просьба, – разгладил большим пальцем усы Мациевич, – У вас есть свой аэроплан?

– Мне для автомобиля.

– Боюсь, авиационный бензин для автомобиля не подходит.

– Для моего – подойдет. У меня особый двигатель.

– Да? – летчик заинтересовался, – Какова мощность вашего двигателя?

– Мм… семьдесят пять лошадиных сил.

Честно говоря, Руслан не знал, насколько такая мощность типична для здешних автомобилей, поэтому решил не врать. Ложь без цели смысла не имеет.

– Семьдесят пять? – пилот заинтересовался еще больше – У вас что, "Серебряный призрак"? Или грузовой?

– Да нет… Сделан на заказ.

– Интересный у вас автомобиль. Мой "Фарман-кватро" и тот имеет двигатель в пятьдесят сил. Скорость?

– Сто километров в час.

– Вы француз?

– Нет, американец.

Мациевич цепко посмотрел на Лазаревича:

– Любопытный вы американец… Фамилия украинская, мерами пользуетесь метрическими, акцент и вовсе непонятный.

– Акцент?

– Акцент… Значит, говорите, для автомобиля?

– Да. Если желаете, приглашаю вас посмотреть на него.

– И где же он находится?

– Экипажная фабрика Фрезе.

– Вы меня заинтриговали, господин Лазаревич. Пожалуй, я воспользуюсь вашим приглашением. Тогда и поговорим о бензине.

Они пожали друг другу руки. Аня изобразила пародию на книксен.

Руслан развернулся и зашагал к стоявшему в отдалении извозчику…

Мациевич! Лазаревич, ты дебил!

Руслан резко повернулся.

– Что-то забыли, господин Лазаревич?

– Нет… Нет-нет, ничего.

Руслан криво улыбнулся знаменитому летчику, подводнику, эсеру, ставшему первой жертвой авиационной катастрофы в России.

"Интересно, сколько ему осталось?"

* * *

Автомобиль состоит из множества мелких и крупных деталей, и каждая из них имеет свою собственную историю. Одни были придуманы раньше, другие – позже. И никогда нельзя угадать, какая из них появилась первой. Кто знает о том, что "дворники" в автомобилях появились раньше карданного вала, а зеркало заднего вида – позже номерных знаков?

В современном автомобиле есть множество того, что кажется нам настолько простым и обыденным, но в 1910 году окажется неизвестным. То, что на что можно застолбить приоритет, а впоследствии выгодно продать патент.

Руслан это прекрасно понимал, но первый предмет, который заинтересовал Фрезе, его удивил.

– Канистра?

Фабрикант грохнул на землю красную, отчаянно воняющую бензином канистру.

– Прелюбопытная форма, – заметил он, – Изготовлено, судя по всему, с помощью штампа, плоская, удобная при перевозке, при хранении, ручки для переноски, замок на горловине… Кто-то как следует продумал конструкцию этой емкости.

– Разве в ваше… в России не таких канистр? – Лазаревич был уверен, что такие канистры известны если не от Адама, то достаточно давно. Да он мог бы поклясться, что видел такие в фильме о Гражданской.

– Нет. Причем не только в России, но и в мире. А поэтому… – Фрезе прищурился, став крайне похожим на дедушку Ленина, – Почему бы не начать производство их на моей фабрике? У меня есть несколько жестянщиков, которых я собирался увольнять в связи с падением производства.

– Думаете, – Руслан сразу же оценил хватку Фрезе, – будет пользоваться популярностью?

– Уверен. Автомобиль – пока еще дорогое удовольствие, но ведь в них можно хранить керосин, масло, да даже воду… Главное – взять патент. Кстати, я присмотрел еще несколько удачных узлов в вашем автомобиле. Хотя бы стартер…

– Электрический?

– Ручной. Патенты будем брать в России, Германии и Франции, если получиться – то и в Америке.

– Вы уверены? – повторил Руслан.

– Насчет патентов? У меня есть на примете хорошие стряпчие и знакомые во Франции. Не забывайте, я давно работаю с французскими промышленниками. Брать будем на мое и на ваше имя.

– С моим именем могут возникнуть некоторые проблемы…

– Проблемы? Вы о ваших затруднениях с документами? Я уже поговорил со знакомыми в полиции, так что паспорт для вас и вашей жены будет уже скоро.

"Как же вы умудрились прогореть с такими обширными знакомствами, господин Фрезе? – подумал Руслан, – Хотя это можно понять: бывают ситуации, когда твоих знакомств становится недостаточно. И ситуации, когда у других людей знакомые круче".

– Кстати, – Фрезе ткнул носком сапога в крестообразную штамповку на боку канистры, – вы не знаете, для чего это?

– Нет. А вам зачем?

– Мне нужно знать, для того, чтобы начать делать эти емкости.

– Не проще просто скопировать?

– Не проще. Прежде, чем что-то копировать, нужно понять, для чего предназначена каждая деталь образца. Иначе все, на что ты годен – бездумное повторение чужого. Своего ты уже не придумаешь.

* * *

"Производство канистр, – думал Руслан, отправившись искать куда-то убежавшую Анюту, – Патенты и лицензии на их использование. Плюс Фрезе упоминал о возможности сделать суперсовременный автомобиль, взяв за основу УАЗ. Плюс зарплата, которую он обещает платить. Денежки начинают появляться на горизонте. Да плюс за четыре года могут появиться еще возможности заработать. Похоже, сумею приобрести достаточный капиталец, чтобы не бежать в Америку голым и босым, когда начнется война…"

Аня сидела на лавке и слушала сказу татарина Равиля.

– …а я думаю, что мир остался на своем месте, сказал богач и повернул миску так, чтобы масло осталось на его стороне. Бедняк, которому масла не доставалось ни так ни так, не выдержал: "А я думаю, сказал он, что последнее время в мире все смешалось… Вот так!". Он схватил ложку и перемешал кашу, вместе с маслом.

Девочка засмеялась.

"Правильно, – хмыкнул Руслан, – каждый хочет, чтобы масло было с его стороны миски. Я тоже попробую повернуть ее к себе…"

– Анюта, поехали в гостиницу. К маме.

Нехорошее предчувствие в мягких тапках пробежало по его спине.

Юлю не стоило оставлять без присмотра.

* * *

– Ты здесь?

– А ты где ожидал меня увидеть? В кабаре? Кстати, тут есть неподалеку.

Руслан смутился. Зная свою шебутную жену, Он и вправду за время поездки на извозчике к гостинице был готов обнаружить Юлю где угодно, только не в гостинице, спокойно читающей газету.

– Ну… ты собиралась гулять.

– Я погуляла. По набережной, по площади. Арку Генштаба видела. Пофотографировала немного.

– А… понятно…

сердце вдруг упало с кандальным звоном.

– ЧТО пофотографировала?

– Генштаб.

Перед глазами оцепеневшего Руслана уже возникла его жена в полосатом каторжанском костюме, но в этот момент Юля не выдержала и расхохоталась:

– Руслан, я, конечно, крашеная блондинка, но не до такой степени, чтобы нагло фотографировать здание Генштаба. Может, ничего бы и не было, но я подумала, что тебе ни к чему жена, обвиняемая в шпионаже.

Руслан вытер пот со лба и сел.

– Что пишут в газетах? – спросил он, успокаивая пульс.

– В Лиссабоне пойманы террористы. У Шаляпина тур по Сибири. За неуважение к полиции оштрафовали шесть теток. Все как у нас. Праздник воздухоплавания начался…

– Мама, – оживилась Аня, – А мы там сегодня были, где самолеты летают.

– Понравилось?

– Не очень. Они уже не летали, только шар один воздушный был. Зато с летчиком разговаривали…

– Руслан, а может, завтра сходим туда вместе? Воскресенье будет.

– А что? Пойдем.

* * *

– Руслан, – прошептала Юля на ухо мужу, когда они уже лежали в постели, – Какие у нас планы на будущее?

– Снять квартиру. Гостиница – дорого, а на квартире и кухня будет, где можно готовить, да и… – он покосился на Аню, сопящую на соседней кровати, – Отдельная спальня.

– Будешь приставать к своей невинной и непорочной жене?

– Ай! Невинная и неводочная жена моя, не вредничай шаловливыми ручками. При Ане у нас все равно ничего не будет.

Юля вздохнула.

– А на более отдаленное время? Руслан, мне кажется глупым знать будущее и никак этим не воспользоваться…

– Нет.

– Муж мой любимый, ты принципиальный противник любых изменений?

– Я – принципиальный противник изменений только ради самих изменений. Если будет нужно для нас – будем менять. А менять что-то просто для того, чтобы стало по другому – глупо.

– А менять для того, чтобы стало лучше для других людей?

– Юля, я – не супергерой, защитник обиженных, униженных, убогих и слабоумных. Это во-первых. Во-вторых, у нас с тобой пупок развяжется, прежде чем мы сможем что-то поменять. В-третьих, даже мы с тобой по-разному представляем, как выглядит это "лучше". Я вижу СССР, а ты – Империю. Тем более другие люди. Такие изменения будут похожи на басню "Лебедь, рак и щука".

Обиженная отповедью Юля с головой замоталась в одеяло. А потом начала целовать мужа в шею.

Он ведь все равно – любимый.

* * *

За столом в темном углу дешевой распивочной сидел человек. Молодой, темноволосый, в рабочей одежде. Хотя, внимательный взгляд обратил бы внимание на то, что его мозоли к ручному труду отношения не имеют. Человек, казалось, дремал над двумя кружками пива, но его глаза изредка поднимались под козырьком кепки и обшаривали помещение. Низкий потолок, табачный и махорочный дым, смешанные с испарениями перегара, тяжелые исцарапанные столы, лавки, за которыми сидели рабочие, расслабляющиеся после тяжелого трудового дня.

Глаза блеснули: в распивочную вошел человек, которого ждал сидящий.

Кузнечный мастер экипажной фабрики. Татарин Равиль.

– Добрый вечер, – буркнул он, присаживаясь.

– Добрый вечер, товарищ… – заулыбался его собеседник.

– Не трепите это слово.

– Хорошо, Апостол.

Татарин дернулся.

– Равиль. Меня зовут Равиль.

– А я Иванов.

– Что вам от меня понадобилось. На фабрике нет тех, кто вас интересует. Ну, кроме меня.

– Уже есть. Американцы.

Татарин удивился:

– Они не по этой части.

– Нас разные части интересуют. Расскажи мне о них. Кто такие, что о себе рассказывают, как себя ведут. Про автомобиль их расскажи.

Татарин оглянулся и наклонился к Иванову:

– Охранке-то они зачем?

Иванов улыбнулся, как оскалился:

– Не болтай. Вернее, болтай, но по делу.

* * *

Закончив длинный и путаный рассказ, татарин, он же агент охранки с псевдонимом Апостол, ушел. Иванов, или, вернее, "Иванов", остался сидеть, обдумывая информацию.

"Значит, собираются уже что-то делать на фабрике. Что-то… Понятно, что. Автомобили. Информация уже пошла в ход. Ладно, Апостол будет следить и рассказывать, что там происходит, буду держать руку на пульсе. Последить бы за американцем, да времени нет. Начальство мое к приработкам на стороне оченно отрицательно относится. Задал же папа задачку…"

* * *

Гас вечер, наступала ночь. Наползли тучи, заморосил дождик, мелкий, но по-осеннему холодный. Город, большой и сложный город, успокаивался. Можно было бы сказать "засыпал", но столичные города никогда не спят. Слишком много здесь живет людей, со своими мыслями, чувствами, желаниями и планами.

Строил планы на будущее Руслан Лазаревич, фальшивый американец и настоящий пришелец из будущего. Строила планы его суматошная и энергичная жена. Думал о том, что будет фабрикант Фрезе. Мучился тяжелыми размышлениями татарин Равиль. Четко, как чертеж, выстраивал ход своих действий господин "Иванов". Пилот Мациевич думал о полетах, не зная, что жить ему осталось несколько дней.

Планы были у каждого.

В темном помещении находился, рассматривая в свете гудящего пламени клинок ножа, человек, уже отметившийся в нашей истории под прозвищем Тень.

У него тоже были планы.

На будущее.

 

Глава 23

Что такое праздник воздухоплавания? Во вторую очередь, это, конечно, воздухоплавание.

В первую – толпа народа.

"Хорошо еще, – думал Руслан, пробираясь через людское скопление, – что все зрелище здесь находится высоко в воздухе и людям нет смысла куда-то толкаться. Иначе устроили бы тут вторую Ходынку…"

"Зрелище" в лице самолетов, пардон, аэропланов, проплывало над головой. Честно говоря, вид медленно летящих, прямо-таки ползущих самолетов вызывало трепет. Казалось, что сейчас эта конструкция из планочек, тряпочек и растяжек не выдержит и рухнет на раскрывших рты зрителей.

Кстати и без самолетов тут было на что взглянуть: покачивался на краю поля воздушный шар "Треугольник", над городом висел дирижабль, такой, типичный дирижабль, вроде тех аэростатов заграждения, что через тридцать лет будут защищать небо над этим же самым городом.

Лоточницы продавали конфеты, петушков на палочке, лимонад. В отдалении играл оркестр (навряд ли фонограмма из динамиков).

Где-то громко и неразборчиво объявляли результаты полетов: высоту, время в воздухе и дальность полета.

– Мациевич… хыррр… хыррр… саженей, – прозвучала знакомая фамилия, и Руслан развернулся в ту сторону, таща на буксире жену с дочкой.

* * *

Толпа неожиданно закончилась и они втроем чуть не вывалились в проход между людской массой.

– Господин Лазаревич! – мимо, улыбаясь восторженным поклонникам, быстрым шагом шел капитан Мациевич: в кожаной куртке, шлеме, очках-гогглах. Этакий типичный летчик-герой, с развевающим белым шелковым шарфом.

– Э…

– Сейчас не время! – прокричал пилот, – Чуть позже!

На Руслана окружающие посмотрели, как на приобщенного к кругу небожителей.

– Ты его знаешь? – наклонилась к уху мужа Юля.

– Да.

– Кто это?

– Потом расскажу.

– Вы знаете капитана Мациевича? – девица лет двадцати, в круглой соломенной шляпке, схватила Руслана за рукав.

– Ну как вам сказать… Знаком.

Глаза девицы загорелись. Точно такой фанатичный блеск можно было бы увидеть и в наше время, у безумных поклонниц певцов или актеров. Легко можно было представить ее, размахивающую белой майкой и визжащую "Эдвард Каллен – лучший!"

– Вы тоже пилот? – девица чуть не обмерла от восхищения.

"Сто лет прошло – ничего не поменялось, – в который раз подумал Руслан, – хотя… Может быть лучше фанатеть от летчиков, чем от гламурных вампиров и сексуально-метровых певцов неясной половой принадлежности? Или фанатизм неприятен вне зависимости от объекта страсти? Неприятен своим неприятием иной точки зрения, скажем так…"

– Вы пилот? Да, вы пилот?

– Нет, – вежливо улыбнулся Руслан, – Я – торговец мебелью. Из Нью-Йорка.

Вот про Нью-Йорк лучше было не уточнять. Погасший было интерес вспыхнул с новой силой.

– А вы там в Америке летаете на аэропланах?

– Некоторые, – вмешалась Юля, – летают и без аэропланов.

Девица смерила ее взглядом, каким владеют только женщины. В этом взгляде можно было без труда прочитать, что Юля лет на десять старше, что платье на ней пошито в провинциальном городке, что корни волос предательски белеют и что она, Юля, подходит Руслану гораздо меньше чем пока незнакомая девушка.

Взгляд Юли был не такой информативный. В нем присутствовали только крюк под потолком и окровавленные ножи.

– Моя жена Юлия, моя дочь Анна.

Реакция – ноль. Восхищенный взгляд был направлен исключительно на "объект". Жена – не стена, дочка – не помеха.

– Руслан Лазаревич, – правила этикета попраны.

– Меня, – девица облизнула губы и поправила пшеничный локон, – зовут Жюли.

– Нам пора идти, – с нажимом произнесла Юля и потащила Руслана в глубь толпы.

– Еще увидимся, – прозвенел за спиной голосок.

* * *

– Ну и что это за крыса?

– Почему же крыса? – усмехнулся Руслан, – Вполне симпатичная девушка.

– Крыса, потому что нацелилась на чужое.

– Юля, меня никогда не тянуло на малолеток.

– Зато малолеток почему-то всегда тянуло на тебя. Вспомнить хотя бы ту Алену на практике в школе…

– Юля! Алена была ребенком!

– А записки она тебе тогда писала совсем не детские.

– Ну, я же на них не обращал внимания. К тому же уже был женат на тебе.

– Алена на это тоже особого внимания не обращала.

– Папа, – громко спросила Аня, – А зачем у того летчика шарф на шее?

– Во-первых, – обрадовался возможности сменить тему Руслан – на высоте холодно. А во-вторых, шарф шелковый, потому что летчику нужно постоянно крутить головой и он может натереть шею о воротник куртки, если не будет шарфа.

– Кстати, откуда ты этого летчика знаешь? – глаза Юля говорили, что Жюли не забыта и обязательно будет припомнена при случае.

– мы вчера с ним познакомились, – вмешалась Аня.

Руслан оглянулся. Они уже вышли из толпы и стояли на краю поля, неподалеку от ангаров, рядом с лотками, где продавался лимонад.

– Это не просто летчик, Юля. Это – живая легенда, капитан Мациевич.

– И чем же славна эта легенда?

Помнил о капитане Руслан не очень много, в основном то, что было написано о его судьбе в старой книжке в зеленой ледериновой обложке "Иван Заикин. В воздухе и на арене".

– Один из пионеров отечественной авиации, смелый человек, отважный пилот, по слухам… – Руслан оглянулся – эсер. Правда, в историю он попал из-за своей гибели.

– Он погибнет?! – хором охнули Юля и Аня.

– Да. В один из полетов его самолет рассыплется, он выпадет из сиденья и разобьется насмерть.

– Парашют не раскроется?

– Нет сейчас парашютов. Они без них летают.

Юля посмотрела вверх, на ажурные этажерки, стрекотавшие в воздухе. Поежилась:

– Самоубийцы… Руслан! А что если он погибнет сегодня?!

Аня вскрикнула и закрыла рот руками.

– Да нет. Насколько я помню, он сначала должен будет прокатить Столыпина и погибнуть только через несколько дней. А Столыпин… – Руслан припомнил заметку, которую он вчера прочитал в одной из купленных Юлей газет, – только-только прибыл в Петербург. Навряд ли он так сразу бросится кататься на самолетах.

– Руслан, мы должны его предупредить.

– Столыпина?

– Летчика, дурак!

– Юля, а нужно ли? Мы ведь не знаем, к каким последствиям это приведет…

– Человек останется жив!

– Юля, во-первых, они тут и так над собственной смертью ходят. Не разобьется сегодня, разобьется завтра. Во-вторых, может оказаться хуже, к примеру, он спасется в этот раз, зато в следующий он упадет вместе с самолетом на зрителей и погибнет больше людей. В-третьих, рассказать ему, откуда я знаю будущее и не спалиться – невозможно…

– То есть, ты ему ничего говорить не будешь?

– Нет.

– Ладно, – пожала плечами Юля, – нет, так нет. Куда теперь?

* * *

– Ого, господин Лазаревич, – хмыкнул капитан, – Какая интересная емкость.

Руслан взял для бензина одну из своих канистр, которая, пока они гуляли, ждала в повозке извозчика. Втридорога содрал, пользуясь тем, что в Коломяги рвались многие.

– Да, – кусочек рекламы, – на фабрике Фрезе такие начинают выпускать.

Мациевич покачал канистру в руках:

– Удобно, – признал он, – А этот крест что значит?

– Для усиления жесткости боковых стенок.

* * *

– Честно говоря, Петр Александрович, не знаю, – повторил он утром, когда забирал канистру с фабрики, – не знаю. Возможно, для усиления жесткости боковых стенок.

Они стояли у УАЗА, покрытого капельками конденсата от утреннего тумана.

– Жесткость стенок? Хм… Это первое, что пришло мне в голову, но ответ почему-то показался излишне простым. Да, воистину, не нужно усложнять…

* * *

Если Мациевича поразила канистра, то Руслана – бочки с бензином. Обычные такие бочки. Деревянные, с обручами.

Мациевич распорядился, чтобы Лазаревичу отпустили бензина в размере емкости, и откланялся, куда-то торопясь.

– Руслан, – выдохнула через нос Юля, – я подожду тебя снаружи. Мне дурно.

Она с Аней остались возле ангара, Руслан вошел внутрь.

* * *

– Анечка, – Юля высыпала в ладонь дочери горсть мелочи, – Постой вот здесь у лотка, попей лимонада. Присмотрите, пожалуйста, за моей дочкой, – обратилась она к продавщице, крупной женщине с серым пуховым платком на плечах, – Мне отлучиться нужно.

– Конечно, – улыбнулась женщина, – отчего ж не присмотреть?

Юля погладила Аню по голове и заторопилась в сторону самолетов. Возле которых мелькнула куртка Мациевича.

* * *

– К аэропланам нельзя, дамочка, – выставил руку вперед хмурый охранник.

– Господин капитан! – крикнула Юля.

Повезло, Мациевич оглянулся.

– Я – жена Лазаревича!

Несколько усталое выражение лица – похоже, поклонницы капитана, мягко говоря, достали – сменилось на заинтересованное:

– Госпожа Лазаревич? Вашего мужа не устроил бензин?

– Дело не в бензине. Дело в вас. Мы можем отойти?

Капитан не двинулся с места:

– А в чем собственно дело?

Юля оглянулась. Сейчас муж закончит переливать бензин, выйдет из ангара, увидит ее и выйдет уже из себя.

– Скажите, капитан, вы уже катали Столыпина?

– Премьера?

Перед мысленным взглядом Юли предстал Дмитрий Медведев на здешней этажерке: кожаная куртка, летный шлем, глаза больше очков.

– Ну да, премьера.

– Нет. Его же не было в столице.

Юля выдохнула:

– Видите ли, в чем дело… – начала она, затем понизила голос, – дело в том, что мой муж страдает приступами ясновидения. Иногда, очень редко, по неизвестной причине, он видит будущее. Человека или же предмета.

Мациевич слушал внимательно.

– Когда он увидел вас, у него случился такой приступ. Мой муж видел вашу смерть.

По спине капитана пробежал холодок. Как все пилоты, он не боялся смерти и как все пилоты, был суеверен.

Странная женщина, жена странного американца, была серьезна.

– Я погибну? – навряд ли она прибежала для того, чтобы сообщить, что он умрет в девяносто пять лет в постели, окруженный внуками и правнуками.

– Да, – просто сказала Юля, – ваш самолет рассыплется, вы выпадете и разобьетесь.

Мациевич даже не обратил внимание на странное словцо "самолет".

– А премьер тут при чем?

– Вы покатаете его и через три дня погибнете. Нет, сам Столыпин тут не при чем и если вы откажетесь его возить – погибнете все равно. Он не причина, а всего лишь отметка срока, которую увидел мой муж.

Мациевич вспомнил. Вчера. Американец уже уходил, как вдруг вздрогнул и оглянулся с оч-чень странным выражением лица. Уж не тогда ли и случился его приступ?

– Как я должен поступить?

Юля развела руками:

– Это ваша жизнь. Можете отказаться от полетов, можете быть внимательнее и осторожнее, тщательнее проверяйте свою технику. Вам решать.

Она развернулась и торопливо зашагала к лотку, возле которого оставила дочку.

Мациевич задумчиво смотрел ей вслед.

Угроза? Были, были люди, которые могли бы ему угрожать… Но не так… Нет, не так.

Сумасшедшая? Безумцы часто бывают убедительны. Вот именно, убедительны. Сложно представить безумца, который настолько безразлично отнесется к собственным откровениям. Они, скорее, навязчивы и требуют обратить внимания на свои слова. А тут "Это ваша жизнь".

Капитан думал, уже зная, что не сможет не обратить внимания на слова американки.

* * *

– Прошу прощения, мадемуазель.

Юлю чуть не сбил с ног молодой человек в военной форме: мундир с золотистыми погонами, синие шаровары, желтая фуражка, шашка на боку. Черные сапоги с розетками на краю голенища.

– Между прочим, мадам, – хихикнула Юля.

– Не может быть! – засветились лукавством глаза офицера, – Такая юная девушка и уже замужем! Жестокие родители!

– Увы, увы…

– Если позволите, – офицер демонстративно схватился за шашку, – Я сражу вашего мужа, этого, без сомнения, толстого, мерзкого старикашку, и освобожу вас для жизни!

Юля пробежала взглядом по офицеру. Молодой, на вид лет двадцати, на погонах три звездочки и цифры "13". "Старший лейтенант, мальчик молодой…"

– И, может быть, после этого подвига, – "мальчик молодой" подкрутил усы и без того залихватски торчащие, – юная дева подарит рыцарю невинный поцелуй…

– А вам не кажется, безымянный рыцарь, что вы торопитесь?

– Мэа кульпа, мэе кульпа! Это проклятие нашего рода! Позвольте представиться: поручик Торопецкий, тринадцатый гусарский Нарвский, его императорского королевского величества императора германского короля прусского Вильгельма Второго полк!

– Кха…

Для Юли гусарский полк имени германского императора накануне войны звучал также, как, скажем, танковая бригада имени Адольфа Гитлера в СССР 1937 года.

– Позволено ли мне будет узнать имя прелестной незнакомки.

– Юлия Лазаревич, жена Руслана Лазаревича, торговца мебелью из Нью-Йорка, ныне – инженера автомобильной фабрики Фрезе.

– Вы американка? – упоминание о муже лихой гусар проигнорировал.

– Совершенно верно. Поэтому нам нужно прекратить разговор, прежде чем мой муж найдет свой верный кольт.

– Могу ли я надеяться увидеть вас еще раз?

– Почему нет? – Юля улыбнулась, – Если вы настоящий гусар, вы сможете меня найти.

– Позвольте вас оставить. Но обещаю – я вернусь!

Осчастливленный гусар зашагал прочь, напевая: "Околыш желтый, голубая, тулья и долман голубой…"

* * *

Лимонад был вкусным. На самом деле лимонным: приятно кисловатым, освежающим, в нем не было приторной сиропности современных лимонадов.

– Спасибо, – Аня поставила стакан на лоток.

– Угощайся, деточка. А ты что, тоже лимонада хочешь?

Аня посмотрела вбок. У лотка стоял, с тоской глядя на искрящийся напиток, мальчишка, примерно ее лет. В потертой, но чистой одежде, ботинках, в черной фуражке. Первое, что бросалось в глаза – это замечательно длинный нос, торчащий вперед, как румпель. Или бушприт? Что там у кораблей торчит спереди?

– Денег нет, – басом сказал мальчишка.

И сглотнул.

– Хочешь, я тебя угощу?

– А я тебе за это что?

– Ничего. Просто так.

Мальчишка пожал плечами. Аня заплатила за два стакана, потом посмотрела на горящие глаза и взяла еще один.

Они уселись на лавочке возле лотка.

– Спасибо, – сказал мальчишка, допив первый стакан, – Селедки наелся, пить захотелось – страх!

Он вынул из кармана бумажный сверток, из которого торчали три головы копченых селедок.

– Меня зовут Аня. А тебя?

Мальчишка подавился лимонадом:

– В… Володя.

Аня протянула ему руку. Володя с сомнением посмотрел на нее, потом на свои ладошки, но пожал.

– Ты где живешь? – спросил он.

– В гостинице.

– А, ты не местная.

– Нет, я из М… этой… из Америки.

– Правда? – глаза Володи загорелись, – На корабле сюда плыли? Здорово, наверное? А вот моряком хочу быть…

Они сидели, болтали о разных пустяках, выпили еще лимонада. В конце концов, когда за Аней пришли, Володя тихо смылся, но перед этим они договорились, что встретятся в следующее воскресенье. Обязательно.

– А как тебе здесь, у нас?

– Нравится, – хмуро сказала Аня, – Очень.

 

Глава 24

Праздник воздухоплавания закончился, начались трудовые будни. Руслан со вздохом принял от служанки чашку утреннего кофе и открыл газету. Что там интересного пишут в "Новом времени"?

* * *

Среда, тринадцатое сентября. Все того же 1910 года. Сегодня Руслан с женой и дочкой переехал из гостиницы на съемную квартиру, в доходном доме на Гороховой улице.

Квартира принадлежала одному давнему знакомому господина Фрезе, поэтому обошлась в половину суммы: всего-навсего пятьдесят рублей в месяц. Учитывая, что зарплату ему фабрикант положил в сто рублей в месяц он, Руслан будет отдавать ежемесячно половину зарплаты. И это еще очень повезло: средняя цена пятикомнатной квартиры – две спальня, гостиная, столовая, кухня, комната прислуги – в столице от восьмидесяти до ста рублей в месяц. А меньше никак: иначе уважать не будут. Здесь в скромной квартирке не поселишься, иначе никто и руки не подаст.

План у Фрезе с Русланом был таков: патенты регистрируются в России, Франции, Германии и, по возможности, в США, после чего ведутся переговоры с представителями автомобильных компаний о продаже лицензий, а в случае, если предложат хорошую цену – и самих патентов. Но для этого нужен сам изобретатель, причем, желательно американец: деловитый, хваткий, этакая акула бизнеса. Чтобы не возникло желания обмануть. Мол, американцы, они свою выгоду не упустят, это вам не русский Ванька, которому пряник дай, водки налей, так он и на пятак серебра согласится. Известно же, что русские – народ щедрый, им своего не жалко.

Пришлось поселиться на квартире.

Соседи, в принципе, были неплохи. Познакомиться Руслан пока еще ни с одним не успел, кроме одного, жившего в дешевой квартирке двумя этажами выше. Цирковой фокусник, ровесник Руслана, что-то не поделивший с владельцами цирка и сидящий без работы. Из-за несколько неумеренного потребления алкоголя фокусник выглядел даже старше Лазаревича.

Помимо жертвы произвола в подъезде жили: адвокат, судя по квартире – не самый неудачливый, владелец боен где-то под Питером и чиновник министерства внутренних дел. В этом месте сердце Руслана екнуло, но попозже выяснилось, что ни к полиции ни к сыску их сосед отношения не имеет. Вообще МВД в Российской Империи занималось черте чем – даже губернаторы числились в МВД – и в его ведении не находился разве что ассенизационный обоз столицы.

Все это Руслану выдал бесценный источник информации, именуемый Танюшой. Молодая женщина, бывшая служанкой при съемной квартире – хозяева решили, что проще нанять девушку один раз, чем по квартире будут отираться разные проходимки. Милая пухлая девушка, у которой было только два недостатка: рассказывая, она не могла сосредоточиться на чем-то одном и постоянно уплывала мыслью в сторону и она боялась Руслана.

Познакомившись с ней и привлеченный аппетитной попкой, Руслан хотел было игриво хлопнуть ее чуть пониже талии, но сдержался. Лицо девушки застыло, судя по всему она стерпела бы такое проявление дружелюбия, но именно что стерпела. Никакого удовольствия Танюша не получила бы. А с другой стороны: кто сказал, что служанки непременно должны быть легкомысленными особами, которые на лапанье только жеманно хихикают и призывно стреляют глазками?

* * *

Руслан задумчиво проводил глазами служанку, наткнулся на заинтересованный взгляд Юли, мол, и что это, интересно, ты там такое рассматриваешь, невинно захлопал ресницами и продолжил чтение газеты.

В Берлине столкновения бастующих с полицейскими.

В Сербии арестованы австрийские шпионы.

В Нижнем Новгороде открыта выставка птицеводства.

Газета "Русское слово" оштрафована на 500 рублей за некий рассказ.

Близь Кинешмы забастовали две целых сто тридцать четыре тысячных ткача… что за бред? Руслан присмотрелся повнимательнее. Если эта запятая отделяет целую часть от дробной, то на фабрике Севрюгина бастуют два ткача и одно ткачиное ухо. Если же тысячи на американский манер, тогда… что ж там за фабрика такая, если на ней только бастующих – больше двух тысяч?

В одной из польских газет напечатаны следующие слова о русских: "Русский во всех отношениях является величайшим разрушителем мира, разрушителем бессмысленным, анархическим, как ребенок или дикарь, с целью подчинить себе культурные народы, так как сам он некультурен и ни за что в свете таковым быть не может. Этот народ не имеет героев…". "Значит, поляки не любят русских из-за Сталина, говорите? Товарищу Кобе сейчас… тридцать один год. Ого! Так я сейчас старше Сталина?".

Руслан покачал головой и продолжил.

На юге России – эпидемия чумы, в Одессе видели крыс и одна из них явно была больной. Интересно, как журналисты это определили? Или они у крысы документы спросили и медкарту?

Рубрика "Происшествия". Полиция призывает не распространять нелепые слухи о якобы появившемся в столице "Русском Джеке-Потрошителе". Отмечалось, что для того, чтобы сделать подобный вывод, недостаточно трех смертей проституток, видимо, зарезанных недовольными клиентами, нужен по крайней мере хотя бы один факт собственно "потрошения", чего не наблюдалось.

"И в благословенной царской России были маньяки? Хотя, почему нет? Маньяки не появились на свет в 1991 году. Были они и в СССР: Чикатило, Ионесян-Мосгаз, убийца извозчиков Комаров, о котором писал Булгаков, были и еще раньше, тот, например, что в начале еще 19 века жил в Царском Селе и чуть не убил Пушкина… Что у нас там дальше?"

Большая статья о празднике воздухоплавания, с фотографиями авиаторов.

Статья "По фабрикам и заводам". "До какой степени улучшилось все в условиях нашей промышленности! Какая масса корпусов и какие это громады!" Это – о Морозовской и Николькской мануфактурах. Так… Средняя зарплата рабочих – до 250 рублей в год, в отдельных цехах доходящая до 50 рублей в месяц… Для рабочих построены три школы, больницы, большая церковь и строится каменный театр…

Дальше – объявления. Сниму квартиру, сдаю квартиру… ого, двадцать пять комнат!… Реклама, реклама, реклама… Электрическая арматура "Кристал Люкс". Донское вино "Выморозки". "Угрин", крем от прыщей и угрей. Паровые машины "Фельзер и ко". Электрические лампы "Осрам". Пилюли от запора "Ара".

"Похоже, рекламщики во все времена были уверены, что их клиенты вечно страдают от перхоти, запоров и тому подобных напастей.

Вообще, если бы не яти, десятеричные "и" и твердые знаки в неожиданных местах – из-за чего Руслану постоянно казалось, что он читает с диким акцентом – газета ничем бы не отличалась от современных "Московских комсомольцев". Все то же самое. Прошло сто лет. А ничего не меняется. Под словами своих предков подпишутся многие современные поляки, маньяки как орудовали так и не прекращали своего занятия, а у рабочих все хорошо и замечательно, нет никакого повода для волнений и мятежа. Вот только чего ж это там забастовали две тысячи ткачей? От слишком хорошей жизни, что ли?

– Дорогой мой, любимый муж… – над газетой заблестели глаза Юли, – Уже поздний вечер, завтра тебе на работу, не пора ли в постельку?

– А…

– Отлично! Иди ложись, я – ванну.

* * *

В темноте спальни бесшумно открылась дверь.

– Руслан…

Руслан закинул руки за голову и поднял брови. Юля стояла в проеме, одетая в шелковый халат. Взгляд ее сразу же пояснял, что халат – не просто так.

– Любимый муж, – Юля танцующей походкой приблизилась к кровати, – Мы здесь уже две недели, Аня спит, нам никто не помешает… Не пора ли тебе исполнить свой супружеский долг за сентябрь месяц?

– Ой, ты знаешь, мне завтра на работу…

Халатик медленно сполз до пояса.

– Против таких двух аргументов мне нечего возразить.

Одежда с шорохом упала на пол.

– А против таких – тем более.

* * *

– Господин Лазаревич, – в помещение фабрики, где Руслан с жестянщиком чертили на картоне развертку будущей канистры, заглянул один из кузнецов, – К вам человек, военный.

Руслан отложил карандаш и вышел на фабричный двор. Кузнец завернул за угол, где была устроена курилка.

– Кхм.

Юля, которую Лазаревич притащил на фабрику, мило щебетала со смутно знакомым человеком. Ба, капитан Мациевич.

Неприятное ощущение холодком застыло где-то под желудком.

– Добрый день, Руслан Аркадьевич. Вот, улучил минутку, пока мой аэроплан перебирают, заглянул к вам, посмотреть на ваш знаменитый автомобиль.

– Так уж и знаменитый.

– Руслан, покажи господину капитану нашу машину.

Взгляд Юли, брошенный на мужа, был немного непонятным. Слишком проказливым, как у кошки, которая то ли успешно стрескала банку сметаны, то ли готовиться это сделать.

– Ну что ж, пройдемте.

* * *

– Интересная конструкция… Значит, говорите, семьдесят пять сил у двигателя?

– Совершенно верно.

Мациевич обошел УАЗ вокруг.

– Выглядит… серьезно. Для чего предназначен? Судя по виду – не для катания дамочек на "Виллу-Родэ".

– Я – турист, Лев Макарович, поэтому и автомобиль заказал для перемещений в том числе и по бездорожью. Он пройдет везде, где пройдет олень, – усмехнулся Руслан.

– А там, где не пройдет олень?

– Там пройдет русский солдат.

– Александр Васильевич Суворов, – произнесли они хором и рассмеялись.

– Вам бы вместе с Петром Александровичем такие автомобили выпускать для нужд армии. И офицеров можно возить и, если конструкцию сменить – десяток солдат поместится.

– Дорого для армии встанет.

– Армия денег не считает. Как и флот, – Мациевич слегка помрачнел.

– Да и двигатели такие, к сожалению, Петр Александрович не потянет.

– Да, вы говорили. Жаль, жаль… Я бы их с удовольствием и на аэропланы ставил. Но в России двигателей не делают. Кажется, под Петербургом один чудак-купец что-то подобное собирается делать, но точно не скажу… Вы подумайте, может, станете еще русским Рено или Фордом. Кто знает, что в будущем может случиться?

– Ну да… Кто знает.

Не понравился Руслану взгляд капитана. Очень не понравился. С этаким прищуром, как будто с намеком.

"Мой самолет перебирают…". Взгляд Юли. Взгляд Мациевич.

– Прощу прощения, я вас на минуту оставлю. Я случайно вспомнил кое-что очень важное.

* * *

– Юля, ты охренела?! Ты все рассказала Мациевичу?

Он изловил попытавшуюся было увильнуть жену и теперь, стоя во дворе, чуть не кричал на нее шепотом.

– Руслан, ты же меня прекрасно знаешь…

– Поэтому и спрашиваю.

– Да, рассказала, – Юля посмотрела в глаза мужа.

– Что ты ему сказала? Что мы из будущего?

– Нет. Только то, что он скоро погибнет.

– Зашибись. "Вы такой смелый, господин капитан, кстати, вы скоро умрете". Так, что ли?

– Нет. Я сказала, что у моего мужа – приступы ясновидения и он, в смысле ты, видел его смерть.

Руслан подумал. В принципе, некритично. Всегда можно повернуть в сторону злой шутки или желания Юли покрасоваться.

– Ну и зачем?

– Руслан, человек погибнет! При чем здесь "зачем"?

– Спасла, значит?

– Спасла.

– И оставила Россию без парашютов.

– В смысле?

– Когда капитан погиб, его смерть увидел Глеб Котельников, актер театра. Смерть Мациевича так его потрясла, что он изобрел ранцевый парашют. Который, между прочим, спас не одну жизнь. Так что капитана ты спасла, а тех других людей убила.

Юля взяла Руслана за руку, подтащила к зданию и прислонила к стене.

– Руслан, – очень серьезно сказала она, тем серьезным тоном, который означал, что она с трудом сдерживает слезы, – а может не надо высчитывать? Людей нужно спасать не потому, что их жизнь или смерть принесет какую-то пользу в будущем, а потому, что они – люди! Парашют – это такая вещь, которую все равно придумают, не русские, так поляки или татары. А капитан будет жить, ты понимаешь, жить! И будет известным, не только дурацкой смертью, а и своими подвигами в воздушных боях. Он прославится, может еще и в Великую отечественную не одного немца собьет…

– В шестьдесят-то лет? – попытался свести разговор к шутке Руслан, – Он их что, клюшкой будет сбивать?

– Дурак! – Юля развернулась и зашагала прочь. Остановилась у кирпичного забора. Фыркнула, развернулась и зашагала в другую сторону.

"Может быть, Юля и права. Что-то я переборщил с рациональным подходом. Забыл про мораль, и про то, что рациональность позволяет оправдать все, что угодно. С точки зрения чистой логики нельзя объяснить, почему нельзя бросить в беде утопающего. Можно придумать кучу объяснений, и что рискованно и что опасно и что одежда намокнет и что человека этого ты, в принципе, не знаешь, и, может быть, он вообще плохой и жену бьет. Можно придумать множество оправданий, серьезных, убедительных. А мораль скажет "Утопающего бросать нельзя, потому что нельзя" и бросится в воду. Глупо, наобум, но попытается спасти.

Вот тут и задумаешься, кто прав: моральная дурочка или рациональный подонок".

 

Глава 25

Как это здорово, когда твои жена и дочь дома и заняты делом. Ага, а не болтаются по городу с размышлениями на тему, что бы еще такое придумать, чтобы изменить историю, которая, ясен пень, плоха по определению и, значит, измениться может только в лучшую сторону.

– Привет, девчонки!

Аня, сосредоточенно рисовавшая что-то цветными карандашами в альбоме, помахала рукой, не отвлекаясь.

– Привет, муж!

Юля повернулась и Руслан не удержался от улыбки:

– Привет, моя бледнолицая скво.

– С каких это пор я стала индианкой? – Юля провела ладонью по щеке, добавив к двум чернильным полосам на щеке третью.

– С тех самых пор, как разрисовалась, как Чингачгук на тропе войны.

– Ох, елки… – Юля, глядя в карманное зеркальце, начала оттираться. Чернила держались стойко, как спартанцы Леонида.

– Чем занята? – Руслан взглянул на исписанные – и местами покрытые кляксами – листы бумаги.

– Как это… тьфу… как это чем? Чем договорились.

Руслан вздохнул.

* * *

Три дня назад, сразу после того, как выяснилось, что капитан Мациевич, если и помрет, то не так и не там, как должен был, Руслан понял, что Юле нужно придумать занятие, полностью занимающее ее свободное время и, по возможности, отвлекающее от идеи выиграть Первую Мировую в одиночку.

Поразмыслив, Лазаревич пришел к мысли не пытаться остановить бурный поток, именуемый его женой, увлеченной некой идеей, а повернуть его туда, где он принесет как можно меньше разрушений и человеческих жертв.

Он предложил Юле не бросаться менять прошлое с бухты-барахты, хватаясь то за спасение летчиков, то еще за что-нибудь, а составить четкий и конкретный план действий. Все-таки Юля, при всей взбалмошности – человек умный и, если поймет, что изменения потребуют слишком глобальных усилий, то, скорее всего, откажется от идеи прогрессорства. Если же План, который она придумает, окажется на самом деле реализуемым… В принципе, почему бы и нет? Вот только воплощение он возьмет в свои руки.

* * *

– Ну и что ты тут составила? – он взял один из листков, в глаза бросилось "…Брусиловский прорыв…", "…нехватка снарядов…", "…Рененкамф…". Что интересно, ни одной даты.

– Смеешься? Всего три дня прошло.

– Ну за три дня можно много сделать, – подколол жену Руслан.

– Ага, типично мужской подход, – Юля оглянулась на Аню и зашептала, – Это вы думаете, что сделать ребенка – плевое дело, пять минут и готово. А нам его носить, воспитывать…

– Ну, не пять…

– Ой, не льсти себе! – Юля не выдержала и рассмеялась, – Я только начала работу над Планом.

Слово "План" прозвучало если не капслоком – Юля все-таки не Смерть Пратчетта – то, по крайней мере, с большой буквы.

– Ну и что ты сейчас пишешь?

– Сейчас я ругаюсь злобным матом на здешние ручки. Муж, почему никто до сих пор не изобрел шариковые? Сложно, что ли?

– Уж всяко не сложнее, чем составить План, – улыбнулся Руслан.

– Рррррр!

– Не гроули на меня, Жанна Dark!

– РРРРРР! – Юля выдала настоящий гроул. Она не любила, когда ее называли псевдонимом из рок-группы.

На кухне, где возилась служанка, что-то рухнуло.

– Мама, – серьезно сказала Аня, – не делай так больше. У меня волосы шевелятся. Причем до сих пор.

– Ладно, – Руслан обнял жену за плечи, – Что там с твоим Пла… пардон, планом.

– До самого плана еще как до русско-японской границы. Сначала я вспоминаю, что я вообще помню о Первой мировой. Потом нужно будет понять, что было причиной неудачного хода войны. Потом – что нужно будет для того, чтобы изменить ход войны к лучшему. И только потом составлять… План! – она показала Руслану язык.

– Юльчик, ты, когда начнешь внедрять свои изменения – Руслан успокоился. Юля подошла к делу серьезно, – хотя бы потренируйся на каких-нибудь кошках.

– На ком я буду тренироваться, я уже знаю.

Руслан медленно повернулся. Рано успокоился…

– Ну и на ком же? – очень-очень спокойно спросил он.

– А вот, – Юля взяла один из листков и заунывно, подражая Копеляну, читающему досье на Штирлица, заговорила.

– Глеб Егорович… пардон, Жеглов вспомнился… Глеб Евгеньевич Котельников, 38 лет, актер труппы Народного дома, псевдоним – Глебов-Котельников. Тот самый изобретатель парашюта в будущем, которого не будет.

Руслан моргнул.

– Что ты сделала?

– Пока ничего. Руслан, мы же после капитана договорились: любые вмешательства в ход истории – только после обсуждения с тобой. Так что, не переживай. У меня сейчас более серьезная проблема.

– Какая? – насторожился Руслан.

– Я не могу писать этим проклятым пером! Я уже вся в чернилах!

– А почему ты "Паркер" не купила?

Юля замерла:

– А что, он уже есть?

Руслан кивнул. Юлино лицо приобрело особое выражение, свойственное человеку, который понял, что он лопухнулся. Если бы действие происходило в американском мультике, Юлины уши сейчас превратились бы в ослиные.

Добила ее Аня. Дочка подошла и сладким голоском пай-девочки сказала, протягивая карандаш:

– Возьми, мамочка, я думаю, тебе будет удобнее.

Руслан расхохотался и обнял жену и дочку за плечи:

– Девчонки, я вас люблю!

* * *

Те три дня, что Юля потратила на войну с чернилами, Руслан провел на фабрике Фрезе, вместе с жестянщиками изготавливая пробные канистры. И вот они готовы.

Из толстой жести – или здешняя жесть толще привычной – блестящие золотистыми боками, на которых вытиснуты крестовые штамповки для жесткости и выдавлено слово "Фрезе". Петр Александрович порывался было добавить сюда еще и "Лазаревич", но Руслан отказался. Не он придумал, не он сделал, так какой смысл?

От обычных канистры отличались разве что более острыми гранями – все-таки их не штамповали, а паяли – и расцветкой. Нет, не золотой, их должны были покрасить свинцовым суриком, который по цвету больше походил на жидкий огонь. Но это потом: Руслану хотелось похвастать Фрезе пока еще красивой канистрой.

Фабрикант стоял в гараже, рассматривая "уазик".

– Вот, Петр Александрович, ваши первые канистры.

Фрезе мельком глянул, но радости на его лице не появилось. Он о чем-то глубоко задумался.

– Петр Александрович?

– А? Нет-нет, отличные изделия, отличные… Только покрасить их…

– Покрасим.

– Отличные… Вот только, Руслан Аркадьевич, – Фрезе неожиданно резко повернулся к Руслану и выставил вперед бородку, – я – не жестянщик. Я автомобили хочу делать!

– Э…

– Вот смотрю я на вашего "узика" и что я вижу?

– Что? – Руслан примерно понял, к чему клонит фабрикант, но хотел знать точно.

– Я вижу автомобиль.

Логично.

– И не просто автомобиль, я вижу армейского трудягу, лошадку. Автомобиль, специально предназначенный для военной службы. Мне кажется, в вашем будущем конная тяга в армии не используется?

– Практически нет.

"Не считая парадных выездов и казаков".

– Знаете, – Фрезе опять крутанулся, – сколько автомобилей было в нашей армии в прошлом году?

– Нет.

– Двадцать четыре. Если бы не война с японцами и не генерал Куропаткин, мы бы до сих пор ездили на лошадях, как во времена наполеоновских войн! Слава богу, в этом году взялись за ум: по инициативе военного министра Сухомлинова организуются автомобильные команды железнодорожных батальонов, собираются закупать автомобили. Но знаете, что я вам скажу?

Глаза Фрезе горели огнем вдохновения:

– Они нигде не купят легковых автомобилей, специально предназначенных для армии! Проходимых, надежных, специальной расцветки. Нигде! Если мы с вами им этого не предложим. У меня еще остались знакомства в военном министерстве, если мы с вами сумеем построить такой автомобиль, взяв ваш за основу – его купят. Купят, и попросят еще! Лучшего будет не найти нигде!

Руслан машинально потер руки. Руки, почувствовавшие НАСТОЯЩУЮ работу.

* * *

– Рама из швеллеров… Швеллеры купим.

– В России?

– А где же еще?! Мы хотим автомобиль для армии? Значит, он должен быть полностью из отечественных деталей. Иначе случится война и пффф! Деталей нет, производство встало, все бегают и суетятся, клепают из подручных материалов в сапожных мастерских… Запомните! – Фрезе оторвался от УАЗа и поднял палец вверх – Все, предназначенное для войны, должно быть полностью отечественным. И только так! У вас ведь так?

– Так, – вильнул взглядом Руслан.

– Вот! Что я говорю, не могут же люди в будущем быть глупее нас сейчас. Давайте дальше…

Фрезе, обидевшийся за Российскую империю, сыпал цифрами и названиями заводов.

Швеллер, вообще металл и металлопрокат – Общество Брянского рельсопрокатного, железоделательного и механического завода, Донецко-Юрьевское металлургическое общество, Русско-бельгийское металлургическое общество, Южно-Российское Днепровское металлургическое товарищество, непонятный "Русский провиданс" в Мариуполе,Таганрогское металлургическое общество, Донецкое общество железоделательного и сталелитейного производства, общество железоделательного сталелитейного завода "Гута-Банкова" в Польше, Камское акционерное общество стале- и железоделательных заводов… Общий выпуск только швеллеров за прошлый год – 150 тысяч тонн, всего же проката – почти три миллиона.

Ткани для сидений – хлопок из Азии, лен с Севера, шелк с Юга, шерсть с Запада, в основном из Польши. Выбирай – не хочу.

Шины – можно заказать в "Треугольнике". Аккумуляторы и электрооборудование – в "Сименсе". Стекло – на Гусевском хрустальном заводе, поставщик двора, между прочим…

– Паровозы? – Руслан уже просто подначивал разгорячившегося Фрезе.

– Пять сотен в год!

– Сельхозмашины?

– Плуги – сотни тысяч в год, веялки, молотилки, жатки – десятки тысяч.

– Трактора?

– Как Hart-Parr в США? Пока нет, зато есть локомобили. Людиновский завод Мальцева их выпускает, по двести штук в год.

– Автомобили?

– Я, Руссо-Балт, Лесснер, Дукс…

Фрезе сел на своего любимого конька.

* * *

– Кузов, – запальчиво произнес Фрезе, – можно, если захотим облегчения, сделать из арборита.

– Из чего?

Название звучало как пластмасса.

– Арборит, – недоверчиво посмотрел на Руслана фабрикант, – возле столицы уже тридцать лет завод "Арборит" действует, Огнеслав Степанович Костович открыл. Он же и арборит придумал…

– Что это такое?

– Материал. Листы шпона складываются крест-накрест и склеиваются…

Фанера?

– Фанера?

– Ну да, тонкие листы фанеры складываются…

– Погодите, Петр Александрович. Что такое фанера?

Фрезе посмотрел на Лазаревича как на умственно отсталого:

– Фанера, – медленно и отчетливо произнес он, – это тонкие листы дерева, получаемые путем лущения, шпон. Арборит же получают путем склеивания крест-накрест положенных листов фанеры…

Уф, понятно…

– Понял. У нас просто арборит называют фанерой…

Стоп.

– Так его в России придумали?

– А где? Я же говорю: уже тридцать лет на заводе из него делают ящики, чемоданы, дома сборные для дач. Даже трубы и пики для казаков.

Руслан хихикнул. Казаки с фанерными пиками… Надо же, оказывается, фанеру придумали в России… Да и вообще… Похоже, товарищ Сталин со своей давнишней, пока еще не произнесенной речью о том, что в России не было никакой промышленности, сильно передернул…

– А вот с двигателями будут трудности, – огорченно развел руками Фрезе, – в России за весь прошлый год их произвели всего сорок штук.

– Сорок штук чего? – не поверил Руслан.

– Сорок штук двигателей.

"Или не передернул…".

– А как же ваш тезис… Постойте-ка. Мациевич, тот, что летчик… пилот… упоминал о каком-то купце, который под Петербургом собирается двигатели делать.

– Двигатели? Рядом с… Ай-яй! – Фрезе огорченно схватился за голову, – Я же его видел на выставке! Вот я глупец!

– Видели кого?

– Тихо! – Фрезе подскочил к Руслану, – Не будем говорить. Чтобы не сглазить. Еслия с ним договорюсь… У нас будет двигатель!

Похоже, все шло просто великолепно.

* * *

Капитан Мациевич спрыгнул с подножки извозчика, бросил монету и зашагал в сторону дома, где жил.

Ночь, время позднее, дворник наверняка уже закрыл подворотню… Ну, так и есть.

– Хамзя! – крикнул он, взявшись за прутья решетки.

Дворник-татарин, сгорбившись, показался из темноты, проворчал что-то неразборчивое и залязгал ключами.

– Доброй ночи, – капитан прошел мимо скрюченной тени…

Он успел заметить, что тот, кого он принял за дворника, выше татарина. Успел заметить блеск стали. Успел бросить руку в карман, к пистолету…

Больше он не успел ничего.

Лезвие ножа пробило кожаную куртку, грудную мышцу и сердце.

Капитан Мациевич умер.

Черная фигура убийцы, Тени, покачалась над мертвым телом пилота.

– Не будет, – удовлетворенно прошептал он, – Не будет.

Тень аккуратно вытер клинок и рукоять ножа и бросил его на землю.

 

Глава 26

Воскресенье, утро. Хорошо-то как!

За круглым столом, покрытым белой скатертью завтракала семья Лазаревичей: муж в бархатном темно-синем халате, жена в золотисто-желтом шелковом и дочка, в платье, потому что надевать халат она отказалась наотрез.

Руслан сладко потянулся и взял с края стола свежее "Новое время". Быстро привыкаешь к хорошему… Чай, булочки с маслом – интересно, не французские ли? – газета… О!

На первой странице, рядом с рекламными призывами покупать новую книгу "Наше преступление" – похоже, одну из предтеч многочисленных Слепых, Глухих и Бешеных, расплодившихся в девяностые – нефтяные локомобили и спиртовые чайники – красовалось объявление с рисунком жестяной канистры оченно знакомой формы.

"Жестяные канистры от фабрики г-на Фрезе! Удобная форма, большая вместимость! Подходят для хранения и перевозки керосина, масла, воды! Только у нас, в Эртелевом переулке, 10! Остерегайтесь подделок!"

"Быстро Петр Александрович рекламу протолкнул. Хотя, с другой стороны, чего там долгого? Лишь бы народ сразу не ломанул: большие объемы пока выпускать не получится. Нет, не ломанет… Народ у нас медленный на раскачку, к новому непривычный… Остерегайтесь подделок. Хм, поддельные канистры – это жесть. Нет, жесть – это настоящие канистры. А поддельные тогда? Картон?"

Лазаревич договорился с Фрезе о дополнительных выплатах с каждой проданной канистры, так что для него чем больше объем продаж, тем лучше.

Звякнула ложечка, упавшая на блюдце.

– Руслан… – прошептала Юля.

– Что? – Руслан посмотрел на жену.

Она была белая.

– Юля, что случилось?

– Газета.

Руслан перевернул газету и впился глазами в обратную сторону. Что так испугало Юлю? Чт… Черт…

Маленькая мутная фотография человека в белой фуражке и темном мундире. Мациевич.

Для тех, кто не узнал, был заголовок статьи "Гибель Мацiевича".

"Как гибель?!"

– Как гибель? – голос Юли дрожал – Он же… Я же…

Руслан склонился над столом и побежал глазами по статье. "…спешим донести до читателя трагическую новость… …перо дрожит в руке, слезы бессильного гнева застилают глаза, хочется плакать, кричать… Смерть героя…".

Вчера вечером капитана нашли в парадной дома, где он проживал. Мертвым. Мациевич был убит ножом в сердце. Грешили на грабителей, но почему-то упоминались служи о "Русском Потрошителе".

"Трагически погибший шестнадцатого сентября 1910 года капитан корпуса корабельных инженеров лев Макарович Мациевич был первым русским военным летчиком, первым и как показали последние авиационные дни, одним из лучших… …скорбная весть о трагической гибели молодого летуна…". Так, это все лирика.

Руслан выпрямился:

– Мациевича зарезали в подворотне.

– Как??

– Ножом, надо полагать.

– Нет! Я спрашиваю, как его могли зарезать?! – у Юли, похоже, начиналась истерика, – Он должен был разбиться на самолете! Но я же его предупредила! Он не мог умереть! Не мог!

Юля заплакала. Аня, сама чуть не плачущая, гладила маму по плечу.

– Ну почему не мог? – Руслан проглотил комок в горле, – Все люди смертны. И не все идет так, как нам хочется…

Юля зарыдала громче. По щекам Ани потекли слезы. В двери заглянула Танюша, тоже шмыгающая красным носом.

– Девчонки, вы меня с ума сведете.

Горничная заревела и убежала.

– Так! Отставить мокрое дело!

На душе Лазаревича и так было тяжело, слезы жены и дочери только усугубляли его состояние.

* * *

В комнате пахло валерьянкой. Юля лежала в кресле, уже почти спокойная, с красными пятнами на лице. Аня забилась в угол и сидела на пуфике, молча рассматривая книжку с картинками, которую ей второпях сунул Руслан.

– В принципе, – Лазаревич, уже полностью одетый в костюм, вышагивал по комнате туда-сюда, заложив руки за спину, – смерть капитана можно объяснить. Ты рассказала ему о будущей гибели, Мациевич, соответственно, тщательно проверил свой самолет, а значит, поверил тебе. Но, так как точной причины гибели ты не назвала, он мог продолжать думать об этом, перебирать варианты, и решил дополнительно проверить все узлы. Проверяя самолет, он задержался на аэродроме допоздна, чего не сделал в нашей истории, и грабители, ожидавшие в подворотне, прирезали кого-то другого. А в этот раз не повезло капитану…

– Не повезло? – Юля подняла голову, – Как у тебя все просто. А ты не задумался о другом варианте?

– Каком же? – Лазаревич присел на подлокотник и приобнял жену.

– Руслан, – она подняла взгляд покрасневших глаз, – А что, если его убили именно потому, что он узнал от нас о будущем? Что, если патруль времени существует?

Страх кольнул сердце. А что, если правда… Но рациональность тут же раскритиковала версию.

– Юля, если бы патруль существовал, то им не нужно было бы никого убивать. Мы в этом времени уже две недели, так что они давно могли нас найти и убить. В смысле, отправить обратно. Раз к нам не приходили таинственные личности в серых плащах, значит, патруля времени нет. Или им не до нас.

– Тогда, – слезы высохли, у Юли начало включаться упрямство, – это может быть сопротивление самой истории, которая сопротивляется изменениям. Или вовсе где-нибудь существует потустороння сила, специально следящая за такими прогрессорами, как мы. Сидит какой-нибудь демон истории, этакий мерзкий старикашка, посреди кип пыльных фолиантов, листает Книгу Истории… "Так, – Юля изобразила скрипучий голос, – капитан Мациевич, погибнет двадцатого сентября. Вычеркиваем… Что значит, нельзя? Как не погибнет? Его предупредили? Не-ет, вычеркиваем!" Что, если так?

– Юля… С тем же успехом можно признать, что Мациевич стал жертвой графа Дракулы. Или Фантомаса. Прилетел на крыльях ночи и зарезал ножиком. Из врожденной подлости. Я с потусторонними силами в своей жизни не сталкивался, поэтому в демонов, чертей и инопланетян не верю.

– Врешь, – Юля бледно улыбнулась, – Ты сам рассказывал, что видел НЛО.

– Правильно. Только в моем понимании НЛО – это не корабль пришельцев, а неопознанный летающий таки объект. То бишь, я что-то видел, это что-то летело, и мною опознано не было, значит, НЛО. А была ли это летающая тарелка или метеозонд – я не знаю.

– Значит…

– Значит, никаких патрулей времени и прочих стражей истории. Если бы существовало что-то, следящее за сохранением течения истории, то им не нужно было бы никого убивать, проще вернуть нас обратно.

– А что, если Они нас предупреждают?

– А что, если мы отставим паранойю и успокоимся?

– Нет!

Юля вскочила и схватила со стола свои бумаги, с записями о будущей Первой Мировой. Раз-раз-раз – клочки разорванных листов были брошены на пол.

– Я, – твердо заявила Юля, – рисковать не буду. Ты был прав. Никаких больше изменений истории. Я ничего менять не буду!

Она посмотрела на потолок:

– Слышите меня? Не буду!

Лазаревич вздохнул. Юля всегда была импульсивной – если не сказать взбалмошной – и решения всегда меняла быстро. Вот и в этот раз она в пять секунд согласилась с доводами мужа о недопустимости вмешательства в ход событий. Как назло, именно тогда, когда он, Руслан, уже почти согласился с нею и даже мысленно прикидывал возможности такого вмешательства.

– Так, девочки, значит, вы сидите дома и успокаиваетесь, а я съезжу в город и попробую узнать подробности.

Аня вскочила:

– Папа, а мы сегодня на самолеты смотреть не поедем?

– Нет, сегодня вы сидите дома. И НИКУДА не выходите.

– А как же насчет того, – вмешалась Юля, – что нам ничего не грозит?

– Правильно, не грозит. Потому что вы никуда не выходите.

– Папа, мне нужно на самолеты.

– Нет.

– Папа!

– Нет, я сказал.

– Руслан.

– Нет.

Обиженная Аня, с трясущимися губами, ушла в свой угол.

– Руслан, – прошептала Юля, – можно было бы и помягче. Она еще ребенок.

– Дети понимают значение слова "нет" с трех лет.

– Но почему нет?

– Потому что я так сказал.

– Муж, что мне делать весь день? Вместе с Аней?

– Английский учите. От сих до сих, приду – проверю.

– Oh, really? Its so sweety. My lord has ordered me to learn English. Yes, master, – Юля изобразила подхалимский голос Ренфилда из комедии про Дракулу с Лесли Нильсеном, – А если серьезно?

– Серьезно? Сидите дома. Мм… вон, с Танюшей пообщайтесь. Спросите у нее, как отличить, к примеру, свежее молоко от кислого, кроме как по дате на упаковке.

– Свежее от кислого? По вкусу, нет?

– Ну, значит, как отличить хорошую колбасу от плохой.

– Здесь же все продукты экологичные, – засомневалась Юля, – Ни консервантов, ни прочей отравы.

– Вот именно "ни консервантов", ни санэпиднадзора. Тухлое мясо и бледные поганки, знаешь, тоже очень экологичны. Правда, поговори. Мало ли что, не всегда у нас будет служанка.

– Ладно, – вздохнула Юля.

Аня уже сидела за столом и рисовала злобное зеленое чудовище с семью ногами.

Руслан улыбнулся, чмокнул жену в макушку, оделся и вышел из квартиры.

Постоял.

Выдохнул, вытер пот со лба и посмотрел на трясущиеся пальцы.

Трудно, очень трудно внушать уверенность, которой не испытываешь.

* * *

"Очень интересно…" – Руслан зашагал по улице, сдвинув шляпу и почесав затылок.

Он съездил на летное поле, уточнил у механиков, где жил Мациевич – те вспомнили его, иначе ничего бы не рассказали, всякие любопытные зеваки их и без того достали – и доехал к месту трагедии. Под видом любопытствующего пообщался с соседями и случайными прохожими, которые что-то слышали.

Не простое это было ограбление, непростое… Начнем с того, что грабители обычно забирают кошелек, а не оставляют у жертвы. Во-вторых, капитана подстерегали. Именно подстерегали: бледный толстяк рассказал ему, что вошел в подворотню буквально за четверть часа до убийства. Правда непонятно, как он узнал время этого самого убийства. И, даже если четверть часа превратить в полчаса, в час… Убийца ждал не случайную жертву. Плюс дворник-татарин. Дворник был тоже убит, предположительно, потому, что мешал убийце. Хотя слухи, которые собрал Руслан, предполагали даже, что капитана убил именно дворник, покончивший после этого с собой на манер самураев.

Слухи были многочисленны и маловразумительны. В качестве причин убийства называли и ревнивого француза, который якобы приехал вслед за капитаном, чтобы отомстить, и эсеров, отомстивших за отказ капитана убить Столыпина, когда тот будет летать на аэроплане Мациевича. Наверное, если бы Руслан поспрашивал еще немного, всплыла бы и версия с графом Дракулой…

Руслан полицейским не был, полного доступа к информации не имел, но ситуация выглядела плохо. Скорее всего, капитан был убит не потому, что его о чем-то там предупредили два чудика из будущего, скорее всего, тут дело политическо-шпионское. В газете упоминалось о том, что он первый военный пилот, возможно к нему подкатывали с агентурными предложениями и, получив отказ, убили.

В общем, пришел к выводу Руслан, если – если! – они захотят все-таки менять что-то в прошлом, нужно быть сугубо и трегубо осторожными. Никогда не угадаешь, какие нити ты затронешь, просто пообщавшись с человеком. Кончат, как простого свидетеля и им пофигу из будущего ты или с другой планеты.

 

Глава 27

– Руслан! – Юля, судя по вспыхнувшей радости, не очень-то ожидала увидеть своего мужа живым после, – Ты узнал? Что с Мациевичем?

Жена захлопнула тетрадь, в которую, по учительской привычке, тщательно конспектировала то, что ей увлеченно рассказывала служанка.

– Убит.

– Да ты что?!

Танюша, крутнувшись на месте, тихо скрылась на кухне, сделать хозяевам чаю.

– Руслан, я и так знаю, что его убили. Что с нашим вопросом?

– Пойдем в комнату.

– Папа, – подскочила Аня, – А мы сегодня поедем на аэрошоу?

– Куда?! – дружно спросили отец и мать.

– Ну… Где самолеты летают.

– Аня, мне сейчас нужно поговорить с мамой. Потом.

Надувшаяся Аня ушла обратно в альбом с картинками.

Руслан закрыл дверь в спальню.

– Ну?? – не выдержала Юля.

– Мациевич убит…

– Дальше!

– Но не ограблен.

– Значит… – Юля села на кровать.

– Ходят слухи, что убит он шпионами из другого государства, за то, что отказался сотрудничать.

Слухи Руслан придумал только что, чтобы успокоить жену.

Юля задумалась:

– И что нам теперь делать?

– Во-первых, больше никогда не общаться с представителями госструктур. По крайней мере, лично. Любой шпион может нами заинтересоваться.

"Или УАЗом"

– Во-вторых, – Руслан сел на кровать, – Петр Александрович обещал сделать нам через знакомых паспорта. Получим паспорта – получим именные свидетельства на приобретение оружия и купим по пистолету.

– Вау. И что я, любимый муж, буду делать с пистолетом?

– Будешь отстреливаться от вражеских агентов.

– И как же я их опознаю?

– Очень просто. Видишь незнакомого человека там, где его быть не должно, например, в этой спальне – стреляешь ему в живот. Умер – значит, агент.

– А если выжил?

– Значит, это вампир и отсюда нужно валить.

– А если серьезно?

– А если серьезно: пусть лучше оружие будет и не пригодиться, чем не будет и понадобится.

Юля встала.

– Руслан. Ты уверен, что это были шпионы, а не патруль времени?

– Шпионы для тебя недостаточно опасно? – попытался отшутиться Руслан.

– Руслан.

– Уверен, – соврал Руслан.

Юля села.

– Как можно точно узнать? – тоскливо спросила она.

– Есть, – усмехнулся Лазаревич, – одна идея…

Он умолчал о том, что фактически эта идея – в случае, если Юля таки права – подставляла ни в чем не повинного и ни о чем не подозревающего человека. Но если сделать все аккуратно…

– Мама, папа, – глаза Ани, заглянувшей в спальню, были сухими, но чувствовалось, что она еле-еле сдерживается от слез, – пожалуйста, поедем на праздник воздухоплавания…

– Аня, – Руслан подошел к дочери обнял ее за плечи, – Почему ты так туда рвешься?

Аня подняла взгляд:

– Потому что в прошлое воскресенье я договорилась с…

Она опустила глаза и что-то неразборчиво прошептала.

– Договорилась с кем?

– С Володей, – еле слышно произнесла Аня, – Мы познакомились… И договорились… Встретиться…

Руслан недоуменно посмотрел на жену. Юля хитро заулыбалась:

– Что тебе непонятно? Наша дочка познакомилась с мальчиком. И хочет с ним встречаться.

– А не рано ли Ане… "встречаться"?

– Папа!

– Руслан! Она просто подружилась с мальчиком.

– Мама!

– Юля!

Юля вскочила:

– Так, стоп! Аня не собирается целоваться с ним по кустам… Ведь не собираешься?

– Мама!

– Я пошутила. Значит, мы поедем на этот праздник и ты встретишься со своим Володей. Руслан, ты не против?

Лазаревич махнул рукой. Сидеть дома и дрожать от страха – тоже не выход.

– Все, Аня, беги одеваться.

Радостно взвизгнувшая дочь умчалась.

– Юля, – тихо спросил Руслан, – ты хоть знаешь, что там за Володя?

– Видела издалека. Худенький мальчик, примерно Анин ровесник, лопоухий, – Юля улыбнулась, – Судя по одежде – из небогатой семьи, может, рабочий. Вел себя с Аней вежливо. Хороший мальчик.

– Ладно, – произнес Руслан тем особым тоном, которым говорят все отцы, узнавшие, что их дочь "встречается с мальчиком", – Посмотрим, что там за Володя…

* * *

Убийство Мациевича никак не сказалось на праздничном настроении пришедших на поле посмотреть на полеты. Как в нашем времени гибель пилота "Формулы-1" не помешает никому досмотреть гонку до конца.

Настроение не портили ни сильный ветер, отчаянно трепавший желтый флаг, ни холодный дождь. Летчики, решившие показать свои возможности, несмотря ни на что, завели свои этажерки и, превозмогая порывы ветра, летали над трибунами и стоящей толпой, восхищенно ахавшей при удачных маневрах и испуганно – когда ветром сносило самолет.

– Уточкин, Уточкин полетел, – говорили стоявшие неподалеку от Лазаревичей.

– А Мациевича-то не будет. Убили, говорят, вчера.

– Жаль…

– Похороны послезавтра.

– Пойдем?

– Пойдем.

Руслан взглянул мельком на тряпочную конструкцию, поежился и опять посмотрел в сторону, где, метрах в десяти, под зонтиком стояли, держась за руки и о чем-то разговаривали его дочь и оставшийся неизвестным Володя.

Тоненькая девочка в английском костюме и круглой шляпке-колокольчике и крепкий мальчишка, чуть ниже ее ростом, в сапогах, темной, подпоясанной куртке и картузе с лакированным козырьком.

"Барышня и хулиган…"

Юля уговорила Руслана не пугать мальчишку и не разговаривать с ним. Впрочем, паренек, посиневший от холода, но дождавшийся Аню, заслуживал уважения. Не каждый взрослый на это был бы способен…

* * *

Володя держал зонтик, а Аня обхватила его ладони своими и грела замерзшие пальцы своего друга.

Они разговаривал и им было хорошо и не было дела до взрослых глупостей.

– Аня, вот ты о чем мечтаешь?

– Домой вернуться, – ни на секунду не задумалась девочка.

– В Америку?

– Ну да… Туда. Там хорошо, там подруги… Школа… Теле… это… разное, в общем. А ты о чем мечтаешь?

– Аня, а в вашей Америке обычный человек может стать адмиралом?

– Ну, не знаю. Наверное, может. А что?

– Ты никому не скажешь?

– Никому, – Аня жестом "застегнула" губы.

– Я хочу моряком быть. Только не просто моряком, а чтобы потом адмиралом стать. А здесь, – Володя вздохнул, – чтобы им стать надо барином быть. Или богатым. У меня, – еще один вздох, – не получится. Я вот и подумал: может мне в Америку уплыть? Если у вас там любой адмиралом становится.

Аня подумала.

– Нет, – покачала она головой, – наверное, у нас тоже деньги нужно заплатить, чтобы адмиралом стать. Если у тебя много денег нет – ничего не получится. Так все говорят, что у нас все только за деньги делают…

– В Америке?

– Ну да… Там.

– Э-эх… И там мне ничего не светит. Нигде простому человеку адмиралом не стать. Что же делать?

* * *

Дождь и ветер ненадолго стихли, проглянуло солнце и Руслану надоело сверлить взглядом дочку с ее кавалером, а также оглядывать окрестности, в поисках возможных шпионов.

Никто в толпе значком шпиона не размахивал, поэтому Лазаревич зашевелился и достал из кармана запихнутую в спешке тетрадь с Юлиными конспектами качества продуктов.

Периодически поглядывая на дочку – а также на прижавшуюся жену, восхищенно наблюдавшую за самолетами – Руслан зашуршал страницами.

* * *

Судя по записям, Танюша начала рассказывать Юле о том, как определить свежее мясо: "Говядина – темно-красная, баранина – светло-красная, свинина – розовая. Если запах кислый, сладкий или тухлый, на поверхности – подсохшая корка, в цвете есть желтый, зеленый или коричневый оттенок, мясо не упругое, из него вытекает мутный сок – такое мясо нужно аккуратно взять двумя пальцами и бросить в того, кто вам его втюхивает. Жир – белый. Если жир красный: мясо красили".

Вот после этого мысль служанки вильнула в сторону и дальше записи рассказывали о нехороших продавцах и о том, как они подделывают продукты. Честно говоря, волосы Руслана слегка шевелились.

* * *

Опять, снова и снова, всплывала в голове мысль о том, что различия между Россией 1910 года и Россией 2012-ого кране малы. У нас любят добавлять консерванты, загустители, красители, ароматизаторы, напихать в колбасу соевый белок для объема или обозвать маргарин "Маслицем вологодским", и купцы дореволюционной России от современных бизнесменов не отставали. Вернее, это наши не отставали от предков.

Под видом сливочного масла продавали крашеный в желтый цвет маргарин – привет, "Маслице" – да еще и сделанный чуть ли не из дохлых собак.

"Настоящее оливковое масло" делали из смеси подсолнечного, кунжутного, льняного и оливкового, для запаха.

Сахар, для придачи ему красивого голубоватого оттенка, красили синькой, а то и медным купоросом.

Молоко разбавляли водой, а "для густоты" подкрашивали его известкой.

– Вот-вот, – обратила внимание Юля, – такие иногда хитрушки придумывают, я еще не все записала. Вот ты знаешь, как увеличить объем и вес красной икры?

– Пива подлить?

– А ты откуда знаешь?!

Руслан хмыкнул:

– Кажется, в одном из романов Вайнеров читал, не помню в каком.

"Надо же, какие традиции мошенничества. В царской России икру пивом бодяжили, в Советском Союзе… Интересно, сколько пива в тех бутербродах с красной икрой, которые подают в кафе в 21 веке?"

В молотое кофе добавляли цикорий, ячмень, желуди, да хоть бы и дорожную пыль, лишь бы по цвету подходила. С кофе в зернах было и того забавнее. Казалось, ну как ты зерна подделаешь? Ан нет, очень даже легко. Были даже специальные машинки, с помощью которых лепили неотличимые от настоящих по внешнему виду зерна кофе из поджаренного теста.

Бодяжили чай, собирая спитой и добавляя в него для цвета жженый сахар и берлинскую лазурь, для вкуса – иван-чай и листья тополя, для веса – свинцовые опилки. Руслан вспомнил фразу из исторического романа: "Крыши Рогожской стороны, рыжие от спитого чая, сохнувшего на солнце".

В муку подсыпали размолотый минерал, который по виду от муки не отличался, но был гораздо тяжелее.

Макароны лепили из чего попало, яиц, полагающихся по рецептуре, не клали, а в желтый цвет красили шафраном.

Впрочем, нынешним торговцам до своих предков иногда было далеко, по крайней мере, совсем уж откровенную отраву те старались не пихать, в отличии от прадедов.

В пиво добавляли полынь, алоэ, белену и стрихнин.

В уксус, для крепости – серную кислоту.

Разноцветные конфеты красили ядовитыми красками: зеленые – ярью-медянкой, красные – киноварью, содержащей ртуть, белые – свинцовыми белилами…

"Правильно, – подумал Руслан, – Подло, но правильно. Съесть столько конфет, чтобы отравиться насмерть ни один ребенок не сможет, а от той порции, что съест – максимум понос. И поди еще докажи, что от зеленых конфет, а не от зеленых слив…".

Руслан мысленно отметил не давать Ане здешних конфет, разве что из дорогих магазинов и перелистал на начало записей. Немного проскочил вперед и увидел очень любопытную вещь.

* * *

"Причины проигрыша в войне: усталость народа и армии от затяжных военных действий, неготовность промышленности к производству необходимого для фронта в течение продолжительного периода".

"Причины затягивания войны: а) несогласованность действий армий Самсонова и Ренненкампфа в начале войны, б) отсутствие возможностей прорыва обороны противника в середине войны, в) малая скорость перемещения войск в течение всей войны".

"Возможный выход из сложившейся ситуации: выигрыш войны в течение первого года, до появления усталости и исчерпания запасов".

"Пути преодоления причин затягивания войны:

а) несогласованность – радио;

б) малая скорость – автомобили;

в) отсутствие возможностей прорыва – ТАНКИ".

* * *

– Это я так, – небрежно бросила Юля, увидев взгляд мужа, – на досуге примерно прикинула… Но я ничего этого делать не собираюсь! – громко добавила она. И тут же спросила мужа:

– Ну? Что скажешь?

– Юля, боюсь спросить… Откуда ты знаешь про Самсонова и Ренненкампфа?

– Читала. У Пикуля и Бушкова. Правда, у Пикуля было написано, что это Ренненкампф подставил Самсонова за то, что тот когда-то ударил его по щеке, а у Бушкова – что это Самсонов подставил Ренненкампфа за то же самое. Но что все дело было в том, что две армии не согласовали свои действия, я точно помню. Не отвлекайся. Что ты скажешь вообще про мои мысли?

Руслан потер подбородок.

 

Глава 28

День похорон капитана Льва Мациевича превратился в день национального – ну или по крайней мере общестоличного – траура.

Невский проспект был запружен толпами народа, желавшего отдать последнюю память убитому пилоту. Местами, не стесняясь слез, плакали женщины. Над людской массой плыла огромная тридцатисаженная туша дирижабля "Кречет".

У Торговых рядов от толпы отделился человек и остановился за углом, отдыхая и украдкой вытирая глаза носовым платком. Ветер, разумеется, всего лишь ветер…

Актер Народного дома Глебов-Котельников, чье настоящее имя было Глеб Евгеньевич Котельников, поежился и поднял воротник пальто, пытаясь прикрыться от на самом деле холодного ветра. Особенно мерзли уши, кепка не спасала.

– Ужасная трагедия, не правда ли? – произнес голос слева.

Котельников обернулся. Рядом с ним остановилась семейная пара: мужчина, чуть младше самого Глеба, с короткой светлой бородой, в пальто и широкополой шляпе, и темноволосая женщина с маленькой кожаной сумочкой.

– Ужасная, – кивнул Котельников, – Авиаторы не должны ТАК погибать.

– Простите, – недоуменно поднял бровь незнакомец, – А как же они должны погибать?

– Нет-нет, вы меня неправильно поняли. Люди вообще, по моему мнению, погибать не должны. Просто… быть убитым грабителем, в грязной парадной… Ладно еще в воздухе…

– Выпасть из сиденья, – подхватил незнакомец, – и темным комком лететь вниз, к земле, понимая, что спасения нет и смерть наступит через несколько секунд. А потом удар! – незнакомец резко хлопнул рукой в перчатке по ладони, Котельников чуть не подпрыгнул, – Переломаны абсолютно все кости, расколот череп, ребра проткнули сердце… ТАКАЯ смерть лучше?

Актер содрогнулся. У него было живое воображение и картина, нарисованная собеседником, стояла перед глазами, как живая.

– Ну почему, – возразил он, – есть же… – Котельников защелкал пальцами, – эти… парашюты.

– Как у Леонардо да Винчи? – включилась в разговор женщина, очевидно, жена незнакомца.

– Ну да, – скептически сморщился незнакомец и придержал шляпу, чуть не сбитую порывом ветра, – представляю я эти парашюты. Огромное полотнище, которое нужно привязывать снаружи са… аэроплана. Летит аэроплан, а сбоку этакая огромная колбаса болтается.

– Разве нельзя придумать что-то маленькое, дорогой? Вроде зонтика?

– Нельзя, – отрезал муж, – для того, чтобы надежно задержать падение, нужна огромная площадь "зонтика", а, значит, до использования он будет занимать много места. Нельзя большое превратить в малое. К тому же, – добавил он, – я уверен, что русские не способны придумать что-то новое в этом вопросе.

– Не очень-то патриотично, – Котельникова задело за живое.

– А я не русский, – отрезал незнакомец, – Я – американец. Cmon, honey.

Они повернулись, женщина на ходу открыла сумочку и выдернула из нее огромный шелковый платок, тут же развернувшийся и заполоскавшийся на ветру. Женщина накинула платок на плечи и парочка скрылась в толпе похоронной процессии.

Котельников задумчиво смотрел им вслед. Перед его глазами стояла картина человека, летящего вниз, к земле и шелковый платок, такой большой и так удачно поместившийся в маленькую сумочку.

– Превратить большое в малое… – пробормотал Котельников.

* * *

– Думаешь, получиться? – Юля, убедившись, что забавный лопоухий человек их не видит, сдернула неудобный платок и принялась запихивать его в сумочку.

– В прошлый раз получилось, – пожал плечами Руслан, – В этот раз тоже может. Потом проверим.

Юля подняла над головой серебристую коробочку фотоаппарата и щелкнула процессию.

– Ну и зачем?

– Для памяти.

– Юля, смотри, наживем мы проблемы с такой "памятью".

– Проблемы, – серьезно сказала Юля, – у нас уже есть. Две.

Сердце Руслана упало.

– Что ты имеешь в виду?

– Во-первых, – сказала Юля, – у меня светлые волосы отросли у корней и я теперь не знаю: оставлять их светлыми или красить в черный, как было.

– А во-вторых?

– Во-вторых, – Юля наклонилась к уху мужа, – у меня скоро начнутся месячные, а здешние прокладки я видела. Это ж не прокладки, а подушки, с ними ходить невозможно. Что бы придумать?

* * *

Потянулись длинные скучные дни, в течение которых не происходило ничего интересного.

Фрезе принес "американцам" две паспортные книжки, так что теперь они стали полноправными гражданами Российской Империи. Можно было купить пистолеты, но скука и безмятежность последних дней привели к тому, что эта идея как-то заглохла.

Руслан возился с автомобилем на основе УАЗа. Вернее, так как УАЗ повторить на базе 1910-х годов было невозможно, они с Фрезе общим мозговым штурмом пришли к идее автомобиля, более напоминавшего первые "джипы" Второй Мировой, некую помесь "доджа" и "виллиса". Стимпанковская струнка в душе робко предлагала нечто вроде парового "роллс-ройса", но была безжалостно задавлена суровой реальностью: отчаянно дымящая и пыхтящая машина, прыгающая по полю – отличная мишень.

Пока что автомобиль существовал в единственном экземпляре. Вернее, даже в пятипроцентном экземпляре: фактически он состоял из чертежей, исчерканных и перечерканных и деревянной модели, стоявшей в одном из сараев экипажной фабрики в Эртелевом переулке.

Модель, впрочем тоже выглядела как деревянная рама, с примерными размерами будущего автомобиля. Примерными, потому что все упиралось в двигатель, которого не было.

В пламенной патриотической речи господин Фрезе все-таки чуточку приукрасил ситуацию с "полностью отечественным автомобилем". Требуемых двигателей в России 1910 года все-таки не делали. Фрезе обещал с кем-то поговорить, но пока дело стояло глухо. Не делали подшипников, да и электропроводка от филиала "Сименса" в Санкт-Петербурге тоже как-то отечественной назвать было сложно. Впрочем, до электропроводки еще было далеко, как до русско-японской границы. Кстати, здесь это выражение имело вполне конкретный смысл: русско-японская граница после войны с Японией проходила через Сахалин.

* * *

Правда, был и повод для некой гордости собой. Нарастали продажи канистр, уже называемых в народе "фрезе" или "фрезами", по фамилии производителя, отштампованной на боку. Петру Александровичу даже пришлось расширить штат жестянщиков.

В один из октябрьских дней Руслана позабавила короткая заметка в "Новом времени". Исполненный патриотического запала автор заметки сокрушался по поводу засилья всего немецкого и приводил канистры в качестве очевидного примера засилья. Почему, вопрошал автор, этот удобный предмет, придуманный в России и в России же производимый носит немецкое имя? Не пора ли восстановить справедливость и вместо чуждого немецкого имени дать "фрезам" исконно русское название? Например… Тут автора почему-то заносило в Древнюю Русь и предлагались названия, вроде "кади" или "корца".

Так как пикетов с транспарантами у фабрики не наблюдалось, Фрезе и Лазаревич пожали плечами и ничего не поменяли.

Тем более, что основную массу денег они начали получать от продажи патентов.

* * *

Единственное, что уже точно было сделано к автомобилю – колеса, до сих пор вызывавшие у Руслана нервный тик. Грязно-кремового цвета – чистый каучук, без примесей – узкие – широкие шины просто лопались – с низким рельефом – высокий из-за мягкости каучука просто отрывался бы при движении. И даже такие колеса уже были защищены почти десятком патентов.

Казалось бы, ну что в обычном колесе может быть такого? Руслан тоже так думал.

Штампованные диски. Сейчас, в 1910 году, колеса напоминали велосипедные, блестя множеством спиц. Которые нужно сделать, натянуть, укрепить. А штампованные делались одним ударом штампа. Ну, почти одним. Первый патент.

Способ крепления колес на четыре болта и две шпильки. Второй патент.

Цепи противоскольжения. Когда Руслан увидел высоту протектора, он сразу понял, что ни о какой проходимости не пойдет и речи. Не то, что о повышенной: эти колеса будут буксовать даже на сырой траве. Третий патент.

Внутренний корд. Мастера с "Дукса" очень заинтересовались этой идеей и даже пытались уговорить Руслана разрезать одно из колес УАЗа и показать, как это выглядит. Руслан колеса резать не дал, а заодно – идея-то довольно проста – вместе с Фрезе взял на корд четвертый патент. "Дукс" тут же приобрел лицензию и теперь пытались сделать кордные покрышки самостоятельно. И пока безуспешно. Как говорится "вроде и простая вещь, а как подступишься – прямо черт возьми!".

Ну и по мелочи: колпачки с хвостовиками для вывинчивания ниппелей, резиновые "грибки" для заклеивания проколов…

Правда, если уж есть мед вместе с дегтем, продать Фрезе удалось только две лицензии на патент: "Дуксу" – на корд, и несколько лицензий кузовным мастерским, на зеркала заднего вида. Уж очень простая и легкоосуществляемая идея, так что теперь в газетах нет-нет, да и попадалось объявление, вроде "Новинка! Зеркало для автомобиля! Нет нужды оглядываться во время движения!".

* * *

Ноутбук таки разрядился, однако приглашенный мастер, бурча "Чего только американцы не придумают" по невнятному описанию характеристик электротока сумел сделать зарядное устройство, питающее батарею ноутбука от местной электросети. Правда выглядело это чудо прогресса как огромный деревянный ящик, тяжелый, как сундук с пиратскими сокровищами.

Ноутбук сразу же был оккупирован Аней, тосковавшей и скучающей. Теперь она целыми днями просиживали за ним, читаю книги одну за другой и рисую по очереди эльфов и орков в альбоме.

Оживлялась девочка разве что на выходных, когда появлялась возможность встретиться и поговорить со своим приятелем Володей. О чем они там болтали, Аня не рассказывала, разве что упомянула, что отец Володи служит околоточным надзирателем, то есть кем-то вроде участкового.

* * *

Юля все ж таки не стала возвращаться к своей идее изменения истории и непременной победы в Первой мировой. Во-первых, Руслан строго-настрого запретил ей даже приближаться к любым людям, имеющим хоть какое-то отношение к государственной службе. Во-вторых, она опасалась, что в случае активизации деятельности по изменению истории все-таки появится патруль времени. Ведь кто убил Мациевича до сих пор точно неизвестно. Правда, с Котельниковым ничего не случилось, несмотря на то, что они подкинули ему идею насчет парашюта. Однако пока было неясно, уловил ли он вообще эту идею. Может, потому и жив, что не уловил. Ну и наконец, Юля пока не смогла придумать, как что-то менять в истории – внедрять те же танки – с учетом вышеназванных условий.

Деятельная натура госпожи Лазаревич не позволяла долго сидеть без действия, так что Юля очень скоро придумала себе занятие.

* * *

– Руслан, – сказала как-то в конце октября Юля за завтраком, – я тут подумала…

– Смотри, не увлекайся, – пошутил он – А то привыкнешь.

– Руслан!

– Юля! Ну, что ты там подумала?

– Вот смотри. Мы – в прошлом.

– Ну?

– Здесь живет множество людей, исторических личностей, которые уже известны, или станут известны в будущем. Давай находить таких людей.

– Зачем?

– Будем собирать у них автографы.

– Юля, ты же никогда ничем таким не увлекалась.

– Ну, одно дело автограф какой-нибудь певицы Альбины или Изабеллы, которую через неделю не вспомнят, и совсем другое, скажем собственноручно подписанная картина Гитлера. Представляешь, сколько можно будет получить лет через тридцать за картину Гитлера с надписью "Дорогой Юле на добрую память"?

– Лет через тридцать? Представляю. Десять лет без права переписки.

– Ну, не Гитлера, ну не картину. Скажем просто автограф художника. Репина, например…

– Почему Репина?

– Просто я его первым вспомнила.

Руслан подумал. А правда, почему нет?

– Ну и кого первого будем ловить?

– Репина.

– Почему Репина?

– Потому, – хитро прищурилась Юля, – что я ему уже написала письмо и он ответил, что может уделить нам время для беседы восьмого ноября на своей даче в Куоккале.

* * *

– Ни фига себе дача.

Аян наотрез отказалась смотреть на "Бурлаков на Волге", поэтому, посомневавшись, Лазаревичи оставили ее дома, под присмотром Танюши и приехали в дачный поселок вдвоем.

Дачка у художника действительно была дай бог каждому: двухэтажная, большая, с выступами-эркерами и крутыми стеклянными крышами, видим, над студией.

– А швейцар здесь есть?

– Нет, – ответила Юля, – у Репина не было швейцара. В смысле, нет. Он писал.

Они поднялись на крыльцо и вошли в прихожую, с огромным узорным окном во всю стену. У окна висел блестящий медный гонг, над ним – плакат "Самопомощь. Сами снимайте пальто калоши. Бейте весело крепче в Там-Там…".

Руслан помог жене раздеться, повесил пальто на вешалку, снял калоши.

* * *

"Удобная, кстати, штука, эти калоши. Весело блестящие черным резиновым блеском, с теплой красной подкладкой, они надевались на обувь и берегли ее от грязи, а ноги – от сырости. И здоровье бережется и ходить по дому можно на американский манер – в обуви. Куда они, спрашивается, пропали в наше время?"

Руслан поставил калоши на стойку и прошел с Юлей внутрь дачи.

* * *

В увешанной картинами и набросками студии на втором этаже, куда вела крутая деревянная лестница с резными перилами, находились три человека. Две женщины, также присутствовавшие здесь, хором охнули и куда-то убежали.

– Доброе утро, – настороженно поздоровался Руслан. Хмурые лица присутствующих как-то настораживали.

Справа сидел на стуле седой мужчина с газетой в руках, слева примостился в низком кресле нескладный высокий человек с крупным носом и аккуратными усами. Кресло ему было мало и низко, поэтому человек сложился, как столярный метр.

Рядом с Лазаревичами наклонился над огромным фотоаппаратом на треноге еще один мужчина, лет, пятидесяти, в черном костюме с подкрученными усиками. Ему бы еще котелок – вылитая статуя фотографа, что стоит – или будет стоять? – в двадцать первом веке неподалеку от Невского проспекта.

– Доброе утро. Вы, видимо, господин Лазаревчи с супругой? – отложил газету и встал седой.

– Совершенно верно. Лазаревич Руслан Аркадьевич, инженер с фабрики Фрезе, моя супруга Юлия. Илья Ефимович, если не ошибаюсь?

Репин наклонил голову:

– Не ошибаетесь. Меня вы знаете. Мой старый знакомый, Николай Эммануилович Корнейчуков…

Юля вздрогнула и впилась глазами в усатого.

– …господин фотограф Карл Карлович Булла.

– Илья Ефимович, что-то произошло?

Усатый откинулся на кресле и неосознанно приобрел ту же позу, что и на висящей за ним картине, где, похоже, он сам и был изображен.

По выражению лица Репина можно было прочитать "Стыдно, молодой человек…", однако он сдержался:

– Лев Николаевич умер.

 

Глава 29

Долго задерживаться у Репина Лазаревичи не стали. Тот был явственно расстроен смертью Толстого, хотя и не отпустил Руслана с Юлей без кружки чаю с печеньем. Неразговорчивый Карл Карлович сделал несколько снимков семьи Лазаревичей вместе с Репиным и журналистом Корнейчуковым, что несколько утешило Юлю, не ставшую доставать свой цифровик для фотографирования. Рядом с фотографом, который несомненно заинтересуется последними изысками американской мысли, это было просто неосторожно. Однако, к некоторому удивлению Руслана, Юля нисколечко не расстроилась, выпросив у знаменитого художника и удивленного журналиста возможность получить личный автограф на фотографиях, когда они будут получены.

На полпути к дому Руслан вспомнил кое о чем и сказал извозчику ехать в Эртелев переулок, чтобы обсудить с Фрезе одну идейку.

* * *

– Добрый день, Руслан Аркадьевич.

– Добрый день, Равиль. Петр Александрович у себя?

– Нет, уехал.

– Сегодня вернется?

– Да, обещал в скором времени.

– Спасибо. Я подожду его в кабинете.

Запасной ключ от кабинета у Руслана был.

Кузнечный мастер Равиль задумчиво смотрел вслед странной семейке.

"Интересно, зачем они нужны охранке? Никакого отношения к революционерам…"

– Эй, стой, ты куда?

– К господину Лазаревичу. Он просил, как только появится, чтобы я к нему подошел.

– Ну, смотри.

– Равиль…

– Мастер Шарафутдинов.

– Он просил поторопиться.

– Ладно иди. Только быстро.

* * *

– Юля, ты чего такая довольная? – Руслан оторвался от бумаг, на которых с увлечением набрасывал эскиз, и посмотрел на сидящую в кресле жену.

Юля только что не напевала.

* * *

Неприметный человек тенью прокрался по коридору и остановился у двери кабинета хозяина. Остановился, прислушался. Наклонился и приник ухом к замочной скважине.

* * *

– Руслан, ты хоть понял, что мы сегодня встретились с живой историей?

– С Репиным? Ну да, понял.

– Руслан! Ты бесчувственный рациональный тип! Это же РЕПИН!

– Репин, Репин… Юля, для меня это был просто пожилой человек. Он, конечно, великий, но это же не повод так им восторгаться. Уважать – да.

– Если бы ты встретил на улице… мм… Валуева, ты бы просто спросил у него "Привет, как дела?"

– Да вообще бы ничего не стал спрашивать. Уверен, назойливые приставалы ему давно надоели.

Юля вздохнула:

– И с этим человеком я живу… Вот найду пылкого, романтичного гусара…

– Ага, поручика Ржевского. Как ты его узнаешь, даже если вдруг встретишь?

– Да уж как-нибудь узна…

Юля заулыбалась, как девчонка, подготовившая хитрую пакость:

– А ты узнал журналиста, с которым мы разговаривали у Репина?

– Николай Эммануилович? – вспомнил Руслан, – А должен был?

– Руслан! Ты меня разочаровываешь. Даже я поняла, кто это! Вспомни его фамилию.

– Корнейчуков? Кажется, был такой писатель… Это он, что ли?

– Руслан, подумай, как следует. Кор-ней-чу-ков…

– …ский, – Лазаревич сообразил быстро и поднял ошарашенный взгляд на жену. Чуковский? Это был он? Что ж ты молчала?!

– А что, я должна была закричать: "Ой, Руслан, смотри, это же Корней Чуковский, который станет в будущем знаменитым детским писателем! Смотрите все!". Ты Репину меньше удивился, чем Чуковскому!

– Просто… – Руслан задумался, – Просто, наверное, Репин УЖЕ известен, и знает это и выглядит, как знаменитость. В нашем времени от всяческих знаменитостей протолкнуться невозможно, приобретаешь к ним некий иммунитет. А Чуковский… Просто мужик с усами, в сапогах, обычный человек. И тут узнаешь, что он прославится в будущем, и никто, кроме тебя, об этом не знает. Совсем другие ощущения.

* * *

"Корнейчуков. Журналист…". Человек у замочной скважины удовлетворенно выпрямился. И замер, насторожившись.

Шаги. Кто-то шел к кабинету, поднимаясь по лестнице.

Быстрым скользящим шагом человек пробежал по коридору и свернул на вторую лестницу.

"Надо возвращаться, пока Равиль не заметил…".

Помянутый Равиль как раз по лестнице и поднимался. Осторожно ступая, подошел к двери кабинета, протянул руку…

И, не открывая дверь, наклонился к замочной скважине, прислушиваясь.

* * *

– Кстати, почему он Корнейчуков?

– Руслан!

– Я не могу знать все.

– Он потом возьмет псевдоним от своей фамилии.

– Ну понятно…

* * *

Равиль бесшумно отошел от двери и спустился по лестнице. "Странно, очень странно…"

* * *

Через два дня Руслан, уже без Юли, которая прочесывала телефонную книгу в поисках новых пока неизвестных знаменитостей, сидел вместе с Фрезе в кабинете на фабрике.

– Я разговаривал с господином Пузыревым… вам знакомо это имя?

– Нет, – подумав, ответил Руслан.

– Странно. Либо он быстро прогорит, что мне представляется маловероятным… Либо вы плохо знаете собственную историю, господин из будущего.

– Скорее, второе.

– Пузырев строит автомобильную фабрику на Выборгской стороне, собирается выпускать "русские автомобили". Даже двигатели сам собирается строить. Вот я и попытался договориться о поставках части двигателей для нашего авто…

– И?

– Упирается. Не хочет он строить "русский автомобиль" вместе с "немцем". Не переживайте, разговор с ним еще не закончен…

Стук в дверь, в кабинет заглянул кузнечный мастер:

– Петр Александрович, к вам офицер.

– Спасибо, Равиль, можешь идти. Совсем запамятовал. У меня на сегодня несколько встреч, – Фрезе развернул веером визитные карточки, – две из них – просто любопытные, прослышавшие про ваш автомобиль, а вот Петр Иванович…

Короткий стук, в кабинет быстро вошел, практически ворвался, офицер с золотистыми погонами. Черные усы торчали в стороны острыми шильями, несколько надменный – или так показалось Руслану – буравили присутствующих.

– Добрый день, Петр Александрович.

– Добрый день, добрый день. Капитан Секретев, Петр Иванович…

Руслан мельклом глянул на погоны, но подсознательно ожидаемых четырех звездочек не увидел. Звездочек не было вообще, толь одинарный просвет.

"А, ну да, – вспомнил Руслан, который уже успел изучить знаки различия царской армии, – один просвет без звездочек, это как раз капитан. Четыре звезды – штабс-капитан. Вообще здешние погоны несколько непривычны для того, кто привык к погонам Советской Армии. Одна звезда, один просвет – прапорщик, который здесь является полноценным офицером, две звезды – подпоручик, три – поручик, четыре – штабс, потом идет капитан, с одним просветом без звезд, за ним подполковник – два просвета, три звезды, и полковник -два просвета без звезд. А майоров в царской армии не было. В смысле, нет. И не в царской, а в императорской. "Царская армия" – это уже потом, при большевиках, стало употребляться. Правильнее – императорская. Вообще-то, еще правильнее "имперская", это же не личная армия императора, а армия всего государства, сиречь, Российской империи… Но называется почему-то "императорская"…".

Руслан понял, что его мысли уплыли куда-то в сторону и вернулся к разговору.

– …командир Первой учебной автомобильной роты, – продолжал Фрезе, – Первой автомобильной роты в России! Только в мае этого года создана.

Капитан недовольно зыркнул на Фрезе.

– Ну, Петр Иванович, это вовсе не, хе-хе, секрет. Мой компаньон, Лазаревич, Руслан Аркадьевич, создатель автомобиля, который мы теперь пытаемся приспособить для нужд Российской армии.

"Понятно. Первая автомобильная часть в России. Практически экспериментальная. Так что от капитана зависит, какие автомобиль будут поступать в армию. Черт, а у нас вместо полноценного автомобиля…"

* * *

– М-да, – капитан Секретев был несколько озадачен. – Нет, я, конечно, не поверил рассказу о бронеавтомобиле, но и ТАКОЕ не ожидал увидеть.

– Это – макет, – обиженно буркнул Руслан.

Фрезе, видимо, уже договорившись с капитаном о разговоре, предложил сделать хотя модель будущего автомобиля в натуральную величину. Вот, к сегодняшнему дню из толстого картона и деревянных брусков был сделан макет грядущего внедорожника, получившегося очень похожим на американский "Виллис". Двухместный, с объемистым багажником, открытым кузовом. Фрезе даже подобрал краску темно-зеленого цвета, похожего на цвет УАЗа.

Именно этой краской теперь отчаянно пахло от "автомобиля".

– Почему не хаки?

– Хаки, Петр Иванович, это цвет выжженных солнцем равнин Трансвааля, – Фрезе потянуло на лирику, – А для русских условий, для наших сырых лугов и лесов, больше подойдет именно такой цвет, цвет болотной тины…

Капитан обошел макет вокруг, заглянул внутрь.

– Можно? – указал он на струганную доску, символизирующую сиденье.

– Конечно.

Не для того строилась модель, чтобы развалиться, если в нее сядут. Капитан, подобрав полы шинели, запрыгнул внутрь. Взялся за баранку:

– А это что за рычаг?

– Переключение передач.

– Да? Почему не снаружи?

Руслан недоуменно посмотрел на Фрезе.

– Наша конструкция коробки передач, – пришел тот на помощь, – позволяет разместить рычаг внутри салона.

– Да? Какой мощности двигатель вы планируете?

– Тридцать пять-сорок лошадиных сил, – еще раз удивил Руслана Фрезе.

– Скорость?

– Она будет известна после ходовых испытаний.

Секретев скептически шевельнул усами. Руслан посчитал нужным вмешаться:

– Скорость для него отнюдь не главное. Для армейского автомобиля более нужным представляются следующие характеристика: проходимость, надежность и дешевизна.

– Проходимость, говорите? – капитан продолжал сидеть за "рулем", глядя вперед через пустую раму лобового стекла.

– Да, – твердо заявил Руслан, – Она обеспечивается полным приводом от двигателя на все четыре колеса, увеличенным дорожным просветом, специальными шинами…

Секретев перегнулся через борт, взглянуть на колеса и выпрыгнул наружу, с любопытством их оглядывая.

– Любопытно… Они не деревянные?

– Нет. Колеса – уже не макет. Именно такие будут стоять на готовой модели.

– Почему диски сплошные? – капитан попинал диски носком сапога.

– Дешевизна, они изготавливаются штамповкой, это раз. Прочность, они более прочны, чем деревянные спицы, это два. Ну и они гораздо быстрее снимаются и надеваются, что, согласитесь, в полевых условиях немаловажно. Это три.

– Раз, два, три… – поморщился капитан, – Прямо как один мой знакомый, тоже автомобилями увлекался… Вот что, господа, – капитан развернулся к Фрезе и Руслану, шевельнул усами, – Я, конечно, не Жорж Кювье, но, если ваш автомобиль будет таким же, как и колеса к нему, я замолвлю за вас словечко. Правда, армия ориентирована, скорее, на грузовые автомобили, скорее всего больше двух десятков легковых не закупят…

– Нас устроит, – заверил Фрезе, уже думая о чем-то своем.

– Кстати, господин Лазаревич, – Секретев повернулся к Руслану, – не покажете ли мне прототип… Как этот автомобиль называется?

– "Фрезе", – не моргнув глазом ответил Руслан.

* * *

– Да… – глаза Секретева загорелись при виде УАЗа, – от такого автомобиля я бы не отказался. Почему вы не хотите строить именно такой?

Ответ Руслан придумал уже давно:

– Я не настолько жесток, чтобы предлагать его русской армии. На постройку этого авто ушли все средства, которые… в общем, почти все мои средства. Он неприлично дорог, сложен в постройке, и требует исключительно авиационного бензина.

– Мда… – крякнул капитан.

– Кстати, – Руслан припомнил обмолвку капитана и решил осторожно разведать мнение представителя армии о танках, – вы упоминали бронеавтомобили. Они есть в армии?

Капитан быстро глянул на Руслана и тот проклял вопрос. Очень уж он походил на вопрос шпиона, особенно заданный странноватым иностранцем.

Секретев внимательно посмотрел в глаза Лазаревича, но, похоже, тому удалось удержать наивное выражение лица.

– Вы слышали о князе Накашидзе? – спросил капитан.

– Нет, – фамилия однозначно была незнакома.

– Был такой князь, во время японской войны предложивший для армии бронированный автомобиль, вооруженный пулеметами, на основе конструкции фирмы "Charron, Girardot et Voigt". В выделении средств на постройку первой модели ему отказали, первый автомобиль он строил на собственный кошт, в смысле, на деньги фирмы, где он в то время служил…

– И что? Не приняли?

– Ему, пожалуй, откажешь… Князь почти сумел продавить свой бронеавтомобиль у Палицина. Провели испытания, решили закупить партию. Попутно князь решил пристроить свой автомобиль в министерство внутренних дел, для полицейских операций, принес проект Петру Аркадьевичу, в бытность того министром МВД… В шестом году.

Капитан сделал многозначительную паузу.

– И? – кивнул Руслан.

– Вы же помните… ах да. В шестом году за нынешним премьером террористы вели настоящую охоту. Вот в тот несчастливый день, когда князь пришел на прием к Столыпину, в приемной эсеры взорвали бомбу. На Столыпине – ни следа, а князя убило на месте. После смерти все заглохло. Ни для армии новых не заказывали, ни для полиции…

Руслан хмыкнул. Он всегда думал, что все эти теракты под маркой "спасения страны" только портили все дело. Александра Второго убили в день, когда тот собирался подписать проект конституции, вот и князя Накашидзе убили, чем лишили Россию броневиков.

– А ваше личное мнение, Петр Иванович?

– Я читал протоколы испытаний. Для разведки, для доставки донесений под огнем противника, для оперативного перемещения войск под огнем же…

– А если использовать их в бою? Для подавления пулеметов и поддержки наступающей пехоты огнем?

– В бою? Вы, судя по вашим словам, не воевали?. Я воевал с японцами, Руслан Аркадьевич, я видел поле боя после артиллерийской стрельбы. Там на коне не проедешь, не то, что на автомобиле.

– А если не колеса поставить, а гусеницы?

Брови Секретева поползли вверх:

– Что еще за… – он пошевелили пальцами, – гусеницы?

"Черт. А известны ли здесь гусеницы вообще?"

– Это, знаете ли, такой движитель… Вместо колес – катки, которые катятся по этакой металлической ленте, собранной из отдельных звеньев и замкнутой в кольцо… Придумано не так давно американской фирмой "Caterpillar", что в переводе означает "гусеница", поэтому я так и назвал…

Секретев хмыкнул:

– Да понял я уже, о чем вы говорите. Бесконечная лента. Вот только насчет американцев вы ошибаетесь. Придумана эта лента русским машинистом Блиновым, еще тридцать лет назад, тогда же и патент взят, так что ваши американцы тут идейку украли…

Похожее, капитан основательно подошел к теоретической подготовке, если знал даже о патенте тридцатилетней давности. О том, что гусеницы были изобретены в России, Руслан не знал.

– Ну, хорошо, – согласился он, – пусть русский, пусть бесконечная лента. Ну так что будет, если поставить бронированную машину на эту ленту. Проходимость-то увеличится…

Капитан посмотрел на Руслана, усмехнулся:

– Ох уж вы, изобретатели… Она и в производство-то не пошла, потому что сложна и ненадежна. Да, и еще… С какой скоростью будет ползти этот бронированный амбар?

– Не очень быстро.

– Его на части разобрать успеют, прежде, чем он выстрелит, – усмехнулся капитан.

– Ну а если серьезно? Представьте такой "бронированный амбар" на поле боя.

Секретев подумал:

– Все равно слишком медленно. Хотя… В вашей идее что-то есть. Подумайте.

Судя по выражению лица, это было вежливое "Чушь все это".

* * *

"Мда… – думал Руслан в кабинете Фрезе, – без демонстрации ничего не столкнешь с места. Фрезе строить танк откажется. Да и мне некогда. Тут с автомобилем куча работы. Найти, что ли, какого-нибудь энтузиаста, вроде Накашидзе, да подкинуть ему идею танка? Да где такого найдешь? Они просто так по улицам не ходят…"

Фрезе, в отличие от задумчивого Руслана, искрился радостью:

– Отлично! Отлично, Руслан Аркадьевич! К весне будет готов первый прототип, а, значит, заказ от армии нам обеспечен. Вы не смотрите не звание, к Петру Ивановичу прислушиваются…

Фрезе значительно указал пальцем вверх.

"Еще бы. Чуть ли не единственный специалист в России по армейским автомобилям. Где же мне изобретателя танков найти?"

– Так могу поздравить нас с удачей! В честь этого можно и…

Фрезе заглянул в шкаф, лязгнул стеклом бутылок.

– Разрешите?

В кабинет вошел улыбающийся круглолицый молодой человек, лет восемнадцати от силы.

– Пороховщиков, Александр Александрович, – представился он, – из Риги.

"Пороховщиков? – после прокола с Чуковским Руслан нервно реагировал на знакомые фамилии, – Предок актера, что ли?".

 

Глава 30

Возможный предок актера – раза в три моложе своего виртуального потомка, каким его помнил Руслан – нимало не смущаясь, прошел к столу и сел на стул, поддернув штанины брюк.

– Господин Фрезе, если не ошибаюсь? – повернулся он к фабриканту.

– Совершенно верно.

– Тогда вы, соответственно, тот самый господин из Америки? Простите, не знаю вашего имени-отчества.

– Лазаревич, Руслан Аркадьевич.

Пороховщиков кивнул, как будто получив подтверждение каких-то своих расчетов.

– И что же вас привело к нам из самой Риги? – полюбопытствовал Фрезе.

Лицо молодого человека приобрело выражение "Присядьте и послушайте мою историю…".

– В прошлом году, – начал он, – еще будучи юным гимназистом, я увлекся воздухоплаванием…

Судя по всему, сейчас Саша Пороховщиков считал себя взрослым и умудренным опытом.

– Моя модель аэроплана была высоко оценена самим профессором Жуковским. После этого я решил построить уже полноценный аэроплан для полетов…

– Подождите-ка, – прищелкнул пальцами Фрезе, – это не ваша ли конструкция строится сейчас на "Дуксе"?

– Моя, совершенно верно. Собственная разработка, не одна привилегия взята… Так вот, для своего аэроплана я заказал двигатель на нашем рижском РБВЗ. Но тут в сентябре я был на празднике воздухоплавания, где капитан Мациевич, царствие ему небесное…

Пороховщиков широко перекрестился, следом за ним – Фрезе и последним – Руслан.

– …рассказывал о том, что на фабрике господина Фрезе стоит американский автомобиль с необыкновенно мощным двигателем. Необыкновенно – для своих размеров. Вот, когда отец послал меня проверить дела на заводе в Подольске, я завернул в столицу. Проследить за постройкой своего аэроплана и попутно заглянуть к вам на фабрику…

Пороховщиков сделал паузу:

– Господин Лазаревич, не продадите ли ваш двигатель?

Он достал из кармана чековую книжку.

– Нет, – покачал головой Руслан.

– Я дам хорошую сумму.

– "Нет" означало "нет", а не "давайте поторгуемся". Двигатель и вся его конструкция защищена патентами… привилегиями, да? И крайне необходима нам для подтверждения прав на патент.

– Ну что ж, очень жаль, – Пороховщиков не выглядел таким уж расстроенным, видимо, не строил в отношении мотора УАЗа планов, – Тогда не покажете ли ваш чудо-автомобиль?

– Руслан Аркадьевич, не окажете ли нашему гостю любезность? – прикинулся дряхлым стариком Фрезе, – Ноги болят, возраст…

– Ну, Петр Александрович, – улыбнулся Пороховщиков, – вы не так и стары. Моему отцу семьдесят семь, а он любому молодому фору даст. Люди вашего поколения из железа делались.

– Ваш отец? Пороховщиков? Цементный завод в Подольске? Помню-помню… "Славянский базар", этот прожект переустройства Москвы пять лет назад.

– Да, это мой отец… – в голосе Саши звучала искренняя любовь – От него, наверное, у меня страсть к новинкам прогресса. Ну что, господин Лазаревич, пойдем?

* * *

Они вышли на фабричный двор, зябкий ноябрьский ветер бросил в лицо пригоршню снежинок. Пороховщиков надвинул пониже шапку из курчавого каракуля и покосился на Руслана, в плаще и широкополой шляпе.

"Да, – подумал Лазаревич, – Американский форс – не для русских морозов".

– Любопытная конструкция… – взгляд Пороховщикова обежал УАЗ, как будто сканируя. Казалось, что он просветил автомобиль как рентгеном.

– А почему цвет такой? Для армии готовили?

– Да.

– Совершенно верно, – кивнул Пороховщиков, – Давно пора нашей армии пересаживаться с коняшек на автомобили. Как будто в прошлом веке живем. И вы уже готовы поставлять такие автомобили?

Он повернулся к Руслану. Чистое, наивное лицо гимназиста. И спокойный деловой взгляд бизнесмена. Казалось, через эти глаза смотрит работающий в голове компьютер, или, если следовать приметам времени, арифмометр, который уже прикинул, сколько автомобилей Фрезе сможет изготовить и продать армии, какой профит он на этом получит, а также, не стоит ли попытаться перехватить заказ и положить вышепосчитанный профит в свой карман.

Истинный сын своего отца, точно знающий не только с какой стороны у бутерброда масло, но и толщину слоя, а также место, где бутерброд можно получить за полцены.

– К весне начнем поставки, – приукрасил положение Руслан, поблагодарив мысленно бога за то, что не показал Пороховщикову "модель".

Взгляд немного изменился. Мысль о поставках автомобилей в армию ушла, как неперспективная. Появилась какая-то другая.

– Двигатель, говорите, защищен патентами…

– ВЕСЬ автомобиль защищен патентами.

Руслан опять преувеличил, но те новшества, которые Пороховщиков мог снять на глаз, вроде сплошных дисков, действительно были защищены.

– Грузовые автомобили, – задумчиво произнес Саша, – армия собирается закупать у РБВЗ, легковые, значит, у вас…

Руслану пришла в голову идея. Одним выстрелом попробовать убить двух зайцев.

– К нам поступали заявки о разработке бронеавтомобиля, – заметил он, – но, к сожалению, возможности нашей фабрики не позволяют организовать их производство…

– Бронеавтомобили? – заинтересованность во взгляде, тут же погасшая. Спрятанная, – Кажется, были несколько лет назад попытки, но броневые моторы были признаны бесперспективными…

– Да, проект князя Накашидзе, – небрежно произнес Руслан, как будто сам не узнал о князе полчаса назад, – он был заброшен только потому, что Накашидзе погиб и некому стало продолжать внедрение бронеавтомобилей в армии. А в случае войны они могли бы стать очень полезны…

– Армия, говорите, заинтересована…

– Ну не то, чтобы заинтересована, однако, если бы у нас с Петром Александровичем было больше времени, мы наверняка смогли бы разработать конструкцию и продавить проект. Но увы, придется довольствоваться легковыми…

"Вдруг получится? Такой энергичный молодой человек, в таком возрасте строящий самолет, если заинтересуется и почувствует запах денег, наверняка сможет построить не то, что броневик – атомный крейсер…"

– Да, – вздохнул Пороховщиков, – в армии сейчас можно внедрить множество новинок… Однако мне не до этого. Моя страсть – аэропланы, полеты…

"Ну, попытка была хорошая. Если бы как с Котельниковым – точно знаешь кто и что изобретет, можно подкинуть человеку идею танков, чтобы придумал их пораньше. А так…".

В голову постучалась какая-то мысль.

– Что ж, господин Лазаревич, позвольте откланяться. Мне еще на "Дукс" ехать, за постройкой проследить…

– Отец выделяет вам достаточно средств на постройку?

– Отец? Нет, батюшка аэропланами не интересуется. Я договорился с "Дуксом" о выделении средств на постройку.

– Простите, а сколько вам лет?

– Восемнадцать. До свидания.

"А сколько же вам лет, дитя мое? Ах много, сударь, много, восемнадцать! – Руслан смотрел как Пороховщиков проходит ворота фабрики и запрыгивает в ожидающую его повозку, – Восемнадцать лет. Он строит самолеты, выбивает деньги на их постройку, проверяет работу фабрик отца. Восемнадцать лет! Куда в наше время делись ДАртаньяны, Аркадии Голиковы, вот такие Саши Пороховщиковы? В восемнадцать лет человек считается еще ребенком, их мамы за ручку водят по больницам и военкоматам, и самое главное – они сами не считают себя взрослыми, ведут себя как дети. Почему так?"

Один знакомый Руслана, учитель, давал такое определение подростку "Это человек, который хочет себе права взрослого, и при этом желает оставить себе обязанности ребенка". Руслану иногда казалось, что по такому принципу многие живут до двадцати лет.

"А еще находятся люди, которые считают, что человек нашего времени, попав в прошлое или в мир фэнтези, непременно с легкостью обведет вокруг пальца любого местного. Ага, пока не наткнется на такого вот Сашу".

* * *

– Ну что, – спросил Фрезе, когда Руслан вернулся в кабинет, – показали?

– Показал, – Руслан опустился в кресло и потер озябшие руки, – Заодно намекнул, что все защищено патентами и сказал, что армия интересовалась бронеавтомобилями.

– Секретев говорил?

– Нет.

Фрезе и Руслан рассмеялись.

– Правильно, Руслан Аркадьевич. Слишком умный мальчик приходил к нам. Ну что ж…

Фрезе открыл шкаф, в дверь постучали.

Фрезе закрыл шкаф.

– Войдите.

В кабинет вошел офицер. Черные блестящие усы, смугловатое лицо, нос с горбинкой. Судя по погонам с тремя звездочками – поручик.

– Поручик Гурдов, – подтвердил очевидное вошедший, – Павел Васильевич.

Руслан почему-то насторожился. Странная форма была у поручика. На пуговицах, вместо двуглавых орлов – скрещенные топоры и дымящаяся шарообразная граната, на погонах – полное отсутствие вензелей или цифр полка. Руслан внезапно сообразил, что хитрый вензель, который он мельком увидел на погонах капитана Секретева – всего лишь знакомая эмблема автомобильных войск: два колеса, руль и крылья. "Надо же, вот откуда она пошла…".

Несколько необычная фуражка.

Фуражки местных офицеров вообще вызывали у Руслана недоумение. Встретить двух офицеров в одинаковых фуражках было сложнее, чем Годзиллу в Лас-Вегасе. Красный околыш и зеленая тулья, зеленый околыш и красная тулья, чисто зеленые и чисто красные, голубой околыш и белая тулья, желтый околыш и синяя тулья… Можно подумать, что форму императорской армии придумывал полковник Скалозуб, с его страстью к "выпушкам, погончикам, петличкам". А вот фуражки с зеленой тульей и черным околышем, вызывающие у Руслана стойкие ассоциации с танкистами, до сих пор не попадались.

"Танкист?? Тьфу, Руслан, или просто артиллерист…".

– Присаживайтесь, – Фрезе напряженно смотрел на поручика, как будто пытаясь вспомнить, где он его видел.

– Добрый день, Петр Александрович… – Гурдов повернулся к Руслану.

– Мой компаньон, Лазаревич, Руслан Аркадьевич.

– Мы с вами встречались в прошлом году, Петр Александрович…

– Офицерская электротехническая школа, ну конечно! Я консультировался с вашими преподавателями, там нас и представили друг другу. Ваша новая форма смутила меня…

– Меня только два месяца назад зачислили в постоянный штат.

Гурдов достал из кармана футляр и нацепил на нос пенсне, тут же разрушив сложившийся у Руслана образ некоего спецагента, на который повлияла необычная форма и название "Офицерская школа". Спецназ тоже называется "Центр специального назначения". Правда, в результате смешения понятий "артиллерия" и "электротехника" тут же возник образ гигантской электропушки на ажурных опорах. "Ну и бред в голову лезет…".

– Мы с вами встречались в прошлом году, Петр Александрович, в школе. Меня тогда заинтересовали ваши разработки автомобилей на электрической тяге…

Руслан и Фрезе переглянулись:

– Автомобилями интересуетесь?

– Что? О, нет. Для приобретения его в собственность мне не хватит средств, а по службе я больше связан с морем. Я ранее служил водолазом, сейчас думаю о переходе в подводное плавание. Так что по службе автомобили я не увижу. Однако технический прогресс мне всегда интересен, поэтому ваше посещение натолкнуло меня на мысль о разработке собственной конструкции такого автомобиля.

Гурдов полез в портфель:

– Когда прошел слух, что вы отходите от дел, я забросил было эту идею, но, узнав, что слух был ложным, решил показать свои чертежи вам, как специалисту.

Он протянул Фрезе папку с завязками.

– Что скажете?

Петр Александрович открыл папку и достал из нее…

– Ноты??

– О, простите. Это следы другого моего увлечения: музыкой и стихами. Хотел показать их моему учителю, Александру Васильевичу Вержбиловичу…

Фрезе наморщил лоб:

– Скрипач?

– Виолончелист, – укоризненно произнес поручик, забирая папку и протягивая вторую точно такую же. В этой оказались чертежи и записки, сделанные быстрым аккуратным почерком.

– Хорошо, я посмотрю.

– Когда я смогу узнать ваше мнение?

– Приходите… мм… через неделю.

Поручик откланялся и вышел.

"Да уж, водолаз-электротехник – это точно человек, который не имеет никакого отношения к бронеавтомобилям. Ученик виолончелиста, хм…".

Фрезе подошел к двери, осторожно выглянул в коридор и запер дверь на замок:

– Хватит с нас на сегодня гостей.

Он достал из шкафа три бутылки пива и бумажный сверток, из которого торчали хвосты трех копченых селедок.

– "Баварское"? – прочитал Руслан.

– Ну, пусть в Баварии оно не было даже проездом, моя немецкая душа требует любое успешное дело заливать исключительно пивом.

Фабрикант достал две глиняные кружки и наполнил их.

– А не рано ли? Секретев ничего точно не обещал.

– А моя русская часть души, – Фрезе ободрал шкурку с селедки, – говорит, что начать отмечать успех никогда не рано. Главное: чтобы отмечание успеха не привело к провалу.

– Золотые слова.

Они подняли кружки:

– Ваше здоровье.

– Прозит.

* * *

Прошло несколько дней. На улице валил мокрый снег, и Юля с Аней сидели дома, осваивая нелегкое искусство вышивания и читая фэнтези. Разве что один раз Юля выезжала в Куоккалу, когда пришли фотографии от Карла Буллы, чтобы взять автографы с Репина и Чуковского.

Фрезе ездил к Пузыреву, насчет двигателя. Вернулся злой, как черт. Пузырев оставался непробиваемым. Из-за отсутствия двигателя работа встала.

Приезжал представитель "Дукса", пожаловался на то, что с кордом ничего не получается. Пообещал, что сделают широкие шины. Возможно.

Заглядывал капитан Секретев, предупредил, что через десять дней уезжает на завод, где производят "Руссо-Балты", к которым склоняется начальство, и предупредил, что если к весне не будет готов автомобиль "Фрезе", то дальше они могут и не торопиться.

Ничего страшного, обычная рабочая суета.

Ничего страшного…

* * *

"Любопытная женщина…" – думал журналист Корнейчуков, меряя длинными ногами дорогу от дачи Репина к своей собственной.

Он думал о той американке… Лазаревич, кажется?… которая недавно приезжала к нему за автографом. К нему! За автографом! Можно подумать, он – некая знаменитость, о которой слышали даже в Нью-Йорке. И с чего она взяла, что он пишет стихи? Он – стихи? Хм… Стихи?

Журналист шагал по улице, глубоко задумавшись, не замечая того, что за ним бесшумно скользит тень.

Вернее, Тень.

 

Глава 31

Воскресное утро. Чашка кофе – будем надеяться, настоящего, а не слепленного умельцами на хитрой машинке из дорожной пыли – мягкая булка – Руслану все было лень уточнить, не французская ли – со сливочным маслом… Теплый халат, рядом, за столом – жена и дочка. Красота! Что еще нужно для счастья?

Ну, вообще-то, Интернет, но, за неимением оного, придется узнавать новости из доступных источников. Руслан развернул "Новое время".

Четырнадцатое ноября. Брр… Они в Российской Империи уже два с половиной месяца. Лазаревич вздохнул и развернул газету. Что тут у нас пишут?

Реклама, реклама, реклама… "Карманные часы "Зенитъ", "Освежающий слабительный плод против запора", "Ресторанъ КонтанЪ", "Лактобациллин" – когда невозможно кормить ребенка грудью", "Покупаю старинные картины, фарфор"… Прямо как будто обратно в двухтысячные вернулся.

Так, что творится в мире… Блин, как будто Рамблер открыл. Ураган в Буэнос-Айресе… В Турции восставший шейх перерезал провода… И здесь мусульманам неймется… Королева Бельгии провела ночь спокойно… офигеть новость… а, "болезнь протекает спокойно"… Все равно, крайне значимая новость для русских. Как дела в России?

Великий князь Алексей Михайлович поехал на автомобиле на южный берег Крыма… они что, издеваются? "Император Николай сегодня за завтраком выпил две чашки чаю", так что ли? Каждый шаг более-менее крупной личности сообщать?

Готовятся юбилейные торжества к столетию со дня рождения Пирогова… Известный хирург… В Оренбурге убили трех городовых… ничего себе! В Калуге земское собрание выделило на постройку храма аж сто рублей. Не пожалели, прямо от сердца оторвали. Хотя… С другой стороны, почти полугодовая зарплата рабочего, месячная зарплата его, Руслана…

Лазаревич лениво перелистнул страницу… Бросил взгляд на мутную фотографию… На заголовок…

Резко вскочил.

Хлопнул ладонями, прижимая газету к столу, и наклонился, читая.

Не может быть! Этого. Не. Может. Быть.

– Руслан, не пугай нас, – Юля медленно поставила чашку на блюдце, – Что случилось?

– Случилось.

– Что?

– Аня, выйди.

– Папа…

– Выйди!

Аня встала, промаршировала к двери в спальню и с грохотом ее захлопнула.

– Руслан, в чем дело?

Лазаревич крутанул газету, повернув ее к Юле:

– Чуковского убили.

* * *

Под скромным заголовком "Нападение на журналиста" шла новость, ужасающая для того, кто знал, кем должен был стать скромный господин Корнейчуков в будущем для миллионов и миллионов детей.

Вчера вечером неподалеку от своей дачи в Куоккале был обнаружен лежащим в луже крови известный своими переводами Уолта Уитмена и острой критикой бульварных детективов журналист г. Корнейчуков. Насколько можно было судить, неизвестный, подошедший к журналисту сзади, вонзил ему в спину нож, оставив его в ране. Из достоверных источников стало известно, что нож в точности соответствует орудию убийства известного авиатора капитана Мациевича, что позволяет предположить несомненную связь между этими смертями…

Далее автор статьи вспоминал о нескольких зарезанных в сентябре проститутках и доказывал – правда, весьма смутно – что все эти смерти объединяет фигура зловещего "Русского Потрошителя", под пером писаки превращавшего в несомненного конкурента Фантомасу и профессору Мориарти.

Заканчивалась статья сентенцией на тему "Куда смотрит полиция и почему, несмотря на то, что уже всем давно известно, кто стоит за убийствами, люди продолжают погибать?". Можно было подумать, что стоит открыть телефонную книгу, и сразу же обнаружишь запись "Русский Потрошитель, телефон 6-16-16, проживает по Прямоколенному, пять, приходите, берите его, субчика".

* * *

Юля залпом выпила остывший кофе. Чашка брякнула о блюдце.

– Руслан… Как же так…

Она смотрела на мужа, как будто тот должен был улыбнуться и сказать "Ну что ты. Жив Чуковский, конечно, я точно знаю". К сожалению, Руслан мог сказать только одно.

Между смертями Мациевича и Чуковского была несомненная связь, неизвестная никому, кроме тех, кто знал будущее. Они оба не должны были умереть. И была еще одна связь…

Они оба были знакомы с некоей американской семьей.

– Руслан… – по лицу Юли текли слезы, дрожащие пальцы вцепились в край скатерти.

– Подожди.

Руслан закрыл глаза.

Два человека. Оба не должны были умереть. Ладно, Мациевич должен был, но не так. Значит, оба не должны были умереть. Оба были знакомы с Лазаревичами. Оба убиты. Вывод? Оба убиты из-за знакомства с ними?

Нет.

С ними знакомы в этом времени множество людей: тот же Фрезе, его рабочие, горничная Танюша, Репин, наконец… А убили Мациевича и Чуковского.

Почему?

Почему именно их? О том, кем они станут в истории, знали только они, Лазаревичи…

Руслан поймал себя на том, что на полном серьезе вспоминает, чем занимался прошлой ночью. Не он ли, случайно, сошел с ума после перехода и убивает людей направо и налево?

Он помотал головой. Нет, точно не он.

Во-первых, потому что он точно помнит, ЧЕМ занимался весь вчерашний вечер, после того, как Аня легла спать, а также значительный кусок ночи. Юля может подтвердить, что он не отрывался от нее ни на минуту. Да за минуту и невозможно добежать до Куоккалы…

Во-вторых, даже в действиях сумасшедшего должна быть логика. Вывихнутая, но логика… В действиях сумасшедшего…

Потрошитель? Журналюги угадали? Убийца – маньяк?

Но как он узнал…?

Руслан замер. Мысль была ужасной, но все объясняющей.

Маньяк следил за ними. Убийца – кто-то знакомый.

* * *

Кто убит? Два известных человека: пилот и будущий детский писатель. Не автомобильный фабрикант и не знаменитый художник. Значит, что? Значит, убивают тех, кто в будущем ДОЛЖЕН был стать кем-то знаменитым.

Чуковский – писателем. Мациевич… Тут трудно судить, но, спасенный от смерти, он действительно мог стать кем-то еще более известным, министром авиации, к примеру. Убийца убивает будущих знаменитостей.

Как он выбрал именно этих двоих? Наверняка же сейчас в Питере не два и даже не две сотни будущих знаменитостей ходят в школу, в гимназию, служат в армии и даже не подозревают о грядущей славе… Можно, конечно, предположить, что газетчики – а значит и он – просто не обратили внимания на эти смерти, однако тут же вспоминаются одинаковые ножи, которыми были совершены убийства. Наверняка за это бы зацепились и привязали смерть какого-нибудь школьника к Мациевичу и Чуковскому.

При фамилии писателя сердце почему-то кольнуло. Не отвлекаться!

Значит, убийца знал только двух будущих знаменитостей. Только тех, с которыми встречались Лазаревичи. Значит, он узнал о том, кто такие для будущего эти два человека, от них.

Как?

Да очень просто. Как будто они осторожничали в разговорах. "Мациевич – будущая живая легенда…", "Чуковский – будущий знаменитый детский писатель…". Их подслушали.

Котельников! Они говорили и про него! И знакомы с ним! Жив ли он? Проверить!

Не отвлекаться!

Раз их подслушали, значит, это сделал кто-то, кто знал о том, что они – из будущего… Фрезе?!

Глупость. Старик – единственный, кому они рассказали о себе, но, с их неосторожностью в разговорах, кто поручится, что единственный. Кто угодно мог их подслушать и узнать их тайну. Узнать и воспользоваться в своих целях.

Кто угодно…

Случайно подслушать – да, но подслушивать постоянно мог только тот, кто находится рядом с ними постоянно.

Холодок пробежал по спине… да, к черту, какой там холодок. По спине пробежал лютый морозище.

Рядом с ними ходит маньяк.

Бежать? Куда? И, самое главное – от кого? Маньяком может быть любой человек с фабрики Фрезе, которого он, Руслан, даже не знает в лицо. А сумасшедшие – твари хитрые и упорные, он вполне может преследовать их. Остаться? И жить как на пороховой бочке, каждый день, боясь за жену и дочь.

Или им ничего не грозит? Должен же псих как-то узнавать, кого убить следующим. И, значит, следующая же фраза "Да это же в будущем…" станет для кого-то приговором. Кто следующий? Маяковский? Есенин? Троцкий? Ленин?

Или…

Или все намного проще? И просто все дело в их негативном воздействии на историю самим фактом своего существования? "Мы не прогрессоры, мы – деструкторы…" Нет, так, за пять минут этот орешек на раскусишь…

* * *

– Руслан, – Юля, вытирая слезы, потрясла за плечо своего ушедшего в глубокий астрал мужа, – Руслан…

Глаза открылись.

– Да?

– Ты что-то понял?

– Да.

– Что?

– Я хочу изменить историю.

* * *

– Ты сошел с ума!!!

Блюдце разлетелось, брошенное о пол.

– Сумасшедший!!!

Чайник ахнул коричневым взрывом.

– Вокруг нас гибнут люди!!! Убит Чуковский! Чуковский!!!

Юля уронила крышечку от чайника на пол – та покатилась и скрылась под сервантом – упала на стул и зарыдала, вцепившись пальцами в волосы.

"Она все-таки покрасилась обратно в черный…"

Руслан спокойно встал, подошел к жене и погладил ее по голове.

Он прекрасно понимал чувства жены.

Убит Чуковский. Не просто человек, не просто писатель. Убиты ВСЕ герои его книг, убиты до рождения. Нет, и никогда не будет Айболита и Бармалея, навсегда исчезли в нереализованных реальностях Мойдодыр и Тараканище, и миллионы и миллиарды детей никогда не прочтут и не услышат веселых стихов дедушки Корнея, остывшего молодым на заснеженной улочке дачного поселка.

– И мы ничего не делали – прорыдала Юля, – Просто жили.

– Именно, – пробормотал Руслан, – Просто жили…

Каждый человек самим фактом своего существования меняет историю. Каждое действие каждого человека приводит в действие цепочку казалось бы крохотных происшествий, которая приводит к непредсказуемым последствиям.

Взмах крыла бабочки может привести к урагану.

Ты заказал в кафе чашку какао и будущий изобретатель межзвездного двигателя просто не родился. Ты поленился вынести мусор и два человека, которые могли стать соавторами гениальных романов, никогда не встретились. Ты срезал в лесу боровик – будущий чемпион мира сломал ногу, катаясь на санках.

История – очень хрупкая вещь.

Часто ли об этом задумываются незваные прогрессоры?

* * *

– И ты еще хочешь менять что-то специально?! Да тогда все закончится ядерной войной в тридцать седьмом!

– Да, Юля, я хочу начать менять историю осознанно. Пока что у нас получается случайно. И наше "случайно" уже привело к гибели трех человек. Свои ошибки нужно исправлять…

– Да! – Юля вскочила, мокрые красные глаза загорелись, – Нужно исправлять! Я перепишу всего Чуковского! Мы учили его с детьми! Его узнают! Узнают!

"Правильно. Сиди дома, Юля, пиши "Айболита". Насчет маньяка я все же не уверен…".

– Понимаешь, Юля, – Руслан взял жену за руку и сел рядом – на днях я встречался с тремя людьми. Капитан, командир первой в России автомобильной роты, мальчишка-изобретатель и поручик, бывший водолаз, поэт и музыкант. Я разговаривал с ними… у каждого из них планы на будущее… А я смотрю на них и думаю "А ведь они все мертвы". Все три. Через четыре года начнется война, за ней – революция, Гражданская… Один из них погибнет под немецкими пулеметами, задохнется, отравленный газами, будет разорван снарядом или задавлен танками. Второй пойдет к большевикам и будет зарублен в бою с казаками или застрелен бандитами, умрет от тифа или от испанки, будет заколот крестьянами во время коллективизации или расстрелян в тридцать седьмом. Третий уйдет к белым, его расстреляют красноармейцы или его достанет болезнь в Галиполи, возможно, он пойдет служить немцам и будет повешен, как Шкуро или не пойдет и умрет от голода, как Деникин. И точно так же умрут еще миллионы людей, среди которых будут поэты, изобретатели, художники и космонавты. Мы стали причиной смерти трех человек. Я попытаюсь во искупление если не остановить, то хотя бы сократить Первую мировую. Если народ не озвереет, то, может быть, и революция пройдет спокойнее и Гражданской не будет…

Юля криво усмехнулась.

– Ну да, – погладил ее по волосам Руслан, – я понимаю. Мебельщик, который хочет рассказать военным, как правильно воевать – уже смешно. Но я попытаюсь. Никто, по крайней мере, не скажет, что я не пытался.

"Пытайся, – мысленно сказал он себе, – останавливать Первую Мировую, одновременно зарабатывая деньги для семьи и оберегая их от опасностей и таинственного убийцы. Как ты это сделаешь – твое дело. Сам придумал – сам и выпутывайся".

* * *

За изрезанным столом в темном углу пропахшей табачным дымом пивной сидели двое. Татарин Шарафутдин, кузнечный мастер с экипажной фабрики Фрезе и "господин Иванов".

– …вроде все, – закончил рассказ татарин.

Он помолчал, глядя на барабанящего пальцами собеседника, не удержался и спросил:

– Зачем они вам? Не эсдеки, не эсеры, вообще к революции никакого отношения.

– А ты сам как думаешь?

– Не знаю. Странные люди…

Равиль наклонился к "Иванову":

– Они что, ясновидящие? – спросил он. И отшатнулся.

"Иванов" резко наклонился к нему:

– Почему ты так решил?

Равиль замялся:

– Да разговорчик как-то услышал. Что-то вроде того, что они знали, что человек сделает в будущем…

– Дословно!

– Мм… Да не помню я! "Он что-то сделает", как-то так.

"Они. Это они, – думал "Иванов", – Отец не ошибся. Он никогда не ошибается…"

– Что, – спросил Равиль, – правда, что ли ясновидящие? Охранка, – понизил он голос – поэтому ими интересуется?

"Иванов" улыбнулся.

"Охранка? Охранка о них не знает. Ими интересуюсь Я".