— За что? — спокойно спросил Якоб. А чего беспокоиться? С двумя вооруженными стражниками не справишься.

Любая, самая неимоверная сила разбивается о того, кто вооружен ружьем.

Положим, стражника Якоб успел бы… А вот сержант успел бы выстрелить. И наоборот.

— Вылезай, вылезай!

— Прошу прощения, уважаемый…

Сержант и стражник синхронно вздрогнули: они оба ухитрились не заметить в повозке Подмастерье. Тот упруго соскочил на землю, лениво потянулся:

— Может быть, вы мне скажете, за что хотите арестовать этого, ручаюсь, законопослушного юношу?

Стражники затоптались на месте, невольно вытягиваясь во фрунт. Казалось, они разговаривают не с обычным крестьянином, а с собственным начальством.

— Да понимаете ли, уважаемый, мы тут ни при чем. — Сержант глазами указал и привлек в качестве поручителя икону святого Христофора над воротами. — Это шварцвайсские монахи. Они к каждым воротам доставили описание крестьянина, которого нужно задержать. Вот в точности ваш спутник. И повозка такая же…

— Сколько хочет уважаемый за то, чтобы признать, что ошибся и мой спутник не похож на описание?

Между пальцами Подмастерья замелькали ловко перебираемые монетки. Грош, два гроша, полталера, зильбергрош…

— Талер! — решился сержант.

Серебряная монета блеснула в его руке. Такая же перекочевала к молодому стражнику.

— Мы с моим спутником можем въехать в столицу?

— Да! — Сержант махнул рукой в сторону открытых створок.

— Я отниму еще немного вашего драгоценного времени. Уважаемый, — Подмастерье приблизил свое лицо к лицу сержанта, — вы ведь не станете никому говорить о том, что ошибочно приняли моего спутника за преступника? Вы просто не видели никого похожего. Ведь так?

Стражник дернулся было, но сержант коротким зверским взглядом остановил его:

— Да, уважаемый. Мы просто никого не видели.

В руке сержанта оказался еще один талер. Подмастерье шагнул к стражнику, быстро глянул на святого Христофора, улыбнулся уголком рта:

— Разумеется, вы тоже не видели никого похожего.

Парень тоже получил монету, которую не глядя опустил в кошелек.

Подмастерье вспрыгнул в повозку:

— Поехали!

Якоб, который все это время разговора просидел не шевелясь, заговорил, только когда повозка проехала башню:

— Зачем?

— Ты мне нравишься, Якоб, — сказал Подмастерье. — Совсем не хочется, чтобы ты угодил в подземелья монастыря. Поверь, нет там ничего хорошего. — И задумчиво добавил: — И никого…

Якоб молча протянул Подмастерью четыре талера. Тот хмыкнул и взял только два:

— Поверь, парень, я потратился чуть меньше, чем ты думаешь.

— Хорошо еще, что стражники взяли деньги, — сказал Якоб.

— Хорошо, — качнул шляпой Подмастерье и неожиданно добавил: — Мздоимство погубит эту страну.

— Почему?

— Потому что сегодня они отпустили за деньги невиновного, а завтра отпустят преступника. Хотя человек, конечно, хороший…

Повозка въехала в столицу и остановилась ненадолго.

— Ну что, парень, вот ты и в славном городе Друдене, столице нашего не менее славного королевства. Что чувствуешь?

Якоб повел носом:

— Пахнет тут. Чем-то.

— Господин сержант. — Молодой стражник отряхнул крошки с голубого сукна мундира. — Вы и правда не скажете никому о том, что этот парень проезжал через наши ворота?

— Не я, — сержант забросил в рот сало и хрустнул луковицей, — а мы. Чуешь разницу?

— Но почему?

— Потому что брать взятки и без того грешно, а брать их и не делать того, за что заплатили, — грех вдвойне.

Он отпил из кружки, вытер усы:

— Ну что, сколько мы с тобой взяли за смену?

Молодой подумал, что сержант как хочет, а он врать монахам не станет, ведь те обязательно приедут и спросят. Вздохнул, полез за кошельком:

— Ну, два талера с… Чернота зеленая!

Из кошелька на дно бочонка, за которым оба стражника присели перекусить после дежурства, посыпались глиняные черепки. Ни одной монеты.

— Колдовство… — выдохнул сержант и судорожно дернул завязки своего.

Все деньги были на месте. И два серебряных талера.

Монахи обязательно спросили бы…

— Зелень!..

Брат Лепус еле успел убрать голову после выстрела: огненный шар ударил в стену около щели.

— Давай!

Брат Люпус не глядя выстрелил и мгновенно спрятался. Ответного выстрела не последовало.

Тишина.

Два тяжело дышащих монаха осторожно выглянули из щели.

— Устала?

— Не знаю…

На площадке разгромленного постоялого двора, издевательски залитого солнечным светом, не шевелился никто. Особо и некому было.

Обугленные трупы крестьян. Вон тот, кажется, хозяин двора…

Мертвые лошади.

Мертвый шарук.

И брат Тарандрус. Мертвый.

Демоническая тварь успела разрубить ему копытом горло, прежде чем братья Люпус и Лепус застрелили ее.

Где же ведьма?

Ворота двора были не просто раскрыты — взорваны, дымящиеся обломки валялись вокруг. Неужели ведьма успела убежать?

А как все просто казалось…

Два часа назад монахи подъехали к стоянке, где предположительно провел ночь тот самый таинственный крестьянин, что привез в столицу Ирму цу Вальдштайн. Здесь его уже не было, но хозяин двора поклялся, что молодой парень, в точности соответствующий описанию, буквально полчаса назад уехал вместе с торговым обозом, который ехал из столицы.

Монахи бросились вслед.

Хозяин стоянки не соврал, он сам, своими глазами видел, что искомый парень находился в обозе. А вместе с мельничным подмастерьем, тем, что в странной шляпе, уехал вовсе не молодой крестьянин лет сорока.

Иногда все же стоит держать изображения святых…

Четверка монахов вошла во двор. Квадрат утоптанной площадки, слева — склады и конюшня, справа — кухня и навес над столами, где сидела компания, прямо — двухэтажное здание с комнатами для постояльцев.

— Вон они, — шепнул брат Тарандрус.

Под навесом с кружками пива сидели крестьяне из торгового обоза. Бессонная ночь подсказала им, что следует остановиться и выпить пива.

Монахи двинулись было к крестьянам…

— Стоп, — поднял ладонь брат Люпус. Братья замерли.

Брат Люпус медленно-медленно обвел двор глазами… А пуще того — носом…

Где-то здесь… Где-то здесь…

Притихшая при виде братьев компания… Хозяин, выглянувший из кухни и теперь шагавший к ним… Девушка, седлавшая вороного коня… Распахнутые ворота конюшни… Запах сена…

Девушка!

— Колдунья! — ткнул в ее сторону брат Люпус.

Может быть, стоило сделать это чуть менее заметно. Может быть. А может, колдунья, увидев братьев, уже приготовилась к обороне. Кто знает?

Сразу же за выкриком нетерпеливого брата раздался взрыв.

Колдунья тоже была молодая, глупая, хотела решить проблему одним ударом.

Громыхнул гром; по всему живому, что находилось во дворе, ударила ветвистая цепная молния. Мгновенно были убиты все. Кроме колдуньи, ее лошади…

И монахов.

Не с силами молодой глупой ведьмы прикончить братьев Шварцвайсского монастыря.

Уж у них-то силы побольше…

Вот только вся она ушла на отражение удара.

Впрочем, у колдуньи ее тоже осталось немного.

Но осталась.

В ответ на дружный залп пистолетов братьев — пули бессильно упали в траву у ног девчонки — в их сторону полетел огромный огненный шар.

Шар разнес ворота, но колдунья, начавшая было самодовольно улыбаться, увидела, что успевшие откатиться в стороны монахи деловито перезаряжают пистолеты.

— Эй, попы! — звонко крикнула она. — Вам меня не взять!

Брат Тарандрус выстрелил. «Особая пуля» ударила колдунью в плечо. Брызнула кровь.

Девчонка завизжала, как ребенок, которому обещали, что все будет понарошку, а ударили по-настоящему. Так и казалось, что она выкрикнет: «Так нечестно! Это я вас должна убивать!» Ранение сбросило с нее заклятие маскировки, и девчонка показалась в своем истинном облике. Ничего демонического, кроме разве что гривы необычных фиолетовых волос. Большие, расширившиеся от боли глаза, белая рубашка с короткими рукавами, синие штаны, странные туфли с высоким тонким каблуком, чудом держащиеся на тоненьких ленточках…

Девчонка взмахнула рукой, но силы оставили ее. Вместо убийственного шара с пальцев сорвался только сноп искр. Надо признать, очень ярких.

Братья кинулись к ней, стремясь захватить раньше, чем она восстановит силу…

Брат Тарандрус оказался ближе всех.

С ужасающим визгом, оскалив клыки, вороной конь — да не конь, шарук! — ударил брата острым, как топор, копытом в горло.

Загрохотали выстрелы.

Две «особые пули» разнесли череп сатанинской твари, третья свистнула над ухом и впилась в стену конюшни.

Девчонка с криком выбросила из ладоней шар, взорвавшийся у ног братьев и разбросавший их в стороны. Ее саму, впрочем, тоже отшвырнуло к дверям кухни.

Братья Люпус и Лепус успели запрыгнуть в конюшню и теперь стреляли в сторону залегшей за трупом шарука ведьмы, в надежде, что у той рано или поздно иссякнут силы.

«Особые пули» у них уже закончились. А сил ведьмы хватало только на небольшие шары, смертельно опасные при прямом попадании, но бессильные даже поджечь здание.

— Вон она, вон! — зашептал брат Лепус.

Колдунья, выставив перед собой скрюченные пальцы, готовые выбросить шар, пятилась к раскрытым дверям кухни. Достаточно ей заскочить в них, а там она спасена…

За спиной девчонки с крыши бесшумно прыгнул на землю крупный серый кот. Приземлился, превращаясь в брата Фелиса.

Мелькнули бритвенно-острые когти, брызнула кровь.

Колдунья так и не узнала, что же ее убило.

— Ну что, парень, — они проезжали по узким улочкам столицы, когда Подмастерье попросил остановиться, — подождешь меня здесь, а я принесу тебе пива.

— Хорошо, уважаемый, — кивнул Якоб.

Широкополая шляпа скрылась в дверях кабачка, и парень немедленно тронул повозку. От таких странных людей, как Подмастерье, чем дальше, тем лучше. Нехорошо, конечно, не отблагодарить его за помощь со стражниками — интересно, с кем они его спутали? — но лучше скрыться.

Якоб повернул повозку в ближайший переулок, проехал на соседнюю улицу, сделал несколько поворотов на перекрестках, удалился от кабака, где бросил Подмастерье, на верных полмили, заблудился в лабиринте окончательно, за мелкую монетку узнал у мальчишек, как проехать к ближайшему недорогому трактиру, оставил повозку, наказал дать волам сена, вошел в зал…

Первый, кого он увидел, был Подмастерье.

— Иди сюда, Якоб, — махнул он рукой, приглашая к себе за стол. — Я тебе пива взял.