Церемониальный зал заполнялся множеством людей, проходящих через высокие каменные ворота, по которым плелся тугой косой в полушарие китайский дракон с золотыми закругленными рогами, и в крупных алмазных когтях удерживал сапфировую сферу, смотря свысока надзирающим и строгим взором, в нем отражались гордость, справедливость, благородие и даже страсть, приписываемая живым существам, а не архитектурным шедеврам, но скульптор смог воссоздать в змеиных глазницах чувства, присущие божеству в обличие человека — знатные господа, вершители правосудия, члены дворянских родов, советники и генералы объединенных войск собирались под высоким призрачно-прозрачным куполом со сводчатыми арками из горного хрусталя, а по зеркальному потолку, через которое проникали солнечные лучи, парили жители подводного царства, состоящие из сверкающих частиц голограммной обработки. Киты огибали ониксовые столбы, растворяясь в звездной пыли, окунаясь в пепельные деревянные половицы, и напоследок взмахивая гигантским серебряным хвостом, исчезали в потустороннем мираже; сотни тысяч мелких красных рыбешек стайками переплывали от одной стены к другой, то размыкая, то соединяя пурпурные ряды, а нимфы в легких шифоновых платьях, сверкающими бриллиантами и падающими небесной фатой к проходившим по лестнице гостям, с жемчужными каменьями в волосах восседали на высоких бортиках с кифарами и арфами, и по всей округе разносилась мелодия небывалой чарующей красоты. Композиции сменялись стройными хоровыми пениями, и история песнопений плавно перетекала в печальную повесть о тоске по морским волнам, или в восторженную балладу о восходящем солнце. Это было единственное место, где могли столкнуться друг с другом предпочтения и традиции, мораль и низость, благородство и долг, честь и независимость, но решалось все под гласом удобства для тех, кто жил в блеске и красоте Нового Света, построенного на останках былого величия и достояния тех, кто кровью и жизнью выцарапывал в летописи истории свои имена. Люди перестали стремиться достичь высоты неба, не захотели покорять космические просторы, спрятавшись как склизкие улитки в свои раковины, покрытые зеленистой тиной, дотянуться до самого края галактики, а лишь погружались в глубокую черноту морской глубины. Незнающие нищеты и голода, страха и отверженности, они боролись за продолжение своих многочисленных пиров и банкетов, вечного блаженства, прячась за кружевными черными веерами и драгоценными масками, танцуя ночи напролет, строя козни в обоих дворах империй ради благополучия и жадного всевластия. Женщины перешептывались, изредка недобро улыбаясь или посылая многозначительные взгляды на остальных членов собрания, мужчины смачивали усы и бороды красным вином, говоря о политике и деньгах, и втихомолку поглядывали на стройные ножки с лоснящейся шелковой и прохладной кожей одной из дев, персиковые губы которой воспламеняли неудержимое влечение, охваченного страстью человека. Через витражное круглое окно проскальзывали струи света, и София в упоении прислушивалось к отдаленному шепоту ветра за окном, сидя на одном из черных кресел, и как благословенная доброй волей, пришедшая спасти страждущих, она подставляла солнечным лучам свое лицо. Мягкие темные кудри, обрамлявшие весь ее образ, стекались к самой пояснице, хрупкие загорелые плечи подрагивали под легкой белой одеждой, но не от страха или холода, а пропитались дрожью от скопившейся возле нее мерзости. София долгие годы ждала момента, когда сможет вступить в высший свет и показать отцу свое усердие и стальную решимость. На сегодняшнем собрании главной темой станет не только турнир и избрание нового судьи, но и объявлении последних новостей, поступивших с Северных границ. На самых отдаленных территориях, куда ежегодно посылались отряды войск объединенной армии османской и британской империи, происходили зловещие и пугающие вещи. Север еще со времен Великой войны оставался неприступной крепостью, и даже когда российская империя пала, а население было угнетено под тяжестью рабских оков, его дух не был сломлен. После стольких лет появляются слухи о возрождении повстанческих организаций, которые соединяются под единым флагом, под предводительством лжеца и искусителя, объявившего себя наследником престола, и это за полторы тысячи лет — не далеко ли замахнулся неблагий человеческий отпрыск? Вековые традиции, технологии и даже культура, память лингвистики, литература и история выветрились из сознания рабов, но характер и зависимость свободы остались прежними — вот почему спустя столько столетий страшно представить бунт. Опасность с краев вечной зимы, которая должна сгибать каждого юношу вместо этого закаляла, затишье и безмолвие перед самой бурей овладевали черными землями, будто еще секунда и разразиться новая война с немыслимым оборотом. Причислять себя к королям, будь прокляты или святы те, неважно, столь страшное преступление не исправить смертью. Еретик, которому следовало бы отрубить голову, вознамерился на прахе людских страданий занести свое имя и грязные деяния в историю — не бывать этому. За последние десять лет многое произошло, включая и убийство короля темных господ, что привело к полному уничтожению всех договоренностей о мире между людьми и ордами кровавых мясников, алчущих людской плоти. Лишь кучка бывших дворянских особ придерживалась прежних правил, безмерно памятуя величие предыдущего властелина и не принимая нового венчанного владыки. Да кто примет за короля отцеубийцу? Хотя Омега никогда не были подвластны пониманию ни одного смертного. Если так будет продолжаться, то не только северным окраинам, но и остальному миру придется вступить в ожесточенную борьбу за жизнь и свободу. Как же все могло так обернуться? Именно тогда, когда турнир только начинается. Судьба и вправду играет злую шутку.

София ощутила холодок, проскользивший по шее, и, посмотрев в правую сторону форума, заметила недобрый, похотливый взгляд одного из британских послов. Тонкое осунувшееся и костлявое лицо с проседью тонких седых волос на голове и такие злые, горящие рыжеватым пламенем глаза. На нем красовалась золотая накидка с вышивкой на спине со змеевидным красным драконом, пристегнутая рубиновыми застежками, за которую можно было купить целую провинцию — это отличало вельмож бриттов от османов, они чем-то уподоблялись проклятому роду Омега, обожая носить крупные драгоценные камни и украшения, выпячивая их напоказ перед всеми, в отличие от них, дети тьмы высших сословий могли носить их благородно. Еще больше ее раздражала их отстраненность и холодность, которую они выказывали по отношению к любому, кто не был чистых кровей, не входил в число сотни фамилий, которые они могли бы назвать ровней с себе подобными. Одной земли и одной крови, тех не интересовало слияние множеств наций или исчезновение других народностей, они жили только в своих кругах и почитали друг друга в зависимости от положения в королевской иерархии и собственности, а сохранение английских генов для продолжения рода играло принципиальную роль в выборе супругов. За прошедшие века эта традиция больше походила на инцест, и до скончания веков они будут подвержены грязному сношению друг с другом. На верхнею платформу поднимался старый мужчина, волосы цвета морской пены опускались до плеч в строгой прическе, каждый волосок сходился по длине с другим и на концах звенели золотые украшения в форме ромба с латинскими гравировками. Белоснежное платье с черно-позолоченной вышивкой льва на груди, раскрывающего в оскале свою пасть производил и страх, и благоговение, и восхищение, и непомерный восторг, который так и стремился выплеснуться наружу — служитель и паломник божественной силы Рефери. Коренастый, с выпуклым холмиком проступающего горба на спине, морщинистая кожа и остекленевшие глаза, в которых когда-то бушевала серая буря, а сейчас лишь ее далекий отголосок — пасмурные небеса, возвещающие о скором дожде. В руках он держал трость из самой дорогой и редкой черной древесины с круглым изумрудным набалдашником, а в левом ухе свисала длинная серьга из драгоценных красных камней. Богатое одеяние никак не сливалось воедино с темными тряпичными тапочками гэта на высокой белой платформе — они больше подходили среднему классу на важном торжестве, а не наместнику бога. Но лицо его было добрым — интеллектуальные тонкие брови, красивое лицо, даже время не смогло затмить проникновенный облик.

Мужчина мягко улыбнулся, но не поклонился, как это делали остальные перед царственными особами. София легко сошла с постамента и в традиционном реверансе присела, поддерживая скользящую из пальцев ткань двумя руками и низко склоняя венценосную голову и всем сердцем и разумом отдавая почтение. Поговаривали, что представители читали мысли, вглядывались в прошлое людей и заставляли забывать о важных моментах, заменяя одни воспоминания другими — вот, почему важно быть открытыми и честными с ними, рассказывая о самых плохих поступках, для них правда открывается уже тогда, когда один из них стоит рядом с тобой. Ты можешь их не понимать, да и как понять человека, у которого за спиной такое количество времени, что могли смениться языки, а на месте городов появится безбрежные пустоши с рельефными впадинами в земле, очертившие руины бывших особняков. Им известно многое, что нельзя постичь за одну жизнь. Они уже не люди.

— Большая честь встретиться с Вами, первый представитель, — нежно и искренне произнесла принцесса, озаряя лицо в ответной улыбке.

Представитель сделал жест рукой, позволяя девушке выпрямится и сел подле нее на свободное место. Верхний ряд всегда освобождался для императорских фамилий — Османской и Британской, но сидели те всегда по разные стороны, друг напротив друга — вечно враждующие стороны света. София была единственной из королевской семьи, даже места бриттов были пусты. Это и неудивительно после того, как все семейство было сожжено под бесконечным градом огня. В живых осталась лишь царствующая на троне княжна, одна из трех детей почивших родителей. Так и неизвестно, что же произошло десять лет назад, когда дворец засиял во всплеске белого огня, но говорят, что от улиц королевского двора до сих пор исходит аромат крови, и привкус у него соли и металла неизвестных человечеству, а на золоченых шпилях неочищенная скорлупа ящеров. Удостоверить в этом у Софии никогда не было возможности, британский двор она помнила не таким. Она побывала там единожды, в самом детстве, когда ей только исполнилось шесть лет, и в этот год ее и Ская обручили, тогда как хотели соединить брачными узами с другим, с тех времен клеймом высечено на сердце удивительная картина. Можно закрыть глаза и представить все до мельчайших подробностей — оливиновые полы и лабиринты гротесковых лестниц, сменяющих одну за другой, спускаясь с широких винтовых ступень, ноги ступали на мелкие чередующиеся; огромные пустующие комнаты с видом на морские заливы и цветущие сады, откуда поднималась заря невиданной роскоши, повсюду мозаичные фрески или отдельные столы из агата, золота и аквамарина, на которых стояли сундуки с музыкальными инструментами или древними вазами. А какие чудесные арочные балконы, увитые розами и гортензиями всех цветов. Там она познакомилась и с наследниками — милые девушки Эмия и Лаура, последняя стала императрицей, а как же звали самого старшего юношу? Перед поездкой ей твердили быть настороже и никогда не отходить от стражи, но когда еще была возможность увидеть обратную сторону действительности, когда вместо ожидаемых темных и холодных тонов, повсюду цвета богатого красного, малахитового и медового, а разум затуманивал дурман карамели и перечной мяты. Комнаты были такими большими, что порой она путала их с залами, пока не натыкалась на бальные убранства. Ее ноги скользили по начищенным до блеска плитам, между которыми не было видно даже тонких прорезей, их можно заметить только ляг плашмя, всматриваясь в собственное отражение, что она и делала, бездумно пересекая или танцуя в пышных чертогах. Она встретилась со старшим из наследников на балконе, и сколько раз мечтала вспомнить его лицо, но образ всегда уплывал, настолько прекрасным он ей казался. Добрый и отзывчивый, высокий с широкими и крепкими плечами и темными волосами, как у нее, и кожа была отлива меди, а не мертвенного бледного оттенка. Он улыбнулся ей, протягивая теплую ладонь, не загрубевшую от мозолей, приглашая выбираться из заковыристых проходов к заботливым нянюшкам, рыщущим ее со страшными, озлобленными глазами. Руку не хотелось отпускать, рядом с ним безопасно и спокойно, а внутри приятное напряжение, и нет никакой неловкости в том, чтобы смотреть на него снизу вверх — в этом есть что-то особенное — прямота осанки и спокойный уверенный силуэт, уже тогда своим детским умом она понимала, какой сильной личностью он был. Вот бы и ей уподобится ему. Тетки, завидев монархическую особу в панике падали лицом к земле, не смея поднять глаз, когда князь уже умолял их встать на ноги, умиляясь их поведению и прося, позаботится о потерявшейся Софии. Большая ладонь нежно потрепала ее по всклоченным в разные стороны волосам, а губы произнесли что-то на незнакомом языке, но больше всего ей хотелось кинуться следом за удалявшимся человеком, просто стоять подле него, впитывая в разум образ, лелея его по ночам. Помнить пришлось лишь эти отрывки, но ощущение привязанности к тому месту так и не пропали, зато невероятно безумными стали казаться после всего речи посланников и дипломатов, которые утверждали, что в столице празднует зло и беззаконие. Стало быть, тот человек умер, сгорев заживо в пепелище, пытаясь спасти своих сестер или родителей, а может спину просекло острое копье бунтовщиков, созданное из крови детей ночи.

— Непривычно, не правда ли, — предположил человек, оглядывая плохо видящими глазами зал, заостряя и щуря кое-где щелки, — вот так вот сидеть в одиночестве и в столь юном возрасте на пиршестве смрада. Он выразительно посмотрел на нее, взяв в свои грубые руки ее мягкие ладони, отливающие весенней свежестью и ароматом жасмина. Каждая клеточка ее тела напряглась, и София почувствовала, как в груди защемило от внезапного прикосновения его рук, тело похолодело, и радужные мечты о красочных коридорах тотчас же испарились, образ удаляющихся шагов померк, заменив его образом другого юноши. Было страшно, представителей можно было считать посланниками самих Рефери, они были связаны друг с другом ближе, чем кто-либо другой, передавая через их уста священные послания и наказы, и ощущая соприкосновение сухой кожи к своей, она гадала, не говорит ли она с самим богом. Одно неверное предложение будет стоить ей не только собственной жизни, но и дальнейшей судьбы множества людей. Вот, что значит стоять во главе, направлять и нести ответственность за тех, кто полагается на тебя. Страх сковывал мышцы тела, глаза наливались свинцовой тяжестью и болели, и она приказывала себе продолжать дышать, нельзя уронить честь семьи перед этими людьми. Если бы только Скай сейчас был рядом, ни один бы взгляд этих ничтожных послов не упал на нее, никто не произнес бы дурного слова в ее сторону, но это неправильно прятаться за спиной сильного, если хочешь стать такой же. Она должна выдерживать насмешки хладнокровно, и отвечать собственным взглядом на чужой, не страшась любой гнили, что за ним прячется.

— Когда я был чуть старше вас, — продолжал первый представитель, — то с точно таким же выражением лица сидел на этом самом месте, — человек весело похлопал по резным ручкам кресла, с ностальгией проводя пальцами по золотым виноградным лозам, — вот только времена и цели были другие, однако принципы, да и средства остались те же, сменились роли, а кого-то заменили более подходящим актером, как в старых китайских пьесах. Если плохо знаешь свою роль, то незачем выступать на публике. Вот как сейчас например — вам страшно, но вы стараетесь скрывать это чувство — похвально, но недостойно. Если хотите занять в будущем место своего благочестивого отца, а он один из достойнешних из всех императоров, которых я видел на своем веку, то лучше позволить исчезнуть всем привязанностям, нежели со скованным в сердце ужасом встречаться лицом к лицу с этим миром. Забудьте о престоле, если уже здесь вам непривычно.

— Просто важное событие, оттого мне и волнительно, ничего более, — театрально отмахнулась она, в панике надевая привычную маску спокойствия, — думаю каждый на моем месте стал бы испытывать нечто подобное.

Старик ухмыльнулся, без стеснения глядя прямо ей в лицо, тогда как она старательно отводила взгляд:

— Истинный правитель ничего не боится. Верите вы или нет, но сегодня я и вправду многословен, у меня давно не было такого собеседника, как вы. И вас я выбрал неслучайно.

— Почему же? — отозвалась она, смотря прямо перед собой. Напряжение, кружащее голову исчезло без следа, заменяя пустоту настороженностью и смыслом. Этот человек прожил тысячу лет, каждое слово, что он произнесет, будь то бред или правда — навес алмазов из сокровищницы Соломона. Предвестие беды, горсть истины и лжи.

— Потому что вы сыграете важную роль в новой постановке, и готовым ко всему, что произойдет, нужно быть уже сейчас, а не потом, когда сдвинуться стрелки часов, хотя они уже давным-давно текут без остановки. Да, все началось гораздо раньше, — последние слова разнеслись эхом, будто в некой прострации.

Два загорелых юноши вышли в центр круга перед всеми собравшимися, падая ниц на колени и прикасаясь лбом к черному ореолу, в котором плясали резные драконы — миниатюрные копии дракона, изображенного на вратах — непроницаемая блестящая чешуя была скрупулезно прорисована, и тело кольцевой вязью собиралось возле головы с раскрытой зубастой пастью. На чернильном фоне выплетались рубиновые лозы ягод и янтарных цветов, на ветках которых пристраивались бриллиантовые птицы с роскошными веерами хвоста. Черные толстые косы, свисали до оголенных поясниц воинов, сколотые золотыми драконами, выпирающими с каждого начала сплетения, образуя замысловатый скелет, их тела были сильными, как гранитная скала и София видела, как дребезжат мышцы под идеальной кожей. Таким рукам ничего не стоило разорвать надвое взрослого мужчину, и она представила пальцы, смыкающиеся на ее горле с легким нажимом раздробляющих трохею. Они одинаково встали, расходясь в разные стороны, будто были зеркальным отражением друг друга, и даже украшения в густых прядях волос звенели в едином ровном такте, но только отступили они друг от друга, как зазвучали в хоре сотни женских голосов, сопровождающихся игрой тар и уд из слоновой кости. Мелодия отдавалась эхом, и как морская волна, то вздымалась, то опадала, воспламеняя всю душу слушателя — божественная композиция, сменяемая виртуозной игрой скрипки. Ее волосы и одежду подхватил воздух, и девушка поднесла руки к лицу, медленно закрывая глаза, вообразила падение в самую пучина неба, когда резцы ветров развевали и хлестали одежду, вой невидимых потоков оглушал все чувства и только музыка доносилась до бескрайнего далека. Но стоит открыть глаза, как тебя уносит водная струя и босые ноги твердо стоят на холодной поверхности озера, в которое ниспадают пенистые завихрения водопада и кристальная рябь подбегает к цветущим берегам. София не слышала ничего подобного, от сказочного пения хотелось плакать и улыбаться, тянуться к нему всеми фибрами естества и не отпускать от сердца ни одной музыкальной терции.

Юноши подняли крупные вазы из зеленого яхонта с тесненными вензелями на крышке, на колпачке которых изображался бутон цветущего лотоса и взлетающий с сердцевины аист, раскрывающий свои солнечные крылья. Их руки легко откупорили сосуды, и вода граненым хрусталем потекла в отверстия, выгравированные по всему периметру зала, в быстром потоке очерчивая кольцо из алхимических рун и математических символов, высвечивая ослепляющей белизной целые предложения старых знаний и слова псалмов древних религий. Мозаичные вербены пришли в движения, и части их тел отсоединялись, образуя беспорядочные графитные рисунки, сдвигающиеся к краям окружности и исчезая вовсе, оставляя после себя зияющую черную сферу. Отодвинулись тяжелые замки под сводами зала и на волю из бездонного, как тьма и ночь полукружия, вырвался золотой вихрь и бросил яростный соколиный клич. Птица вспорхнула в высоту, сделав несколько взмахов белыми крыльями огня, устремляясь на свободу к небесам и достигнув арочного купола, растворилась во всплеске красок, соединившись с солнечными бликами. София улыбалась от умиротворенного и благостного спокойствия в душе, тепла на сердце, словно их только что посетило неземное творение. Руки сами потянулись к свету, и, ощутив покалывающий жар на кончиках пальцев, девушка изумленно посмотрела на крохотное шафрановое перо, но оно мгновенно растворилось, превратившись в золоченую пыль, и яркие крупицы еще недолго блистали в воздухе.

— Красивое зрелище, не каждому суждено увидеть подобное, — сказал представитель, неотрывно следя за падающими сияющими пылинками.

— Да, невероятно, — согласилась София, растирая руки, в надежде втереть волшебные частички в себя, и вдыхая ртом свежий воздух. — Могу я задать Вам вопрос, раз мне довелось быть сегодня рядом с Вами.

— Конечно, дитя, но я уже могу ответить на него. Даже непроизнесенное вслух можно прочитать на лице, по событиям и людям, что копошатся возле, как муравьи. Не думай, что ты одна, кто хочет узнать ответ, что же ждет нас завтра, — он загадочно улыбнулся, вставая с постамента. — Никогда не верь словам, только действиям, тому, что видишь вокруг себя ежедневно, ведь каждый новый день происходит то, что изменяет вчерашнее. Постарайся улавливать все в мелочах, в самых незначительных: дрожь, утомительный вздох или двоякий взгляд, одежда, поведение. Может тогда тебе не придется задавать вопросов. И да, что конкретно ты хотела спросить, если тебя не устраивают мои нынешние слова?

— Что есть турнир? Я множество раз видела записи, сделанные прошлым столетием. Такая возможность есть только у числа, входящих в императорскую фамилию. Ничего подобного, что было на отборочном туре, я и представить себе не могла. Я свято полагала, что люди просто сражаются на ринге друг против друга, разве не так все должно быть?

— Эфемерно полагать, что вершителя судеб других людей можно избрать за небольшой отрезок времени. Прошлый турнир длился не дольше предыдущих, все зависит от самих участников и их стремлений, а не от сноровки или боевой мощи — это одна из причин, почему сражаются и люди с уровнем С. У них нет крыльев, чтобы летать или пламени, чтобы взрывать высокие горы и преобразовывать скалистые развалины во льва., но может статься, что внутри крепкий и непробиваемый стержень. Порой сдают те, у кого слабая воля — все построено на элементарной системе — человеческие грехи. Ревность, похоть, зависть, жадность, самолюбие и чванство — все то, что представляют из себя младшие потомки ночи, не дворяне, благородные любят пробовать на вкус человеческие эмоции, как младшие пробуют кровь и плоть, но ни те, ни другие не испытывают чувства такой величины, как обычные смертные. Люди подвержены грехам, и порой личность раскалывается на множество частей и, нет никаких реалий — создать заново целостную часть. Вы должны понимать, как будущая императрица, что сила физическая не всегда стоит с мудростью и терпением. Если бы на турнире побеждали только могущественные, а не сильные духом, то наш мир давно бы погряз в хаосе…

Его речь прервалась треском прочной древесины, ломом костей и удушающими всхлипами, кряхтением и горловыми криками, отдаленно смахивающими на писк. София несмело повернулась в сторону форума, над которым в невесомости возвышался один из британских послов, упорно дергавший кистями рук, силясь добраться до сжимающегося в невидимых тисках горла, но только пальцы достигали цели, как скручивались пополам, а локти выворачивались под богатой красной мантией и до ушей доносился звук порванных мышц и сливающихся ручьем капель крови.

— Скай…

Тело британца изогнулось в предсмертном вопле, воспаленные и опухшие от слез глаза закатывались, мокрое от тяжелого пота лицо покраснело, а седые волоски встали дыбом, но тут призрачная сила рывком отпустила его, да так, что он рухнул на прежнее место, разрубив своим кряжистым и раздувшимся телом каменный стол, по которому поползли мелкие паутины трещин.

— Всем собравшимся здесь стоило сначала вспомнить о правилах этикета, — спокойно вымолвил османский герцог, грозно всматриваясь в обезумевшую физиономию бритта, перекошенного от безмолвного выкрика. Его связки порвались, и он только и мог, что глотать воздух, упираясь лопатками в твердь и чувствуя каждый ушиб и подтек на спине, теребя своими сломанными руками то вверх, то вниз, не веря, что происходящее случилось наяву, а не в кошмаре. Багряная одежда на руках окрашивалась в темный, расплываясь по всему сюртуку.

— Что ты себе позволяешь, мальчишка! — рявкнул один из послов. — Устраивать подобное в священном зале, да ты…, -тирада не успела подойти к завершающемуся концу, когда фигура говорящего советника сорвалась с места и расшиблась о мраморный пол. Те, кто хотел возмутиться, сразу же обессилено опустились на прежние места, другие давали еле заметные сигналы рукой, чтобы привести стражей, ожидающих снаружи.

Ноги Ская стояли на все еще теплящихся солнечным сиянием древних шифрах, голубые глаза пылали гневом, зрачки расширились, превратившись в пустую бездну, окаймленную лазурным контуром. Власть, исходившая от них, была столь ощутима, что каждый, посмотрев в бездонную глубину, лишился бы прежнего спокойствия, вспоминая их мистическое всемогущество, распространяющееся на все тело, скрепляя путами потусторонней силы саму душу, а ритм сердца бушевать в неистовстве.

— Непозволительно, — в трансе шептал юноша, давая холодному ветру пробежаться по драгоценно вышитым мантиям и плащам, проскользнуть сквозь золоченые толстые завитки цепей, поддерживающие грузные медные люстры с растекающимися ароматными маслами и колоском огненной струи, вздымающемуся кверху. Музыка стихла окончательно, и все взгляды устремились уже не на герцога, а на участника Турнира. В воздухе смешивались и переливались запахи снежных гор и могучих лавин морской волны, капель дождя, устремляющихся к соитию с бесконечным океаном, пронизывающий насквозь холод пучин небес — каждый ощущал на себе бурю неподдающихся описанию чувств, и все сидели под давлением невообразимого могущества. Казалось, вот сейчас через край окатит волна силы, но ничего не происходило, лишь тугое и колкое напряжение царило вокруг. Они могли окунуться в беспамятстве в вихре его эмоций, и почувствовать на кончике языка привкус горечи и раздражения, толику гнева, но какой темной и острой она представлялась, почти обжигающей и тот, кто пытался проглотить застывший в горле кислый комок, замирал от пламени, быстро смешиваясь с венами, по которым текла кровь. Герцог закрыл свои магнетические глаза, отдаваясь знакомой энергии — его стихия легче, тоньше, прозрачней. Воздух был пропитан каждым микроскопическим элементом, и каждый предмет был неотделим от кислорода — он существовал в еле заметных прорезях древесины, в кубических пилястрах, украшенных листьями и выступающими из колонн диковинных существ в маскарадных масках и черных, и белых с витиеватой резьбой и филигранными записями, в легких людей, их коже и волосах, если изменить молекулярный состав, можно выжить все соки из тела, иссушить кожу, и кости смогут ломаться как яичная скорлупа, превращающаяся постепенно в песок. Если сейчас чуть поддаться уловимому дуновению…

— Довольно, — спокойно произнес незнакомый голос, но в голове разнеслось многочисленное звенящее эхо, его правая кисть судорожно сжалась в кулак, чтобы не потянуться к вискам в молящем жесте, остановить трубящую свирель. Тряпичные тапочки, жилистые руки, обвисшие сутулые плечи — старик удивительно сохранился, пряча уродливую и немощную фигуру под балдахином, время изрядно треплет человеческое достоинство и красоту. Скай усмехнулся, почувствовав дребезжание в атмосфере, и посмотрел на стоящего напротив него человека. Вокруг юноши заплетались воздушные валы, сизо-изумрудные с отливом сирени перекатывания эфира и над форумом прогремели ударные скачки в форме диких снежных барсов с оскаленными клыками, готовых разорвать недоброжелателя. Шерсть на их загривках вздыбилась, и можно было расслышать естественный звериный рев, даже на мраморных столешницах показались крупные пробоины, но бесформенные существа никому не причинили вред, рассыпавшись стеклянными осколками прежде, чем успели наброситься на замирающую от ужаса жертву или занести изогнутые ледяные когти, разрезавшие на куски. Ветры рассеялись, и представитель одобряюще смотрел на слетающиеся со стен белоснежные искры. Кто-то уже отдавал ему дань уважения в традиционном поклоне, складывая вместе ладони и прикладывая их к челу, кто-то восхвалено улыбался, радуясь осуществившейся мечте — застать посланца неба наяву, но торжество уже началось задолго до этого, ведь каждый присутствующий уверовал в окончательной истине, что сможет побывать на Турнире, присутствовать в месте, где совершается история, где пишутся и трактуются чужие судьбы. Тапочки мягко скользили по выложенным плитам, и старик вошел в светящийся круг, засиявший ярче прежнего.

— Наказывать тебя за неуважение ко всем членам собрания я не стану, молодой герцог должен самолично осознать свой проступок, — учтиво сказал он, смотря юноше прямо в голубые зерцала, в которых еще не развеялась стихийная грозовая буря.

Скай не изменился в лице, все мысли сосредоточились на потустороннем объекте, вмешавшемся в его проектирование воздушных форм — вот так запросто расколотить все сложные структурные формулы, поглотить десятки обликов и в секунду сделать их зеркальной ветровой крошкой, развеявшейся в пространстве. Какой же нужно иметь изощренный ум, чтобы рассчитать все до мельчайших деталей. Ему казалось, что он смог передать даже боль, последовавшую за ударом, когда могучая лапа с замахом проведет от правого плеча до грудной клетки или клыкастую пасть, остроконечные резцы которой прокусывали черепушку, или запрыгивали всем телом, выбрасывая вперед железные когти. Длина, вес, обоняние, слух, вкус крови — он создавал лучшие образцы, невозможно изменить за мгновение столько вещей, сделав их своими. Но этот человек смог или он уже нечто больше, чем человек?

— Чем же неправильны мои деяния? Недавно за покушение ее жизни, я забрал жизнь другого человека. Я не знал его побуждений, но прекрасно понимал намерения — убить. Ему было абсолютно все равно, что случится с ним, в его мозгу укоренилась идея, что наследная принцесса должна быть мертвой. Мне плевать, что за грандиозные помысли и мысли кроются за грязными речами избранных здесь людей, если они позволяют себе в церемониальном зале открыто обсуждать наследницу Империи с пошлыми ухмылками. Кто дал вам позволение смотреть на нее? Я всего лишь исполняю свой долг, как сделал это, расщепив кости своего возможного соперника, покусившегося на мою невесту. Было бы несправедливо, если бы я не отплатил им равноценной монетой.

Скай ожидал всего, но только не такой ответной реакции — улыбки. Она не выражала ни свет, ни тьму, он радовался только одной ему известной истине. В его глазах было тепло и открытая, всемогущественная доброта, словно он познал все счастье мира и стал мудрейшим из всех живущих. И это пугало. Дышать стало трудно, он просто не мог сделать вдох, такое уже было однажды, в тот далекий день, когда ему читали его судьбу, провидица тоже улыбалась. Они знали что-то неподвластное разуму и здравой логике. Скай ненавидел этих людей, говорящих, как и зачем следует жить и почему стоит дышать, трактовали желания и диктовали чувства. Он сосредоточился на чужом веянии ветра и разрубил на части сквозняки, удерживающие его горло, и освободился. Скай отступил на шаг, делая глубокий вдох, не замечая, как по лицу скатывается пот от перенапряжения и, прихватывая кончиками пальцев горевшую кожу на шее, на которой наверняка останутся рубцы. Этот человек с головокружительным умением преображать ветер, заставил его забыться без намека на усталость. Если бы тот захотел, он был бы уже мертв. Но что более важно, он даже не пошевелил бы своим пальцем. Он просто бы смотрел на него с лучезарным, ангельским лицом, как непорочный ангел, прощаясь с грешником. Кто бы мог подумать, что представители стирают все воспоминания о реальности, подчиняя чужую силу. Скай не мог прекратить прерывистого дыхания, ему хотелось повалиться на колени и громко выкашлять весь спертый воздух, но он стоял, с невероятным усилием воли делая еле видимый вздох, доказывая другим, что его не застали врасплох — ничтожная гордость. Лучше страдать, чем быть уязвленным на виду высокопоставленных толстокожих вельмож.

— Ты прав, — спокойно произнес представитель, явно обрадовавшись, что его иллюзорную игрушку разрушили.

— Люди должны расплачиваться за свои поступки, но слова — это большее, — конец трости громко ударился об пол, — порой большее, чем поступки. И за звучанием его слов последовало невообразимое. Сморщившаяся кожа становилась мягкой и чистой от возрастных пятен, черты лица омолаживались, грубость времени сменилась ребяческой насмешкой подростка. Сухие волосы стали шелковистыми прядями, а вместо зеркальных туманных бурь пришла гроза. Темно-серые, глубоко посаженные глаза обрели четкость и точность видения ястреба; его кости окрепли, словно человек долгие годы был заточен в неприятной физической оболочке, ставшей для него непосильным бременем, и теперь можно без опаски раскрывать ладонь и крепко сжимать кулак, не боясь молниеносного болевого позыва суставов; исчезли выпирающие синие вены, спрятавшиеся за бархатной белизной кожи без единой шероховатости; багровые отеки, которые он прятал за черными штанинами, исчезли, и вернулась эта соблазнительная устойчивость без боли и судороги.

Теперь Скай не мог дышать от потрясения, перед ним стоял молодой и цветущий силой и бодростью юноша. Высокий и хорошо сложенный, но не крепкий. Великоватая ранее одежда стала впору, и рукава не прикрывали красивые руки с длинными изящными пальцами, а открывали их до самых запястий. Первое, что сделал незнакомец — поднял руку, стремительно взмахивая кистью в разные направления, сражаясь с фантомным противником, вспоминал классический китайский стиль боя, отличающейся грациозностью и неуловимостью движений. Прямой ладонью он прорезал воздух перед собой, и золотые украшения в его волосах зазвенели мелодичным ритмом.

— Да, — облегченно выдохнул юноша, — наконец-то… Он с минуту переводил дух, а потом направил свой взгляд на ошеломленного герцога, обводя руками замиревший в томительном ожидании форум. Волнение, хаотичность, возгласы и крики, истерические восторженные вопли и рукоплескания — все вторило его триумфу, которого он так долго ждал. От него исходил свет, и голос ветра благоволил его безмолвной и страстной энергии, которую он готов был выплеснуть на волю. Ноги ходили ходуном, только слепой мог не заметить, как они с железной выдержкой удерживали юношу на месте, готового сорваться с места, пробуя силу окрепших мышц и скорость, с которой можно понестись вперед до той поры, пока не начнется отдышка и не сведет в тиски дыхание. Юноша делал вдох и выдох вновь и вновь, не замечая переполох вокруг себя, наслаждаясь в обелиске игривых солнечных отблесков, и подставлял ладони навстречу нежной и неприкосновенной ласке света, купаясь в непогрешимом источнике. Из руин на полу, выгибались снежные лепестки лотосов, раскрываясь в расцвете первозданной красоты и великолепия. Бутоны лунного оттенка заполоняли собой графитные рисунки, и желтоватую сердцевину опоясывало белое сияние. Не было ни густых стеблей, ни длинных ростков темной зелени — лишь белоснежные листья, отсвечивающие заревом рассвета.

— Мы должны понимать, что есть вещи, которые надо совершать во благо, ради утверждения справедливого правосудия и стабильного будущего. Будущего для потомков, без войны и страха, голода и ежеминутной мысли о страшной смерти. Можете ли Вы представить себе, что когда-то человек не мог летать или ходить по воде, одной мыслью давать плоды на засоленной почве и зажигать бесчисленное количество огней, чтобы согреть и уберечь? Конечно, нет, — ответил он на вопрос, пробегая пальцами по мягкому шелку волос и не мигая, смотря на свет, вспоминая физическую боль, казавшуюся приятной и ностальгической, и жжение, проникающее к самому сердцу, и жар, отстукивающий по венам тяжелую барабанную дробь.

— Люди Нового Света не понимают, что такое настоящая боль или смерть, — продолжал представитель, — но ее достаточно в нашем мире по известным причинам. Бывшая Российская Империя, именуемая Северными Границами — наше вечное напоминание о жадных поступках, совершаемых человеком и его внутреннем эгоизме. Люди хотели получить власть, сравнимую с богом — они поработили природу, ценой бесценного количества жизней и создали оружие не быстрого самоуничтожения, а медленного, прожигающего саму жизнь уже много столетий. Рефери и Великие Три Империи борются за мирное сосуществование, и Турнир — это возможность объединиться, забыть о распрях и подарить надежду на завтрашний день. Приходя сюда, Вы должны были понимать, что теперь вы стоите вровень с героями прошлого, настоящего и грядущего, но вместо преподношения почестей, Вы устраиваете на первом же заседании настоящую бойню. У людей, что здесь собрались, не так много времени, потому как мы не знаем, принесет ли следующий день то, чего мы ожидаем. Юноша выпрямился, и лицо его преобразилось, на нем отразились черты старца, с заостренных скул небожителя спал рдяной окрас, челюсти сжались, губы тонкой бледно-розоватой полосой выделялись на кремовой коже, но самое таинственное и невероятное изменение происходило именно с тем, кто долго наблюдал за помолодевшем человеком — он был для всех знаком, будто встречался с ним тысячу раз в тысячах снах, его следовало бояться и беспрекословно почитать, ему можно было доверять и припадать в дружеском объятье, но никак не отвергать и попрекать. Не было сопутствующей разъяренной гримасы или оскорбленного вида, от него не исходило враждебности, но чувствовалась исходящая опасность и готовность защитить установленный порядок, ценности и благополучие тех, кто верил в него. Правительство и закон всегда правы, их действия приносят равновесие, хрупко поддерживающее утопающий в распрях мир.

— Сегодня мы могли получить согласие большинства советников на отправление кораблей с медикаментами, водой и припасами для солдат Империй, получивших колоссальный урон от повстанческих отрядов; могли определиться с развитием административной реформы на дальних северных рубежах и помочь людям, что находиться в самом эпицентре разразившейся вражды между противоборствующими Детьми Сумрака. Не все бессмертны, и не все рождаются с судьбой, которую мы желаем. И потому мы должны исходить из рационально поставленных задач, только так можно добиться блага и спасти хоть кого-то.

Представитель повернулся в сторону развалившегося на полу советника, которому медики в черных одеждах и причудливо-помпезных высоких шапочках с перьями и крупными каменьями, вкалывали темный кровяной раствор. Лекарство будет восстанавливать сломанные ребра и порванные суставы, связки мышц, очищать иммунную систему от бактерий, успокаивать, как сильнодействующее снотворное, но когда человек проснется, он не сможет связно говорить и на полное выздоровление уйдет несколько дней, чтобы обрывки воспоминаний сложились в целостную картину, и память не состояла из сумбурных представлений — мгновенное спасение в обмен на рассудок.

— Какого же это, юный герцог, ощущать в своих руках жизнь другого человека? Ломать и дробить костный скелет, понимать, что если повернешь палец под косым углом, то можешь свихнуть шею обычному человеку, не зараженному кровью ангелов, или, не двигаясь вышибить воздух из глотки. Всевластие, вседозволенность, — голос отчетливо звучал в ушах, и юноша направлялся прямо к нему, пока не встал прямо перед ним, в нескольких сантиметрах от его лица, — Вы уверены, что готовы посягнуть на столь великий грех? Чувствуете свое превосходство, радуетесь, что отличаетесь от других?

— Конечно, — без запинки ответил Скай, не отводя взгляда, — ведь это мой способ защитить тех, кто мне дорог.

— Однако же, чтобы стать одним из блюстителей правосудия — недостаточно тиранического уклона при помощи власти и положения или любви к близким, однобокие подходы здесь не помогут. Нельзя отстраняться и жить своими желаниями — забывать о посторонних людях, о высших ценностях и индивидуальности каждого. Благочестие, достоинство, сочетание в сознании блага и истины, справедливости в поступках и помыслах — вот что есть идеал, к которому мы так стремимся. Уверены ли Вы, что удушье высокопоставленных вельмож на глазах у всего собрания, поможет добиться праведного порядка?

Его не отчитывали, а скорее пытались переубедить и доказать неправоту, но все внутри клокотало и бурлило, а сущая ярость превращала остатки самообладания в размозженное темное и бесформенное пятно, ядовитые голоса звучали в ушах, выжигая гнилые глаголы и извращенные прилагательные ползучих тварей. Они хотели ее, вожделение отпечаталось в тональности звука — отрывистое и приглушенное дыхание и легкий, но заметный румянец на впалых щеках. Первым неудержимым желанием было стереть неподобающих созданий — окаянные и презренные — им следовало пасть на колени с благодарностью о его милостивом решение, а они, не сдерживая позывов к боли, так разочаровали ничтожными попытками вырваться из плена и корчились, неестественно выгибаясь всем телом каркая и кряхтя неразборчивые мольбы. Никто не смел говорить о Софии устами грешников, им было позволено смотреть на ее облик в раскосых лучах зарева, на великолепие темных кудрей, украшенных сапфирами и медовый блеск глаз в обрамлении густых ресниц в разноцветье причудливых теней в форме черных бабочек и цветочных лоз, в лоскутном шелке и тончайшем шифоне. Она принадлежит ему

Повисло минутное молчание, и острота страха витала грозными облаками. Серебреноволосый юноша улыбнулся, и обошел его, покидая зал неспешным шагом, и эхо его тапочек отталкивалось от гранитных стен готического дворца, а вровень звучавшие драгоценные заколки в волосах били магической свирелью. И это наводило непомерный ужас, обыкновенное действие вроде шага — не слишком расторопное или спесивое — выводило из спокойствия. А его последний прощально брошенный взгляд светло-серых глаз, когда многотонные ворота раскрывались перед ним, впуская потоп теплого солнечного света и оттеняя облик, напоминало фрагмент из давно потерянных, но важных воспоминаний, и как бы не старался кто-нибудь припомнить улыбку, полную неразгаданных тайн и необъятной мудрости, никто отчетливо не мог сказать, где уже видел такое выражение лица — милосердное, всепрощающее и доброе.

— Господа, надеюсь, вы все подумаете над своими действиями. К большому сожалению, о продолжении назначенного собрания в таких обстоятельствах не может идти и речи, перенесем совещательную часть на неопределенное время, но я очень надеюсь, что наша следующая встреча станет скорой, нежели поздней. Столица предоставит вам все необходимое. Сейчас приоритетное и центральное значение имеет Турнир и все завершающиеся к нему приготовления. Герцог де Иссои, — обратился он к Скаю, стоящему к верховному представителю спиной, не смея оглянуться, потому как не чувствовал стыд за совершенное, и именно это укоряло его совесть, — я рад наконец-то встретиться с Вами. Надеюсь, что таковыми Ваши намерения будут до самого конца, куда бы ни привила нас судьба. Защищайте любимых, ведь именно потому мы и живем в этом броском и жестоком мире.

И тогда Скай действительно обернулся, но увидел он лишь, как мраморные врата закрывались под упорным поворотом рук стражей, двигающих монументальные золотые рычаги, а свет не давал разглядеть, ни лица, ни тонкой фигуры, слившейся воедино с ярчайшем светилом. Он смотрел на быстро стирающуюся охристо-желтую полосу, в душе желая повернуть время вспять и успеть пробежать за человеком, уже уходящего прочь и спускающегося по широким и длинным ступеням там за толстыми и красочными дверьми есть что-то особенное, почти неуловимое, невероятно близкое сердцу. Но что именно — личность, материальный объект или нераскрытая эмоция — разгадать это было неподвластно его разуму.

* * *

Оплеуха, которую он получил, больно жгла лицо, и Скай решил, что не станет скрывать ее от других людей или просить у слуг обезболивающую мазь, снимающую красное воспаление — пусть позор станет свидетельством его позора. В комнате стоял запах розмарина и кофейных зерен востока; чистота шелковых простыней и филигранная вышивка плелась по подушкам с вихрастыми золотыми кисточками, в сине-белых фарфоровых вазах стояли свежесрезанных пышные хризантемы, а в чаше селадона с изразцами настаивался имбирный чай с нежно-розовыми лепестками, над купальней из великолепного обработанного мрамора с золоченым обрамлением поднимался пар, а из распахнутых окон доносился гул предстоящего праздника. Он поступил неправильно, думая больше о себе, тогда как надо было думать о ней, и может сегодня бы они вдвоем смотрели, как запускают огненных птиц, а дети привязывают к серебряным нитям неоновые голограммные шарики, закидывая их высоко в небо, и устремляясь бегом вниз по широкому холму, наблюдая, как из мерцающих частиц возникают корабли с алыми парусами или гигантские киты, рассекающие темные просторы; может, попробовали бы знаменитые карамельные леденцы в форме ирисов, внутри которых горячий шоколад с ванильным кремом; смотрели за веером красок, проносящихся мимо них людей в роскошных одеждах, за спинами которых висят яркие зонтики всех оттенков радуги с только что нарисованными кистью художника знаками зодиака и латинскими письмена. Но что думать о возможном, когда следовало бы принимать настоящее. Они никогда раньше не перепирались, сколько он себя помнил — между ними не было ни одной диллемы или противоречивых стычек за правоту. Первая ссора, начинающаяся с громкого удара, звук которого простирался на весь верхний этаж, не предвещала ничего хорошего. Глаза ее блестели от подступивших к краешкам чернильных ресниц слез, но ни одна не скатилась по щеке, уголки рта крепко сжаты и лицо бледное, как у безразличной ко всему куклы, но самое ужасное, что причиной тому стал он. В ее покоях тихо, возле сундуков с платьями стояли саквояжи с цимбалами и литаврами, вечером София возьмет смычек в руки и перьевую ручку, записывая ноты на бумагу, а он будет лежать на ее кровати, глубоко вздыхая аромат покрывал, в которые она укутывается ночью, будет смотреть на нее, пока не заболят глаза и ни за что не признается, что от ее изумительного вида в обычной сорочке у него застывает кровь. Радостное воодушевление, с которым они прибыли в Шанхай, улетучилось.

— Что ты сотворил? — надломленным тоном вопрошала она, прижимая к себе трясущуюся как в ознобе руку, ладонь которой отрывисто пронеслась по его щеке. — Если это из-за того, что произошло с Клаусом, то можешь не беспокоиться, я отослала письмо Верховному Канцлеру, и твоего падшего друга признают изгнанником, он больше не посмеет вернуться в Империю, однако, в связи с исключительными обстоятельствами того, что он также является почетным участником Турнира, мы не вправе приговаривать его к суду. Здесь все события происходят не по нашей воли.

— Как выяснилось, он и я никогда и не были друзьями, — тихо лепетал он, смотря на длинные бусины, свисающие с расшитого камнями пояса до самого пола. — Все было ложью с самого начала, но больше всего меня убивает тот факт, что я ни разу за то время, что мы провели вместе не удосужился поинтересоваться его чувствами. Что он чувствовал, когда его насильно перевезли из одного края в другой и заставили жить по новым правилам? И суть не в том — хорошо он жил до этого или плохо. Нельзя привыкнуть к месту и назвать его домом, если в нем нет людей, которые тебе дороги. Представь, Софии, я думал, что ближе его у меня никого нет, я делился с ним всем сокровенным: мыслями, идеями и мечтами. Я хотел, чтобы он мечтал о том же, что и я, но о чем мечтал он, я так и не узнал. И чувство сожаления съедает меня изнутри, словно во мне сидит умирающий зверь, пытающий вырваться наружу и терзающий когтями плоть.

— Это не умоляет твоих поступков, — воспротивилась София, грозно сверкая глазами, — я не знаю, что должна сказать или сделать, мне не у кого просить совета, поэтому единственное верное решение — это на какое-то время побыть вдали друг от друга. Таково мое тебе наказание, пусть оно и ничего не изменит.

— Разве ты этого не хотела? — напрямик спросил юноша, с нажимом усаживая ее на кремовую софу и расставляя руки по обе стороны, не давая возможности ускользнуть. — Просто признай, что ты хотела, чтобы эти ублюдки были наказаны, а их глаза выцарапаны. Ты же мысленно взывала ко мне, чтобы я пришел, разве не так?

София замерла от его резкого выпада и холодных, настойчивых слов, такого Ская она не знала и не хотела принимать. Нужно было спастись от горящей огненной синевы, которую она встречала, но отвернуться не получалось, слишком близко было его лицо и теплота дыхания, мягкие светлые локоны развивались под дразнящей игрой ветра, проникшей в апартаменты через балконные двери, и пальцы рук заболели от страстной жажды прикоснуться к любимому лицу. И эта мука, сжимающая грудь пропитала все мысли — она не хотела смертоносного представления, как и того, чтобы он участвовал в Турнире, может тогда его не предал бы друг, которому он верил, и его не заставляли убивать других людей. Внезапно София прониклась состраданием, и ладони осторожно прикоснулись к его сердитому лицу. Она придвинулась к нему, дотронувшись лбом до его лба, разглаживая пальцами стиснутые плечи и мягко перебирая короткие волосы, сотканные из нити самого чистого солнечного света.

— Успокойся, — пробормотала она ему в губы, и он тяжело выдохнул, расслабляясь, и в то же время, понимая, что вновь совершил недозволенное.

— Прости, — устало выговорил он, нежно обнимая ее и зарываясь носом в мягкие волосы, продолжая шептать хриплым голосом, — я не хотел, чтобы так все получилось. Я не знаю, как мне исправить ситуацию, и начинаю злиться оттого, что не могу остановить череду сгущающихся неприятностей. Одно становиться хуже другого. Потерять еще и тебя — это слишком.

— Не таково было мое желание, — бормотала София, — если бы ты просто был рядом со мной, тогда я чувствовала бы себя гораздо увереннее, и все же я понимаю, что должна привыкать к этому, совсем скоро тебя заберут у меня….Это больше похоже на сон, представь, ты сможешь когда-нибудь обрести силу, способную изменить царящие в Империях порядки, изменять традиции, устанавливать новые законы.

Скай сел возле нее, аккуратно положив голову ей на плечо, как обычно делала она, когда отец в очередной раз наказывал юную наследницу за невыполнение этических норм поведения. Они встречались в западном саду на закате дня, когда оставалось несколько счастливых часов свободного времени после занятий медиации и истории, языкознания и филологии, после торжественных чайных церемоний, где собирались все члены царственной семьи. Долгое изучение четверостиший поэтов прошлого, многочасовые упражнения для формирования правильной осанки и идеальной постановки речи почтения ко старшим, звучавшей на одном наречии, и уважение ко младшим на другом. И в тени высоких крон красного миддлемиста, в окружении синих колокольчиков, заполоняющих каждый дюйм земли, им предоставлялась возможность побыть самими собой, смотря на заходящее солнце, сливающееся с ослепительной белизной главного дворца с шестью нефритовыми минаретами. Характер и логическая прыткость отличали мальчика от непоседливой, но усердной девочки — Скай всегда следовал установленному порядку, был терпелив и поступался со своими внутренними стремлениями, тогда как Софию отчаянно тянуло на волю, как запертую пташку в золоченой клетке. Барахтаться в знойный день в расписных мозаикой фонтанах в новых туфельках и мочить платье из тафты, смотря, как виртуозные темные узоры быстро окрашивают великолепную ткань, усыпанную множеством крупных жемчужин; прятаться под банкетными столами, беря в охапку лимонные печенья и ускользая по ночам на нижние этажи, где молодые танцовщицы раскрашивали лица белой пудрой и подкрашивали длинные ресницы черным углем, и расправляли плотные наряды, выстилали полотнища, выкладывая золотые украшения с лазуритами и александритами и примеряя увесистые хризолитовые короны. А затем наступало мгновение, забирающее в свои объятья и не отпускавшее до самого рассвета, когда приходилось возвращаться в мир реалий, забывать ведомую сердцем фантазию — играла музыка скрипки и флейты. Все усаживались возле камина на громоздкие подушки, звеня браслетами, облегающие ноги и предплечья, и треск поленьев, всполохов дымчатых эфиров и всплеск рубиновых углей, изысканных теней на разукрашенных стенах и отчетливое видение красоты ночного покрова, легшего на оживший в красном и лиловом свете свечей город. Дети приносили в стеклянных коробках с абажурами васильковых бабочек, хлопающих серебрено-синими бархатными крыльями, а в полнолуние выпускали на волю летящих странников, шепча желание, чтобы те унесли его в далекое безбрежное небо. И истории о героях, которые сражались с дворянами темной стороны, кровожадными Омега и их безропотными и коварными слугами, обращенными из людей в подчинении своих господ с символичной черной рукописью на спине — дети обретали ониксовый змеиный взор и поразительную скорость, умения, растворяющие мифический силуэт в снежных дюнах; о далеких странах за морем, где сохранились передовые технологии русских дворов и запрещенные алхимические ритуалы; о падшей императорской семье Милославских и богатствах, что скрываются за нерушимыми барьерами старинных готических особняков, возведенных среди скалистых фонтанов и дремучих лесов, пустынных земель или окраин, охваченных лютыми и беспощадными заморозками; о запретных договорах между людьми и детьми сумрака, и о страшных завершениях, когда прислужники аристократов выстраивали целые города из человеческих костей и наполняли ванны густой темной кровью; о бывалых воинах, защищающих людей и роковых деяниях, изменивших ход судеб множества людей; и порой молвили уста темнокожих красавиц о трагической и запретной любви, полной страсти и нежности. До ушей принцессы не должны доходить вульгарные присказки и сказки, вот почему так часто ее наказывали, ловя у ступеней в мальчишеских штанах, и при ней же избивали служанок раскаленным железом, не проследивших за любопытным дитем. Это было самым ужасным, смотреть, как из-за нее страдали другие — незаживающие рубцы и отрезанные волосы, считавшихся позором для девушек востока, клейменные запястья. По ее вине уже происходили кошмары, и в очередной раз из-за нее чуть не погибли люди. Строгость и решимость — вот что Софии необходимо было усвоить, наказание за неисполнение правил последует вне зависимости от обстоятельств и отношений, иначе управление ускользнет из рук.

Скай приоткрыл свои глаза, он был в смятении, чувствуя странную невозмутимость и напряженность в ее застывшей в бездушном изваянии позе — плечи не расслаблены, ладони крепко сжимают ткань, и глаза отстраненно смотрят на жаждущий жизни город, и в осколках ее души, в которых в этот краткий миг не было ни капли той жизни, что бушевала снаружи, он разглядел раскаяние. Небывалое и непреодолимое. Скоро станет больнее, непереносимее и снедающей изнутри. На Турнире будут умирать, а человек, с которым она смеялась и встречала рассветы — милый и улыбчивый, застенчивый и высокомерный будет убивать, а быть может, падет под копьем и ударом раскаленного металла другого. Все меняется, и даже те, кого мы так хорошо знали и кому доверяли, становятся зловещими врагами. И как сложно, ненавидеть тех, кого горячо любил. От этого нельзя спастись или убежать.

— Есть одна вещь, о которой я тебе не рассказывал, — непринужденно начал Скай, смотря прямо перед собой на колышущийся розоватый лепесток в кружке чая, зная, что после его признания последует настоящий скандал, но он не желал этого избегать, все вело к неотвратимому разговору и даже если бы он признался раньше, они вряд ли смогли бы полюбоваться ночным небом вместе, словно невидимые потусторонние силы разделяли их. И как бы крепко не держали они друг друга, их руки все равно отцепились бы в пустоте, и они пошли бы по новой неизвестной дороге одни.

— С завтрашнего дня начнутся первые бои, и для участия необходимо зарегистрироваться в команде, где могли бы присутствовать обладатели различного уровня силы, если до полуночи не отправить электронное подтверждение, то участника в независимости от ранга дисквалифицируют, — Скай повернул указательным пальцем ее обомлевшее лицо. — Если я не сойдусь ни с одним из остальных участников, то я не буду участвовать в Турнире, а смогу остаться с тобой. Сейчас решение будешь принимать ты, а не твой отец или Империя, отринь все сомнения и скажи мне прямо в лицо, что ты хочешь, чтобы я сделал, — тягучий нежный голос звучал мелодией водного потока.

— Что ты несешь? — с ужасом спрашивала София, поглощенная его глубокими глазами неба, небеса отражались в его глазах, глаза отражались в небесах — сама синева смотрела на нее.

— Я останусь с тобой, — допытывался Скай, вставая перед ней на колени и судорожно глотая воздух, — мы навсегда останемся вместе, и никто не разлучит нас, это будет наш собственный выбор, а не выбор прорицательницы, заклеймившей меня сапфировым символом. Я предложу тебе весь мир…

— Таков порядок вещей, чтобы нам диктовали нашу судьбу, — рассудительным тоном шептала она, — пойти против решения — значит пойти против высших устоев и ценностей общества. Твои слова одурманены дьявольским искушением — это правда. Сегодня ты пошел против всех наказов, причинил страдание другим, но и глубоко опечалил меня. Ты просто не в состоянии понять меня, и в этом открытии и заключается мое главное несчастье. Я так хотела, чтобы ты был подле меня, держал меня за руку и шептал покровительственные слова. Я не виню тебя за отстраненность последних недель, не могу представить, чтобы чувствовала сама, если бы прошла через боль предательства. Клаус и для меня многое значил. Но ты пошел путем жестокости, больше выплескивая всю ненависть и злобу на тех, кто ее не заслужил. Можно ли добиться мира и благополучия изуверством и насилием? Ты ли это? Таким ли я тебя помню? И такой ли ты представляешь меня, раз подумал, что я возжелала нечто столь вопиющее? — она печально опустила свои глаза на его крепкие руки, сжимающие ее предплечья, и под ее взглядом их крепкая хватка ослабла.

— Выбрав судьбу Рефери, ты сможешь многое изменить к лучшему. Разве не этого мы всегда хотели? Можешь ли ты воплотить это в самой далекой и сокровенной мечте — мир, где нет полуночных отпрысков, нет голода и войны, национальных распрей и унижений над человеческим достоинством и сущностью, классовых конфликтов и коррупции, — саркастическая улыбка тронула ее полные губы. — Мне кажется полным бредом уже то мнение, что когда-то люди жили бок о бок друг с другом, и не боялись захода солнца и наступления сумеречной ночи. Просто за гранью естественного, если ты не находишься под покровительством Империи, а в северных пустошах, какие бы ущербные и мерзкие люди там не жили, они по строению костей, крови и плоти, не отличаются от нас, но зато заплатили бы многим и даже больше, чтобы оказаться на моем месте.

Скай внимательно вслушивался в каждое слово, и его посетила смесь одиночества и новой утраты. Она была против, не пошла бы с ним наперекор обществу, и дело не в страхе или сомнении. Он прекрасно осознал свои ошибки, и теперь в нем затаилась крупинка неподдельного настоящего страха, что он может потерять свою путеводную звезду в будущем. В конечном итоге, это была всего лишь первая попытка, не увенчавшаяся успехом. Сколько других пытались вступить в одичалую борьбу с судьбой и недостойным пророчеством, но все приходили к одному и тому же итогу, какими бы дорогами не пошли, и сторону какой тропы бы не выбирали. Ему нравилось испытывать свое предназначение, но он не мог понять, для чего оно, ведь внутри черная дыра — совершить многое или не совершить ничего. Мечта не осуществиться, и он обязательно потеряет кого-то значимого, отдавая себя во спасение других, и растопчет свою душу, потому что будет защищать всех, топча собственные желания и жертвуя мечтами остальных.