Устала. Улыбаюсь из последних сил, радуясь, что чей-то счастливый день перетекает в ночь, а мои рабочие часы подходят к концу. Жених и невеста пожимают мне руки, заискивающе просят «парочку» фотографий для социальных сетей — показать всему миру, как они беззастенчиво счастливы. Обещаю две-три фотографии выслать в течение суток. Мне несложно, да и работа отвлекала от пустоты внутри.

Яр не звонил. Нет, вернее он не позвонил, когда я ждала, а потом внесла его номер телефона в черный список и перестала дергаться на каждый входящий звонок. Глаза еще пару дней искали его в толпе людей, в сердце жила надежда, что он придет. Надежда увяла, как цветок, который забыли вовремя полить.

Работа — моя обезболивающая таблетка, только действовала она днем, а ночью я скулила в подушку от тоски. От тоски по одному человеку, которому все равно, что со мною происходит. А я понимала, как жестоко обманывалась на его счет, думая, что я ему дорога.

Выхожу из ресторана, поправляю свой рюкзак, в другой руке держу пакет с пластиковыми контейнерами. Некоторые заказчики могут накормить во время торжества, а потом еще дать с собою домой. Другие же не думают о том, что фотограф-оператор, тамада тоже люди, тоже хотят кушать. Данная пара была из первой категории, точнее их мамы. Вручили мне пакет с пластиковыми контейнерами, посетовав, что я безбожно худая. Удивлялись, как еще держу в руках фотоаппарат, который весит как хорошо откормленный кастрированный кот. Загадка.

— Лера! — меня окликают, когда я дошла до своей машины. Замерла, медленно обернулась, ибо на этот голос я бы обернулась в любом случае. Первый порыв был кинуться ему на шею. Второй — ударить его, потом обнять.

Яр стоит в полумраке улицы, как-то странно сторонится света, периодически оглядывается по сторонам.

— Привет! — открываю машину, это помогает мне держать себя в руках. Кладу рюкзак и пакет на заднее сиденье. Чувствую спиной, как он подошел ближе. Медленно дышу, а сердце колотится как ненормальное.

— Мы можем поговорить?

— А тебе это нужно? Как-то больше недели промолчал, проживешь, наверное, и дальше без разговора, — я была зла на него, сердилась, не хотела поддаваться слабости, но тут же до ломоты хотела вновь оказаться в его объятиях. Когда его ладони осторожно легли мне на плечи, сжал их, поняла, что сдалась раньше, чем началось мое сопротивление.

— Я скучал, Лер! — прижимается своей грудью к моей спине, утыкается в мою макушку. Дышит медленно, задерживая дыхание. Вздрагиваю, прикрываю глаза, млею от его поглаживающих движений ладонями моих голых рук.

— Я тоже скучала…очень! — признаюсь. Яр разворачивает меня к себе, обхватывает лицо и целует. Нежно, сладко, растягивая наш поцелуй до бесконечности, которая все же обрывается, когда прекращается контакт наших губ.

— Я хочу есть, поехали купим еды на вынос и к морю куда-то.

— У меня еда есть в пакетах, пластмассовые вилки тоже где-то были. Так что поехали сразу на пляж. А куда ты хочешь?

— Где никого нет.

— Я думаю в такое время мало кто сидит на пляже.

— Поехали, Лер, по дороге решим, куда поедем! — он подталкивает меня к водительской стороне, быстро оглядел прищуренным взглядом все вокруг, направился к пассажирской двери.

Мы молчим. Я чувствую его напряжение, вижу, как он пару раз посмотрел в зеркало заднего вида, нахмурился. Что-то писал в своем мобильнике.

— Езжай из города, в сторону Абхазии! — дает указание, оглянулся назад. Кому-то звонит. — Тим, хвост! — он слушает какого-то Тима, барабанит пальцами по своей коленке. — Ну, если это «мелочь» срежь их, мне все равно, каким способом. Провоцируй аварию, так чтобы ехать не могли, но все остались живы.

Я сжала руль, сама посмотрела в зеркало. Сзади за нами ехали три машины, хрен поймешь, кто «хвост», а кто «Тим». Смотрю на Ярослава, он молчит, слушает своего собеседника, периодически поглядывая назад.

— Тим, передай Диме, что я приду завтра, куда скажут, пусть спокойно убирает своих людей. Не сбегу, мне самому интересно с ним встретиться, — мы с ним одновременно взглянули в зеркало, наши глаза встретились. Яр улыбнулся, подмигнул мне. Две машины плавно съехали на обочину.

— Это были твоих преследователи? — осторожно спросила, когда он поставил телефон на блокировку. Посмотрел на меня.

— Это моя жизнь, о которой я предпочитаю молчать, Лера. Жизнь без прикрас, без сентиментальности и чувств. Жестокая правда, местами кровавая и изувеченная.

— Что-то ты загадками говоришь. Я тебя не очень понимаю. Ты как-то связан с криминалом? Именно оттуда твое прозвище?

— Шерхан — меня так в детдоме называли. Одна нянечка… — на слове «нянечка» на секунду отвел глаза в сторону, потом вновь посмотрел на меня. — Она рассказывала, когда меня привезли из роддома, я не плакал, а рычал, как тигренок. Поэтому и фамилию такую придумали — Тигр. Ярослав — просто понравилось кому-то из работников роддома это имя, а отечество в созвучности «кошачьей» фамилии. А Шерхан, потому что я был злым, агрессивным ребенком, который считал, что он лучше всех из присутствующих! — очаровательно улыбается, улыбаюсь в ответ и не верю тому, что он сказал. Вряд ли такой милашка в детстве был кошмаром работников и воспитанников детдома.

— Ты вырос, желания найти родителей не было?

— Нет. У меня был Гриша и его семья, они стали моей семьей, — нахмурился, отвернулся к окну. Я ждала, должен же он еще поделиться информацией о себе. Когда Ярослав вновь посмотрел на меня, в глазах мелькнула затаившаяся грусть.

— Гриша болен- рак, врачи из Москвы сказали, что случай безнадежный. Три дня назад ему внезапно стало плохо, увезли в больницу. Состояние в начале улучшилось, а вчера опять ухудшилось, он в реанимации, а я никак не могу к нему попасть. Потому что не имею права, хотя Ленка может провести и так… — опять отвернулся к окну. — Гриша мне как брат. Он все, что у меня есть в этой жизни и я его теряю, не в силах как-то помочь…

— Яр… — мне хочется взять его за руку, сжать. Былая злость на него исчезла, даже как-то стыдно стало, что я на него злилась, пока он тут переживал из-за своего друга.

Ярослав справился с собою быстрее, чем мои мысли сменили направление. Он вновь улыбнулся, я покосилась на него, но минутной слабости и откровенности, и след простыл. Будто все показалось.

Мы приехали к пляжу, где была сплошная темнота. Взяли пакет с едой, я нашла вилки в бардачке и прихватила два пледа и бутылку с водой.

— А что за люди тебя преследовали? — темнота не позволяла видеть лицо, поэтому приходилось вслушиваться в голос.

— Лер, я не хочу отвечать на этот вопрос, не потому, что вредничаю. Просто я не принц на белом «мерседесе», и вся моя жизнь подчинена определенным правилам и целям, ограничена определенными рамками. Я бы мог солгать и сказать, что это ерунда, не забивай себе голову, но не буду говорить такие банальности. Ты все равно будешь думать, чем я занимаюсь, какие опасности таятся за моей спиной.

— То, что ты не просто прохожий, я поняла еще в нашу первую встречу. Особенно впечатлила твоя уверенность в своей непогрешимости.

— Но в той ситуации ты была неправа, Лера, я соблюдал правила, а ты понеслась под колеса.

— В итоге, мой велосипед пришел в негодность.

— Я куплю тебе новый.

— Да суть не в этом, Яр, суть в том, что ты как был закрытым, так и остался. Кажется, что я недостойна твоего доверия, как Гриша и та же самая Лена. Хотя, мне кажется, что она далеко не друг.

— В смысле?

— Считай это женской ревностью или еще чего-то там, но эта женщина явно к тебе неровно дышит.

— Не говори чепухи! Я Ленку знаю тыщу лет, она никогда не смотрела в мою сторону, хотя, по молодости, очень мне нравилась, но она выбрала Гришу. И правильно сделала.

— Яр, поверь мне, дружбой там и не пахнет.

— Ой, Лер, не фантазируй. Я Ленку воспринимаю, как жену друга, не более. Если в двадцать еще подтирал слюни, то теперь у меня ровно к ней.

— То есть, я тебя однажды не обнаружу между ее ног? — усмехаюсь, запихивая в рот бутерброд с рыбой. Яр фыркнул, тем самым показав, что я несу бред.

— И все же, почему ты не хочешь найти своих родителей? Может они тебя потеряли, ищут….

— Нет, — резко меня перебил, я всматривалась в темноту, но могла только представить, как он поджал губы, сверкнул глазами. — Женщина, что родила, отказалась от меня на следующий день. Потому что мужчина, который оплодотворил ее, принуждал трахаться с ним. Удивительно, как она аборт не сделала, но, увы, уже не спрошу ее об этом.

— Почему?

— Потому что она мертва.

— А…

— А этот жив и здравствует! — вздрогнула. Голос был полон язвительности, яда, ненависти. Впервые слышу у Яра такой тон.

— Ты его видел?

— Завтра увижу, — слышу, как поднял камень. — Лер, чем сейчас мается твой отец?

— Ты так быстро меняешь темы, что не поспеваю за тобою! — смеюсь, вспоминаю, чем там занят у меня отец. — Да ничем особенным. Работает. Мы с ним не разговариваем о работе. Он не терпит мою, я не выношу его.

— То есть, ты не в курсе, какой проект он сейчас хочет получить?

— А ты в курсе?

— У меня есть кое-какая информация.

— Поделишься?

— Не вижу смысла. Она все равно тебе ничего не скажет.

— Глупый у нас получается разговор. Бестолковый. Я почему-то думала, ты хочешь поговорить о нас.

— Мы обязательно поговорим о нас, как только я решу свои проблемы.

— Яр, почему ты не хочешь впустить меня? Почему у меня возникает ощущение, что я топчусь у закрытой двери дома, где и окон-то нет.

— Лера…

— Я знаю, как меня зовут. Но я не знаю, какие у нас с тобою отношения!!! Переспали-разбежались? Или что-то более серьезное? Я действительно обиделась на тебя, когда ты конкретно мне так указал на мое место в твоей жизни. Извини, но я думала, что между нами чувства…а не физиология. Наверное, это сугубо мои проблемы, что мне постоянно хочется быть рядом с тобою, что думаю о тебе все двадцать четыре часа в сутки и минуты не проходит без мыслей о тебе. Я не отрицаю, что ты мне нравишься…даже больше. Почти как люблю…

— Почти? — его голос прозвучал совсем рядом, почувствовала, как теплые руки обняли меня за плечи и притянули к груди. Слышу равномерный стук его сердца, может быть чуть-чуть учащенный, но у меня такой же. Взволнованный. Сажусь на его ноги.

— Яр, — тереблю пуговицу на его рубашке, согреваюсь его теплом. — Я не хочу спать без тебя!

— Лера, я по ночам сплю беспокойно и, возможно, безбожно храплю, а еще люблю подмять под себя одеяло.

— Я со своим приду и куплю беруши, а если ты скинешь меня с кровати, залезу обратно. Или вцеплюсь в тебя, если лететь на пол, то вместе. Яр… — поднимаю голову, ищу его губы, он не сопротивляется. Обнимаю его за шею.

— Я хочу от тебя ребенка! Маленького собственного тигренка, который бы тоже мне урчал под ушком, рычал от недовольства! Обещаю родить сына! — шепчу в его мягкие губы, чувствую улыбку.

— Вот прям обещаешь мне сына? Уверена?

— Уверена, как никогда!

— Лерик, чудо ты мое! — его голос так невообразимо ласков, что я сначала даже не верю, что эти слова произносит Яр. Он обнимает меня за талию, утыкается мне в шею, нежно целует кожу. Я на секунду растерялась.

Яр такой странный, то смотрит зверем, то ластиться, как котенок. Хочется его понять. Очень… потому что люблю. Не почти. А навсегда. И это не кажется. Любовь теснится где-то в груди, в солнечном сплетении, крутится, вертится, ей тесно, а я не могу показать ее всему миру, потому что боюсь, что человеку, которого люблю, это не нужно, какие бы слова до этого он не произнес.

— Лера! — Яр поднимает голову. — Сегодня ты поедешь домой, обещаю, как только решу некоторые вопросы, переедешь со своим одеялом ко мне. И сразу же начнем активно работать над тигренком. Спасибо тебе!

— За что? — глажу пальцами его лицо, хоть ни черта не вижу выражение его глаз. Как слепой человек, все на ощупь.

— За все! — находит мои губы, неторопливо целует, ласково ладонями скользя по моей спине. Я все-таки напираю на него, требовательно засасываю его язык в свой рот, нетерпеливо ерзая у него на бедрах. Он перехватывает инициативу, внутри почти ликую, думая, что подбила своего тигра на игру, но пришлось разочарованно вздохнуть, когда Яр отстранился.

— Не надо… Слишком большое искушение зачать своего сына здесь и сейчас! Поехали домой, вдруг тебя папа будет ругать, что ты с плохим мальчиком гуляешь ночью! — побуждает меня встать, поднимается следом. Сгребает в кучу пледы, берет пакеты. — Ну, малышка, подбросишь своего хулигана до остановки?

— Автобусы давно не ходят! Я могу с ветерком до подъезда! — слышу, как Яр тихо рассмеялся, нашел мою руку, сжал ладонь и потянул к машине. Идем молча, а в голове у меня бродят картинки нашей счастливой жизни. Явственно представляю себя уже с животом, в котором активно пихается сыночек. У него обязательно будут зеленые глаза и харизматичная улыбка. Как у папы. Он только зародился в моей голове, а я его уже бесконечно люблю, млею от его агуканья, от его рычания. Я люблю. Двоих. До самой Луны и обратно, как зайчик в сказке Сэма Макбратни.