Вера почувствовала, как вспыхнули щеки от слов Орлова. Наверно, даже в полумраке закрытой пролетки было бы видно, как она покраснела. В ее кругу комплименты считались одним из позорных атрибутов мужского угнетения. Произнося свою тираду, Павел, несомненно, учитывал, что Вера ее услышит. Но можно ли считать комплиментом простую констатацию того факта, что женщина способна охотиться? Поразмыслив, Вера пришла к выводу, что сказанное Орловым надо расценивать не как банальный комплимент, а как чисто мужское хвастовство. Один самец хвастается перед другим своим новым приобретением — самкой, способной без его помощи управиться с кабаном.

Наверно, ход мысли слишком явно отразился на ее лице, потому что когда Орлов заглянул в пролетку, его брови удивленно поднялись:

— Ты чего такая сердитая?

— Совершенно не обязательно было извещать его о моем присутствии, — сказала она сухо. — Не забывай, я объявлена в розыск как государственная преступница. И Джонс теперь обязан меня задержать. А ты сам говорил, что он очень ревностно относится к своим обязанностям.

— Государственная преступница уже похоронена, разве ты забыла? — Павел улыбнулся. — Джек — мой друг. Если б у него появилась женщина, хоть немного похожая на тебя, я бы за него порадовался. Вот и он сейчас рад за меня.

— Оставьте ваши комплименты, граф! — Она снова покраснела. — Паша, извини, но ты меня отвлекаешь. Мне надо приготовиться к тяжелому разговору. А ты действуешь на меня не лучшим образом. Не мешай, умоляю.

Он, погасив улыбку, отвернулся и снова уселся на козлах, понуро опустив голову в кучерском цилиндре. Вся его фигура выражала терпеливое ожидание.

«Скоро ли? Почему не идет Хелмс? — думала Вера. — Что, если его не удастся склонить к переговорам? Значит, снова война? Что ж, значит, будем воевать, пока не кончатся заряды. И пока нас не остановят…»

Сердце ее тоскливо сжалось. Она с ужасом вспомнила пламя, полыхавшее над разрушенным зданием, и волны черного дыма, в которых то появлялись, то пропадали человеческие фигурки. Люди боролись с пожаром, а Вера смотрела на них с высокого холма — и хотела быть вместе с ними. Там, внизу, были те, ради кого и делаются революции — люди труда, люди, продающие свою жизнь богачам. Ну, и какая им польза от усилий Веры, от бесстрашия Павла, от меткости и сноровки Кливленда? Одно только горе, вот что принес им тот взрыв. Бедняки не стали ни свободнее, ни богаче.

А богачи не стали беднее.

«Но, может быть, станут послушнее», — подумала Вера, решительно отбрасывая сентиментальные мысли.

Снова и снова она пыталась оценить свои позиции перед грядущим боем с Хелмсом — боем бескровным, словесным, но от этого не менее тяжелым.

На что она могла опереться? Только на свои предположения о характере противника. Люди такого склада отличаются холодным аналитическим умом. Они опираются не на эмоции, а на здравый смысл и практичность. Хелмс и его хозяева должны достаточно быстро просчитать все потери, которые они понесут от противостояния.

Конечно, они могут больше полагаться на свою силу. Горстка безумцев, каковой им представляется анархическое движение, не может долго сопротивляться давлению мощной репрессивной машины. И если Хелмс собирается продолжать войну, не считаясь с потерями, то говорить с ним бессмысленно.

Но у Веры был свой козырь в этой игре. Конкуренция — вот на чем она собиралась сыграть. Деловые люди уважают силу. Тот, кто победил в конкурентной борьбе, заслуживает уважения. Лучше сотрудничать с победителем, чем с побежденным, даже если побежденный приходится тебе родным братом.

А Майер и Зак вовсе не были братьями Хелмса. Кто они ему? Лишь партнеры. А партнеров иногда приходится менять…

— Они идут, — донесся до нее приглушенный голос Павла.

Вера поправила шаль так, чтоб она, ниспадая на лоб, почти полностью закрывала глаза.

Полковник Хелмс забрался в пролетку и сел на диван напротив Веры. Дверца мягко захлопнулась, Павел задернул полог, и экипаж тронулся.

Несколько минут они сидели молча друг против друга, слушая цокот копыт по брусчатке и голоса толпы, текущей по обеим сторонам улицы.

Наконец, Хелмс спросил отрывисто:

— Кто вы?

— Ваши газеты называют нас непримиримыми террористами, — ответила Вера.

— Я знаю, как делаются газеты. Поэтому и спрашиваю. Кто вы на самом деле?

— Мы анархисты. Это значит, что мы враги государства. Любого государства. И любого правительства. Это значит, что мы открыто выражаем те чувства, которые испытывает каждый нормальный гражданин любой страны. Правительство является врагом любого фермера, любого бизнесмена, любого художника и любого мыслителя. Оно навязывает всем нам свою волю, оно всех нас грабит, оно насилует нашу душу и нашу мысль, и оно всех нас убивает. По приказу правительства люди убивают друг друга на войне, или посылают на смерть своих сыновей. Правительство — убийца, грабитель и насильник. Но сопротивляться ему решаются только анархисты. Точнее, только непримиримые анархисты. В нашем движении сейчас стало слишком много различных школ, кружков, сект. Мы называем себя непримиримыми, чтобы отличаться от всех остальных.

— Я видел разных анархистов, — сказал Хелмс. — Все они были из высшего слоя. Образованные. Даже слишком образованные. Да, среди них были мыслители и художники. Но ни одного бизнесмена или фермера. Ни одного инженера. Они могут произносить зажигательные речи, но сами не способны даже вставить запал в динамитный патрон. Один из них мог часами рассказывать мне о том, как замечательно будет устроено общество будущего, в царстве анархии. Он уехал в Россию, чтобы приблизить наступление этого царства. Но ему не удалось разрушить государство. Все, что он разрушил — это лишь гостиничный номер. Ну, и собственное тело, разумеется. Говорят, от него не осталось ничего. Только фальшивый паспорт.

— К чему этот печальный рассказ?

— К тому, что все анархисты, которых я видел, были мечтателями и пустозвонами. Да, они произносят вслух то, о чем думает каждый обыватель. Невелика заслуга — изрекать банальности. Но вы, «непримиримые», как мне кажется, сделаны из другого теста. Кто готовил подрыв нефтехранилища?

— Надеюсь, вы не рассчитываете услышать его имя и адрес?

— Меня интересует его профессия.

— Он военный.

— Среди вас много таких?

— Все, — спокойно сказала Вера.

И это была чистая правда. Ибо она с полным правом отнесла и себя к тому же сословию, к какому принадлежал Павел. А других соратников у нее не было.

Хелмс долго молчал, вертя в пальцах сигару, но не зажигая ее.

— В прошлый раз я говорил с Полом Орловым. Нам не дали закончить разговор. К сожалению. Если бы он сразу сказал, кого представляет…

— Он и сказал. Но вы не расслышали. Не захотели расслышать.

— Итак, вам нужен динамит.

— Не только. Нам нужно оружие. Нам нужны деньги. И нам нужен постоянный источник того и другого, — сказала Вера. — Потому что борьба будет долгой и тяжелой.

Она вздохнула, собираясь с мыслями. До сих пор ей было легко, потому что она говорила то, что привыкла говорить. Сейчас же предстояло лгать. Вера ненавидела ложь во всех ее проявлениях. Но в борьбе приходится использовать любое оружие.

— Безусловно, вам известно, что я прибыла сюда по заданию Бюро. Вам также известны мои задачи.

— Да, я всё знаю.

— Боюсь, не всё. Люди, которые прибыли вместе со мной, называют себя уполномоченными представителями Бюро. Однако по крайней мере один из них заслуживает того, чтобы предстать перед нашим трибуналом. По подозрению в измене. Мне удалось случайно обнаружить черновики зашифрованного письма. Знаете ли, многие наши товарищи действительно принадлежат к тому классу, о котором вы говорили. К разряду ораторов, трибунов, неспособных ничего сделать своими руками. К шифровальному делу они относятся с убийственной небрежностью. Мне удалось по черновикам восстановить текст письма. Речь шла о том, что груз, ради которого мы прибыли в Техас, будет направлен по согласованному маршруту. Порт Ричмонда в этом письме был назван точкой перехвата.

— Перехвата? — Хелмс прищурился.

— Не говоря уже о том, что одно только разглашение подобных сведений равносильно прямой измене, в письме было и кое-то еще, — продолжала Вера. — Называлась сумма, в которую этот человек оценивал весь груз. Исходя из этой суммы, он устанавливал размер своих комиссионных.

— Кто написал шифровку? — спросил Хелмс. — Куда она была отправлена?

Вера покачала головой.

— Я не могла установить с достаточной уверенностью. Но мне этого и не требовалось. Один из них — враг. Второй явно с ним заодно. Что мне оставалось делать?

— Уничтожить обоих, — жестко сказал Хелмс.

— Чисто мужское решение. — Вера поправила шаль, сползающую по волосам. — У меня не дрогнула бы рука, если б я решила их убить. Но что бы изменилось от этого? Враги давно свили гнездо в Лиге. Именно поэтому мы и решили действовать независимо от Бюро. Отныне его решения не имеют над нами никакой власти. И мы будем действовать так, как того требует революция, а не интересы частных лиц. Поэтому я и решила исчезнуть. Связалась с товарищами. И вот, после некоторых осложнений, я готова продолжить свою миссию. Но уже не от лица Бюро. А от лица «непримиримых».

Полковник Хелмс, так и не закурив, спрятал сигару в нагрудный карман сюртука.

— Я мог бы вам подсказать, кто был тот человек. Его звали Майер. Мой агент разоблачил его. И уничтожил. Как видите, мы с вами движемся в одном направлении.

— Майер? Уничтожен? — Вера едва не вскрикнула, но, сдержавшись, лишь хладнокровно кивнула. — Надеюсь, ваш агент не ошибся. Но вернемся к предмету разговора. Итак, нам нужен вагон. Полный вагон. И больше того, он нужен нам не здесь, а в России. Поэтому вы передадите нам не только груз, но и маршрут. То есть укажете нужных людей на всем его протяжении. И подробно опишете, как с ними связаться, как с ними говорить, кому сколько платить, и тому подобные детали. Подробности мы обсудим позже. Надеюсь, у вас найдется время для этого. Как нашлось сегодня. Вы готовы дать ответ прямо сейчас?

— Мое присутствие здесь — это и есть ответ, — важно заявил Хелмс. — Знаете, я никогда не испытываю чувства сожаления. Может быть, и стоило бы пожалеть о том, что наш предыдущий разговор был прерван самым бесцеремонным образом. Может быть, следует еще больше жалеть об убытках, нанесенных компании вашей акцией на нефтепроводе. Может быть. Но я ни о чем не жалею. Главное, что мы понимаем друг друга. Итак, как вы намерены использовать полученный груз?

— Как всегда.

— То есть, для так называемого безмотивного террора, — уточнил Хелмс. — И мишени будут подбираться по законам случайности, так? Я глубоко уважаю ваши взгляды. Возможно, в душе я даже больше анархист, чем вы, потому что мои претензии к правительству выражаются цифрами с большим количеством нулей. Но позвольте внести небольшую поправку в план нашей совместной деятельности. Да, вы вольны выбирать себе любую мишень. Но мне бы хотелось определить регион, где будет использован наш груз. А также характер этих мишеней.

— Пожалуйста, — сказала Вера. — Нам все равно. Посетители дорогого ресторана точно такие же пособники правительства, как полицейские, солдаты или работники нефтепромыслов.

— Прекрасно! — Хелмс не удержался от довольной улыбки. — В таком случае можете рассчитывать на то, что ваш источник оружия и денег будет поистине неисчерпаемым.

— Куда нам следует направить удар? — деловито спросила Вера, преодолевая отвращение.

— Кавказ. В частности, Батум. Нефтеналивной порт. Строительство трубопровода между Баку и Батумом. Любой объект с эмблемой БНИТО, «Каспийско-Черноморской нефтяной компании». Если вам удастся привлечь к участию в подобных акциях местные воинственные племена, наша помощь возрастет в десятки раз. Насколько мне известно, среди горцев идеи анархизма пользуются особой популярностью.

— Да, так и есть.

— Я знал, что мы сможем договориться, — сказал Хелмс, откидываясь на спинку дивана.

— Завтра за вами зайдет наш человек. Будьте готовы к поездке, — предупредила Вера. — Мы не можем больше терять ни дня.

Она хлопнула в ладоши, и экипаж остановился.

— Выходите, полковник. Вас отвезут обратно.

Хелмс выглянул из пролетки.

— Ага, нас сопровождали? Да, вы сделаны из другого теста. Никогда не думал, что у анархистов может быть такая четкая организация дела.

* * *

Наверно, никогда еще мексиканскую границу не нарушал столь внушительный караван с контрабандой. Три десятка тяжело нагруженных мулов в сопровождении двух дюжин всадников пересекли Рио-Гранде на рассвете.

Орлов ехал в головном дозоре вместе с подручными Хелмса, Гарри и Майком. Когда они выбрались из прибрежных камышей, их встретил местный проводник. Он был в мундире жандарма, но вместо форменной шляпы песочного цвета на его голове красовалось роскошное черное сомбреро, богато расшитое серебром.

— А где Мэтью? — спросил он вместо приветствия.

— Его сегодня не будет, — ответил Гарри.

Мексиканец яростно выругался, ударив кулаком по седлу.

— Вот подонок! В прошлый раз он играл в долг! Я платил за него! Сорок песо! Он обещал отдать со следующим конвоем, я столько ждал, и что же я получил? Опять обманул, проклятый гринго!

Он поднял коня на дыбы, разворачиваясь.

— Что встали? — крикнул мексиканец, оглянувшись. — Двигайте за мной. Пошевеливайтесь, если хотите до ночи попасть на станцию.

Мулы один за другим выбирались из камышей и скапливались на песчаной отмели. Охранники перестраивали их парами, чтобы колонна была не такой длинной. Вместе с ковбоями Мэнсфилда по отмели носились индейцы, которые пришли вместе с Кливлендом. Сам старый вождь в стороне сидел на своем мустанге, равнодушно глядя на суету погонщиков. Орлов подъехал к нему.

— Мы дальше не пойдем, — почти не шевеля губами, негромко произнес Кливленд. — Нам нельзя показываться здесь.

— Я знаю, — сказал Орлов, глядя в сторону. — Ты и так много сделал для меня.

— Не так много. Ты справишься без нас. Только не торопись. Пусть все идет так, как идет. Ты вошел в реку. Не суетись. Она вынесет тебя на берег там, где нужно.

Орлов набил трубку и принялся ее раскуривать.

— Сколько отсюда до станции?

— Летом вы бы пришли засветло. Сейчас — не знаю. Не загадывай. Ты придешь на станцию тогда, когда придешь, и ни минутой раньше. Счастливой охоты, брат.

Кливленд направил коня обратно к реке. Он не произнес ни слова, не подал никакого знака, но все его всадники мгновенно оставили мулов, развернулись и поскакали за вождем. Стена камышей сомкнулась за ними, и индейцы исчезли.

Орлов остался один, дымя трубкой и следя за тем, как вытягивается колонна мулов, степенно бредущих вслед за проводником.

Гарри и Майк подъехали к нему.

— Нам бы лучше не задерживаться тут, — сказал Гарри. — С того берега всё видно. К чему лишние разговоры.

— А куда рванули краснокожие? — спросил Майк. — Что тебе сказал старик?

— Сказал, что к вечеру будем на станции.

— Они боятся мексиканцев, — сказал Гарри. — Тут с ними не церемонятся. Говорят, здесь апачей было больше, чем во всем Техасе. Сейчас — ни одного. Вырезали под корень.

— Но эти-то, вроде, не апачи, — неуверенно сказал Майк, из-под руки глядя на реку, где косая цепочка всадников уже выбиралась на другой берег. — Это команчи, точно. Я слышал, босс называл их команчами.

— Для мексов нет разницы, — авторитетно заявил Гарри. — У них так поставлено: если ты индеец, то сиди в деревне и ковыряйся в земле. А увидят тебя на коне, да еще с оружием — все, ты бандит, прощайся со скальпом, да еще семью вывезут на хлопковые плантации, это у них вместо каторги. Вот так-то. А мы с ними чикаемся.

Теперь они ехали позади каравана. Гарри развлекал попутчиков воспоминаниями о службе в мексиканской сельской полиции. Туда время от времени устраивались ребята из команды Мэнсфилда, когда их пребывание в Техасе становилось нежелательным. Майк молчал, и Орлову иногда казалось, что тот просто заснул в седле. Но из-под низко надвинутой шляпы порой поблескивали прищуренные глаза. И Орлову не нравилось, что эти глаза наблюдают за ним, незаметно и непрерывно.

Что ж, они для того и отправились в Мексику, чтобы наблюдать друг за другом, а не любоваться местными красотами.

Орлов не раз бывал здесь, на чужом берегу, гоняясь за скотокрадами. Его всегда поражало, как сильно меняется местность, если двигаться на юг от Рио-Гранде. Холмы становятся все положе и, наконец, их сменяет плоская, как дно сковороды, равнина. Песок здесь жгуче оранжевый, и рыжая пыль лениво вскидывается из-под копыт. Чахлые кусты рассыпаны по пустыне, как редкая щетина на щеках спящего великана. Из всей живности тут можно заметить разве что змею, свернувшуюся кольцом, да пару стервятников высоко в небе. Конечно, пески только кажутся безжизненными. Ночью пустыня оживет, и сотни невидимых существ наполнят ночную тишину своими песнями любви и предсмертными вздохами. Но сейчас обитатели равнины надежно укрылись от чужих взглядов. И только змеям и стервятникам незачем прятаться. Они чувствуют себя хозяевами.

И так же, по-хозяйски, пересекал пустыню караван с динамитом.

* * *

Сначала ему показалось, что он видит дым от множества костров, словно там, на горизонте, разбила бивак пехотная рота. Потом подумал, что в пустыне что-то горит. Больше всего эта дымная полоса была похожа на след паровоза, но Орлов точно знал, что здесь поезда не ходят, а до станции Вилья еще далеко.

— Не много осталось, — крикнул, обернувшись к ним, проводник-мексиканец.

— Стройка идет быстро, — сказал Гарри. — Скоро рельсы дойдут до реки, и тогда для конвоев придется искать новый коридор.

— Это уже не наша забота, — процедил Майк сквозь зубы.

— Да, пусть теперь другие пыль глотают. Мы с тобой теперь — важные птицы. Будем брать извозчика, даже чтоб доехать до соседней пивнушки. — Гарри рассмеялся. — Черт, как же давно я не жил в больших городах. Скажи, Майк, а Лондон — большой? Больше, чем, скажем, Сан-Антонио?

— Откуда мне знать.

— А ты, Пол, как думаешь? — Гарри повернулся к Орлову. — Босс говорил, что ты жил в Европе. Ну и как насчет Лондона?

— Не был я там, — сказал Орлов, озадаченно наблюдая за тем, как из пыльной мглы на них надвигается поезд.

Да, то был настоящий поезд, правда, всего из двух вагонов: зеленого пассажирского и красного багажного. Их толкал задним ходом допотопный паровоз с высоченной трубой.

Орлов привык замечать железную дорогу по телеграфным столбам. Но здесь не было столбов. Казалось, что нет и рельсов, и вагоны катятся по голой земле.

Но нет, рельсы были. Они заканчивались, упираясь в небольшую горку земли. Если бы паровоз не остановился вовремя, он бы снес эту слабую преграду. Но паровоз остановился, и из вагонов выпрыгнули люди, размахивая шляпами.

— Быстрее, быстрее! — кричали они.

Погонщики засвистели, поторапливая мулов.

— Глазам не верю, — насмешливо протянул Гарри. — Я думал, мы будем их тут ждать до второго пришествия. А они явились даже раньше нас! Не похоже на мексов!

— Зато похоже на босса, — сказал Майк.

Орлов различил среди тех, кто прибыл с поездом, фигуру полковника Хелмса. Он стоял в тени вагона, поглядывая на часы.

А в открытом окне показалась Вера, махнув ему рукой.

Что ж они и должны были встретиться. Но не здесь.

Загремела, откатываясь, дверь стального красного вагона. Все дружно бросились разгружать мулов. Ящики по цепочке поплыли к вагону, исчезая в черном проеме.

Гарри и Майк сняли шляпы, подойдя к Хелмсу. Орлов остался в седле, с независимым видом раскуривая трубку.

— Пока всё идет гладко, — сказал полковник. — Мистер Орлов, можете расположиться в вагоне.

— Я считаю груз, — отозвался Орлов. — Привычка, знаете ли. Люблю, когда все цифры сходятся.

— Как вы нас опередили, босс? — с почтительным удивлением спросил Гарри.

— На дилижансе. Выехали вечером. Ночью были на месте. Парни, ваши места в середине вагона, располагайтесь.

— Эх, жалко, коня взять нельзя, — сказал Гарри, потрепав гриву своего жеребца. — Прощай, Скорпион.

— Вернемся, купишь себе нового. Идите в вагон, — добавил полковник уже чуть более строго.

Они забрались в первый вагон, пассажирский, с занавесками, белеющими сквозь запыленные стекла.

Орлов шевелил губами, словно и в самом деле считал уплывающие в вагон ящики. Ему требовалось время, чтобы очухаться после крепкого удара. У него на глазах рухнуло всё, что они с Джеком Джонсом так тщательно готовили.

По их плану, рейнджеры должны были незаметно прибыть на станцию Вилья под утро и занять позиции между пакгаузами. Как только Орлову станет известно, где находится вагон, он должен был подать сигнал. И рейнджеры, вместе с командой мексиканских гвардейцев, захватили бы и груз, и сопровождающих. Гвардейцами командует старый приятель Джека. Ему можно доверять. Точнее, только ему и можно доверять.

Им казалось, что они учли всё. Но кто же знал, что от станции в сторону реки ведет еще одна ветка, недостроенная, но вполне пригодная для движения небольшого состава? И кто мог предположить, что Хелмс сам явится в Мексику, чтобы отогнать свой вагон в пустыню, где его спокойно набьют динамитом под самую крышу?

Он оставался в седле, пока дверь не была задраена. Хелмс так же спокойно ждал в тени вагона, продолжая поглядывать на часы.

— Разгрузка займет часа два, не меньше, — сказал он, захлопнув крышку часов и пряча их в жилет. — Ну как, мистер Орлов? Сошлись цифры?

— Не хватает двух ящиков.

— Возможно, тех самых, которые были использованы?

— Ах да, я и забыл! — Орлов со смехом стукнул себя по лбу.

Он слез с лошади и подвел ее к одному из грузчиков, молодому мексиканцу в мокрой от пота рубахе.

— Береги кобылу. Она из хорошего табуна. Из табуна команчей.

— Спасибо, сеньор, — растерянно пробормотал мексиканец, глянув на полковника.

Хелмс кивнул, и грузчик схватился за повод.

— Спасибо, сеньор. Храни вас Бог!

Орлов еще раз огляделся, словно боялся что-нибудь забыть тут или потерять. Но ему нечего было забывать. И терять — нечего.