— Не понимаю, зачем вам нужны лишние хлопоты, — сказал маршал.

— Все очень просто, Гек, — ответил Форсайт. — Я хочу навести порядок. Когда я вижу, что какое-то дело выполняется неправильно, я увольняю нерадивого работника и нанимаю другого.

— Думаете, Лагранж справится лучше, чем Мерфи?

— Не сомневайтесь. Он справится. Потому что работает на меня. А я плачу только тем, кто справляется.

— У него есть опыт работы в охране?

— О да, огромный опыт. Ко мне он пришел из меднорудной компании Тирби. А это — лучшая рекомендация. Но хватит о нем. Поговорим о Коннорсе. Вы знаете, что его ранчо находилось на границе моих пастбищ. Мы были, можно сказать, соседями, хотя никогда не встречались. Сейчас, когда его нет, ранчо осталось без хозяина, и я, скажу вам откровенно, собираюсь прибрать его к рукам.

— Желаю удачи, — сказал маршал. — Но зачем вы делитесь со мной своими планами?

— Предлагаю сделку. Думаю, вам известно, кем был Эд Коннорс?

— Он разводил коней.

— Да. А раньше выращивал овец. А еще раньше грабил банки.

— Кажется, вы знаете больше меня, — улыбнулся Даррет.

— Не думаю. Мы оба знаем, что он был в банде «Потрошителей банков». Знаем, что в Вайоминге он заочно приговорен к смерти. И знаем, что его голова была оценена в полторы тысячи долларов.

Улыбка Даррета стала еще лучезарнее.

— Я же говорю, что вы знаете больше. Про полторы тысячи я слышу впервые. Наверно, у вас имеются свои источники?

— Естественно, — кивнул Форсайт. — И я полагаю, что тому, кто убил Коннорса, будут выплачены призовые деньги.

— Об этом вам надо спросить у губернатора Вайоминга.

— Но, во всяком случае, все имущество преступника должно быть конфисковано, не так ли?

— Это целая история, — протянул Даррет. — Я не занимаюсь такими вещами. Обращайтесь к судейским.

— Вот тут, Гек, вы лукавите. Как раз федеральный маршал и занимается такими вещами. Так вот. Если вы поможете присоединить к моим землям это ранчо, то получите половину его стоимости.

— Наличными?

— Естественно.

— А что будет с семьей Коннорса?

— То же, что с семьями других преступников, — спокойно ответил Форсайт. — Надо было подумать о семье немного раньше, прежде чем становиться на кривую дорожку. Не так ли, маршал?

— Да, надо было подумать о семье, — согласился маршал. — Что ж, мистер Форсайт, закон на вашей стороне. Действуйте, как сочтете нужным. Когда вы намерены вернуться в Шерман?

— Сразу после того, как мы с вами заглянем к Коннорсам.

— Мне там нечего делать.

Маршал поднялся со стула и с папкой под мышкой направился к дверям.

Форсайт остался за столом. Он слышал, как Даррет, стоя на крыльце, подозвал кого-то и попросил оседлать одну из шерифских лошадей.

«Ничего, он еще одумается, — подумал Форсайт, собирая бумаги и фотокарточки, рассыпанные по столу. — Он же разумный человек».

Он твердо знал, что разумный человек не может отказаться от выгодного дела. Маршал ничего не ответил на его предложение, но это еще не было отказом. Возможно, Даррет набивал цену. Или сам надеялся заполучить чужое хозяйство. В таком случае он не помощник, а конкурент…

Одна из фотографий привлекла его внимание. Он подошел с ней к окну, внимательно разглядел, а потом поднял раму и подозвал к себе одного из ковбоев, охранявших участок:

— Приведи ко мне Лагранжа.

* * *

Джон Лагранж согласился стать шерифом только потому, что Форсайт пообещал — это ненадолго. Через пару месяцев, когда в поселке будет наведен порядок, Лагранж отдаст латунный значок кому-нибудь другому, а сам откроет салун. И, самое главное, ему разрешат держать в заведении пару залов для игры.

Когда-то он просаживал за карточным столом тысячи, десятки тысяч долларов. Однажды в Техасе владелец салуна предложил ему войти в долю. Лагранж внес пай и был изумлен, с какой легкостью и быстротой вернулись к нему его доллары.

Там, в Техасе, он познал наслаждение более глубокое, чем давала игра. Ему не надо было прилагать никаких усилий. Он ничем не рисковал. Он просто стоял на галерее и глядел вниз, в игровой зал, где десятки идиотов, возбужденно сопя, выкладывали свои денежки на стол, а потом с тоской провожали их взглядом — а денежки уплывали в карман Джона Лагранжа.

Но счастье было недолгим. Партнер забыл предупредить его, что игра в салунах была под запретом. Однажды через городок проезжал отряд рейнджеров. Почему-то им вздумалось заглянуть именно в заведение Джона. Столы были превращены в дрова и щепки, касса конфискована, а Лагранжу надели наручники.

Приговор суда потряс Джона своей несправедливостью. Год тюрьмы! Его погрузили в вагон вместе с убийцами, насильниками и самогонщиками. И поезд тронулся со скоростью черепахи. На каждой остановке вагон задерживался надолго. Его отцепляли и отгоняли в тупик. Наконец, конвоиры приводили новых обитателей, звенящих кандалами, и путешествие продолжалось.

Целый месяц тюремный вагон тащился по Техасу, а в Оклахоме застрял на неделю. Лагранж прикинул, что к тому времени, когда они достигнут федеральной тюрьмы, срок заключения, пожалуй, истечет. Но его расчеты не оправдались.

Как-то ночью в тупике, где вновь застрял вагон, прозвучало несколько выстрелов. Дверь откатилась, и в проеме показался человек с факелом. «Вы свободны, — сказал он. — Кто желает работать на Боба Клейтона, выходите. Остальные — катитесь ко всем чертям».

Джон не желал работать на какого-то Клейтона. Он вообще не желал работать. Но бежал вместе со всеми, продираясь сквозь камыши и топи. И вместе со всеми оказался на островке, где их ждал новый хозяин. Каждому из беглецов был задан только один вопрос — что он умеет делать. Имя, возраст, происхождение, и даже причина, по которой был осужден — никого не интересовало. «Что ты умеешь делать?» — спросили у Джона Лагранжа.

И он понял, что зря увязался за всеми. Его спутники умели работать на ранчо, готовить обед, охотиться, строить дома, нашелся даже один аптекарь. Джон Лагранж умел лишь тасовать карты и стрелять. «Дай мне пушку, и я покажу, что умею», — ответил он.

Ему дали револьвер. Он откинул барабан и пересчитал патроны. Их было только два. Лагранж огляделся и стянул шляпу с соседа. Тот дернулся, но быстро успокоился, едва ствол коснулся его лба.

Конечно, можно было пожертвовать и собственной шляпой. Но она была черной, а соседская — белой. Весьма существенное различие, потому что дело было ночью, и Джону не хотелось рисковать репутацией.

Он подбросил шляпу, и она вернулась на землю, украшенная двумя дырками.

«Можно было и не стрелять, — сказал Боб Клейтон и повернулся к своим людям. — Этот останется с нами. Остальных гоните на ранчо».

Так Джон Лагранж стал служить в охране мясного барона. Самого же Скотта Форсайта он увидел нескоро. Прошло, наверно, с полгода, когда Лагранжа привезли на центральную усадьбу и подвели к боссу. «В Аризоне разыскивается киллер по кличке Мутноглазый», — сказал босс, стоя на крыльце.

У Джона дрогнули колени. Зря он покинул тюремный вагон, ой, зря…. Получить год за незаконный игорный бизнес, да еще прибавить полгода за попытку побега — такое наказание показалось сущим пустяком по сравнению с тем, что грозило ему за все аризонские делишки.

«Говорят, он убивал только для того, чтобы погасить карточные долги, — продолжал босс. — В конце концов ухлопал своих кредиторов и удрал в Техас. Как бы ты поступил с таким грязным типом?»

«Я бы предложил ему грязную работу», — ответил Лагранж.

«Работа есть работа, — сказал босс. — Ее можно сделать грязно или чисто».

«Моей работой все оставались довольны».

«Заходи», — сказал Форсайт и распахнул перед ним дверь.

Кличка «Мутноглазый» казалась Лагранжу немного обидной. Его и самого раздражала собственная физиономия, когда он смотрелся в зеркало — на смуглом лице под шапкой черных волос серые глаза казались мутным бельмом. Однако он никогда не забывал, что этим прозвищем его наградил сам Джонни Ринго, знаменитый киллер, когда они сидели вместе в тумбстонской каталажке.

Ринго поделился с ним кое-какими адресами, дал рекомендации, и с тех пор Лагранж никогда не сидел без работы.

Он так и не узнал, откуда Форсайту стали известны такие подробности его биографии. Да это его и не волновало. Мутноглазый не любил лишних вопросов.

* * *

— Смотри, что я нашел, — сказал Форсайт, показывая фотокарточку Рябого. — Мерфи не тратил время зря. Хорошо, что мы его опередили. Узнай у Лански, куда увезли этого дурака. И отправь за ним людей.

— Мы еще не закончили, — сказал Лагранж. — Осталось пошарить в салуне Бенсона и пройтись по баракам.

— У тебя достаточно ребят. Отправь за Рябым двоих.

— В прошлый раз мы отправили за ним троих, — напомнил Мутноглазый. — Они до сих пор не вернулись. Нет, босс, закончим с поселком, и двинемся всей командой.

— Мне бы не хотелось, чтобы его нашел кто-то другой, — сказал Форсайт. — Например, маршал.

— Даррет поехал в город. Сказал, что ему тут нечего делать. И уехал.

Форсайт снова погрузился в чтение шерифских бумажек. Лагранж стоял перед столом.

— Сэр?

Мясной барон поднял взгляд:

— Ты еще здесь?

— Будут ли другие указания?

— Я же сказал — отправь людей за Рябым. Ему надо заткнуть глотку.

— Эй, джентльмены! — послышался голос из-за решетки.

В клетке для задержанных стоял небритый фермер, держась за прутья.

— Чего тебе? — спросил Лагранж.

— Мерфи сказал, что меня надо выпустить. Так, может быть, кто-нибудь отопрет, наконец, решетку?

— Мало ли что сказал Мерфи, — процедил Мутноглазый. — Сиди и не шуми. Разберемся и с тобой. Со всеми разберемся.

Он вышел из участка, крайне раздосадованный. Босс, видимо, собрался торчать тут все время. Будто нет у него других дел.

В его присутствии Лагранж чувствовал себя скованно. Боялся что-то сделать не так. И не сомневался, что все равно босс найдет к чему придраться. И останется недоволен. Вечно он недоволен.

Однако настроение Лагранжа быстро улучшилось, стоило ему увидеть, как толпа ковбоев ведет к нему Томаса Мерфи.

Мерфи надо было бы повязать сразу, но Форсайт запретил это делать, пока в поселке околачивался маршал. Пришлось дожидаться удобного момента.

Бывший шериф выглядел слегка потрепанным. На нем не было шляпы, и рубашка лишилась одного рукава. У ковбоев, висевших на Мерфи, вид был тоже неважным — окровавленные физиономии, разодранные рубахи, а одного даже волочили под руки.

— Что за дела? — сердито спросил Мерфи, когда его подвели к участку. — За что меня схватили?

— Джон, мы ему спокойно говорим, мол, пройдем в участок, — задыхаясь, начал докладывать один из ковбоев. — А он — драться!

— Почему без наручников? — спросил Лагранж.

— Да он не дается!

Мутноглазый поднес ствол револьвера к лицу бывшего шерифа:

— Давай без глупостей, приятель. Ты же не против порядка? Ты же сам — законник. Вот и подчиняйся новому закону. Поселок — собственность компании. Живут в нем только работники. Ты уволен. Если устроишься работать на карьере — добро пожаловать. А пока отсидишь недельку за дебош. Согласен?

— А по-другому — никак? — спросил Мерфи, косясь на ствол.

— По-другому?

Лагранж выстрелил в воздух так, что дульное пламя опалило лицо бывшего шерифа.

Мерфи зажмурился и чихнул.

— Понял.

Они завели его в участок. Скотт Форсайт даже головы не поднял от бумаг. Лагранж отпер решетку, и Мерфи затолкали в камеру.

— Проверьте салун, — сказал Форсайт. — Проституток не трогать, задерживайте только мужчин. Действуйте аккуратно. Нам не нужны трупы.

Он собрал все бумажки в коробку и встал, прижимая ее к груди.

— Я уезжаю в город. Помни, что с Рябым надо разобраться. Как можно скорее, понял? Как можно скорее.

— Разберемся, босс! — пообещал Мутноглазый, мысленно добавив: «Только вали отсюда как можно скорее».