Покупая фургон, Кирилл не думал, что с ним придется расстаться так быстро. Дом, пусть и на колесах, остается домом. К нему привыкаешь, в нем появляются любимые уголки, он дарит уют и покой. Небольшая, но вместительная повозка избавляет путешественника от множества неудобств — она защищает от дождя, ветра и зноя; в ней можно спать, не опасаясь змей и скорпионов; крепкие борта укрывают от пуль при перестрелке… В общем, незаменимая вещь — армейский фургон.

Однако Кирилл не жалел о том, что бросил его. Двигаясь верхом, они не будут привязаны к дорогам. От дождя спасет плащ — да и бывают ли дожди в Аризоне? А спать на земле — тоже дело привычное. И даже приятное, если есть возможность развести костер. Главное — не забыть поутру вытряхнуть сапоги. Скорпионы удивительно быстро обживают их за ночь и выражают крайнее недовольство, когда в их новый домик вторгается чья-то босая пятка.

Его занимала только одна проблема — как поделить восемь лошадей на пятерых?

— Это не проблема, — сказал Кардосо. — Мне хватит и одной. У вас впереди долгий путь, а у меня — всего один переход через горы.

— Неизвестно, чей путь окажется дольше, — позевывая, сказал Илья. — Утром разберемся.

Костер они развели в яме, чтобы со стороны не было видно пламени. Чайник шипел, потрескивал, но никак не хотел закипать. Сковорода, на которой они разогрели консервированные бобы, давно была вылизана, и теперь все ждали кофе. Кардосо уже расписал, кому когда дежурить. Сейчас ему полагалось спать, но он сидел вместе со всеми и чистил револьвер.

— Мне все не дает покоя стрельба в лесу, — сказал Остерман. — Не знаю, что это было. Но это было слишком близко. Зря мы остановились.

— Ночью в горах не ходят. — Кардосо вставил барабан на место и прокрутил возле уха, прислушиваясь к щелчкам. — Если кто кинулся в погоню за нами, то сейчас он занят тем же, чем и мы. Сидит у костра и ждет рассвета.

— Что-то лошади всполошились. — Рико привстал, вглядываясь в темноту.

— Показалось тебе, — сказал Мануэль. — Я тоже не глухой, все слышу. Как стояли, так и стоят спокойно.

— Так, да не так. Хрустеть перестали, слышишь?

Теперь и Кирилл заметил, что лошади подозрительно затихли. До этого с их стороны доносилось то мягкое перетаптывание, то сочный хруст, то свистящий всплеск хвоста — словом, те незаметные звуки, из которых состоит тишина ночного леса. А сейчас они замерли.

— Пойду гляну.

Рико бесшумно отошел от костра. Кардосо распечатал коробку с патронами и принялся заряжать «ремингтон».

— Люблю я эту пушку, — сказал он ласково. — В Неваде все мои рейнджеры с такими ходили. Патроны мы снаряжали сами. Укороченная пуля, пороху чуть побольше. Бьет на сто шагов. А с кольтом такой номер не пройдет — рамка слабовата, после пары выстрелов начинает болтаться.

— Я видел у вас за седлом замечательный «смит-вессон», — вспомнил Кирилл. — Тоже мощная штучка.

— Русская модель? Да, мощная. Вот его мне по-настоящему жаль. Ни за что не расстался бы. Кобылу не так жаль, как русский «смит». И «шарпс» там остался, тоже обидно до слез. Идеально пристрелянный, с новым стволом. Приклад с мягким затыльником… — Майор вздохнул. — Дорого обошлась мне поездка в Тирби.

— Могло быть хуже, — заметил Илья.

— Что вы имеете в виду?

Остерман рассмеялся:

— Виноват. Что может быть хуже потери любимого оружия?

Из темноты послышался негромкий свист. Все, как по команде, откатились от костра. Только Мануэль остался стоять на коленях возле чайника. Он растерянно оглядывался. Кирилл дернул его за пятку и прошептал:

— Да спрячься ты!

Мексиканец захлопнул крышку, вытер руки о рубаху и только после этого встал и неторопливо отошел в тень.

— Я иду не один! — послышался голос Рико. — Со мной гость!

— Пусть выйдет на свет, — приказал майор и громко взвел курок.

Низкорослый, но широкоплечий мексиканец приблизился к костру, держа руки перед собой.

— Я без оружия.

— Чего надо? — грубовато спросил майор.

— Ничего. Смотрю, тут все свои. Вы, сеньор, шагали малость впереди и меня не видели. А я вас запомнил, — улыбнулся мексиканец, сверкнув зубами. — Ну и ловко же вы сиганули с обрыва. Такой важный сеньор, а скакал пуще зайца.

Кардосо вышел из темноты, пряча револьвер за пояс. Он подал мексиканцу руку:

— Так ты тоже смылся, амиго?

— А что оставалось делать? Когда охрана хватилась, что двое сбежали, нам всем руки связали и погнали дальше. Тут стрельба началась. Одного сразу наповал, другие разбежались. Пальба стоит несусветная. Чисто война. Ну, мы ждать не стали, пока пулю схлопочем. Так, со связанными руками и ломанулись через лес. Потом кое-как, зубами, друг дружку развязали. И вот, на огонек вышли.

— Сколько вас?

— Со мной братья-ирландцы. Шон и Пит. А я — Фернандо.

— Зови их, — сказал майор.

Мексиканец сложил ладони у губ и заухал филином.

— Тебя, Фернандо, теща любит, — сказал Мануэль, снова приподнимая крышку чайника. — Аккурат к ужину заявился.

Чтобы стать жителем Соединенных Штатов, коренному мексиканцу Фернандо Васкесу не пришлось покидать родную деревню и пересекать границу. Он и все его родичи вместе с соседями, курами и свиньями однажды заснули в Мексике, а проснулись в Аризоне. Конечно, американская свинья осталась такой же грязной и тощей, какой была до перемены подданства. Перекройка границ и перекраска флагов ничего не изменили в жизни людей, кур и свиней. Даже если послезавтра они проснутся в Коннектикуте, свиней все равно придется кормить аризонскими объедками, а на огороде вырастет все та же мексиканская кукуруза. И точно так же, как раньше, бедняки будут пахать, монахи — молиться, а смелые парни, вроде Фернандо, будут полагаться больше на свой револьвер, чем на грядку или молитву.

Он не был конокрадом, как обозвал его однажды старикашка-судья. Просто по молодости лет не мог усидеть дома, когда сверстники уходили на дело. Неважно какое. Коней воровать или канаву рыть — без разницы. Главное, что вместе со всеми. Надо держаться своих, а как же иначе? Судья влепил ему год, и Фернандо узнал, что в Аризоне есть не только горы и пустыни, но и шахты с рудниками.

Отсидев от звонка до звонка, Фернандо не вернулся домой, потому что дома больше не было: там, где когда-то стояла деревня, теперь высились отвалы породы, и от наспех сколоченных бараков тянулись к шахте толпы земляков. Он мог бы влиться в толпу, но за прошедший год ему надоело махать киркой. Васкес предпочел убраться в Мексику и стал мирным пастухом. Теперь револьвер ему был нужен, чтобы самому отбиваться от губошлепов, охочих до чужих лошадок.

А потом пришли военные. Всем пастухам выдали мундиры и фуражки с белыми кокардами. Сунули в руки винтовку и саблю и приказали убивать тех, у кого кокарды — черные.

«Надо держаться своих», — решил Фернандо и зашагал строем вместе со всеми, под командой веселого полковника Борхеса. Солдатская жизнь не слишком отличается от пастушьей. Фернандо Васкесу было привычно спать на земле, положив под голову седло. А убивать людей оказалось даже проще, чем резать скот.

Ни громких побед, ни славы полковник Борхес не дождался. Сгинул при штурме Сан-Хуана, а рядового Васкеса вместе с другими пленными подвели к оврагу. Позади шеренги прохаживались двое пьяных офицеров с черными кокардами и соревновались, кто ловчее перережет глотку пленному. На четвертом десятке у них заныли руки. Тем, кто остался в живых, приказали забросать землей неудачливых однополчан. И дожидаться рассвета. Вот тут-то Фернандо впервые оторвался от своих. Ночью он отполз от кучи храпящих односельчан и скатился в овраг с трупами. Пристроился с краю, присыпал себя землей и ветками. Утром рядом с ним стали валиться хрипящие соседи. Их не закапывали. Лежа среди трупов, он услышал, как уходит конница. Потом заскрипели колеса артиллерии. Дотерпев до темноты, он выбрался из могилы и отправился на север. Лучше махать киркой, чем саблей, решил Фернандо.

А братьям О'Хара было все равно, чем махать. Хоть киркой, хоть саблей, хоть голыми кулаками. Они начинали в Канзасе, на прокладке железной дороги. И дошли до Тумбстона. Шли бы и дальше, да рельсы кончились. Вот они и подались на шахты. А какая разница, где работать? Да хоть на Аляске, лишь бы платили. И лишь бы зарплаты хватало на выпивку и девчонок.

Девчонок они делили по-братски. Хотели и француженку поделить. Но Фернандо сказал, что Молли пойдет с ним. Ну, и пошло-поехало…

— И что теперь? — спросил Кирилл.

— Переночуем в лесу, — сказал Пит О'Хара. — Днем подберемся к поселку и спрячемся в старой шахте. Дождемся темноты, разбежимся по своим палаткам. Заберем шмотки — и ходу. Фернандо тут каждую тропинку знает. Уйдем за кордон. А там видно будет.

— Отличный план, — кивнул майор Кардосо. — Только вам незачем дожидаться темноты. Шериф спрячет своих помощников в засаде у ваших палаток. Если пойдете ночью, они с перепугу вас пристрелят. А днем — схватят живьем. Вам какой вариант больше нравится?

Братья посмотрели на Фернандо, и тот озадаченно поскреб подбородок:

— Не знаю, сеньор. Только лучше пусть меня пристрелят, чем такой позор. Лучше удачная смерть, чем неудачный побег.

Остерман подтолкнул Кирилла локтем:

— У нас три свободные лошади.

— Да. Как раз три. — Кирилл поглядел на гостей. — Знаете, парни, плюньте вы на свои шмотки. Наверно, у вас там под тюфяком припрятаны и деньжата? И на них плюньте. Все равно их уже стырили ваши соседи. Зачем вам деньги в горах? Завтра мы выберемся отсюда и перейдем границу. У нас есть кое-какие припасы. Поделимся. Раз уж так вышло, незачем возвращаться. Давайте держаться вместе.

— Вместе, конечно, веселей, — сказал Фернандо. — Как только рассветет, я вас выведу. Пойдем без дорог. Не слишком быстро, зато наверняка. Граница проходит по Сухой долине. Там разделимся. Я двину дальше в Мексику. Найду самую глухую деревню и пережду войну. Войны, они ведь не могут длиться вечно,

— А мы с Шоном махнем в Неваду, — сказал Пит. — Попробуем золотишка намыть.

Шон согласно кивнул, и Кирилл перевел взгляд на Рико с Мануэлем:

— А вы? Вам — в какую сторону?

Рико сосредоточенно ковырял палкой в углях погасшего костра. Мануэль пожал плечами:

— Кто ж его знает, в какую нам сторону… Домой возвращаться надо…

— Можешь ехать, — бросил Рико.

— А ты?

— А я без нее не уеду.

Кардосо потянулся и сказал:

— Всем — спать. Куда бы мы ни направлялись, пока у нас одна дорога. Та, что ведет подальше от рудника, подальше от города и как можно дальше от всех его обитателей.

В горах рассвет наступает хоть на минуту, а все же раньше, чем в долине. Кириллу хотелось воспользоваться даже таким незначительным преимуществом, поэтому в путь тронулись, как только стали видны просветы между деревьями. Ирландцам и Фернандо достались мерины, которые прежде таскали фургон. Они были без седел, но беглецы легко смирились с таким неудобством — все лучше, чем пешком топать. Если Фернандо и мог завидовать спутникам, то по другому поводу.

— Ого, да у вас целый арсенал, — протянул он, разглядев, сколько оружия выглядывало из-за седел. — Зачем тебе лишний груз?

— Хочешь, чтоб я поделился с тобой?

— Ну, если ты будешь настаивать, я, может быть, и соглашусь принять винчестер. И, пожалуй, вон тот кольт с ореховой рукояткой.

— Подожди, еще не время делить оружие.

— Я подожду. Я терпеливый. — Васкес еще раз завистливо глянул на оружие и, видимо, решил сменить тему. — А чего это Рико такой смурной? Девчонку в городе оставил?

Кирилл оглянулся. Рико ехал последним и не мог слышать, о чем они говорят. Но все же Кирилл понизил голос:

— Его невесту увезли из деревни и сдали в бордель. К сестрам Фраун. Слышал про таких?

— К сестричкам? Повезло девчонке. Будет как сыр в масле кататься. Говорят, там каждая шлюха имеет тряпок на десять тысяч долларов. Шелка, меха, брильянты. А к которой из сестер она попала? Если к Эвелине, то будет жить вообще как принцесса. На вилле.

— Что еще за вилла? — послышался голос Рико.

Кирилл укоризненно глянул на Фернандо, но тот меньше всего задумывался о нежных чувствах своих новых попутчиков. Оглянувшись, он вытянул руку:

— Когда кончится лес, вон там, в долине, увидишь белый замок. Настоящий замок, только маленький. Это и есть вилла. Там мадам Эвелина принимает самых дорогих гостей. Если твоей девчонке еще не исполнилось семнадцати, то она точно там. На вилле держат самых молоденьких. Но не слишком долго. С полгодика. Потом переводят в город, а на их место новых завозят.

— Луисите и шестнадцати нет, — угрюмо сказал Рико.

— И ты уже называешь ее своей невестой?

— Мы должны были обручиться.

— Выше нос, амиго. Господь подкинул вам испытание, только и всего. Если ваша любовь не ослабнет за полгода, ты сможешь забрать свою Луиситу. Ну конечно, если она сама захочет вернуться обратно в деревню. Я таких историй наслышался. В соседней палатке живут Гонсалесы, трое братьев. Тоже, как ты, приехали выручать сестренку. Уже второй год выручают. Раз в неделю ходят к особняку, она им подбрасывает деньжат, а иногда их и на кухню пускают, так они в поселок столько объедков приносят…

— Лучше бы тебе помолчать, Фернандо, — озабоченно сказал Мануэль. — Какое нам дело до каких-то Гонсалесов?

— И верно, хватит болтать, — буркнул Рико.

Дорога снова сузилась до едва заметной троны, и колонна всадников вытянулась змейкой. Впереди ехал Кардосо, Кирилл держался последним. Поначалу он немного беспокоился за Шона и Пита. Но братья хоть и сидели мешком, однако уверенно правили лошадьми. На горной тропе они без подсказки догадались, что надо увеличить интервал.

В такие минуты неопытные всадники, наоборот, начинают от страха жаться друг к другу. Это понятно и простительно в мирной обстановке. Страх высоты неудержимо охватывает каждого, когда правый сапог трется о вертикальную скалу, а под левым круто уходит вниз голый склон с торчащими из него сухими корнями, и далеко внизу поблескивает нить реки. Этот страх отступает, когда рядом с тобой товарищ, который успеет помочь, если конь оступится. Но если поблизости враг, то от товарищей надо держаться подальше. Дружба дружбой, а дистанцию держи. Нет ничего глупее, чем дружная смерть под залпом из засады.

Здесь, наверху, воздух был слишком прозрачным, и Кирилл понимал, что всадников на тропе видно так же хорошо, как и он видит отсюда белые кубики глинобитных домиков под бурыми крышами и расползающееся пятно коровьего стада на изумрудном склоне. Впрочем, понимал он и то, что пока на него смотрят не враги. Вряд ли из-за нескольких беглых арестантов в Тирби будут собирать добровольцев в погоню. А вот те, кто обстрелял конвой, — да, этих ребят следует опасаться…