В сюжетах кукольных историй встречаются ситуации, связанные с темой болезни. Постоянство этой темы поддерживалось житейскими обстоятельствами: дети часто болели, а куклы быстро ломались. В «записках куклы» тема болезни, как правило, появляется дважды – сперва дети играют в болезнь куклы, а после заболевает сама девочка. Эпиграф «Она больна… дай Бог ей скоро выздороветь» («Памятные записки куклы», 1841) относится и к игрушке, и к ее хозяйке.

Описание в азбучных текстах переживаний девочки, связанных с «болезнью» куклы, свидетельствовало о распространенности этой житейской ситуации: «Кукла моя упала. Она сломала шею. Я много плакала» (из «Азбуки» А. Дараган). Особенно сильное впечатление производила на детей картина разрушенного тела куклы, обнаружение механизма глаз и голоса, креплений для рук и ног. Софья Ковалевская, не склонная к экзальтации, переживала вид разбитой головы куклы очень эмоционально. «Даже вид разбитой куклы внушал мне страх; когда мне случалось уронить куклу, няня должна была подымать ее и докладывать мне, цела ли у нее голова; в противном случае, она должна была уносить ее, не показывая мне. Я помню и теперь, как однажды Анюта, поймав меня одну без няни и желая подразнить меня, стала насильно совать мне на глаза восковую куклу, у которой из головы болтался вышибленный черный глаз, и довела этим до конвульсий». Анна, бывшая на семь лет старше, выросла из своих детских страхов и безжалостно пугала младшую сестру. Мистика кукольных глаз, наводящая ужас на героя, описана в романтической новелле Э.Т.А. Гофмана «Песочный человек». Авторы детских книг, в отличие от романтиков, старались рассеять страхи ребенка, рассказывая об устройстве кукольного тела и способах крепления глазного механизма.

Зато в вопросах нравственности писатели-моралисты не делали скидки на восприимчивый детский возраст. Матери сурово напоминали своим дочерям о необходимости беречь восковую или фарфоровую куклу, но девочки не выполняли данных ими обещаний. Причина тому – легкомыслие и небрежность, свойственные девицам. Об одном из этих недостатков юной героини говорит название рассказа «Прекрасная кукла Аврора, или небережливая девочка», напечатанного в «Звездочке» А. Ишимовой. Девочка просит мать подарить к Рождеству куклу со стеклянными глазами, которые могут открываться и закрываться. Мамаша готова исполнить просьбу, но предупреждает дочь о необходимости беречь куклу: «Восковая куколка очень нежна и скоро ломается!» Девочка в восторге от подарка и приглашает подруг полюбоваться Авророй (такая игрушка – редкость в провинциальном городе). Девочки потрясены удивительными способностями куклы. «Под темными тонкими бровями ее сверкали прелестные черные глазки, которые закрывались и открывались как у живой девочки: стоило только подергать за ленточку, висевшую под плечом у маленькой красавицы». Больше всего гостям понравилось то, что кукла может «спать» (обычные куклы «только таращили глаза, сами не зная куда»). Девочки наперебой катают игрушку в креслице на колесиках (этот предмет прилагался к кукле). Затем кукольная забава надоела, и дети стали играть в прятки, оставив коляску с куклой возле камина. Из-за горячего воздуха восковое лицо растаяло, глазки выпали, а локоны были опалены (описание довершал устрашающий образ – «кукла дымилась как изжаренное яблоко»). Горе девочки не имеет границ. «Страдания» куклы она воспринимает как реальные, а мать не торопится разубеждать ребенка, давая ей испить чашу горя до дна. «Я и не хочу другой Авроры, – рыдая говорила Юленька, – во всю жизнь мою я буду ходить только за бедной, слепой Авророй». Говоря это, она повязала платочком больную голову Авроры и положила ее в люльку. Всякий день она думала о том, как дурно быть беспечной, и эта дума помогла ей исправиться от ее несносного недостатка и сделаться самой порядочной и заботливой девочкой». Таким образом, даже испорченная кукла, как убеждали авторы детских изданий, может принести пользу в воспитании девочки.

Если восковых кукол губит жара, то куклам из папье-маше угрожает влага. К беде вновь приводит девичья забывчивость и детская небрежность. Как часто изображено в назидательных произведениях, забытая на улице кукла размокает от росы или попадает под дождь. Ольга получила в подарок «прехорошенькую куколку; маленькая, нарядная, в шелковом платье и длинных локонах из настоящих волос, кукла была так хороша, что редко встречалась видеть лучше». Несмотря на предостережения брата, девочка оставила куклу в саду. Утренняя роса погубила игрушку: «Прекрасное шелковое платьице совсем испортилось, локоны распустились и в беспорядке болтались вокруг головы, а голова так размякла, что развалилась, как только Ольга стала поднимать куклу». Описания погубленных кукол в детских изданиях всегда подробны и натуралистичны. Их цель – с одной стороны, предостеречь ребенка от последствий небрежного обращения с дорогой игрушкой, а с другой – напомнить о страданиях невинных жертв девичьего легкомыслия (забывчивость считалась исключительно женским недостатком).

Младшая сестра разбила куклу (Дараган А. Елка. Подарок на Рождество. Азбука с примерами постепенного чтения. СПб.: тип. Вт. отд. Его Имп. Величества канцелярии, 1846)

Обиженная девочка разбивает куклу своей подруги (Андреевская В.П. Две подруги. Рассказ для маленьких девочек. СПб.: изд. Ф.А. Битепажа, 1898)

Губит куклу и свойственная девочкам наивность – например, когда хозяйка куклы старательно моет игрушку мокрой тряпкой, оставляя вместо нарисованных глаз и губ грязные разводы. Героинями таких историй обыкновенно были либо наивные малютки, либо дети из недворянских сословий: и те и другие не имели понятия об особенностях изготовления игрушки. В ряде произведений героини портят кукол намеренно, чтобы отомстить подругам и соученицам. В кукольных «записках» В. Андреевской рассказана история о том, как девочки посадили куклу в бадью и опустили ее в колодец, в результате чего тело куклы превратилось в кисель. При этом старшие девочки хохотали над разрушением игрушки, а младшая заливалась слезами. Небрежное или жестокое отношение к кукле в «записках» служит поводом провести параллели с женской судьбой. «Жизнь кукол так не надежна, зависит от таких пустяков. Найдет на барышню каприз – и нам капут! Даже у лучших девочек бывают ужасающие причуды, внушаемые этим духом разрушения». В назидательной литературе за такие причуды девицам приходится расплачиваться своим здоровьем, иногда даже жизнью. Аристократка Лина, героиня повести «Похождения двух кукол» (1868), жестоко обращалась с куклой и была несправедлива к своей горничной. Заметим, что в произведении прислуга уподоблена игрушке. Наказание героине пришло свыше. Когда Лина хотела второпях спрятать испорченную куклу, она поскользнулась на лакированном полу и упала. Перелом ноги заставил героиню измениться, чего прежде не могла добиться добрая мать. Девочке приходится признаться, что виной увечья стала не кукла, а ее собственный дурной характер. Страдания дочери, ковыляющей на костылях, мать оценивает как справедливое и благое наказание, способствующее исправлению девочки («ты совсем выздоровела душою и тем не только осчастливила всех вокруг тебя живущих, но и, что самое главное, нашла истинное счастие сама»). Пугающая суровость матери должна служить образцом для дам-читательниц, занимающихся воспитанием дочерей.

Купание куклы в горячей воде приводит к разрушению восковых деталей (Сегюр С.Ф. Приключения Сонички, соч. графини де Сегюр, урожд. Ростопчиной, пер. Н. Ушакова. СПб.: Общественная польза, 1864)

Нравственные сентенции соседствовали в детских книгах с практическими советами по исправлению причиненных кукле повреждений. Починкой кукол занимались обычно матери. Они с большим мастерством плавили воск, зашивали порванную лайку, приклеивали волосы и раскрашивали кукольное лицо. Мать, способная не только поучать, но также починить куклу, изображена в повести де Сегюр «Приключения Сонички». Образ просвещенной матери в книге Е. Ростопчиной имеет автобиографические черты. По незнанию героиня повести нанесла своей кукле много увечий. Она усердно ее мыла и стерла всю краску с лица, потом взялась завивать волосы – кукла облысела, занялась с ней гимнастикой – сломала руки-ноги, опустила восковые ноги куклы в горячую воду – они растаяли. Мать занялась восстановлением испорченной игрушки: «взяла ножницы и отрезала ими ноги куклы, пришитые к груди; глаза, которые катались в голове, упали на ее колени; она взяла их щипчиками, вставила на место, чтобы они не упали во второй раз, влила в голову, около глаз, растопленного воску, который она принесла с собою в маленькой кастрюльке; когда воск остыл, она снова пришила туловище на распоротом месте». Описывая процесс починки куклы, писательница напоминала детям, что это всего лишь игрушка, детали которой можно заменить или исправить, – де Сегюр (Ростопчина) была противницей экзальтированного отношения девочек к куклам.

Прогулка с куклой приводит к поломке игрушки (Андреевская В.П. Олины затеи. Рассказ для девочек от 6 до 10 лет. СПб.: изд. Ф.А. Битепажа, 1888)

Девичья небрежность приводит к беде. (Виновата ли кукла? 12 рассказов с 12 крашен. картинками. С. Д-с. СПб.; М.: изд. М.О. Вольфа, 1860)

Появление новой кукольной головки преподносится братом как фокус (Виновата ли кукла? 12 рассказов с 12 крашен. картинками. С. Д-с. СПб.; М.: изд. М.О. Вольфа, 1860)

Исправлением кукол занимались в специальных мастерских и в игрушечных лавках, где всегда был широкий выбор восковых и фарфоровых головок взамен разбитых. Детские писатели иногда рассказывали своим читательницам о работе таких мастерских. Героиня рассказа В. Андреевской «Олины затеи» (1888) отправляется в магазин за новой головкой для куклы – та разбилась, выпав из игрушечной коляски во время прогулки. Девочка в восторге от выставленных там «прелестных блондинок с голубыми глазами и очаровательных брюнеток; у одних волосы были подобраны в виде модной прически, у других распущены локонами». Здесь перечислены распространенные типажи кукольных головок (прически украшают головки кукол-дам, локоны – кукол-девиц). Героиня другой истории в недоумении: ее кукла с разбитой головой после посещения «лазарета» меняет цвет глаз и волос («Чудеса – да и только»). Мать, заменявшая испорченные головки в игрушечной лавке, придумывает историю, как лечение изменило внешность куклы. Рассказ матери убедил девочку, и она с радостью приняла обновленную игрушку. Только няня недовольна заменой кукольной головки – старая женщина боится подобных превращений и суеверно прячет старую голову куклы в сундук («Записки петербургской куклы», 1872).

Педагоги отмечали, что дети могли очень болезненно переживать замену разбитой детали куклы на новую, о чем не догадывались взрослые. Психолог Ф. Кейра, склонный к романтизации женских образов, описал чувства девочки, которые она испытала при неосторожном обращении отца со сломанной игрушкой. «Страшное отчаяние, которое усиливается, когда неосторожный отец, не отнесясь достаточно серьезно к случившемуся, изыскивает шутя и посмеиваясь средство починить бедное лицо, в результате чего остатки бедного больного носа проваливаются в пустоту». Девочка заливается плачем при виде новой головки и отказывается играть с игрушкой («о, это больше не моя кукла!»).

Сломанную куклу необходимо «лечить», и любимейшей была игра в доктора: ее описания встречаются еще в изданиях середины XVIII века. В процессе игры ребенок переживает опыт собственных болезней. Писавшие для детей авторы акцентировали внимание читателей не столько на профессиональной помощи докторов, сколько на жертвенной заботе сиделок. В их роли выступают добрые мамаши, бедные родственницы, а также дворовые девочки, терпеливо сносящие капризы барышни. На примере кукол авторы призывали детей ценить труд скромных и часто бесправных сиделок у постелей больных. В одном из произведений В. Андреевской рассказано о том, как во время болезни девочки корью кукла заменила ей всех подруг. Но как только Верочка почувствовала себя здоровой, кукла ей стала не нужна. Мать взывает к дочери со словами упрека: «Как тебе не стыдно обходиться с куклой так грубо, после того, как она сидела неотлучно с тобой в то время, как ты была больна и когда все твои подруги боялись тебя!» (в роли такой куклы обычно выступала девочка-простолюдинка).

Моралисты не принимали во внимание опасность заражения и распространения инфекционных болезней. Сюжет, в котором крестьянская девочка развлекает больную оспой дворянку, был весьма распространен в детской литературе. Развитие гигиенических и медицинских знаний потеснило подобные истории. В противовес нравственным «сказкам» Н. Лухманова написала «несказку» под названием «Скарлатиновая кукла» (1903). Речь в ней идет о том, как дамы-благотворительницы пожертвовали для детской больницы дорогую куклу. Очевидно, что покидать заразное отделение игрушка не должна. Заболев, девочка из бедной семьи получила возможность поиграть с фарфоровой куклой, о которой она давно мечтала. Но и в этом произведении не обошлось без сказочного финала: мать покупает выздоровевшей дочери малодоступную дорогую игрушку.

Героини «записок куклы» старательно хлопочут вокруг заболевшей игрушки. Их отношение к «больной» – пример для подражания. Считалось, что уход за больными является важнейшей обязанностью женщины как в своей семье, так и за ее пределами, в сфере благотворительности. Дама, посещающая заболевших бедняков, – распространенный образ в назидательных историях для девиц. В них не рассказывалось о профессиональном сестринском уходе – за право заниматься такой деятельностью женщинам XIX века приходилось бороться. Авторы детских книг утверждали: «Девочки, которые так усердно ухаживают за больной куклой, будут неутомимы во время болезни их маменек, сестер и братьев». Маленькие сиделки в «записках куклы» отказываются от общения с подругами и полностью посвящают себя «больной» игрушке. Они готовят лекарства и уговаривают куклу принять их. Темой милосердия игра в болезнь не ограничивается. Большое удовольствие доставляет девочкам пускать кукле кровь – этот распространенный в свое время метод лечения производил на детей сильнейшее впечатление. «Маша с преважным видом взяла перевязку, сильно стянула мне руку, потом схватила толстую булавку и глубоко кольнула – отруби так и брызнули!» Даже страх быть наказанными за испорченную игрушку не может помешать детям в удовольствии «полечить» куклу.

Девочки играют в болезнь куклы (Андреевская В.П. Записки куклы. Рассказ для маленьких девочек. М.: изд. И. Кнебель, 1918)

Стремление детей лечить игрушку самым варварским образом психологи начала XX века объясняли перенесением на куклу страхов, вызванных посещением врача. Был отмечен и тот факт, что воображаемая игра с телесно-ужасным приводит девочек в сильное возбуждение. Одна из мемуаристок, воспитанная в семье с культурными традициями и гуманным обращением, признавалась, что в детстве им с сестрой нравилось играть в пытки. «Долгое время любили мы игру в „пытки“. Как я уже говорила, всякое проявление жестокости неотразимо волнующе и привлекающе действовало на меня, несмотря на то, что я была мягкой, робкой по природе и чувствительной к малейшему страданию. Вероятно, жестокость влекла меня своим контрастом, как что-то недоступное, – как слабых людей влекут борьба и страсти». Пускание крови кукле – разновидность игры в пытки (в детских изданиях эта «лечебная» процедура описана как гуманная забава).

Участие в лекарской игре могли принимать мальчики – им отводилась почетная роль доктора. Считалось, что это может вызвать у мальчика интерес к будущей карьере врача. Дети получали огромное удовольствие от совместной игры, ведь таких игр для девочек и мальчиков было немного. В повести «Куклы», изданной в журнале А. Очкина в 1835 году, описана игра в доктора, затеянная четырьмя сестрами и их двоюродным братом. Отец, встревоженный тишиной в детской, подходит к дверям и видит трогательную сцену. «Софинькина кукла лежит на постеле, а вокруг нее все четыре девочки суетятся с величайшей заботливостью. Во всех их немых движениях царствовал совершенный порядок». Больная кукла, беспомощная, полураздетая, лежала на подушке «в таком прелестном положении, которое восхищало детей». Особенно был восхищен положением полураздетой куклы кузен Саша. Несмотря на свое гендерное и возрастное превосходство, он «преважно делил со своими сестрицами попечение их о больной и исправлял должность лекаря». Братцу было поручено сделать кровопускание, что он исполнил с величайшим удовольствием. Отец же, видя усердие детей, не мог сдержать сентиментальных слез. В конце игры Саша тихо говорит дяде: «Между нами, я притворился, что всему верю: а ведь кукла-то, видите ли, не живая». Дядя хвалит мальчика за его участие в «лекарской» игре и предрекает ему профессиональное будущее: «Мне кажется, что из тебя со временем выйдет лекарь по всей форме». Очевидно, что девочкам рассчитывать на овладение медицинской профессией не приходилось.

Игра «в доктора» привлекала мальчиков не «профессионализмом», так как большинство из них грезило военной карьерой, а удовольствиями другого рода. Объявив себя «доктором», мальчик получал доступ к кукле, с которой он мог производить разные манипуляции. Е. Сысоева описала участие ее юного кузена в лекарской игре, затеянной девочками. «Володя постоянно принимал участие в наших играх с куклами; он то играл роль повара, то доктора; последнего звания его скоро лишили, потому что раз, найдя нужным пустить кровь кукле Ниночке, он высыпал почти все опилки из ее руки; это так поразило девочку, что она в слезах прибежала к m-lle Берг, жалуясь, что брат сделал ее Зизину калекой». «Доктор» с удовольствием берется исправить куклу и тем самым разрушить ее окончательно. «Покажите-ка, сударыня, что у вас там за пуговка такая на спине, – шутя обратился он к кукле и бесцеремонно схватил ее за волосы, – а вот… нашел, нашел, и с этими словами принялся вертеть пуговку во все стороны до тех пор, пока в конце концов почувствовал, что у него под пальцами что-то хрустнуло». Девочки от такого лечения приходят в ужас и с плачем зовут гувернантку. В детских изданиях гувернантки всегда занимают сторону мальчиков, указывая девочкам на их небрежение игрушкой.

В XIX веке издавали юмористические «кукольные лечебники», пародировавшие распространенные в то время «взрослые» лечебники. В них кукольным болезням давались комические названия (например, у размокших под дождем пациентов наблюдается «дождливая хворь», а у растаявших под солнцем – «солнечный недуг»). В этих изданиях насмешливое отношение к кукольной болезни перемежается грубоватыми по стилю «историями заболевания». Так, болезнь головы «постигает пациентку в том случае, если куклу взять за ногу и стукнуть ее головой об стол или камень. Голова в этих случаях произносит последнее прости: – „Крип Крап“, и разбивается вдребезги» («Кукольный лечебник», 1909). Такие истории предназначались для развлечения мальчиков и воспринимались как разновидность грубоватого мужского юмора.

По завершении похорон дети устраивают на могилке куклы веселые игры (Сегюр С.Ф. Приключения Сонички, соч. графини де Сегюр, урожд. Ростопчиной, пер. Н. Ушакова. СПб.: Общественная польза, 1864)

Девочек смешили историями другого рода. Маленькая героиня рассказывает, как она лечила куклу с фарфоровой головой и туловищем, набитым опилками. «Она у меня очень часто хворала, так что я всегда после болезни делала в ней какую-нибудь дырочку и высыпала из ее немного опилок; она, конечно, от этого худела». На курорте девочка подсыпает кукле песочку, отчего кукла снова полнеет и «здоровеет». Подобные комические рассказы появились в литературе начала XX века, когда игра девочки с куклой перестала изображаться как священнодействие и утратила назидательную интонацию.

Не обходилось в лекарской игре без эротических намеков, связанных с раздеванием «больной» игрушки и «обнажением» кукольного тела, что было одной из причин привлекательности детских игр в доктора. Тема раздевания «больной» была очень волнующей для читательниц кукольных «записок». Персонажи литературных историй проговаривали девичьи страхи перед встречей с врачом и, поскольку речь шла от лица куклы, делали это с юмором. Мысль о том, чтобы раздеться перед врачом, приводила женщин в ужас: некоторые предпочли бы умереть на месте, только бы не делать этого. Подобно настоящей девице кукла смущается от необходимости раздеваться. «Страшно не только удастся ли операция или нет, страшно еще: в чьи руки я попаду? В какое общество? И, наконец, опустив глаза, спрашиваю тебя: в каком костюме мне придется быть во время операции?» Размышления о выборе подходящего костюма тревожат бедняжку больше, чем сама операция.

В кукольных «записках» героиня благополучно выздоравливает в руках своих заботливых хозяек, так что до смерти дело не доходит. Но рассказ об игре в игрушечные похороны в «записках куклы» есть. Мемуаристы свидетельствовали: похоронная игра нравится детям, вызывая сильные эмоции. В «записках куклы» дети берутся похоронить фарфорового жениха, разбившегося во время свадебной поездки. Смерть игрушечного графа не вызывает у детей никакой печали, напротив, становится поводом для безудержного веселья («Лизанька и Юлинька в отчаянии, наконец это отчаяние превращается в хохот»). Героини де Сегюр (Ростопчиной) сооружают хорошенький гробик, обитый розовым крепом, и делают могилку с цветами. Похороны куклы заканчиваются грандиозным весельем с обливанием водой, поеданием сладостей и буйными плясками. «Весь день прошел так весело, что Камилла и Магдалена, уходя домой, просили Павлушу и Соню разбить другую куклу, чтобы возобновить забавные похороны». В таком изображении свадебно-похоронного пира отражена его фольклорно-обрядовая основа, которая напоминает о себе в детской игре.

Детская наивность в восприятии смерти, пусть и кукольной, поражала взрослых соединением смеха и горя. Под впечатлением этого написаны фортепианные пьесы из «Детского альбома» П. Чайковского («Болезнь куклы», «Похороны куклы»). Возможно, композитор обратился к теме болезни и похорон куклы под влиянием книги де Сегюр (Ростопчиной) «Приключения Сонички», которую читали дети сестры Чайковского Александры Давыдовой. Эта книга была любимым семейным чтением. В «Детском альбоме» тема болезни и смерти связана с одной куклой, тогда как в «записках» речь идет о разных игрушках. Чайковский придал этому сюжету глубоко трагическое звучание: звуки похоронного марша – основная музыкальная тема в «Похоронах куклы».

Кукольные страдания без устали описывали авторы конца XIX – начала XX века. Сцены, в которых погубленные куклы являются девочкам-обидчицам, поражали воображение читателей мистическим ужасом. «Она стояла вся освещенная луной, бледная и трепещущая, крупные капли росы блестели на ней; она дрожала от холода и стучала своими тоненькими пальчиками в стекло». Ночью девочка везет на тележке куклу в мастерскую, хозяйка которой измучена работой и жалуется на то, что дети стали небрежно относиться к своим игрушкам. Но не только мистикой обиженные куклы пугали своих хозяек. В литературе начала ХХ века «униженные и оскорбленные» игрушки объединялись в борьбе за свои права и мстили детям-обидчикам («Бунт кукол»).