ПОЧЕМУ ВАЛЕРКА ПРИЕХАЛ В АНГАРСК

Валерка обыкновенный мальчик. Хотя бабушка с этим не согласна. Она считает, что Валерка очень даже необыкновенный. И умный. И сообразительный. И красивый. И ласковый. И, когда захочет, послушный.

Она так часто хвалила Валерку при Валерке, что тот и в самом деле поверил. Поверил, что он необыкновенный. И поэтому перестал быть ласковым и перестал слушаться бабушку. Мама у Валерки тяжело заболела и давно находилась в больнице. Бабушка каждую неделю уезжала в Симферополь проведать её, а Валерка оставался дома один. Но дома он не сидел и минуты. Он бегал по улицам с соседскими ребятами, гонял палкой собак. Смотрел, как на автобусной станции приезжали и уезжали курортники.

Бабушка возвращалась поздно вечером, а Валерки дома не было. Тогда она шла по всему городку разыскивать его. Громко звала и даже плакала. Иногда он слышал, но не отзывался.

Если бы Валерке сказали, что он мучает бабушку, вот бы он удивился! Он грубил бабушке. Требовал, чтобы она ему каждый день покупала мороженое. И ничего больше не ел.

Бабушка не могла справиться с внуком. Он стал убегать на дому на целый день, даже когда бабушка не ездила в Симферополь.

Соседки жалели бабушку, говорили, что Валерке нужна «мужская рука». Но «мужской руки» в доме не было. Валеркин отец разбился при испытании самолёта. Валерка его не помнил: это случилось давно, когда Валерка ходил ещё «под стол пешком».

У бабушки в далёком сибирском городе Ангарске жил сын. Его звали Александр Максимович. Дядя Саша. Дядя Саша работал там начальником цеха на большом химическом заводе.

И вот бабушка стала всё чаще и чаще поговаривать, что Валерку надо отправить к дяде Саше и к его жене тёте Лене. Детей у них нет, и, может быть, там Валерка исправится. Во всяком случае, дядя Саша когда-то работал в пионерском лагере вожатым, и дети его любили и слушались.

Валерка стал мечтать об Ангарске. Он расспрашивал бабушку об этом городе, но она могла ему только рассказать, что Ангарск — это совсем молодой город, построенный неподалёку от Иркутска, в тайге. Он чуть-чуть постарше Валерки — на каких-нибудь два-три года.

Бабушка часто получала от дяди Саши письма и сама писала ему, хотя уже плохо видела. Из её очков всё время выпадало стекло. Один раз стекло упало и закатилось в щель. Бабушка уже не могла писать письма. Как уж узнал об этом дядя Саша — неизвестно, но он прилетел на самолёте из своей Сибири в Крым. Он прожил с Валеркой и бабушкой целый месяц. Ходил с Валеркой почти каждый день на пляж. Там они купались в море и загорали. Дядя Саша учил Валерку нырять.

Дядя Саша запретил просить мороженое. Но стоило Валерке в столовой на пляже пообедать, как дядя Саша тут же, без всяких напоминаний, сам покупал мороженое.

У дяди Саши оказалась неплохая «мужская рука». Сразу было видно, что он когда-то был пионервожатым.

Месяц этот пролетел быстро. Дядя Саша вместе с Валеркой и бабушкой ездили в Симферополь в больницу. Очень изменилась Валеркина мама. Худенькая, как девочка, лежала она на кровати; такие у неё были тонкие руки, что Валерка не мог на них смотреть.

И если бы он не думал об Ангарске, не хотел скорее увидеть его, едва ли он расстался бы с мамой.

Так Валерка попал в Ангарск. Так стал жить у дяди Саши и тёти Лены.

Но мы расскажем всё по порядку.

 

ПЕРВОЕ ЗНАКОМСТВО

В Ангарске ровные улицы, асфальтированные дороги, дома покрашены в разные цвета. В просторных дворах у каждого дома раскачиваются высокие сосны; они здесь остались от тайги. Но взобраться на сосны невозможно: длинный гладкий ствол почти без единого сучка, а ветви так высоко, что туда можно залезть только по пожарной лестнице.

Валерка сидит у окна и смотрит во двор. Там в песке копаются ребята, но он с ними не знаком.

Валерка осматривает дома с большими балконами. Дядя Саша рассказывал, что на месте этих домов и дворов раньше была тайга, А потом приехал сюда его друг Семён Николаевич и привёз за собой много-много людей с машинами. Люди поставили в лесу палатки, выкопали землянки, и начал расти город.

— Ты бы шёл играть с ребятами, — прервала его размышления тётя Лена.

— Да я их не знаю.

— А ты познакомься.

— Как?

— Выйди и спроси: можно мне с вами играть?

Валерка вздыхает:

— Так они и примут!

— Примут, у нас здесь хорошие ребята, — заверяет тётя Лена, — да ты и сам не заметишь, как познакомишься.

Валерке очень хочется играть, поэтому он торопливо надевает сандалии и выбегает на улицу. Тётя Лена уходит на работу и отдаёт Валерке ключ от квартиры.

На песчаной площадке идёт оживлённая работа: там все увлечены строительством гаража для маленькой заводной машины. На Валерку никто не обращает внимания. Гараж строится из песка. Всё у ребят получается — и яма с уклоном, и стены, а вот крышу накрыть не могут.

Валерка долго наблюдает со стороны и наконец не выдерживает:

— Так у вас ничего не получится.

К нему сразу поворачиваются несколько голов.

— А как же, по-твоему, надо штроить? — возмущённо спрашивает девочка с круглым перемазанным лицом. Она смотрит на Валерку явно недружелюбно злыми чёрными глазами. — Подумаешь, шоветчик какой.

В другой раз Валерка бы так ответил этой злой задаваке, что она надолго бы запомнила его, но здесь он новичок, и поэтому ему не хочется с ней связываться.

— Вовсе и не советчик, — миролюбиво говорит Валерка, — а просто надо набрать побольше щепок, и тогда можно сделать стены и потолок.

— Правильно, надо щепок, — сразу же соглашается вторая девочка. У неё короткие светлые полосы и ласковые зелёные глаза.

— Давайте собирать щепки, — командует маленький мальчишка.

Он какой-то забавный, таких Валерка ещё не видел. Волосы у мальчишки чёрные и торчат ершом, глаза узкие — узкие, как щёлочки, даже цвет трудно разобрать, а нос плоский — плоский — он почти сливается со щеками — и только кончик торчит пуговкой. Короткие штаны висят на одной лямке, перепачканная рубашка выбилась из-под них и надулась пузырём на животе. Стоит мальчишка на коротких и кривых ножках и смотрит на всех выжидательно.

Валерка принят в игру. Он вместе со всеми бежит собирать щепки, и вскоре на месте строительства их целая куча. Валерка не только вошёл в игру, но незаметно для себя и для других начинает командовать. Не сговариваясь, ребята уступают ему право забивать щепки в песок. Валерка кирпичом вгоняет в землю палки, плотно одна к другой, и на глазах у ребят появляются стены гаража. Работа подвигается быстро, но, когда начинают делать крышу, происходит заминка: щепки по длине и толщине разные и крыша из них не получается, то и дело обваливается.

— Что же делать? — спрашивает у Валерки девочка с зелёными глазами.

И все выжидательно смотрят на него.

Валерка не хочет, чтобы так хорошо начатая игра прекратилась.

— Подождите меня, я сейчас!.. — кричит он и убегает к дому.

Вскоре Валерка появляется и с победоносным видом вытаскивает из-под рубашки большой нож в коричневых кожаных ножнах.

Ребятишки смотрят как заворожённые. Валерка с секунду наслаждается их удивлением, не торопясь расстёгивает ножны и медленно вынимает из них блестящий, как зеркало, нож.

— Это твой? — недоверчиво спрашивает мальчишка с узкими глазами.

— Нет, это дяди Сашин, охотничий, — небрежно поясняет Валерка, принимаясь за работу.

— А тебя дядя Шаша не жаругает? — спрашивает злая девчонка.

— Не заругает, он мне разрешил, — храбро врёт Валерка. — Дядя Саша сказал: как только мне исполнится восемь лет, он возьмёт меня на охоту.

— Так уж и вжял! Жадавака! — презрительно прищурясь, говорит злая девчонка.

— Ну зачем ты так, Галя? Вовсе и не задавака, ведь он же нам помогает, — вступилась за Валерку вторая девочка.

— Подумаешь, помогает! Мы бы и шами поштроили, — сердито шепелявит Галя.

Но это уж слишком! Валерка поднимается и с независимым видом вкладывает нож в ножны.

— Можешь строить сама, а я посмотрю.

— Ну и поштроим, — отвечает она.

— «Поштроим»! — передразнивает её Валерка. — Научись правильно говорить,

— Шам правильно говори, — огрызается Галька.

Смешной мальчишка очень пристально и серьёзно смотрит на Валерку своими тёмными щёлками и неожиданно поддерживает Гальку:

— Думаешь, не построим, да? Ты только нам нож дай.

— Хитрый будешь, — смеётся Валерка, — нашёл дурака!

— Ну и уходи шо швоим ножом, — воинственно заявляет Галька.

— А я не буду с вами строить гараж. Как вам только не стыдно! — вступается за Валерку зеленоглазая девочка.

— И ты тоже задавака! — злится Галька.

Но девочка с зелёными глазами уже не обращает на неё никакого внимания.

— Давай играть во что-нибудь, — предлагает она Валерке.

— Давай, — охотно соглашается он.

— А как тебя зовут?

Валера. А тебя?

— Маринка. Во что будем играть? — спрашивает она.

Валерка задумался. Надо вспомнить такую игру, чтобы они позавидовали. Но, как назло, ничего путного в голову не приходит. Может, в догоняшки? Так их всего двое. В прятки? Тоже неинтересно. И вдруг Валерка вспомнил:

— Пойдём к нам. Маринка, смотреть мультики по телевизору.

— Пойдём, — охотно соглашается она.

Валерка с вызовом и нескрываемым любопытством смотрит на ребят. Так и есть: ух, как они все стали завидовать и даже забыли о своем гараже!

— Пойдём, Валерка, — позвала Маринка.

Валерка спрятал нож за пазуху, взял Маринку за руку и, не оглядываясь, пошёл к дому.

 

«Я ИЗ КРЫМА»

Уже несколько дней Валерка живёт в Ангарске, но никак не может приспособиться ко времени.

Ему почему-то не спится вечером и очень не хочется просыпаться утром. В Крыму, как правило, он вставал в семь часов и после завтрака бежал с ребятами в парк к пруду кормить лебедей. А здесь словно его подменили.

Правда, дядя Саша уже объяснил причину его сонливости. Оказывается, в Ангарске разница во времени на пять часов. Если здесь десять часов вечера, то в Крыму ещё только пять. И если в Ангарске семь часов утра, то в Крыму стоит глубокая ночь, и все в это время спят.

Валерке трудно понять, почему так всё происходит. Ведь если светит солнце, значит, везде должно быть светло. Солнце на небе только одно, — это он сам видит. Даже луна и та одна. По Валеркиным понятиям всё очень просто: появилось солнце на небе — и везде день, спряталось солнце, взошла луна — и повсюду ночь. Но дядя Саша не согласен с Валеркой. Он говорит, что земля круглая, как арбуз, и крутится вокруг какой-то оси и что одна сторона земли прячется от солнца, а вторая поворачивается к солнцу. Вот так и получается — то день, то ночь. Дядя Саша так старательно рассказывал всё это, что Валерка не решился обидеть его и сказал, что всё понял. А на самом деле ему и сейчас не ясно. Если земля крутится вокруг оси, значит, она должна походить на карусель, и у всех кружилась бы голова. Нет, он не замечал, чтобы земля крутилась, а вот солнце очень часто на его глазах по утрам поднималось высоко в небо, а вечером пряталось куда-то за море.

Вот и сейчас солнце светит Валерке прямо в лицо. Здесь, в Ангарске, оно появляется из-за леса.

Ещё очень хочется спать, но Валерка вспоминает, что они договорились с Маринкой утром пойти в парк. Валерка отбрасывает одеяло и выглядывает в окно. Во дворе ещё никого нет, только огромная сосна напротив окна раскачивается из стороны в сторону да на кустах акаций приветливо чирикают воробьи.

Валерка выбегает в кухню; там тётя Лена готовит завтрак. Дядя Саша уже ушёл на работу, он всегда уходит рано. Скоро уйдет и тётя Лена, и тогда Валерка останется один. У него имеется свой ключ от квартиры, к которому привязана длинная тесёмка.

— Доброе утро, тётя Лена, — потягиваясь и зевая, здоровается Валерка.

— Доброе утро, малыш, — отвечает тётя Лена, — беги умывайся, да завтракать будем.

Валерке нравится тётя Лена. Никогда не ругается. Она даже не похожа на тётю. Небольшая, худенькая, в коротком домашнем халатике, тётя Лена — как девочка. Вот поэтому-то Валерка в первый же день, как приехал в Ангарск, спросил её:

— А можно, я буду звать вас на «ты» и просто Леной, как сестрёночку?

— Зови, — рассмеялась тётя Лена,

Но дядя Саша не согласился.

— По-моему, это непорядок, — сказал он, — во-первых, она старше тебя в четыре раза, а во-вторых, она тётя по родству.

Спорить было бесполезно.

Вечерами тётя Лена рассказывает ему интересные сказки, рисует забавные картинки. Она работает инженером на заводе и всё-всё знает. Дядя Саша тоже много знает, но Валерка редко видит его. «Пропадает на работе», — говорит тётя Лена.

— Почему так много работает дядя Саша? — интересуется Валерка.

— Такая уж работа у него, — с улыбкой отвечает тётя Лена.

— Но у всех наших ребят папы тоже работают и все приходят домой рано… — недоумевает Валерка.

— А у дяди Саши ответственная работа.

— А как это — ответственная?

— Очень просто. Он начальник большого цеха. В цехе работает много людей и установлено много умных машин. За все это отвечает наш дядя Саша. Он обязан следить, чтобы цех и днём и ночью нормально работал, без единой заминочки, и чтобы людям было легко трудиться. Попятно?

— Понятно. Значит, дядя Саша и ночевать там должен, да?

— Нет, это не обязательно. У дяди Саши есть помощники. Беги умывайся, а то я опаздываю.

Валерка идёт в ванную комнату, наскоро смачивает лицо и только берёт в руки полотенце, как сразу же слышит голос тёти Лены:

— Малыш, а шею?

И как только она видит? Валерка с опаской вешает полотенце и наскоро ополаскивает шею.

В такие минуты ему очень хочется взбунтоваться, но это бесполезно: тётя Лена все равно настоит на своём. Это бабушка бы махнула на него рукой, но тётя Лена не бабушка.

Наконец завтрак окончен. Тётя Лена уходит на работу, и Валерка свободен.

Он замыкает дверь, вешает ключ на шею и с грохотом, через ступеньку сбегает с лестницы. Теперь можно бегать до часу дня. В полдень придёт тётя Лена на обед, и он к этому времени должен быть у подъезда дома.

У Валерки нет часов, но он знает время обеда.

— Как только солнце взойдёт над головой, на самую середину неба, значит, полдень, — объяснила ему тётя Лена.

Во дворе, кроме Витьки, никого нет. Витькой зовут того смешного мальчишку с узкими глазами. Он уже успел весь перемазаться землёй, но каким-то чудом сохранили свой цвет ярко-красные щёки.

— А у вас будет сегодня теловизор? — спрашивает Витька.

— Не теловизор, а телевизор, — поправляет его Валерка.

— Ну, теловидор.

— Да ну тебя, — смеется Валерка, — конечно, будет. Передачи каждый день есть, кроме вторника.

— А можно мне прийти?

— Приходи. Только если будет детская передача, потому что взрослые фильмы даже мне не разрешают смотреть.

Валерка считает себя большим. Осенью он пойдёт в школу, а Витька на целый год его младше.

— Валера! — певуче зовёт Маринка.

Наконец-то появилась! Валерка облегчённо вздыхает.

— Подожди меня, Валера, я только за хлебом сбегаю.

— Пойдем вместе, — предлагает Валерка.

В отглаженных брючках, в пёстрой рубашке, подстриженная коротко, со вздёрнутым кверху веснушчатым носиком, Маринка сейчас здорово похожа на мальчика.

Хлебный магазин совсем рядом, в этом же квартале, — добежать до него можно за одну минуту.

— Тебе какого хлеба, мальчик? — спрашивает продавец.

— Я не мальчик, — обиженно поправляет Маринка, — мне за семнадцать копеек.

— Прости, я ошиблась, — улыбается продавец и протягивает Маринке хлеб.

Наперегонки ребята возвращаются к своему дому. Там на корнях старой сосны сидят Витька, Галька, Женька и Толька. С Женькой и Толькой Валерка познакомился позднее, хотя живут они в этом же дворе. Женька на два месяца старше Валерки и тоже осенью пойдёт в школу. Он выше и сильнее Валерки, но неуклюжий. Валерка легко его перебарывает. Ходит Женька всегда в длинных брюках, которые то и дело сползают с его круглого живота и волочатся по земле. Очень он растрёпанный и неаккуратный. Толька на целых два года старше Валерки. Он уже давно учится в школе и сильнее всех во дворе.

Ребята о чём-то разговаривают и смеются.

Маринка бежит домой, а Валерка останавливается у сосны и тоже садится на корень.

Это — единственное во дворе дерево с такими причудливыми, огромными корнями. Смотришь на сосну — и кажется, что она стоит на земле, опираясь на корни, как на подставку.

— Почему она такая? — хлопая по стволу рукой, спрашивает Валерка.

— Очень просто, — поясняет Толька, — росла она на бугре, а когда двор выравнивали, этот бугор срезали бульдозером, оставили землю только вокруг сосны. Землю дождём размыло, вот корни и вылезли наружу.

— Так она же может упасть? — опасливо косится Валерка на дерево.

— Не-е-е, не упадёт, у неё корпи знаешь какие длинные? Во-о-он до того дома, — показывает пальцем Толька на соседний дом, — да ещё в землю, наверно, на десять метров уходят.

— Ну уж и до дома! Откуда ты знаешь? — недоверчиво говорит Валерка.

— «Откуда, откуда»! Отец рассказывал — вот откуда.

У Тольки отец шофёр. Толька знает все марки машин и даже как водить машину. Ничего нет удивительного в том, если отец и про дерево ему рассказал.

— А у нас в Крыму, — говорит Валерка, — много разных деревьев. Там такой красивый парк!

— В каком это в таком Крыму? — спрашивает Галька.

— Как — в каком? В Саках.

— А где эти Шаки?

Очень бестолковая Галька — попробуй ей что-нибудь объяснить!

— «Где, где»! Говорят тебе — в Крыму.

— А где тогда Крым — спрашивает Витька.

— У Чёрного моря, — отвечает Валерка, — только не думайте, что оно чёрное. Это оно так называется, а на самом деле оно синее и тёплое, а вода в нём солёная.

— Подумаешь! — сплевывает сквозь зубы Женька. — Что хорошего в солёной воде? У нас в Ангаре вода тоже синяя и совсем не солёная. Только очень холодная. Зато её пить можно. А в заливе купайся сколько хочешь. А в твоём море воду пить нельзя и купаться нельзя. Всю кожу солью разъест. Глядеть на него, что ли?

— Вот чудак! — улыбается Валерка. — В море все купаются, туда специально со всего Советского Союза приезжают в отпуск.

— Ври! Жачем это нужно ехать к вам в Крым, когда дома можно купатьша школьно угодно? — недоверчиво спрашивает Галька.

— Так туда же не только купаться, а лечиться приезжают — там курорт.

— У нас тоже курорты, — возражает Женька, — и не хуже ваших.

— Ну и что же? У вас, может, и есть, а у других нету. И потом, у нас там такая грязь — она почти от всех болезней, только ею надо каждый день мазаться, чтобы вылечиться.

— Ври! — презрительно щурится Галька. — Гряжи и у наш школько угодно.

— У нас же совсем другая грязь — лечебная. Туда специально больных по путёвкам присылают, и дикари там лечатся.

— Какие ещё дикари, голуби, что ли? — спрашивает Витька.

— Сам ты голубь! Дикари — это люди, которые без путёвок, сами приезжают и живут не в санатории, а кто где может. Некоторые даже спят в машинах.

— А ты купалша в море? — спрашивает Галька.

— Конечно, купался. Каждый день. У нас в саду знаешь сколько винограда… Мы нарвём его и идём к морю.

У Гальки загораются глаза, и она сладко облизывается.

— А как раштёт виноград?

— Обыкновенно, на лозах. Не видела, что ли?

— Нет, не видела, — с сожалением вздыхает Галька. — И зачем ты приехал? Я бы от винограда ни за что не уехала.

— Я бы тоже не уехал, да у меня сильно заболела мама. А бабушка старенькая. Ей со мной трудно справляться. И к маме в больницу надо ездить. А больница в Симферополе. Вот меня дядя Саша и забрал к себе. Как мама поправится — я снова уеду. Только я ещё исправиться должен, а то бабушке опять со мной трудно будет.

— А где твой папа? — интересуется Витька.

— Мой папа умер, — вздыхает Валерка.

— Отчет?

— Он с самолётом упал и разбился.

Валерке не хочется продолжать этот разговор.

— А мне купили школьную форму, — прервал молчание Женька.

— Подумаешь! — презрительно замечает Галька. Она сидит, подперев подбородок рукой в цыпках.

До чего же вредная эта девчонка! Никому ни в чём не верит и обязательно со всеми спорит. Она и сейчас ещё сомневается, что море солёное и что во дворе около дома растёт виноград. Ну и пусть не верит. Очень-то нужно Валерке убеждать её.

Наконец появляется Маринка.

— Ты почему так долго? — сердится Валерка.

— Валера, ты не обижайся, я же завтракала, а потом помогала бабушке мыть посуду.

Нет, на Маринку трудно сердиться: и завтракать надо и посуду мыть. Валеркина злость сразу проходит. Он поднимает глаза к небу. Солнце ещё не дошло до середины, значит, есть свободное время.

Валерка и Маринки, взявшись за руки, бегут в парк.

 

НУЖНА ЛИ ВАЛЕРКЕ НЯНЯ?

Кому не ясно, что после работы люди должны отдыхать? Валерка хоть и не работает, но по себе знает, как устаёт человек за день.

Дядя Саша тоже приходит усталый и сразу же занимает своё любимое место на диване. А тётя Лена, наверное, неутомимая. Она никому не даёт покоя, обязательно найдёт для всех какую-нибудь работу. Есть такие дела, которые можно сделать завтра, а может быть, и совсем не надо делать. Только тётя Лена ничего на завтра не откладывает и заставляет дядю Сашу и Валерку помогать ей.

— Вовсе не обязательно передвигать шифоньер, — говорит дядя Саша, — он может сто лет стоять на одном месте.

Но разве тётю Лену переубедишь? И дядя Саша двигает мебель.

В комнате от перестановки действительно становится свободней и лучше. Дядя Саша неохотно это признаёт. Валерка тоже. Хотя, если говорить по совести, места в квартире хватало и без перестановок.

У тёти Лены столько разных забот, что даже непонятно, откуда они берутся. Дядя Саша говорит, что она эти заботы придумывает по ночам, чтобы назавтра давать работу своим близким.

Со вчерашнего дня у тёти Лены появилась новая забота. Она вдруг решила, что оставлять дома одного Валерку очень рискованно.

— Саша, надо же что-то предпринять нам с малышом, — возобновила вчерашний разговор тётя Лена.

— Поговори с Даниловной, — отложив в сторону газету, ответил дядя Саша.

— Вряд ли она согласится.

— Почему? Ведь она же всё время возится с ребятами, Захаровы сразу двоих к ней носили.

— В том-то и дело, что возится. Она берёт детей только до двух лет, а за нашим нужен глаз да глаз.

«О чём это они говорят?» — думает Валерка, перебирая в коробке картонные гильзы от дяди Сашиного ружья. Он начинает внимательно прислушиваться к разговору.

— Ну хорошо, Леночка, попытка — не пытка, попросим её. Не согласится, будем придумывать что-то другое.

— Вот что, — предлагает тётя Лена, — я её сейчас приглашу к нам, и мы вместе поговорим.

— Хорошо, — соглашается дядя Саша.

Тётя Лена ушла и вскоре вернулась, но не одна, а с какой-то маленькой толстенькой бабушкой.

— Здравствуйте, Александр Максимович, — от порога поздоровалась бабушка.

— Здравствуйте, Даниловна, проходите.

Даниловна прошла в комнату, увидела Валерку, расплылась в улыбке и разохалась,

— Ох, какой славный мальчик да какой смирный! Сколько же ему годков?

— В августе семь будет, — ответила тётя Лена.

— Да что вы говорите, вот никогда бы не подумала! Как тебя зовут?

— Валерка.

— Гляди-ко ты, какое имя-то хорошее! А кем он вам приходится? — обратилась она к дяде Саше.

— Он наш племяш.

Даниловна всплеснула руками.

— Вот надо же, ну что за народ! Вышла я сегодня посидеть на лавочку, а соседки и говорят, будто вы взяли себе мальчика из детдома. Да, говорят, только зря они такого большого выбрали. Уж если брать, то годовалого. Я им говорю, что напрасно-то мелете языком, сродни он им. Так куда там! Как они на меня загалдят, ну чисто сороки…

— Пусть их говорят, — прервал её дядя Саша.

— И то верно, Максимыч, на каждый роток не накинешь платок. Да я никогда и не принимаю участия в их болтовне. А мальчонка — это хорошо, оно и вам веселее будет. Я уж и то, грешным делом, думала: и чего бы им не взять ребятёнка? Люди такие хорошие, а уж если не повезёт в жизни, так уж тут ничего и не поделаешь, — снова запричитала Даниловна.

Дядя Саша сморщился, как от зубной боли, и опять остановил Даниловну:

— Ну что это вы, в самом деле… Не за этим мы вас пригласили. Вот о нём давайте поговорим, — показал дядя Саша на Валерку.

— Хороший мальчик, умный-то какой. Как зовут-то тебя?

— А я уже говорил вам, — насупился Валерка.

— И правда говорил, — всплеснула руками Даниловна и хлопнула себя по голове, — запамятовала ведь: память совсем никудышная стала. И не мудрено: шестьдесят пять годочков стукнуло. Надолго приехал-то? Али погостить?

— Надолго, — ответил за Валерку дядя Саша, — да вот присмотреть за ним днём некому. Может, посоветуете что-нибудь.

— Это верно, одного оставлять нельзя: не ровен час, что случится, а дома никого нет. Вот только что посоветовать вам, и ума не приложу. Знакомых-то таких у меня нет,

— А вы бы не согласились, Даниловна? — робко спросила тётя Лена. — Ведь за ним и досмотр небольшой. В хорошую погоду он будет играть во дворе. В обед я буду приезжать и кормить его. Ну, а если будет холодно, он у вас побудет.

— Ох, не угнаться мне за ним. Разве такой усидит на месте? Убежит ещё куда. Боюсь я.

— Ну что вы: человек он серьёзный и обижать вас не станет, — уговаривал Даниловну дядя Саша.

Даниловна тяжело вздохнула.

— Только из уважения к вам. Уж как вы завсегда ко мне по-хорошему, так и я.

— Вот и спасибо, Даниловна. Ну, а чтобы всё до конца было по-хорошему, давайте и о цене договоримся.

— Да что там об этом говорить… — машет рукой Даниловна.

— Нет, нет, я так не могу. Каждый труд должен вознаграждаться, — настаивает дядя Саша.

Цена у меня одна: двадцать рублей в месяц. Все так платят. — И поспешно добавила: — Новыми, новыми двадцать-то.

— Понятно, — успокоил её дядя Саша, — я старыми деньгами счёт не веду.

— А я вот всё время путаюсь, — вздохнула Даниловна.

— Бывает, — согласился дядя Саша, — к новому не все сразу привыкают.

— Так, значит, завтра можно привести к вам Валерку? — спрашивает тётя Лена.

— Если цена подходит, ведите.

— Ну какой там разговор: как все, так и мы, — заверяет её дядя Саша. — Спасибо вам за то, что выручили.

Валерка уже давно всё понял. Речь шла о том, чтобы эта бабушка присматривала за ним днем. Ему только одно было непонятно: зачем всё это нужно? Ведь он не маленький и вполне может играть сам дома или во дворе. Оставался же он один в Саках, когда бабушка уезжала в Симферополь, и здесь, в Ангарске, он великолепно обходился без няньки. Всё ясно: это тётя Лена затеяла опять ненужное дело и добилась своего. А раз дядя Саша с ней согласен, то спорить бесполезно.

Даниловна уже прощалась и все заверяла дядю Сашу, что она только из уважения согласилась, потому что понимает, как волнуется тётя Лена за Валерку.

Когда Даниловна ушла, дядя Саша обнял тётю Лену за плечи и сказал:

— Ну, вот видишь, как у нас здорово всё получилось, а ты нервничала. Пока он побудет с Даниловной, а там видно будет.

Тётя Лена была тоже очень довольна. Только Валерка не радовался.

Без постороннего присмотра он чувствовал себя гораздо лучше.

Утром тётя Лена привела его к Даниловне, которая жила в соседнем доме на первом этаже.

— Слушайся бабушку, — сказала ему тётя Лена на прощание.

— Ладно, — пообещал Валерка.

Тётя Лена ушла, а он, не зная, чем заняться, подошёл к окну и стал смотреть на улицу. Во дворе ребята гоняли футбол. Они сделали ворота, поставив на землю два кирпича, а вместо футбола приспособили большой разноцветный мяч. Валерке тоже хотелось играть, но он не решался отпроситься.

— Ты беги на улицу, — вдруг сама сказала Даниловна, — понадобишься — кликну. Да играй напротив окон, чтобы я тебя видела.

— Хорошо, — обрадованно пообещал Валерка и выбежал на улицу.

— Иди к нам, — позвал Толька, — у нас как раз одного игрока не хватает.

— А можно, я встану в ворота?

— Нет, вратарь уже есть. Вставай защитником.

Валерка занял своё место. Но он ни разу не успел ударить мяч — его позвала Даниловна:

— Иди-ка сюды. Вот присмотри за дитём, а я пока покушаю.

Около Даниловны стояла детская коляска, а в ней лежал маленький ребёнок с соской во рту и смешно чмокал губами.

— У, ты! — сказал Валерка и подмигнул люльке.

— Нравится? — спросила Даниловна.

— Угу.

— Ну, вот и поиграй с ней. Если будет плакать, покатай её. Вот так. — И Даниловна сделала несколько движений коляской туда и обратно.

— А как зовут её? — спросил Валерка.

— Настенькой.

Даниловна ушла в дом, а Валерка стал забавлять Настеньку. Он чмокал губами, улюлюкал и радостно смеялся, когда Настенька кривила беззубый ротик в улыбке.

— Скоро ты там? — кричали ребята Валерке.

— Да сейчас, вот только бабушка выйдет.

Но Даниловна не выходила. Она показывалась в окне, убеждалась, что Валерка на месте, и снова уходила.

Валерка от нечего делать стал катать коляску туда и обратно и вдруг увидел, что Настенька спит. Это было замечательно. Ведь он мог снова играть в футбол. В два прыжка Валерка занял у ворот своё место. Но рано он обрадовался: Даниловна увидела в окно, что он оставил коляску, и немедленно позвала его.

— Я же тебе дитё малое доверила, а не куклу, — сердито выговаривала она Валерке, — а ты взял и бросил её. А ну как она, не ровен час, вывернется из коляски? Тут же греха не оберёшься.

— Так она же уснула, — оправдывался Валерка.

— Да вы тут так орёте, что мёртвого из могилы поднимете, не то что сонного. Раз уж я тебе сказала: сиди здесь, значит, сиди. У меня и без вас делов хватает. Скоро парни придут с работы, кормить надо.

Даниловна ушла, а Валерка стал с нетерпением наблюдать за солнцем. Сегодня оно поднималось очень медленно, а Валерке так хотелось подогнать его к середине неба.

Кажется, прошла целая вечность, пока он дождался тётю Лену.

— Я больше к этой бабушке не пойду, — заявил Валерка.

— Почему? — удивилась тётя Лена.

— Потому что она мне играть не разрешает.

Тётя Лена очень торопилась и попросила Валерку потерпеть до вечера.

Когда пришёл с работы дядя Саша, Валерка ещё с большей настойчивостью стал отказываться от Даниловны.

— Не понимаю, чем она тебе не угодила? — начал сердиться дядя Саша.

— Да она же целый день заставляет меня возиться с Настенькой и поиграть не даёт.

— А что страшного, если ты поможешь бабушке?

— Хорошо, я буду помогать. Только пусть она с вас деньги тогда не берёт. Ведь не она же за мной смотрит, а я — за Настенькой. Я даже в футбол не поиграл.

Дядя Саша пожал плечами и улыбнулся.

— Ну ладно, давай посоветуемся с тётей Леной. Леночка! — позвал он.

— Что? — откликнулась она из кухни.

— Можно тебя на минутку? — И дядя Саша передал ей разговор с Валеркой, — Что будем делать? — спросил он.

— Просто не знаю, Саша. Ну как оставлять одного ребёнка? Может, ещё раз поговорить с Даниловной?

— Да нет, не стоит, — махнул рукой дядя Саша. — Мне вся эта история тоже не по душе.

— Я могу один, — горячо заговорил Валерка, — я же уже оставался.

— Может быть, он прав? — осторожно поддержал его дядя Саша.

— Но нельзя же, чтобы ребёнок целый день находился на улице.

— Так у меня ключ есть.

— Боюсь, что ты его когда-нибудь потеряешь.

— Нет, не потеряю, он у меня на шее висит.

— Пожалуй, стоит рискнуть, вступился за Валерку дядя Саша, — по-моему, ключ можно ему доверить, да, собственно, он и не маленький. В общем, давай на мою ответственность.

— Но мы уже деньги заплатили, — начинает сдаваться тётя Лена. — И потом, что мы Даниловне скажем? Ведь она обидится.

— Шут с ними, с деньгами. Думаю, в этом случае она не обидится. Парень прав — она извлекает двойную выгоду.

— Ну, хорошо, — соглашается тётя Лена, — только, пожалуйста, побыстрее решай с детским садом.

Когда тётя Лена вышла, дядя Саша сказал:

— Ты не подводи меня, дружище, я же за тебя поручился. А то получится, как с Аняновым.

— С каким Аняновым?

— Да есть у нас такой парень в цехе. Я за него тоже поручился, а он уже несколько раз подвёл меня.

— Ну, уж я-то не подведу! — горячо заверил Валерка.

Он твёрдо был уверен, что не подведёт дядю Сашу.

 

"СЮРПРИЗ"

Сегодня воскресенье — никому не надо идти на работу. Дядя Саша тоже отдыхает. Оказывается, ему не обязательно всё время находиться в цехе: там его заменяет начальник смены.

Дядя Саша каждый день разговаривает с ним по телефону, спрашивает о каком-то режиме, об анализах. Иногда дядя Саша сердится и требует, чтобы кто-то дал ему письменное объяснение. Всё это Валерке не понятно. Вот и сейчас он проснулся и слышит, как дядя Саша разговаривает по телефону. Смешной он! В субботу всегда говорит Валерке: «Ну, брат, завтра выспимся на славу». А сам всё равно встаёт рано и сразу берётся за телефон.

Валерка вскакивает с кровати и бежит к дяде Саше. Они делают зарядку, становятся под прохладный душ, убирают постели. Зарядку Валерка делает по воскресеньям, а в обычные дни забывает, потому что дядя Саша встаёт раньше его.

Дядя Саша смотрит на Валерку смеющимися глазами.

— Проснулся?

— Угу.

— Совсем проснулся? — переспрашивает дядя Саша.

— Совсем, — заверяет его Валерка и для убедительности широко раскрывает глаза.

— А я приготовил тебе сюрприз.

Валерка шарит глазами по комнате, но ничего вокруг себя не видит. Наверное, это какие-то сладости, и дядя Саша их отдаст ему после завтрака. Но желание узнать, что именно ему купили, настолько велико, что Валерка не удерживается от вопроса:

— А какой он?

— Сюрприз-то? — смеётся дядя Саша.

— Ну да.

— Сюрприз — это нечто неожиданное и приятное. Вот мы, например, сейчас позавтракаем, а за нами подъедет дядя Петя на своей «Волге», и поедем с ним на реку загорать и купаться.

Так вот он какой, сюрприз! А Валерка думал, что это сладости. Только этот сюрприз гораздо лучше. Наконец-то и он поедет на реку, и пусть Толька не задаётся, что он часто ездит со своим отцом на машине. Вот если бы Толька увидел, как Валерка садится в «Волгу» рядом с дядей Петей, он бы позавидовал! Правда, ещё совсем недавно с опаской поглядывал Валерка на дядю Петю. До его появления дядя Саша казался Валерке очень высоким, а когда он увидел их вместе, то удивился. Дядя Саша рядом с этим мужчиной выглядел мальчиком. Незнакомец был на голову выше дяди Саши. Лицо у него такое смуглое, словно его закоптили, а белки глаз красноватые. Смотрел он строго и почти никогда не улыбался. Трудно было понять, серьёзно он говорит или шутит. Дядя Саша называл его Петром Петровичем, а чаще просто Петровичем. Петрович звал дядю Сашу Алексашей.

У Петровича была своя «Волга», и дядя Саша вместе с ним ездил на работу. Петрович был каким-то начальником на заводе. Главнее дяди Саши.

Валерка долго не мог привыкнуть к дяде Пете и даже побаивался его. Он до сих пор помнит, как впервые появился около их дома Петрович на своей машине. Грозно посмотрел он на Валерку и спросил у дяди Саши:

— Этот, что ли?

— Этот, — ответил дядя Саша.

— Ну, что стоишь, садись в машину, — строго сказал дядя Петя.

— А зачем? — спросил Валерка.

— Садись, я не люблю лишних вопросов.

— Я не хочу, я останусь с дядей Сашей, — испугался Валерка.

— Да ты, кажется, трусишь? А ну, полезай в машину! — грозно приказал дядя Петя.

Валерка отскочил в сторону и упрямо повторил:

— Не поеду я с вами.

— Ну, как знаешь, а я тебя неё равно увезу. У меня дома есть два сорванца. Только тебя там и не хватает. Из вас лихая тройка получится.

Сердитое лицо у Петровича, а дядя Саша не боится его и даже смеётся.

— Брось, Мавр, достаточно того, что ты свою жену запугал своим видом.

«Наверное, он всех пугает», — подумал тогда Валерка. Потом он заметил, что Петрович так разговаривает со всеми.

Тётя Лена тоже звала дядю Петю Мавром.

Один раз Валерка очень перепугался за тётю Лену, когда к ним пришёл Петрович.

— Здравствуй, Мавр, — приветливо сказала тётя Лена.

А Петрович вдруг схватил её за плечи и закричал:

— «Молилась ли ты на ночь, Дездемона?»

— Не трогайте тётю Лену! — возмутился Валерка и вцепился обеими руками в полу его пиджака.

— Благодари этого рыцаря, — сказал Петрович, отпуская тетю Лену, — дарую тебе жизнь только из уважения к его мужеству.

Тётя Лена, смеясь, обняла своего защитника и погрозила пальцем Петровичу:

— Знай на будущее: в этом доме есть настоящие мужчины, которые не дадут меня в обиду.

Чем чаще дядя Петя приходил, тем Валерка больше убеждался, что он совсем не страшный и зря он его боялся.

Нет, это просто здорово, что он с дядей Петей поедет на реку.

Валерка бежит к столу и торопливо глотает всё, что ему подаёт тётя Лена.

— Если бы ты так всегда ел, а то вечно копаешься в тарелке, — выговаривает ему дядя Саша.

Валерку действительно всегда подгоняют с едой, а зачем торопят, он никак не поймёт. Всё равно он доест и уберёт за собой посуду. Это входит в Валеркины обязанности. Кроме того, он должен выносить мусор, покупать хлеб и поддерживать порядок в своём уголке.

За окном раздаётся короткий гудок машины.

— Приехал! — кричит Валерка и бежит к окну.

Во дворе стоит блестящая на солнце голубая «Волга», за рулём сидит дядя Петя и курит.

Тётя Лена суетится на кухне: она ещё не всё собрала.

— Мужчины, да помогите же мне! — зовёт она.

Валерка бежит к ней, но не знает, чем ей помочь, и только без толку крутится под ногами.

— Горе ты моё, — смеётся тётя Лена, — ты хоть себя-то собери.

И действительно, он же ещё не одет. Валерка бежит одеваться.

— Леночка, — зовёт из комнаты дядя Саша, — а где волейбол?

— Ты как маленький! Неужели я ещё тебя должна собирать? Поищи в кладовке.

Наконец сборы окончены. Валерка садится в машину рядом с дядей Петей и вдруг видит у старой сосны одинокую Маринкину фигурку. Она смотрит на Валерку выжидательно и с упрёком. Конечно, как он мог про неё забыть! Ведь Маринка никогда не забывает Валерку и даже на день рождения его первого пригласила.

— А можно взять с собой Маринку? — робко спрашивает Валерка.

— Можно, — отвечает тётя Лена, — только надо спросить разрешения у её мамы.

— Я сейчас. — Валерка выскакивает из машины.

Вскоре он возвращается вместе с Маринкой. Они усаживаются рядом на переднее сиденье, и машина плавно трогается с места.

Дорога бежит мимо почты с высокой острой башней, которую называют шпилем, мимо Дворца культуры с круглыми колоннами и мимо дворцового парка.

Валерке всё любопытно и всё ново, потому что дальше парка он ещё нигде не был.

Вот кончаются дома, и машина выезжает на широкую бетонную дорогу. Слева стоят огромные мачты — те самые, которые хорошо видно из города. Вечером на этих мачтах, как на ёлке, зажигаются разноцветные лампочки, чтобы мачты видели самолёты. Через некоторое время снова появляются дома, точно такие же, как в Ангарске.

— Это другой город, да? — спрашивает Валерка.

— Нет, — басит дядя Петя, — это тоже Ангарск. — Он говорит медленно и смотрит только на дорогу.

Валерка знает: так положено. Шофёр не должен отвлекаться, не должен смотреть по сторонам, ему об этом рассказывал Толька.

А жаль, что Тольки во дворе не было, когда они уезжали.

— А почему этот Ангарск отдельно от нашего?

— Всё это временно: наш город строят со всех сторон, а потом он соединится, — поясняет дядя Петя.

Бетонная дорога неожиданно обрывается, машина сворачивает за дома и сразу ныряет в лес. Такого большого леса Валерка ещё никогда не видел. Здесь очень много сосен и берёз. Ветви деревьев низко опускаются над дорогой и шелестят по крыше машины.

— Сейчас всю пыль обметём, — шутит дядя Петя.

И вот — река. Она вырывается откуда-то из-за поворота и бежит так быстро, словно её кто подгоняет. Она совсем не похожа на море. У моря только один берег, на котором стоишь, а дальше вода до самого неба. Здесь же и второй берег рядом.

Река такая узкая, что даже Валерка переплыл бы её, если бы умел хорошо плавать.

— Ну вот и доехали, — весело говорит дядя Саша, — раздевайтесь и можете купаться.

Валерка и Маринка бегут по узкой лесной тропинке к реке. Почти у самого берега тонкая берёзка перегнулась дугой через тропинку. Ребята пробегают под берёзкой, как под зелёной аркой.

Вода в реке холодная, не то что в море. Но солнце сегодня щедрое: стоит выскочить из воды — и сразу становится тепло. Тётя Лена стоит на берегу и наблюдает за Валеркой и Маринкой. Сама она только один раз окунулась. А дядя Саша с Петровичем переплыли на ту сторону и греются на солнышке, подставив спины. Вот они поднимаются, медленно идут берегом вверх по течению реки и наконец, забредают в воду. До чего легко плывут они! У Валерки так не получается. Он бьёт по воде руками и ногами изо всех сил, но его тут же тянет ко дну. Нырять он может сколько угодно — этому он научился на море.

— Отдохни, ты совсем заныряешься, — просит тётя Лена.

— Почему они не тонут, а я тону? — спрашивает Валерка, отфыркиваясь.

— Потому, что ты не умеешь плавать, — отвечает она.

— А вы научите меня?

И тётя Лена терпеливо по очереди поддерживает на воде Валерку и Маринку. Им даже кажется, что у них получается, и они наперебой хвалятся друг перед другом.

— Пошли заправляться, — командует дядя Саша, подплыв к берегу.

— Ещё немножко! Ещё немножко! — закричали в один голос Валерка и Маринка.

Валерка уже привык к воде, и она ему кажется тёплой.

— Марш на берег! — нарочито строго приказывает дядя Саша. — А то ремня схлопочете.

Валерка неохотно выходит из воды. Он вовсе не боится ремня. Дядя Саша никогда его не бьёт, он просто шутит.

Вот Женьке часто попадает от отца, но это, наверное, потому, что он добрых слов не понимает.

Дядя Саша сразу сказал, что ремень — это крайняя и нежелательная мера: человек должен понимать доброе слово. Даже многие животные и те понимают хорошие человеческие слова и не нуждаются в порке.

До чего вкусна еда на воздухе! Валерка только сейчас понял, как он проголодался. Маринка тоже ест с аппетитом. Можно подумать, что они соревнуются, кто больше съест.

— А теперь — час отдыха, — объявляет тётя Лена и стелет одеяло в тени под большой берёзой.

— Тебе нравится лес, Валерка? — спрашивает Маринка.

— Очень нравится!

— А на море лучше?

— На море тоже хорошо, — мечтательно смотрит в небо Валерка, — там на моторке можно покататься. Вот если бы у моря был такой лес, как здесь…

— А ты, когда поедешь в Крым, возьмёшь меня с собой?

Валерка задумался. А почему не взять, ведь поехали же они вместе в лес?!

— Возьму, если мама тебя отпустит.

Валерке и самому хочется, чтобы Маринка поехала с ним. Она на один год младше Валерки, зато с ней играть лучше, чем с другими. Она никогда не дразнится и не вредничает. Девчонки тоже хорошие бывают. У него и в Саках были две подружки — Галочка и Нина. Им по шесть лет. Они сестренки, и все их звали двойняшками.

— Давай, кто первый заснёт, — предлагает Валерка.

— Давай.

Они усиленно жмурят глаза, но спать совсем не хочется.

— Хорошо быть взрослым, — первым нарушает молчание Валерка, — что хочешь, то и делай. Если бы я был взрослым, я бы сейчас купался.

— Мы будем еще купаться, — успокаивает его Маринка.

— Конечно, будем. Но если бы я был взрослым, я бы не спал днём. А ты хочешь быть большой?

— Не знаю, — пожимает плечами Маринка.

— А я хочу. Когда я стану взрослым, я смогу часто ездить в лес. Дядя Саша говорил, что скоро будет так: нужно куда-нибудь поехать, приходи и возьми машину из гаража, покатайся сколько надо— и снова в гараж.

Время летит быстро, настолько быстро, что Валерка и Маринка уже успели отдохнуть, покупаться и снова поесть.

Солнце давно проплыло над головой и опускается за реку.

Откуда-то прибежал лёгкий ветерок и зашевелил листву берёз и осин.

Взрослые укладывают в машину сумки.

— В путь! — командует дядя Саша.

И опять бежит машина по зелёной тропке, мягко покачиваясь на рессорах.

 

ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ

Август для Валерки самый хороший месяц. Семнадцатого у Валерки день рождения, и он пригласит к себе всех своих друзей. А потом будет самое главное событие, которое он ждёт с нетерпением: скоро в школу! Правда, это произойдёт не в августе, а 1 сентября. Зато в августе ему купят новую школьную форму, о которой он давно мечтает, и настоящий портфель. С ним он будет ходить по улицам Ангарска, и все увидят, что он настоящий школьник.

Утром, когда Валерка проснулся, перед ним на стуле лежали две большие коробки, перевязанные жёлтыми шёлковыми лентами. Валерка нетерпеливо развязал их. В одной коробке была заветная школьная форма и ремень с большой блестящей пряжкой, а во второй — железная дорога. Да-да, та самая железная дорога, которую он видел в «Детском мире» и о которой тоже мечтал.

Просто удивительно, как дядя Саша и тётя Лена могли догадаться о Валеркином желании!

Валерка вскакивает с кровати, быстро застилает её и вдруг замечает, что на спинке другого стула висит новенький жёлтый портфель. Солнечные лучи ворвались в комнату, сверкают на замках портфеля и прыгают зайчиками на стене.

Валерка выбегает из комнаты и кричит:

— Тётя Лена! Тётя Лена!

И вдруг слышит голос дяди Саши:

— Ты что так рано проснулся? Ведь ещё нет семи часов.

Валерка влетает в комнату. Разве он может долго спать в такой необычный день? Дядя Саша притягивает к себе Валерку, ласково ворошит ему волосы.

— С днём рождения, наш племяш. — Дядя Саша теперь очень часто так называет Валерку.

Тётя Лена тоже говорит:

— Иди, наш племяш, я тебя поцелую.

Уходя на работу, тётя Лена говорит:

— Вечером можешь пригласить своих друзей. А пока тебе задание. Подумай, что мы напишем бабушке и маме. Так и знай, что я больше за тебя писать не буду.

— А как же? — не понимает Валерка.

— А вот так же: ты будешь мне диктовать, а я писать.

Ну, это легко!

Стоило тёте Лене закрыть за собой дверь, и Валерка начал сочинять письмо.

«Здравствуйте, дорогие мамочка и бабуся…» Дальше почему-то не сочинялось. Валерка стал вспоминать, о чем всегда писала тётя Лена. Она писала, что Валерка ведёт себя хорошо, слушается дядю Сашу и тётю Лену (как будто их можно не слушаться). Что Валерка здоров и у него хороший аппетит, («А что такое хороший аппетит?» — спрашивал Валерка. «Это когда за две щеки летит, — смеясь, отвечала тётя Лена.) Что Валерка часто вспоминает свою маму и бабушку. Ах, как он часто вспоминает их! Днём ещё, когда играет с ребятами, забудет, а вечером обязательно вспомнит. Утром проснётся — тоже вспомнит: «А что сейчас делает бабуся? Может, она уехала к маме в больницу и повезла ей виноград?»

Так думает Валерка. И вдруг вспоминает о главном: у него же сегодня день рождения!

Он закрывает дверь и бежит во двор.

Все Валеркины друзья уже здесь, не видно только Маринки.

— Ребята, — зовёт Валерка своих друзей, — у меня сегодня день рождения. Обязательно приходите. Все приходите.

— А во сколько? — спрашивают его.

Валерка и сам не знает, когда у него будет день рождения, но раз тётя Лена придёт сегодня домой к четырём часам, значит, и все должны прийти к этому времени.

— Приходите к четырём! — кричит он и бежит в соседний подъезд своего дома. Там живёт Маринка.

Дверь открывает Маринкина бабушка.

— Здравствуйте, — говорит Валерка, — а Маринка дома?

— Здравствуй, молодой человек, — серьёзно отвечает бабушка, — проходи, гостем будешь. Маринка, к тебе Валера пришёл.

Из комнаты выбегает Маринка, Видно, что она рада.

— А, Валера!

— Я ненадолго. Приходи к четырём ко мне на день рождения. И вы тоже, бабушка, — спохватывается Валерка.

— Спасибо, родненький, — говорит бабушка, — я-то не смогу, а уж Маринка обязательно к тебе придёт.

Валерка бежит домой, достаёт из коробки железную дорогу и пробует собрать рельсы, но у него ничего не получается. Соединит две секции, начинает прикреплять третью, а первая отлетает. Тогда Валерка оставляет рельсы в покое, цепляет вагоны к паровозу и рукой катает состав по столу.

Робкий звонок в дверь отвлекает его от игры. Оказывается, пришли первые гости: Андрюша Шишпорёнок из соседнего дома, Саша Серебрянников — он недавно сюда приехал и живёт в одном с Валеркой подъезде, Женька Мармыш и, конечно, Галька. Уж она не опоздает.

— На, — протягивает книжку Женька.

— Надо же пождравить, — шипит на него Галька и ласковым голоском продолжает: —Пождравляем тебя, Валера…

Но Галька не договорила — снова раздался звонок. После этого он вообще не умолкал и звонил всё чаще и чаще.

В квартире ещё никогда не было так шумно.

Уже четыре часа, а тёти Лены всё нет и нет. Валеркины гости нисколько не унывают и чувствуют себя как дома. Без тёти Лены им ещё лучше.

Не успел Валерка оглянуться, как со стены пополз ковёр и накрыл барахтающихся на диване Женьку и Тольку, С визгом на них навалились остальные ребята и устроили кучу малу.

— Стягивай их с дивана! — в восторге кричит Витька.

В комнате визг, хохот, беготня, борьба. Стулья летят во все стороны. Валерка не отстаёт от гостей.

Кто-то толкает тумбочку с телевизором, и с него падает на пол большой стеклянный слон. Он разбивается, рассыпается на несколько частей.

Сразу наступает тишина.

— Теперь из-за нас попадёт Валерке, — сочувственно говорит Маринка.

Валерка сидит на корточках, крутит в руках стеклянный хобот слона и думает, что он скажет теперь тёте Лене. Ведь это её любимый слон. Он ей в институте помогал сдавать экзамены, и она его очень берегла.

Но тете Лене говорить ни о чём не надо. Она стоит в дверях комнаты и видит всё сама.

— Тётя Лена, — растерянно мямлит Валерка, — это мои друзья. На день рождения пришли. И ещё придут.

— Задал ты мне задачку: я просто не знаю, за что вперёд браться. Ты подумай только: разве можно устраивать такой погром в квартире?

У тёти Лены даже слёзы на глазах показались — так она жалеет своего слона.

— Тётя Леночка, не плачьте. Мы сейчас всё приберём, — успокаивает её Маринка.

— Не надо, я сама, — говорит тётя Лена, а сама отворачивает лицо к окну, — Поднимите стулья и поставьте на место. Сложите ковёр и уберите его на диван. Придумайте какую-нибудь нормальную игру. — Тётя Лена говорит уже обычным своим голосом, как будто ничего не случилось. — Мне сейчас с вами заниматься некогда, а вот придёт дядя Саша, он с вами поиграет.

— Не придёт он, — уверенно говорит Валерка.

— Он что, звонил? — обеспокоенно спрашивает тётя Лена.

— Нет.

— А почему ты решил, что он не придёт?

— Потому, что он снова нянчится со своей Элоу.

Валерка ревнует дядю Сашу к этой Элоу: он уделяет ей гораздо больше времени и внимания, чем Валерке. То и дело дядя Саша справляется по телефону о её температуре и часто недоволен, что её «кормят» не тем сырьём.

Когда Валерка спросил, кто она такая, эта Элоу, дядя Саша улыбнулся и ответил, что это маленькая, как грудной ребёнок, девочка, но очень капризная. Поэтому с ней нянчится весь цех.

— А за что все её любят, если она капризная? — удивился Валерка.

— Так она же ещё маленькая, и мы хотим вылечить её от всех болезней, в том числе и от капризов.

— Разве можно вылечить от капризов? — усомнился Валерка.

— Конечно, можно, только для этого нужно найти подходящее лекарство. И она сразу станет послушной.

Валерка знает, что дядя Саша не нашел ещё лекарство и поэтому эта девчонка не даёт ему покоя ни дном ни ночью.

Валерка ни разу не видел эту Элоу, но она ему не нравится. Что в ней хорошего? Только разве имя — оно такое мягкое и певучее.

— Тётя Лена, а вы не позвоните дяде Саше, пусть он везёт с собой эту Элоу.

В конце концов, Валерка готов с ней смириться на сегодняшний вечер, лишь бы дядя Саша скорее приехал.

Ничего смешною Валерка не сказал, а тётя Лена залилась своим звонким смехом, да так, что Валерке даже показалось, будто она забыла о разбитом слоне.

— Ну как же он её привезёт? — спрашивает она сквозь смех. — Ведь это же целая установка.

— Какая установка? — растерянно спрашивает Валерка.

— Нефтяная. Понимаешь, часть цеха, в котором дядя Саша работает.

— Но дядя Саша же сказал, что это девочка?

— Он пошутил с тобой. Элоу — сокращённое название этой установки. А полностью она называется электрообессоливающая установка. — Тётя Лена запнулась, не зная, как объяснить. — Она… она отделяет нефть от воды и разных солей. Ну, понял немного, что к чему? — с сомнением спросила тётя Лена.

— Конечно, понял, — заверил Валерка.

А понял он главное: Элоу вовсе не девчонка и зря он обижался на дядю Сашу. Оказывается, это просто работа. А работа — прежде всего. Так говорит дядя Саша, и Валерка с ним согласен,

— Развлекай гостей и не забывай, что ты хозяин, — напоминает ему тётя Лена.

В комнате уже навели относительный порядок. Ребята окружили железную дорогу и обсуждают вопрос, хорошо ли быть машинистом.

— Плохо, — авторитетно заявляет Толька, — ездит по рельсам, и даже свернуть никуда нельзя. То ли дело на машине: куда хочешь, туда и поедешь. Хоть направо, хоть налево.

— Зато на поезде быстрее, — возражает ему Шишпорёнок.

— Да я на машине в два счёта обгоню твой поезд, — горячится Толька.

— Может, и самолёт обгонишь? — спрашивает его Вова Серебрянников.

— Не-е, — с сожалением сдаётся Толька, — но всё равно шофёром быть лучше, чем машинистом.

Валерка забыл уже, что совсем недавно он собирался стать шофёром. Ему очень хочется быть лётчиком.

Хорошо бы подняться высоко-высоко в небо и смотреть сверху на землю. Он бы пролетел над всеми городами и, конечно, над Крымом. Вот бы обрадовалась бабушка, увидев Валерку в самолёте! Он смог бы приземлиться на Первомайской улице, сбегать домой и нарвать много-много винограда для своих друзей из Ангарска.

А ребята уже горячо обсуждают, кто кем хочет быть.

— Хочу быть врачом, — заявляет Маринка.

— И я тоже, — присоединяется к ней Галька.

— А я — космонавтом, — заявляет Вова Серебрянников.

Уже все высказали свои желания, кроме Витьки. Он молчит, словно в рот воды набрал и с любопытством смотрит своими узкими глазами на ребят.

— А кем ты хочешь быть? — спрашивает его Маринка.

Витька продолжает хранить молчание, а глаза у него становятся ещё уже.

— Ну кем? Кем? — пристают к нему ребята.

— Хочу быть обезьяной, — неожиданно выпалил Витька.

Все так и раскрыли рты от удивления.

— Кем? — переспросил его Толька.

— Хочу быть обезьяной, — упрямо повторил Витька.

— Почему это вдруг обезьяной? — рассердилась на него Маринка.

— Потому, что обезьяна сидит в клетке и все бросают ей конфеты.

— Ну и дурак! — презрительно заявляет Толька. — Стал бы я из-за конфеты сидеть в клетке.

Резкий звонок отвлекает Валерку. Он бежит к двери, но там никого нет. Снова звонок. Да это же телефон!

Валерка снимает трубку и слышит голос дяди Саши.

— Это наш племяш?

— Я, — отвечает Валерка.

Трубка ненадолго замолкает, и снова голос:

— Ты, дружок, меня извини: я вынужден немного задержаться в цехе. Вы там пока начинайте ужин, а я чуть позднее подъеду. Обязательно подъеду, так и передай тёте Лене.

— Элоу капризничает? — лукаво спрашивает Валерка.

— Да, чуть-чуть, но она скоро перестанет. Ты уж не обижайся на меня.

Валерка кладёт трубку. Ему немного грустно, но он не обижается. Ведь это же работа, а работа — прежде всего.

 

ПЕРВЫЙ СНЕГ

Валерка явно ошибался, когда думал, что только август такой счастливый.

Он хорошо помнит 1 сентября, когда вышагивал в школу в новой форме, с новым портфелем и с букетом цветов. Он отлично помнит, как первый раз сел за парту. Посадили его рядом с девчонкой.

Маринка очень завидовала Валерке и уговаривала не ходить в этом году в школу, а подождать её до следующей осени. Валерка сказал, что так нельзя. Раз все идут — значит, и он должен. Маринка тяжело вздохнула и согласилась с ним. А жаль всё-таки, что ей шесть лет. Сидел бы сейчас Валерка с ней за одной партой, а не с Нинкой Новиковой.

Новикова всё время крутится на уроках и пристаёт к Валерке. Один раз она даже исчертила его тетрадь и поставила кляксу прямо на классной работе.

Дарья Емельяновна пристыдила Валерку за это, а он промолчал и не выдал Новикову. Уж что угодно, а ябедой он никогда не будет.

Вредная девчонка Новикова, да ещё учится плохо.

В одной группе с Валеркой — Женька Мармыш. Они по-настоящему подружились. Вместе ходят в школу и даже договорились заступаться друг за друга.

Женька тоже в новой форме, но и она на нём сидит смешно. Штаны никак не держатся на его круглом животе и волочатся по полу, ремень тоже скатывается под живот, и над ним вздувается пузырём рубашка.

Женька умеет корчить всякие дурашливые рожи. Растянет и без того большой рот в улыбке, поднимет вверх бесцветные брови и дико заворочает зрачками, точно так, как Незнайка по телевизору.

У Валерки теперь новый распорядок дня, потому что в школу он ходит во вторую смену. Он уже знает несколько букв и умеет считать до двадцати.

Каждый месяц несёт с собой что-то новое.

Валерке очень понравился сентябрь, когда стояла хорошая и тёплая погода. Правда, утром и вечером было холодновато и даже приходилось надевать пальто. Зато днём можно бегать в одном костюме, почти как летом.

Дядя Саша сказал, что сентябрь в Ангарске всегда такой и что здесь настоящая золотая осень, как у Левитана. Валерка знает, что Левитан — это художник. Валерке понятно, почему дядя Саша осень назвал золотой. В сентябре тополя и ильмы становятся жёлтыми. Желтые листья лежат на газонах и тротуарах, желтеют и березы в лесу. Желтеет и никнет к земле трава. Только сосны и ели остаются прежними.

В октябре холодно. Ветви тополей и берёз совсем оголились, и деревья стали серыми и пустыми.

Разрешили охоту на коз. Дядя Саша сдержал слово и взял с собой Валерку.

Тётя Лена, как только услышала, что Валерка собирается на охоту, сразу напустилась на дядю Сашу.

— Как ты можешь, Саша, тащить ребёнка в лес? Детское ли это занятие — смотреть, как вы убиваете животных? Не пущу я его никуда!

— Успокойся, Леночка. Пусть парень привыкает к трудностям.

— Не надо ему привыкать к таким трудностям. Я презираю вашу охоту и считаю её бесчеловечным занятием. Если бы я была на твоём месте…

Дядя Саша подмигнул Валерке: мол, не беспокойся, дружище, тётя Лена уже сдаётся.

— То-то и оно, что на моём месте ты никак оказаться не можешь. Мы, мужчины, любим охоту превыше всего. Правда, дружище?

— Правда! — закричал Валерка совсем чужим голосом.

И тётя Лена закрыла руками уши.

— Делайте, как знаете.

Второй раз ей повторять не пришлось. Дядя Саша и Валерка знали, что делать. Они быстро собрались и уехали.

На ночлег охотники остановились в деревне, спали прямо на полу в тёплой избе.

Проснулись очень рано.

На улице было ещё темно. Совсем сонного Валерку посадили в машину, и он даже не заметил, как очутился в лесу. Когда рассветало, дедушка из деревни написал номера на бумажках, скатал их и положил в шапку. Охотники по очереди запускали в шапку руки и вытягивали из неё бумажки. При этом одни радостно улыбались, а другие с досадой крякали и бросали бумажки.

Дядя Саша тоже взял из шапки бумажку и поморщился.

— Не везёт нам с тобой, — сказал он Валерке, — придётся идти в загон.

— Как — в загон? — не понял Валерка.

— Сейчас увидишь.

Потом все разделились на две группы. Одни сели на машину и уехали, а группа, в которой были дядя Саша и Валерка, растянулась цепью по лесу.

Некоторое время вокруг стояла тишина. И вдруг откуда-то сбоку раздался смешной крик, не то «ау!» не то «оп-ппа!».

Этот крик подхватили остальные.

— Оп-ппа! — закричал и дядя Саша и начал стучать палкой по деревьям.

Валерка шагал рядом с ним и смеялся. Очень уж забавной показалась ему эта игра.

— Что смеёшься? Кричи! — строго оказал дядя Саша.

— А зачем?

— Э, да, я вижу, ты совсем тёмный человек. Там перед нами расположились охотники с ружьями, а наша с тобой задача криком выгнать к ним коз. Понял?

— Понял, — ответил Валерка и тоже начал кричать: — Оп-ппа! Оп-ппа!

Где-то совсем близко, почти рядом с Валеркой, раздались выстрелы — один за другим. Валерка даже вздрогнул от неожиданности.

— Кажется, есть, — говорит дядя Саша и ускоряет шаги.

Навстречу загонщикам выходят первые стрелки.

— По цели били? — спрашивает дядя Саша.

— По козам, — отвечает ему дядя Витя.

С ним Валерка познакомился совсем недавно.

— Петрович стрелял дуплетом и промазал. Его даже козы топтали, — говорит дядя Витя и смеётся.

В стороне с ружьем стоит дядя Петя, и Валерка бежит к нему.

— Дядя Петя! — кричит он. — Вы видели коз? Вы стреляли в них?

— Видел, — смеётся Петрович, — они меня чуть в землю не втоптали. Красивые, черти, бегут так, словно стелются по земле, а шерсть у них ну прямо как осенний мох.

— А почему не стреляли? — интересуется Валерка.

— Не смог. Так просто, бабахнул пару раз для острастки, когда они салфетки показали мне.

— Какие это салфетки?

— У диких коз нет хвоста, а на этом месте растёт белая шерсть, пушистая такая, вот её-то и называют салфеткой.

— Слушай ты его… Не хотел он стрелять! Жалко, вишь, ему козочку стало, — неожиданно вмешался в разговор один из подошедших охотников. — Ты вот ему байки заливай, — показал он на Валерку, — глядишь, он тебе и поверит, а я стреляный воробей.

Петрович, по-прежнему улыбаясь, перезарядил ружьё и хлопнул охотника по плечу.

— Тебя-то я и не стал бы убеждать: ты же варвар и не поймёшь…

И тут все напустились на дядю Петю:

— Лучше скажи, что струсил.

— Братцы, он же уснул, а козы его разбудили, вот он с перепугу и дал дуплета.

— Эх, Петрович, Петрович, — укоризненно покачал головой усатый дядька, — не думал я, что ты такой мазила, а ещё фронтовик.

— Да я вполне серьёзно вам говорю, что не хотел стрелять по козам, — стал убеждать Петрович.

Но ему, кроме Валерки, никто не верил.

Даже дядя Саша и тот с любопытством поглядывал на Петровича и хитровато посмеивался.

— Дядя Петя никогда не обманывает, — не выдержал Валерка.

— Помолчи, — оборвал его усатый охотник. — А тебе я всё равно не верю, — сказал он Петровичу.

— Значит, не верите? — спросил дядя Петя, слегка прищурив глаза. — А ну бросай кому шапку не жалко.

— Да хоть две — всё одно смажешь.

— Бросайте, — потребовал Петрович.

Два парня сорвали с головы шапки и, смеясь, подбросили их.

Петрович быстро вскинул ружьё, и раз за разом прогремели два выстрела.

Валерка видел, как шапки летели вверх, потом стали падать к земле и как какая-то сила снова их подбросила вверх.

Парни кинулись к своим шапкам. Они уже больше не смеялись. Их шапки были так изодраны и продырявлены, что даже вата из них вылезла.

— Знатно стреляешь, — одобрительно покачал головой усатый охотник, — видать, и вправду пожалел ты коз.

Все сразу притихли и с уважением начали разговаривать с Петровичем.

Валерка с восхищением смотрел на дядю Петю. Правильно он сделал, что не убил коз: им ведь тоже хочется жить. Когда Валерка вырастет, тоже ни в кого стрелять не будет. Лучше всего стрелять в тире.

Все остальные гоны прошли впустую, и Валерка втайне радовался, что так никого и не убили.

Поездка на охоту была сюрпризом. Такая уж у дяди Саши привычка. Нравится ему устраивать сюрпризы.

Валерка теперь хорошо знает, что такое сюрприз. Он даже сам недавно преподнёс дяде Саше такой сюрприз, что дома весь вечер смеялись и долго не могли забыть это.

Как-то пришёл он из школы и сообщил за ужином:

— А у меня для вас есть сюрприз.

— Какой? — спросил дядя Саша.

— Я получил единицу! — радостно выпалил Валерка.

У дяди Саши даже лицо вытянулось от неожиданности.

— Да-а… — протянул дядя Саша, — это действительно сюрприз.

И тётя Лена тоже укоризненно на него смотрела.

— Да это же не такая единица, — торопился разъяснить Валерка, — она хорошая, она все равно что пятёрка.

— Я что-то о таких единицах не слышал, — с сомнением сказал дядя Саша.

— Как — не слышали? Нам врач показывал буквы, а мы читали их. Сначала одним глазом, потом другим. У нас почти все получили единицы, даже Ощеулов и Новикова. А одна девочка подумала, что это плохо, и заплакала, и врач ей сказал: «Не плачь: моя единица по зрению — всё равно что пятёрка в классе».

Дома сразу согласились с Валеркой, только предупредили его, чтобы он у Дарьи Емельяновны единиц не получал.

А дядя Саша, когда тётя Лена что-нибудь для него делала, стал говорить:

— Спасибо. Леночка, ставлю тебе единицу.

Валерка не часто радует своих близких сюрпризами, зато на его долю выпадает их много.

Недавно ему купили лыжи, и дядя Саша обещал взять его с собой на прогулку, как только выпадет снег.

Снег появился совсем неожиданно — такого Валерка ещё никогда не видел. В Крыму тоже выпадал снег, но тут же таял. Всегда мокрый и серый, он никогда не закрывал всю землю, и, конечно, по такому снегу на лыжах не пойдёшь. Мама и бабушка выходили во двор, подставляли под снег ладони и умывали лицо. Когда мама не болела, у неё были такие красные щёки, как у маленького Витьки. От снега они ещё больше краснели…

Проснулся Валерка, по привычке выглянул в окно, ещё позёвывая от сна, да так и остался с открытым ртом.

Земля, крыши домов — всё белое. Даже на зелёных ветвях сосны крупными шапками лежал снег.

Валерки быстро выбежал на улицу. Ярко светило солнце, но оно уже не жаркое; под его лучами искрится снег, словно камушек в мамином кольце. Тепло на улице, а снег не тает. Валерка хватает пригоршнями снег и натирает щёки.

— Ну, вот и пришла зима, — смеясь, говорит дворничиха, отгребая большой деревянной лопатой снег от подъезда. — Ты нос, что ль, отморозил?

— Я умываюсь! — неизвестно отчего орёт Валерка.

Хорошая зима в Ангарске, гораздо лучше, чем в Крыму.

Первый снег выманил на улицу всех Валеркиных друзей.

— Давайте лепить бабу, — предлагает Шишпорёнок.

Валерка не умеет делать бабу, но оказывается, это очень просто. Стоит только слепить небольшой ком снега, а потом кати его по земле, и он прямо на глазах растёт.

Работа кипит быстро, и вскоре посредине двора стоит большая снежная баба.

Ребята из угольков сделали ей глаза, рот, нос и даже бусы. Баба получилась смешная и важная. Валерка любуется ею, а и это время большой снежок надвигает ему шапку почти на глаза. Оглянулся Валерка, а Женька так доволен своей проделкой, что даже повизгивает.

— Ах так! — возмущается Валерка и, скатав снежок, запускает им в Женьку.

И вот уже свистят в воздухе снежки, и каждый меткий бросок вызывает бурный восторг играющих.

Кто-то предлагает построить крепость.

Кипит работа, раскраснелись лица, растут крепостные стоны. Ещё немного — и защитники крепости, заготовив снежные снаряды, заняли оборону.

Атакующие хитрят: они ждут, когда в крепости не останется заготовленных снежков.

Наконец снежков становится совсем мало, а за новыми выбежать из крепости нельзя: могут взять в плен,

— Ура! кричат наступающие и во весь рост идут в атаку.

— За мной! — командует Валерка. Он понял, что без снежков в крепости не усидишь, и бросается навстречу нападающим. Тут хоть можно драться врукопашную.

Валерка свалил Андрюшку и кормит его снегом, но торжествует он рано: сзади на пего навалились сразу двое. Валерка чувствует, как холодный снег попадает ему за воротник.

— На помощь! — зовёт Валерка.

Толька вихрем налетает на противников, и клубок живых тел катается по земле.

Девчонки забыли, что они только что воевали друг против друга, и все вместе осыпают барахтающихся мальчиков снегом.

— Предатели! — возмущается Женька. — Ребята! Они предатели! Бей их!

Но девочки не ждут, когда их станут бить, и разбегаются по подъездам.

Время летит быстро.

Кажется, только начали играть, а уже пора собираться в школу.

Валерка знает, что завтра будет такой же день и так же весело они будут играть. Но он теперь с нетерпением ждёт воскресенья. Дядя Саша обещал, что, как только выпадет настоящий снег, они пойдут с ним прокладывать лыжню.

Валерка знает, что это так и будет. Дядя Саша его никогда не обманывал.

 

ДАРЬЯ ЕМЕЛЬЯНОВНА

Быстро привык Валерка к школе и к новым своим друзьям.

Дарья Емельяновна, как добрый волшебник из знакомых сказок, раскрывала перед ним тайны букв и цифр.

Валерка ходил по городу и не пропускал ни одной афиши и ни одной вывески на магазинах. Он не понимал значения таких слов, как «Галантерея», «Парфюмерия», «Агентство», но всё равно читал их, потому что он уже не мог равнодушно проходить мимо печатных букв.

Он очень хорошо помнил тот день, когда с ярким букетом цветов первый раз переступил порог школы.

По непонятной причине его фамилии не оказалось в списках первых классов. Тётя Лена металась по школе, пытаясь выяснить причину, а Валерка стоял и думал, что его, наверное, не приняли в школу.

Прозвенел звонок, все ребята разошлись по своим классам, и только одинокая Валеркина фигурка маячила в коридоре. Ему было очень обидно, потому что даже тётя Лена где-то затерялась.

— А ты почему не в классе? — неожиданно спросил его женский голос.

Валерка обернулся и встретился глазами с улыбающимся ласковым взглядом. Это была Дарья Емельяновна.

— Меня не записали, — со слезами в голосе пожаловался ей он.

— Ты здесь один?

— Нет.

В это время подошла тётя Лена.

— Он с вами пришёл? — спросила её Дарья Емельяновна.

— Да, — ответила тётя Лена, — его ошибочно не включили в списки.

— Ничего, не огорчайся, эта ошибка поправима, — успокоила Валерку Дарья Емельяновна. — Идём со мной, я тебя запишу.

Валерке показалось, что в школе стало уютнее и за окном солнце засветило гораздо ярче.

У Дарьи Емельяновны мягкий голос и всегда улыбающиеся глаза. Она никогда не повышает голоса, но стоит ей замолчать, как ребята сразу догадываются, что кто-то мешает ей говорить, и весь класс сразу затихает.

Дарья Емельяновна знает, кто старается писать хорошо, а кто ленится.

Вот, например, Ощеулов: сам плохо пишет и другим мешает. В тетради у него всегда грязь.

— Неужели тебе не хочется красиво писать? — спрашивает его Дарья Емельяновна.

Ощеулов только отмалчивается и продолжает своё.

Почти все ребята подтягивают Ощеулова и Новикову. Хорошие ученики остаются с ними после уроков, но Ощеулов и Новикова не хотят исправляться — это уж Валерка точно знает. У него вначале тоже не ладилось с письмом, но он очень хотел красиво писать и понял, почему пишет плохо. Оказывается, во всём была виновата парта. Некоторые ребята ему и до сих пор не верят. Ну и пусть! Он вовсе и не собирается им доказывать. Дело в том, что парта, за которую его посадили, оказалась кривая. Валерка помнит, как в классе все засмеялись над ним, когда он сказал про парту Дарье Емельяновне. Но она не смеялась, а даже осуждающе посмотрела на ребят и сказала им, что ничего смешного нет.

Дарья Емельяновна внимательно осмотрела Валеркину парту, даже попробовала посидеть за ней и пересадила его на другое место. С тех пор Валерка перестал ставить в тетради кляксы и писать стал красивее.

А потом рядом с ним посадили Новикову. Она тоже пожаловалась на парту. Уж кто-кто, а Валерка знает, что Нинка просто собезьянничала, потому что и на новом месте она пишет плохо, да ещё мешает ему. Новикова совсем не умеет считать, она даже на палочках путается. А ведь это так просто.

Дарья Емельяновна прикрепила к ней Валерку, чтобы он помогал ей по арифметике. Валерка старается изо всех сил, а Новикова всё равно путает да ещё упрекает его:

— Не умеешь помогать — и не берись!

Потом Новикова сама придумала, как он должен с ней заниматься.

— Давай я буду переписывать с твоей тетради, — заискивающе предложила она, — тогда и у меня будут хорошие отметки.

Валерка согласился, а Новикова, даже списывая, делает ошибки. И снова сердится на Валерку, как будто это он виноват.

— Почему ты не следишь за мной? — выговаривает ему Новикова. — Тебе же поручили, я вот скажу Дарье Емельяновне.

Один раз Новикова так рассердилась на Валерку, что даже исчертила ему тетрадь.

Валерка очень хотел помочь Новиковой, он даже из-за неё сам стал делать ошибки. Иногда он готов был уже отказаться помогать ей, но сделать этого не мог: ведь ему же доверили. Не отказались

же в цехе от Анянова, а он ещё труднее Нинки Новиковой. Дядя Саша каждый день на него жалуется дома.

Дарья Емельяновна сама догадалась, что Новикова списывает у Валерки, потому что ошибки были у них одинаковые.

— Так не помогают, — пристыдила она Валерку, — вы просто обманываете меня.

Стыдно было Валерке: ведь он всё понял — Новикова обманула его, а он Дарью Емельяновну.

Трудный человек Новикова. Валерка остаётся с ней после уроков, чтобы вместе делать домашнюю работу.

Только она так и старается дождаться, когда он сам сосчитает примеры, а потом готовенькое записывает к себе в тетрадь.

— Возьми три палочки, — требует Валерка, — прибавь к ним ещё пять, а потом сосчитай все вместе.

Нинка перебирает палочки, а сама смотрит в окно и зевает.

— Поздно уже, — вздыхает она, — меня дома потеряют. Приди лучше завтра ко мне домой делать уроки.

— Ладно, — соглашается Валерка.

Конечно, права Дарья Емельяновна, когда говорит, что Новикова не хочет думать, но он не знает, как сделать, чтобы Новикова думала.

С Ощеуловым мучается вся октябрятская звёздочка. Не хочет он делать уроки даже в школе. Когда все пишут, он кладёт ручку на парту и начинает делать бумажных голубей.

Двойки в своей тетради синими чернилами он исправляет на пятёрки.

Новикова и Ощеулов тянут весь класс назад. Ребята из-за этого переживают: они ведь взяли обязательство не иметь ни одной двойки.

В первом классе «А» уже все двоечники подтянулись. Правда, им гораздо легче: у них же нет Новиковой и Ощеулова.

Октябрятская звёздочка по-всякому воспитывает Ощеулова, а с него как с гуся вода. К нему даже применяли крайнюю меру, поскольку он добрых слов не понимает.

Поколотить Ощеулова предложил Женька Мормыш.

Валерка тогда недоверчиво посмотрел на него. Думал — не шутит ли?

— Но это же крайняя мера, — возразил тогда Валерка.

— Ну и пусть, — заявил Женька и решительно пригладил взъерошенные волосы.

Он давно не подстригался, и поэтому его жёсткая чёлка отросла почти до самых бровей. Да и с боков волосы упираются в отвисшие уши и, кажется, пригибают их ещё больше.

Женька говорит вполне серьёзно, но, глядя на него, всё равно хочется смеяться. Валерка даже не замечает, что улыбается во весь рот.

Ребята из звёздочки согласились с Женькой. В этот же день они загнали Ощеулова в угол, наподдавали ему и взяли с него слово, что он исправится.

Женька здорово задавался и всем хвастался, что это он придумал, как перевоспитать Ощеулова.

— Меня дома выпороли, так я сразу исправил двойку.

Женька действительно уже целую неделю не получал двоек и считался успевающим.

Все внимательно следили за Ощеуловым, а он на самом деле заметно присмирел и даже старательно скрипел пером на уроках.

Дарья Емельяновна и та была удивлена.

— Вот видишь, — сказала она Ощеулову, — стоит только захотеть, и можно учиться не хуже других.

Женька торжествовал больше всех:

— Ага, что я вам говорил?

Целую неделю Ощеулов был неузнаваем, но на большее его не хватило. Он снова положил ручку на парту и уставился в потолок.

— Ощеулов, почему ты не пишешь? — спросила его Дарья Емельяновна.

— Устал, — безразличным тоном ответил он.

— Сейчас же начинай работать, или я тебя удалю из класса.

Ощеулов сидит, как будто не о нём речь идёт, только щёки надул больше обычного (это верный признак, что говорить с ним бесполезно).

У Женьки от досады округлились глаза, он тычет под бок Ощеулова, строит угрожающие гримасы, и весь класс возмущённо шипит.

— Выйди, Ощеулов, из класса, — спокойно говорит Дарья Емельяновна, — ты нам мешаешь.

Но он сидит и молча сопит. Тогда Дарья Емельяновна взяла его за руку и вывела.

В перемену ребята снова загнали Ощеулова в угол и дали ему новую взбучку, да так, что он взмолился и опять присмирел.

Женькин способ имел успех, и ребята начали подумывать, а не поколотить ли им Новикову.

Но осуществить эту затею они не успели. Новиковой повезло, потому что в школу пришла мама Ощеулова и пожаловалась Дарье Емельяновне, что её сына бьют. Она даже плакала и выговаривала Дарье Емельяновне:

— Вы не любите моего мальчика, плохо к нему относитесь, не уделяете ему внимания. Поэтому и ребята враждебно к нему настроены.

— Успокоитесь, — сказала ей Дарья Емельяновна, — я разберусь во всём, а внимание вашему сыну давайте оказывать вместе. Я очень рада, что наконец встретилась с вами.

— Вы же знаете, что я работаю и у меня не хватает времени, — оправдывалась Ощеулова.

— Все родители работают и находят время для воспитания детей. Я бы очень хотела встречаться с вами чаще, — сказала Дарья Емельяновна, — вам нужно особое внимание обратить на успеваемость вашего сына.

На уроке Дарья Емельяновна строго-настрого предупредила ребят, чтобы они не смели бить Ощеулова и вообще никого не трогали.

— Разве так перевоспитывают? Кто это вас научил?

Многие посмотрели на Женьку, но не выдали его. А он втянул голову в плечи и чуть не залез под парту.

Дарья Емельяновна, конечно, не догадалась, кто надоумил ребят бить Ощеулова, а просто сказала:

— Ведь если пойти по такому пути, то ещё совсем недавно Мармыша надо было первого так учить, а он и без этого исправился.

— И вовсе нет: его папа порет, — пискнула Новикова.

Женька покраснел, совсем спрятал голову, а ребята заговорили все разом, и в классе поднялся такой гам, хоть уши затыкай. Дарья Емельяновна отошла к окну и молча стала ждать.

— Тише! Тише! — стали все успокаивать друг друга, и класс притих.

— Ещё раз предупреждаю: никто не смеет обижать своих товарищей. Все меня поняли? — спросила Дарья Емельяновна.

— Все, — отозвались ребята.

 

МОЖЕТ БЫТЬ, ВАЛЯ ПОМОЖЕТ?

Ощеулов снова начал получать двойки и совсем перестал всех слушаться, даже Дарью Емельяновну.

— Давайте посоветуемся с Валей, — предложил Вова Смольников, — она обязательно что-нибудь придумает. Выдумывает же она всякие игры.

Все обрадовались. На самом деле, как они могли забыть про свою вожатую!

Ребята поймали на большой перемене Валю и наперебой начали ей рассказывать про Ощеулова и Новикову.

Валя выслушала ребят и очень огорчилась.

— Конечно, это моё, моё упущение, — сокрушалась она, — я совсем забыла об успеваемости. И почему вы раньше не сказали мне об этом? Ошибки надо устранять своевременно.

Валерка был с ней полностью согласен: уж кто-кто, а он-то знал, что ошибки надо исправлять сразу.

— Вот что, — решительно заявила Валя, — необходимо их проработать, и немедленно.

Что такое «проработать», ребята знали хорошо, потому что Воля всех прорабатывала за любую ошибку.

— Нет, — с сомнением покачал головой Валерка, — они не проработаются. Мы уже пробовали.

— Вы — это одно, — назидательно сказала Валя, — а мы с Дарьей Емельяновной — другое. К каждому нужен свой подход.

— Какой подход? — не понял Валерка.

— Да уж не такой, как вы выбрали.

Тут уж нечего было возразить, это же самое сказала им и Дарья Емельяновна.

— Поговорим с ними всем классом, может быть, даже завтра, — продолжала Валя, — и возьмём с них слово.

Женька скорчил недоверчивую гримасу и присвистнул сквозь зубы.

— Ты что свистишь, Мармыш? — рассердилась Валя.

— Да они уже сто раз обещали, — отвечал Женька, и на его лице заиграла дурашливая улыбка.

— Ничего смешного не вижу, — сказала ему Валя и ушла в свой класс.

«Ну ладно, попробуем проработать», — решили ребята.

Но на следующий день собрание не состоялось.

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ С ДАРЬЕЙ ЕМЕЛЬЯНОВНОЙ?

Прозвенел звонок, все заняли свои места, а Дарья Емельяновна почему-то не шла и не шла. Женька Мармыш выбежал на середину класса и давай кривляться, размахивать руками и корчить рожицы. Разве, глядя на него, можно удержаться от смеха? Женька так увлёкся, что даже не заметил, как вошла учительница из первого «А». Она положила ему руку на плечо — он оглянулся да так и застыл на месте со своей улыбочкой.

— Клоуна из тебя не выйдет, — сказала ему учительница, — садись на своё место.

Женька нырнул за парту. В классе наступила тишина.

— Дарья Емельяновна сегодня не придёт, — продолжала учительница, — соберите книжки и без шума расходитесь домой. Завтра приходите в школу, как обычно.

На улице Лида задержала ребят. Она была старостой класса, а избрали её ребята потому, что у неё был громкий голос. Она никого не боялась, хорошо училась, и фамилия у неё была Старостина.

— А вдруг Дарья Емельяновна заболела? — сказала она.

— Конечно, заболела, — согласились с ней Валерка и Женька.

— Давайте сходим к ней. У папы на работе всех больных навещают представители общественности, а мы тоже общественность, — предложила Лида.

— Пойдёмте, пойдёмте, — поддержали ее ребята.

— Так мы же не знаем, где она живёт, — спохватился Вова Смольников.

— Мы с Женькой знаем, — сказал Валерка. — Она живёт в семьдесят шестом квартале.

Как назло, пошёл дождь. Промокли все до нитки, вода попадала за воротники и хлюпала в ботинках. Женькины волосы повисли сосульками, и тонкие струйки дождя стекали с них на его толстые щёки и широкий, вздёрнутый кверху нос. Формы на мальчиках надулись коробом и стали такими тяжёлыми и неудобными, что мешали бежать.

На звонок открыла дверь низенькая женщина:

— Вам кого, ребята?

— Мы к Дарье Емельяновне, — бойко ответила Лида, отжимая мокрые косички.

— Дарья Емельяновна здесь уже не живёт, она сегодня переехала на новую квартиру, — пояснила женщина.

— А как же её найти? — обескураженно спросила Лида.

— Я могу дать новый адрес Дарьи Емельяновны, — с улыбкой сказала женщина. — Только куда вы в такую погоду пойдёте, далеко ведь. Вас и так хоть выжимай.

— Это ничего, мы всё равно мокрые, — сказал Валерка,

Женщина ушла, затем снова вернулась.

— Вот, держите, — протянула она Лиде бумажку, на которой крупно было написано: «61–й квартал, дом 17, квартира 8».

— Я знаю, где это, — поправляя очки, сказал Вова Смольников. — К книжному магазину, — махнул он рукой.

Ребята шли кратчайшим путём, даже не обходя лужи. Собственно, им было всё равно, потому что в ботинках давно хлюпала вода.

На угловом доме они прочли две цифры, разделённые чертой: 61/17.

— Здесь, — показал рукой Вова.

Дверь открыла сама Дарья Емельяновна и растерянно всплеснула руками:

— Вы как меня нашли?

Лида молча протянула ей бумажку с адресом.

— Вы же совсем мокрые, ну что мне с вами делать?

— Мы думали, что вы заболели, — виновато сказал Валерка.

В домашнем халате и комнатных туфлях, повязанная косынкой, из-под которой выбивалась на лоб длинная прядь тёмных волос, она вовсе не походила сейчас на ту Дарью Емельяновну, которую привык видеть Валерка в школе. Только глаза, добрые и внимательные, были всё те же. Позднее Валерка ещё раз убедился в том, какая у него необыкновенная учительница.

Было это зимой. Они всей группой на лыжах поехали в ближайший лес. Валерка ещё плохо катался на лыжах и часто падал. Он промочил варежки и набрал полные валенки снега. Потом лопнул ремешок на лыже, и он стал ждать, когда все пойдут домой. Прошло немного времени, и у Валерки стали мёрзнуть руки и ноги. Варежки совсем не грели, они покрылись льдом. Валерка сбросил их и начал дуть на руки, но и это не помогало.

И когда Валерка готов был разрыдаться, к нему подъехала на лыжах Дарья Емельяновна.

— Что случилось, Валера?

— Я очень замёрз, — пожаловался он.

Дарья Емельяновна с тревогой взглянула на Валерку, быстро воткнула свои палки в снег и начала оттирать ему руки снегом. Было очень больно, у Валерки даже слёзы на глазах выступили.

— Потерпи, потерпи, мужичок, — уговаривала она.

И он терпел изо всех сил. Потом она натянула ему на руки свои варежки и сказала:

— Ну вот, ещё немножко — и всё пройдёт.

Руки у Валерки стали гореть: казалось, что их покалывают иголками. А потом боль прошла, и стало тепло.

Дарья Емельяновна переобула Валерку и отвезла домой на лыжных санках.

Всё это было потом — зимой, а сейчас Валерка и ребята, мокрые, смешные, растерянные, стояли у дверей новой квартиры своей учительницы.

— Что же это я? — сказала Дарья Емельяновна. — Проходите в квартиру.

Женька было направился к двери, оставляя за собой на полу мокрые полосы. Штаны у него совсем волочились по полу, как две мокрые тряпки. Валерка оттолкнул его.

— Куда лезешь? — зашикал он на Женьку. — Ведь там чисто.

Он хорошо знал, что тётя Лена ни за что не разрешила бы ему в таком виде пройти дальше порога, а здесь их почти целый класс. Женька остановился и заморгал белыми ресницами.

— Мы не пойдём, мы ненадолго — только узнать, — сказал Вова Смольников. — Мы думали, что вы заболели.

— Проходите, проходите, вы будете моими первыми гостями, — сказала Дарья Емельяновна. — Я здорова, а не пришла в школу потому, что мне нужно было переезжать на новую квартиру.

— А вы завтра придёте?

— Обязательно приду.

— А собрание будет? — спросила Старостина.

— Какое собрание?

— Валя, наша вожатая, сказала, что нужно проработать Новикову и Ощеулова.

— Завтра я поговорю с Валей. Только кажется мне, что их надо не прорабатывать, а просто поговорить с ними по-товарищески и, может быть, сходить к ним домой.

— Я был у Новиковой много раз, — сказал Валерка.

— Так ты, наверное, приходил к ней просто так.

— Нет, я помогал ей.

— А мама Новиковой об этом знает?

— Нет, Нина просила не говорить.

— Значит, плохо ты помогаешь Новиковой, — сказала Дарья Емельяновна. — Давайте завтра после уроков договоримся, как помочь Новиковой и Ощеулову, А сейчас я буду вас угощать чаем с конфетами, больше у меня ничего нет. Я не ждала сегодня столько гостей.

Дарья Емельяновна несколько раз ставила электрический чайник и разливала чай в чашки, разрисованные красными ягодками. Чай был горячий, а конфеты очень вкусные.

— Как хорошо, что вы пришли! — сказала Дарья Емельяновна.

Ребята согрелись.

Валерка никак не мог вспомнить, кто первый предложил пойти к Дарье Емельяновне.

И всё же, несмотря на хорошее настроение, возвращаясь от Дарьи Емельяновны, Валерка думал: почему она так сказала, что он плохо помогал Новиковой? Ведь он очень старался. Неужели он опять допустил какую-то ошибку?

 

ТРУДНЫЙ ЧЕЛОВЕК

Дядя Саша без устали может говорить о своей работе. Даже просматривая газеты, он то и дело кричит:

— Леночка, ты только послушай, что пишут в «Ангарском нефтянике» про нашего Славина! — и начинает читать.

Потом он находит ещё что-нибудь, на его взгляд, интересное и тоже читает вслух. Дядя Саша утверждает, что это домашняя политинформация и она хорошо прочищает мозги. Но Валерка только смеётся. Скажет же дядя Саша — «прочищает мозги»! Как будто можно прочистить мозги?!

После чтения газеты дядя Саша начинает рассказывать о цехе.

Когда говорят просто о цехе, Валерка ничего не понимает, потому что то и дело они повторяют незнакомые слова. Ну что это значит: «термоотстойники», «режим», «дренаж», «фракция», «Элоу»?

Зато когда говорят о людях, тут ему почти всё понятно. Ещё бы: многих из них он уже знает! С одними ему приходилось встречаться, а других представляет себе по рассказам дяди Саши.

Много хороших людей работает с дядей Сашей, но есть и плохие. Особенно дядю Сашу беспокоит Анянов.

— Трудный, очень трудный парень. И кто меня тогда за язык тянул?

Валерка понимает, о чём говорит дядя Саша.

Пришёл как-то дядя Саша к директору завода по делам цеха, а у директора сидит паренёк, такой на вид скромный и тихий. Директор его отчитывает: «Чего, — говорит, — ты добиваешься, Анянов? Выгоним мы тебя с завода. Сколько можно с тобой нянчиться?»

Парень низко опустил голову и молчит. Директор возмущается:

— Ну, что ты молчишь? Скажи хоть что-нибудь.

— А что мне говорить? Виноват, наказывайте.

Директор даже привскочил на стуле.

— Сколько можно тебя наказывать? Ты у нас работаешь всего три месяца и каждый месяц прогуливаешь. Ежемесячно мы тебя наказываем, а с тебя как с гуся вода. Ведь ты же давал мне обещание не прогуливать и даже слова сдержать не можешь. Что мне прикажешь делать? Ещё брать с тебя обещание? Ты посмотри, до чего ты докатился: от тебя коллектив цеха уже отказывается! До сих пор ты мне жаловался на начальника цеха, что он строго с тобой разговаривает, не понимает тебя. А люди, с которыми ты работаешь, тоже не угодили тебе?

— Люди здесь ни при чём, я их обманул, и они правы.

Директор облегчённо вздохнул:

— Слава богу, хоть это ты понял.

Долго прислушивался к их разговору дядя Саша.

«Понравился мне парень этот, — рассказывал он потом тёте Лене, — понравился чем-то, и всё тут. Показалось, что у него есть совесть и рано записывать такого парня в пропащие».

И вот тут дядю Сашу потянули за язык.

— Извините, Михаил Иванович, что я вмешиваюсь, — сказал дядя Саша, — давайте сделаем еще одну попытку.

— Какую? — спросил директор.

— Направьте его к нам в цех.

Парень вроде обрадовался, а директор досадливо махнул рукой и недовольно сказал:

— Несерьёзно всё это. Зачем вам прогульщик? Покончили вы у себя в цехе с прогулами и будьте довольны.

— А по-моему, уволить с завода его никогда не поздно, — возразил дядя Саша.

Директор задумался:

— А куда вы его пристроите?

— На выгрузку. Пусть начнёт с выгрузки, а дальше всё будет зависеть от него самого. Покажет себя хорошо — посложнее работу дадим. — Дядя Саша обратился к парню: — Ну, а вы сами-то, товарищ Анянов, как смотрите на моё предложение?

— Возьмёте меня в свой цех — я буду стараться.

Директор строго посмотрел на него через очки, но возражать не стал.

— Ладно, я согласен, только смотрите, Александр Максимович, я вам его не навязывал, сами и будете за него в ответе.

Так появился Анянов в цехе у дяди Саши.

Целый месяц он работал очень хорошо. Дядя Саша даже говорил, что из этого парня толковый рабочий будет. Но вдруг у Анянова появилась новая «болезнь»: он стал спать на работе. Стоит отвернуться от него начальнику смены, как он моментально смастерит лежанку и укладывается спать. А на днях взялся за старое — опоздал на работу на два часа.

— Почему ты опоздал? — спросил его дядя Саша.

— Я забыл попросить дежурную общежития, чтобы она меня разбудила.

И дядя Саша не перестаёт теперь жаловаться дома:

— Замучился я с ним. И кто меня тогда за язык тянул?

— Ну что ты хочешь? — говорит тётя Лена. — Перестал же он у вас прогуливать, значит, и от этих недостатков его можно отучить.

— Я просто начинаю сомневаться в этом. Нет дня, чтобы его не обсуждали в цехе. Он уже три раза проспал заполнение ёмкостей. У меня такое впечатление, что он дома не высыпается: вид у него какой-то замученный. Начинаешь спрашивать — молчит, как в рот воды набрал.

Тётя Лена советует:

— А вы сходите к нему в общежитие.

— Ходили уже. Обстановка там неприглядная, в комнате грязь. Их же на самообслуживание перевели, а там подобрались такие лентяи, что веник в руки взять боятся. Хочу перевести его в наше общежитие, там надёжные ребята живут.

— Попробуй, мне кажется, что это поможет.

Несколько дней дядя Саша не вспоминал об Анянове, и Валерка решил, что тот исправился. Он даже собирался задать этот вопрос дяде Саше, как вдруг позвонили по телефону.

— Слушаю, — ответил дядя Саша. — Что? Опять Анянов? Ну что ты с ним будешь делать! Возьмите с него объяснение, и завтра пусть явится ко мне.

— Что там случилось? — спросила тётя Лена, когда дядя Саши положил трубку.

— Анянов снова спал на работе и чуть не устроил аварию. Нет, я не знаю, что с ним делать, он просто неисправим!

— Да, — соглашается тётя Лена, — действительно трудный человек.

Дядя Саша непривычно горячится:

— Ещё какой трудный! Ну, я понимаю: ошибся раз, два, в конце концов, три, а он же систематически допускает одни и те же ошибки. Я начинаю думать, что мы действительно превращаемся в нянек, когда имеем дело с такими типами.

Валерка слушает дядю Сашу и тоже сердится. «Конечно, — думает он, — одни и те же ошибки можно делать только нарочно». У Валерки тоже бывают ошибки, но он их старается сразу исправлять. Плохой человек этот Анянов, если добрых слов не понимает.

— А может быть, Саша, директор был прав? — замечает тётя Лена. — Сколько можно с ним возиться?

— Да не могу я так поступить! — ещё больше горячится дядя Саша. — Ну, выгоним мы его из цеха, а дальше что? Кому он нужен такой? И, черт возьми, ведь кто-то так или иначе должен его перевоспитать. Он же молодой парень, легко с пути может сбиться. Жалко мне его, дурня…

— Ну, раз так, то нечего плакаться, — говорит тётя Лена.

— Да я просто советуюсь. С чего ты взяла, что я плачусь?

— Потому что ты каждый день жалуешься, каешься и каждый день сомневаешься. А мне кажется, что ты правильно сделал, когда взял Анянова в цех. Только ты напрасно думал, что он так быстро исправится. С ним надо повозиться. А ты думал, это так просто?!

— Ничего я не думал, — обиженно говорят дядя Саша, — и вовсе не собираюсь от него отступаться. Мы из него всё же сделаем человека. Или я ничего не понимаю в людях, или…

Дядя Саша замолкает.

Нет, что ни говори — плохой человек этот Анянов!

И зря дядя Саша возится с таким.

 

ОХОТНИЧИЙ НОЖ

Каждый месяц запоминается Валерке какими-нибудь радостными событиями. Разве ноябрь ему нечем вспомнить? Ведь это в ноябре выпал настоящий снег и не растаял. В ноябре Валерка впервые встал на лыжи. Наконец, в ноябре были короткие каникулы, и он целыми днями играл на улице и катался с высоких горок, построенных домоуправлением.

А 7 Ноября вместе с классом он шёл в праздничной колонне. На отвороте его шубы алел красный бант, приколотый октябрятской звёздочкой. В руках Валерка держал флажок. На флажке мальчик — Володя Ульянов. Валерка был очень горд, что Дарья Емельяновна доверила ему нести этот флажок.

Если бы его могли сейчас увидеть бабушка и мама, ох и обрадовались бы они!

В дни каникул быстро летит время. Кажется, что они только начались, и вот уже снова надо идти в школу. Нет, Валерке не надоело учиться. Он с охотой ходит в свой класс. Но каникулы оказались очень уж короткими: еще бы денёк или два… Через несколько дней Валерка уже стал забывать о каникулах и, даже приболев, всё равно пошел на занятия. Ему ни за что не хотелось пропускать школу. Дядя Саша тоже больной несколько раз ходил на работу.

Вот такой был ноябрь.

Но этот месяц принёс Валерке и огорчения.

Всё началось с охотничьего ножа, с того самого ножа, который ещё весной выносил Валерка во двор для строительства гаража.

Случилось всё так.

Валерка сидел дома и выстраивал в колонны пустые картонные гильзы. Пришёл Женька и стал усиленно звать на улицу. Но гулять они пошли не сразу, а начали вспоминать, как провели лето. Валерка, наверное, в десятый раз принялся рассказывать про охоту на коз. Чтобы рассказ его был убедительнее, он достал из шкафа нож. У Женьки сразу загорелись глаза.

— Давай возьмём его на улицу, — предложил Женька.

— Нельзя, ещё кто-нибудь увидит.

— А мы никому не будем показывать. Уйдём за дом и выстрогаем там себе пистолеты. У нас в подвале знаешь какие хорошие чурбачки! — уговаривал Женька.

— Говорят тебе — нельзя! Дядя Саша сказал, что этот нож можно брать только на охоту.

— Жалко тебе, вот и всё, а ещё друг! — презрительно бросил Женька.

Это задело Валерку. Он сунул нож под пальто и с вызовом сказал:

— Пошли, показывай, где твои чурбаки.

Сделать пистолеты оказалось не так просто: они никак не получались. Тогда взяли палку, обстругали и начали сражаться прямо у Женькиного подъезда. Один нападал с саблей, другой отбивался ножом. Потом менялись оружием.

Ребята и не заметили, как подошёл Женькин папа.

— Это что у тебя? Где взял? — строго спросил он.

— Это нож, — невинно ответил Женька.

— Вижу. Где взял, я спрашиваю? — ещё строже спросил отец.

— Где взял? — медленно переспросил Женьки. — Нигде не брал. Это Валерка вынес. Давай, говорит, сражаться, ну, а мне-то что — давай, говорю.

— Дай сюда. — И Женькин папа забрал нож. — Безобразие, доверяют детям такие вещи! — возмущался он. — Передай своему отцу, чтобы он ко мне пришёл за ножом. Имей в виду, я потребую от него, чтобы он тебя как следует выпорол.

— Он не будет меня пороть! — возмутился Валерка.

— То-то и видно, что мало тебя порют, поэтому ты и позволяешь себе такие безобразия! Ничего, я позабочусь, чтобы этот фокус тебе даром не прошёл…

Валерка был так огорошен Женькиным враньём, что больше не мог вымолвить ни слова. Такого предательства он от Женьки никогда не ожидал. Когда отец ушёл, Женька начал лебезить и уговаривать Валерку.

— Ну чего ты сердишься, — гнусавил он, — ведь тебя пороть не будут, поругают, и всё! А меня бы обязательно выпороли. Думаешь, это приятно?

Валерке не хотелось с ним разговаривать. Разве мог Женька понять, что предстоящий разговор с дядей Сашей для Валерки был хуже порки?

В этот день на занятиях Валерка был невнимателен, и Дарья Емельяновна несколько раз делала ему замечания.

— Кистенёв, что с тобой происходит, я тебя просто не узнаю. — Она назвала его даже по фамилии, — значит, сильно рассердилась.

Разве могла она догадаться, что у Валерки не выходил из головы этот проклятый нож?

После уроков Валерке не хотелось идти домой. В другой бы раз он бежал со всех ног, потому что в тетради у него стояла пятёрка. Сейчас оценка его не радовала.

Валерка свернул в 55–й квартал и стал кататься с горки. Но и здесь показалось совсем невесело. И тогда Валерка побрёл домой.

Что он скажет о ноже?

Ведь они договорились с дядей Сашей по вечерам честно всё рассказывать друг другу. Дяде Саше, конечно, проще назвать свои промахи. Он приходил и говорил:

— Маханул я сегодня невпопад. Отругал человека, и напрасно. Плохо, когда зря обижаешь человека.

Тут всё предельно ясно: попусту человека ругать нельзя. А каково Валерке? Двоек он не получает, а дядя Саша каждый день делает ему замечания. Валерке даже непонятно: как дядя Саша умудряется узнавать о его промахах?

Шёл Валерка с ребятами из школы. Женька, как обычно, кривлялся и смешил всех. Валерке тоже захотелось сделать что-нибудь смешное. Вдруг он заметил, что навстречу едет голубая «Волга», и, словно его кто толкнул, выскочил на середину дороги и давай выделывать разные крендели ногами. Машина резко затормозила. Валерка испугался — и бежать без оглядки. Шофёр ругнул его вдогонку удивительно знакомым голосом и поехал дальше. А вечером, когда Валерка сказал, что он сегодня не ошибался, дядя Саша подозрительно спросил:

— Ой ли? А кто это на дороге плясал?

Такой уж этот дядя Саша — от него ничего не скроешь!

Перед 7 Ноября задержался Валерка на хоре, пришёл домой и не успел раскрыть рта, а дядя Саша говорит:

— Знаю, знаю, можешь не оправдываться.

— А что вы знаете? — спросил Валерка.

— То, что ты был сегодня на хоре.

И как только он всё узнаёт?!

Валерка заходит в квартиру. Дядя Саша уже дома.

— Опять был на горке? — спрашивает он.

— Я только два раза прокатился, — сразу же сознаётся Валерка и быстро заглядывает в глаза дяди Саши: знает или нет?

— Раздевайся, мой руки и иди за стол, — говорит дядя Саша.

«Значит, ещё не знает», — с облегчением решает Валерка.

Он снимает с себя форму, аккуратно вешает её на стул и надевает пижаму. «А что, если вперёд рассказать тёте Лене? — думает он. — Конечно, лучше ей».

Валерка бежит в комнату и останавливается как вкопанный. На столе лежит нож. Тот самый охотничий нож, из-за которого у Валерки столько неприятностей. Значит, дядя Саша всё знает.

— Садись за стол, — говорит тётя Лена и тихонечко вздыхает.

Ест Валерка без аппетита, и до еды ли ему сейчас! Он готов до бесконечности ковырять вилкой в тарелке, лишь бы оттянуть неприятный разговор, но, сколько ни тяни, начинать объяснение придётся ему самому. Такой уж у них порядок. И Валерка идёт к дяде Саше. Дядя Саша молчит и смотрит требовательно. Сбивчиво и несвязно Валерка рассказывает ему, как пришёл к ним Женька и как они взяли нож.

— Всё? — спрашивает дядя Саша.

— Всё, — отвечает Валерка.

— А теперь слушай меня внимательно, — говорит дядя Саша.

Оказывается, дело не только в том, что Валерка совершил нечестный поступок, но он мог причинить большую неприятность дяде Саше. Нож имеет номер на лезвии под самой рукояткой. Дядя Саша показал Валерке цифры, выбитые на ноже. Этот нож зарегистрирован в милиции, и там все знают, что он принадлежит дяде Саше. На месте Женькиного отца мог оказаться хулиган, отобрать у них нож и совершить какое-нибудь преступление. Милиция бы обязательно поймала этого хулигана и сразу бы по номеру узнала, чей это нож. Тогда, в лучшем случае, дяде Саше пришлось бы краснеть перед судом своих товарищей, а в худшем — отвечать вместе с хулиганом.

Разве мог Валерка такое предположить, когда брал нож?

— Я, конечно, и сам виноват, — тяжело вздохнув, сказал дядя Саша, — Мне следовало подальше от тебя убрать нож. Но разве я мог подумать, что ты такой несерьёзный человек?

Валерке хочется сказать, что он никогда больше так не сделает, но дядя Саша, словно догадываясь, предупреждает его:

— Я сейчас от тебя не требую никаких обещаний. Если ты всё понял, то докажешь это мне своим поведением. Только делом можно восстановить доверие.

Валерка направляется к себе в комнату, а дядя Саша вдруг добавляет:

— А Женьку ты зря считаешь лучшим другом. Плохой он друг.

 

ЛУЧШИЙ ДРУГ ЖЕНЬКА

Все Валеркины неприятности начались с ножа. Он уже сотни раз пожалел, что поддался тогда на Женькины уговоры. Дядя Саша больше не напоминает о ноже, но, кажется, смотрит с укором.

Много времени потребуется Валерке, чтобы исправить эту ошибку. Не может забыть Валерка и Женькиного лица, когда тот врал отцу. В нём и сейчас закипает обида при одном воспоминании. А он ещё считал Женьку лучшим другом! Разве мог бы Валерка так бессовестно врать, да ещё если бы рядом стоял Женька? Конечно, прав дядя Саша: плохой друг Женька и не стоит с ним больше играть. Удивительно другое. Женька сам не понимает, какой он предатель. Назавтра утром он пришёл к Валерке как ни в чём не бывало и говорит:

— Давай, — говорит, — смотреть телевизор. Сегодня «Застава в горах». Знаешь, какая кинушка?

Женькино нахальство возмутило Валерку.

— Ты предатель, — сердито ответил ему Валерка, — ты мне не друг!

— Почему ты так с ним, Валера? — удивилась Маринка. Она приходила к Валерке на каждую утреннюю передачу по телевидению.

— Потому, что он плохой друг, — ответил ей Валерка.

Маринка хоть и девочка, но в сто раз лучше Женьки, и уж она бы так не поступила. Ей можно всё рассказать. Она умеет слушать серьёзно, а в её зелёных глазах столько сочувствия, что даже легче становится.

— Не дружи с ним, Валера, он просто бессовестный! — заявила она.

Женька был неправ, Валерка в этом уверен, и ему казалось, что Мармыш понимает свою вину. Валерка даже убеждён, что Женька уже раскаивается и ждёт случая, чтобы попросить у него прощения. Он приготовился к этому разговору и решил, что скажет, как дядя Саша: «Доверие завоёвывают делами».

Но Женька и не собирался завоёвывать доверие. Наоборот, он разобиделся на Валерку за телевизор и решил ему мстить. Он подговорил в классе ребят, наврал им что-то про Валерку, Ребята поверили ему, отвернулись от Валерки и стали называть его предателем. Не все ребята дружат с Женькой. Есть и такие, которые по-прежнему играют и с Валерой, но живут они в другой стороне. После уроков Валерка вынужден идти домой один. Женька быстро сообразил всё это, и, как только Валерка подходит к своему кварталу, на него налетает целая ватага, валяют его в снегу да ещё тумаков надают. Валерка отбивается от них изо всех сил. А что он может сделать, если их так много?

Однажды Валерка пришёл домой с большим синяком под глазом.

— Кто это тебя? — спросил дядя Саша.

— Никто, я загляделся и на столб наскочил, — ответил Валерка.

Дядя Саша посмотрел на него недоверчиво, но промолчал. Валерка понимает, что врать нельзя, но не может же он ябедничать на Женьку! Дядя Саша и сам не раз говорил:

— Лезут — дай сдачи, но не реви и не жалуйся.

И Валерка решил рассчитаться с Женькой.

План у него был простой: подкараулить Женьку, когда тот идёт в школу. Он так и сделал. Поймал его на углу за сквером и тоже посадил ему синяк.

Вечером Женька со своей компанией снова напал на него. Бедному Валерке пришлось отбиваться от них портфелем. Один раз он так съездил Женьке по голове, что тот сел в сугроб. Дрался Валерка отчаянно, но силы были неравные, и все равно ему влетело.

Домой он вернулся позднее обычного и даже не заметил, что портфель у него порван в двух местах.

— Ты что, дрался портфелем? — спросил дядя Саша.

— Не-ет…

Дядя Саша взял портфель и молча показал Валерке. Когда он открыл портфель, то даже сам Валерка испугался. Первое отделение, в котором всегда лежат пенал, палочки, счёты, было пустым. Из второго дядя Саша извлёк букварь, задачник и тетради, мокрые от снега.

Волей-неволей пришлось Валерке рассказать всю правду. И как он выгнал Женьку из квартиры. И как Женька стал за это мстить. И как Валерка не захотел остаться у него в долгу. И про сегодняшнее сражение. Валерка не смел взглянуть на дядю Сашу, но, когда украдкой поднял глаза, ничего не понял: тот улыбался. Вот и понимай как хочешь.

Совсем ещё недавно дядя Саша сказал Валерке, что Женька плохой друг. И Валерка с ним согласился. Теперь же, оказывается, Валерка тоже неправ. Всё так же улыбаясь чему-то, дядя Саша говорит, что Женька, наверное, понял свою ошибку, поэтому и пришел смотреть телевизор, а Валерка его выгнал. Он должен был перевоспитывать Женьку, а не отталкивать от себя. Дядя Саша сказал, что они у себя в цехе изо дня в день перевоспитывают Анянова и, конечно, доведут это дело до конца.

Но у них там всё проще. Анянова воспитывает весь цех, а за Женьку вон сколько ребят заступается, и, наверное, их всех надо перевоспитывать теперь. Валерка сказал об этом дяде Саше, а тот считает, что и в этом случае Валерка виноват. Он должен был давно спросить ребят, за что они его бьют, а то он сам этого не знает, да и они тоже. Женька поступил умнее. Он сразу поговорил с мальчишками, и они дружно напали на Валерку. Но самое страшное заключается в том, что Женька катится в пропасть, и всё по Валеркиной вине. Не надо было тогда Валерке его отталкивать. Мог же он ему сказать: «Ты хоть и вруша, но телевизора мне не жалко». Теперь Женька уверен, что он кругом прав. Он может совсем отбиться от рук, и потом его будет очень трудно перевоспитывать.

Валерка понял, что он обязан поговорить с Женькой.

Но разговор с Женькой не получился.

Валерка подошёл к нему и сказал:

— Женька, ты же сам виноват, давай мириться.

А Женька обиженно смотрел на Валерку и гнусавил:

— И зачем я только с таким подружился?

— Послушай, — говорил Валерка, — я уже на тебя не сержусь. И если ты не будешь предавать меня, то давай снова дружить.

— Ага-а, — тянул Женька, — сначала трахнул портфелем по голове, а теперь давай дружить? Хитренький будешь.

— Ты же сам первый начал драться! — возмутился Валерка. — Скажи спасибо, что ты был не один, а то бы я тебе не так дал!

— А ты ещё получишь, — постращал Женька.

Ну как с ним ещё разговаривать?

— Значит, ты не хочешь мириться? — спросил Валерка.

Женька ни да ни нет не ответил, а только твердил одно и то же:

— И зачем только я с таким подружился?

— Ну почему ты боишься ответить, хочешь мириться или нет? — настаивал Валерка.

— Я-то не боюсь, это ты боишься. Вот и подлизываешься.

— Я боюсь, да? Сам ещё попросишь, чтобы я с тобой помирился, да поздно будет.

На этом разговор и закончился.

Вечером Валерка всё рассказал дяде Саше и заявил, что больше он ни за что не заговорит с Женькой.

— Этого следовало ожидать, — сказал дядя Саша. — Когда человеку сразу не объяснят его ошибку, он потом начинает думать, что вовсе и не ошибался и что все виноваты, а один он прав.

Дядя Саша задумался и неожиданно для Валерки снова повернул разговор на то, что Женьке надо всё таки помочь. Он сказал, что в цехе бывает много таких случаев, когда люди ошибаются, и тогда рабочие коллективно помогают им исправлять ошибки.

— Придёшь в школу — поговори с Дарьей Емельяновной и с пионервожатой. Расскажи им всё честно.

— И про нож? — спросил Валерка.

— Я же тебе сказал: всё честно!

Валерка задумался.

— А вдруг ребята скажут, что я… лебеда-ябеда?

— А как ты думаешь, — спрашивает с улыбкой дядя Саша, если Миша Бачин, наш комсорг, приходит ко мне и рассказывает о чьих-то ошибках, ну хотя бы о том, что всё тот же Анянов бросил свою машину без присмотра и ушёл курить. Что, по-твоему, Миша — ябеда?

— Но он же комсорг, а я нет, — возражает Валерки.

— Кажется, я неудачный пример тебе привел, — говорит дядя Саша. — Представь себе другой случай. Встаёт на собрании какой-нибудь рабочий и при всех делает замечание своему товарищу за допущенные ошибки в работе. Что же, по-твоему, он тоже ябеда?

— Нет, — мотает головой Валерка, — это совсем другое. Они разбирают ошибки, как мы с вами.

— А почему бы тебе так же с Женькой не разобраться, только при всех?

Теперь задумался Валерка, а дядя Саша, кажется, забыл про него и уткнулся в газету.

Вот попробуй тут реши: ябеда ты или не ябеда? То, что Женьке надо помочь, Валерка согласен. Но как?

Дядя Саша поднимает глаза от газеты и как бы между прочим говорит:

— Мне кажется, ты его боишься?

Валерка опешил:

— Кого?

— Да Женьку. Кого же ещё?

— Не боюсь я, не боюсь я его!.. — Валерке хотелось ещё раз напомнить, что он сильнее Женьки, что они дрались и проверили это. Но у Валерки не хватило слов. Раз так, то он завтра же всем расскажет про Женьку и про себя. Он не боится Женьку. И вообще никого не боится.

— Всё, все расскажу пионерке вожатой, — с обидой в голосе сказал Валерка.

— Пионервожатой, — поправил его дядя Саша.

— А у нас вожатая — пионерка, она ещё сама учится в нашей школе. А пионервожатая совсем другое, она уже тётенька и нигде не учится.

— Ну это, положим, плохо, что она не учится. — Дядя Саша засмеялся.

Назавтра Валерка поймал в коридоре Валю и рассказал ей всё. Она взяла Валерку за руку, привела его к Дарье Емельяновне, и ему пришлось повторить свой рассказ снова.

Валя и Дарья Емельяновна решили, что об этом надо рассказать всему классу.

После уроков ребят попросили остаться.

Только Дарья Емельяновна начала говорить, как открылась дверь и в класс вошёл дядя Саша.

— Можно у вас поприсутствовать? — спросил он.

— Пожалуйста, — пригласила Дарья Емельяновна.

Дядя Саша прошёл и сел на заднюю парту. Как хорошо, что Валерка всё рассказал! Теперь дядя Саша не скажет, что он боится Женьку.

Дарья Емельяновна говорила спокойно и очень недолго. И по её просьбе третий раз в этот день Валерка рассказал ребятам о своей ссоре с Женькой.

После него сразу же выступила Валя. Она говорила очень быстро, как будто её торопили, и даже слова глотала. Валя напомнила о дружбе, о честности, о товарищеском отношении, Валерке от неё тоже досталось. Она обвинила его в малодушии, в том, что он поддался на уговоры совершить нечестный поступок.

Потом все слушали Женьку. Он, конечно, сначала запирался и хотел всю вину свалить на Валерку. А когда начали выступать ребята, у Женьки ярко запылали уши. Они у него и так висят, а тут, кажется, совсем обвисли. Значит, Женьке стало стыдно. Валерка это по себе знает: у него тоже уши горели, когда он отчитывался перед дядей Сашей за нож.

— Можно мне несколько слов сказать? — спросил дядя Саша.

— Можно, — разрешила Дарья Емельяновна.

— Я не привык выступать перед детьми, — смущенно улыбаясь, говорил дядя Саша, — мне даже немного страшно. Я больше привык говорить с рабочими на производстве. Это взрослые люди, и мы научились понимать друг друга, что называется, с двух слов. Вы тут здорово ребят ругали, и, конечно, правильно. Мы у себя тоже за такие вещи спуску не даём. Наш цех борется за звание коммунистического цеха, поэтому дружба у нас стоит на первом месте.

Дядя Саша сказал, что он вовсе не считает поступок Женьки или Валерки страшным и неисправимым, но не одобряет их нечестность и нетоварищеское поведение. В цехе за такие ошибки им бы тоже не поздоровилось…

Дядя Саша сказал, что только малодушные люди не способны признавать ошибок. Может, Женька малодушный? Тогда, конечно, он не осмелится признаться в том, что не прав, перед всеми ребятами.

— И неплохо бы было, — обратился дядя Саша к Женьке, — если бы ты рассказал своим родителям правду о ноже. Вот, кажется, и всё.

В классе стало очень тихо. И вдруг неожиданно для всех Женька сказал:

— Давай, Валерка, помиримся.

— Но ты же не признал ошибок, — зашумели на него ребята.

— Раз он предложил помириться, значит, понял, что был неправ. Правильно я поняла тебя, Женя?

— Ага-а.

Домой они шли все вместе: дядя Саша, Валерка и Женька.

После ужина дядя Саша занял своё место на диване и стал просматривать газеты, а Валерка в лицах начал рассказывать тёте Лене о собрании.

Вначале он изобразил Дарью Емельяновну.

Он опёрся руками о стол и певучим голосом заговорил:

— Дети! Ещё в начале учебного года мы с вами говорили о дружбе. Но в нашем классе нашлись такие ребята, которые не поняли, что такое дружба, настоящая дружба…

Потом Валерка изобразил Валю, при этом он теребил воображаемый пионерский галстук и очень торопился.

Тётя Лена слушала и улыбалась. Когда очередь дошла до дяди Саши, Валерка откашлялся, смешно сморщил курносый нос и почесал его у самой переносицы. Этот жест был очень похож на дяди Сашин, и тётя Лена громко рассмеялась.

Дядя Саша отложил газету, почесал лоб у переносицы и сказал:

— Ладно, артист, кончай, садись лучше за уроки.

 

ВАЛЕРКА ПИШЕТ ПИСЬМО В КРЫМ

Уже позади ноябрь со всеми его радостями и огорчениями. Декабрь не очень понравился Валерке, потому что было холодно. Валерку даже заставили надеть валенки, и он сразу же натёр себе ноги, потому что валенки были новые.

А однажды дядя Саша объявил:

— Сегодня сорок пять градусов. В школу не пойдёшь.

Зато в декабре Валерка научился ходить на лыжах и даже на коньках.

С коньками ему здорово повезло. Он получил их в подарок от дяди Пети. Повезло Валерке и с катком: его залили прямо в квартале, во дворе технического училища. Каток был небольшой, но совсем как настоящий. Вечером на нём светло от прожекторов. Там стоят даже хоккейные ворота. Оказывается, тётя Лена очень хорошо каталась на коньках, даже лучше, чем дядя Саша. В институте тётя Лена считалась лучшей бегуньей на коньках. У неё даже были грамоты за первенство по институту.

Каждый раз, как только спадали морозы, Валерка и тётя Лена прямо дома надевали коньки и выходили на каток.

Дядя Саша редко ходил с ними кататься, он снова стал подолгу задерживаться на работе, приходил всегда усталый, но не сердитый. От него ещё больше пахло заводом, чем прежде. Запах был настолько резким, что Валерка невольно морщился.

— Что нос-то воротишь? — смеялся дядя Саша. — Леночка, наш племяш ни черта не понимает в запахах. Это же, дружок, букет, чистейшая ароматика.

Может, дяде Саше и нравилась эта «ароматика», но Валерка никак не мог к ней привыкнуть.

Много работы у дяди Саши, он даже не всегда имеет время поговорить с Валеркой. Снова дома не умолкает телефон, потому что у дяди Саши появилась новая забота, которая называется «реконструкция». Долго прислушивался Валерка к этому непонятному слову и наконец не выдержал и спросил тётю Лену.

— Реконструкция — это переделка, — начала объяснять тётя Лена.

И она рассказала Валерке, что сейчас почти на всех заводах и фабриках люди занимаются такими переделками. Они заменяют старые машины на новые и более сильные. Всё это делается для того, чтобы выпускать больше разных товаров, продуктов и всевозможных машин. Тётя Лена сказала, что, чем скорее люди всё это сделают, тем скорее будет коммунизм.

— А когда я вырасту, коммунизм уже будет? — спросил Валерка.

— Ты обязательно будешь жить при коммунизме, — заверила тётя Лена. — Только для этого надо хорошо учиться.

Ну, об этом Валерка и сам знает. Все: и дядя Саша, и бабушка, и мама в письмах, и Дарья Емельяновна, и Валя, — все ему твердят, что он должен хорошо учиться.

Незаметно приблизился Новый год.

Для Валерки поставили настоящую ёлку. Казалось, что вместе с ней в комнату пришли все запахи леса. Он сам украсил ёлку, и дядя Саша обмотал её гирляндой маленьких лампочек. Вечером Валерка включил свет, и ёлка загорелась разноцветными огоньками.

Весело было на утреннике во Дворце культуры. Там стояла ёлка до самого потолка, и настоящий Дед-Мороз вручил Валерке подарок. Многие ребята пришли сюда в маскарадных костюмах. Там были и медведи, и зайцы, и Снегурочка.

Но самая большая ёлки стояла на площади. Валерка даже видел, как её привезли и как украшали.

Приехала эта елка на большом лесовозе, а когда ее поставили, пришла красная пожарная машина, выдвинула лестницу до самой верхушки дерева, и с этой лестницы начали развешивать игрушки и лампочки.

По городу разъезжала тройка с бубенцами, и в разукрашенной повозке важно восседал Дед-Мороз, и рядом с ним была Снегурочка. Она приветливо махало всем рукой…

На улице потеплело, крупными хлопьями шёл снег. Всё это было похоже на сказку. Валерка вдруг вспомнил о маме, о бабушке и побежал домой. Он сам напишет им письмо: без тёти Лены и без дяди Саши. И он вырвал из тетради листок.

«Я лублу вас, — написал он крупными буквами, совсем не замечая ошибки. Ему важно было написать всё, что он сейчас думал, и ничего не забыть. — Сыпите споконо, — торопился он, — я учсь харашо мама пыздравля тибя новом год жилаю пыправица унас ангарска блшая ёлка дздраствут мая мама ибабуся кистинев цулулую наш племяш Валерий».

Вот что написал Валерка. И был очень горд.

Гордость его распирала. Он ждал и не мог дождаться прихода тёти Лены и дяди Саши, чтобы показать им письмо.

К счастью, в этот день они пришли вместе.

Валерки сунул листок тёте Лене и убежал в комнату. Оттуда из-за шторы он наблюдал за ними.

— Что это? — спросила тётя Лена.

— Что-то сочинил наш племяш, — сказал дядя Саша, трогая пальцем переносицу.

Они оба стали читать, и Валерка слышал, как из крана капает вода.

В квартире было тихо, как никогда.

— Да-а! — наконец сказал дядя Саша. — Где же ты, наш племяш?

Валерка не откликался, хотя всё хорошо видел и слышал.

— Очень хорошее письмо. Замечательное письмо! — сказала тётя Лена и почему-то строго посмотрела на дядю Сашу. — Мама и бабушка будут очень рады.

— Да, да, — поддержал дядя Саша, — письмо что надо. — И стал снимать пальто с тёти Лены,

— Спасибо, дорогой, — сказала тётя Лена.

Валерка выбежал из своего укрытия и бросился расстёгивать тёти Ленины боты.

— Какие вы у меня оба рыцари! — Голос тёти Лены непривычно дрогнул.

— Всё это верно, — сказал дядя Саша. — Валерий Кистенёв действительно иногда бывает рыцарем, но почему своей маме и бабушке он пишет «наш племяш»? Ведь племяш он только наш с тобой, Леночка.

— Мамин тоже. И бабусин, — словно защищая маму и бабушку, сказал Валерка.

— Будь по-твоему, — согласился дядя Саша, — но учти, что адрес на конверте ты тоже сам напишешь.

А это уж для Валерки было проще простого. Хоть ночью его разбуди, он напишет: «Крым, улица Первомайская, дом 24, бабусе».

Мама до сих пор была ещё в больнице.

 

НАКАЗАЛИ ЛИ ВАЛЕРКУ?

Морозы в эту зиму держались недолго — только в декабре, а в январе было очень тепло, но снега выпало много.

Почти каждый день ребятам приходилось расчищать каток, и вокруг него образовался снежный забор.

В конце февраля начало пригревать солнце, и на крышах повисли сосульки, а у домов и на асфальтовых тротуарах появились первые наледи.

Дворники то и дело сдалбливали лёд с тротуаров и посыпали их песком.

Февраль — короткий месяц. Он короче января на целых три дня. Кажется, только начался и сразу же кончился.

Наступил март. И когда Валерка был вполне уверен, что с каждым днём будет всё теплее и теплее, вдруг снова посыпал снег и подул злой ветер.

Ветры бывают зимой и в Крыму. В такую погоду никакая одежда не согревает. Ветер забирается под пальто, задувает в рукава и обжигает лицо. Не по душе Валерке март, но в нём тоже есть свои радости и события.

На уроке труда ребята готовили подарки для своих мам и бабушек, Валерка был в затруднении. Ему нужно было приготовить целых четыре подарка: для мамы, бабушки, тёти Лены и Натки.

Натка совсем недавно появилась в их дворе. Она старше Валерки, ей скоро будет шестнадцать лет, но Натка вовсе не задаётся и играет со всеми ребятами, в том числе и с Валеркой. Приехала Натка в Ангарск из Ленинграда, потому что её папа был направлен сюда работать. У Натки тоже нет ни сестрёнок, ни братишки, но зато у неё есть Джерри — породистая овчарка. Ей всего три месяца. Натка никому не разрешает играть с Джерри, потому что её надо воспитывать в строгости и не приучать к посторонним рукам. Но зато Джерри сама этого не понимает и лезет играть ко всем ребятам. Смешная собака Джерри! У неё толстые неуклюжие ноги, бегает она, переваливаясь с боку на бок, как медвежонок. У неё даже уши висят. На овчарку она ни капельки не похожа. Натка говорит, что все овчарки сначала такие, а потом становятся настоящими. Валерка ей верит, потому что Натка всегда говорит только правду и больше всего не любит, когда люди врут или обманывают. Стоит кому-нибудь сказать неправду, Натка вспыхнет и тут же требует:

— А ну, признайся при всех, что соврал!

Вот какая эта Натка!

Нечего удивляться, что Валерка подружился с ней. Такие люди ему нравились. Он их обоих полюбил — Натку и Джерри.

Дарья Емельяновна сказала, что подарки к Восьмому марта нужно сделать мамам и бабушкам. А как же Натка? Она совсем не похожа на маму и тем более на бабушку. Валерке даже смешно становится при этой мысли. Натка с её длинной косой — и вдруг бабушка! Уж скорее Галька похожа на старушку, когда злится и дразнится.

— Тётя Лена, — спрашивает Валерка, — а можно девочкам делать подарки к Восьмому марта?

— Если ты имеешь в виду Маринку, — говорит тётя Лена, — то она ещё слишком маленькая.

— Нет, я не Маринке. Натке можно?

— Наташе? Я думаю, что можно. Она взрослая девочка, намного старше тебя, и скоро будет получать паспорт.

У Валерки словно гора с плеч свалилась. Раз тётя Лена сказала, значит, можно, а Дарья Емельяновна просто не знала, что у него ещё есть Натка.

Перед самым праздником Валерка и дядя Саша сходили на телеграф и дали поздравительные телеграммы на цветных бланках маме и бабушке, а подарки отправили в посылке.

Восьмого марта они вручили тёте Лене свои подарки, которые тоже покупали вместе. Больше всего обрадовалась тётя Лена, когда Валерка подарил ей салфетку, на которой был вышит цветок, «Тётя Лена» и «8 Марта». Валерка вышил четыре таких салфетки: две он отправил в посылке — на них было написано «Мама» и «Бабушка» — и одну подарил Натке.

В этот день тётя Лена ничего не делала, все обязанности по дому выполняли мужчины. Валерка с дядей Сашей приготовили ужин, и, хотя не всё получилось вкусно, тётя Лена их уверяла, что всё очень «здорово и необыкновенно мило».

Ещё вчера дядя Саша сказал Валерке:

— Мы завтра с тобой должны так всё организовать, чтобы тётя Лена порадовалась.

Глядя на сияющую тётю Лену, Валерка сразу вспомнил эти слова.

Утром под своей подушкой она нашла Валеркино письмо, написанное самостоятельно, так, что и дядя. Саша не видел.

«Тётя Ленчка пыждравляе восмом мартым никаво не боись всигда идитё вперет доздравствуит Куба родина мая.

Наш плимяш Валерко».

Тётя Лена так обрадовалась письму, что даже позвонила дяде Саше на работу.

— Саша, наш малыш написал мне замечательное поздравление к Восьмому марта. Представь, он советует мне никого не бояться и всегда идти вперед.

И вдруг лицо тёти Лены вытянулось: она слушала, что ей отвечал дядя Саша, и удивлённо поглядывала на Валерку.

— Ах вот как? Значит, у тебя в кармане пиджака обнаружена такая же записка? — воскликнула тётя Лена. — Но это же наш, женский праздник. При чём здесь ты?

Валерка подбежал к телефону.

— Я нечаянно, я нечаянно! — кричал он, дёргая тётю Лену за руку. — Я два письма написал… Думал, что это ваш костюм… Тут темно было…

— Саша, — прижав к себе Валеркину голову и счастливо смеясь, закричала тётя Лена, — племяшек просто ошибся карманом! Второе письмо тоже мне. А кто его научил переделать своё имя по-испански?

— Это по-кубински! — запротестовал Валерка. — Это Натка сказала, что по-кубински меня зовут Валерко.

— Слышишь, Саша? Это его Натка, оказывается, на кубинский лад переделала, и Натка, наверное, сказала, что Куба его родина.

— «Куба — родина моя» — так поётся, — подсказал Валерка.

— А-а, это из песни, Саша… Нет, еще не отдала. Ладно, сейчас отдам. — Тётя Лена положила трубку. — Мы с дядей Сашей купили тебе книги. На, получай.

До этого он читал афиши на улицах да букварь, а теперь тётя Лена вручила ему сразу много детских книг.

— Учись читать, — сказала она весело, — давно нам надо было снабдить тебя литературой.

После этого случая тётя Лена стала чаще заглядывать к нему в тетради и даже вместе с ним делать уроки.

Вчера вечером благодаря Валерке у тёти Лены снова было хорошее настроение. В домашнем задании по письму он должен был от разных имен образовать фамилии.

Упражнение они разбирали с тётей Леной. Она намывала имя, а Валерка придумывал фамилию.

Владимир, — говорила тётя Лена.

Владимиров, — отвечал и записывал Валерка.

— Иван, — читала тётя Лена.

— Иванов, — быстро выпалил Валерка.

Всё шло хорошо, но как только дело дошло до «Валерия», он вдруг осекся и замолчал.

— Какая же будет фамилия, если имя Валерий? — снова спросила тётя Лена.

— Ки-сте-нёв, — неуверенно растягивая слово, ответил Валерка.

Тётя Лена рассмеялась и сказала:

— Да ты подумай лучше. Ведь не о тебе же здесь речь идёт.

— Ну тогда Семиусов, — назвал Валерка фамилию своего одноклассника.

Тётя Лена развеселилась ещё больше;

— Да нет же, Валерочка, давай начнём снова. Посмотри: если имя Владимир, то фамилия Владимиров, если Иван, то Иванов, если Виктор, то Викторов. А если Валерий?

И только тут догадался Валерка, что от него требуется.

— Валеров, — назвал он фамилию и засмеялся вместе с тётей Леной. Это ничего, что он ошибся, зато у тёти Лены было хорошее настроение.

Кончились мартовские ветры. К концу месяца снова начало пригревать солнце, снег стал серым, а местами совсем исчез. Но зима ещё упрямилась, и неожиданно выпал такой глубокий снег, что снова кругом все побелело.

Казалось, что этот снег никогда не растает и никогда не кончится зима.

Но Валеркины опасения были напрасными. В апреле началась такая дружная весна и так пригрело солнышко, что за несколько дней почти весь снег исчез. Только местами, там, где были сугробы, да вокруг катка, проблёскивали грязноватые бугорки снега, но и они оседали к земле, словно пена в стакане с газированной водой.

Приближался май, а вместе с ним летние каникулы.

В школе шла усиленная подготовка к Первому мая. Во всех классах стояли большие букеты багульника, который принесли ребята из ближайшего леса. Багульник уже распускался, и, наверное, поэтому в воздухе стоял какой-то особый весенний запах.

Девочки на уроках труда из красных лент делали банты; мальчики из толстого картона вырезали голубей, раскрашивали и прикрепляли их к палочкам. Старшеклассники под руководством учителя рисования заготавливали транспаранты и сами писали на них лозунги.

У всех было предпраздничное настроение. Дома тоже чувствовалось, что приближается долгожданный праздник.

Тётя Лена каждый день покупала продукты, складывала их в холодильник и всё время охала, что она наверняка что-нибудь забыла купить и потом будет стыдно перед гостями.

В доме тётя Лена объявила аврал. Она перемыла все окна, повесила новые гардины, которые были куплены специально к Маю, и снова, несмотря на протесты дяди Саши, переставила мебель на новые места. В эти дни здорово досталось дяде Саше с Валеркой. В их обязанности входила вся мужская работа, и они еле успевали поворачиваться. Такая уж неугомонная тётя Лена!

Ну зачем ей понадобилось затевать эту возню? У них и без того всё хорошо.

Валерка тоже пробовал протестовать, но тётя Лена с ним не согласилась.

— Май — это особенный праздник, — сказала она. — Май — праздник революции, праздник весны и радости. Вот поэтому его надо встречать по-особому.

Но, как всегда, у Валерки не обошлось без огорчений. Было это в конце месяца. Вернулся Валерка из школы и вручил дяде Саше маленькую узенькую полоску бумаги, на которой было написано, что «завтра в 7 часов вечера в 1–ом «Б» классе состоится родительское собрание».

Дядя Саша расписался на бумажке, и Валерка отдал её Дарье Емельяновне.

Когда дядя Саша вернулся с собрания, у него был недовольный вид.

— Зря я пошёл туда, — сказал он Валерке, — мне там за тебя было стыдно.

— Почему? — не понял Валерка.

— Потому что ты стал нарушать дисциплину, шалишь на переменах. Дарья Емельяновна говорит, что, когда ты входишь в класс после перемены, от тебя пар идёт — так ты носишься по коридорам. Ну, а потом я очень удивлён, что ты скрыл от меня одну вещь.

— Я ничего не скрывал, — убеждённо ответил Валерка.

— Ничего, говоришь? Тогда объясни мне, пожалуйста, за что тебя пересадили на первую парту?

— Потому что я хороший ученик.

— Ты в этом вполне уверен?

— Да, вполне.

— Ну, тогда слушай, что я тебе скажу. Дарья Емельяновна мне сказала, что ты все время крутился на уроках, вот она и решила пересадить тебя поближе к себе — для исправления. Теперь, я надеюсь, тебе понятно, какой ты хороший ученик?

— Понятно, да не очень-то, — ответил Валерка.

— Это ещё почему? — возмутился дядя Саша.

— А знаете, у нас в классе есть такой ученик — Ощеулов? Он такой плохой, что Дарья Емельяновна и мы все с ним совсем замучились. Он и недисциплинированный и двоечник. Мы договорились учиться без двоек, а ему всё равно. Дарья Емельяновна пересадила его на самую заднюю парту и сказала ему: «Уходи-ка ты, Ощеулов, подальше с глаз моих, нечего тебе делать на первой парте, сюда я лучше хорошего ученика посажу».

Валерка очень возмутился от незаслуженной обиды. Он смотрел на дядю Сашу честными и негодующими глазами. Ведь дядя Саша сам говорил, что напрасно обижать человека — плохое дело. А дяде Саше вдруг стало весело, он смотрел на Валерку и улыбался. Тёте Лене почему-то тоже стало смешно.

— Ну конечно, Саша, — сказала тётя Лена, — в одном случае я не вижу никакой логики, а в другом — полная логика.

— Ты вот что, племяш, — сказал дядя Саша, — пойми одно, что Дарья Емельяновна считает тебя исправимым человеком, вот поэтому и посадила ближе к себе. А в Ощеулова она потеряла веру. Что же касается твоих оценок — я ими вполне доволен. Слышал, у моряков есть такая команда: «Так держать!»? Вот и я тебе даю такую же команду: исправь дисциплину! А в остальном— «так держать!»

 

ХОРОШИЙ ЛИ ДРУГ СЕРЕЖКА?

Есть в Ангарске кинотеатр «Пионер». Там демонстрируются фильмы только для детей и шефствуют над этим кинотеатром пионеры.

Много раз Валерка видел, как школьники — контролёры стоят на своём посту с красными повязками на рукаве.

Пионерский контроль строго следит за поведением ребят перед началом сеанса, а в зрительном зале требует, чтобы все снимали головные уборы.

Валерка однажды видел, как ребята из пионерского патруля вывели рыжего косматого мальчишку, который стрелял из резинки в девочек бумажными пульками.

В кинотеатре два зала, и оба принадлежат детям. Поэтому в один день можно посмотреть сразу два фильма.

Валерка завидовал ребятам с красными повязками,

«Уж они-то, — думал он, — могут смотреть бесплатно каждую кинокартину. Как только стану пионером, сразу же запишусь в контролёры». Так думал Валерка, пока однажды не убедился, что быть контролёром не так уж просто.

В одно из воскресений вышел Валерка на улицу, а навстречу быстро идёт дяди Петин Серёжка, и по всему видно, что ему не до разговоров.

— Серёга, здравствуй! — крикнул Валерка.

— Здравствуй, — ответил тот, не сбавляя шага.

— Да подожди же! Куда ты спешишь?

— Мне некогда, — ответил Серёжка, — я и так опаздываю.

Валерка догнал его и пошёл с ним рядом:

— А куда ты опаздываешь?

— В «Пионер».

— Что смотреть будешь?

— Я не смотреть.

— А зачем же тогда, если не смотреть? — не поверил ему Валерка.

— Я сегодня контролёром буду.

У Валерки даже дух захватило.

— Вот это здорово! Врёшь! — вырвалось у него.

Серёга достал из кармана красную повязку и показал её Валерке. Сомнений больше быть не могло! Серёжка не врал.

— А что сегодня идёт в «Пионере»? — спросил Валерка.

— В большом зале «Александр Невский», а в малом — «Полосатый рейс».

— А ты в каком зале будешь?

— В большом.

— Вот здорово! — всё сильнее восторгался Валерка. — Знаешь, Серёга, я тоже пойду, я только ненадолго домой забегу.

— Хорошо, — ответил ему Серёжка.

И Валерка со всех ног помчался к дому.

Во дворе он увидел играющих ребят.

«А что, если?.. — подумал Валерка. — А почему бы и нет?..» Конечно, он сегодня может всех сводить бесплатно в кино, и ребята сами увидят, что контролёр его друг, и будут завидовать. Он обязательно познакомит с Серёжкой Маринку и попросит, чтобы он всегда её пропускал, даже если она придёт одна.

У старой сосны Валерка заметил Натку. Она играла с Джерри, но как-то необычно. Очень уж она была серьёзная. Валерка подбежал к ней. Натка, плотно сжав зубы, ловила Джеррины лапы, а та вырывалась, прыгала, игриво хватала зубами Наткины руки и один раз даже ухватила её сзади за косу. Наконец Натка поймала Джерри, крепко прижала её к себе рукой, взяла Джеррину лапу и начала пальцами щекотать ей подушечки.

Джерри виляла хвостом и норовила лизнуть Натку в лицо.

— Уф! — облегчённо вздохнула Натка и чмокнула Джерри в нос. — Молодец ты у меня!

Натка была чем-то очень довольна, и от этого щёки горели ярче обычного.

— А почему Джерри — молодец? — спросил Валерка.

— Потому, что она будет храбрая и сердитая и никому не даст спуску.

— А откуда ты это знаешь?

— Мне сказали, — объяснила ему Натка, — для того чтобы узнать, какая будет собака, нужно у неё пощекотать подушечки лап. Если она боится щекотки, значит, будет не храбрая, а если не боится, значит… — Натка сделала паузу, лукаво улыбнулась, и на её щеках появились маленькие ямочки. — Догадался? — спросила она.

— Конечно, догадался, — засмеялся Валерка. — Значит, Джерри храбрая, да?

— Да, да, да! — отбивалась Натка от неуклюже нападающей на неё Джерри,

— Хочешь пойти со мной в кино? — спросил Валерка.

— Нет, — сказала Натка, — у меня сегодня много дел. Иди один, а потом мне расскажешь.

Валерка подбежал к группе играющих ребят.

— Хотите пойти со мной в кино? — спросил он их гордо.

— А где у нас деньги? — ответил вопросом Витька.

— Пустяки, денег не надо. Я вас всех проведу бесплатно. В «Пионере» сегодня «Александр Невский». Во! — выпалил Валерка единым духом.

— И врёшь, и не проведёшь! — вдруг завредничала Галька.

— Ах так! — рассердился Валерка. — За это я тебя не возьму. Пошли, ребята! — позвал он остальных.

Галька потянулась за всеми, но Валерка был неумолим:

— Сказал — не возьму, и не ходи.

Галька выставила ногу вперёд, подпёрла бока руками, презрительно прищурила чёрные глаза и процедила сквозь зубы:

— Подумаешь, жадавака. Шама не пойду!

«Ничего, посмотрим, кто задавака», — подумал Валерка, но промолчал, потому что её всё равно не переспоришь.

Шумная ватага направилась к «Пионеру», обсуждая «Александра Невского». Каждый уже по нескольку раз видел этот фильм в кинотеатрах и по телевизору и знал его почти наизусть.

Женька размахивал руками и кричал на всю улицу:

— Валера! Валера! А помнишь, как этот-то… Ну, как его? Оглоблей-то бил их. Они к нему лезут, а он — раз по башке! А этот-то к нему сзади подбежал, а он развернулся и — бум его! А тот драть!

Ребята с шумом ввалились в кинотеатр. И точно: в дверях стоял Серёга с красной повязкой на рукаве. Серёжа очень серьёзный, он даже не улыбнулся, когда заметил Валерку.

— Серёга, это мои друзья, не спрашивай с них билеты, — заговорщически шепнул Валерка, пропуская вперёд ребят.

Но Серега повёл себя странно. Он даже, кажется, и не узнал Валерку. Больше того: он преградил им дорогу и строго потребовал:

— Предъявите билеты!

И тут Валерка всё понял. Серёга просто зазнался.

— Эх, ты, а ещё друг! Как только стал контролёром, сразу нос задрал, да? — стал он упрекать Серёжку, — Да если бы я был на твоём месте, я бы тебя обязательно пустил и всех бы пустил, а ты — жадина и не приходи ко мне больше!

— Да пойми ты, не могу я вас пустить… — попытался что-то объяснить Серёжка.

— Нет, можешь! Если бы захотел, так смог бы! Ты задавака и жадина! — зло оборвал его Валерка и, кажется, достиг цели, потому что у Серёжки даже слёзы закипели в глазах, и, видимо, только из упрямства он ещё раз повторил:

— Мне же доверили, мне верят… Не могу я пустить вас.

— А мы теперь и сами не пойдём, даже если просить станешь, — ответил ему Валерка и, чтобы не продолжать разговора, выбежал на улицу.

Домой возвращались молча. Валерка шёл впереди, а его друзья понуро плелись за ним.

Во дворе их встретила Галька, глаза у неё злорадно блестели.

— Ну что, шходили? — ехидно спросила она.

— Нас не пустили, — ответил за всех Женька. Его вечно за язык тянут.

— А я жнала, я жнала, что он врёт! И жря вы ему верили.

До чего же ненавидел сейчас Валерка Гальку! Казалось, что она одна виновата в его позоре.

— Дура! — закричал он на неё.

— И шам, и шам дурак! — сразу отозвалась Галька.

— Ты — как попугай! — сказал Валерка.

— А вот и шам, и шам попугай!

Валерка почувствовал, что ещё немного — и он разревётся от обиды. Ну уж при всех-то он не станет плакать! Валерка помчался домой. Галька кричала что-то ему вдогонку, но он уже её не слушал.

Дома Валерка не выдержал и разревелся.

Сейчас всё-всё расскажет дяде Саше, а дядя Саша позвонит Петровичу, и тот тоже узнает, какой у него Серёжка и как он опозорил Валерку перед всеми ребятами.

Дядя Саша услышал, что Валерка ревёт, и спокойно спросил:

— Ты что же это, мужик, мокро разводишь? Всыпал кто-нибудь?

— Нет, — ответил Валерка сквозь слезы.

— Так в чём же дело?

Вот тут-то Валерка и выложил дяде Саше всю свою обиду на Сережку.

— Я бы ни за что так не сделал! Какой он мне друг после этого?

— Настоящий друг, — все так же невозмутимо ответил дядя Саша.

— Вы шутите, да? — спросил Валерка.

— Какие уж там шутки! Я вполне серьёзно говорю тебе, что Серёжка хороший и честный друг.

— Но он же сам сказал, чтобы я приходил.

— Он что, так и пообещал тебе, что пустит вместе с друзьями без билетов?

— Нет, но я думал, что он пустит.

— Так за что же ты на него сердишься?

— Но я же бы пустил.

— Ещё бы! — сказал дядя Саша. — Ты очень добрый на чужое.

— Как это — на чужое? — не понял Валерка.

— Да потому, что кинотеатр не телевизор. Представляю я себе, что бы было, если бы в «Пионере» на контроль поставили таких ребят, как ты. Ребята со всего города ходили бы в кинотеатр бесплатно. А вот люди, которые работают в кинотеатре, вряд ли сказали бы спасибо такому контролю.

— Почему? — спросил Валерка.

— Да потому, что они остались бы без зарплаты.

— Но я же не всех бы пускал бесплотно.

— Не могу я тебя понять, Валерка. Ты возьми и поставь себя на Сережкино место. Ему доверили ответственный пост. Если хочешь знать, ему поручили охранять государственные деньги. И вдруг являешься ты, запускаешь в эти деньги руки да ещё оскорбляешь его за то, что он не позволил тебе совершить нечестный поступок.

Лицо у дяди Саши стало строгим. Он даже досадливо отбросил газету, которую ему подала тётя Лена. Он начал ходить по комнате из угла в угол, потом снова остановился около Валерки:

— Ты, значит, хочешь, чтобы я рассказал дяде Пете о Сережкином поступке? Я обязательно сделаю это и уверен, что дядя Петя будет гордиться своим сыном, а вот мне стыдно за тебя.

Дядя Саша немного помолчал и затем неожиданно спросил:

— Тебе когда-нибудь приходилось ходить в магазин без продавца?

— Конечно, — ответил Валерка, — я был там с тётей Леной.

— Ты, конечно, видел, — снова спросил дядя Саша, — как там всё делается? Заходит покупатель, берёт продукты, а потом уже платит в кассу. Я спрашиваю тебя, видел ты это?

— Видел, — подтвердил Валерка, ещё не понимая, куда клонит дядя Саша.

А он, оказывается, вот куда клонил: дядя Саша вдруг попросил Валерку ещё представить себе, что он с тётей Леной пришёл в магазин, а там кассиром работает тёти Ленина подруга. Они набрали продуктов и ушли, не заплатив. А глядя на них, и другие так же начнут делать. Тогда за один день растащили бы магазин, а тёти Ленину подругу за её доброту отдали бы под суд.

— Так это же совсем другое, — возразил Валерки, конечно, там же магазин и продукты не кассировы.

— Вон как? — иронически спросил дядя Саша. — А кинотеатр, по-твоему, Сережкин?

Валерка не нашёлся, что на это ответить, а дядя Саша наступал на него ещё больше:

— Вот я тебя когда-нибудь возьму в цех и покажу, как люди зарплату получают без кассира: честные люди стараются во всём доверять друг другу. Наконец, ты помнишь, мы с тобой ездили в автобусе без кондуктора. Вот бы славно было, если бы мы не заплатили денег. А ты думаешь, что и таких нечестных людей не находится?

И дядя Саша пристально посмотрел на Валерку. Валерка почувствовал, что у него начинают гореть уши.

Неужели дядя Саша знает, что он уже несколько раз ездил с ребятами на таком автобусе от школы до гостиницы и тоже не платил? Наверное, дядя Саша всё знает, иначе бы он так на него не смотрел. И, чтобы прервать томительное молчание, Валерка тихо сказал:

— Я только одну остановку ездил.

— Эх, ты! — с горечью сказал дядя Саша. — Где уж там тебе понять Серёжку! А если бы все поступали, как ты, — закончил дядя Саша, — вряд ли смог бы наш город бороться за звание коммунистического, Ты обязательно поставь себя на Серёжкино место и подумай, кто из вас прав, а завтра мне скажешь.

Кое в чём Валерка был уже согласен с дядей Сашей. Конечно, нельзя брать бесплатно продукты и ездить нельзя бесплатно. И в кино нельзя бесплатно. Но простить Серёжку он ни за что не мог. И зря его защищает дядя Саша.

Валерка, понурив голову, снова вышел во двор и увидел Натку. Она сидела в беседке и читала толстую книгу.

— Ты что такой надутый? — спросила его Натка, оторвавшись от чтения.

«А может быть, рассказать ей? Натка добрая, она всё поймёт!» И Валерка поведал ей свою обиду. Когда он взглянул ей в лицо, то так и обомлел. Большие Наткины глаза перестали смеяться, в них появился презрительный, холодный блеск. Так она всегда смотрит на людей, которые врут или обманывают.

— Бессовестный! — сказала она. — Ты должен попросить у Сережки прощения и, пока этого не сделаешь, не показывайся мне на глаза. Я не хочу тебя такого видеть!

Валерка как побитый вернулся в квартиру, забился в свой уголок и попробовал думать. Кто же прав? Он или Серёжка? Но стоило ему вспомнить свой позор, как с новой силой закипала обида.

Валерка даже спать лёг, так и не решив, прав он или нет. Он ещё раз решил подумать над этим и уснул.

Как всегда, перед утром Валерке приснился сон: его приняли в пионеры и сразу же назначили контролёром.

Пришёл он в кинотеатр, а какой-то мужчина дал ему красную повязку и дяди Сашиным голосом сказал:

«Смотри, мы верим тебе: ты не просто контролёр, ты часовой на посту и охраняешь государственные деньги. Стоять надо честно».

«Я буду честно стоять!» — поклялся Валерка и встал в дверях.

Только он занял своё место, как увидел Серёжку, направляющегося прямо к нему. Взгляд у Сережки наглый, губы расплылись в нахальной улыбке до самых ушей, руки у него в карманах и даже, кажется, пальцы сложены в кукиш. А за Серёжкой идёт целая ватага ребят — их видимо — невидимо.

«Он хочет бесплатно, — мелькает у Валерки мысль, — и все они бесплатно хотят». Ни за что, ни за что он им не разрешит! Ведь ему же доверили. И он кричит возмущённо:

«Не пущу! Не пущу!»

Откуда-то появляется Натка и смотрят на Валерку смеющимися глазами.

Валерка просыпается, садится в постели и озирается по сторонам.

«Кажется, это был сон!..» — думает он.

И вдруг до его сознания начинает доходить, что Серёжка-то во сне был очень на него похож: и улыбка нахальная, и руки в карманах, и так же лез напролом…

Вспомнились Серёжкины глаза, в которых стояли слёзы, когда Валерка обозвал его жадиной.

«И зачем я так сделал, — подумал Валерка, — ведь он же был на посту!»

Валерка подбежал к телефону и набрал Серёжкин номер, но тётя Валя ему ответила, что Серёжа ещё спит.

— Пусть он ко мне приходит, — сказал ей Валерка, — я ему всё скажу.

— Хорошо, — ответила тётя Валя, — я передам.

Из ванной вышел дядя Саша. Валерка бросился к нему.

— Я бы не пустил! — горячо сказал он.

— Кого бы не пустил? — ничего не понимая, спросил дядя Саша.

— Серёжку бы не пустил. И никого бы не пустил в кино без билета,

— А, вот ты о чём! Извини, не сразу тебя понял. Ну, а Серёжке ты об этом сказал?

— Я всё ему скажу. Сегодня скажу.

Дядя Саша взъерошил Валеркины волосы. Он всегда так делает, когда доволен им.

 

ВАЛЕРКА ЗНАКОМИТСЯ С ЦЕХОМ

Кто-нибудь наверняка бы удивился, увидев в воскресенье людей, спешащих на работу, но Валерка не удивлён. Он знает, что завод работает каждый день и даже ночью, когда все спят. У завода нет выходных дней.

На трамвайной остановке много народа. Трамваи подходят один за другим. Люди с красными повязками на рукавах следят, чтобы не создавалась толкучка.

Дядя Саша с Валеркой встали в хвосте длинной очереди, но стоять им долго не пришлось, потому что молоденький дружинник заметил их и громко позвал:

— Идите сюда, товарищ, я посажу вас с ребёнком через переднюю площадку.

— Ничего, — сказал дядя Саша, — мы не такие уж маленькие, постоим.

— Зачем же вам лезть с ребёнком в самую толкучку, — укоризненно покачал головой рядом стоящий пожилой мужчина.

— И другие тоже стали уговаривать дядю Сашу:

— Бросьте, это лишнее.

— Вы же с ребёнком, его сзади затолкают.

А один парень даже легонько подтолкнул дядю Сашу:

— Смелее, друг!

Дядя Саша усмехнулся, пожал плечами, и они с Валеркой свободно сели в трамвай.

В эту сторону Валерка ехал впервые. Он не отрываясь смотрел в окно; прижался к стеклу так, что кончик носа сплющился.

Много в Ангарске похожих домов и дворов. Напротив остановки «Трампарк» точно такой же двор, как у технического училища, которое находится рядом с Валеркиным домом.

Здесь тоже есть футбольное поле с настоящими воротами, баскетбольные щиты и волейбольная площадка, а зимой всё поле заливают — получается каток. Хоть катайся на коньках, хоть играй в хоккей.

Бежит трамвай, мелькают дома. Уже позади автопарк, и по обе стороны трамвайной линия появляется лес.

Ничего удивительного. Такие же деревья Валерка видел не раз. Так и хочется спрыгнуть с трамвая и побегать в лесу.

Недалеко от трамвайной линии, как ручеёк, извивается жёлтая песчаная тропинка, и по ней длинной цепочкой спешат на работу люди.

Трамвай выбегает из зелёной полосы и легко взлетает на мост через железную дорогу.

Вот здорово-то! Они въехали на мост, а в это время под ним прошёл поезд, и получилось, что трамвай его переехал. Валерка даже сам не замечает, что смеётся, — до того ему забавным это показалось. А трамвай уже сбавляет скорость, останавливается, и из обеих его дверей выходят люди.

Дядя Саша крепко держит Валерку за руку и быстрым шагом идёт к проходной.

— Ваш пропуск, молодой человек? — строго спросил Валерку вахтёр в тёмно — синей гимнастёрке с большими зелёными квадратными петлицами на отложном воротнике.

— Я с дядей Сашей, — с тревогой в голосе ответил Валерка.

— Пропусти его, Иван Степаныч, — просит дядя Саша, — сегодня у нас воскресник, да и цех я обещал ему показать.

— Не положено же, Александр Максимович, сами знаете…

— Конечно, знаю, но сегодня — воскресенье, твоего начальства нет. Так что давай возьмём грех на душу. Он будет около меня, и мы долго не задержимся.

Вахтёр молчит, наверное, думает, а у Валерки от страха даже губы трясутся.

— Ну ладно, идите, только не задерживайтесь долго, в четыре часа я сменяюсь, — неохотно разрешает вахтёр, и Валерка облегчённо вздыхает.

Дядя Саша держит руку на Валеркиной голове.

— Спасибо, Иван Степаныч, — благодарит дядя Саша, — мы тебя не подведём.

Огромная территория завода встретила Валерку непонятным шумом и шипением.

Он еще никогда в жизни не видел таких причудливых построек и таких высоких труб. Казалось, трубы хотят закрыть своим дымом солнце.

Прямо перед Валеркой стоят огромные серебряные юрты, точно такие же, как в пионерском лагере на берегу Ангары. Только те деревянные и очень низкие, а эти железные и без окон.

— Что это? — спрашивает он дядю Сашу.

— Резервуары.

— Какие резервуары?

— Ну ёмкости, вроде больших бочек, что ли,

— А для чего они?

— В них хранятся нефть и бензин.

Вдали от Валерки из большой трубы вырывается коптящее красное пламя, оно похоже на солнечный закат.

— Пожар, да? — испугался Валерка.

— Нет, не пожар. Специально газ сжигают. Безобразие, конечно.

— А почему — безобразие? — не понимает Валерка.

— Да потому, что из этого газа полезные пещи делать можно.

— Прямо из газа? — недоверчиво переспрашивает Валерка.

— Конечно, — отвечает дядя Саша.

— А почему их никто не заругает за это?

— Уже заругали, и скоро они прекратят жечь газ.

Валерка поднимает глаза вверх и даже останавливается в изумлении.

Там на больших железных подставках тянется столько труб, и они такие длинные, что не видно даже, где начинаются и где кончаются. Трубы раскрашены в разные цвета: и красные, и зелёные, и коричневые, и серые, и чёрные, и жёлтые, и голубые, — это так красиво, что трудно оторвать глаза.

— Ну, что зазевался? — подталкивает его дядя Саша. — Подумаешь, невидаль — самые обычные трубопроводы!

— А зачем они?

— По ним из цеха в цех качают разные продукты.

— А как это — качают?

— Насосами,

— А почему они такие красивые?

— Чтобы работники знали, по какому трубопроводу что качают.

— А зачем их так много? — не унимался Валерка.

— Сколько продуктов, столько и трубопроводов.

— А какие это продукты?

— Да разные: бензин, керосин, газ, воздух…

— А разве бензин — продукт?

— Конечно, продукт.

— Но он же не хлеб.

— Вот что, Валерка, давай шагать побыстрее и не засыпай меня вопросами. Понимаешь, многого ты всё равно не поймёшь. Это, дружок, техника, до неё дорасти надо.

— А когда я дорасту? — интересуется Валерка.

— Да ну тебя, — смеётся дядя Саша, — ты как муравейник: задеть нельзя.

Валерка обиженно замолкает, а ему ещё так много хочется спросить! Вокруг столько интересного и непонятного. Да вот хотя бы те большие шары; они круглые, как мячики, а высотой с двухэтажный дом. Или вон те, как этажерки, высоченные колонны. Зачем всё это? Неужели там есть люди? И, как бы отвечая на Валеркин вопрос, на одной из колонн появляется человеческая фигура.

— Ну вот и наш цех, — прерывает его размышления дядя Саша.

Они заходят в кирпичное здание и поднимаются на второй этаж. В комнате, куда они вошли, очень людно. Лица у всех сердитые, и кажется, они ругаются.

— Ты все время придираешься ко мне, а сама как попало сдаёшь смену! — возмущённо говорит маленькая женщина в коротких и очень узких штанах, подпоясанных широким кожаным ремнём. Волосы у неё спрятаны под клетчатую косынку, завязанную у подбородка. Она, как парень, держит руки в карманах и навалилась спиной на подоконник.

— А ты сдавай смену в порядке, и никто к тебе не будет придираться! — обрушивается другая женщина.

За столом сидит мужчина: он одно ухо заткнул пальцем, а к другому плотно прижал телефонную трубку и тоже что-то кричит, стараясь заглушить других.

— Здесь кабинет начальника смены или базар? — строго спрашивает дядя Саша, и все сразу замолкают. — В чём дело, Наталья Григорьевна, почему люди не на рабочих местах? — продолжает дядя Саша, обращаясь к маленькой бойкой женщине.

— Мы сдаём смену, — ответила она.

— Я вас спрашиваю, почему смену сдают не ни рабочих местах? — повышает голос дядя Саша.

— Сдавали на рабочем месте, а потом пришли сюда.

— Идите в цех и решайте спорные вопросы на месте, вы же начальник смены. Кого вы ещё ждёте? — выговаривает ей дядя Саша.

Наталья Григорьевна вышла из кабинета, а следом за ней удалились и спорщики.

Дядя Саша подошёл к столу, взял в руки большую толстую книгу, полистал ее, что-то записал к себе в записную книжку и недовольно покачал головой.

— Следите за режимом, Андриан Ефимович. Нельзя допускать таких колебаний.

Не отрываясь от телефона, мужчина согласно кивнул. Дядю Сашу все слушались, и в этом не было ничего удивительного. Валерка прекрасно понимал по собственному опыту, что это так и должно быть.

В кабинет вернулась Наталья Григорьевна. Она раскраснелась, сразу видно, что быстро бежала.

— Всё в порядке, разобрались. Делать им нечего, вот и спорят по пустякам, — торопливо говорит она.

— Смена вся осталась на воскресник? — спрашивает дядя Саша.

— Нет одного Анянова. Похоже, что он ушёл домой.

— А вы его предупреждали?

— Конечно. На пятиминутке объявила и ещё отдельно ему сказала во время смены. А что толку? С него как с гуся вода. Удружили вы нам, Александр Максимович.

«Опять Анянов, — думает Валерка, — а дядя Саша говорил, что он уже исправляется».

Дядя Саша молчит и трёт лоб у переносицы. Он, наверное, снова жалеет, что взял в цех этого Анянова…

— Удружил, говорите? — переспрашивает дядя Саша. — А я ведь надеялся на вашу смену, думал, что вы сумеете на него повлиять.

— Не знаю я, как на него влиять! — возмущается Наталья Григорьевна. — Поговорили бы вы с ним лучше сами. Всё-таки вас он ещё слушается, боится, что ли, а на остальных ему наплевать.

— Очень плохо, Наталья Григорьевна. — Дядя Саша встал со стула и подошёл к окну. — Когда я брал в цех Анянова, то прежде всего рассчитывал на вас, на коллектив, а не на свой начальственный авторитет. А вы, вместо того чтобы серьёзно заняться парнем, то и дело подсовываете его мне на избиение.

Валерка с тревогой и удивлением смотрит на дядю Сашу: неужели он бил Анянова? Нет, этого не может быть. Дядя Саша же сам говорил, что бить человека — последнее дело.

«Наверное, — мелькает у Валерки догадка, — она хочет, чтобы дядя Саша побил Анянова».

Наталья Григорьевна давно перестала улыбаться, она с укором смотрит на дядю Сашу и запальчиво отвечает ему;

— Вы вот говорите, что рассчитывали на нас, когда брали Анянова, а с нами не сочли нужным даже посоветоваться. Вы спросили нас: хотим мы с ним возиться или нет?

— Может быть, в чём-то вы и правы, — уже спокойнее заговорил дядя Саша, — но я считаю лишним ставить на голосование вопрос, нужно ли перевоспитывать человека. Мы с вами обязаны делать это, где бы мы ни были — в цехе, в кино, на улице, дома. В противном случае грош цена всем нашим обязательствам, и нечего думать о звании цеха коммунистического труда. Я обязательно приду к вам в смену, и все мы будем говорить с Аняновым. Все! — еще раз повторил дядя Саша.

Наталья Григорьевна перестаёт сердиться, она снова улыбается, только не так, как раньше, а немного грустной и застенчивой улыбкой, ну прямо как Маринка.

— Что вы думаете, я сама не понимаю? Просто досадно становится. Вы же первый на цехкоме отметите, что у нас не вся смена вышла на воскресник.

— Отмечу, — подтверждает дядя Саша, — но мы всем цехкомом вас трижды отметим, когда вы заставите Анянова почувствовать себя настоящим членом коллектива. И я убеждён, что такой цехком не за горами. Так что не падайте духом, идёмте-ка лучше к вашим людям.

О Валерке дядя Саша, кажется, забыл, потому что вышел из комнаты, даже не взглянув на него. Валерка растерянно покрутился на одном месте, потом, испугавшись, что может потерять дядю Сашу, выскочил вслед за ним.

В цеховом дворе было людно и оживленно. Мужчины и женщины, почти все в одинаковых куртках и брюках, копали ямки и траншеи вокруг здания.

— Я смотрю, у вас грандиозные планы, — сказал дядя Саша Наталье Григорьевне.

— Да, — ответила она, — времени на подготовку ещё много. Хотите посмотреть наш план?

— Покажите.

— Наталья Григорьевна достала из кармана сложенную вчетверо бумажку и передала её дяде Саше. Валерке снизу не видно было, что там нарисовано, да он не очень-то и интересовался этим. Куда занятнее было смотреть, как мягко врезаются лопаты в песчаный грунт, углубляя и удлиняя траншеи.

— Ну что же, план хороший, — одобрил дядя Саша, возвращая бумажку.

— Александр Максимович! — подбегает к ним паренёк с чёрными вьющимися волосами. Глаза и брови у него тоже были чёрные, как будто их нарисовали карандашом. — Я больше не буду выпускать боевые листки!

— Это почему? — спрашивает дядя Саша.

— Опять просмеяли. — И парень низко опустил голову.

— За что же?

— Да за стихи.

— Ну, а ты сам-то как думаешь, Миша, хорошие стихи ты там поместил или плохие?

— Откуда мне знать, что я, поэт, что ли?

— Раз пишешь — должен знать.

— Когда пишешь, еще труднее, — возражает Миша.

— А ну прочти.

— Не буду я читать, вон он, боевой листок. Хотите, прочтите сами.

Дядя Саша направляется к доске, на которой кнопками приколот разрисованный разноцветными карандашами небольшой лист бумаги. Валерка не отстаёт от дяди Саши ни на шаг.

— Этот стих? — спрашивает дядя Саша.

— Да, — кивает Миша.

Дядя Саша читает вслух:

Пусть здесь работают и радуются люди:

Когда цех о зелени, работать веселей.

Пусть нам при жизни памятником будет

Сирени цвет и шелест тополей!

— А по-моему, неплохо, — говорит дядя Саша, — вполне терпимо. Но мне кажется, ты зря обижаешься на ребят. Сам же говоришь, что не поэт. Чудак ты, Миша, разве можно запретить людям смеяться,

И вдруг Миша смеётся сам.

— Дошло? — улыбаясь, спрашивает дядя Саша.

— Дошло, — говорит Миша и, всё ещё улыбаясь, бежит к работающим.

Дядя Саша положил руку на Валеркин затылок; он всегда так делает, чтобы Валерка не отставал или чтобы успокоить его.

— Пойдём, малыш, я кое-что тебе покажу.

Они подошли ещё к одному зданию, обогнули его и вошли в большую комнату. Там за маленьким столом сидела женщина.

В комнате стоял странный гул. Гудело негромко, не переставая: «У-у-у-у!»

Валерка огляделся, но, кроме разноцветных лампочек на больших железных щитах, ничего не заметил.

Прямо перед ним — на стене — висел большой железный ящик. В крышку этого ящика были вставлены красные и зелёные фонарики. В ящике то и дело что-то щелкало, и при каждом таком щелчке то зажигались, то гасли огоньки.

— Автоматика в порядке? — спросил дядя Саша женщину.

Она встала, подошла к огонькам, несколько раз щёлкнула маленькими рычажками.

— Работает как часы.

Дядя Саша кивнул, подошёл к большому щиту, на котором тоже, словно глазки, горели разноцветные лампочки. На щите приделаны какие-то странные часы; они разные по величине и по форме, большие и маленькие, круглые и квадратные. У часов только по одной стрелке, и все они стоят на разных цифрах. Там видны даже такие цифры, которые Валерка ещё не видел ни на одних часах: 50, 100, 150, 200. Да и не проходили они ещё в школе этих больших цифр.

— Почему там разные часы? — спросил он дядю Сашу, когда они вышли из помещения.

— Это не часы, а приборы, — пояснил ему дядя Саша, — они, как градусники, замеряют температуру, как весы, определяют количество продукта, ну и еще кое-что делают, — тебе это трудно понять.

— А какой продукт они намеряют?

— Я тебе уже объяснял.

— Но бензин же не продукт, — не утерпел Валерка, вспомнив прерванный по дороге разговор с дядей Сашей.

— Вот ведь чудак ты! Мы здесь, на заводе, под словом «продукт» подразумеваем не пищу, а то, что мы делаем, что мы получаем. Посмотри сюда. — Дядя Саша подвёл Валерку к большому круглому баку и показал на стеклянную трубочку, в которой стоял столбик синеватой жидкости.

— Вот это мы получили из нефти. Дай-ка сюда руку — Он открыл краник, приделанный к концу трубки, и оттуда на Валеркину ладонь капнула маслянистая прозрачная жидкость.

— Понюхам: чем пахнет?

Валерка поднёс ладонь к носу: всё ясно. Она пахла точно так же, как дяди Сашина одежда, когда он приходил с работы домой.

— Ароматикой пахнет, вот чем, — засмеялся Валерка.

— То-то же, — улыбнулся и дядя Саша. — Это, дружок, бензин. А хочешь посмотреть нефть?

— Хочу.

Дядя Саша прошёл дальше к ряду других таких же баков, только они больше походили на цистерны без колёс. Он повернул у одной из них краник и подставил под него стекло. Струйка тёмно-коричневой жидкости ровным тонким слоем окрасила стёклышко.

— Вот из неё мы получаем бензин, — показал на жидкость дядя Саша. — Ну, а теперь посуди сам. Люди из пшеницы делают муку, а затем выпекают хлеб и называют его продуктом. Мы же из нефти делаем бензин. Лётчики заправляют им самолёты, шофёры — машины. Поэтому мы его тоже считаем своим продуктом. Ну, теперь-то ты согласен со мной?

— Немножко, — неуверенно отвечает Валерка.

Дядя Саша разводит руками, и Валерка спешит его успокоить:

— Да, я согласен, я все понял. Это вы понарошку его так называете?

— Пусть будет понарошку, — досадливо махнул рукой дядя Саша, — идём дальше. Я должен еще кое-что проверить и поработать на воскреснике, а то неладно получается: все работают, а мы с тобой разгуливаем, как туристы.

Дядя Саша ходил по цеху, заглядывал во все уголки, подзывал к себе рабочих, показывал им на пыль и требовал, чтобы ее немедленно вытерли.

В одном углу дядя Саша заметил кучу мусора.

— Вы что, и дома так же по углам грязь заметаете? — спросил он молоденькую работницу.

— Это я пока, а к концу смены уберу.

— Сейчас же наведите порядок, — распорядился дядя Саша. — А ещё раз замечу, получите нагоняй. На вашем рабочем месте постоянно должен поддерживаться порядок.

Она сразу же начала выгребать мусор из угла, а Валерка подумал, что, видимо, не зря от него дома требуют чистоты и порядка в его уголке. Вот почему ему дядя Саша всё время твердит: «Это же твоё рабочее место». Оказывается, и в цехе каждый рабочий убирает свое рабочее место.

Цех оказался очень большим, и, возможно, Валерка досмотрел бы его до конца, если бы не голубая «Волга», на которой подъехал к цеху дядя Петя,

— Что, готовимся к озеленению? — крикнул он, открыв дверку машины.

— Как видишь, — отозвался дядя Саша.

Петрович вышел из машины и пожал дяди Сашину руку.

— Здорово, герой! А тебя как сюда пустили? — удивился он, увидев Валерку.

— Уговорили вахтера, — ответил за Валерку дядя Саша.

— Домой-то скоро?

— Часика через два.

— Подождите меня, — сказал дядя Петя, — я во второй цех ненадолго, что-то у них там не ладится. На обратном пути заеду за вами.

— Постой Петрович, — задержал его дядя Саша. — Я хочу показать тебе наши насосные. Одну мы уже переделали полностью, а вторую не можем, потому что насосов нет.

— Может, в другой раз? — с сомнением спросил Петрович.

— Нет, потом тебя не затянешь, а сегодня ты уж здесь.

— Ну хорошо, пойдём, — согласился дядя Петя,

Они подошли к низкому длинному помещению, из которого доносились шипение, свист и стук. Дядя Саша открыл двери, и Валерка увидел стоящие рядами машины, которые при каждом движении шипели, стучали, и из них тонкими струйками со свистом вылетал пар. Были они мокрые и чёрные, и вообще всё здесь было грязно и темно от бесконечного множества труб, которые переплелись между собой, как паутина.

— О какой чистоте можно говорить с этими дряхлыми насосами? — спросил дядя Саша Петровича.

— Потерпи, Алексаша, дадим тебе новые насосы. На следующий год обязательно получишь.

— Не можем мы ждать до следующего года, — возразил дядя Саша. — Нам из-за этой грязи не присвоят звание цеха коммунистического труда.

— Нет у меня сейчас насосов.

— Ты посмотри, какой может стать эта насосная, если появится порядочное оборудование. — Дядя Саша потянул Петровича за руку.

Они вошли в соседнее помещение, и даже Валерка понял, что можно сделать при других насосах.

Здесь было чисто и светло, трубопроводов совсем мало. Насосы не шипели, не гремели, а гудели очень ровно.

Были они покрашены в голубой цвет и стояли на белых фундаментах, выложенных плиткой.

— Нравится? — спросил дядя Саша.

— Прилично, — одобрил Петрович.

— Дай насосы, и там так же сделаем.

— Нет насосов, — вздохнул Петрович.

— Поищи.

— Искал уже, русским языком тебе говорю — нет насосов. Старайся пока обойтись старыми. Появятся новые, дадим сразу же.

Неужели дядя Петя так ничего и не понял? Даже Валерке стало ясно, что насосы нужны, А Петрович ушёл и не дал насосов.

Когда вернулись домой, Валерка сразу же побежал к ребятам и начал рассказывать о цехе. Даже Натка отложила в сторону книги и внимательно слушала Валерку. Только разве всё расскажешь?

Он забыл в этот день рассказать, может быть, о самом главном. Как он включал насос. Как без кассира дядя Саша получал зарплату. Как сняли в цехе замки со всех шкафчиков у слесарей. И как ему было смешно, когда он увидел Элоу. Вот так капризная девочка!

Нет, за одни раз всего не расскажешь. Для этого нужна целая неделя, а может быть, и месяц.

А рассказать было о чём.

 

БЕЗ КАССИРА

Много интересного узнал Валерка в цехе у дяди Саши. Он был очень удивлён, когда ему показали «маленькую девочку Элоу», Оказывается, это были те огромные шары, которые он увидел, когда они с дядей Сашей подходили к цеху. Каждый такой шар был выше трёхэтажного дома, и люди на него могли подняться только по специальной лестнице с перилами. Дядя Саша сказал Валерке, что высота этих шаров десять метров.

Валерка вспомнил, как он просил в свой день рождения привезти домой Элоу, и ему стало смешно.

В цехе Валерке разрешили включить насос. Он встал по всем правилам на деревянную подставку, нажал чёрную кнопку и вздрогнул от внезапного рёва мотора. Оператор, с седой головой и перепачканными маслом руками, рассмеялся и сказал Валерке:

— Не дрейфь! Гордиться надо. Ты же впервые в своей жизни включил в работу машину. Чем чёрт не шутит, может быть, ты и заменишь меня когда-нибудь на этом месте. Хочешь быть оператором?

— Не знаю, — ответил ему Валерка.

— Не беда, подрастешь — разберёшься, что к чему.

Но больше всего Валерка был удивлён, когда они с дядей Сашей зашли в красный уголок цеха. Там на длинном столе, покрытом зелёным сукном, лежали пачки денег. К столу подходили люди, что— то записывали в листок бумаги и сами брали деньги.

— Давай получать аванс, — сказал дядя Саша.

И тоже подошёл к столу. Он так же, как и все, что-то записал в листок, отсчитал из пачки деньги, проверил их ещё раз и положил обратно рубль.

— Так и кассира обмануть недолго, — улыбнулся дядя Саша.

— А где кассир? — спросил Валерка.

— Он работает на своём рабочем месте, — ответил дядя Саша.

— А где его рабочее место?

— Да ты его знаешь, это тот седой дядя, который разрешил тебе насос включить.

— А почему вы мало взяли денег? — недоумевает Валерка.

— Я взял ровно столько, сколько заработал. И все берут только то, что им положено.

— А как они знают, сколько им положено?

— Здесь всё написано, — показал дядя Саша на листок.

И тут Валерке пришло в голову: а вдруг кто-нибудь возьмёт много денег и кассир даже не узнает, кто это сделал? Он вспомнил свой разговор с дядей Сашей, когда бесплатно хотел сходить в кино. Дядя Саша ему сказал тогда, что они в цехе деньги получают без кассира. Хотел же тогда Валерка со своими ребятами пройти задаром! Значит, и здесь могут такие найтись.

Валерка поделился своими сомнениями с дядей Сашей.

Дядя Сшил объяснил Валерке, что у них в цехе все верят друг другу.

— Мы же боремся за звание цеха коммунистического труда, а в таком коллективе все люди должны быть сознательными. Взять лишние деньги с этого стола — всё равно что залезть в карман к кассиру. А у него большая семья — кто же посмеет обижать их? Согласен ты со мной? — спросил дядя Саша.

— Согласен. Только лучше бы с контролёром… Как в «Пионере»…

— Значит, не понял ты меня, дружок. Как же это получше тебе объяснить? — Дядя Саша задумался ненадолго и вдруг оживился. — Да вот представь себе, что у нас в цехе работает одна семья и все мы тут близкие люди. Ты знаешь, где у нас дома деньги лежат?

— Знаю, — ответил Валерка, — в шифоньере.

— Правильно. Мы с тётей Леной приносим зарплату и кладём её в шифоньер. Наши деньги никто не караулит, так ведь? Ну, сам подумай, от кого нам их прятать? Все мы — и ты, и я, и тётя Лена — берём оттуда деньги, а потом отчитываемся друг перед другом. Представь себе, если бы тётя Лена взяла и истратила всю зарплату на конфеты, потому что она их очень любит…

— Тётя Лена так не сделает, — протестует Валерка.

— Согласен с тобой. А ты бы сделал так?

Валерка даже обижается:

— Ни за что!

— Вот видишь, и я бы так не поступил. Потому что мы знаем, что можем друг друга обидеть. Потому что у нас одна семья. Выходит, что и мы с тобой пользуемся общей кассой без кассира. Как ты считаешь, нужен нам с тобой контролёр?

— Конечно, нет, — смеётся Валерка.

— А вот в цехе у нас тоже одна семья, — говорит дядя Саша, — мы здесь хорошо знаем друг друга. Ведь здесь работают такие же люди, как мы с тобой. Они тоже могут обходиться без контролёра и дома и на работе. Согласен ты теперь со мной?

— Согласен, — ответил Валерка.

Он действительно был согласен. Если у них одна семья, то они не станут обижать друг друга.

На Валеркиных глазах к столу подходили люди, расписывались в ведомости и брали из пачек деньги, но он уже не опасался, что среди них есть обманщики. Валерка был уверен: лишних денег никто не возьмёт.

— Пойдем, — позвал его дядя Саша, — я тебе ещё кое-что покажу.

 

НУЖНЫ ЛИ ЗАМКИ?

Ну что ему ещё покажут? Уж, наверное, такое интересное… Но дядя Саша завёл его в большую комнату, сплошь уставленную деревянными шкафами. И только в одном углу стоял стол, накрытый белой клеенкой, а над столом висело зеркало. Людей в комнате не было.

— Здесь наша душевая, — пояснил дядя Саша. — Рабочие приходят на работу, снимают с себя одежду, вешают в эти шкафы и надевают на себя спецовку. После работы купаются под душем и снова переодеваются в свои платья и костюмы.

Валерка ничего в этом интересного не находил. Он вопросительно посмотрел на дядю Сашу.

— Что, не понимаешь, зачем я всё это тебе показываю?

Валерка кивнул.

А вот смотри, сказал дядя Саша и открыл дверцу одного шкафчика.

Валерка заглянул внутрь и увидел там костюм, аккуратно висящий на плечиках. Но не костюм же хотел ему показать дядя Саша, а, наверное, что-то другое? Однако этого другого он никак не мог рассмотреть и вынужден был признаться:

— Я ничего не вижу.

— Не видишь, говоришь? — посмеиваясь, спросил дядя Саша. — Что верно, то верно: тебе такие пещи трудно разглядеть.

И дядя Саша рассказал Валерке историю с замками.

Когда была создана эта душевая, все шкафчики имели совершенно одинаковые замки, которые можно было отомкнуть одним ключом. Но рабочие ежедневно замыкали свои шкафы, потому что не доверяли друг другу. Случилось как-то, что из одного шкафчика исчезли рукавицы, а из другого ещё какая-то мелочь. В цехе стали поговаривать, что кто-то специально лазает по шкафам.

И все начали срочно менять замки. Вместо внутренних маленьких замочков были приделаны петли и навешаны на них висячие замки, большие и маленькие.

Дурной пример оказался заразительным, и замки появились даже в слесарной мастерской. Оказывается, у кого-то из слесарей потерялся гаечный ключ, и он немедленно обзавёлся собственным ящиком и закрыл его.

Не отстали от него и другие слесари. Всю мастерскую уставили ящиками так, что негде было повернуться.

— Здесь ты уже всё видел, — прервал рассказ дядя Саша, — пойдём к слесарям.

Валерка не понял, почему дядя Саша замолчал.

Валерка поднял вопрошающие глаза.

— А дальше я тебе расскажу в мастерской,

Они спустились на первый этаж и вошли в большую светлую комнату. Там у железного стола стоял мужчина и пилил ножовкой железный прут. Заметив дядю Сашу, он приветливо улыбнулся.

— Это наша мастерская, — сказал дядя Саша, — раз уж я взял тебя с собой, так должен показать всё.

Валерка огляделся, но ящиков, о которых только что рассказывал дядя Саша, не заметил, У одной стены стоял общий большой шкаф с множеством открытых ячеек, и там аккуратно были разложены разные инструменты.

— Вот видишь, и здесь нет замков, — показал на инструмент дядя Саша, — а совсем недавно были. Понимаешь, люди не доверяли сами себе, и совсем напрасно… Ты помнишь того дядю, который сидел у телефона в комнате начальника смены? Его фамилия Славин. Вот он однажды встал на пятиминутке в своей смене и спросил людей: «Почему мы не верим друг другу?» А потом эта смена через стенную газету обратилась к работникам всего цеха с призывом снять замки. Были, конечно, такие, которые не верили, что можно обойтись без замков. Но, к счастью, их оказалось мало. Люди поняли, что бороться за звание цеха коммунистического труда с такими замками и с недоверием друг к другу нельзя. И мы выбросили замки в металлолом и теперь живём как одна семья.

— А при коммунизме замков совсем не будет? — спросил Валерка.

— Я уверен, что мы будем обходиться без них. Замки исчезнут вместе с нечестными людьми. А двери наших квартир будут закрываться только от ветра и холода.

У Валерки возникло тогда сразу много вопросов. Но кто-то помешал закончить этот интересный разговор. К дяде Саше подошли рабочие, и они стали говорить о чём-то мудрёном.

Может быть, именно потому, что остались невыясненные вопросы, Валерка в один день допустил такие ошибки, которые запомнились ему надолго.

 

ДВЕ ОШИБКИ

Вспомнил Валерка о замках, когда у него застрял в замочной скважине ключ. Ему нужно было сбегать за хлебом до того, как тётя Лена вернётся с работы.

Валерка долго возился с замком, но у него ничего не получалось. Ключ так прочно засел, как будто его кто-то внутри держал. Валерка с ненавистью посмотрел на замок и подумал: «И зачем только эти замки?»

Он ещё несколько раз дёрнул ключ, но всё было напрасно. Тогда Валерка прикрыл дверь и побежал в магазин. Вернулся он быстро, ключ по-прежнему торчал в дверях. Вот тут-то и вспомнил Валерка по-настоящему разговор с дядей Сашей в цехе. Дядя Саша тогда ему сказал, что люди, которые соревнуются за звание коммунистических, должны быть честными и доверять друг другу. «Сняли же рабочие замки со шкафов и убедились, что и в душевых можно не закрывать одежду», — думал Валерка. Значит, и в городе не нужны замки, потому что город тоже соревнуется за звание коммунистического. А раз так, то весь город — это одна семья и все должны доверять друг другу. От этой мысли Валерке стало весело. Конечно, они зря закрывают дверь. Дядя Саша в цехе снял замки, а дома забыл. И Валерка ему сегодня об этом напомнит.

Он положил на стол хлеб и собрался уже бежать на улицу, как вспомнил, что хотел купить мороженого, но у него не хватило денег. Валерка открыл шифоньер, а там, как назло, мелочи не было.

«У нас же тоже без кассира», — подумал Валерка и взял рубль. Он купит мороженое, а сдачу принесёт и положит на место.

На улице он столкнулся с Маринкой.

— Ты куда, Валера? — спросила она.

— За мороженым. Пойдём вместе.

— А можно мне с вами? — подал голос Витька из-за кучи песка.

— Можно, — согласился Валерка.

— А мне? — заискивающе спросила Галька.

На неё Валерки был до сих пор зол, но как ей отказать: она же снова скажет, что он задавака, и начнёт дразниться.

— Пойдём, — неохотно пригласил он.

«Что же делать?» — думал он по дороге. Теперь нельзя купить только одну порцию. Маринка очень любит мороженое, и он должен её угостить. А раз её, то и всех, потому что он их пригласил. Дома его на это ругать не будут. Он объяснит, что угостил друзей и зря деньги не тратил.

Валерка подошёл к мороженщице и попросил у неё шесть порций.

Галька удивилась:

— Жачем так много, ведь наш же четверо?

— Нужно, ответил Валерка.

Теперь он даже испытывал удовольствие. Он смотрел, как бережно Галька развернула упаковку, как Витька схватил свою порцию обеими руками и торопился ее съесть. Мороженое бежало у него по рукам, капало на рубашку, а он жадно глотал его и искоса посматривал на те две порции, которые оказались лишними. Валерка догадался, почему так спешит Витька, и сказал ему:

— Ты не торопись, это мороженое я унесу домой.

Витька оглянулся на Маринку с Галькой и так же осторожно, как они, начал лизать остатки своей порции.

Валерка тоже посмотрел на девочек, и ему стало смешно. Маринка ела свое мороженое, чуть откусывая, и от удовольствия даже прикрывала глаза. Галька лизала свою порцию, как кошка, высовывая язык и сладко облизываясь.

— Пойдём ко мне домой, Маринка, — позвал Валерка.

Маринка послушно пошла за ним. Ключ по-прежнему торчал в дверях. Ну ясно же: никому он не нужен и в квартиру никто не заходил. Кто же сюда войдёт, если никого нет дома? Валерка теперь совершенно убеждён, что закрывать квартиру совсем не обязательно.

Дома Валерка положил лишние две порции перед Маринкой и сказал:

— Ешь, это я тебе купил.

— Так много? — удивилась Маринка.

— Но ты же его любишь.

— Конечно, люблю, только у меня может заболеть горло, один раз уже так было.

— А ты ешь помаленьку и грей во рту, — вспомнил Валерка бабушкин совет, — и тогда не заболеешь.

— Давай разделим пополам, — предложила Маринка.

— Нет, это тебе, я уже наелся, — решил обмануть её Валерка.

Маринка, конечно, съела мороженое, и Валерка был рад. Правильно он сделал, что купил ей три порции.

— Пойдём играть на улицу, — позвала Маринка, вытирая руки о газету.

«А Галька вытерла руки о платье», — вспомнил Валерка.

— Пойдём, — охотно согласился он.

— Вы за мороженым, да? — заискивающе спросила их Галька, когда они вышли из подъезда, и, не дожидаясь ответа, добавила: — Можно мне с вами?

— Можно, — ответила Маринка, — только мы идём играть за дом.

И хотя Галька сразу скисла, но всё равно пошла с ними.

— Вынеси мячик, — попросил её Валерка.

В другой раз Галька обязательно бы сказала: «Ну вот ещё, а шам, а шам?» А тут — просто удивительно! — она даже не пыталась спорить и быстро сбегала за мячом.

Валерка до того заигрался, что забыл про обед и про школу.

— Валера, что это ещё за новости? Ты же перепугал меня, — услышал он голос тети Лены.

— Я всё время здесь играю, — отозвался Валерки.

— По-моему, мы с тобой условились, что к моему приходу ты должен быть дома. И без того времени и обрез, а я ещё должна разыскивать тебя! И что это ни безобразие? Дверь не закрыта, ключ торчит в замке?!

— Я не мог его вытащить, — оправдывался Валерка.

Раз не мог, надо было сидеть дома до моего прихода. Разве можно оставлять незапертую квартиру?

— Можно, — убеждённо ответил Валерка.

Тётя Лена даже растерялась от такого ответа:

— Кто тебе такое сказал?

— Дядя Саша, вот кто! Раз мы хотим быть коммунистическими, значит, и замыкать ничего не надо. Ведь это же всё равно что одна семья…

Тётя Лена удивлённо посмотрела на Валерку и как-то беспомощно развела руками.

— Я, право, не знаю, что вы там с дядей Сашей выдумали? Надеюсь, что вечером разберёмся.

— И вовсе не выдумали, — продолжал Валерка, — в цехе у дяди Саши тоже нет замков.

— Так то в цехе, — сказала тётя Лена, — а здесь город.

— Ну и что же? Город ведь тоже борется за звание коммунистического, — возразил Валерка.

— Знаешь что, у меня просто нет времени с тобой спорить. Я уже тебе сказала, что вечером всё выясним, а сейчас давай обедать.

«Конечно, — думал Валерка, садясь за стол, — тётя Лена, может, и не знает, что закрываться вовсе не обязательно. Вот вернётся с работы дядя Саша и поможет всё ей объяснить».

После обеда тётя Лена напомнила Валерке, чтобы он убрал со стола и проверил перед школой в своём портфеле книги.

Уже уходя на работу, тётя Лена строго наказала:

— Не вздумай снова оставить незапертой дверь.

Вечером, когда все собрались, тётя Лена спросила:

— Саша, что ты там рассказывал Валерке о замках? Уж если объясняешь, то делай это как следует. Он же сегодня оставил открытые двери.

— По-моему, я этому его не учил, — удивлённо сказал дядя Саша.

— Ну как же? — горячо запротестовал Валерка. — Ведь вы же говорили, что когда борются за звание коммунистических, то это все равно что одна семья.

— Вот оно что… — рассмеялся дядя Саша. — С тобой действительно нужно быть осторожным.

— Как — осторожным? — теперь уже удивился Валерка.

— Очень просто. Я же тебе рассказывал о цехе, а не о городе.

— Но город тоже борется, — не сдавался Валерка.

— Чудак человек! Мы же в цехе все друг друга знаем. А ты всех людей знаешь в городе? — спросил дядя Саша.

— Нет, — ответил Валерка.

— То-то же. Надо, дружище, знать, кому ты доверяешь.

И дядя Саша рассказал Валерке, что в Ангарске живёт очень много людей, и назвал цифру, которую Валерка ещё по арифметике не проходил.

— В городе у нас есть и такие люди, которые не привыкли жить своим трудом, — продолжал дядя Саша, — а таким верить нельзя. Их сначала нужно перевоспитать, На это потребуется ещё много времени, очень много, повторил он, — но зато, когда не станет плохих людей, можно будет не закрывать двери квартир.

— А как их перевоспитать? — спросил Валерия.

Дядя Саша отчаянно закрутил головой:

— Погиб я, забросаешь ты меня сейчас вопросами. Понимаешь, малыш, перевоспитание — это довольно сложный процесс…

— Процесс? — переспрашивает Валерка.

И тогда, как обычно, вмешивается в разговор тётя Лева.

— Ну разве так объясняют? — упрекает она дядю Сашу. — Можно подумать, что ты лекцию читаешь. Неужели нельзя попроще?

Дядя Саша сразу соглашается:

— И верно, кажется, мудрёно начал. Объясни, Леночка, сама, ты умеешь попроще.

Тётя Лена напомнила Валерке об Анянове, о Женьке Мармыше, об Ощеулове. Всех их перевоспитывают. Одних — в цехах, других — в школе и дома. Но есть и такие люди, которые совсем не хотят работать и которым ничего нельзя доверять. Они гораздо хуже Анянова и Ощеулова. Именно от этих людей закрываются двери квартир.

— Но скоро их не будет, — заверила тётя Лена, — потому что с ними ведут борьбу все честные жители Ангарска.

Валерка призадумался. Как он хотел, чтобы быстрее настало такое время!

Разве так трудно быть честным человеком — человеком коммунистическим? «Только ни в чём не надо врать и обманывать», — говорила Натка.

И тут Валерка вспомнил о мороженом.

 

ТАК В ЧЁМ ЖЕ ВАЛЕРКА ОШИБСЯ?

Разве он мог подумать, что, угощая друзей, он причинит им зло? Уж тут-то Валерка был уверен в правильности своего поступка. Он, не задумываясь, рассказал дяде Саше, как истратил сегодня девяносто копеек на угощение своих друзей.

— И кого же ты угостил? — спросил дядя Саша.

— Маринку, Гальку и Витьку.

— А сколько порций ты купил?

— Шесть, — ответил Валерка.

— Значит, две порции ты оставил для нас с тётей Леной? Что же ты сразу не сказал? Леночка, — крикнул он, — оказывается, в холодильнике есть мороженое для нас! Уступаю тебе свою порцию.

Валерка стал красный как помидор. Как он мог забыть про тётю Лену? Ведь она тоже любит мороженое.

— А в холодильнике ничего нет, — со вздохом признался Валерка. — Я Маринке отдал три порции. Я вам завтра куплю, — обрадовался он возможности исправить ошибку.

— Нет уж, спасибо, — сказал дядя Саша. — Завтра нам не надо. Не умеешь ты пользоваться общими деньгами.

— Но я же не одному себе купил!

— Так-то оно так, — согласился дядя Саша. — Только мне кажется, что ты позволил себе роскошь, и даже не посоветовался с нами. И вообще как-то странно: всем купил по одной порции, а Маринке сразу три. Неужели остальные хуже её?

— Маринка любит мороженое больше всего, — начал убеждать дядю Сашу Валерка.

— А другие не любят?

— Но она же девочка!

— А Галька? — спросил дядя Саша.

К сожалению, Галька была тоже девочкой.

— Она же не такая, как Маринка, — попробовал возразить Валерка.

— Знаешь что, дружок, неладно это всё у тебя получилось. Истратил лишние деньги, обидел товарищей. Маринка, видите ли, хорошая, ей за это три порции, а все остальные плохие. Почему же ты тогда со всеми дружишь?

— Они не плохие, это только Галька вредная.

— Ты помнишь, как мы получали деньги без кассира? — спросил дядя Саша.

— Конечно, помню.

— Как ты думаешь: можно не дать денег Анянову, потому что он вредный?

— Наверное, нет, — сказал Валерка.

— Почему же нет? — поддразнивал дядя Саша. — Вот возьмём и не дадим.

— Но он же должен в столовую ходить, — запротестовал Валерка, — а там без денег не дают ничего.

— Ну и что же? И пусть не дают. Вредным это полезно.

Валерка стал догадываться, к чему клонит дядя Саша. Так оно и есть.

— Давай поговорим серьёзно, — предложил дядя Саша.

Это у них называется «шутки в сторону».

— Давайте.

— Ты, наверное, не согласен со мной?

— Немножко согласен, — сказал Валерка.

— Ну, немножко — это значит не совсем. — И дядя Саша сказал Валерке, что между друзьями всё должно делиться поровну и что сразу помногу есть мороженое очень вредно.

Поровну — это правильно. Тут Валерка соглашается. Тем более, что дядя Саша не первый говорит ему об этом.

Как-то на днях Валерка вышел во двор с большим апельсином. Женька увидел апельсин и сразу стал просить:

— Дай мне.

— Не лезь, сам дам, — отстранил его руку Валерка.

Женька с нетерпением следил, как Валерка чистит апельсин, и Валерке захотелось подразнить его, и он медленно, маленькими кусочками отделял шкурку от апельсина. Женьке надоело ждать, и он неожиданно, как кошка, выхватил апельсин из Валеркиных рук.

— Отдай! — возмутился Валерка.

Но не тут-то было: Женька пустился наутек. Бегает он плохо, и Валерка быстро его догнал. Они повалились на землю и стали барахтаться. Ещё немного — и они бы, наверное, подрались.

— А ну, встаньте! — услышали они требовательный голос.

Валерка почувствовал, как чья-то мягкая рука взяла его за шиворот и легко поставила на ноги. Откуда-то подбежала Джерри и, встав на задние лапы, лизнула Валерку в лицо.

— Ну тебя, — отмахнулся он от Джерри.

— Чего дерётесь-то? — спросила Натка.

Это, оказывается, была она.

— Он выхватил мой апельсин, — пожаловался ей Валерка.

Натка осуждающе посмотрела на Женьку и строго потребовала:

— А ну, дай сюда.

Женьке некуда было деваться, потому что Натка крепко держала его за шиворот, и он молча протянул ей апельсин.

Натка быстро его очистила, разломила пополам и протянула им по половинке.

— Между друзьями должно быть всё поровну. Зарубите это себе на носу, — сказала она, улыбаясь, и нажала пальцем Валеркин нос.

Валерка вовсе не обиделся, он бы и сам дал Женьке апельсин.

И вот сейчас дядя Саша подтвердил Наткины слова.

— А насчёт денег давай условимся так. Считай, что мы живем тоже без кассира. Понял?

Валерка кивнул:

— Понял.

— Ну, а вывод? — хитро прищурился дядя Саша.

— Значит, не тратить лишних денег, — облегчённо смеётся Валерка.

— Точно. Такого курса и придерживайся.

Валерка был доволен, что так закончился этот разговор.

Только радость его была преждевременной.

Утром Валерку разбудил резкий звонок. Кто-то звонил в дверь. Затем он услышал разговор между мужчиной и женщиной. Один голос принадлежал дяде Саше, а второй был похож на голос Маринкиной мамы.

— Извините, — сказала она, — что я так рано вас беспокою. У нас Маринка заболела. Разрешите от вас позвонить врачу.

— Пожалуйста, — ответил дядя Саша, — а что с ней?

— Да ещё сама не знаю. Горло болит, и температура большая. Я уж боюсь: не скарлатина ли?

Валерка сразу проснулся. Он слышал, как тётя Вера говорила по телефону и как, ещё раз извинившись, ушла.

Валерка больше не мог спать.

«Значит, Маринкина мама ничего не знает», — думал он. Она даже не догадывается, что во всём виноват Валерка. Ведь Маринка же его предупредила, что ей нельзя много есть мороженого. А вдруг никто не догадается, почему заболела Маринка? И врачи будут лечить её от скарлатины? И она умрёт? Ему стало страшно. Сбросив с себя одеяло, он побежал к дяде Саше.

— Дядя Саша, что делать? — со слезами в голосе спросил он. — Ведь Маринкина мама ничего не знает.

— Похоже, что так, — спокойно ответил дядя Саша.

— Но они же будут её неправильно лечить.

— Возможно.

Как может дядя Саша так безразлично относиться к Маринкиной болезни? Он даже делает зарядку, словно ничего не произошло.

Валерка кричит, стараясь перекричать музыку:

— Им же нужно сказать!

— А кто это должен сделать? — спрашивает дядя Саша.

— Я не знаю, — растерянно отвечает Валерка,

Дядя Саша перестаёт делать зарядку.

— Можешь быть уверен, что Маринка сама ничего не скажет. По-моему, она не хочет тебя выдавать. Так что тебе не о чем беспокоиться, — говорит дядя Саши и идёт в ванную комнату.

«Как же это не о чем беспокоиться? — думает Валерка. — А как же Маринка?» Конечно, она ни за что его не выдаст. Она же не Женька. Тот бы ещё и наврал что-нибудь, как тогда с ножом.

Значит, Валерка тоже предаёт Маринку? И ее мама, когда узнает об этом, скажет, что он плохой друг.

Дядя Саша тоже, наверное, сейчас так думает.

Громко топая, Валерка мчится в свою комнату, быстро одевается и подбегает к выходной двери.

— Далеко ли? — спрашивает дядя Саша из ванной.

— Я сейчас… Я к Маринке… — торопливо отвечает Валерка, захлопывая за собой дверь.

 

ДОГОВОРИЛИСЬ

Петрович часто приходит вечерами к дяде Саше.

— Давай, Алексаша, перебросимся в шахматишки, — предлагает он.

За шахматами они могут просидеть весь вечер и всё время говорят о заводе. Иной раз так заспорят, что даже об игре забудут.

Сегодня Петрович пришёл раньше обычного. Они уселись с дядей Сашей за шахматную доску. Петрович потёр руки, потом взялся за фигуру и сразу же спросил:

— Сдаёшься?

— Ходи, ходи, — с улыбкой ответил дядя Саша, — цыплят по осени считают.

— Так получай е4, — сделал ход Петрович.

Дядя Саша тоже передвинул фигуру и спокойно проговорил:

— е5.

Вначале они играли быстро и перечисляли разные буквы и цифры, а потом начали подолгу думать.

— Что у тебя новенького? — спросил Петрович.

— Новенького мало, вот сегодня получил письмо от Бурдакова. Очень интересный человек! Такие, как он, никогда стариками не бывают.

— Как он там живёт, наш пенсионер?

— В том-то и дело, что он не пенсионер. Семён Николаевич, да будет тебе известно, не усидел дома и работает сейчас в Министерстве строительства.

— Да что ты говоришь? — удивился Петрович.

— Представь, такой уж это неугомонный человек! Обещает скоро приехать в Ангарск.

Валерка уже не первый раз слышит об этом Семёне Николаевиче. От него часто приходят письма, и дядя Саша читает их вслух. Валерка знает, что Семён Николаевич когда-то был начальником строительства Ангарска и что они друзья с дядей Сашей. А вот какой он, Семён Николаевич, Валерка не знает. Спросил как-то дядю Сашу, а он пожал плечами и ответил:

«Ну как я тебе объясню, какой он? Высокий, довольно симпатичный и очень толковый человек. Да вот он скоро приедет к нам, тогда и узнаешь».

— Молодец Бурдаков! — похвалил Петрович. — Будешь писать, привет ему от меня передай.

В комнате снова наступает молчание. Дядя Саша и Петрович сидят, подперев кулаками подбородки, и смотрят на шахматную доску так, как будто её сроду не видели. И как им не скучно так играть?

Наконец дядя Саша двигает фигуру и откидывается на спинку стула.

— А ты всё-таки, Петрович, неправ. Зря тормозишь мне с заменой насосов.

— Чудак человек, — бубнит Петрович, уставившись в шахматы, — и дались же тебе эти насосы! Ты хоть план выполняешь, а у Милана, того и гляди, цех встанет.

Дядя Саша горячится:

— Вы меня с этими насосами уже больше года на нос водите!

— Потерпи ещё чуток, будут и у тебя насосы.

— Устал я терпеть, и обязательство мы взяли — в этом году навести порядок на всех рабочих местах. Как ты не понимаешь!

Дядя Саша, кажется, забыл о шахматах, и Петрович, хитро улыбаясь, напоминает ему:

— Твой ход.

Дядя Саша делает ход и уже миролюбиво говорит:

— Понимаешь, Петрович, обязательство у нас срывается. Мы же там записали пункт о культуре производства, а эта насосная как бельмо на глазу. Ты видел, как люди стараются привести цех в порядок? Только по одному озеленению массу работы провели.

— Да, там у вас крепко развернулись. Сегодня на диспетчерской смеялись, что ты разводишь у себя ботанический сад.

— Шут с вами, смейтесь, а мы и на самом деле создадим сад на территории цеха. У нас Миша Бачин даже стихи сочинил на эту тему.

Дядя Петя улыбается.

— У тебя там все таланты собрались: и поэты, и солисты хора, и танцоры. Ей — право, я бы на твоём месте цех закрыл и создал агитбригаду.

Дядя Саша отшучивается:

— Я бы сделал это, если бы была надежда сагитировать такого увальня, как ты.

— Ты вот что, друг, соревнуешься за звание цеха коммунистического труда, а сам пользуешься запрещенными приёмами.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает дядя Саша.

— А то, что ты приглашаешь к себе в гости главного механика и вымогаешь у него оборудование. Где же твоё коммунистическое сознание?

— Ну это ты брось! Во-первых, пришёл ты без всяких приглашений, а во-вторых, взяток я тебе не даю и не дам. Больше того: чтобы ты не подумал, что я занимаюсь подхалимажем, получай мат. — Дядя Саша делает ход и громко смеётся.

Петрович вскакивает со стула, даже шахматы сбросил с доски.

— Конечно, так проиграешь. Хоть бы раз ты дал мне сосредоточиться на партии. Как будто на заводе нельзя поговорить о твоих паршивых насосах.

Они часто так спорят, и Валерка уже привык к этому. Он знает, что насовсем никогда не поругаются. Завтра или послезавтра Петрович придёт снова. И действительно, назавтра они вместе приехали с работы.

Валерка привык к Петровичу и, конечно, не боится ездить с ним в машине. Не успел Петрович остановиться, а Валерка тут как тут. Молча открывает переднюю дверку и взбирается на сиденье рядом с Петровичем.

— Куда? — устрашающе спрашивает Петрович.

— Поехали, — говорит Валерка, — я не люблю лишних вопросов.

— Ну если так, то поехали, — уступает сразу Петрович, и Валерка едет с ним до гаража.

Возвращаются они вместе и мирно беседуют.

— Почему вы не даёте насосы дяде Саше? — спрашивает Валерка. — Ведь они же нужны.

— Согласен с тобой, но твой дядя Саша может подождать.

— Так им же не дадут звание коммунистических.

— Вот беда мне с вами! Вы что, с дядей Сашей договорились взять меня измором? Преувеличивает всё твой дядя Саша, если хочешь знать. У них в цехе уже три смены получили звание коммунистических. Осталось одной смене присвоить. Да и цеху скоро дадут это звание. И насосы тут ни при чём. Вот пусть он лучше своего Анянова подтянет.

— Нет, — не соглашается Валерка, — раз дядя Саша говорит — значит, при чём. А Анянова они всё равно перевоспитают.

— Ты, я вижу, ещё настойчивее своего дяди, — говорит Петрович. — Ну хорошо, хорошо, я подумаю. Может быть, и дам вам насосы. Считай, что ты меня уговорил. — Дядя Петя хлопает Валерку по плечу. — Так и передай дома, что ты со мной договорился, и скажи, что я забегу сегодня отыграться. Он у меня еще попляшет, твой дядя Саша.

Радостный, Валерка прибегает домой и с порога кричит:

— Дядя Саша! Дядя Саша! Мы договорились!

— С кем договорились?

— С Петровичем. С кем же?

— О чём это ты договорился?

— О насосах! — отвечает Валерка.

— Убей, ничего не понимаю. Что с тобой сегодня? Объясни, пожалуйста, всё толком.

— Дядя Петя пообещал дать насосы, из-за которых вам звание коммунистических не дают, — единым духом выпаливает Валерка.

— Ах, вот ты о чём… Неужели он пообещал?

— Он сказал, чтобы я передал вам это.

— Ну что ж, если так, то можешь считать, что ты оказал помощь цеху, — серьёзно говорит дядя Саша. Очень серьёзно. Без улыбки.

И Валерке это дороже всего.

— Саша, а ты возьми его к себе заместителем по снабжению, — предлагает тётя Лена.

Но Валерка видит, что она шутит. Уж её-то он знает хорошо. Ну и пусть шутит!..

Валерка подбегает к тёте Лене, так же как и Петрович, хватает её за плечи и, подражая его голосу, грозно кричит:

— Молилась ли ты на ночь, Бездемоно?

Тётя Лена смеётся ещё громче и сквозь смех поправляет Валерку:

— Дездемона, глупыш, Дездемона…

Валерка горячо шепчет ей в самое ухо:

— А когда я вырасту… когда стану большим… Можно мне заместителем… к дяде Саше?

— Ох, ох! — смеётся тётя Лена. — Ну конечно, можно. Только до того времени ты сто раз передумаешь.

 

«ДАВАЙТЕ ВМЕСТЕ!»

В этом году весна пришла рано. В мае было жарко, как летом, и только почки на деревьях с зелёными глазками и едва проклюнувшаяся трава напоминали о весне. Улицы Ангарска давно очистились от снега, и тщательно прометённый и умытый асфальт дорог блестел на солнце, как речная гладь.

Совсем недавно снова прошагал Валерка в праздничной колонне демонстрантов с голубем мира в руках.

В тот день ярко светило солнце, но с утра было ещё прохладно.

Потом солнце начало пригревать всё жарче и жарче. Лопались почки на деревьях, из них робко выглядывали свёрнутые в трубочку нежные и липкие листки и, словно убедившись, что им не угрожает холод, сбрасывали с себя стесняющие зимние одёжки.

На всех городских газонах копошились люди, копали ямки для посадки деревьев, готовили клумбы под цветы.

Большие самосвалы развозили по городу чернозём и ссыпали его около заготовленных ямок.

Валерка слышал от дяди Саши, что, когда принималось городское обязательство бороться за звание города коммунистического труда, жители решили своими силами озеленить все улицы.

В домоуправлении Валеркиного квартала тоже было собрание. Тётя Лена взяла с собой Валерку, и он сам слышал, как жильцы охотно согласились выйти на воскресник по озеленению дворов и пообещали построить летнюю детскую площадку.

Валерка вначале думал, что площадку эту сколотят из досок, большую — большую, и по ней можно будет бегать. Но Натка ему потом объяснила, что это будет маленький городок внутри квартала с настоящей сценой, с пионерской линейкой, с беседками, качелями и разными играми. Она даже сказала, что её назначили пионервожатой на этой площадке, и Валерка был очень рад этому. Натка знает много сказок и всегда их рассказывает Валерке и его друзьям. Она никогда никого не обижает и во всём помогает ребятам.

Валерка часто ходит в гости к Натке и даже последнее время вместе с ней делает домашние уроки. Уж она-то наверное самая лучшая вожатая. Она давно уже комсомолка и нисколько не задаётся.

Вечером Валерка собрал ребят и таинственно сказал им:

— Давайте проведём собрание.

— Ну вот ещё, — как всегда презрительно, ответила Галька. — Какое это шобрание?

— Как — какое? — возмутился Валерка. — Надо же озеленять двор!

— А мы тут при чём?

— При том: домоуправ сказал, чтобы все работали, и дети тоже.

— Ты и копать-то шовшем не умеешь! — дразнила его Галька.

Ну и девчонка! Всё назло, всё назло. Хоть бы раз согласилась…

— Вовсе не обязательно копать. Тётя Лена сказала, что мы можем ухаживать за деревьями, поливать каждый день. И вообще надо следить, чтобы их никто не ломал. А если ты не хочешь, так и скажи, мы и без тебя обойдёмся.

— Шам ты не хочешь, я вовше так и не говорила.

— Да ну тебя, всегда ты споришь.

— Шам ты шпоришь! — огрызнулась Галька.

Валерка знает, что дальше с Галькой говорить бесполезно. Что бы он ни сказал, она на всё будет твердить: «Шам ты да шам ты…» Ну прямо как попугай.

— А у наших окон можно посадить деревья? — спрашивает Маринка.

— Везде можно, — убеждённо ответил Валерка.

— Тогда и у беседки посадим, — заявляет Витька.

— Конечно, посадим.

Через два дня началась посадка. Дело нашлось и для ребят. Взрослые копали ямки, а они перемешивали землю с песком и подсыпали под корны саженцев.

Когда деревца были посажены, ребята разделили их между собой и договорились, что каждый будет поливать свои деревца.

Теперь у Валерки появилась забота. Утром он вставал вместе с дядей Сашей, выбегал на улицу и внимательно осматривал свои деревца. Он очень за них беспокоился. Были они посажены с распустившимися листками, и взрослые сказали, что это плохо, так как саженцы будут болеть.

Валерка в этом убедился и сам. Он видел, как после посадки сморщились и беспомощно повисли листки, словно их обварили кипятком.

Каждый день, утром и вечером, он поливал свои саженцы, и вскоре уже стало видно, что труды его оказались не напрасными.

Листья на деревцах расправились и ожили. Валерка радовался. Он вспомнил, как тогда, в цехе, один рабочий сказал:

«Вырастут наши деревья большими. Нас в цехе не станет, а деревья останутся, и будут они нам памятником, как пишет в газете Миша».

Вот и Валерка уедет назад в Крым, к маме и бабушке, а потом снова вернётся в Ангарск, когда будет большим, и не узнает своих деревьев. Они станут выше его и даже выше этого дома. Все будут интересоваться, кто же посадил такие хорошие деревья.

Придётся рассказать и про Гальку, хотя о ней ему не очень-то хочется говорить. Только о своих деревьях умолчит.

«А чьи же эти деревья?» — спросят его ребята.

«Не знаю», — ответит он.

Валерка спохватывается: как он мог подумать о том, чтобы уехать из Ангарска! Здесь так хорошо! Разве он может расстаться с дядей Сашей и тётей Леной? Разве он может расстаться со своими друзьями? И потом, если он уедет, кто же будет ухаживать за его деревьями? Они такие маленькие и могут засохнуть, если за ними не следить. Нет, нельзя ему уезжать. Вон, стоило Маринке только заболеть, и никто, кроме Валерки, не следил за её саженцами. Да и Валерка не сразу догадался их поливать, а лишь только после того, как его об этом попросила сама Маринка. Лучше уж пусть мама и бабушка приедут в Ангарск.

Вдруг Валерка вспомнил, что скоро должен ехать в пионерлагерь. И как он раньше не подумал об этом? «А может быть, не ехать?» — решает Валерка. Но в лагерь очень хочется. Что же делать?

Может быть попросить Маринку, чтобы она поливала его деревца? А вдруг Маринка заболеет или тоже куда-нибудь уедет? Настроение у Валерки сразу испортилось.

— Валера, завтракать надо! — зовёт тётя Лена.

После завтрака Валерка снова выбежал во двор. Его друзья хлопотали у своих деревьев.

— Я уже свои полил, — с гордостью сказал Валерка.

— Я тоже почти полил, — отозвался Витька.

Валерке нечем заняться, и он начинает помогать ребятам таскать воду. К нему присоединяются Витька и Маринка. Она, оказывается, ещё раньше Валерки полила свои деревца.

— А я уезжаю в пионерский лагерь, — сообщает Валерка друзьям.

— И я тоже, — говорит Шишпорёнок.

— А мы ш мамой в конце июня уедем в деревню, — заявляет Галька.

Оказывается, большинство ребят летом куда-нибудь уедут, только в разные месяцы.

Маринка со своей мамой собирается ехать в Сочи, Женька с отцом — на Байкал, в гости к тётке.

— А как же быть с деревьями? — спрашивает Валерка.

— Хорошо бы, как в городе, — мечтательно говорит Витька, — поливать машиной.

— Как ты польёшь машиной? — говорит Валерка. — Она же не развернётся здесь. Да никто тебе её и не даст.

— А что, ешли так, — предлагает Галька, — кого нет, пусть жа него поливает папа или мама.

— Да ну тебя, — возмущается Шишпорёнок, — мы же сами решили вырастить деревья!

— Я знаю, — вдруг радостно говорит Маринка, — надо вместе, как сегодня.

И на самом деле, ведь всё просто, а они так долго думали. Молодец Маринка!

— Конечно, — говорит Шишпорёнок, — в цехе, где работает мой папа, деревья тоже закреплены за сменами, а поливают они все подряд, потому что иначе нельзя. Не приезжать же рабочим специально на завод в свой выходной день! Они и огород вместе решили сажать, — говорит он, — у них сейчас все заготавливают разные семена. У нас дома тоже все окна банками заставлены.

— У нас тоже, — говорит Валера, — мы с тётей Леной срезаем глазки с картошки. Только я не знал, что они хотят все вместе сажать огород.

— Ну, как же не знаешь? Ведь это твой дядя Саша придумал! Мне отец рассказал, — ответил Шишпорёнок, — Они хотят посеять всё вместе, а потом, когда родятся овощи, поделить их поровну между собой.

Вот тут-то и дошёл до Валерки смысл разговора между дядей Сашей и тётей Леной, которому он тогда не придал никакого значения.

Вернулся как-то дядя Саша с работы и возмущенно начал рассказывать тёте Лене:

— Сегодня было собрание в цехе. Мы там с парторгом высказали свою идею. На собрании у нас присутствовал член завкома. И что бы ты думала? Вместо того чтобы поддержать нас, он стал отговаривать. «У вас, говорит, из этого ничего не выйдет. Вы только внесёте неразбериху. И нигде это не делается, и надо согласовать». Всякую ерунду нес. Ребята у нас молодцы! Они ему так ответили, что и крыть было нечем. Вообще давайте готовиться. Раз на то пошло, я тоже буду в этом году сажать овощи. Посмотрим, кто из нас прав.

Вот после этого-то разговора и научила тётя Лена Валерку срезать верхушки с картошки. Она объяснила ему, что если посадить их в землю, то из них вырастет новая картошка, и даже не одна.

Маринкино предложение понравилось всем ребятам.

— Вот здорово! — сказал Женька. — Как это мы раньше не догадались?

Настроение у Валерки сразу стало хорошим.

Теперь он мог со спокойной душой ехать в лагерь и вообще куда угодно, только не насовсем.

«Это даже лучше, если все деревья общие, — подумал Валерка. — Значит, они все вырастут, и в нашем дворе будет очень красиво».

 

ОЩЕУЛОВ И НОВИКОВА ИСПРАВЛЯЮТСЯ

Во всех классах шла борьба за то, чтобы учиться без двоек. Большой школьный коридор был увешан стенными газетами. Каких только названий здесь не было: «Ёж», «Крокодил», «Бокс», «Удар», «Гроза», «Свежий ветер»! Эти газеты менялись часто, и в каждой из них беспощадно высмеивались двоечники.

Здесь же на щите комсомольских сигналов прикалывался большой белый лист, на котором чёрной тушью было написано: «Позор двоечникам!» — и под этим заголовком фамилии отстающих.

Лист этот тоже меняли каждую неделю. Валерка был уверен, что это придумала Валя. Не зря же он тогда предложил обратиться к ней за советом, как исправить Ощеулова и Новикову.

Валя теперь каждый день приходила к ним в класс, интересовалась отметками, а в коридоре появился новый «Крокодил», в котором верхом на двойках были нарисованы Ощеулов и Новикова. Их фамилии появились и в чёрном списке на щите комсомольских сигналов.

Новикова, как увидела себя в газете, сразу закричала:

— И не похожа! И не похожа!

— А вот и похожа, волосы точно как у тебя, — сказала ей Старостина.

Тогда Новикова расплакалась и убежала в класс.

Ощеулов делал вид, что ему всё равно, но в коридор не выходил, потому что там все показывали на него пальцем и смеялись. Ребята из первого «А» то и дело заглядывали в класс, чтобы полюбоваться на двоечников. И как бы Ощеулов ни храбрился, не очень-то приятно, когда на тебя смотрят как в зверинце. Валерка бы со стыда сгорел, если бы с ним такое случилось. Ребята ожидали, что будет собрание, но никакого собрания не было, а просто после уроков Дарья Емельяновна попросила задержаться Лиду Старостину, Вову Смольникова, Валерку, Женьку Мармыша и ещё некоторых ребят из октябрятских звёздочек, в которых числились Новикова и Ощеулов.

Валерка вначале не сообразил, зачем их оставляют. Ведь Новикова и Ощеулов сразу убежали. Кого же прорабатывать?

В класс пришла Валя.

— Я решила пока не собирать весь класс, — сказала Дарья Емельяновна, — нужно кое-что выяснить, и потом обсуждать. Мне кажется, что необходимо поговорить с отцом Ощеулова. Я несколько раз приглашала его в школу, но он почему-то не являлся. Дома я его тоже застать не смогла: он работает на заводе в разные смены — то утром, то вечером. А мать Ощеулова, кажется, не хочет, чтобы я с ним встречалась. Неплохо бы узнать, когда он отдыхает, и в этот день зайти к ним.

— Я могу узнать, — вызвался Валерка, — он работает вместе с дядей Сашей.

Дарья Емельяновна улыбнулась:

— Вот хорошо. Значит, мы тебе и поручим сходить к родителям Ощеулова с моей запиской.

— Можно мне с ним пойти? — попросил Женька.

— Можно, — разрешила Дарья Емельяновна — А кто пойдёт к Новиковой? — спросила Старостина.

По ее лицу было видно, что ей хочется идти самой, но Дарья Емельяновна сказала, что к Новиковой можно не ходить.

— Я вчера там была сама. Нина всё это время обманывала свою маму, прятала от неё тетради с плохими отметками и говорила, что они находятся на проверке. А ты, — Дарья Емельяновна осуждающе посмотрела на Валерку, — помогал Новиковой обманывать её маму.

— Я не помогал, — запротестовал Валерка.

— Ты же обещал Нине не рассказывать её родителям, что помогаешь ей как отстающей?

— Обещал, — смущённо ответил Валерка.

— Вот видишь, а Новикова знаешь что сделала? Она сказала своей маме, что ей поручили подтянуть тебя, потому что она хорошая ученица, а ты — плохой. Мама ей поверила и успокоилась.

Валерка даже задохнулся от возмущения! Как он сам не догадался, что Новикова снова хитрит с ним! Ему только сейчас стало понятным, почему она, как только входила её мать в комнату, начинала говорить таким же тоном, как Дарья Емельяновна, когда объясняет урок. Она даже подсовывала ему палочки или счёты и строго требовала;

— Ну считай же, не отвлекайся!

А сама искоса поглядывала на мать.

Валерка в таких случаях терялся и никак не мог понять, чего она от него добивается.

Пусть только попадётся ему эта Новикова, он ей покажет, как обманывать! Ох, как Валерка ненавидел её сейчас! Перед ним так и стояло хитрое лицо Нинки, с маленькими, часто мигающими глазками и с рыжеватыми волосами, подстриженными под кружок.

— Я не буду ей больше помогать, — в сердцах сказал Валерка Дарье Емельяновне.

— Как хочешь, — ответила она, — это твоя добрая воля.

Но по её лицу Валерка увидел, что она недовольна его решением.

Валя тоже сердито посмотрела на Валерку:

— Как ты можешь так рассуждать? Октябрята не должны бояться трудностей, а ты решил сразу в кусты…

— В какие кусты? — не понял её Валерка.

— Да так говорят о людях, которые отступают перед трудностями и прячутся от них, — пояснила Валя.

— А я не отступаю, я просто ненавижу Новикову, — упрямо сказал Валерка.

Валя рассердилась ещё больше:

— Ты не имеешь права так рассуждать! Раз тебе поручили — доведи дело до конца.

Валерка и сам уже начал жалеть, что сказал лишнее. Новикова — трудный человек, но её нужно исправлять.

— Теперь о каждой Нининой двойке мы должны сразу же говорить её маме, — предложила Старостина.

— Я согласна с тобой, Лида, — сказала Дарья Емельяновна, — только не знаю ещё, кому поручить это.

— Я могу, — тихо сказал Валерка.

— А ты снова не подведёшь нас?

— Ни за что! — горячо заверил он и так посмотрел на Дарью Емельяновну и на Валю, что они ему сразу поверили.

Домой Валерка пришёл позднее обычного и сразу рассказал все дяде Саше.

Дядя Саша сморщил нос, поднёс руку к переносице:

— Ощеулов, говоришь? Когда же он отдыхает? Подожди, сейчас узнаем. — Он позвонил в цех, и ему ответили, что у четвёртой смены выходной день в среду.

Утром ребята пришли к Ощеулову и застали всех дома.

Ощеулов ещё завтракал и, как только увидел ребят, сразу захлебнулся молоком, закашлялся и покраснел.

— Андрюшенька, что с тобой, сыночек? — засуетилась около него мать и начала хлопать его по спине. — Зачем пришли в такую рань? — сердито спросила она ребят. — Позавтракать не дадут.

— Ты подожди горячиться-то, — вышел из-за стола отец. — Пришли, — значит, надо. Проходите, — пригласил он. — Рассказывайте, что там у вас стряслось?

Валерка протянул записку Андрюшкиному отцу:

— Нам поручили…

Отец быстро пробежал записку глазами и сразу перестал улыбаться. Он так неожиданно хлопнул рукой об стол, что чашка с молоком подпрыгнула и скатилась на колени к Андрюшке.

Беспокоят, говорите, вас рано? Всё у вас хорошо и благополучно?! У Андрюшеньки была случайная двойка, и он уже её исправил?! Значит, не зря моя фамилия красуется в цеховом сигнале? Мало меня пробирал женсовет? — закричал он на мать и на Андрюшку. — Ведь людям стыдно смотать в глаза.

Андрюшка вскочил со стула и спрятался за мать, а она твердила одно и то же:

— Успокойся… Успокойся…

— Хватит меня успокаивать! — ещё больше сердился Андрюшкин отец. — Кого мы растим? Что из него получится? Недоросль — вот кто! Ты же только сегодня убеждала меня, что это всё неправда и что у женсовета старые сведения!

Лицо Андрюшкиного отца ничего хорошего не предвещало, и ребята, догадавшись, что они здесь лишние, потихоньку выскользнули за дверь.

— Что ему будет? — почему-то шёпотом спросил Валерка, когда они вышли из подъезда.

— Порка будет — вот что, — авторитетно заявил Женька и при этом болезненно поморщился.

Назавтра в классе все уже знали о случившемся и с любопытством поглядывали на Ощеулова. Валерка пытался определить, была ли Андрюшке порка, но никаких следов не обнаружил. И лицо у Ощеулова такое же, как всегда.

— Его не пороли, — с облегчением сказал Валерка Женьке.

— Откуда ты знаешь?

— По лицу вижу.

— Эх, ты, — презрительно прищурился Женька, — разве лицо порют?

И на самом деле, почему Валерка решил, что следы порки можно увидеть на лице?

Когда начался урок, Дарья Емельяновна спросила:

— Валера, вы выполнили моё поручение?

— Выполнили, — ответил за него Женька.

Ощеулов вдруг встал, подошёл к Дарье Емельяновне и передал ей записку.

— Папа велел отдать вам, — буркнул он.

— А больше папа ничего не передавал? — спросила Дарья Емельяновна.

— Он велел, чтобы я пообещал вам и всему классу, что буду хорошо учиться и слушаться вас. Папа сказал, что теперь каждую неделю сам будет приходить в школу.

— Ну и как, можешь ты пообещать нам это?

— Не знаю.

Такого ответа ребята не ожидали, и весь класс пришёл в движение.

Дарья Емельяновна молча постучала карандашом по столу и выжидающе посмотрела на ребят. Все сразу притихли.

— Ощеулов прав, — сказала она, — нам пустых обещаний не надо. Пусть он подумает, а потом даст нам твёрдое слово, что исправится. Садись, Андрей, на место.

На перемене Валерка сердито спросил у Новиковой:

— Ты зачем врала своей маме, что я плохо учусь?

— Ты, Валера, не сердись, я же боялась, что меня будут ругать. И потом, мама уже всё знает. Вот увидишь, я больше не буду получать двоек. И врать больше не буду. Я уже начала исправляться. Вчера съела конфету до обеда и сразу же призналась. Мама даже меня похвалила и сказала, что так постепенно я отучусь врать.

— А ты не ври, посоветовал Валерка, — ведь — всё равно узнают.

— Я и так уже целых два дня не вру. Знаешь, как трудно!

— Тебя тоже пороли? — сочувственно спросил Валерка.

— Нет, — тяжело вздохнула Нинка, — мама сказала, что не будет со мной разговаривать, пока я не исправлюсь. Это ещё хуже.

— Ты будешь со мной уроки делать? — спросил он.

— Конечно, буду.

После уроков Дарья Емельяновна оставила всех ребят и рассказала им, как обманывала Новикова свою мать и как Ощеулов скрывал от отца плохие отметки.

— Они не понимали, — сказала Дарья Емельяновна, — что обманывают самих себя: ведь учатся-то они не для родителей, а для себя. Мы вот с Валей решили рассказать об этом случае всему классу. Ну, а вы все на их примере должны понять, к чему может привести обман. Ощеулов ни с кем не хотел считаться и никого не слушал. А чего добился? Опозорил своего отца на работе. Там и сейчас в цеховом сигнале красуется его фамилия.

Валерка знал, о каком сигнале идёт речь. Он видел этот сигнал, когда был с дядей Сашей в цехе. Там на стене висит большой щит из фанеры, выкрашенный в красный цвет, и на нём крупным шрифтом написано:

ОБРАТИТЕ ВНИМАНИЕ

НА УСПЕВАЕМОСТЬ ВАШИХ ДЕТЕЙ В ШКОЛЕ.

Под этой надписью был приколот лист белой бумаги, на котором перечислялись фамилии родителей, дети которых учатся плохо.

Дядя Саша тогда объяснил Валерке, что всех, кто попадает в этот список, обсуждает цеховой женсовет.

Валерка один раз чуть сам не попал в этот список. Виновата во всём была Новикова. Они самостоятельно решали примеры, а Нинка всё время пялила глаза в Валеркину тетрадь, подталкивала его да ещё всё время разговаривала.

— Не мешай! — сердился Валерка.

Наделал он тогда ошибок и получил двойку.

Как только Валерка увидел двойку, сразу вспомнил о «сигнале» и испугался. «Ведь теперь дядю Сашу будут обсуждать», — подумал он.

— Это что за новости? — спросил дядя Саша, просматривая Валеркины тетради.

Валерка почувствовал, как сильно горят у него уши.

— Я нечаянно, — пролепетал он.

— Что — нечаянно?

— Я исправлю. Скажите женсовету, что я исправлю. — Валерка умоляюще смотрел на дядю Сашу.

— При чём здесь женсовет? Ведь двойку получил ты, — не понял его дядя Саша.

— Но они же вас в сигнал запишут. — В голосе Валерки было такое отчаяние, что дядя Саша даже улыбнулся.

— Вот что, — сказал дядя Саша, — ты получил двойку, ты и говори с женсоветом. — Он снял телефонную трубку, набрал номер и попросил: — Пригласите к телефону Ласунину. На, говори, — передал он Валерке трубку. — Её зовут тётя Наташа.

— Слушаю, — сказал женский голос.

— Тётя Наташа, это я, Валера.

— Какой Валера?

— Дяди Сашин. Наш племяш.

— Ничего не понимаю. Какой это «наш племяш»? Ты куда звонишь, мальчик?

— В женсовет, — растерянно ответил Валерка.

— В какой женсовет? — удивлённо спросила тётя Наташа.

Валерка окончательно растерялся и хотел уже положить трубку, но дядя Саша перехватил её и сказал:

— Наталья Григорьевна, с вами хочет поговорить мой Валерка. Да, да. Мы его с женой зовем «наш племяш». Он самый, племяш. На, говори, — вернул он Валерке трубку.

— Валерочка, что ты хотел мне сказать? — снова послышалось в трубке.

— Я получил двойку, — еле слышно пролепетал Валерка.

— Я тебя не слышу, Говори громче, — потребовала тётя Наташа.

— Я получил двойку, — повторил Валерка.

— Очень, очень плохо! Чем же я могу тебе помочь?

И Валерка начал её убеждать:

— Вы не ругайте дядю Сашу и в сигнал его не вешайте. Я исправлю двойку и больше не буду получать.

— А раньше у тебя были двойки?

— Нет, у меня даже троек не было.

— Ну, хорошо, я тебе верю, только, как исправишь, сразу позвони мне.

Ух, как Валерке стало легко!

Он, конечно, исправил двойку, и они вместе с дядей Сашей сообщили об этом Ласуниной.

Уж кто-кто, а Валерка знает, что такое «сигнал»!..

Валерка так задумался, что почти не понимал, о чём говорила Валя. Изредка он слышал отдельные фразы.

— Октябрята так не должны поступать… Наша задача хорошо учиться… Каждого двоечника будем помещать в газете на самом видном месте…

Всё это доносилось до него словно издалека.

Отвлёкся он от воспоминаний, когда вновь заговорила Дарья Емельяновна.

— Мне кажется, — сказала она, — что у Новиковой и Ощеулова было достаточно времени подумать над своими дурными поступками. Теперь пусть они дадут слово всему классу, что исправят своё поведение и плохие оценки. А мы посмотрим, какое у них крепкое слово и можно ли им верить.

Новикова, часто мигая глазами, сразу же пообещала тоненьким голоском:

— Я исправлюсь, Дарья Емельяновна, вот увидите — исправлюсь.

— Ты не мне обещай, а всему классу.

— Я и классу, и вам…

— Поверим Нине, ребята? — спросила Дарья Емельяновна.

— Поверим, — отозвались все.

— Ну, а ты что скажешь, Андрей?

Ощеулов неуклюже выбрался из-за парты, щёки у него надулись и нижняя губа отвисла ещё сильное обычного.

— Я тоже, наверное, исправлюсь, — выдавил он из себя.

— Почему «наверное»? — возмутилась Валя. Скажи нам точно, исправишься ты или нет?

— Ну, исправлюсь, — обиженно пообещал Ощеулов.

— А ты без «ну», — настаивала Валя.

— Ну, исправлюсь без «ну», — чуть не плача, протянул Ощеулов.

— Поверим ему, Мармыш? — обратилась Дарья Емельяновна к Женьке, заметив, что тот повернулся к ней спиной и о чём-то оживлённо болтал с Генкой Свиридовым.

Мармыш вскочил как ужаленный, вытаращил глаза и как ни в чём не бывало бойко ответил:

— Проверим,

Ребята засмеялись. Даже Дарья Емельяновна не смогла сдержать улыбки.

— Тебе, Мармыш, тоже не мешает подумать о своём поведении. Мне кажется, что ты начал забывать прошлое обещание,

— А я — что? Я ничего, — сразу загнусавил Женька.

— Садись, — сказала Дарья Емельяновна, — и слушай, о чём говорят. Тебе это тоже полезно.

Ощеулову поверили. Трудно им было с Новиковой исправляться, но Валерка видел, что они начали стараться.

Только нельзя понять, почему они так стараются? Или оттого, что их проработали и нарисовали в газете, или потому, что в школу стали часто приходить их родители.

 

«РАССЕЯННЫЙ» ПАССАЖИР

Хорошо в последние дни учебного года! Задания на дом не задают: младшие классы ежедневно ходят на экскурсии.

Кажется, совсем недавно едва зеленела трава и проклёвывались из почек, словно наконечники стрел, молодые листки деревьев. И вдруг всё вокруг зазеленело.

Валерка так и не заметил, когда и как это случилось. Даже не верилось, что совсем недавно и земля, и крыши домов, и скамейки в скверах были покрыты белым пушистым снегом.

Строгими зелёными квадратами обозначались городские газоны, и люди уж не ходили по ним как попало.

Ещё в прошлом году они были огорожены маленьким деревянным штакетником, а этой весной штакетник сломали и увезли на машинах. Валерка вначале даже не понял, зачем это делают, и, запыхавшись, прибежал к Натке, чтобы сообщить ей эту новость. Но Натка сразу успокоила его:

— Зачем штакетник? Коз в городе нет, а люди должны беречь зелень. Ну, ты, например, Валерка, станешь топтать траву?

— Вот ещё, — возмутился он.

— Ну, вот видишь, и другие тоже не станут этого делать! А ведь без штакетника лучше.

И на самом деле, газоны стали ещё красивее. Валерка заметил, что теперь и на улицах города, а не только в парке появились зелёные патрули. И не только дети — взрослые нарушители извинялись перед пионерами с красными повязками на рукаве.

Валерка теперь мечтал только об одном: поскорее бы стать пионером и так же патрулировать по городу.

— Тётя Лена, спросил как-то он, — а мне разрешат быть патрулём, когда я стану пионером?

— Конечно, разрешат, — ответила она, — да ты и сейчас можешь быть патрулём.

— Но я же не пионер, и у меня нет повязки.

А тётя Лена сказала, что вовсе не обязательно иметь повязку, чтобы сделать замечание человеку, который ломает деревья, бросает на тротуары окурки, плюёт под ноги прохожим или грубит старшим.

После этого разговора Валерка решил помогать патрулям. Стоит кому-нибудь бросить окурок мимо урны, а он тут как тут:

— Дядя, поднимите окурок.

Нарушители бывают разные. Один смущённо улыбнётся, поднимет окурок да ещё и похвалит Валерку. Другой сердито проворчит: «Нашёлся тоже, указчик», но всё-таки выполнит требование. Были и такие, которые смотрели на Валерку как на пустое место или на назойливую муху. Да ещё с наглой насмешкой говорили:

— Ишь выискался какой примерный! Возьми и подними сам.

Валерке становилось очень обидно; он не знал, что ответить на это и как поступить. Ему ясно только одно, что, если бы он был настоящим патрулём, никто не посмел бы с ним так разговаривать!

Валерка пожаловался Натке на свои неудачи, а она сказала:

— Не огорчайся, этих людей надо перевоспитывать. Сразу они ничего не поймут, а вот если им каждый день будут делать замечания — сегодня ты, завтра я, послезавтра кто-то другой, — они поневоле станут остерегаться. Нужно быть настойчивым, когда чувствуешь, что поступаешь правильно.

И вот вчера Наткины слова оправдались. Получилось это совсем случайно. Валерка был дежурным но классу и, когда уходил домой, забыл снять с руки красную повязку.

— Поедем на автобусе, — предложил Валерка.

— Давай, — согласился Женька.

— А деньги у тебя есть? — спросил Валерка.

— Деньги? — удивился Женька. — А зачем деньги, мы же сядем в автобус без кондуктора.

— Ты хочешь бесплатно?

— А то как? — беспечно ответил Женька.

— Нельзя бесплатно, — заявил Валерка, — это нечестно.

Женька посмотрел на него так, словно видел впервые.

— Разыгрываешь, да?

— Бесплатно нельзя, — настойчиво повторил Валерка, — наш же город борется за звание коммунистического, и все должны быть честными.

— Ну и пусть, — возразил Женька, — ведь не все же ездят даром, и ничего не случится, если мы не заплатим.

Валерка совсем недавно думал точно так же, а теперь Женькин ответ возмутил его.

— Ну и дурак же ты! — сказал он с досадой. — Говорят тебе, что нельзя!

— Тогда пойдём пешком, денег у меня нет, — обиженно прогнусавил Женька.

— Ладно, пойдём, — сжалился над ним Валерка, — я сегодня завтрак не покупал, хватит нам на билеты.

Женька сразу повеселел. Они перебежали дорогу к остановке. Как раз подошёл автобус.

— С кондуктором? — спросил Валерка.

Женька заглянул в переднюю дверь и утвердительно кивнул.

— Поехали,

— Подождём другой, — сказал Валерка.

Женька понимающе взглянул на него и улыбнулся своей дурашливой улыбочкой, растянув рот до ушей.

— Разыграл, да? А я поверил. Думаю: что с ним случилось — всегда ездили и вдруг нельзя? Здорово ты разыграл меня!

— Да ну тебя, — рассердился Валерка, — я вовсе и не собираюсь ехать бесплатно! Мне нравится без кондуктора, вот и всё.

На Женькином лице по-прежнему играла улыбочка, он лукаво подмигнул Валерке: рассказывай, мол, больше я на твою удочку не попадусь.

Когда они сели в автобус, Валерка молча подошёл к прозрачной кассе, опустил в неё деньги и оторвал два билета. Женька от удивления даже рот раскрыл.

Они уселись рядом на переднее сиденье, и Валерка стал смотреть, как падают монеты на дно кассы.

Вдруг он обратил внимание, что мужчина, который вместе с ним садился в автобус, положил руку на кассу, некоторое время смотрел в окно, потом не торопясь оторвал билет.

Звона монеты Валерка не услышал. Он толкнул Женьку в бок и шепнул ему:

— Этот дяденька, кажется, забыл бросить деньги.

Женька кивнул и промычал:

— М-гу.

«Надо же сказать об этом», — подумал Валерка и потянул «рассеянного» человека за полу пиджака.

— Ну что тебе, мальчик? — спросил тот недовольным тоном.

— Вы забыли деньги положить в кассу, — робко сказал Валерка.

— Если у тебя плохое зрение, сходи к доктору и подбери очки, а потом уж будешь делать замечание взрослым людям! — оскорблённо ответил Валерке мужчина.

— Мне не нужно к доктору, — растерянно сказал Валерка, — у меня по зрению единица.

— Я бы по поведению поставил тебе единицу. Разве тебя не учили с уважением относиться к взрослым людям? Ты вот даже не можешь догадаться уступить мне место. До чего нынче невоспитанные дети растут! — обратился он к старичку, который сидел напротив Валерки, на сиденье у самой кабины, и, казалось, сочувственно кивал головой.

Валерке стало стыдно. Конечно, он вполне мог ошибиться и не услышать, как упали деньги на дно кассы. Валерка даже встал, чтобы уступить место, но дедушка ему сказал:

— Сиди, сиди, мальчик. Пусть он вначале заплатит, а потом прогоняет порядочных людей с мест. И зря вы, гражданин, считаете, что у нас дети невоспитанные. Вам бы не мешало поучиться у них кое-чему, — обратился он к «рассеянному» пассажиру, — Совести у вас нет, если вы способны продавать её за пять копеек. Мне, старому человеку, стыдно за вас.

— Ну, знаете… — возмутился мужчина, — вы просто старый дурак, и я не желаю с вами разговаривать.

— Как вам не стыдно! — вступилась за дедушку молодая женщина. — И вы ещё требуете, чтобы к вам с уважением относились?

— А что же вы думаете: всякие малявки мне будут указывать, а я перед ними шапку ломать должен?

— Вам не малявки указывают, а советские школьники! — вмешался в разговор ещё один мужчина. — Им поручили, вот они и выполняют добросовестно свой общественный долг.

— Любопытно, кто это ему поручил? Не вы ли, случайно?

— Нет, не я, а школа. И не ему, а вам следует проверить зрение. Разве вы не видите, что имеете дело с патрулём? — И мужчина показал пальцем на красную Валеркину повязку.

— Я не патруль, я дежурный, — смутился Валерка.

— Ну, это всё равно, — ласково улыбнулся ему мужчина.

— Плевал я на таких дежурных! — зло прошипел «рассеянный» пассажир.

— А ты подожди плевать, — громко сказали с заднего сиденья. Автобус уже подходил к остановке «Гостиница» и начал тормозить. — Шофёр, подождите открывать двери! — крикнул тот же человек и подошёл к Валеркиному обидчику. — А ну, заплатите за оторванный билет! — потребовал он.

— Кто ты такой, чтобы понукать меня?

— Заплатите за проезд, не задерживайте людей, — ещё раз строго потребовал парень и вытащил из кармана маленькую красную книжечку.

— Он дружинник, — шепнул Валерка Женьке. — У дяди Саши и у тёти Лены тоже такие книжечки есть.

А мужчина, как только увидел эту книжку, сразу заговорил другим тоном:

— Послушайте, товарищ, к чему эти крайности?..

— Таким, как вы, я не товарищ, платите! — оборвал его парень.

— Ну, хорошо, хорошо, я допускаю, что могло произойти недоразумение. Вот, пожалуйста. — Мужчина торопливо достал из кармана деньги и бросил их в кассу. — Понимаете, со мной иногда такое случается, — заискивающе улыбаясь, продолжал он, — рассеянность, никак не могу от неё избавиться.

— От этого недуга можно вылечить, — сказал парень. — Вы по рассеянности забыли извиниться перед дедушкой и перед этим мальчиком за оскорбления, которые вы им нанесли.

— Ах да, я, конечно, извиняюсь, — поспешно заговорил «рассеянный» человек.

— Вот и отлично, — удовлетворённо сказал парень, — а теперь пройдёмте со мной в штаб дружины. Мы там посмотрим, кто вы такой и в каком коллективе работаете.

— В какой это ещё штаб? — испуганно спросил мужчина.

— В этот, — показал парень рукой на гостиницу.

— Вы не имеете права, я заплатил — все видели. Если бы я отказался — другое дело. Вы злоупотребляете своими правами.

— Там разберёмся, — сказал парень. — Шофёр, откройте двери!

— Я не могу здесь выйти, мне нужно дальше ехать, я тороплюсь… — возмущался мужчина, но к ним подошёл ещё один парень и тоже показал ему красную книжку.

Мужчина сразу скис и покорно вышел из автобуса.

Валерка и Женька выскочили вслед за ними, потому что это была их остановка.

— Вот смеху-то, — сказал Женька, — они же подумали, что ты — патруль…

— И вовсе не смешно, — серьёзно ответил ему Валерка, — совсем не обязательно быть патрулём, можно и так делать замечания.

— Конечно, можно, — согласился Женька и тут же предложил: — А давай запишемся в патрули?

— Наверное, не запишут: мы же ещё не пионеры.

— А что с ним там будут делать? — показал Женька в сторону гостиницы.

— Узнают фамилию и сообщат на работу, — объяснил Валерка.

— Хорошо, что мы взяли билеты, — радовался Женька.

— Конечно, хорошо, сейчас за такими все смотрят.

Вдруг Валерка увидел, что прохожий бросил на тротуар окурок.

— Дядя, поднимите папиросу, — строго сказал он.

Мужчина удивлённо оглянулся на Валерку, одно мгновение задержал взгляд на красной повязке и молча поднял окурок.

 

АНЯНОВ

Он появился неожиданно. Валерка даже стал забывать о нём, потому что дома об Анянове упоминали всё реже и реже.

Короткий звонок у двери заставил Валерку оторваться от строительства тоннеля над рельсами игрушечной железной дороги.

Валерка взглянул в дверную щель, заменяющую почтовый ящик. У дверей стоял какой-то незнакомый парень с коротко подстриженными светлыми волосами, в клетчатой рубашке.

— Вы к кому? — спросил Валерка.

— Александр Максимович дома?

— Нет, он ещё не пришёл с работы.

— Наверное, задержался, — с сожалением сказал парень.

— Он скоро придёт, — заверил Валерка. — Вы будете в шахматы играть, да?

Парень улыбнулся и, в свою очередь, спросил:

— А что, он любит шахматы?

— Очень любит, — ответил Валерка, — только ему сейчас играть не с кем, потому что дядя Петя ремонтирует свою «Волгу».

— Тебя, кажется, зовут Валерой?

— Да. А вы откуда знаете?

— Ты у нас личность известная, — улыбнулся незнакомец. — Вот что, хлопчик, как придёт дядя Саша, скажи, что приходил Анянов.

— Анянов? — переспросил Валерка.

— Ну да, а что ты так удивился?

— Я вас знаю, вы с дядей Сашей работаете.

— Точно. А откуда ты меня знаешь?

— А вы тоже у нас личность известная.

Анянов почему-то покраснел — это было заметно даже через дверную щель.

— Так передашь? — спросил он.

— А вы подождите у нас дядю Сашу, — предложил Валерка, поспешно открывая дверь, — и тётя Лена сейчас придёт. Она в магазин ушла.

— Неудобно, ведь ты же один дома, — стал отказываться Анянов.

— Ну и что же, я всегда один.

— Но ты же меня не знаешь. Разве можно пускать незнакомых людей в дом?

— Я вас знаю, — стал заверять Валерка, — я всё про вас знаю.

— А что про меня знаешь?

— Вы трудный человек, вас ругал директор, вы даже на работе спали. Опаздывали. Вот видите — я все про вас знаю.

Анянов ещё больше смутился, у него даже лоб стал красным.

— Да, ты прав: оказывается, я действительно личность известная.

— Вы уже перевоспитались? — с надеждой спросил Валерка.

— А ты? — вопросом ответил Анянов,

— Не очень-то, — признался Валерка.

— Вот и я не очень-то.

Чьи-то шаги на лестнице прервали их беседу. Валерка обрадованно сообщил:

— Тётя Лена идёт.

— Здравствуйте, — поздоровалась с Аняновым тётя Лена. — Почему вы у порога стоите? Проходите в квартиру. Валера, кто так принимает гостей?

— Он меня приглашал, — вступился за Валерку Анянов.

— Проходите, — ещё раз пригласила тётя Лена. — Александр Максимович должен вот — вот подойти.

Анянов прошёл в комнату и осторожно сел на край стула у стеллажа с книгами,

— Ты, малыш, побеседуй, а я хозяйством займусь, — распорядилась тётя Лена.

Валерка извлёк из своего уголка все игрушки и начал показывать их Анянову. Когда очередь дошла до железной дороги, они вместе с увлечением начали достраивать тоннель. С помощью Анянова тоннель получился как настоящий. Поезд с шумом въезжал и выезжал из тоннеля, и Анянов радостно смеялся вместе с Валеркой.

— Что-то долго нет Александра Максимовича, — сказал Анянов.

— А зачем он вам нужен? — спросил Валерка.

— Велел приходить к нему два раза в неделю на консультацию.

— На какую консультацию?

— Ну, понимаешь, он хочет помочь мне поступить в вечернюю школу.

— А мне он не помогал, — удивлённо сказал Валерка, — меня тётя Лена записала. Вы разве не можете сами записаться? Вы же взрослый.

— Чудак ты! — засмеялся Анянов. — Я же не в первый класс иду, а в седьмой. Понимаешь, я очень давно бросил школу и многое уже забыл. Вот Александр Максимович и хочет помочь мне всё вспомнить. Не начинать же мне снова с первого класса. Он мне вчера здорово всыпал и сказал, что заставит учиться.

— Он вас заставляет, а вы не хотите, да? — спросил Валерка.

— Да нет, теперь я и сам хочу.

— Вас часто ругают? — сочувственно спросил Валерка.

— Сейчас реже — вот только за учёбу, а совсем недавно каждый день снимали стружку.

— Какую стружку? — не понял Валерка.

— Да это так говорится, когда ругают, — улыбнулся Анянов, — раньше я даже думал, что зря на меня все нападают. Вот ты тоже, наверное, думаешь, что зря тебя пробирают дома?

— Нет, я так не думаю, — возразил Валерка, — меня же только за ошибки ругают.

— Неужели даже не обижаешься?

— Немножко, — признался Валерка, — но потом я всё равно не обижаюсь.

— Вот и я тоже перестал обижаться. Правильный человек твой дядя Саша. Да и ребята у нас в цехе толковые. Другие давно бы выгнали в три шеи такого, как я, а они допекли меня. Я вот только теперь начал понимать, как я им здорово мешал работать.

— Но вы же не будете больше делать ошибок, — успокоил его Валерка.

— А ты? — спросил Анянов.

— Я делаю ещё, — со вздохом ответил Валерка, — только я их сразу поправляю.

— Ты молодец, выходит, не зря мне Александр Максимович в пример тебя ставил: «Нашего племяша Валерку, говорит, гораздо легче убедить, чем тебя». Он мне много о тебе рассказывал. А я дураком рос, много делал ошибок и не исправлял их. Бросил учиться, долго бездельничал. Устроюсь на работу, пройдёт немного времени — меня выгоняют за прогулы. За три года несколько раз выгоняли с разных предприятий. Вот и получалось, что я не исправлял, а копил ошибки. У меня и дружки такие были, которые помогали мне ошибаться.

— А вы не дружите с такими, — посоветовал Валерка, — я бы с предателями дружить не стал.

— Бросил я их, хватит с меня! — Анянов посмотрел в окно, сердито погрозил кому-то кулаком и добавил: — Дудки, больше я на мякину не клюю.

— На какую мякину? — не понял Валерка.

— Поговорка есть такая. Умная рыбка никогда не попадётся на крючок, если там плохая наживка, а глупая рыба и пустой крючок схватить может. Вот и люди есть такие. Да я и сам был похож на такую дурную рыбу.

— А вы в нашей школе будете учиться? — спросил Валерка.

— Не знаю ещё, возможно, и в вашей.

— У нас вечером учатся тёти и дяди ещё постарее вас.

— А я разве старый? — засмеялся Анянов.

— Нисколько не старый.

— Он вас, наверное, заговорил? — спросила тётя Лена, войдя в комнату.

— Нет, что вы, собеседник он хороший. Я вот даже кое-чему у него учусь.

Анянов неожиданно рассмеялся, и, глядя на его лицо, Валерка почему-то подумал, что он никакой не трудный. Трудные так смеяться не могут и, уж конечно, не краснеют.

— Я слышала, что вы собираетесь учиться в этом году? — спросила тётя Лена.

— Решил начать, я ведь здорово отстал от своих сверстников, многие уже институты кончают… — Анянов положил руку на Валеркино плечо и с улыбкой добавил: — Теперь мне непременно надо учиться, а то Валера меня и по образованию обгонит.

— Конечно, — поддержала его тётя Лена, — отставать сейчас нельзя.

В дверь позвонили тремя короткими звонками.

— Это он, — сказала тётя Лена. — Саша, нельзя же так делать: пригласил к себе товарища из цеха и заставляешь его так долго ждать, — выговаривала она, открывая дверь.

— Да ты подожди ругаться-то. Неужели думаешь, что я забыл? Только собрался домой — позвонил директор. Пришлось идти к нему… Ты извини меня, браток. Долго ждал? — спросил дядя Саша Анянова.

— Вроде недолго. Мы вот тут с Валеркой разговаривали, я и не заметил, как время пролетело.

— Значит, познакомились? — лукаво поглядывая, спросил дядя Саша.

— Познакомились, — ответил Валерка.

— Ну и добре, это вам обоим на пользу. Леночка, что у нас на ужин?

— Голубцы, — отозвалась из кухни тётя Лена.

— Чудесно, — сказал дядя Саша, — сейчас попитаемся и начнём заниматься.

— Спасибо, я уже поужинал, — стал отказываться Анянов.

— Ничего не знаю. Попробуй домашних голубцов. Елена Васильевна готовит их по особому рецепту, одной ей известному. Это её фирменное блюдо. Тут просто грех отказываться. Она может обидеться.

— Идёмте, идёмте, — потянул Анянова за руку Валерка.

— Ну, раз ты просишь, придётся идти, — согласился Анянов.

Когда сели за стол, дядя Саша посмотрел смеющимися глазами на Анянова и сказал:

— Ты уж не обессудь: к голубцам ничего подходящего у нас нет. Горячих напитков не держим в доме. Елена Васильевна запрещает.

Анянов снова покраснел и ответил:

— Я больше их не употребляю.

— У нас же есть чай, — вмешался Валерка, — тётя Лена чай не запрещала.

Все рассмеялись.

— Ты что же меня подводишь? — возмутился дядя Саша. — Я не хотел угощать чаем, а теперь придётся!

Валерка видел, что дядя Саша шутит, и совсем на него не сердился.

— Вы любите чай? — спросил он Анянова.

— Этот напиток я пью, — смеясь, ответил Анянов.

После ужина дядя Саша отправил Валерку на улицу, чтобы он не мешал заниматься. Во дворе никого не было, и Валерка побежал к Маринке.

— Марийке можно на улицу? — спросил он у тёти Веры.

— Она только что купалась, — ответила тётя Вера, — если хочешь, играйте с ней дома.

— Я только немножко у вас побуду, — согласился Валерка, — мне скоро домой надо.

Возвращаясь домой, он встретился с Аняновым, который только что вышел из подъезда.

— Вы уже уходите?

— Ухожу, пора и мне домой.

— А вы ещё придёте?

— Обязательно приду: хочу у тебя научиться исправлять ошибки.

— Я не умею учить, — ответил Валерка, — и вам вовсе не надо учиться, вы уже умеете.

Анянов так же, как дядя Саша, взъерошил Валеркины волосы и совсем серьёзно сказал:

— Я надеюсь, что мы с тобой подружимся.

— Конечно, — заверил его Валерка.

— До свидания, — сказал Анянов и подал Валерке руку.

— Дядя Саша! — позвал Валерка с порога квартиры.

— Что? — откликнулся дядя Саша.

— Вы не ругайте больше Анянова, он уже перевоспитывается.

— Ты уверен в этом? — спросил дядя Саша.

— Конечно, мы с ним даже подружились.

— Ну что ж, кажется, ты прав. Обещаю, что зря ругать его не буду. Кстати, совсем забыл: нам с тобой выделяют путевку в пионерский лагерь. Поедешь?

— Ой! Дядя Саша, я об этом сто лет мечтал!

Дядя Саша засмеялся.

— Вот и отлично. Значит, решили.

 

ОБЩЕСТВЕННЫЙ ОГОРОД

Дома шла усиленная подготовка к посадке овощей. Если до этого семенами занимались только Валерка и тётя Лена, то теперь к ним присоединился и дядя Саша.

Он каждый вечер проверял семена, щупал хрупкие водянистые ростки, которые выползли из каждого глазка картофельных обрезков.

После разговора с Шишпорёнком Валерка потребовал от дяди Саши, чтобы он рассказал ему всё об огороде. Дядя Саша действительно подтвердил, что они в цехе решили не делить землю на участки, как это делалось раньше, а посадить все сообща. И семена, и земля, и урожай — всё будет общим. Вначале они посадят картошку, а потом, когда подойдёт время, высадят другие овощи.

До посадки осталось совсем немного времени, и у дяди Саши полно хлопот. Он даже завёл специальный блокнот, в котором ведёт какие-то записи по огороду.

— Ты, я смотрю, в председатели сельхозартели превращаешься, — шутит тётя Лена.

— А что в этом плохого? — улыбается дядя Саша.

Наконец наступил долгожданный день посадки. Младшие классы уже распустили на летние каникулы, и теперь Валерка целыми днями дома.

— Ложись сегодня пораньше, — сказал дядя Саша, — завтра я тебя разбужу в пять утра.

— А стоит ли его мучить, Саша? — сомневается тётя Лена.

— Конечно, стоит, — поспешно вмешивается Валерка, — я и сам проснусь, вы только будильник мне заведите.

— Ничего, это полезно, пусть посмотрит, как сажают овощи, — ответил дядя Саша.

Как назло, Валерка не мог долго уснуть и утром даже не услышал звонка будильника. Он проснулся оттого, что кто-то сильно тряс его за плечи.

— А ещё говорил: «Сам проснусь»! — выговаривал ему дядя Саша. — Давай быстро умывайся, а то машина нас ждать не станет.

У Валерки слипаются глаза, и он никак не может их раскрыть, хотя и проснулся. Он снова опускает голову на подушку. Ему надо только чуть-чуть полежать, и тогда он откроет глаза. Только чуть-чуть…

— Валера, ты встаёшь? — слышит он снова, вздрагивает, отбрасывает одеяло и, шатаясь, идёт к ванной.

Тётя Лена смеётся:

— Глаза-то, глаза совсем узкие, как у Витьки.

Холодная вода прогоняет сон.

Вскоре во дворе раздаётся сигнал машины.

— За нами, — говорит дядя Саша и открывает дверь.

— Все в сборе? — спрашивает шофёр.

— Все, — отвечает дядя Саша. — Помоги нам вынести семена и провизию.

Валерка ёжится от утреннего холодка.

— Что, сынок, бодрит утро? — спрашивает шофёр.

— Немножко, — отвечает Валерка.

— Полезай в кабину, здесь тепло.

Валерка взбирается на мягкое кожаное сиденье, рядом с ним садится тётя Лена.

— Поехали! — командует дядя Саша из кузова, и машина трогается с места.

— Наверное, с полчаса потеряем, пока всех соберём, — говорит шофер.

— Пожалуй, если не больше, — отвечает ему тётя Лена.

В кабине тепло и пахнет бензином, Валерка прижимается к тёте Лене, и у него снова начинают слипаться глаза. Он слышит сквозь дремоту, как тётя Лена оживлённо о чём-то говорит с шофёром. Их голоса доносятся до него откуда-то издалека. Он даже силится разобрать, о чём они говорят, но не может.

Очнулся Валерка от резкого толчка.

— Разбудил? — говорит шофер и улыбается. — Асфальт кончился, сейчас потрясёт, так что не взыщи.

Но Валерке уже не хочется спать. Дорога идёт по лесу и круто петляет среди деревьев. Из кузова доносится песня. Голосов много. Валерка даже не знает, когда и откуда появились там эти люди. Прошло немного времени, и лес остался только с одной стороны дороги, а с другой появилось огромное перепаханное поле. Машина проехала ещё немного и остановилась.

— Приехали! — крикнул шофёр. — Выгружайтесь…

Валерка выскочил из кабины и увидел в кузове многих знакомых.

— Ну как, работник, выспался? — спросил дядя Саша.

— Я давно проснулся.

— Ну тогда выбирай лопату, а то не достанется.

— Я, наверное, не сумею копать.

— Тише, — шепчет дядя Саша и испуганно озирается по сторонам.

Валерка тоже оглядывается, но ничего не видит, а дядя Саша продолжает шептать:

— Разве можно вслух говорить о таких вещах, на смех же поднимут. Мужик — и вдруг копать не умеет…

Опять дядя Саша шутит, но Валерка не обижается и с удовольствием смеётся вместе с ним.

— Всё выгрузили? — спрашивает дядя Саша.

— Всё, — отвечает кто-то из кузова.

— А ну, ссылайте семена в общую кучу! — скомандовал дядя Саша.

Все развязывают мешки с картошкой и, прежде чем ссыпать их на землю, показывают Казанцеву.

Казанцев — это тот пожилой мужчина, который разрешил Валерке включить насос, когда они с дядей Сашей были в цехе. Он придирчиво осматривает картошку, мнёт её пальцами…

— Дрябловатая вроде.

— Да что вы, Михаил Константинович, она в такое время вся такая. Где сейчас лучше возьмёшь? — убеждает его быстрым говорком худая женщина. Её Валерка видит впервые.

— Ну хорошо, хорошо, высыпай, — разрешает Казанцев.

Очередь доходит до маленького мужчины. У него смешное розовое лицо с вздёрнутым вверх, похожим на пуговицу носом.

— Принимайте, — балагурит он, — семена — первый сорт, самые лучшие со старухой отобрали, — Он неторопливо раскрывает мешок.

Казанцев опускает туда руку и сразу же выдёргивает с брезгливой гримасой: она измазана липкой грязью.

— Ты что привёз? — спрашивает он сердито.

— Семена, — отвечает маленький мужчина.

— Это над ними вы со старухой трудились?

— Над ними. А что, плохие? По-моему, в самый раз.

Казанцев опрокидывает мешок и высыпает в сторонке мокрую и гнилую картошку.

— Полюбуйтесь, товарищи, что привёз Хромешкин. Он даже её просушить не удосужился. Ведь здесь же одна слякоть.

— А если у меня ничего нет лучшего, где я возьму? — оправдывается Хромешкин. — Если хотите знать, она в самый раз для посадки, всё равно в земле сгниёт.

— Пусть он со своей старухой ест эту картошку!.. — возмущённо говорит дядя Витя. — Он всегда норовит на чужом горбу в рай въехать.

— Собирай свои семена, Николай, — сердито вмешивается дядя Саша, — и не позорься. Неладно у тебя всё получается. На собрании больше всех шумел, беспокоился, что тебя обделят урожаем, а сам с первых дней нечестно себя ведёшь.

— Да я и сам не хотел везти эти семена, вон она меня убедила, — показывает Хромешкин в сторону женщины, которая примостилась на обочине дороги.

— Брось, Коля, знаем мы твои фокусы, вечно она у тебя виновата, — обрывает его Казанцев.

— Ну хорошо, дайте мне взаймы — в городе рассчитаюсь, — стал просить Хромешкин.

— Эх, Коля, Коля, — покачал головой дядя Саша, — и когда ты станешь коллективным человеком?! Здесь же тебе не рынок. Если бы все поступили так — у кого бы ты стал занимать? Что будем делать с ним? — спросил дядя Саша.

— Пусть помогает сажать, семян на всех хватит, — сказал Казанцев, — а в цехе мы с ним ещё поговорим.

— Согласны, товарищи? — спросил дядя Саша.

— Да что уж там — не обедняем, только пусть в следующий раз не хитрит, а то быстро шею намылим.

Валерка представил себе Хромешкина с намыленной шеей и рассмеялся.

Наконец все семена были ссыпаны в кучу.

— Наш племяш замёрз? — спрашивает у Валерки тётя Наташа Ласунина, председатель женсовета.

— Нет, я мёрз раньше, а сейчас тепло.

— Пойдём со мной картошку сажать?

— Да что вы, Наталья Григорьевна, какой из него работник, умается же парень! — предостерегает её скороговоркой худая женщина.

— Раз приехал — пусть трудится, — настаивает тётя Наташа.

— И зачем только мальчонку тащили в такую рань? Намучается, бедняжечка… — сочувственно говорит женщина, которую называли старухой, а она совсем не старая.

— Ничего, — говорит тётя Наташа, — он ещё тебя работать научит. Правда ведь, наш племяш?

— Я не умею учить, — чистосердечно признается Валерка.

Нравится Валерке тётя Наташа. Нравится, что она тоже зовёт его «наш племяш». Она совсем молоденькая и говорит протяжно, нараспев.

— Валера, иди нам помогать, — зовёт тётя Лена.

— А можно, я с тётей Наташей буду?

— Как хочешь.

Валерка вопросительно смотрит на тётю Наташу.

— Пошли, пошли, — говорит она, — я без тебя как без рук. Значит, делай, как я тебя учила. По одной картошке.

Тётя Наташа втыкает лопату в землю и приподнимает вместе с землёй. Валерка быстро кладёт картошку в лунку, и тётя Наташа снова засыпает её

— Кто говорил, что у меня плохой помощник? — спрашивает тётя Наташи. — Да мы его в свою смену запишем и присвоим ему звание коммунистического племяша нашего цеха. Давай нажмём!

«Старуха», которая только что жалела Валерку, теперь тоже хвалит его:

— И вправду шустрый малец. Зря я, наверное, своего не взяло: пусть бы поработал на свежем воздухе.

Работают все с азартом и с шутками.

— Эй! Первая коммунистическая, отстаёте! — кричит кто-то.

— А мы работаем за качество.

— Кто это — первая коммунистическая? — спрашивает Валерка тётю Наташу.

— Первая смена, значит, — поясняет она, — они первые завоевали звание смены коммунистического труда. Вон они — все вместе там копают.

— А вы — коммунистическая? — спрашивает Валерка.

— Я — нет ещё, — смеётся тётя Наташа.

— А почему?

— Да есть у нас в смене один чудак, всё дело нам портил. Сейчас, кажется, стал исправляться. Может, к осени получим звание.

— Анянов, да? — спрашивает Валерка,

— Анянов. А ты откуда знаешь?

— Знаю, — говорит Валерка, — он мой друг.

— Вот уж я не думала, что ты заимел таких друзей.

— Он вовсе не плохой, — горячится Валерка, — Он же исправился и хочет учиться. Вы зря его ругаете.

— Ты, оказывается, хороший друг. Не напрасно я тебя взяла в помощники. А твоего Анянова сейчас мы не ругаем. Он действительно старается хорошо работать.

Тётя Наташа устала, она тяжело дышит, на лбу и на кончике носа у неё блестят капельки пота.

— Отдохните, — советует ей Валерка.

— Нельзя, у нас так не принято. Отдыхать положено всем вместе. Вот ещё поднажмём немного и пойдём на отдых.

На некоторых участках уже закончили посадку и, размахивая лопатами, шли в Валеркину сторону.

— Поможем отстающим! — смеются они.

Валерка тревожно смотрит на тётю Наташу.

— Мы же не отстающие, мы сами сделаем, — волнуется он.

— Нет, нет. Что ты, какие мы отстающие? У нас с тобой участок больше, чем у них, и нас двое, а их вон сколько?..

Валерка успокаивается. А вскоре он и сам со смехом идёт помогать отстающим — тёте Лене и дяде Саше.

Посадка подходит к концу. У обочины дороги уже потрескивает костёр. Там Миша Бачин, тот, который написал стихи в газету цеха, по всем правилам вбил в землю две рогатины и заготовил к ним поперечину — крепкую берёзовую палку.

— Пошли за водой, — зовёт он Валерку.

Валерка охотно бежит за Мишей, следом за ними идёт дядя Саша и начинает плескаться у берега узкой речушки.

— Ух, здорово! — кричит он. — Словно вновь родился!

— Александр Максимович, подождите немного, вы же всю воду замутили, — уговаривает его Миша.

— Ничего, я вам сейчас с середины зачерпну.

Дядя Саша снимает с себя одежду и остаётся в одних трусах.

— Я сейчас, — заверяет он, — я такой, я отчаянный. — А у самого лицо испуганное и колени трясутся.

Валерка хохочет во всё горло, а дядя Саша наклоняется к нему и шепчет:

— Может быть, заменишь меня, я страсть как боюсь лягушек!

Валерка ещё больше смеётся:

— Да это же не болото, здесь нет лягушек.

Дядя Саша опасливо наклоняется над водой, всё ниже и ниже, пытаясь, рассмотреть, что там на дне, и вдруг теряет равновесие и шлёпается в воду.

У Валерки от смеха даже бока заболели, а дядя Саша стоит по колено в воде и горделиво подбоченился.

— Я же говорил вам, что я отчаянный! — заявляет он.

— Александр Максимович, давайте скорее воду, нас ждут, — торопит его Миша.

Дядя Саша осторожно с середины речки наполняет водой котелки, и они возвращаются к костру.

У костра уже хлопочут женщины.

— Сегодня у нас всё общее, а ну давайте провизию! — командуют они.

Все отдают им свои свёртки с продуктами. Тётя Наташа тоже передаёт свою сумочку и потихоньку от всех прячет под кофточку маленький пакетик.

— Это нам с тобой за ударный труд, — шепчет она Валерке.

— Наталья Григорьевна, опять конфеты прячете? — хватает её за руку одна женщина.

— Да это не конфеты, — смеётся тётя Наташа.

— Отдайте добром, не то попрошу, чтобы потрясли.

— Кого там потрясти? — грозным голосом спрашивает дядя Саша и направляется к ним с таким видом, что, кажется, действительно готов схватить тётю Наташу.

— Сама, сама отдам! — ещё громче смеётся тётя Наташа и вытаскивает пакетик.

— Трудно вам будет жить при коммунизме, такой сладкоежке, — выговаривает ей женщина.

— При коммунизме всё будет по потребности, так что конфет для меня хватит. Правда ведь, племяш? — спрашивает тётя Наташа у Валерки.

— Правда, — отвечает Валерка.

Ему действительно очень хочется, чтобы тётя Наташа могла есть конфет столько, сколько ей захочется, раз она их любит.

— Стол накрыт! — приглашает одна из женщин, и все рассаживаются на земле вокруг газет с едой.

У Валерки такой аппетит, что он даже не знает, за что вперёд хвататься. Казанцев вытащил из костра печёную картошку и подал ее Валерке:

— На — ко, отведай, такой картошки ты ещё не ел.

Картошка и вправду была на редкость вкусная.

— Ты ешь сегодня ещё лучше, чем работаешь, — говорит ему дядя Саша.

— Чего там, он добросовестно заработал свой обед, вступается за Валерку тётя Наташа и подкладывает ему яйцо и колбасу.

Валерка с наслаждением пьёт крепкий чай, вскипяченный на костре.

— Чаёк что надо — по особому рецепту приготовлен! — Нахваливает Казанцев.

Валерка наконец сваливается на бок и только сейчас чувствует усталость во всём теле. У него побаливают спина и ноги. Тётя Наташа подкладывает ему под голову какие-то тряпки и ласково гладит по волосам:

— Умотался наш племяш.

Рука у тёти Наташи мягкая; Валерка прикрывает глаза.

«Хорошо, что не надо идти в школу», — думает он.

На общественном огороде вырастет картошка, которую посадил Валерка. Он завтра расскажет ребятам, как здесь было весело, и Шишпорёнок пожалеет, что не поехал вместе с ними.

Приятно попахивает дымком от костра, и пригревает солнце.

Взрослые тихо-тихо поют ласковую «Ивушку».

Как хорошо!

 

ТОЛЬКА — ГЕРОЙ ДВОРА

Толька Косарев — самый старший и самый задиристый во всём дворе. Ему одиннадцать лет, но он такой рослый, что можно подумать, будто все четырнадцать.

Да, Толька — герой двора. Пусть-ка кто посмеет его ослушаться!.. Ого!

На тумаки он до того щедрый, что рассыпает их направо и налево.

Валерке тоже не раз от него попадало, и он давал себе слово не играть больше с Толькой. Но Толька как ни в чём не бывало подойдёт, обнимет Валерку:

— Пойдём, Валера, погоняем футбол.

Разве устоишь против футбола? Сразу все обиды забудешь.

Во время игры лучше не быть в одной команде с Толькой. Сам он первосортный мазила, но стоит кому-нибудь промахнуться по воротам — Толька тут как тут со своим подзатыльником.

Толька, кроме футбола и военных игр, ничего не признаёт.

Он объявил войну 55–му кварталу, и по его требованию ребята из 58–го квартала срочно начали вооружаться. Они соорудили себе щиты из фанерных ящиков, которые раздобыли около продуктового магазина, сбили в подвале железные обручи с деревянных бочек и сделали из них сабли. Потом оказалось, что эти бочки были предназначены для засола капусты, и все воины были наказаны и обезоружены.

Когда Толька входил в роль полководца, он переставал обижать своих солдат и называл их богатырями, Но стоило прекратиться игре, и Толька начинал скучать. Ребята уже знали: раз он заскучал — не миновать кому-нибудь из них взбучки. В такие дни они старались с ним не встречаться. Но не из тех был Толька, чтобы не найти очередную жертву. Он появлялся неожиданно, словно из-под земли, и раздавал тумаки всем, кто подвернётся под руку. Делал он это беззлобно, даже с улыбкой. И от этого ребятам почему-то было ещё обиднее.

Сутулый, с длинными руками, с озорным взглядом и этой улыбочкой, он наводил на ребят страх. Никто не решался дать ему сдачи. Даже Галька — злюка, которая никому ни в чём не уступала, боялась Тольку как огня. И не мудрено: ей попадало от него больше всех. С Галькой он играл, как кот с мышью. Поймает её во дворе и начинает дёргать то за платье, то за волосы. Потом сделает вид, что отпустил, но стоит ей сделать один шаг — как снова цепко хватает её за подол, и так до тех пор, пока она не разревётся.

Случилось так, что Толька остался в одиночестве. Во дворе начала работать детская площадка, и все ребята с самого утра уходили туда. На площадке стоял большой корабль «Орлёнок», на мачте корабля развевался красный флаг. Натка всё свое свободное время проводила с ребятами: разучивала с ними песни, читала вслух книги, рассказывала сказки и даже водила в лес на прогулку. Толька на площадку не приходил и при Натке не решался нападать на ребят. Как-то он подошёл к штакетнику, огораживающему площадку, и долго исподлобья смотрел на играющих ребят.

— Иди к нам играть, — пригласила его Натка.

Но Толька молча повернулся и ушёл.

— Что с ним? — удивилась она. — Почему он не приходит на площадку?

— Потому что здесь драться нельзя, — ответила за всех Маринка.

— А он что — драчун?

— Ну конечно. — И Маринка рассказала Натке все о Толькиных проделках.

Губы у Натки плотно сжались, на щеках ярко загорелся румянец; она гневно взглянула в ту сторону, куда ушёл Толька.

— А где он живёт?

— В шестом доме, на первом этаже, — с готовностью ответила Галька.

Натка ни о чём больше не спрашивала, но по её виду ребята догадались, что теперь Тольке несдобровать.

Назавтра же, когда все ребята собрались на площадке, Натка им сказала:

— Я вчера разговаривала с родителями Косарева и с ним самим. Он пообещал, что никого из вас трогать не будет. Если он не сдержит слово, сразу же скажите об этом мне. И вообще, пока он перед вами не извинится, не разговаривайте с ним.

Повторять не потребовалось: ребята дружно перестали замечать Тольку, как будто его и не было во дворе.

Вот тут уж Толька действительно заскучал. И куда только делась его улыбочка! Он всё чаще и чаще появлялся около детской площадки, подолгу стоял, наблюдая за играми.

Однажды Толька не выдержал и попросился у Натки:

— Можно, я буду играть с вами?

— Можно, — сказала Натка, — если ты пообещаешь сейчас всем ребятам, что никогда не будешь обижать их.

— Я же обещал…

— Нет, ты скажи об этом ребятам, — настаивала Натка.

— Ну, не буду больше, — потупив глаза, с трудом сказал Толька.

— Поверим ему, ребята? — спросила Натка.

— Поверим, поверим, — отозвались все.

Весь день Толька играл с ребятами, но думал, казалось, совсем не об игре. Уже под вечер Толька вдруг оживился, в глазах у него появился знакомый озорной блеск.

— Давай сражаться на шпагах, — шепнул он Валерке.

— Давай, — согласился Валерка. — А где у нас шпаги?

— Сейчас. Жди меня здесь.

Толька моментально исчез в дверях своего подъезда и быстро вернулся с двумя палками в руках.

Но это были не просто палки — на них блестели у рукояток щитки, как у настоящих шпаг.

— Кто это тебе сделал? — удивился Валерка,

— Сам, кто же еще! Бери — это тебе, — протянул Толька одну шпагу.

— Насовсем? — недоверчиво спросил Валерка.

— А то как же?

И начался бой. Толька нападал отчаянно; вот-вот ударит изо всех сил, но почему-то не ударял. Валерка еле успевал обороняться. Он даже не знал, как это получилось — может, Толька сам налетел на его шпагу или Валерка очень увлёкся, — но он так треснул Тольку по лбу, что сам испугался. Валерка бросил свою шпагу и убежал.

А назавтра утром, совсем неожиданно, Толька пришел к Валерке домой. На лбу у него краснела длинная царапина.

— Я нечаянно, — опасливо глядя на Тольку, сказал Валерка.

А Толька улыбался во весь рот, словно ничего не произошло.

— Спасибо тебе, Валерка!

Это было неожиданно и непонятно.

— За что? — спросил Валерка.

— За шрам спасибо тебе. Люблю шрамы. У моего папы тоже шрамы.

 

ТАЙНИКИ

— Валера, я новую игру придумал, — как-то сказал Толька, отозвав Валерку в сторону от детской площадки.

— Какую?

— Военную.

Валерка с опиской посмотрел на Тольку:

— Опять нам попадёт за твою игру.

— Нет, это хорошая игра, без оружия, и даже драться не надо.

Валерка мог всему поверить, но чтобы Толька придумал игру без драки?..

— Врешь ты всё!

— Честное слово, не вру, — торопливо стал объяснять Толька. — Мы устроим свой тайник и там будем хранить пароль.

— Какой это ещё пароль?

— Военный. Я уже всё приготовил. Вот смотри. — И Толька показал кучу бумажек.

На них корявым почерком были написаны фамилии всех ребят и загадочные слова: «Ветер», «Гроза», «Ясное небо», «С неба падает звезда», «Ястреб», «Сокол».

Валерка заинтересовался.

— А как играть? — спросил он.

— Это будут наши паспорта, а в каждом паспорте — личный пароль. А ещё у нас будет общий пароль, который мы спрячем в тайнике. Об этом тайнике будут знать только два человека — командир и начальник штаба. Мы договоримся с ребятами из пятьдесят пятого квартала, чтобы они тоже сделали себе тайник и паспорта. Потом мы будем брать в плен их ребят, а они наших и отбирать паспорта. У кого паспорт отберут, тот из игры выходит. Чей квартал первый отберёт все паспорта, тот и победил. Понял?

— А зачем тайник? — спросил Валерка.

— Для главного пароля. Если кто-нибудь найдёт этот тайник, ему сразу присуждается победа.

На этот раз затея Косарева никому ничем не грозила.

— Пойдём, — сказал Валерка.

Они побежали по двору, поднялись по лестнице и постучали во вторую квартиру. Дверь открыл Витька и испуганно уставился на Тольку.

— Не бойся, — успокоил его Валерка, — пойдём на площадку. Толька интересную игру придумал.

У Витьки глаза заискрились любопытством.

— Какую?

— Когда все соберёмся, тогда и расскажем.

Витька обиженно надул губы и засопел — это верный признак, что Витька злится.

Валерка молча наблюдал за ним. Но, видимо, любопытство оказалось сильнее обиды, и поэтому Витька крикнул:

— Мама, я на площадку!

Они выскочили из подъезда и побежали наперегонки. На площадке собрались почти все ребята. Натки ещё не было.

— Ребята, Толька новую игру придумал, — сообщил на бегу Валерка.

— Какую? — спросил Женька.

— Военную.

Все сразу притихли и выжидающе уставились на Валерку.

— Расскажи им, Толя, — сказал Валерка.

— Сам рассказывай, ты же всё знаешь.

Толька ведёт себя так, как будто это не он придумал игру с паролями и тайниками и вроде ему нет никакого дела до этой игры. Он присел на корточки, низко склонил голову и копал палочкой в песке ямку.

Валерка стоит в нерешительности и растерянно смотрит то на ребят, то на Тольку.

— Ты же сам придумал, — обиженно говорит он Тольке.

— Ну, сам, а ты расскажи…

— Рассказывай, Валера, — нетерпеливо дёргает его Витька.

Расскажи ты, расскажи ты… — просят Шишпорёнок и Женька.

Валерка вначале неуверенно, а потом всё торопливее и торопливее рассказал ребятам о Толькиной затее.

— Вот здорово! — восторгается Женька, подтягивая штаны

Остальным игра тоже понравились.

— Надо набрать штаб, — сказал Толька.

— Пусть Валерка будет командиром, — предлагает Витька.

Ох как Валерке хотелось быть командиром! Но он заметил, как обиженно сверкнули Толькины глаза. Конечно, ему обидно: ведь игру придумал он. И самый сильный среди ребят тоже Толька.

Валерка вздыхает.

— Нет, — говорит он, — командиром надо выбрать Тольку.

— И не нужен нам шовшем такой командир, — выглядывая из-за Женькиной спины, шипит Галька, — пушть поменьше дерётшя.

— Он же обещал не драться, — заступается за него Валерка.

— Ага, это шейчаш, а потом опять будет, — не сдаётся Галька.

— Я тебя трогаю, да? — вскакивает Толька, сжав кулаки.

— А то нет?

— Галя, он не будет больше. Ты же не станешь больше драться? — спрашивает Маринка, а сама так убедительно смотрит на Тольку, что тот сразу разжимает кулаки.

— Сказал же уже.

Ребята на этот раз поверили Тольке, и он избирается командиром. Толька сразу веселеет и уже сам предлагает избрать Валерку начальником штаба, а Шишпорёнка — командиром разведки.

— А теперь давайте делать тайник, — предложил Валерка.

— Я уже сделал его, — признался Толька.

— А где он?

— Не могу же я всем его показывать!..

Но ребята сразу взбунтовались и заявили, что они так играть не согласны. Тольке пришлось сдаться. Он молча повёл всех к старой сосне, разгрёб под её корнями песок, осторожно раздвинул щепки, и ребята увидели глубокую ямку, на дне которой лежал самый обыкновенный спичечный коробок.

— А где же пароль? — разочарованно спросил Валерка.

Толька раскрыл коробок, на дне коробка синими чернилами было написано: «Космос».

Толька снова зарыл тайник и уже командирским тоном объявил:

— Кто разболтает пароль — берегись, пощады не будет… — И он выразительно показал ребятам кулак.

— Ага, опять за шиворот, опять дратьша? — злорадно спросила Галька.

— А ты не предавай, и никто тебя не тронет, — ответил ей Толька.

— Драться все равно нельзя, — сказала Маринка.

— Нельзя, да? А что, по-твоему, делать с предателями — по головке гладить? На фронте предателей тоже били. Даже расстреливали. Мне папа рассказывал.

— Ну и пусть, — стояла на своём Маринка, — а мы так играть не будем. И потом, ты же обещал…

Толька озадаченно смотрел на Маринку.

— Значит, можно предавать, да?

— Предавать нельзя, — сказал Валерка, — а если кто-нибудь выдаст пароль, мы с ним никогда больше не будем играть.

С этим все согласились и пообещали хранить тайну. Ребята из 55–го квартала с радостью согласились на новую игру. Они тоже сделали паспорта и тайник с паролем.

— Теперь, ребята, нельзя зевать, — сказал Толька, — надо искать тайник у пятьдесятпятки. (Так Толька звал ребят из 55–го квартала.)

Легко ему было так говорить, а вот попробуй найти этот тайник!

Несколько раз Шишпорёнок со своими разведчиками проникал в «пятьдесятпятку» и едва уносил оттуда ноги. У двоих разведчиков уже были отобраны паспорта, и они вышли из игры. Осторожный Толька не надеялся на ребят, перепрятал вместе с Валеркой пароль в другое место. Валерка был горд: ему одному доверил Толька эту тайну. И то сказать: Валерка на этот раз был не просто боец, а начальник штаба.

Валерка очень боялся, что у него тоже отберу г паспорт, и поэтому решил пойти на хитрость. Вечером он сделал себе ещё один паспорт, назвал его «обманным», а настоящий завернул в бумажку и спрятал в ботинок. Теперь он был спокоен.

На следующий день перед самым возвращением с работы тёти Лены и дяди Саши Валерка и Шишпорёнок снова отправились в разведку. На этот раз командир Анатолий Косарев продумал всё до мелочи.

— Сейчас самое время: все разойдутся по домам обедать, — сказал он, — и вас никто не заметит.

Во дворе 55–го квартала действительно никого не было видно. Вначале разведчики соблюдали осторожность, а потом осмелели и стали в открытую обыскивать двор. Они так увлеклись, что не заметили, как и откуда появился «противник». На Валерку навалились сразу несколько человек, скрутили его, а Шишпорёнок как-то сумел вырваться и убежал.

Валерку быстро обыскали, нашли в кармане «обманный» паспорт и стали выпытывать, где у «пятьдесятвосьмёрки» спрятан пароль. Валерка молчал. Уж предателем он ни за что не будет!

— Давайте закроем его в подвал, — предложил Петька, веснушчатый толстый мальчишка, которого все звали Жирой.

Ребятам понравилось такое предложение, и Валерка тут же был закрыт в подвале.

Там было темно и страшно. Валерка попробовал нажать на дверь, но она не поддавалась. Он сел на ступеньки и решил ждать, когда его выпустят. Ждал долго, попробовал стучать, но за дверью была тишина. Валерка решил, что о нём забыли, и ему стало еще страшнее. Он осторожно спустился по лестнице и, ощупывая стены, побрёл по подвалу, спотыкаясь о палки, доски и камни.

Кругом темнота.

Подвал был очень большой. Валерка вдруг подумал, что там, наверху, могут о нём вспомнить, откроют дверь, а его нет — и снова могут закрыть. Тогда он останется в подвале на всю ночь. Он повернул назад и побрёл в поисках выхода.

Ужас охватил Валерку, когда он убедился, что не может найти выход. Валерка уже был готов разреветься, но вдруг почувствовал, что стена, за которую он держался, кончилась. Это было похоже на поворот. Он вгляделся в темноту и заметил, что там, вдалеке, откуда-то проникает свет.

«Наверное, открыли дверь», — подумал он и быстро пошёл к свету. Но Валеркина радость оказалась еще больше, когда он увидел, что свет идёт в подвал через небольшое открытое окно. Около окна в подвале и на улице лежали остатки угля. Валерка подставил к окну ящик, который валялся поблизости, взобрался на него, вылез и оказался на соседней с 55-м кварталом улице.

Опасаясь снова попасть в плен, он быстро перебежал дорогу и следующим кварталом вернулся домой.

Дома, как и следовало ожидать, его искали.

— Где ты пропадал? — испуганно уставилась на Валерку тётя Лена.

— Играл, — ответил он.

— Да ты посмотри на себя! На кого ты похож?!

Тётя Лена подвела его к зеркалу, и Валерке сразу стал понятен ужас в её глазах: он был так перемазан, словно его протащили через печную трубу.

— Сейчас же сними с себя всё и лезь в ванну, — сказала тётя Лена.

Валерка был рад, что всё так кончалось и его больше ни о чём не расспрашивали, потому что он всё равно ничего не мог рассказать.

Но самое страшное случилось на следующий день. Утром к Валерке подошёл Толька и зло сказал ему:

— Вот уж не думал, что ты будешь предателем!

— Я не предавал, — возмутился Валерка.

— А где же тогда наш тайник? — спросил Толька.

— Не знаю, — растерянно ответил Валерка, — я не рассказал.

Толька подвел Валерку к старой сосне, к тому месту, где последний раз они вместе закопали пароль, и Валерка увидел, что песок вокруг их тайника был разбросан и яма была пустая.

— Ты перепрятал, да? — с надеждой спросил Валерка.

— Говорят тебе, что украли.

Валерка не верил Тольке. «Наверное, Толька подумал, что у меня отобрали паспорт, и снова перепрятал пароль», — подумал он.

— Они не нашли у меня паспорт, — сообщил Валерка.

— Покажи.

Валерка снял ботинок и вытащил оттуда измятый паспорт.

— Но как же, — удивился Толька, — ведь они же вчера хвастались, что отобрали его у тебя?

— Они взяли у меня другой паспорт, обманный. Я его сам сделал, а твой — вот он.

Толька одобряюще улыбнулся, но потом снова нахмурился.

— Всё равно мы проиграли. Пароля-то нет на месте. Скажи честно, ты не разболтал всё?

— Я не говорил, — оправдывался Валерка.

— Ну хорошо, я все равно узнаю, — угрожающе пообещал Толька.

 

«У ДОРОГИ ЧИБИС…»

Сколько было сборов и волнений перед поездкой в лагерь! Тётя Лена всё время охала и каждый раз вспоминала, что она ещё что-то забыла положить в Валеркин чемодан.

Началось всё с того, что дядя Саша вскоре после поездки на общественный огород пришёл домой с работы и вручил Валерке путёвку в пионерский лагерь. На обложке путёвки были изображены ворота, за воротами виднелись в зелени красивые домики, и крупными буквами было написано: «Добро пожаловать к нам в «Ангару».

— Это тебе премия от цехкома за хорошую работу на общественном огороде, — сказал дядя Саша.

Тётя Лена сразу загрустила:

— Скучно мне без него будет.

— Ты же не одна остаёшься, — начал успокаивать её дядя Саша.

— А что толку: тебя целыми днями нет дома, даже слова не с кем сказать.

— Не сидеть же ему около тебя в каникулы.

— Конечно, — согласилась тётя Лена, — пусть отдыхает ребёнок после школы, я же не против.

Волновалась тётя Лена, вместе с ней волновался и Валерка. Ещё бы! У тёти Лены одна забота — не забыть уложить в Валеркин чемодан гольфы, тёплые штаны, рубашки, а у Валерки — своя забота.

Ему нужны удочки. Он видел по телевизору, что в лагере есть рыболовный кружок. Он тоже хочет наловить рыбы и отдать её тёте Лене на «большую уху».

В лагере ему обязательно понадобится сачок и надувной спасательный круг. Сачком он будет ловить бабочек и привезёт их в школу на коллекцию, а с кругом будет плавать.

Неплохо было бы захватить и маску с ластами, да где их возьмёшь!

Много забот у Валерки, и чем ближе день отъезда в лагерь, тем больше его нетерпение.

— Саша, а с путёвкой ещё надо что-нибудь делать? — спросила тётя Лена. — Я слышала, что там какие-то штампы надо ставить.

— Все уже сделано, — успокоил её дядя Саша, — путёвка оформлена по всем правилам.

Тётя Лена не напрасно беспокоилась, потому что, когда наступил день отъезда, они с Валеркой сильно переволновались.

Сбор для отправки в лагерь был назначен во Дворце культуры. У входа во дворец стояла вожатая и пропускала туда только детей. Тётя Лена осталась ждать на улице, а Валерка прошёл в помещение.

Там посредине стояло несколько столов, за которыми сидели вожатые и собирали у отъезжающих путёвки.

Валерка подал свою путёвку пионервожатой в очках, она придирчиво просмотрела её и вернула назад.

— Нет штампов о прививках, — сказала она. — Мы не можем тебя принять.

— Я хочу ехать! — взмолился Валерка.

— Пусть твои родители поставят в путёвку штампы, тогда поедешь, — объяснила ему вожатая и стали просматривать другие путёвки.

Валерка вовсе и не хотел плакать, но слёзы сами покатились у него по щекам,

— У меня нет родителей.

— Как это — нет?

— Я — наш племяш, — сказал Валерка, и слёзы ещё больше закапали прямо на рубашку.

— Ну, знаешь, мне некогда разбираться, ты у меня не один.

— Ты что плачешь, мальчик? — наклонилась над ним пожилая женщина.

— Меня не принимают в лагерь, — пожаловался ей Валерка.

— Надежда Игнатьевна, в чём здесь дело? — спросила женщина вожатую в очках.

— У него нет штампов о прививках.

— Ну хорошо, а куда он сейчас пойдёт? Был бы хоть постарше, а он родителей своих не отыщет в этой толкучке. Посмотрите, что там творится за дверью.

— Он творит, что у него нет родителей.

— А где твоя мама, мальчик?

— Она в больнице, она болеет.

— А кто тебя привёл сюда?

— Тётя Лена.

— Ты в школе учишься? — спросила она Валерку.

— Учусь, я во второй класс перешёл, — с надеждой ответил Валерка.

— Примите его, — распорядилась женщина, и лицо у неё было очень сердитое. — У каждого школьника есть прививка, там за этим следят. Вам бы следовало об этом знать. Иди, наш племяш, — ласково сказала женщина.

Вожатая больше не стала спорить, взяла у Валерки путёвку и его проводили через другую дверь к автобусу.

Там его уже ждала тётя Лена. Она успела узнать от других родителей, что без прививок не принимают, и очень за него беспокоилась.

— Ты плакал? — спросила она.

— Нет, это просто слезы.

— А почему?

— Меня не хотели принимать.

Тётя Лена вытерла Валерке лицо и стала ему наказывать, чтобы он не купался без разрешения и не заходил глубоко в воду.

Она уже десятый раз говорила ему об этом, и он знал, что она сейчас скажет, чтобы на прогулку в лес он не забывал надевать сандалии, а в солнечную погоду — панамку.

Валерка уже сидел в автобусе, а тётя Лена стояла у окна и повторяла ему свои наказы. Но он всё равно ничего не слышал.

В автобус вошёл вожатый, осмотрел, все ли места заняты, и крикнул шофёру:

— Закрывай двери, поехали!

Автобус тронулся, тётя Лена помахала рукой, родители кричали что-то вдогонку, но разве разберёшь?!

Почти до самого пионерского лагеря дорога Валерке знакома.

Он уже несколько раз ездил в эти места с дядей Сашей,

Вот здесь, за пионерским лагерем «Ленинец», начинается поворот, где они были в прошлое лето с Маринкой. Там, наверное, и сейчас приветливо стоит изогнутая в поклоне берёзка.

Валерке даже хочется взглянуть, такая ли она, как прежде, но автобус едет прямо по грунтовому шоссе, минуя поворот.

— Споём, ребята, — предлагает вожатый,

— Споём, споём! — поддерживают его все.

— Что будем петь? — спрашивает он.

— «Чибиса», — предлагает кто-то.

— Что же, давайте «Чибиса». Запевайте, кто знает слова.

И сразу несколько голосов затянули песню:

У дороги чибис, у дороги чибис,

Он кричит, волнуется, чудак!

А скажите: чьи вы?

А скажите: чьи вы?

И зачем, зачем идёте вы сюда?

Валерка тоже поёт, хотя и не знает этой песни; он повторяет за всеми только окончания слов. Ему особенно нравится, когда ребята поют:

А скажите: чьи вы?

А скажите: чьи вы?

В этом месте слово «чьи» они произносят отрывисто, с присвистом, подражая пению чибиса. Забыл Валерка о своих недавних огорчениях; время побежало быстро. Автобус вдруг остановился перед воротами, на которых написано: «Добро пожаловать к нам в «Ангару».

И там, за воротами, стоят точно такие же домики, какие были нарисованы на обложке путёвки.

С этой минуты у Валерки началась новая жизнь, наполненная неожиданными сюрпризами и приключениями.

 

ПЕРВЫЙ ДЕНЬ

Его записали в двенадцатый отряд, а вожатой к ним назначили ту самую Надежду Игнатьевну, которая не хотела принять его в лагерь.

Валерка вначале побаивался её. А вдруг она снова вспомнит о прививках и отправит его домой? Но Надежда Игнатьевна ни о чём не вспоминала. Только звала она Валерку не по имени, а «наш племяш». Она построила отряд по росту и повела к новому домику.

В домике светло и чисто. Он только снаружи кажется маленьким, а на самом деле очень просторный. Блестели новизной застланные кровати. В изголовьях каждой постели стояла тумбочка.

Надежда Игнатьевна рассказала ребятам, что пионерский лагерь «Ангара» впервые принимает детей на отдых — его построили в этом году. Она познакомила ребят с распорядком дня и правилами поведения в лагере.

Валерке повезло: в одном отряде с ним оказался Шишпорёнок. Они с разрешения вожатой заняли стоящие рядом раскладушки.

Первый день жизни в лагере прошёл в ознакомлении. Ребятам показали спортивную площадку, пионерскую линейку, пионерскую комнату, летний клуб и столовую.

Вместе с Надеждой Игнатьевной они выбрали место для сбора отряда по сигналу пионерского горна.

Вечером, как это всегда бывает, Валерка долго не мог уснуть. Не спалось и Шишпорёнку.

— Ты спишь? — шёпотом спросил Шишпорёнок»

— Нет, — так же шёпотом ответил Валерка, — я не могу уснуть.

— А ты считай до тысячи.

— Я не умею до тысячи.

— Ну сколько умеешь, а потом снова.

Валерка стал усердно считать, но потом незаметно для себя отвлёкся от счёта и начал думать, он вспомнил, что так и не попрощался с Маринкой и не успел даже забежать к Натке. Потом Валерка подумал, что хорошо было бы иметь свой ковёр-самолёт и быть человеком-невидимкой.

Он бы вышел сейчас никем не замеченный и улетел домой. И когда тётя Лена спросила бы дядю Сашу: «Что там делает сейчас наш племяш?» — Валерка вдруг появился бы перед ними. Вот бы они удивились и обрадовались! А потом он сходил бы к Маринке и к Натке, а утром, к подъёму, снова вернулся в лагерь.

Долго так мечтал Валерка и, конечно, поздно уснул. Утром, когда заиграл горн, ему трудно было проснуться.

В помещении поднялся шум. Валерка вскочил со своей постели и, ничего не понимая, стоял, пошатываясь, со слипшимися глазами.

— Стелите постели, — донесся до него голос Надежды Игнатьевны.

Валерка начал застилать свою постель точно так же, как он делал это дома. Но Надежда Игнатьевна подошла к нему и сказала, что в лагере все должны застилать свои постели одинаково, и показала, как это делается.

— Покажите и мне, — звали её другие ребята.

И Надежде Игнатьевне пришлось обойти всех.

— А теперь берите полотенца, мыло, зубные щётки и порошок. Сейчас пойдём умываться на реку.

Строем отряд вышел за территорию лагеря и по узкой лесной тропинке спустился к реке. Там уже многие умывались.

— Без разрешения в воду не заходить, — предупредила Надежда Игнатьевна.

Все стали умываться. Валерка усмехнулся: речка оказалась узкой, мелкой, да и в ней нырнуть не разрешают! Шишпорёнок, словно угадав его мысль, толкнул Валерку сзади. Валерка мог бы и удержаться, но соблазн был так велик, что он, не задумываясь, полетел в воду. Он почувствовал, как воткнулся головой в мягкое песчаное дно, а потом ему даже показалось, что он плывёт под водой. Чьи-то руки подхватили Валерку и поставили на ноги. Он протёр глаза и увидел, что рядом с ним по колено в воде стоит Надежда Игнатьевна.

Она бросилась за Валеркой прямо в платье. Очки, как у бабушки, сползли у неё на самый кончик носа.

Надежда Игнатьевна вывела Валерку на берег и строго сказала:

— Слушай, наш племяш, если ты ещё раз нарушишь дисциплину, мы тебя отправим домой.

— Он не виноват, — закричали ребята, — его толкнули!

— Кто толкнул? — спросила она.

Ребята показали ей на Шишпорёнка.

— Он нечаянно, — вступился за него Валерка.

— Это правда? — спросила Надежда Игнатьевна.

К Валеркиному удивлению, Шишпорёнок опустил низко голову и сказал, что толкнул нарочно.

Надежда Игнатьевна похвалила Шишпорёнка за то, что он сказал правду, и предупредила его, чтобы он больше так не делал.

Тогда и Валерка решил сказать правду, что он мог бы и не упасть в воду, но Надежда Игнатьевна не поверила ему и даже упрекнула в нечестности.

Валерка молча возвращался с отрядом. Лагерь гудел от ребячьих голосов.

Снова призывно заиграл горн, и пионерские цепочки со всех сторон потянулись к столовой. Валерка шёл в строю. В центре пионерской линейки стоял космический корабль, на борту которого большими буквами было написано: «Восток». Валерка шёл и мысленно повторял слова понравившейся ему песни:

У дороги чибис, у дороги чибис,

Он кричит, волнуется, чудак!..

 

ТАЙНА КОСТРА

Быстро освоился Валерка с жизнью в пионерском лагере. Прошло два дня, а казалось, что живёт он здесь уже давно. Каждый день приносил с собой что-нибудь новое. Надолго запомнил Валерка день открытия лагеря. К этому празднику готовились все отряды. На большой поляне выложили клетку из толстых сухих жердей, а девочки и малыши заготовили много сухого хвороста. Хворост засыпали в клетку, а потом старшие ребята поставили вокруг неё сухие деревья и прикрыли их со всех сторон хвойными ветками. Получился высокий зелёный шалаш.

В этот день в гости к пионерам приехали родители. Вокруг лагеря стояло много машин и мотоциклов. Приехали и дядя Саша с тётей Леной.

— Ну, нравится тебе в лагере? — спросил Валерку дядя Саша.

— Ещё бы!

— Чем же ты здесь занимаешься?

— Я записался в спортивный кружок.

Дядя Саша удивлённо пожал плечами.

— До сих пор мы спортом не увлекались, — сказал он.

— Что же, по-твоему, люди с пелёнок начинают увлекаться спортом? — возразила тётя Лена. — Вот начнёт заниматься в кружке, потренируется несколько дней и войдёт во вкус.

— Нравится тебе спортивный кружок? — спросила тётя Лена.

— Конечно, нравится, — не задумываясь ответил Валерка.

— Чему вас там учат?

— Ничему не учат, — вздохнул Валерка.

— Как это — ничему? Зачем же ты тогда ходишь в кружок?

— Да я ещё не знаю, где этот кружок. Он же не работает.

Дядя Саша засмеялся, а тётя Лена сказала, что это безобразие. И ничего смешного она не видит. И что нужно поговорить с вожатой.

— Ну-ну, — сказал дядя Саша, — нечего горячку пороть. Лагерь недавно открыли, руки ещё не дошли до этого кружка. Ты вот что, дружок, — посоветовал он Валерке, — попроси вожатую, чтобы она записала тебя в рыболовный кружок.

— Нельзя, — с сожалением сказал Валерка.

— Почему?

— Потому что нужно вперёд выписаться из спортивного.

— Так выпишись.

— А где я выпишусь? Кружка же этого нет.

Теперь засмеялась тётя Лена, а дядя Саша рассердился:

— Просто не понимаю, мелешь какую-то ерунду.

— Что ты не понимаешь, — смеётся тётя Лена, — это образец бюрократизма в детском учреждении.

— Да нет же, — запротестовал Валерка, — просто нас Надежда Игнатьевна предупредила, что сразу в два кружка записываться нельзя, и если кому-нибудь не нравится кружок, то нужно из него выписаться и записаться в другой.

— Ну хорошо, — спросил дядя Саша, — кто тебя записывал в спортивный кружок?

— Надежда Игнатьевна.

— Так у неё и выписывайся.

— Но он же мне нравится.

— Чудак ты, Валерка, — улыбнулся дядя Саша, — ты пока выпишись и ходи в рыболовный, а как начнёт работать спортивный, снова запишешься в него. Чего ты теряешь-то?

Валерка согласился, и в самом деле он ничего не теряет.

— Тебя комары не кусают? — заботливо спросила тётя Лена.

— Немножко кусают, но это ничего, — успокоил он её, — это же всё равно что брание крови.

Все засмеялись, хотя, на Валеркин взгляд, ничего смешного он не сказал. Просто он вспомнил, как у него в школе брали кровь из пальца.

— Ты же переворот делаешь в медицине, — шутит дядя Саша, — по твоему методу можно брать кровь с помощью комаров.

Тут и Валерка хохочет.

Горн прервал свидание с родителями, и все отряды выстроились на пионерской линейке вокруг ракеты «Восток».

Начальник лагеря поздравил ребят с открытием первого пионерского сезона, потом громко скомандовал:

— Смирно! Равнение на флаг!

И по мачте, установленной на ракете, медленно поднялся красный флаг и затрепетал на ветру. Все застыли, отдавая салют пионерскому флагу.

Когда начало смеркаться, ребята с песнями пришли на поляну и расселись вокруг костра.

Валерка с нетерпением ждал, когда разгорится костёр. В середину круга вышел старший вожатый, поднял руку. Стало тихо.

— Ребята, костёр так не загорится, — серьёзно сказал он, — его нужно попросить. Я вам сейчас скомандую: «Три, четыре», а вы дружно скажите: «Во имя былых и грядущих побед, костёр пионерский, зажгись!» Все слышали?

— Все! — отозвались ребята.

— Итак: три, четыре!

Но пионеры отозвались вразнобой. Костёр не загорелся.

— Плохо, — сказал вожатый, — а ну ещё раз: три, четыре!

На этот раз ребята прокричали так дружно, что у Валерки даже в ушах зазвенело. У костра никого не было, но вдруг из зелёной хвои повалил густой дым, и следом за ним вырвались красные языки пламени. Над костром, словно фейерверк, повисли куполом длинные, как иглы, искры. Они таяли где— то в темноте, а на смену им взлетали другие. Всё это походило на сказку. Такого костра Валерка ещё никогда не видел. Разве можно было его сравнить с тем костром, который разжигал Миша Бачин на общественном огороде! Пламя осветило всю поляну, в лица ребят стали багрово — красными. Валерка так и не понял, отчего загорелся костёр; не поняли этого и другие ребята. А праздник продолжался.

Перед ребятами выступил самодеятельный кружок лагеря.

Может быть, в другой раз Валерке понравились и танцы, и песни, и стихи, но сейчас он всё пытался отгадать: как же сам загорелся костёр?

Когда закончились выступления, старший вожатый объявил:

— К нам в гости пришёл охотник Николай Борисович Протопопов. Он долго жил и охотился в этих местах, где сейчас находятся наш лагерь. Давайте попросим Николая Борисовича, чтобы он рассказал нам о себе.

Ребята дружно зааплодировали. В центр круга вышел старик с короткой бородой и седыми бровями, как настоящий дед-мороз.

— Я говорить-то не приучен, да и не получается это у меня как-то, — начал он, смущённо улыбаясь. — Ну, что о себе рассказывать? Живу, как все. Занимаюсь охотой, стерегу лес и диких животных от браконьеров. Лесничий я в этих местах. Поначалу моя землянка стояла как раз неподалёку от вашего лагеря. Я, почитай, десять лет тут промышлял. Ну, а потом, когда стали строить город, пришлось откочевать подале.

Лесничий осмотрел ребят, усмехнулся:

— Десять лет прошло, не боле, а тут город такой отмахали. Небось многие из вас в Ангарске уже родились. Ну, сознавайся, кто в Ангарске родился?

Ребята зашумели, закричали:

— Я родился… Я в Ангарске… Я… Я… Я…

Валерка поворачивал во все стороны голову.

Как он жалел, что родился не в Ангарске!

— Вот видите, — сказал лесничий, — сколько у меня новых земляков объявилось. Новые граждане Ангарска — вот кто вы есть, внуки мои. А внукам положено гостинцы дарить. Припас я вам тут гостинцев. Не обессудьте, если что не так.

Николай Борисович не торопясь вышел из круга и снова вернулся с двумя мешками в руках. Развязал один мешок, опрокинул его и осторожно вытряхнул на землю. Из мешка выкатился какой-то бурый комок шерсти. Вдруг комок ожил, зашевелился и испуганно шарахнулся от костра к ребятам.

— А-а-а! — раздался оглушительный крик, и лесная тишина взорвалась от восторженных детских выкриков.

— Медвежонок! Живой медвежонок! — кричали ребята и протягивали к нему руки.

А он испуганно метался, пытаясь найти выход из этого плотно замкнутого круга, дико озираясь на зловещее зарево костра, и наконец, дрожащий, уткнулся мордочкой кому-то в колени. Ребята гладили его и называли разными ласковыми именами. Валерка тоже пробрался к медвежонку и погладил его, ощутив под ладонью мягкую длинную шерсть. Когда всё утихло, Николай Борисович сказал:

— Пусть он живёт у вас в лагере. Если его приручить да кормить, он добрым зверем будет.

Потом Протопопов развязал второй мешок и пошёл с ним по кругу:

— А ну-ка, угощайтесь!

Ребята дружно запускали руки в мешок. Валерка тоже сунул руку и захватил полную горсть кедровых орехов.

— Угощайтесь, угощайтесь, — подбадривал ребят Николай Борисович, — это ещё прошлогодние запасы.

Валерка положил орешек в рот и расщёлкнул его. Ядрышко вместе со скорлупой рассыпалось на мелкие части. Он попробовал расщёлкнуть второй орех, но у него опять ничего не получилось.

— Ты же не так щёлкаешь, — сказал ему Шишпорёнок, — вот смотри. — Он положил орех на передние зубы и осторожно раскусил его поперёк. На его ладони остались две ровные половинки скорлупы, а на высунутом языке лежало совсем целое ядрышко.

Валерка попробовал так же раскусить орех, но опять ничего не получилось, скорлупка раскололась вместе с ядрышком.

— Ты его надкусывай со всех сторон, — подсказал ему Шишпорёнок.

Но сколько Валерка ни старался, все равно не получалось.

— Ничего, — утешал его Шишпорёнок, — съешь пуд орехов, а потом научишься. Папа говорит, что и Ангарск не сразу строился.

Поздно вечером, когда совсем догорел костёр и на его месте только краснели угли, ребята вернулись в лагерь. У костра осталось несколько человек вместе со старшим вожатым, чтобы окончательно загасить угли.

Утром, перед завтраком, в лагере вспомнили о костре и строили различные догадки всё об одном же: как он мог сам загореться? После завтрака многие ребята побежали на поляну. От них, конечно, не отстал и Валерка. Там уже были пионеры из старших отрядов; тайна костра не давала покоя даже им. Внимательно всё проверив, они обнаружили под костром замаскированный подкоп. И сразу все стало ясным. Кто-то проник через этот подкоп к хворосту и поднёс к нему факел.

Непонятным было одно: когда и кто подкопался под костёр? И так как все заверяли друг друга, что никто об этой затее ничего не знал, оставалось предположить, что сделали это сами вожатые.

 

«СУХОЙ ВРАТАРЬ»

День начинался с подъёма флага, а перед отбоем флаг опускали.

Не успел лагерь отпраздновать своё открытие, как во всех отрядах начали готовиться к другому празднику — спартакиаде. Валерка вначале думал, что опять будет костёр, но ему объяснили: спартакиада — это спортивные соревнования между отрядами. Разве интересно? Но позднее Валерка понял, что ошибся. А понял он это тогда, когда двенадцатый отряд объединили с первым и стали разучивать пирамиды и вольные движения.

Вершину одной пирамиды замыкал Валерка. Он крепко стоял на плечах у Володи Корнеева и держал в вытянутой руке маленькую космическую ракету с подписью «Восток».

Девочки из старших отрядов разучивали вольные упражнения с кольцами.

Когда наступил день спартакиады, в гости пришли пионеры из соседнего лагеря «Здоровье».

Праздник был открыт парадом физкультурников, а потом хозяева и гости показали зрителям вольные упражнения.

Очень интересно было смотреть на легкоатлетические соревнования. В этом виде спорта, к большому огорчению болельщиков, победу одержала команда «Здоровье». Но самой интересной оказалась смешанная «Забавная эстафета». Валерка никогда так много не смеялся, как в этот раз. Участники эстафеты бегали в мешках, прыгали со связанными ногами в высоту и в длину, толкали с завязанными глазами футбольный мяч в пустые ворота и, как правило, промахивались или забивали его в сторону зрителей.

В конце спартакиады состоялся футбольный матч между командами «Ангара» и «Здоровье». Игра закончилась со счётом 3:1 в пользу «Ангары». Валерка так усердно болел за свою команду, что даже охрип.

Ворота «Ангары» защищал Толька Косарев.

Валерка знал, что Толька в лагере, но видел его редко и после случая с тайником не разговаривал с ним.

Сейчас он обо всём забыл и сразу после игры подбежал к Тольке.

— Толька, ты молодец! — восхищался Валерка. — Здорово ты этот мяч отбил!

Толька стоял у футбольных ворот, как заправский вратарь, небрежно привалившись к штанге, и снисходительно выслушивал Валеркины похвалы. Он почти не смотрел в его сторону. Он просто его не замечал. Потом, наверное, он совсем зазнался и сам стал хвалиться:

— Я бы и этот мяч не пропустил, да защита у нас слабо играла. Путаются перед глазами. Из-за них даже мяча не видно.

— Это я-то путался! — возмутился какой-то мальчишка, постоянно шмыгающий носом.

— Конечно, ты, — запальчиво ответил ему Толька, — если бы я на тебя не понадеялся, не было бы гола.

— Подумаешь, сухой вратарь нашёлся! Да хочешь знать, я тебе с пятнадцати шагов столько голов накидаю, что ты не будешь успевать выгребать их из сетки!

Толька презрительно прищурился.

— Ты в ворота-то не попадёшь! — сказал он.

— Давай мяч! — потребовал мальчишка.

Он отсчитал ровно пятнадцать шагов, поставил на землю мяч, подправил его ногой и сильно пробил.

Мяч поднялся высоко над штангой, и Толька даже не шевельнулся.

— Ну что, попал? — дразнил он.

— Я целился под верхнюю штангу, а вот сейчас пробью в уголок, и не возьмёшь.

Он поставил мяч на то же место, а Толька отошёл в угол ворот и выжидательно пригнулся. Валерка даже сам не понял, как он очутился в другом углу ворот. Мяч угодил Валерке прямо в грудь и вылетел к сетке. Вокруг поднялся смех, но Толька не смеялся.

В прыжке он больно ударился о Валеркины ноги и морщился от боли, потирая ушибленное плечо.

— Кто тебя просил сюда лезть? — возмущался Толька.

— Я хотел тебе помочь, — пролепетал Валерка в свое оправдание.

Ребята начали смеяться ещё громче, а Толька сердито махнул рукой и ушёл.

Потом Толька долго сердился на Валерку и даже не замечал его при встречах. Все думали, что это из-за футбола.

Но Валерка-то знал, почему сердится Толька. Знал, а сделать ничего не мог.

 

ОТРЯДЫ ПОТЕРЯЛИСЬ

Случилось это так. По лагерю прошёл слух, что скоро будет военная игра. Это ещё подтверждалось и тем, что в столярном кружке усиленно заготавливали трещотки — автоматы.

Утром на пионерскую линейку не явились четыре отряда.

Старший вожатый объявил, что вчера вечером эти отряды ушли из лагеря в неизвестном направлении.

— Они ставят своей целью, — сказал он, — выбрать удобный момент и внезапно напасть на наш лагерь и захватить его. Мы же с вами должны обнаружить следы отрядов. Предупреждаю, что у нашего противника на голове будут белые испанки с нашитыми на них синими лентами. Мы с вами будем носить такие же испанки, только с красными лентами. За правильностью игры будут наблюдать посредники — вожатые. Они будут снимать испанки с тех, кто попадёт под обстрел автомата. Ещё раз напоминаю, что мы должны найти противника, неожиданно атаковать его за пределами лагеря и с победой вернуться в лагерь.

Потом выступил начальник лагеря и зачитал приказ, в котором лагерь объявлялся на военном положении. Для организации обороны создавался штаб во главе со старшим вожатым.

— Всем вожатым и председателям советов отрядов после завтрака явиться в штаб, — в заключение сказал он.

Пока в штабе шло совещание, ребята горячо обсуждали, когда и как могли уйти эти отряды и почему никто этого не заметил. Предположений было много, но все сошлись на мысли, что отряды скрылись после отбоя на сон.

Из штаба возвратились Надежда Игнатьевна и Володя Славин. Володя был на два года старше Валерки и старше всех в отряде.

Он был председателем совета отряда, и его все слушались.

Ребята окружили Надежду Игнатьевну и Володю.

— Нам поручили разведать дорогу в сторону совхоза «Коммунарка», — стал объяснять Володя, — но сегодня пойдут не все, а только разведка.

Остальные выйдут из лагеря, после того как будут обнаружены следы «синих»…

— Кто хочет пойти в разведку? — спросил Володя.

— Я хочу! Я… — закричали ребята,

— Желающих много, — сказала Надежда Игнатьевна, — ты, Володя, сам назначь разведчиков. Ты уже хорошо знаешь ребят.

Володя долго раздумывал, внимательно вглядываясь в лица товарищей.

Валерка стоял словно на иголках. Неужели его не возьмут? Он усиленно тыкал себя в грудь пальцем. Наконец Володин взгляд остановился на Валерке.

Так Валерка стал разведчиком.

Возглавил разведку сам Володя, Он был седьмым.

Дорога на совхоз «Коммунарка» находилась справа от лагеря, а Володя повёл всех влево. Вид у него был загадочный, он никому не разрешал разговаривать и только у реки шёпотом объяснил свой план.

— Там нас могли бы заметить, — он показал рукой в сторону дороги, — потому что мы сразу же вышли бы на открытое место. А тут мы перейдём мост по одному и скроемся вой в том леске! — Володя указал на противоположный берег. — Лесом поднимемся вверх по течению. Я знаю одно место, где легко можно перейти речку вброд. Она там мелкая и совсем узкая. И уже там можно будет лесом выйти к обочине дороги.

План был сложный, и разведчикам он понравился. Пригибаясь, они перебегали через мост и, нырнув в лесок, ложились в траву.

Когда все собрались, Володя ещё раз предупредил, что идти надо тихо, и потребовал, чтобы все замаскировались.

Ребята наломали веток и сделали из них что-то похожее на венки. Всё было хорошо, только ветки закрывали глаза и мешали смотреть.

Валерка то и дело раздвигал свою маскировку, а потом потихоньку пооборвал ветки, которые свисали ему на глаза.

Разведчики шли гуськом по тропке, стараясь перешагивать через валежник, который громко хрустел под ногами и мог их обнаружить. Валерка не первый раз в лесу, но он никогда не задумывался над тем, что в лесу очень трудно ходить бесшумно. Как ни старайся, а под ногами всё равно шуршит трава и потрескивают сухие ветви. Володя корчит угрожающие гримасы, предостерегающе грозит всем кулаком, но сам тоже идет не тише остальных.

— Стойте, — прошептал он.

Когда все подошли к нему, он показал на реку. В этом месте речка была настолько узкой, что, казалось, ничего не стоит перепрыгнуть её с разбегу.

— Ты сейчас перейдёшь реку, — сказал Володя Валерке, — и разведаешь местность на том берегу. Если там нет ничего подозрительного, бросишь в воду камень и будешь нас ждать.

Валерка легко перебрёл через речку. В самом глубоком месте вода едва достигала колен.

Кругом было тихо, только птички изредка пересвистывались да какой-то неугомонный дятел стучал клювом, как молоточком.

Валерка прошёл в глубь леса, огляделся, но ничего подозрительного не заметил. По условленному сигналу разведчики присоединились к Валерке, и, перебегая от дерева к дереву, они вышли к дороге.

Володя соблюдал все правила разведки. Чтобы их не застали врасплох, он послал впереди отряда дозор из двух человек. Дозорные должны были идти по обе стороны дороги и оставлять за собой условные знаки.

Валерка остался один. И это ему понравилось. Никто на него не шикал, когда трещали под ногами ветки. И ни на кого не надо было оглядываться. Теперь даже все шли по его следу. Осмелев, Валерка шёл быстро и уверенно.

Чтобы его не потеряли из виду, он выкладывал позади себя, как это было условлено с Володей, стрелы из сухих веток.

Вдруг его внимание привлекла точно такая же стрела, направленная остриём в его сторону. Около стрелы лежал камень, из-под которого выглядывал краешек белой бумаги. Валерка отбросил камень, развернул записку и прочитал: «Я, «Сокол», подвернул ногу, дальше продвигаться не могу, отползаю в укрытие. Очень больно. Постараюсь себя не обнаружить. Отзовусь на условленный пароль».

Таинственная записка не на шутку озадачила Валерку. «Надо сообщить нашим, — подумал он и только собрался бежать, как услышал еле уловимый стон. Валерка осторожно пошёл в ту сторону, откуда стонали.

— Валера, ты что тут делаешь? — услышал он из кустарника.

— Толька! — удивился Валерка и очень обрадовался его ласковому обращению. — Это твоя записка? — показал он бумажку.

— Моя, — ответил Толька, — понимаешь, я оступился и не могу идти.

— А куда ты шёл? — спросил Валерка.

— В лагерь, я тут своих искал и заблудился.

— Каких — своих?

— Да ребят из нашего отряда. Я отстал от них, больше не мог идти.

— Тебе очень больно? — сочувственно спросил Валерка.

Толька страдальчески сморщил лицо, отчего нос у него ещё больше задрался кверху.

— Ты потерпи, — успокоил его Валерка, — я сейчас позову ребят, и мы тебе поможем. Лагерь совсем близко.

Но Толька почему-то не хотел, чтобы Валерка звал ребят. Он даже начал заверять, что ему уже не больно, а сам всё время морщился и непривычно жалостливо смотрел на Валерку. Глаза у Тольки такие синие, что, пожалуй, во всём лагере не найдёшь синее. Раньше этого Валерка как-то не замечал.

— Ты иди, куда шёл, — уговаривал он Валерку, — а я здесь подожду своих ребят.

«Он ещё сердится, — подумал Валерка, — и не хочет, чтобы я ему помогал. Ну и пусть. Я не предатель. Я не выдавал пароль».

Валерка со всех ног побежал назад по своим стрелам и столкнулся с Володей.

— Ты что разбегался? — сердито спросил Володя.

— Там Толька Косарев, он подвернул ногу и не может идти. Надо ему помочь, — одним духом выпалил Валерка. — Вот записка.

Володя прочитал записку и ничего не понял:

— А почему ты думаешь, что это Толька написал?

— Да я же знаю его почерк. Мы в одном дворе живём, идёмте к нему, — торопил Валерка. — Я знаю, где он лежит.

Володя потихоньку свистнул два раза, и из кустов вышел физрук лагеря Виктор Анатольевич, Он внимательно прочитал найденную Валеркой записку и сказал Володе:

— Это их передовой дозор. Нужно срочно сообщить в лагерь. Бери с собой одного человека и беги с этой запиской в штаб. Попроси, чтобы сюда направили врача. А ты веди нас к нему! — приказал он Валерке…

— Ну где он? — спросил Виктор Анатольевич, когда Валерка привёл его к тому месту, где недавно лежал Толька.

— Он был здесь, — растерянно ответил Валерка.

— Толя! — строго позвал Виктор Анатольевич. — Не смей больше прятаться, ты ранен и должен лечь в госпиталь.

Но Толька не откликался. Не такой он был человек, уж Валерка это знал лучше других…

— Послушай, Толя, — настаивал Виктор Анатольевич, — ты нарушаешь условия игры. Можешь ничего нам не рассказывать, В конце концов, я приказываю тебе отправиться в госпиталь.

— М-м, — слабым голосом застонал Толька.

Видно, он уже не в силах был терпеть боль.

Толька лежал в небольшой ложбинке, сплошь заросшей кустарником. Виктор Анатольевич взял его на руки и перенёс ближе к дороге.

— Я останусь с ним, — распорядился он, — а вы пройдите по его стрелам, проследите, куда они идут. Как только узнаете направление, возвращайтесь назад.

Стрелы, выложенные Толькой, вывели ребят к берегу реки. В этом месте речка была ещё уже, чем там, где её перешла лагерная разведка.

— Все понятно, — сказал Виктор Анатольевич, когда вернулись разведчики, — их главные силы находятся на том берегу. Непонятно только одно, почему Толю Косарева никто не ищет. — Виктор Анатольевич нагнулся к Тольке, внимательно осмотрел его ногу. — Странно, припухлости нигде нет, — вслух рассуждал он. — Где болит-то?

— Вот здесь, — всё так же морщась, показал на лодыжку Толька.

— М-да, ну что ж, сейчас придёт лагерный врач и всё выяснит.

Наконец вернулся Володя и привёл врача.

— Видимо, небольшое растяжение, — сказал врач, — надо перенести его в лагерь.

Виктор Анатольевич присел:

— Садись ко мне на загорбок.

Толька обхватил его руками за шею, и все отправились в лагерь.

Разведчики подробно доложили в штабе о результатах поиска, и после короткого совещания было принято решение оставить в лагере небольшой гарнизон, а основными силами, не задерживаясь, выйти навстречу, Валерку зачислили в головную разведку. Они пробирались лесом впереди основной колонны, оставляя за собой условные знаки и записки. Разведчики вышли на тропу и обратили внимание, что по обочинам тропы трава сильно примята.

— Здесь прошла большая группа людей, — пояснил вожатый, возглавлявший разведку. Он написал записку, положил её под камень и выложил из веток стрелу. — Надо соблюдать осторожность, — предупредил он ребят.

Группа двинулась дальше. Неожиданно командир разведки свернул с тропы и знаком показал, чтобы в этом месте выложили стрелу.

Валерка вначале не сообразил, почему они уходят с тропы, но, когда внимательно пригляделся, сразу всё понял. На повороте в густой траве отчётливо были видны следы человеческих ног.

Перед разведчиками лежала небольшая полянка, со всех сторон окружённая лесом. Командир лег в траву и дал знак остальным сделать то же самое.

Ползком они пересекли поляну и снова углубились в лес. След дошёл до широкой просёлочной дороги и дальше терялся.

— Значит, здесь они шли по дороге, — сказал вожатый, — уйти от реки они не могли. Значит, нужно искать след по левую сторону от дороги. Где-то он должен свернуть к реке.

Разведчики прошли ещё немного, и вдруг в густой траве Валерка заметил стрелу.

— Это их стрелы, — сказал командир, — здесь, наверное, шла их разведка. Давайте пойдём по их знакам.

На всём остальном пути лежали стрелы, и разведчики, осторожно передвигаясь между деревьями, вышли к лагерю «синих». Однако велико было удивление, когда разведчики увидели, что здесь не было ни одного человека.

Только затушенные костры да пустые шалаши из веток говорили о том, что совсем недавно здесь были люди.

— Куда же они могли уйти? — размышлял вслух командир разведки.

Ребята тщательно осмотрели всю местность и по многим приметам поняли, что беглецы берегом реки направились к лагерю.

Все сразу встревожились.

Надо было во что бы то ни стало догнать «синих», иначе они могли легко захватить лагерь вместе со штабом.

Подошедшие основные силы разбились на два отряда.

Один из них перешёл реку в том месте, где разведчики в прошлый раз обнаружили следы Тольки, а второй отряд пошёл берегом реки.

Командиры отрядов надеялись, что противник не решится сразу атаковать лагерь и они успеют догнать его и навязать ему бой. Валерка возвращался в лагерь с первым отрядом, который перешёл реку.

Они очень спешили и почти не соблюдали осторожности.

Уже перед самым лагерем, когда отряд вышел на широкую дорогу, неожиданно с обеих сторон затрещали автоматы и раздались крики «ура!».

— Мы попали в засаду! — закричал командир отряда, а в них уже летели сухие сосновые шишки. — За мной! К лагерю! — скомандовал командир, и все кинулись за ним.

Вдруг из леса вышел педагог лагеря с красным флажком.

— Ваш отряд уничтожен, — сказал он. — Прошу сиять с испанок ленты и сдать их мне.

Многие стали доказывать, что они ещё не убиты. Командир отряда первый снял ленту и сдал её педагогу.

Ребята неохотно последовали его примеру.

Из леса вышли с автоматами в руках нападающие.

— Что делать с ними? — спросил вожатый первого отряда.

— Надо откомандировать их в лагерь, — распорядился педагог — посредник.

Но каково было удивление Валерки, когда из кустов выскочил живой и невредимый Толька и доложил вожатому первого отряда, что по ту сторону реки к лагерю продвигается большая группа противника.

— Скачи быстро в лагерь, — распорядился вожатый, — и предупреди Анания Михайловича, чтобы он устроил засаду у моста. Остальные за мной к ближнему броду. Мы должны атаковать противника с тыла.

Обезоруженный вместе со своим отрядом, Валерка под конвоем был препровождён в лагерь.

О судьбе второго отряда он узнал только из рассказов Шишпорёнка. Они шли, ничего не подозревая, и вдруг услышали с другого берега крики «ура!».

— Видимо, наши атаковали «синих», — сказал вожатый, возглавлявший вторую колонну.

И скомандовал, чтобы отряд ускорил шаг. На подходе к мосту их обстреляли из автоматов. Завязался бой, но был он недолгим, потому что большая группа во главе с вожатым первого отряда напала на «красных» с тыла и забросала их гранатами.

После окончания игры Валерка встретился с Толькой в лагере.

— Ты не струсил, — словно удивляясь, сказал Толька. — Я думал, что ты не вернёшься, когда ты убежал. — В голосе Тольки было презрение.

Ну как, как ему доказать?

— У тебя перестала болеть нога? — спросил Валерка.

— Она у меня и не болела, — расхохотался Толька, — а ты и поверил, уши развесил. Вале-ера! Это военная хитрость, — жёстко проговорил Толька и сузил синие глаза. — Мы вас сами навели на след наших отрядов и даже кое-где знаки оставили специально. А когда ты меня нашёл, все наши были уже на этой стороне и лежали замаскированные в кустах недалеко от дороги. Потом, когда наша разведка доложила, что вы выступили из лагеря, наши ещё немного выждали, чтобы вы подальше ушли, и напали на лагерь. Ну, а что было дальше, ты сам знаешь. — Толька оглядел Валерку с ног до головы и, точно жалея, что всё так подробно объяснил «этому предателю», свистнул и пошёл вразвалочку.

На вечерней линейке приказом по лагерю Тольке была объявлена благодарность и вручена премия: книга «Два капитана».

— В числе хороших разведчиков мне хочется отметить Валеру Кистенёва, — сказал начальник лагеря. — Он дважды находил следы ушедших из лагеря отрядов, и только неправильные действия нашего штаба позволили противнику захватить лагерь.

Услышав свою фамилию, Валерка даже растерялся.

Может быть, это ошибка? Но его вызвали из строя и вручили ему книжку.

«А. Гайдар, — прочитал Валерка на обложке, — «Военная тайна».

И всё же…

И всё же Валерка не чувствовал настоящей радости.

«Толька, я понимаю, ты настоящий герой, хитрый и умный, как Суворов, но почему ты не веришь мне, почему так смотришь на меня? Я бы лучше умер в том погребе, но не выдал наш пароль. Как тебе доказать? Скажи, и я всё сделаю».

 

«ЛОВИСЬ, РЫБКА. БОЛЬШАЯ И МАЛЕНЬКАЯ»

— Рыбак должен быть терпеливым, — навязывая леску на самодельное удилище, говорит физрук лагеря Виктор Анатольевич. — На рыбалке всякое бывает. Иной раз просидишь весь день, а она даже червяка не тронет. А вот некоторые люди раза два сходят на рыбалку неудачно и больше ни за что не пойдут. Им, видите ли, подавай сразу рыбу! Они считают, что, если ничего не поймали, значит, зря время потеряли.

— Вы часто на рыбалку ходите? — спрашивает Валерка.

— Каждое свободное воскресенье. Иногда и субботу прихватываю. В прошедшую зиму на Ангаре несколько крупных линьков поймал.

— Зимой? — удивляется Валерка. — А как же мороз?

Виктор Анатольевич улыбается:

— Для рыбака мороз не помеха. На вот, держи, — передаёт он Валерке удилище.

Валерка взял червяка на консервной банки, разорвал его пополам, осторожно нанизал на крючок и поплевал на него.

— Ловись, рыбка, большая и маленькая, — прошептал он. Этому он тоже у Виктора Анатольевича научился.

Все тихо сидят и наблюдают за поплавками.

«Сегодня я буду терпеливым», — думает Валерка. Он уже не первый раз посещает рыболовный кружок, только ни разу ничего не поймал и даже решил больше не ходить на рыбалку.

Но случилось так, что, стоило Валерке один раз не явиться, именно в тот день ребята принесли в лагерь целые снизки рыбы. Ох и досадовал же на себя тогда Валерка! Если бы он пошёл, то, может быть, тоже поймал рыбу.

Особенно было обидно и стыдно, когда ребята передавали свой улов родителям. Это было как раз под воскресенье.

Очень были довольны родители юных рыбаков.

Дядя Саша спросил тогда Валерку:

— А где твоя рыба? Забыл принести, наверное?

— У меня не клюёт, — обиженно сказал Валерка.

— Плохи твои дела. Терпения не хватает? — осуждающе спросил дядя Саша.

И вот сейчас, словно продолжая тот разговор, Виктор Анатольевич заговорил о терпении. Он, правда, ни разу не упрекнул Валерку за то, что тот пропустил занятия в кружке. Но всё было понятно и так. О ком же ещё могла идти речь и для кого же это говорилось? Уж конечно, не для Шишпорёнка, у которого терпения больше чем надо.

Вон Шишпорёнок сидит на берегу и неотрывно смотрит на поплавок. Он даже не замечает, что ему в шею впился комар. Валерка втыкает свою удочку в землю, потихоньку подходит к Шишпорёнку и хлопает его по шее.

Шишпорёнок бросает на Валерку сердитый взгляд.

Валерка в оправдание показывает красное пятно на своей ладони и возвращается к удочке.

Валеркин взгляд прикован к поплавку, но поплавок и не думает шевелиться. Быстрое течение прибивает его к берегу.

Валерка вытаскивает из воды лесу, проверяет наживку и снопа забрасывает её в воду.

— Есть! — слышит он радостный возглас Шишпоренка.

Ещё бы ему не радоваться! На крючке трепещет серебристая рыбка.

Валерка бросает свою удочку.

— Дай я сниму, — просит он.

— Что ты? Ещё упустишь, — пугается Шишпорёнок.

«Конечно, ему просто жалко», — думает Валерка, понуро возвращаясь к своей удочке.

— Счастливое у тебя место, — говорит Шишпоренку Виктор Анатольевич, — второй раз на этом месте удачный лов.

— Дело не в месте, — хвастливо отвечает ему Женька, — надо уметь ловить!

— Это верно, только вот бахвалиться не стоит. У рыбаков и охотников на этот счет и без тебя дурная слава.

«Конечно, — думает Валерка, — если бы я сидел на этом месте, то ту рыбку поймал бы я».

Он даже и не смотрит на поплавок. Скучное занятие рыбная ловля.

— Куда смотришь? Клюёт же у тебя, — прерывает его размышления Виктор Анатольевич.

Валерка взглянул и увидел, что поплавок то исчезает под водой, то снова появляется. Валерка делает подсечку, тянет из воды лесу и…

На крючке Валеркиной удочки трепещет маленькая рыбка. Он уже забыл обо всем на свете и кричит: «Поймал! Поймал!» — хотя и без этого крика все это прекрасно видят.

— Расхвастался… — цедит сквозь зубы Шишпорёнок.

— Зря ты так, человек радуется первому своему улову, — вступается за Валерку Виктор Анатольевич.

Валерка осторожно снимает с крючка рыбку; она очень скользкая и маленькая. Но это ничего: он ещё поймает, и побольше даже.

Время рыбной ловли кончается, и Виктор Анатольевич разрешает рыбакам искупаться.

Плавать Валерка так и не научился, но зато ныряет лучше всех.

Даже Виктор Анатольевич отметил это.

— Учитесь нырять у Валеры, — сказал он ребятам.

Шишпоренок думает, что он умеет нырять. Зайдёт в воду по пояс и шлёпнется всем телом. От него летят брызги за версту. А что толку? Он тут же выпрыгивает как пробка и дико таращит глаза.

Валерка ныряет по всем правилам: разбегается и прыгает в воду прямо с берега, а потом ещё долго ныряет под водой, Стоит ему вытащить из воды голову, как ноги против его воли начинают нащупывать дно. Тогда он снова скрывается под водой и, плавно разводя руками, выплывает к берегу.

— Ты как утенок, — шутит Виктор Анатольевич, — есть такая порода уток — нырок называется.

…Теперь Валерка не пропускает ни одной рыбалки; он тоже решил наловить рыбы на уху.

В тумбочке у него лежит пять рыбок; они, правда, мелкие, но это ничего.

В воскресенье приехали дядя Саша и тётя Лена. Валерка с гордостью вручил им свёрток.

— Что это? — спросил его дядя Саша.

— Рыба. Я сам наловил и ещё поймаю. Я уже почти научился.

Дядя Саша развернул газету и сморщил нос.

— Давно поймал?

— Я каждый день ловил по одной рыбке. А вчера поймал сразу две.

— Где же они у тебя лежали?

— В тумбочке, а что?

— Протухли малость, — с сожалением сказал дядя Саша, и у Валерки опустились уголки губ.

— Дай сюда, — попросила рыбу тётя Лена и тоже понюхала её.

— Ничего страшного, — сказала она, — я её промою с уксусом, и она будет как свежая.

У Валерки радостно заблестели глаза.

— Можно и не промывать, — как ни в чём не бывало сказал дядя Саша, — некоторые любители специально омуля выдерживают, а потом едят его с душком. Ты ещё мало продержал её, — сказал он Валерке и похлопал его по плечу. — Не унывай, племяш. Пока мы доберёмся до дому, твоя рыбка в самый раз будет.

Дядя Саша, наверное, снова шутит.

— Я другую поймаю, — упрямо заявляет Валерка и бежит в лагерь на зов пионерского горна.

* * *

Время летело так быстро, что незаметно подошёл и последний праздник — закрытие лагеря. Этот праздник не очень радовал Валерку и его друзей.

Опустился флаг с пионерской мачты, потух последний костёр, и большие жёлтые автобусы развезли ребят по домам.

 

ПРАВДА ОТКРЫВАЕТСЯ

Больше трёх недель оставалось до школы, и в Валеркином распоряжении было много свободного времени. По-прежнему каждое утро собирались Валеркины друзья на детской площадке, многие из них успели побывать в пионерском лагере, на юге, на Байкале и с увлечением рассказывали друг другу, кто как провёл лето.

Вернулись все: и Женька, и Маринка, и Галька, и даже Витька. А вот Толька сразу после лагеря уехал с отцом в совхоз.

Без него скучно. Если бы Толька был здесь, он бы обязательно придумал какую-нибудь игру…

Валерка вздыхает: игру бы придумал, но не взял бы в неё своего бывшего начальника штаба…

Хмурый приходил на площадку Валерка, и Натка это заметила.

— Что с тобой стало, Валера? — спросила она. — Ты какой-то сердитый.

— Он думает, что я предатель.

— Кто — он?

— Да Толька.

— Опять Толька? Он что, тебя обидел в лагере?

— Нет. Он просто так думает.

— Расскажи мне все толком.

— А ты никому не скажешь?

— Даю тебе честное слово.

Запинаясь от волнения, Валерка рассказал ей о том, как исчез пароль.

— Подожди, подожди, — сказала Натка, что-то припоминая. — Ты говоришь, что там был коробок из-под спичек?

— Ага.

— Так это же Джерри.

— Как — Джерри? — удивился Валерка.

— Очень просто. Она как-то копалась под сосной, нашла там этот коробок, потом таскала его в зубах по двору и изгрызла. Я отняла его, а там бумажка со словом «космос».

— Правда? — обрадовался Валерка.

— Конечно» правда.

— Скажи об этом Тольке, — попросил её Валерка, — а то он мне не поверит.

— Обязательно скажу.

Ах, как выручила его Натка! Валерка просто сиял от счастья. Правильно говорит

дядя Саша, что правда всегда обнаружится.

Скорей бы уж узнал всё Толька и перестал считать Валерку предателем.

 

УЛИЦА МОСКОВСКАЯ

Кажется, совсем недолго пробыл Валерка в пионерском лагере, а улицы города за это время очень изменились. Когда он уезжал, на проспекте Ленина не было асфальта. А вот сегодня вышел Валерка на проспект со своими друзьями и не узнал его. Перед ним простиралась широкая, рассечённая газоном улица. По обе стороны стояли высокие бетонные столбы с большими белыми шарами наверху. Одним концом проспект упирался в лес, а второго конца не было видно, потому что он терялся вдали, сливаясь в сплошную линию, и столбы там виднелись совсем крошечные.

На проспекте Кирова тоже есть газон.

Он весь засеян травой, и там нет цветов. Посредине газона стоят огромные тополя, а по обе стороны от них, словно под зелёными зонтами, ровными линиями тянутся кустики акаций.

Дядя Саша рассказывал, что этот проспект строился одним из первых в Ангарске и раньше других улиц был озеленён.

Ребята прошли два квартала и остановились на углу, Их путь пересекала узкая, утопающая в зелени улица.

Здесь Валерка ещё ни разу не был.

— Давайте свернём, — предложил он.

Улица эта была какая-то странная и совсем непохожая на другие: она загибалась полукругом.

— Улица-то кривая, — нарушил молчание Женька.

— Ага, — подтвердил Валерка.

— А как она называется? — спросила Маринка.

— Не знаю, — ответил он.

— Давайте спросим, — предложил Женька и тут же обратился к прохожему: — Дядя, как называется эта улица?

— Ты что, читать не умеешь? — недовольно ответил прохожий и указал пальцем на табличку, прибитую к углу дома.

— «Ул. Московская», — вслух прочитал Валерка. — Дядя, а почему она кривая? — не удержался от вопроса Валерка.

— Потому что у нас должны непременно влить ложку дёгтя в бочку мёда.

— Как это — ложку дегтя?.. — еле поспевая за прохожим, спросил Валерка и поморщился. Очень, наверное, это невкусно, когда в мёд нальют дёготь.

— А вот так. Это же единственная в городе кривая улица, и вовсе не было никакой необходимости делать ее такой. Хотел бы я видеть того головотяпа, который выдумал эту улицу…

Прохожий был сердит, и Валерка не решился больше приставать к нему с вопросами. Ему, правда, хотелось ещё узнать, кто этот Головотяп и почему ему разрешили искривить улицу, но об этом можно будет спросить дядю Сашу.

Московская улица оказалась очень длинной, и ребята решили посмотреть её до конца.

Закончились двухэтажные дома, дальше пошли трех— и четырёхэтажные.

Деревья же здесь были маленькие. По всему видно, что посадили их совсем недавно, может быть, в одно время с теми деревцами, которые растут в Валеркином дворе.

А улица нисколько не выпрямилась.

«Зачем Головотяп так строит?» — недоумевал Валерка.

Неожиданно улица закончилась, и дальше пошла дорога, усыпанная гравием.

На дороге работали люди. Они разбрасывали кучи песка с галькой, который подвозили к ним самосвалы.

Следом за работающими людьми с грохотом шли тракторы с широкими гладкими колёсами, похожими на перевёрнутые набок бочки. После тракторов дорога становилась ровной и гладкой, словно её разгладили утюгом.

Улица здесь не кончалась — её продолжали строить. Сбоку от дороги поднимались новые дома. Валерка впервые наблюдал, как они растут.

На его глазах огромный кран, напоминающий игрушку — «птичку Хоттабыча», лениво опускал свой клюв к машине, гружённой плоскими плитами. Он прикасался клювом к одной из этих плит, и, когда ему кричали какое-то непонятное слово «Вира!», он легко, словно пушинку, поднимал эту плиту, разворачивался вместе с ней всем корпусом на длинной, неуклюжей ноге к строящемуся дому. Оттуда ему снова кричали, и тоже что-то непонятное: «Майна!».

Тогда кран осторожно опускал плиту на растущую стену дома. Да и плита сама была похожа на стену, потому что в ней имелось даже окошко.

Люди в железных масках, откинутых на лоб, бережно принимали плиту и потом, надвинув маски на лица, прикасались к плите проволокой, изогнутой, как пистолет. И от этого прикосновения летели в разные стороны крупные белые искры, очень напоминающие бенгальские огни в новогоднюю ночь.

Сколько здесь интересного и непонятного! Валерке очень хочется знать, почему искрятся огни, почему движется кран.

Женька тоже стоит как заворожённый и водит головой вслед за краном.

Валерка так увлёкся, что даже не заметил, как подошёл почти вплотную к крану.

— Ты куда лезешь, малец? — строго окликает пожилой мужчина. — Жить надоело, что ли?

— Я только посмотреть… — робко оправдывается Валерка.

— Встань вон там и смотри, а здесь опасно. Подарок может свалиться на голову.

— Какой подарок?

Мужчина показывает на плиту:

— А вот такой.

Валерка опасливо смотрит на висящий в воздухе груз и отбегает назад, к ребятам.

Разгруженная машина заурчала, выбросила из-под задних колёс синюю струйку дыма и, набирая скорость, скрылась за поворотом.

Кран передал последнюю плиту людям и застыл в воздухе.

На стенах дома перестали искриться огоньки. Работавшие наверху люди подняли железные маски на лоб, нырнули куда-то внутрь дома и через зияющие пустотой дверные проёмы вышли на улицу, шурша жёсткими, как у пожарников, одеждами.

Они весело о чём-то переговаривались и смеялись.

Валерка набрался смелости и приблизился к ним.

— Что, дружок, в бригаду к нам хочешь? — обнажив в улыбке белые зубы, спросил его парень с маской на лбу.

— Нет, не хочу, я так, — ответил Валерка.

— Как это — так? — удивился парень. — У нас так не положено. Пришёл, — значит, работай.

— Я не умею работать, — сказал Валерка.

— Не беда, научим.

Маринка и Женька тоже подошли и остановились за Валеркиной спиной.

— Да вас здесь целая бригада! — воскликнул парень. — Вот из неё мы штукатура сделаем, — показал он на Маринку. — Хочешь быть штукатуром?

— Хочу, — ответила Маринка, доверчиво глядя на парня.

Все рассмеялись, и Валерке показалось, что лица у этих людей одинаковые. Их даже трудно отличить друг от друга.

Валерка осмелел ещё больше и спросил разговорчивого парня:

— Дядя, а почему вы строите кривую улицу?

— Да это у нашего прораба глаз косой, — под общий смех ответил парень.

«Так вот о ком говорил тот сердитый дядя», — мелькнула у Валерки догадка.

— Его фамилия Головотяп, да? — спросил он.

— Точно, — ответил парень и засмеялся.

Валерка удивлённо смотрел на людей, которые вдруг ни с того ни с сего развеселились и вовсю хохотали.

— Что тут у вас? — спросил подошедший к группе пожилой мужчина, который отогнал Валерку от крана.

— Да вот тут ребята возмущаются, что мы строим кривую улицу, — всё ещё смеясь, ответил ему парень.

— А ты бы взял да рассказал, почему так строим.

— Так он же, товарищ прораб, говорит, что её строит Головотяп, — снова закатываясь от смеха, простонал парень.

— Кто это тебе такое сказал? — обиженно спросил Валерку прораб.

— Дяденька сказал, — смущённо ответил Валерка, почувствовав, что в слове «головотяп» скрывается что-то обидное и оскорбительное.

— Какой дяденька, этот, что ли? — показал прораб на парня.

— Нет, не он, другой. — И Валерка рассказал прорабу о встрече с сердитым мужчиной на улице Московской.

— Глупый этот твой дяденька: дальше своего носа ничего не видит и не знает.

Прораб присел на камень около Валерки, обнял его за плечи и сказал:

— Запомни, малец, и другим расскажи: улица эта историческая.

— Как — историческая? — спросил Валерка.

— Ну, как тебе объяснить-то? Знаменитая, что ли. Так понятно?

— Понятно. А почему знаменитая?

— Потому что раньше, ещё при царе, когда люди и не могли мечтать о таком красивом городе, как наш Ангарск, здесь кругом была непроходимая тайга, и хозяйничали в ней только звери да птицы. По этой тайге проходила одна — единственная дороги. Называлась она Московским трактом. Дорога эта шла как раз в том месте, где находимся сейчас мы с тобой и где строим сейчас эту улицу. Вот по ней-то гнали царские жандармы в безлюдную глушь политкаторжан, закованных в кандалы.

— Каких это политкаторжан? — не выдержав, спросил Валерка.

— Политкаторжане — это люди, которые выступали против царя и его слуг. Они хотели, чтобы парод жил лучше и чтобы строил для себя и для своих детей вот такие города, как наш Ангарск.

— А царь не хотел, да?

— Царь — что? Ему и его слугам и без того хорошо жилось, а о народе он думал меньше всего.

— А он боялся политкаторжан?

— Ещё как боялся! За ними-то весь народ стоял.

— А царь — это фашист, да? — не переставал спрашивать Валерка.

— Не фашист, а белый, — поправил его с чувством превосходства Женька, — тогда же немцев не было.

Прораб добродушно улыбнулся.

— Фашисты не обязательно немцы. Они есть во многих странах. Ну, а царь, если говорить правду, далеко от них не ушёл. Сейчас долго вам об этом рассказывать не могу — работать надо. Только одно запомните: этой дорогой шли прекрасные люди, они не щадили себя, чтобы завоевать для нас с вами хорошую жизнь. Вот поэтому Московская улица и кривая. Её решили проложить по Московскому тракту в память о борцах за счастье народа. И построить её так предложил не головотяп, а тоже хороший и умный человек. Фамилия его Бурдаков.

— Семён Николаевич! — вырвалось у Валерки.

— Он самый. Откуда ты его знаешь?

— Мне дядя Саша о нём рассказывал. Он с ним дружит.

— Вот то-то же, а ты говоришь — головотяп! — ласково потрепал прораб Валерку за плечо.

— Я не на него говорил, он хороший, — начал убеждать Валерка.

— А раз хороший, так сам должен понимать, что плохого он не предложит.

Теперь Валерка и сам понимал, что улица Московская строится правильно. Ещё бы: ведь по ней ходили добрые люди.

— А те политкаторжане сейчас живы? — спросил Валерка.

— Некоторые живы, а многие погибли.

— А тем, которые живы, сколько лет?

— Ты уж меня извини, — поднялся прораб, — вопросов у тебя много, а нам работать надо. Спроси дома — тебе всё расскажут.

К крану подошла очередная машина с плитами. Люди быстро разбежались по своим местам, и снова послышались незнакомые слова: «Вира!», «Майна!»

Как жаль, что Валерка забыл спросить, почему так кричат на кран. Но ничего, он об этом спросит дядю Сашу. А теперь ему хотелось посмотреть, где же кончается Московский тракт.

— Пойдёмте, — позвал он друзей, и они зашагали тем путём, по которому когда-то шли в тяжёлых цепях хорошие, добрые люди.

Валерка оглядывался на кран и по привычке читал надпись на большом плакате, подвешенном к крану:

Здесь работает

бригада коммунистического труда 1–го СМУ,

бригадир тов. Бусурманов.

Валерка смотрел на работающих людей, и ему хотелось скорее вырасти.

Да, Валерка твёрдо решил: как только он вырастет большим, обязательно станет строителем и тоже будет строить такие же дома, таким же краном, и на нём будет такая же надпись.

Дорога вывела ребят за черту города и скрылась в лесу.

Позади застучал мотор автомашины. Из кабины высунулась голова прораба.

— Вы это куда путь держите? — крикнул он.

— Мы конец дороги посмотрим, — за всех ответил Валерка.

— О го-го! — загрохотал прораб. — Далеко вам идти придётся. Аж до самой до Москвы. Потому и тракт Московским звался.

Прораб соскочил с подножки.

— А ну, давай в кабину, увезём в город, — сказал он тоном командира и по одному подсадил ребят в просторную кабину.

Возвращаться в город в огромной грузовой машине было тоже очень интересно.

Ехали они по знаменитому Московскому тракту и по исторической Московской улице. И от этого было особенно весело и легко, будто их нёс на себе ковёр-самолёт.

Никто ещё из ребят не летал на настоящем ковре-самолёте.

Может быть, он летит быстрее, чем эта машина, а может, и тише.

Только всё равно ни один ковёр-самолёт не принесёт на себе столько тяжёлых плит для домов, сколько привозит эта машина.

 

У НАТКИ МНОГО ЗАБОТ

Да, у Натки много забот. Последние дни ей всё время некогда. На её плечи свалилось столько хлопот!

Нужно проследить, чтобы были чем-то заняты и не скучали на площадке ребята. Необходимо вовремя и правильно накормить Джерри, потому что она должна расти.

Кроме того, Джерри нужно много бегать, чтобы у неё были сильные лапы. А разве можно ее оставить одну во дворе без присмотра?

Каждый день у Натки строго распределён. Валерка даже удивляется: когда она всё успевает делать?

Сегодня неожиданно он узнал, что Натка ещё занимается музыкой.

Пришёл он к ней послушать сказки, а Натка сидит у пианино, одной рукой что-то наигрывает, а другой машет в воздухе и поёт:

— До, ре, ми, фа, соль…

«Натка тоже любит баловаться», — удивленно подумал Валерка. Он подкрался к ней и дёрнул за косу.

Натка так на пего посмотрела, что у Валерки застыла на губах улыбка.

— Никогда не смей больше так делать! — сказала Натка.

Она могла бы этого не говорить, потому что Валерке от её взгляда и без того стало не по себе.

Валерка часто ходит к Натке и считается в их квартире своим человеком.

— Мне очень хочется, чтобы у меня был брат, — сказала ему как-то Натка. — Хочешь быть моим братом?

— Конечно, хочу, — обрадовался Валерка.

И теперь даже Наткина мама, увидев его о дверях, говорит:

— Нат, братик пришёл.

Натка много рассказывает Валерке о себе, о своём папе и, конечно, о маме. Она их очень любит.

Когда она была ещё маленькая, такая, как Валерка — нет, наверное, ещё меньше, — она по утрам прибегала к папе и начинала его щекотать. Пала за это прозвал её Максимом Щекотаевым. Максимом он звал её раньше, потому что она говорила басом и играла с мальчишками.

А потом, когда папа уезжал в командировки, он писал ей письма на имя Максима Щекотаева. Почтальон удивлялся: он очень хорошо знал, что никакие Щекотаевы здесь не живут. Тогда тётя Катя (так зовут Наткину маму) написала папе, чтобы он не баловался, и он стал писать так: «Наташе Королёвой (для Максима Щекотаева)».

Натка похожа на своего папу. У неё такой же большой лоб и немного загнутый, с разрезом подбородок, такие же большие зелёные глаза и по-детски припухлые губы. Но это так кажется, когда она бывает рядом с отцом. Стоит ей оказаться рядом с матерью, и кажется, что она больше похожа на мать. Трудно сказать, что в них общего. У тёти Кати волосы совсем светлые, а у Натки — тёмные. И глаза у тёти Кати чёрные. Вот только взгляд… Да, конечно, взгляд у неё такой же, как у Натки, — всегда смеющийся. Натка говорит, что мама — вся в неё, и, наверное, она права.

Натка никогда не ссорится со своей мамой, и мама на неё никогда не кричит. Только один раз Валерка увидел, как они очень обиделись друг на друга.

— Ната, сходи за хлебом, — попросила тётя Катя.

— Немножко погодя, — ответила Натка.

— А почему не сразу?

— Ну какая разница?

— Есть разница, — сказала тётя Катя, и глаза у неё стали строгими.

И вот тут Валерка заметил, что Натка похожа маму потому, что у Натки иногда бывает точно такой же взгляд.

Натка молча собралась и ушла. Вскоре она вернулась и так же молча положила на стол хлеб.

Валерка видел, что Натка сердится, но не понимал почему: ведь мама же её не ругала?!

Он уже решил уйти, потому что все молчали и было скучно.

Вдруг Натка подошла к маме, положила ей на плечи руки, и тётя Катя сделала то же самое. Они молча, без улыбки смотрели в глаза друг другу, и Валерка заметил, что их лица повеселели.

Наконец Натка и тётя Катя рассмеялись и обняли друг друга.

— Вы не сердитесь, да? Вы это понарошку? — спросил Валерка, когда Натка подошла к нему.

— Да нет же, чудачок ты мой… — закружила его по комнате Натка. — Мы с мамой всегда так миримся. Понимаешь, я сейчас была неправа.

— Значит, ты исправила ошибку, да?

— Исправила! Исправила! Исправила! — захлопала в ладоши Натка и снова засмеялась.

Такая уж эта Натка! Она не умеет долго сердиться и молчать. Она и ребятам на площадке быстро прощает их шалости, если они попросят прощения.

Натка очень переживает, что в последнее время уделяет мало внимания детской площадке. У неё столько забот и хлопот! Ей надо готовиться ко дню своего рождения. Скоро она и Джерри будут получать паспорта.

А это не так просто.

 

НАТКА И ДЖЕРРИ ПОЛУЧАЮТ ПАСПОРТА

Тётя Катя говорит, что Натка и Джерри удивительно похожи друг на друга: днём их трудно угомонить, а вечером они обе становятся сонными и послушными.

Валерка с этим не согласен. Натка почти взрослая, а Джерри ещё щенок: ей только четыре месяца.

Натке исполняется шестнадцать лет, вот почему она будет получать паспорт. Джерри тоже получает паспорт, но это не потому, что она большая, а потому, что собакам так положено.

У Валерки появилась новая забота. Натка пригласила его на день рождения, и он все думал, что же ей подарить.

Валерка уже несколько раз заходил в «Детский мир», но что там можно было купить для Натки? И вот после долгих колебаний он купил обезьянку — уж очень она ему понравилась,

Тётя Лена увидела Валеркину покупку и сказала, что такой подарок для Натки не годится: она уже взрослая девочка.

— Пойдём вместе, я помогу тебе выбрать подарок, — пообещала она.

Утром в воскресенье тётя Лена пошла с Валеркой в магазин, и они купили красную сумочку.

Сумочка Натке понравилась, но больше всего она радовалась обезьянке.

— Я её назову Чикой, — сказала Натка и посадила обезьянку на настольную лампу.

Чика сидела, обхватив длинными руками коленки, и все над ней смеялись.

На свой день рождения Натка пригласила почти всех ребят с детской площадки и двух своих подруг — Иру и Веру.

Натка еще пригласила и своих кукол. Их у неё было много, и они чинно сидели на тахте, поглядывая на ребят круглыми голубыми и чёрными глазами.

Маринка и Галька крутились около кукол, гладили их и даже украдкой брали на руки.

А Валерка с любопытством рассматривал фарфоровые статуэтки, которые выставила Натка на свой письменный стол, — это были два забавных человечка.

Один из них добрый, с заплывшими жиром глазками и двумя подбородками. Рот его приоткрыт в широкой улыбке, оттуда выглядывают мелкие ровные квадратики зубов. На руках он держит пухленького ребёнка, который тянется ручкой к серьге, продетой в ухо человечка. Длинный халат, перехваченный поясом под большим животом, свисает до самого пола; из-под него выглядывают пальцы босых ног.

У второго человечка лицо страшное, с широким носом и презрительно искривлёнными губами. На его плечи накинут халат, из-под которого видна обнажённая грудь.

Валерка ещё раз взглянул на доброго человечка и усмехнулся: живот у него свисал над поясом, почти как у Женьки.

— Что, нравятся? — спросила Натка.

Валерка утвердительно кивнул.

— Это мои волшебники — их папа так назвал. Вот этот, — показала она на добродушного человечка, — всегда стоит у меня на столе. У нас с мамой есть такая договорённость: если у меня всё хорошо и нет никаких неприятностей, значит, на моём столе должен стоять добрый волшебник. А если что-то случилось, ну, например, получила я тройку в школе, не выполнила маминого задания, и на моем столе появляется вот этот мрачный тип. Мама приходит с работы, поглядит на письменный стол и сразу обо всём догадывается.

— А у тебя много троек? — спросил Валерка.

— Нет, только одна была, и то я её сразу исправила. Так что этот тип всегда стоит вон в том углу лицом к стенке, А сегодня я их обоих пригласила к себе на день рождения.

— Ната, зови гостей к столу, — сказала тётя Катя.

Натка неожиданно закружилась по комнате и закричала:

— Ребята, до чего вы все хорошие, как я вас люблю!

Натка всех зовёт «ребятами», даже папу с мамой.

Весело было на Наткином дне рождения, а сама Натка смеялась больше всех. Она смеялась даже тогда, когда было совсем не смешно, и все время повторяла:

— Кошмар, как хорошо!

Валерка никак не мог понять, почему она так говорит. Ведь если ей хорошо, так это же не кошмар.

На следующий день Натка не пришла на площадку.

Валерка побежал к ней, чтобы выяснить, в чём дело. У Натки было озабоченное лицо, она то и дело смотрелась в зеркало и всё время твердила:

— Нет, не так, совсем не так.

— Что — не так? — спросил Валерка.

— Фотографироваться мне надо. Понимаешь?

Натка складывала документы в сумочку, подаренную Валеркой.

— Ну, мне пора, — говорит она.

— Можно, я с тобой пойду?

— Пойдем, — соглашается Натка.

В фотоателье никого нет, и Натку сразу пригласили сесть в кресло. Фотограф закрыл голову чёрной тряпкой, долго целился в Натку своим большим аппаратом на трёх деревянных ногах. Потом подошёл к Натке, приподнял ей голову, ещё раз посмотрел на неё из-под тряпки и сказал:

— Так, хорошо. Сидите не шевелитесь…

Натка и так не шевелилась. Валерке показалось, что щёки у неё надулись.

— Не надувайся, — сказал он.

Натка быстро взглянула на него и едва заметно улыбнулась.

— Внимание! — сказал в это время фотограф и снял с аппарата какую-то крышечку.

Потом, как фокусник, он описал в воздухе круг рукой и снова надел крышечку на место.

— Вы свободны, — сказал фотограф, — завтра будут фотокарточки.

На следующий день Валерка увидел фотокарточки. Они были маленькие, с белым полукруглым уголком. Натка смотрела смеющимися глазами, и на губах у неё играла едва заметная улыбка.

— Хочешь, я тебе одну подарю? — предложила Натка.

— Хочу.

Она аккуратно отрезала ножницами одну фотокарточку и надписала на обороте: «Братишке моему. Мне 16 лет».

Потом они вместе ходили в паспортный стол, долго стояли в очереди в полутёмном коридоре, только лишь для того, чтобы сдать документы для получения паспорта.

В этот же день они сдали и Джеррины документы. Там очереди не было, и всё было просто. Мужчина в гимнастёрке предложил им сесть и, пока просматривал Джеррнны бумаги, всё время шутил.

— Значит, для пограничников собаку готовишь?

— Я Джерри никому не отдам, — возразила ему Натка.

— А что ты будешь с ней делать?

— Обучать буду.

— А ты умеешь?

— Нет, — созналась Натка, — но я научусь, я уже и пособие купила.

— Ну, тогда всё в порядке. Только ты на всякий случай приводи её к нам на площадку — там у нас хороший инструктор есть, он тебе поможет дрессировать твою собаку.

С инструктором Натка встретилась в этот же день и пришла от него совсем разочарованная.

— Ты представляешь, — пожаловалась она Валерке, — он сказал, что Джерри ему пока не нужна, и велел завтра прийти мне самой. «Я, говорит, вначале тебя буду дрессировать».

— А как же Джерри? — удивлённо спросил Валерка.

— Он сказал, что собак начинают обучать после восьми месяцев, а пока велел приучать её ходить на поводке рядом с хозяином, ну и к некоторым командам: «Фу! Сидеть!»

Но больше всего была огорчена Натка, когда получила свой паспорт. Она пришла домой, положила его на стол и заплакала.

— Ты почему плачешь? — спросила её мама.

— Я думала, что это будет так, как в кино или по телевизору; там все были такие счастливые, когда получали паспорта. Ведь это бывает раз в жизни! А он сунул мне паспорт и даже не взглянул на меня,

— Успокойся, — сказала мама, — мы обязательно отметим получение твоего паспорта. Не стоит так огорчаться из-за одного бездушного человека.

— Я не одна там была, Ира тоже плакала.

— А вы бы не плакали, а взяли да написали письмо в газету и расчихвостили этого бюрократа.

У Натки гневно сверкнули глаза.

— И напишем, вот увидишь — напишем! Мы скажем, что мы шли туда как на праздник, а нам испортили всё настроение. Мы скажем, что так нельзя поступать в городе, который борется за звание коммунистического.

 

ИЗВИНЯЮТСЯ ЛИ ВЗРОСЛЫЕ?

Ну и день сегодня выдался! Даже поиграть не с кем. Женька, не сказав ни слова, куда-то запропастился. Маринку наказали, и она сидит дома.

Валерка так и не знает, за что её наказали. Она была такая сердитая, что он сразу же ушёл от неё.

На площадке тоже, кроме Гальки да Витьки, никого не было. Они сидели на качелях и болтали всякую ерунду.

— Мне мама купила шорок штук «мишек», — хвастала Галька.

— Дай мне одну, — клянчил Витька.

— Хитрый будешь! Шамой мало.

Валерка постоял около площадки и ушёл домой.

Он достал из-под кровати Толькину шпагу, встал перед зеркалом и начал фехтовать сам с собой. Но это занятие ему вскоре наскучило.

Толька так и не приезжал из совхоза. И что он там сидит?

Вечером пришла с работы тётя Лена, а следом за ней и дядя Саша. Он обещал Валерке, что пойдёт с ним на спортплощадку смотреть игру в городки.

Валерка с нетерпением ждал, когда дядя Саша умоется и переоденется.

Но дядя Саша был какой-то неразговорчивый, плохо ел.

— Ты что сегодня ковыряешься в тарелке, как Валерка? — спросила его тётя Лена. — Не нравится, что ли?

Дядя Саша отложил в сторону вилку и встал из-за стола.

Тётя Лена удивлённо на него посмотрела. Валерка тоже перестал есть. Таким он дядю Сашу ещё не видел.

— Может быть, ты скажешь, что с тобой произошло? — снова спросила тётя Лена.

— Да так, ничего, — неохотно буркнул дядя Саша.

— Если тебе не нравится, как я приготовила, — обиженно сказала тётя Лена, — можно сходить в столовую.

— Ты тут совсем ни при чём.

— Так в чём же дело, могу я узнать?

— Я ухожу из цеха, — раздражённо сказал дядя Саша.

— Что, переводят?

— Нет, сам. Завтра подаю заявление.

— И куда же ты?

— Не знаю ещё. Подумать не было времени.

Тётя Лена пожала плечами.

— Несерьёзно это как-то, Саша. Ну что там у тебя случилось?

— А ты бы как поступила на моем месте, если бы тебе в душу наплевали? — горячо заговорил дядя Саша. — Я больше года добивался для цеха новых насосов, выколачивал их где только мог. Еле-еле убедил Петровича, чтобы он оказал мне помощь. И вот, когда получил насосы, вызывает меня директор и велит их передать Милану. Видите ли, у Милана цех под угрозой остановки, а на меня им наплевать.

— А у тебя тоже цех под угрозой остановки? — спросила тётя Лена.

— Нет ещё, но будет.

— Знаешь, Саша, а я сегодня была у Милана. Там действительно очень тревожная обстановка.

— А мне какое дело до вашего Милана? — повысил голос дядя Саша. — Я знаю свой цех и отвечаю за свой цех. Я знаю, что мне нужны насосы, и меня абсолютно не интересует, что нужно вашему Милану. Надо ему было заботиться раньше, а не ждать, когда получит эти насосы его сосед. Если хочешь знать, это нечестно с их стороны.

Дядя Саша горячился, размахивал руками, а тётя Лена была спокойна.

— Саша, и ты бы сходил к Милану да посмотрел сам, — предложила она.

— Нечего мне там делать! Я достаточно в своём цехе торчу.

— Знаешь, Саша, мне кажется, ты неправ.

— Что, и ты с ними заодно?! — взрывается дядя Саша.

Но тётя Лена невозмутима.

— Ты поставь себя на место директора, — спокойно говорит она, — и подумай, что бы ты стал делать, если бы у тебя один из цехов был в прорыве.

— А я не хочу ставить себя ни на чьё место. Я знаю своё место и свой цех. И ещё раз тебе повторяю: мне до них нет дела.

— Но, Саша, директору же виднее, кому сначала оказать помощь. На то он и директор. У тебя один цех, и то вон сколько забот. А на его плечах целый завод.

— А мне плевать! Раньше надо было думать и заботиться!

— Так ты решил не отдавать насосы?

— Нет, почему же? Там моего согласия больше не спрашивают. Приказ есть приказ. Я обязан подчиниться. Но работать на заводе я больше не буду.

— Несерьезно всё это, Саша. Зря ты горячишься.

— А это уж как тебе угодно. И вообще мне непонятно, почему вдруг ты так беспокоишься за цех Милана?! Если бы ты больше вникала в работу нашего цеха, то не рассуждала бы так. Даже Валерка понимает, как нам необходимы насосы. А вы там упёрлись рогами в землю и, кроме Милана, никого не видите. Не ожидал я этого от тебя, — в сердцах сказал дядя Саша.

Валерка слушал этот разговор и не понимал, как может тётя Лена так рассуждать? Да будь он на месте дяди Саши, он ни за что бы не отдал эти насосы.

Вот завтра приедет дядя Петя, и Валерка ему пожалуется на директора. Пусть он отберёт у него насосы и снова отдаст их дяде Саше.

Все молчат. Молчит дядя Саша и лишь только изредка шуршит газетой, а смотрит куда-то мимо неё. Молчит тётя Лена. Она по-прежнему невозмутима и даже улыбается, искоса поглядывая на дядю Сашу.

Валерка чувствует, что он тоже начиняет на неё сердиться: у дядя Саши неприятность, а она улыбается.

— Ты знаешь, что я вспомнила, — неожиданно прерывает молчание тётя Лена, — как-то вашему цеху нужен был металл, не помню уже для чего. Помню только, что ты нигде не мог его достать, даже в отделе снабжения. И тогда на планёрке у директора Милан встал и сам предложил отдать тебе свой металл, который, кстати, ему был нужен не меньше.

— Сравнила! — хмыкнул дядя Саша. — Он мог тогда без него обойтись, а мне металл был нужен позарез.

— А ты разве не можешь обойтись? Я, например, знаю, что насосы Милану сейчас тоже нужны позарез.

— Ах, оставь, пожалуйста! — досадливо поморщился дядя Саша. — Не понимаю, чего ты от меня добиваешься?

— Да так, ничего, просто я подумала, что ты сегодня рассуждаешь по принципу «своя рубашка ближе к телу».

— Ну это ты слишком!

— Подумай, может быть, согласишься?

Дядя Саша ничего не ответил. Он просто обиделся на тётю Лену. Это Валерка понял, когда уже ложился спать.

— Не ожидал я от тебя такого, — сказал дядя Саша.

— Что ж поделаешь, — ответила тётя Лена, — я ведь высказала только то, что думала. Тебе пора, Саша, привыкнуть к моему характеру.

Потом они перешли на шёпот, и Валерка не мог ничего расслышать.

Проснулся он от знакомого сигнала машины. Так мог сигналить только дядя Петя.

Би-и-и-и-п… бип… бип! — один протяжный и два коротких.

Валерка вспомнил о вчерашнем разговоре, и сон сразу исчез.

Не одеваясь, в одних трусиках, он выбежал на улицу:

— Дядя Петя!

— Ты, может быть, поздороваешься? — спросил дядя Петя, чиркнув спичкой.

— Здрасте, — поперхнулся Валерка.

— Что такой встрёпанный?

— Я только проснулся.

— Оно и видно. Наверное, прокатиться хочешь?

— Нет, — сказал Валерка, — у нас отобрали насосы.

— У кого это — у вас?

— У дяди Саши.

— Ну и что? — невозмутимо спросил дядя Петя. — Если отобрали, то так надо.

— Но вы же ему их дали… Вы же мне обещали… Скажите директору, чтобы он их не брал.

— Э, племяш, хоть ты и наш племяш, а директор главнее меня, я не могу ему приказывать. И, если хочешь знать, он прав.

— Как — прав? А дядя Саша…

Но Петрович не дал договорить Валерке:

— А твой дядя Саша горячится. Да вот он и сам — спроси его.

— О чем это вы? — спросил дядя Саша.

— Да вот Валерка утверждает, что директор неправ с насосами. Объясни ему, что он ошибается.

— Оставь! — рассердился сразу дядя Саша. — Я ведь не ребёнок.

— Вот поэтому я и сказал Валерке, что ты всё поймёшь, — улыбнулся Петрович.

— Но вы же обещали!.. — с обидой в голосе напомнил Валерка.

— Обещал, — сказал Петрович, — и запомни, что я своё слово держу крепко.

Машина уехала, и Валерка, понурив голову, вернулся домой.

Тётя Лена молча собралась на работу. Она была чем-то расстроена. Это Валерка сразу понял: она даже не напомнила, чтобы он закрыл дверь, когда пойдёт на улицу. Такого с ней ещё никогда не бывало.

После её ухода Валерка побежал на площадку, но там ещё никого не было. Он снова вернулся домой и стал читать «Военную тайну», хотя знал её почти наизусть.

Когда прочитал книжку, нашёл тёти Ленин бинокль и долго смотрел в него с балкона, поднося к глазам то одной, то другой стороной. Дома, как в «мультике», то стремительно приближались к нему и раздувались, словно резиновые, то отскакивали далеко — далеко и сжимались в маленькие кубики. А деревья вытягивались к небу и приседали к земле.

Оторвавшись от бинокля, Валерка увидел тётю Катю — она вошла в свой подъезд. Обычно в это время она возвращалась с дежурства.

Валерка сразу вспомнил о Натке и побежал к ней.

Но, к его удивлению, Натки дома не оказалось.

— А где Ната? — спросил он у тёти Кати.

— Не знаю, — ответила она устало.

— А её что, не было дома? — спросил Валерка.

— Я её не застала. Ушла куда-то. Вот видишь, какую записку оставила мне.

Валерка взял записку и прочитал:

«Мама, ответь мне, пожалуйста, должны ли извиняться взрослые, если они неправы?»

— А зачем ей это? — не понял Валерка.

— Обидела я её вчера, и напрасно, — грустно сказала тётя Катя.

И Валерке стало её жалко.

— Садись со мной вместо Натки чай пить, — пригласила тётя Катя, — одна я не привыкла.

Валерка не хотел чая, но он не мог отказать тёте Кате. Она любит пить чай с тортом. Натка его называет наполеоном.

«Ну, — говорит Натка, — раз на столе наполеон, значит, мама ему сейчас устроит Бородинское сражение».

Валерка попил чая и ушёл: тёте Кате после дежурства нужно было отдыхать.

Натку он так и не видел в этот день. До вечера он просидел дома, потому что Женька, оказывается, уехал куда-то с отцом на целую неделю, а на Маринку он сердился.

Валерке было так скучно, что он не знал, куда себя девать.

Очень он обрадовался, когда вернулась с работы тётя Лена. Но она была по-прежнему неразговорчива.

Потом пришёл дядя Саша. К нему-то уж Валерка и вовсе не решался подойти. Однако, к Валеркиному удивлению, дядя Саша сам подошёл и взъерошил ему волосы. Валерка взглянул на дядю Сашу и увидел, что он улыбается.

— Ты, брат, меня извини. Зря я вчера на тебя накричал. Уж ты-то наверняка ни в чём не виноват.

— Отдали насосы? — сразу забыв обо всех своих обидах, радостно спросил Валерка.

— Отдали, — подмигнул дядя Саша, — Милану отдали.

— А почему вы смеётесь? — растерянно спросил Валерка.

— Потому что всё правильно, — слегка щёлкнул его по носу дядя Саша.

Тётя Лена стояла у окна спиной к дяде Саше. Он подошёл к ней, взял её за плечи и повернул к себе лицом,

— Я вчера малость погорячился, — смущённо заговорил дядя Саша, — наговорил тебе лишнего. Как-то неожиданно всё это получилось. Ты уж тоже извини меня.

Тётя Лена почему-то сразу покраснела и тоже положила руки на плечи дяде Саше. Валерке даже показалось, что они будут сейчас прыгать, как Натка и её мама, но они просто засмеялись, и дома сразу стало весело.

«Значит, взрослые извиняются, если они неправы», — решил Валерка. А Натка, наверное, так и не знает этого. Он ей обязательно скажет завтра.

 

«КЛЯНУСЬ ХЛЕБОМ!»

Разговор о хлебе возник случайно. Тётя Лена попросила Валерку убрать со стола. Он быстро перемыл посуду, а потом собрал со стола недоеденные куски хлеба в тарелку с остатками супа и выбросил все в помойное ведро.

— Что ты делаешь? — ужаснулась тётя Лена.

— Со стола убираю, — пояснил Валерка.

— Ты куда бросил хлеб?

— Это не хлеб, — возразил Валерка.

— А что же?

— Объедки, — ответил он.

— Ты всегда так делаешь?

— Всегда, — подтвердил Валерка.

— Саша, ты слышишь? — позвала тётя Лена.

— Слышу, — отозвался дядя Саша.

— И так равнодушен?

— А что я должен делать? По совести говоря, я в этом не вижу никакого преступления.

— Как ты можешь так рассуждать? — возмутилась тётя Лена. — Не знаю, как ты, а я воспитана в уважении к хлебу. В доме, где я выросла, никто не имел права выбрасывать хлеб. Ты, конечно, можешь назвать это суеверием…

— Нет, почему же? — перебил её дядя Саша. — Такое могло быть и от бедности.

— Дело вовсе не в бедности, а в уважении к хлебу. Так может поступать человек, который не знает, откуда берётся хлеб.

Валерка с недоверием слушал тётю Лену, потому что дядя Саша молча улыбался.

Он так всегда улыбается, когда не согласен с тетей Леной. А она сердилась ещё больше:

— Тебе смешно, Саша. Ты просто забыл многое, и в том числе войну. А я всё помню. Помню, как мы делили полученную по карточкам пайку хлеба и тряслись над каждой его крошкой.

Дядя Саша недовольно поморщился:

— Это крайности. Сейчас же не война и не карточная система?

— А какая это карточная система? — поинтересовался Валерка.

— В войну так было. Людям выдавали бумажные талоны, а там было написано число и сколько граммов хлеба положено человеку на день, — объяснил дядя Саша.

— А сколько им было положено?

— Нормы устанавливались разные, но, в общем, мало. Не хватало людям хлеба, — ответила тётя Лена. — А ты ошибаешься, Саша, оправдывая безобразное отношение к хлебу тем, что сейчас не война, — продолжала выговаривать тётя Лена.

Дядя Саша поднял руки вверх:

— Сдаюсь, сдаюсь, Леночка. Ты прекрасный агитатор по хлебному вопросу.

— Зря ты, Саша, шутишь, — обиженно сказала тётя Лена, — ведь он же, — показала она на Валерку, — тоже наш разговор за шутку примет. А мне бы не хотелось, чтобы у него было барское понятие о хлебе.

— Как — барское? — не понял Валерка.

— Это такое понятие, когда человек не знает, откуда и как берется хлеб. Такие люди думают, что хлеб растёт на полках в магазине.

Валерка даже приуныл от такого объяснения: он ведь тоже ничего не знал о хлебе и видел его только на столе да в магазине. Значит, он тоже по-барски…

— Тётя Лена, а вы всё-всё сами видели?

— Не только видела.

— И даже сеяли? — В Валеркином вопросе звучит лёгкое недоверие.

— И сеяла, — подтвердила тётя Лена. — Я же, малыш, в деревне выросла.

— Хорошо вам, — со вздохом сказал Валерка, — а как я узнаю всё это?

— Со временем узнаешь, — успокоила его тётя Лена.

Дядя Саша отложил в сторону газету:

— Знаешь, Леночка, ты вот нам с Валеркой читала мораль о хлебе, а я вспомнил одну любопытную историю. Я тебе уже однажды рассказывал об Алиеве. Мы с ним на курорте познакомились, два года тому назад. Очень хороший человек, таджик по национальности.

— Какое это имеет отношение к хлебу? — пожав плечами, спросила тётя Лена.

— Да самое прямое. Я вот сейчас сидел и думал, что, видимо, не случайно русские люди всегда считали, что выбрасывать хлеб — большой грех. А вот Алиев мне рассказывал, что у них даже клятва такая есть: «Клянусь хлебом!» Если таджик произнёс эту клятву, никто не смеет усомниться в его честности. Представляешь, какая сила, какая непоколебимая вера заложена в это понятие. Ты только вслушайся в эти слова: «Клянусь хлебом!» Не отцом, не матерью, а хлебом!

— А если мальчик так скажет, ему всё равно поверят? — интересуется Валерка.

— Я об этом не спрашивал, но думаю, что поверят.

— А какой это Алиев?

— Ну как тебе сказать? Человек как человек, самый обыкновенный. Впрочем, у меня есть фотокарточка, мы с ним на курорте сфотографировались.

Дядя Саша взял альбом, нашёл фотографию и передал его Валерке и тёте Лене.

На фотографии стоял дядя Саша рядом с незнакомым мужчиной. Они облокотились на массивные белые перила какой-то лестницы и смотрели на высокие, как пики, деревья.

— Это он, да? — спросил Валерка.

— Он, — подтвердил дядя Саша.

Этот разговор запомнился Валерке…

В хлебном магазине Валерку знали все продавцы, а сам он знал в лицо даже многих покупателей, потому что часто с ними встречался.

Валерку очень удивляла одна женщина. Он почти каждый день встречался с ней у прилавка и видел, как много покупает она хлеба.

Женщина была полная, с красным, болезненно сморщенным лицом и слезящимися глазами.

Наверное, у неё была большая семья, раз она покупала так много хлеба. Но почему никто ей не помогал? А ей так тяжело было носить свой мешок!

Однажды Валерка решил предложить ей свою помощь;

— Давайте я вам помогу.

Женщина сверкнула на Валерку недобрым взглядом, потом тревожно огляделась по сторонам и прохрипела:

— Иди отседова! Много вас таких помощников. Того и гляди, без гроша оставите.

Валерка так и не понял, почему она на него рассердилась и как это он мог её оставить без гроша.

— Ей давно уже пора донести хлеб, — недружелюбно заметила какая-то незнакомая покупательница. — Удивляюсь, как люди не замечают этого?

— Но она же не хочет, — отозвался Валерка.

— Ещё бы ей хотеть! От маленького ребёнка и то шарахается как зачумлённая.

Полная женщина торопливо сложила хлеб в мешок и ушла из магазина быстрее обычного.

После этого случая Валерка не встречался с ней несколько дней. Может быть, она и приходила в магазин, но только в другое время. А может, кто-нибудь из её семьи заменил её?

Валерка решил, что она больше не придёт, но как-то снова встретился с ней.

Она по-прежнему уложила в мешок хлеб и собралась уже уходить, но дорогу ей преградили два парня.

Разрешите помочь? — вежливо спросил один из них.

— Проваливай, — грубо ответила женщина, — видала я таких помощников!

— А это вы видели? — спросил второй парень и показал ей красную книжку. — Так что не обессудьте, — продолжал он, — хлеба у вас многовато — сами не донесёте, а мы, молодые и сильные, мигом доставим куда следует.

— Это пошто — много? — возмутилась женщина и почему-то уставилась на Валерку. — Кабы я себе всё купила, а то соседям помогаю.

— Каким это соседям? — поинтересовался парень.

— Своим, каким же ещё! Да вот их мальчонка. Мы завсегда с ним вместе ходим.

Женщина смешно подморгнула Валерке и позвала:

— Поди сюда, Митюшка, а то и вправду подумают, что мне одной этот хлеб нужон.

Валерка ничего не мог понять: она, кажется, с кем-то его путала.

— Меня зовут Валерой, — поправил он женщину.

— Вот, господи-то, запамятовала совсем. С этой проклятой жизнью скоро и себя-то забудешь как зовут.

— А вы, уважаемая, попусту-то не каркайте на жизнь. Судя по всему, вам не так уж плохо живётся, — строго сказал дружинник. Он положил руку на мешок и спросил Валерку: — Тут есть твой хлеб, мальчик?

— Нет, — ответил Валерка, — я сейчас куплю.

— А знаешь ты эту тётю?

— Знаю, — сказал Валерка.

— Значит, вы в самом деле рядом живёте?

— Да нет же, — стал объяснять Валерка, — я её почти каждый день вижу в магазине. У этой тёти, наверное, большая семья, и она всегда берёт много хлеба. Ей даже тяжело носить его.

Дружинники переглянулись и засмеялись.

— Объяснение-то не в вашу пользу, — сказал один из них женщине, — а семейка-то, очевидно, у вас свинская. Не скажете, случайно, сколько душ?

Женщина молчала и так зло смотрела на парней, что казалось, вот-вот бросится на них с кулаками.

— Тётя, не надо сердиться, ведь они же хотят вам помочь, — попытался успокоить её Валерка.

Она прошипела что-то сквозь зубы. Валерка не разобрал, что именно, а дружинники снова засмеялись.

— Странная вы, гражданка. Ребёнок и тот сообразил, что мы хотим оказать вам помощь. Так что уж не упрямьтесь. Пройдёмте с нами до штаба дружины. Благо он рядом, рукой подать.

— Ведите её, ведите, давно пора, — вмешалась уборщица магазина, — хватит ей зря государственный хлеб на свиней переводить. Спекулянтка она и есть. Я-то её хорошо знаю.

Дружинники увели Валеркину «знакомую» из магазина. Валерка стоял в недоумении.

Дома он рассказал о случившемся. Дядя Саша объяснил, что, видимо, эта женщина выкармливала хлебом свиней, а потом по дорогой цене продавала на базаре мясо.

— А может быть, это не так? — усомнился Валерка.

— Ну, если не так, разберутся и отпустят её домой.

Прошло ещё несколько дней, и вдруг вечером, просматривая газету, дядя Саша удивлённо крякнул и позвал тетю Лену.

— Леночка, Валеркиной-то знакомой оказалась Самойлова. Вот здесь о ней пишут.

— Какая знакомая? — спросил Валерка.

— А вот послушай.

И дядя Саша прочитал, что в хлебном магазине дружинниками была задержана гражданка Самойлова, которая систематически скупала хлеб в больших количествах и в спекулятивных целях выкармливала свиней.

В газете ругали не только Самойлову, но и домоуправа за то, что, пользуясь его бесконтрольностью, Самойлова превратила в хлев для свиней подвал жилого дома.

Валерка не понимал, за что же всё-таки ругают Самойлову.

— Она же не выбрасывала хлеб, — высказал он своё сомнение.

— Еще хуже!

— А что она из хлеба мясо делала, да? — спросил Валерка.

— Не из хлеба, а из свиней. Брала маленьких поросят, откармливала их, а когда они вырастали, резала их на мясо.

— Живых резала? — возмутился Валерка.

— Конечно, живых, а каких же ещё!

Валерка сразу представил себе злое, со слезящимися глазами лицо Самойловой и поверил, что она способна на это. Как хорошо, что её забрали дружинники!

— Дядя Саша, а что с ней теперь сделают?

— Наверное, судить будут, а может, оштрафуют.

— И она снова будет ходить в хлебный магазин? — испугался Валерка.

— Конечно, но хлеб будет покупать только для себя. — Дядя Саша покачал головой и закончил: — До чего же нам мешают такие люди!

На следующий день Валерка снова вспомнил о Самойловой: раз она не хочет, чтобы город стал коммунистическим, пусть уезжает. Вот и всё. И пусть все уезжают, кто не хочет.

Как он сразу не подумал об этом? И почему взрослые так не делают? Он обязательно скажет дяде Саше.

Но дядя Саша не согласился с Валеркой. Он ему сказал, что взрослые давно додумались до этого, только они применяют такую меру к самым злостным и неисправимым людям.

— Такие, как Самойлова, конечно, заслуживают, — сказал дядя Саша, — но нельзя же всех за малейший проступок гнать из города.

— Можно, — не согласился с ним Валерка, — пусть не проступаются.

Дядя Саша недовольно поморщился, а потом как бы между прочим спросил:

— Тогда, значит, и Анянова нужно выгнать?

— Он же исправился, — вступился за Анянова Валерка.

— А Женьку? А Ощеулова? — допытывался дядя Саша.

— Ну уж Женьку-то и вовсе нельзя, — возмутился Валерка, — он тоже исправился! А Ощеулов уже слушается Дарью Емельяновну и перестал получать двойки. Он скоро совсем исправится.

— А зачем ждать? — поддразнил Валерку дядя Саша. — Выгнать его из города, и возиться с ним не надо будет.

Валерка уже забыл, на чём сам только что настаивал, и рассердился на дядю Сашу.

— Нельзя так, — упрямо заявил он.

Дядя Саша пожал плечами.

— Как хочешь, ты же сам предлагал это.

Валерка смущённо опустил глаза. Дядя Саша был прав.

А вот Самойлову он бы обязательно выгнал из города.

Тётя Лена же сказала: «Кто плохо относится к хлебу, тот плохой человек. Хлеб надо любить».

Да, хлеб надо любить. В этом Валерка убедился окончательно, когда хлеб пришёл к нему на помощь.

Случилось это так.

Вечером к ним позвонила незнакомая женщина из соседнего двора и сказала, что Валерка мячом выбил у них стекло.

— Я не выбивал! — запротестовал Валерка.

— По-твоему получается, что она всё выдумала? — сердито спросил дядя Саша.

Но Валерка стоял на своём. Он действительно не выбивал стекла, и ему было обидно, что ему не верят.

— Я не играл там в футбол. Я не выбивал, — упрямо повторял он.

— Нехорошо так, — стыдила его женщина, — напроказил, а признаться боишься.

Тётя Лена тоже с упрёком смотрела на Валерку.

— Как же это, малыш? С каких пор ты стал обманывать нас? Я же всегда тебе верила.

Никто сейчас не верил Валерке. Вот что было обиднее всего. Как им доказать? Что сделать, чтобы они поверили?

И вдруг он вспомнил:

— Дядя Саша, я не выбивал! Клянусь хлебом, что я не выбивал.

В его голосе было столько отчаяния, что трудно было усомниться в искренности этой клятвы.

Дядя Саша улыбнулся и развёл руками.

— Не обессудьте, пожалуйста, но я ему верю, — сказал он женщине.

Тётя Лена обняла Валерку и тоже вступилась за него:

— Да-да, вы, очевидно, ошиблись.

Женщина растерянно извинилась и ушла.

Вот какую силу имеет хлеб!

 

ВСЕМ РАДОСТЯМ РАДОСТЬ!

— Валерка! — позвал из ванной комнаты дядя Саша.

«Опять мыть спину», — подумал Валерка и неохотно поплёлся в ванную.

— Ты что такой хмурый? — спросил дядя Саша.

— Так, — неопределённо ответил Валерка, протягивая руку к мочалке.

Дядя Саша подставил голову под холодный душ и так начал фыркать и брызгаться, что Валерка вынужден был забиться в угол, вздрагивая от долетавших до него брызг.

— Ух! Здорово! — восхищался дядя Саша, растирая тело махровым полотенцем.

Валерка вопросительно смотрел на него и не мог понять, зачем он ему понадобился.

Дядя Саша повесил полотенце, повернулся к Валерке и засмеялся.

Валерка стоял, забившись в угол. Вид у него был такой, как будто он только что побывал под дождём. Капли воды блестели на его чёлке, и даже одна из них повисла на носу.

Он сердито крутил в руках мочалку.

— Что ты мочалку мнёшь? — спросил дядя Саша.

— Я думал, спину… — как обычно полуфразой, ответил Валерка.

— Чудак человек, новость у меня есть хорошая! Просили передать тебе.

— Кто, кто велел? — заторопил он дядю Сашу.

— Анянов и тётя Наташа.

— Анянов? — переспросил Валерка.

— Ну да. А что ты так удивился?

— А почему он не приходит к нам?

— Обещал зайти.

— А он подготовился в школу? Он поступил?

— Считай, что поступил.

— Как — считай?

— Вот странный ты человек? — посмеивался дядя Саша, — Учебный год же ещё не начался, а документы он сдал в школу и всё лето занимался, Я уверен, что его обязательно примут.

— А что он велел сказать мне? — спохватился Валерка.

— Да вот подошёл ко мне сегодня и говорит: «Передайте Валерке, что нашей смене присвоили звание коммунистической».

— Ура! — закричал Валерка во все горло, да так, что даже ванная комната загудела.

Дядя Саша заткнул уши.

— Брось орать-то, оглушишь, — попытался урезонить он Валерку.

А в Валерку словно бес вселился. Ещё бы: он так рад за Анянова!

Он сегодня же расскажет об этом всем ребятам.

Жалко, что нет Тольки, он бы ему первому рассказал.

Дядя Саша смеётся вместе с Валеркой.

— А знаешь, что велела тебе передать тётя Наташа?

— Что?

— Она хочет, чтобы ты вызвал Анянова на соревнование по учёбе.

— А как я его вызову? — насторожился Валерка. В слове «вызвать» он усмотрел что-то обидное по отношению к Анянову.

— Что ты так взъерошился? Вызвать — это значит позвонить по телефону и сказать: «Давай соревноваться».

Валерка сорвался с места:

— Сейчас позвоню.

— Подожди, — остановил его дядя Саша, — сейчас ты ему не дозвонишься. Они всей сменой ушли на лекцию. И очень уж ты скорый какой-то.

— Как — скорый?

— Да так. Ты думаешь, соревноваться — простая штука?

— Вы же сами велели позвонить, — обиделся Валерка.

— Ты подожди дуться. Давай вначале подумаем, как соревноваться.

— Очень просто, — быстро ответил Валерка, — пусть он не получает двоек, и я не буду получать.

— Здорово, — неодобрительно говорит дядя Саша, — а тройки, значит, давай сюда?

— С тройками же отстающими не бывают.

— Нет, я бы с тобой соревноваться не стал, — разочарованно сказал дядя Саша. — Я признаю только две оценки — четвёрку и пятёрку. А на тройку и дурак может вытянуть. Несерьёзный ты человек, Валерка.

— Я серьёзный, — возражает Валерка.

— Ну какой же ты серьёзный, если считаешь возможным, чтобы твой товарищ учился на тройку?

Валерка молчит. Кажется, он действительно неправ.

Дядя Саша прошёл в комнату, остановился у окна, побарабанил пальцами по стеклу и, не поворачиваясь к Валерке, сказал:

— Анянову ещё нужно завоевать звание ударника коммунистического труда.

— А разве он не коммунистический? — растерянно спросил Валерка.

— Нет ещё, — сказал дядя Саша, — пока он только дал возможность смене получить это звание, а сам-то он ещё не совсем созрел. Ему ещё много надо, чтобы заслужить такое звание. Неужели ты не хочешь, чтобы он был лучшим работником?

— Очень хочу, очень. Он и так лучший!

Дядя Саша улыбнулся.

— Ну это ещё вопрос! Но уверяю тебя: если он будет учиться на тройки — ударником ему не быть. Я первый буду против. Вот и решай сам как знаешь.

Телефонный звонок прервал их разговор.

— Слушаю, — сказал в трубку дядя Саша. — Да, да… Спасибо, большое спасибо… Мы тоже рады… У нас в цехе сегодня все чувствуют себя именинниками… Конечно, приятно… Хорошо, хорошо, учтём. Всего доброго…

Дядя Саша положил трубку и не успел отойти от телефона, как снова зазвонили.

— Слушаю, — снова ответил он. — Милан, ты?.. Спасибо, дружище.

Валерка заметил, как смутился дядя Саша, — у него даже шея покраснела.

— Это ты зря. С сознательностью мы немного подкачали. Чего греха таить, я ведь не хотел отдавать тебе эти насосы.

В трубке что-то пророкотало, и дядя Саша засмеялся.

— Значит, ты знал об этом? А почему же твои люди на завкоме не выступили? Ну что ж, спасибо, что поверили нам. Нет, нет, не зазнаемся… Спасибо. Кстати, у меня завтра машина свободна. Если нужно, возьми… Добро, добро, пришлю.

— Дядя Саша, — подбежал к нему Валерка, — это тот Милан?

— Да, тот. Вот за насосы благодарил, сознательными назвал нас. Говорит, что если бы не мы, то они бы план не выполнили. А мы с тобой, дружок, не хотели уступить им насосы. Выходит, не очень-то мы сознательные.

— Но мы же отдали.

— Отдали, когда нас усовестили. Но ничего, не вешай нос! — подмигнул ему дядя Саша. — На ошибках учатся. Мы больше так ошибаться не будем.

— Дядя Саша, мы будем только на четыре и на пять…

Дядя Саша смотрел на Валерку удивлённо. Всегда так у него получается. Сам же затеет какой-нибудь разговор, а потом забывает о нём. Такой он рассеянный, дядя Саша…

— Что — на четыре и на пять? — спрашивает он сердито. — Говори ты толком. У тебя, Валерка, дурная манера говорить обрывками фраз.

Валерка обиделся.

— Ничего не дурная, мы с Аняновым…

— А, с Аняновым! — не дал закончить дядя Саша. — Так бы и говорил. Это другое дело. Что же, в таком соревновании есть смысл.

— Если на четыре и пять, тогда он будет ударником? — интересуется Валерка.

— Обязательно будет, — заверяет его дядя Саша и выходит из комнаты.

Валерка включает железную дорогу, и поезд бежит по рельсам, ныряя в самодельные тоннели и проскакивая под мостом.

Валерка снова вспоминает Анянова. Ведь это он помог Валерке построить тоннели и мост, он удлинил состав на два вагона. Только вагоны Анянов сделал не сам, а купил их в «Детском мире». Много раз до отъезда Валерки в лагерь приходил к нему Анянов. А вот автокран он сам сделал из консервных банок и из деталей от «Конструктора».

Стрела крана, как настоящая, поднималась, опускалась и разворачивалась вместе с кабиной во все стороны.

Автокраном Валерка грузил на железнодорожные платформы детали от «Конструктора», маленькие легковые машины, сборные домики. Ему хотелось быть машинистом электровоза, водить настоящие составы через большие тоннели. Хорошо бы стать и шофёром автокрана, потому что на нём можно куда угодно ездить и работать на такой стройке, как в Ангарске!

Может быть, он сначала будет работать машинистом, а уж потом шофёром? На стекле его машины будет нарисован точно такой же флажок, как у Толькиного папы. А под флажком так же написано: «Ударник коммунистического труда Валерий Кистенёв».

На электровозах, наверное, таких надписей не делают. Поэтому лучше быть шофёром.

— Дядя Саша! — кричит Валерка. — А машинисты бывают коммунистические?

— Конечно, — отзывается дядя Саша, — сплошь и рядом.

— А у них на электровозе пишут, что они коммунистические?

— Я уже давно никуда не ездил, — говорит дядя Саша, — да и не приглядывался как-то, но думаю, что пишут.

«Значит, можно быть машинистом», — решает Валерка.

Уж тогда-то он будет ездить по всему Советскому Союзу, побывает во всех городах и часто-часто будет приезжать в Крым, к бабушке и к маме.

«Какой ты мне племяш, ты же мой внучек, — недавно написала бабушка. — Мама ещё очень слабая. Раньше чем месяца через три не выпишется. А потом, может, приедем к вам в Ангарск. Очень я о тебе соскучилась. Мама всё спрашивает о тебе, а письма твои держит под подушкой».

Телефон прерывает Валеркины размышления. Он останавливает состав и снимает трубку с аппарата.

— Слушаю, — так же, как дядя Саша, говорит Валерка.

— Здравствуй, Валерка! — слышит он знакомый голос, но ещё не может сообразить, кто с ним здоровается.

— Здравствуйте.

— Узнаёшь?

— Узнаю, — радостно смеётся Валерка.

Это же дядя Петя. И как он сразу не догадался!

— Дядя Саша дома? — спрашивает Петрович.

— Дома. Позвать его?

— Подожди, с ним я успею поговорить. Ты лучше скажи, он тебе спасибо-то сказал сегодня?

Валерка почему-то пугается:

— Нет, не сказал. А за что?

Обычно когда взрослые задают такой вопрос, то это уж неспроста.

— Как — за что? Неужели ты ничего не знаешь?

— Я ничего не сделал, — начинает оправдываться Валерка.

— Вот тебе и на, а кто же со мной насчёт насосов договорился? Кому я обещал насосы?

— Мне, — говорит Валерка, — но нам же их не дали.

— Плохого ты обо мне мнения, товарищ Кистенёв. Получил твой дядя Саша другие насосы. Если хочешь знать, получше тех, что отдал Милану.

— Правда?! — радостно кричит в трубку Валерка.

— Вот тебе и «правда»! Так сказал он тебе спасибо?

— Нет ещё, но он обязательно скажет, — оправдывает дядю Сашу Валерка, — он просто забыл, он же у нас рассеянный.

Петрович смеется.

— Ну-ну, будем надеяться, что скажет. А ты поздравил дядю Сашу или тоже по рассеянности не догадался?

— А за что его поздравлять?

— Как, ты и этого не знаешь? Цеху же сегодня присвоили звание коммунистического. Вот ведь какие дела…

Дядя Петя говорит ещё что-то, но Валерка его уже не слушает. Он смотрит во все глаза на своего дядю Сашу, который, видимо, давно стоял в дверях комнаты и слышал весь Валеркин разговор.

Наконец-то его дядя Саша тоже коммунистический. И весь цех. И тётя Наташа. И Казанцев. И Миша Бачин.

Валерка бросает трубку и кричит:

— Дядя Саша!

А дядя Саша загадочно грозит ему пальцем и знаками показывает, чтобы он молчал.

— Я хотел вам с тётей Леной сказать об этом за ужином, — шепчет он, — но раз уж ты знаешь, пойдём вместе расскажем. А пока молчок. — И дядя Саша заговорщически подносит палец к губам и подмигивает. — По рукам?

Валерка подмаргивает сразу и левым и правым глазом, потому что одним он никак не научится.

— По рукам.

 

ПАСПОРТ ГОРОДА

Это был особенный день. Начался-то он обычно: дядя Саша и тётя Лена ушли на работу, а Валерка играл во дворе. А потом… Потом вот что было.

Около Валеркиного подъезда остановился высокий мужчина, поставил на землю чемодан и стал вытирать платком потную лысину.

— Дяденька, вы к кому? — вежливо спросил Валерка.

— А мне, например, нужен Сашок.

— А здесь Сашка нет. Здесь есть только я и три девчонки.

— Вот как? А четвёртая квартира разве не в этом подъезде?

— В этом. Четвёртая наша…

— Так как же там нет Сашка, если я сам давал ему эту квартиру?

— Дяденька, вы ошибаетесь. У нас нет Сашка, а мне вы квартиру не давали. Она дяди Сашина.

— А ты кто такой? — строго сдвинув кустистые рыжие брови, спросил незнакомец.

— Я наш племяш.

— А!.. А!.. А!.. А!.. — удивлённо вскинул брови незнакомец. — И тебя зовут так же, как Чкалова?

— А вы откуда знаете? — На этот раз была очередь удивляться Валерке.

— А я всё знаю. Я даже знаю, что наш племяш приехал сюда из Крыма. А в Крыму у него есть мама и бабушка.

— А вы их знаете? — обрадовался Валерка. — Вы их видели?

— Вот этим похвастать не могу. Не видел.

— А вас как зовут?

— Вот с этого бы и начал. А зовут меня Семён Николаевич Бурдаков.

— А я вас знаю! — закричал Валерка.

— А! А! А! А!..

Валерка уже заметил, что Семён Николаевич произносит букву «а» совсем необычно. Вместо того чтобы произнести: «Да что ты говоришь!» или: «Неужели?» — он говорит это своё «А! А! А! А!». Очень смешно!

— Откуда ты можешь меня знать, если я тебя первый раз вижу?

— А вы меня откуда знаете? — хитро сощурив глаза, спросил Валерка.

— Ладно, придётся сознаться: мне о тебе писал такой знакомый, по имени Сашок. Александр Максимович.

— Дядя Саша? — воскликнул Валерка. И тут он понял, что Сашок — это и есть дядя Саша. — А вы были начальником строительства. Строили весь Ангарск, — сказал Валерка.

— А! А! А! А! От тебя не скроешься. Сдаюсь на милость победителя. Так где же Сашок?

— Дядя Саша на работе. Тётя Лена тоже. Пойдёмте в квартиру, — вдруг спохватился Валерка. — Они не знали, что вы приедете.

— И не мудрено. Я не дал телеграммы. Если хочешь знать, наш племяш, я никогда и никому не даю телеграмму о своём приезде. Так-то оно лучше. Ты как считаешь?

— Считаю, не лучше. Дядя Саша будет сердиться. Вы приехали, а он не знает.

— А! А! А! А! — сказал своё любимое Семён Николаевич и расхохотался. — Ключ от квартиры тебя?

— Конечно, — сказал Валерка и тут же показал висящий на шее ключ.

— Пошли, — сказал Семён Николаевич и поднял свой чемодан.

Дома Валерке показалось, что он знает этого высокого дяденьку с широкими смешными бровями очень давно.

Семён Николаевич вытащил из чемодана тапочки, мочалку, мыло, полотенце и пошёл мыться в ванную комнату.

— Можно, я вам спину потру? — предложил Валерка.

— Это ты здорово придумал!

— Это не я придумал, а дядя Саша, — уточнил Валерка. Он вовсе не хотел, чтобы ему приписывали чужие заслуги.

После ванны распаренный Семён Николаевич сидел на тахте.

— Так как ты тут живёшь, гражданин Ангарска? Или ты себя ещё не чувствуешь гражданином Ангарска? Наверное, в Крым одним глазом косишь?

— Я не кошу, — ответил Валерка.

— Но уехать-то хочешь?

— Нет, — сказал Валерка, — мне нельзя уезжать. У меня тут деревья. Мы их сами посадили, а теперь ухаживаем за ними. И все мои друзья здесь.

— Это похвально. Друзей-то у тебя много? — спросил Семён Николаевич.

— Много. Они все живут в нашем дворе. Витька, Маринка, Шишпорёнок, Серёжа… — стал перечислять Валерка, хотя дяди Петин Сережа жил в другом дворе.

— А с кем ты больше всех дружишь?

— С Маринкой… — Он секунду помолчал и почему-то сказал: — И с Толькой. У Тольки папа шофёр. Он с фашистами воевал. Толька рассказывал, что его папа снаряды возил на своей машине. И даже два раза ранен был. У него и сейчас ещё шрамы. Везёт этому Тольке!

— В чём же это ему везёт?

— Его папа всё-всё ему про машину рассказывает и даже учит его водить машину. Он и сейчас со своим отцом уехал в какой-то совхоз и живёт там.

— Так, значит, ты ему завидуешь?

— Нет, не завидую, — вздохнул Валерка. — Натка говорит, что настоящие друзья не должны завидовать друг другу.

— А кто такая Натка? Ты что-то мне о ней не говорил — Натка-то? — удивленно переспросил Валерка. — Это моя сестренка. Не настоящая, а мы с ней сами так захотели. Ей уже шестнадцать лет, и она даже паспорт получила. Её Джерри тоже получила паспорт.

— Какая Джерри?

— Да Наткина собака.

— А! А! А! А! — говорит Семён Николаевич, а это обозначает: «Вот оно что!»

Он внимательно смотрит на Валерку из-под мохнатых бровей, и Валерке нравится, что дяди Сашин друг так серьёзно с ним разговаривает.

— У нашего города тоже есть паспорт, — доверительно сообщает Валерка.

— Ты что, видел его?

— Конечно, видел.

— Где же это?

— Да в нашей газете. Я вам сейчас покажу.

— А ну давай, это любопытно, — просит Семён Николаевич.

Валерка быстро разбирает стопку книг на своём столике и достаёт из-под них свернутую газету.

Там на второй странице отпечатана точно такая же, как у Натки, лицевая сторона паспорта, а рядом написано;

«Имя — Ангарск.

Год рождения — занесён в списки городов мира Указом Президиума Верховного Совета СССР 12 мая 1951 года.

Место рождения — по старому административному делению — царская Россия, Сибирь, — край каторги и ссылки.

По новому делению — РСФСР. Иркутская область. Край расцвета экономики, науки, культуры.

Национальность — многонационален.

Социальное положение — рабочий.

Профессия — созидатель коммунизма.

Состав семьи — 180 тысяч взрослых и детей. Особые приметы — город типично социалистический.

Место прописки — в 50 километрах от Иркутска, у слияния Китоя и Ангары».

Внизу под паспортом крупным шрифтом была напечатана справка. В ней говорилось:

НАСТОЯЩАЯ ВЫДАНА КОМБИНАТОМ «ИРКУТСКЛЕС» РЕДАКЦИИ ГАЗЕТЫ «ЗНАМЯ КОММУНИЗМА» В ТОМ, ЧТО НА МЕСТЕ ГОРОДА АНГАРСКА ДО 1947 ГОДА БЫЛА ТАЙГА.

НАЧАЛЬНИК КОМБИНАТА «ИРКУТСКЛЕС»

Кокорин.

Семён Николаевич долго рассматривал паспорт, свернул газету и положил её себе на колени.

— Любопытно, очень любопытно, — задумчиво сказал он. — Вот читал сейчас паспорт и снова вспомнил, как мы начинали обживать эти места.

Семён Николаевич ласково погладил Валерку по голове.

— У меня есть к тебе просьба, наш племяш.

— Какая? — спросил Валерка.

— Подари мне эту газетку, я её хочу сохранить как память об Ангарске.

— Возьмите, — охотно согласился Валерка. — У меня ещё есть одна, я её Тольке хотел отдать.

В это время заскрипела входная дверь, и на пороге комнаты показался дядя Саша.

— С кем это ты тут беседы ведёшь? — спросил он, но тут же закричал: — Семён Николаевич! Да это же вы!

— А!.. А!.. А!.. — широко раскинув руки и обнимая дядю Сашу, только и смог сказать Семён Николаевич.

Дядя Саша рядом с Семёном Николаевичем был совсем маленький, но вдруг он высвободился из могучих объятий и стол сердито выговаривать:

— Нельзя так, в самом деле! Телеграммы не дали, мы с Леночкой ничего не знали. Ничего не приготовили.

— Я говорил, дядя Саша будет сердиться, — сказал Валерка.

— А то ещё не сердиться на него, — негодовал дядя Саша, — тайком приехать в Ангарск!

— Сашок, — ласково сказал Семён Николаевич и снова облапил дядю Сашу, целуя его мохнатую голову, — Сашок, родненький мой!.. И вовсе не тайком. Все хорошо. Лучше и не придумаешь. И встреча была. По всем правилам торжества меня принял гражданин Ангарска. Товарищ Валерий Кистенёв. Наш племяш.

 

ПРАЗДНИК УРОЖАЯ

Осень пожелтила деревья. Прилипли к асфальту первые осыпавшиеся листья с тополей. И вот уже дворники не успевают подметать улицы.

Деревья готовятся к зиме и поспешно сбрасывают с себя изрядно пропылённые за лето и выгоревшие на солнце одёжки.

Только сосны и ели не расставались со своими колючими шубами, и только они, казалось, сохраняли часть летнего тепла.

Жаль было Валерке уходящего лета…

И хотя ещё днём по-прежнему пригревало солнце, а небо было безоблачным и голубым, Валерку не покидало чувство непонятной тревоги.

Кончились летние каникулы, возобновились занятия в школе.

— Поздравляю вас, дети, с началом нового учебного года! — сказала Дарья Емельяновна. — Все вы на один год повзрослели и теперь стали учениками второго класса. Я думаю, что после летнего отдыха мы с вами будем учиться ещё лучше. Хорошо ли вы провели каникулы? — спросила она, внимательно вглядываясь в лица своих учеников.

— Хорошо! Хорошо! — закричали ребята.

— Вот и давайте первое наше занятие посвятим летним каникулам. Кто хочет рассказать, как он отдыхал летом?

Почти все ребята подняли руки.

Так начался первый учебный день.

Рядом, в 1–м классе «А», сидела Маринка. Она в этом году тоже пошла в школу. Валерка радовался за неё. Теперь он каждый день забегал за Маринкой. Когда они шли в школу, лицо у Маринки было серьёзным и озабоченным. В руке она несла портфель, и со стороны казалось, что он очень тяжёлый.

Женька первые дни дулся на Валерку и даже пробовал его упрекать:

— Нашёл с кем ходить! Она же девчонка.

Но Валерка доказал Женьке, что Маринка совсем не такая девчонка, как Галька.

Даже Толька её назначал медсестрой, когда они играли в тайники. Один раз она даже ходила в разведку.

Женьке было нечего возразить, и он смирился с Маринкой. Теперь они ходили в школу втроем.

Несмотря на то что учебный год начался, Толька из совхоза не возвращался.

Валерка встретил во дворе его маму и спросил, почему нет Тольки.

— Остался с отцом, — ответила она, — там и в школу ходит. Прямо беда с парнем! От отца ни на шаг не отстаёт.

Валерка хорошо знал, как любит своего отца Толька. Он даже помнил, как потемнели Толькины глаза, когда Шишпорёнок, поджав губы, презрительно сказал ему:

— Подумаешь, фронтовик твой отец, он и автомат-то в руках не держал, а ездил себе на машине, да и все…

— Повтори!.. — угрожающе сказал ему Толька.

Шишпорёнок не решился повторить,

Когда Валерка нечаянно ударил Тольку по лбу, тот радовался, потому что у его отца был точно такой же шрам на лбу от осколка. Толька даже тайком от всех сдирал со лба коросту, чтобы углубить царапину и как можно дольше сохранить ее. Он проникся особым доверием к Валерке и показал ему свой главный тайник, который придумали они с отцом.

Толька привёл Валерку в подвал своего дома, вытащил из-под мусора проволочный крючок, просунул его в дыру, которая была просверлена в двери кладовки, и открыл потайной замок. Там же, в кладовке, Валерка увидел на самодельных полках аккуратно разложенные детали, болты, гайки и трубочки.

— А зачем это? — спросил Валерка.

— Дай слово, что никому не скажешь.

— Честное-пречестное, — скороговоркой выпалил Валерка.

— Мы с отцом хотим собрать машину «Малютка». У нас уже почти всё есть. Мы каждый раз, как едем в Иркутск, что-нибудь покупаем из запчастей. Во, погляди, какой моторчик!

У Тольки заблестели глаза, и он начал тщательно протирать от пыли и без того чистые детали и мотор.

— Отец сказал, что эту машину я сам водить буду. Он и грузовик мне иногда разрешает водить. За городом, когда никого нет на дороге…

А вот теперь Тольки не было, и он по-прежнему думал, что Валерка — предатель.

Натка так и не успела рассказать Тольке, что Валерка не виноват, и под корнями старой сосны как упрёк по-прежнему зиял разрытый Джерри их тайник.

Уже на исходе был сентябрь. Осень холодила нос и уши. Прогноз погоды предсказывал ночные заморозки и предупреждал, что нужно торопиться со сбором урожая.

Заторопились и в дяди Сашином цехе.

Валерке тоже не терпелось увидеть, какой стала картошка, которую они с тётей Наташей посадили весной.

В воскресенье утром снова остановилась машина у подъезда Валеркиного дома.

Снова на огороде он встретился со своими знакомыми.

На этот раз Валерка был не одинок. Собирать урожай приехало много ребят. Не усидел дома и Шишпорёнок, и даже Ощеулов.

С утра было прохладно. Ребята, зябко поёживаясь и зевая, не отходили от костра.

— А ну, любители костра и солнца, за работу! — крикнула им тётя Наташа. — Иди ко мне, наш племяш, — позвала она Валерку.

Трудно было расставаться с костром, и Валерка неохотно поплёлся, увязая в рыхлой земле.

— Что, прохладно? — спросила тётя Наташа.

— Чуть-чуть, — сказал Валерка.

— Ничего, сейчас за работой согреемся, — заверила она.

Люди рассыпались по полю и, перекликаясь, принялись за работу.

— Можно мне присоединиться к вам? — спросил Анянов у тёти Наташи.

— Можно! — радостно ответил за неё Валерка.

Анянов мягко воткнул лопату в землю под засохшую ботву картофеля и вывернул её набок. Из земли выглянули большие картофелины. Валерка быстро отделил их от ботвы и со звоном побросал в ведро.

Картошки было так много, что, если бы Валерка сам её не сажал, он ни за что не поверял бы, что из одной картофелины, и даже из ее верхушки, вырастет такой урожай!

Со всех концов огорода подходили к костру люди с вёдрами и ссыпали в кучу картошку. А там Миша Бачин и Казанцев собирали её в мешки и выстраивали их на поле строем, как солдат.

К обеду пригрело солнце и стало жарко. Ветерок ласково обдувал разгорячённые от работы лица.

— Отстаёт ваша бригада, Наталья Григорьевна! — шутливо крикнул дядя Саша.

— Ничего, успеем, нам ветер в лицо не дует, — отшутилась она, — Правда ведь, племяш?

— Немножко дует, — сказал Валерка, — но это даже лучше.

Анянов и тётя Наташа засмеялись.

— Ты прав, Валерка, ветер нам только на пользу, — согласился с ним Анянов.

— А почему вы в школу не ходите? — спросил Валерка.

— Скоро пойду.

— Но все уже учатся.

— Нет, Валера, не все. Вечерняя школа в этом году с первого октября начнёт занятия. Так что скоро мы с тобой будем часто встречаться. Я ведь в вашу школу записался.

— Вот здорово-то! — обрадовался Валерка, — А мы будем соревноваться, да?

Анянов удивлённо посмотрел на Валерку и перестал копать:

— Ты это серьёзно?

— Конечно, серьёзно. Я буду на четыре и на пять, и вы тоже.

— Трудненько мне с тобой соревноваться, — с сожалением покачал головой Анянов. — Надо подумать.

— А чего там думать, — напустилась на него тётя Наташа, — постыдился бы! Наш племяш и тот не боится, а ты струсил!

— Так у меня же перерыв большой в учёбе, — виновато начал оправдываться Анянов.

— А у него что, академия за плечами? — спросила тётя Наташа.

— Это верно, — улыбнулся Анянов. — Ну что же, давай соревноваться. Постараюсь не отставать от тебя.

— Дядя Саша! Дядя Саша! — закричал Валерка.

— Что там у тебя? — отозвался дядя Саша.

— Мы договорились — будем соревноваться.

— С кем это?

— С дядей Аняновым.

— Молодец, — похвалил дядя Саша, — одобряю!

Анянов с упрёком посмотрел на Валерку и смущённо сказал ему:

— Зачем же кричать на всё поле?

— Ничего, — заступилась за Валерку тётя Наташа, — здесь все свои.

Приятно полежать у костра после работы!

Обжигая пальцы, Валерка снимал тонкую кожуру со свежей картошки и ел её так аппетитно, как будто это было самое спелое и самое сочное яблоко.

А потом он ехал вместе со всеми в кузове грузовика и пел песни, повторяя за взрослыми окончания слов.

Валерка первый взбежал на лестницу и увидел торчащую из почтовой прорези бумажку. Он вытащил ее, развернул и в недоумении стал крутить в руках.

На бумажке чьей-то торопливой рукой неряшливо были написаны какие-то цифры.

Валерка решил, что это кто-то из ребят ради баловства сунул её в щель.

Он скомкал в руке бумажку и уже хотел выбросить, как вдруг вспомнил о шифрах, которые за день до ссоры с Толькой они придумали.

Толька тогда прибежал к нему утром и таинственно сказал:

— Валера, нам нужно зашифровать пароли.

— А как мы их зашифруем?

— Папа рассказывал, что на фронте всё шифровалось, даже командиры. Их называли «товарищ первый» или там «товарищ второй». И донесения разные тоже были шифрованные. Прочитать эти донесения мог только тот человек, у которого был ключ от шифра.

— Какой это ключ? — спросил Валерка.

— Ну отгадка такая, понимаешь?

Они долго мудрили над шифром и наконец придумали. Взяли алфавит из Валеркиного букваря и над каждой буквой поставили цифру. Этот алфавит так и остался у Валерки, потому что все важные документы должны были храниться у начальника штаба.

Толька переписал себе «ключ» на бумажку. Так и не успели они воспользоваться своим шифром.

«Неужели он приехал?» — обрадованно подумал Валерка и вслед за тётей Леной проскользнул в квартиру.

Он быстро раскрыл букварь, взял из него алфавит и медленно над каждой цифрой в записке начал вписывать буквы.

Валерка оказался прав — это была шифрованная записка от Тольки.

Валера! Где ты пропадаешь? Я был у тебя два раза и скоро должен уехать. Видел Натку, и мне нужно тебе сказать что-то очень важное. Как вернёшься, приходи ко мне: может быть, я буду ещё дома.

Первый.

Да, это был Толька! Так они решили шифровать его как командира. Он теперь всё узнал от Натки — это же ясно, иначе он бы не написал «Валера» и вообще ничего бы не стал писать.

Валерка стремглав скатился по лестнице; не сбавляя скорости, влетел в подъезд Толькиного дома и настойчиво позвонил в дверь.

Открыла ему Толькина мама:

— Здравствуй, Валерочка. Опоздал ты немного, совсем недавно они уехали. Ему Ната сказала, что ты на огороде, так он всё время выскакивал во двор — всё ждал тебя. Нужен ты ему был зачем-то.

— А зачем? — спросил Валерка.

— Да кто его знает? У него же всё какие-то военные тайны. Просто горе мне с его тайнами… — улыбнулась она, — Даже от меня вечно что-то прячет.

— Он скоро вернётся?

— Да скоро уж. В этот-то раз приехали помыться да переодеться. Предлагала им захватить чистое бельё с собой — не взяли. Сказали, что не понадобится.

Валерка пришёл домой не в настроении. Он теперь жалел, что уехал копать картошку.

Из комнаты доносился оживлённый разговор.

Оказывается, пока Валерка бегал к Тольке, к ним в гости пришли дядя Петя и тётя Валя.

— Ты где это пропадаешь, труженик? — спросил Валерку Петрович.

— Нигде, — ответил Валерка.

— Угощать-то будешь нас плодами своего труда?

— Буду, — пообещал Валерка.

— А что, — сказал дядя Саша, — давайте отпразднуем урожай.

— Я не против, — оживился Петрович.

— Леночка, ставь картошку, — крикнул дядя Саша, — а я селёдочку приготовлю! Вина бы надо было бутылочку по такому случаю. Как ты смотришь на это, Петрович?

— А давайте пить наше вино, — предложил Валерка.

— Какое — наше? — спросил дядя Петя.

— А вот это. — И Валерка принёс из холодильника две бутылки лимонада.

Дядя Петя сморщился, а тётя Валя вполне серьёзно сказала:

— Правильно, Валерочка, для них это в самый раз подойдёт.

 

ПРОЩАЙ, ДРУГ!

Тяжёлые сизые тучи плыли по небу, роняя мелкие осенние капли дождя на пыльную дорогу.

Набухшие от влаги, они проползали низко над головой, где-то вдали цеплялись за верхушки леса и повисали над ним. Изредка в их разрыве прорывались яркие солнечные лучи, как ночная молния, освещали всё вокруг. Края туч становились хрустально-прозрачными и снова скрывались за плотной пеленой.

Непроглядно серое небо и чёрная полоса леса поглотила извилистую, в ухабах, дорогу.

Таким был этот последний воскресный день Толькиного пребывания в совхозе.

Командировка отца кончалась, и завтра они должны вернуться домой.

Толька сидел в кабине, крепко сжимая в руках баранку, и воображал, что несётся вперёд на четвёртой скорости.

Отец оставил его ненадолго в машине.

— Посиди, а я до сельмага добегу: надо захватить с собой что-нибудь пожевать.

Уже прошло минут десять, а отца всё не было.

Откуда-то из-за леса тяжело поднялся самолёт и сразу скрылся за тучами. Лишь по нарастающему гулу можно было угадать, что он летит совсем рядом. Самолёты в этом районе летали низко и часто, потому что где-то совсем близко был аэродром.

Гул самолёта нарастал всё громче и громче. «Заходит на цель», — подумал Толька и выглянул в приоткрытую дверку кабины.

Небо было по-прежнему в тучах, и поэтому скрытый за ними самолёт «противника» мог в любое время безнаказанно накрыть Толькину машину, гружённую «снарядами».

Единственная возможность спасти груз и машину — это укрыться в лесу.

Толька падает на сиденье, резкими рывками крутит баранку, пролетая с бешеной скоростью воображаемые крутые повороты, а гул самолёта неумолимо нарастает и нарастает.

Вдруг Толькин взгляд нащупал ключ зажигания,

«На фронте, — рассказывал отец, — очень многое зависело от находчивости и умения шофёра».

Да-да, главное — не теряться!

Толька поспешно включил зажигание, нажал на стартер, на газ… Машина задрожала знакомой мелкой дрожью.

«Ага, догони!» — ликует Толька и выжимает сцепление.

Включена скорость, резко сбрасывается ручной тормоз, и машина, словно живое существо, вздрагивая, рывками рвётся вперёд.

«Надо ровнее держать газ», — мелькает догадка, и Толька твёрже устанавливает ногу на педаль. Машина успокаивается, становится послушней. Гул самолёта тоже начинает стихать, но Толька знает, что это обычный приём «противника», и, конечно он пойдёт сейчас на второй заход.

Так и есть!

Теперь уже позади заходит самолёт.

Толька прибавляет газ. Ещё немного! Ещё совсем немного — и будет лес.

Во что бы то ни стало нужно доставить снаряды!

Лес приближается, и уже не машина движется к лесу, а сам лес с бешеной скоростью наплывает на машину.

— Ура! — во всё горло кричит Толька и снова высовывает голову в приоткрытую дверку кабины.

Он хочет показать язык обманутому противнику.

Сильный толчок подбрасывает Тольку на сиденье, пальцы отрываются от баранки.

«Кажется, попадание!» — успел подумать Толька, и чёрная, невероятно тяжёлая туча обрушивается на него.

Неуправляемая машина медленно заваливается набок в придорожный кювет, а позади остаётся лежать тело маленького водителя.

* * *

Весть о Толькиной смерти поразила всех.

— Ребята, Тольку задавило машиной, — сказала Натка. Глаза её были полны слёз.

— Как? Где задавило?!

— Отец оставил его посидеть в машине, а он поехал в лес и там вылетел из кабины прямо под колёса.

Натка закрыла глаза руками и убежала домой.

Тихо стало во дворе. Ребята молчали. Трудно было представить, что Толька умер.

— Шам виноват, — неожиданно сказала Галька. Голос её был таким противным, и лицо ее было таким ненавистным!

Валерка сам не знает, как это случилось. Он сорвался с места, ударил Гальку и закричал:

— Дура! Дура!

Слёзы, крупные слёзы катились по Валеркиным щекам, он не мог сдерживать их. А Галька — кажется, с ней произошло чудо — совсем присмирела и стала успокаивать Валерку:

— Не плачь, Валера, не надо…

И вдруг сама разревелась. Плакала она не от того, что её ударил Валерка. Ей тоже было жалко Тольку.

Валерка бежал к дому, на ходу глотая слёзы.

Никогда у него ещё не было такого горя…

Он сел на корни старой сосны и уткнулся в колени.

Кажется, долго просидел так Валерка. Слёзы успели высохнуть на его щеках.

Он открыл глаза и удивлённо уставился на то место, где ещё совсем недавно была яма Толькиного тайника.

Но яма исчезла. Она снова прикрыта, а сверху выложена камнями.

Валерка не заметил, как к нему подошла Натка, как собрались вокруг все ребята. Они молчали. Только Натка положила руку на Валеркину голову.

Валерка быстро разбросал камни, разгрёб песок.

— Ой, что это? — закричал Валерка.

Ребята придвинулись.

Это был тайник.

Валерка даже оглянулся: ему показалось, что вот сейчас из-за угла как вихрь выскочит Толька с каким-нибудь воинственным кличем.

— Скорей, скорей! — сказала Натка. — Это Толя сделал тайник, когда приезжал в последний раз.

Валерка достал со дна тайника спичечный коробок и вытащил из него записку с цифрами.

Оставив всех, Валерка влетел в свою квартиру и расшифровал:

Отсчитай десять шагов в сторону техучилища, Там под сосной найдёшь новый пароль.

Первый.

Валерка положил «ключ» от шифра в карман и снова выбежал во двор. Молча он подал записку Натке.

Она прочитала её вслух. Все стали отсчитывать шаги. Кажется, здесь. Валерка стал рыть. Достал новый коробок.

Наш пароль — «Клятва». У забора между двумя соснами ищи «Тайник дружбы».

Первый.

И вот третий тайник. И третья записка.

Я думал, что он предатель, но это неправда. Во всём виновата Джерри. Теперь у меня есть настоящий друг. Зовут его Валерка.