Во всех классах шла борьба за то, чтобы учиться без двоек. Большой школьный коридор был увешан стенными газетами. Каких только названий здесь не было: «Ёж», «Крокодил», «Бокс», «Удар», «Гроза», «Свежий ветер»! Эти газеты менялись часто, и в каждой из них беспощадно высмеивались двоечники.

Здесь же на щите комсомольских сигналов прикалывался большой белый лист, на котором чёрной тушью было написано: «Позор двоечникам!» — и под этим заголовком фамилии отстающих.

Лист этот тоже меняли каждую неделю. Валерка был уверен, что это придумала Валя. Не зря же он тогда предложил обратиться к ней за советом, как исправить Ощеулова и Новикову.

Валя теперь каждый день приходила к ним в класс, интересовалась отметками, а в коридоре появился новый «Крокодил», в котором верхом на двойках были нарисованы Ощеулов и Новикова. Их фамилии появились и в чёрном списке на щите комсомольских сигналов.

Новикова, как увидела себя в газете, сразу закричала:

— И не похожа! И не похожа!

— А вот и похожа, волосы точно как у тебя, — сказала ей Старостина.

Тогда Новикова расплакалась и убежала в класс.

Ощеулов делал вид, что ему всё равно, но в коридор не выходил, потому что там все показывали на него пальцем и смеялись. Ребята из первого «А» то и дело заглядывали в класс, чтобы полюбоваться на двоечников. И как бы Ощеулов ни храбрился, не очень-то приятно, когда на тебя смотрят как в зверинце. Валерка бы со стыда сгорел, если бы с ним такое случилось. Ребята ожидали, что будет собрание, но никакого собрания не было, а просто после уроков Дарья Емельяновна попросила задержаться Лиду Старостину, Вову Смольникова, Валерку, Женьку Мармыша и ещё некоторых ребят из октябрятских звёздочек, в которых числились Новикова и Ощеулов.

Валерка вначале не сообразил, зачем их оставляют. Ведь Новикова и Ощеулов сразу убежали. Кого же прорабатывать?

В класс пришла Валя.

— Я решила пока не собирать весь класс, — сказала Дарья Емельяновна, — нужно кое-что выяснить, и потом обсуждать. Мне кажется, что необходимо поговорить с отцом Ощеулова. Я несколько раз приглашала его в школу, но он почему-то не являлся. Дома я его тоже застать не смогла: он работает на заводе в разные смены — то утром, то вечером. А мать Ощеулова, кажется, не хочет, чтобы я с ним встречалась. Неплохо бы узнать, когда он отдыхает, и в этот день зайти к ним.

— Я могу узнать, — вызвался Валерка, — он работает вместе с дядей Сашей.

Дарья Емельяновна улыбнулась:

— Вот хорошо. Значит, мы тебе и поручим сходить к родителям Ощеулова с моей запиской.

— Можно мне с ним пойти? — попросил Женька.

— Можно, — разрешила Дарья Емельяновна — А кто пойдёт к Новиковой? — спросила Старостина.

По ее лицу было видно, что ей хочется идти самой, но Дарья Емельяновна сказала, что к Новиковой можно не ходить.

— Я вчера там была сама. Нина всё это время обманывала свою маму, прятала от неё тетради с плохими отметками и говорила, что они находятся на проверке. А ты, — Дарья Емельяновна осуждающе посмотрела на Валерку, — помогал Новиковой обманывать её маму.

— Я не помогал, — запротестовал Валерка.

— Ты же обещал Нине не рассказывать её родителям, что помогаешь ей как отстающей?

— Обещал, — смущённо ответил Валерка.

— Вот видишь, а Новикова знаешь что сделала? Она сказала своей маме, что ей поручили подтянуть тебя, потому что она хорошая ученица, а ты — плохой. Мама ей поверила и успокоилась.

Валерка даже задохнулся от возмущения! Как он сам не догадался, что Новикова снова хитрит с ним! Ему только сейчас стало понятным, почему она, как только входила её мать в комнату, начинала говорить таким же тоном, как Дарья Емельяновна, когда объясняет урок. Она даже подсовывала ему палочки или счёты и строго требовала;

— Ну считай же, не отвлекайся!

А сама искоса поглядывала на мать.

Валерка в таких случаях терялся и никак не мог понять, чего она от него добивается.

Пусть только попадётся ему эта Новикова, он ей покажет, как обманывать! Ох, как Валерка ненавидел её сейчас! Перед ним так и стояло хитрое лицо Нинки, с маленькими, часто мигающими глазками и с рыжеватыми волосами, подстриженными под кружок.

— Я не буду ей больше помогать, — в сердцах сказал Валерка Дарье Емельяновне.

— Как хочешь, — ответила она, — это твоя добрая воля.

Но по её лицу Валерка увидел, что она недовольна его решением.

Валя тоже сердито посмотрела на Валерку:

— Как ты можешь так рассуждать? Октябрята не должны бояться трудностей, а ты решил сразу в кусты…

— В какие кусты? — не понял её Валерка.

— Да так говорят о людях, которые отступают перед трудностями и прячутся от них, — пояснила Валя.

— А я не отступаю, я просто ненавижу Новикову, — упрямо сказал Валерка.

Валя рассердилась ещё больше:

— Ты не имеешь права так рассуждать! Раз тебе поручили — доведи дело до конца.

Валерка и сам уже начал жалеть, что сказал лишнее. Новикова — трудный человек, но её нужно исправлять.

— Теперь о каждой Нининой двойке мы должны сразу же говорить её маме, — предложила Старостина.

— Я согласна с тобой, Лида, — сказала Дарья Емельяновна, — только не знаю ещё, кому поручить это.

— Я могу, — тихо сказал Валерка.

— А ты снова не подведёшь нас?

— Ни за что! — горячо заверил он и так посмотрел на Дарью Емельяновну и на Валю, что они ему сразу поверили.

Домой Валерка пришёл позднее обычного и сразу рассказал все дяде Саше.

Дядя Саша сморщил нос, поднёс руку к переносице:

— Ощеулов, говоришь? Когда же он отдыхает? Подожди, сейчас узнаем. — Он позвонил в цех, и ему ответили, что у четвёртой смены выходной день в среду.

Утром ребята пришли к Ощеулову и застали всех дома.

Ощеулов ещё завтракал и, как только увидел ребят, сразу захлебнулся молоком, закашлялся и покраснел.

— Андрюшенька, что с тобой, сыночек? — засуетилась около него мать и начала хлопать его по спине. — Зачем пришли в такую рань? — сердито спросила она ребят. — Позавтракать не дадут.

— Ты подожди горячиться-то, — вышел из-за стола отец. — Пришли, — значит, надо. Проходите, — пригласил он. — Рассказывайте, что там у вас стряслось?

Валерка протянул записку Андрюшкиному отцу:

— Нам поручили…

Отец быстро пробежал записку глазами и сразу перестал улыбаться. Он так неожиданно хлопнул рукой об стол, что чашка с молоком подпрыгнула и скатилась на колени к Андрюшке.

Беспокоят, говорите, вас рано? Всё у вас хорошо и благополучно?! У Андрюшеньки была случайная двойка, и он уже её исправил?! Значит, не зря моя фамилия красуется в цеховом сигнале? Мало меня пробирал женсовет? — закричал он на мать и на Андрюшку. — Ведь людям стыдно смотать в глаза.

Андрюшка вскочил со стула и спрятался за мать, а она твердила одно и то же:

— Успокойся… Успокойся…

— Хватит меня успокаивать! — ещё больше сердился Андрюшкин отец. — Кого мы растим? Что из него получится? Недоросль — вот кто! Ты же только сегодня убеждала меня, что это всё неправда и что у женсовета старые сведения!

Лицо Андрюшкиного отца ничего хорошего не предвещало, и ребята, догадавшись, что они здесь лишние, потихоньку выскользнули за дверь.

— Что ему будет? — почему-то шёпотом спросил Валерка, когда они вышли из подъезда.

— Порка будет — вот что, — авторитетно заявил Женька и при этом болезненно поморщился.

Назавтра в классе все уже знали о случившемся и с любопытством поглядывали на Ощеулова. Валерка пытался определить, была ли Андрюшке порка, но никаких следов не обнаружил. И лицо у Ощеулова такое же, как всегда.

— Его не пороли, — с облегчением сказал Валерка Женьке.

— Откуда ты знаешь?

— По лицу вижу.

— Эх, ты, — презрительно прищурился Женька, — разве лицо порют?

И на самом деле, почему Валерка решил, что следы порки можно увидеть на лице?

Когда начался урок, Дарья Емельяновна спросила:

— Валера, вы выполнили моё поручение?

— Выполнили, — ответил за него Женька.

Ощеулов вдруг встал, подошёл к Дарье Емельяновне и передал ей записку.

— Папа велел отдать вам, — буркнул он.

— А больше папа ничего не передавал? — спросила Дарья Емельяновна.

— Он велел, чтобы я пообещал вам и всему классу, что буду хорошо учиться и слушаться вас. Папа сказал, что теперь каждую неделю сам будет приходить в школу.

— Ну и как, можешь ты пообещать нам это?

— Не знаю.

Такого ответа ребята не ожидали, и весь класс пришёл в движение.

Дарья Емельяновна молча постучала карандашом по столу и выжидающе посмотрела на ребят. Все сразу притихли.

— Ощеулов прав, — сказала она, — нам пустых обещаний не надо. Пусть он подумает, а потом даст нам твёрдое слово, что исправится. Садись, Андрей, на место.

На перемене Валерка сердито спросил у Новиковой:

— Ты зачем врала своей маме, что я плохо учусь?

— Ты, Валера, не сердись, я же боялась, что меня будут ругать. И потом, мама уже всё знает. Вот увидишь, я больше не буду получать двоек. И врать больше не буду. Я уже начала исправляться. Вчера съела конфету до обеда и сразу же призналась. Мама даже меня похвалила и сказала, что так постепенно я отучусь врать.

— А ты не ври, посоветовал Валерка, — ведь — всё равно узнают.

— Я и так уже целых два дня не вру. Знаешь, как трудно!

— Тебя тоже пороли? — сочувственно спросил Валерка.

— Нет, — тяжело вздохнула Нинка, — мама сказала, что не будет со мной разговаривать, пока я не исправлюсь. Это ещё хуже.

— Ты будешь со мной уроки делать? — спросил он.

— Конечно, буду.

После уроков Дарья Емельяновна оставила всех ребят и рассказала им, как обманывала Новикова свою мать и как Ощеулов скрывал от отца плохие отметки.

— Они не понимали, — сказала Дарья Емельяновна, — что обманывают самих себя: ведь учатся-то они не для родителей, а для себя. Мы вот с Валей решили рассказать об этом случае всему классу. Ну, а вы все на их примере должны понять, к чему может привести обман. Ощеулов ни с кем не хотел считаться и никого не слушал. А чего добился? Опозорил своего отца на работе. Там и сейчас в цеховом сигнале красуется его фамилия.

Валерка знал, о каком сигнале идёт речь. Он видел этот сигнал, когда был с дядей Сашей в цехе. Там на стене висит большой щит из фанеры, выкрашенный в красный цвет, и на нём крупным шрифтом написано:

ОБРАТИТЕ ВНИМАНИЕ

НА УСПЕВАЕМОСТЬ ВАШИХ ДЕТЕЙ В ШКОЛЕ.

Под этой надписью был приколот лист белой бумаги, на котором перечислялись фамилии родителей, дети которых учатся плохо.

Дядя Саша тогда объяснил Валерке, что всех, кто попадает в этот список, обсуждает цеховой женсовет.

Валерка один раз чуть сам не попал в этот список. Виновата во всём была Новикова. Они самостоятельно решали примеры, а Нинка всё время пялила глаза в Валеркину тетрадь, подталкивала его да ещё всё время разговаривала.

— Не мешай! — сердился Валерка.

Наделал он тогда ошибок и получил двойку.

Как только Валерка увидел двойку, сразу вспомнил о «сигнале» и испугался. «Ведь теперь дядю Сашу будут обсуждать», — подумал он.

— Это что за новости? — спросил дядя Саша, просматривая Валеркины тетради.

Валерка почувствовал, как сильно горят у него уши.

— Я нечаянно, — пролепетал он.

— Что — нечаянно?

— Я исправлю. Скажите женсовету, что я исправлю. — Валерка умоляюще смотрел на дядю Сашу.

— При чём здесь женсовет? Ведь двойку получил ты, — не понял его дядя Саша.

— Но они же вас в сигнал запишут. — В голосе Валерки было такое отчаяние, что дядя Саша даже улыбнулся.

— Вот что, — сказал дядя Саша, — ты получил двойку, ты и говори с женсоветом. — Он снял телефонную трубку, набрал номер и попросил: — Пригласите к телефону Ласунину. На, говори, — передал он Валерке трубку. — Её зовут тётя Наташа.

— Слушаю, — сказал женский голос.

— Тётя Наташа, это я, Валера.

— Какой Валера?

— Дяди Сашин. Наш племяш.

— Ничего не понимаю. Какой это «наш племяш»? Ты куда звонишь, мальчик?

— В женсовет, — растерянно ответил Валерка.

— В какой женсовет? — удивлённо спросила тётя Наташа.

Валерка окончательно растерялся и хотел уже положить трубку, но дядя Саша перехватил её и сказал:

— Наталья Григорьевна, с вами хочет поговорить мой Валерка. Да, да. Мы его с женой зовем «наш племяш». Он самый, племяш. На, говори, — вернул он Валерке трубку.

— Валерочка, что ты хотел мне сказать? — снова послышалось в трубке.

— Я получил двойку, — еле слышно пролепетал Валерка.

— Я тебя не слышу, Говори громче, — потребовала тётя Наташа.

— Я получил двойку, — повторил Валерка.

— Очень, очень плохо! Чем же я могу тебе помочь?

И Валерка начал её убеждать:

— Вы не ругайте дядю Сашу и в сигнал его не вешайте. Я исправлю двойку и больше не буду получать.

— А раньше у тебя были двойки?

— Нет, у меня даже троек не было.

— Ну, хорошо, я тебе верю, только, как исправишь, сразу позвони мне.

Ух, как Валерке стало легко!

Он, конечно, исправил двойку, и они вместе с дядей Сашей сообщили об этом Ласуниной.

Уж кто-кто, а Валерка знает, что такое «сигнал»!..

Валерка так задумался, что почти не понимал, о чём говорила Валя. Изредка он слышал отдельные фразы.

— Октябрята так не должны поступать… Наша задача хорошо учиться… Каждого двоечника будем помещать в газете на самом видном месте…

Всё это доносилось до него словно издалека.

Отвлёкся он от воспоминаний, когда вновь заговорила Дарья Емельяновна.

— Мне кажется, — сказала она, — что у Новиковой и Ощеулова было достаточно времени подумать над своими дурными поступками. Теперь пусть они дадут слово всему классу, что исправят своё поведение и плохие оценки. А мы посмотрим, какое у них крепкое слово и можно ли им верить.

Новикова, часто мигая глазами, сразу же пообещала тоненьким голоском:

— Я исправлюсь, Дарья Емельяновна, вот увидите — исправлюсь.

— Ты не мне обещай, а всему классу.

— Я и классу, и вам…

— Поверим Нине, ребята? — спросила Дарья Емельяновна.

— Поверим, — отозвались все.

— Ну, а ты что скажешь, Андрей?

Ощеулов неуклюже выбрался из-за парты, щёки у него надулись и нижняя губа отвисла ещё сильное обычного.

— Я тоже, наверное, исправлюсь, — выдавил он из себя.

— Почему «наверное»? — возмутилась Валя. Скажи нам точно, исправишься ты или нет?

— Ну, исправлюсь, — обиженно пообещал Ощеулов.

— А ты без «ну», — настаивала Валя.

— Ну, исправлюсь без «ну», — чуть не плача, протянул Ощеулов.

— Поверим ему, Мармыш? — обратилась Дарья Емельяновна к Женьке, заметив, что тот повернулся к ней спиной и о чём-то оживлённо болтал с Генкой Свиридовым.

Мармыш вскочил как ужаленный, вытаращил глаза и как ни в чём не бывало бойко ответил:

— Проверим,

Ребята засмеялись. Даже Дарья Емельяновна не смогла сдержать улыбки.

— Тебе, Мармыш, тоже не мешает подумать о своём поведении. Мне кажется, что ты начал забывать прошлое обещание,

— А я — что? Я ничего, — сразу загнусавил Женька.

— Садись, — сказала Дарья Емельяновна, — и слушай, о чём говорят. Тебе это тоже полезно.

Ощеулову поверили. Трудно им было с Новиковой исправляться, но Валерка видел, что они начали стараться.

Только нельзя понять, почему они так стараются? Или оттого, что их проработали и нарисовали в газете, или потому, что в школу стали часто приходить их родители.