Дома шла усиленная подготовка к посадке овощей. Если до этого семенами занимались только Валерка и тётя Лена, то теперь к ним присоединился и дядя Саша.

Он каждый вечер проверял семена, щупал хрупкие водянистые ростки, которые выползли из каждого глазка картофельных обрезков.

После разговора с Шишпорёнком Валерка потребовал от дяди Саши, чтобы он рассказал ему всё об огороде. Дядя Саша действительно подтвердил, что они в цехе решили не делить землю на участки, как это делалось раньше, а посадить все сообща. И семена, и земля, и урожай — всё будет общим. Вначале они посадят картошку, а потом, когда подойдёт время, высадят другие овощи.

До посадки осталось совсем немного времени, и у дяди Саши полно хлопот. Он даже завёл специальный блокнот, в котором ведёт какие-то записи по огороду.

— Ты, я смотрю, в председатели сельхозартели превращаешься, — шутит тётя Лена.

— А что в этом плохого? — улыбается дядя Саша.

Наконец наступил долгожданный день посадки. Младшие классы уже распустили на летние каникулы, и теперь Валерка целыми днями дома.

— Ложись сегодня пораньше, — сказал дядя Саша, — завтра я тебя разбужу в пять утра.

— А стоит ли его мучить, Саша? — сомневается тётя Лена.

— Конечно, стоит, — поспешно вмешивается Валерка, — я и сам проснусь, вы только будильник мне заведите.

— Ничего, это полезно, пусть посмотрит, как сажают овощи, — ответил дядя Саша.

Как назло, Валерка не мог долго уснуть и утром даже не услышал звонка будильника. Он проснулся оттого, что кто-то сильно тряс его за плечи.

— А ещё говорил: «Сам проснусь»! — выговаривал ему дядя Саша. — Давай быстро умывайся, а то машина нас ждать не станет.

У Валерки слипаются глаза, и он никак не может их раскрыть, хотя и проснулся. Он снова опускает голову на подушку. Ему надо только чуть-чуть полежать, и тогда он откроет глаза. Только чуть-чуть…

— Валера, ты встаёшь? — слышит он снова, вздрагивает, отбрасывает одеяло и, шатаясь, идёт к ванной.

Тётя Лена смеётся:

— Глаза-то, глаза совсем узкие, как у Витьки.

Холодная вода прогоняет сон.

Вскоре во дворе раздаётся сигнал машины.

— За нами, — говорит дядя Саша и открывает дверь.

— Все в сборе? — спрашивает шофёр.

— Все, — отвечает дядя Саша. — Помоги нам вынести семена и провизию.

Валерка ёжится от утреннего холодка.

— Что, сынок, бодрит утро? — спрашивает шофёр.

— Немножко, — отвечает Валерка.

— Полезай в кабину, здесь тепло.

Валерка взбирается на мягкое кожаное сиденье, рядом с ним садится тётя Лена.

— Поехали! — командует дядя Саша из кузова, и машина трогается с места.

— Наверное, с полчаса потеряем, пока всех соберём, — говорит шофер.

— Пожалуй, если не больше, — отвечает ему тётя Лена.

В кабине тепло и пахнет бензином, Валерка прижимается к тёте Лене, и у него снова начинают слипаться глаза. Он слышит сквозь дремоту, как тётя Лена оживлённо о чём-то говорит с шофёром. Их голоса доносятся до него откуда-то издалека. Он даже силится разобрать, о чём они говорят, но не может.

Очнулся Валерка от резкого толчка.

— Разбудил? — говорит шофер и улыбается. — Асфальт кончился, сейчас потрясёт, так что не взыщи.

Но Валерке уже не хочется спать. Дорога идёт по лесу и круто петляет среди деревьев. Из кузова доносится песня. Голосов много. Валерка даже не знает, когда и откуда появились там эти люди. Прошло немного времени, и лес остался только с одной стороны дороги, а с другой появилось огромное перепаханное поле. Машина проехала ещё немного и остановилась.

— Приехали! — крикнул шофёр. — Выгружайтесь…

Валерка выскочил из кабины и увидел в кузове многих знакомых.

— Ну как, работник, выспался? — спросил дядя Саша.

— Я давно проснулся.

— Ну тогда выбирай лопату, а то не достанется.

— Я, наверное, не сумею копать.

— Тише, — шепчет дядя Саша и испуганно озирается по сторонам.

Валерка тоже оглядывается, но ничего не видит, а дядя Саша продолжает шептать:

— Разве можно вслух говорить о таких вещах, на смех же поднимут. Мужик — и вдруг копать не умеет…

Опять дядя Саша шутит, но Валерка не обижается и с удовольствием смеётся вместе с ним.

— Всё выгрузили? — спрашивает дядя Саша.

— Всё, — отвечает кто-то из кузова.

— А ну, ссылайте семена в общую кучу! — скомандовал дядя Саша.

Все развязывают мешки с картошкой и, прежде чем ссыпать их на землю, показывают Казанцеву.

Казанцев — это тот пожилой мужчина, который разрешил Валерке включить насос, когда они с дядей Сашей были в цехе. Он придирчиво осматривает картошку, мнёт её пальцами…

— Дрябловатая вроде.

— Да что вы, Михаил Константинович, она в такое время вся такая. Где сейчас лучше возьмёшь? — убеждает его быстрым говорком худая женщина. Её Валерка видит впервые.

— Ну хорошо, хорошо, высыпай, — разрешает Казанцев.

Очередь доходит до маленького мужчины. У него смешное розовое лицо с вздёрнутым вверх, похожим на пуговицу носом.

— Принимайте, — балагурит он, — семена — первый сорт, самые лучшие со старухой отобрали, — Он неторопливо раскрывает мешок.

Казанцев опускает туда руку и сразу же выдёргивает с брезгливой гримасой: она измазана липкой грязью.

— Ты что привёз? — спрашивает он сердито.

— Семена, — отвечает маленький мужчина.

— Это над ними вы со старухой трудились?

— Над ними. А что, плохие? По-моему, в самый раз.

Казанцев опрокидывает мешок и высыпает в сторонке мокрую и гнилую картошку.

— Полюбуйтесь, товарищи, что привёз Хромешкин. Он даже её просушить не удосужился. Ведь здесь же одна слякоть.

— А если у меня ничего нет лучшего, где я возьму? — оправдывается Хромешкин. — Если хотите знать, она в самый раз для посадки, всё равно в земле сгниёт.

— Пусть он со своей старухой ест эту картошку!.. — возмущённо говорит дядя Витя. — Он всегда норовит на чужом горбу в рай въехать.

— Собирай свои семена, Николай, — сердито вмешивается дядя Саша, — и не позорься. Неладно у тебя всё получается. На собрании больше всех шумел, беспокоился, что тебя обделят урожаем, а сам с первых дней нечестно себя ведёшь.

— Да я и сам не хотел везти эти семена, вон она меня убедила, — показывает Хромешкин в сторону женщины, которая примостилась на обочине дороги.

— Брось, Коля, знаем мы твои фокусы, вечно она у тебя виновата, — обрывает его Казанцев.

— Ну хорошо, дайте мне взаймы — в городе рассчитаюсь, — стал просить Хромешкин.

— Эх, Коля, Коля, — покачал головой дядя Саша, — и когда ты станешь коллективным человеком?! Здесь же тебе не рынок. Если бы все поступили так — у кого бы ты стал занимать? Что будем делать с ним? — спросил дядя Саша.

— Пусть помогает сажать, семян на всех хватит, — сказал Казанцев, — а в цехе мы с ним ещё поговорим.

— Согласны, товарищи? — спросил дядя Саша.

— Да что уж там — не обедняем, только пусть в следующий раз не хитрит, а то быстро шею намылим.

Валерка представил себе Хромешкина с намыленной шеей и рассмеялся.

Наконец все семена были ссыпаны в кучу.

— Наш племяш замёрз? — спрашивает у Валерки тётя Наташа Ласунина, председатель женсовета.

— Нет, я мёрз раньше, а сейчас тепло.

— Пойдём со мной картошку сажать?

— Да что вы, Наталья Григорьевна, какой из него работник, умается же парень! — предостерегает её скороговоркой худая женщина.

— Раз приехал — пусть трудится, — настаивает тётя Наташа.

— И зачем только мальчонку тащили в такую рань? Намучается, бедняжечка… — сочувственно говорит женщина, которую называли старухой, а она совсем не старая.

— Ничего, — говорит тётя Наташа, — он ещё тебя работать научит. Правда ведь, наш племяш?

— Я не умею учить, — чистосердечно признается Валерка.

Нравится Валерке тётя Наташа. Нравится, что она тоже зовёт его «наш племяш». Она совсем молоденькая и говорит протяжно, нараспев.

— Валера, иди нам помогать, — зовёт тётя Лена.

— А можно, я с тётей Наташей буду?

— Как хочешь.

Валерка вопросительно смотрит на тётю Наташу.

— Пошли, пошли, — говорит она, — я без тебя как без рук. Значит, делай, как я тебя учила. По одной картошке.

Тётя Наташа втыкает лопату в землю и приподнимает вместе с землёй. Валерка быстро кладёт картошку в лунку, и тётя Наташа снова засыпает её

— Кто говорил, что у меня плохой помощник? — спрашивает тётя Наташи. — Да мы его в свою смену запишем и присвоим ему звание коммунистического племяша нашего цеха. Давай нажмём!

«Старуха», которая только что жалела Валерку, теперь тоже хвалит его:

— И вправду шустрый малец. Зря я, наверное, своего не взяло: пусть бы поработал на свежем воздухе.

Работают все с азартом и с шутками.

— Эй! Первая коммунистическая, отстаёте! — кричит кто-то.

— А мы работаем за качество.

— Кто это — первая коммунистическая? — спрашивает Валерка тётю Наташу.

— Первая смена, значит, — поясняет она, — они первые завоевали звание смены коммунистического труда. Вон они — все вместе там копают.

— А вы — коммунистическая? — спрашивает Валерка.

— Я — нет ещё, — смеётся тётя Наташа.

— А почему?

— Да есть у нас в смене один чудак, всё дело нам портил. Сейчас, кажется, стал исправляться. Может, к осени получим звание.

— Анянов, да? — спрашивает Валерка,

— Анянов. А ты откуда знаешь?

— Знаю, — говорит Валерка, — он мой друг.

— Вот уж я не думала, что ты заимел таких друзей.

— Он вовсе не плохой, — горячится Валерка, — Он же исправился и хочет учиться. Вы зря его ругаете.

— Ты, оказывается, хороший друг. Не напрасно я тебя взяла в помощники. А твоего Анянова сейчас мы не ругаем. Он действительно старается хорошо работать.

Тётя Наташа устала, она тяжело дышит, на лбу и на кончике носа у неё блестят капельки пота.

— Отдохните, — советует ей Валерка.

— Нельзя, у нас так не принято. Отдыхать положено всем вместе. Вот ещё поднажмём немного и пойдём на отдых.

На некоторых участках уже закончили посадку и, размахивая лопатами, шли в Валеркину сторону.

— Поможем отстающим! — смеются они.

Валерка тревожно смотрит на тётю Наташу.

— Мы же не отстающие, мы сами сделаем, — волнуется он.

— Нет, нет. Что ты, какие мы отстающие? У нас с тобой участок больше, чем у них, и нас двое, а их вон сколько?..

Валерка успокаивается. А вскоре он и сам со смехом идёт помогать отстающим — тёте Лене и дяде Саше.

Посадка подходит к концу. У обочины дороги уже потрескивает костёр. Там Миша Бачин, тот, который написал стихи в газету цеха, по всем правилам вбил в землю две рогатины и заготовил к ним поперечину — крепкую берёзовую палку.

— Пошли за водой, — зовёт он Валерку.

Валерка охотно бежит за Мишей, следом за ними идёт дядя Саша и начинает плескаться у берега узкой речушки.

— Ух, здорово! — кричит он. — Словно вновь родился!

— Александр Максимович, подождите немного, вы же всю воду замутили, — уговаривает его Миша.

— Ничего, я вам сейчас с середины зачерпну.

Дядя Саша снимает с себя одежду и остаётся в одних трусах.

— Я сейчас, — заверяет он, — я такой, я отчаянный. — А у самого лицо испуганное и колени трясутся.

Валерка хохочет во всё горло, а дядя Саша наклоняется к нему и шепчет:

— Может быть, заменишь меня, я страсть как боюсь лягушек!

Валерка ещё больше смеётся:

— Да это же не болото, здесь нет лягушек.

Дядя Саша опасливо наклоняется над водой, всё ниже и ниже, пытаясь, рассмотреть, что там на дне, и вдруг теряет равновесие и шлёпается в воду.

У Валерки от смеха даже бока заболели, а дядя Саша стоит по колено в воде и горделиво подбоченился.

— Я же говорил вам, что я отчаянный! — заявляет он.

— Александр Максимович, давайте скорее воду, нас ждут, — торопит его Миша.

Дядя Саша осторожно с середины речки наполняет водой котелки, и они возвращаются к костру.

У костра уже хлопочут женщины.

— Сегодня у нас всё общее, а ну давайте провизию! — командуют они.

Все отдают им свои свёртки с продуктами. Тётя Наташа тоже передаёт свою сумочку и потихоньку от всех прячет под кофточку маленький пакетик.

— Это нам с тобой за ударный труд, — шепчет она Валерке.

— Наталья Григорьевна, опять конфеты прячете? — хватает её за руку одна женщина.

— Да это не конфеты, — смеётся тётя Наташа.

— Отдайте добром, не то попрошу, чтобы потрясли.

— Кого там потрясти? — грозным голосом спрашивает дядя Саша и направляется к ним с таким видом, что, кажется, действительно готов схватить тётю Наташу.

— Сама, сама отдам! — ещё громче смеётся тётя Наташа и вытаскивает пакетик.

— Трудно вам будет жить при коммунизме, такой сладкоежке, — выговаривает ей женщина.

— При коммунизме всё будет по потребности, так что конфет для меня хватит. Правда ведь, племяш? — спрашивает тётя Наташа у Валерки.

— Правда, — отвечает Валерка.

Ему действительно очень хочется, чтобы тётя Наташа могла есть конфет столько, сколько ей захочется, раз она их любит.

— Стол накрыт! — приглашает одна из женщин, и все рассаживаются на земле вокруг газет с едой.

У Валерки такой аппетит, что он даже не знает, за что вперёд хвататься. Казанцев вытащил из костра печёную картошку и подал ее Валерке:

— На — ко, отведай, такой картошки ты ещё не ел.

Картошка и вправду была на редкость вкусная.

— Ты ешь сегодня ещё лучше, чем работаешь, — говорит ему дядя Саша.

— Чего там, он добросовестно заработал свой обед, вступается за Валерку тётя Наташа и подкладывает ему яйцо и колбасу.

Валерка с наслаждением пьёт крепкий чай, вскипяченный на костре.

— Чаёк что надо — по особому рецепту приготовлен! — Нахваливает Казанцев.

Валерка наконец сваливается на бок и только сейчас чувствует усталость во всём теле. У него побаливают спина и ноги. Тётя Наташа подкладывает ему под голову какие-то тряпки и ласково гладит по волосам:

— Умотался наш племяш.

Рука у тёти Наташи мягкая; Валерка прикрывает глаза.

«Хорошо, что не надо идти в школу», — думает он.

На общественном огороде вырастет картошка, которую посадил Валерка. Он завтра расскажет ребятам, как здесь было весело, и Шишпорёнок пожалеет, что не поехал вместе с ними.

Приятно попахивает дымком от костра, и пригревает солнце.

Взрослые тихо-тихо поют ласковую «Ивушку».

Как хорошо!