Несколько дней мне пришлось провести в Цитадели, осваивая этикет двадцать первого века. Скоро бал – открытие светского сезона, где я должна быть официально представлена императору как наследница титула барона Разинского.

Простая формальность, но для высшего света очень важная, ведь теперь я творец и никто не позволит мне отлынивать от высшего общества. А со временем и мои дети унаследуют высокое положение.

Если бы мой дар не проснулся, титул могли передать одному из дальних родственников, если бы тот оказался полезным для императора, но не теперь.

И я не сомневалась, некоторые из них совсем не в восторге от такого положения вещей, но ничего не поделаешь.

– Добрый день, – поздоровался князь, заходя в библиотеку корпорации.

Я невозмутимо продолжила чтение. После того как он отказался признаться в том, что испортил мне вечер в клубе своим вероломным нападением на моих кавалеров, я с ним не разговаривала.

Не дождавшись ответа, Фордайс вздохнул.

– Понимаю, что впал в твою немилость, но у нас задание через десять минут.

– Знаю.

– Тогда посмотри на меня.

Я подняла на него глаза.

– Как долго ты будешь дуться?

– Не переживай, на заданиях это не отразится.

– Тогда, может, пойдем в комнату для перемещений и ты заодно переоденешься?

– Нет. Комната перемещений в основном предназначена для возвращения. Концентрироваться на знакомом помещении проще. Прыгнуть я могу и отсюда. К тому же я поинтересовалась у главы корпорации, могу ли выполнять задания в джинсах и гриндерах. Он не имел ничего против.

– Ты хоть видела заголовки в газетах по поводу твоих… нарядов?

Я пожала плечами:

– Они привыкнут и перестанут шуметь, не переживай.

Фордайс выдохнул сквозь зубы:

– Какая же ты упрямая!

Часы над камином пробили полдень, и, захлопнув книгу, я поднялась со своего места.

– Пора.

Фордайс протянул мне руку и стал ждать, сверля острым взглядом. Я, вздохнув, вложила в теплую мужскую ладонь свою и почувствовала знакомое тянущее ощущение.

Секунду спустя мы оказались на том месте, где Нева встречается с рекой Охта, в народе называемом «Стрелка». Моему взору предстал Петербург начала тысяча восемьсот тридцать четвертого года, и дух перехватывало от его красоты снежной зимой.

Мы стояли на Пантелеймоновской улице.

– Мое письмо? – протянула я руку.

Конверт, запечатанный и немного состаренный, лег в ладонь.

– Помнишь, где живет Пушкин?

Я приложила руку к груди:

– Как такое можно забыть?

– Не паясничай и будь осторожна, – с тревогой взглянул на меня Фордайс.

– Все будет хорошо. Поспеши, тебе тоже нужно доставить письмо Голицыной, а она живет на Малой Морской. Ты уверен, что не я должна к ней отправиться?

– Нет. Сегодня я буду черным рыцарем, так что ты вряд ли подойдешь на эту роль.

Отметив его высокие сапоги и черные брюки с рубашкой, лукаво спросила:

– А как же мундир?

– У нас сегодня плащи с меховой подбойкой, – заметил Фордайс и протянул мне мой.

– Ты уверен, что пожилая женщина спустится к тебе?

– Нет, поэтому я сам к ней поднимусь. Если заметит, что я не похож на ее черного рыцаря, что-нибудь сочиню. Она обязательно должна раскрыть шулерский прием внуку.

Заметив тревогу во взгляде Редклифа, я лишь обреченно покачала головой и, накинув плащ, направилась к Александру Сергеевичу. Пора начинать преображение в загадочную незнакомку.

Я должна поведать поэту мистическую историю. А он должен написать повесть, на которую никак не отважится, опасаясь гнева Голицыной, если его не подтолкнуть.

Подходя к нужному дому, я занервничала. Все-таки Пушкин – культовая личность, и увидеть его, поговорить с ним…

Тряхнув головой, я решительно подошла к двери, дождалась возвращения камердинера поэта и вместе с ним вошла в дом.

Идя по коридору и заглядывая в комнаты, я отмечала, что помещения обставлены красивой деревянной мебелью, обтянутой чехлами и украшенной подушечками, стены были отделаны деревом и грубо, на мой взгляд, покрашены. В принципе, может, для этого времени и нормально.

На окнах шторы в цветочек, совершенно стариковские, и красивые бронзовые подсвечники с оплывшими свечами.

Как и предполагала, Пушкина я нашла в кабинете. Такой же, как и на портретах, только живой и пышущий раздражением.

– Кто вы? Как попали в дом?

Я молчала.

– Никита! Никита!

В комнату вбежал пожилой мужчина и осведомился:

– Что изволите, господин?

– Кто эта дама и по какому вопросу?

Слуга осмотрел комнату и ожидаемо ответил:

– Какая дама, Александр Сергеевич? Сегодня в дом никто не входил.

– Ты шутить изволишь?

Никита только испуганно покачал головой.

Наконец поэт понял, что его слуга действительно меня не видит.

– Свободен, – промолвил Пушкин, и, едва дверь закрылась, обратился уже ко мне: – Кто вы?

– Это не имеет значения. – Я подошла к столу и положила на него конверт. – Читайте.

Немного дрожащей рукой поэт вынул письмо и прочитал изложенный в нескольких словах сюжет повести.

– Что это?

– Скоро к вам придет ваш друг, Сергей Голицын-Фирс, и расскажет историю, которую ему поведала бабушка. Вы напишете по этому рассказу произведение и назовете его «Пиковая дама».

Я не знала, каким образом это поможет извлечь корпорации экономическую выгоду, но аналитикам виднее – это их хлеб.

– Зачем?

– Иначе через полгода умрете.

Пушкин побледнел еще больше.

– Выбор за вами, – промолвила я и, наклонившись к нему, тихо добавила: – И вот что еще вам нужно знать: через много лет именно «Пиковую даму» будут считать одним из лучших ваших произведений. Приятного дня.

Оставляя ошарашенного поэта наедине со своими мыслями, я очень рассчитывала, что он все-таки послушается совета: не хочется возвращаться спустя полгода и убивать его. Я же не Дантес, в конце концов.

Вернувшись на Пантелеймоновскую улицу, застала там нервничающего Фордайса.

– Как прошло? – спросила я у князя.

– Прекрасно. Голицына – очень неординарная и здравомыслящая дама. Она все сделает. Ты, я вижу, тоже довольна…

Закатив глаза, я выдохнула:

– Пушкин – такой мужчина! Статный, красивый и умеет обращаться с дамами! – сказала я с придыханием и посмотрела на злого Фордайса. – Все время хочу у тебя спросить: мы можем иметь отношения… м-м-м… личного характера с людьми, проживающими в прошлом?

– Настя!

– Да передала я письмо и… ах… уговорила его написать повесть. Так что там по моему вопросу?

– Глаз с тебя не спущу!

Это полностью меня устраивало: пусть смотрит пристально и как можно чаще.

Подмигнув князю, я прыгнула в свое время.

* * *

Главное здание корпорации встретило нас шумом и суетой.

– Что-то случилось? – недоуменно поинтересовалась у творца, идущего рядом.

– Южный филиал, который находится в Африке, прислал нам протест, – пояснил князь.

Сегодня нас вызвал лично глава корпорации. Ничего не объясняя, Фордайс-старший сказал лишь, что Лемнискату нуждается в нас. Интересно, в чем выражается эта нужда?

– А чем недовольны?

– Утверждают, что наши творцы были на их территории. Мы все отрицаем, но южный филиал продолжает твердить свое. Представляешь? – сделал круглые глаза Фордайс.

– Действительно, и чего это они? Мы бы ни за что не нарушили правила, – хмыкнула я, входя в лифт.

Встреча была назначена на пятнадцатом этаже, в игровой комнате. Само место уже наводило на нехорошие размышления. Во что это мы там будем играть?

Когда дверь открылась, нашему взгляду предстал глава корпорации и незнакомая пара, держащаяся за руки. Рядом с ними стояла темноволосая кудрявая девочка лет пяти.

Ничего не понимая, я нерешительно направилась вслед за Фордайсом к незнакомцам.

– Настя, позвольте вам представить Лукрецию, а также Эрика и Ванессу Рейри, ее родителей. Лукреция – наш третий творец.

С любопытством рассматривая меня, супруги кивнули нам и, повернувшись к Фордайсу-старшему, глава семейства предложил:

– Пока дочка играет с творцами, может, мы обсудим занятия для нее? Или лучше остаться здесь?

Прежде чем глава Лемнискату успел ответить, заговорила Лукреция:

– Не беспокойся, папа, Настя совсем не такая отчаянная, какой кажется на первый взгляд, у нее прекрасные манеры и образование. Не нужно судить о ней по одежде.

В комнате повисла тишина, я машинально посмотрела на свои кожаные брюки и черную кофту. Эрик Рейри стоял, готовый провалиться сквозь землю, Редклиф, как и мать Лукреции, прятал улыбку.

Глава корпорации, тактично кашлянув, промолвил:

– Я думаю, можно обсудить занятия.

– Да-да, – яро закивал Эрик и, подхватив под руку уже открыто улыбающуюся жену, спешно направился прочь из комнаты.

– Что это сейчас было? – ошарашенно спросила я у князя.

Редклиф лукаво улыбнулся.

– Лукреция рассказала, о чем думал ее отец. Его, как и многих, смутила твоя одежда.

Я фыркнула.

– То есть она…

– Да, читает мысли. У Эрика и Ванессы ушло много времени, чтобы приучить дочь к тому, что рассказывать вслух то, что она прочла в головах людей, неприлично.

– Видимо, безуспешно.

– На самом деле наоборот, просто она не всегда считает это правильным. Пойдем, ближайшие три часа мы проведем вместе.

Направляясь вслед за Фордайсом к девочке, которая уже лазила в груде мячиков, я спросила:

– Но зачем это?

– Лукреции требуется общение с нами. Судьба распорядилась так, что дар проснулся рано, а вот совершать прыжки во времени она пока не может. Общество творцов просто необходимо ребенку для полноценного развития.

– Да уж. Нам с тобой в этом отношении было намного проще.

Последующий час мы играли в пиратов на большой игровой площадке, а Лукреция все больше и больше пленяла меня. По-детски простодушная, не по возрасту серьезная и проницательная, она казалась странной, и я надеялась, что ее особенность не помешает ей устроить свою жизнь, когда она вырастет.

Знать мысли окружающих – это тяжелое бремя. А мне нравилась юный творец, и я желала ей всего хорошего.

– Вы готовы к штурму? – крикнул с другой стороны игровой площадки Фордайс, стоя в одной из башенок.

Я восхитилась его красотой: Редклиф был неприлично хорош с пиратской повязкой на голове. Он всегда такой правильный, такой важный, но когда позволял себе расслабиться, становился милым и обаятельным.

Я понимала, почему он был близким другом отца. Фордайс – человек редких душевных качеств. И тем сложнее мне было смириться с тем, что он никогда не будет моим, что он любит и хочет не меня.

Сердце пронзила боль.

– Ты неправа.

– Что? – непонимающе посмотрела я на Лукрецию и, осознав, что она прочитала мои мысли, покраснела.

– Говорю: ты неправа.

– Вы готовы? – повторил свой вопрос князь.

– Нет! – выкрикнула я и снова обратилась к девочке: – Что ты имеешь в виду, говоря, что я неправа?

– Тебе больно, и от этого мне больно, а причин расстраиваться нет.

– Почему ты так решила? – Я смотрела на нее как на свою последнюю надежду.

– Потому что знаю его мысли. Он думает только о тебе и хочет только тебя.

Я покраснела.

– Что значит «хочет»?

– Человеческая нужда. Ты думаешь, что он любит другую, но на самом деле это не так, он любит только тебя. Всегда только тебя, с самого начала. Ты его нужда и мания, его жизнь крутится вокруг тебя.

– Откуда ты знаешь? Ты же еще маленькая, – выдохнула я.

– Я начала слышать мысли людей раньше, чем говорить. Мысли сверстников неинтересны, как и общение с ними, вы – другое дело, – рассмеялась девочка, бросаясь в атаку.

А я завороженно смотрела вслед взрослому ребенку.

Прокручивая в голове то, что услышала от Лукреции, я совсем не подумала об организации штурма, и мы проиграли. Девочка в руках переодетого пирата смеялась, а я думала о ее словах.

Должна ли я верить услышанному? В любом случае истолковать любовь Фордайса можно двояко. Привязанность как к женщине или как к дочери близкого друга? Я всей душой надеялась на первый вариант, но и второй исключить нельзя.

В момент моих размышлений на меня налетела Лукреция и свалила с пластикового борта в море шариков. Барахтаясь, я схватила ребенка в охапку и, прижав к себе, принялась щекотать.

Заливисто рассмеявшись, девочка вывернулась и посмотрела на Фордайса, странно взирающего на нас. В его глазах плескались необычные чувства…

– Она будет, я уверена.

– Что? – растерялся князь.

– Носить его и подарит тебе.

Творец застыл и в следующую секунду покраснел.

– Лукреция!

– Ну ты же хотел знать! – недоуменно воскликнула девочка.

Фордайс, наверное, был готов провалиться сквозь землю.

– Что? – спросила я, переводя взгляд с одного на другую.

Лукреция посмотрела на князя, и тот строго сказал:

– Нет.

– Но ведь она тебе нравится…

– Лукреция!

– Что я тебе? – повернулась я к Фордайсу, но тот, схватив пистолет, выстрелил мне в грудь, снова опрокидывая меня в шарики.

Рыкнув, я тоже схватилась за оружие и понеслась за творцом. Лукреция заливисто смеялась, наблюдая за тем, как я обстреливала коварного князя, а тот с трудом оборонялся.

Я имела неплохой опыт игры в пейнтбол и прекрасно знала, что Фордайс им не увлекался. Нетрудно было догадаться, что навыки стрельбы и ведения боя он приобрел как-то по-другому.

Через полчаса мы с князем, уставшие, сидели на лавочке и ждали прихода четы Рейри, а Лукреция с улыбкой смотрела на нас, покачиваясь на пятках взад-вперед. Редклиф прислонился спиной к стене и выглядел на удивление соблазнительным без своего официоза.

Раз он точно не видит во мне мою маму, чего я так боялась и что делаю все попытки подобраться к нему бессмысленными, то почему бы не попробовать вновь соблазнить его?

– Не видит, и ты совершенно точно должна это сделать: обязательно соблазни его.

Посмотрев широко раскрытыми глазами на девочку, я спрятала лицо в ладонях и застонала.

– Кого соблазнить? – раздался ледяной голос Фордайса.

– Он не должен знать, о ком речь. Лукреция, пожалуйста!

– Ладно, – лукаво улыбнулся ребенок.

А я, поднявшись, направилась быстрым шагом на выход. В дверях столкнулась с главой корпорации и родителями девочки. Пробормотав извинения, я понеслась по коридору и влетела в первую попавшуюся комнату.

Оказалось, что неосознанно попала в женский туалет. Склонившись над раковиной, я поплескала в лицо холодной водой. В это время хлопнула дверь. Повернув голову, я увидела с Фордайса.

– О чем говорила Лукреция?

– Ну о чем может говорить маленькая девочка? О всяких глупостях, – увильнула я.

– Неправда. Нам необходимо это обсудить.

– Редклиф, скажи мне честно: ты в курсе, что это женский туалет? Мужчинам не разрешается сюда входить. А ты, благородный князь, ведешь себя столь безнравственно.

Творец лишь пожал плечами.

В этот момент в туалет вошли две переговаривающиеся женщины. Я узнала их по голосам – те самые сплетницы, разговор которых я однажды подслушала.

Увидев князя, они замерли.

– Видишь, люди хотят в туалет. Не мог бы ты выйти?

– Только вместе с тобой.

– Нет.

– Что ж, тогда у меня нет выбора.

Он схватил меня в охапку и, не обращая внимания ни на сопротивление, ни на удивленные взгляды сплетниц, вынес из дамской комнаты и понес по коридору, ничуть не смущаясь людей. Затем вошел в какое-то помещение и закрыл дверь.

Едва я оказалась на свободе, как тут же набросилась на творца:

– Что ты себе позволяешь? Хочешь, чтобы о нас слухи пошли?

– Можешь не переживать, за пределы корпорации информация не выйдет, а к нашим с тобой перепалкам все привыкли.

– Я плохо на тебя влияю, – устало выдохнула я, присаживаясь на диван.

В комнате, кроме него и еще пары стульев, ничего не было.

– Настя, что означают слова, которые сказала Лукреция. Она прочла твои мысли, ведь верно?

– Верно, – решила не отпираться я.

– Еще одна задумка, как соблазнить завсегдатаев клуба? До меня дошли слухи.

– Конечно, слухи, – пристально посмотрела я на князя. – Ты же отрицаешь, что был там.

– А ты не можешь ответить, зачем мне это было нужно.

– Ну ты же обещал моему отцу заботиться обо мне и относишься очень… по-родственному, – пробормотала я, внимательно наблюдая за творцом. – Ты же сейчас именно поэтому интересуешься моими планами по соблазнению? Ведь как коллега ты, мягко говоря, не имеешь на это никакого права.

– Может, и так, – расплывчато ответил Фордайс.

– Хорошо. Я расскажу тебе все как есть, но при одном условии.

Я решила довериться Лукреции и поставить на кон все.

– Каком условии?

– Ты мне честно ответишь, что имела в виду девочка, когда сказала: «Но ведь она тебе нравится…»

Князь слегка вздрогнул.

– Все просто: ты мне нравишься. Ты чудесная девушка, и я думал о нашей работе и твоей жизни.

Он не соврал, но и правды не сказал. Что ж…

– Хорошо. Лукреция выдала мои мысли по поводу моей дальнейшей личной жизни. У меня есть чувства к одному мужчине, и я решила проявить инициативу и построить с ним отношения, а возможно, и семью.

Князь отошел к окну.

– Может, тебе не стоит спешить?..

– Мне не пятнадцать, я взрослая женщина и хочу, как и все, выйти замуж, завести детей. Что может быть лучше, чем просыпаться с любимым человеком рядом, вместе растить дочку или сына.

Я прилагала все силы, чтобы пробудить в Редклифе жгучую ревность… к самому себе.

– Но твои методы… – заметил князь, не поворачиваясь, чем немало меня раздражал.

– Вполне современные. В этом вопросе я не потерплю вмешательства. Ты понимаешь меня, Редклиф? Уж очень этот мужчина для меня важен. Ты же не будешь лишать меня счастья?

– Это Сергей?

Я возвела очи горе.

– Нет, с Сергеем мы друзья. Это другой мужчина, мы часто с ним видимся… Но его имени я пока тебе не скажу: ты влезешь и все испортишь.

– И так узнаю.

Я только вздохнула.

– Попробуй. – И сменила тему: – Ты мне нужен на выходные. Приедешь в резиденцию?

– Конечно, и скорее всего сегодня вечером.

– Это замечательно. Но почему именно сегодня? – насторожилась я.

– Решил провести для тебя пару уроков самообороны. Мне подумалось, девушка должна суметь постоять за себя.

Понятно, будет стеречь.

– В выходные что-то случится? – уточнил князь.

– Приезжают мама с сестрой погостить, – мрачно поделилась я.

– А ремонт?

– С одним крылом ребята практически закончили… Это их желание приехать, насчет ремонта я предупредила.

– Что ж, тогда до вечера.

Бросив еще раз взгляд на так и не повернувшегося Фордайса, я отправилась готовиться.

Нужно многое успеть.

* * *

Редклиф Фордайс

Я стоял у окна, стараясь справиться с собой, не выдать чувств, что бушевали внутри. Глаза светились, и только за Настей закрылась дверь, как сияние охватило все тело, а мебель в комнате поднялась вверх.

Когда найду этот объект ее соблазнения, убью. Рано ей еще замуж и детей рожать. При мысли, что она будет носить под сердцем чужого ребенка, внутри все полыхнуло, разъедая.

Может, это с моей стороны и неправильно, но гада, который ей нравится, в живых не оставлю. Просто не смогу.

* * *

Анастасия Разинская

Князь, как и обещал, приехал вечером, Маргарита с мужем ему очень обрадовались. Все вместе мы сели ужинать. А я посматривала в окно, радуясь, что на улице такая лунная ночь, ведь все так хорошо видно!

Фордайс был необычайно задумчив и неразговорчив и сразу после ужина отправился к себе.

Все складывалось как нельзя лучше. Рабочие уехали в город за стройматериалами и вернутся только в выходные – разбавить, так сказать, нашу «теплую» компанию. В доме практически никого. Когда экономка с мужем отправились спать (они рано ложатся), я тоже поспешила к себе. Из-под двери комнаты Фордайса пробивался свет.

Значит, можно начинать.

Раздевшись и накинув халат, я начала воплощать в жизнь свой план. Пройдя около комнаты Фордайса так, чтобы он услышал, я вышла из дома и направилась к пруду.

Я знала, что людей там никогда не бывает. Но главное, окна Редклифа как раз выходят на пруд, и ему со второго этажа будет прекрасно видно мое представление.

Подойдя к водоему, я огляделась и скинула халат. Осторожно ступая, я вошла в воду, медленно повернулась то в одну сторону, то в другую и, наконец окунувшись, поплыла, стараясь производить как можно больше шума.

Я была уверена, что Фордайс смотрит. Ведь стоило мне приблизиться к пруду, в его комнате сразу погас свет. К тому же об этом говорило шестое чувство.

Наплававшись, я вышла из воды и, накинув халат, направилась к дому, даже не представляя, сколько боли сейчас причинила тому, кого люблю.

* * *

Редклиф Фордайс

Я стоял у окна, прислонившись лбом к холодному стеклу и схватившись руками за подоконник. То ли чтобы не сорваться и не броситься к Насте, то ли чтобы унять дрожь рук.

Поначалу я решил, что она отправилась на свидание и мне представился шанс узнать таинственного обожателя, но совсем скоро понял, что мне предстоит другое испытание.

Я был не в силах оторвать взгляд от стройной фигурки в халате, тело сводило от желания. А когда она сбросила одежду, я пропал. Словно завороженный, не в состоянии пошевелиться, я наблюдал, как Настя плескается в пруду.

Вот она направилась в сторону дома, вскинула глаза – и я отшатнулся от окна. Пах сводило сильной болью, руки дрожали. Не зная, как сдержать себя, и понимая, что она будет спать всего в нескольких шагах от меня, я бросился под душ.

Холодные струи отрезвляли, но я понимал, что это ненадолго.

Я постараюсь продержаться до конца выходных, но после сюда ни ногой. Больше я не в состоянии находиться рядом с ней, иначе помешаюсь.

Да, еще несколько дней, а потом дистанция, дистанция, дистанция…