– Приятели-крысы, пожалуйста, если вы имеете какие-нибудь законные жалобы, напечатайте их на бумаге и в трех экземплярах передайте на рассмотрение в Информационный бюллетень.
– НАМ НУЖНЫ НАШИ ПРАВА!
– Приятели-крысы, Общественный закон 89-544, принятый на 189-м заседании Конгресса США, предоставляет вам защиту, и я могу процитировать его положения, а именно: "Государственный Секретарь должен установить и провозгласить стандарты, по которым должно поддерживаться гуманное обращение, забота, уход и перевозка животных дилерами и исследовательскими организациями". Вы видите? Вы защищены великим законом вот этих самых распрекрасных Соединенных Штатов.
– Сегодня они вычерпали ложкой мои глаза.
– Смотри на это как на научный факт, друг мой. Это главное.
– Они превратили все мое лицо в какую-то ужасную корку. Оно горит!
– А мой желудок!
– А мой позвоночник!
– Дорогие мои приятели-крысы, вы просто не совсем поняли Часть 13 вышеупомянутого акта, и я вновь цитирую: "Предыдущее не должно быть истолковано таким образом, что госсекретарь устанавливает точные стандарты для обращения, заботы и ухода за животными во время проведения реальных исследований или экспериментов исследовательской организацией, которые и определяются такой исследовательской организацией". Теперь вы видите, не так ли? Раз вы находитесь здесь, в лаборатории, закон разрешает нашему ученому-профессору делать с вами все, что ему понравится. С радостью должен заметить, что это очень зубастый закон.
– Сунь его себе в зад, док. Мы нуждаемся в гуманном законодательстве.
НИКАКИХ ЭКСПЕРИМЕНТОВ НАД ЖИВОТНЫМИ!
– "Гуманном", "гуманном", вечно все заводят волынку о гуманном. Мои приятели-крысы, да знаете ли вы, как называет Американская Медицинская Ассоциация тех, кто мусолит это слово, "гуманный"? Гуманистами! Да, вот вы и есть гуманисты-недоделки!
Игнорируя меня, бунтовщики стали вновь раскручивать свои вращающиеся тренажеры. Колеса начали расплываться, гудеть, и вот уже вновь из недосягаемых глубин этого вихревого водоворота пошли интуитивные сигналы. Я просто обязан каким-то образом заглушить эти передачи протеста.
Возможно, если я проскользну вот сюда, к лабораторному телевизору, то смогу отыскать какую-нибудь безвредную программу, чтобы отвлечь внимание этих революционизированных крыс. Может быть, такой смогла бы стать учебная программа из бассейна в солнечной Калифорнии.
Включаю аппарат с помощью собственного хвоста, и жду пока он нагреется. Да, все, чего нам сейчас недостает, так это несколько энергичных приседаний для разминки колен, и несколько хороших дерганий, как это обычно делают паяцы и что так помогает похудеть в талии, короче говоря, все то, что предоставляет нам подходящая бодрая музыка. Вот, я уже слышу звуки…
"…выпуск специального бюллетеня. Огромная стая диких собак около часа назад напала на скотный двор, заполонила все разгружаемые платформы и обратила в паническое бегство множество предназначенного на убой скота. Просьба всем автомобилистам покинуть этот район. Отмечается, что все любопытные подвергаются огромной опасности. Повторяю: Огромная стая…"
Нужно скорее переключиться с этой программы…
– Оставь все как было, док!
– Извините, приятели-крысы, но…
– Хватай доктора! Поддай ему под зад!
Вижу, что самым разумным будет отойти от телевизора. Эти бунтовщики начали освобождать друг друга из клеток и явно превосходят меня числом. Ну хорошо, я удалюсь, но только временно, друзья мои. Доктор не позволит шутить с собой.
"Эвакуируйте людей из восьмого сектора и заблокируйте эти улицы…"
А на экране невероятная картина: полицейские машины сбились в одну кучу от бегущего со всех ног скота и воющих собак. Некоторое время камера делает головокружительный разворот, и быки несутся прямо нас, пока неожиданно не обрывается фильм.
"Говорит Барри Натан. Сейчас мы переключаем вас на…"
– Нужно послать за ловцами собак!
– Сиди на месте, док, и помалкивай.
– Да, да, пожалуйста, я устроюсь вот здесь впереди… рядом с крысиной едой.
Мне нужно что-то сделать с этим телевизором. Поступающие новости слишком подстрекательные, и взбунтовавшиеся крысы возбужденно бегают вокруг, открывая все клетки. Мне необходимо двигаться смело и быстро.
Подо мной, в тени, как раз находятся двухчашечные весы вместе с мерными гирями. Обычно на них мы взвешиваем новорожденных крыс или тех, которые подвергаются специальной истощающей диете, но сегодняшней ночью доктор Рэт намерен дать им более драматическое применение!
Кажется, угол для траектории выбран верно. Прыгаю!
Я лечу по воздуху, и, как суперагент по отлову шпионов, тайно приземляюсь в тылу вражеских позиций, прямо на весы. Их чашки раскачиваются вверх и вниз, а я запускаю одну из свинцовых гирь прямо в экран телевизора.
Я весь сжимаюсь, когда она ударяет в экран и разносит его вдребезги. Осколки стекла летят во все стороны! Возможно, теперь эти бунтовщики поняли, с кем они имеют дело, с энергичным доктором Рэт!
Но вновь засверкали колеса-тренажеры. И собака начала с дикой скоростью раскручивать свою бегущую дорожку, стараясь бежать из всех сил. И изо всех этих вертящихся тренажеров излучается свет. Атмосфера в высшей степени наэлектризована. Я не ощущал ничего подобного по мощности с тех пор, когда принял одну из моих последних смертельных доз инсулина. (Смотри мою статью "Средняя величина летальной дозы для крыс", "Фармацевтический журнал", 1971.) Я был бы рад поймать с полсотни этих крыс-бунтовщиков и добавить летальную дозу стрихнина в их прессованное печенье. Это заставило бы их побыстрее заткнуться!
Но какими яркими стали сейчас вертящиеся тренажеры, как интенсивно они светятся. Крысы бегают вокруг них, реализуя прорыв в интуитивном диапазоне, и постепенно наша лаборатория заполняется расширяющимися световыми пятнами, которые сливаются друг с другом, как сливаются и вращающиеся колеса. Все внутреннее пространство комнаты сияет от вращающихся потоков света, и сквозь этот кружащийся вихрь я вижу проступающее изображение лица!