Пурга метет, Тьма белая, Она сидит и водку пьет, Ну, значит, баба смелая. Лежит в снегу, мягка постель, Сон смежил тяжко веки, Поет ей песенку метель О солнце и о лете.

Время уже 10 утра, а в доме серо, как при раннем рассвете. Окна снаружи забиты снегом, только малые проталины подслеповато смотрят наружу. Где то гремит кусок неполностью оторванного железа, где-то глухо хлопает незакрытая калитка. В трубе тоскливо поет, словно кого-то оплакивает, ветер. Сегодня воскресенье. Никуда не нужно идти. В комнатах пока еще прохладно, но в плите уже разгорается уголь, от духовки тянет жаром. Я присел около нее на табурете, протянул ноги к теплу. За окном громко зарычала машина. «Опять, черт возьми, кого-то принесло!» — в сердцах подумал я. В наружную дверь настойчиво стучат. Иду открывать. В дверь клубом пара врывается холод, залетают отдельные снежинки, тут же превращающиеся в капельки воды. На пороге вырастает высоченная фигура Якова Грачева, помощника дежурного по райотделу. Он в валенках и тулупе, шапка скрыта овчинным воротником, На бровях, на тулупе, на всем нависшие хлопья снега

«А я за Вами! Около чайной труп женщины обнаружен!» — говорит он виновато.

«Сучкова вызвали?» — спрашиваю я.

«Он уже в машине сидит, Вас дожидается».

Сучков — следователь Ливенской райпрокуратуры, русоволосый, с славянским открытым лицом, источник всех новых анекдотов на сексуальную тему и любитель спиртного. Следует отметить одну особенность. Сучков, перегрузившись спиртным, не шатается, но ступает так, словно под ним ходит зыбкая трясина, ноги ставит твердо, пружинисто и широко расставляя. Я одеваю шапку-ушанку, опуская ушки ее, натягиваю поверх пиджака тулуп, на ногах моих валенки с галошами. Выходим наружу, холодный ветер сразу забирается под тулуп, холодя мои ноги. Снег кружится и больно бьет в лицо Направление ветра не определить, он яростно набрасывается со всех сторон, кружит, отыскивая малейшие щелочки, чтобы набить туда снега. Глаза мои оказываются забитыми снегом, ладонью прикрываю их, двигаюсь почти на ощупь.

Машина двигается с трудом, надсадно работает двигатель. Впереди за стеклом — белая мгла. Но столкнуться не с чем и не с кем, улицы абсолютно пустынны. И постоянные снежные валы, которые приходится штурмовать по нескольку раз, иногда пуская в ход лопаты. Полчаса времени на то, что преодолевается в нормальных условиях за пять минут.

Наконец, мы у цели. Между чайной и забором образовалась лощина, свободная от сугробов. Здесь на спине лежит женское тело, Одета женщина в полушубок, на ногах валенки, но таз и ноги целые, они расставлены в стороны, поза часто наблюдаемая у трупов, погибших при изнасиловании. Не хочется думать об этом, но мысли настойчиво лезут в голову, Где искать насильника при такой погоде? Выхожу из машины, наклоняюсь ближе и чувствую густой запах сивухи. Женщина жива, она находится в глубочайшем сне. Не нужно опознавать ее, так напиваться может только одна женщина — Матрена, жена директора спиртзавода. По иронии судьбы сам он в рот не берет спиртного. Удержать же ее ему не удается. Он и запирал ее, но она просила прохожих через открытую форточку и находились сердобольные, приносящие ей водку. Ничего ее не берет. Не взяла ее и метель!