Когда смотришь на статистику смертности, ну, до чего же хилым человек кажется.

Чуть ветерок задул, его кашель мучает, на солнце посидел — солнечный удар приключился,

перегрелся — тепловой хватил. То замерз, да не в мороз, а при плюс пятнадцати, не говоря уже о каких-то невидимых микробах, валят тысячами, а бывает и миллионами. И может мысль возникнуть, что не здорово Бог позаботился защитить венец своего создания, позволив ему свободное плавание в буре страстей и невзгод. Мне, экспертом работая, удалось убедиться в ошибочности такого представления. Я уважительно стал относиться к физическим возможностям и силе духа человеческого.

Первый раз мне пришлось увидеть хрупкую женщину, в грудную клетку которой муж всадил четыре пули. Насквозь прошил металл мягкое, податливое тело. Ранение легких, обширное внутреннее кровотечение. Четверо суток боролась женщина со смертью, и жива осталась, и работоспособность полностью сохранила.

А случай с Никоновым, героем соц. труда Керченской аглофабрики. Работая в селе Золотое Поле, на уборке урожая, в порядке шефской помощи, пришлось ему встретиться с особой благодарностью тех, кому помогали. В ночное время к помещению, где на ночлег расположились керчане, прибыла толпа местных меломанов, любителей железного рока и железных арматурных прутов. Пришли они «поучить» городских тактам музыки и поведения. В драке той Никонову тяжелым арматурным прутом, как копьем, нанесли удар прямо в лоб справа, и пробили его. Крови было не слишком много, но на земле кусочек мозга оказался небольшой, грамм на пятьдесят. Пошел он своим ходом в больницу, чтобы повязку наложить. А там не до него, после ремонта устанавливали оборудование и мебель в больничные палаты. Почти до утра таскал кровати Никонов со склада, да в палаты.

Надоела ему эта работа, заклеил рану газетой, сел на автобус, да и махнул домой, в Керчь.

Вышел на автостанции, подумал-подумал, и направился в поликлинику, где ему была оказана квалифицированная медицинская помощь, в виде наложения марлевой повязки с антибиотиком. Таким он и пришел ко мне на прием живых лиц. Я послал его сделать рентгеновский снимок. На нем я увидел округлой формы дефект лобной кости справа, диаметром 2 см. Хоть я ему это повреждение отнес к разряду тяжких, как опасных для жизни, но он через четыре дня вышел на работу!

А в 1953 году, в год смерти Сталина, у меня на секционном столе бывший зек лежал. Когда по амнистии заключенных освобождали, они расползлись, как туча черная, по Союзу, приводя в страх и трепет обывателей. Да и между собой многие не ладили, началось время активных поисков и выяснения отношений. Так, что, «окоченелый» лежал передо мной, а в области сердца у него хирургические швы были наложены. При выяснении отношений с прежним другом-приятелем, Шариков получил ножевое ранение в область сердца. В хирургию доставили, он еще разговаривал. На вопрос: «Кто?»

Ответил так же лаконично: «Не скажу!»

Потом подумав немного, добавил, чтобы не обидеть штопающих его хирургов: «Жив буду, сам разберусь! А умру — пусть живет».

Умер он вскоре, по вине хирурга, который хорошо ушил переднюю стенку левого желудочка сердца, а вот про заднюю-то и забыл. А там тоже рана сквозная была, пусть и немного покороче. Не выдержало работы не ушитое сердце. Вот ведь как, насквозь пробитое!

А еще вспоминаю, как на улице Ленина, вблизи аптеки № 19 драка разгорелась, а в ходе нее одному в область сердца ножом удар нанесен был. Так метров 200 раненый за обидчиком гнался, да не по ровному асфальту, а по булыжникам, да в гору, да по большой лестнице на гору Митридат. Потом уже упал, не двигаясь. Мертв. Многим здоровым такой путь не осилить.

И это не самое удивительное. Был в моей судебно-медицинской практике случай, когда человек сам себе операцию сделал. В одной деревеньке, близ Хомутово (Она же еще и Новая Деревня), на Орловщине проживал старик один, крепкий, кряжистый. Жену похоронил. Жениться надумал. Приглядел и подругу себе, намного помоложе. Вроде бы и она не против. Был у старика дефект один, который мог бы и помешать выполнению цели, так, пустячок — пахово-мошоночная грыжа, величиной с небольшой арбуз. Ходить нездорово мешал, а вот, когда, что-то поднимал, то грыжа сильно увеличивалась, раскорякой становился. И решил старик с этим подарком природы расстаться. Нет бы, к хирургу обратиться, сам решил. Наточил сам хорошенько бритву опасную, закрылся в хате, выпил два стакана водки для храбрости, да и отрезал мошонку со всем содержимым.

Что поделать, как мог, с анатомией не знаком, да и поздно учиться. И яички отхватил, и метр тонкого кишечника лишним оказался. Перевязывать рану не стал, голова кружилась, на печь полез. Там его и отыскали сыновья, когда пришли проведать старика. Увидели они на полу кусок кожи волосатой, морщинистой, кишку, да еще что-то бело-розовое округлое

Поняли, что отец хирургией занялся. С печи его сняли, старик жив еще был, скончался по пути в больницу.

Чего только не увидишь в жизни. Не занимался б сам, не поверил бы. Был в моей практике и такой случай, когда больной металлическую кровать съел, конечно, не всю, а сетку кроватную. Не панцирную, а старую, состоящую из крючков, колечек и пружинок. Доставили его вполне здоровенького из психоприемника. Не ожидали психиатры такой прыти от больного. Пока они документацию составляли, да готовились к санобработке, больной оставался без присмотра. Тишина стояла, голосочка не подавал, некогда было, торопливо запихивал в рот куски железа и глотал. Когда санитары пришли, до нельзя удивились От кровати кроме спинок, одна рама голая осталась. Ну, естественно, ответственности испугались, на машину его и в приемный покой хирургического корпуса Орловской областной больницы. В ту пору я, кроме судебной медицины, хирургией занимался. В тот вечер я ургентным хирургом был. Привезли ко мне больного, по фамилии Кривец, да разве могу я забыть его… Под наркозом произвел операцию лапаротомию, рассек желудок и стал оттуда металл извлекать, килограмма на четыре потянуло. Поправлялся Кривец быстро, уже на второй день после операции садился в постели и при моем появлении кричал: «Фашист, береевец! Все равно кровать съем!»

И я верил ему, что он съест! Ведь не я один его желудком занимался. До меня еще двое металлические детали кроватей из бедняги извлекали.

Психически больные особенно живучи, переносят то, что ни одному нормальному не выдержать. Приведу еще один пример выносливости, на этот раз, последний:

В одном из домов Русского Брода был обнаружен труп его хозяина Киселева Лукьяна. Если бы дом не был закрыт изнутри, то увиденное мною могло показаться эпизодом из средневекового пыточного застенка. На руках среднего, умеренно упитанного мужчины были вскрыты вены, в центре лба была видна шляпка забитого в него 150 мм. Гвоздя.

Живот бы полностью поперечно вскрыт, видны вываливающиеся из него кишки, видна печень. Горло перерезано от уха и до уха. Рядом с трупом лежали молоток, опасная бритва и поперечная толстая кишка, с сальников, они были вырваны из живота. Все это выполнил сам хозяин. Трудно определить замысел больного шизофренией, а этим заболеванием и страдал покойный. Последовательность нанесения чудовищных повреждений я определил в следующей последовательности:

В начале он заколотил себе гвоздь в голову, затем вскрыл себе вены, вспорол себе живот и вырвал кишку с большим сальником и, наконец, перерезал себе горло.

Да, нормальному человеку такое не сделать!