Есть такое большое село в Ливенском районе, называемое Речицей. Там и произошел тот жизненный эпизод, о котором я хочу поведать. Отзвенело лето. Унеслись на юг перелетные птицы. Напитавшаяся за осенние мелкие, но частые дожди, земля к утру стала покрываться инеем, по краям луж образовывались кружева тонюсенького льда. Днем он таял, дороги становились непроезжими. Ни на санях, ни на телеге. Вечером накануне молодежь собралась под крышей местного колхозного клуба. Хоть колхоз и слыл богатым,

Его председатель не очень раскошеливался на культуру и досуг. В колхоз приезжали самодеятельные коллективы с песнями и танцами только по окончании уборки урожая, когда, по традиции, чествовали передовых колхозников, как правило комбайнеров и трактористов, а потом культурная жизнь замирала. Собирались девчонки и парни, чтоб потанцевать под баян, да гармошку. Летом проще, построились в два ряда, и пританцовывают под забористые частушки. Сейчас не то, да и кавалеры приходят частенько под мухой, кто для «сугрева», кто «с устатку» Сегодня среди ухажеров только прибывший после армии свой же речицкий Василий Костомаров. Он более других выпил самогонки, развезло его. Пытался драться, отговорили. К девчонке одной приставал, отбрила. Ушел часов в 22, разобидевшись. Куда, кто знает? Ночью родители Костомарова разволновались, пришли к клубу, на дверях замок висит. Походили по дружкам его, говорят раньше всех ушел, да взрослый же, куда денется? И ранним утром не пришел, а часов в девять, когда солнышко выплыло над Речицей, нашли на берегу реки замерзшего.

Я с начальником угрозыска, капитаном милиции Первушевым, до окраины села подехали на УАЗике, не тот, которым сейчас пользуются, прославленным вездеходом, а одной из первых моделей, пытающейся походить на американский полевой «Виллис», называемый у нас ДОДЖ три четверти, или по-простому «Хочу быть Виллисом». Мы добрались на своих ножках до правления колхоза, а оттуда, к реке верхом на приличных лошадях, одну лошадь вели в поводу, чтоб потом на нее взвалить поперек труп несчастного парня.

Нам выделили трех мужиков в помощь. Сначала хотели вытащить его на крутой склон реки на веревках. Но я возражал, из-за того, что опасался за множественные повреждения, которые труп получит при волочении. Поэтому, мы найдя небольшой спуск к реке, пробирались уже вдоль берега. Да, труп Костомарова был без видимых повреждений, трупные пятна ярко розового цвета, что характерно для смерти от охлаждения. Парень много курил, мы насчитали шесть свежих окурков от папирос «Беломор-канал» Одет он был слабо: нижнее армейское белье, защитного цвета гимнастерка, шерстяные брюки. Трупное окоченение было настолько сильным, что согнуть труп пополам и расположить поперек лошади было невозможно, а дожидаться сутки, когда начнется разрешение окоченения тоже не могли. Поэтому мужики усадили труп в седло, ноги пристроили в стремена, веревками хорошо прикрепили и, ведя лошадь в поводу, выбрались на верх. А там уже покойник ехал до автомашины, оставленной нами, верхом. Сопровождали нас сотни глаз. Наверное, впервые всем пришлось видеть такое диво. А вот лошадь чувствовала мертвого, фыркала и косилась в его сторону.