Любовь законам не подвластна, чувства свои с иными такими же не соизмеришь, нет шкалы, А женишься в старости на молодой, рассчитывай только на крохи, что она тебе подарит. По сути, она ведь тоже довольствовалась не любовью, а пеной твоей от любви, как той пеной, что осталась на дне пивной кружки, когда ее опорожнили. Запах есть, но даже вкуса не разобрать. Что от тебя осталось, человече? Кроме желаний ничего! Хорохоришься, власть свою хочешь показать. Но у той власти привкус огромнейшей глупости. Проявив ее, ничего не останется, ни женщины, ни чувств. Останется только память, и та выглядит не реальной, трудно в такую постороннему поверить. Не повозись мне с нею, сам бы сомневался…
Село Юркино, расположенное на берегу Азовского моря, подковообразно окружено холмистой местностью, безлесной, травы невысокие, реденькие кустики терновника и шиповника, да несколько грунтовых дорог змейками вьющимися вдоль береговой линии. От города Керчи прежде сюда шла пусть и не широкая, но достаточно ухоженная асфальтированная дорога. Здешний рыбколхоз промышлял красной рыбой, султанкой. Отсюда султанку свежую, еще трепещущую, везли на Багеровский военный аэродром, а оттуда — курс на Москву, на стол самому генсеку Никите Хрущеву. Сюда в летнюю пору из города ехали на своем автотранспорте городские жители, чтобы отдохнуть, покупаться в море и позагорать.
Взрослое население рыбацкого села промышляло и летом рыбкой, хотя уловы были и малы, но еще попадался и сарган, и бычок, редко и кефаль. Совсем без рыбы с моря не возвращались. Справа от дороги, из города в село ведущей, расположена заросшая бурьяном и мелким кустарником площадка. На ней и сейчас можно увидеть фундамент, принадлежавший прежде небольшому домику, состоящему из комнаты и кухни. У входа на кухню снаружи прилепился небольшой тамбур, изготовленный из досок, разной толщины и длины. Около дома росла одна акация, одно дерево алычи и два кустика чайной розы. Домик был открыт ветрам, а вот норд-ост, самый неприятный в нашей местности ветер, не слишком докучал хозяину, от него домик был укрыт горой. Деревья в жаркий летний день давали надежную защиту от палящих лучей солнца.
Значительно сложнее было зимой, холод частенько забирался и прогуливался по комнате, тогда хозяин перебирался в кухню, ее и натопить было легче, и на плите, обогревающей жилье, можно было приготовить пищу. Чтобы тепло не уходило из кухоньки, хозяин прикрывал проем двери, ведущий в комнату слабенькой, легонькой дверью, да завешивал старым шерстяным солдатским одеялом. Сложности были с водой и продуктами. Для воды рядом была выкопана в земле и забетонирована цистерна, в нее с крыши дома по желобам во время дождей вода стекала туда, отстаивалась. И нужно, сказать правду, она оставалась чистой, пригодной для питья и приготовления в пищу. Сверху цистерна прикрывалась плотным деревянным щитом. За продуктами приходилось спускаться вниз, к центру села, состоящего из ряда небольших зданий, снаружи и изнутри выбеленных известью, как здесь везде это принято. В магазине всегда было можно купить водку, спички, сигареты, ну, и конечно, хлеб. Рыба, основная пища владельца, Матвея Сидоркина, всегда была под рукой, и соленой, и вяленой, реже, жареной и отварной. Что заставило Матвея поселиться на отшибе, где нельзя было развести даже крохотный огородик, поместить скотину какую-нибудь, никто не знал, и никогда больше не узнает. Действительно, ни одного рядом жилья, ни одного строения. Скучно, конечно, слово не с кем молвить, но с другой стороны, и ссориться тоже было не с кем. Когда помоложе был, да покрасивее, с женой проживал, тихой, безответной женщиной. Крут был Матвей с женой да, и скор на расправу. Как-то жена посмела ему перечить, так он так отстегал ее брючным ремнем, что долго еще красовались лиловые и багрово-синие кровоподтеки на спине, бедрах и ягодицах. Советовали ей женщины, когда Матрена пришла в магазин за провизией, пойти в суд, да пожаловаться на мужа, а поперед сходить к судмедэксперту «снять» побои. Отмахнулась она от советов, сказав: «Уйти от него, все равно не уйду! Некуда мне идти! В тюрьму за это не посадят его. Присудят щтраф, так деньги же уйдут из моего кармана в карман государства»
И правильно, и логично женщина рассуждала.
Была Матрена незаметной, так незаметно и ушла в мир иной. Остался Матвей один, детей не было, идти некуда. Правда, оставался он один не долго. Привел молодицу, годочков на 25 моложе себя. Зажили меж собой, как муж и жена. Похоже, Зина, была женщиной здоровой, горячей, заездила Матвея, стал он скорехонько в старика превращаться: поседел, похудел, мослаки всюду повылазили, летом лицо цвета старой потемневшей меди бывало, а зимой тускло-серое, как тальком припорошено. Стало быть, не хватало Матвея на молодицу. Хорохориться перестал, носом в землю нацелился. И бабы в магазине заговорили: «Чего Зинка за старика держится? Какая корысть в нем? И помоложе б нашла?» Прослышав сарафанное информбюро к Зинке парни местные потянулись, да осечка вышла, отшила их Зинка по одному. Взгляд свой на Леньке Меншовом остановила. Пошла меж ними любовь расцветать. Матвею только объедки достаются. Стал лютовать он, да силенка, поди, вышла вся. Не то, что прежде бывало с Матреной.
Теперь и он с синяками стал похаживать. А то, бывало, схватит баба его за уши, да меж ногк себе его носом и натыкает. Иную тактику выбрал Матвей, стал подпаивать сожительницу, чтоб баба ослабла, размякла. Как ослабеет она, тут он верх берет. Как-то даже на цепь собачью посадил ее, дня три на цепи сидела, замок держал. А баба потом и пить пила, и Леньку к себе приглашала. Прикатил Матвей огромную бочку из бука откуда-то к себе. Пьяную Зинку в нее затолкал, закрыл донышком, обручи наложил, а чтоб она там не задохнулась, несколько дырок просверлил. Ну, почти, как в сказке про царя Салтана. Только передумал по морю — океану ее, бочку пускать, а спустил с горы, Прокатилась бочка немного, натолкнулась на камень большой, ударилась и раскололась.
Зинка оттуда и вывалилась. Жива осталась, хотя синяков на теле не счесть, да два ребра сломала. Не была б пьяной, точно погибла бы…
Милиция завела уголовное дело. А мне пришлось освидетельствовать потерпевшую, Повреждения были отнесены к разряду средней тяжести. Матвей три года получил, да там, в тюрьме, и сгинул. И Зинка на селе не осталась, куда-то подалась. А дом разобрали. Остался только след от каменного фундамента.