Я впервые попал в Африку как раз вовремя, чтобы увидеть Лутембе. Когда я вернулся туда в 1946 году, эта важная дама уже умерла, по крайней мере, ее считали мертвой, потому что она не приходила на зов. Ведь в течение жизни трех поколений знаменитый крокодил всегда отзывался на свое имя.

Вы, вероятно, думаете — все дикие животные африканских заповедников ручные, но я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь встречал добродушного крокодила. Кажется, все животные и люди недолюбливают этих тварей, а белые уже несколько десятилетий ведут с ними войну на истребление — войну, которая, по-видимому, истребила мало крокодилов.

О Лутембе я услышал в Кампале, в Уганде, и заехал в маленькую рыбачью деревушку Деве, на берегу озера Виктория, главным образом чтобы утвердиться в своем скептицизме. Я приготовился увидеть набитое чучело крокодила или в лучшем случае старое беззубое животное в специальном загоне. Но у «хозяина» Лутембе не оказалось «поддельного» крокодила. Африканец сказал, что нужно вызвать Лутембе и он с удовольствием сделает это за небольшое вознаграждение.

Захватив охапку сушеной рыбы, он направился к берегу и стал всматриваться в широкую гладь озера. Затем он сложил руки рупором и крикнул громко и протяжно: «Лу-тембе!» Я сознавал, как глупо надеяться, что крокодил, услышав зов, выйдет на берег, но решил дождаться конца этого фарса.

Юноша позвал снова, на этот раз громче. По-прежнему ничего не было видно. Он крикнул еще громче: «Лутембе! Лу-тем-бе!»

Так продолжалось минут десять, и я забеспокоился. Африканец обернулся и несколько хмуро объяснил, что я должен немного подождать. Я набрался терпения и подавил одолевавшие меня сомнения. Наконец юноша торжествующе указал на какую-то точку на поверхности озера и повернулся ко мне с улыбкой. Сначала я ничего не мог разглядеть, но затем заметил легкие волны. Еще через несколько минут я ясно увидел морду животного, направлявшегося прямо к нам. Когда оно приблизилось к берегу, я разглядел движущийся хвост, большие челюсти и зазубренную кожу крокодила. Животное вылезло на берег и неуклюже поползло к «хозяину». Я стоял в нескольких футах от него, за кучей рыбы, снимая на кинопленку это неправдоподобное зрелище.

Крокодил казался мне громадным и страшным — особенно когда он открывал похожую на пещеру пасть и я видел его острые зубы. Я думаю, его длина была около четырнадцати футов. Сначала мне показалось, что он бросает голодные взгляды на меня. Но его интересовала рыба, за которой я стоял. Парень взял одну рыбу и бросил ее в раскрытую пасть, пронеся руку всего в нескольких дюймах от зубов крокодила, которые мгновенно вонзились в лакомый кусочек. Рыба за рыбой исчезали в этом бездонном колодце. Потом африканец осторожно сел на хвост крокодила. Один взмах, подумал я, и он окажется далеко в озере.

«Сколько ему лет?» — спросил я.

«Ей, бвана», — поправил хозяин.

«Не понимаю, откуда это тебе известно, ну ладно, тогда ей, сколько ей лет?»

«Пять королей, бвана, — Каманья, Суна, Мутеса, Мванго и Дауди Чва».

У меня не было ни малейшего представления о том, как долго живут короли племени буганда, но позже я узнал, что они царствовали все вместе примерно сто двадцать пять лет. Видимо, юноша не преувеличивал возраст крокодила: первым приручил Лутембе, бросая ему рыбу, еще дед этого юноши. Животное привыкло к ежедневным кормежкам и регулярно посещало этот участок берега. Со временем оно даже научилось узнавать свое имя — Лутембе и стало приходить на зов. Когда первый «укротитель» крокодилов умер, Лутембе получил в наследство его сын или скорее того получила в наследство Лутембе. И он сделал из Лутембе приятное доброе существо, ставшее вскоре приманкой для туристов. Жалко, что «старушка» не дожила до наплыва туристов после Второй мировой войны.

Оставалось еще немного рыбы, и Лутембе с вожделением смотрела на нее.

«А что, если я покормлю ее?» — спросил я.

«Она будет есть, бвана», — ответил юноша, слезая со своей любимицы.

Да, она будет есть — может быть, мою руку. Но я решил попробовать. Я спросил юношу, имел ли он когда-нибудь дело с киноаппаратом. Нет, никогда. Тогда я показал ему, как наводить, как нажимать нужную кнопку. Осторожно он навел аппарат на меня и Лутембе, а я еще осторожнее поднял рыбу за хвост и протянул ее крокодилу. Лутембе посмотрела то ли на рыбу, то ли на меня, ее глаза слегка блеснули, и она быстро поползла ко мне. Я невольно отскочил в испуге. Потом я узнал, что крокодилы двигаются на суше значительно проворнее, чем можно предполагать по их виду.

Я бросил рыбу в раскрытую пасть, прежде чем Лутембе успела подползти ко мне, и отступил на несколько шагов. Крокодил был или разочарован маленькой порцией, или же его огорчило мое недоверие. Во всяком случае, он соскользнул в воду и начал кружиться поблизости. Желая узнать, схватит ли он брошенный в воду предмет или, может быть, даже принесет его, как собака, я взял небольшую палку около фута длиной и бросил ее крокодилу. Но я плохо рассчитал, и она стукнула крокодила по спине. Он повернулся и быстро, как бы в припадке раздражения, поплыл к середине озера.

«Бвана, вы не должны были этого делать, — сказал молодой «хозяин», державший в руках мой аппарат. — Вы оскорбили ее». Он повернулся к уплывающему крокодилу и умоляюще позвал: «Лутембе! Лутембе!»

Хотя палка ударила крокодила с его грубой шкурой не больнее, чем зубочистка слона, я почувствовал себя нашалившим мальчишкой, когда Лутембе не пожелала вернуться. Но парнишка упорно продолжал звать ее. Лутембе наконец решила, что из-за вспыльчивости может лишиться десерта. Она поборола свою гордость и вернулась, все простив и все забыв. На этот раз «хозяин» кормил ее до тех пор, пока она не насытилась полностью. Затем Лутембе, довольная, улеглась на солнышке и, перед тем как заснуть, широко раскрыла свои громадные челюсти.

Такой я ее и оставил. Неизвестно, что побудило именно этого крокодила подружиться с человеком, когда все остальные боятся и ненавидят людей. Но я думаю, что это, наверное, единственный случай. Эта история подтверждает гипотезу о том, что дикие животные не настроены враждебно к человеку, если он не раздражает их и не охотится за ними. Ведь, за исключением этого рыбака, никто никогда не относился хорошо к крокодилу.

Непостижимо, как такая идея пришла на ум рыбаку, — ведь крокодилы безобразно выглядят и обычно отвратительно ведут себя. Они приносят африканцам много горя. Местные жители часто переходят вброд реки, купаются или ловят рыбу, и крокодилы убивают в Африке больше людей, чем любое другое животное. На втором месте стоят, вероятно, змеи. Голые ноги — удобный для них объект нападения.

После моего знакомства с Лутембе я видел и заснял сотни крокодилов, но обращался с ними всегда крайне осторожно. Мне хочется рассказать еще об одном любопытном эпизоде, который свидетельствует о том, как легкомысленно искушать судьбу, когда имеешь дело с этими животными. Дело было в 1937 году. Цезарь и я прибыли в лагерь Пата Путнама на реке Эпулу в Конго. Хозяин лагеря, проведший много лет в тропических лесах, был в это время у себя на родине, но здесь оставались двое его слуг, которые сделали все, чтобы мы чувствовали себя как дома.

Было душно, и Цезарь предложил искупаться в речке, но я хотел, пока светло, заснять двух окапи, принадлежавших Пугнаму. За последние годы несколько этих редких животных наконец попали в зоопарки мира, но в те времена их мало кто видел. Эти животные, вероятно, родственны жирафам, но по величине напоминают многих антилоп, на которых они тоже похожи. Окапи — очень робкие создания с защитной окраской, полностью совпадающей с цветом лесов Конго, где они живут. Кормятся окапи только в сумерки или при ярком лунном свете, пасутся обычно в одиночку, бесшумно пробираясь сквозь лесные заросли. Окапи такие чуткие, что даже пигмеи не могут подкрасться к ним. Они ловят этих животных в ямы-западни.

Окапи — одни из самых опрятных и брезгливых животных в мире, они тратят немало времени, ухаживая за собой. В лагере Путнама за чистотой в загоне следил специально нанятый для этой цели слуга. Он сказал, что я могу без опаски зайти к окапи, только нужно держаться вне пределов досягаемости их копыт. Эти животные брыкаются почти с такой же силой, с какой стреляет катапульта.

Цвет окапи багрово-коричневый, а их ноги испещрены черными и белыми полосками, как у зебры; задние ноги заканчиваются белыми чулочками. В противоположность обычному порядку вещей в природе самец окапи меньше самки. У него есть пара миниатюрных рожек, покрытых кожей. Своим шестнадцатидюймовым языком окапи может совершать удивительные вещи; например, лизать за своими черными с красной каймой ушами. По обе стороны рта у него карманы, в которых он может хранить пищу. И у него самые печальные глаза из тех, в которые я когда-либо заглядывал. Я заснял окапи и уже собирался уходить из загона, как вдруг услышал крики Цезаря. В его голосе было такое отчаяние, что я бросил камеру и треножник и побежал к реке.

Цезарь плыл стоя примерно в тридцати пяти футах от берега и неистово бил по воде руками. Два пигмея метались туда и сюда по берегу, и их пронзительные вопли сливались с его криками. Внезапно я увидел причину всей суматохи — огромного крокодила в десяти ярдах от Цезаря ниже по течению. Пресмыкающееся постепенно приближалось к Цезарю. Если бы он рванулся к берегу, крокодил поплыл бы быстрее и схватил его. Оставалась единственная надежда — отпугнуть чудовище.

Я взял камень и кинул его в крокодила, но промахнулся. Все же он чуть замедлил движение, обеспокоенный всплеском. Пигмеи, следуя моему примеру, набрали камней и стали кидать их в крокодила. Одновременно мы подняли страшный шум. Хищник остановился, и в тот же миг камень попал ему прямо в нос. Вероятно, он решил, что с него достаточно. Во всяком случае, он немного отступил.

«Давай, Цезарь, давай! — неистово закричал я. — Скорее к берегу!»

Пока мы вели заградительный огонь по крокодилу, Цезарь замолотил по воде руками, а его ноги заработали как гребной винт. Я помог ему вылезти из воды, и он некоторое время стоял на одном месте, трясясь и не в силах вымолвить ни слова. Позже он рассказал, что, плавая, увлекся и не обратил внимания на предостерегающие крики пигмеев, а потом уже было поздно плыть к берегу. Он закричал и стал бить по воде, чтобы напугать крокодила.

Может показаться безрассудством купаться в водоеме, где живут крокодилы. Но так как в Африке они водятся во всех реках и озерах, за исключением озера Киву и нескольких других благодатных мест, люди купаются и ловят рыбу, несмотря на опасность.

Местные жители, отпугивая крокодилов, тоже стараются шуметь как можно громче. Крокодилы боятся людей и избегают встреч с ними, но когда человек один и не шумит, им трудно устоять перед соблазном поживиться лакомым кусочком. Многие племена постоянно ловят рыбу в водах, кишащих крокодилами. Некоторые для борьбы с хищниками прибегают к помощи своих колдунов. Большая группа людей заходит в воду, шумя, ударяя по воде ладонями, бросая камни и палки. Большинству крокодилов удается вовремя улизнуть, но некоторые могут оказаться окруженными. Тогда они опускаются на дно, прячутся в ямы или зарываются в ил и притворяются мертвыми. Никто в мире не умеет так искусно притворяться мертвым, как крокодил. Можете его бить, тыкать палкой, кидать в него камни — он не пошевелится.

Увидев притаившегося крокодила, рыбаки зовут, колдунов. Эти достойные джентльмены ныряют и пронзают крокодила копьями. Некоторые африканцы думают, что колдуны обладают особым могуществом, в действительности же, когда крокодилы притворяются мертвыми, убить их очень легко. Колдуны просто извлекают выгоду из своего знания повадок крокодилов, которое во многих районах служит основой их влияния.

Река Семлики, особенно ее дельта (при впадении в озеро Эдуард), славится обилием крокодилов. Во время путешествия 1937 года мы с Цезарем как-то отправились на лодке, чтобы увидеть и заснять их. Вода тогда стояла высоко, и пригреваемые солнцем отмели, на которых любят нежиться днем крокодилы, были залиты. Зато в воде их было множество. Наша лодка неожиданно очутилась в центре целого скопища крокодилов. Они бросились в разные стороны от нее, и вода, казалось, закипела от ударов их хвостов. Это был хороший кадр.

В 1946 году я опять приехал на то же место, пересек в сорокафутовой стальной лодке со старым мотором «шевроле» часть озера Эдуард и вошел в реку Семлики. Близ дельты мы видели стаи белых желтоклювых пеликанов и аистов марабу. У нас был большой запас рыбы, и часть ее мы скормили этим аистам, самым прожорливым созданиям из всех известных мне.

На этот раз вода стояла очень низко, и на берегу дремало множество крокодилов. Но их было трудно заметить, потому что они были похожи на бревна или груды грязи, пока не соскальзывали в воду при нашем приближении. Несколько раз лодка застревала на песчаных мелях, и нанятым мною африканцам приходилось вылезать и сталкивать ее с них. В реке, кишащей крокодилами, это было, конечно, опасно, но они ежедневно встречаются с этой опасностью и не думают о ней.

Люди охотятся на крокодилов, но не ради спорта. В местах, где их много, к ним нетрудно подобраться почти вплотную, когда они спят и маленькие птицы очищают им пасть и зубы. Охотятся на крокодилов ради их кожи, из которой делают бумажники, обувь и другие вещи. Когда инспектора службы охраны диких животных находят крокодильи гнезда, они уничтожают яйца. Самка крокодила выкапывает углубление в песке, откладывает туда несколько десятков яиц и зарывает их. Ящерицы любят эти яйца и охотятся за ними. Но обычно несколько крокодилов из одного выводка всегда ухитряются вырасти. Хотя другие животные и люди стараются уничтожить крокодилов, они продолжают в изобилии размножаться.

Крокодилы хорошо приспособлены к окружающей среде. Это грозные хищники, пожирающие все или почти все, что они могут схватить. Крокодил может убить даже носорога в десять раз тяжелее его, если обстановка благоприятствует крокодилу и носорог реагирует на нападение обычным образом.

Это происходит так. Крокодил лежит, спрятавшись в воде на месте водопоя, носорог проходит мимо него, останавливается на глубине нескольких футов и начинает пить. В это время крокодил хватает его за ногу, носорог свирепеет и переходит в наступление. В этом-то и заключается его главная ошибка. Если бы он вылез на берег, он мог бы избавиться от крокодила, но склад ума носорога таков, что его первая мысль — атака. Он нападает, а крокодил просто тащит его поглубже, пока морда носорога не окажется под водой и он не захлебнется. Тогда у крокодила большой пир.

Крокодил способен таким же образом убить слоненка, но взрослый слон может поднять его хоботом из воды, швырнуть на землю и растоптать. Бегемот может перекусить крокодила пополам, но детеныши бегемота — любимое блюдо крокодила. Когда бегемотихам приходит время рожать, они обычно очищают от крокодилов целый участок реки. Самки бегемотов предусмотрительно переносят детенышей на спине, когда выходят за пределы безопасной зоны. Обычно бегемотов и крокодилов можно встретить в одном и том же районе, но крокодилы держатся подальше от «речных лошадей». Они не отваживаются на честный поединок со взрослым гиппопотамом.

Очень забавно наблюдать за большим стадом бегемотов, если вы находитесь в безопасном месте. Даже если бегемоты первыми заметят вас и скроются под водой, они скоро привыкнут к вам и займутся своими делами.

На реке Рутшуру, которую я посетил во время двух моих первых поездок, и на канале Казинга, между озерами Джордж и Эдуард, где мы в 1954 году видели и засняли множество различных животных, бегемоты находятся под охраной и размножились в большом количестве. За ними можно наблюдать часами не уставая. Вы поймаете себя на том, что улыбаетесь их проделкам, пытаетесь определить, сколько времени они могут оставаться под водой, и удивляетесь легкости, с которой они владеют своим телом. Вот счастливая мамаша играет со своим детенышем: он съезжает по ее спине в воду, а потом она помогает ему влезть обратно, чтобы снова скатиться.

Если все бегемоты в поле вашего зрения заснут, стоит вам пройти по берегу или проплыть в лодке несколько сот ярдов, и вы найдете другую группу численностью около ста голов, которая продолжит для вас представление. Даже в таких кишащих бегемотами местах, как Рутшуру или проток Казинга, они живут обособленными стадами, которые держатся на некотором расстоянии одно от другого. Если самец из одного стада приблизится к владениям другого стада, его быстро прогонят.

Но одно дело смотреть на этих животных с берега или лодки, движущейся в тридцати — сорока футах от них, и совсем другое — находиться в крошечной лодке в самой середине стада. Именно это и проделал ради удачного снимка мой друг Эйс Дюприз. Некоторые его поступки на первый взгляд казались безрассудными, но в действительности это было не так. Эйс прекрасно знает повадки животных и поэтому может позволить себе с ними больше, чем обычный путешественник. Точно так же очень опытный моряк может выдержать шквал, который оказался бы гибельным для новичка.

Вероятно, рейды Эйса в гущу стада гиппопотамов нельзя назвать безопасными, но он чувствовал себя там уверенно. Он продвигался очень медленно, пустив свой хрупкий ялик дрейфовать к стаду, а сам сидел тихо. Мы снимали эту сцену с другой лодки. Как только лодочка Эйса подошла на несколько ярдов к первым бегемотам стада, они заметили его и быстро и бесшумно скрылись под водой, затем снова всплыли, высунув наружу только глаза и ноздри. Лодка тихо уносилась течением, и Эйс не делал резких движений. Некоторые бегемоты оставались под водой, другие высунули всю голову, глядя на пришельца с любопытством, но без неприязни. Раз это не крокодил, охотящийся за их детенышами, и не бегемот из чужого стада, бояться, по-видимому, нечего. Бегемоты не считали людей серьезной опасностью, потому что жили в заповеднике и на них уже несколько лет никто не охотился.

Течение принесло Эйса в центр стада, но когда он попал туда, оно уже не казалось таким большим, как раньше. Там, где было восемьдесят — сто бегемотов, теперь мы видели вокруг ялика лишь двадцать — тридцать. Остальные нырнули и оставались под водой. Эйс казался спокойным, когда встал в лодке, чтобы снять крупным планом ближайших к нему бегемотов. Но пока он не миновал стадо, я боялся, что какой-нибудь дружелюбно настроенный гиппопотам перевернет лодку, всплывая из любопытства, чтобы еще раз посмотреть на нее.

Я указал Эйсу на эту опасность, когда он снова присоединился к нам.

«О, я не думаю, чтобы они даже тогда причинили мне вред, — сказал он. — Кстати, это был бы изумительный кадр — лодка опрокидывается, и я оказываюсь в воде в середине стада бегемотов. Не хотите ли получить его?»

Сначала я не принял этого всерьез. Конечно, сказал я, это было бы захватывающее зрелище, но вряд ли найдется глупец, способный сделать это намеренно, а когда такое происходит случайно, вас никогда не оказывается на месте с аппаратом, или освещение плохое, или еще что-нибудь не так.

«Завтра мы сделаем это, — сказал Эйс. — Вы все будете держать свои аппараты наготове, а освещение будет хорошее. Если бегемот не опрокинет лодку, я ему помогу, но сумею сделать это правдоподобно».

Я протестовал. Я не мог допустить этого. Но Эйс ни о чем не хотел думать, кроме прекрасного кадра. Он настаивал на том, что, если дать бегемотам привыкнуть, они не причинят ему вреда, даже когда он упадет в воду.

«Они только уберутся с дороги», — сказал он.

На следующий день Эйс снова поплыл в своей лодочке, а мы забрались в другую лодку и направили на него киноаппараты. Опять его медленно понесло течением в середину стада бегемотов — тех же, которых он навестил днем раньше, но сейчас он держался ближе к берегу. Сцена обещала быть достаточно увлекательной, и в то же время он смог бы в случае необходимости быстро доплыть до безопасного места.

Вот Эйс сделал знак рукой и встал в своей лодочке. Наши аппараты заработали, и освещение было хорошее. Вдруг лодка накренилась, Эйс покачнулся, как бы пытаясь удержать равновесие, и с плеском упал в воду. Все случилось очень естественно, и я был уверен, что это действительно сделал бегемот без всякой помощи Эйса. Потом Эйс объяснил, что «помогать» почти не пришлось. Бегемоты несколько раз энергично подталкивали лодку, и как раз в тот момент она чуть не перевернулась от сильного толчка.

И вот Эйс в воде, окруженный бегемотами, плывет к берегу, который от него примерно в семидесяти метрах. У меня перехватило дыхание. Но Эйс, как всегда, оказался прав. Ближайшие к нему бегемоты скрылись под воду и отплыли от неожиданного нарушителя их спокойствия. К тому моменту, когда они вновь всплыли, Эйс почти добрался до берега, и они только вопросительно смотрели ему вслед. Некоторые громко пыхтели, а один даже поплыл вдогонку, но лениво, только из любопытства.

Мокрый и грязный Эйс вылез на берег и с широкой улыбкой помахал нам рукой. Я вспотел и ослаб, но нашел в себе силы, чтобы помахать ему в ответ. Мы поспешили подплыть к Эйсу и забрать его в свою лодку.

Через несколько дней Эйс, я и оператор выехали на равнину, где мы хотели заснять буйволов. Но по дороге мы наткнулись на грязный пруд, битком набитый гиппопотамами. Остановив грузовик, мы осторожно подобрались поближе и увидели стадо по меньшей мере в пятьдесят бегемотов, так густо покрытых грязью, что с трудом могли различить их контуры или сказать, где кончается один бегемот и начинается следующий. Одни животные лежали друг на друге, некоторые искали еще более грязного места, но большинство просто дремало.

Эта сцена заслуживала, чтобы ей уделили немного времени и несколько футов пленки. Мы с Эйсом пошли к пруду, а оператор, оставшийся на грузовике, снимал нас, когда мы подходили к бегемотам, и я сам снимал их крупным планом.

При нашем приближении вся грязная масса бегемотов начала беспокойно вздыматься и опускаться, как будто какие-то подземные толчки вспучивали грязь под ними. Ближние бегемоты повернули головы и воззрились на нас. Мы остановились, и волнение утихло. Мы подошли ближе. Некоторые бегемоты замычали, словно большие коровы. Один громадный самец на краю пруда поднял голову и уставился на нас. Он был явно недоволен нашим появлением.

Я выразил опасение, что в кадре, который я снимаю, нельзя будет различить ничего, кроме колышущейся массы грязи. Нужно было немного побольше «действия», и Эйс решил удовлетворить мое желание. Он сделал несколько шагов навстречу недоверчивому гиппопотаму и зарычал на него.

До сих пор не могут понять, как огромная туша, завязшая в грязи, могла двигаться так быстро, но прежде чем мы успели сообразить, что произошло, зверь уже быстро наступал на нас, с пригнутой головой и сверкающими глазами. Мы побежали к грузовику; шофер сразу понял, какой опасности мы подвергаемся. Он включил мотор, подъехал к нам, и мы сумели вскочить на ходу буквально в нескольких ярдах от разъяренного бегемота. К счастью, оператор заснял все происшествие, в котором оказалось больше «действия», чем мы добивались.

Интересные кадры с бегемотами мы засняли и во время экспедиции 1954–1955 годов, в которую входили две долгие и утомительные поездки в отдаленные районы. Первый раз мы отправились к озеру Руква в Южной Танганьике, где страшная засуха обрекла на медленную смерть сотни бегемотов. Администрация заповедника известила Августа Кюнцлера, ловца диких животных, что, так как бегемоты все равно должны умереть, он может ловить любых из них. К счастью, благодаря помощи миссис Мариот Райдон, которая знала, как он может быть мне полезен, я нашел его в Аруше, около которой находится его прославленная звероловная ферма.

Август Кюнцлер — швейцарец, приехавший в Танганьику в 1929 году и занявшийся поимкой и приручением зверей. Этот человек посвятил себя охране диких животных. Он хорошо обращается с ними и рассылает по всему свету лучшие экземпляры. Он одним из первых стал ловить детенышей носорогов, слонов и других зверей, не убивая самок (этот способ теперь узаконен в Танганьике), и научил этому своего замечательного помощника Пеллегрини.

В путешествиях с Пеллегрини мы получили наши лучшие кадры; первой и труднейшей была экспедиция за бегемотами на озеро Руква. Дэйв Мэзон был оператором на этих съемках, и у него получились драматичные кадры. Но ради них мы совершили изнурительную тридцатишестидневную поездку по сильно пересеченной местности, по таким каменистым дорогам, что наши два грузовика вышли из строя, и мы долго ждали, пока их отремонтируют. Ради них Дэйв Мэзон перенес малярию, ради них мы работали на солнцепеке при мучительной жаре, когда температура в тени достигала 102°F. И эти кадры идут на экране всего около четырех минут!

Озеро Руква лежит более чем в восьмистах милях к югу от Аруши. Там уже не раз бывала такая засуха, что бегемоты умирали из-за недостатка воды. В засуху растительность на многие мили вокруг сморщивается, сохнет и погибает, и большим стадам бегемотов нечего есть. Если они не умирают от голода, их добивает палящее солнце — бегемот днем должен проводить много часов в воде, чтобы выдержать его жгучие лучи.

По мере усыхания озера все больше и больше бегемотов теснится в пределах постепенно уменьшающейся зоны. Потом остается море грязи, слой которой день ото дня становится все толще, гуще и тверже. Вязкая трясина засасывает многих бегемотов, и они погибают. Другие слабеют настолько, что не могут добраться до отступающей воды.

Мы хотели заснять подобную картину, но обстановка на озере Руква оказалась неподходящей для ловли и съемок бегемотов. Они рассеялись по обширной территории, и к ним нельзя было подобраться ни на грузовиках, ни пешком — в сухой земле образовались глубокие трещины и расселины. Мы поехали к реке Рунгва, но и в ней не оказалось воды, а только грязь и сотни бегемотов.

Автомобили подъехали почти вплотную к животным, потому что тащить к автомобилю пойманного бегемота очень трудно. Совсем рядом бродили огромные животные, настроение которых никак нельзя было назвать добродушным, и мы спали в грузовиках.

От грязного высохшего речного русла исходило отвратительное зловоние. Его источником была гниющая растительность, дохлая рыба и т. п. К этому смраду добавлялся тошнотворный запах разлагающегося мяса мертвых гиппопотамов. Грифы усердно хлопотали над падалью, но они недостаточно быстро справлялись со своей работой, чтобы воздух очистился от вони.

За несколько дней Мэзон сумел сделать много хороших снимков обессиленных, застрявших в грязи бегемотов. Задача Пеллегрини была не из легких. Ему нужен был бегемот, достаточно сильный, чтобы выдержать поездку в Арушу, и в то же время не очень большой, могущий уместиться в грузовике. Найти молодого и еще крепкого бегемота оказалось трудным делом, так как большинство их было вытеснено из воды взрослыми самцами и самками.

Пеллегрини разыскивал и преследовал нужных ему бегемотов, и все время рядом с ним был Мэзон. Наконец они поймали одного за другим двух бегемотов. Мэзон получил несколько хороших кадров. Со вторым бегемотом Пеллегрини пришлось повозиться. Подвести грузовик вплотную к нему было невозможно. Пеллегрини и Мэзон находились среди десятков мертвых, умирающих и впавших в летаргическое состояние бегемотов; у последних еще оставались силы на случай опасности. Они сердились на расхаживающих среди них людей, но чувствовали себя слабыми для нападения.

Однако они могли напасть на нас в то время, когда Пеллегрини поймает одного из них и потащит его к грузовику. Действуя так, мы становились для бегемотов серьезной опасностью, которую следовало отразить. Достаточно было одному бегемоту прийти в возбуждение, чтобы все предприятие потерпело крах. Но Пеллегрини полагал, что слабость и отчаяние живых бегемотов помешают им помочь пленнику.

Пеллегрини набросил на бегемота лассо. Зверь не был взрослым и к тому же ослаб от голода, но он весил две-три тонны и был в лучшем состоянии, чем большинство его собратьев. Он дергал, тянул канат, изворачивался, нападал, но Пеллегрини, лавируя среди бегемотов, то туго натягивая, то отпуская канат, тащил свою добычу к грузовику. Некоторые бегемоты злобно следили за происходящим, и помощники Пеллегрини поспешили привязать к концу лассо канат, чтобы держаться подальше от животных. В конце концов все уцепились за канат и потянули сопротивлявшегося бегемота к грузовику с клеткой. Он медленно подходил шаг за шагом. Наконец его энергия истощилась, и люди смогли перевести дух.

Но когда его тащили мимо мертвой самки, казалось, к нему вернулась вся сила. Он не хотел отходить именно от этого животного, хотя оно раздулось и разложилось, его кожа расползлась, и был виден буквально кипевший под лучами солнца жир, похожий на желтый лярд. «Это, должно быть, его мать», — сказал Пеллегрини. Наконец пленника протащили мимо трупа и привязали к грузовику. Потом люди совершили высший акт доброты: они вылили на иссушенную кожу молодого бегемота несколько ковшей драгоценной воды. Пеллегрини хотел успокоить животное, подбодрить и показать ему, что неволя может быть приятной. Кроме того, и людям, и пойманным животным еще предстояла трудная долгая поездка.

На обратном пути в Арушу у одного грузовика сломалась рессора и закупорился бензопровод, а у другого потерялся буфер и испортился радиатор. Но Пеллегрини получил своих бегемотов, а мы — интересные кадры.

Чтобы еще раз заснять бегемотов, мы сделали крюк к реке Киломбере, притоку Руфиджи, на юг центральной части Танганьики, где живет племя вадамба. Здесь бегемотов считают вредными животными, подлежащими истреблению. Они опустошают поля и рыболовные снасти, и вадамба иногда голодают из-за этого.

Я хотел запечатлеть на пленку охоту вадамба на бегемотов. Мы легко уговорили африканцев устроить охоту на бегемотов перед объективами наших киноаппаратов и за несколько дней сняли много интересных эпизодов.

Вадамба забрались в лодки чуть выше того места, где плавали, спали и играли десятки бегемотов. В каждой лодке на носу сидели люди с гарпунами, по бортам — с копьями, а на корме — один-два гребца. Но много грести не пришлось. Течение плавно и бесшумно несло каноэ к бегемотам. Выбрав бегемота на краю стада, гребец направил к нему лодку. Но незаметно подобраться к бегемоту на удар копья почти невозможно. Он сразу погружается в грязную воду, оставляя на поверхности едва заметную рябь.

Нырнувший бегемот может поступить различным образом. Он может опуститься на дно и там дожидаться ухода незваных пришельцев. Может уплыть в середину стада. Может атаковать приближающуюся лодку. Может он и повернуть к берегу и укрыться в грязной бухточке.

Прежде всего люди предполагают, что бегемот остался под водой там, где погрузился. Лодка кружит на месте, а гарпунеры метают наугад свое оружие в воду. Если кровь не окрашивает воду, гребец ведет лодку зигзагами поперек реки, дожидаясь, когда бегемот вынырнет. Охотникам в первой лодке не повезло — они упустили всех бегемотов, встретившихся на пути вниз по течению. Миновав стадо, африканцы повернули к берегу и, отталкиваясь от дна веслами, поднялись вверх, чтобы повторить маневр.

Тем временем остальные четыре каноэ последовали примеру первого, но ни в этот день, ни в два следующих так и не удалось загарпунить ни одного бегемота. Наконец безграничное терпение африканцев и нашего оператора было вознаграждено. Гарпун попал в цель, и кровь окрасила мутную воду. В воде поднялось сильное волнение, как будто раненый бегемот разворачивался для нападения, и лодка закачалась так, что мы думали, она опрокинется. Но в это мгновение еще два гарпуна и несколько длинных копий вонзились в бегемота и прикончили его.

Теперь предстояло вытащить животное на сушу. Для этого у африканцев было много веревок, и вот наконец тушу выволокли на берег под радостные крики вадамба, которые одновременно избавились еще от одного врага и добыли много мяса.

Хотя бегемоты интересны и иногда опасны, ни в том, ни в другом отношении они не могут идти ни в какое сравнение с носорогами. Носорог нападает даже на двухтонный грузовик и иногда побеждает в этой схватке. Тезис о том, что все дикие животные оставляют человека в покое, когда он не надоедает им и не охотится на них, подвергается жестокому испытанию при встрече людей с носорогом. С другой стороны, у Кэрра Хартли есть два ручных белых носорога, которые позволяют кататься на них верхом. Они доказали, что и фару понимают хорошее отношение. И когда я вспоминаю, сколько раз я хотел ради хорошего кадра разозлить носорога, а он уходил или не обращал на меня внимания, я прихожу к выводу, что не все носороги постоянно ищут ссоры.

Предугадать, что собирается делать носорог, невозможно, вы можете быть уверены только в одном: в пятидесяти процентах случаев он будет нападать на подошедшего близко человека, независимо от того, есть ли для этого повод или нет. А когда носорог нападает, он берется за дело всерьез. Он быстр, проворен и решителен.

Я хочу процитировать два кратких сообщения из газеты «Ист Африкэн стандард», которые прочел во время экспедиции 1954 года. Ознакомившись с ними, я стал еще более осторожен при встречах с носорогами.

«Чарльз Хэйнс из Ньери был убит носорогом, напавшим на него и его жену, когда они прогуливались у своего дома около аэродрома Ньери. Сначала из кустов выскочила напуганная собака Хэйнса. За ней показался носорог. Хэйнс спас свою жену тем, что толкнул ее в кусты, увидев носорога. Зверь боднул его в пах, и он умер в больнице на горе Кения. Жителей Ньери все больше беспокоят эти звери, которые стали часто появляться вблизи жилищ и взлетных дорожек».

Носорог, по-видимому, счел появление собаки достаточным поводом для нападения, в то время как любое другое дикое животное на его месте предпочло бы остаться невидимым в кустах или удалиться. Вторая заметка еще более интересна:

«Самец-носорог ворвался на сизалевую плантацию Ол-Гатаи, убил двух коров, а потом атаковал автомобили на дороге Мвейга — Ньери. Он двинулся навстречу автомобилю, который вела миссис Рэби Бейтс. Она сумела объехать носорога и, добравшись до дому, рассказала о происшествии мужу. Он позвонил в полицию.

Тем временем носорог бросился на грузовик полковника Джармена, который остановил автомобиль, чтобы высадить пассажира. Носорог разорвал рубашку пассажира, но тот остался невредимым. Зверь пять раз атаковал грузовик, пока не появился автомобиль с четырьмя полицейскими-африканцами. У одного из них, сержанта, было крупнокалиберное ружье. Носорог кинулся к автомобилю, поддел его рогом и поднял на воздух. Сержант открыл огонь и убил животное».

Почему носорог такой воинственный? По-видимому, потому, что он не очень умен и плохо видит. Он хорошо различает предметы лишь на расстоянии не дальше десяти ярдов. Смелость заменяет у этого зверя недостаток рассудка, а острое чутье компенсирует его плохое зрение. Если вы подойдете к носорогу против ветра, он не заподозрит о вашем присутствии, пока вы не окажетесь совсем близко. Он неясно видит опасность впереди себя и считает, что раз есть опасность там, куда он смотрит, то она, вероятно, и сзади, и слева, и справа.

Он предполагает худшее и переходит в атаку, чтобы прорвать воображаемое окружение, и нападает всегда по прямой линии. Для него не препятствие самые густые заросли, он пробивается сквозь них. На первый взгляд носорог массивен и неуклюж, но не думайте, что вам удастся убежать от него. Он может быстро крутиться на месте или резко поворачиваться независимо от скорости бега и посрамит любого пони для игры в поло.

Все другие животные уступают дорогу носорогу, даже слон. Если фару и тембо встречаются на узкой тропе, уступит слон. Вряд ли носорог может причинить большой вред слону, но слон всегда избегает встречи. Все африканцы питают одно и то же чувство к носорогу. Масаи, храбрейшие из храбрых, которые убивают нападающего льва тонким копьем, боятся только одного животного — носорога. Его рог (не настоящий рог, а уплотненная волосяная ткань) ценится выше, чем слоновая кость. Многие народы на Востоке считают толченый рог носорога сильным возбуждающим средством.

Может быть, с моей стороны было глупо дразнить носорога. Но кинокадр с носорогом — ничто, если он не нападает. Это некрасивое животное. Со своей толстой шкурой, которая так плохо прилегает к его телу, как будто она сделана для кого-то другого, и длинным, наклоненным вперед рогом носорог кажется настоящей карикатурой.

Впервые меня близко познакомил с носорогами ныне покойный Лионель Хартли, сопровождавший меня в 1946 году во время поездки в район Мтито Андеи. Это холмистая сухая страна с густыми зарослями колючего кустарника, среди которого встречаются растения, удачно названные «подожди немножко», — их шипы вонзаются в одежду и держат человека. Для носорогов это хорошее место.

Вы можете подумать, что мне было легко спровоцировать носорога на нападение. Но в запланированной мною сцене было много элементов, и нам никак не удавалось разыграть ее полностью. Прежде всего необходим был носорог. Потом нужно было толстое дерево, чтобы я мог забраться на него, когда на меня бросится носорог, безопасное место для оператора, лучше всего другое дерево, откуда он мог бы заснять носорога и меня, и требовалось хорошее освещение. Хартли должен был прикрывать нас со своим ружьем 475-го калибра.

Мы выехали на грузовике и увидели первого носорога прямо на дороге, но он услышал шум мотора и недовольно удалился рысью. Потом нам встретилась великолепная чета львов, и наконец через час мы заметили еще одного самца-носорога примерно в двухстах ярдах. Когда мы остановили грузовик, он исчез.

После этого мы тряслись в грузовике еще несколько часов, и я уже стал сомневаться не только в свирепости, но даже и в самом существовании носорогов. Но едва я успел поделиться этими своими соображениями, из кустов в семи футах от нас на грузовик внезапно бросился большой носорог. Грузовик ехал довольно быстро, а тут еще Хартли нажал на акселератор, и носорог промахнулся. Однако он пустился в погоню и стал нагонять автомобиль. Хартли еле ушел от разъяренного зверя, который опрокинул бы грузовик, нападая сбоку. Все это было очень интересно, но я не успел ничего заснять. Носорог не дал мне времени навести аппарат.

В течение следующих дней много раз повторялась одна и та же сцена — носорог нападал из-за кустов, но я не успевал сделать ни одного снимка. Мы решили найти спокойно кормящегося носорога, приблизиться к нему против ветра и выбрать подходящие деревья, а затем дать знать носорогу, что мы здесь. Остальное уже зависело от зверя. Прошло еще несколько дней. Наконец мы нашли пасущегося носорога. По его спине расхаживали маленькие птички и выклевывали паразитов из кожи. Эти птицы очень чуткие и часто «заменяют» носорогу глаза. Если бы мы их потревожили, они с легким криком поднялись бы в воздух, и носорог узнал бы, что приближается опасность.

Наш грузовик осторожно остановился в ста ярдах от носорога. Отсюда оператор мог спокойно снимать животное. Слева в сторонке мы выбрали дерево, на которое я мог бы влезть, но Лионель решил, что оно слишком тонкое: носорог может сломать его. Мы нашли подходящее дерево подальше, но оно не попадало в поле зрения оператора. Поэтому мы посадили на него оператора и решили, что я побегу к грузовику. Когда наконец все было готово, я медленно пошел к занятому едой носорогу, снимая его. Я хотел уловить момент, когда он поднимет голову, увидит меня и бросится прямо на объектив. Тогда я побежал бы и, вероятно, успел бы добраться до грузовика.

Вот он наконец поднял голову, но, вместо того чтобы нападать, вдруг повернулся и убежал в кусты. А мы потратили на подготовку целых два часа!

Терпение, терпение — сколько его нужно! И как мало его к тому времени осталось. Вот когда охота с киноаппаратом становится опасной. После нескольких дней неудач из-за «несговорчивости» животных, дождя, плохого освещения или любой из дюжины причин кинооператор-исследователь становится слишком нетерпеливым. Когда он встречается с животным, он уже готов безрассудно идти на риск.

И я знаю, что в конце концов тоже пошел бы на ненужный риск, если бы мы не встретили наконец большого самца-носорога, мирно щипавшего траву. Хотя он на первый взгляд казался настроенным вполне добродушно, Хартли сказал, что этот носорог кали и должен быть «очень забавным». Наступил период течки, когда все самцы-носороги становятся нервными и раздражительными.

У носорогов агрессор в любви — самка, она преследует приглянувшегося самца и неистово бодает его, если он не обращает на нее внимания.

Мы нашли дерево для оператора и надежное дерево для меня примерно в сорока футах от носорога. Освещение было хорошим, и Хартли со своим ружьем прикрывал меня. Я приблизился к носорогу, но ветер дул в другую сторону, и он не подозревал о моем присутствии. Я поднял ветку и бросил в него. Она не долетела, но фару услышал шум, поднял голову, подозрительно посмотрел на меня и… не бросился. Я кинул камень, который упал ближе к носорогу, и разозлил его. Когда зверь опустил голову, я был уверен, что он собирается напасть на меня, и побежал к своему дереву. Я ухватился за нижнюю ветку и перебросил через нее правую ногу, ухитрившись при этом растянуть связку. Запыхавшись, но чувствуя себя в безопасности, я обернулся и посмотрел назад. Носорог был на том же месте и с удивлением смотрел на меня. Он не нападал!

Хартли, как он позднее говорил, тоже был уверен, что носорог бросится за мной, когда я побежал. Но я побежал, наверное, на секунду раньше, чем нужно. Если бы носорог начал атаку, он не остановился бы на полпути, но не успел он пошевелиться, как я побежал, и это смутило его.

Мы решили попробовать еще раз. Я снова приблизился к носорогу, хотя он не казался заинтересованным происходящим. Хартли послал мальчика подойти к носорогу сзади. Зверь, учуяв его запах, решит, что окружен, и бросится на меня, думали мы. Мальчик влез на дерево, чтобы осмотреться, и вдруг увидел рядом с самцом спящую самку. Мы с Хартли, конечно, не знали этого, а Лионель не мог разобрать сигналы мальчика, которые он подавал с дерева. Мальчик не решался слезть с дерева из страха, что он разбудит самку и она бросится на него. Кроме того, если бы самка проснулась, она могла внезапно напасть на меня сбоку и отрезать мне путь к отступлению.

Так я и не сумел раздразнить этого носорога. Сзади него спала его подруга, и он знал, что он не окружен. Постепенно темнело. Насытившись, носорог повернулся и пошел в кусты, где разбудил свою подругу. Они ушли вместе.

В результате в 1946 году мне не удалось получить хороших снимков носорога, но я многому научился и пережил немало захватывающих приключений. Зато в экспедиции 1954–1955 годов я с лихвой возместил неудачи 1946 года, хотя первые встречи с носорогами и на этот раз доставили мне кучу хлопот.

Я намеревался поехать в Национальный парк Амбосели, но, приготовившись к отъезду, узнал, что мои друзья из Сан-Франциско, Морсден Блуа и Эрл Дуглас, оба прекрасные спортсмены, совершают кругосветное путешествие. Они спросили, нельзя ли им ненадолго присоединиться к моей экспедиции, и я был счастлив, что они решили сопровождать меня. Единственным моим желанием было, чтобы мы не попали в «штилевую полосу», когда ничего не случается, небо пасмурно и не попадается ни одного дикого животного.

Я встретил своих друзей в Найроби, и мы вместе с оператором Джонни Кокиллоном, Дэйвом Мэзоном и одним африканцем, прекрасным проводником, выехали в Амбосели на автобусе «фольксваген» и грузовике. У границы заповедника мы заметили грузовик и остановились поболтать. В нем ехали два американца, миссионер Ф. Дж. Рейд и доктор Джордж У. Аллен, который много лет был медиком-миссионером в Нигерии, а теперь имел практику в Найроби.

Аллен, почетный инспектор заповедника, любил диких животных и прекрасно умел снимать их. Аллен и Рейд тоже искали носорогов, поэтому мы решили объединить силы. Я надеялся, что в компании с почетным инспектором можно будет меньше беспокоиться о соблюдении строгих правил заповедника.

После часа сильной тряски мы увидели самку носорога с двумя детенышами, и я их с удовольствием заснял. Но когда мы приблизились, звери стали уходить, и Аллен двинулся за ними. Я не собирался преследовать животных в заповеднике, но мне захотелось последовать за почетным инспектором и заснять то, что удастся. Носороги прибавили шагу, мы тоже увеличили скорость. Мы уже догоняли их, как вдруг появился автомобиль, водитель которого прекратил нашу погоню.

Это был инспектор — настоящий инспектор, не почетный. Он сухо изложил нам правила, запрещающие преследование животных в национальных парках, и присутствие почетного инспектора не произвело на него никакого впечатления. Конечно, нам пришлось отложить съемку носорогов. Я знал, что об инциденте будет доложено в Управление заповедников и национальных парков и это может ухудшить мои отношения с его служащими. Поэтому я постарался как можно скорее объясниться лично. Меня дружески, но твердо предупредили: «В следующий раз будьте осторожнее».

Несмотря на этот инцидент, Блуа и Дуглас были в восторге от первого дня в Африке, потому что видели носорогов. Они и потом видели все, о чем мечтали. На следующий же день мы встретили громадное стадо слонов. Я взял друзей и в поездку к кратеру Нгоронгоро, где они увидели крупнейшие в мире стада диких животных численностью до ста тысяч голов.

Потом, на равнинах Серенгетти, они видели прекрасных львов. В последние два дня им удалось немного пострелять с одним белым охотником, после чего они отправились на самолете в Индию, повторяя, что эти три недели в Африке они не забудут никогда в жизни.

Охотясь за носорогами с Пеллегрини, мы засняли очень трогательную сцену. Этот опытный ловец животных заарканил большую самку. Она яростно боролась, пытаясь вырваться. И как раз в этот момент колесо грузовика увязло в глубокой, заполненной грязью яме. Пеллегрини и его люди стали вытаскивать автомобиль, но им помешал огромный и очень рассерженный носорог-самец, пришедший на выручку своей подруге.

Самка, привязанная к грузовику прочным канатом, так отчаянно тянула его, стараясь вырваться, что казалось, она оторвет заднюю ногу, за которую была привязана. Самец стоял примерно в десяти ярдах, наблюдая ее рывки, потом решил, что пора действовать. Когда он приготовился к атаке, все люди забрались в грузовик — весьма сомнительное убежище от носорога. Нагнув голову, зверь разбежался и врезался в грузовик со скоростью экспресса. Если бы он ударил сбоку, грузовик был бы опрокинут, но, к счастью, он целил в лоб и с такой силой стукнул по радиатору, что автомобиль почти выскочил из рытвины. Озадаченный и, вероятно, слегка оглушенный носорог попятился назад, нервно поглядывая на свою супругу и на грузовик, который, казалось, не поддавался его ударам. Все же он решил еще раз попробовать и свирепым ударом разбил весь передок грузовика.

Когда носорог отступил на этот раз, он по-настоящему выглядел изумленным, расстроенным и взбешенным. Все это время супруга, которую он так старался вызволить из великой беды, боролась, чтобы освободиться и присоединиться к нему. Но он не знал, что делать. Он беспокойно перебирал ногами, похожими на обрубки, озадаченно осматривался, очевидно пытаясь придумать, что он может еще сделать в таком ужасном положении. Единственное, что он смог придумать, — это был обычный ответ носорога на все вопросы жизни — нужно атаковать. И он в третий раз бросился на грузовик.

Пеллегрини решил избавиться от этого настойчивого и опасного самца. Ведь тот мог изменить тактику, броситься на грузовик сбоку и перевернуть его. Пеллегрини взял тонкий шестиметровый шест и, стоя на грузовике, стал угрожающе размахивать им. Я не мог понять, почему качающийся шест должен испугать зверя, но, по-видимому, он действительно испугался. Носорог отступил на несколько ярдов и остановился. Пеллегрини вылез из автомобиля и медленно, осторожно пошел к носорогу, размахивая шестом.

Носорог неохотно отступал перед странной штукой, тянувшейся к нему. Зверь мог, конечно, еще больше разозлиться и атаковать, но Пеллегрини знал, что делает. Он медленно наступал, а носорог так же медленно отступал. В конце концов, даже когда Пеллегрини остановился, носорог продолжал отступать и только перед самыми кустами обернулся, чтобы в последний раз взглянуть на свою подругу, которую так упорно пытался спасти.

Раздраженный буйвол столь же опасен, как и носорог, но его поступки можно предугадать. Из-за глупости и плохого зрения носорог ведет себя так, что многое в его поведении кажется нам бессмысленным, непостижимым. Буйвол же понимает происходящее, и можно заранее сказать, что он будет делать.

Пасущиеся буйволы не похожи на домашних коров, мирных и довольных. Даже в высокой траве издалека можно определить, где пасутся буйволы — на их спинах сидят белые цапли, выклевывающие из шерсти паразитов. Когда вы впервые видите близко буйвола, вы не можете не восхищаться им. Это великолепное мускулистое животное весом до двух тысяч фунтов. Его черные изогнутые рога толщиной в руку у основания к концу становятся тонкими и острыми, как сабля.

Наиболее опасно, по мнению многих, стадо буйволов, охваченных паникой. Но, как правило, буйволы не нападают стадом. Обычно нападает один, а остальные стоят рядом, готовые, если нужно, поддержать его. Мой опыт подтверждает это. Когда я близко подходил к стаду, всегда лишь один буйвол грозно смотрел на меня, нагибал голову и готовился к нападению. Остальные просто наблюдали за мной, увидев, что кто-нибудь из них решил прогнать незваного гостя.

Все африканцы уважают буйволов. Но иногда их стада, бродящие вокруг шамба, причиняют местным жителям большие неприятности. Они поедают и вытаптывают урожай и убивают владельцев полей, когда те пытаются прогнать их. В таких случаях на помощь пострадавшему племени обычно посылают охотников, но вообще буйволы находятся под охраной закона. Африканцы очень любят мясо буйвола, а из его кожи, толстой и прочной, делают превосходные щиты.

Большинство животных предпочитает не связываться с буйволами. Лишь лев, если он голоден и не может найти добычу помельче, нападает на них. Тогда происходит битва равных по силам противников. Иногда после нее находят рядом кости обоих.

В Восточной Африке вы услышите множество рассказов о буйволах, и каждый из них свидетельствует о необычайной мстительности этих животных. Об одном из самых ужасных происшествий мне рассказал охотник, который никогда больше не охотился после этого. Он и его товарищ были застигнуты врасплох атаковавшим их буйволом и кинулись к деревьям, бросив ружья, чтобы было легче бежать. Один охотник успел добежать до своего дерева, и буйвол обрушил всю ярость на другого. Разъяренный зверь поднял его на рога, несколько раз подбросил охотника вверх и стал топтать как бешеный. Первый охотник, сидевший безоружным на дереве, ничем не мог помочь своему другу. Ему оставалось только смотреть, как уничтожают человека. Минут через пять от него остались лишь мелкие кусочки, которые нельзя было отличить от окровавленной земли.

Потом животное устроило нечто вроде кратких и презрительных похорон, швырнув копытом немного грязи на это место, и удалилось.

Слоны тоже «хоронят» свои жертвы, но они не такие злобные. Конечно, разозленный слон может буквально стереть в порошок свою жертву, пронзая ее бивнями, топча и швыряя хоботом о землю или толстый ствол дерева. Но если он не ранен, не защищает детенышей и на него не нападают, слон, как правило, не трогает человека. У него мало врагов, и — что важнее всего — он несомненно самое умное из диких животных. Это потому, думают многие, что у него большой мозг. На самом же деле мозг занимает ничтожную часть его огромного черепа. Множество охотников-любителей убедилось в этом. Целясь слишком высоко, они попадали в ноздревую ткань черепа, и атакующий слон даже не замедлял свой бег.

Где бы я ни был в Африке, везде я видел слонов. Хотя эти животные предпочитают обширные равнины, поросшие низким кустарником и слоновой травой, они чувствуют себя дома и в густых джунглях, таких, как лес Итури, и в скалистых горах. Я видел массивного гигантского слона, бесшумно пробирающегося сквозь непроходимые лесные заросли. Видел я и слона, взбирающегося по крутому склону горы быстро и ловко, почти грациозно. Топографам давно известно, как умно проложены слоновые тропы.

От слонов веет сознанием собственного достоинства, несмотря на сморщенную и плохо пригнанную кожу, мешковатые чарли-чаплинские панталоны и смешные хвостики. Когда видишь слонов сзади, то думаешь, что панталоны — их, а ноги — нет. Они слишком короткие и неуклюжие. Почему-то это делает великанов еще привлекательнее, смягчает их достоинство и пробуждает вашу сентиментальность. А тогда вам легче понять, что слоны тоже слегка сентиментальны. Самец обязательно пройдет несколько лишних миль, чтобы посетить «могилу» своей покойной супруги. Здесь он немного погрустит, перед тем как отправиться к роднику или на новое пастбище.

Откуда известно, что он грустит? Может быть, мы глубоко ошибаемся, приписывая животным человеческие чувства? Это трудный вопрос, но я не думаю, что можно как-то иначе объяснить поведение слона, когда он, отделившись от стада, идет к месту гибели подруги и стоит там часами. Потом слон спешит догнать своих.

Слоны нередко сознательно помогают друг другу. Некоторые животные охотятся стадами или объединяются в группы, чтобы убивать свои жертвы, но я имею в виду не это. Если один слон попал в беду, остальные непременно стараются помочь ему. Я видел, как молодой слон, который не смог выворотить дерево с сочными корнями, привел себе на помощь товарища. Вдвоем они вырвали дерево с корнем и вместе пировали. Если на вас когда-нибудь нападет слон и вы залезете, спасаясь от него, на крепкое дерево, не думайте, что теперь вы в полной безопасности. Тембо приведет друзей, и они помогут ему свалить дерево.

Некоторые люди, знающие Африку и ее животных, не верят рассказам о слонах, помогающих товарищу на поле битвы. Но я видел это своими глазами, видел и Аллан Тарлтон, и многие другие, чьим словам можно верить. Слон ранен, упал на колени, но не свалился. Подходят два других слона и становятся по бокам его. Затем они помогает ему подняться и уйти в безопасное место.

Слоны — вегетарианцы, и им нужно громадное количество растительной пищи для поддержания жизни в их гигантских тушах. В сутки они тратят четырнадцать— шестнадцать часов на еду — едят медленно и лениво, но непрерывно, и в желудках у них при этом раздается громкое урчание.

Поэтому, несмотря на миролюбие слонов, в некоторых районах они причиняют большой ущерб фермам и шамба. Если им понравятся культуры, выращиваемые на полях, они могут разорять деревню за деревней, съедая и вытаптывая все вокруг. Я проходил по местам, где кормилось крупное стадо слонов: поля и леса казались опустошенными. Лесная растительность сама быстро восстанавливается, но разбить заново плантации гораздо труднее. Когда слоны неоднократно все уничтожают на одном и том же месте, посылаются охотники-профессионалы убивать их.

В Восточной Африке служащие Управления охраны крупных животных, чья главная обязанность — борьба с браконьерством, за год вынуждены истреблять в среднем около тысячи слонов. Но численность слонов, вероятно, почти не уменьшается. Рождаемость, по-видимому, достаточна, чтобы восполнить потери. Это вызывает удивление — ведь слониха рожает одного детеныша примерно раз в четыре года. Период беременности длится около двадцати двух месяцев. Но слоны и живут долго, обычно от восьмидесяти до ста лет и больше и самка за свою жизнь может вырастить до двадцати детенышей.

Ныне, видимо, убивают меньше слонов, чем в старые времена неограниченной охоты за слоновой костью. Тогда хорошая пара бивней весила сто пятьдесят фунтов, а встречались и намного тяжелее двухсот, ныне же средний вес их — тридцать — сорок фунтов. Чем дольше живет слон, тем больше и ценнее становятся его бивни. Как раз теперь период «объедков» — результат усиленного истребления слонов несколько десятилетий назад. Через тридцать — сорок лет, возможно, будет много слонов с такими же гигантскими бивнями, как в старое время. Но браконьеры есть и сейчас, и они разыскивают старых самцов с большими клыками.

Вы можете подумать, что слона легко обнаружить, но это не совсем так. Во многих районах его серая кожа сливается с землей, а в других местах он «маскируется». Слоны любят воду. Им нравится барахтаться в воде и окатываться ею. Чаще всего эта вода грязная, и слоны покрывают свою кожу грязью того же цвета, как и почва в этом месте.

Например, у скалы Муданда в Национальном парке Цаво все слоны розовые или красные, потому что таков цвет грязи в этой местности. Вода у этой скалы очень мутная и красная. Взвешенная в ней грязь служит прекрасной маскировочной «одеждой» для этих крупных животных. Если вы случайно попадете в Восточную Африку, обязательно побывайте у скалы Муданда. Здесь всегда есть вода, даже если на много миль вокруг засуха, поэтому сюда собираются слоны с обширной территории. Стада выстраиваются в ряд и спокойно ждут своей очереди, чтобы попить, искупаться, побрызгаться и побарахтаться в воде. В сильную засуху там можно увидеть за день до пятисот слонов.

Когда столько «народу» скопляется в одном месте, неудивительно, что многие «бэби» теряются точно так же, как на Кони-Айленд и на других популярных курортах. Дэвид Шелдрик (я охотился с ним на львов в 1946 году), который заменил теперь Лионеля Хартли на посту инспектора национального парка Цаво, недавно поймал двух потерявшихся слонят. Он «дал» им большой дом, где они спали. Они были совсем маленькие и беспомощные. Он кормил их и ежедневно провожал на пастбище, чтобы защитить от львов. Слонята очень сдружились с ним и его объездчиками, но к другим людям относятся с подозрением. Когда слонята подрастут и окрепнут, они снова присоединятся к какому-нибудь стаду.

Десятилетиями господствовало убеждение, что африканских слонов нельзя приручить и добиться от них такого же послушания, как от индийских. Но бельгийцы в Конго не согласились с этим. Они указывали на многочисленные исторические примеры приручения африканских слонов, в том числе на знаменитых слонов, с которыми Ганнибал пересек Альпы, чтобы покорить Рим. Около 1910 года они основали слоновую школу в Гангала-на-Бодьо — в северо-восточном углу Конго. Позднее они создали на громадной территории в бассейне реки Дунгу Национальный парк Гамбара, где все слоны находятся под охраной. Этим была гарантирована поставка молодых слонов в школу.

Я посетил Гангала-на-Бодьо в 1946 году. Директор школы устроил меня в павильоне для гостей и показал мне все интересное, что там можно увидеть. Я присутствовал на охоте за слонами в национальном парке, когда молодые слонята двенадцати — двадцати лет отбирались для обучения. Считается, что к этому возрасту они достаточно окрепли, чтобы выдержать неволю, и в то же время не слишком старые, чтобы учиться.

Но выбрать слона и невредимым доставить его в школу нелегко. Обычно слонов ловят лассо хорошо обученные люди из племени азанде. Их прикрывают опытные охотники-профессионалы с крупнокалиберными ружьями. Самую важную роль в операции играют «наставники» — слоны, успокаивающие пойманных животных и отводящие их в школу.

Когда стадо найдено, начальник школы указывает охотникам подходящих слонов. Их стараются отделить от остальных. Чтобы спугнуть стадо, стреляют из ружей в воздух. В это время охотники спешат преградить путь намеченным для отлова животным. Многим удается избежать неволи, но некоторых ловят лассо, и это нелегко. Слона практически невозможно заарканить за шею, так как он обычно сбрасывает петлю хоботом, поэтому охотники стараются набросить лассо на заднюю ногу.

Пойманный слон сопротивляется изо всех сил, и охотники стараются не слишком испугать его. Известно, что некоторые слоны умирают от страха от разрыва сердца, поэтому стараются провести эту операцию возможно мягче.

После поимки молодых слонов зовут «наставников». Эти слоны — самые умные и послушные из окончивших школу. «Наставников» никогда не продают в зоопарки и не заставляют выполнять тяжелую работу. Их специально держат, чтобы они помогали успокаивать и обучать новичков. У каждого «наставника» есть свой погонщик, или корнак, как их называют в Конго, который отдает ему приказания.

Слоны-«наставники» становятся по обеим сторонам пойманного животного. Вокруг туловища молодого слона и шей «наставников» обвязывают веревку. Когда пленник упирается или останавливается, веревка врезается в кожу «наставников», и они подталкивают его. Между тем корнаки ласковыми словами успокаивают пленника. К тому времени, когда слон попадает в школу, он в большинстве случаев уже не бунтует и не сопротивляется.

Первые недели пленников обильно кормят и поят. Пойманные слоны начинают узнавать корнаков, которые каждый день приносят им вкусную пищу, поливают их из шланга, наполняют водой бассейны и т. п. Затем начинается период обучения. Всю работу проводят корнаки вместе со слонами-«наставниками». Слоны привязываются к своим корнакам и прислушиваются к «речам» слонов-«наставников», которые «рассказывают» им, какая приятная жизнь их ожидает.

Даже в лучших зоопарках и цирках слонам обычно тесно в их помещениях. Но в Гангала-на-Бодьо слонам хватает места, чтобы побродить, есть река Дунгу, где можно плавать и барахтаться, есть и товарищи. Они ведут вполне естественный образ жизни.

Конечно, бывают несчастные случаи. Время от времени погибает кто-либо из охотников. Мне рассказали, как «наставник», который много лет был добродушным и послушным, пронзил неизвестно за что бивнем корнака, свалившегося с него. Другой корнак упал со слона, когда тот купался, и его утащил крокодил.

Некоторые сомневаются в экономичности работы слонов. Ведь они требуют много пищи и очень долго едят, так что производство невелико по сравнению с потреблением. Многие считают, что лучше использовать тракторы, несмотря на дороговизну газолина во внутренних частях Африки. Однако слоны выполняют большую работу, не говоря уже о том, что большое количество их попадает в зоопарки. Бельгийцы полностью опровергли мнение, что африканских слонов нельзя приручать и обучать.

Раньше обычно ловили слонов, убивая мать и забирая слоненка, который оставался около нее, но теперь в некоторых районах научились делать это более человечно и в то же время более разумно. Слоны — робкие, застенчивые и чувствительные создания. Больше вероятности, что они выживут в неволе, если их ввести в цивилизованный мир с минимальным потрясением. Ныне крупных животных в Африке ловят, отсекая их от стада, а затем заарканивая.

Мы засняли несколько таких эпизодов, охотясь с Пеллегрини. Это были утомительные поездки, но зато они дали нам много увлекательного материала.

Сначала нужно было разбить базовый лагерь там, где было много слонов и они не охранялись, — где нет дорог, но грузовики могли проехать. Здесь начиналась самая трудная часть пути: местность, по которой мы ехали, большинство людей считало непроходимой. Но Пеллегрини мог почти везде проскочить на своем грузовике. Он пролетал по краям болот и чудом останавливался в десяти футах от оврага с отвесными склонами. Ни камни, ни пни, ни кусты, ни рытвины, ни небольшие речушки, ни волнистая местность с горбами и ямами глубиной в фут не могли заставить его даже замедлить ход, когда он мчался за слонами. У его грузовика через день ломались рессоры, но он имел запасные и сам менял рессоры после целого дня погони под палящим солнцем.

Обычно у нас в «гончем» грузовике, который вел один из людей Пеллегрини, сидел Дэйв Мэзон. Второй оператор, Фредди Форд, находился в другом грузовике, следовавшем за нашим. В первый раз мы оставили второй грузовик в миле за собой, и когда он догнал нас, Пеллегрини уже заарканил одного слоненка. После этого грузовик № 2 всегда держался вместе с первым, как бы ни тряслись и катались в кузове пассажиры. Особенно страдали операторы — они не могли держаться за борта грузовика. Им приходилось оберегать хрупкие аппараты, обхватив их обеими руками, чтобы они не стукались о стенки кузова. После дня погони операторы были избиты и измучены, как, впрочем, и все остальные. Только Пеллегрини, казалось, не имел ничего против такой езды. Он думал только об одном — как наловить слонов.

Заметив стадо, он сначала тщательно изучал его издали. Иногда он говорил: «Нет, за этим стадом мы не поедем. Оно мне не нравится». Когда он встречал большое стадо, казавшееся ему подходящим, он старался подъехать к нему поближе, не испугав животных преждевременно. Мы не могли понять, каким образом он приходит к выводу, что с этим стадом будет много хлопот, а с этим можно повозиться с надеждой на успех.

Пока грузовик продирался сквозь густой кустарник и нырял из рытвины в рытвину, Пеллегрини выбирал молодого слона. Один грузовик разгонял стадо, а Пеллегрини в своем автомобиле отрезал намеченного слона от остальных. После этого надо было догнать убегающего слона и заарканить его, успокоить и затащить в кузов грузовика. Затем Пеллегрини приходилось ехать за пятьдесят миль в миссию, где он соорудил загон для пойманных слонов. После окончания охоты ему предстояло позаботиться о доставке своей добычи — пяти-шести молодых слонов — в Арушу.

Бывали дни, когда после многих миль утомительного пути по ухабам не удавалось заметить ни одного слона. Иногда обнаруживали стадо, но, когда к нему подъезжали ближе, оно оказывалось по ту сторону непроходимого оврага. Иной раз стадо уходило в болото, куда грузовики не могли за ним следовать. Это был самый нежелательный вариант: у края болота следы слонов глубиной два фута, образовавшиеся, когда земля была мягкой, высыхали и становились твердыми как камень.

Дважды наши операторы были на волосок от смерти. Как-то поймали слона и привязали его к грузовику. В крыше этого грузовика-фургона был люк, через который оператор мог просунуть голову, руки и киноаппарат. Дэйв Мэзон как раз находился в этом люке, очень довольный снимками, которые он сделал во время поимки слона. Вдруг животное метнулось вперед, и канат проскреб по крыше фургона. Туго натянутый канат мог снести Мэзону голову, если бы тот не нырнул внутрь с быстротой молнии. Но не так-то легко, держа в руках киноаппарат, быстро протиснуться в узкое отверстие. Едва успел Дэйв резко опустить голову, канат зацепил его за макушку, с силой стукнул о край люка и прошелестел над головой. Дэйв упал, из носа у него текла кровь, но первое, что он стал искать, был аппарат, который оказался невредимым.

В другой раз Фредди Форд, желая заснять несколько кадров на ходу, привязал себя к заднему борту грузовика. Обе его руки были заняты аппаратом, и он боялся, что его выкинет из автомобиля. В разгар охоты, когда слонов отсекали от стада, один из них рассвирепел и погнался за грузовиком. Водитель, занятый тем, что происходило впереди, даже не подозревал об этом. Крепко привязанный Фредди видел разгневанного слона, постепенно догонявшего грузовик.

Не обращая внимания на угрожавшую ему опасность, Фредди продолжал снимать гнавшегося за ними слона. Люди в другом грузовике, который, к счастью, был неподалеку, увидели, что происходит, и стали кричать водителю. Но из-за шума тот ничего не слышал. Слон уже начал тянуться хоботом к Фредди, и конец хобота был всего в четырех футах от оператора. В этот момент Пеллегрини, сидевший в кабине, обернулся и увидел слона. Водитель резко увеличил скорость, и автомобиль оторвался от преследователя; в первый раз никто не думал об ужасных толчках и тряске. Фредди вздохнул с облегчением, но позднее он больше всего говорил о необыкновенных кадрах, которые должны выйти.

Пеллегрини решил поймать еще одного слона. Поздно вечером мы увидели новое стадо голов в двадцать и заночевали с надеждой, что утром мы его не упустим. Но утром грузовики не смогли преследовать стадо, потому что даже Пеллегрини счел местность непроходимой. Это не обескуражило его. Справа неподалеку от нас раскинулась открытая поляна с твердой почвой, на которой было легко маневрировать. Пеллегрини с двумя помощниками отправился пешком через высокую слоновую траву, чтобы пригнать стадо к намеченному месту. Остальные сидели в грузовике и ждали. Примерно часа через два Пеллегрини вернулся. Он обгорел, поджигая кусты, и вымок с головой, переходя вброд реку, но довольно улыбался: ему удалось направить слонов туда, куда он хотел.

Скоро показалось стадо, неохотно трусившее к намеченному месту, и грузовики медленно двинулись за ним. Тогда стадо остановилось. Почему-то слоны не хотели идти вперед. Но и назад они не хотели возвращаться — там горел кустарник. Внезапно все слоны повернули к грузовикам. Действительно, почему бы не пойти туда? Ведь на пути только горсточка людей да два грузовика.

Пеллегрини тотчас же понял, что задумали слоны. Он немедленно послал одного человека поджечь кустарник недалеко от грузовиков. Тот был испуган и отказался сделать это, но Пеллегрини понимал всю серьезность создавшегося положения.

«Если мы не зажжем огонь, чтобы заставить их повернуть, — сказал он, — они будут здесь через несколько минут. Тогда не думайте, что вас спасет грузовик. Они мигом опрокинут его».

Запылал сухой кустарник, но слоны продолжали медленно приближаться к грузовикам. Вот до них осталось восемьдесят, семьдесят, шестьдесят ярдов. Кто-то схватил ветку горящего кустарника и бросил ее в густую сухую траву, которая тотчас буйно, с треском запылала. Тогда слоны остановились, посмотрели на огонь, повернули назад и, наконец, направились к намеченному нами месту. Пеллегрини недоумевал, почему они так неохотно шли туда, — ведь такие места слоны любят.

Грузовики двинулись за стадом, и мы смогли заснять целиком сцену поимки слона.

В тот день никто из нас не ел, но мы получили удовлетворение от сознания, что засняли на цветную пленку интересное и необычное. А за этим мы и приехали в Африку.