Библиотекарша встала из-за стола и вскоре вернулась с затёртой маленькой книжкой. На обложке большими печатными буквами было написано: «Просто о сложном», а внизу синей шариковой ручкой детским неровным почерком приписано: «Потешная Кантология».
– Книги из читального зала выносить категорически запрещается, наслаждайтесь произведением здесь, – предупредила библиотекарша, протягивая книгу Заждану.
– Конечно, мы насладимся, спасибо, – Заждан потряс книгой. – А вы всё-таки очень похожи на мою жену. Теперь я буду заходить к вам, как к себе домой, – пообещал он.
Библиотекарша улыбнулась, а Заждан с Мышом пошли к освещённым столикам.
– Повезло-то как, – пропищал Мыш, – с этой книжкой мы быстро подготовимся. Ведь самое важное то, что она в доступной форме, но неупрощённо, передаёт смысл сложного произведения.
– Где ты так мудрёно говорить научился? – позавидовал Заждан.
– Я иногда Шелега слушаю, – краснея кожей под шерстью, признался Мыш.
– Скоро мы все так заговорим, – уверенно сказал Заждан, садясь за столик.
Он открыл оглавление.
– Свет, тень, метафизика, дуализм, философия рационализма – чем только детей не отвлекают от футбола. Вот они – Ницше и Заратустра. Мыш, я нашёл, страница двадцать пять, смотри, «Три превращения».
– Вижу, открывай двадцать пятую.
На двадцать пятой странице была изображена пирамида из верблюда, льва и стоявшей на льве коляски с младенцем.
– Странный рисунок, – удивился Мыш. – Верблюд почему-то серый, и стоит на коленях, лев розовый, а коляска неустойчива и точно съедет, когда мы перевернём страницу.
– Какая разница, что тут нарисовано, мы же не дети малые и не рисунки пришли разглядывать, мы до сути докопаться хотим. Заждан полез в карман за листиком бумаги, но его там не оказалось. Мыш усердно вертел головой, демонстрируя свою непричастность к пропаже.
– Странно, точно ведь положил его вот в этот, – и Заждан показал пальцем на пустой карман, – может, выпал?
– Если листик не прикрепить булавкой, то он выпадает, – облизнулся Мыш со знанием дела.
– А я не прикрепил, – грустно сказал Заждан, – такое слово полезное узнал и, не успев зазубрить, потерял. Ладно, в потёмках всё равно листик не найдём. Давай изучать произведение, я буду медленно читать, а ты – запоминать прочитанное, договорились?
– Ладно, начинай, – согласился Мыш.
Заждан склонился над книгой и стал читать по слогам: «Когда вы спросите папу или маму про «Три превращения» Заратустры, они растеряются и скажут, что философия не для ваших детских головок, что только умные дяди могут понять смысл написанного. Они ошибаются: понять Заратустру может каждый. Философия Заратустры проста, как вода, небо, камень, лежащий на дороге».
– Я понял из этого абзаца, что Шелег правильно выбрал Заратустру для нашего первого занятия, – встрял Мыш.
– Не перебивай, я из-за тебя строчку потерял, теперь по новой читать придется, – Заждан повторил абзац и двинулся дальше: «Философ использует образы животных для упрощения. Я уверен, что каждый из вас с мамой, или папой, ходил в зоопарк, и видел там верблюда. Люди путешествовали на них через пустыню. Верблюды могли неделями без устали идти по раскалённым пескам, не требуя ни воды, ни пищи. Чтобы превратиться во льва, верблюд должен был пройти немало дорог. И вы, дети, в один прекрасный день, тоже превратитесь в могучих львов, свободных и сильных зверей. Король-Лев – я уверен, что вам нравится этот сказочный образ. Но тот, кто будет прогуливать уроки, кто будет учиться на двойки, так и останется верблюдом. Но лев, как ни странно, устав от силы и величия, потеряв интерес к борьбе за первенство, превращается в слабого ребёнка, способного удивляться простому. Мало кто поднимается на этот уровень. Скажу вам по секрету, я бы и сам предпочёл остаться львом, но тогда… я бы не написал эту книгу».
Заждан оторвал глаза от жёлтой страницы.
– Ты всё запомнил? – спросил он Мыша.
– Всё и даже больше. Пока ты читал, я, сначала, представил себя верблюдом, бредущим по пустыне. Мне было тяжело нести ношу, я падал, спотыкался. Мои лапы обжигал горячий песок, я жалобно попискивал, но полз, плотно прижимая хвост к брюшку. Я прошёл через унижение, заставил страдать своё высокомерие, блистать своё безумие, чтобы осмеять мудрость. Я научился любить тех, кто меня презирает, и простирать лапу привидению, когда оно собирается испугать. И только тогда я увидел перед собой оазис с ключевой водой. Там мои копыта сменились когтистыми лапами, а на шее появилась густая грива. Только там я увидел, как тысячелетние ценности блестят хрустальными капельками родниковой воды на моей шерсти.
– Ты так образно запомнил потому, что я с выражением читал. Хотя с попискиванием и хвостом у тебя перебор вышел. Где ты видел пищащего верблюда с плотно прижатым к брюху хвостом? Но, несмотря на мелкие неточности, твой рассказ передает суть сказанного Заратустрой. А ты этот рассказ не забудешь до завтра? – с опаской спросил Заждан.
– Не забуду, если ты меня назад в шинели понесешь, а если в рубашке по морозу, то… ничего гарантировать не могу.
Заждан вспомнил, что поменял шинель на пластиковую бляшку с загадкой и достал из кармана номерок.
– Что на нём такое нарисовано? – спросил он Мыша.
– По-моему, это каббалистический знак, – ответил тот.
– Думаешь, что загадка про Каббалу будет? А я так надеялся, что про футбол. Если про Каббалу – точно не отгадаем, я про неё ничего не знаю. Подморозило к ночи, видишь, как окна расписало.
Мыш повернул голову и увидел.
– Я не выйду отсюда в рубашке. Спрячусь на полке, зароюсь между книг, буду с остервенением пожирать страницы Заратустры. А если повезёт, и загадка про футбол окажется – тогда выберем самую тёплую шубу, я зароюсь в песцовый мех, и мы пойдём вместе домой, – пропищал с надеждой Мыш.
– Была-не-была, пойдём отгадывать, – сказал Заждан, и они подошли к гардеробу.
– Ну наконец-то, а то я уже надежду стал терять, думал, до утра не увидимся, – радостно сказал гардеробщик, заметив приближающегося Заждана. – Бывает, интеллигенты проникаются прочитанным так сильно, что до рассвета без движения сидят. Потешные случаи с ними иногда случаются. Как-то раз читаю за стойкой газету, а он в одних носках к выходу идёт, а глаза стеклянные. Я кричу ему: «Вы ботинки под столиком забыли и пальто тоже. Давайте меняться, я вам тулуп, а вы мне номерок». А он мне знаете что ответил?
– Что? – заинтересовался Мыш.
– «Дух Бусидо, Дух Бусидо, Путь коня и лука, Путь самурая, воина, презреть боль, отречься от господства тела над духом…» пробормотал и ушёл в ночь. Тогда снегопад был сильный. У меня из зарплаты за списанный номерок вычли.
– Наверное, тоже Заратустры начитался, – предположил Заждан, – тот тоже всё про дух да про дух. Мыш, ты не помнишь, верблюда превращённого, случаем, не Бусидой звали?
– Может, и Бусидой, – Мыш почесал лапкой нос и продолжил, – если не отгадаем загадку – замёрзну. Ты вынешь моё заиндевевшее тельце из-под рубашки, бросишь глазками-бусинками в сугроб, а сам скажешь: «Как же я теперь один на семинаре про Заратустру докладывать буду». Но мой дух выпрыгнет из хвостатой замерзающей тушки и вселится… ты и представить себе не можешь в кого, – Мыш ухмыльнулся и задорно посмотрел на Заждана.
– Неужели в меня вселишься? Двоим в моём теле будет тесно, я один в нём с трудом помещаюсь, – испугался тот.
– Не самое совершенное тело, – Мыш оценивающе посмотрел на Заждана. – Я получше найти могу для переселения. А может всё-таки, отгадаем – и тогда ни в кого переселяться не придётся. Я к своей тушке привык.
– Я хочу приступить к отгадыванию загадки прямо сейчас, – решительно сказал Заждан гардеробщику.
Гардеробщик полез под стойку и достал шапку-ушанку с наваленными в неё свернутыми бумажками.
– Тащи, – сказал он с таинственной улыбкой.
– Снизу тащи, – подсказал Мыш, с надеждой глядя на Заждана.
Тот достал бумажку, развернул её и прочёл:
– Даю вам десять минут на обдумывание и прения, – сказал гардеробщик, – если не догадаетесь, шинель не получите, а догадаетесь – выбирайте любое из польт.
– Как ты думаешь, зачем в загадке сказано «не пицца», – спросил Заждан Мыша.
– А затем, чтобы подсказкой дать нам понять, что правильный ответ связан с едой. Без намёка, мы бы сразу ответили – «книга» и конечно ошиблись бы.
– Ловко зашифровано, – одобрительно кивнул Заждан, – а что за пищепродукт это может быть? Колбаса, гречневая каша, солёный огурец, картошка варёная, жареная, анчоусы, кефир с сахаром, или…
– Или… сыр, сыр с дырками, сыр с плесенью, свежий сыр, творог, таракан, творожный пирог, – напряжённо думал Мыш. Творожный пирог, конечно, творожный пирог, – запищал он радостно.
– Почему пирог?
– Да потому, что из-за него Творог попал в другую систему координат, потому что с куска пирога на твоём тапке всё и началось: и сюжеты, и небылицы, и санитары эти похоронные с застывшими лицами. Ты что, забыл уже?
– Такое разве забудешь – меня же почти похоронили, – нахмурился Заждан, – током в десять тысяч гаксапаскалей хотели. Я до сих пор помню, как он шнур раскручивал, жутко было. Думаю, сейчас воткнёт в розетку и – темнота. А ты, Мыш, голова, я бы в жизни не догадался. Конечно с него всё и началось, с творожного пирога – и смешенье строчек, и мифы, и небылицы.
– У нас готов ответ, – решительно сказал он гардеробщику.
– Так быстро? И какой же? – поинтересовался тот, ухмыльнувшись.
– “Творожный пирог” – другого ответа быть не может, раз не пицца, то точно творожный пирог, и не пытайтесь нас запутать, мы с Мышом прочно стоим на дедуктивных лапах.
– И вправду творожный пирог, – восторженно воскликнул гардеробщик, сверяя ответ с записью в тетрадке. – Как вы узнали? Никто до вас ещё не отгадывал.
– Не догадываются, потому что мыслят схемами. Они не обратили внимания на пиццу, а она – главное в разгадке, понятно?
– Чего тут не понять, выбирайте пальто, могу порекомендовать песцовый полушубок, оставленный этим, в носках. Очень тёплая носильная вещь, Мышу будет в нём за пазухой как у… – гардеробщик с благоговением посмотрел на Заждана. – А вы бы не могли мне воду минеральную «Святой родник» превратить в вино? Можно в белое, хоть я красное и больше люблю. От него изжога меньше, и не обязательно под рыбу или сýшу с рисом, с фруктами его можно или вообще ни с чем.
– Четверг сегодня, – сказал Заждан, – по четвергам до пяти превращаем, ясно?
– Как не понять, господин, – гардеробщик снял с вешалки шубу подал ее Заждану.
Тот вставил руки в меховые рукава, посадил Мыша за пазуху, и они вышли в ночь. Блёстками падал мелкий снег. К Заждану подошёл сутулый человек в носках.
– На вас случайно не моё верхнее бельё? – спросил он.
– Если вам гардеробщик загадает загадку, то правильный ответ «Творожный пирог», запомните, – сказал Заждан.
– Да, запомнил, спасибо, – ответил человек и встал греться под фонарь.
– Он весь продрог, его синие пальцы под тонкими носками утратили способность двигаться. Но холод не отвлекает человека от мыслей, о духе, о Бусидо, – заметил Мыш. – По – моему, Бусидой всё-таки верблюда звали или льва, а может, их обоих. Бусида – это очень по – заратустрински, правда?
– А вдруг он сейчас превращается из верблюда во льва. Как ты думаешь, у верблюда сначала грива вырастает, или когти через копыта пробиваются?
– Я не знаю, я же сам ещё не превращался.
– Мы в Заратустре, похоже, самое важное упустили. Ведь превращаться когда-нибудь всё равно придется, а мы понятия не имеем, как это делать.
– Ты точно помнишь, что о технике превращения ничего в пособии написано не было? А что если Шелег конкретные вопросы задавать станет, а мы ответить не сможем? Тебе-то что, а мне он сразу санитаров вызовет.
– Могли, конечно, и пропустить, – неуверенно сказал Мыш, – надо было оглавление до конца изучить, а мы сразу на двадцать пятую метнулись и по двадцать седьмую зубрить стали. А про технику превращений, может, только на двадцать девятой странице написано.
– Откуда ты знаешь, что на двадцать девятой, если мы оглавление не дочитали?
– Я лишь высказал гипотезу. Гипотеза – не есть доказанное теоретическое построение, а лишь предположение, догадка, – сказал Мыш и завозился в песцовом меху.