«Ореховские» круче «Сицилийских». История московских организованных преступных сообществ

Котляр Эрик

Ликвидация орехово-борисовской группировки — классика сыска

 

 

Пьяные законы

Еще лет тридцать назад ликвидация бандитского подполья не требовала специальной теории. Законы были на стороне государства и их применителей. Достаточно было провести необходимые оперативно-следственные действия с установлением лиц в банде, выявлением фактов преступления и подготовки к задержанию, и группа правонарушителей прямиком отправлялась на нары. Свидетели запросто называли своих обидчиков в зале суда, а суд, состоящий из судьи и двух квалифицированных заседателей, выносил справедливый и суровый приговор по действующему тогда законодательству.

В таких условиях легко было работать Жегловым и даже Шараповым. Эти мифологические сыщики, привыкшие к прямым действиям в борьбе с противником, всегда оставались правы в своих решениях. Они представляли власть и служили государству.

И бандитская поросль уважала их, вводила в степень превосходства и принимала их работу за справедливость по меркам блатного устава.

Опер, не нарушавший правил честной игры с задержанным, был почитаем и авторитетен. Суд уже вынес приговор, а к нему из мест заключения продолжали все еще обращаться, как к душеприказчику, мятущиеся в сомнениях, заблудшие и погрязшие в земных грехах отступники от закона.

К сожалению, те времена канули в Лету, и опытные сотрудники розыска вспоминают о них как о празднике права.

Теперь все не так. Новое время вывернуло право наизнанку, и законы зашатались, как пьяные. Они не признают больше прав потерпевших, а свою государственную мощь они направили на охрану самих нарушителей. Жертвы теперь всегда виноваты в том, что они жертвы, а их обидчики по любому выходят сухими из воды.

Такого безумия не мог себе представить даже поборник справедливости чистоплюй Шарапов.

Что касается Жеглова с его прямотой и ненавистью к уголовной мрази, сегодня он стал бы клиентом службы собственной безопасности при первой благородной провокации против Кирпича.

И все-таки милиция работала. Никто не пожелает в этом признаться, но поневоле изменилась вместе с законами ее практика добычи улик. То, что раньше называлось недозволенными методами, сейчас стало, может быть, единственной возможностью справедливого наказания убийцы. Доказательства, полученные в процессе оперативно-розыскных разработок, для суда сегодня не убедительны. Адвокат всегда найдет правовую основу, чтобы опровергнуть их «законность», а подученный им подследственный будет молчать, как партизан, отказываясь сотрудничать со следствием. Адвокат внушил ему: нет трупа — не будет и наказания.

Право на молчание дано самой Конституцией, 51-й статьей. Время идет, следствие ограничено жестким сроком, нагло ухмыляющийся убийца считает дни до своего освобождения. Как быть? Затрачено столько сил, в глазах потерпевших светится надежда, и следователь чисто по-человечески не может не сочувствовать горю защищаемых им людей.

И тогда в камеру к бандиту подселяется «квадратный шкаф», чье кулачное право не менее обескураживает, чем новые законы России.

И уже на следующий день после знакомства с соседом по камере убийца, захлебываясь слюной, сам просит отвезти его на место, где он зарыл убиенного, а адвокат, проклиная размазню, разводит руками в зале суда. Сроки следствия выдержаны, наказание назначено, справедливость восторжествовала.

Вот пришлось разбирать дело об изнасиловании малолетней девушки московским кавказцем. Эти люди энергично заполняют Москву, но жить предпочитают здесь по законам гор.

Во время расследования он вдруг начисто забыл язык, на котором говорят на его новой родине, и потребовал переводчика. По закону, естественно, переводчика ему привели, но на следующий день родители изнасилованной девчушки забрали свое заявление.

И тогда следователь после некоторых душевных колебаний нашел выход из тупика, в который его загнали новые законы. Он перевел зарвавшегося кавказца в территориальное отделение милиции, где опера обнаружили истекающего кровью ребенка, над которым совершено надругательство, и, поскольку у них тоже есть дети, поклялись разыскать мерзавца. Но кавказца разыскали их коллеги из другого района Москвы, вот так, наконец, он попал к ним. Вскоре несколько уроков русского языка оказались настолько успешными, что переводчик стремглав кинулся извиняться перед родителями пострадавшей девочки и попросил их забыть выданные в их адрес угрозы!

И в этом случае справедливость утвердилась заслуженным наказанием для преступника.

Так что же получается — неужели теперь у милиции и следовательского корпуса единственный путь утверждать торжество возмездия только с помощью пыток и выколачивания подневольных признаний? Да, законы современной России подталкивают к этой мрачной практике, привычной для всех охранок еще с царских времен.

Но есть немало высококвалифицированных следователей и сыщиков, которые не хотят становиться Малютами Скуратовыми и вырывать раскаленными клещами ноздри у попавших в их власть людей. И что тогда остается? Склонить голову перед «больными» законами и отказаться от неотвратимости наказания как определяющего принципа уголовного права?

Нет. Как говорят эти люди, в их распоряжении остался еще психологический ресурс, с помощью искусного его применения можно переиграть самого изощренного и злобного противника. Но для этого нужны воля, умение разглядеть в сидящем перед тобой преступнике человека, отличная подготовка, проведенная по конкретному уголовному делу, и, главное, желание добиваться цели с помощью такого могучего средства, как искусство убеждения.

Вы скажете, это пустые слова, не подкрепленные фактами. Действительно, это может казаться несбыточным, если бы не было уникального примера разгрома орехово-борисовской группировки. Во время оперативно-следственных действий по ней сложившийся тандем сыщиков и следователей прокуратуры доказал — можно работать с людьми на полном взаимопонимании, даже если они недавно были отпетыми бандитами. И, если метод себя оправдал, даже безрассудные законы грамотно находят свое место в построении оперативно-следственных мероприятий.

 

Не вешай голову, брателло!

Это обращение к преступникам, которым мало что светит в современной ментовке. Ломать будут со знанием дела и с учетом коротких сроков. Так что же теперь — не сдаваться отчаявшимся душам? А таких в крупных бандформированиях немало. Многие из них, попав в роковую молотилку банды, мечтают выскочить любой ценой, они готовы к сотрудничеству с милицией, но с ужасом убеждаются — ментам сотрудничество сегодня ни к чему, нет времени и не наблюдается особого желания завязнуть в многоэпизодных делах, к которым приводит откровение бандитов.

С введением сроков, ограничивающих следствие, правоохранителям стало понятно — крупные банды подвести под суд теперь невозможно. Дела стали распадаться на небольшие эпизоды и судить стали за частности, а не за главные прегрешения. Таким образом, массовые убийства, практикуемые в крупных группировках в порядке собственных зачисток, при судебных разбирательствах стали сводиться к одному-двум трупам. По ним и принимались судебные решения. Основная масса мрачных дел бандформирований оставалась прикрытой пологом недоработок.

В преступном мире, где издавна процветала практика подстав, когда слуга добровольно брал на себя вину своего босса, наступила пора благоденствия. Во время посещения Бутырской тюрьмы один из ее постояльцев мне доверительно сообщил — 70 % сидящих в «замке слез» «не при делах». Они идут «паровозиком», то есть, нагружены чужими грехами. По понятиям криминала, такое разделение ответственности за преступление очень полезно. Попавшие в ловушку в тюрьме проходят блатные университеты, а это лучшая форма подготовки кадров. Наступит ведь и их время, и кто-то будет «пахать» за них в зоне. Но, чтобы стать жестоким, сначала надо испытать жестокость на себе.

Для оперов наступили «критические дни», когда сидящий напротив, ухмыляясь и пуская колечками дым, пространно рассуждает: брось тратить время, все равно выпускать придется, а то ведь и прокурор заклюет.

И в бессилии перед правотой противника многие оперативники не выдерживают, срываются и начинают месить кулаками, вымещая злобу за нерадивые законы, подаренное государством уголовнику преимущество перед процессуальными нормами и циничное пренебрежение к жертвам учиненных расправ.

В этих случаях сроки, может, и выдерживаются, но вот появился надзор за правовыми нарушениями в лице служб собственной безопасности, и положение осложнилось. Одни плюнули и расстались с государевой службой, у других опустились руки. Тем более кампании по разоблачению недозволенных методов работы оперского состава получили широчайший общественный резонанс, настолько всеобъемлющий, что приняли очертания перегнутой палки.

И опять возник своеобразный кризис в понимании прав и задач тех, кто применяет закон. Преступники обрадовались, что теперь есть управа на черную форму. Можно нажаловаться туда, где обязаны прислушаться и начать проверку. Куда она заведет, еще вопрос, а нервы ненавистному «оперу» и «следаку» портить можно долго.

И вот в это смутное время, когда многие предрекают полный развал некогда стройной милицейской системы, происходит нечто удивительное, не попадающее под определение ни одной из инициатив по «упорядочению» действий в рамках закона «О милиции», которые и привели к чехарде в разборе серьезных дел.

На скамье подсудимых оказалась полностью ликвидированная сотрудниками МУРа крупнейшая преступная группировка, в течение долгих лет терроризировавшая деловую, да и не только деловую, жизнь столицы, а потом пустившая свои щупальца почти по всей Европе. Нет ни одного человека в России, кому бы ничего не говорило название «орехово-борисовская группировка».

С помощью наглядных примеров убийств и прочего бандитского беспредела ее участникам удалось вселить ужас в души целой армии коммерсантов, они до сих пор не в состоянии вытравить из себя магическое оцепенение, которое испытывает кролик перед удавом, разевающим пасть.

Группировка в порядке наглядности убивала не только российских негоциантов, она утверждала свое право лишать жизни и коллег из бандитского подворья столицы. И оставила за собой столь обильный кровавый след, что предъявить ей счет сегодня готовы очень многие в криминальной среде.

И главное — группировка ответила в суде не по мелким делам, а по всему спектру совершенных преступлений.

Многократные убийцы, которым вменялись по двадцать установленных расследованием трупов, пусть поздно, но в процессе следственных действий отреклись от своих заблуждений, неприкосновенность, обещанная вожаками, сдулась, когда кумиры оказались беспомощны за решеткой.

Может, члены группировки, поддерживая блатную традицию, и продолжали бы защищать честь бандитской фирмы, но шокирующим обстоятельством для них оказались решения об их ликвидации по истечении сроков пригодности для бандитского промысла, выявленные следствием. Об этом они узнали от оперов и следователей.

Судебный приговор орехово-борисовским братьям — суровое предупреждение всему бандитскому сколу от криминального монолита. До сих пор его порода казалась прочно-гранитной, не подверженной коррозии.

Обществу пришло время воспрять духом — в небытие канула самая страшная в Москве преступная бригада, не знающая пощады к своим жертвам. Многие не верили, что их постигнет кара за прегрешения. И тем не менее момент истины настал.

Еще раз посоветуем читателям перечитать описания кошмарных дел в двухтомнике «Мы из МУРа» и «МУР! Стоять!», чтобы глубже прочувствовать, от какой напасти избавилось общество благодаря высокому мастерству профессионалов. Вынесенный приговор потерявшим человеческий облик бандитам — наибольшая победа права за последние десять лет.

Им, кстати, нелегко досталась победа не только над бандитской опухолью, поразившей тело Москвы, но, если хотите, над современными законами, которые вроде бы не оставляют сейчас время на раздумье и вызывают соблазн использовать всевозможные «слоники» и «подвески».

Оказывается, можно работать чистыми руками правда с головой, для чего нужны терпение, умение утвердить себя в глазах преступника, не прибегая к заплечным приемам.

А вот о милиции скажем так — может быть имеет смысл внимательно изучить те пути, которыми шли опера МУРа и следователи Мосгорпрокуратуры, чтобы стереть наконец грязь с милицейского мундира и закончить разговоры о костоломных методах дознания.

 

Дорога к храму

Полное сотрудничество с членами орехово-борисовской группировки во время следствия строилось по такой формуле: «я должен рассказать все, независимо от того, страшно мне или нет. Но, если я решил сотрудничать, — значит, обязан выполнить это условие».

Что взамен? Только одно — при вынесении приговора учет смягчающих обстоятельств, что, конечно же, должно отразиться на назначенных судом сроках наказания.

Задача для опера и следователя — помочь бывшему бандиту прийти к выводу: грядущее наказание заслуженно и неотвратимо, но… Вот это самое «но» и есть соль всей работы.

В общем, ничего нового. Так делали и раньше. Но представьте — перед вами больше десятка до смерти запутанных своими вожаками парней, которых заставляли не раз совершать бессмысленные казни своих товарищей. Не объясняя, почему они должны были отправлять на небеса людей, деливших с ними вчера судьбу неприкаянных плохо оплачиваемых убийц.

Человек за время следствия повзрослел настолько, что уже не испытывает восторга перед блатной романтикой, которая чуть не свела его в могилу. И он открыт для откровенных разговоров. Их цель — не просто смягчить судьбу, но и искупить грех перед собой и родственниками им убиенных. Тогда ему начинает светить надежда на снисхождение, но опять же при условии говорить все, что знает, не оставляя ничего недосказанным.

Те, кто продолжали хитрить и изворачиваться, получили наказание по полной мере. Но ведь и их не давили на следствии. Добытых «гуманным» путем материалов для обвинения вполне хватало, чтобы «замуровать» на длительные сроки всех членов бандколлектива.

Тот же Пустовалов. Он был даже рад, когда состоялся его арест. Мучительный процесс перековки сознания начался у него еще на воле. И уже в Лефортово этот квалифицированный убийца, отправивший на тот свет самого Солоника в Греции, начал не просто сотрудничать со следствием, а активно работать. Он называл по именам всех лидеров, заказчиков, чьи смертельные прихоти он выполнял, не только не скрывая важные факты, но и старался сам понять, что необходимо для восстановления объективной картины расследования. За ним двадцать убийств. Вина более чем тяжкая, для пожизненного заключения. Это, конечно, его угнетало, мечтал получить срок хотя бы лет в двадцать шесть. С учетом искреннего раскаяния и оказанной им помощи на стадии следствия и суда ему вменили меру наказания в двадцать два года, что было им воспринято как вполне справедливое решение. Конечно, при определенных обстоятельствах Пустовалов, для которого лишение жизни других людей было повседневной работой, всегда сможет использовать свое зловещее умение. Но сегодня он готов искупить грехи для возвращения к жизни нормальным человеком. И это самая эффективная школа воспитания, которой не найдешь у Каменского и Песталоцци. Школа перековки натуры.

Но прошлое так просто не отпускает. Слишком глубоко залегает пласт преступности ореховских. И его порода все время выплывает на поверхность. Следствие выявило ещё шесть доказанных убийств. И Пустовалов снова в московском СИЗО. Снова следствие и вопрос: «Зачем ты убивал?» И понурый его ответ: «Я солдат и привык выполнять приказы».

За три десятка лет эти парни превратились в зрелых мужиков. Многие попытались начинать жить с чистого листа, но не у всех это получается. Например, бригадир пылевских палачей Александр Шарапов. Вместе с Олегом Пылевым и Махалиным скрывался в Одессе, где их босс пытался врасти в украинский бизнес. После задержания и экстрадиции Пылева в Россию, пути-дорожки дружков разошлись. Шарапов некоторое время болтался в Испании, потом вернулся в Россию и осел во Владимирской области, где-то под Суздалем. У одного из ореховских был там домик в деревне. В нем и поселился Шарапов. Корова, куры, природа — все это отвлекало от тревог и мысли, что он в розыске за пять совершенных убийств и участии в казни Солоника. Так прошло четырнадцать лет. Уже и в полиции считали его в безнадежных списках, когда в Суздале его «случайно» узнал один из бывших соратников по лихому времени. Перед полицейскими, прибывшими по сигналу, стоял бородатый крестьянин, многодетный отец с паспортом советского гражданина Шарапова…

Шерстобитов, с которым Шарапов начинал работать в охране Дома Туриста, узнав о его аресте, выразил сочувствие бывшему коллеге. Мол, прошло столько лет, человек одумался, жил трудом… Может это суд и учтет, тем более Шарапов рассказывает следствию много интересного из личного пережитого.

Но ведь не все пытаются, как Шарапов сеять и полоть полезные сельхозкультуры.

Совсем иной путь избрали патентованные убийцы из одинцовской ватаги Белка Чипит (Игорь Сосновский) и Болтон (Сергей Фролов). После разгрома сыщиками МУРа «одинцовского дивизиона» они 17 лет скрывались в Тверской области, несмотря на то, что были объявлены в российский и международный розыск. Белкин из-за рубежа отдавал приказы своим вассалам и по его подсказке они продолжили привычный хоровод смертей.

Из случайных гастарбайтеров, в основном, это были выходцы с Северного Кавказа, они создали ещё одну группу киллеров, которая продолжила начатый Белкиным террор рынка «Одинцовское подворье». Рынок богатый и дорогой, туда приезжают почетные обитатели Рублевки. Белкин включил в управление рынком своих близких родственников, В ореховскую группировку от рыночных доходов перетекали основательные барыши. Поборы продолжались и после разгрома группировки, несмотря на то, что Белок уже давно грелся под благодатным солнцем на земле далеких Пиренеев.

Директор рынка Сергей Журба решил избавиться от тяжкого ига неоправданных платежей и с этого времени на него начинается охота по отработанной тактике ореховских киллеров.

В 2010 году в деревне Акулово по джипу Журбы были выпущены сто пуль из автомата. Бизнесмен и его водитель ранены и в больнице, а охранник погиб. Вскоре погибает вместе с женой от пуль убийц заместитель директора рынка Виталий Моисеев, вслед за ними пули настигают ещё одну жертву — юриста Журбы — Ивана Леонтьева. Журба не только не сдается, но и увольняет из администрации рынка родственников Белкина.

И вот, уже в 2014 году Журбу расстреливают из снайперской винтовки прямо возле офиса. И опять неудачно. Белкин выходит из себя и приказывает Сосновскому ударить по машине директора из гранатомета. Видимо, запомнилась метода Пустовалова: громко, но зато наверняка!

«Друзей должны убивать друзья!» — это была любимая поговорка Белка.

С Журбой они раньше дружили.

Покушение не состоялось, Белка арестовали в Испании и экстрадировали в Россию. На процессе дело клонилось к пожизненному заключению. И банда Чипита начинает терроризировать Татьяну Акимцеву, адвоката Журбы, которая выступает с яркой обличительной речью на процессе. Акимцева популярный адвокат, защищала Ходорковского и многих звезд эстрады. В судах к ней прислушиваются.

Сосновский посылает ей предупреждение о том, что её обращение в суд будет красоваться на крышке гроба, в подъезде дома на улице Гашека появляются траурные венки, на лентах которых обозначена скорбь по усопшей Акимцевой.

И вот осенью 2014 года возле дома её расстреливают в упор. По некоторым сведениям стрелял ещё один уцелевший ореховец — Пронин, по кличке Аль Капоне. Болтон ждал его в машине для отступления с места расстрела. Кстати, когда-то этот Пронин привез Сосновского и Фролова из Кемерова в Москву и рекомендовал их Белкину, как надежных, исполнительных убийц. Белкин был доволен, что обзавелся бойцами из Кемерова…

Обратите внимание, читатель, все эти события произошли уже в наши дни, вроде бы, весьма, далёкие от девяностых. Как же живучи споры бандитской породы.

После задержания Чипита и Болтона, а с ними ещё восьми человек, втянутых в преступления, Сосновский неожиданно дал согласие сотрудничать со следствием, признался в соучастии убийства Акимцевой и ещё в семнадцати убийствах, инкриминируемых ему следствием.

Суд по-божески приговорил Чипита к 16 годам лишения свободы, хотя дело явно тянуло на «ПЫЖИК» (пожизненку). Вину подельников суд разбирал в отдельных заседаниях.

Уже после суда над Чипитом вскрылось ещё одно убийство, о котором раскаявшийся бандит коварно промолчал. Убит был некий коммерсант Пьянов, владелец автомойки, но как выяснилось не столько коммерсант, сколько внештатный киллер из того же Кемерова…

Не отстают от Чипита в откровениях и осужденные ореховские лидеры. Из колоний с пожизненным содержанием они пишут запоздалые признания о неизвестных правоприменителям убийствах и обвиняют в их заказах всех своих знакомых на воле. Так, что мы ещё не раз услышим про ореховских.

В блатном мире с давних времен бытует понятие «ссученный». Продавшийся ментам. Можно ли считать таким Пустовалова, клейменного убийцу с музыкальным образованием, в которого мать вложила душу?

Пустовалов давно ожидал ареста и был морально подготовлен к сотрудничеству. На момент задержания он хорошо знал, что «за верную службу» Буторин приговорил его к казни как очередника, слишком много узнавшего и превысившего в этом смысле меру дозволенного в ореховском коллективе.

Он рассказал о делах Буторина не только следствию, но и всему преступному миру, и тот содрогнулся, узнав о чудовищном нарушении понятий, на которые до сих пор никто не смел посягнуть! Такого никому не прощают.

 

Загипнотизированные коммерсанты

Если бы кому-нибудь из членов орехово-борисовского сообщества рассказали, что вместе с ними за стены «Бутырки» и «Матроски» отправятся их «неприкасаемые генералы» Буторин, братья Полянские, тот же Пустовалов, они восприняли бы это как неудачную шутку.

Пустовалову, приоткрывшему занавес над ореховским беспределом, откровения на следствии точно пошли в зачет. Конечно, ему предстоят тяжелые «терки», в зоне, его будут допрашивать куда пристрастнее, чем это было на следствии, но криминальное содружество останется навсегда ему благодарным за право предъявить счет к оплате самому Буторину. И счет будет крупный! Несмотря на то, что Буторина содержат в пожизненке.

Эти люди с колоссальными связями и несусветными деньгами были в их глазах чем-то вроде олимпийских богов. Да и не только «генеральские» имена наводили смертельный ужас на коммерсантов. Одно только упоминание об орехово-борисовском сообществе вызывало дрожь у здоровых, рукастых и повидавших всего на своем веку мужиков. На глазах каждого коммерсанта, обращенного Буториным в бандитскую кабалу, совершались показательные казни. Без всякой на то причины, для наглядности, чтобы всем было понятно — надо платить по первому сигналу и без сигнала тоже. «Муляжами» для расстрелов служили главным образом собственные наемники, чей срок на земле по решению Буторина подошел к концу. Чтобы опустить большой палец вниз и тем самым подать знак к очередной казни, Буторину не требовалось никаких аргументов. Убивали они постоянно, бессистемно, бессмысленно. Исполняли приказы Буторина (Оси) и Белкина (Белка) те же Пустовалов, Полянский и сошки помельче. Зачем убивали — ответить не могут. Вот, например, такой ответ: «А вдруг он потом меня захочет убить!»

За короткое время ореховцы завалили трупами весь Одинцовский район. Причем везли тела убитых именно сюда, независимо от места казни. Почему?

На сравнительно небольшой территории Одинцова и его окрестностей открыто и нагло действовала бригада Белка (Белкина). В его эскадрон смерти входили парни, коренные жители Одинцова, и совершенные ими убийства происходили на глазах всего городка.

Совершенно невозможно поверить, что сотрудники местной милиции не были в курсе, откуда растут ноги у творимого беспредела. В конце концов, любой угрозыск работает на основе поступающей к нему информации, и профилактические мероприятия проводятся по мере того, насколько эта информация серьезна. Но сам факт постоянных убийств — разве не серьезная информация к размышлению? И, тем не менее, Белкин и его дружки и не думали скрываться. Любой обыватель в Одинцове шептал соседу после очередного убийства: «Это дело рук банды Белкина».

В то время пока МУР еще не вступил в действие, силами местной милиции можно было вполне остановить нарастающий шквал насильственных смертей. Но этого почему-то не произошло. Уже потом, изучая дела по обнаруженным трупам, сыщики МУРа с удивлением находили пустые страницы. Если так — понятно, почему все убийства происходили именно здесь, да и трупы всех жертв курганских, орехово-борисовских, а позднее медведковских, составляющих один преступный цех, свозили сюда в уверенности, что у них здесь надежная крыша.

Кстати, эти подозрения муровских сыщиков и следователя Мосгорпрокуратуры подтвердили сами ореховские бандиты, которые рассказывали, что связи с милицией они поддерживали прочно и даже держали отдельных сотрудников на постоянном жалованье. Конечно, заявления бандитов — еще не установленный факт…

Есть маленький поселок в районе Одинцова — Власиха. Именно там проживала основная часть белкинских бандитов. Муровцы от местных коллег вообще ничего не услышали. Странно, что такие вещи бытуют в жизни российской милиции.

Проблема была в том, что коммерсанты никак не могли сбросить с себя оцепенение страха. Ведь делалось просто. Человек открывал маленькую лавчонку в том же Одинцове, к нему подходили на следующий день и предупреждали: с тебя в месяц $500! Взамен ничего, даже обычную в таких делах бандитскую «крышу» не обещали. И бросить начатое дело было уже поздно. Затраты на бизнес прошли. Потом приходили домой и требовали работать на них. Для убедительности убивали знакомых людей и предупреждали: ты следующий!

Прошел суд. За решеткой Буторин, Полянские, Пылевы, Пустовалов, а коммерсанты продолжали переводить деньги на счета, которые они выучили наизусть.

Вскоре коммерсанты убеждались, что милиция им не помощник. Тем, кто набирался смелости просить защиту у милиционеров, вскоре разъясняли — решение просить защиту в органах власти было неправильным! А в милиции привычно регистрировали еще один криминальный труп.

Кого же бояться теперь, как не местной милиции, которая все знает и никому ничем помочь не хочет? С бандитами и без бандитов — все равно волчьи нравы продолжали напоминать о себе.

Поэтому коммерсанты набрали в рот воды и молчали. В стране не работают законы по защите свидетелей. Если человек страдает, но боится назвать своих обидчиков, помочь ему невозможно. Средств на его защиту нет. Далеко не везде в милиции были тогда установлены односторонние стекла. Очные ставки проводили лоб в лоб. Зато мобильники в тюрьмах трещали и до сих пор трещат без умолку. Сообщения о свидетелях передаются на волю, и свидетели, в данном случае коммерсанты, как кролики, забиваются в норки. Это и есть уголовный террор, который, может быть, еще и пострашнее террора политического. Потому что он не выборочный, как при теракте, а сплошной. Начинается при выходе из подъезда, а дальше конца ему не видно.

Борьба с международным терроризмом — понятие в общем-то абстрактное, оно почти на глобальном уровне, а преступность у себя дома — это жестокая конкретность.

Жестокая — даже не то слово. Когда Белкин с Буториным начинали перестраивать одинцовскую коммерцию под свои интересы, им нужны были тридцать или сорок криминальных бойцов, чтобы фронт уголовного террора был внушительнее и мощнее. Запугать и подчинить коммерсантов оказалось не очень сложно, всего в несколько показательных уроков уже в 1998 г. район был четко выстроен и приучен к дисциплине. Теперь армия беспредельщиков главарям больше не требовалась.

Хватало для поддержания «экономического» порядка всего шести-семи надежных, проверенных в делах функционеров. И сразу начались массовые зачистки в рядах криминальной дружины.

Убивали своих под надуманными предлогами и просто так, о чем «сарафанное радио» широко оповещало весь преступный мир и, конечно, подшефных коммерсантов.

 

Перерождение преступности в бизнес

Организованной преступности больше нет. Такое утверждение все чаще звучало одно время в СМИ и от специалистов в области криминалистики. Крупные преступные сообщества давно обросли бизнес-интересами, влились в коммерцию и составляют в сегодняшнем социуме прослойку крупного капитала. Эти люди и есть лицо российского капитализма, и, если они все еще разговаривают между собой на языке зоны, им это снисходительно прощают.

Когда Белка и еще пять человек из группировки ещё не выловили, коммерсанты регулярно отдавали деньги их родственникам, а ведь это какой шанс для поимки бандитов.

Орехово-борисовская группировка — это, скорее, не организованная преступность, а организованная банда беспредельщиков. Криминалитету, вступившему в партию капиталистов, ни к чему заниматься массовыми убийствами, запугиванием партнеров и установлением бандитского террора для ослушников. Хотя в криминально-капиталистической среде часто происходят вещи посерьезнее. Убийства государственных чиновников, крупных банкиров — все это у воротил бизнеса отрыжка криминальных привычек их недалекого прошлого.

Сейчас уже подзабыто, как монополист фармацевтического производства Брынцалов в одном из интервью на вопрос, есть ли у него враги, не стесняясь ответил: они все давно сгнили в подмосковных лесах.

Когда-то все криминальные доходы брали начало в одном ручье. Но если сейчас большинство бизнесменов уже добрались до широкого течения, то Буторин и К0 все ещё задержались у истока.

Конечно, крупный криминал прекрасно знал обо всем, что происходит в Москве. Москва огромна, а финансовые дорожки в столице тесные. Но всерьез ореховцев принимать не хотели. Как говорят, при встречах в ресторанах с ними здоровались, а вот на престижные рауты не приглашали. Брезговали.

В крупном криминале под маской большого бизнеса убийство конкурента — крайняя мера. Умные люди предпочитают решать проблемы тихо и по возможности мирно. Большие деньги любят тишину.

У буторинцев утро начиналось с вопроса: кого сегодня надо убить, проследить и прослушать, чтобы убить завтра.

Когда Буторина привезли в Москву из Испании, оперативники разочаровались — думали, он гигант! Оказалось, да — жестокий, хитрый, очень коварный, умеет влезть в душу и расположить к себе. Но это всего лишь боевые качества, на которые многие попадались. А вот широты замысла, стратегии — никакой. Вся стратегия свелась к примитивной раздаче взяток для подкупа нужных людей.

Ореховцы старались не путаться в ногах у крупного криминала. Отлично понимали, если их подвиги получат известность, их просто раздавят, как котят, чтобы не мешать и не чернить бизнес старших братьев.

Но в долгу оставаться им тоже не хотелось. Поэтому они выбрали закулисную жизнь. Буторин себя похоронил и поставил надгробие в свою память. Пылевы исчезли из Москвы. А исподтишка они продолжали вести свою необъявленную войну сразу против всех. И это превратилось в самоцель, стало стилем жизни. В диком мире так себя ведут только шакалы. Они возникают из темноты внезапно, урывают кусок падали и исчезают с ним так же быстро.

Муровцы говорят, что такого нигде и никогда не встречали. Что-то подобное было у новокузнецких бандитов Лабоцкого — Шкабары, может быть, у братьев Шенковых. Но масштабы орехово-борисовских «предпринимателей» превзошли все допустимое.

Сплав орехово-борисовских, курганских и медведковских — новая популяция бандитизма в России, прямое порождение варварского обогащения и потворствующих тому законов. Борьба с этим злокачественным явлением осложнена тем, что оперативные звенья криминальной милиции парализованы отсутствием прав защиты нужных людей.

Как склонить к сотрудничеству человека, если государство не может обеспечить ему достойную защиту? Бандит, пожелавший «завязать», прекрасно понимает, что братья по прошлой жизни достанут его, когда он уйдет в зону из тюрьмы. Коммерсант не захочет, чтобы сожгли его дом и магазин.

Мудрым операм приходится, как магам, колдовать над таинством душ, чтобы добиться торжества попранного закона.

Поэтому сегодня к Буторину в тюрьме предъявляет свой счет не бессильное российское государство, а криминальный мир, у которого накопилось к матерому людоеду много кровных обид. И Буторин боится не государственной кары, а черной метки от джентльменов удачи.

 

Оперативку они соображали влет!

Так можно охарактеризовать правила игры, созданной Буториным, Белкиным и братьями Пылевыми. Правда, Андрея Пылева адвокаты представляли следствию как бизнесмена, не отвечающего за бандитские выходки Олега. Но у следствия на этот счет было особое мнение.

Наука убийств, конспирации, выбор исполнителей и работа с ними были построены в бандах на детальном знакомстве с мировой практикой. Изучая документы и показания главарей, опера поражались отчетливым схемам бандитских оперативок.

Буторин рассуждает, как заправский сыщик. Он хорошо понимает многоходовые комбинации оперативных действий и пользуется в своих пояснениях милицейской терминологией.

Они прекрасно ориентировались в многолетних милицейских наработках. Предатели в милицейских подразделениях, по-видимому, основательно посвящали своих «спонсоров» в тайны профессиональной сыскной науки. А бандиты усердно ее усваивали.

Буторин, Олег Пылев поражают удивительным свойством. Они настолько уверовали и фанатично преданы идее правоты своего дела, что оперативники и следователи прокуратуры немало удивились, когда узнали, что целью ореховских и медведковских бандитов была, оказывается, не преступная добыча, а борьба с преступностью.

— Вы же беспомощны и ничего сделать не можете, — уверял на следствии Буторин, — а мы, санитары общества, проводили зачистку от уголовной швали. Мы же убивали не кого-нибудь, а только беспредельщиков.

Труды этих людей, получается, достойны увековечивания памятниками на улицах в Орехово-Борисове и в Одинцове!

Если просмотреть мартиролог жертв, то действительно там значатся члены одинцовской, голицынской, бауманской, кунцевской преступных группировок.

Под горячую руку вместе с мазуткинским лидером Кутеповым попали Вид Жамо, Кульбяков и Черкасов.

Но опять же обилие бандитских трупов объясняется сжатыми сроками следствия. И если бы не мешали ограничивающие временные рамки расследования, можно было найти многих исчезнувших без вести коммерсантов, чьи имена украшают «висяки» в управлениях по розыску пропавших лиц. Лицемерие Буторина в том, что его «борьба» с преступностью была якобы выстроена по тонкой психологии. Скажем, то же убийство солнцевского Цыгана — скандального и всем мешающего, от которого сами солнцевцы избавились бы с огромным удовольствием. Похождения Цыгана эпатировали общественность и были помехой в делах солнцевских активистов. Буторин, ни за что бы не перешел тропу солнцевским «дворянам». Он отлично понимал — денег там немерено и связываться с таким капиталом равносильно самоприговору.

Но Цыган — исключение. Расчет был выверен. Смерть Цыгана не только не всполошила солнцевское братство, но и особенно не озаботила милицию. Искать убийц-невидимок никто не стал. Как мы уже сказали выше, ореховцы существовали только по слухам, искать ветер в поле — полная безнадежность, а лидеры солнцевцев отметили гибель соратника заговором молчания.

По житейскому пониманию Буторин, располагая гигантскими средствами, вполне мог остановиться и жить в свое удовольствие. Может, в той же Испании, где его арестовали. (Возглас: «МУР! СТОЯТЬ!» прозвучал в центре Европы на весь мир!) Так ведь нет же, жажда власти требовала ежедневного самоутверждения, и ореховская бригада продолжала «валить, валить и валить» до умопомрачения…

А кто превратил буторинских архаровцев в невидимок? Конечно же те, кто предал милицейский долг. Ведь ни в сводках, ни в версиях — нигде по следам криминальных убийств не «встречалась» ореховская бригада.

В столичной милиции мало кто клюнул на бандитские деньги.

Буторин, Олег Пылев и Белкин решили, что в России очень просто создать отряд боевиков-убийц. Нищета вокруг беспросветная. Только позови.

Да и убедить в неуязвимости банды тоже легко тех, кто хоть чуть соприкоснулся в жизни с секретами оперативной работы. Правила конспирации были поставлены у ореховских «на отлично» и внушали уверенность, что для милиции они неприкосновенны.

Но эта конспирация не спасла от муровской расшифровки бандитских секретов. Один из белкинских сатрапов, одинцовский «шнурок» Поляков, давно был на глазу у оперативников МУРа. Сам он не представлял никакой ценности, взяли бы его так, «до кучи». Но, по информации, Поляков якобы поддерживал связь с Белкиным. А вот это надо было проверить. И сыщики без наружки, самостоятельно пошли за Поляковым по следу в надежде, что он выведет их на Белка.

Поляков устроил сыщикам настоящую пионерскую игру «Зарница». Абсолютно не понимая, где затаилась для него опасность, он бессмысленно шарахался от каждого столба, в любом прохожем ему мерещился сыщик, а настоящих сыщиков, стоящих рядом с ним, не мог разглядеть.

Вечером, возвращаясь к себе в «контору» и разбирая итоги работы за день, сыщики покатывались со смеху, вспоминая дурацкие кульбиты, которые выкидывал Поляков, желая провести муровцев. В конце концов, в бестолковую околесицу «ухода от преследования и погонь» он втянул весь круг знакомых бандитов и даже жену. Все они по десять раз проверялись вокруг и перепроверялись друг у друга. Убеждались в безопасности, торжествовали, испытывая гордость за свое умение, и не подозревали, что реальная опасность для них находилась ежедневно рядом. Полякову казалось, что он перехитрил весь МУР, и значимость собственной особы стала настолько его распирать, что он возомнил себя претендентом на положение лидера.

Сыщикам это надоело, и они решили поставить зарвавшегося бандита на место. Для этого надо было не просто задержать его в квартире с тяжеловиками, наружной, прослушкой и другими традиционными методами, а так, чтобы Поляков был обескуражен и понял свое ничтожество перед настоящими мастерами из МУРа. Задержание должно было произойти в тот момент и в таком месте, где Поляков должен был чувствовать себя в полной безопасности.

Здесь стоит отвлечься от повествования и рассказать читателям о любопытном и имеющем отношение к нашему рассказу эпизоде, происшедшем на 12 июня 2004 г. На моей встрече с читателями. Я подписывал титульные листы двухтомника — «Мы из МУРа» и «МУР! Стоять!». Внезапно передо мной вырос характерный «братан» с короткой стрижкой, распальцовкой и синими узорами на руках и шее. Он протянул мне раскрытую книгу для автографа. Я не удержался и спросил:

— Для изучения противника?

Ответом послужило неожиданное признание:

— На всякий случай! Все равно их не перехитришь. Уж больно они длинные, не дотянешься!

Вот ведь как до кишок МУР достал! Приходится теперь изучать не только его практику, но и теорию.

И задержание Полякова это подтверждает. В тот день он, как всегда, сто раз проверился и не заметил стоящего рядом главного разработчика операции по его задержанию. Зато испугался мужика с пустыми бутылками. По мобильному переспросил жену, все ли в порядке и перепроверилась ли она, выходя из дома. Сел в машину и отправился к ней на свидание.

По дороге много раз петлял, высматривая, не висит ли сзади «милицейский хвост».

«Хвост» и в самом деле отсутствовал. Машины милиции ждали условный сигнал, отдыхая в переулках.

Поляков благополучно добрался до места встречи с женой, и в этот момент сыщики получили сообщение с вертолета, который уже давно наблюдал, как машина Полякова мечется между большими магистралями и узкими улочками.

В добром расположении духа гражданин России Поляков встретился с женой, обменялся с ней несколькими словами и ничего не мог понять, когда рядом выросла фигура главного сыщика, который вежливо произнес:

— Здравствуйте!

Так крупно проколоться — значит быть поднятым братвой на смех. Поляков сидел, набрав в рот воды, он больше всего боялся, что сокамерникам станет известно, как его «приняли» сыщики МУРа, прокатив со всеми замысловатостями.

Но, если так, спросит читатель, почему не все ореховцы за решеткой?

Из глухого подполья в мобильных трубках у некоторых коммерсантов, как из преисподней до сих пор время от времени раздаются голоса:

— Мы еще поднимемся и вернемся. Не забывайте относить долю, как раньше, туда же.

И ведь работает. Что значит школа Буторина! Страх и суеверие всегда управляли человеческими поступками. Это и есть главный козырь в колоде бандитской породы. Отсюда и клички презрения — лох, недоделок.

Вы спрашиваете, что мешает МУРу полностью покончить с уголовными отморозками, тем более что они, к своему изумлению, убедились, что, если муровцы «по ним работают», пощады не жди?

Придется раскрыть секрет спецслужб, который не красит нашу жизнь и в то же время еще раз подтверждает, что при размытых законах справиться с преступностью можно лишь по кривой дорожке.

И многие правоохранители выбирают кривой путь вместо прямого, очевидно самого неудобного для работы. Они пользуются, в отличие от тех, кто работал по ореховским, курганским и медведковским, формулой доверия без обмана.

Испокон веков велось так — больше сказал, больше получил. На контакт не иди, советуют адвокаты.

Пойдешь на контакт — пожизненный срок. Такой совет поступает, когда подследственным впрямую предлагают сотрудничество. И сколько уже случаев в судебно-следственной практике, когда кто-то купился на посулы, разоткровенничался и получил по полной программе в суде.

— Почему не хочешь пойти на контакт? — спрашивали муровцы у ореховских и медведковских.

— Какой в том смысл? — угрюмо рассуждали подсудимые. — Тут хоть надежда на освобождение. Вдруг подвернется случай!

Муровцы показывали им расклад статей, поясняя возможности их смягчения при оказанной следствию помощи. Перед человеком стоял выбор — идти по полной вине или все же спасти хоть часть своей жизни. Но поверить обещаниям муровцев было нелегко. Подельники, сокамерники приводили другие примеры — кто-то пошел на контакт и получил вышку.

Где гарантия?

К слову, бандиты, за которыми тяжелые преступления, оказавшись в позиции разоблачения, всегда готовы к контакту и даже рады, как Пустовалов, который сразу пошел на сотрудничество. Но часто их наивность заканчивается тяжелыми сроками без скидки на помощь.

В процессе с ореховцами муровцы решили сломать дурную традицию и были вознаграждены слезами радости на глазах у осужденных, когда им зачитали приговоры, и они получили точно обещанные за помощь сроки.

Надо было видеть бандитские слезы. Слезы раскаяния и утвержденной веры. Ради такого стоит не спать ночами, рвать здоровье, годами добиваясь своего. Не хочется только чувствовать себя одиноким, когда великая победа над преступным миром нужна лишь тебе одному.

Тринадцать ореховских бандитов пошли общим сроком на сто лет, вслед за ними медведковские…

Да, в рядах МУРа есть еще мужественные и достойные борцы за то, чтобы люди каждый день могли радоваться солнечному утру.

И все-таки до сих пор нет приговора по убийству ореховскими своих конкурентов у дома культуры Горбунова в Москве Владимира Руднева и его водителя Олега Ершова. Это произошло в октябре 1995 года, а в 2000 году у силовиков уже была подробная информация о том, кто это сделал.

Одно из самых таинственных и до сих пор нераскрытых убийств ореховскими считают исчезновение и, как показывал на следствии один из активных участников ореховского братства Дмитрий Усалев, злодейская расправа над заслуженным архитектором России, лауреатом Государственной премии, председателем Совета директоров «Моспроект» Владимиром Гинзбургом.

В протоколе допроса от 14 апреля 2000 года зафиксирован рассказ Усалева, как ему летом 1997 года позвонил Марат Полянский и приказал вместе с Масленниковым подобрать место для ямы. Усалев понял, что речь идет о могиле. Дальше Усалёв рассказывал, как к его дому подъехала «Шкода фелиция», за рулем которой был брат Марата Полянского Руслан Полянский. На переднем сидении сидел Сергей Соболев, на заднем Александр Васильченко (один из исполнителей смертных приговоров) и избитый худощавый мужчина лет шестидесяти. Человек был явно без сознания. Когда подъехали к вырытой яме, Соболев и Васильченко вытащили его из машины и стали душить. Затем труп раздели до трусов, бросили в яму и зарыли. На место захоронения перетащили ржавый остов старого «Запорожца». На вопрос Усалева, кто был человек, которого они убили, Марат Полянский пояснил — архитектор. По фотографии, показанной Усалёву, он опознал убитого Гинзбурга.

19 апреля 2000 года Усалев нарисовал схему места убийства. Следственная группа выезжала туда, но из-за разлившегося паводка следственный эксперимент был прекращен. Зато журналисты провели свое расследование и обнаружили проржавевшие останки корпуса «Запорожца». Значит, Усалёв говорил правду.

Владимир Гинзбург жил в доме на Ростовской набережной. Напротив, на холме, новый многоэтажный дом построила одиозная фирма «Русское золото». Новостройка не только закрыла от света все жилые дома поблизости, но и была возведена с грубейшими нарушениями правил строительства.

Гинзбург вел упорную борьбу против незаконной стройки. Даже Лужков вынужден был признать, что это строительство «трагическая ошибка».

Теперь пожизненно осужденные ореховские главари утверждают, что на «Русское золото» Таранцева посадил сам Сильвестр, который был и создателем этой фирмы…