Госпожа Обертен переживала самые трагичные дни своей жизни. Ее дочь, свет ее очей и одна единственная надежда на спокойную старость, покинула этот мир.

— Бедная Мадлен, моя несчастная девочка, — прошептала госпожа Обертен, прижимая кружевной платочек к глазам, — мое материнское сердце меня не обманывало, когда я своими руками вручила твою судьбу в руки этому чудовищному человеку, который довел тебя до могилы.

Госпожа Обертен разразилась рыданиями. Однако осторожный стук в дверь заставил ее остановиться. Она быстро осушила слезы и нашла в себе силы произнести: «Войдите». Дверь отворилась, и на пороге комнаты показался Бомарше.

— Вы желали меня видеть. Я в вашем распоряжении, сударыня. — Бомарше не сделал и шагу по направлению к госпоже Обертен, предпочитая оставаться у двери.

— Я давно уже склоняюсь к мысли о том, что чем меньше вас вижу, тем это лучше для меня. К несчастью мы связаны с вами родственными узами и некоторыми обязательствами, которые, к сожалению, не дают возможность избежать общения с вами, — холодно произнесла Обертен.

— Я понимаю вас, сударыня. Тяжелая утрата, постигшая нас с вами, самым неприятным образом отразилась на ваших нервах. Но поверьте, я скорблю о потере горячо любимой супруги не менее, чем вы о потере горячо любимой дочери. Нам в нашем с вами положении было бы разумно оставаться друзьями, как и прежде.

— Вы заблуждаетесь, сударь. — Глаза мадам Обертен гневно блеснули. — Я никогда не была вашим другом, а терпела вас исключительно ради счастья Мадлен. Окажись вы достойным мужем для моей несчастной дочери, каким являлся ей господин Франке, даже и тогда у меня не было бы желания назвать вас своим другом.

— Вы несправедливы ко мне, сударыня. — невозмутимо произнес Бомарше. — Когда-то все вокруг было против той любви, которую мы с Мадлен испытывали по отношению друг к другу. Но провидение Господне, направляющее все события к предопределенному финалу, сочло возможным соединить наши судьбы брачным союзом. Неужели десница, определившая все подобным образом, выбрала недостойного супруга для вашей дочери?

— Ваше главное достоинство, сударь, уметь извлекать максимально возможную выгоду из всех положений, в которых вы оказываетесь. — С негодованием в голосе произнесла мадам Обертен.

— Вы говорите об этом так, как будто это величайший из недостатков.

Госпожа Обертен порывисто встала и прошлась по комнате.

— Ваши недостатки, равно как и ваши достоинства, представляют собой опасную смесь, источающую такой притягательный аромат, что даже я, немало повидавшая на своем веку, была введена в заблуждение. Что же говорить о несчастной Мадлен? Теперь я понимаю, что она была обречена, как только вы обратили свой заинтересованный взор в ее сторону.

— Однако мой взор нисколько не смутил вашу дочь, состоявшую в то время в законном браке с господином Франке. Неужели вы полагаете, что подобным образом я разрушил ее счастье. — Тщательно подбирая слова, произнес Бомарше. — Напротив, мое появление рядом с ней явилось настоящим подарком судьбы, в чем она неоднократно признавалась мне.

— Такой подарок, как вы, сударь, ничто по сравнению с тем, чем одарила вас моя дочь. Она оставила вам имя, благодаря которому вы в одно мгновение изменили свое положение в обществе. Из безродного голодранца вы превратились в богатого вельможу, чем тут же с успехом воспользовались, покупая должности при дворе, — лицо Обертен приняло самое брезгливое выражение.

— Напрасно вы ставите мне это в упрек, сударыня. Моя ли вина в том, что ни выдающиеся способности, ни талант не являются гарантией того, что вы будете отмечены в этом мире по достоинству. Если бы все обстояло именно так! Кто знает, на каких высотах пребывал бы я! Навряд ли тогда вы имели возможность приблизиться хотя бы к подножию их.

Госпожа Обертен даже вздрогнула от подобной наглости. Вместо того, чтобы вымаливать прощение у ее ног за свой бесчеловечный поступок, стараясь смягчить ее сердце, этот безродный наглец смеет говорить о своем превосходстве!

— Вы слишком самонадеянны, сударь. — Мадам Обертен гордо вскинула голову и окинула Бомарше презрительным взглядом. — К счастью в мире все устроено так, как есть. И от таких, как вы, он надежно защищен существующими законами.

— Нет такого закона, который невозможно было бы обойти, — парировал Бомарше.

— О, вот тут вы правы. И в этом вы преподали мне блестящий урок. Такой мошенник, как вы, всегда сумеет найти выход из любого положения, — Обертен приходилось сдерживать себя, чтобы не унизиться до крика перед этим самозванцем.

— Ваш тон оскорбителен. Чем я заслужил подобное обращение?

— Тем, что вы незаконно унаследовали имущество Мадлен.

— Вы удивляете меня, сударыня. — Бомарше развел руками. — Кому, как не вам, лучше других известно, что после смерти Мадлен я остался голым, в прямом смысле этого слова. И все это только из-за небрежности нотариуса при составлении брачного контракта. Если бы не эта досадная оплошность, я бы имел все законные права на имущество супруги. Только благодаря вашему сердечному участию в этом деле справедливость восторжествовала. Вы же сами подписали согласие на наследование мною имущества Мадлен. Неужели вы забыли об этом?

Губы мадам Обертен сжались в тонкую нить и почти совсем исчезли с ее лица. Однако в следующий момент, она разразилась сильнейшим негодованием.

— Как вы справедливо заметили, я действительно приняла самое сердечное участие в вашем деле, так как полагала, что вы любили мою дочь. Но, едва добившись своего, вы потеряли всякий стыд! Вы так спешите вступить в наследство, что обратились с просьбой к нотариусу ускорить это дело за приличное вознаграждение. Ваш цинизм просто возмутителен.

— Сударыня, вам прекрасно известны мои денежные затруднения в связи с похоронами.

— Мне известно гораздо больше, чем вы полагаете. Просто удивительно с какой легкостью вы влезаете в долги, не получив еще ни одного су из причитающихся вам денег. Кредиторы осаждают наш дом днем и ночью. Я видела ваши счета. — Лицо мадам Обертен пошло красными пятнами. — Вам не хватит никакого наследства, чтобы расплатиться по ним. Для чего я старалась ради вас? Чтобы вы превратили все эти деньги в пыль?

— Все рано или поздно обращается в пыль и тлен. Так стоит ли скорбеть о скоропроходящем? — спокойно произнес Бомарше.

Госпожа Обертен вздрогнула от этих слов, как от удара хлыстом.

— Я наконец-то начинаю понимать вас. Для вас все одинаково бесценно и скоропроходяще, будь то презренный металл или человеческая жизнь. Бедная Мадлен! Она никогда ничего не значила для вас.

— Оставьте Мадлен в покое, сударыня. Пусть ее душа упокоится с миром. Ради памяти дорогой для нас обоих усопшей, я предлагаю вам оставить наши распри и взаимные упреки. Какая нам в том польза, раз ничего нельзя изменить.

— Ошибаетесь, сударь! Как раз по этому поводу я вас и пригласила. Я решила изменить свои показания, и буду оспаривать ваше право на наследование имущества Мадлен.

— После того, как вы добровольно от него отказались? — изумился Бомарше.

— Я подаю на вас в суд, где буду настаивать на том, что вы силой заставили меня подписать бумаги по наследству.

— Я буду это отрицать, — невозмутимо произнес Бомарше.

— У меня против этого имеется свидетель, — метнула в его сторону недобрый взгляд мадам Обертен.

— Позвольте узнать кто? — поинтересовался Бомарше.

— Мой духовник. Он готов подтвердить мои показания о том, что вы обманным путем принудили меня подписать документ, содержание которого мне не было известно.

— Извольте полюбопытствовать, сударыня, он в заговоре против меня вместе с вами или вы солгали ему на исповеди? — с сарказмом произнес Бомарше.

— Оставьте ваш ироничный тон, сударь. Вы недооцениваете серьезность положения, в котором оказались. Советую вам добровольно отказаться от всяких притязаний на наследство. Иначе я буду вынуждена потребовать расследования о причине скоропостижной смерти моей дочери, а также моего покойного зятя — господина Франке, скончавшегося менее 2-х лет назад. Не слишком ли много смертей за столь короткий срок? Пусть суд разберется почему люди, чья смерть сулила вам немалые деньги, так быстро покинули этот мир, едва вы оказывались с ними рядом.

Госпожа Обертен была уверена, что эти слова повергнут теперь уже бывшего ее зятя в сильнейший страх. Но, напрасно она ожидала подобной реакции от Бомарше. Этот наглец нисколько не испугался мрачной перспективы, которую она так красочно живописала ему.

— Ваши обвинения абсурдны, — невозмутимо произнес он. — Неужели вы осмелитесь заявить об этом в суде? Неужели такая благочестивая прихожанка, как вы, не убоится гнева Господня за столь чудовищную ложь?

— Так не искушайте же меня, сударь! — губы мадам Обертен задрожали от негодования. — Я от своего не отступлюсь. Эти деньги принадлежат моей семье, откажитесь от них и расстанемся с миром.

— Сударыня, я не считаю себя вправе подчиняться вашему давлению и прислушиваться к нелепым обвинениям, которые вы выдвигаете против меня. — Бомарше спокойно смотрел ей прямо в глаза. — С другой стороны у меня нет ни малейшего желания раздувать наш с вами семейный конфликт до состояния затяжной войны. Более того, я готов почти полностью отказаться от своих прав на наследство, если вы откажетесь от намерения обесчестить меня. Завтра же я нанесу визит своему нотариусу, чтобы посоветоваться об этом деле. После чего сообщу вам свое окончательное решение. Надеюсь, что мы с вами, не смотря ни на что, придем к взаимовыгодному соглашению и расстанемся с самыми добрыми чувствами по отношению друг к другу. Прощайте.

Обозначив свою позицию, Бомарше неспеша удалился. Он нисколько не сомневался в том, что мадам Обертен примет его условия.