Поздний вечер. Я лежу в постели и честно пытаюсь уснуть. Рядом жена Наташка читает какой-то умный журнал. Неожиданно она громко хихикает… Потом еще и еще раз.

— Ну-у-у?.. — не открывая глаза, спрашиваю я. — Что там?

— Представляешь, — сквозь смех говорит Наташка. — У некоторых видов паучков… Этот… Ну, в общем, интимный орган находится на лапке.

Я зеваю:

— Ну и что?

— Ничего! Я просто представила, как бы этот паучок милостыню просил.

И не смешно! Во-первых, паучки никогда не просят милостыню, а во-вторых, даже если он и протянет лапку, то почему обязательно эту… Ну, в общем, особенную?

— Нет, а все-таки? — снова смеется Наташка.

Черт знает что!.. Не дают человеку спокойно поспать. Я переворачиваюсь на спину и кладу руки за голову. Через минуту я тоже улыбаюсь.

Наташка осторожно косится на меня.

— Ты что?

— Ничего, — безразлично говорю я. — А вот я представил, как наш паучок за своими подружками бегает.

— Ну и как же?

— На пяти лапках! А шестой в это время…

— Дурак! — улыбаясь, обрывает меня Наташка.

— Или вот, скажем, подружка на паутине сидит. Гордая такая и неприступная. А паучок подкрадывается сзади, протягивает лапку и…

— Замолчи!

— Хо-хо!.. — я вхожу в азарт. — А вот, скажем, подружка тонет. Конечно, нужно спасать…

— Я уже знаю, какую лапку он ей протянет, — кричит Наташка. — Ты — идиот!

— Дай договорить.

— Нет!

— Значит, он протягивает…

— Убью!

— Протягивает — протягивает — протягивает… — восторженно тараторю я.

— А она вдруг АМ-М-М-М!!.. — громко щелкает зубами Наташка.

От неожиданности я вздрагиваю. Потом чисто автоматически ощупываю себя… Нет, кажется, все на месте.

— Ну и шуточки у тебя, — возмущаюсь я.

— А ты?! — спрашивает Наташка. — Лучше представь, как твой паучок в трамвае ездил.

— В каком еще трамвае?!

— В переполненном. Едет, значит, наш паучок, едет, а ему на лапку — р-р-раз — и наступили.

— Садистка! — обрываю я жену.

Она хитро щурится:

— Ха!.. А паучку на простую лапку наступили. Потом — шлеп — и еще на одну.

— Это уже издевательство, — возмущаюсь я.

— А ему опять на простую лапку наступили.

— Удовольствие растягиваешь?!

— Тоже мне удовольствие, на лохматые лапки наступать, — возражает Наташка и тут же добавляет: — И на третью лапку — шлеп!..

Давая понять, что разговор окончен, я поворачиваюсь лицом к стене. Наступает нехорошая пауза… Проходит минута. Потом еще одна.

— Обиделся, да?.. — с деланным безразличием спрашивает меня Наташка.

Я молчу. Женская ладошка ласково поглаживает меня по спине.

— Лапочка моя! — тихо смеется Наташка. — Лапочка!..

— Отстань! — взрываюсь я. — Какая я тебе лапочка?!

Наташка падает лицом в подушку и сквозь хохот выдавливает из себя:

— Надкушенная!..

Я бью жену подушкой, но она не обращает на мягкие удары никакого внимания.

— И это… — бубнит Наташка в подушку. — Отдавлен-н-ная!..

Все!.. Я бросаю подушку, встаю и ухожу на диван.

Миримся мы только через час. Наташка гладит меня ладошкой по груди и больше не смеется.

— Больше не называй меня лапочкой, — твердо говорю я.

Наташка кивает.

— Никогда!

Я отворачиваюсь к стене и невольно думаю о том, как беззащитны мы, мужчины, в силу определенных причин.

— Там, в журнале, еще про кроликов было написано… — говорит Наташка.

— Мы спим! — не оглядываясь, рычу я.

«Про кроликов… Кошмар! — уже сквозь сон думаю я. — Завтра же куплю жене самый кровавый детектив и пусть читает про настоящих мужчин».

Ох, и нелегкая это штука — хранить мужской авторитет!.. Потому что он — весь на виду. Как эта… В общем, как особенная лапка.