Утром Витька протянул Петровичу распечатанное письмо.

— На объявление откликнулись, — пояснил он. — На столе еще одно лежит, но туда я сам позже схожу. А в этом срочно зайти просят.

Старик кивнул. Витька ободряюще улыбнулся и пошел будить жену.

Деревенская жизнь научила Лену вставать в пять часов утра без всякого будильника. Даже в гостях у Петровича она просыпалась точно в это же время. Ей стоило не малого труда забыться снова и дремать до курортных восьми часов. Вторая, добавочная половина сна, была сладкой и воздушной, как пирожное.

Витька подошел ближе и невольно залюбовался. Поза спящей женщины была вызывающе сексуальной. Одеяло сползло к ногам Лены и под тонкой, ночной рубашкой легко угадывались контуры молодого, изящного и сильного тела. Красивое лицо женщины казалось спокойным и умиротворенным.

Витька сглотнул слюну.

«Только попробуй тронуть, — подумала притаившаяся Лена. — Сразу по физиономии получишь!..»

Ее желание отомстить мужу за вчерашнее безразличие было по-настоящему глубоким и искренним. Витька с трудом справился с охватившей его истомой. Стараясь не смотреть на жену, он тихо позвал:

— Лен, вставай… Пора!

Лена оторвала голову от подушки и простодушно взглянула на мужа.

Витька улыбнулся.

— Пора ехать.

Он вышел.

Через полчаса, лениво переругиваясь, семейная пара отбыла на охоту. Загруженный всем необходимым «Москвич»-пикап выехал за ворота и прибавил скорость.

— Навязался на мою голову! — ворчала Лена на Витьку. — И когда ты только от меня отстанешь?

— После развода.

— Да скорей бы уж!..

Через час Петрович сделал все необходимые утренние дела и, привалившись спиной к кроличьим клеткам, достал из кармана оставленное племянником письмо. Указанный в нем адрес был не столь уж далеким — минут двадцать езды на автобусе без пересадки.

Но старик не спешил. По пути он зашел к Светлане и долго, обстоятельно беседовал с дочерью. Света немного всплакнула. Старик был настойчив и, в конце концов, дочь согласилась на переезд в деревню.

— Не горюй, — ободрил Петрович дочь. — Мы с Витькой тебе и нового мужа найдем. Только ты родителям Сергея ничего не говори. Они люди хорошие и расставаться с внуками им будет тяжело.

— Жалко их… — согласилась Света.

Петрович вздохнул.

— Эх, Светка, да будь моя воля, я бы и их с собой взял! Три внучка да три старичка, чем не жизнь, а?..

Указанный в письме адрес Петрович нашел не сразу. Только обстоятельно расспросив прохожих, он вышел к старому, двухэтажному бараку с облупившейся штукатуркой.

— Так ведь не жилой он уже, дом-то этот, — пояснила Петровичу словоохотливая женщина с авоськой. — Сносить его будут. Жильцы еще два дня назад съехали.

Петрович растерянно посмотрел на бумажку с адресом.

— А вам кто нужен? — поинтересовалась женщина.

— Да на объявление откликнулись, — Петрович зачем-то показал женщине письмо. — Я за кошкой пришел…

— Вам, наверное, к старухе Ченцовой нужно, — немного подумав, сказала женщина. — Вы зайдите в дом, может быть она еще там. Говорят, старуха переезжать не хотела. Все ждала кого-то…

Женщина заторопилась и ушла. Петрович немного потоптался на месте и нерешительно направился к дому.

Темные, лишенные штор и другого видимого уюта, окна здания казались холодными и безжизненными. Дом чем-то напоминал Петровичу брошенную диспетчерскую. Чисто внешне оба здания отличались довольно сильно, но между ними словно существовала какая-то странная, неуловимая схожесть в неподвижности теней и стоящей вокруг нежилой, мертвой тишине.

Нужная Петровичу квартира находилась на втором этаже. Он поднялся по деревянной, скрипучей лестнице и остановился перед полуоткрытой дверью с цифрой «4».

«Сидоровым — 1 зв., Мкртчянам — 2 зв., Ченцовой — 3 зв.» — прочитал Петрович на табличке возле кнопки звонка. Он трижды нажал кнопку. Звонок не работал.

Старик осторожно толкнул дверь. В коридоре было грязно и неуютно. На полу, как это часто бывает при переезде, лежало множество брошенных, уже не ненужных в новой жизни вещей: старый будильник, кукла с неживыми глазами, тряпки, распотрошенный матрас и прочий мусор.

Две комнаты были пусты. Осторожно переступая через хлам, Петрович приблизился к третьей, закрытой двери. Он уже протянул было руку, как вдруг дверь, скрипнув, открылась сама.

Третья, последняя комната была меньше остальных. С левой стороны от окна стоял круглый стол, с другой высокий, старомодный шкаф. Ближе к двери разместился диван, а напротив него кровать. На кровати, опираясь спиной на высоко взбитые подушки, сидела старуха. Из-за давно нечесаных волос на Петровича смотрели тусклые, не мигающие глаза. Поверх одеяла лежали длинные, высохшие, покрытые темными пигментными пятнами руки старухи. Кончики пальцев слегка подрагивали. Если бы не это едва заметное движение, Петрович посчитал старуху мертвой.

— Здравствуйте, — тихо сказал он.

— Не к чему мне здравствовать уже, — хриплым и низким голосом ответила старуха. Ее тонкие губы исказила улыбка. — Помру я скоро… За кошкой пришел?

Петрович кивнул. Не зная, что делать дальше, он закрыл дверь за собой дверь и замер, осматриваясь вокруг.

«Принесла меня нелегкая! — подумал он. — Это не бабка, а чистая ведьма… Прямо как с картинки».

Старуха показала глазами на диван.

— Сядь, подожди немного. Погулять вышла моя кошка. Скоро вернется, должно быть.

— Может быть, я потом зайду? — нерешительно спросил Петрович.

— Не будет, милок, у меня этого потом, — холодная улыбка старухи стала шире. — А кошку жалко. Пропадет без присмотра.

Петрович заставил себя еще раз взглянуть на лицо старухи и чуть не вскрикнул от ужаса. Тонкие губы чуть приоткрылись и за ними обнажились два ряда молодых, крепких зубов. Странными были и губы старухи: обтянутые со всех сторон серой, морщинистой кожей ближе к зубам они казались красными и пухлыми, словно там, внутри, прятался второй рот.

Петрович машинально попятился к двери. Старуха нахмурилась и согнала с лица улыбку.

— Что, не хороша? — глухо спросила она. — Да ты и сам, поди, не молод. Семьдесят годков уже есть?

— Есть, — растерянно ответил Петрович. — Мне бы кошку… Тороплюсь я.

Старуха не обратила на последнее замечание Петровича никакого внимания.

— Один живешь или как?

— Пока один…

— Не то съезжаться с кем собираешься?

— С дочкой.

— Это хорошо. А вот я совсем одна. Давно уже… — у старухи задрожала щека. — Сын был да помер… Давно уже.

Наступила тяжелая пауза. Словно школьник Петрович не знал куда деть руки.

— Садись на диван, что как столб стоишь? — снова заговорила старуха. Она уже устала беседовать с гостем, каждое слово ей давалось с большим трудом. — Альбом с фотографиями вон посмотри… На столе лежит. Я его каждый день разглядываю… Прощаюсь, наверное.

«Мне-то какое дело до чужих фотографий? — с тоской подумал Петрович. Но потом верх взяла жалость к беспомощной старухе. — Хотя, в чем она-то виновата? Наверное, сама себе уже не рада…»

Петровичу стало стыдно за свой мимолетный страх и он сел на диван.

Тяжелый фотоальбом был обернут пыльной, серой замшей. Старик машинально листал его, почти не обращая внимания на лица людей. Большинство фотографий были сделаны довольно давно, сорок, а может быть даже пятьдесят лет назад. Почти на каждой из них была запечатлены сцены пышного застолья. Очень часто на переднем плане красовалась женщина средних лет со слегка раскосыми, черными и дерзкими глазами. Она весело смеялась и протягивала в сторону объектива то бокал вина, то цветок, а то и просто, судя по всему в танце, тянула пустые руки к невидимому фотографу, как будто в шутку выпрашивая что-то у него.

Несомненно, это была старуха.

«Красивая была баба, ничего не скажешь, — решил Петрович. — И жизнь свою прожила совсем не в тихой обители…»

На последних пяти листах фотографий не было, от них остались только темные, не выгоревшие пятна. На месте одной из них, в уголке для крепления, торчал крохотный кусочек и так, словно кто-то торопливо, ломая лист, вырвал его. Там же, между страниц лежала и последняя фотография старухи, сделанная явно позже остальных. На ней была запечатлена уже совсем другая женщина, в лице которой легко угадывались ее теперешние черты. В объектив смотрела пустыми глазами шестидесятилетняя старуха. Черный платок подчеркивал страшную, почти не живую бледность ее кожи. На руках женщина держала огромного, черного кота.

«Это, должно быть, она после того, как сына похоронила, — догадался Петрович. — Видно большое горе пережила…»

Скрипнула входная дверь. Петрович вздрогнул и поднял голову. На пороге комнаты стояла черная кошка и вопросительно смотрела на гостя. У кошки был настолько огромный живот, что Петрович невольно подумал о том, что нести ее, пожалуй, придется очень осторожно.

— Забирай, — глухо сказала старуха. — И кошку жалко и котят, которые скоро появятся… Денег не нужно, ни к чему они уже мне. И уходи… — неожиданно она перешла на тихий, торопливый шепот. — Холодно мне, холодно… Холодно!

Старуху затрясло. Петрович взял кошку на руки и беспомощно оглянулся по сторонам. Он не знал, что делать. Возможно, старухе требовалась помощь.

— Да уходи же, уходи! — неожиданно громко и злобно крикнула старуха — Уходи!

Петрович быстро вышел. Когда он торопливо спускался по порожкам, сверху послышался отчетливый, женский смех. Петрович остановился и прислушался. Смех смолк, но тут же вместо него заговорил чей-то другой, едва слышимый голос. Голос торопливо, словно боясь не успеть, тараторил невнятные слова, как будто читал книгу.

Петрович прибавил шагу. Только выйдя на улицу, он заметил, что кошку, которую он прижимал к груди, бьет сильный озноб.

Витьке везло значительно больше. За первые полтора часа охоты ему удалось отловить четырех зеленоглазых, черных как смоль, котов и кошек. Будущего монополиста переполнял оптимизм.

— Нужный цвет очень редок, — улыбаясь, говорил он хмурившейся Лене. — И это здорово. Коллекционные экземпляры стоят гораздо дороже ширпотреба.

А Лене очень хотелось поговорить с мужем о разводе и обсудить его детали. Женское настроение было задорным, даже боевым и случись такой разговор, она наверняка повеселела и продемонстрировала бы мужу немалую долю иронии. Но Лена была достаточно умна и понимала, что для того, что бы такой разговор состоялся, Витька должен был попасть в жестокое финансовое рабство. К сожалению, все предыдущие попытки отправить его в это рабство закончились провалом, и проявлять долготерпение приходилось уже Лене. Не обанкроченный до последней копейки супруг очень легко мог в очередной раз продемонстрировать свой независимый характер.

— Конечно, в любом деле есть много нюансов, — продолжал беспечно болтать Витьк. — Но главное, что мы начали это дело. А невест, как известно, у загса не меняют…

Витькин план поимки котов и кошек был достаточно прост. Отъехав от дома Петровича на возможно большее расстояние — на правый берег города — он приступил к работе на такой же тихой окраине застроенной полудеревенскими, неказистыми домишками. Каждые триста метров машина тормозила и Витька поднимал капот. Лена открывала задние дверцы будочки-кузова и оттуда, подгоняемые мощным вентилятором от пылесоса, выплывали запахи копченой рыбы, валерьянки и еще чего-то сладковатого, похожего на лекарство. Склонившись над двигателем и, время от времени, постукивая по нему гаечным ключом, Витька внимательно осматривался по сторонам.

Излюбленным местом похитителей котов были безлюдные, тихие перекрестки. Стояла почти безветренная, тихая погода. Сильные запахи кошачьих деликатесов равномерно, подобно взрывной волне, расходились во все стороны. Если первая и вторая остановка принесли только разочарование, то уже третья полностью оправдала ожидания Витьки. Словно преодолев, наконец, свою застенчивость машину окружили сразу два десятка котов всех возрастов и расцветок. Витька радостно потер руки — оставалось только отобрать нужных. Два пушистых «черныша» и одна толстая «чернушка» были любезно приглашены в будку на завтрак. Остальных котов, наглеющих от головокружительных запахов буквально на глазах, Лене пришлось отгонять заранее приготовленной палкой до тех пор, пока не тронулась машина.

— А ты говорила, что нам за котами бегать придется, — улыбался Витька. — Смотри, что дальше будет!

За удачей наступил спад. В течение одного часа Витьке удалось взять в плен только одного откровенно дикого и голодного котенка.

— Обед у них, что ли? — ворчал из-под капота Витька. — Лен, ты чего-нибудь видишь?

— Нет. Кстати, я тоже есть хочу.

— Ты лучше наблюдай хорошенько.

— Я есть хочу!

— Вот и взяла бы с собой что-нибудь из дома. Почему я обо всем должен думать?

— Я есть хочу!

Лена приблизилась к Витьке. Тот предусмотрительно вынырнул из-под капота. Взгляд Лены выражал готовность к очередной перепалке.

На одном из бесчисленных мини-рынков Витька купил две пластмассовые бутылки «Кока-Колы» и горку маслянисто поблескивающих беляшей. Как и любой начинающий бизнесмен за обедом Витька решил ознакомиться с прессой. Он сидел в машине и, листая газету, рассматривал объявления и рекламу.

Лена бродила по торговым рядам. Пережевывая беляш, она интересовалась местными ценами. Иногда женщина вступала в переговоры с продавцами. Выторгованная цена на картошку, огурцы и прочий деревенский товар, даже после длительного торга, мало чем уступала первоначальной. Лена осталась довольной — цены на сельские продукты стояли прочно, как скала. Женщина удовлетворенно улыбнулась. Немного удивленный такой реакцией продавец-грузин осмотрел Лену с ног до головы и пригласил ее в ближайший ресторан. Лена оглянулась на мужа. Витька перевернул страницу и снова сосредоточенно уставился на газетный лист. Лена решила чуть-чуть пококетничать, чтобы позлить мужа.

— А мне говорили, что грузины только блондинок любят, — простодушно призналась она продавцу мандаринов.

Грузин обиделся.

— Что ты, драгоценная! — темпераментный южанин даже взмахнул руками. — Мы вас всех любим!

Витька расправил газетный лист на всю его площадь и полностью исчез за ним. Лена тут же потеряла интерес к интрижке и вернулась к мужу.

— У всех грузинов носы кривые, — не отрываясь от газеты, сказал Витька.

— А ты котолов, вот ты кто! — быстро парировала Лена.

Витька отложил газету и со скрежетом врубил скорость. Лена уселась поудобнее и принялась выдумывать очередное обидное прозвище для мужа.

На первой послеобеденной остановке дело чуть было не испортил веселый, слегка подвыпивший дедок в душегрейке застегнутой на левую, женскую сторону. Он незаметно подкрался к машине сзади, долго, с любопытством принюхивался, а потом громко спросил:

— Рыбку копченую, значит, перевозите?

Витька вздрогнул и ударился головой о поднятый капот.

— Правильно, дед, рыбу, — неохотно ответил он. — Да вот мотор что-то забарахлил.

— Вижу, вижу… — дедок обошел вокруг машины. — Всех кошек с округи собрали.

Словоохотливый абориген приблизился к Лене. Та поморщилась и прикрыла дверцу будочки.

— Рыбки не продадите? — скромно попросил дед.

— Весов нет, — коротко отрезала Лена.

— Я свои принесу, — обрадовался абориген. — Сей момент!

— Ленка, хватай вон тех двух черных и поехали! — зашипел из-под капота Витька.

Парализованные райским запахом коты почти не сопротивлялись. Оказавшись в цепких женских руках, они только громко урчали и пытались заглянуть в лицо своей новой хозяйки преданными, зелеными глазами.

Дед вернулся подозрительно быстро, так, словно, хранил свои весы за калиткой и специально подкарауливал на улице случайные машины.

— Восемьдесят рублей килограмм, — строго сказала Лена.

— Побойтесь Бога! — дед прижал к груди руки. — По восемьдесят она и на рынке есть. Давайте по семьдесят. Мне только килограммчик.

Лена откровенно возмутилась. Если бы не Витька спор из-за десятки продолжался до вечера. Обе торгующие стороны были крайне принципиальны и не хотели уступать ни копейки. Витька плюнул и достал из будки сумку с рыбой. Прикинув на глаз вес, он положил на весы две большие рыбины. Те качнули стрелкой и показали полкило. Витька мельком взглянул на часы, поморщился и добавил еще две. Стрелки весов показали 900 грамм.

— Еще бы одну добавить нужно, — хищно улыбнулся дед.

— Чего-чего?! — взорвалась Лена. — Да на таких весах, дед, ты будешь в аду свои грехи взвешивать!

Лена оттолкнула Витьку и потянулась к весам. С лица аборигена как ветром сдуло улыбку. Он быстро отставил весы в сторону и принялся божиться, что они показывают правильно.

Витька потерял терпение.

— Да пусть забирает он эту чертову рыбу, — крикнул он, жене садясь в кабину. — Поехали!

Сердито отдуваясь, Лена села рядом с мужем. Машина тронулась.

— Жулик, а?! — продолжала бушевать Лена. — А еще говорят, что только продавцы обманывают. Ну, ладно, в следующий раз, когда буду свинину продавать, — пригрозила она кому-то, — я вам всем покажу!

— Кому всем-то? — улыбнулся Витька.

— Им! Кстати, ты деньги у деда взял?

— Нет. А ты?

— Останови машину!!

— Да ладно тебе, — Витька нажал на газ. — В конце концов, что важнее: права человека или права голодного человека? Нужно уметь бесплатно радоваться жизни. С таким хитроумным дедком генофонд нашей страны никогда не оскудеет.

На следующей остановке супружескую пару ждала удача: возле машины сразу же собралось не менее трех десятков котов. Пока Лена отбирала черных, Витька залез в будку и рассаживал уже пойманных животных в кроличьи клетки. До отвала нажравшись рыбы, коты могли вспомнить и своем природном свободолюбии.

Лена немного повеселела.

— Вить, а сколько ты за каждого кота брать собираешься?

— Как повезет. Но не меньше трехсот.

— Рублей?

— За рубли ты будешь свинину продавать. Баксов, конечно. Но триста — минимум! Оптимальную цену, при определенных условиях, можно довести до тысячи.

Лена не поверила.

— Издеваешься, да?!

— Разумеется, нет. Волшебные коты от Петровича, милая моя, не могут стоить дешевле. Иначе рухнет престиж нашей фирмы.

Лена заглянула в будку и пересчитала уже пойманных животных. Потом быстро прикинула в уме сумму дохода. Сумма оказалась очень и очень симпатичной.

Толстый, черный кот ласково потерся о ногу Лены. Женщина взяла его на руки. У кота были умные, желтые глаза.

— Таких не берем, — предупредил Витька.

— Почему?

— Ты что не видишь? У него глаза желтые. Второй сорт.

— Жалко… Посмотри, какой он хороший, — Лена посадила кота на ладонь и, придерживая его второй ладонью под грудь, приподняла повыше. — Килограммов на пять потянет.

Кот по-монгольски щурил желтые глаза и громко урчал.

— Ты что их, на живой вес собираешься продавать? — возмутился Витька.

— А если желтоглазых подешевле продавать? — не сдавалась Лена.

Назревающую перепалку прекратил сигнал общей тревоги.

— Ленка, атас! Бросай кота и линяем отсюда, — Витька быстро подошел к кабине и открыл дверь. — Быстрее!

Лена оглянулась по сторонам.

— А что случилось?

— Видишь, дед с весами бежит? Сейчас он у нас еще и сдачу требовать станет.

Хуже охота шла у многоэтажных домов — мешали вездесущие дети. Витьке приходилось останавливать машину где-нибудь в тихом уголке, но уже через несколько минут, оглянувшись, он сталкивался глазами с пятью-шестью парами детских, любопытствующих глаз.

— Дядь, а дядь, — хитро прищурившись, спрашивал Витьку какой-нибудь толстый карапузик чем-то похожий на юного буржуина. — Вы зачем кошек ловите?

— Отстань, малец! — ворчал будущий монополист, отводя за спину руку с только что пойманным котом. — Мы из санэпидемстанции. Сделаем котам прививки и отпустим.

— А почему вы тогда здесь спрятались?

— Где это здесь?!

— В уголке двора.

— Что б никому не мешать.

— Вы не можете мешать, — качал головой юный буржуинчик. — Вам нужно, наоборот, в центре двора стать.

— Это зачем?

— А так смешнее будет!

Логика делового, подрастающего поколения была просто убийственной.

Несколько раз Витьке приходилось уезжать раньше времени. После того, как малышам надоедало наблюдать, они принимались помогать Витьке и Лене. Малыши со всех сторон тащили к машине котов и кошек и весело, на весь двор кричали:

— Дяденька, вы вот этому котику прививку не сделали!

— И вот этому!

— А этому нужно две сделать, потому что он очень толстый.

Вскоре вокруг машины поднимался настолько восторженный и веселый визг, что Лена затыкала уши.

— Ленка, может быть им конфет купить? — в конце концов, предложил Витька.

— Кому? — не поняла Лена — Котам, что ли?

— Детям. Что б не приставали.

— Сдурел? — Лена выразительно повертела пальцем у виска. — Ты представь себе картину: в углу двора остановилась машина. Из машины выходит какой-то подозрительный дядя и начинает прикармливать детей конфетами. Ты хоть понимаешь, за кого тебя примут их родители?!

Витька быстро согласился с женой.

За работой день прошел совершенно незаметно. Чем больше кошек и котов оказывалось в кроличьих клетках, тем более охотно их собратья шли в будку. Очевидно тот факт, что в будке уже кто-то побывал до них и даже остался в ней, придавал котам уверенности. Животных не смущал даже то, что все побывавшие оказались за решеткой. Коты не боялись несвободы — они презирали ее и считали решетки явлением временным и легко устранимым.

Стало темнеть. Повеселевшая Лена была готова работать и дальше — предусмотрительный муж захватил фонарик.

Но Витька коротко бросил:

— Шабаш!

Окольным путями, не заезжая домой, Витька, доставил груз к брошенному аэродрому. В конце пути ему пришлось включить фары.

— Вы, оказывается, уже все продумали? — удивилась Лена, осматривая котоферму — Эх, муж, черт бы тебя побрал! Если бы ты трудолюбивым постоянно был, а не от припадка к припадку, цены бы тебе не было. Я может быть, с тобой даже и не разводилась бы!

При выгрузке животных пересчитали. Их было девятнадцать.

Витька бегал с сумкой на второй этаж, а Лена сторожила дверцы будочки.

Дома супружескую парочку встретил хмурый Петрович.

— Случилось, что ли, что, дядь Коль? — спросил Витька, с трудом отрываясь от кружки с водой. — Почему такой хмурый?

— Нормально все, — отмахнулся старик.

— А по-правде?

— Да сердце что-то у меня жмет, — нехотя признался Петрович. — Раньше я его никогда не чувствовал, а сегодня напомнило оно о себе. Ладно, пройдет…

Витька вытер губы и передал кружку жене.

— По адресу сходил?

— Сходил. Кошку принес… У нее котята скоро будут.

— Отлично. Значит, подфартило нам с тобой, дядь Коль.

Старик вдруг подумал о том, что с удовольствием отказался от такого «фарта». Но промолчал…

После ужина Витька долго сидел с Петровичем на порожках веранды. Говорил в основном Витька: о будущем переезде Петровича в деревню и о планах в кошачьем бизнесе. Оптимизм буквально переполнял его и, в конце концов, Петрович невольно улыбнулся.

— И язык же у тебя, Витька! Ну, точно без костей.

В конце беседы Петрович все-таки хотел было рассказать Витьке о странной старухе, но сдержался. У племянника было достаточно и своих забот.

«Ерунда все… — подумал он. — Мало ли каких старух нет на свете?»

Ночью, в постели, Лена принялась ворчать на Витьку. Женские жалобы на жизнь были настолько беспричинными, что Витька возмутился:

— Да что ты от меня хочешь-то?! — взорвался он.

Лена покачала головой.

— Ох, Витька, Витька!.. Нет над тобой моей власти, а вот если бы была, — Лена показала мужу растопыренную ладошку и сжала ее в кулачок. — Вот бы где ты у меня сидел!

Витька самодовольно улыбнулся.

— А вот фиг тебе, а не власть. Поняла?

— Поняла. Потому и развестись с тобой хочу.

— Это, пожалуйста.

Лена отвернулась и обиженно замолчала.

Витька вспомнил утреннюю картину пробуждения Лены.

«Ведь нарочно она тогда притворялась, что спит. Уверен, что нарочно! — подумал он и улыбнулся. — Нет, с такой как Ленка никогда не соскучишься…»

Витька повернулся к жене и осторожно обнял ее.

— Чего тебе? — безразлично спросила Лена.

— Что, что!.. — проворчал Витька. — Тесно тут… Руку положить некуда.

— Тогда на полу спи.

— Как скажешь, любимая…

Слово «любимая» прозвучало у Витька так иронично и даже холодно, что Лена вдруг поняла, что вот-вот заплачет. Ей захотелось сказать мужу что-нибудь очень злое, но она боялась, что у нее задрожит от слез голос.

Витька заворочался и попытался сесть.

— Подожди!.. — резко и громко сказала Лена.

«Ежик проклятущий! — подумала она. — Убить тебя мало!..»

Она повернулась к мужу и обхватила руками за шею. Уже улыбаясь, Лена привычно потерлась щекой о небритую мужскую щеку.

— Вить, а это правда, что лисицы ежиков кушают? — шепнула она.

— Наверное… А что?

— Ничего… — почти не слышно ответила Лена. — Просто скажи мне, что я на лисичку похожа…

…А Петровичу ночью приснилась старуха. Она смеялась, страшно выставляя на показ, молодые, крепкие зубы.