Путь до брошенного два года назад военными аэродрома занимал не более получаса. Сначала дорога шла вдоль лесополосы, потом ныряла в овраг и, наконец, взобравшись наверх, еще метров двести тянулась возле ряда колючей проволоки. Вокруг было тихо и безлюдно.

Петрович прихватил с собой небольшой, ухватистый топорик — от Сереги можно было ждать любой подлой выходки — и теперь старик прилагал все усилия к тому, что бы топорик случайно не выскользнул у него из-под полы пиджака.

Витька беспечно оглядывался по сторонам и находился в самом прекрасном расположении духа.

— Это хорошо, дядь Коль, что ты на окраине города живешь, — болтал он. — Суеты меньше, а простора больше. Не то что в центре. Ох, уж эта мне городские тараканьи гонки без финиша. Если я хочу купить мороженное, то почему я должен расталкивать других локтями?.. В этом нет истины, — Витька взял Петровича под локоть и сделал вид, что собирается выслушать возражения. — Ты, наверное, хочешь сказать, мудрый старик, что только поиски истины могут сделать человека настоящим глупцом?

— Отстань!.. — отмахнулся Петрович.

Топорик едва не выскользнул из-под полы. Петрович прибавил шагу.

— Нет, искать истину все-таки стоит! — Витька произносил свой полушутливый монолог, рассматривая спину старика. — А знаешь почему? Иначе нам будет скучно жить. Что такое истина, Петрович? Это тихая-тихая трель, которую невозможно услышать в водопаде жизни. В грохоте водопада можно услышать только правду, потому что правда, в отличие от истины, уже оружие… Правда может кричать. Она — оружие пролетариата и циничных политиков. Ты когда-нибудь видел меч в руках правосудия, Петрович? Это и есть правда. Но истина…

— Балаболка ты, — строго оборвал старик. — Просто болтун и все.

Витька весело рассмеялся.

— Правда, Петрович!..

Здание бывшей авиадиспетчерской понравилось Витьке сразу. Во-первых, оно было трехэтажным и кирпичным, во-вторых, все оконные рамы, начиная со второго этажа, были еще целы. В-третьих, на железных дверях авиадиспетчерской висел, уже давно орошаемый дождями, плакатик: «Если еще хоть раз поймаю кого-нибудь с оконной рамой, буду бить по морде не смотря на возраст! Майор Б.М.Кузьмин».

Витька удовлетворенно кивнул.

— Наверное, бравый майор Кузьмин еще не нарывался на генерала с похищенным оконным переплетом, — заметил он. — Молодой иш-ш-шо майорчик.

— Слышь, Витьк, — окликнул племянника Петрович. — А наше хозяйство будет как называться? Котоферма, что ли?

Витька гыгыкнул.

— Наверное. Но лучше кошкоферма. Нам кошки нужнее — от них приплод.

В подъезде Витьку заинтересовал вход в подвал. Железная дверь со скрипом распахнулась. Отсвечивающие белым бетонные порожки уходили в темноту. Витька пригнулся и, опершись на лестничный пролет, посмотрел вниз.

— Не достроили порожки, господа нервные военные, — сказал он. — На полпути обрываются… Черт! Хода в подвал нет.

— Да к чему он тебе, подвал-то? — спросил Петрович.

— Мало ли… — голос Витьки многократно отражался от стен подвала и звучал неприятно глухо.

— А-а-а!!.. — что было силы рявкнул он.

Эхо было неожиданно слабым и странно глухим:

— У-у…

— Чертов подвальчик, — заключил Витька. — Как чрево. Привидений в нем только не хватает. Ты как считаешь, дядь Коль?

Петрович подошел поближе. Из подвала пахло сухой плесенью и ржавчиной. Темнота была непроницаемой как шторка.

Под сердцем старика что-то неприятно шевельнулось.

— Закрой его, — с неприязнью сказал Петрович. — В такую дыру ни одна кошка не полезет.

— Почему?

— Потому что это не подвал, а погреб какой-то. Не любят кошки погребов.

Компаньоны продолжили осмотр. Если не считать вырванных на первом этаже оконных рам, здание сохранилось в приличном состоянии. Правда, брошенный под ноги при спешной эвакуации мусор и общая нежилая неустроенность помещений, несколько портили впечатление. Но Витька не обращал внимания на мелочи. Собственный труд мог с успехом заменить арендную плату за крышу над головой.

Петрович поднял с пола новенькую солдатскую фляжку.

— И куда они бежали? — пробормотал старик. — Бомбили их, что ли?

— Приказ получили, вот и побежали, — отозвался из другой комнаты Витька. — У нас ведь всегда так, в спешке, все делается. Словно следом черт гонится.

Пол одной из комнат был густо устлан пустыми, пластмассовыми бутылками. Расталкивая их ногами, Петрович прошел в угол. Там, на стене, висел большой, красочный портрет летчика. Весело щуря молодые глаза, летчик улыбался так, словно знакомился с симпатичной девушкой. Ниже портрета старик прочитал: «Капитан Ершов Дмитрий Павлович. Пятого февраля 1996 года. Город Грозный. Приказом по части навечно внесен в списки полка штурмовой авиации».

«На Вовку похож, — подумал Петрович. — Эх, парень, парень!.. Может быть, и навечно тебя в списки внесли, только улетел твой полк, а ты тут остался. Вот тебе и истина, Витька! Вот она, на стене, всеми забытая висит и никто ее не помнит кроме матери…»

Старик снял портрет со стены. Он вырвал из рамки толстую, упругую бумагу и, сложив ее несколько раз, сунул в карман.

— Нам нужен только второй и третий этаж, — между тем втолковывал Петровичу Витька. — Потому что с первого наши кошки сбегут, не удержим. Перекроем вот эти двери, вон те и все — одного выхода вполне хватит. Чем перекрыть — не проблема, найдем, — Витька поднял с пола широкую доску и прислонил ее к стене. — Дядь Коль, кроме нас сюда, случаем, никто больше не сунется?

— Зачем?

— Ну, мало ли…

— Глухое это место, Витьк, и, к тому же, мертвое какое-то.

— А бомжи?

— Бомжи к людям жмутся, да и складская охрана их сюда не пропустит, — Петрович подошел к окну и показал на еле заметные вдалеке полукруглые крыши ангаров. — Там, у военных имущество кое-какое осталось. Вот они его и стерегут.

— А нас самих не турнут отсюда?

— Нет, если будем ходить сюда той дорогой, которой пришли. За лесополосой ее не видно.

Витька оглянулся вокруг.

— Эх, жалко мы инструмента с собой не прихватили! Можно было бы уже сегодня и начать.

— На вот… — картинно нахмурившись, Петрович протянул племяннику топор. — Твой универсальный инструмент.

— Ох, и скрытный же ты старик! — улыбнулся Витька — Будь моя воля, я бы тебя министром обороны назначил. От алкашей, разумеется.

Насвистывая себе под нос незамысловатый мотивчик, Витька приступил к работе. Старик смотрел на племянника и не мог налюбоваться. Казалось, Витька не делал ни одного лишнего движения. Одним ударом он рубил доски так, что по сколу, в ряд, обнажались вдруг сразу обессилевшие гвозди, а потерявшая вдвое в ширине доска настолько ловко ложилась на предназначенное ей место, что будь на месте Петровича мало знающий Витьку человек, он сразу же заговорил бы о везении. Гвозди Витька дергал руками, при случае распрямляя топором их загнутые, ржавые концы. Все что попадалась ему под руку, сразу превращалось в необходимую вещь.

— Русь одним топором строилась, дядь Коль, — шутил Витька. — Так неужели я одним топором кошкофермы не построю? Сделаем так, что даже мышь не проскочит.

— Слышь, Витьк, мыши нам как раз нужны будут, — рассудительно заметил Петрович. — Зачем нам животных удовольствия лишать?

— Ты чье удовольствие имеешь в виду? — улыбнулся Витька. — Мышиное, что ли?

Племянник остановился и вытер со лба пот. Потом почесал затылок. Работать плохо, «со щелями», он не привык.

— Но в целом, ты прав, дядь Коль. Ладно, придумаем что-нибудь. Главное, тут места много. А у тебя дома много кошек держать нельзя. Люди сразу все поймут. Рынок дураков не любит…

Закончив работу на втором этаже, Витька перешел на третий. Топор снова замелькал в воздухе. За час два старых канцелярских стола превратились в кухонный да такой, что хоть сейчас на продажу.

— Здесь будем кошкам еду готовить, — пояснил Витька. — Дядь Коль, у тебя кроликов сколько?

— Штук шестьдесят.

— Так, значит… — Витька что-то прикинул в уме. — Каждый кролик это, примерно, полтора килограмма требухи. Имеем центнер мяса. Маловато, елки-палки. Там у тебя, кажется, еще зерно было? Можно будет кашу варить.

— Зерно не дам, — буркнул старик. — Буду я еще зерно на котов тратить!

— Не жлобись, дядь Коль, — Витька весело блеснул глазами и продолжил подсчет. — Значит, зерно. Центнера четыре есть?

— Два.

— Значит три. Кстати, сюда еще нужно будет мышей принести. На развод. А без зерна они отсюда уйдут.

— Если будет слишком много кошек, мыши и так сбегут.

— Ничего, мы с тобой не без головы родились. Обдумаем! — Витька посмотрел на потолок. — Надо бы еще лаз на крышу сделать.

— Зачем?

— Пропадут кошки без свежего воздуха.

— А не сбегут?

— С крыши?.. Не уйдут!

Витька закончил свою работу только ближе к вечеру. На небо набежали облака и начал накрапывать мелкий, осенний дождь. Быстро темнело…

— Шабаш, дядь Коль! — Витька протянул старику топорик. — Прячь.

У выхода из диспетчерской Витька неожиданно резко остановился. Задумавшийся было о своем нелегком житье Петрович с ходу ткнулся носом в плечо племянника.

— Слышишь?.. — Витька поднял руку. — Вроде бы плачет кто-то? Ребенок, что ли?..

Старик прислушался. Вокруг стояла полная тишина.

— Там, — Витька показал на двери подвала — Точно там.

— Откуда там ребенок? — возразил Петрович. — Может просто кошки дерутся?

— А кошки тут откуда? Мы их сюда пока не заселяли. И, кроме того, ты сам говорил, что в такой жуткий подвал ни одна кошка не пойдет, — Витька потянул на себя дверь подвала. — Эх, фонарика жалко не взяли!..

Витька потоптался у входа в подвал, не решаясь прыгнуть в темноту.

— Вроде стихло, что ли?

Нерешительность племянника передалась и старику.

— Витьк, пошли домой, а? — попросил он.

— Боишься?..

Петрович заглянул в уходящую вниз темноту. Она была похожа на бездну. Старик поежился и снова ощутил в груди противный холодок.

— Может и боюсь… Мне не привыкать, — его голос звучал так же глухо, как и эхо.

— А ты что-нибудь слышишь?

— Нет.

— Ладно, инспекцию придется отложить.

Через минуту после того, как Петрович и Витька направились домой, из подвала, настороженно оглядываясь по сторонам, вышла Багира. Следом за ней выпрыгнул молодой, крупный кот. Дома Петрович часто видел эту парочку вместе. Но, увидев здесь и сейчас, он бы сильно удивился. Кошки еще никогда не уходили так далеко от дома.

Багира уселась возле подъезда. Взмахнув лапой, она отогнала игриво заигрывающего с ней молодого кота, а потом долго и задумчиво смотрела на удаляющихся людей. Прежде чем направиться следом за ними кошка вернулась к подвалу и потянула ноздрями идущий оттуда запах. Молодой кот сел рядом. Он уже собрался почесать у себя за ухом, но взглянув на Багиру замер. Кошка громко фыркнула. Вокруг не было ни единой живой души, но какое-то чувство подсказывало Багире, что это мертвое, недоброе место не долго будет оставаться пустым…

Витька гнал перед собой пустую консервную банку. Он изредка бросал на Петровича любопытствующие взгляды. Судя по сосредоточенному виду старика, его мысли были далеко.

— О чем думаешь, дядь Коль? — окликнул старика Витька.

— А-а-а?.. — Петрович мельком взглянул на племянника. — Слышь, Витьк, а дом-то в твоей деревне хороший?

— Какой дом?

— Ну, тот, который ты присмотрел?

— Хороший. В два раза больше чем твой: три комнаты и кухня. Правда, одна комната проходная.

«Я в проходной жить буду, — решил про себя Петрович. — Все равно по ночам плохо сплю. Да и с внуками, если они на глазах вертятся, веселее…»

— Дом-то рубленный или каменный? — уже вслух спросил он.

— Каменный. Ему лет тридцать всего. Так что этот дом еще пару веков простоит.

— Скажешь тоже, пару!.. — рассудительно заметил Петрович — Мне, Витьк, самому этот дом посмотреть надо. От тебя он далеко?

— Через одну улицу. Минут десять ходьбы.

— А огород?

— Что огород?

— Ухоженный?

— Да уж не бездельники там живут. Не хуже моего.

— Кто живет-то?

— Дед с бабкой. Ну, а теперь они в город, к сыну, переезжать собираются.

— Не пьет?

— Кто, дед с бабкой?

— Сын их.

— Нет. Хороший мужик.

— Ну, тогда понятное дело, почему дед с бабкой к сыну перебраться решили…

Петрович замолчал. Витька оглянулся по сторонам, не зная чем развлечься дальше. Не полностью растраченная за работой энергия требовала выхода.

Дождь усилился. На дороге начали собираться первые темные лужицы. Витьке капнуло за воротник. Он поежился и как всегда неожиданно начал:

— Ты, Витьк, лучше Бога не трогай, — немного подумав, сказал Петрович. — Не хорошо это.

— Да я и не трогаю, — простодушно улыбнулся Витька. — А вот когда ручку возьму, сам не знаю, что со мной начинает происходить: словно жжет меня что-то… Изнутри жжет. А верующий из меня, дядь Коль, плохой. В церкви я только на Пасху бываю. Правда, с легкой душой туда прихожу и… — Витька немного помялся. — И верю, что ли?.. Когда последний раз был, поп, значит, по рядам ходит и на куличи с букетика брызгает. А меня увидел и к-а-ак хлестанет святой водой мне по физиономии слева направо! У меня даже с носа закапало. После такого умывания я два месяца ни капли спиртного в рот не брал. От одного вида водки тошнило.

— Лучше бы тебя этот поп прямо из ведра окатил, — улыбнулся Петрович. — Глядишь, совсем пил бросил.

— Может быть, — согласился Витька. — Но видно не пришло пока мое время… — он немного помолчал и вдруг быстро заговорил. — А ведь мне, дядь Коль, Бога почему-то жалко. И хотя моя глупая жалость эта на щенячью похожа, не могу я ему спокойно «дай» говорить. А если и говорю, то как-то с вывертом у меня это получается… Даже с ехидством. Словно издеваюсь я сам над собой: о чем же, мол, ты, сукин сын, раньше думал? Почему сам не сделал того, что сейчас на коленях задаром выпрашиваешь? Не люблю я за это «дай» ни себя, ни людей. Тянут люди под себя все, что под руки попадется, словно живут с закрытыми глазами, а потом приходят к Богу и снова — дай! Как осьминоги какие-то… Но Бог, дядь Коль, все-таки есть. Я не столько, правда, верю, сколько чувствую это. У меня вот как-то раз спросили, если, мол, Бог есть, то как же он позволяет существовать на земле несправедливости? Раздражают меня такие вопросы. Глупые они и подлые какие-то… Потому что когда человек вышел из рая, Бог сделал его абсолютно свободным. Во всем, даже в безумии. Наполеон и Гитлер были так же свободны, как и алкаш какой-нибудь, который ни о чем другом, кроме как о водке уже и думать не умеет. Понимаешь?.. Человек — сво-бо-ден и он — не кукла! Он сотворен по образу и подобию и нет в нем руководящей, божественной пятерни. Сам человек все решать должен. Только сам! Поэтому крики эти, почему, мол, Бог позволят все, мне другой крик напоминают: «Распни его!..» Ближнего нашего распни, Господи… А мы, мы-то — хорошие!

Судя по всему, Витька снова принялся переживать один из своих недавних, философских диспутов. Иногда Лена рассказывала Петровичу о тех жарких словесных дуэлях, которыми заканчивались любые деревенские попойки, если в них принимал участие ее непутевый супруг. Рассказы умной Витькиной жены не были лишены изрядной доли чисто женской ядовитости. Петрович каждый раз искренне смеялся над очередным приключением шибутного племянника. Например, частенько после коллективных пьянок Витька, не смотря на отчаянные протесты жены, пытался продолжить философский диспут уже дома. Лучше всего молодой женщине удавалось передавать в лицах те меткие ответы, которые она давала мужу на его разглагольствования о вечном. Рано или поздно окончательно посрамленный женским остроумием Витька отправлялся спать.

— Долго думал-то над всем этим? — скептически улыбаясь, спросил Петрович у племянника.

— Долго, ясно же… Недавно вот с одним нашим деревенским умником беседовал. Он мне говорит, а на фига, мол, мне церковь? Ну, в том смысле, что зачем, мол, мне посредники между мной и Богом? Воистину, научи дурака Богу молиться и он попытается им стать! А вера, она же как книга. Только вместо букв в ней живые человеческие души. Вот недавно я книжку одну читал о том, как у нас в России, уж не помню в каком веке, боролись иосифляне и нестяжатели. Честно скажу, я за нестяжателей переживал, а вот победили почему-то иосифляне…

Голос Витьки едва заметно дрогнул от обиды.

— И много ли ты, умник, еще читал? — перебил племянника Петрович.

— Нет, в общем-то… Но все равно, интересно же!

— Ох, Витька, Витька!.. — старик покачал головой. — Сколько же всего в тебе намешано! Но самое любопытное, что церковь в тебе рядом с горящей баней стоит. Ты бы еще средневековой кабалистикой, что ли, занялся, а? Говорят, интересная это наука, особенно если на похмелье ее изучать.

Витька кивнул. В его уме снова промелькнуло страшное четверостишие, написанное глухим зимним вечером.

— Уже, дядь Коль, занялся.

— Ну?!.. — искренне удивился Петрович.

— Ага. Хочу секрет числа 666 открыть.

— Это дьявольского числа, что ли?

— Его.

— Что ж, дело хорошее… Главное полезное. Смотри только не чокнись на досуге.

Дома компаньонов ждал ужин, приготовленный сразу двумя хозяйками. По чисто деревенской привычке Лена привезла с собой две огромных сумки с продуктами. Стол ломился от всевозможных яств. Здесь было все, начиная от тарелки с кусками сочной, домашней ветчины и кончая вазой доверху наполненной яблоками. Не было только водки. Лене не хотелось, что бы ее супруг расценил ее старания как попытку к примирению. Кроме того, общаясь с мужем на людях, женщина постаралась изобразить на своем красивом лице как можно больше безразличия, а то и откровенного высокомерия.

Но ударившийся в богоискательство Витька не обратил на этот факт никакого внимания.

— Свадьба, что ли? — пробормотал Петрович, осматривая стол.

«Скорее развод!» — чуть было не сказала вслух Лена, но вовремя сдержалась.

Еще не растраченная скорбь о заблудшем в грехах человечестве не помешала Витьке как следует вкусить земных благ. Спасая от мужа тарелку с ветчиной, Лена переставила ее поближе к детям. Витька ел быстро и, размышляя о вещах возвышенных, мог запросто оставить голодным своего ближнего.

— Дядя Витя, — неожиданно заговорила маленькая Оля сидевшая на коленях у матери. — А тетя Лена сказала, что ты куда-то подлез.

Витька растерянно улыбнулся.

— Ну, и куда же я подлез? — спросил он.

— Не подлез, а подлец, — вмешался в разговор более взрослый Миша. — Подлец, это такой не хороший дядя и это совсем не дядя Витя.

Витька и Лена подавились салатом почти одновременно.

— Нет, подлез! — настояла на своем Оленька. — Поэтому тетя Лена на него и ругается. Он подлез, как хитрый червячок, наверное, и ей спокойно жить не дает.

Сидевшие за столом взрослые, как по команде, уставились в тарелки. Витька посмотрел на жену. Лена быстро сделала вид, что ничего не происходит. В конце концов, решила она про себя, ее развод с мужем был уже делом решенным, а если родственники узнают о нем, не зная даже намека на его причины, то ее могут и не понять.

После ужина к Петровичу пришел отец Сергея. Это был хмурый, рослый, с насупленными бровями мужик. Немного потоптавшись у порога он сказал:

— Я, Петрович, это самое… За снохой и внуками пришел. У тебя тут тесновато немного, так что пусть они пока у нас с бабкой поживут.

Петрович посмотрел на дочь.

— Пойдешь?

Та кивнула. В отличие от сына, родители Сергея относились к снохе и внукам с нескрываемой нежностью.

Сборы в не дальнюю дорогу прошли быстро. Прежде, чем выйти, уже возле двери, отец Сергея обернулся:

— За дочь не переживай, Петрович, в обиду не дам, — бросил он. — Серега меня как огня боится. Пока Светка с детьми у нас жить будет, он к моему дому близко не подойдет.

Дверь захлопнулась.

— Очень даже выразительный мужчина, — сладко потягиваясь, сказал Витька и кивнул на дверь. — Лично я ему верю.

Ночью Лене приснился страшный сон: она лежала голая на чистых и белых простынях, а рядом с ней стоял жутко волосатый мужик с кривыми ногами. Мужик щерил гнилые зубы и тянул к женщине лохматые, похожие на бревна руки. Сама не зная почему Лена натужно улыбалась ему в ответ. Мужик лег рядом и, сказав не совсем приличное слово, положил Лене на грудь ладонь. Лена закричала от ужаса и что было силы оттолкнула от себя волосатое чудовище.

Неожиданно, совсем рядом, выругался Витька и послышался тяжелый шлепок.

Сон исчез. Лена рывком оторвала голову от подушки и посмотрела в темноту. Витька сидел на полу и, сонно моргая глазами, смотрел на жену.

— Слышь, подруга, ты давай что ли, быстрее от меня отвыкай, — проворчал он, забираясь на кровать. — Так и шею недолго сломать.

Лена сходила на кухню и выпила кружку воды. Немного успокоившись, она пришла к выводу, что отвыкнуть от опостылевшего мужа за одну неделю ей, пожалуй, не удастся.

Женщина легла и принялась рассматривать темноту. Ей стало страшно и она натянула одеяло до самого подбородка.

Лена толкнула мужа в бок.

— Вить!..

— М-м-м?.. — сонно отозвался муж.

— Поцелуй меня, а? — тихо попросила Лена.

— Отстань, — проворчал Витька. — Сказал же уже, отвыкай от меня побыстрее.

— Ну, Вить! — Лена потерлась щекой о плечо мужа. — Витечка, солнышко мое!.. Ласточка моя!

Витька вздохнул и тяжело заворочался. Сильная рука обняла Лену за талию и прижала к большому, горячему телу. Лена улыбнулась, снова погладила мужа по щеке и ласково прошептала:

— Колючий ты… Как пушистый ежик.

— Ежики пушистыми не бывают.

— А добрыми?

Женский шепот был тающим и таким нежным, что Витька окончательно сдался.

— Шут знает что! — ворчал он, стаскивая с жены ночную рубашку. — Весь день пахал, так еще и ночью работать приходиться. Никакого покоя мужику даже в гостях нет!

…Прежде чем уснуть Лена крепко обняла Витьку за шею, уткнулась ему носом в плечо и облегченно вздохнула.