Такое слегка таинственно-лирическое название, попахивающее плагиатом (припомните первый рассказ о Шерлоке Холмсе), я решил дать этой главе. Не будем долго интриговать читателя и сразу скажем: речь в ней пойдет не о детективных загадках и приключениях, а целиком о коньяке и только о нем. И для начала, видимо, надо кратко пояснить, с чего же это вдруг автор собрался излагать свои досужие размышления на данную весьма многогранную тему.

«А есть у него на то весомые основания?» – строго спрашиваю я сам у себя. Ведь этому благороднейшему напитку французского происхождения многочисленные мэтры-специалисты и умудренные знатоки-любители уже посвятили тысячи страниц восторженных отзывов и ученых мнений. Я же трезво (подходящее наречие!) оценивая свои познания, должен откровенно признать, что на звание подлинного эксперта в этой области, увы, пока еще не дотягиваю.

Нет, нет, не поймите меня превратно. Теоретически по части коньячного производства я вроде бы подкован весьма недурно. Конечно, и прочитано было немало, но главное – посчастливилось побывать в самом городе Коньяке и окрестностях, посмотреть на все своими глазами, позадавать интересующие меня вопросы и получить подробную информацию, как говорится, из первых рук.

При всей присущей мне с детства скромности (некоторые в этом вроде бы сомневаются, но это их проблемы) осмелюсь утверждать, что и с практикой употребления этого напитка все также сложилось достаточно неплохо. Поверьте на слово, за более чем сорокалетнюю дипломатическую службу отведать этого самого коньячка, что уж тут греха таить, довелось-таки изрядно. В суммарном исчислении, разумеется.

«Так в чем же загвоздка? – имеет право возмутиться читатель. – Откуда эти сомнения, чего еще ему не хватает? Теорию якобы изучил досконально, коньяка, если не врет, выпил не одну бочку, а на истинного эксперта, по собственным словам, так и не тянет. Бестолковый, однако».

Последнее утверждение, пожалуй, и оспаривать не возьмусь. Но слегка оправдаться все-таки попробую.

Дело, видите ли, в том, что больно уж это сложный, утонченный и деликатный напиток – настоящий коньяк. Он вбирает в себя широчайшую гамму вкусовых тонов и полутонов, ароматических нюансов и едва различимых характерных признаков. Уверен, чтобы в нем действительно глубоко и безупречно разбираться, необходим своего рода врожденный или по крайней мере приобретенный талант. Иногда, правда, как сами увидите, ошибаются и признанные специалисты, чей авторитет по сей части вроде бы выглядел непогрешимым.

К тому же определенным утешением для меня является и то, что значительное количество людей, по всей видимости, знает о коньяке гораздо меньше, чем я. К ним прежде всего и обращены эти строки. А не то, не дай Бог, заглянут они в «Кулинарный словарь» В. В. Похлебкина и вычитают там следующий перл: «Коньяки до двух лет выдержки называются во Франции арманьяками, и в этом случае время выдержки не указывается». Для меня до сих пор остается загадкой, откуда, из каких источников в целом-то весьма уважаемый мной мэтр смог почерпнуть подобный бред. Ну, а кроме того, у меня есть в «загашнике» и несколько забавных историй из собственного коньячного опыта. Но, обо всем по порядку.

Начнем, пожалуй, с определений. О каком напитке, собственно говоря, пойдет речь? Вопрос отнюдь не праздный. Различных суждений и взаимоисключающих мнений по этому поводу более чем достаточно.

Давайте заглянем в наши толковые словари, посмотрим, что же они полагают на сей счет. Совсем коротко у С. И. Ожегова: «Коньяк – напиток из виноградного спирта». Чуть подробнее в кратком энциклопедическом словаре: «Крепкий спиртной напиток (от названия г. Коньяк), изготовленный из коньячного спирта, получаемого преимущественно перегонкой белых сухих виноградных вин, с последующей выдержкой его в дубовых бочках».

Ну, а теперь возьмем французский «Ларусс». Там тоже особых технологических тонкостей не приводится, но зато твердо уточняется, что это «высоко ценимый» крепкий спиртной напиток, «произведенный в Коньяке и прилегающих к нему районах департамента Шаранта» (курсив мой – Ю. К.). Если быть действительно объективным, то с таким утверждением трудно не согласиться. Ведь даже в других местах во Франции, кроме как в тех, что указаны в «Ларуссе», собственно «коньяк» не производится. Есть и там аналогичные, зачастую весьма знаменитые напитки, но они носят уже другие названия, как, например, упомянутый нами пока всуе арманьяк.

Обо всех этих деталях мы подробно еще поговорим. А пока давайте условимся не осложнять себе жизнь, не вводить излишние иностранные термины типа «бренди», а продолжать пользоваться привычным словом «коньяк» в его строго юридически, может быть, не совсем правильном, но все-таки достаточно широко распространенном понимании.

Где-то в пятидесятых годах, будучи еще мальчишкой, я впервые услышал такой анекдот. На коммунальной кухне (о том, что существуют иные, тогда подозревали весьма немногие) сидят и выпивают два соседа. Один оптимист, другой, как положено в таких случаях, пессимист. Пьют коньяк – интеллигенты, видимо, какие-то, небось с получки или, может, с премии. Чем же они друг от друга отличаются? А следующим. Пессимист понюхал свою рюмку и говорит: «Фу, клопами воняет». Оптимист поймал пробегавшего рядом клопа, раздавил его, вдохнул: «Эх, коньячком пахнет». Можно предположить, что сам по себе факт появления подобного анекдота является свидетельством неоднозначного подхода отдельных представителей нашего пьющего сообщества к обсуждаемому напитку. Ну, появились же откуда-то у его автора именно такие ассоциации!

Я в ту пору особого смысла в этом анекдоте не уловил: с клопами иногда сталкиваться приходилось, а вот коньячка хотя бы чуть-чуть пригубить еще не удосужился в силу неподходящего возраста. Но некоторое разочарование все же почувствовал. По простой причине – других напитков в нашем доме в те времена практически не бывало. Покойный отец, в общем-то, пил немного, если и позволял себе рюмку-другую (ну, в праздники, может, чуть больше), то исключительно только коньяка. А он, оказывается, во всяком случае по анекдоту, клопами пахнет. Обидно как-то.

Мне так и не довелось спросить у отца: почему он, выходец из глухой тверской деревни, полюбил (когда позволили обстоятельства, в том числе материальные) именно этот, не слишком привычный для исконно русского человека напиток. При этом, надо заметить, что в еде он всегда особо ценил традиционно русские блюда: грибки, разные соленья, пироги, студни и заливные с хреном, копченую рыбку и, разумеется, всякие там щи, борщи и прочие солянки. И все эти сугубо нашенские яства у него прекрасно «шли» под коньячок. Хотел бы я представить себе физиономию типичного француза, взирающего на то, как залпом выпитую рюмку коньяка с аппетитом закусывают селедочкой с зеленым лучком. Та еще была бы картинка.

Лишь в зрелом возрасте, когда у отца открылась язва желудка, врачи настоятельно рекомендовали ему «завязать» с коньяком, а при наличии соответствующего повода лучше принять сто граммов русской водки. Пришлось ему следовать этим врачебным предписаниям.

Таким образом, как видно из вышеизложенного, с коньяком, пусть лишь в сугубо умозрительной форме, мне довелось познакомиться аж в далекие детские годы. Еще не попробовав его на вкус, я уже, тем не менее, знал, что напиток этот бывает разных сортов и видов. В основном у нас водились бутылки со «звездочками» – от трех до пяти. По большим праздникам появлялись иногда загадочные КВ, КС и ОС, либо «Ереван», «Двин», «Енисели» и «Варцихе». Когда отец приезжал из загранкомандировок или к нам приходили прибывшие оттуда же гости, на столе можно было увидеть бутылочку французского Мартеля или Хенесси, Курвуазье или Реми Мартэна. Но, надо признать, случалось это не часто.

Шли годы, я потихонечку взрослел. Настало-таки время, когда понемногу, сначала, как сами понимаете, втихаря от родителей, довелось и мне приобщиться к спиртным напиткам. По вполне понятным обстоятельствам одним из первых среди них был именно коньяк. Однако особого впечатления он на меня не произвел. Если уж перепадали какие-нибудь деньжонки, мы с приятелями тратили их либо на пиво, либо на полусладкие вина или даже на портвейн типа знаменитого «777». Баловались иногда и водочкой под подходящую закуску. Но вот если дело доходило до «попижонить», то тут мы обращались к коньяку. Запомнилась, в частности, такая история.

На зимние студенческие каникулы родители отправили нас с дружком в подмосковный дом отдыха «Семеновское». К поездке мы готовились основательно. Лыжи, коньки, соответствующие спортивные шмотки – это само собой разумеется. Не забыли заранее запастись и «представительскими» напитками.

В ту пору в Москву завезли «албанский коньяк» (больше я его в своей жизни никогда не встречал). В принципе это была довольно редкая гадость – с густым и липким ароматом дешевого цветочного одеколона. Его единственным достоинством была весьма невысокая цена. По сей причине достать этот «коньяк» было не так-то просто. Благодаря тете дружка, работавшей в торговле, нам удалось разжиться аж четырьмя бутылками этого пахучего пойла. Моя задача была достаточно простой – раздобыть у родителей пустую бутылку из под французского коньяка. Что и было сделано.

О дальнейшем догадаться не трудно. После лыжных прогулок мы приглашали к себе вновь приобретенных приятелей и, не скрою, приятельниц отведать рюмочку «настоящего» французского коньячка. Как правило, восторгам не было предела:

– Какой восхитительный вкус! Какой нежный букет! Что за необыкновенный аромат! Ах, уж эти французы, ох, куда уж нам до них!

Приглашенные постоянно менялись, а посему никто из них не обращал внимания на то, что одна и та же бутылка с «французским коньяком» так подозрительно долго не иссякает.

А теперь перейдем к тому периоду, когда мне действительно впервые довелось поближе познакомиться с различными французскими коньяками. Случилось это во время моей первой загранкомандировки в Дагомею в 1963 году. О том, как я попал туда и что из себя представляла эта экзотическая страна, ныне называемая Бенином, уже написано в соответствующей главе. Сейчас же продолжим коньячную тему. Правда, некоторое отступление от нее все же придется сделать.

Дело в том, что, хотя я и рос в семье разведчика-дипломата, много лет проработавшего за границей (об этом позже), но различным премудростям дипломатического протокола, в том числе касающимся его «едально-питьевых» аспектов, особо обучен не был. Не преподавали нам эти «материи», во всяком случае, в те времена, и в моем родном МГИМО.

Конечно, я и раньше знал, что нож надо держать в правой руке, а вилку в левой. Что столовую салфетку надо класть на колени, а не засовывать ее за воротник (хотя отдельные исключения и бывают) и уж никоим образом не пытаться использовать ее в качестве носового платка. Более того, я даже был посвящен в то, что к рыбе обычно подают охлажденное белое вино, а к мясу красное комнатной температуры. В наши дни, кстати, эти незыблемые ранее каноны стали зачастую меняться.

Но этого, увы, оказалось мало. Так что всякие протокольные тонкости приходилось осваивать по ходу, на практике. Аперитивы, дижестивы – все это для меня было в новинку. Равно как всякие там виски, джины, кальвадосы, разнообразные ликеры, бургундские и бордоские вина – обо всех этих напитках мы поговорим в соответствующих разделах, а теперь все же вернемся к коньяку. Разумеется, французскому – других в «порядочных домах» (или, если хотите точнее, в посольствах) не подают. Случается, правда, что иногда предлагается какой-нибудь схожий напиток, но тогда прямо и говорят: не хотите ли отведать старого арманьяка, или выдержанной метаксы, или, к примеру, еще какого-нибудь особого вида бренди. Но одно протокольное правило я усвоил твердо – в классический дижестивный набор (то есть те крепкие спиртные напитки, которые подаются после еды к кофе или чаю) наряду с двумя-тремя хорошими ликерами обязательно должен быть включен и французский коньяк.

Я хорошо запомнил свой первый выход в «дипломатический свет». Моего шефа – Поверенного в делах СССР в Дагомее, уже знакомого вам П. М. Петрова, пригласил на ужин его американский коллега. А поскольку на тот период все наше посольство в стольном граде Котону состояло из двух человек, то позвали и меня, несмотря на мой крайне низкий чин дежурного референта.

О самом ужине здесь рассказывать не буду. Перейду сразу к дижестиву, который сервировали на уютной открытой террасе с видом на океан. Изящная плетеная мебель с мягкими подушками, легкий бриз отгоняет надоедливых москитов (правда, в этом ему помогал вентилятор – без него все равно зажрали бы, гады). На столиках чашки с кофе, шоколад, воздушное печенье, коробки с сигарами. Рядом расположилась батарея разнообразных бутылок, в ту пору мне еще в основном неизвестных. Поели мы весьма плотно, но за самим ужином выпили всего по паре бокалов сухого вина (немножечко виски на аперитив не считается – слишком уж давно это было). Одним словом, самое время принять чего-нибудь крепенького.

Тут хозяин как раз предлагает именно это и сделать. После некоторых раздумий шеф останавливает свой выбор на коньяке, я, естественно, следую его примеру. Официант достает огромные (граммов на триста, по крайней мере) бокалы в форме тюльпанов. Ну, оживился я, сейчас восстановим слегка утерянные силы. Но не тут-то было! Все тот же официант щедро плескает в них аж где-то граммов по двадцать благородного напитка (кажется, это был Мартель «Золотой медальон») и с поклоном подает нам. Экие, думаю, порядочки у этих буржуев! Но что поделаешь, пришлось присмотреться, как ведут себя другие гости в сложившейся ситуации. В итоге, как и они, бережно сжал свой бокал в ладонях, повертел его плавными круговыми движениями, а затем на протяжении доброго получаса периодически смачивал коньяком губы. Все равно его не хватило бы даже на один наш обычный русский глоток.

Потом, конечно, попривык. Осознал, что настоящий коньяк – это действительно изысканный и к тому же весьма дорогой напиток, который требует почтительного к себе отношения. Его не пить, а смаковать надо, нежно подогревая в руках прозрачный хрустальный бокал, чтобы лучше прочувствовать исходящий из него тонкий аромат. А то ведь был случай, когда мы фактически несколько оконфузились.

Принимали как-то с шефом с визитом одного француза. Дело было к вечеру, а посему предложили гостю к кофе рюмочку весьма приличного коньяка. Он не отказался. Но совершенно опешил, когда мы придвинули ему тарелочку с нарезанным лимоном – не изволите ли закусить? Поначалу он, видимо, решил, что это у нас шуточки такие странные. После невнятных объяснений, что в России, мол, так принято, гость слегка успокоился, но еще долго недоумевал: зачем же нужно коньяк пить, если сразу за этим напрочь убивать его вкус лимоном.

После Дагомеи в моих взаимоотношениях с французским коньяком наступила довольно долгая пауза. Около года я провел в Москве, где такой напиток в широкой продаже и близко не водился. Это сейчас его можно найти практически в любом супермаркете. В те же времена, наверное, где-то он и имелся в наличии, но я туда был не вхож, да и финансовых ресурсов на его приобретение у меня все равно не было. Затем я уехал на работу в наше посольство в Мали.

С любой точки зрения это было в те времена одно из самых тяжелых мест для проживания – даже по африканским понятиям. Жуткая жара, повсеместная грязь, полчища всяких насекомых и многочисленные тропические болезни. Ну а помимо всех этих естественных «прелестей», в Мали тогда, не без нашей помощи, но на свой лад, усиленно строили социализм, со всеми вытекающими из этого последствиями.

Страна находилась в бедственном положении, усугубляемом практической блокадой со стороны своих недружелюбных соседей. Собственных ресурсов, в том числе продовольствия, катастрофически не хватало, а импорт отсутствовал как класс. С голоду мы, правда, не помирали. Были некоторые местные овощи и фрукты, с утра еще можно было купить в паре лавочек тощую баранину и так называемую говядину, хотя на самом деле это была скорее всего буйволятина.

Плюс ко всему этому «изобилию» имелся наш замечательный «Внешпосылторг», который по идее и должен был снабжать нас необходимыми продуктами. Но поскольку доставлялись они самолетами (других путей не было), а транспорт этот, как известно, не из дешевых, то и ассортимент товаров предлагался соответствующий. Раз в месяц мы могли заказывать всяческие деликатесы: дорогие рыбные консервы, сырокопченую колбасу, шоколадные конфеты и спиртные напитки. На все слезные обращения, что нам прежде всего нужны молочные продукты, крупы, макаронные изделия, сахар и тому подобное, ответ был один – их поставка нерентабельна. Думаю, не открою большого секрета, если скажу, что большинство советских командированных от этих услуг отказывалось. Они копили деньги на приобретение сертификатов, по которым затем можно было купить автомашину или внести пай в жилищный кооператив. Средства эти зарабатывались тяжелым трудом, и я этих людей понимал.

На фоне «коньячной» набережной в г. Коньяк.

«Все это, может быть, и интересно, – скажет читатель, – но при чем здесь коньячная тематика?»

Отвечаю. Я относился к той не очень многочисленной прослойке, которая полагала, что раз уж судьба занесла тебя в такую дыру, то надо постараться хоть чем-то скрасить эту постылую жизнь. Из Мали я вернулся не только без машины, но и практически без всяких накоплений на будущую московскую жизнь. Зато за два с лишним года, проведенных в Бамако, я перепробовал всю гамму продукции, выпускаемую коньячными производителями из Армении, Грузии, Молдавии и даже Азербайджана и Дагестана.

При этом коньяки со «звездочками» старался по возможности не выписывать из принципа – пусть хоть по одной бутылочке, но только различные марочные. Гулять так гулять! Да и коньячной практики, как видите, поднабрался солидно. Пили мы наши коньячки, конечно, не «под селедочку» – ее там, к сожалению, и не было, разве какой возвращающийся отпускник привезет пару штучек. Но лимончиками, каюсь, закусывали, благо надо было лишь поднять руку и нащупать в ветвях подходящий фрукт.

А сейчас разрешите сделать небольшое уточнение. Все, что я написал до сих пор – это как бы предыстория, некое «введение в тему» через призму собственных воспоминаний – мемуары все-таки. Зато теперь-то мы уже вплотную подошли к тому, чтобы начать детальный разговор о всяческих особенностях производства и потребления того самого знаменитого французского коньяка. А все потому, что, проведя в Москве год после возвращения из Мали, я получил назначение на должность шефа протокола нашего посольства в Париже.

По прибытии к новому месту работы сразу приступил к принятию дел у своего предшественника. Как условились, на другие сюжеты мы в этом повествовании особо отклоняться не будем. Перейдем сразу к коньяку. Для «разгона» несколько слов о том, какие его марки использовались в нашем посольстве при проведении протокольных мероприятий.

Мой предшественник разъяснил, что на складе у завхоза всегда должно быть как минимум три разновидности этого напитка: ординарный, средний и высшего качества. В зависимости от уровня гостей, которых принимал посол или кто-то другой из руководства посольства (чаще всего это был советник-посланник, реже просто советники), шеф протокола говорил завхозу, какой именно сорт следует выставлять.

Так уж сложилось, что на протяжении долгого времени мы в основном закупали коньяки фирмы «Курвуазье», видимо, исходя из соотношения цена – качество. У меня это возражений не вызывало – компания солидная, продукция у нее известная и высококачественная. Поэтому продолжали ею пользоваться. В наибольшем количестве брали «Три звездочки» – для массовых или рядовых мероприятий, немного поменьше «VSOP», а для самых солидных гостей «Наполеон». Однажды с этими разновидностями произошел курьезный, а для меня лично весьма выгодный случай.

Приехал к нам в посольство новый завхоз. Хороший мужик – честный, трудолюбивый, но слегка, мягко говоря, бестолковый или излишне суетной. Хотя и оправдать его было можно – хозяйство огромное, дел выше крыши, необходимого опыта пока еще не приобрел. И вот как-то вечером захожу я к нему на склад. Сразу вижу – человек чем-то крайне расстроен.

– В чем дело, – спрашиваю, – Петрович, что стряслось?

А он мне убитым голосом:

– Понимаешь, решил я на складе порядок навести, так сказать, внутреннюю саморевизию учинить. И представляешь? Пяти бутылок одного коньяка не хватает, а другого пять лишних!

Я сначала не врубился:

– Так ведь в сумме-то все в порядке, чего тебе еще надо? Вот если бы недостача была – это, конечно, негоже.

А Петрович все свое:

– Ничего ты не понимаешь, и недостача есть, и излишек. Можно, конечно, назвать это пересортицей, но и за нее по головке не погладят.

– С какими же коньками, – интересуюсь, – путаница вышла?

– Не хватает пяти бутылок со «звездочками», а пять «Наполеонов» лишние.

– Ну, ничего, – говорю, – это беда поправимая.

Поглядел на календарь – какой сегодня день? Среда. Замечательно, значит, как раз сейчас наш посольский кооператив работает. Прямиком туда – мы для него закупали с дипскидкой те же напитки, что и для официальных нужд.

– Будьте любезны, – вежливо прошу продавщицу, – дайте мне, пожалуйста, пять бутылочек «Курвуазье – Три звездочки».

Плачу за них семьдесят пять франков (по пятнадцать за бутылку, а одна «Наполеона» стоит больше пятидесяти) и быстренько возвращаюсь к своему грустному Петровичу.

– Держи, – протягиваю ему бутылки со «звездочками», – ну а мне, уж будь любезен, верни мои пять «Наполеонов». Надеюсь, теперь все в полном ажуре?

Петрович был счастлив. Я, впрочем, тоже. На будущее я все же посоветовал ему повнимательнее списывать расходуемые продукты. Не всегда, наверно, можно будет так удачно исправлять допущенные промахи.

Ну, а теперь приглашаю вместе со мной проследовать к местам, где непосредственно производится французский коньяк, и где мне довелось побывать после почти четырех лет работы на посту шефа протокола посольства. Должность эта по-своему была весьма неплохая. Благодаря ей я многое узнал, познакомился с массой интересных людей, немало поездил по Франции. Но с одним «но» – я почти всегда был при начальстве. Думаю, подробнее объяснять не надо. И вот наконец-то на пятом году посол сжалился надо мной и отпустил на «вольные хлеба» – в группу культуры.

Одним из моих первых самостоятельных заданий стала организация выступления дагестанского ансамбля «Бешта» на фестивале фольклорного искусства в маленьком древнем городке Конфолан. Расположен он в департаменте Шаранта, совсем недалеко от славного города Коньяка. За время подготовки к этому мероприятию я заочно, через переписку и по телефону, познакомился с его инициатором – субпрефектом департамента.

Он, в частности, заранее предупредил меня, что жить я буду в его резиденции в так называемой «комнате министра». Так во Франции неофициально называют гостевое помещение в префектурах и субпрефектурах – якобы оно предназначено для проживания министра внутренних дел во время его поездок по регионам. Честь большая, а посему я выклянчил у посла три банки черной икры на «представительские цели», а на свои средства, благо недорого, купил несколько бутылок нашей водки в посольском кооперативе.

Выехал я в Конфолан ранним утром – путь не близкий, да и пробок на дорогах в это время поменьше. Захватил с собой термос с крепким кофе, а в последний момент решил присовокупить к нему чего-нибудь крепенького для поднятия тонуса в случае необходимости. В небольших дозах во Франции принимать спиртное за рулем не возбранялось, а уж дипломатам и подавно.

Сунулся в свой бар, а там в наличии только бутылка армянского коньяка «Праздничный». Его мне еще давно презентовал один из личных охранников Л. И. Брежнева, по окончании визита Генсека в Париж. Он мне тогда сказал:

«Я понимаю, вас тут во Франции коньяками не удивишь, но этот наш весьма приличный – один из тех, что подарили Ильичу во время последнего посещения Еревана. Так что держи, может, пригодится».

Пролежала она без нужды почти год, и вот настал ее черед. Пришлось «на дорожку» прихватить за неимением другой именно эту бутылочку. И оказалось очень кстати. Она еще ой как пригодится – увидите сами.

До Конфолана, очаровательного средневекового городка, добрался без проблем, даже остановок в пути делать не пришлось. Теперь уже непосредственно в личном общении поближе познакомился с субпрефектом. Он оказался очень симпатичным человеком – доброжелательным, гостеприимным, с большим чувством юмора. Выяснилось, что он когда-то был коллегой – дипломатом, некоторое время работал во французском консульстве в одном из городов Вьетнама. Ну а уж после того как я вручил ему черной икорки с водочкой, которые тут же вместе и отведали, мы с ним перешли на «ты» и вскоре стали закадычными приятелями.

Фестиваль шел своим чередом, наш ансамбль выступил с огромным успехом. На пятницу была назначена официальная церемония закрытия, а вот четверг у меня оказался практически свободным днем. И тут мой субпрефект спрашивает: «Юри, а ты ведь раньше не бывал в наших краях, не хочешь ли ознакомиться с коньячным производством?» Разумеется, я с энтузиазмом согласился. Мой хозяин сел за телефон и с ходу договорился о визите на две фирмы: «Бискит» (последнее время она как-то исчезла из виду, во всяком случае из моего, а тогда была одним из крупнейших производителей коньяка) и «Хенесси».

На следующее утро на машине субпрефекта с его водителем, «по совместительству» исполнявшим функции гида, мы отправились в увлекательнейшее путешествие по коньячному маршруту. Была ранняя осень – начало сентября, погода стояла великолепная, сухая и теплая. Начали мы экскурсию с посещения виноградников, которые в этих местах, казалось, были повсюду. Как выяснилось, это первое впечатление было обманчивым. Из общей, т. н. «делимитированной» (официально установленной специальным указом от 1 мая 1909 года) зоны производства коньяка более чем в миллион гектаров, непосредственно виноградники занимают около 8 процентов.

В свою очередь вся эта территория подразделяется на 6 особых районов, определенных в зависимости от состава почвы. Их границы тоже были «узаконены» правительственным декретом, но позднее – в 1938 году. Вот они в порядке от высшего качества к низшему: «Grande Champagne», «Petite Champagne», «Borderies», «Fins Bois», «Bons Bois», «Bois Ordinaires». В каких сочетаниях они встречаются и что это значит, скажем чуть позднее. А сейчас вернемся к нашему винограднику.

Все лозы были густо усыпаны крупными гроздьями зеленого, с легкой поволокой винограда. Я, естественно, не удержался от того, чтобы не попробовать его. И был разочарован – кислятина кислятиной. Встретивший нас представитель компании разъяснил, что он еще не дозрел – это поздний сорт «Ugni Blanc». В 1875 году почти все виноградники были затронуты эпидемией филлоксеры и уничтожены. Их восстановление длилось многие годы. После долгих проб остановились на этом сорте винограда, с использованием в качестве прививки американскую лозу, не восприимчивую к болезни. Из него до сих пор получают более 90 процентов всего базового вина, идущего затем на производство коньяка.

Сбор винограда начинается в начале октября и продолжается где-то до конца месяца. В те времена, когда я посещал плантации, его уборка практически целиком велась вручную. Меня даже заверяли, что иначе и быть не может – машине с такой деликатной задачей, мол, не справиться. Тем не менее за последующие десятилетия технический прогресс потихонечку брал свое, и теперь почти весь виноград собирается специальными комбайнами. Собранный урожай сразу же идет под пресс, а полученный сок отправляется на брожение, которое длится около трех недель. В результате на свет появляется молодое белое вино. Оно не слишком крепкое – порядка 9 градусов и довольно кислое. Оказывается, именно такое и требуется для хорошего коньяка. Но продолжим, однако, нашу экскурсию.

Покинув виноградники, мы проследовали в офис компании, где в одном из уютных приемных залов за чашечкой кофе (пока, увы, без коньяка) мне прочитали небольшую лекцию об истории возникновения знаменитого напитка. Вот вкратце ее содержание.

Виноделием в этом регионе стали заниматься очень и очень давно. Еще в III веке нашей эры римский император Пробус дал привилегированное право проживавшим здесь галлам высаживать виноградники и производить вино. В Средневековье, начиная где-то с XIII века, одним из центров виноторговли постепенно становится город Коньяк, ранее известный как крупнейший перевалочный пункт международной торговли солью. Голландские грузовые корабли вывозили отсюда к себе на родину, а также в Англию и скандинавские страны все больше и больше местного вина. Правда, из-за того, что процент алкоголя в нем был не велик, этот слабенький напиток весьма неважнецки переносил долгие морские путешествия. По этой причине его экспорт понемногу пошел на спад.

Однако в XVI веке в Голландии начало расти как на дрожжах количество предприятий по дистилляции натуральных спиртов. В переработку на них стали использовать и французские вина из Шаранты. После перегонки они превращались в т. н. «жженое вино» – brandwijn, от которого и родилось распространенное ныне слово «бренди». Полагая, что исходные качества вина можно восстановить, голландцы поначалу пили его разбавленным водой. В следующем веке перегонные аппараты из Голландии появляются и в самой Шаранте. Со временем французы их усовершенствуют и внедрят технику двойной дистилляции.

Теперь уже из этих районов Франции в Европу в основном стало вывозиться не вино, а т. н. «eau-de-vie» – в буквальном переводе «вода жизни». Наши словари, к сожалению, дают упрощенное понимание этого термина, незамысловато переводя его просто как «водка». В контексте данного повествования можно, наверное, трактовать его как «коньячные спирты», но только временно и условно, применительно исключительно к обсуждаемой теме.

Что такое «eau-de-vie» в современном французском языке расскажу в следующей главе. Сейчас же упомяну лишь о том, что «воде жизни» зачастую приходилось ожидать своей загрузки на корабли довольно долгий срок. Хранили ее на складах в дубовых бочках. И когда-то кто-то (точно об этом история умалчивает) обнаружил, что от такого хранения коньячный спирт только выигрывает, приобретает изысканный вкус и букет. После такой выдержки рюмочку – другую такого напитка, оказывается, весьма приятно употребить и в чистом виде.

К середине XIX века его начали вывозить уже не в бочках, а предварительно разлив по бутылкам. Соответственно, в районе Коньяка появились предприятия «вспомогательного» профиля: завод по производству этих самых бутылок, фабрики по изготовлению деревянных ящиков и пробок, типография, где печатались необходимые этикетки. На этом давайте закончим исторический экскурс и познакомимся с производственным процессом.

Сначала меня проводили в цеха (или в залы?), где осуществляется дистилляция. В это время года они были пусты – перегонка вина в коньячный спирт происходит в зимние месяцы. Зато тогда уж, пояснили мне, работа в них идет круглосуточно. Осуществляется она, как упоминалось, в два этапа. На первом – неотфильтрованное вино заливается в перегонный аппарат и дистиллируется в первичный напиток крепостью от 28 до 32 градусов. Во время второй перегонки (это весьма сложная процедура с уймой технических тонкостей, которыми я не буду перегружать ваше внимание) из него получается коньячный спирт теперь уже максимальной крепостью в 72 градуса. Конечная дата для завершения процесса дистилляции – 31 марта. После нее коньячный спирт отправляется отдыхать и набирать возраст в дубовые бочки. Однако далеко не в любые.

Коньяк стареет только в бочках, изготовленных по особой технологии (опять же не будем вдаваться в излишние детали) из «родственного» дуба, выращенного в неподалеку расположенных лесах Лимузина и Тронсэ. На первый период, которой обычно длится где-то около года, молодой коньячный спирт заливается в новые «девственные» бочки, объемом от 270 до 450 литров. В свежеструганных из столетних дубов емкостях он быстрее приобретает цвет золотистого янтаря и активно впитывает в себя экстракты древесины, прежде всего танин. Затем его переливают в уже ранее послужившие дубовые бочки и оставляют вызревать на сроки от минимального в два года до максимального, который может исчисляться многими десятилетиями. Особо старые выдержанные спирты бережно хранятся в специальном помещении, которое ласково называют «райским уголком». Как правило, оно находится в отдалении от всех остальных.

Во время нашей прогулки по коньячным погребам, где я, надо признаться, изрядно подмерз (в них всегда поддерживается постоянная температура в 15 градусов), один из сопровождающих спросил меня:

– Знакомо вам значение такого французского выражения – «доля ангелов»?

– Да, – ответил я, – оно как-то несколько раз попадалось мне в книгах. Если я правильно понимаю, это выражение употребляется, когда речь заходит о каких-то мелких неотвратимых отходах или потерях. У нас в русском языке, как мне представляется, ему соответствует поговорка: «Лес рубят – щепки летят».

– В общих чертах вы, пожалуй, правы, – согласился собеседник. – В обиходной речи это приблизительно так. А вам известно, что оно происходит из области коньячного производства?

Я честно признался, что не знал этого, и внимательно выслушал соответствующее объяснение.

– Коньяк, – подчеркнул он, – это живой организм, который, старея в бочках, «дышит» через поры дуба. В год через них испаряется около трех процентов всего содержимого, которые идут прямиком на небеса, «к ангелам».

– Очень поэтично, – высказал я свое мнение. – А нельзя ли все же каким-нибудь образом прекратить это бесплатное угощение (от жаргонного словечка «халява» я тактично воздержался)? Например, законопатить бочки поплотнее? – несколько наивно поинтересовался я.

– Никоим образом, – был ответ, – практически это значило бы просто убить коньяк. Хотя, надо признать, определенные попытки естественным путем подсократить эту «долю» нами предпринимаются.

Судя по всему, особых успехов на этом направлении пока достигнуто не было. Недавно я прочитал, что в настоящее время потери коньячного производства Франции от «доли ангелов» составляют ежегодно более 20-ти миллионов бутылок. Жалко все-таки. Да и ангелов, пожалуй, так совсем споить можно будет.

По ходу нашей прогулки я еще раз умудрился продемонстрировать свое коньячное невежество, задав следующий вопрос:

– Разъясните мне, пожалуйста, сколько лет выдержки имеет тот или иной сорт коньяка? Ну, скажем, «Три звездочки» или «VSOP»?

Ответ был обескураживающим:

– То есть как – сколько лет? Это же коньяк, а не, допустим, арманьяк. Коньяк тем и отличается от остальных аналогичных напитков, что представляет собой смесь различных виноградных спиртов, как по возрасту, так и происхождению. Этот своего рода «коктейль» создается автором – профессионалом высочайшего класса, который именуется «Maitre de Chai» (в русском переводе: «Мэтр, или Мастер погреба»). Бывают, конечно, некоторые исключения: коньяк из спиртов одного рай она, например, «Grande Champagne», но различных лет выдержки. Весьма редко встречаются коньяки одного и того же года выдержки (вот тогда можно обозначать его на этикетке) из спиртов, полученных в разных регионах.

Далее мне рассказали, что «Мэтр погреба» лично занимается коньячными спиртами, начиная с их выхода из перегонного аппарата. Он наблюдает за процессом выдержки: регулярно дегустирует «воду жизни», решает, когда наступит срок смены бочек или погреба. Под его наблюдением спирты постепенно разводятся дистиллированной или деминерализованной водой до крепости коньяка, поступающего в продажу – не менее 40 градусов, но обычно и не намного крепче.

И, наконец, наступает самый ответственный момент – непосредственного создания той или иной марки коньяка. По-французски он называется «assemblage». Вообще-то в основном это технический термин: сборка, компановка, соединение отдельных деталей. В данном случае речь идет о тщательной смеси различных сортов коньячных спиртов. За основу берется базовый спирт определенного возраста, в который добавляются другие, как правило, более выдержанные.

Французы полагают, что работу «Мэтра погреба» на этой стадии можно сравнить с кропотливым трудом парфюмера, создающего изысканные духи. Она также требует утонченного вкуса, природного дарования и приобретенных навыков, а иногда и интуиции. Коньяки одной и той же марки, пусть и произведенные в разные годы, всегда должны быть идентичны, поддерживая на должном уровне завоеванное реноме и высокий стандарт.

Свои познания по коньячной части я продолжил расширять уже в дегустационном зальчике. Удобно расположившись в кресле с постоянно сменявшимися в руках бокалами коньяка (но по чуть-чуть, поверьте), я смог позадавать вопросы по остававшимся у меня не совсем ясными деталям.

Так, в частности, я еще раз попросил уточнить, по каким все же полным параметрам арманьяк отличается от коньяка. Мне терпеливо повторили.

Первое: он производится вне делимитированной зоны Коньяка и следовательно претендовать на такое название не может, как говорится, по определению. Второе: виноградные спирты для производства арманьяка дистиллируются один раз, а не два. Третье: арманьяк, как уже упоминалось, не является продуктом смеси разных спиртов. Он изготовляется на основе одного выдержанного спирта.

Другое дело, что сам этот спирт получается путем перегонки виноградных вин, произведенных в различных районах. Уже поэтому один арманьяк может быть не похож на другой. Например, особенно ценится т. н. «Bas Armagnac» (из южной части Гаскони). Ну и особое значение имеет, конечно, срок выдержки. Старый арманьяк – десяти, двадцати и более лет (обычно это указывается на этикетке) – представляет собой весьма достойный и дорогой напиток, который некоторыми любителями ценится повыше, чем хороший коньяк. Дело вкуса, разумеется. Я – один из тех, кто эту точку зрения разделяет.

Меня интересовало также, что означают различные обозначения на коньячных этикетках. Как по ним определить, какой перед тобой коньяк? «Fine Champagne» – что за этим скрывается? Что такое AOC? В чем различие между VS и VSOP? На все эти вопросы я получил необходимые разъяснения.

Абсолютно обязательных обозначений всего четыре: название напитка – «cognac» или «eau-de-vie» из Коньяка или Шаранты, его крепость, емкость бутылки, а также какая фирма (или отдельный владелец) его произвела. Но обычно их все же побольше. Прежде всего обозначается возраст минимальной выдержки коньячного спирта, использованного при изготовлении данной марки. Наиболее употребительными являются следующие понятия.

V. S. (Very Special) или * * * (3 étoiles) для коньяков, выдержка базового спирта у которых не ниже чем два года (меньше она вообще не может быть).

V. S. O. P. (Very Superior Old Pale) или Réserve – минимальная выдержка спиртов четыре года.

Napoleon, X. O., Hors d'age – возраст самого молодого спирта не менее шести лет.

Но, еще раз повторим, речь идет о минимально необходимой выдержке. На практике у всех фирм с солидной репутацией она значительно выше. Так, усредненная выдержка коньячных спиртов, входящих у них в «три звездочки», может быть где-то около пяти лет.

Весьма часто на этикетке проставляется более точное обозначение района производства коньяка. Например: «Grande Champagne» или «Borderies» (о порядке их «престижности» мы упоминали ранее).

В таких случаях должно наличествовать и официальное подтверждение этого: Appelation d'origine controlée (сокращенно АОС) или чуть короче – Appelation controlée. В несколько расширенном толковании, а не в точном переводе, это звучит примерно так: «Место происхождения данного напитка и технология его производства находятся под контролем государства».

Ну и, наконец, что такое «Fine Champagne». В принципе понятие «fine» (тонкий, утонченный, высокого качества) употребляется применительно не только к коньяку, но и к некоторым другим французским напиткам – к тому же арманьяку или кальвадосу. В данном же сочетании оно означает, что при изготовлении этой марки коньяка, были использованы спирты только из двух престижных районов: «Grande Champagne» (причем в количестве не менее 50 процентов) и «Petite Champagne».

Заканчивая тему внешнего оформления коньяков, хотелось бы сказать несколько слов и о «сосудах», в которые их разливают. В последние десяток-другой лет им стало уделяться пристальное внимание. Нет, разумеется, и раньше некоторые элитные коньяки продавали не в простых бутылках, а в хрустальных или в фарфоровых графинах. Иногда, правда, это случалось и не только с особо высококачественными.

Во время описываемого посещения компании «Бискит» мы проходили и по разливочным цехам. Случайно я увидел, как в одном из них, куда меня, кстати, не пригласили, разливают коньяк в какие-то шикарные бутылки черного цвета, богато расписанные золотым орнаментом.

– А это, что за марка коньяка? – поинтересовался я. – Такой мне никогда раньше видеть не приходилось! Наверное, какой-нибудь крайне редкий эксклюзивный сорт?

– Да нет, нет… – несколько смутился сопровождавший меня сотрудник фирмы. – Сам-то коньяк достаточно ординарный. Но это экспортная партия для Сингапура, а там очень любят, чтобы бутылки были красивые. Вот и приходится для них создавать специальный дизайн.

Похоже, что сейчас подобное поветрие распространилось и на другие страны. Может быть, я и ошибаюсь, но порой мне кажется, что в отдельных случаях коньячный графин, например, из хрусталя «баккара» стоит дороже, чем его содержимое.

Посещение второй компании – «Хеннесси» заняло гораздо меньше времени. От повторного курса лекций по коньячной тематике я вежливо отказался. Зато весьма интересной была встреча с одним из представителей этого древнего ирландского семейства – Патриком Хеннесси. Его прапрадед Ричард, не знаю, какой по счету, в 1765 году оставил военную карьеру, поселился во Франции и целиком посвятил себя производству и продаже коньяка, носящего с тех пор его имя. Фрагмент фамильного герба – рука с алебардой (в зависимости от выдержки коньячных спиртов она раньше бывала «серебряной» или «золотой») до сих пор обязательно присутствует на всякой бутылке, выпущенной на этой всемирно известной фирме.

Сам Патрик, хоть и был он в то время уже в годах, оказался весьма колоритной фигурой. Его внешний облик – высокий, подтянутый человек с рыжеватой, тронутой сединой шевелюрой и такими же усами, казалось, сошел со старинных картин и мог бы достойно украсить собой любую коньячную этикетку. Держался он с достоинством, можно сказать даже величественно, но вместе с тем был со мной достаточно прост и приветлив. После небольшого исторического экскурса о деятельности своей семьи на коньячном поприще предложил, в частности, отведать бокальчик «Private Reserve».

Эта марка «Хеннесси» из 11-ти выдержанных коньячных спиртов, происходящих только из района «Grande Champagne», была создана в 1865 году к 100-летию со дня основания Дома. Первоначально она предназначалась исключительно для родственников и близких друзей и лишь спустя несколько десятилетий в ограниченном количестве появилась в продаже. Не могу утверждать с абсолютной уверенностью, но, наверное, это все-таки был лучший коньяк, который мне доводилось попробовать за свою жизнь. Во всяком случае тогда его пряно-фруктовый букет и золотистый с янтарным отблеском цвет произвели на меня неизгладимое впечатление.

Уже стемнело, когда, изрядно утомленный, в том числе благодаря дважды повторявшейся процедуре дегустации, но в целом весьма и весьма довольный, я снова оказался в резиденции субпрефекта. Сам он с нетерпением ожидал моего возвращения.

– Ну, как съездилось? Было интересно? Почерпнул для себя чего-нибудь новенькое? – засыпал он меня вопросами.

– Все было просто великолепно: от обстоятельных рассказов до дегустации и вручения памятных подарков. Приняли, как говорится, на «высшем уровне», – искренне ответил я. – Спасибо тебе огромное, старина, я прекрасно понимаю, что без твоего содействия все это было бы невозможно. Да и с познавательной точки зрения поездка была крайне полезной. Конечно, мне и ранее довелось отведать немало разновидностей этого напитка, включая произведенные в Советском Союзе, но теперь и теоретически я достаточно «вооружен», чтобы распознать какой коньяк стоит передо мной.

Последние мои слова были восприняты собеседником с нескрываемым удивлением.

– Как это в Советском Союзе? Не хочешь ли ты сказать, что в вашей стране также изготовляют коньяк? Вот уж никогда не поверю! Русская водка – это, действительно, всемирно известный напиток, а о русском коньяке я в жизни не слышал.

– Ну почему именно русский, – робко попытался возразить я, – прежде всего, имеются в виду коньяки из Армении, Грузии, Молдавии. Среди них, во всяком случае на мой вкус, иногда попадаются весьма неплохие. Кстати, – неожиданно вспомнил я, – а не хочешь ли сам убедиться? У меня наверху в чемодане как раз лежит бутылочка армянского коньячка – совершенно случайно взял с собой, а она за ненадобностью так и осталась непочатой. Может быть, согласишься попробовать его – мне было бы очень интересно узнать твое просвещенное мнение на сей счет.

Мой субпрефект отнесся к этому предложению с плохо скрываемым скептицизмом, однако после настойчивых уговоров все-таки сдался. Я быстренько сбегал на второй этаж в свою спальню и торжественно принес искомую бутылку. Взяли дегустационные бокалы и, как положено, чуть-чуть плеснули туда янтарного напитка.

Дальше все шло по уже известной мне отлаженной схеме: внимательное изучение цвета, долгое «обоняние» аромата, смачивание губ, языка и только затем несколько крохотных глотков с небольшими интервалами после каждого. По мере прохождения этих ритуальных этапов выражение лица моего французского приятеля все больше менялось – от недоумения до, не хочу употреблять слово «восхищения», скажем, до почтительного уважения.

– Слушай, это что – действительно советский коньяк? – прозвучал не слишком уместный в данной ситуации вопрос. – Быть того не может!

– Ну, а как ты сам считаешь? Мы же вместе открывали закупоренную бутылку. Не думаешь же ты, что я налил в нее французский, а потом умудрился опять как-то запечатать ее фабричным способом.

– Да нет, разумеется, – без особого энтузиазма признал собеседник, – похоже, все так и есть. Давай-ка на сегодня прекратим этот эксперимент и вернемся к нему чуть позднее, – после небольшой паузы вновь оживился он. – Ты ведь помнишь, что на завтра намечено два заключительных мероприятия по случаю закрытия фестиваля: общий прием для всех участников и ужин в моей резиденции. Второе пройдет в узком составе – будут только дюжина спонсоров из представителей коньячных кругов и местной знати, а из иностранцев только ты. На нем мы попытаемся устроить небольшой розыгрыш.

На следующий день все прошло, как было запланировано. Сначала состоялся прием, где я с удовольствием выслушал много лестных откликов о выступлении нашего ансамбля, а затем ужин. Прошел он в непринужденной обстановке, в основном обсуждали итоги фестиваля, строили планы на будущий год. После десерта, когда гости уже собирались покинуть стол и перейти к кофе и дижестиву, хозяин неожиданно сказал:

– А знаете, господа, мне тут недавно удалось отыскать одного новенького мелкого винодела, который производит весьма недурной коньячок. Я хотел бы предложить вам попробовать его и высказать свое мнение по сему поводу.

Все гости восприняли это сообщение с явным интересом. Тут, видимо, надо сделать небольшое пояснение.

Как мне перед ужином рассказал субпрефект, знатные и богатые люди в здешних краях не слишком-то жалуют уже разлитые по бутылкам коньяки, пусть даже самых известных и дорогих марок. По сложившейся традиции особо престижно иметь своего личного производителя, делающего только для вас несколько бочек собственного коньячка, которого нет ни у кого другого. Разумеется, все подобные виноделы-ремесленники давно «разобраны по рукам», а новые появляются крайне редко. Этим и объяснялся такой интерес присутствующих к заявлению субпрефекта.

Хозяин дома три раза хлопнул в ладоши, и в зал вошел вышколенный метрдотель в белых перчатках. В руках он держал серебряный поднос, на котором теснились дегустационные бокалы. «Как хорошо, – подумал я, – что в них так мало наливают, а то нашей обычной поллитровой бутылки явно не хватило бы». Гости разобрали бокалы. Я бродил между ними, стараясь незаметно прислушиваться к тому, что они говорят. А разговор, как можно было предположить, шел на сугубо профессиональном языке.

– Вам не кажется, коллега, что цвет слегка темноват? – спрашивал один у другого.

– Нет, нет, – следовал ответ, – полагаю, что его прозрачная насыщенность весьма интересна. А вот выраженность привкуса танина мне представляется немножечко излишней.

– Позвольте с вами не согласиться, дорогой друг, – я бы скорее отнес это к достоинству данного букета. Может быть, стоило бы при этом чуть больше оттенить его ванильный аромат. Хотя, само собой разумеется, это дело индивидуального вкуса.

Откровенно скажу, что за дословную точность приведенных суждений, я ручаться не могу. Все-таки с тех пор утекло столько лет. Но то, что дискуссия проходила в подобном ключе, заверяю с полной ответственностью. Полной схожести мнений не было, кому-то больше нравилось одно, кому-то – другое. Но главное – никто из присутствующих не высказал ни малейшего сомнения: мол, коньячок, пожалуй, и вправду не плох, но как-то от французских все же отличается, не наш он какой-то. Суммарный вердикт вынес один из старейших гостей:

– Поздравляем, господин префект (в разговорной речи французы при обращении всякие «суб», «вице», «зам» опускают), – вам действительно повезло. В наши дни шанс отыскать нового винодела, производящего приличный коньячок, а это как раз именно такой случай, выпадает крайне редко. Понимаем, что его имени и адреса вы нам, естественно, не выдадите и его продукцией будете пользоваться самолично.

– А почему бы и нет, – раздался ответ субпрефекта, – в данном случае я с вами охотно поделюсь и тем и другим.

Снова последовали три хлопка в ладоши. Появился все тот же метрдотель с серебряным подносом. Но на этот раз на нем сиротливо стояла лишь пустая бутылка из-под армянского «Праздничного».

– То, что вы продегустировали, господа, – это советский коньяк, привезенный моим русским другом, который здесь присутствует.

Наступившая сцена как две капли воды напоминала хорошо известный финал гоголевского «Ревизора». На фоне всеобщего оцепенения особенно громко раздался недоуменный возглас:

– Это ведь шутка, господин префект?

– Вовсе нет. Откупоривал бутылку я сам лично, а посему никаких сомнений быть не может.

Каких-либо комментариев не было. Гости закашляли, засморкались, заскрипели креслами и, сухо попрощавшись, один за другим покинули резиденцию. Ранним утром на следующий день распрощался с ней и я. С субпрефектом с тех пор я, к сожалению, больше не общался. Могу, однако, предположить, что для последующего проведения фольклорных фестивалей в Конфолане (а они продолжаются до сих пор – в прошлом году прошел 48-й с участием нашего ансамбля из Сибири) ему наверняка пришлось искать других спонсоров.

Расставаясь с департаментом Шаранта, не могу не упомянуть еще об одном напитке, с которым я впервые там познакомился. Речь пойдет о «Пино де Шарант».

Как мне поведали, согласно легенде (многие утверждают, правда, что это подлинная история), своим происхождением он обязан вульгарной ошибке. Где-то в XVI веке один рассеянный винодел заполнил дубовую бочку молодым виноградным вином для дальнейшего вызревания, не обратив внимания на то, что на дне оставалось немного коньяка. Лишь через несколько лет он вспомнил о забытой бочке, но обнаружил в ней вместо выдержанного вина какой-то непонятный напиток. Цвет его был прозрачен, букет тонок и деликатен, с приятным фруктовым оттенком. После долгих размышлений винодел все-таки сообразил, какую оплошность он совершил в свое время. Но отнюдь не расстроился, а наоборот – теперь уже умышленно повторил аналогичную операцию. Так якобы родилось «Пино де Шарант».

В наши дни этот напиток достаточно широко распространен только во Франции, да и там вы не всегда найдете его в любом магазине или ресторане. Он бывает двух разновидностей – белый и розовый. Как правило, его подают на аперитив (по крепости он сравним с вермутами – от 16 до 22 градусов) либо охлажденным в чистом виде, либо с тоником или в качестве компонента различных коктейлей.

В Шаранте свое «Пино» частенько употребляют и как обычное вино. По мнению местных жителей, белое – более сухое – хорошо сочетается с устрицами и другими раковинами, например, с морским гребешком, а также с рыбой, приготовленной на гриле. Розовое «Пино» – чуть-чуть сладковатое с ярче выраженными фруктовыми нюансами – может подаваться к фуа-гра, к некоторым видам сыров, а на десерт к клубнике или малине. Оба вида «Пино» используются и при приготовлении различных деликатесных соусов.

На этом французскую часть моих коньячных воспоминаний, судя по всему, можно бы и закончить. В дальнейшем, когда я стал послом, директором департамента МИД, а затем снова послом в Югославии и Марокко, мне, как говорится, «по долгу службы» пришлось отведать еще не мало различных марок и сортов этого благородного напитка из Франции.

И сейчас, выйдя в отставку и расставшись с постоянной дипломатической службой, я не порвал связи с родным министерством. Периодически по временным контрактам выезжаю в краткосрочные командировки во главе инспекционных групп в наши посольства и генконсульства за рубежом. А как уже отмечалось, французский коньячок обычно водится в любом диппредставительстве.

К тому же и многочисленные друзья помогают не терять годами налаженной с ним дружбы: нет-нет, да и презентуют бутылочку-другую янтарной жидкости с привычным обозначением «Appelation Cognac Controlée». Так что побаловать себя иногда бокалом доброго французского коньяка возможность имеется. Но вот каких-то занимательных историй, достойных внимания читателя, с ним, увы, больше не случалось. А потому, чтобы завершить эту главу, вернемся к теперь уже тоже иностранному коньяку – армянскому.

В 1975 году я получил назначение на пост советника посольства СССР в Сенегале (мне еще не исполнилось тридцати четырех лет, и на этой должности я был одним из самых молодых в МИДе). Нашим послом в этой стране в то время был Г. А. Тер-Газарянц – до этого бывший 2-м Секретарем ЦК КП Армении. О жизни и судьбе этого замечательного человека, совсем молодым прошедшего всю войну, можно повествовать часами. Я рад тому, что и сейчас мы поддерживаем с ним самые добрые отношения. Но это тема для отдельного разговора. Мы же сейчас вернемся к коньяку.

Мне доводилось проводить с послом много не только служебного времени, но и досуга. Георгий Арташесович был прекрасный рассказчик. Из числа услышанного от него запомнилась, в частности, история о том, как он в свою бытность одним из руководителей республики боролся с пьянством на Ереванском коньячном заводе. Точнее даже не с пьянством, а скорее с «вредительством».

Тамошние работники имели пагубную привычку довольно регулярно «пробовать» производимую ими продукцию. Причем непосредственно из бочек, в которых выдерживались коньячные спирты. Не столько выпивали, сокрушался посол, сколько портили. И проливалось много, и попадавший в бочки воздух препятствовал естественному процессу старения.

Никакие карательные меры не помогали. Да и охрану у каждой бочки не выставишь. И тогда Тер решился на смелый шаг. По его распоряжению в зале перед выходом установили пару бочечек хорошего коньяка. Рядом рюмочки и даже кое-какая легкая закусочка. Закончил смену – имеешь право слегка «отметиться» на законных основаниях. Потери коньячных спиртов после этого значительно сократились.

Недавно мы обсуждали эту историю с моим давним другом А. М. Дрюковым, бывшим последние несколько лет нашим послом в Армении. Сейчас на Ереванском коньячном заводе заправляют французы. Порядки там, естественно, другие. Привнесли они и свою технологию изготовления этого напитка. Возможно, теперь армянские коньяки больше соответствуют французским стандартам. Но свою изюминку они потеряли.

Мы, в частности, отведали из двух разных бутылок одну и ту же марку «Наири». В одной – шикарно оформленной, уложенной в красивую фирменную тубу – был нынешний коньяк. В другой простенькой – до боли знакомой с советских времен – прежнего производства. На наш взгляд, его поддержали и присоединившиеся к дегустации жены, тот старый был лучше.

Может быть, это лишь ностальгия о минувшем? Не знаю. Мы, во всяком случае, в своем мнении были искренни и единодушны.