Адмирал Мюрай, как всегда, вошел в столовую изерлонского комсостава в 14:00. Обед, подогретый до 73 градусов Цельсия, ровно в 13:58 был уже выставлен на подносик, и дежурный солдат, высмотрев входящего Мюрая, привычно переместил поднос на стойку. Свой обед адмирал забирал непременно сам: демократия. Возможно, он даже не подозревал, сколько шороху каждый раз наводит среди персонала, появляясь на пороге столовой. Впрочем, чтобы он — да не знал?..

Адмирал взял свой обед и понес его к столику, принюхиваясь по дороге к борщу по-изерлонски, с подозрением оглядывая макароны по-космофлотски и предвкушая фирменный компот "Равенство и братство" из сухофруктов разных сортов, смешанных в равной пропорции.

Едва войдя в зал, Мюрай сразу понял: на подведомственной территории опять что-то не так. За версту можно было почуять ауру вопиющего нарушения дисциплины. Но продемонстрировал он свое знание не раньше, чем поставил на столик поднос и пододвинул стул.

— Кхм, — выразительно сказал Мюрай.

В дальнем углу, где толпились разгильдяи высших офицерских рангов, возбужденное галдение на миг умолкло, но после паузы возобновилось.

Брови адмирала Мюрая слегка приподнялись. Надо же, одного "кхм" мало! Не простой бардак, выдающийся.

Адмирал с сожалением еще раз втянул сытный дух борща по-изерлонски и направился к эпицентру непорядка.

Разгильдяи почтительно расступились, и взору Мюрая предстало несуразное животное размером с крупную собаку, с кормы больше всего похожее на свинью. Черную шкуру с коротким жестким ворсом украшали подозрительно знакомые светло-серые узоры.

— Кхм, — грозно произнес Мюрай. И поскольку командиры не спешили объясниться, спросил сам: — Что тут у вас?

— Мы предполагаем, что это тапир, — ответил контр-адмирал Аттенборо.

— Такое животное, — уточнил майор Поплан.

— Оно явно имперское, — застенчиво добавил Юлиан Минц. — Видите, какой окрас.

Животное, видимо, поняв, что говорят о нем, развернулось и явило длинный унылый нос и маленькие и блестящие, как черная смородина, глазки. Нос пошевелился, поводя кончиком туда-сюда, и деликатно чихнул.

— Ух ты мой радостный, — нежно сказал Поплан и почесал тапира за ухом.

Тапир хрюкнул.

— Где вы его взяли? — Мюрай постарался произнести это как только возможно сухо, но не получилось: растерянность в его голосе уловил даже лейтенант Минц.

— Само явилось, — пожал плечами Аттенборо. — Приходим в столовую где-то с полчаса назад, а оно стоит вот тут в углу и доедает огурцы.

— Мы ему разрешили, — вмешался, вытянувшись по струнке, дежурный солдатик. — Оно шевелило носом и намекало, что любит огурцы. Мы ему некондицию отдали.

— Кто может мне ответить, откуда на территории военной крепости Альянса свободных планет взялось имперское животное, явно приписанное к военному ведомству? — теперь Мюрай просто ядом исходил. — Что оно делает на засекреченном объекте, даже и спрашивать не буду. Это явная диверсия. И почему оно в столовой, а не… кхм… в хлеву?

Разгильдяи переглянулись и выразительно развели руками.

Животное хрюкнуло и сделало два шага к Мюраю.

Офицеры замерли.

Тапир ткнулся черной башкой в белые брюки адмирала, шумно понюхал своим невозможным носом адмиральскую руку, прижался к ноге, закрыл глаза и вздохнул.

— Адмирал, вы ему нравитесь, — севшим голосом сказал Поплан. — Это какое-то ненормальное живот… — и осекся, потому что Аттенборо поспешно наступил ему на ногу.

Адмирал Мюрай выпрямился, хотя, казалось, и так стоял прямее некуда, и обвел суровым взглядом физиономии разгильдяев.

— Ваше мнение обо мне, майор Поплан, меня совершенно не интересует, — проскрипел он.

— Да, сэр, — пробормотал Поплан, отчаянно пылая ушами.

— Так, — продолжил Мюрай. — Всем разойтись. Инцидент исчерпан. Дежурный, доставьте обед мне на квартиру. И распорядитесь насчет… кхм… мешка огурцов. На первое время все. Все свободны.

Наклонился, неуклюже погладил хобот и сказал:

— Ну, фон-барон, пойдем со мной. Подумаем, что с тобой делать.

Адмирал Кассельн уже добрых полчаса изучал служебную записку от адмирала Мюрая.

Содержание ее было настолько абсурдным, что у Кассельна заломило в висках.

Мюрай — ни много ни мало — требовал улучшения жилищных условий. Главное, что его интересовало — джакузи объемом не менее двух кубометров, 2х2х0,5, и газон площадью не менее двух соток. Вся крепость знала, зачем это нужно старому зануде, и сплетничала изо всех сил.

Пока у Мюрая не было ни джакузи, ни газона, он выгуливал Фон-барона в парке, на шлейке демократических бело-сине-красных цветов, и договорился со спортивным залом об эксплуатации бассейна-лягушатника в ночные часы.

Фон-барон грузновато трусил, косясь на шлейку, и похрюкивал. Встречные военные останавливались, чесали имперскую шкуру и выдвигали гипотезы о звании Фон-барона и предыдущем месте службы.

Генерал Шенкопф предположил, что тапир служил в саперных войсках — обследовал труднодоступные коммуникации на предмет сладкого запаха пластиковой взрывчатки. Он даже готов был принять Фон-барона, как бывшего имперского подданного, в розенриттеры.

— Хороший специалист по разминированию труб и коллекторов в десантном полку не помешает, — сказал генерал. И добавил: — А травы мои ребята ему накосят. И всякие там арбузные корки обеспечим. И насчет каши в столовой договоримся.

— Нет, — скрипуче сказал Мюрай. — Фон-барон останется при штабе. В качестве талисмана.

— На кухню бы его, в качестве свинины, — облизнулся адмирал Патричев, отличавшийся отменным аппетитом. Но Мюрай так на него посмотрел, что аппетит пропал.

И вот теперь Мюрай занудно объяснял в письменном виде и в трех экземплярах, что ни в его квартире, ни тем более, конечно, в штабе условия абсолютно непригодны для содержания тапира, который есть животное водное, нуждающееся в регулярном купании. Душ не может заменить настоящую ванну, а лягушатник в спорткомплексе предназначен для детей, а не для тапиров, в каком бы звании они ни были.

Кассельн тяжело вздохнул и очередной раз проклял тот день, когда согласился принять пост коменданта в этом сумасшедшем доме, по недоразумению считающемся военной крепостью.

Между тем адмирал Мюрай, будучи человеком занятым, не в состоянии был возиться с Фон-бароном целые сутки, и пришлось доверять его время от времени другим людям.

Лучше всего подходила для этого, конечно, миссис Кассельн. Девочки радостно визжали, тискали Фон-барона за уши, чесали ему спинку, дергали его за нос (он этого очень не любил, но детям прощал), катались на нем верхом и умучивали беднягу к вечеру так, что он потом спал беспробудно на коврике в спальне адмирала Мюрая, тяжело вздыхая во сне и подергивая лапами.

Сама Ортанс следила, чтобы Фон-барон не совал хобот в мусорное ведро, и вовремя кормила его вкусностями. Особенно, как выяснилось, тапиры любят песочное печенье.

Но слишком часто навязывать животное миссис Кассельн адмирал все же стеснялся. Тем более когда являлся домой мистер Кассельн и видел у себя в гостиной свинью в имперском мундире… Двадцать раз ему объясняли, что тапир — не свинья, а можно сказать, почти что слон, только карликовый, и все равно… Ортанс фыркала и говорила, что можно раз в неделю потерпеть в доме ласковое, чистоплотное травоядное животное, но Кассельн страдал.

В разное время с тапиром на шлейке было замечено поочередно все командование Изерлона.

Особенно хорошо Фон-барон смотрелся в компании адмирала Меркатца и коммодора Шнайдера. Старик Меркатц шел неторопливо, сверкая серебряными адмиральскими оплечьями черного мундира, а следом вышагивал молодой красавец Бернхардт Шнайдер, тоже весь в черном с серебром, и вел на бело-сине-красной шлейке черного же с серебром Фон-барона.

Зрелище было феерическим.

Тем более что видя рядом с собой имперские мундиры, тапир весь подбирался и начинал тянуть носок.

Настал день, когда адмирал Мюрай вызвал к себе лейтенанта Минца. У Юлиана как раз был выходной, так что намерения адмирала прочитывались легко. И в самом деле, Юлиана ждало предсказуемое поручение.

— Я счел вас достаточно ответственным юношей, чтобы позволить вам сегодня пасти тапира, — сказал Мюрай.

— Да, сэр, — без особого восторга ответил лейтенант. — Но, сэр…

Мюрай выразительно поднял брови.

— Понимаете, сэр, я обещал сегодня адмиралу Яну вегетарианский плов с изюмом и орехами…

— Вот и прекрасно! — прервал Юлиана Мюрай. — Фон-барон очень любит изюм и орехи.

— Да, сэр, — покорно отозвался лейтенант Минц.

— Полагаюсь на вас, молодой человек. Уж вы-то не будете пытаться перекрасить ни в чем неповинное животное, как этот несносный майор Поплан, — добавил адмирал и содрогнулся, вспомнив ужасную картину. Заднюю половину тапира, обсыпанную мукой, и занесенный над загривком пузырек с зеленкой. "Я б ему и запасной берет одолжил, — мечтательно говорил Поплан, почесывая Фон-барону хобот, — и галстук у меня лишний есть…" Тапиру было все равно, какого он цвета, так что он терпеливо стоял, обнюхивая предназначенный ему галстук и уже пробуя его на зуб. Но затея оказалась вовремя пресечена, а мука, в отличие от зеленки, легко стряхивается со шкуры.

— Что вы, сэр! — возмутился Юлиан. — Как я могу! Это же почти все равно, что перекрасить адмирала Меркатца!

— Кхм! — яростно одернул его Мюрай. — Думайте, что говорите!

— Извините, сэр, — Юлиан покраснел и потупился. — Конечно, я не буду делать ничего столь неподобающего. И плову можно сварить с запасом.

Адмирал Мюрай одобрительно кивнул и протянул лейтенанту шлейку.

— Фон-барон! — позвал он.

Раздалось сопение, письменный стол вздрогнул и опасно накренился — тапиру очень нравилось лежать под столом, но помещался он там плоховато, выбираясь, вечно задевал за тумбы. Покатились на пол шариковые ручки и карандаши, стопка документов поехала и собралась рассыпаться, но адмирал навалился на край столешницы, и бумаги остались на отведенном месте. Почти.

— Идите, молодой человек, — кивнул Мюрай. — И да, хотел просить вас еще об одном. Пожалуйста, будьте бдительны. Мне кажется, коммодор Багдаш вынашивает коварные планы. Видели, как он подкрадывался к тапиру с ножом! Я опасаюсь покушения на жизнь Фон-барона.

— Как, и на его жизнь тоже? — пробормотал Юлиан. — Не беспокойтесь, сэр. Буду смотреть в оба.

Когда на кухне у адмирала Яна появилось чужое животное, крупное, наглое, с незнакомым запахом, кот оторопел.

Мало того, что оно вообще посмело войти. Оно везде совало свой длинный нос и посягнуло на молоко в котовьей мисочке! Просто засосало его, как пылесос.

Так что кот, поразмыслив, и счел его пылесосом. И обошелся соответственно.

Правда, оно было крупнее пылесоса раз в десять. Завалить не получилось. Но удалось загнать в угол между холодильником и раковиной. Уразумев наконец, с кем имеет дело, тапир попытался уйти от конфликта: забился в щель и вздрагивал всей шкурой, со страхом поглядывая на агрессивное создание, которое вышагивало, напружинив хвост, и пело боевую песнь: "Миаааааау!" — Ну что же ты делаешь, кот, — вздохнул Юлиан. — Смотри, хобот ему поцарапал.

— Миаааааааау! — провыл кот, вырываясь и всем своим видом демонстрируя, что он всегда бил пылесосы и будет нещадно бить их впредь.

— Хрю, — пожаловался тапир.

Выставить кота с кухни было бы страшным оскорблением, которое не загладить и сметаной. Пришлось выставить тапира. Когда лейтенант выводил чужака с кухни в гостиную, кот шел сзади, наподдавал когтями по тапирьим лапам и пел победную песнь.

Юлиан очень надеялся, что Фон-барон ничего не поломает в гостиной. Его пришлось оставить там одного и вернуться в кухню: плов-то никто не отменял.

Фон-барон вздохнул с облегчением, когда между ним и котом закрылась наконец дверь. Осторожно огляделся по сторонам. Никого тут не было. Зато был фикус. Листья интересны на вкус. Верхушечные лучше, чем нижние. Дотягиваться, правда, неудобно, но если хорошенько потянуть за ветки… Лежачий фикус безусловно удобнее есть.

Адмирал Ян был задумчив и не заметил падения фикуса. Он не заметил даже тапира имперских цветов, дремавшего за диваном. Зато отсутствие в укромном уголке за креслом початой бутылки с бренди было обнаружено немедленно.

Первой мыслью адмирала было: "Юлиан. Нашел и перепрятал. Будет ворчать…" Однако, на всякий случай пошарив под креслом рукой, он отыскал-таки бутылку. Она выкатилась к ногам Яна. Пустая. "Опрокинулась? — это была вторая мысль адмирала. — Нет. Сама она опрокинуться не могла. А если бы ее опрокинул Юлиан, он бы ее немедленно нашел, и она бы тут не каталась". Собственно, видел ли бутылку лейтенант Минц, проверить можно было элементарно. Подождать немного. Если будет ворчать — значит, видел. Если не будет…

Тут адмирал наконец понял, что с фикусом что-то не так. Лежит на боку, листьев явно убыло…

— Юлиан, — в растерянности сказал адмирал, запуская руку в затылок, — у нас тут что, резвился сло… ааааа! понял! Мюрай всучил тебе своего тапира, верно?

— Гениальны, как всегда, — язвительно ответил Юлиан, входя с блюдом плова. Он явно хотел добавить что-то еще, но тут увидел фикус и пустую бутылку из-под бренди на ковре. — Ой…

Но он был юноша аккуратный, поэтому не уронил плов, а поставил на стол, и только после этого кинулся поднимать несчастное растение и сокрушаться по поводу нанесенного ему ущерба.

Между тем плов пах. Вкусно.

Тапир проснулся и высунул из-за дивана хобот.

Гостеприимные хозяева не только обеспечили Фон-барону салат из листьев фикуса и бренди на аперитив, но и подали восхитительный плов, а сами отвернулись в сторону салата. Не мешкая, тапир приступил к делу. Ах, какая славная еда. Немного горячо, но если подуть…

Адмирал Ян рисковал остаться без своего вегетарианского плова, но, к счастью, кот не дремал. Он вошел вслед за лейтенантом Минцем в гостиную и увидел недобитого врага, снова запустившего шланг куда не следует.

— Миаааааааау! — заорал кот и рванулся в атаку.

Тапир подавился и отступил, чихая. Рис с блюда полетел на ковер.

— О боже, — тихо сказал Юлиан Минц.

Юлиан вздохнул с облегчением, сдав вечером Мюраю его тапира. Лейтенант надеялся, что некоторое время его не будут считать "достаточно ответственным юношей", ибо животное вернулось к хозяину с поцарапанным хоботом и изрядно зашуганное. Достаточно было сказать рядом с Фон-бароном "мяу", чтобы он начал нервно озираться и искать укромный угол. Кроме того, от тапира попахивало бренди. Мюрай, принюхавшись, выдал такое грозное "кхм!", что Юлиан сильно покраснел, опустил глаза и заизвинялся.

— Понимаете, у адмирала всегда есть в заначке бренди… Мне в голову не пришло, что Фон-барон любит спиртное!

Фон-барон хрюкнул и зашевелил носом.

— Спаивать невинное животное — какой стыд! — Мюрай крайне неодобрительно поджал губы. — Личное дело адмирала Яна — употреблять ли бренди и в каких количествах… но животное! Молодой человек, от вас я не ожидал подобной безответственности.

— Я больше не буду, — вздохнул Юлиан.

— Надеюсь! — грозно сказал Мюрай. — Придется вам подумать о своем поведении. Идите.

Юлиан закрыл за собой дверь. За его спиной послышалось: "Иди сюда, бедняжка. Нехорошие люди. Напоили, обидели…" — Ну и ладно, — пробормотал себе под нос лейтенант Минц. — Фикус покалечил, заплевал пловом всю гостиную, выпил адмиралову заначку, бедняжка… Нехорошие мы люди, да. Пасите сами своего страдальца, адмирал Мюрай…

И действительно, несколько дней тапир и Юлиан не встречались, но настал день, когда их пути пересеклись вновь.

Юлиан увидел мирно пасущегося в парке Фон-барона и коммодора Багдаша, подкрадывавшегося к нему с хищным выражением на длинной физиономии. Привычная тревога всколыхнулась в душе лейтенанта Минца. Он не доверял Багдашу и опасался его. Немедленно вспомнилось предупреждение Мюрая насчет коварных планов, не говоря уж о покушении на адмирала Яна, о котором забыть было и вовсе невозможно. Юноша огляделся, надеясь увидеть сегодняшнего ответственного за выгул тапира, однако рядом никого не было.

Впоследствии выяснилось, что Фон-барон в этот день был поручен генералу Шенкопфу. Тому было некогда, и он перепоручил тапира двоим розенриттерам, после чего начисто забыл о животном. Никто не озаботился отменить этим двоим сегодняшнюю тренировку. Поэтому розенриттеры привязали Фон-барона к дереву в парке и отправились исполнять свои прямые обязанности — махать топорами в полной боевой выкладке.

Коммодор Багдаш не мог упустить такой случай.

Он постепенно отгонял тапира к дереву и наконец прижал к стволу. И что-то вытащил из кармана. "Нож", — подумал лейтенант Минц. Об этом человеке он всегда думал в первую очередь самое худшее.

— Что это вы делаете, коммодор Багдаш? — грозно спросил Юлиан, решив, что пора вмешаться.

Багдаш нервно оглянулся, скорчил странную рожу и ответил агрессивно:

— Хочу проверить, не будет ли свинина жестковата! А вам-то что, лейтенант?

— Покушаетесь на жизнь? Дурная привычка, да? — Юлиан потянулся за пистолетом.

Багдаш странно подмигнул правым глазом и потряс головой.

— Нет! — сказал он нарочито громко. — Просто очень люблю свинину!

— Да что с вами, коммодор? — удивился Юлиан. — Что это вас так корежит?

Прижав тапира коленом к дереву, Багдаш раскрыл ладонь и показал лейтенанту маленький приборчик размером с пульт от телевизора.

— Очень… очень люблю свинину! — повторил он с нажимом.

Ясно, что речь не шла о немедленном убийстве, так что Юлиан оставил в покое пистолет и с интересом стал наблюдать за действиями коммодора.

Тот методично водил приборчиком вдоль имперской шкуры. Сперва косился на лейтенанта Минца, потом увлекся и начал насвистывать сквозь зубы. Фон-барон ёжился и пофыркивал. Ему было щекотно.

Наконец Багдаш выключил свою технику и отпустил тапира.

— Ну что? — с любопытством спросил Юлиан.

— Из багов на нем только блохи, — вздохнул Багдаш. — Можно разговаривать спокойно. В Рейхе не услышат.

— А, — кивнул Юлиан, — так вот что вам от него было нужно.

— Конечно, — ухмыльнулся Багдаш. — Удивляюсь беспечности адмирала Мюрая. Неизвестно откуда взявшееся имперское животное тащит в штаб, даже не проверив на жучки. Как ребенок, ей-богу. А если бы эта скотина передавала информацию прямо Оберштайну?

— Хрю, — грустно сказал тапир.

— Смотрите, — удивился юноша, — он знаком с Оберштайном.

— Хрю, — подтвердил тапир и пошевелил хоботом.

Багдаш задумался.

— Это "хрю" неспроста, — пробормотал он. — Что бы это значило?..

И, запустив руку в шевелюру жестом, который рано или поздно все изерлонцы подхватывали от своего адмирала, зашагал в сторону штаба, шевеля губами. Даже не попрощался.

Юлиан встревоженно смотрел ему вслед.

Адмирал Ян принял чашку чая с бренди и положил ноги на стол.

— Послушай, Юлиан. История знает множество фактов, которым долго не удавалось найти объяснения, и все же впоследствии оказывалось, что никакой мистики в них нет. Конечно, в некоторых случаях никто не узнал, как же обстояло дело, но это еще не повод считать, что не найдется простого объяснения, откуда на станции взялся тапир. Во всяком случае, я не верю в материализацию коллективных галлюцинаций, трансгрессию и самозарождение тапиров в офицерской столовой… Да, коммодор Багдаш? Вы хотели что-то сказать?

— Адмирал, я провел познавательный вечер в поисках информации. Вот справка из популярной зоологической энциклопедии. Обратите внимание на отчеркнутые абзацы. Видите? Наш тапир еще очень молод. Он все еще щеголяет младенческой защитной окраской из пятен и полос, позволяющей детенышу сливаться с окружающей местностью…

— О, — немедленно вставил Поплан, — так его можно не перекрашивать? Подрастет и станет как все мы? Сольется с окружающей обстановкой… Интересно, а галстук завязывать он научится? В целях маскировки, а?

Иван Конев тихо застонал. Багдаш угрюмо посмотрел в сторону пилотов и продолжил:

— Он весит не более ста килограммов… Адмирал, подумайте, что будет, когда он достигнет средних размеров и средней массы в 300 килограммов.

— О, полагаю, джакузи Мюрая будет ему мала, — сказал адмирал, прихлебывая чай.

— Не только. В его шкуре я обнаружил несколько штук крайне неприятных насекомых. Это не электронные жучки, которых я так опасался, но тем не менее это баги. Это одинские мегаблохи, в просторечии именуемые имперскими тараканами, которые часто бывают заражены знаменитым неназываемым вирусом. С ростом носителя вырастут и они. Одна паршивка уже попыталась покуситься на меня, к счастью, я успел ее задавить прежде, чем она вцепилась мне в палец. Как мы и полагали, это диверсия. Умная и подлая. Вообразите, к чему может привести распространение неназываемой болезни на станции. Загрызенные тараканами, мы передеремся между собой, падем духом ниже плинтуса, и в конце концов выжившие сдадутся Рейху с радостными воплями.

Адмирал Мюрай беспокойно пошевелился и нервно поскреб плечо.

— Уже покусали, — сказал Поплан театральным шепотом.

— Заткнись, — одернул его Конев, — у него иммунитет.

— У Мюрая-то? — удивился Поплан. — Откуда?..

— Кхм!!! — сказал Мюрай, но вид у него был явно встревоженный.

— Считаю, мы должны провести полную дезинсекцию Изерлона, — закончил Багдаш. — И немедленно поставить в известность медиков. Опасность нешуточная.

Адмирал Ян тяжело вздохнул и опустил ноги на пол.

— Тапира в карантин. Вместе с адмиралом Мюраем. Всех контактировавших с животным — тоже. Лейтенант Гринхилл, вызовите ко мне начальника медицинской службы.

Фредерика Гринхилл автоматически ответила "Есть, сэр", и пальцы ее забегали по клавиатуре комма. Но думала она вовсе не о начальнике медицинской службы. Если, не дай бог, прекрасного и несравненного адмирала Яна укусил имперский таракан… Больше всего хотелось немедленно пощупать дорогому адмиралу лоб, вкатить вакцину против неназываемого вируса, если она существует, а если не существует… Фредерика скорее умрет, чем позволит адмиралу заболеть! Она придумает что-нибудь! В крайнем случае переловит всех мегаблох поштучно.

Все командование Изерлона сидело по своим квартирам и грустно размышляло о неназываемом имперском вирусе. Медицинская служба проводила исследования, брала анализы и лихорадочно изучала специальную литературу. И пока доктора не вынесли свой вердикт, вся жизнь проносилась перед глазами потенциальных пациентов.

Кассельн метался, думая о будущем своих детей, контактировавших с тапиром. Шенкопф вспоминал, кому из любимых женщин может грозить заражение. Поплан несмешно острил. Дасти Аттенборо от нечего делать начал писать мемуары. Фредерика Гринхилл беспокоилась об адмирале Яне. Адмирал Ян под предлогом борьбы с возможной инфекцией увеличил потребление бренди. Юлиан Минц чинил пылесос. Кот ходил вокруг и ждал возможности напасть на естественного врага снова.

Адмирал Мюрай сидел на коврике в собственной прихожей, обняв Фон-барона, почесывая пятнистую шкуру, и предавался мрачным мыслям. У него было подозрение, что иммунитета у него нет.

Наконец доктора представили доклад.

Вакцина от неназываемого вируса не разрабатывалась в Рейхе, ибо имперская медицина существования оного вируса не признает. Однако статистика показывает, что естественный иммунитет напрямую связан с врожденным раздолбайством. Так что, по-видимому, большая часть военнослужащих Изерлона болезни не подвержена.

Дополнительные исследования показали, что для одинских мегаблох смертельно наличие спирта в крови кусаемого. Дозировка уточняется, но предварительно установлено, что пациент, употребивший однократно полбутылки крепкого напитка (водка, бренди, виски), до протрезвления не только не подвергается опасности заражения, но, напротив, подвергает опасности насекомых.

Выяснить, являются ли представленные образцы мегаблох носителями заразы, пока не удалось, изучение продолжается. Но уже сейчас ясно, что нужно делать для ликвидации опасности.

— Люблю наших докторов, — сказал Оливер Поплан, наливая полный стакан виски. — Ну, здоровье Изерлона, господа офицеры!

— Видишь, Юлиан, — сказал адмирал Ян, доставая бутылку из ящика письменного стола, — алкоголь не зря употребляют уже более пяти тысяч лет.

— Вам, как оказалось, заражение в любом случае не грозило, — проворчал Юлиан, подставляя стакан. — Адмирал, как вы думаете, не стоит ли нам напоить кота?

Кот фыркнул и потребовал валерьянки.

— За успех исследований, коллеги, — сказал начальник медицинской службы, разливая по пробиркам спирт.

Ортанс Кассельн, поджав губы, пропитывала ромом коржи бисквитного торта.

Адмирал Мюрай звякнул стаканом по миске Фон-барона. Тапир блаженно хрюкнул и сунул нос в свою порцию бренди.

— Умница ты мой, — нежно сказал Мюрай. — Сам догадался, едва увидел спиртное. А я, старый дурень, не понял. Кушай, деточка, кушай…

Тапир согласно кивнул и энергично зачавкал.

К вечеру над станцией плыли алкогольные пары и нестройные песни.

— И покуда пьет Изерлонский народ, демократия будет жива! — хором выводили розенриттеры.

— Налей, налей бокалы полней! Бездельник, кто с нами не пьет! — раздавалось из штаба.

— Э-ге-гей, хали-гали! Э-ге-гей, самогон! Э-ге-гей, сами гнали! Э-ге-гей, сами пьем! И кому какое дело, где мы дрожжи достаем! — выпендривались пилоты.

Изерлон протрезвел через несколько дней.

Блохи передохли.

А тапир пропал.

Безутешный Мюрай поставил на уши весь гарнизон. Обшарили каждый куст в парке, каждую трубу в вентиляции и каждую ванну в квартирах. Заглянули под каждый лист на овощных грядках.

— Аннигилировал, — сказал Дасти Аттенборо.

— Развеялся, — возразил Поплан. — Аннигиляция должна сопровождаться взрывом.

— Померещился, — сказал Конев. — Спьяну.

— Ничего подобного! — возмутился Поплан. — Сначала был тапир, а потом пьянка, я точно помню.

— Ты уверен? — спросил Конев.

Поплан открыл было рот — и закрыл. Он понял, что не уверен.

И только кот и фикус в гостиной адмирала Яна точно знали, что им не привиделось. Да кто их спрашивал…