Святослав

Субботнее утро обещало быть солнечным. Святослав Федорович проснулся очень рано, еще в темноте, быстро оделся и вышел в парк. Долгий путь от своих покоев до фамильного кладбища Рудлогов он изучил уже так хорошо, что мог бы пройти его с закрытыми глазами.

Он шел к своей Ирине, как ходил все эти две недели с момента возвращения его во дворец. Приходил, сидел, рисовал наброски, вспоминал. И возвращался к дочерям к завтраку. И старался не реагировать на тревожные взгляды, которыми обменивались родные.

Он сел на скамейку перед могилой, прикрепил лист на планшет, и в утренних сумерках снова стал рисовать. Он никак не мог уловить ту идею, которую хотел воплотить в мемориале. Для него Ирина навсегда осталась юной королевой, которую он впервые увидел в начале своей работы королевским архитектором. Он помнил, как она посмотрела на него — изучающе, внимательно, как улыбнулась, когда приняла решение. Уже тогда в ней чувствовалась совершенно несокрушимая сила. И при этом удивительная, завораживающая, мягкая женственность.

Это он и хотел передать, и никак не мог.

Сбоку раздались шаги, человек остановился, словно в нерешительности. Затем подошел к могиле, положил цветы, сел рядом.

— Я знал, что встречу вас рано или поздно, — сказал Святослав, поднимая глаза на Стрелковского. — Цветы до сих пор передавал сторож, но я был уверен, что вы придете сами.

— Здравствуйте, Святослав Федорович, — спокойно ответил Игорь, не поворачивая головы. — Вы просто поговорить, или случилось что-то?

— Полина пропала, — медленно проговорил Святослав, изучающее глядя на бывшего начальника разведуправления. — В Бермонте. Вчера пришло известие.

Они помолчали.

— И давно вы знаете? — спросил Игорь глухо.

— Да уж девятнадцать лет как, — Святослав усмехнулся. — Она совсем не похожа на меня. Лоб, разрез глаз, нос — все ваше. А потом и характер. Я же помню вас еще по молодости. Та же энергия, страсть к спорту.

Они снова замолчали, глядя на могилу женщины, которую оба так сильно любили.

— Мы тогда год как поженились, — продолжал бывший принц-консорт, — и были счастливы. Я точно был счастлив. А после одной ночи она сильно изменилась. Так, что я думал, что не удержу ее. И потом родилась Полина.

— Я любил ее, — сказал Стрелковский.

— Ее нельзя было не любить, Игорь Иванович.

— Но не уберег.

Снова молчание мужчин, объединенных общим прошлым и одной женщиной.

— Что вы рисуете, Святослав Федорович?

Святослав показал наброски.

— Вот. Но все не то, Игорь.

— Да.

Они еще посидели, думая каждый о своем, и глядя на то, как встающее осеннее солнце прогоняет с кладбища серую дымку, раскрашивает его в золото и багрянец, высвечивает белые камни усыпальниц. Стрелковский ушел первым, не прощаясь.

Чуть позже в доме Майло Тандаджи раздался телефонный звонок. Трубку взяла супруга Майло, и, выслушав звонившего, понесла ее, как змею, в вытянутой руке, к только что проснувшемуся мужу.

— На, — ядовито сказала она, — опять по работе. Какой мне прок от того, что муж большой человек, если я не могу побыть с ним на выходных?

— И тебе доброе утро, звезда жизни моей, — ответил Майло, прикрыв трубку рукой. — Помни мне ноги, жена. А мужу надо работать.

Супруга, выразительно поведя смуглыми плечами, и недовольно блестя темными глазами, все-таки опустилась на кровать, откинула черную косу за спину и принялась за работу. У каждого в их доме работа была своя, и надо было хоть иногда уметь вовремя промолчать.

— Тандаджи, слушаю, — сказал Майло, поощрительно улыбаясь супруге. Что-то она непривычно тихая с утра. Не успели с матушкой поцапаться еще, наверное.

— Здравствуй, Майло, — голос был знакомый, и тидусс вдруг почувствовал давно забытое желание вытянуться по струночке. — Не нужен ли вам полевой агент? Опыт большой, правда, перерыв тоже был существенный.

— Здравствуйте, — ответил действующий начальник разведуправления, делая второй руке знаки жене, чтобы она вышла. Но запас смиренности она на сегодня уже, очевидно, исчерпала. Благо, массаж не прекращала. — А вы, Игорь Иванович, в штат или на конкретное дело?

— Пока на конкретное, — пояснил Стрелковский спокойно, — а там посмотрим. Поставишь меня на поиски Полины Рудлог?

— Понятно, — невпопад ответил Майло. Ему действительно было все понятно, но зачем озвучивать?

— Спасибо, друг.

— Рад, что ты возвращаешься, Игорь. Сегодня хочешь зайти? Тогда после обеда, с утра у меня встреча.

— Нет, мне нужно передать дела в монастыре. В понедельник.

— Буду ждать.

Супруга больно сжала большой палец на ноге, покрутила его.

— Ты еще и уезжаешь куда-то? Что за муж мне достался! Ни отпуска, ни внимания!

— Не сердись, цветок мой сладкий, — привычно ответил Тандаджи, — я быстро.

Жена недоверчиво фыркнула, обиделась.

— Таби, я хочу, чтобы ты улыбалась, — ласково произнес Майло, — ты такая красавица, когда улыбаешься.

— А я хочу в отпуск, — капризно заявила женщина. — С тобой. И без мамы.

Тандаджи выдохнул. С подчиненными и преступниками было как-то проще.

Люк Кембритч

— Ты сумасшедший, — сказал Майло, морщась от вкуса кисленьких ягод брусники, которую ему щедро насыпала содержательница подземного штаба разведуправления, очень благообразная Дорофея Ивановна.

Кто бы мог подумать, что эта старушка еще при папеньке покойной Ирины-Иоанны работала заместительницей тогдашнего начальника разведуправления, и сотрудники опасались ее за тяжелую руку и острый язык. И за прошлое — приятнейшая Дорофея по юности была ликвидатором. В архивах управления сохранился позывной доброй старушки — Черная Мегера, и Люк весело и немного с опаской косился на нее, разливающую молоко из ведра в огромные кружки и что-то про себя напевающую.

Бабушка вдруг подняла голову и посмотрела на него холодными глазами убийцы, и он поспешно отвернулся. Ну её к демонам.

Они сидели на завалинке у хутора и горстями ели красноватую вязкую бруснику, греясь на редком октябрьском солнышке.

— Рыбки не клюют на крючок, — ответил Люк, тоже морщась и доставая сигарету, чтобы заглушить приятным вкусом табака мерзкое ощущение кислятины. Отказаться от угощения он не рискнул. Подозревал, что Майло тоже. — Не верят. А я, признаться, уже устал просиживать задницу у кабинета министра. Надои, удои, корма, зерновые, силос. Я скоро сам замычу, Майло.

— Главное, чтоб рога не отросли, — откликнулся начальник, терпеливо доедающий угощение. — Ты, конечно, рисковый парень, Люк, но после этого не отмоешься.

— Ты меня отговариваешь? — Кембритч тряхнул сигаретой, и пепел полетел на землю. Солнышко грело, и он расстегнул куртку. — Ты ли это, Майло?

— У меня тик начнется, если ты еще что-нибудь сломаешь, артист хренов, — пробурчал Тандаджи, принимая из рук ласково улыбающейся Мегеры кружку с парным молоком. — Я подумаю, дай мне время до завтра.

— Молодой человек, я так и буду перед вами с вытянутой рукой стоять? — неприятно прошелестела бабушка-ликвидаторша. — Берите, курящим молоко особо полезно.

Люк молоко не любил с детства, но поспешно затушил сигарету, пробормотал «Спасибо», взял кружку из крепких старушкиных рук и послушно начал пить.

Марина

«Итак, что мы имеем. Старшая сестра украдена драконом. Вторая умучена королевскими делами. Одна младшая пропала в горах, второй ребенок ходит непривычно угрюмым и собирается бросать учебу. Самая младшая чудит в школе, похоже, превращение из деревенской девчонки в принцессу вскружило ей голову. И только ты бодро шагаешь над пропастью, потому что подсела на адреналин, а заняться тебе нечем.»

Я дочистила зубы, скептически глядя на себя в зеркало. Вчера я проколола уши, сделала сразу шесть дырок, и в мочках, и в хрящиках, и сразу прикупила себе некрикливых сложных серег, цепочек и прочей радости. И сейчас, глядя на свое отражение, впервые подумала, что веду себя, как подросток в период бунта, дорвавшийся до свободы.

Мартину, правда, понравилось, он сказал, что длинные серьги совершенно изумительно сочетаются с моими короткими волосами. Он же не знал, как болели с непривычки мочки и как распухла эта красота вечером. Поэтому сегодня в ушах скромно красовались гигиенические гвоздики.

Утро понедельника, после того, как мы узнали о пропаже Полли, выдалось нелегким. Все выходные искали информацию, надеялись, что сестричка наша быстро найдется. Василина была непривычно тяжела и сосредоточена. Отец рассеян и задумчив. Мариан позавтракал быстро, сухо попрощался и ушел быстро. Опять он переживал все, как свои личные ошибки.

Алина вяло ковыряла ложкой чудную творожную запеканку, и сидела, надув губы. Хотела бы я знать, что у нее произошло. Ребенок отговорился плохим самочувствием, но я еще помнила, как она бегала в школу с температурой, и не верила. Но давить не стала, переболеет и сама расскажет.

Каролина уже ушла в школу, торжественно пообещав, что не будет больше хамить учителям и принимать подарки от одноклассников. Василина долго втолковывала ей, что малявку задабривают не потому, что она такая замечательная сама по себе, а потому, что она сестра королевы. И дети лордов, скорее всего, давно уже науськаны папами и мамами, чтобы подружиться с ней и стать ближе к трону.

У меня в школе подруга была одна, Катька Симонова, и она точно дружила со мной не за какие-то привилегии. Интересно было бы знать, что с ней, кстати. Надо найти, пообщаться. Если захочет, конечно.

Я долго решалась, бродила вокруг трубки, выходила в парк курить, затем все-таки набрала номер главврача.

— Приемная Новикова, чем могу быть полезна?

Интересно, когда это Олег Николаевич успел обзавестись секретаршей?

— Здравствуйте. Могу я поговорить с Олегом Николаевичем? Я бывший сотрудник, Богуславская Марина, по поводу работы.

— Секундочку, — стук трубки, голоса, какой-то скрежет. Главврач прокашлялся, посопел и заговорил:

— Эээээ… Марина… Станиславовна? Чем могу быть полезен?

— Здравствуйте, — повторила я немного нервно. — Олег Николаевич, это я.

— Да-да, эээ, я уже понял.

Я прямо воочию увидела, как он сопит и вытирает лоб платком.

— Я хотела извиниться за то, что пропала так внезапно и подвела вас. Сами понимаете, обстоятельства…

— Да… да, Марина Станиславовна. Какие извинения, что вы. Со мной уже говорили… из госбезопасности. Никаких претензий я не имею.

— Скажите, а в больнице, кроме вас… кто-то знает? — осторожно уточнила я, все-таки не выдерживая и закуривая вторую сигарету. Осенний ветер задувал под домашнее платье, и зубы уже начали постукивать.

— Что вы, что вы… я и сам-то понял… когда отца вашего по телевизору увидел… но никому не говорил, что вы…

Меня этот разговор двух испуганных оленей начинал уже веселить, и как-то полегчало. Несмотря на холод.

— Олег Николаевич, а я вот по какому поводу. Может, вы меня возьмете обратно на работу? Я понимаю, что с обучением я уже пролетела, но ведь опыт у меня есть… конечно я не смогу теперь работать так же плотно, но у нас ведь всегда нехватка персонала, свои смены я буду отводить честно, как все…

Бедный главврач аж икнул на том конце провода, задышал тяжело.

— Марина Станиславовна… я даже и не знаю. Вы же теперь выглядите… да. Как я объясню персоналу, пациентам?

— А мы никому не скажем, что я — это та самая Богуславская, Олег Николаевич, — тоном опытной заговорщицы начала я. — Просто примете меня на работу, как нового сотрудника, и все.

— Да как же так? — разволновался бывший начальник. — Вы же… статус… как вы сможете работать? У нас простая больница, сами знаете. Никаких удобств не сможем создать. Может, в королевский лазарет пойдете? Они не смогут отказать. Да и я как смогу вами командовать, теперь-то?

— Как раньше, — я пожала плечами, забыв, что собеседник меня не видит. Выбросила сигарету, зашла обратно в покои. — Как командовали, так и будете. Я в больнице буду не кем-то со статусом, а сотрудником, таким же, как все. Да, поговорят сначала, потом перестанут. Зато какая вам реклама! Может, инвесторы подтянутся, спонсоры…

Слова о спонсорах задели чувствительные струны начальника, но тот продолжал упорствовать. И я его понимала. Конечно, я могла бы пойти в королевский лазарет. Но мне хотелось, чтобы оценивали мой опыт, а не статус.

— Так не дадут-то нам работать, Марина Станиславовна!

— Михайловна я, — поправила я его. — Извините, продолжайте.

— Да… да, Марина Михайловна! Журналисты будут крутиться, у сестер и врачей интервью брать. Какая уж там работа?

— Зато, может, муниципалитет больничку нашу отремонтирует наконец, — уговаривала я, — если в новостях мелькать будет часто, стыдно им будет. Или, хотите, попрошу начальника отдела госбезопасности, чтобы журналистам в этом отношении кислород перекрыли? Хотя не понимаю, чего вы волнуетесь, ну потревожат нас неделю-другую, потом ажиотаж спадет, а вам такие бонусы пойдут, закачаетесь! Ну, Олег Николаевич? Нужны вам сотрудники или нет? Меня вы знаете, руки у меня по-прежнему крепкие, работать готова, статусом и именем трясти не собираюсь. Захотите на ковер вызвать — смело вызывайте, решите премию дать — давайте. И зарплата пусть будет прежняя, мне много не надо.

— Вы меня без ножа режете, Марина Михайловна, — грустно вздохнул Новиков, и, похоже, тоже закурил. — Знаете же, что отказать вам не смею.

— А вы это бросьте, Олег Николаевич, — строго сказала я. — Вы подумайте, я давить не буду. Если откажете, не обижусь и зла не затаю, и на вашей должности это никак не скажется. Об этом разговоре вообще кроме нас двоих никто знать не будет. Если согласитесь — работать буду на совесть. Подумаете? Попробуете решить без учета изменений в моей жизни?

— Подумаю, — произнес он уныло, и подтекстом звучало «как же их не учитывать-то, голубушка!». Но мне нужна была эта работа, поэтому я не стала отступать.

— Тогда до завтра? Я позвоню.

— До завтра, Марина Михайловна, — согласился он со вздохом.

Я отложила трубку, села в кресло, торжествующе глядя на себя в зеркало будуара. Так-то Марина! Молодец!

Не выдержала и попрыгала немного по гостиной, не обращая внимания на возникающую при прыжках боль в проколотых ушах. Теперь надо донести это до Васи. Момент очень неудачный, но я с ума сойду, если не отвлекусь. В поиске сестер я бесполезна, а так хоть голова и руки будут заняты чем-то важным и нужным. Надеюсь, она поймет и не разочаруется во мне.

Королева Василина в этот момент пыталась понять Марью Васильевну Сенину, которая разменяла уж пятый десяток, служила статс-дамой при ее матери, и вернулась во дворец на свою должность, управляясь со своей вотчиной так умело, будто и не было этого перерыва. Вообще было приятно видеть старые лица в массе новых придворных. Это будто связывало их настоящее с их прошлым. Пусть горьким, но и родным тоже.

— Ваше Величество, — настойчиво говорила Сенина, расположившаяся в ее кабинете, — ваш День Рождения — это национальный праздник. Мы просто не можем не устроить по этому поводу бал и гуляния. Народ не поймет.

— У меня нет никакого настроения, — резко отвечала Василина, — бал сейчас неуместен. Я вхожу в курс дела, и не могу тратить время и на это.

— Простите, — Марья Васильевна слова произносила твердо, но при этом почтительно смотрела на нее, — но время на бал есть всегда. Вы же не хотите, чтобы люди говорили, что новая королева прячется от народа? Тем более что на праздники такого уровня принято приглашать глав дружественных государств, а что может быть лучше для демонстрации их поддержки вашего трона?

— Я не могу этим заниматься, — упрямо повторила Василина. Она нервничала из-за отсутствия новостей, и из-за настроения мужа, и настойчивость придворной дамы была совсем не к месту. — Оставьте меня, Марья Васильевна.

Почтенная статс-дама встала, присела в реверансе.

— Не гневайтесь, Ваше Величество, — вздохнула она осторожно, и Василина с удивлением посмотрела на нее — кто гневается? Она? — Вам и не придется заниматься ничем. Просто дайте свое согласие, и вам останется только надеть платье и выглядеть так же ослепительно, как сейчас.

Василина помимо воли улыбнулась.

— Вы мне льстите, Марья Васильевна?

— Говорю истинную правду, — лукаво ответила опытная интриганка. — Разве можно такую красоту в кабинетах прятать? Покажетесь во всем блеске и величии, чтобы подданные за сердца похватались. Грозная и прекрасная. Символ Рудлога!

— Да прекратите уже, Марья Васильевна, — рассмеялась «грозная и прекрасная». — Делайте, что хотите, но чтобы меня это не касалось.

— Благодарю, Ваше Величество, — степенно отозвалась статс-дама, и, пока Величество не передумала, спешно ретировалась.

Василина посидела в кабинете, с тоской посмотрела на папки с отчетами. Боги, какое же все это занудство!

В груди противно заныло, и она впервые с сожалением задумалась о том, что, возможно, Ангелина была не так уж и права, когда обговорила свободу для сестер. Нет, если б короновалась старшая, по своему праву, то Василина первая бы приветствовала такую предусмотрительность. Но сейчас приходилось мыслить другими категориями. Наверное, было разумнее сразу собрать всю семью под одним кровом, здесь. Как ни странно, дворец оказался на данный момент самым безопасным местом. Во всяком случае здесь еще ни на кого не нападали и не похищали. И никто не пропадал.

Она посмотрела на себя в полированную гладь рабочего стола, тряхнула светлыми кудряшками, отодвинула папки, встала. Надо что-то делать, а то сейчас расплачется. Тем более скоро полнолуние, настроение и так скачет, а еще сестры… и дела… и детей видит мало… и муж пропадает целыми днями.

Зашла в детскую, полюбовалась на спящую Мартину, тихо поговорила с няней о том, когда вводить прикорм, и надо ли ставить уже слушать классическую музыку, или пусть ребенок растет невдохновленным и непросветленным. Тоска никуда не уходила, и она вышла из детской, направляясь туда, где всегда могла получить поддержку и набраться сил. К Мариану.

Муж обнаружился в гвардейском корпусе, опять занимался наравне с солдатами, и королева тихонько понаблюдала за ним, пока солдаты не заметили ее и не стали останавливаться.

— Почему прекратили занятия? Команды вольно не было! — рявкнул Мариан, но, видимо, что-то прочитал на лицах подчиненных, обернулся. — Ваше Величество, приветствую вас. Бойцы?

— Рады служить, Вашество! — рявкнули гвардейцы, вытягиваясь по струнке.

— Надо поговорить, Мариан, — сказала она настойчиво. Он кивнул, отвернулся. Такой мощный и суровый в этом армейском спортивном костюме, что она снова залюбовалась им.

— Майор Васильев, завершите упражнения, — зычно скомандовал он, и от построившихся солдат отошел усатый офицер, ответил «Есть» и встал перед строем.

— Что такое, Василек? — тихо спросил муж. От него пахло потом, и Василина заторопилась, утягивая его в сторону армейского корпуса.

— Тут есть место, где можно спокойно поговорить?

— Что-то срочное? — встревожился он, ускоряя шаг.

— Да, очень срочное, — согласилась она, оглядывая помещение, в которое они зашли. По всей видимости, тут хранился спортивный инвентарь, и хорошо были слышны команды майора «Бегом марш! Десять кругов!» — Очень. Даже не знаю, как тебе сказать.

— Василина, — нервно и сурово проговорил он, и в голосе его все еще слышались командные нотки. — Говори быстро и прямо.

Она обернулась, подошла к нему, прижалась к плечу.

— Мариан, я никак не могу успокоиться. Обними, меня, пожалуйста, — Василина подняла голову, заглянула в глаза, в которых тревога сменялась облегчением и удивлением, снова прижалась к нему, уткнулась носом в руку. — Уммм, как от тебя пахнет… Мааар…

Он сжал ее крепко, так, как ей нужно было, руки немного дрогнули, проскользили по спине вниз. Все понял, конечно. Он всегда ее понимал.

— Все поймут, чем мы тут занимаемся, — пробормотал он, уже целуя ее в шею, задерживая дыхание — она забралась ладонями под резинку спортивных брюк, потерлась об него со стоном.

— Ну и пусть, — прерывисто дыша, ответила Василина, — пусть. Я королева, мне все можно.

А твоя, — она задрала ему футболку, лизнула грудь, царапнула зубами кожу, — твоя прямая обязанность, — он сжал ее еще крепче, взял ее за подбородок, и жадно, головокружительно поцеловал, — ааах, Мариан, — так вот, — строгая юбка поползла вверх, обнажая ее стройные ноги в чулках и скромное белье, — обязанность…

— Ты слишком болтлива, моя королева, — грубовато сказал он, поворачивая ее к себе спиной. — Обопрись, милая. Вот так, василек, расставь ножки… Как ты хороша, Василина, как же ты хороша…

Он уже тяжело дышал сзади, покрывая поцелуями ее ягодицы, прикусывая и сминая их, гладя бедра, и она задрожала, опустила голову, прогнулась. Да, вот так, Мариан, именно так. Как же я люблю тебя.

Не сдержала стона, когда он вошел в нее, и он замер, легко гладя ее по спине, слушая ее дыхание. И начал движение, мощно и без всякой осторожности, сразу бросая ее в водоворот сладкой и такой нужной любви, такой ошеломляющей, что она закусила кулак, чтобы не кричать. И все равно кричала, глухо и страстно, и билась в наслаждении, и чувствовала его крепкое тело, и жесткие руки на бедрах, и неумолимое движение, и слушала его тяжелые, приглушенные порыкивания, как лучшую музыку в мире.

То, что мне было нужно, Мариан.

Знаю, моя королева.

Когда они вышли, занятия уже закончились, и на плацу не было никого. И хорошо, потому что каждый, кто увидел бы их затянутые любовной поволокой глаза, тут же бы все понял.

Хотя, наверное, и так все догадались.

Ну и пусть. Зато она успокоилась.

— Я согласилась дать бал на мой День Рождения, — сказала она ему все еще хрипловатым голосом, когда они уже подошли к семейному крылу дворца.

— Хорошо, — легко откликнулся он, открывая и придерживая дверь в покои, — тебе нужно будет немного развеяться. И отдохнуть.

— Да, — со вздохом согласилась королева, — вроде недавно вернулись от Талии, а будто и не было этой поездки. Тяжко мне, Мариан.

— Ты со всем справишься, — уверенно произнес муж, снимая футболку. — Раздевайся, Василина. Пойдем в душ. Мне нужно после тренировки и… наших упражнений. Побудь со мной еще.

Она успела подумать об оставленных отчетах, да и в теле еще чувствовалась сладкая дрожь от пережитого острого удовольствия. Хотелось лечь, вытянуться, потягиваясь и выгибаясь, как кошка. Но Мариан привлек ее к себе, запустил пальцы в копну кудрявых волос, тихонько сжал, заставив откинуть голову. Прикоснулся губами к щеке, постоял немного так, щекоча ее бородой, вдохнул тяжело. Отпустил и начал раздевать. Глаза его блестели, ноздри раздувались, и он улыбался. И она улыбнулась в ответ, позволив расстегнуть блузку, снять белье. Подождут эти бумаги.

После, когда он вынес ее, ослабевшую и окончательно успокоившуюся, из душевой, сам вытер, одел — потому что сил не осталось вообще, укрыл одеялом и ушел, она лежала и лениво гладила подушку рядом. Мысли были тягучие, легкие. Она вспоминала все случившееся с момента коронации, и, наверное, впервые не чувствовала себя так, будто ее нахождение на троне — чудовищная ошибка. Она справится, не может не справиться. Научилась же она управляться с силой, пусть неуверенно, но принцип поняла, а дальше все дело тренировки.

Мысли плавно перетекли на одну из ее бесед с Иппоталией. Королева позвала ее на массаж, и они лежали рядом, пока массажистки разминали их тела, поливали горячей водой, терпко пахнущей травами, снова мяли, обливали ледяной, потом опять горячей. Серенитка, правда, настаивала на массажистах, но Мариан один раз сказал «Нет» и она почему-то не стала упорствовать.

— Объясни мне, — блаженно прикрыв глаза, спросила Василина, — про эти ваши нейтрализаторы и стабилизаторы. Для меня это загадка, а ты обещала рассказать.

— Дааа, — простонала царица, когда массажистка перешла к пояснице. — Ох, спина моя, спина. Ну, ты понимаешь. После родов я постоянно разогнуться не могла, до сих пор вот страдаю.

— Нейтрализатор, — напомнила молодая королева, послушно переворачиваясь на спину и закрывая глаза — в очередной раз ее облили горячей водой, и в воздухе еще некоторое время стоял пар. Массажистки, тела которых блестели от пота, трудились и словно не слышали их.

— Не можешь никак отдохнуть? — укоризненно проворчала Иппоталия, отфыркиваясь от воды. — Расскажу я, не переживай. Тем более, что тебе знать нужно и пользоваться уметь нужно.

— Ты знаешь, что мы могли бы жить очень долго, если б не держали землю? Сила уходит туда, в почву, в воздух, поэтому и жизнь наша так же коротка, как и жизнь обычных людей. Хотя наш резерв почти тысячекратно больше, чем у магов.

Василина удивленно посмотрела на нее, и царица вздохнула.

— Бедные мои девочки, все растеряли, а все дед ваш, тоже бедный. Он неплохой был мужик, Константин, но никак со своим огнем справиться не мог, вот и пил по-черному. И умер, когда матери твоей было пятнадцать. Ничего передать не успел, да и не пытался, честно говоря. То веселился, то тосковал, баб греб под себя, как кот, удивительно, что у него одна Ирина родилась. Супруга его ушла в мир иной вскоре после родов, да и не женился никак после. Неприкаянный он был какой-то, метался постоянно.

Василина историю своей семьи прекрасно знала, но терпеливо слушала, не перебивая старшую.

— Все дело в нашей крови, в божественной ее части. Боги, да простят они меня, как мифы наши говорят, что-то напортачили на заре времен, так, что земля взбунтовалась. И к людям относились высокомерно, помыкали, как могли. Вот творец и рассердился, и наказал мир менять только руками людей. И только в особых случаях могут они напрямую вмешиваться, и то, после этого несут наказание.

— Это какое? — Василина не представляла, чем можно наказать бога.

— Да кто ж знает? — отмахнулась Талия, поднимая руку, чтобы массажистка промяла бока. — Об этом не говорится. То ли сила уходит, то ли обязаны жизнь прожить в человеческом теле. Много домыслов, а правду и не знаем. Но не об этом речь. Творец, значит, рассердился, и велел воплотиться в людей и прожить жизнь с людьми, чтобы понять их, и дать продолжение своей крови в человеческом теле. Вот ваш Красный жил на территории Рудлога под именем Иоанн, жил с человеческой женщиной, и от него пошел ваш род. И он сделал вашу землю стабильной, потому что спокойно тогда было только в долинах между горами.

— И тело его захоронено в кургане на фамильном кладбище, — сказала тихо Василина, у которой от этих разговоров мурашки бежали по телу, несмотря на горячую воду и сильные руки массажисток.

— Да, да. Пахарь воплотился в Бермонте, который тогда почти весь был покрыт ледником. А он заставил лед отступить, вырастил лес, и до сих пор Бермонты сдерживают холод на всем континенте, не дают вернуться вечной зиме. Но там вообще история таинственная, потому что, по слухам, он овладел своей женой в обличье медведя, поэтому аристократия там и сами Бермонты — оборотни, берманы. И наш милейший Демьян тоже. И твой Мариан, кстати. Суровый он у тебя, как терпишь?

— Да я не терплю, — смутилась Василина, съежившись от потоков ледяной воды, — м-м-мне в-в-все нрав-в-витттся…

— Полегче, безумная, — прикрикнула царица Маль-Серены на массажистку, — гостья у нас непривычная, застудишь еще. Теплее воду бери!

— Да, госпожа, — тихо ответила служанка, послушно поливая Василину горячей. Та чуть расслабилась.

— Йеллоувинь стал домом для Желтого Ученого, который жил под именем Винь Ши, и создал строгую иерархическую систему, и жен у него было много, и наследников. Но там столько провинций, как раз каждому по управляющему. Там были степи, суховеи, зимой земля трескалась от холода, а летом от жары. А теперь — благословенная земля с мягким климатом. А Целитель-Воздух стал основателем рода Инландеров, к коим и относится наш сухарь Луциус, держащий ветер и ураганы, и его брат Гюнтер, который хоть и носит наименование Блакори, к Черному Жрецу кровью отношения не имеет. Жрец тоже воплотился под именем Корвин, но правил недолго, потом исчез. Ну, ты знаешь.

История королевских домов в разрезе серенитских мифов была не столь тяжела для восприятия, как преподававшаяся им при воспитании, и Василина слушала с удовольствием, освежая что-то в памяти, а что-то и узнавая.

— А что насчет вашей прародительницы, Талия?

— Сейчас, сейчас, — Иппоталия со стоном растянулась на столе, поболтала ногами. — Хорошо-то как! Ну, слушай, тем более, что это и на другой твой вопрос ответит, про драконов. Наша Госпожа, Божественная Вода, спустилась к нам под именем Серена, родилась в теле обычной девочки. У нее было много мужей, но рождались только мальчики, первая дочь появилась поздно, и стала ее наследницей. С тех пор мы защищаем весь континент от наводнений и не даем Маль-Серене уйти под воду. Но Госпожа, — с гордостью говорила царица, — не сидела на одном месте. Она много путешествовала, встречалась со своими божественными братьями в человеческих телах. И от одной из встреч, по легендам, с Белым Целителем Воздуха, появился сын, который стал первым драконом. Он поселился в Песках, брал в жены человеческих женщин, и в конце концов женился на младшей дочери Красного. Твоей далекой родственнице. Вот от их союза и пошел могучий драконий род, который смог озеленить пустыню. Я приказала, как и обещала, порыться в архивах, слушай, моя дорогая.

— Слушаю, — откликнулась заинтересованная Василина.

— Такое ощущение, что наши предки уничтожали все, что с драконами было связано. Но кое-что найти удалось. В записях моей пра-прабабки, в наших семейных архивах. По ее словам, почти с начала времен существовал артефакт, Рубин, который нас усиливал. Природа его была неизвестна, Боги по этому поводу молчали. И по шесть лет он проводил в каждой стране, в главном храме, в чаше у подножия статуи Божественного Покровителя страны. Кроме Черного, уж не знаю, почему. И вот пятьсот лет назад камень как раз находился у твоего деда, Седрика. Тогдашний Владыка Драконов, Терии Вайлертин, обратился к нему с просьбой передать им камень вне очереди, на год. Седрик то ли не согласился, то ли попросил отложить передачу, и тогда драконы выкрали Рубин, прямо из храма. Началась война, прапрадед твой был в ярости. И ему помогал блакорийский король, остальные, по словам бабушки, держали нейтралитет.

Королева Рудлога даже перестала замечать руки массажистки — эту страницу истории она не знала. Да и никто не знал.

— Война шла долго, драконы были очень сильны, то ли рубин помогал, то ли сами по себе были могучи. Почти два года длилось противостояние, а бабушка моя пыталась его остановить. Но мужики же… — царица презрительно сморщила нос, — будь там женщины, давно б договорились и все. Короче, все силы иссякли, и под гарантии наследников Богов Красный предложил драконам подписать мир без всяких условий. Должны были присутствовать все аристократические рода, с обеих сторон, чтобы все заверили договор и не осталось тех, кто будет продолжать кровную месть.

— И что? — Василине стало зябко, потому что продолжение она знала, но дослушать надо было.

— А то, что Красный Седрик в союзе с Черным Блакорийцем, запечатал прилетевших подписывать мир драконов в горе. Могу дать почитать, какими словами моя почтенная прародительница этих двоих поливала! — царица хихикнула, хотя момент был трагический. — Я половины бы не воспроизвела, сильна была старушка. Кстати, думаю, после этого род Блакори и прервался. Угасал, угасал, и окончательно угас двести лет назад. То ли драконы успели проклясть, то ли Боги наказали. Сам-то их покровитель, Черный давно не появлялся, да и не привечают его на континенте, не то, что у нас. И у вас в роду стали всякие… неприятности происходить. Думаю, прокляли все-таки. Дальние потомки Черного рассеялись по всему континенту, их мы и называем Темными. К сожалению, никто из них не обладает достаточно сильной кровью, чтобы пройти коронацию.

— Гюнтер хороший правитель, — осторожно произнесла Василина.

— Хороший, да не на своем месте, — хмыкнула Талия.

Василина промолчала, это уже была политика, и нужно было следить за словами.

Массажистки проводили их в купальню, и женщины устроились у бортика, лениво болтая ногами в воде.

— Талия, — не выдержала Василина, — так при чем тут нейтрализаторы?

— Ой, — засмеялась царица, — у меня так бывает, извини. Хочу рассказать об одном, а болтаю совсем о другом, куда мысль уведет. Сейчас, сейчас, милая, только выпью сока, а то горло пересохло совсем.

Она медленно пила, прикрыв глаза, а Василина чуть ли не пританцовывала в воде, ожидая продолжения.

— Кстати, рекомендую, попробуй. Вкусно!

— Нет, спасибо, — вежливо отказалась Василина. — Талия, не томи, я сейчас лопну от любопытства.

— Эх, — сокрушенно вздохнула царица Маль-Серены, — когда-то и была молода и нетерпелива. И так же красива, как ты.

— Ты и сейчас прекрасна, — искренне сказала королева Рудлога, — не скромничай. Талия, я растворюсь тут сейчас и так и не узнаю ничего. Тебе будет стыдно.

Царица снова засмеялась низким, гортанным смехом. Она действительно была великолепна — рослая, пусть в теле, но очень гармоничном, с идеальной грудью, покатыми плечами, со своим прямым носом, прозрачно-серыми глазами, белой, почти голубоватой кожей и иссиня-черными волосами. И только если присматриваться, можно было заметить сеточку морщин у глаз и на лбу.

— Да все просто на самом деле, милая. Все в нашей крови, все от свойств наших божественных прародителей. Гюнтер и Луциус — нейтрализаторы, они идеальные защитники, могут смирить любую стихию. И на них ментальная магия не действует, абсолютно. Бермонт — преобразователь, он может одну стихию менять на другую, пропуская через себя. Наш милейший император Хань Ши — стабилизатор, он управляется с потоками, выравнивает дисгармонию, убирает разрывы. Его кровь способна восстанавливать магов после выгорания, например. Ты, Василина, усилитель, и твоя кровь усиливает любую магию, и ты сама усиливаешь общий щит над континентом. Нам Рудлога очень не хватало… мы можем вместе взаимодействовать, как ты видела… и, конечно, каждый может заменить другого, но это уже будет не то…

— А ты, Талия? — нетерпеливо спросила Василина. Все и правда было просто.

— А я, милая, проводник, — усмехнулась царица, — я могу всю вашу силу замкнуть на себе, и обладаю слабенькими, но свойствами каждого дома. Поэтому и смогла учить тебя.

— А что же делают Темные? И драконы?

— Могу только предполагать, — вздохнула Иппоталия. — Наследники Черного, скорее всего, поглотители, они могут воспринимать чужую магию, увеличивая личный резерв. А про драконов сказать ничего не могу… судя по тому, что мы родственники, возможно, они тоже проводники. А, может, и нет.

— Зачем же им Ангелина? — рассеянно спросила королева Рудлога, которой надоело висеть у бортика, она оттолкнулась и поплыла. И еще она думала о том, нельзя ли попросить императора Хань Ши о капельке крови для Марины…

— Понятия не имею, — честно ответила плывущая рядом царица. — Но, думаю, мы это скоро узнаем. Вариантов масса — может, элементарная месть, может, в заложницы взяли и готовятся к переговорам. Так и не узнали ничего, где она?

— Я только общее направление чувствую, — печально призналась Василина, разворачиваясь и начиная двигаться обратно, — и что жива, а конкретно никак. Ищем, ищем, бестолку. Тандаджи говорит, местные просто отказываются сотрудничать, то ли боятся, то ли еще что. Талия, — ее вдруг осенило, — а ты не можешь ее найти?

— Нет, что ты, — откликнулась Иппоталия, — это только между близкими кровными работает. Ну, между супругами иногда. Никто из наших не сможет, только ваша семья. Но я тебе дам совет, а прислушаться или нет — дело твое, королевское. Найдете — не руби сгоряча, как у Рудлогов принято, разберись. Ангелина не трепетный цветочек, в обиду себя не даст, а вот что драконам нужно — узнать будет полезно.

— Мудрая ты, Талия, — улыбнулась Василина. — И добрая.

— Скажи это моим мужьям, — снова рассмеялась царица. — То-то они при мне слово лишнее сказать боятся.

— А тебе это нравится? — Василина замялась. — Разве не хочется такого, чтобы хотя бы равным был, царица?

— А кто сказал, что такого нет, королева? — таинственно и тихо ответила Иппоталия. — Замуж-то необязательно выходить. Особенно за равного. Ему у меня будет нехорошо, а мне у него. А для всего остального есть телепорты. Мы без правильного мужика срываемся, милая. Нам абы какой не подойдет, нужно, чтобы дурную энергию в постели регулярно выколачивал.

И она так сладко потянулась, выгнулась, что стало понятно, что «дурную энергию» ей «выколотили» совсем недавно.

Разговор стал совсем женским, и Василина открыла было рот, чтобы спросить, о ком речь, и закрыла. Все-таки они не настолько близки. Но любопытно было до жути.

— Но тебе-то это не надо, правда? — остро глянула на нее царица, снова прислоняясь к бортику. — Эх, был бы у маменьки твоей такой, как твой Мариан… хотя Ирина резка была, вряд ли бы потерпела… вот и срывалась…

— В смысле срывалась? — непонимающе переспросила Василина. — Ты имеешь в виду приступы гнева? У Ангелины тоже такое было, а у меня ни разу.

— И гнева, и не гнева, дорогая, — туманно ответила Талия. — Да у тебя и не будет. Не переживай. Пошли-ка лучше пообедаем, я коня готова после этих процедур проглотить.

На волне воспоминаний Василина задремала, согревшись под теплым одеялом. И снилось ей только хорошее.

Мариан Байдек, выйдя от жены, нос к носу столкнулся с Мариной. Она о чем-то раздумывала, стоя в коридоре у дверей королевских покоев, задумчиво кусала губу, и не мешали ее размышлениям ни несколько удивленные охранники, ни проходящие туда-сюда слуги.

— Марина? — тихо позвал он, и девушка встрепенулась, посмотрела на него взглядом, медленно приобретавшим осмысленность.

— А, Мариан. Я хотела с Василиной поговорить, а в кабинете ее не было. Задумалась немного, — она смущенно огляделась. — Она здесь?

Барон Байдек внимательно посмотрел на нее, и она, кажется, занервничала.

— Василина отдыхает, — спокойно пояснил он. — Может, попозже зайдешь?

— Отдыхает? — удивилась она, глянула на часы, которые показывали половину двенадцатого. — Она приболела, что ли? Так я посмотрю, давай?

— Марина, — барону стоило немалых усилий, чтобы сдержать улыбку, — с ней все в порядке. Она здорова и прекрасно себя чувствует, поверь.

— А… — она посмотрела на него, и непонятно, что увидела, потому что покраснела. — А.

— Может, я могу тебе помочь? — вежливо спросил Мариан, приглашая ее двигаться за ним и в который раз поражаясь, как в третьей принцессе совмещается вполне себе циничная женщина и совершенно неоперившийся подросток. — Кстати, я только заметил, ты уши проколола.

Марина потрогала ухо, вздохнула.

— Да. Да, наверное, можешь. Мариан, я хочу обратно на свою работу выйти. Тошно мне тут, я скоро на стены прыгать начну. Хочу сбежать, понимаешь? И не знаю, как Васюте сказать.

«И сбегаешь ведь, — подумал Байдек недовольно, — и я тебя понимаю.»

— И ты хочешь моего совета? — осторожно спросил он.

— Сейчас — хочу, а если б не встретились, сама не подошла бы, — честно ответила принцесса.

— Василина тебя любит и не будет препятствовать, — сказал он, — и ты сама это знаешь.

Охранники у его кабинета поприветствовали их, и Мариан кивнул в ответ, открыл дверь, пропуская девушку внутрь.

— Знаю, — согласилась она, с любопытством пробегая глазами по скромной обстановке. — Тебе тут удобно?

— Вполне, — барон сел за стол. — Марина, если тебе тяжело — выходи, работай. Но я тебя попрошу… лично от себя. Не съезжай пока из дворца.

Она сжала губы.

— Потерпи немного, придворный маг вполне может доставлять тебя в больницу и обратно Зеркалом. Найдем Ангелину, разыщем Полину, и жене не придется тревожиться еще и за тебя. Ей нелегко сейчас.

Он, конечно, отдавал себе отчет, что давит на ее чувство долга. Но одно дело — отслеживать ее перемещения из дворца, и совсем другое — организовывать охрану вокруг квартиры, где вокруг масса людей. Если еще одна сестра пропадет, ему только в фермеры идти. Потому что в деле охраны он оказался совершенно некомпетентен.

Марина молчала, потом кивнула со вздохом.

— Хорошо, Мариан. Пока не съеду… раз ты меня просишь.

До обеда оставался еще час, и, попрощавшись с Мариной, барон Байдек, ныне принц-консорт королевства Рудлог, набрал номер руководителя госбезопасности.

— Тандаджи, слушаю, — суховато ответил Майло.

— Это Байдек. Нужно обсудить кое-что. Можешь зайти?

— Сейчас занят, Ваше Высочество. Но… если есть время, загляни ко мне через полчаса. Хочу познакомить тебя с одним человеком.

Через полчаса он был в Зеленом крыле. И там ему представили Игоря Ивановича Стрелковского, бывшего начальника разведуправления, про которого он был наслышан от Василины и который сыграл немалую роль в спасении его жены.

Стрелковский был высок, сухощав и подтянут, с той характерной осанкой, которая выдавала в нем военного. Спокойный, с острым взглядом, с узким хищным лицом, светло-голубыми глазами и светлыми, коротко стрижеными волосами. Никакой седины, хотя ему уже было под пятьдесят. Коротко поздоровался, пожал руку, представился.

Байдек сразу каким-то внутренним чутьем понял, что ему можно доверять.

— Игорь Иванович берет на себя поиски Полины Рудлог с нашей стороны, — пояснил Тандаджи, наблюдавший за их знакомством с благодушием опытной свахи. — Игорь, тебе достаточно информации?

— Да, — ответил тот, — но мне нужны будут помощники. Менталист, по крайней мере.

— Будут тебе помощники, — согласился Тандаджи. — Мариан, слушаю тебя. При Игоре Ивановиче можешь говорить свободно.

— Сам вижу, — буркнул Байдек. Стрелковский внимательно глянул на него, чуть улыбнулся, и барон вдруг отметил, как похожи эти двое — бывший и нынешний безопасники. Не внешностью — вряд ли можно было бы найти двух более непохожих людей. Мимикой, сдержанностью, экономными жестами. Взглядами.

— Марина хочет выходить на работу. Туда, где она работала раньше. Нужно там все проверить. Посмотреть, как охранять так, чтобы не перепугать всех.

— Сделаю, — спокойно ответил Майло, помечая что-то в блокноте.

— Чуть больше, чем через две недели у Василины день рождения. Будет бал.

— Об этом уже знаю, — сообщил Тандаджи почему-то довольным тоном. — С пятницы. Не вовремя, конечно. Обговорим, барон. У Игоря Ивановича опыт большой, может, он нам что-нибудь подскажет. Да, полковник?

Стрелковский с холодком глянул на бывшего подчиненного, покачал головой и коротко ответил:

— Подскажу.