Магуниверситет вторник

Без десяти шесть в тренировочном зале появились бодрые студенты, и профессор Тротт вздохнул — упорные какие. Вчерашняя доза снотворного едва не заставила его проспать, и сегодня активности не хотелось. Но обещал — значит делай.

— На разминку, — скомандовал он, и послушные молодые бычки побежали по кругу, пока он отстраненно глядел в окно и собирался с мыслями. Сегодня нужно еще успеть сделать концентрат антидемонического репеллента, поговорить с Алексом о деталях его дурацкого плана, доделать, наконец, заказ от министерства здравоохранения. И, если найдется время, усовершенствовать формулу Ловушки, которая вполне может понадобиться. А еще подумать, как ускорить производство реагента, которым можно определить кровь Темных.

Он тревожился за друга. Алекс всегда был чересчур самоотвержен, еще со времен, когда он командовал отрядом боевых магов. Понятно, что он лидер и должен показывать пример, но в этот раз он как-то слишком хитро все придумал.

Хотя Макс крутил ситуацию и так, и этак, и не мог предложить альтернативу. Демонов надо вычислить? Надо. Что делать, если им свойственно уметь маскироваться так, что пока он не активен и не силен — и не заметишь?

Студенты остановились, и он недовольно глянул на них.

— Сегодня будем проверять, как вы реагируете на сигналки, — сказал он. — Парные плести умеете?

— Конечно, — пытаясь отдышаться, заявил Поляна.

— Показывайте.

Да, как он и думал. Стандарт, с силой неплохо, но никакой изюминки.

— Смотрите сюда, — он провел над запястьем, — заработал пальцами, как вязальщица — спицами, — вы ставите слишком заметное плетение. Грубо, очень грубо. Нужно так, чтобы она была незаметна в ауре, и реагировала только тогда, когда вам нужно было. Понятно, как?

— Ага, — пробасил Ситников неуверенно.

— Повторите.

Не получилось.

— Еще раз. Не торопитесь, скорость придет позже. Тут важна точность.

Где-то на шестом разе, вместе с раздражением пришло понимание, что ему точно нравится то, как смотрят на него эти двое, и нравится передавать опыт — не лекциями, а вот так, можно сказать, мастер-классами.

— Еще раз. Поляна, не суетитесь, медленней. Теперь сделайте мне и Ситникову. Будем тренироваться быстро реагировать на зов сигналки. Выйдите за дверь. Я сейчас буду нападать на Ситникова, он — запускать сигналку, а вы — ловить зов, перемещаться сюда и сразу атаковать. Понятно? Идите.

Первая попытка провалилась.

— Ваш друг уже раз шесть успел умереть, — язвительно сообщил лорд Тротт выскочившему из Зеркала Дмитро Поляне. — Почему так долго открываете Зеркало? Пока вы его настраиваете, в вас выпустят вертушку или сеть, и будет вместо одного трупа два. Еще раз, Поляна. Потом вы, Ситников.

После пятой попытки пришлось самому выходить за дверь и показывать на личном примере. Затем он еще раз показал тройное плетение, соединив их общей сигнальной сетью. Затем проверил, как умеют отбивать ментальные атаки. Посмотрел, как ставят щиты, фыркнул недовольно. Объяснил, как усиливать защиту и перенаправлять потоки в ту сторону, откуда идет опасность и где нужно укреплять.

Все-таки общее образование — всего лишь стандартная база, на которую должен прижиться опыт. Когда-то и он был уверен в том, что выпускник седьмого курса уже крутой маг. Увы, реальность быстро доказала, что это не так, и им всем пришлось учиться дальше.

Замученные студенты поблагодарили его и удрали, а он посмотрел на часы. Вдруг страшно захотелось вернуться домой и доспать хотя бы пару часов. Но уж нет. Сначала — репеллент. А потом и все остальное.

Мариан Байдек

Двор готовился к субботнему балу. Уже были разосланы приглашения королевским семьям континента и аристократам Рудлога. Уже начинали украшать залы, уже репетировал оркестр, наполняя дворец предпраздничным звучанием, повара отдавали на пробу лучшие блюда, а дамы готовили наряды. И над всем этим царила первая статс-дама Марья Васильевна Сенина, управлявшаяся с подготовкой к событию года с уверенностью генерала.

Готовилась и страна — печатались флажки и футболки с гербом Рудлог — взмывающем ввысь огненным соколом на золотом и белом фоне, и прочая патриотическая атрибутика, рекламные щиты на улицах и трассах украшались плакатами с изображением Ее Величества Василины-Иоанны и пожеланиями здоровья и долгих лет правления, расчищались площади для ярмарок и концертов, готовились выбирать «королев» городов, и отдыхать — не зря же сделали длинные выходные. По каналам вовсю шли ток-шоу и фильмы о королеве, истории семьи, снова вспоминали переворот и обретение трона. В школах дети сочиняли стихи про королеву, рисовали королеву, писали королеве письма… В общем, национальный праздник должен был пройти с достаточным народным ликованием и восхищением.

А если кто и не разделял их, то осмотрительно помалкивал и занимался своим делом.

Василине еще до завтрака принесли на примерку несколько платьев, и модистки глядели на принца-консорта с любопытством, пока он не сбежал из чисто женского царства. Хорошо, что ему по этикету положено быть в парадной форме, и не надо ломать голову, как женщинам, что же надеть на очередное мероприятие.

Байдек с самого утра обратил внимание на преследующие его взгляды. Восхищенные и одобрительные — у его гвардейцев, с которыми он привычно провел зарядку. Осторожные, оценивающие, сдержанные, где-то испуганные у слуг и мужчин двора. И совсем другие — восторженные и томные у женщин. Молоденькие фрейлины и почтенные матроны одинаково завороженно и игриво поглядывали из-под ресниц, приседая в книксенах перед членом королевской семьи, пока он шагал в Зеленое Крыло.

Мариан старался не кривиться и не задерживаться дольше нужного, чтобы какая-нибудь дуреха не вообразила, что поразила его своим кокетством.

Тандаджи приходил рано, и наверняка уже был на месте. Можно было бы и позвонить, конечно, но зачем лишать тело дополнительной нагрузки? И так во дворце приходилось заниматься в два раза больше, потому что здесь не было холмов, лесных дорог и патрулирования, которые держали тело в форме. Поэтому и использовал любую возможность двигаться.

Тандаджи был у себя, будто и не уходил вчера, после их разговора. Он рассматривал черно-белое изображение человеческого лица, лежащее на столе, и едва уловимо хмурился. Поднял глаза, поздоровался, пригласил зайти.

— Алина в четверг собирается на базу отдыха с друзьями, будет там ночевать, — без предисловий начал Мариан. — Обещала дать телефон зачинщика мероприятия и адрес.

— Знаю, — спокойно сказал начальник разведуправления, — доложил источник в общежитии. И адрес уже знаю, и телефоны, и расположение подъездов, и даже карту местности. И досье на приглашенных есть, — он с тоской покосился на толстенькую пачку папок. Сегодня ответственный должен забронировать там два этажа. Охраним, не беспокойся. Меня другое волнует.

И он постучал указательным пальцем по изображению.

— Фоторобот демона, напавшего на Ее Высочество Полину сделали. Вчера отсылали в Бермонт, король нашел время взглянуть и подтвердил, что похож.

— И что? — поторопил никуда не спешащего тидусса Байдек.

— А то, что этот господин, — снова стук по черно-белому лицу, — очень похож на некоего Романа Дмитриевича Соболевского. И принцессе он представился Романом, не боялся ведь ничего, гнида. Сразу убивать собирался. Господин этот проходит у нас главным подозреваемым по делу заговорщиков, капитан. Мы считали, что он маг, менталист, а он, оказывается, Темный, да еще и с пробужденным демоном… иначе мощь не объяснить.

— Так он жив? — Мариан напрягся.

— Жив-здоров, и ждет нашего побитого Кембритча к себе в гости в четверг.

При упоминании виконта Байдек чуть поморщился.

— Почему тогда бездействуем? Надо его брать.

— Мариан, — наставительно произнес Тандаджи, — его надо не брать, его надо сразу ликвидировать. Но убери мы его сейчас, и не узнаем, кто еще замешан, а, значит, не уничтожим гнездо заговорщиков, а просто отложим исполнение их замыслов на время — пока отойдут от испуга и придумают что-то новое. Поэтому ждем. Поверь мне, мне нелегко это ожидание дается. Я прекрасно помню и знаю, на что способен сильный Темный. И Игорь Иванович помнит. Но тоже понимает, что нужно выждать. Два дня, Мариан. Не зря же Кембритч кровью на полу харкал. Пусть доработает.

— А если его раскроют? — Байдек только сейчас понял, насколько опасны все эти шпионские игры. Все-таки охрана и проще, и честнее. Кто напал — бей, защищай объект.

— Убьют, — невозмутимо и очень равнодушно ответил Майло. — И он это знает. Именно поэтому он сделает все, чтобы не раскрыли. Кстати, я могу надеяться, что Ее Величество примет его извинения и покаяния? Мы, конечно, можем и так озвучить, что примет, но не хочется лишних несостыковок.

Байдек помолчал, вспоминая, как вчера вечером, после ужина, очень осторожно просил жену за Кембритча, и как удивлена и насторожена она была. И все-таки, как всегда, пошла ему навстречу, когда он сказал, что чувствует вину за свой срыв и ему было бы проще, если бы она его выслушала и потом уже определила меру наказания.

Ему было мучительно стыдно смотреть в ее глаза, и все равно он не мог ей сказать. Зная, как она долго боялась чужих людей, думая, что их найдут? Помня, как несколько раз за прошедшее время она просыпалась от кошмаров и плакала у него на груди? Понимая, что страх надолго поселится в ее душе, и, помимо текущих неподьемных забот, она будет нервничать за него, за детей, за сестер и отца?

— Да, — коротко ответил он. — Они с отцом приглашены на бал, и приглашения аннулированы не будут. Но ты должен понимать, что без последствий его представление все равно не останется.

— Мариан, — неожиданно проникновенно произнес начальник Зеленого Крыла, — прости, что лезу в твои семейные дела. Но … не пора ли уже рассказать Ее Величеству и семье о заговоре? Я понимаю тебя, но эта информация сделает их более внимательными и осторожными. Да, мы обеспечиваем охрану, пытаемся предугадать и предотвратить, но ведь идеальной защиты не бывает…

— Я тебя услышал, — сухо сказал Байдек, и было понятно, что он сделает по-своему.

Игорь Стрелковский систематизировал данные о кражах, озвученные Учителем, провел еще один допрос, с другим штатным менталистом. Помощник был деловит, опытен и спокоен, и работалось с ним хорошо. Но мысли все равно возвращались к борющейся за жизнь напарнице в королевском лазарете Бермонта.

Врач, наблюдающий ее, дал полковнику свой телефон, и обещал позвонить, если будут улучшения. Но пока их не было. Но и ухудшений тоже.

«Кризис прошел, — сказал ему вчера врач, — состояние стабильное. Работаем.»

Разговор был короткий — Игорю не хотелось отвлекать эскулапа от его деятельности. Бермонт выдал ему пропуск в городской телепорт Ренсинфорса, чтобы он мог навещать Люджину, и он ждал известий. А пока сам погрузился в работу. Поднял данные о кражах за последние пять лет — именно столько существовала «школа» Учителя. Составил список пострадавших. Непростых людей, совсем не простых. Нужно было встретиться с ними и снять показания, потому что заявлений было немного, и он подозревал, что и к жертвам воров большая часть вещей попала незаконно. Записал скупщиков. Заказчиков. Работа шла, и он погрузился в нее с головой.

Утром он снова приходил к могиле Ирины, принес цветы. Вокруг была уже размечена почва для памятника, а на скамейке, не обращая внимания на холод, все так же сидел Святослав Федорович и рисовал. Он выглядел таким одиноким среди пустоты кладбища, среди серых от серого неба усыпальниц, что Стрелковского что-то кольнуло в груди. Он увидел себя. Пусть у него были руки и ноги, но он был таким же калекой, с одной-единственной страстью.

И снова они молча сидели, глядя на могильный холм. И только перед уходом Святослав спросил:

— Почему ты не сказал ей?

Игорь не стал переспрашивать, кому.

— У нее уже есть один отец, — сказал он глухо, но уверенно, — один и останется. Не я ее растил, Святослав Федорович. Зачем? Ей не нужно это.

Бывший принц-консорт несколько мгновений всматривался в его лицо, затем кивнул на прощание и ушел.

А Игорь вспомнил, что так и не посмотрел, что же все-таки за памятник будет на могиле их королевы.

Сейчас, сидя за бумажками, он то и дело вспоминал произошедшее на склоне Хартовой сопки, и сопоставлял с трагедией в Зале Телепорта. Смитсен явно был сильнее — против него и секунды не продержалось несколько магов. Но и этот… Соболевский. Откуда же они берутся, эти одержимые? Почему одни Темные спокойно живут себе всю жизнь, как обычные люди, а другие — получают такую огромную силу? И как, каким образом с ним можно справиться?

Раздался телефонный звонок. Звонил врач.

— Она вышла из комы и зовет вас, — сказал коротко. — Даю два часа, потом снова усыпим. Поторопитесь.

Стрелковский зашел к Тандаджи, и сообщил, что будет отсутствовать. И что нужно воспользоваться дворцовым телепортом. И уже через час доехал от городского телепорт-вокзала Ренсинфорса до королевского лазарета.

Люджина была бледной, и, несмотря на свои размеры, казалась будто прозрачной и невесомой. Она не заметила его прихода, равнодушно смотрела прямо перед собой глазами, в которых плескалась боль, и сжимала зубы. Мигали и пикали аппараты, но гипса на ней было уже меньше. И дежурил только один виталист.

— Десять минут, — сказал тот шепотом. — Не больше.

— Почему ей больно? — тихо спросил Игорь.

— Телу нужна боль, чтобы понять, где регенерировать, — объяснил дежурный так же тихо, — нельзя все время держать на обезболивающих. Скоро будет укол. Не теряйте время.

Ладонь ее, наверное, единственное, что не было сломано, сжималась и разжималась, и он осторожно прикоснулся к ней, погладил. Пальцы дрогнули, расслабились.

— Игорь, — просипела она, пытаясь повернуть голову. — Игорь.

— Не шевелитесь, капитан, — произнес он ровно, — не надо. Я теперь каждый день буду приходить.

— Принцесса… — она задышала тяжело.

— Жива, — успокоил ее Стрелковский, все еще гладя бледные, какие-то даже синеватые пальцы. Ей оббрили голову, видимо, для операции, и смотрелось это страшно. А ведь были длинные, тяжелые черные волосы, косу заплетала, закрепляла на затылке.

— Мама, — прошептала она через некоторое время.

— Что? — не понял Стрелковский. Склонился над ней, и Люджина чуть улыбнулась, самым краешком губ.

— Маме… позвони, — получился то ли сип, то ли выдох. Вдруг тревожно запиликал один из аппаратов, подскочил виталист, отстранил полковника, в коридоре затопали врачи.

— Позвоню, — пообещал он от двери громко, потому что заскочившие врачи уже суетились вокруг, переговаривались о чем-то. — И к бабушке нашей сегодня зайду.

Она прикрыла глаза, и Стрелковский вышел.

Дозвониться матери Дробжек удалось не сразу. Он, слушая гудки, поглядывал в личное дело напарницы — рядом с графой «отец» стоял прочерк, рядом с графой «мать» — имя «Дробжек Анежка Витановна». И маленькая фотография — крепкое круглое лицо, волосы без седины, так же оплетеные вокруг головы, как и у Люджины, суровый взгляд. Теперь понятно, какой будет Воробей в возрасте.

— Сучья обрезала, — сообщила она в трубку вместо приветствия, и говорила она точно, как топором махала. После первых слов легко представлялся сюжет на тему «Мамаша Дробжек и волки». — Кто говорит?

— Анежка Витановна, это начальник вашей дочери, полковник Стрелковский. Здравствуйте.

Она хмыкнула в трубку.

— Стрелковский, значит? Игорь Иванович?

— Он самый, — несколько удивленно ответил полковник.

— А, — сказала мама Дробжек и замолчала не хуже следователя на допросе, использующего эмоциональный прессинг из пауз и взглядов с прищуром.

— Люджина ранена, — не стал он долго ходить вокруг да около — понятно было, что в обморок на том конце трубки никто не упадет. — Серьезно. Просила позвонить.

— А, — повторила Анежка Витановна еще суровее. — Не уберег, что ли, Игорь Иванович? К тебе же девка ехала.

— Не уберег, — сказал он и снова вспомнил синеватые пальцы и бледное, будто обескровленное лицо. И добавил про себя «снова». — Сейчас она в лазарете. Много переломов. Пока посещение ограничено, но потом сможете приехать, навестить.

В трубке помолчали.

— Жить будет?

— Будет, — произнес он с уверенностью, которую сам не чувствовал. — Вытянет. Люджина сильная.

— Дробжеки все такие, — с грустью поделилась мать. — Ты смотри, отвечаешь за нее, полковник. Сильно не балуй, но чтоб на ноги поставил. Ей еще внуков мне рожать, когда набегается. Понял меня, Игорь Иванович?

Ему впервые за много лет захотелось вытянутся по струнке, и он улыбнулся этому чувству, и этой матери, которая за грубостью прятала и тревогу, и боль.

— Все сделаю, что могу, Анежка Витановна.

Магуниверситет

Алина на большой перемене перечитала посвещенный демонам раздел учебника «Виды и классификация нежити», взятый накануне в библиотеке, и загрустила. Мимо сновали студенты, гулко пели свои песни камены, а она думала и хмурилась, крутя в руках хвостик от косички. Написано было мало, понятно еще меньше.

Начать с того, что ученые путались в видовой классификации, потому что база для исследований была крайне скудна.

Большая часть ученых мужей утверждала, что демонические духи — это нежить, то есть существа, которые некогда были живыми, скончались, и в том или ином виде продолжили свое существование. В случае демонов речь шла о неупокоенных духах сильных магов, которые каким-то образом подселялись к людям и те становились одержимыми, личность менялась, человек буквально сходил с ума — не буйно, а постепенно, незаметно для окружающих. По прошествии какого-то времени подселившемуся духу становилось мало энергии владельца, и он начинал «сосать» энергию у окружающих, тем самым укрепляясь и полностью подчиняя себе носителя. И сила его как мага увеличивалась до сокрушительной. Это была официальная, признаная наукой версия.

Меньшая часть ученых считала, что демоны — это нечисть, то есть духи, никогда не бывшие живыми, либо существующие в мире в виде остатков дыхания Триединого и приспособившиеся жить в реках, рощах, пустынях, горах и поселениях, по каким-то причинам озлобившаяся и захотевшая воплотиться.

Обоим возражали, указывая на несостыковки и не вписывающиеся в схему моменты. Во-первых, демоны «подселялись» только к тем людям, которые унаследовали кровь Черного Жреца. Во-вторых, такие одержимые полностью помнили о своей жизни до проявления демона. В-третьих, появление одного заставляло живущих поблизости Темных слышать голоса, лунатить, видеть кошмары, и даже был зафиксирован случай, когда случался прорыв — так называлось появление нескольких одержимых в районе нахождения первого демона.

Были и совсем уж экзотические предположения о природе демонов, пытающиеся объяснить несостыковки основных версий, и их автор учебника привел без пояснений. Кто-то из исследователей считал, что Темные, становящиеся одержимыми, изначально рождались с двумя душами, и, попав к сильному источнику стихийной магии, вторая душа пробуждалась и начинала доминировать. Другой писал, что демоны суть духи другого мира, прорывающиеся к нам в тех местах, где грань между мирами особо тонка, в моменты геологических катаклизмов или астрономических событий типа парада планет. А Темные просто особо уязвимы для таких духов, потому что их Божественого Покровителя в мире нет.

Интересно, писал автор учебника, приведший все эти теории, что в присутствии духовников, на территории храмов и монастырей Триединого, а также на святой земле — где долго жили отшельники или старцы, или где были зафиксированы чудеса надстихийной природы, голоса утихали, кошмары уходили.

А еще там, где появлялся демон, иногда случались массовые появления нежити — например, вставали кладбища, или старые кости животных вдруг обретали неприглядную плоть и посмертную не-жизнь.

Всего за всю историю, точнее, за то время, когда начали отмечать похожие случаи — за последние пятьсот лет официально было зафиксировано чуть больше десятка демонических проявлений, но все они имели катастрофические последствия. Так, например, семь лет назад проявившийся демон стал причиной переворота в нашем государстве и смерти правящей королевы…

Алина захлопнула учебник, и сидящие вокруг одногруппники с удивлением поглядели на нее. Она смущенно улыбнулась, поправила очки и снова открыла книгу. Там осталось всего несколько строчек.

Во всех зафиксированных случаях демон проявлялся у половозрелых людей, никогда у детей. В большинстве случаев это были мужчины.

И дальше шли отдельные сведения, автор даже не потрудился как-то систематизировать их.

Темные — сильные менталисты, могут насылать сны и кошмары. «Подпитку» определить можно только по последствиям — истощенность жертвы, долгий сон, нервозность, смена характера, проявления злости, непоследовательность. Питаются они только от аур обладающих магическим даром, потому что сами подключаться и манипулировать потоками стихий не могут. Но, замечал автор, это касается только чистокровных потомков Черного. О полукровках трудно предоставить достоверную информацию.

Одержимый силен в деструктивной магии, — Алинка вспомнила описываемую Пол силовую волну, сносящую деревья, вспомнила отлетающих к стенам их защитников семь лет назад, лопнувший мамин щит, — но ему трудно созидать. Но при этом они отличные целители, могут «вытянуть» смерть из смертельно больного. Как и убить простого человека на расстоянии.

Темные, одержимые демоном, крайне живучи, и обладают прекрасной способностью к регенерации, если тело цело. Если их убивают, срабатывает что-то типа посмертного проклятия, природа которого непонятна. В одиночку ни один боевой маг не может справиться с вошедшим в полную силу демоном, за исключением буквально нескольких сильнейших. Поэтому, писал автор учебника, крайне важно нейтрализовывать их до того, как они получат достаточно энергии, чтобы проявиться. И именно для того, чтобы не допустить возможной одержимости, потомкам Черного Жреца запрещалось заниматься магическими практиками.

Все это было так сложно и невнятно, оставляло столько вопросов и сомнений в правдоподобности изложенного, что требовало тщательного анализа. И дополнительных знаний.

Алинка открыла блокнот и пометила себе поискать информацию про Черного жреца, и, если получится, воспоминания очевидцев появления демонов. И еще учебной литературы — сколько найдет. И, возможно, узнать, есть ли кто на континенте, занимающийся демонологией, и попробовать поговорить с ним. Это был бы самый короткий путь.

Мозг ее уже раскладывал по полочкам все прочитанное, сравнивал со своим опытом, составлял вопросы, которыми она вечером будет пытать Полли, и отмечал спорные или непроверяемые утверждения. Таковых было большинство.

Заорали камены о скором начале занятия, и она, аккуратно сложив блокнотик и учебник в рюкзачок, пошла в аудиторию. Впереди было еще две пары, и второй шла физкультура.

А физкультуру Алина не любила.

Вот и в этот раз преподаватели разделили группы — парни остались в зале, на занятия по боевым искусствам, а девочкам пришлось выходить на внутренний стадион университета.

Было солнечно, но холодно, и принцесса угрюмо бежала в хвосте группы по влажной дорожке, покрытой каким-то прорезиненным покрытием, то и дело поправляя очки и чувствуя, как октябрьский ветерок холодит вспотевший затылок. Ладно хоть думалось на бегу легко. Из окон окружавшего огромный стадион университета поглядывали студенты, у которых, видимо, не было пары, и огромные тени от башен падали полосами на все еще зеленое поле. Тут же, в центре стадиона, на полигоне за щитом занимались старшие курсы, тренировали какие-то мощные атакующие заклинания, которых и названия-то Алина не знала. Но поглядывала туда, и мечтала, что через несколько лет и она сможет так же управлять потоками стихий и легко строить классические атакующие модели, типа Вертушки или Тарана.

— Богуславская, — преподаватель подозвала ее к себе, когда занятие закончилось, — если так пойдет дальше, то вы не сдадите зачет. Вы даже подтянуться не можете ни разу.

Алина уныло глянула на свои саднящие ладони, затем на тренера. Мышцы рук ощутимо тряслись после попыток подтянуться.

— Вам нужно заниматься самостоятельно, — женщина строго смотрела на нее, — иначе вас просто не подпустят к квалификации по боевой магии. Вы можете приходить в зал после пар, выполнять простейшие упражнения. Или занимайтесь дома. Времени до конца семестра два месяца, а у вас никакого прогресса.

— Я постараюсь, Наталья Геннадьевна, — пообещала Алина. Тренер кивнула и ушла. А принцесса, пригорюнившись, уселась на скамеечку, подперла щеку рукой. Надо бы идти в раздевалку, потому что ветер дул не слабо, но ей стало очень грустно после разговора с тренером. Тратить время еще и на физические упражнения? А ведь придется…

— Вот она где, — протянул рядом противный женский голос. Алинка подняла голову, заморгала на солнце, не сразу сориентировалась. Ее окружали четыре девчонки, старшекурсницы. Она присмотрелась — вроде одна показалась знакомой, кажется, она была в общаге на той вечеринке, после которой она проспала зачет.

— Ты! — процедила одна из них. Алина щурилась на солнце и никак не могла разглядеть, очки бликовали, и она встала, с недоумением всмотрелась. Это еще что такое?

— Ситникова оставь в покое, страшила, — продолжила плеваться ядом подошедшая. Она была настоящей красавицей, высокая, фигуристая, с «кошачьими» темными глазами и сочными губами.

Алина растеряно улыбнулась, так бредово это звучало.

— В с-смысле, оставь в покое?

— Она еще и рот открывает, заика, — язвительно поделилась с подругами агрессивная старшекурсница. Те мерзко захихикали. А обладательница кошачьх глаз снова напустилась на девушку:

— Таскаться за ним прекрати, мелкота, понятно? На тебя же глянуть не на что, он с тобой только, чтобы мне досадить. Над тобой полунивера смеется. Он мой, понятно?

— А, — принцесса что-то сообразила, — так это ты его девушка, которая от него ушла?

— Как ушла, так и вернусь, — сообщила та, — нос позадирает и все равно приползет. Не с тобой же ему, — она снова оглядела Алину с ног до головы, усмехнулась нехорошо. — Ты меня поняла, девочка? Чтоб духу твоего рядом с ним не было!

Светило в глаза солнце, саднили ладони, болели мышцы, и вся ситуация была так нелепа и глупа, что Алина разозлилась.

— А то что? — четко выговаривая слова спросила она.

Алекс вызвал друзей для разговора. Макс пришел раздраженный — опять его оторвали от лаборатории. Съедентент тоже был зол — в его отсутствие министерство образования Блакории решило устроить проверку Академии, и пришлось писать отчеты, организовывать преподавателей на показательные занятия, тратить время на чиновников, а бюрократия бесила его до невозможности. И только Виктория тихо сидела рядом со Свидерским и слушала.

— Звонил Тандаджи, — сообщил ректор. — Сказал, что обнаружили еще одного демона, судя по всему, очень мощного, и попросил поддержать боевых магов Управления Госбезопасности. На четверг они планируют группу захвата. Просит о встрече в управлении, чтобы ознакомить с деталями.

Мартин присвистнул, мгновенно забыв о кровопийцах-чиновниках.

— Неожиданно, — сказал он.

— Ты что, — резко спросил Макс, — Данилыч? Собираешься участвовать?

— Естественно, — молодым голосом подтвердил Свидерский, и глаза его хищно блеснули. На миг он снова стал похож на себя самого. Тротт сжал зубы, сузил глаза, оглядел друга.

— Ты опустошен больше чем наполовину. Чем ты думаешь?

— Саню поразил маразм, — хохотнул Мартин, но все так мрачно посмотрели на него, что он тоже посерьезнел.

— Я не могу вас просить помогать нашим оперативникам, — Алекс сложил морщинистые руки на стол, — вы с Максом вообще граждане других государств. Но посетить встречу все-таки попрошу, может, подскажете что дельное, когда будем тактику прорабатывать.

— Я с тобой, — хмуро оповестила друга Виктория. — С тобой, — повторила она зло, увидев, что Свидерский собрался возражать. И если кто-то в этом кабинете, — магиня выразительно глянула на Мартина, — еще раз заявит, что я не боевой маг…

Тот покачал головой и улыбнулся. Но глаза были тревожными.

— Это самоубийство, Алекс, — еще раз, очень жестко, попытался воззвать к разуму друга Тротт. — Еще раз спрошу — чем ты думаешь? Если твоя затея с ловушкой имела хоть какие-то логические обоснования — мы будем готовы и на своей территории, то там может случиться что угодно.

— Макс. Там в управлении половина магсостава — мои выпускники, — не менее жестко ответил Свидерский. — Я себе не прощу, если не помогу. Они, в отличие от меня, с демонами не встречались. А ты можешь отказаться, я тебя не упрекну.

Макс нервно дернул ртом, встал, подошел к окну.

— Трусишь, Малыш? — ехидно поддел его Март.

— У меня просто мозгов больше, чем у вас троих вместе взятых, — огрызнулся Тротт, не оборачиваясь. Он из окна башни смотрел вниз, на зеленое поле стадиона. Там, у скамейки, стояла Богуславская — мелкая, со своими косичками, в спортивной куртке. А на нее наступали четыре девицы, с явно агрессивными намерениями. Одна что-то выкрикнула, протянула руку, сорвала с лица первокурсницы очки, бросила на землю, потопталась ногами.

— Данилыч, ты знаешь, что я твою задницу всегда прикрою… — сказал за его спиной Мартин.

Девчонку толкнули, она с размаху ударилась спиной об скамейку, поднялась, сжала кулачки. Мартин что-то язвительно говорил, обращаясь к нему… что?…

— …ты все-таки обратишь к нам свое великолепное холеное лицо, Малыш? Снизойди до нас, о носитель величайших мозгов тысячелетия…

— Мне надо подумать, — сказал Тротт невпопад, открывая окно ректорской башни. И прыгнул вниз.

Алинка зажмурилась от боли в спине, заморгала, пытаясь сфокусировать зрение. Скамейка была добротная, и углы были ощутимыми. От эмоций и злости перехватывало дыхание, девки напротив обидно переговаривались, но странное дело — одновременно в голове шел совершенно холодный мыслительный процесс, итогом которого стали два вывода: «Вот поэтому обязательно нужно заниматься и попросить дома нанять личного тренера» и «С ними не договоришься, поэтому бей.»

И она кинулась вперед, едва видя бывшую Матвея, врезалась в нее, пнула ногой — девица зашипела — успела стукнуть кулаком куда-то в плечо — та просто не ожидала такой прыти — и снова отлетела назад. Засопела, вскочила и повторно бросилась драться. Получила скользящий удар по носу, всхлипнула, опять упрямо бросилась на обидчицу, неумело махая руками. И все молча, сосредоточенно даже.

— Психованная какая-то, — крикнула одна из подружек. — Ну ее, Кать…

— Счас земли у меня нажрется и успокоится, — буркнула злобная красавица, ловко заламывая Алинке руку и одновременно делая подсечку. Али ухитрилась оцарапать ее в падении, и та взвизгнула, сунула руку ко рту — облизать. Наклонилась вперед, уже подняла ногу в остроносой туфельке, чтобы ткнуть каблуком в ладонь упавшей сопернице, да так и застыла.

— Ой, — сказали над головой принцессы, которая примерялась, как бы вцепиться в эту ногу и завалить нападающую на землю тоже.

— Фамилии, — произнес за ее спиной холодный голос Тротта.

— Богуславская, — пробормотала она, поднимаясь и пытаясь сфокусировать взгляд. Одежда вся была в грязи. Старшекурсницы стояли застыв, как на параде. Обернулась.

— Вашу я знаю, — противно поморщился инляндец. — Фамилии, студентки.

— Мамаева, — промямлила зачинщица.

— Волкова. Ставицкая. Перелес, — хором сообщили ее подруги.

— Курс? — так же безжалостно осведомился профессор.

— Седьмой, — пролепетала бывшая Матвея.

— Я сообщу в дисциплинарную комиссию о том, что вы затеяли драку, Мамаева. Вы знаете, что это запрещено правилами Университета. Свободны, — скомандовал он.

— Она первая начала, — очень натурально возмутилась красивая стерва. Ее подруги, видимо, более умные, уже потянулись к выходу со стадиона. Оттуда бежали две фигуры, но Алинка не могла рассмотреть, кто.

— Первая? Богуславская? — с замораживающим сарказмом уточнил Тротт и семикурсница стушевалась, опустила голову. — Свободны, я сказал. И на вашем месте я бы теперь вел себя в университете очень скромно. Если повезет и вас не исключат.

Девица еще раз глянула на Алину — та подняла свои очки, изломанные, с выпавшим стеклом, — развернулась и побрела по дорожке к университету. Принцесса вздохнула и, прихрамывая и щурясь, пошла за ней.

— Что, не хотите попросить и за них тоже? — раздался сзади ехидный голос мерзкого-Тротта. — Вы же добренькая.

— Я не настолько добренькая, — буркнула она зло и похромала дальше.

Макс поглядел ей вслед, хмыкнул, открывая Зеркало. К студентке подбежали два каких-то парня, точно, одногруппники, были у него на занятиях. Один предложил руку, другой пошел вперед — за ускоряющейся семикурсницей. Видимо, намечался серьезный разговор. Удивительно, такая мелкая со своими острыми коленками и постоянно бьющимися очками, а вокруг вон сколько кавалеров вьется. Один Ситников чего стоит.

Он вышел в кабинете, оглядел картину «трое у окна». Выражение лиц было самое разное — от недовольного у ректора до приторно-смешливого у Съедентента. А Вики смотрела с восхищением.

— Данилыч, дай сигарету, — попросил Макс. — Все видел?

Ректор напряженно кивнул, отошел от окна.

— Интересный способ у тебя думать — в полете. Пташечка Макс, — не удержался Мартин и гнусно заржал. — А вообще ты молодец. Хвалю.

Тротт не обратил на него внимания.

— Алекс, — Свидерский взял с полки пачку, зажигалку, протянул ему, — запиши фамилии девиц. Что у тебя за бардак творится? Бабские драки, пьянки в общаге. Неудивительно, что тут демоны завелись.

— Спасибо, — напряженно ответил ректор, делая себе пометки, пока Макс озвучивал данные нападавших и закуривал.

— Я послушаю Тандаджи, — наконец сказал Тротт. Мартин довольно подмигнул.

— Все-таки у тебя в штанах не все усохло, Малыш. Умеешь же быть мужиком, когда захочешь.

Тощий черноволосый Олег проводил Алину до раздевалки, подождал, пока она примет душ, переоденется, и буквально под ручку довел до ожидающей ее машины. Ивара видно не было — видимо, воспитательная работа с бывшей Матвея продолжалась.

Алина осторожно покрутила ногой — поднывает, но терпимо. Подумала набрать Матвея, сегодня она его не видела, пожаловаться. И не решилась. Не захотела расстраивать.

И дома ничего не рассказала. Только подошла к Мариану и попросила нанять ей тренера по самообороне.

— Что-то случилось? — внимательно спросил принц-консорт. Она перед этим тщательно оглядела себя в зеркало — нос чуть распух, но не сильно, так что следов драки, если не присматриваться, не было. Но в том-то и дело, что Мариан всегда все замечал.

— Н-нет, — сказала Алина немного нервно. — Просто не успеваю по физподготовке. Очень нужно. Поможешь?

— Конечно, — уверенно ответил Мариан и все-таки задержал взгляд на ее лице. — Так с кем ты подралась?

Алина уныло рассматривала свои коленки, потом подняла глаза.

— Ни с кем, — сказала она упавшим голосом. — На стенку налетела неудачно.

Барон покачал головой.

— Опять начнешь настаивать, чтобы я дома сидела? — тревожно спросила Алина. — Или чтобы за мной таскался хвост охраны?

Мариан сидел с каменным лицом, стараясь не улыбнуться — уж очень Василинина сестричка испытующе глядела на него. Напомнила Тандаджи.

— Что, — поинтересовалась она, сверкая пронзительным взглядом, — уже таскается? Охрана? И кто? Ивар с Олегом? Матвей? — тут голос ее дрогнул.

— Имен не знаю, — честно ответил барон Байдек. — Можешь поинтересоваться у Тандаджи.

— И поинтересуюсь, — твердо заявила пятая принцесса.

— Я пришлю к тебе виталиста, — сказал принц-консорт со вздохом. — И завтра будет тренер. Научит тебя… избегать стенок.

Майло Тандаджи не любил удивляться. Если тебя что-то удивило, значит, ты этого до сих пор не знал. А ему было спокойнее, когда он знал все. Или хотя бы предполагал.

Тидусс сделал себе мысленную пометку поработать с гордыней — этому прекрасно способствовал коврик с гвоздями, на котором тело закалялось, а разум учился управлять низменными страстями, и снова посмотрел на пятую принцессу дома Рудлог.

— Господин Тандаджи, — повторила она твердо, хотя щеки алели от смущения, — я жду имен. Кто приставлен охранять меня в университете?

— Ваше Высочество, — сказал он невозмутимо, — а кого вы подозреваете? Скажите имена, а я отвечу, да или нет.

Принцесса нахмурилась. Вот выдерживать лицо без эмоций она не умела.

— Нет, не пойдет. Я скажу, а потом окажется, что группа охраны больше.

Они посмотрели друг на друга — скрестились невозмутимый взор оливковых глаз начальника разведуправления, и очень похожий сейчас на прищур опытного снайпера взгляд Алины Рудлог.

— Давайте сойдемся на компромиссе, — Тандаджи дипломатично начал переговоры. Светить всю охрану очень не хотелось. Мало ли что этим Рудлогам может в голову прийти.

— Я слушаю ваше предложение, — деловым тоном заявила пигалица в очках.

— Вы называете имена, я говорю да или нет. Если вы назовете не все, я честно сообщу, что охранников больше.

Она покрутила носом, поправила очки, задумалась.

— Хорошо. Ивар Олейников?

— Да, — ровно ответил Тандаджи.

— Олег Торинский?

— Да.

Она поколебалась.

— Матвей Ситников?

— Нет, — сказал Тандаджи, и девчонка заулыбалась.

— У меня все.

— Это не вся охрана, — как и обещал, сообщил Тандаджи.

Она серьезно кивнула.

— Я все равно вычислю. Спасибо вам, господин Тандаджи.

Встала и вышла, со своей прямой спиной, мелко топая ногами в кроссовках.

— Не сомневаюсь, — пробормотал Майло, с тоской глядя на свое отражение в окне справа от рабочего стола. Впереди была встреча со Свидерским и его коллегами, и он уже продумывал, как развести принцессу, не желающую быть узнанной, и ее преподавателей. Хотя… любопытно было бы посмотреть на выражение их лиц. И это решило бы массу проблем.

— Да, кстати, — в дверь просунулась голова вернувшейся Алины, но Тандаджи даже не дрогнул, — вы ведь не сообщите Василине о дневном происшествии?

— Если спросит — сообщу, — ответил он, незаметно поглядывая на часы.

— Ну тогда я могу надеяться, что если НЕ спросит, не сообщите? — мило поинтересовалась краснеющая студентка.

— Можете, Ваше Высочество, — покорно согласился тидусс.

Она просветлела и ушла. А начальник управления госбезопасности Рудлога подумал, что через несколько лет, когда эта краснеющая девочка заматереет, из нее получится очень цепкая и зубастая пиранья.

— Малявочка, ну почему ты не позвонила мне? — укоризненно и расстроенно басил в трубку Ситников. Алина сидела над домашним заданием, слушала его и одновременно перерисовывала схемы дополняющих друг друга заклинаний и тех, что ни в коем случае нельзя было использовать в сцепках. За окном было уже темно, над столом горела лампа, и глаза побаливали и требовали отдыха— училась она сегодня много и быстро, потому что хотела закончить к ужину.

— Мне парни рассказали. Я-то сегодня отпросился у куратора, у матери был, помочь надо было с переездом. Ты не волнуйся, она к тебе больше не подойдет, — мрачно и очень по-мужски пообещал Матвей. — Я с ней поговорил жестко и предупредил.

Алинке Матвей казался таким мягким и добрым, что она совершенно не представляла, как он может с кем-то «жестко поговорить.»

— А почему вы расстались, Матвей? Вы долго встречались? — с любопытством спросила принцесса, зажав в зубах карандаш и стирая ластиком неудавшуюся схему. Произнесено было невнятно. То ли из-за этого, то ли из-за самого вопроса семикурсник замолчал. Потом поинтересовался:

— А тебе интересно, малышка?

— Конечно, — горячо заверила Алина, — очень. Если только тебе не неприятно рассказывать.

— Сейчас уже нормально, — откликнулся Ситников. — Все просто. Встречались мы с пятого курса.

— Долго, — рассеянно пробормотала принцесса, выключая лампу и снимая очки. Потерла глаза кулаками. Взяла учебники и аккуратно выставила их в огромный книжный шкаф, который медленно, но верно заполнялся литературой.

— Долго, — согласился Матвей. — Я сам с юга, а Катюха отсюда, из Иоаннесбурга. Она очень хотела, чтобы я не шел служить. Ну а я всегда об этом мечтал. А ведь там как распределят… в город, а могут и в гарнизон какой. Вот и требовала, чтобы я отказался от этой идеи. А как отказаться от мечты, Алиш?

— Никак, — поддержала она друга, скидывая домашние тапочки и забираясь с ногами в кресло.

— Вот она и решила шантажировать. Либо, сказала, остаешься в столице, либо я от тебя ухожу.

«Вот дурочка», — подумала Алинка, расплетая свободной рукой косичку.

— А я понял, что, получается, город она любит больше меня. Понимаешь, малявочка?

Голос у него был гулкий, и приятно было просто его слушать.

— Понимаю, — сказала она. — Если б я любила, то я бы куда угодно поехала.

— Угу, — как-то потерянно произнес Матвей. — Ты, кстати, поедешь со мной на базу?

— Да! — радостно крикнула принцесса в трубку и засмеялась.

— Хорошо, — парень тоже хохотнул в ответ. — Малявочка, — вдруг спросил он, — а хочешь, я сейчас к тебе Зеркало открою? Напоишь меня чаем, я посмотрю, как ты живешь. Могу шкаф передвинуть. Если надо.

Алина покраснела, нервно огляделась. Да, эти покои при всем желании за скромную квартирку не выдашь.

— М-матвей, понимаешь… у меня сестра… — промямлила она, жутко переживая, что он обидится.

— Ладно, — покладисто пробасил он, — тогда завтра увидимся. Ты только не сбегай после пар сразу, ладно?

— Хочешь погулять? — догадалась принцесса.

— Увидеть тебя хочу, — признался Матвей. И замолчал напряженно. Алина улыбнулась. Она ему точно нравится!

— Увидимся, обязательно, — она поболтала ногами, закинула их на подлокотник кресла. — Я тоже соскучилась.