Бермонт

Колдун Рибер узнал о смерти Бьерна Эклунда в тот момент, когда это случилось. Накануне, когда берман спал, темный поставил на гостя простенькую следилку, определяющую, бьется сердце или нет.

Пульсация на его запястье прекратилась около двух ночи, и Рибер еще несколько минут прислушивался — не показалось ли, не начнет ли тонкая линия снова наливаться силой. Не начала. Он вышел из дома, на мороз и измученно опустился на скамейку у заиндевевшего окна своей хижины. Схватился за голову. В груди противно, виновато ныло — и он вспомнил теплый хлеб берманской жены, его сыновей, в младшего из которых он вложил столько собственной виты, что вполне мог назвать его и своим тоже.

Людвиг сделал все, чтобы отшельник победил. И если не случилось — значит, смерть его была предрешена.

Но внутри все равно было вязко и муторно.

Через забор, со стороны белого леса полетело воронье — под светлой луной, на фоне деревьев они с пронзительными криками садились у его ног и молча, обвиняюще глядели на Черного. Пятна сажи на светлом мерзлом покрове.

— Надеюсь, ты зачтешь мне спасенных мною за одного погубленного, — тихо произнес он птицам. — Мне жаль.

Птицы все слетались, и он спустился в погреб, вынес им старых костей. Теперь осталось только дождаться утра. Если Бермонт не заражен и жив — значит, будет еще больше жертв.

Он еще посмотрел на словно взбесившихся воронов, с шипением и клекотом рвущих друг у друга поживу — и движением руки открыл Зеркало.

— Исполнитель мертв, — проговорил он недовольному тем, что оторвали от работы, собеседнику. — Но если успел достать Бермонта — то варианты есть. Я узнаю завтра.

— Используйте все возможности по максимуму, — сухо ответил маг. — Нужна помощь? Я посмотрю, кого можно оторвать от объектов.

— Пока нет, — один из воронов вспрыгнул колдуну на колени, затрепетал крыльями у Зеркала, закаркал пронзительно — и Рибер попрощался, закрыл портал и еще долго сидел на морозе, поглаживая нахохлившуюся горячую птицу по крыльям и отпихивая ногами ее наглеющих и вечно голодных собратьев.

Иоаннесбург

Игорь Стрелковский был в Управлении в три ночи. Тандаджи, так и не ложившийся спать, кратко рассказал ему о случившемся. О том, что ее величеству Полине-Иоанне требуется защита и личная гвардия.

— Нужно было сразу мне звонить, — резко сказал Игорь.

— Времени не было, — пожал плечами Тандаджи. — Меня Байдек, видимо, по привычке набрал, хоть это и твоя вотчина.

— Я сам пойду с отрядом, Майло. На нее наверняка будут давить. Ей там нужен человек, который не просто будет стоять за плечом, но и поможет советом.

— Я так и понял, Игорь. Я возьму на себя твой отдел, пока ты будешь в Бермонте.

Стрелковский с благодарностью глянул на друга. Тандаджи вид имел сонный, почти медитативный, и только черные глаза смотрели остро, как обычно.

— Кроме гвардейцев нужно человек пять агентов. Чтобы не только охранять, но и иметь возможность собирать информацию.

Тидусс улыбнулся уголками губ, протянул ему лист с краткими выписками из дел. Стрелковский быстро пробежал список глазами, кивнул.

— Все подходят. Спасибо, Майло. Я с утра отправлю запрос на переход в Бермонт.

— Удачи, Игорь, — Тандаджи помолчал, словно увлекшись наблюдением за вяло плавающими рыбками и спросил словно невзначай. — Что с Дробжек? Она бы тебе пригодилась.

— Она у матери, больше негде, — ровно ответил Стрелковский, хотя внутри, как обычно за последние дни, кольнула дурная вина, щедро замешанная на стыде. — Я сегодня собирался ехать решать вопрос с ней, но видишь, как получается.

— Я могу позвонить ей и прислать к тебе, — предложил тидусс.

Игорь взглянул на часы.

— Нет, Майло. Это только мое дело, прятаться за тебя я не буду. До утра еще время есть. Подними телепортиста, пусть будет готов забрать меня с Севера. Она сама Зеркала только на очень небольшие расстояния может открывать. Поговорю. Не согласится — возьму другого, хоть и не хотелось бы. Поеду. Все равно до утра ничего не решится.

Тандаджи сложил пальцы домиком и смотрел на него так одобрительно, будто не он был учеником Игоря, а совсем наоборот.

Полковник Стрелковский перешел штатным телепортом до Лесовины. Там его уже ждал телепортист, перенесший его в самое ближайшее к дому Люджины поселение, в котором могли добыть штатный листолет. Он поднялся на борт двухместного полицейского аппарата, похожего на небольшое вытянутое яйцо с острым носом — если смотреть снизу, то смотрится как липовый лист — и бодрый водитель, выжимая по-максимуму, понес Игоря Ивановича над заснеженными, тихими лесами Севера, над плоскими льдами белых озер и над редкими, разбросанными по территории огнями хуторов и деревень. Хорошо, что Люджина жила не в предгорьях — иначе листолетом бы не добрался.

Летели долго, больше полутора часов — Стрелковский, умеющий спать в любых условиях, прикорнул под глухое бормотание радио и незатейливые песни. В салоне пахло пластиком и совсем немного — маслом и кофе. Звонил Тандаджи — вернулась королева, вызвала его и дополнила информацию о происшествии, кандидатуру Игоря на командование гвардией одобрила, приказала отчитываться каждый день. После звонка полковник снова погрузился в полудрему под убаюкивающий свист листолета.

Свои ошибки, чужая боль — тяжелый груз на совести. Да и нельзя выходить на опасное дело, не закрыв долги. Как бы ни сложился разговор с напарницей, он обязан сделать, чтобы она не держала на него зла. Пусть такого общения, как раньше, больше не будет.

Жаль, что не будет.

Не сказать, чтобы он скучал или тосковал по Дробжек — после поездки на остров все чувства у него стали приглушенными, ушла резкость и острота, и он, привыкший тащить в себе неподъемную тяжесть, словно лишился части души. Но дом его снова казался пустым. Оказывается, он привык к знанию, что напарница где-то рядом, что вечером они, если он не задерживается на работе, обязательно поговорят за ужином. Не хватало ее спокойствия и ясности мысли, мнений, которые она высказывала и которые могли подтолкнуть его к решению, периодически прорывающейся и удивляющей его иронии — и упорства. Как-то увереннее он стал держаться на земле, пока напарница была с ним, словно именно она удерживала его в мире.

Да уж, Игорь Иванович, Игорь Иванович. Что бы ни было — Люджина женщина и боевой товарищ. А ты и женщину обидел, и товарища ударил. Натворил ты дел. И, главное, как за это извиняться? Что сказать?

После бурной ночи на Маль-Серене в нем что-то надломилось. Любовь все еще была с ним, как и тоска, но не в нем, а рядом — и окунуться так же безоглядно, как это случалось раньше, не получалось. И он остро чувствовал потерю и пустоту внутри. То, что столько лет составляло смысл его жизни, разбилось, разлетелось осколками. Теперь воспоминания о королеве неизбежно тянули за собой и другие, недавние, горячие и злые, заглушались голосом совести. И никак ему было не вернуть равновесие.

— Через минуту будем на месте, господин полковник, — сообщил пилот, замедляя ход. Игорь выглянул в выгнутое стекло окна — листолет двигался над небольшим замерзшим озерцом с хорошо заметными в лунном свете темными квадратами прорубей и голубоватыми наплывами льда. Впереди стоял небольшой деревянный дом с пристроенной баней. Из труб прозрачным маревом струился дымок, спускался на снег и лениво растекался по земле серым туманом. Ему даже показалось, что в кабине запахло гарью.

Листолет мягко приземлился на снег. Пилот открыл дверь, с шуршанием опустился вниз трап, и Стрелковский сошел на мерзлую землю. Было очень тихо. Двор был вычищен, к стене дома у массивной двери были прислонены широкая лопата и лом. Рядом с жилищем виднелись какие-то хозяйственные постройки. Все казалось довольно крепким, будто тут работала не одна пара мужских рук.

Игорь запахнул пальто — мороз сразу принялся покусывать сквозь зимние ботинки, через одежду — и направился к дому. За его спиной почти беззвучно поднимался в небо листолет.

Стук в дверь гулко разлетелся по всем окрестностям, будто он в барабан ударил. В доме словно не было никого — но вскорости раздались шаги, дверь распахнулась, выпуская теплый парок с запахом молока и хлеба, и на пороге выросла Анежка Витановна, закутанная в шаль.

— Явился-таки, — грозно сказала она и хрустнула костяшками пальцев. — Что ж ты так-то, Игорь Иванович?

— Я за Люджиной, — проговорил Стрелковский — и не выдержал колкого взгляда северянки, опустил глаза. — Поговорить хочу.

Мать напарницы пожала плечами, отвернулась и через плечо бросила:

— В коровнике она, скотину доит. Иди, говори.

В дом она его не пригласила.

Коровник тоже был большим, добротным, как и все вокруг. Запах прелого сена и навоза полковник почуял за несколько шагов до входа — и вокруг лежали соломинки, втоптанные в снег. Помедлил чуть, толкнул дверь, подбитую снизу войлоком и оттого шедшую тяжело, вошел и аккуратно притворил ее на место.

Здесь запах животных был гуще, душнее, но и сеном пахло приятно, уютно и тепло. Из-за тонких воротец слышался звук бьющих о жестяное ведро струй и успокаивающий скотину голос Люджины. Коровы притоптывали, вздыхали, где-то в углу блеяли козы.

— Мам, я скоро закончу, — раздался голос напарницы, — ты чего пришла?

— Капитан, это я, — Игорь открыл дверцы, зашел внутрь. Северянка, в толстом платке, которым были обвязаны волосы, в каких-то войлочных штанах и стеганой куртке, поверх которой был накинут белоснежный халат, взглянула на него с хмурым удивлением. Не ожидала. Но не остановилась — так и продолжала, ловко, уверенно доить пеструю, пузатую и мордастенькую коровенку. Молоко в ведре так и пенилось.

— Здравствуйте, Игорь Иванович, — спокойно сказала она. — Рано вы. Не спится?

— Я собирался приехать позже, Люджина, — Игорь взял скамеечку, висящую на стене, сел на нее. — Но появились срочные дела.

Капитан слушала вполоборота, поглядывая то на него, то на вымя, ритм не сбивала.

— Извините меня, Люджина, — покаялся Стрелковский. — За мое поведение. За слова. Я был неправ. И опьянение меня не оправдывает. Я очень виноват перед вами.

— Я не обижаюсь, Игорь Иванович, — ровно ответила Люджина. Словно и не было ничего.

— Я сделал вам больно, — осторожно сказал он. Выяснять, так уж до конца.

Она равнодушно усмехнулась.

— Бывало и больнее. Вы, полковник, уж извините, конечно, мужчина тяжелый и активный, но демон меня раскатал куда серьезнее.

Ровное журчание молочных струй вдруг сбилось — руки ее дрогнули, и он со всей отчетливостью понял, что за бравадой этой нет спокойствия.

— И вы меня извините, что поставила вас в неприятную ситуацию, — продолжала северянка сдержанно. Взглянула на него. — Забудем об этом, полковник. Что-то еще?

— Вы планируете возвращаться в управление? — спросил он. Вроде все слова произнесены, а внутри тяжесть осталась.

Вторая корова низко замычала, переступила ногами.

— Нет, — сообщила Люджина. — Хочу догулять отпуск и подать рапорт на увольнение. Вернусь в армию.

Стрелковский рассерженно постучал пальцами о стену.

— Не глупите, Дробжек. Из-за одного инцидента рушить карьеру? Это смешно. И я ведь буду виноват. Я и так виноват. Извините, я не могу этого позволить.

— С вами я не смогу работать, — озвучила она то, что он и так знал, — обязательно будет неловкость, недосказанность, а между напарниками их быть не может. С кем-то другим — возможно, но зачем? Таких специалистов, как я, в Управлении навалом, а вот в частях нас не хватает. Здесь я нужнее.

Игорь встал, подошел к ней — и Люджине пришлось остановиться, задрать голову. Лицо ее казалось осунувшимся — но, может, это освещение?

— Сейчас вы нужны мне, капитан. Есть срочное задание в Бермонте, а притираться к новому менталисту и напарнику некогда. Мне нужен тот, кому я доверяю. И как раз у вас будет время подумать, принять взвешенное решение. Если решите после этого уходить — я держать не буду. Но еще раз скажу, что считаю необходимым, чтобы вы остались в Управлении.

Она отставила тяжелое ведро, ополоснула из таза вымя коровы, насухо вытерла его и начала мазать каким-то кремом. Мазала медленно — корова недоуменно поворачивала рогатую башку, словно удивляясь. Люджина думала, и полковник едва удержался от нетерпеливой ходьбы по помещению. Наконец, она подняла голову.

— Что за дело, Игорь Иванович?

В дом они вернулись после того, как Игорь ознакомил ее с задачей и получил согласие. Там было тепло и тесно — свисали с потолка связки лука, пахло сушеными яблоками, хлебом и квашеной капустой. Анежка Витановна, добрасывающая дрова в печь, недобро сверкнула глазами на гостя, взяла у дочери ведро и стала аккуратно переливать молоко сквозь марлю.

— Мне помыться надо, от меня коровником несет, — Люджина открыла тяжелый сундук, достала полотенце. — Придется подождать, полковник. Мам, накорми гостя.

Анежка Витановна фыркнула — но чайник на печь поставила, отрезала ломоть свежего белого хлеба, намазала желтым маслом, выставила светло-желтое варенье.

— Крыжовник, — сказала она, звякая ложкой о блюдце. — Люджинка летом собирала. Сладкий у нас растет, как сахар. И витаминов много — для головы полезно.

Налила ему огромную чашку пахнущего ягодами чая и вышла на улицу, громко хлопнув дверью.

Люджина мылась недолго, вышла уже в форме, быстро собрала сумку.

— Я вернул вам на счет деньги, которые вы потратили на переход сюда, — сказал ей в спину полковник. И добавил: — Это было глупо, Люджина.

Она, кажется, поняла, что он не о телепорте.

— На тот момент это казалось мне единственно верным решением, — отозвалась она. — Вы были неадекватны и представляли угрозу для управления. И чем дальше, тем больше. А сейчас, — она оглянулась на него, — насколько я могу судить, вы спокойны и взвешены, несмотря на серьезные проблемы с Полиной Рудлог.

— Но не таким же способом, Люджина!

Она повернулась, вздохнула судорожно:

— А каким? Каким, Игорь Иванович?! Забудем о тонких материях. Что бы вы сделали, если бы ваш напарник, человек, безусловно важный для государства, ваш боевой товарищ, уверенно шагал по дороге самоуничтожения?!!! Плюнули бы?

— Вы что, на меня кричите, Люджина? — сказал он удивленно.

— Да я вас убить готова, — призналась она и в сердцах швырнула какую-то кофту в сумку. Провела рукой по коротким волосам, застегнула молнию. — Вы здоровый мужик, не инвалид, с умной головой и огромным опытом. Знаете, каково наблюдать, как блестящий ум погибает, как твой кумир идет ко дну? Когда при своей профессии бессильна помочь, потому что помощь не принимается категорически?!!! И не сверкайте на меня глазами, полковник, не надо!!! Вы меня уже ничем не испугаете! Стыдно, полковник! Стыдно! Что бы ни было, какие бы испытания не валились на голову — Боги дают нам жизнь, которую надо прожить с честью. А уныние — грех.

— Нет времени на проповеди, Дробжек, — он, к своему удивлению, ничуть не разозлился и даже посочувствовал ей.

— Вот что, — заявила она, успокаиваясь. — Я, Игорь Иванович, в Управлении останусь. Но при условии. Что вы по возвращении начнете посещать психиатра. Проведете лекарственную терапию. И заведете любовницу. Регулярную. Как раз у вас есть время подумать. Если считаете себя виноватым — вот вам способ вину искупить.

Он усмехнулся и встал. Ему вдруг стало легко.

— Пойдемте на улицу, капитан, — сказал он. — Я сейчас буду звонить телепортисту, так что прощайтесь с матерью.

Он слушал гудки — а за его спиной старшая Дробжек горестно выдохнула — «ой, дуреха!» и, судя по придушенному звуку, напутственно и крепко обняла дочь на прощание. Под ногами северянок скрипел снег, было темно и тихо, на той стороне озера горели окна еще чьего-то дома — и из этой тишины они с напарницей шагнули обратно в Управление, уже оживающее и гулкое. Через несколько минут на плацу у казарм было произведено первое гвардейское построение, проведен инструктаж о поведении на территории Бермонта и представлена Люджина как заместитель командира отряда.

И к чести двадцати опытных бойцов, ни у кого из них даже мысли не мелькнуло, что это место получено иначе, чем за боевые заслуги капитана Дробжек.

В семь утра от командующего гарнизоном замка Бермонт пришло согласие на присутствие личной гвардии. Полковник Хиль Свенсен в сопровождении офицеров лично встретил рудложский отряд у телепорта, мрачно оглядел солдат, поздоровался за руку со Стрелковским и приказал служивым во главе с Дробжек следовать за Леверхофтом, обустраиваться, пока командиры будут обсуждать принципы безболезненного и бесконфликтного взаимодействия. Игорь, не откладывая, попросил показать ему место преступления, перед тем, как его проведут к покоям королевы.

— Узнали, откуда нападавший? — спросил Стрелковский, когда Свенсен нехотя решил-таки уважить просьбу коллеги.

— Бьерн Эклунд, отшельник, жил в лесу на западе страны с женщиной и детьми, — Свенсен вел коллегу по холодным, пустым коридорам, к залу, в котором проходили бои. — Ночью мои ребята вылетели к его дому, жду звонка. В зале сейчас работают люди, следователи и врачи. Из берманов к покойнику близко никто не подойдет.

— Почему? — недоуменно спросил Игорь.

— Мы боимся, полковник, — резко ответил Свенсен, распахивая двери тронного зала. Игорь поморщился — сильно пахло кровью. В помещении работали люди — фотографировали, делали записи. Тело лежало у стены, рядом находились носилки — видимо, готовили покойника к транспортировке.

Они остановились неподалеку — видно было, что берману не по себе. Игорь тоже не стал подходить ближе.

— Что там, сержант? — спросил командующий гарнизоном.

— На ногтях вязкий лак, — доложил следователь. Игорь как раз смотрел на широкую ладонь покойного, виднеющуюся из-под скатерти. Почти лапа — с выпущенными темными когтями, широким запястьем. — Взяли образец, проведут тесты, но, скорее всего, это и есть штамм бешенства. Уносим, господин полковник?

— И поскорее, — рыкнул Свенсен. Отвернулся и поспешно пошел на выход. Игорь зашагал за ним.

В коридоре у бермана зазвонил телефон.

— Да, — сказал он в трубку. Выслушал говорящего, помрачнел еще больше. — Понятно. Вылетайте, да. Нет, самим не атаковать. Организуйте наблюдение, я вышлю к вам магов для задержания.

Он отключил трубку, выругался, тут же набрал другой номер, резко приказал немедленно собирать группу боевых магов и Зеркалом выходить на помощь опергруппе. Игорь терпеливо ждал, но Свенсен молчал, видимо, решая, надо делиться информацией или нет.

— Мои люди пообщались с женщиной Эклунда, — произнес он, когда они уже поднимались наверх, к покоям королевы. — Она рассказала, что около месяца назад к нему приходил местный колдун, из темных, Людвиг Рибер. У нас они живут свободно, не то, что у вас, в Рудлоге, никто не заставляет ходить в храм и не препятствует колдовству. По обрывкам фраз она поняла, что именно колдун обязал Эклунда участвовать в боях. И позавчера вечером ее сожитель ушел к Риберу.

— Оперативно вы, — сдержанно похвалил Стрелковский. Берман кивнул и тут же перевел тему на организацию охраны. Они поднимались на этаж, на котором находились покои Бермонта, а Свенсен озвучивал распорядок дня, смену караулов, иерархию. В коридоре стояли бесстрастные охранники. Хиль кивнул в их сторону.

— Установим попарное дежурство. У покоев, в коридорах — половина ваших, половина наших. Можете прямо сейчас распорядиться. Патрулирование замка — только наша задача, вас не касается. Сопровождение королевы — нас в два раза больше, чем вас. Все решения согласовывать со мной, полковник.

— Согласен, — коротко ответил Игорь Иванович.

В это время королевская семья Рудлог собиралась за завтраком. И так как уставшая королева банально проспала, сестры посмеивались друг над другом, вспоминали вчерашнюю свадьбу и какой красивой была Полина, гадали, когда, наконец, она отойдет от медового месяца, и можно будет ей позвонить — и ушли на работу и учебу, даже не подозревая о случившемся. Иногда неведение действительно бывает счастливым.

А час спустя на окраине Ренсинфорса из Зеркала вышел темный колдун с вороном на руке. Поправил сумку, перекинутую наискосок через плечо, погладил помощника по твердому клюву и отпустил его в воздух. Увидел неподалеку стаю кружащихся птиц, легко двинул рукой, и крылатое войско целенаправленно полетело к центру столицы Бермонта. А сам огляделся, нашел взглядом открытое кафе и пошел туда. Очень, до рези в желудке и головокружения, хотелось есть.

Птицы, птицы. Синицы, воробьи, галки, вороны. Вездесущие… и незаметные. Кто обращает внимание на кружащую над ним птаху?

Всю ночь Людвиг Рибер смотрел глазами своей вороньей стаи — те пролетали над фортами берманских кланов, слушали разговоры во дворах, прижимались к окнам спален. От сменяющихся картин страшно болела голова, и все же он не нашел ответа на свой вопрос. И сейчас он легко размешивал сладкий чай и смотрел прямо перед собой незрячими глазами, пугая официантку. Та быстро-быстро поставила перед ним плетеную корзиночку с хлебом и ушла на кухню — ждать заказ. Блаженный какой-то, но деньги есть, и заказал столько, что троих мужчин накормить можно.

Птичья стая взлетела вдоль скалы, на которой стоял замок Бермонт, опустилась во двор, пронеслась у казарм, в которых обустраивались гвардейцы королевы, и по неслышному приказу мага взмыла в небо и направилась к храму. Во дворе было спокойно. Нет ли в храмах подготовки к похоронам монарха?

Но город был радостен и чист — на улицах продолжали праздновать свадьбу короля и чествовать королеву. Никаких свидетельств того, что ночью произошла трагедия.

Перед ним наконец-то поставили дымящийся сытный суп, и колдун накинулся на него, словно ел в последний раз. Он почти давился, заглатывая ложку за ложкой, и никак не мог остановиться. Но контроля не терял.

Ворон, которого Рибер принес с собой, единственный не унесся на облет столицы. Он лениво парил вокруг замка, заглядывал в окна, ковыляя по подоконникам корявыми лапами. Замок был почти пуст. Придворные и слуги начнут возвращаться сюда только после обеда — дабы дать молодоженам побыть наедине. И черная птица упрямо прыгала от окна к окну в поисках ответа на вопрос, который задал хозяин.

Игорь Иванович с Люджиной, весь прошедший час выставлявшие посты, остановились у покоев Бермонта. Стоявшие тут же, у дверей, охранники — берманы, глядели прямо перед собой, ничем не показывая недовольства от появления конкурентов. Рудложские гвардейцы смирно встали на караул у стеночки.

На стук за толстыми створками заворчало, зарычало — но тут же послышались шаги, и все успокоилось. Двери открыл принц-консорт Мариан Байдек, за которым настороженно ворочали головами два каменных медведя.

— Свои, — сказал он тихо. Стражи застыли, а он поздоровался, выслушал отчет.

— Полина спит, — барон пожал руки пришедшим ему на смену. — Происшествий за ночь не было. Оставляю вас с ней. Рассчитываю на вас, Игорь Иванович.

Стрелковский коротко кивнул, и Байдек ушел к телепорту.

Полина действительно спала — рядом с покрытым щитами мужем, на боку, обхватив его за локоть, словно не желая отпускать. Стрелковский тихо осмотрел покои, оставил на страже Люджину и ушел проверять посты.

Полина проснулась только через три часа. Некоторое время не открывала глаза — затем вздохнула и распахнула их. Увидела Демьяна, и губы ее горько дрогнули. Не сон.

На улице, как в насмешку, было солнечно — и она раздвинула тяжелые шторы, распахнула окно, чтобы тяжелый запах горя и ужаса ушел поскорее. Солнце словно открыло в ней второе дыхание — ночь казалась туманной, смазанной, словно все произошедшее случилось давным-давно, и невозможно было не поверить, глядя на искрящийся, цветной Ренсинфорс и на косые светлые лучи, играющие с пылинками, что все наладится. Только не надо сидеть и ждать.

— Надо думать, — бормотала она, принимая душ — двери она так и не закрывала, поглядывая на кровать, и, наконец, вышла из ванной, вытираясь, — надо думать. Что же делать?

В голову ничего нужного не приходило, и вдруг захотелось забиться куда-то, переждать — вдруг все решат за нее? Взгляд ее упал на маленькую статую Синей богини в углу спальни — и Поля всхлипнула, упала на колени:

— Пожалуйста, Мать моя великая, — шептала она жалобно и тихо, — ты помогла раз, помоги еще, ты же видишь, как я люблю его! Помоги, дай знак, пришли кого-нибудь, кто спасет, пожалуйста!

Богиня молчала, глядя куда-то поверх королевы. Справляйся сама, Полина-Иоанна, ведь не дитя ты уже, а королева.

Пол оттерла слезы с щек, решительно встала и пошла в гардеробную — одеваться, как приличествует жене короля. И затем действовать. Невозможно же ничего не делать, с ума сойти можно! Прежде всего она слетает к тому шаману, которого они встретили на ярмарке, надо приглашать еще магов — ну и что, что те, кто были ночью, не смогли — надо пробовать!

Она, бубня себе под нос, зашла обратно в спальню и возмущенно вскрикнула — над ее Демьяном по щитам прогуливался толстый наглый ворон. Даже постукивал по ним клювом. Увидел хозяйку покоев, покосился на нее черным глазом и коротко каркнул. Насмешливо, нахально.

— А ну брысь, зарраза! — Пол схватила со столика расческу, замахнулась — птица тяжело прыгнула раз, другой, и, распахнув крылья, с оглушительным карканьем вылетела в открытое окно. Но не улетела далеко, вернулась, с клацаньем примостилась на подоконник. Пол подбежала к окну и с грохотом захлопнула створки.

В двери спальни осторожно постучали.

— Все в порядке, ваше величество? — послышался женский голос.

— Да, — сказала королева, — заходите.

В спальню заглянула знакомая ей Дробжек, вытянулась. Полли обрадовалась ей, как родной.

— Ваше величество, — коротко доложилась Люджина, — гвардия прибыла под ваше командование. Старший по отряду Стрелковский. Я на посту. Вам что-нибудь нужно?

— Пока нет. Хотя… узнайте, положен ли королеве завтрак, — попросила Пол. Есть не хотелось вообще, желудок словно ватой был набит, но надо, надо. Нужны силы. Обязательно.

— Так точно, — капитан скрылась за дверью. Полина положила расческу на столик, а когда повернулась — в покоях кроме нее и Демьяна был еще один человек. Худой, черноволосый, зеленоглазый.

Она даже не пискнула — только прыгнула в ту сторону, где лежало ружье, схватила его, прицелилась и тут же выстрелила. Не раздумывая. Звук выстрела оглушил, пуля свистнула по щитам мужа, с гулким стуком врезалась в полыхнувшую и затрещавшую защиту гостя и отлетела в сторону. И Пол выстрелила еще раз — с тем же результатом. Отступила назад, зашарила в коробке с патронами, жалея, что взяла привычную охотничью двустволку, а не какой-нибудь небольшой автомат или пистолет. С другой стороны, с ружьем она и с закрытыми глазами управлялась.

Грохнула дверь — в комнату ворвалась капитан Дробжек с пистолетом, скользнула взглядом по королеве, рванулась в центр спальни, прикрывая ее величество, и выпустила в незваного гостя всю обойму. Тот только шагнул назад — пули расцветали на щитах светлыми пятнами, которые тут же гасли. Капитан отбросила ненужное оружие — и застонал воздух в комнате, собираясь в огненные лопасти.

— Ваше величество, — процедила она, — отступайте к двери.

В покоях уже топотали гвардейцы и берманская охрана — забегая в спальню, распределяясь по периметру — и одновременно гулко завыла «вертушка», понеслась, набирая обороты, на незнакомца — и растеклась по щитам жидким пламенем. Люджина выругалась, зашевелила руками, выставляя щиты на королеву.

— Успокойтесь, — тихо попросил гость, не обращая внимания на целящихся в него солдат. Примирительно поднял руки. — Ну и скоры же вы на расправу, дамы. Я пришел, чтобы попробовать вылечить вашего мужа, ваше величество. За соответствующую плату, конечно.

У Поли в груди полыхнула дикая надежда, заглушающая вопли осторожности. Она не опускала ружье — а незваный посетитель не двигался. Люджина шевелила губами — а перед ней плотными рядами зависали тонкие ледяные иглы.

— Подождите, капитан, — попросила Полина неуверенно. Обратилась к солдатам. — Подождите. Пусть скажет. Как вы узнали, что случилось? Как вы попали сюда?

Он усмехнулся бледными губами.

— Вам нужна помощь или ответы на вопросы, ваше величество?

— Кто вы? — требовательно спросила она, оглядываясь. Дверь за спиной, успеет выскочить, а вот солдаты могут пострадать. Кто-то из охранников уже докладывал по рации о ситуации, но незнакомец словно не слышал этого — смотрел только на королеву.

— Меня зовут Людвиг Рибер. Я из тех, кого вы называете темными, — ответил он. Пол помрачнела — вспомнилась последняя ее встреча с таким же темным магом, ужас, чувство собственной беспомощности. Но гость не нападал — приблизился к щитам, постучал по ним ладонью, усмехнулся одобрительно. — Выслушайте меня. Мне нужна подвеска и ваша кровь. Добровольно. Решение принимать вам. Но прямо сейчас — иначе я уйду и не вернусь.

— Госпожа, — не оборачиваясь, проговорила Дробжек. — Не верьте ему. Бермана, который заразил вашего мужа, подослал тоже темный. Зараза усилена магически стихией смерти. Я не я буду, если это не один и тот же человек. Демон!

Пол зарычала — в глазах вдруг потемнело, зашумела кровь в ушах — и она вздернула ружье. Рядом с ней открылось Зеркало — оттуда вышел полковник Свенсен, замер, потянулся к оружию.

— Умная женщина, — колдун улыбнулся бледными губами. — Но я не одержим. И не трону королеву, — громко произнес он, обращаясь уже не только к Полине. — Мне не нужны смерти не в свое время. Я уже легко мог сейчас убить и вас, и ваших охранников, ваше величество. Здесь нет тех, кто мог бы противостоять мне. Мог бы связать вас Сетями и сделать, что нужно. Со щитами на вашем супруге было бы труднее, но есть тот, кто, скорее всего, сможет вскрыть и их. Но я не сделал этого. Я хочу договориться. Выбирайте.

— Нельзя, — жестко сказал Свенсен. Берманы поддержали его яростным гулом. — Подвеска должна оставаться у короля. Это преступление, ваше величество! Вы не имеете права принимать такие решения. Вас осудят!

— Молчать! — рявкнула Полина. — Мне решать и мне отвечать! Если муж мой останется жив, он и решит, что со мной делать. Но не вы!

Свенсен зарычал — и Люджина неуловимо скользнула между ним и своей госпожой, и гвардейцы уже вставали так, чтобы блокировать берманов, а Полина зашипела от ярости и топнула ногой.

— Молчать! Здесь я королева! Если вы, — крикнула она Свенсену, — не можете ничего делать, то не мешайте!

И что-то было в ее голосе и в лице, что солдаты мрачно замолкали, сжимая зубы. Полковник тяжело дышал, но не двигался. Поля глядела на колдуна со злым отчаянием. Внутри просто кипела ненависть, убивая страх, толкая на безрассудства. Перевела взгляд на на мужа, на Люджину, повернувшуюся к ней с явным сочувствием, на хмурых солдат. Инстинкт орал ей не соглашаться, не слушать, но разве она могла не ухватиться за надежду?

— Откуда я могу знать, что вы не заберете то, что вам нужно, и не уйдете отсюда? — спросила она резко. — Что не обманете?

— Пусть поклянется, — вдруг произнесла Дробжек. — Пусть даст клятву на смерть на крови. Клятвенный камень у него наверняка есть, я проверю, настоящий ли. Если не вылечит и обманет — умрет.

Колдун застыл на мгновение и с уважением глянул на охранницу.

— Поклянетесь? — сухо спросила Полина. Что угодно, лишь бы Демьян был жив.

— Да, — после некоторого раздумья ответил темный. — Вы передаете мне в руки кровь и подвеску. Затем я пробую вылечить вашего мужа. Если не получается — я возвращаю вам и то, и другое.

— Наоборот, — металлическим голосом произнесла королева.

— Нет, — непреклонно ответил колдун. — Если ваш муж проснется, он просто убьет меня и подвеску не отдаст. Я должен быть уверен в том, что она попадет в мои руки.

Пол думала, закусив губу. Рядом что-то пытался сказать Свенсен, но она просто отмахнулась от него.

— Хорошо, — она очень надеялась, что не совершает глупость. — Люджина, примите у него клятву.

Когда по тонкому тяжелому камню с иглой посередине, побежала кровь, зашипела, впитываясь в бороздки, и были произнесены необходимые слова, Пол решительно сняла с шеи мужа подвеску, закатала рукав. Ее гвардейцы вряд ли одобряли происходящее — но слово королевы — закон. И они, напряженно сжимая оружие, следили и за колдуном, и за берманами, звереющими на глазах. Очень бы не хотелось начинать бой с теми, с кем должны стоять плечо к плечу.

— У меня все с собой, — сказал Рибер, снова забираясь в сумку и доставая шприц. — Потерпите, ваше величество.

Он аккуратно набрал в иглу крови из вены, снял пробирку, закупорил. Выжидательно взглянул на королеву — и Поля взяла его за руку, провела к мужу.

Она ждала. Верила. Молилась, пока он водил над Демьяном руками, бормотал, пока от ладоней его шло зеленоватое сияние. Покачивалась туда-сюда, обхватив себя руками и впившись ногтями в предплечья. В спальне стояла звенящая тишина. Долго, очень долго.

Наконец, колдун поднял голову — она увидела приговор в его глазах и заледенела.

— Я не могу, — сказал он. Темный сделал шаг в сторону, покачнулся. Он был страшно бледен. — Не понимаю, почему. Я делал препарат с тем расчетом, что он ослабит его, но не убьет — иммунитет Бермонтов должен был сыграть свою роль — но, видимо, неверно рассчитал концентрацию. И сейчас болезнь еще сильнее. Простите, ваше величество.

— Отдайте подвеску, — безжизненным голосом потребовала Пол. Ей было холодно и тускло.

Рибер печально покачал головой, выдохнул, чернея и опуская плечи, быстро шагнул за щит, неуловимым движением руки открыл Зеркало — и бросил туда и подвеску, и склянку с кровью. Был снесен рванувшей к нему под топот сапог других охранников Дробжек — застонал, забился в конвульсиях — и затих.

В спальне снова стало оглушающе тихо. Солдаты расступались, открывая застывшей королеве обзор.

— Мертв, — сказала Дробжек, прижимая пальцы к шее колдуна. — Клятва сработала. Мне очень жаль, ваше величество.

Полина сжала зубы, чувствуя, как отливает кровь от лица и деревенеет тело. Внутри звенела, разлетаясь на мелкие осколки, ее безумная надежда. Неужели проиграла?

Ее повело, руки и ноги вдруг стали чужими, и она сделала назад шаг, другой, прислонилась к шершавой стене и начала сползать вниз. Рядом стоящий Свенсен вовремя среагировал — поддержал ее, отнес в гостиную, уложил на диван. Только чудовищным усилием воли Полина удержалась в сознании. И словно сквозь толстый слой стекла наблюдала, как появляется в ее покоях Игорь Стрелковский, как шумят рассерженные голоса, как проводит над ней руками капитан Дробжек — и тело становится легким, послушным. Ей принесли воды, что-то говорили, но она не понимала, что. Из спальни ушли солдаты, унося на носилках тело колдуна. Рядом присела откуда-то взявшаяся матушка Демьяна, леди Редьяла. Потрогала невестке лоб, легко погладила по волосам, вздохнула сокрушенно и печально. Взяла Полину за руку и поцеловала холодные пальцы, прижала к своей щеке. И Поле вдруг стало стыдно за свою слабость, за то, что разлеживается тут, как нежная барышня.

Четкость мыслей вернулась резко, будто включился свет. За полуоткрытой дверью в коридоре спорили мужчины, и иногда в разговор вступал спокойный женский голос.

— Вы не понимаете наших традиций, полковник! — рычащий голос, видимо, принадлежал Свенсену. — Для нас сначала государь, потом государство, а потом уже супруга короля! Она не имела права принимать подобное решение! Она женщина и обязана слушать мужчин!

— Но по вашему закону вы обязаны ей подчиняться в отсутствие монарха, — спокойно возражал Стрелковский. — Я понимаю, что у вас законы — это одно, а традиции — другое. Вы просто не привыкли к другим женщинам, полковник. Я же служу семье Рудлог почти всю жизнь. И вам придется привыкать к некоторой… несдержанности и самостоятельности королевы. Заклинаю вас — не пытайтесь на нее давить. Минимум, что случится — она просто разгневается. Максимум — сделает все наоборот. Самое верное — это спокойное, аргументированное убеждение. И не нужно ее винить. Как колдун проник в замок? Это ведь ваш промах, полковник.

Короткое рычание и звук, будто когтями полоснули по дереву.

— Сам знаю, — неожиданно примирительно произнес Свенсен. — Все замковые коридоры охраняются, закрыты щитами, как и крыша… после некоторых событий.

Стрелковский хмыкнул.

— Сам замок на скале, — продолжал полковник Хиль. — Вы считаете, мы не думали накрыть его щитом полностью? Но это огромный объем, и из-за высоты и расположения закрытой окажется и площадь у замка, и часть домов. Щиты такой высоты и размера очень трудно сделать и поддерживать. До сих пор замок защищал себя сам — те, у кого получалось пробраться, не проходили защиту, а те, кто проходил — только под нашим наблюдением. За исключением… — тут он осекся, и Стрелковский повторно хмыкнул.

— Я согласен с вами, что Полина поступила неосмотрительно. Но учтите тот шок, в котором она пребывает. Даже суток еще не прошло. Жаль, что она поддалась на обман…

— Он не врал, шеф, — сдержанно возразила Люджина. — Мне трудно было читать его, очень уж защищен, но когда давал обещание — видимо, намеренно раскрылся. И он действительно пытался вылечить его величество.

Воцарилось молчание.

— Ей придется встретиться со старейшинами, — наконец, произнес Свенсен. — Я не знаю, какое решение они примут. Могут заключить под стражу.

— В интересах вашей страны, чтобы этой глупости не случилось, — настойчиво сказал Игорь Иванович. — Вряд ли дом Рудлог спокойно отнесется к аресту своей принцессы. Межгосударственный конфликт не нужен никому.

— Не нужен, — тяжело согласился командующий гарнизоном. — Я со своей стороны сделаю все, чтобы обеспечить молчание придворных и слуг — уже отдал распоряжение придворному магу с помощниками подготовить магдоговора. Объясним народу Бермонта, что их величества уехали на медовый месяц, управление осталось на правительстве. С министрами это согласовано, все будут молчать. Но, сами понимаете, бесконечно без правителя страна не сможет…

Голоса понизились — пошло живое обсуждение дополнительных мер по защите замка.

— Долго они спорят? — прошептала Полина, садясь.

— Долго, — сказала леди Редьяла. — Я как раз зашла, когда тут кричали. Это они сейчас мирно разговаривают, а тогда чуть в грудки друг другу не вцепились. Поругаться успели уже. Два полковника, множество охранников, а виновата женщина, — невесело улыбнулась она.

— Вы не осуждаете меня? — недоверчиво спросила молодая королева, прислоняясь к спинке дивана.

— Как я могу? — строго произнесла матушка. — Это мой сын. И пусть я не в состоянии помочь ему, и внутри меня все леденеет от ужаса, когда подхожу ближе — я буду рада послужить тебе. И, к тому же, — она поколебалась, — я была в часовне…

Пол стойко выдержала ее взгляд.

— Это ничего не значит, леди Редьяла.

— Я так и поняла, — королева-мать вздохнула. — Бедная смелая девочка… Как в детстве ты в него вцепилась, так и не отпустишь, да?

— Ни за что, — уверенно ответила Полина. — Матушка… а что такое с этой подвеской? Что в ней такого важного? Почему за ней охотились темные?

— А кто ж знает? — мать Демьяна махнула рукой. — Подвеска в нашем доме уже очень давно, почти пять веков. Случайно выяснилось, что она позволяет видеть прошлое и будущее, но только королю и только после поста и молитв. Пришла из Йеллоувиня вместе с принцессой, невестой будущего короля. Тогда в Йеллоувине чехарда была со сменой императоров — старого убил его собственный сын, сел править и через несколько десятков лет по дури своей решил воевать Бермонт. В наших горах сильно не повоюешь, — она с гордостью усмехнулась. — Тогда восток Бермонта называли красными ледниками, потому что воины кланов и королевской армии вырезали захватчиков, а тела их сохранялись во льдах десятки лет. Мы-то свои горы знали, а они нет. Воевали долго, очень долго, пока император вдруг то ли косточкой абрикосовой подавился, то ли сталью, да только сел на трон его сын. И в знак примирения предложил обменяться невестами — мы ему дочь короля, они нам — сестру императора. И с невестой прибыли и богатые дары, в том числе и эта подвеска, оправленная в серебро. Тогда впервые и использовали ее при коронации — невеста с поклоном вручала ее мужу. А затем уже стало традицией. У нас особое отношение к традициям, Полина. Они выше короля.

— Не для меня, — Поля не собиралась оправдываться. Встала, подошла к двери, открыла ее.

— Игорь Иванович, здравствуйте. Рада вас видеть. Полковник Свенсен, я готова встретиться со старейшинами. Но только после обеда. Пока нет горничных, распорядитесь накрыть нам с матушкой, пожалуйста, — и не успел полковник и рта открыть, продолжила: — Выяснили, куда мог колдун отправить подвеску?

— Работаем, ваше величество, — мрачно сказал Свенсен. — Задача передана управлению безопасности. Зеркало отследить невозможно, жил он в глухом лесу, поэтому с кем контактировал, непонятно. Но работаем.

Поля кивнула.

— И после разузнайте, где можно найти старого шамана… с ярмарки. Как же его звали? — она задумалась. — Хайке, Тайхе… точно, Тайхе!

— Тайкахе, — поправил ее берман. — Я знаю, где его искать, но придется облететь много стойбищ на самом севере. И вряд ли он пойдет во дворец, ваше величество, он очень не любит города. Удивительно, что он прибыл на ярмарку.

— Найдете — доложите мне, сама к нему слетаю, — с нетерпением произнесла Полина. И, увидев упрямый взгляд бермана, резко предупредила: — И не спорьте со мной, богов ради!

Стрелковский с едва заметной усмешкой глянул на коллегу.

— Вам бы отдохнуть, госпожа, — с некоторым даже отчаянием сказал Свенсен.

— Некогда, некогда мне отдыхать, полковник, — зло ответила Полина. — Потом. Демьян проснется, и наотдыхаюсь. Делайте, что говорю!

Игорь Иванович застыл — так похожа она в этот момент стала на Ирину с ее резкой, беспрекословной манерой — как тогда, когда она, сжимая кулаки от ярости, твердила ему в лицо: «Нет, Игорек, мы еще повоюем!»

— Так точно, ваше величество, — берман поклонился. — По поводу обеда я сейчас распоряжусь. Горничные скоро появятся.

Несостоявшийся завтрак Полина компенсировала за обедом. Первые куски казались безвкусными, зато потом открылся такой волчий аппетит, что матушка Демьяна, скромно наслаждающаяся супом, только диву давалась. После обеда сразу потянуло в сон, но Пол встряхнулась — нужно было еще пережить встречу со старейшинами. 

Ее уже ждали. В большом зале для советов, не тронном, слава богам. Кроме старейшин, сидевших за длинным столом, были здесь и министры, и военные — вся правящая верхушка. Все они встали, сдержанно поклонились вошедшей в сопровождении Стрелковского королеве.

В воздухе отчетливо витали растерянность и неодобрение.

— Я готова вас выслушать, почтенные, — Полина села за стол, подождала, пока устроится рядом Игорь Иванович. — Пожалуйста, начинайте.

— Прежде всего мы хотим выразить свое соболезнование в связи с трагедией, произошедшей этой ночью, — начал высокий старик с кустистыми бровями и короткой, пышной седой бородой. — Бермонт был хорошим правителем и держал страну железной рукой. Сейчас, без него, может начаться война…

— Он еще не умер, — резко прервала его Полина. — И не умрет.

На нее смотрели с сочувствием, как на ребенка.

— Мы все надеемся на это, — тихо вступил в разговор второй старейшина. — Но вы должны понимать, какое у нас сложное положение. У его величества нет наследников, и как только он умрет или будет признан недееспособным, начнутся клановые войны за право взять корону.

— Разве венец Бермонтов не сам выбирает короля? — уточнила Полина.

— Сам, — ответил старик, — но до коронации кто убережется от искушения уничтожить противника?

— Но управлять страной можете вы, — хмуро сказала Полина. — Разве не так прописано в вашем законе?

— Так, — согласился старейшина, — но у нас нет той силы, которая нужна, чтобы сдерживать глав кланов. И вашим именем мы править не сможем. Пусть нас уважают и чтут — корона слишком добрая добыча, чтобы через нас не могли переступить. Пройдет несколько дней — и слухи об утере драгоценной для нашего народа подвески и вашей роли в этом разойдутся по кланам. Это ведь символ королевской власти, передающийся уже много веков от монарха к монарху. Потребуют суд, чтобы убрать вас. Это будет отличным поводом для линдморов, чтобы вступить в борьбу за власть.

— Позвольте сказать, почтеннейшие, — вступил в разговор Игорь Иванович, — что в ваших интересах остужать горячие головы. За вашей королевой — Рудлог, и вряд ли дом Красных будет спокойно наблюдать за судом. Как и другие страны. Монархи неподсудны, это основной принцип.

Он повторял то, что уже говорил Свенсену. И очень надеялся, что его услышат.

— Не в правилах Бермонта оглядываться на другие державы, — покачал головой старейшина. — Традиция — вот то, что уважают у нас. Да, берманы присягают королю и клянутся чтить и уважать его супругу, подчиняться ей. Но это до тех пор, пока она сама безукоризненна. Бывали случаи, когда правителя заставляли отсылать королеву в монастырь за ее проступки и брать новую жену. И даже если Хозяину Лесов будет угодно вернуть нам короля, линдморы будут давить, чтобы ее величество лишили статуса, а Бермонт выбрал женщину из берманов.

— Кому новую жену? Демьяну? — Поля вспыхнула. Встала — с грохотом отъехал назад стул — и присутствующие почтительно поднялись вместе с ней. — Послушайте меня, почтенные. Основная задача сейчас — вернуть вашего короля к жизни. Не мешайте мне. Управляйте страной, принимайте решения — мне это неинтересно. Мне нужно время. И ваше дело придумать, как мне его дать. А если кто-то решит, что я для Демьяна не гожусь в жены… что же, пусть придет и скажет мне об этом. Я найду, что ответить.

Стало тихо. Присутствующие вдруг побледнели, склонились в глубоких поклонах. Пол недоуменно посмотрела на них, оглянулась. Она не видела того, что было показано мужчинам — призрачную фигуру мощного человека в шкуре, накинутой на плечи, на мгновение явившегося позади слишком дерзкой королевы и положившего ей на плечи крупные руки, похожие на медвежьи лапы.

К вечеру слух о том, что жену короля поддерживает сам Хозяин Лесов, разнеслась по стране — словам уважаемых старейшин нельзя было не верить, да и сами они очень постарались сделать так, чтобы даже самые буйные линдморы прониклись. Пусть традиция выше и короля, и королевы. Но Великий Бер куда выше традиции.

Полина получила свое время. Две недели, пока подданные уверены, что молодожены наслаждаются друг другом после свадьбы, обеспечивая стране наследника. Две недели, чтобы вернуть Демьяна.

А вечером к ней пришли отец и сестры. Беспокоящиеся, обнимающие, поддерживающие и такие родные, что боль ее даже отступила немного.

— Я могу остаться с тобой, — сказала Ани. Девочки закивали, и Пол очень захотелось согласиться. Но она справилась со слабостью.

— Вы навещайте меня, — попросила она. — Но находиться постоянно со мной… зачем? Я справлюсь. У вас свои дела, работа, учеба. Все наладится, обязательно, — убежденно закончила она.

И сестры просто не решились озвучить свои сомнения.