На следующий день, с утра, в маленьком храме спального района молодой жрец творил свадебный обряд. Перед ликами богов скреплял он союз мужчины и женщины вином для радости, медом для сладости, хлебом для сытости и солью — для того, чтобы готовы были молодые к трудностям.

Невеста в традиционном красном свадебном платье, похожем на сарафан, надетый поверх белой тонкой рубахи, расшитый по подолу символами шести стихий, в венке из мирта с его тонкими листиками, темно-зелеными ягодками и пышными белыми цветами, с распущенными темными волосами, казалась испуганной и радостной, и крепко держала за руку красноволосого жениха, одетого в обычные брюки и рубашку, но подпоясанного золотым широким брачным поясом. Так держала, будто боялась, что он сейчас пропадет.

Жених пропадать никуда не собирался — жрец достаточно насмотрелся на брачующихся, чтобы понять, что от жены своей никуда он не денется, несмотря на суровый вид. Время от времени красноволосый аккуратно высвобождал ладонь и клал ее девушке на спину. Прислушивался к чему-то и снова брал ее за руку. И хотя ему очевидно было трудно стоять на одном месте, молитвы он слушал внимательно, словно проверял — все ли правильно жрец делает, не допустит ли в обряде ошибки?

Молодой священнослужитель старался. Много перед его глазами проходило таких пар. И молитвы он давно уже читал на автомате, и окуривал благовониями, особо не вдумываясь в смысл слов, которые произносит. Много было пар, да. Молодых и пожилых, радостных и серьезных. И он привык к будничности этого действа.

А сейчас он словно заново услышал слова обряда и, говоря, дивился их красоте и лаконичности. «Нет жены без мужа и нет мужа без жены. Муж! так сказано: уважай жену, почитай жену, восхваляй жену, защищай жену — себя тем самым прославляешь. Жена дом твой и постель твоя, пища твоя и душа твоя. Дом держи в тепле, спи в постели своей, пищу вкушай с удовольствием, душу твою береги. Не уважаешь жену — себя не уважаешь. Женщина! так сказано: люби мужа кротко, безропотно, сильной будь и верной; чем сильнее жена, тем сильнее муж, у достойной жены муж да будь достойнейшим, чтобы стоить ее. Любите друг друга в радости, но любите и больными и злыми, и в молодости, и в старости, ибо тела дряхлеют, а души — никогда.»

И казалось жрецу, что гулким эхом повторяют древние слова множество голосов, и речитатив уже звучал пением, поднимался к сводам храма, и сам маленький храм вдруг стал торжественнее, выше, светлее, и лики богов менялись, наливались силой, и снисходил на служителя священный восторг — как тогда, когда он впервые видел божественные чудеса и замирал от неведомого.

Как только произнес он заключительную часть славословия «и пусть боги благословят вас», мужчина защелкнул на запястье своей избранницы браслет и подвел ее к статуе Великой богини — маленькой, плохо исполненной. И что-то проговорил, поклонившись.

«Вот моя жена, великая мать»?

И тут же воздух в храме дрогнул, наливаясь запахом чудесных цветов, и крошечная каменная богиня моргнула раз, другой — священник аж за сердце схватился — сделала по своему помосту несколько шагов к спокойному жениху и побледневшей невесте, развела руки и снова застыла. Из-под потолка посыпалась свежая водяная пыль, оседая на лицах и волосах людей пахнущей травами росой, и ласковый шепот, похожий на шум прибоя, пронесся по храму:

— Благословляю, сын мой, тебя и жену твою. И детей твоих. Сильными будут.

— Благословляю, — прогрохотал мощный мужской голос, и полыхнули вверх шесть зажжённых свечей, мгновенно истаивая в восковые лужицы на песке.

— Благословляю, — ветром вторил еще один — взметнулись волосы у людей, затрепетал подол платья, задребезжали окна, как во время урагана, в храме потемнело на мгновение — и тут же все успокоилось. Жрец перевел дыхание.

— Испугалась? — невозмутимо и весело поинтересовался новоиспеченный муж у прижавшейся к нему Светланы.

— Угу, — призналась она тихо. — Хотя с тобой, наверное, надо привыкать к этому. Удивляться.

— Со мной тебе надо отвыкать бояться, — легко сказал мужчина. — Ничего не бойся, Света. Я всегда защищу. А удивляться можно, — он хмыкнул, — удивляться тебе придется много.

После ухода необычной пары молодой священнослужитель с несвойственным ему рвением выдраил весь храм, вымыл окна, с благоговением добавил в жертвенные чаши принесенные молодоженами ароматические масла. И, запыхавшись, поглядывая на статую Синей Богини, застывшую с разведенными руками, впервые подумал, что надо, наверное, купить в храм живых цветов. Она ведь любит цветы. И тем, кто приходит сюда, будет приятнее.

Вечером в пригород Иоаннесбурга, в приземистый ресторанчик, расположенный в отдельно стоящем здании, начали съезжаться несколько обескураженные, но очень любопытствующие гости. Встречали их жених с невестой, рядом стояли нарядные родители. Жених с отцом невесты периодически обменивались шуточками и дружно гоготали над ними, Света застенчиво улыбалась. Тамара Алексеевна взирала на замужнюю уже дочь с видом мученицы, смирившейся с вошедшим в дом злом.

На самом деле она сердилась, скорее, по инерции — потому что отношение дракона было очевидно даже для ее пристрастного взгляда.

У стены перед большой танцплощадкой, на низкой сцене вовсю разыгрывался маленький оркестр, и веселый пожилой дирижер притопывал ногой в такт бодрой мелодии и периодически прихлебывал из преподнесенной ему бутылки коньяка. Щеки и нос его уже алели — музыкальное сопровождение обещало быть зажигательным. Меж столами сновали официанты, спешно расставляя закуски, а хозяин подсчитывал прибывающих и разрывался меж жадностью и отчаянием. Уже выставили все имеющиеся столы, а гости все шли и шли.

У дверей стояла «корзина пожеланий». Приглашенные не глядя вытаскивали из нее длинные цветные ленты и вязали их на руки молодым, от локтя до запястья, так что к концу встречи новобрачные могли похвастаться густой и пестрой бахромой на предплечьях. У каждого цвета было свое значение, и после смотрели, какого получилось больше, чтобы определить судьбу, ожидающую молодых. Синий означал плодовитость, красный — силу, зеленый — богатство, белый — здоровье, желтый — мир в семье. Только черного не было — кто же будет рисковать и желать смерти?

В кувшин, который держала Тамара Алексеевна, складывались деньги в подарок молодым и на оплату гуляния. По традиции любой человек мог прийти на свадьбу, оплатив стоимость угощения и добавив «на житье» новобрачным. Этим воспользовались и коллеги Светы из школы и гостиницы, и назначенные Тандаджи соглядатаи, и другие неучтенные гости.

Лорд Тротт пришел Зеркалом одним из первых, и за неимением других друзей у жениха стоял за драконьим плечом со скорбным видом и принимал букеты цветов, периодически раздраженно стряхивая с себя лепестки и пыльцу.

Зал был огромным — столы стояли буквой П, занимая половину помещения, и второй половины было бы достаточно даже для построения полка — не то что для игр и танцев. А вот антураж не радовал — владелец заведения, конечно, постарался приукрасить ресторан так, чтобы он не походил на бывшие конюшни, из которых, собственно, и был переделан. Но рядом с нарядными занавесками и гирляндами из воздушных шаров серые стены, сложенные из крупного камня, и маленькие окошки смотрелись еще мрачнее.

— Папа, — укоризненно сказала Света (она все оглядывала зал, вздыхала и наконец-то не выдержала), — мы ж не поминки устраиваем. Не мог найти что-то повеселее? Похоже на собрание какой-то секты с запланированным жертвоприношением.

— Ничего, — жизнерадостно ответил Иван Ильич, — зато я алкоголя заказал двойную норму. После бутылки на душу повеселеет даже друг жениха, отвечаю.

Четери весело и вопросительно покосился на Макса. Тот обвел длинное серое помещение скептическим взглядом, вздохнул, передал шуршащие букеты отцу невесты и вскинул руки. Стены замерцали, по помещению пронесся дружный вздох гостей — по темному камню поползли зеленые стебли, обвивая окошки, раскрываясь светящимися пышными цветами, из покрывшегося травой пола поднялись иллюзорные тонкие деревья, на ветвях которых как чудесные плоды сияли фонарики, окруженные пляшущими светлячками. Потолок замерцал синевой и превратился в ночное небо, искрящееся яркими звездами. Даже запах поменялся — потянуло ароматом ночного южного леса, свежей зелени и сладких цветов.

— Какой полезный друг, — пробормотал ошалевший Иван Ильич. Света же ахнула, не веря своим глазам, развернулась к магу и расцеловала его в обе щеки. Инляндец стоически вытерпел бурную женскую благодарность, хотя выражение лица у него было очень красноречивым. Чет ржал как конь, хотя ему полагалось бы ревновать — но ученик его очень уж сейчас смахивал на рака. Только что клешнями от злости не щелкал.

— Здравствуйте, — прозвучал от двери застенчивый девичий голос. Макс глянул на вход — там мялся огромный, как дуб, Ситников, принимая теплое пальто у Богуславской. Она была одета в совсем простенькое платье, но накрасилась, распустила волосы и подзавила их. И все равно в своих очках и со своими неловкими движениями выглядела как школьница. Первокурсница смущенно улыбалась, но увидела его — и как на стену налетела. Заморгала сердито и растерянно, отвернулась, потянулась к корзине с лентами.

— Теть Тома, дядь Ваня, это Алина, — пробасил Матвей, засовывая в кувшин деньги. — Мы учимся вместе в университете. Светлана, Четери, это от нас с ней, на долгую и счастливую жизнь.

— Хорошо, что пришел, — одобрительно пророкотал дракон, хлопая будущего ученика по плечу. Тот неуверенно улыбнулся, кивнул.

— Твоя девушка? — радостно спросил Иван Ильич, заключая Матвея в крепкие объятья.

— Эээ, — неловко пробормотал Ситников.

— Да, — произнесла Алинка твердо. Повязала ленту на руку Светлане. Та улыбалась.

— Вы оч-чень красивая, — заметно смущаясь, произнесла принцесса. Подошла к Чету. Дракон смотрел на нее, сощурившись, и ей неловко стало от этого взгляда.

— Ты совсем не похожа на сестру, — сказал он с удивлением. Девушка застыла, покраснела — до кончиков волос — и бросила на него умоляющий взгляд. Сзади его предупреждающе тронул за плечо Тротт, да и Ситников нахмурился, набычился, взял Алинку за руку. Родители и Света наблюдали за этой пантомимой с удивлением.

— Так вы знакомы? — настороженно спросила Тамара Алексеевна.

— Обознался, — весело объяснил Четери, наблюдая, как краска понемногу сходит с лица маленькой принцессы. Протянул руку, и девушка со слабым огоньком Рудлогов повязала ему красную ленту. Он хмыкнул. Конечно, какую еще она могла для него достать.

Пока Матвей обнимался со Светланой, что-то серьезно спрашивал у нее, поглядывая на дракона, Алина во все глаза разглядывала красноволосого и, кажется, едва удерживалась, чтобы не пощупать его. В ее ауре так и плескало любопытство и восторг. И еще — злость и раздражение, когда она переводила взгляд на стоящего за его плечом инляндца. Тот источал холод и совершенно ледяное спокойствие.

Четери посмотрел и хмыкнул, покачал головой.

— Как у вас тут здорово, — не удержалась от восхищения принцесса, оглядывая зал. — Материальные иллюзии? Матвей, — она повернулась к другу, — а ты так умеешь?

— В таком объеме нет, — ответил тот с неохотой. — Максимум могу комнату замаскировать, но простенько, Алин. Это нужно резерв иметь чудовищный.

В голове у девчонки что-то сложилось, и она снова посмотрела на Тротта — теперь почти с благоговением. Тот никак не отреагировал, и она едва слышно фыркнула, задрала подбородок и прошествовала в зал.

Пришла толпа усердно улыбающихся мужиков — Чет сразу определил военных, но ничего не сказал, только поднял брови и выразительно посмотрел на старшего — и тот кивнул сдержанно, мол, понял, проблем не будет. Агенты прогавкали поздравления, подарили казенные деньги и тут же расселись поблизости от пятой Рудлог. Зашел растрепанный друг Ситникова, прочитавший очень красивые поздравительные стихи своего сочинения. Одна за другой прибывали подруги Светланы — в том числе и та, с которой Четери провел ночь в отеле. На невесту она поглядывала с плохо скрываемой завистью, а уж поздравляя, источала такую сладость, что зубы сводило.

— Мама, ну зачем ты ее позвала? — сердито спросила Светлана, когда подруга удалилась к столу. — Я же просила не звонить.

— Я и не звонила, — озабоченно нахмурилась Тамара Алексеевна, — видимо, кто-то сообщил. А что случилось? Вы столько лет дружили…

— Ничего, — буркнула Света. Посмотрела на мужа — тот совершенно бесстыже усмехнулся, наклонился к ней и поцеловал. Ну да, ревность, куда от нее денешься?

Прибыли ее однокурсники и даже некоторые преподаватели, мама Матвея с его сестренкой Машей, друзья папы и мамы. Гостей уже перевалило за две сотни, а невеста с женихом уже устали стоять, когда, наконец, ручеек закончился.

— Родик! — кричал на кухне в телефон хозяин ресторана. Звонил он брату, держащему заведение в городе. — У меня ЧП! Выручай! Шли поваров и официантов, все закуски, что есть, и езжай на базу! Свадьба в два раза больше, чем предполагал, сожрут все быстрее, чем моргнуть успею!

В зале и не подозревали о маленькой трагедии на огромной кухне ресторана. Все рассаживались, знакомились, гомонили, оркестр отчаянно наяривал народные плясовые, повышая градус веселья до безудержного, и желтые фонарики подрагивали в ритме мелодии, а шары танцующих светлячков то и дело змейками перелетали от одного дерева к другому, создавая над головами гостей золотые дорожки.

Веселый Иван Ильич, не нашедший кому доверить проведение свадьбы, покрутил в руке микрофон, покашлял гулко.

— Здравствуйте, гости дорогие, — сказал он громко. — Свадьбу по традиции мы начинаем с передачи счастья. Наполняйте бокалы!

— Ура! — воодушевленно заорали гости. Полилось рекой пенистое игристое вино, светлячки у деревьев взвились, заметались — то ли от счастья, то ли от испуга.

— Жених с невестой делают по глотку, — командовал папа, — и переливают часть бокала в бокал соседа. И так по кругу, пока вино не вернется к молодым. Так каждый прикоснется к свадебному благословению!

Чет отхлебнул вина, повернулся к Максу. Тот с отвращением следил, как вино льется в его бокал, с непроницаемым лицом отлил немного соседу и только после этого чуть пригубил. Бокалы звенели, сталкиваясь, вино по цепочке обходило стол, и когда, наконец, алкогольная «змейка» оббежала стол с двух сторон и вернулась к молодым, те выпили бокалы залпом и поцеловались.

Целовались они увлеченно — гости аж засмотрелись, не забывая, впрочем, наполнять тарелки дефицитными закусками.

Свадьба началась. Отец Светланы периодически хряпал рюмку под укоризненным взглядом Тамары Алексеевны и вдохновенно развлекал гостей. Света больше не пила, Чет потребовал чашу побольше и заливался красным вином (хозяин с радостной дрожью вынес ему коллекционное тридцатилетнее, которое не мог сбыть уже давненько). Макс наблюдал за присутствующими. Он пил немного, скупо, не позволяя себе расслабиться. Периодически поглядывал туда, где сидела принцесса — она раскраснелась, болтала с Матвеем и с Поляной, улыбалась. В первый раз он видел ее смеющейся и непринужденной.

— А сейчас, — заорал через некоторое время раздухарившийся отец в микрофон, — ловля невесты! Мужчины, подъем! Встаем в круг, завязываем глаза! Дамы, в центр! Маэстро, музыку! Мужчины, кто какую девушку ловит — тот с ней и танцует! Поймавшему невесту в подарок поцелуй!

Маленький оркестр дружно завел очередную плясовую. Света заулыбалась, встала. Чет тоже поднялся, выразительно глянул на оставшегося сидеть Макса. Тот сидел с таким видом, будто готовился оборонять окоп до последнего патрона.

— Я тебе клинок присмотрел в своем собрании, — словно невзначай обронил дракон. И кивнул в зал. — Заговоренный.

— Шантаж, — недовольно пробурчал Тротт, тем не менее, вставая. Мама и папа невесты раздавали мужчинам повязки. Агенты Тандаджи попытались улизнуть в туалет, но всевидящее око Ивана Ильича выхватило дезертиров, и отец командирским голосом приказал им вернуться. Видимо, сработал рефлекс — мужики вытянулись как по команде смирно и вернулись в строй, то есть в круг.

Наконец, суматоха закончилась. Мужчины, выстроившиеся в огромный круг, разгоряченные вином и сытной закуской, прислушивались к хихиканью женщин. Рядом с Троттом встал Матвей, покосился на него с недоверием и тут же перевел взгляд на розовощекую, улыбающуюся ему из центра Алинку. Улыбнулся в ответ и надел повязку. Макс завязал глаза последним — он привычно оценивал пути отступления.

— Итак, — заревел папа в микрофон, — девушки, двигаемся по кругу. На счет три останавливаемся — и разбегаемся. На счет шесть замираем! А мужчины отмирают и идут ловить по залу. Маэстро, как только кто-то поймает — заводи медленный танец!

— Сделаю, — отозвался радостный дирижер, потирая багровый нос.

Плясовая, затихшая было, снова взорвалась звуком. Женщины загомонили, засмеялись, задвигались.

— Раз, — считал папа азартно, — два, три… разбегаемся!

Перед Максом запищало-завизжало («четыре» — продолжал Иван Ильич, — «пять…»), затопотали каблуки, пахнуло смесью женского запаха и духов, смешанных с влажным ароматом травы.

— Шесть! — крикнул Иван Ильич. В зале замерли. Музыка замедлилась, стала тише, напряженнее, и вдруг тонким голосом вступила плачущая скрипка — и замерла, уступая место бархатному тону саксофона, выводящему первые аккорды любовной мелодии. И Тротта как обухом по голове ударило — он вспомнил эту песню, песню его далекой юности, которую пели девушки на летнем празднике солнцестояния, когда изо всех окрестных деревень собирались молодые парни и девушки на праздник и так же играли в игры и собирались в пары. Только та песня была на инляндском.

Он сделал несколько осторожных шагов назад. Где-то там был закуток, где можно было переждать безобразие.

Макс развернулся — и уткнулся грудью в замершую женщину. Выругался про себя — сердце стучало, как ненормальное, — провел ладонями по тонким рукам, коснулся волос, опустил руки на спину. Перед ним дышали напряженно и зло. Даже яростно.

— Только вы так сопите, Богуславская, — сказал он со смешком. И вдохнул тонкий запах — очень свежий, очень юный, с терпкими волнующими нотками зрелого вина.

— Я не буду с вами танцевать, — прошипела она зло.

— Увы, — ответил он, снимая повязку — точно, это была она, с красными щеками и блестящими глазами, — придется. Можете отдавить мне ноги, но мне за этот танец обещали оружие. Поэтому прошу.

В помещении погас свет, и все вокруг стало совершенно волшебным. Все было видно — мерцали цветы на стенах, светили фонарики, тихо кружились светлячки над танцующими. Макс оглянулся — Четери каким-то чудом ухитрился поймать свою невесту и теперь увлеченно целовал ее с таким напором, что у окружающих дам влажно блестели глаза. Дмитро Поляна увлеченно повторял за женихом — с одной из Светиных подруг. Матвей танцевал с другой подругой невесты и с неловкостью оглядывался на Алину. Та улыбнулась ему ободряюще через Максово плечо и тут же перевела посуровевший взгляд на профессора.

— Ну что вы стоите? — неожиданно величественно спросила она и вложила свои пальцы в его ладонь — теплые, тонкие. — Отрабатывайте свое оружие, лорд Тротт.

И, кажется, сейчас она его совершенно не боялась.

Двигалась принцесса легко, точно угадывая его движения, но держалась на расстоянии вытянутых рук. На них стали коситься, и он со вздохом притянул ее ближе, закинул ее руку себе на шею, обхватил за талию.

— Я вас не съем, — проговорил он ей в макушку, — успокойтесь. Я даже не вспомню об этом завтра. Только не испачкайте помадой мой костюм, ваше высочество.

— Тише, — пробормотала она ему в плечо. Но действительно расслабилась, даже сопеть перестала. Несколько раз оглядывалась на Четери и даже открыла рот, чтобы что-то спросить, но тут же закрыла.

— Спрашивайте, — посоветовал Тротт. Она была горячей. Даже сквозь платье чувствовалось.

— Какого он размера, профессор? — поинтересовалась принцесса. Взглянула на него с живым любопытством — и тут же споткнулась, отвлекшись в ожидании ответа.

— Если с шеей, то около тридцати метров в длину и около семи в высоту, — ответил Макс, придерживая ее. — Следите за танцем. Мне дороги мои ботинки. И не стоит портить свадьбу вашей сломанной ногой.

— А размах крыльев? — не унималась Алина, ничуть не обижаясь.

— Тоже около тридцати.

— А вес вы можете представить?

— Больше ста пятидесяти тонн точно, — ответил Тротт терпеливо. Мелодия закончилась, но принцесса не торопилась уходить. И когда заиграла новая, осталась в его руках.

— А как же тогда он летает? Это же невозможно, профессор.

— Драконы — магические создания, Алина, — спокойно сказал Макс. — Как может левитировать человек?

Она вдруг напряглась, снова зло вздохнула — вспомнила, видимо, как он вышвыривал ее из лектория.

— Мы не проходили еще левитацию, профессор. Вы только наглядно мне ее показали.

— Это не так сложно, как кажется, — ответил он. — Одно из наименее энергоемких заклинаний. Смотрите.

Она пискнула — их пара чуть оторвалась от пола, совсем немного, — и схватилась за него так крепко, что ткань костюма затрещала. Вокруг них танцевали так плотно, что никто ничего не заметил.

— Я не вижу, — призналась она со злостью и растерянностью. — Вы же знаете, я плохо справляюсь с даром.

Она глядела с таким отчаянием, что черт дернул его произнести:

— Я вам покажу. Только отвлеку людей.

На темно-синем потолке еще ярче засияли звезды — и золотым дождем полились вниз. Четери повернул голову и одобрительно кивнул Максу, вокруг заахали.

— Смотрите, — сказал Макс, поворачивая студентку к себе спиной. — Только не дергайтесь. Я установлю ментальный контакт и покажу вам.

— Вы уже устанавливали, — прошипела принцесса, — не надо. Это очень больно.

— Я знаю, когда причиняю боль, — сказал он ей на ухо, касаясь губами ее волос, — и знаю, когда ее не будет. Хотите увидеть или нет?

— Хочу, — призналась она сердито. — Очень хочу.

— Закройте глаза, Богуславская. И открывайте только когда я скажу. Очень медленно, а то ослепнете.

Алина зажмурилась. Тело было легким-легким, и руки, поддерживающие ее под грудью, были жесткими, крепкими. Она четко почувствовала, как ее сознания коснулись — бережно, аккуратно — и тут же под закрытыми веками запульсировало буйство цветов.

— Это первый магический спектр, — прозвучал его голос словно издалека. Открывайте, только медленно. Аккуратно. Все увидите сами.

Она приоткрыла веки — и в глаза ударило охватывающее все вокруг мерцание. Люди светились тонкой дымкой, дракон — огромной, пульсирующей голубоватой аурой. От мужчины за ее спиной стегало электричеством — она опустила глаза — по его рукам пробегали волны желтоватых разрядов. Под ногами медленно вращался белесый вихрь, удерживая их над полом. На месте иллюзорных деревьев и вьюнков змеились сплетенные линии стихий. Ими, но менее плотно, был наполнен и воздух. Глаза заслезились, она сняла очки — так даже лучше было видно.

— Формула левитации так проста, — сказал профессор, — потому что использует всего одну стихию и простейшее сворачивание ее в вихрь. Вопрос только в плотности и силе вращения.

— Я бездарь, — прошептала она расстроенно. И то ли вздохнула, то ли всхлипнула. — Это очень красиво, лорд Тротт.

— Вопрос тренировки, — ответил он бесстрастно. — Все увидите. Сможете ли полноценно управлять — это вопрос, конечно. Ну не сможете — вылетите, что сделаешь. Закрывайте глаза.

Алина послушно закрыла — пятна под веками погасли, они опустились на пол, и она развернулась к инляндцу. И вдруг согнулась пополам, застонала сквозь зубы.

— Что? — спросил он раздраженно.

Принцесса подняла на него совершенно белое лицо — зрачки ее сокращались в точку, по щекам текли слезы, на лбу выступала испарина, и он чертыхнулся, подхватил ее на руки и понес к диванам при входе — где воздух был посвежее и народу совсем немного.

— Что с ней? — рядом материализовался Ситников. — Что вы с ней опять сделали? — он схватил Тротта за рукав и тут же выругался, разжал руку — та стрельнула болью и повисла плетью, онемев.

— Ситников, — ядовито сказал Тротт, — вы начнете когда-нибудь думать прежде, чем делать? Мое терпение ведь может закончиться, и вы получите то, на что нарываетесь. Дайте мне осмотреть ее. Не пускайте сюда людей.

При входе уже толпились охранники, окружая профессора и принцессу. Алинка корчилась на диване, зажимая живот руками, дышала судорожно, через рот, лицо уже приобретало синюшный оттенок и глаза закатывались — еще чуть-чуть и уйдет в обморок. Он быстро пробежал над ней руками, нахмурился, обезболил. Болевой шок, но откуда?

— Нужно ее ко врачу, — сказал старший охраны. — Вызывайте телепортиста.

— Я и есть врач, — огрызнулся Тротт, — получше ваших светил. Выйдите немедленно, не мешайте. Ей нужен воздух. Все будет нормально, обещаю. Вон пошли! — рявкнул он, так как охрана топталась рядом, кто-то отрывисто докладывал о ситуации по рации, и уходить никто не собирался.

Старший, видевший Тротта в Управлении, нехотя дал команду рассредоточиться. Ситников мрачно глядел из двери, и вид у него был как у готового убивать.

Девушка вытянулась на диване в струнку — а Тротт осторожно прощупывал ей живот. В районе матки пыхало таким жаром, что он сам весь вспотел. И никак не мог понять, в чем дело — женщин он не осматривал уже очень давно. Снова протянул руку, прислушался. Судорога, как у рожающей. Но живот плоский, ребенка внутри нет… да и …девственница. Он аккуратно расслаблял мышцы, переведя проекцию матки на свой кулак и медленно, через силу разжимая его. Крутило страшно — он сам едва не заорал. Пальцы, после того, как он разжал кулак и расслабил, встряхивая, болели, словно ему их выкручивали.

— Воды принеси, — бросил он семикурснику, и тот нехотя кивнул, протиснулся между охранниками, исчез. В зале уже началась новая игра, и никто, кажется, не обратил внимания на произошедшее.

Принцесса медленно приходила в себя — щеки были мокрые от слез и черные от потекшей туши, губы белые, и помада на них смотрелась неряшливым пятном. Она стянула очки и откинула голову назад. Ей было плохо и стыдно. И страшно до слез.

— Богуславская, давно у вас это? — спросил Тротт.

— Один раз было всего, — ответила она слабым голосом. — В университете. Но не так больно.

Он снова нахмурился. Положил руку ей на живот.

— Цикл нормальный?

Принцесса залилась краской.

— У м-меня еще не было, профессор.

— Вам же уже шестнадцать? — уточнил он с недоумением. Девушка еще больше покраснела, хотя уже некуда было.

— Я не хочу с вами это обсуждать! — выпалила она. — Это неприлично! Вы мужчина!

— Сейчас я ваш лекарь, — отрезал он резко. — К врачам обращались? Такая задержка может свидетельствовать о патологии репродуктивной системы.

— Обращалась, — сказала она. — Никаких отклонений не нашли. Гормоны в порядке.

Он и сам видел, что в порядке. Живот под его пальцами остывал, прекращал пульсировать.

— Что-то принимали из стимуляторов?

— Да ничего я не принимала! — выкрикнула она, садясь. — Вы меня достаточно напугали! Может, я просто перезанималась! Я каждый день бегаю и на тренажерах занимаюсь, чтобы сдать эту физкультуру!

— Нет, — протянул он, не обращая внимания на ее возмущение, — мышцы у вас перенапряжены, но это другое. Не пойму, что. Вам нужно к виталисту, который специализируется на женских заболеваниях, Богуславская. А для занятий — есть массаж, сауна, ванны горячие, чтобы расслабить мышцы.

— Да некогда мне, — сказала она зло, — я и так сплю по пять часов в день.

Он встал, оглянулся в поисках салфетки, чтобы протереть руки. Не нашел — и с раздражением сунул их в карманы.

— Зачем вы себя насилуете? У вас найдется чем заняться и без магии.

— Затем, — буркнула принцесса и отвернулась, утирая щеки. Вздохнула, расправила плечи.

— Я благодарна вам за помощь, лорд Тротт, — Макс поднял брови — так официально это прозвучало. — Больше она не требуется, можете вернуться в зал.

— Вы разрешаете? — спросил он ехидно. Алинка вскинулась, хотела сказать что-то резкое — но в дверь заглянул старший охраны.

— Телепортист прибыл, — сдержанно сообщил он, намеренно не используя титул (конспирацию никто не отменял), — готов перенести вас домой.

— Сержант, п-прошу вас, — жалобно сказала Алина, — и часа ведь не прошло. Я уже прекрасно себя чувствую, благодаря лорду Тротту. Заболел живот, бывает. Если вдруг снова почувствую себя плохо — сразу обращусь к вам, обещаю.

Агент хмуро кивнул. Он не был личным телохранителем и права настаивать не имел. Но отвечать, если что-то случится, будет не ее высочество, а он и его ребята.

Вернулся Матвей с кувшином лимонада и стаканом. Снова протиснулся между охранниками, сел рядом с ней на диван, налил, аккуратно приобнял своей лапой, протянул стакан.

— Я, наверное, вся пятнистая, — пожаловалась ему принцесса, делая глоток.

— Ты все равно очень миленькая, малявочка, — пробасил он. — Только умыться надо.

— Спасибо, — сказала она тоненько, улыбнулась и откинулась ему на плечо — совсем крошечная рядом с огромным мужчиной. Тротт поморщился, отвернулся и двинулся в зал — от опереточного сюсюканья и сладости подальше. И краем уха успел услышать вопрос.

— Матвей, а все-таки попросишь Чета обернуться?

Ну конечно. Что нам свадьба и молодые. Все к ногам капризной девчонки.

Зал встретил его оглушающей музыкой и дружным топаньем. Народ веселился вовсю, жених с невестой отплясывали что-то зажигательное. Инляндец двигался вдоль стены — но не избежал внимания — какая-то девушка схватила его за руку, закрутила.

— Давай танцевать! — крикнула она со смехом.

— Не хочу, — ответил он сухо, и, не обращая внимания на недоумение и обиду, проступившие на симпатичном лице, пошел дальше.

Тротт видел, как Ситников провожает принцессу до дамской комнаты, видел и то, как она выходит оттуда, как присоединяются они к танцующим. Опустил глаза, положил себе соленых грибов и начал жевать. В конце концов, этот балаган когда-нибудь да закончится. Вечер, конечно, потерян. Хотя интересный случай с внезапными болями. Может, с Викой поговорить? Она лучше разбирается в женских болезнях. Нет. Не стоит тратить на это время.

Музыка прекратилась, включился свет и радостный Иван Ильич объявил перерыв. Четери повел сияющую жену к столу, гости, уже частично разбившиеся по парам, ручейками устремлялись кто к столам — выпить и закусить, кто к выходу — покурить, кто к туалетам. Дирижер утирал пот со лба, музыканты отдыхали, рассевшись по креслам у стен. Сердобольный отец невесты уже направлялся к ним, пригласить за стол и составить ему компанию в распитии горячительного. Официанты начали разносить вторые блюда, и в воздухе сильно пахло жареным мясом, алкоголем и разгоряченными людьми.

И почему-то именно в этот момент Макс остро почувствовал свою чуждость среди этого праздника. Люди обтекали его, не касаясь, будто он находился среди призраков — или сам был призраком, невидимым и никому не нужным. Впрочем, он по этому поводу не переживал. Все эти нелепые движения, какая-то истеричная радость, попытки найти себе пару, глупые игры — все это было так преходяще и так банально.

— Знаешь, в чем между нами разница? — посмотрев на его лицо и будто прочитав его мысли, заявил плюхнувшийся рядом Чет. Света разговаривала с матерью, смеялась, и дракон некоторое время полюбовался на нее, прежде чем налить в свою огромную чашу еще вина. — Я старше тебя, но я не разучился жить. Эти глупости и есть жизнь, Макс, — Четери говорил с иронией, но глаза у него были серьезными, оценивающими, совершенно не пьяными. — Потискать хорошенькую девушку, выпить вина, вкусить отличную пищу. Не только, но это тоже. Я мог бы полностью уйти в искусство боя, как ты в работу, но суть в том, что без полноценной жизни мастером не стать. Ты не достигнешь совершенства, находясь постоянно внутри процесса. Только опускаясь в обычную жизнь, можно оценить, как высоко ты забрался и как далеко тебе еще до настоящего умения.

— Ты будешь меня учить или перевоспитывать? — едко отозвался Тротт, глядя, как дракон наливает ему вина. — Я ж не сосунок, Четери, не надо мне душеспасительных разговоров. Мне хорошо с тем, что у меня есть.

— А много ли есть? — дракон поднял свою чашу, и Макс нехотя чокнулся с ним, выпил.

— Достаточно, — сказал он. — Мне хватает.

— О чем так серьезно разговариваете? — Светлана подошла к мужчинам, и Чет перехватил ее, усадил себе на колени, ткнулся губами куда-то в шею, что-то шепнул на ухо — и глаза ее затуманились, она так посмотрела на мужа, что Максу стало неловко. Он встал. Да уж, даже лучшие из лучших спотыкаются о женскую юбку.

— Куда? — спросил дракон весело и понимающе.

— Покурю схожу, — бурнул Тротт. — Воздухом подышу.

Молодожены поглядели ему вслед.

— Он странный, — сказала Света тихо. — Не улыбнется, не расслабится. Как будто презирает всех вокруг. Неприятно рядом находиться.

— Трудно жить в мире с окружающими, когда с собой смириться не можешь, — непонятно объяснил дракон. — Но он хороший человек, поверь. Несчастный только.

«Несчастный» вышел на морозец, постоял несколько секунд, думая, что нужно было бы остановить официанта и спросить сигарет у него. Но заметил огромную фигуру Ситникова, поколебался и подошел.

— Сигарету? — спросил понятливый студент. Достал пачку — из дешевых, дал зажигалку, и они молча курили, глядя на заснеженные окрестности.

— Завтра занятия как обычно? — наконец, спросил Ситников.

— Да, — коротко ответил Тротт. И они снова замолчали. И, как ни странно, молчать рядом с семикурсником было вполне уютно.

Когда Макс вернулся в зал, на его месте сидела Алина Рудлог и о чем-то живо расспрашивала дракона. Тот отвечал охотно, шутил — и жена его смеялась, и принцесса тоже смеялась, аж заливалась. Пока маг шел к столу, ее высочество опять что-то спросила, и Четери захохотал так, что гости начали оглядываться, тоже заулыбались.

— Нет, мы не линяем, — услышал инляндец, подходя ближе. Ситников топал рядом.

— Но у птиц линька ежегодная, — удивленно и увлеченно продолжала Алина, — перо же изнашивается, теряет влагостойкость, свойства свои… плюс еще есть брачные линьки… когда оперение пестрым становится и пышным…

Чет, видимо, представил себя пестрым и пышным и снова заржал.

— Нет, малышка, — сказал он отсмеявшись. — Я никогда об этом не задумывался, если честно, но точно никаких смен оперения у нас нет.

Говорил он без недовольства или насмешки. Как с любопытным ребенком.

— А…, — начала принцесса, но увидела Тротта и осеклась, быстро встала. — Извините, профессор.

— Ничего, — сказал тот сквозь зубы, — продолжайте, не стесняйтесь.

Она надулась, поколебалась, стиснула руку Матвея и все-таки решилась. Чет поглядывал на них с весельем.

— …а можно посмотреть, как вы оборачиваетесь? Если будет минутка, конечно, — добавила Алина извиняющимся тоном и посмотрела на Светлану. — Простите, пожалуйста, за нахальство. Но я никогда не видела драконов! И так хочу посмотреть!

Света не возмущалась и тоже смотрела на девушку с ласковой смешинкой.

— А я ведь тоже тебя не видела, — задумчиво сказала новобрачная и намекающе глянула на мужа. Тот вздохнул и встал.

— Чего не сделаешь ради женщины, — заявил он с видом идущего на подвиг. — Только теплое надень, Света. Пойдем, пока твой отец не вспомнил, что надо продолжать. Макс, — окликнул он инляндца. — Давай с нами.

Они ушли за ресторан — подальше от любопытных гостей. Алинка, постукивающая зубами от холода, несмотря на обнимающего ее Матвея, в грудь которого она уткнулась, отвернувшись, ждала, пока дракон разденется и обернется. Светлана, стоящая в теплой шубке, отворачиваться не стала — но очень переживала, что супруг замерзнет.

— Отогреешь потом! — крикнул ей разоблачающийся дракон. — Прекрати волноваться, женщина!

Макс остановился чуть в стороне, и стоял с невозмутимым лицом. Оборот он уже видел, но сейчас решил посмотреть, как это выглядит в магическом спектре. И с удовольствием исследователя наблюдал, как обнаженный Чет полыхает голубоватым сиянием, как орнамент на его теле, словно большая сеть, отделяется от тела, расширяется и образует контуры дракона, заполняющегося плотной дымкой, как в дымке этой растворяются очертания человека, а она все уплотняется, пока не становятся видны и прожилки на перьях, и жилистые лапы и мощное белое тело, и пасть.

Дракон повернул к ним огромную башку и рявкнул что-то нетерпеливо. Застывшая было Света ахнула с восторгом и недоверием, побежала к нему — а за ней со всех ног бежала Богуславская, поправляя на ходу очки. Ситников стоял, словно оцепенев.

— Впечатляет, — сказал он басовито.

Тротт усмехнулся. Видно было, что студенту хочется так же нестись к крылатому ящеру, но степенность не позволяет. Мужчины медленно двинулись к зверю. Тот положил голову на землю и щерился во всю пасть, будто улыбался. Добежавшая уже Светлана трепала его за огромные уши и что-то рассказывала предназначенное только ему одному.

А вот Богуславская развила прямо-таки ошеломляющую деятельность. Она деловито пересчитала пальцы на драконьей лапе, пощупала огромный коготь, что-то бормоча себе под нос. Выползла из-под крыла, раскрасневшаяся, довольная, неприлично счастливая — и Макс вдруг поймал себя на том, что ему хочется… улыбаться? Девчонка гладила плотную кожу, измеряла руками длину перьев, восклицала что-то, бегая вокруг огромного ящера с таким воодушевлением, будто перед ней находился не хищник, а гора мороженого. Чет не выдержал, повернул голову и ехидно фыркнул, глядя на увлеченную, носящуюся кругами принцессу.

— Боги, какой же он красивый, — звонко крикнула она Светлане. — Совершенный!

— Красивый, — тихо согласилась та и поцеловала своего дракона куда-то под глаз. Тот заурчал умиротворенно, потерся об нее щекой — и Света не удержалась, плюхнулась на попу в снег. Дракон снова зафыркал — будь он в человеческой ипостаси, покатился бы со смеху, аккуратно взял супругу зубами за шубку и поставил на ноги.

Ее высочество уже дорожку вытоптала вокруг живого объекта исследования, но никак не могла остановиться. Примерилась к толстенной шее, попыталась дотянуться до красного гребня — но не смогла. Обернулась на Матвея со страдальческим лицом — и тот усмехнулся, подошел, легко поднял и посадил ее себе на плечо. И уже там она и постучала по твердым шипам, и попробовала на остроту, и снова попыталась измерить — самый большой был выше ее роста.

— Как я вам завидую, — искренне сказала она Светлане, когда уже опять стояла, отвернувшись, и все, что могло быть ощупано и измерено, было уже измерено. Даже пасть попросила открыть, чтобы посмотреть на зубы. Чет рявкнул для острастки — но она не испугалась, только задохнулась от восторга и попросила повторить во весь голос. Дракон мученически закатил глаза и послушно показал клыки. — Вы сможете на нем летать.

— Подрастешь, приезжай к нам в Пески, малышка, — крикнул одевающийся Чет, чудесным образом услышавший ее, — найдем тебе подходящего дракона, и налетаешься, и наизмеряешься во всех обличьях.

Алинка покраснела, а Света укоризненно посмотрела на Четери. «Зачем смущаешь ребенка?». Но тот сделал невинные глаза, оделся, наконец, и скомандовал всем идти в зал. Греться, пить и веселиться.

И они правда веселились. Почти все. Лорд Тротт смиренно поедал грибы и философски наблюдал за буйством звука и эмоций. Свадьба гуляла и плясала, Иван Ильич, поддерживаемый доброй дозой алкоголя, превзошел сам себя. По углам уже целовались парочки — семикурсник Поляна вовсю обхаживал ту самую Светланину подругу, которая имела наглость прийти на свадьбу. Еда была превосходной, вина хватило на всех — зря ресторатор хватался за сердце, мать невесты зорко охраняла кувшин с деньгами, но потом вручила его единственному не танцующему и со спокойным сердцем пошла следить за мужем. Музыканты были на высоте. У одной из гостий оказался превосходный голос, и она, накатив для храбрости, договорилась с оркестром, взяла микрофон и подарила молодым томную, пронзительную и волнующую медленную песню. И сорвала бурные овации.

А Макс все наблюдал.

— Я смогу прилетать на границу с Песками каждый день, — сказал ему Четери, когда в очередной раз вернулся за стол. — Но как ты узнаешь? Ты не слышишь мой Зов. А в Пески тебе не попасть.

— Я все равно попробую, — сдержанно ответил Тротт. — Сил у меня побольше, чем у обычных магов, если напрямую через горы могу ходить, то, может, и ваша защита не станет препятствием. Сориентируюсь на тебя. Но если не смогу пробить — на всякий случай сейчас поставлю тебе сигналку. Дай мне руку.

Четери протянул ладонь. Света с любопытством наблюдала, как рыжий нелюдимый маг обвязывает вокруг широкого мужского запястья светящуюся плетеную нить.

— Просто потяни за нее и позови меня. Я услышу и открою к тебе Зеркало.

— Хорошо, — довольно протянул Чет. Повернул голову, посмотрел на Матвея, ведущего в танце и бережно обнимающего ладонями маленькую принцессу. Музыка пела завораживающее, тягучее, низкое, фонарики мерцали, уставшие светлячки облепили листья деревьев и поблескивали желтыми звездочками. Высокая фигура потомка Марка Лаураса горой выделялась на фоне других гостей. — Его мне еще приведи.

— Дай ему доучиться, — попросил Макс. — Не дави. Он поймет потом, что важнее.

— Если не женится, — фыркнул дракон, наблюдая за парой.

— Да кто ему даст на принцессе, — с досадой сказал Тротт. — Мала еще, да и ее дело породу в другом королевском доме улучшать. Пока играет в магию, в независимость. А время придет — никуда не денется. Будет носить корону и рожать наследников. И чем раньше Ситников это поймет, тем лучше. Как поймет — сразу придет к тебе, Четери.

— Может быть, — задумчиво произнес Мастер, глядя почему-то на Макса. — Может быть.

После десерта свадебная феерия начала постепенно остывать. Музыканты наигрывали что-то приглушенное, мелодичное, гости один за другим вспоминали, что завтра на работу, прощались с молодоженами, снова желали всего наилучшего и разъезжались. Светлана, уставшая от счастья, тихо сидела рядом с мужем, прислонившись к его груди и чувствуя крепкую и горячую руку на талии, и то ли дремала, то ли мечтала, со странной улыбкой глядя на упорно танцующие пары. Ушел Зеркалом Дмитро Поляна, с вполне определенной целью уводя с собой пьяненькую Светину подругу. Уехали родители — Иван Ильич уже лыка не вязал и стойкая Тамара Алексеевна вызвала такси и повезла его домой. Ушла телепортом в сопровождении охраны ее высочество Алина Рудлог, попрощавшись с новобрачными и целомудренно поцеловав своего Матвея на прощание в щеку, и тот несколько секунд печально смотрел на закрывшееся Зеркало, затем пошел к столу, налил себе коньяка, выпил и налил еще. К нему подошла мать с уже засыпающей сестрой, и он кивнул — нужно было перенести их домой. Уходили Светины подруги и одногруппники, и официанты уже потихоньку стали убирать посуду. Встал и Макс — пошел на кухню, к нервничающему ресторатору, и доплатил сколько нужно было. Когда он вернулся, Чет все так же покачивал-баюкал жену, пригревшуюся у его бока, а последние гости под звуки упорно играющего оркестра уже одевались в прихожей.

— Остаток отдай музыкантам, — попросил Четери сонно. Тротт кивнул, пошел к сцене — мимо покачивающихся деревьев, по примятой траве. Музыка стихла. Дирижер с недоверием глядел на толстенную пачку денег — но взял и долго-долго тряс инляндца за руку. Но тот даже не морщился. Странное очарование пустеющего зала и отголосков прошедшего праздника захватило и его.

— Куда вас? — спросил он у Чета, когда вернулся ко столу.

— Домой? — поинтересовался дракон у Светланы. — Или… твои родители вроде нам номер сняли в отеле.

— Домой, — сонно и разнеженно попросила девушка. — Завтра улетать, хочу рядом с ними побыть еще немного.

Макс кивнул, открыл портал, настроившись на отца невесты — и дракон, и его молодая супруга перед уходом крепко обняли его. И ему вдруг стало тепло.

Инляндец остался один. Хозяин гасил верхний свет, оставив несколько ламп, а Макс стоял посреди зала, засунув руки в карманы, и наблюдал, как музыканты складывают инструменты, как приглушенно переговариваются официанты, как сворачивают они скатерти, обнажая темные старые столы, слушал, как гремит посуда на кухне и тихо играет радио с какой-то современной песенкой.

Он шевельнул рукой и волшебный сад начал таять. Снова обнажились серые стены и потертые полы, и потолок опять стал желтоватым, а не иссиня-черным. Праздник закончился.

Тротт постоял еще немного, открыл Зеркало и ушел домой.

Молодожены же, стойко пережившие свою свадьбу, еще долго возились и тискались под душем — родители то ли уже крепко спали, то ли деликатно делали вид, что ничего не слышат. В конце концов Четери отнес уже зевающую Светлану в постель, растянулся рядом — она с нежностью поцеловала его в плечо, уткнулась носом в руку и мгновенно заснула. А он все смотрел на низенький потолок маленькой квартиры и думал, как забавно и сложно складывается судьба. Сила билась, ворочалась в нем тяжелой и требующей выхода волной, зов далекого Города становился все сильнее. Но это завтра. Сейчас веки его тяжелели, хмель и усталость брали свое, и он зашевелился, повернулся, обхватил жену как надо, прижал к себе и тоже заснул. Легким сном совершенно счастливого человека.

А назавтра, после сборов тысячи необходимых вещей, слезных прощаний и обещаний навещать и не забывать, они улетели. Дракон летел очень быстро, а на его спине, уцепившись за твердый шип гребня и замирая от страха, сидела укутанная в сто одежек Светлана.

Но он принес ее не в свой дом. Четери опустился на знакомой площади недалеко от дворца Тафии. Стряхнул собранный скарб, подождал, пока жена разденется, спустится по крылу, и обернулся в человека. И они вдвоем пошли к высоким, ждущим именно их воротам.

На этот раз резные двери откликнулись ему. Засветились, заскрипели натужно и стали открываться, разгребая песок. И в тот момент, когда он ступил на территорию дворца и замер, раскинув руки и запрокинув голову, от ног его полилась по истощенной, иссушенной земле сокрушительная сила потомка Воды и Жизни. Город-на-Реке стал оживать. Все еще белело сухим дном русло реки Неру — но по улицам катилась зеленая волна, прорастая деревьями, травой и дивными цветами, унося барханы далеко за пределы великого древнего города. Земля гудела опасно, мощно. Света ухватилась за створку ворот, с содроганием глядя на застывшего, напряженного, ушедшего куда-то далеко в неведомые ей сферы мужа и пыталась устоять на почве, подрагивающей от поднимающейся из глубоких слоев воды. Взрывались водяной пылью и начинали бить холодными струями старые фонтаны, наполнялись пруды, дворец словно очищался от вековой пыли и снова блистал белым и лазоревым, а Четери вдруг рухнул на колени и закричал от боли, срывая голос.

И разом все стихло. Он повалился на бок — и Света бросилась к нему, схватила за плечи, обняла, прижала к себе.

— Четери, Четери. Чееет! Да что же это!

Дракон пошевелился, открыл глаза — болезненные, яркие, неземные.

— Не кричи, женщина, — сказал он сипло. — Вот так, подержи меня еще немного, погладь… да. И пойдем принимать хозяйство. Теперь это твой дом.

Далеко на западе от них, в столичном городе Истаиле, Нории, теперь уже Владыка владык, склонив голову, слушал просыпающуюся Тафию. И улыбался — радостно и чуть горько. Теперь ему станет легче. И теперь ему было еще тяжелее.