Конец марта, Лортах, Максимилиан Тротт

За следующие дни принцесса окончательно замкнулась в себе. Нет, она вела себя крайне дисциплинированно, четко выполняла команды и отвечала на вопросы, но не более. Даже по нужде не просилась в пути, перестав пить и терпеливо дожидаясь общего привала. Макс заметил это случайно — сначала обратил внимание, как она облизывает пересохшие губы, а потом — как на привале после всех дел жадно хлебает воду. И на очередной дневной остановке, подождав, пока она напьется из ручья, Тротт тихо, чтобы не услышали остальные дар-тени, и сухо, как всегда, когда говорил о вещах интимных, пообещал:

— Если не будете сообщать, когда вам нужна остановка, я сам начну громко предлагать вам ее, ваше высочество. Прекратите глупить и вредить себе.

— Я не хочу задерживать вас и мешать, — буркнула принцесса, исподлобья глянув на него и дунув на пропущенную при стрижке светлую волнистую прядь, которая теперь постоянно лезла ей в глаза. Губы ее были мокрыми и пухлыми, на загоревших щеках сильно выступали веснушки, и лицо как-то резко стало старше и строже.

— Ваша задача — быть готовой бежать быстро и долго, если на нас нападут, — проговорил Тротт спокойно, отводя взгляд. — Далеко вы убежите с полным мочевым пузырем?

Принцесса, покраснев, снова дунула на прядь — у Тротта даже кончики пальцев зазудели от желания поправить ее.

— Вы правы, профессор, — она мотнула головой: локон опять упал на глаза. — Извините.

Инляндец вздохнул, потянулся к ножнам.

— Подойдите, я обрежу то, что мешает.

— А, это? — принцесса раздраженно дернула за прядь. — Нет. Я сама, профессор.

И она действительно достала нож и с выражением крайнего упрямства на лице откромсала себе чуть ли не половину волос.

Богуславская теперь вообще все пыталась делать сама и помогать, где только можно было. Перед дорогой сноровисто и ловко перематывала себе ноги, и Тротт, проверяя, молча отходил: все было в порядке. Вечером, когда он говорил "Бери нож", вставала, послушно нападала на него, стараясь игнорировать комментарии спутников, хотя периодически и краснела, и отвлекалась на них. Стойко поднималась после того, как Макс швырял ее на землю, отбивалась, если теряла оружие. В ее неловких движениях появилась какая-то отчаянная злость, но ударить ножом его она так и не могла. Отважно терпела жесткие захваты, с сухими глазами терла ушибы, после занятий говорила неизменное "спасибо" и устало брела к воде. Тротту все тошнее было от этого "спасибо" и от ее печальных глаз.

На второй вечер, после занятий и трапезы, Алина, опустив голову, шагнула к костру и начала под комментарии веселящихся дар-тени собирать посуду в опустевший котел, а затем пошла к ручью — скрести и мыть. Дар-тени, наупражнявшись в остроумии касательно соплеменницы, постепенно поутихли, переключившись друг на друга. Принцесса их еще боялась, это было видно, но желание доказать, что она не бесполезна, было сильнее. И это желание, и обида ее были настолько очевидны, что Тротту было и совестно, и немного забавно наблюдать за спутницей. И за собой. За собой он тоже наблюдал с крайней степенью едкого удивления, слыша на периферии сознания то умирающего от хохота Мартина, то насмешливый голос все понимающего Мастера Клинков.

На последнем ночном привале, когда принцесса вернулась от ручья, раздав спутникам разномастные отдраенные тарелки, неугомонный Утреша сунул ей в руку лакомство — застывшую папоротниковую смолу, сваренную с медом и местным зерном. Она вздрогнула, едва не отдернув ладонь — и Макс, наблюдающий за этим, напрягся, но Утреша справился сам.

— Не бойся, — сказал он так утрированно-ласково, что остальные подавились смешками, — я не обижаю баб. Это сладкое, попробуй.

Принцесса дернула головой — словно хотела посмотреть на Макса и спросить, можно ли. Но не стала.

— У меня есть, — проговорила она и аккуратно положила лакомство рядом, на тарелку. — Не надо.

— Бери, бери, — дар-тени вскочил, схватил ее за руку, снова вложил. Алинка испуганно замерла.

— Утреша, она не хочет, — негромко высказался Тротт. Радушная улыбка соплеменника немного потускнела, и он отступил назад — не из страха, из уважения.

— Я п-попробую, — вдруг тихо и упрямо произнесла Алина. Отломила кусочек, попробовала и поблагодарила — суровый и кряжистый Утреша смотрел на нее с таким умилением, что казалось, он слезу сейчас пустит. А она косилась на Тротта. И это он тоже видел, и усмехался про себя — и тут же ловил себя на том, что вызвать Утрешу на поединок хочется до скрипа в зубах.

За последующую декаду, пока они шли к кряжу, воины стали опекать принцессу как родную дочь. Она робко отвечала на их вопросы, но по-прежнему побаивалась и держалась ближе к Максу и Верше. И если, слушая рассказы Верши, она и улыбалась, и задавала вопросы, то с Троттом могла за целый день и словом ни обмолвиться.

Впрочем, он же этого и хотел.

На двенадцатый день похода его спутница проснулась еще в темноте — когда дежурящий до того Верша разбудил Макса на смену, а сам неторопливо пошел укладываться, чтобы не терять еще два часа сна. Принцесса некоторое время сонно таращилась на Макса зеленющими глазами, так нежно улыбаясь ему и потягиваясь пушистыми крыльями, что Тротт почти улыбнулся в ответ. Но она вдруг помрачнела и опустила глаза. И улыбка пропала, и она снова стала такой же отрешенной, как накануне.

— Еще можно спать, Алина, — буркнул он, покрутив плечами и с недовольством потерев отросшую щетину. — Если не хотите, можете пройти со мной к ручью.

Принцесса некоторое время задумчиво посопела, оглядела спящих вокруг костра дар-тени и поднялась.

— Буду благодарна, лорд Тротт. — Она босиком — ботинки и обмотки сняла на ночь, — пошлепала следом. И, конечно же, несмотря на ночное зрение, запнулась, чуть не упав и наделав кучу шума. Тротт развернулся к ней — и она сжалась.

— Не поранились? — спросил он, досадуя на ее испуг.

Алина замотала головой, стоя на одной ноге, подтянув вверх пострадавшую и балансируя крыльями.

— Дайте посмотрю, — раздраженно проговорил он. Опустился на корточки, помял ей лодыжку. — Расслабьтесь, Алина. Вы так сжались, будто я вас бить собрался.

— Вы просто постоянно меня ругаете, — пробормотала она едва слышно. — Я теперь все время от вас жду этого.

— Разве? — глухо сказал он, проминая кожу. Под его пальцами напрягались мышцы тонкой щиколотки. Очень красивой щиколотки.

— Мне иногда кажется, что вы добрее ко всем вокруг, кроме меня, лорд Макс, — сказала она еще тише ему в макушку.

Он поморщился от грусти в ее голосе, встал, предпочтя сделать вид, что не расслышал. С ногой было все в порядке.

Пока спутница шуршала в кустах, а затем умывалась, Макс отжимался на берегу — здесь руки требовали укрепления не меньше, чем на Туре. Он убрал за спину правую, затем поднялся на пальцах — усложнял и усложнял задачу, гоня от себя неприятные мысли и морщась от уколов вины.

Как он, оказывается, привык к звонкому голосу, тысячам вопросов, к восхищению, с которым Алина Рудлог иногда смотрела на него. И к доверию ее привык. К тому, как она льнула к нему по ночам и к теплу ее тела, и к мягкости крыльев, щекочущих его кожу…

Но нельзя.

Он покосился на спутницу — та молча ждала его, переступая маленькими, измазанными в земле ступнями по мягким мхам, — и еще ускорился. Недопустимое плотское желание, почти неощутимое и неважное, тлело где-то внутри. Он хотел ее, и презирал себя за это. И за то, что убивает ее теплое отношение к себе, презирал. Он привык к этой девочке рядом, сроднился с ней за время похода. Но как держать дистанцию иначе? И как иначе защитить этого невинного испуганного птенца от него самого? Когда ему так нравилось быть для нее всем: и защитником, и учителем, и старшим другом, нравилось, как она спорит и с невыносимо серьезным лицом шутит, как широко, открыто улыбается в ответ на его язвительность, словно говоря "ну я-то знаю, какой вы на самом деле, лорд Макс".

Тротт потряс головой, продолжая отжиматься и тяжело выдыхать. Не помогало.

— Встаньте мне на спину, — попросил он, и принцесса после небольшой заминки поднялась на него, застыла, — по звуку рассекаемого воздуха было понятно, что она опять балансирует. Ойкнула, покачнулась, почти встав на цыпочки — пальцы ее впились ему в спину, и он чуть не застонал — так болезненно-приятно это воспринялось напряженными мышцами.

— Держитесь за крылья, — он протянул их назад и вверх, и принцесса ухватилась за них, как за упряжь, потянула на себя и сразу перестала покачиваться. С утяжелением на спине у Макса заныла рука, стало не до дурных мыслей, и он почти с облегчением продолжил отжиматься, меняя руки, пока хватило сил.

После возвращения Алина попросила разрешения приготовить кашу на завтрак и ловко захлопотала около костра, а он занимался с Дезеидами. Соплеменники, мимо которых сновала Алина, спали: девка девкою, пусть даже крылатая, а настоящий воин всегда выспится, когда есть такая возможность.

Тридцать первое марта по времени Туры, Алина

Днем они перешли широкую реку, которая огибала выдающийся вперед горный отрог — как объяснил профессор, чтобы дойти до входа в долины, нужно было обогнуть это препятствие, выйдя из зоны действия Источника, пройти вдоль петли реки и вернуться за отрогом в земли дар-тени. За рекой принцесса сразу ощутила, как будто с плеч сняли легкое теплое одеяло, — исчезла защита.

А ближе к вечеру над отрядом, на пару километров углубившемуся в лес, чтобы не маячить на берегу реки как готовая мишень, пролетел первый раньяр. Принцесса, словно и не было передышки, даже не успев испугаться, на чистом рефлексе тут же метнулась к ближайшему папоротнику и затихла там. И все затихли, наблюдая за удаляющейся тварью.

Второй раньяр со всадниками появился совсем скоро. И снова все замерли под деревьями. Вот сейчас Алинку настиг страх — холодный, истеричный — и она дрожащей ладонью вцепилась в руку Тротта. Он покосился на нее и вдруг едва заметно сжал пальцы, и от этого неожиданного жеста поддержки пятая Рудлог пришла в себя.

Дальше отряд быстро шел параллельно реке, и Алина ощущала, как обостряются все ее инстинкты, словно она превращается во внимательного хищного зверька. И замечает все: и настороженные взгляды спутников, и хруст веток где-то вдалеке, и внезапно затихший щебет птиц… В лесу раздался тонкий переливчатый свист — точно паук-лорх почуял добычу. Прервался, снова разлился трелью.

— Наши разведчики. Впереди отряд ловчих, — тихо сказал Тротт ей, останавливаясь.

Еще один короткий посвист — теперь справа.

— И там, — проговорил он, хмурясь. — Движется на нас. У них охонги. Слева осталась река, а справа и спереди — враги.

— Будем пробиваться, Охтор? — вполголоса спросил подошедший седоусый Верша. Бойцы собрались вокруг: все подобравшиеся, расслабленность ушла, как и не было ее. Кто-то достал лук, кто-то клинок. — Или вернемся за реку и попробуем через гору?

— На горе мы как на ладони будем, — буркнул Тротт, — кто знает, сможет ли Источник закрыть нас от раньяров. Граница все-таки. Да и как она пройдет, — он кивнул на Алину, и она опять почувствовала себя обузой. — Там, сам знаешь, какие обрывы местами. Надо попробовать обойти ближе к реке. Темнеет, должны проскользнуть.

Дар-тени доставали из сумок трубочки с мазью, и профессор достал тоже, щедро вывалил содержимое себе на руку, протянул принцессе. В носу защекотало от едкого запаха муравьиной кислоты.

— Намажься, — приказал он по-лорташски. — Это секрет из желез охонгов, смешанный с жиром, чтобы не было ожогов. Хорошо маскирует запах.

Алинка быстро начала наносить пощипывающую мазь на кожу. Вздрогнула: меж темных деревьев справа показался один из разведчиков — двигался он молниеносно, тихо.

— Рехта следит сейчас за ними, — сказал он, подойдя к группе. — Надо уходить. Человек пятьдесят, не меньше. Разделились на два отряда, один закрывает нас сзади, другой идет сюда. У них и охонги, и раньяры. Норы из твердыни Аллипа, судя по цветам.

— Назад дороги нет. Значит, бегом к реке, — приказал Тротт. — Алина, держись рядом со мной.

— Да, Охтор, — сказала она сипло. И побежала.

Деревянные ноги, застонавшие от напряжения мышцы, адреналин, что высушил губы и ударил в вены… Тело, поначалу неуклюжее, за какие-то минуты вспомнило навыки бега, и Алина неслась по папоротниковому лесу наравне с остальными дар-тени. Бойцы двигались очень тихо — только свистел рассекаемый воздух, да упруго хлопали крылья, когда на бегу кто-то перелетал через корягу или поваленный ствол.

Тонкое верещание охонгов стало громче. Казалось, что оно раздается со всех сторон. Лорд Тротт держался рядом, то и дело хватая Алинку за руку, без слов подсказывая, куда свернуть, где перепрыгнуть. В лесу было еще светло — солнце только-только начало клониться к закату, и длинные тени беглецов мелькали по ярким зеленым мхам, стволам древних папоротников и редким валунам.

Сверху раздался гул, и отряд мгновенно рассыпался по укрытиям, пережидая, пока пролетят две "стрекозы", а затем снова понесся вперед.

Они выбежали в низину, заросшую тонкими и ломкими прутьями выше человеческого роста, покрытыми разлетающимся от прикосновения пушком. Захрустело, под ногами захлюпала вода, сильно запахло болотом. Сбоку раздался треск, и принцесса дернулась в сторону — и тут же Тротт рванул ее на себя, за спину, сжал руку, заставляя ускориться — и расслабился, отпустил: в зарослях появился Утреша, бывший в разведке, мотнул приветственно головой, побежал рядом с Алинкой. От него тоже сильно несло потом и муравьиной кислотой, красная куртка была покрыта пятнами жира.

— Впереди еще один отряд, — на бегу крикнул он. Дар-тени, не останавливаясь, подтягивались ближе к разведчику, чтобы послушать его. — Тут все кишит ими. Но ближе к реке проход свободен. Я осмотрелся там. Засады нет. Но туда идут. Хорша остался следить. Если будет закрыто, подаст сигнал.

— Понял, — коротко ответил Тротт.

— Охонги рано или поздно учуют нас, — седоусый Верша тоже приблизился, чтобы услышать соплеменника. Алина на бегу глянула на него — голос его прерывался, он тяжело дышал, по лицу катились крупные капли пота. — Нужно успеть выйти за отрог. Перейти реку. А бежать тут еще долго. До ночи, не меньше. Полететь бы, но вас мы далеко не унесем, и раньяры быстрее.

— Должны добежать, — буркнул Тротт. — В сторону. Глубоко, — он в очередной раз схватил Алинку за руку, заставляя обогнуть круглое водяное оконце посреди камыша, на поверхности которого лопались болотные пузыри.

Дар-тени снова рассредоточились. Алинка вдруг поняла, что не слышит визжания охонгов. Неужели оторвались? Но никто из спутников не сбавлял темп, наоборот, постепенно набирали скорость. Значит, радоваться было рано, и принцесса сосредоточилась на беге.

Низина осталась позади — вокруг снова вставали огромные папоротники, косые лучи солнца иногда попадали Алине в глаза, и она ужасно боялась споткнуться, упасть, пораниться и подвести остальных. Пересохли губы — бежали уже очень долго, и выдерживать дыхание становилось все труднее. В ушах шумело, ей хотелось взмолиться о передышке — но тут снова очень близко раздалось оглушающее верещание инсектоидов, и Алинка подпрыгнула и в испуге дернулась к Тротту.

— Не сбивайся, — рявкнул он зло. — Вперед. До реки еще далеко.

Принцесса уже загнанно дышала, когда наперерез ей из-за дерева вырвался охонг с всадником. За ним кинулся второй. Алинка взвизгнула, вильнув — и запнулась, упала, в ужасе перевернулась на спину. Охонг нависал над ней, поднимая лапы-лезвия, всадник его разматывал сеть — и принцесса поползла назад, цепляясь крыльями за корни и кочки.

Вдруг всадника снесло со спины "богомола", брызнула кровь. Охонг завизжал, разворачиваясь от Алинки к Тротту.

— Встала и побежала, — крикнул он ей, раскрывая крылья и прыгая на спину инсектоиду. На втором уже сидел седоусый Верша, сталкивая труп всадника в сторону — и тут на поляну выскочили еще четыре "богомола" с ловчими. Засвистели стрелы.

Алинка попыталась встать и не смогла — от страха и усталости дрожали ноги. Снова рванулась вверх, кое-как поднялась, склонившись, упираясь ладонями в колени и тяжело дыша.

— Утреша. К реке ее, — заорал Тротт, уклонившись от удара лап очередного хитинового противника и встретившись с принцессой взглядом.

— Добро, — Из-за ее спины выстрелили, один из всадников захрипел, дергая головой — из тощей шеи у него торчала стрела. Алина, преодолевая головокружение, повернула голову — Утреша сунул лук за спину, между крыльями, схватил ее за руку и потянул за собой, тут же переходя на бег.

— Скорее, девка, скорее. Да не оборачивайся ты.

За спиной раздавался визг, свист стрел, звук сталкивающихся клинков, крики, а она все бежала, оставив позади лорда Тротта. То и дело они натыкались на своих — они тоже дрались или заканчивали бой, кто-то присоединялся к беглецам.

Через пару минут совсем рядом снова раздался тонкий визг, и Алинка припустила быстрее. Утреша прыгнул к ней, на бегу подхватил под локти и подбросил в воздух — и принцессу, ничего не понимающую, испуганную, зажмурившуюся, рвануло вверх и распластало на чем-то твердом, двигающемся. Открыла глаза — она висела животом на загривке охонга, болтая ногами, прямо перед ней двигались сочленения спины и виднелась мужская нога, а ниже проносилась земля. Голова закружилась, принцесса чуть не соскользнула вниз — но Тротт придержал ее, второй рукой продолжая сжимать какой-то отросток на спине чудовища, похожий на рычаг.

— Перекинь ногу через его шею, — приказал он.

Она перекинула, сев к инляндцу лицом, и вцепилась в него, вжавшись подбородком в горячее плечо, обхватив руками и ногами. На втором охонге позади мчался Верша, к нему за спину на ходу запрыгнул еще кто-то из соплеменников. Остальные бежали следом.

Снова раздалось верещание. Тротт дернулся, явно выворачивая "рычаг" назад, сжал задеревеневшую Алинку — и их охонг прыгнул чуть ли не до крон папоротников, пропуская под собой трех вылетевших наперерез сородичей со всадниками. А вот охонг Верши не успел — Алинка видела, как сцепились за спиной Тротта дар-тени и всадники, как меж деревьев показались еще охонги, снова завязался бой… Она зажмурилась, уткнулась лбом в куртку Тротта.

— Дайте мне воды, — приказал он.

Алина трясущейся рукой полезла в сумку — охонг так и несся по лесу, расцвеченному косыми низкими лучами солнца, — нащупала флягу, достала ее. Зубами вынув пробку, поднесла к губам Тротта — и, конечно же, пролила ему на куртку, но он ни слова не сказал, глотая так жадно, что стало понятно, как он устал. По лицу его тоже текла вода, но руки были заняты — и Алина, прежде чем попить самой, аккуратно провела пальцами по его губам и подбородку.

— Река, — сказал Тротт и она, извернувшись, посмотрела вперед. Их охонг бежал по редколесному пригорку, уже спускаясь вниз, и сначала Алинка увидела поднимающийся слева огромный горный хребет, темный, скалистый, освещенный вечерним солнцем, а затем только лежащую перед ним ленту реки. Боги, как еще далеко.

Река скрылась — они спустились ниже. Но Алинка успела заметить вьющихся над лесом раньяров. Только бы их не увидели. Только бы не заметили.

Они успели пробежать значительное расстояние, когда меж деревьев позади показались темные силуэты. Три охонга. Алинка сжалась — их нагоняли, но когда твари приблизились, оказалось, что на каждом сидят дар-тени. Верша был здесь, и любитель сладкого Утреша, и Рехта, что оставался в дозоре. Всего семеро. Не было двоих, что бежали с ними, и мрачного дар-тени с повязкой на голове и шрамами, Хорши, он где-то впереди следил за врагами.

— Где? — крикнул Тротт.

— Голову Неште отгрызли, — отозвался мрачно Верша, одной рукой управляя охонгом, а другой вытирая о штаны клинок, покрытый кровью. — А Тушту стрелами нашпиговали. Пусть души их примет Источник. И прахом даже одного нора не пустить, на щиты сил не хватает. Слабеет Источник-то, Охтор.

— Давно уже заметил, — Макс напряженно кивнул, мазнув щекой по Алинкиному виску.

— Ох, — Верша глянул через плечо — в этот момент опять раздалось тонкое верещание, — успеть бы до воды.

— Должны, — едва слышно пробормотал Тротт, еще крепче прижимая к себе Алинку. Она подняла глаза на его лицо — очень близкое, напряженное, со сжатыми губами, — и снова уткнулась лбом в его плечо. И тоже сжала руки крепче.

И вовремя. В бок их охонга врезалось что-то тяжелое — и они опрокинулись, и полетели на землю. И сломала бы Алинка шею, если бы не Тротт — упала она на него, и профессор подхватил ее, оглушенную, поднялся вместе с ней:

— Цела?

— Да, — просипела принцесса, с ужасом оглядываясь. Их охонг, встав на дыбы, нападал на сородича — на спине того истекал кровью ловчий, и "богомол" пытался добраться до него. На поляну один за другим выскакивали враги, со стороны реки двигались несколько инсектоидов и десятки пеших наемников. Дар-тени вступали в бой, снова звенели клинки.

— Пробиваться к реке, — заорал Тротт своим, дергая Алину за руку и устремляясь вперед.

Она рванула следом — и как-то вдруг оказалась в тесном окружении бойцов. К ним угрем выскочил остающийся в дозоре Хорша — Алинка опознала его по повязке на голове. Над группой переливались слабенькие щиты дар-тени. Стрелы стучали о стенки куполов, они дрожали от ударов охонгов — а крылатые, ощетинившись оружием, рычали, стреляли в ответ и кидались на врагов, уничтожая их, двигаясь к реке как единое существо, оставляя за собой кровавый след. И Тротт тоже бился — а Алинка, сжавшись, двигалась в центре отряда, стараясь не мешать и не попадаться под руку.

До берега было еще далеко, когда у дар-тени начали лопаться щиты. Упал, обливаясь кровью, угощавший Алинку сладким Утреша, откатился в сторону, чтобы не мешать своим — и успел сбить одного из всадников стрелой, прежде чем ему вгрызся в живот охонг. Охнул Верша — из его руки торчала арбалетная стрела, но он переложил клинок в левую и продолжил бой. Закричал проткнутый острыми лапами-лезвиями еще один дар-тени, кинулся наперерез пытающемуся схватить Алинку всаднику Хорша — и убил нескольких врагов, прежде чем ему вырвали руку и швырнули в сторону…

Алина оглохла от ужаса, от запаха крови, от обыденной и страшной гибели бойцов, которые умирали один за другим. Они все были очень сильны, но врагов было подавляюще много — и дар-тени погибали с холодной яростью на лицах, оберегая Алину и сражаясь до последнего. Лорд Тротт был быстрее остальных, и не только бился сам, но и помогал своим — но отряд редел с ужасающей скоростью.

Вскрикнул зарезанный ловчий, завизжал и затих убитый ударом в нервный узел охонг — и внезапно стало очень тихо. Враги закончились. А рядом остался только седоусый Верша и Тротт.

Алинка заморгала, дрожащей рукой вцепившись в куртку вытирающего нож Тротта. В груди у нее пекло, горло сжималось до боли. Река была совсем близко. А позади, откуда они пришли, среди деревьев опять мелькали далекие силуэты людей и охонгов.

— Я задержу их, — пропыхтел Верша. — Уводи девку, Охтор.

— Нет, — сухо откликнулся Тротт. На щеках его играли желваки. — Раненый ты их не задержишь. А я — да. Перебью по одному. Переведи ее через реку, Верша. Помоги дойти до Источника.

Алинка с ужасом, умоляюще посмотрела на Тротта — а он до боли сжал ее пальцы — и отцепил их от своей куртки.

— Я найду тебя, — сказал он жестко. — Иди. Немедленно.

Принцесса выдохнула, заставляя себя сделать шаг назад, заморгала и отвернулась, последовав за бледным, тяжело дышащим Вершей.

Тротт не стал терять время и ждать, пока его спутники скроются среди папоротников. Он, держась в тени, побежал к небольшому пригорку в стороне от реки, подобрав по пути у мертвых наемников несколько полупустых колчанов. Ловчие приближались, все громче верещали чуящие кровь охонги. Врагов было очень много — они шли к реке широкой полосой, и за спинами первых из них уже болтались черные крылья, отрубленные у его мертвых сородичей, и мешки, пропитанные кровью. Мешки с головами.

Внутри колыхнулась мутная злоба. Но Тротт тут же отсек эмоции, натягивая тетиву с вложенной стрелой. Не время.

Охонги бесились от запаха крови, но слушались воли хозяев, бросаясь вперед, иногда вгрызаясь в трупы. Тротт ждал, пока первые подойдут на расстояние выстрела. Он понимал, что ему не справиться со всеми — без щита, без возможности рассеять прахом их оружие. Но можно задержать и отвлечь.

Он подождал, пока с ним сравняются первые преследователи, и отпустил тетиву.

Макс успел подстрелить пятерых, прячась за деревьями от стрел врагов, когда к пригорку, на котором он находился, выскочил первый охонг, а за ним и второй. Самые резвые — они под окрики всадников стали подниматься наверх, а за ними, в сотне шагов, к Максу неслись еще несколько десятков врагов, свернув от реки.

Хорошо. Алина уже должна быть у брода.

Он нырнул за дерево, подтянув крылья вплотную к телу, и когда первый охонг, мотая треугольной башкой, показался справа, Макс снова выстрелил — и тут же, бросив лук, прыгнул влево, ко второму, пока на первом давился кровью всадник. Наемник оказался чуть удачливей товарища, успел заметить прыжок и выставить руки — и противники, сцепившись, свалились на землю и покатились по мхам.

Инсектоид, оставшись без управления, завизжал, бросился к ним, перебирая лапами-лезвиями, впечатывая их в землю и норовя проткнуть людей, не разбирая — свой, чужой. Макс увернулся; зашипел, тоже перекатываясь вместе с ним, вцепившийся ему в шею враг — мощный, с бычьими руками и вздувшимися от усилия венами на висках. Поблизости уже слышались голоса приближающихся наемников, Тротт задыхался и хрипел, почти теряя сознание, пока при очередном перекате не удалось высвободить руку и ударить пальцами противнику в глаза — и тот, отшатнувшись, напоролся на лапу вставшего на дыбы охонга и задергался на ней в агонии.

Макс поднялся, отвернулся, поморщившись, — слышались дикие крики и хруст перемалываемых челюстями костей. И, подобрав лук, пригибаясь, понесся от дерева к дереву, параллельно приближающимся врагам, надеясь, что его не заметят достаточно долго, чтобы он мог зайти с фланга и напасть на них сзади. Так он точно продержится дольше и убьет больше, чем если бы атаковал в лоб.

Ему повезло. Он успел подстрелить еще двоих, прежде чем его заметили. Макс побежал через вершину, скрываясь в темнеющем лесу и уворачиваясь от стрел, нырнул с пригорка, выиграв секунды вне поля зрения врагов — и остановился за первым попавшимся широченным папоротником, чтобы через мгновения прыгнуть на очередного всадника и снести ему голову. На него бросились несколько наемников, разматывая сети — а он уворачивался, их, прыгал, рубил клинками, отбивая ими стрелы, снова бежал, петляя меж загоняющих его врагов уже с простреленным крылом и раной на груди от скользящего удара охонга.

Снова выскочившие на него всадники — и снова прыжки, развороты, свист волшебных клинков. Кровь ритмично стучала в ушах — бух, бух, бух, — Макс двигался на пределе, и тело стонало, тело кричало о том, что ему не хватает гибкости, умения, мощи. И предавало то дрогнувшей рукой, то недостаточным наклоном назад — и стрелой, впившейся в бедро, то потянутой жилой в ступне.

"Держи ритм, щенок. Держи ритм"

Бух, — удар крылом, бух, — вспоротое горло врага, бух, — наискосок клинком. Вытаращенные глаза мертвого противника, отсеченные лапы охонгов, смазанные полосы Дезеид, запах крови…

"Неважно, сколько врагов. Важна только твоя скорость".

Бух-ритм, бух-ритм, бух… в ушах зашумело, ушла боль, тело стало легким, гибким и таким горячим, что под ногами должна была бы гореть земля. От восторга перехватило дыхание, и Тротт, то ли оскалившись, то ли захохотав, разрубил последнего из ближайших противников — и, оценив спускающиеся с пригорка следующие десятки и приближающихся по воздуху трех раньяров, повернул голову вправо. Там в вечернем солнце под багровеющими небесами блестела красноватая гладь реки, и ему показалось, что он видит на том берегу две далекие фигурки, двигающиеся от воды к лесу.

Стало легко, и Макс, обломав торчащую из бедра стрелу, хромая, направился дальше, в сторону от реки, к скалам. Там можно будет укрепиться и подольше задержать врагов.

Теперь по запаху крови его все равно найдут. Нужно просто, чтобы нашли попозже.

Нор Хенши, командир ловчих и верный пес тха-нора Венши, получил от него наказ поймать беловолосую девку любой ценой. Император гневался, пообещав сжечь твердыню, а норов и тха-нора Алиппы скормить охонгам. Никто не сомневался, что он исполнит обещание.

Правитель дал позволение привлечь ловчих из соседних твердынь, тех, что не ушли на войну, и, если понадобится, найти способ пробиться к поселениям дар-тени и выяснить, не там ли девка. Боги были недовольны, а император Итхир-Кас желал угодить им и обеспечить их спокойствие.

И теперь под рукой нора Хенши было почти полторы тысячи наемников и около сотни инсектоидов — тха-нор Венши собрал по окружающим твердыням всех, кто был способен держать оружие и отдал верному псу в помощь. Хенши, после того, как упустил колдуна, прыгнувшего с девкой со скалы, не сидел без дела.

Если беглецы выжили, то должны были направиться в ближайшее к заливу поселение дар-тени. Или в любое другое. И нор Хенши отправил в земли дар-тени лазутчиков из местных жителей, замаскированных под ищущих защиты, и в ожидании вестей запустил вдоль границ крылатых непрерывное патрулирование.

Часть лазутчиков из разных поселений переставало выходить на связь через несколько дней, часть — через декаду-две, а на границе патрульные находили их головы с вложенными во рты камнями. Остальные молчали. Но пять дней назад из ближайшего к морю поселения все же пришла весть от второго лазутчика, который оказался то ли умнее, то ли осторожнее раскрытого.

"Бабы, — с презрением усмехался нор Хенши, слушая донесение от связного, который и встретился с лазутчиком, а потом на раньяре принес сведения командиру. — Как хорошо, что везде есть болтливые бабы".

Лазутчик донес, что несколько дней назад в селение пришел колдун Охтор и привел с собой беловолосую крылатую девку. Затем в поселение слетелись крылатые со всех земель и решили для какого-то своего ритуала во имя их лжебога вести девку к долине, что лежит меж двух городищ дар-тени дальше по хребту.

Бабы. Никто никогда не обращает внимание на баб, а им и дай посудачить. И лазутчики из них лучше всего. Услышала у колодца болтовню женщин главы поселения — и выяснять больше ничего не нужно было. Сами все рассказали, в подробностях, и куда пойдут, и когда, и кто, и сколько их.

Конечно, этих сведений было недостаточно — в местных густых лесах и при сложном рельефе можно и сотне тха-охонгов пройти незамеченными, не то, что десяти крылатым и девке. Но такой подарок богов нор Хенши упускать не имел права. За два дня после получения донесения он подтянул к границе у хребта несколько отрядов, остальные были на подходе. Граница едва заметно отступала: то ловчие не могли ступить за реку, то через пару дней уже сумели немного пройти вглубь берега. В поисках дар-тени по обеим берегам днем и ночью курсировали отряды, днем лес непрерывно просматривали раньяры. Даже пропусти они переход дар-тени через реку, охонги рано или поздно должны были учуять чужаков.

И все равно, когда в лагерь ловчих прилетел вестник и сообщил, что в трех эльвигах к закату идет бой с крылатыми, среди которых видели и беловолосую девку, нор Хенши не поверил своей удаче. Колдун так ловко уходил от всех расставленных ловушек, что вызывал невольное уважение. Но нор Хенши уже раз поймал его. И во второй раз не упустит. А девка интересна только как откуп императору и жрецам. Нет в поимке глупой бабы никакой славы.

После расставания с Троттом Верша довел оглушенную и полумертвую от усталости Алинку до берега реки, и беглецы некоторое время таились у кромки леса. Над рекой раньяров не виднелось, противоположный берег был свободен, и Верша осторожно прошел к самой воде, еще раз осмотрел красновато-фиолетовое закатное небо и кивнул, поманив Алинку к себе.

Когда принцесса ступила в воду, позади раздался отдаленный визг, и она нервно оглянулась. Враги уже были там, откуда они пришли. Там, где остался лорд Тротт.

— Держись ближе, девка, — посоветовал Верша, двигаясь вперед и рассекая грудью воду. Он напряженно глядел в небеса, часто оглядывался на темнеющий лес. — На, схватись-ка за крыло. Бледная, того и гляди течением утянет. И не медли, о себе сейчас думай. Охтор свое дело делает, а ты свое делай.

Принцесса, все еще не пришедшая в себя, сглатывающая от нервной дрожи, послушно схватилась рукой за мокрое крыло — идти действительно стало легче. Течение в реке было плотным, утягивающим в сторону, вода очень теплой, ноги вязли в иле. Но, слава Богам, глубина оказалась небольшой — хотя какое-то время Алина двигалась по шею в воде.

От стрелы в плече Верши в воде расходилась темная дорожка крови, но седоусый шел уверенно, разве что останавливался иногда, переводя дух, фыркая, как конь, и обмывая лицо водой. Оглянулся в очередной раз…

— Ныряй, — он с силой надавил ладонью на Алинкину макушку, сам уходя под воду.

Принцесса от неожиданности забулькала, выпуская воздух, забила руками — и Верша перехватил ее, зажал рот, глядя куда-то вверх и в сторону. И она тоже посмотрела сквозь красноватую толщу воды.

Над рекой, под пламенеющими небесами по дуге пролетали три раньяра, наискосок от затаившихся беглецов. Их всадники крутили головами, оглядывая берега. И если хоть один из них посмотрел бы вниз, наверняка увидел бы и Алинку, и Вершу.

Стало не хватать кислорода. Алинка судорожно дергалась, вцепившись в седоусого, но не выныривала — и он держал ее крепко, цепко. В глазах начало темнеть — и тут ее толкнули наверх, и принцесса, закатив глаза и сипя, еще долго хватала ртом воздух, пока не пришла в себя.

Раньяры улетели к лесу, и Верша снова потянул принцессу за собой. А когда они уже выходили на противоположный берег, оглянулся и ругнулся непонятным словом.

С той стороны за рекой появилось человек пятнадцать наемников, и сейчас они с криками, оставив охонгов, бросились вброд, вслед за беглецами. Засвистели стрелы.

— Бежим, — настойчиво сказал дар-тени и потянул обессилевшую Алинку за собой. Он был бледен. — Не чувствую защиту, беда. Отступила, стал быть. Надо добраться до нее. Ну же, беги, девка. Беги, попадемся.

Хотелось упасть и умереть, но Алина, переставляя непослушные ноги, ускорилась. Они пробежали песчаный берег, нырнули в лес. Верша пыхтел уже громко, натужно, рукав его сорочки весь был пропитан кровью, и она струилась по кисти, но он несся как таран, подгоняя Алинку, ругаясь сквозь усы и сплевывая сухую слюну. Границы все не было, сзади слышались крики. Лес был редким, земля вязкой, приходилось петлять — поэтому, видимо, их еще не подстрелили.

— Близко, чую, — бухнул Верша. — Ох, дотянуть бы…

Алинка и сама чувствовала ласковую прохладу, словно пульсирующую им навстречу, и бежала, что есть сил, когда Верша с силой дернул ее за крыло и толкнул в сторону.

— Тихо. Ох ты ж крылья небесные…

В промежутках между деревьями, очень близко к беглецам, мелькали охонги со всадниками. Вот один из инсектоидов поднял голову, лапы, повел ими, потер друг о друга — словно принюхиваясь, — и заверещал, двигаясь в их сторону. Его визг подхватили другие охонги.

— Кровь почуяли, — сдавленно сказал Верша. — Вот что, девка. Бери мою сумку, — он впихнул ей свою ношу. — Лезь на дерево. Я уведу их, а как скроемся из виду — слезешь, побежишь вон туда, видишь? Недалеко тут, шагов пятьдесят, сто от силы. Держись по хребту, так сможешь дойти до ближайшего поселения, если я не вернусь и Охтор не сладит. Ну, лезь, — он ободряюще хлопнул ее по плечу и подставил сложенные ладони.

Алинка, дрожа от страха, оттолкнулась ступней от ладоней дар-тени, зацепилась за выступ на стволе папоротника, кое-как подтянулась, полезла наверх, в крону, и спряталась там, в огромном завитке новорожденного листа.

Она залезла высоко и видела все, что происходило потом. И как Верша, не пытаясь взлететь, бежит наперерез идущим к дереву, где она спряталась, охонгам. Как сворачивают за ним инсектоиды, бросаясь в погоню, как нагоняет седоусого первый охонг — и Верша разворачивается, чтобы дать бой. Убивает одного врага, другого, отходя все дальше и дальше, уводя наемников от нее, чтобы она могла уйти.

Но Верша не видит, что путь ей все еще закрыт — ловчих куда больше, чем показалось сначала, и ей никак не пройти. А со стороны реки бегут еще преследователи, и лес теперь кишит ими. Верша бьется, падает на колени, пробитый стрелой, метает нож в одного из врагов — и тут его накрывает сетью, его с хохотом тащат за собой по земле, осыпая стрелами и ударами, в грудь ему входит лапа охонга — и чудовище отрывает ему голову.

Алинка сунула в рот кулак, чтобы не дать прорваться рыданиям. Ее трясло. На поляне меж папоротников охонги продолжали рвать тело Верши, ловчие же, спешившись, разошлись во все стороны — видимо, искать ее.

Все погибли… все. Все погибли. Все.

Она неслышно заскулила от жалости, кусая кулак и глядя то на кровавое пиршество, то назад, на лес за рекой.

Все. И лорд Тротт? Нет, нет. Боги… все погибли. Все.

Мимо папоротника, на котором она сидела, прошел охонг, ворочая большой башкой. Остановился у корней, потоптался. С его спины спрыгнул наемник, встал у ствола и начал справлять нужду. Поднял голову — и Алинка отшатнулась, вжалась в стенки своего убежища, задержав дыхание. Сердце стучало как сумасшедшее. Увидел? Нет?

Но никто не орал "лови ее", не слышно было шагов, и она так и сидела, закостенев от напряжения, напряженно слушая то, что происходит внизу и перекрикивания ловчих.

— Да не один он был, точно. С ним девка была.

— Девка, девка. Там разве разглядишь в потемках? Второй точно был крылатый, а девка или мужик, кто там разберет. Искать надо.

— А если и была, не ушла ли уже за границу? Мы туда попытались сунуться, нас крутить начало, по кругу водить.

— Если ушла, то тха-нор точно скормит нас охонгам. Так что надо искать. Здесь она должна быть. Сам подумай, как ей проскользнуть было? Разве что воздухом, но там с раньяров бы заметили…

Из ее убежища сквозь резные края огромного папоротникового "завитка" была хорошо видна полянка, где настигли Вершу. От его тела отогнали охонгов и сейчас короткими топориками обрубали черные крылья. От чавкающих глухих звуков разрубаемой плоти Алина вздрагивала.

— Перо мне, — заорал снизу, из-под дерева наемник, справлявший нужду. Так громко, что Алинка от испуга дернулась и чуть не свалилась с дерева. — Моя доля. На окихин продам.

"Оких" — ритуал. "Окихин" — ритуальные предметы? Да какая разница. Какая разница.

Накатила слабость, еще немного — и можно потерять сознание. Принцесса потрясла головой, схватила себя за предплечье и с силой ущипнула. Боль отрезвила, и Алина тяжело задышала, снова и снова щипая себя. Не раскисать. Не раскисать.

Охонг со всадником наконец-то отошел от папоротника, побрел дальше по лесу, втыкая в землю лапы-лезвия. Наемник крутил головой, рассматривая кроны папоротников, склонялся, заглядывая под корни, в норы. Мимо Алинкиного укрытия прошел еще один инсектоид, потом еще — охонги явно чуяли ее, беспокоились, но, видимо, не настолько, чтобы привлечь внимание всадников. Принцесса вжималась в стенку "завитка", укутанная им, как коконом. Так много врагов находилось вокруг, и так тщательно они просматривали лес, что возможности проскользнуть мимо не было никакой.

Солнце садилось невозможно медленно, казалось, закат длится уже вечность. А единственная надежда для нее сейчас — темнота. Если ее не обнаружат до наступления темноты, с ночным зрением есть надежда спастись. А лорд Тротт найдет ее. Обязательно. Он должен быть жив. Он обещал.

— Обещал, — прошептала Алина дрогнувшим голосом.

Раздался гул. На поляну, где к останкам Верши снова пустили охонгов, опускался раньяр. Сел, недовольно перебирая передними лапами; в его фасеточных огромных глазах отражался солнечный свет.

Со "стрекозы" сошел человек, и к нему тут же подбежали несколько наемников, кланяясь и что-то говоря. Ох хмурился, отвечал резким голосом — Алина видела его жесткий профиль, недовольно поджатые губы. Затем новоприбывший повернулся, и принцесса замерла. Она узнала его — она видела его, когда выживала в лесу за заливом. Командир ловчих, который огрел плетью подчиненного за невнимательность. Он и сейчас поигрывал ею, слушая наемников, а к поляне один за другим подтягивались их товарищи.

Еще один охонг потоптался вокруг ее дерева и пошел туда, где лежали растерзанные останки Верши. Командир бросил на инсектоида хмурый взгляд. Затем провел взглядом по ее дереву вверх.

Алинка застыла, но он, дернув губами и отвернувшись, направился к раньяру, на ходу отдавая приказы.

Ловчие зашевелились, повели с поляны охонгов. Через несколько минут на ней остался только истерзанный труп последнего защитника принцессы. Раньяра она не видела, но судя по звуку, он с гулом улетал в сторону реки. Солнце должно было вот-вот сесть.

Алина опустила голову, чуть расслабившись. Сил плакать не было. Руки дрожали, губы пересохли. Она потянулась за флягой — пить хотелось ужасно, когда над ее убежищем снова загудело, крона затряслась, а в стенке листа-зародыша, в котором она пряталась, появилась прореха. А затем половину его просто сорвало, оставив Алину на виду у огромной стрекозы. И ее всадника — ухмыляющегося командира ловчих, разматывающего сеть.

Тело все сделало без участия разума — дернулось в сторону, скатилось, слетело с дерева. Алинка, ободрав руки и стесав щеку о кору, оказалась на земле и понеслась прочь, в сторону пульсирующей ей навстречу прохлады.

Через пару десятков шагов на нее откуда-то сбоку выскочил наемник, схватил за крыло — она ударила вторым, вырвалась, покатившись по земле, побежала дальше. Сзади раздалось верещание охонгов, хохот, окрики, и Алина помчалась еще быстрее. Вильнула, еще раз, еще — где-то сбоку пролетела сеть, — снова вильнула, задыхаясь от ужаса. Отпрыгнула от еще одного мужика — но он перехватил ее за талию, и она, как учил лорд Макс, долбанула его затылком в нос, пяткой в голень — но пятка скользнула по сапогу, а наемник, ругаясь, перехватил ее за волосы, тряханул, ударив наотмашь по лицу. Из носа у него хлестала кровь — и Алина, задохнувшись от удара, слепо царапала по его телу.

Рука наткнулась на нож — и она вытащила его и ткнула, не глядя, куда-то вниз.

Наемник заорал, отпустил ее. Нож криво торчал у него из живота, из распахнутой куртки, рукоятью вниз — вошел точно под ребра.

Ловчий рухнул. Алинка, шатаясь, отошла, увидела на своей руке кровь, сглотнула — преследователи окружали ее, настигали — и снова побежала. Защита дышала ей в лицо, манила, звала, умоляла спешить. Должна успеть. Немножко ведь осталось. Должна.