Двадцать седьмое марта, Медвежьи горы, Бермонт

Демьян Бермонт открыл глаза — в прозрачной и стылой горной ночи грохотали отдаленные взрывы и в ответ недовольно ворчали склоны, огрызаясь лавинами и камнепадами. Сын бога земли телом ощущал вибрацию породы под собой и, наслаждаясь этой мощью, опустил с походной койки руку ладонью вниз, на утепленный настил, над которым поднималась палатка — здесь, в местах силы, любое изменение откликалось всплеском энергии, бодрящим не хуже ледяной воды.

Взрывы прекратились, но его величеству больше не спалось. Снаружи выл ледяной ветер, трепля сдвоенное основание палатки — и крохотный погодный амулет, повешенный в центре, потрескивал, стараясь изо всех сил не пустить зиму внутрь. Демьян зажег лампу — взгляд его упал на часы — четыре утра, — потом на стол, где лежало недописанное письмо Полине:

"…летом я отвезу тебя в старый лес на востоке. Там, у озера, стоит малинник, а в полдень пахнет так, что кружится голова. Нигде я не ел таких сладких ягод. А с твоей ладони они будут еще слаще…"

От их переписки так и пахло — летом и теплом, Полининой незлобивой смешливостью и радостной ее любовью к нему. Демьян, читая ее письма, каждый раз с тяжелым чувством вины удивлялся этому. И трепетал, и чувствовал благодарность, и оттого не стыдился старомодной ласковости своих слов. Главное, что Полине это нравилось.

"Я перечитываю твои письма по несколько раз, пока бодрствую, и улыбаюсь твоим нежностям", — отвечала она ему, и только мысль о ее улыбке заставляла жесткого медвежьего короля каждый день писать ей то, что вслух звучало бы слишком вычурно. Вблизи любовь часто неловка и нелепа, зато на расстоянии звенит по-особенному.

Он, одевшись и умывшись, дописал письмо; разбуженный адъютант принес ему ранний завтрак. Прежде, чем приступить к еде, Демьян вышел на плато, где располагался лагерь. Слышались шаги дозорных; пронизывающий ветер выбил последние остатки сонливости, проник сквозь одежду и заставил морщиться — и опять думать о родовом замке и теплой спальне, где ждала его молодая жена. Хотя Пол в это время была еще в медвежьей шкуре и крепко спала, но он скучал по ней и во второй ипостаси.

Было темно: освещение ночью запрещалось, дабы не служить ориентиром для "стрекоз", если они решат атаковать. Вдалеке светился маленький призрачный "цветок" перехода в другой мир, а над горой, где он открылся, облака мерцали от зарева после недавних взрывов. Огня видно не было — лагерь иномирян находился на обратной стороне склона, чтобы защититься от артиллерии Бермонта.

Неладное в ставке захватчиков творилось уже несколько ночей — то взрывы, то пожары, — и исправно каждое утро дозорные королевской армии находили связанных пленных на пути своего следования. "Подарки" были обморожены и напуганы: кто-то гордо молчал, кто-то говорил, но на своем, иномирянском, а кто-то пытался торговаться, используя рудложский язык. Пленных лечили и сортировали, а потом проводили допросы — и у Демьяна накопилось уже с десяток толстых папок с ответами и по устройству Нижнего мира, и по планам их правителя, и по оснащению армии. Информацией он делился обычно неохотно, но не в этот раз — военные готовили донесение с кратким изложением основных фактов, которое в ближайшее время должно было быть отправлено коллегам-правителям. Отслеживал он и ситуацию на фронтах других стран, особенно на Севере Рудлога и в Блакории — потому что переломи захватчики ситуацию там, и пойдут через границу в Бермонт.

Главное, что он отметил после допросов: переходы открывались с помощью неких волшебных камней, и не сработавших камней осталось всего три, и второе — что заблокированным на склоне вскоре должно прийти невиданное подкрепление, которому, по словам их командующего, не страшно будет ни оружие противника, ни холод.

Демьяну очень не хотелось проверять, бахвалится ли командующий, поднимает так дух своих воинов или говорит правду. Если и узнавать, то от самого генерала, после захвата его в плен.

Сейчас все было готово к атаке — последние части армии Бермонта уже подошли к ставке и выстроились в соответствии с тактическими целями, им были поставлены боевые задачи. Этой ночью военная техника должна была пересечь озеро — проверить, крепко ли встал лед. Нужно было дождаться возвращения разведотрядов и объявлять наступление — иначе можно потерять и время и преимущество.

— Ваше величество, — рядом с ним появился адъютант, поежился незаметно, — какие будут приказания?

— Собери линдморов и командиров частей к семи часам утра, — проговорил Демьян, глядя на дальнее зарево. — Я пока поработаю. Свободен.

Адъютант поклонился, отошел — и король вернулся в палатку. Война войной, но нужно решать и невоенные проблемы.

Разведчики вернулись до рассвета. Лед технику выдержал, но кто знает, как поведет он себя, когда по нему пойдет армия и начнутся бои. Это и предстояло обсудить на совещании, прежде чем объявлять боевое построение.

Совещание длилось долго — согласовывались последние детали, и командиры один за другим выходили из палатки, сжимая в руках тактические карты и направляясь в расположение боевых групп. Ближе к полудню совещание закончилось — командование сверяло часы, а лагерь вокруг уже шумел, взбудораженный известием о скором выступлении.

— Обед, ваше величество? — поинтересовался адъютант, когда Бермонт вышел из палатки, щурясь на ярком полуденном солнце.

— Нет, Ненсан, — проговорил Демьян, поглядев на далекий склон, — над ним кружили стрекозы. — У меня есть еще дело, а потом я поохочусь. Кровь перед боем — то, что нужно.

Он обернулся и потрусил меж палатками, слыша за спиной звук лап охранников. Он их не гнал, хотя и не любил сопровождение, тем более при охоте — но он достаточно проявил беспечности ранее.

Солнце стояло высоко, полдень уже миновал. Демьян направлялся вглубь долины, за лагерь, туда, куда доходили дозорные. И в этот раз он встретил патруль — солдаты вытянулись, отдали честь, и он одобрительно помотал башкой.

За скалами, в зарослях ивняка, истоптанного медвежьими и человеческими следами, он потянул носом воздух, покружил по полянке, где таинственные помощники оставляли дозорным пленных, и пошел дальше. Здесь тоже все было в следах. Двигался он с полчаса, пока не дошел до входа в большую пещеру, из которого тянуло дымком, затхлым запахом мужского пота и слышались голоса.

Демьян обернулся к охране, рыкнул, приказав не мешать, и, подойдя ближе к пещере, прорычал повелительное "выходите".

Некоторое время в пещере царило молчание. Затем раздались шаги — и на выходе, щурясь на ярком солнце, стали появляться люди. Линдморы, отправленные Демьяном во вторую ипостась. Сейчас солнце уже прошло полдень, Поля в Ренсинфорсе уже проснулась и обернулась, и наказанные вставали перед королем тоже в человеческой ипостаси. Они все выходили и выходили — почти восемьдесят человек, одичавших, грязных, угрюмых, и Демьян чувствовал и их напряжение, и напряжение двух охранников, подобравшихся за спиной.

Он обернулся в человека, еще раз осмотрел непрошенных помощников. Отметил, что есть среди них раненые, и что не всех мятежных баронов видит здесь. Восьмерых не хватало.

— Где остальные? — спросил он сухо.

— Ушли охотиться с Великим Бером, — буркнул Ровент. — Тела мы насекомым не оставили, отбили, закончится война, похороним по чести в родовых землях.

Демьян кивнул, прошептав короткую молитву небесному отцу.

— Что скажете вы мне? — спросил он, снова оглядывая их. Под взглядом его линдморы опускались на колени, в глазах их разгоралась надежда.

— Помилуй, мой король, — раздалось тихое откуда-то из-за спин.

— Помилуй.

— Просим.

— Помилуй.

Отзвучали последние голоса, наступила тишина.

— Я доволен вами, — сказал король рычаще. — Но я не простил бы вам жены, если бы она сама не просила за вас. Ее сердце мягче моего. Ее и отблагодарите потом. Я снимаю с вас наказание. Сейчас пойдете в лагерь, там отмоетесь, вам выдадут довольствие, кому нужно, обратитесь к врачам. Мне требуются боеспособные сильные берманы — кому тяжело сейчас держать в руках оружие, останетесь в лагере. Остальные завтра пойдут с моим личным отрядом. Вы много раз ходили к лагерю противника, и с вами пройти получится быстрее и надежнее, чем если бы мои лазутчики попытались провести неопытный отряд. Мне нужно будет закрыть переход в другой мир, а вы будете закрывать меня.

Помилованные недоверчиво молчали.

— Это большая честь, мой король, — тихо проговорил Ольрен Ровент.

— Это задача для смертников, — ровно ответил Демьян. — Многие не вернутся, потому что переход охраняют днем и ночью. И хотя до нашего появления там поработают орудия, а армия отвлечет основные войска противника, защищать портал будут ожесточенно. Вы это понимаете?

Линдморы закивали.

— Мы не подведем.

— Клянемся.

— Слава Великому Беру.

— И ты доверяешь нам? — недоуменно поинтересовался Ровент.

— Нет, — Бермонт невозмутимо посмотрел на него. — Но я успею убить того, кто решит ударить в спину.

Весь день высоко над лагерем бермонтцев под тяжелыми снежными тучами вились стрекозы, стараясь держаться вне зоны попадания орудий, а вокруг "цветка"-перехода под прикрытием скал и расщелин мелькали туда-сюда всадники на охонгах, прячась на время обстрелов. Иномиряне словно чувствовали, что скоро решающее сражение, — и стремились укрепиться, несмотря на работающую артиллерию. А над всей этой суетой мирно поднимались вечные горы, покрытые чистыми ледниками.

Король, вернувшийся с охоты в лагерь сытым и полным сил, собрал помилованных линдморов, успевших привести себя в пристойный облик, а также гвардейцев личной охраны и еще раз обговорил дальнейшие действия. А затем велел идти отдыхать.

К вечеру орудия Бермонта активизировались, обстреливая склон вокруг сияющего портала — так делали уже несколько ночей, чтобы закрыть иномирянам возможность перебросить подкрепление из Нижнего мира. По долине под грохот канонады гулял воющий ветер, в темноте видны были только вспышки от ударов артиллерии да низкие облака со стороны иномирян, подсвеченные отблесками костров с дальней стороны склона. А лагерь бермонтцев опустел. Армия под прикрытием ночи двинулась в наступление.

У командиров стояла задача пройти по льду затопленной долины до склона и, поднявшись по нему двумя потоками, окружить и атаковать врага, отрезав его от перехода и дав время королю закрыть его. Атака армейских частей должна была служить и отвлечением для защитников портала — тех, кого не упокоит работающая артиллерия.

В обезлюдевшем лагере у походной часовни Хозяина лесов, преклонив колени, стояли мятежные линдморы, несколько боевых магов и берманы личной охраны короля. Был здесь и сам Демьян — он закончил молитву, поклонился вырезанной из дерева полумедвежьей-получеловеческой фигуре первопредка, опирающегося на секиру, поднялся, оглядев вооруженный до зубов отряд, и приказал:

— Выступаем.

Внизу, во тьме долины, шла по льду армия, а наверху, слева от нее, по опасным склонам двигался королевский отряд — чтобы зайти к порталу с другой стороны. Далекие вспышки взрывов, ложащихся на "цветок" и по его периметру, служили ненадежным ориентиром — человеку легко было бы сбиться с пути и потерять спутников. Берманов спасал нюх и оставленные первопроходцами метки, но все равно приходилось быть начеку: склоны были ненадежны и опасны — попадались то ледяные наплывы, то шаткие каменные осыпи, старые тропы были завалены рыхлым снегом от недавних метелей, и не будь с отрядом тех, кто успел изучить путь, они все были бы уже похоронены под лавиной.

Демьян иногда останавливался у выступающих из снега темных скал, в которых чувствовал сосредоточение родной стихии, постукивал по ним кончиками пальцев и вибрирующе порыкивал. Из гранита, как из жидкого теста, вдруг показывались медвежьи фигуры варронтов, стихийных духов земли — они уважительно ворочали перед его величеством каменными башками со светящимися зелеными глазами, слушали приказы и присоединялись к процессии. К концу четырехчасового пути впереди отряда из сотни берманов и пятерки людей тяжело шагали семнадцать варронтов, продавливая широкую тропу.

В паре километров от портала пришлось заложить крюк по глубокому снегу, чтобы обойти возможные ловушки.

— Иномиряне после каждого набега пытались пройти за нами, — рассказывал Ровент на совещании, — но мы уходили через ледяные поля и языки ледников, дабы не оставлять следов. Но они тоже непросты — устраивали засады, ставили ловушки. Несколько наших так и погибло, — он сжал зубы, во рту блеснули клыки. — Нам приходилось каждый раз искать обходной путь, и сейчас тоже нельзя идти напролом.

Отряд остановился в полукилометре от цветка-перехода, скрывшись за скалой. Только что отгрохотали взрывы — снаряды ложились так близко к берманскому убежищу, что казалось, вот-вот накроют его — и Демьяну пришлось поставить щит, хотя тратить силы не стоило — но боевые маги не справились бы с защитой всего отряда. Во всполохах огня вокруг портала видны были искореженные трупы инсектоидов и людей. Сейчас в наступившей тишине слышно было только, как выл ветер.

Демьян кивнул одному из боевых магов — и тот трижды тронул сигналку на запястье. Маг, дежурящий у позиции артиллерии, передаст командиру, что группа добралась до места и обстреливать этот район больше нельзя. Осталось дождаться атаки армейских частей.

Ждать пришлось недолго: за пиком взмыли осветительные ракеты, и в их красноватом сиянии прогрохотали взрывы — заработали минометы с той стороны склона, началась перекличка автоматных очередей и уханье легких танков, способных пройти по снегу. Послышались тревожные звуки рогов иномирян, в свете падающих ракет заметались в небе дезориентированные раньяры — то и дело кого-то из них разрывало прямым попаданием, и они шлепались обратно. Раздалось отдаленное верещание сотен и тысяч охонгов, крики людей. Сражение началось.

— Вперед, — проговорил-рыкнул король, и отряд поспешно бросился к порталу, оглядываясь — нет ли незамеченной охраны. Но артиллерия поработала так хорошо, что никто не встал у них на пути. В метрах двадцати от "цветка" бойцы остановились, готовясь защищать его величество — а Демьян отправился дальше в сопровождении лишь двух охранников. До рассвета оставалось немного, и острия гор уже начали наливаться серым цветом, и тьма уже была серой, не такой непроглядной.

Он присел у края перехода, прижал руки к насту, прислушался. Родная земля отзывалась ярко, и он чувствовал, как ворочается в ней огромный стихийный дух. Духу земли не нравилось чужеродное пространственное образование, и он был рад, что потомок бога пришел закрыть его. Знать бы еще, что именно сработает.

— Что же, — пробормотал его величество, отряхивая руки от снега, — попробуем так…

Он поднял руки над головой — и по обе стороны перехода с треском начал лопаться наст, и вверх, скрежеща, поднялись плоские скалы — метров двадцать или тридцать в высоту. За спиной раздались выстрелы и гул огнеметов, близкое верещание инсектоидов, рев раньяров — значит, враги все же укрывались за выступами скал от обстрелов и королевский отряд обнаружили. Но Демьян не оглядывался — дрожа от натуги, он сводил руки вместе, и, подчиняясь этому движению, тяжелые скалы двинулись навстречу друг другу и с жутким грохотом сошлись, как две наковальни, высекая снопы искр и закрывая переход.

Демьян с облегчением вытер мокрый лоб — тело было слабым, — оглянулся, реагируя на предупреждающий крик охранника, — и успел выхватить из воздуха молот и встретить напрыгнувшего на него охонга ударом, разорвав того в клочья.

Королевский отряд принимал бой — берманы поливали с десяток инсектоидов из огнеметов, снимали их всадников прицельным огнем. Кто-то уже обернулся медведем, и слышно было агрессивное рычание. Отовсюду: из расщелин и скал двигались к ним охонги — слишком много, слишком, — и из-за пика вылетало несколько "стрекоз". Маги прикрывали своих — периодически воздух сверкал Лезвиями или сотрясался от Таранов, каменные варронты, бросающиеся на передовую, молча рвали на куски охонгов — но духов было слишком мало, да и не могли они долго находиться вне родной стихии в таком активном состоянии. Демьян дернулся к своим — чтобы накрыть всех щитом, а там отобьются — но разлившееся по снегу призрачное сияние заставило его обернуться и досадливо рыкнуть ругательное в свой адрес.

Ранее захлопнувшиеся скалы бесшумно валились в снова проступающий переход — падали в него огромные куски скал, сыпались глыбы льда и снега, очерчивая контуры "цветка" и пропасть посередине.

Не вышло.

Раздался знакомый гул — на него пикировала "стрекоза" со всадником — Демьян увидел его бледное от страха лицо, швырнул в чудовище молот — башка раньяра разлетелась, тело отшвырнуло куда-то далеко.

— Не вышло, мой король? — проорал каким-то образом появившийся рядом Ровент. Бойцы отступали, и сейчас, образовав полукруг вокруг короля, отбивали атаки инсектоидов. Стоял свист, ор, рев, рычание. — Ты вообще знаешь, как это делать?

Демьян оскалился, рявкнув на слишком говорливого линдмора и, отвернувшись, опустился на колени лицом к порталу, зашарил руками по насту, как слепой. В руки ему ткнулись притянутые его волей две стихийные жилы — и он потянул их на себя, вверх, вставая, — и вместе с ними поднимались в небеса мегатонны породы… Выше, выше, выше.

Он засипел от натуги, чувствуя, как трещат связки и мускулы. С нутряным земляным стоном вставали по обе стороны от перехода каменные стены. Огромные, как две гранитные ладони, они все росли — сто метров, двести, триста…

Из-за гор вышло солнце — на лицо Демьяна упали лучи, и тут же скрылись за поднимающимися скалами. Король дрожал, стараясь не моргать, чтобы не потерять сознание. Лицу стало горячо. Он облизнулся — из носа текла кровь.

За его спиной ожесточенно сражались и умирали его люди, а он все тянул гранитные стены вверх, пока "цветок" не оказался на дне глубокой пропасти — а затем с силой свел ладони.

Загрохотало. Каменные стены столкнулись с таким ревом, что затряслось все вокруг. Столкнулись, "сдавливая" цветок перехода, и замерли на секунду в оглушающей тишине — но по ним побежали трещины, и огромные глыбы стен начали рушиться в провал, складываясь в него, как карточный домик. Демьян, откатом брошенный в снег, засипел от разочарования и слабости, глядя за замедленным обрушением чудовищных пиков. А затем перевернулся на живот, вспорол ногтем себе запястье и, впечатав его в наст, зарычал, прижавшись щекой к снегу.

Стихийный дух откликнулся сразу — будто ждал этого приношения и будто дело было на алтаре, питающем Стену, а не далеко в горах. Кровь зашипела, впитываясь; ткнулись вверх, сквозь снег, острия-камни, пронзая вторую ладонь — много сил нужно было духу, большой оплаты он требовал. Многолетний слежавшийся наст вокруг короля вдруг взорвался зеленоватой дымкой — будто кто-то огромный снизу стукнул кулаком, и поднялся вверх сияющий белый столб, обнажая камень, а дымка впиталась в тело Демьяна. То стихийный дух отдал часть своей силы в обмен на кровь.

Бермонт, шатаясь, с трудом встал на четвереньки — руки светились зеленоватым и вязли в камне как в тесте — и, чувствуя гору, как свое тело, поднял голову, глядя на лежащий выше ледник, погрузил пальцы глубже в гранит и пошевелил ими.

Гора загудела, а сияющий в свете солнца ледник вдруг пошел аккуратными трещинами — будто кто-то снизу разрезал его, как торт, заревел, затрещал — и выплюнул длинный узкий "язык", который за какие-то секунды донесся до портала, врезался в поднятые Демьяном и продолжающие обрушаться скалы — а затем, обсыпав и короля, и застывших от ужаса противников снежной крошкой, потек в переход, перемалываясь и перемешиваясь с камнем и землей. Портал замигал, контуры его начали искажаться, скручиваться — и тек, и тек в него гигантский ледопад, пока тот не схлопнулся.

Ледник с ворчанием продолжал ползти вниз, в долину, переваливаясь через остатки скал и уходя вправо от бойцов. А его величество поднялся на слабых ногах, достал из воздуха молот и пошел на помощь своим.

Они укрепились у осколка скалы, вжавшись в нее спинами и отражая атаки взбесившихся раньяров и охонгов. Армейским частям был послан сигнал о помощи — но, судя по всему, остальным войскам тоже приходилось несладко. Бермонт держал щит сколько мог — но силы утекали, и пришлось отказаться от него. Боевые маги, израсходовав резерв, взяли в руки обычное оружие. Они должны были открыть Зеркала для эвакуации отряда, но не сумели из-за сильнейших стихийных возмущений после действий Демьяна. Один за другим возвращались в землю каменные охранники-варронты — их время истекало, падали берманы охраны и линдморы, прикрывая друг друга и короля — и никому не было дела, кто тут мятежник, а кто нет.

Мелькнула мысль, как будет ему стыдно перед Пол, если он снова умрет. Мелькнула — и пропала, вытесненная свистящим жаром битвы. Демьян в очередной раз встретил налетевшего раньяра ударом молота и покачнулся — в глазах потемнело. Слишком много сил отдал. Не упасть бы.

Его кто-то подхватил, помог опереться спиной о скалу. Ровент. Черты помощника расплывались, как и все вокруг. Нападающие охонги и планирующие сверху раньяры казались черными пятнами, и Демьян закрыл глаза, чтобы прийти в себя — сейчас ему было проще ориентироваться по звукам и запахам. От окружающих берманов несло порохом, животным потом, кровью и адреналином. От инсектоидов — муравьиной кислотой и страхом их наездников.

— Наши идут, мой король, — раздался рычащий голос Ровента. — Недолго продержаться… — линдмор выругался, судя по звукам, прыгнул куда-то в сторону. Совсем рядом раздался гул крыльев, животный визг, звук вспарываемой плоти, заглушаемый криками защитников короля и звуками автоматных очередей. Демьян, покачнувшись, открыл глаза. В нескольких шагах от него опустившийся раньяр трепал одного из охранников, обернувшегося медведем — бок был уже разворочен, и красная кровь лилась на и так пропитанный ею снег. Позади к защитникам, качаясь на тонких лапах и проваливаясь в снег, подбирались охонги — может, десяток шагов был до них или два. Берман визжал от боли и ярости, пытаясь выворачиваться из страшных челюстей, драться, и без толку царапал лапами по хитину. Глаза его уже закатывались — и Демьян, сглотнув слюну с кровью, оттолкнулся от скалы и под предупреждающий крик Ровента прыгнул к чудовищу, впечатывая меж огромных фасеточных глаз молот. Отвернулся от издохшей "стрекозы" — и тут же засипел от боли, задергался, вцепившись в лапу охонга, пронзившего его грудь. Из последних сил получилось рвануть вперед, прижимая инсектоида к скале, вибрирующе и гортанно отдать приказ своей стихии — камень поглотил охонга до половины и снова застыл, дробя его панцирь и внутренности.

Демьян выронил молот, застонал, выворачивая и выламывая из себя лапу мертвого чудовища. Глаза застило кровавым туманом, на губах запузырилась пена, ударило в голову яростью от запаха собственной крови. В груди остался осколок лапы-лезвия — а Бермонт, почерневший, с безумным взглядом, развернулся, разрывая на себе начавшую вдруг мешать одежду. По телу его пробегала дрожь, и он зарычал в сторону нападающего на него очередного охонга — всадника уже подстрелили, и он болтался, свесившись с седла, а пули сухо стучали по хитину и влажно вонзались в человеческую плоть. Демьян схватил инсектоида за морду, голыми руками раздирая пополам, а затем, видя только черные пятна сквозь кровавый туман, метнулся вперед, к следующему, недовольно и легко отшвырнув бросившихся ему наперерез охранников.

— Отец милосердный, — закричал с отчаянием Ровент. — Берсеркер.

— Не лезьте ему под лапы, — заорал еще один из линдморов. — Он сейчас не разбирает своих и чужих.

Его величество с торчащим из груди осколком остервенело рвал на части инсектоидов — он был уже весь окровавлен, покрыт множеством порезов, но неумолимо несся вперед, на очередную жертву, с рычанием рвал ее, тряс содрогающимися огромными останками над головой и бросал их в стороны.

— Как его остановить?

— Никак. Берсеркер у Бермонтов просыпается от тяжелых ран. Не остановится, пока не упадет замертво.

— Надо. Надо остановить.

Демьян слышал эти крики, но не понимал их — в голове гудело, и он, отбросив оторванную у охонга лапу, харкнул кровью на наст и огляделся, дрожа, скалясь и бросаясь в разные стороны, выбирая новую добычу. Враги в страхе отступали — но к королю приближался огромный тха-охонг: такой же появился у Василины на дне рождения. Всадник на спине его отдавал приказы, прячась от выстрелов за хитиновыми выростами — а тха-охонг, похожий на гигантского муравья, скрещенного с богомолом, верещал и качал башкой размером с автомобиль. Вот он поднялся во весь рост, заслонив солнце и дергая лапами. Демьян зарычал, бросаясь вперед, — и чудовище на мгновение застыло, озадаченное таким поведением, когда ему в бок врезался снаряд, разворотивший хитин и взрывной волной отбросивший Бермонта назад — а затем еще один и еще, и гигантская уже мертвая туша начала медленно заваливаться на короля.

Демьян, помотавший башкой, отпрыгнул в сторону, шатаясь, засипел, от невыносимой ярости раздирая когтями себе грудь — и кинулся к очередному охонгу. Разорвал его и человека на нем — с всхлипом прервался вопль о пощаде, звучащий одинаково во всех мирах, а его величество понесся дальше. Уже слышался шум бронетехники, взрывы, чьи-то крики — будто окликали его. Бермонт метался по насту, кинулся на один из легких танков, появившихся на поле боя, прыгнул сверху, пытаясь выломать башню — и тут кто-то долбанул его по голове.

В глазах потемнело. Он развернулся.

— Прости, мой король, — повторил Ровент, каким-то чудом взобравшийся за ним на танк и вторично ударил Бермонта прикладом — теперь в лоб. Голова загудела. Уже теряя сознание и соскальзывая с танка, Демьян успел перехватить автомат, выгибая его — и ломая руку держащего оружие. Внизу на него набросилось еще несколько берманов — он дрался, крушил, ревел, в него брызгало кровью, но его, шатающегося, завалили все-таки на снег, вжали мордой в наст… тело казалось ледяным, мышцы сводило до боли…

— Челюсть, — крикнул кто-то. — Нужно, чтобы не свело челюсть.

Ему в зубы ткнулась чья-то ладонь, и он сжал зубы, прокусывая ее и, кажется, вырывая кусок мяса… и погрузился в темноту.

Очнулся он все на том же поле боя, но не на снегу, а на осколке скалы, связанный ремнями по рукам и ногам. Куска лапы охонга в груди уже не ощущалось, она была перебинтована. Во рту чувствовался вкус лекарств, тело покалывало от виты. Рядом стоял санитарный бронемобиль, а над королем колдовали виталисты в белых халатах, надетых на бронежилеты. Увидели, что он открыл глаза, — и насторожились, отступая.

— Не трону, — сипло сказал он, поворачивая голову.

Маги сняли ремни и продолжили свои манипуляции, окутывая его белесой дымкой стихии жизни. Снежный покров за их спинами был покрыт телами людей и охонгов. С гор струилась снежная поземка, сияющая радугой. Было очень тихо.

Он посмотрел наверх. Солнце стояло прямо над ним, ослепляя, и он заморгал, выдыхая — на глаза выступили слезы. Повернул голову в другую сторону.

Там, на снегу, сидел бледный Ровент, прижимая к себе переломанную, как прутик, руку. Вокруг собрались остатки королевского отряда. Всего два-три десятка. Один из охранников, морщась, протягивал врачу ладонь, из которой был вырван кусок мяса.

— Подойди, — просипел Демьян мятежному линдмору.

Ровент встал, приблизился, наклонился.

— Сколько времени?

— Почти два часа дня, мой король, — рыкнул Ровент. Голос его был ломким от боли.

Демьян сглотнул, закрыл глаза и снова открыл их. От виталистических процедур начало клонить в сон, и он боролся с наступающей дремой.

— Полина… Полина…

— Что, мой король? — глухо прорычал Ровент ему в лицо.

— Узнай, просыпалась ли сегодня королева, — рявкнул Бермонт и от усилия снова потерял сознание.

Очнулся. Солнце чуть заметно сдвинулось по небосводу. Он повернул голову и встретился глазами с Ровентом. Рука его уже была загипсована и лежала в лубке. Линдмор, встретив его взгляд, покачал головой.

— Не просыпалась, мой король.

"Поля, Поля… опять я подвел тебя".

Заскребло в горле, и Демьян снова сглотнул. Поманил барона к себе.

— Найди мою одежду. Пусть все ищут. Там… в кармане… мешочек с иглами. Найди и принеси мне. Если буду без сознания, вколешь мне в левую руку. И каждый день до полудня надо вкалывать, сколько бы я не спал. Сделай.

Он опять впал в дрему, периодически всхрапывая и вскидываясь, как больное животное. Сквозь болезненный туман, просыпаясь, он видел, как бродят по полю берманы в облике медведей, принюхиваются, топчутся у той скалы, где он дрался. Там все было перепахано боем, залито кровью и завалено трупами инсектоидов и защитников.

Наконец, его взяли за руку, сжали — и в кожу вошла раскаленная игла. Он завыл, выгибаясь — обжигающая судорога прокатилась по телу и отступила, оставив его тяжело дышащим и мокрым.

— Ты уверен, что это нужно, мой король? — с сомнением поинтересовался Ровент, отступив. — Не добьет это тебя? А то за тобой и меня казнят, и за дело.

— Ты много говоришь, — прорычал Демьян. Помотал головой, оглядываясь: вокруг суетились врачи и военные, оказывая помощь раненым, рядом стоял адъютант. — Ненсан, жду доклада по итогам битвы. И проследи, чтобы Ровента пускали ко мне. Ровент, свободен.

Барон и мятежник неодобрительно поклонился.

— Я благодарен тебе, — сказал Бермонт, глядя ему в глаза. — Позаботься, чтобы те, кто выжил из нашего отряда, получили нужную помощь.

Лицо Ольрена Ровента чуть разгладилось, он поклонился вновь — и пошел прочь. Над королем снова склонились виталисты, но он мотнул головой.

— Сначала я выслушаю командующих.

— При всем почтении, ваше величество, — заметил пожилой маг жизни, в круглых очочках, с острой седой бородкой, — если мы не завершим выжигание яда, то восстанавливаться вы будете очень долго. Чудо, что вас еще не парализовало.

— Меня не парализует, — сказал он и поморщился от привычного чувства вины. — Введите мне тонизирующее, и пусть кто-нибудь отправится на охоту. Мне нужна свежая кровь и около двух часов на совещание. И дальше я буду в вашем распоряжении.

Через полчаса в палатке госпиталя, который организовали прямо здесь, на склоне, состоялся короткий военный совет. Демьян, бледный, полулежал на койке с иглой в вене, мерно капала капельница, а командиры докладывали об итогах битвы.

Враг, измотанный морозами и чудовищными условиями, дрался ожесточенно, но быстро сдался. Этому способствовало и то, что иномирян застали врасплох, и то, что удалось провести много техники и оборудовать защищенные позиции для орудий. Первыми залпами выбили несколько десятков огромных тха-охонгов и продолжали уничтожать их — основную ударную силу врага. Раньяры, плохо ориентирующиеся в сумерках, начали беспорядочно метаться, подставляясь под выстрелы минометов и установок. Отряды бермонтцев, вооруженные огнеметами, окружив врага, вызвали панику и давку среди охонгов. И все равно бой продолжался почти восемь часов, а отдельные окопавшиеся группы иномирян сопротивлялись до сих пор.

Склон был усеян трупами. В плену оказалось несколько тысяч захватчиков, включая высший командный состав.

Хуже всего было то, что оставшиеся без управления охонги и раньяры начали разбегаться и разлетаться по окрестностям, и так как их изначально было больше двух тысяч, то отлавливать и уничтожать предстояло не меньше нескольких сотен. Наименее пострадавшие отряды королевской армии по свежим следам отправились на поиски инсектоидов.

— Во все города и поселения отправить предупреждение, — приказал Демьян. Повел носом — у входа в палатку зашуршало, раздался влажный стук, будто кто-то скинул с плеч тушу на снег, запахло кровью, — и его величество облизнул увеличившиеся клыки. — Пусть оставшиеся в гарнизонах бойцы будут готовы защищаться. Нужно также проверить систему оповещений — чтобы использовать при появлении этих тварей, и проинформировать всех граждан, что инсектоиды боятся огня.

— Что делать с пленными, мой король? — спросил один из военных.

— Командиров — в замок на допросы, — Демьян заворчал, запах крови путал мысли. — Солдат отсортировать и распределить по линдам. Мы не обязаны их кормить, но морить голодом тоже нельзя. Пусть отрабатывают содержание.

В палатку, приоткрыв полог, заглянул адъютант, и запах свежей добычи стал невыносимым. Рану дергало, она горела, явно повышалась температура, и снова накатила сонливость — действие тоника заканчивалось, и если сейчас заснуть, то это будет надолго. Нужно подкрепиться, чтобы выздоровление шло быстрее.

— Все, — прорычал его величество, выдергивая иглу. В голове гудело, но он встал, шатаясь от слабости, и пошел наружу, на ходу меняя ипостась.

Через полчаса осоловевший от сытости медведь оторвался от растерзанной козьей туши. Глаза его закрывались, и каким-то чудом удалось вернуться в человеческий облик, прежде чем опуститься на снег и крепко заснуть.