– Поляна, вы хорошо меня поняли?

– Да, господин полковник, – унылый вздох. – Прослежу, не переживайте.

– Охрана будет в соседнем коттедже. При любых признаках опасности жмите на маячок. У ее высочества на шее переноска, она должна ее активировать. Единственная ваша задача – чтобы с принцессой ничего не случилось.

– Да понял я, понял.

– Поляна.

– Так точно, – поправился семикурсник, – господин полковник. Исполню.

20 января, пятница, вечер.

Горнолыжный курорт в Иоаннесбуржской области

Алина

– Ты слишком легкая, поэтому и вылетаешь из саней, – сказал Матвей, вытягивая Алинку из-под перевернувшегося транспорта. Она хихикала, отфыркиваясь от снега – он набился в нос, налип на ее чудесный белый костюмчик, засыпался за капюшон.

Мимо них под светом ярких фонарей, окружающих склон, в потоке веселящихся отдыхающих с гиканьем пронесся Дмитро Поляна, успев махнуть им рукой. Алина засмеялась ему вслед, наклонила голову – Матвей, тоже посмеиваясь, вытряхивал снег из ее капюшона и с красной вязаной шапочки. Возле них, словно случайно, встали три охранника. Алина их искренне жалела: носиться за ней вверх-вниз по склону – та еще работа.

Здесь было многолюдно и весело. Уже совсем стемнело, поэтому семьи с маленькими детьми ушли, и на трассе осталась одна молодежь. На весь склон орала танцевальная музыка, сверху приплясывали, пили из маленьких бумажных стаканчиков горячее вино, продающееся тут же, – и, согревшись и развеселившись, с разбега падали на санки животами или спинами и неслись вниз, поодиночке или целыми ватагами. Наверх поднимались с помощью небольшого фуникулера.

Экзамены у семикурсников уже закончились, и они отмечали очередную сессию с доступным студентам размахом: арендовали на сутки большой «студенческий» дом, натаскали Зеркалами в него продуктов и алкоголя и пошли кататься.

После предыдущего экзамена, когда Матвей поймал Алинку у каменов и предложил присоединиться, колебалась она недолго. Оставшийся экзамен у требовательного лорда Макса нервировал ее так, что принцесса, знающая предмет наизусть, начала забывать от перенапряжения ответы на простейшие вопросы.

Камены вели себя как капризные старые девы. Жаловались, что им скучно и что Алинка со своими экзаменами их совсем забросила. Это было неправдой, она старалась навещать их почти каждый день, но улыбалась, и слушала их ворчание, и со смехом, не взаправду, оправдывалась.

– А теперь еще и кататься пойдешь, – бурчал Аристарх, пока Ипполит жадно разглядывал картинки из буклета, которые по его требованию показывал Матвей. – А мы тут помрем от тоски, никому мы не нужны, одни-одинеше-е-еньки-и-и…

– Старикашка, не нуди, – прервал артистичные завывания Ипполит. – Посмотри, какая девулечка наша серенькая, чисто нежить. Совсем захирела над своими учебниками. Побудет на морозе, хоть щечки порозовеют. Ты вот что, парень, – строго сказал он Матвею, – выгуляй ее так, чтобы она об учебе и не вспоминала. А то знаю я ее: только отвернешься – она в учебник.

– Ну уж нет, – решительно проговорила Алина и дернула Аристарха за каменный нос. – Я буду отдыхать, и ничто мне не помешает.

Катания на санках продлились до ночи – пока не поднялся морозный ветер и даже вино, громкие песни и движение перестали спасать от холода. Так что решено было переместиться в дом. Над склоном одно за другим начали вспыхивать Зеркала, и семикурсники исчезали с трассы и появлялись у входа в натопленное убежище. Их было человек двадцать – и народ топтался у порога, ожидая, пока войдут и разденутся те, кто прибыл раньше, и Алинка тоже ждала, держась за руку Ситникова и потирая щеки и нос.

Дом был разделен на две большие комнаты: общую спальню с двухъярусными кроватями и гостиную, главным предметом мебели в которой был стол, уже заставленный бутылками и продуктами. Из прихожей выходила дверь в баньку, откуда раздавался шум полупьяных голосов. Алина сняла ботинки, прошлепала вслед за Матвеем в гостиную – и там, в тепле, потянула с себя куртку.

У стола хлопотали старшекурсницы, нарезая бутерброды и закуску. Оглянулись на вошедшего Матвея, на смущающуюся Алинку, что-то защебетали весело. Была здесь и бывшая девушка Матвея, и ее две подруги – они сделали вид, что никого не видят. Принцесса не обиделась – слава богам, разговаривать ей есть с кем. Стянула свитер; тонкая нижняя кофта была влажной.

– Я в душ, – чуть застенчиво сообщила она Матвею.

– Мне тоже бы надо, – пробасил Ситников, хватая со стола бутерброд. – Ум-м-м, вкусно.

– Так вместе идите, – со смехом, необидно предложила одна из его одногруппниц. – Что стесняться-то, все свои. Вон Димыч с Юлькой уже удалились.

Из-за двери душевой, как нарочно, раздалось женское хихиканье и чуть пьяное мужское уговаривание. То ли что-то помылить, то ли куда-то поцеловать.

Алина смутилась и шмыгнула в спальню – взять тапочки и одежду. Там, на одной из кроватей, жарко целовалась парочка.

– Без тебя разберемся, Танюх, – послышался из гостиной легкий голос Матвея. Принцесса оглянулась – он щелкал говорливую одногруппницу по носу.

– Так долго разбираетесь-то, Матюха, – живо ответила она, и девчонки снова засмеялись.

Алинка покачала головой, взяла пакет и прошла мимо быстро накрывающих на стол семикурсниц к душу.

– Эге-гей! – раздался пьяный вопль, в прихожей замелькали голые задницы – это парни решили после баньки искупаться в снегу. Алинка замерла, не успев отвернуться, покраснела как рак – и не выдержала, засмеялась. Гулко хохотал Матвей, сгибались от хихиканья девчонки. Сумасшедший дом.

Душевая состояла из двух частей – мужской и женской, – и в каждой было по три кабинки. Мужскую оккупировал Поляна со своей подругой – Алина уже устала запоминать их имена, так часто он их менял, – а женская была свободна. Только она успела войти в одну из кабинок и раздеться, как послышались звук открываемой двери и тяжелые шаги. Зашел Матвей.

– Болтают много, – проговорил он, – я тут подожду, покараулю тебя, а потом сам пойду. А то там банщики наши уже на мороз голышом выскакивают, мало ли что взбредет в пьяные головы. Только покурю, можно?

– Давай, – быстро согласилась Алинка. Щелкнула зажигалка, потянуло дымком. Принцесса включила душ, потянулась за мочалкой. Нет, не мог Матвей сделать ничего плохого или обидеть ее. Она точно знала: не мог и не сможет никогда.

Кто-то из девчонок периодически заглядывал в душевую, кто-то заходил тоже ополоснуться после покатушек, весело переговаривался с Ситниковым. Алинка слушала эти разговоры и улыбалась: чувствовалось в них дружеское единение, как между людьми, которые много вместе пережили. Интересно, если она дойдет до седьмого курса – тоже так сдружится со своими одногруппниками?

После душа она сидела за столом и пила горячий чай, пока мылся Матвей. Димка уже вернулся с девушкой, и они расположились рядом, довольные. Никого, казалось, не смущала такая откровенная, быстрая любовь. Поляна травил байки, открывал бутылки и угощал всех мандаринами, девчонки влюбленно смотрели на него, потихоньку возвращались из бани красные, распаренные парни, Василий-гитарист наигрывал что-то на гитаре, и места за столом постепенно заполнялись шумными полупьяными студентами.

Наконец, вернулся и Матвей. Сел рядом с Алинкой, но не приобнял ее, как обычно, – принцесса удивленно покосилась на него. Привыкла уже, что он постоянно прижимает ее к себе. Да и вообще сегодня он был странно молчалив и сдержан.

– Я тебя ничем не обидела? – шепотом спросила она у него.

– Нет, ты что, – гулким шепотом ответил Ситников и наконец-то положил руку ей на спину, – с чего такие мысли, малявочка?

– Так просто, – радостно ответила она и поцеловала его в щеку.

Веселая студенческая гулянка с песнями под гитару постепенно вошла в привычную безудержную колею. Все курили, целовались и хохотали, девчонки залезали парням на колени, парни лапали их, пили, обменивались анекдотами – и Алинке тоже было весело, и она хихикала, прижавшись к Матвею, осторожно пила вино, наблюдала за всем этим настолько далеким от ее жизни весельем и поджимала замерзшие ноги. Странно: чем больше она пила, тем зябче ей становилось, и она все вжималась в Матвея, пока он не посмотрел на нее странно и не обхватил крепче тяжелой рукой.

– Холодно, – виновато объяснила она.

– Да ты что, – удивился он и провел ладонью вдоль спины, – тут натоплено так, что дышать нечем. Ты не заболела? Да нет, вроде здорова.

– Вот сейчас теплее стало, – пробормотала Алинка с удовольствием. От Матвея шли волны жара, и она обхватила его руками, почти забравшись на него, поджала ноги. Ситников осторожно прикоснулся к ее макушке губами, она улыбнулась неуверенно и потянулась к бокалу.

Народ продолжал веселиться, пить и петь, уходить в баню, выходить на мороз покурить, а Алинка согрелась – то ли от алкоголя, то ли от смеха, – и голова уже кружилась, и немного клонило в сон, и в какой-то момент ей вдруг почудилось, что все семикурсники окружены странным светящимся маревом. Она заморгала, пригляделась. Марево никуда не делось, даже стало ярче и будто потекло к ней.

– И зачем я столько пила? – прошептала она. Голова закружилась сильнее, и Алина снова закрыла глаза. Не надо пить, не надо, плохо ведь будет.

«Зато согрелась», – возразила она себе, не открывая глаз. Кожу приятно щекотало, и Алинка улыбалась.

Под щекой поднялась и опустилась могучая грудь. Матвей зевнул.

– Что-то я сейчас вырублюсь, – услышала она его бас.

– Так времени сколько, – сонно сказал кто-то. – Смотри, все зевают. Димыч вообще уже спит.

Принцесса с усилием разлепила глаза – действительно, вокруг все зевали, терли глаза. Матвей снова едва сдержал зевок.

– Пойду я, пожалуй, – проворчал он. – А то тут и засну. Малявочка, ты как?

– Сейчас, – пробормотала она. Опустила ноги на пол, поднялась, качаясь, схватилась за его большую руку. Шла на автопилоте – Матвей у кровати поднял ее вверх, закинул на второй этаж, и она свернулась клубочком и заснула, успев услышать, как заскрипела кровать внизу.

А очнулась Алина в какой-то норе, закрытой корнями, замерзшая, голодная, с сухими губами. Корни были сплетены так плотно, что непонятно, как она сюда протиснулась, и под боком ее хлюпала вода, и чесалось все тело.

Ошеломленная переходом из одной реальности в другую, Алинка так и лежала некоторое время, глядя наружу. Там было светло, и из мха, устилающего землю, поднимался гигантский папоротниковый лес. Очень знакомый ей лес: именно такой она видела издалека в своем прошлом сне, именно к нему бежала.

Принцесса пошевелилась, посмотрела на свою руку. Какая грязная и тоненькая. Завела ладонь за спину – длинные пуховые крылья были на месте. И вся она страшно исхудавшая – вон как торчат ребра. Будто очень долго ничего не ела.

От движения заболела голова, задергало в висках, в затылке – так сильно, что мысли перестали складываться во внятные предложения. И Алина, ни на что особо не надеясь, ущипнула себя за бедро.

Стало предсказуемо больно.

– Морок, – сказала она сама себе уверенно и сипло. – Кто-то колдует, отсюда и реалистичный сон. Помнишь, как ты не могла найти дверь в туалете? Твой мозг сам продуцирует эти картинки. Пока ты не видела ничего, что не могло бы быть твоим измененным воспоминанием.

Алина с трудом разогнулась, насколько позволила нора. Облизнула распухшим языком губы. Ей казалось, что сквозь шум широких листьев, колышущихся наверху, она слышит журчание воды, чует ее запах.

– Вот и сухость вполне объяснима, – бормотала она, изгибаясь и с трудом протискиваясь меж двух корней. – После алкоголя. На самом деле я сплю сейчас в комнате, полной студентов.

Кто-то внутри сдержанно заметил, что самоуспокоение и закрывание глаз на очевидные странности и недостатки гипотезы о мороке недостойны исследователя.

Алинка выползла на полянку и огляделась. Мох, пружинящий и влажный, был перепахан, будто по нему туда-сюда таскали трактор с неработающими гусеницами. Не было слышно птиц – только какие-то посвисты и далекий рев. Принцесса сощурилась, подняла голову, попыталась отыскать среди гигантских листьев небо – оно сияло белым с легким стальным оттенком. Судя по тому, что лучи падали на землю почти отвесно, здесь стоял полдень.

Жаркий тихий полдень.

Принцесса снова облизнулась, встала – тело на удивление слушалось куда легче, чем в прошлом «сне», – и направилась туда, где шумела вода.

Шагов через пятьдесят запахло свежестью, и Алина вышла на торфяной, пружинистый берег мелководной речки. У самых ног ее располагалась тихая заводь, заросшая мясистыми водяными растениями, и принцесса прошла дальше, за заросли, наклонилась и начала жадно пить. У нее даже руки дрожали – так ей хотелось воды. И только потом, когда в животе уже булькало, она опустилась в воду целиком и начала мыться.

В бок ей ткнулось что-то скользкое, тонкое – Алина взвизгнула и отпрыгнула. Змея? Но нет, у «змеи», помимо серебристой чешуи, наличествовали и плавники, и красный рыбий хвост. Только вот эта рыба была очень странной. Длинной, плоской, как линейка, плашмя положенная на воду, с острым носом. Она вильнула вдоль ног девушки и скрылась в илистой воде. Вдруг прыгнула – и схватила одно из насекомых, с жужжанием кружащихся над щедрой водяной зеленью.

Насекомые тут тоже были очень странными на вид.

Отмытая кожа перестала чесаться, а вот волосы только намокли и никак не хотели промываться, настолько они были спутанными. Алинка мучилась-мучилась, кое-как отжала их – в жизни у нее не было столько волос! – и пошла вверх по течению – еще попить. Теперь, когда прошла жажда, можно было и понаблюдать за окружающим миром. Река, оказывается, просто кишела рыбой. Разной: огромной и мелкой, совершенно непуганой – водные жители кружили вокруг принцессы, и она даже попыталась поймать какую-нибудь рыбеху, но руки все еще плохо слушались, и добыча легко ускользала.

«А вдруг тут и плотоядная есть, а ты стоишь как ни в чем не бывало?» – посетила ее первая разумная мысль. Мысль испугала, Алинка поспешно выскочила на берег.

Жаль, не во что набрать воды. Морок или нет, а попила – и стало легче.

– Теперь бы поесть что-нибудь, – сказала Алина себе жалобно. Желудок ныл от голода, и она дрожала от холода. – И согреться.

В теории принцесса знала все, ее светлая голова хранила больше знаний, чем иная энциклопедия. Да и Поля, когда они уже жили в Орешнике, брала младшую сестру в походы. Вот она бы не пропала в самом диком лесу. А что делать ей, когда у нее и развести огонь никогда без спичек не получалось? Полинка шутя высекала из камней искры, мастерила из гибкого дерева и бечевки подобие лука и за две минуты с его помощью поджигала трут, а однажды нашла в лесу пивную банку и показала сестричке, как не пропасть с ее помощью, сделав себе и гибкий нож, и линзу… Что же делать? Вряд ли в этом лесу найдется хотя бы одна банка или стеклышко.

– Да какая разница, – сердито сказала Алинка, поднимаясь по отлогому берегу в сторону своей норы, – надо думать, как проснуться.

Но взгляд ее уже цеплялся за окружающее в поисках топлива. Все здесь было влажным, насыщенным водой. Вот вывороченный кусок торфа, сверху уже подсохший. Если собрать его и раздобыть огонь, то тлеть будет долго…

Мысль оборвалась резко, и Алина, чувствуя, как кружится голова, прислонилась к ближайшему толстому стволу гигантского папоротника. Она пересекла цепочку человеческих следов – ее следов, поднимающихся из воды и идущих параллельно нынешним. Принцесса приставила ступню к следу и судорожно вздохнула.

Но когда она успела? Ее же тут не было. И все же вот они, среди взрытого мха и торфа, петляющие, будто она шаталась. Или бежала?

Вдруг все окружающее – и вывороченный торф, и ее следы, идущие к убежищу, – сложилось в единую картину, и Алинка отступила назад.

Взрытый мох – это тоже следы. Как у тех гигантских муравьев. Кто-то преследовал ее. И пусть она об этом ничего не помнит, но тут есть опасное существо, от которого она уже убегала.

Принцесса затихла и медленно, оглядываясь, стала отступать к своему убежищу. Кто бы это ни был, сначала она спрячется, а потом подумает… Теперь казалось, что за ней кто-то следит. Кто-то большой и страшный. И Алинка ускорялась, а в голове лихорадочно бились мысли.

Почему здесь нет птиц? В этом мире вообще нет птиц, или они молчат, потому что здесь живет кто-то опасный?

Почему на берегах нет следов зверей? Здесь нет зверей? Или они сюда не приходят?

Почему?..

Сверху прошуршал и упал на землю огромный лист папоротника. Алинка вздрогнула, отпрыгнула, чуть не рассмеялась нервно – задрала голову вверх, и завизжала, и понеслась бегом.

На нее, с видимой теперь огромной зеленоватой паутины, стремительно пикировал гигантский паук. Алина успела рассмотреть только огромное серо-зеленое брюхо и вытянутые лапы – и тут инстинкт исследователя дал сбой, откинутый инстинктом самосохранения, и она побежала так, как даже на сдаче зачета по физподготовке не бегала. Нырнула в свою нору, обдирая плечи и крылья, беспорядочно суча ногами, проталкивая себя вперед, и вжалась в дальнюю стенку, замерев и подвывая от страха.

Паук, большой, размером с автомобиль, мохнатый – как птицееды из ее мира, – быстро-быстро перебирая лапами, приближался к ее убежищу. На мохнатых лапах сверкали крючья, они-то и взрывали лесную почву. Он защелкал челюстями, присел возле норы, загреб передними лапами – крючья проскальзывали меж сплетений корней папоротника, пытаясь дотянуться до нее, а она вжималась в стенку, задержав дыхание и подтягивая к себе ноги.

Паук издал мелодичный свист, зацепил крюком один из корней, начал выворачивать его – но толстый папоротник, слава богам, держался крепко. Чудовище быстро выдохлось и терпеливо, щелкая челюстями, замерло у убежища, уставившись на принцессу двумя блестящими черными глазами.

От этого щелканья и свиста голова вдруг взорвалась болью – и Алинка застонала, поглощаемая чужими воспоминаниями. Картинки возникали одна за другой: вот она, уставшая и голодная, вздрагивающая от каждого шороха, бредет по лесу. Вот жадно пьет на другом берегу реки – и вдруг слышит такой же свист, и видит этого паука, и бежит прочь через реку. Вода задержала чудовище ненадолго – но ей хватило времени, чтобы убежать в лес и забиться в эту нору. И точно так же этот паук сидел у норы, выжидая, пока она плакала от страха и непонимания, не помня ничего о себе. Потом он ушел, а она заснула.

Надо, надо просыпаться. Надо просыпаться.

– Матвей! – закричала Алинка в отчаянии. В прошлый раз Ситников спас ее от морока – может, услышит и в этот раз? – Матве-е-е-ей!!!

Паук от ее визга недовольно отпрыгнул – и она, увидев его реакцию, сжала кулаки и завизжала на самой высокой ноте, на которой могла.

Кто-то тряс ее – и снова менялись обрывки реальностей: то темнота и большой силуэт рядом, то темные корни папоротника и отступающий от ее визга паучище. Алина закрыла глаза, протянула руки, нашарила кого-то живого, вцепилась в него.

– Матвей, Матвей! Помоги!

Ее куда-то понесли, она не видела ничего, только ощущала – и очень боялась открыть глаза, потому что тело одновременно чувствовало и хлюпающий мох под боком, и сильные руки.

– Алина, проснись. Давай же!

– Н-не могу!

– Матюха, что такое?

– Включай душ, Димыч!

От потока ледяной воды наконец-то посветлело в голове – и глаза открылись сами собой. Алинка снова находилась в лыжном домике, и Матвей, родной, живой, стоял с ней под душем – весь мокрый, как она сама. Принцесса обняла его крепче, прижалась и разрыдалась от облегчения.

В дверях душа толпились сонные студенты.

– Что случилось-то? – недоуменно спросил один из них.

Поляна пожал плечами.

– Кошмар приснился.

– К-кошмар, – подтвердила Алинка, всхлипывая и стуча зубами. – Изв-винит-те м-меня. Оч-чень страшный сон.

Студенты, зевая, начали расходиться, и она услышала, как одна из семикурсниц сочувственно сказала другой:

– Спаиваем ребенка, вот и снится всякая чушь. Мне раньше тоже кошмары снились, понимаю ее.

Вода так и текла сверху, и Ситников шагнул в сторону, поинтересовался осторожно:

– Точно проснулась?

– Угу, – Алинка шмыгнула носом и снова расплакалась. – Матвей, со мной что-то творится страшное. Мне такие кошмары снятся, что я проснуться не могу! И все время про одно место!

Поляна выключил воду, и Ситников бережно опустил принцессу на лавку.

– Точнее, не про одно, – суетливо говорила она, принимая полотенце и вытирая голову, – а про один лес. И все как будто реально! Я с ума схожу, да?

– Переутомилась? – предположил Поляна, стаскивая с себя сухую толстовку и протягивая ей. Парни дружно отвернулись. Матвей тоже начал раздеваться. – Я на втором курсе после практики такие галюны ловил!

– Мне кажется, – сказала она шепотом, – что опять рядом демон ходит. Помните, как Эдик был и Наташка? Нам ведь всем тогда кошмары снились. И ощущение, что не можешь проснуться, очень похожее.

– Плохо, – мгновенно посерьезнел Димка.

– Надо поговорить с Александром Данилычем, – сказал Матвей. – И, может, с профессором Троттом.

– Не надо, – попросила Алина жалобно, натягивая толстовку.

– Надо, – сурово отрезал Ситников. – Я за одеждой схожу. Спать уже не хочешь?

Она замотала головой.

– Пойдем в баню, там тепло и можно поговорить, никто не услышит. Расскажешь нам все.

– Я р-расскажу, – пообещала Алинка жалобно. – Только… Димка. Не говори пока Тандаджи, а? Мне надо последний экзамен сдать, осталось-то до четверга всего ничего. И я сама все расскажу. А то ведь не пустят больше никуда.

В бане было еще жарковато; они оставили дверь открытой, разложили мокрую одежду на полках. Димка притащил Алине свои запасные штаны – в Матвеевых она бы утонула, – Ситников щеголял голым торсом и шортами до колен.

Он зашел в баньку, протянул Алине кружку с чаем, кинул Поляне бутылку с пивом, с щелканьем открыл еще одну – для себя. Что-то пробормотал – и за входом засеребрился и погас щит.

– Чтобы не подслушали, – пробурчал Матвей. Поляна одобрительно кивнул и застонал, глотая из горлышка пиво:

– Холодненькое, а-а-а!

Они втроем, как на насесте, разместились на нижней полке, и Алина, расплетая мокрые косички, начала рассказ. Парни слушали ее с настороженным удивлением, Дмитро даже пару раз присвистнул.

– Понимаете, – завершила она жалобно, – меня пугает даже не то, что я не могу проснуться, – я читала о случаях сонного паралича, они довольно распространены. Меня пугает реалистичность происходящего там. Если бы я не понимала, что сплю, то подумала бы, что каким-то образом перенеслась в другой мир. Еще и крылья эти… и насекомые огромные.

– Ты, случайно, не боишься пауков? – деловито уточнил Димка.

– А чего их бояться? – удивилась Алина. Тот махнул рукой.

– Думал, у тебя подсознание так страхи воплощает.

– Да нет, – рассудительно возразила она, – тогда бы мне снилось, как я не сдаю экзамены, или профессор Тротт, например.

Поляна фыркнул, и они дружно захохотали.

– И повторю, – Алина нервно сжала кружку в руках, – очень похоже на те кошмары, которые снились, когда Эдик с Наташкой в общежитии еще жили. Картинок я вообще не помню, но ощущение, что не можешь проснуться, – точь-в-точь. Поэтому я и думаю, что опять кто-то из темных рядом.

– А когда ты начала видеть эти сны? – поинтересовался Матвей.

Алина задумалась.

– Мне кажется, обрывками я их и раньше видела, после того как из общежития переехала. А так четко – второй раз. Первый раз у себя… во дворце, – смущенно добавила она. – Сейчас-то, когда вы рядом сидите, кажется, что зря пугаюсь, а во сне очень страшно. И очень все по-настоящему. Я головой сейчас понимаю, что увиденного не существует, но там все воспринимается абсолютно реально.

– Когда Эдик с Наташкой пытались энергию из нас сосать, мы все видели кошмары, – прогудел Матвей. – Мы с Димкой потом просмотрели литературу: массовые кошмары – один из основных признаков активизировавшихся темных.

Алина кивнула – она тоже это читала.

– А сейчас ты видишь их одна, – продолжил логическую цепочку Ситников. – Сегодня все нормально спали. Димка, ты видел?

Поляна мотнул головой.

– Спал, как младенец, прямо за столом. Вот что свежий воздух делает!

– Укатались, – согласился Матвей.

– Да и кто это может быть, даже если среди нас затесался темный? – продолжал рассуждать Дмитро. – Все, кто сейчас здесь, были с нами на твоем дне рождения, Сита. И все пострадали от Эдика, кроме нас двоих. Но это не я, – поспешно сообщил он и с нарочитым подозрением посмотрел на Матвея.

– Иди ты, – добродушно откликнулся тот и ткнул друга кулаком в бок. Алина тихонько засмеялась. Сидеть здесь, рядом с ребятами, было на диво уютно.

– Так что, просто плохие повторяющиеся сны? – задумчиво спросила она и с надеждой посмотрела на семикурсников.

– Скорее всего, – успокоил ее Поляна.

– Но с Александром Данилычем я поговорю, – Матвей погладил ее по спине, и Алинка засияла. – Он должен быть в понедельник в универе. Я не стал бы его беспокоить, но если есть подозрение, что рядом бродит второй Эдик, лучше перестраховаться. А если не появится в понедельник, то во вторник у нас занятия с Троттом.

– Ему не надо говорить, – испуганно потребовала Алина. – Он только гадость какую-нибудь выскажет. Что отнимаем его время на детские глупости или что-то подобное.

– Может, – согласился Матвей. Димка открывал вторую бутылку. – Но я это переживу, а если действительно есть основание для беспокойства, пусть лучше знает. Он крутой, Алин.

– Угу, – опустив глаза, протянула принцесса.

– Димыч, – Матвей забрал у друга бутылку, – хорош пить, семь утра уже, сегодня еще кататься.

– Я сто раз успею протрезветь, – проворчал Поляна. – Алина, и еще. Я могу не говорить Тандаджи, но если он потом узнает – уроет. Про демонов – это наши предположения, а вот про кошмары я обязан упомянуть.

Алина грустно кивнула и прислонилась к большому предплечью Матвея.

– Тогда я своим тоже расскажу. Лучше уж пусть от меня узнают, чем от Тандаджи.

Матвей приобнял ее.

– Согрелась?

– Ага.

– Спать хочешь?

– Теперь хочу, – призналась она и зевнула, закрыв рот ладонью. – Но боюсь.

– Я тоже завалюсь, – Дмитро с завываниями потянулся, почесал грудь. – Наши часов до одиннадцати продрыхнут, не меньше. Пойду к Юльке под бок. Что? – спросил он, увидев укоризненный взгляд Алины.

– Ничего, – пробормотала она смущенно.

– Алин, – сказал он почти трезво, – это Матюха к тебе прилип и не отлипнет уже, видимо. А я свободный мужик, и, если дают, – почему не взять?

– Да я ничего, – прошептала она, отчаянно заливаясь краской. – Дим, не обижайся.

– Дмитро, – предупреждающе прогудел Матвей.

– Какие обиды? – Поляна снова зевнул. – Я, может, тоже так хочу. Но, увы, свою принцессу я еще не встретил. Была Катерина Степановна, – он мечтательно вздохнул, – и та пропала. А я был уже в шаге от успеха, она даже запомнила мою фамилию.

– Иди спать, – рассмеялась Алинка. – Я посижу, потерплю.

– Не нужно терпеть, – тихо сказал Матвей, – я не буду ложиться, присмотрю за тобой.

В результате она, краснея от неловкости, потребовала, чтобы он тоже лег с ней на нижнюю кровать, вжалась в стенку – и спокойно заснула, чувствуя большого, надежного Матвея за спиной. Но и на этот раз сон нельзя было назвать приятным, хотя там не было никаких огромных пауков. Зато был полуголый профессор Тротт в шортах, сидящий в бане, попивающий пиво и принимающий у нее экзамен по основам стихийных закономерностей. Алинка сердилась, потому что он ее валил, но все же сдала на «отлично» и очень гордилась собой. А еще ей было совсем немножко стыдно, и она даже не могла понять почему.