Начало октября, Иоаннесбург

Мариан Байдек

Василина торопилась – сегодня была первая официальная встреча с коллегами, первый ее межгосударственный совет. Поэтому она быстро доела завтрак, передала Мартинку няне, поцеловала Мариана:

– Уверен, что не хочешь пойти со мной?

Он был немного напряжен, и нужно бы было остаться, расспросить, в чем дело, но время поджимало. Байдек обнял ее, погладил по спине.

– У меня срочный разговор с Тандаджи, василек. Ты справишься, не переживай.

Она уже было открыла рот, чтобы попросить перенести разговор, потому что его привычная поддержка вселяла спокойствие, но подумала, что надо же когда-то становиться самостоятельной. Прижалась к нему, еще раз поцеловала и вышла.

Барон, прихватив чашку с чаем, спокойно отвел мальчишек в детский сад при дворце, где с маленькими принцами находились и дети придворных, вернулся в свои покои, поднял телефонную трубку.

– Тандаджи, слушаю, – раздался суховатый голос начальника разведуправления.

– Меня отравили, – коротко сообщил Мариан, с трудом выговаривая слова и чувствуя, как начавший скручиваться внутри еще за завтраком болезненный узел пульсирует и пробивает тело судорогами. – Пришли в покои виталистов и своих людей. И тихо, чтобы Василина не знала!

Через несколько минут в королевских покоях уже суетились несколько человек. Тандаджи прислал сразу трех виталистов и пришел сам.

– Что-то было в чашке с чаем, – сжав зубы от болезненного жара из-за выжигаемого яда в теле, медленно говорил Байдек. – Я почувствовал необычный запах, но подумал, что это какой-то фруктовый чай. Сделал несколько глотков и буквально через две секунды ощутил боль. Значит, кто-то из обслуживающих стол слуг. Понаблюдал за семьей – дети и жена вели себя нормально. Василина сказала, что не успевает выпить чай; дети пили йогурты из бутылок. Проверьте остальную посуду, я хочу знать, направлено ли это против меня или против всей семьи. Моя чашка стоит на тумбочке, – и он кивнул на принесенную с собой кружку.

Подполковник Тандаджи, немного бледный и играющий желваками – еще бы, такой промах! – кивнул, отдал распоряжения. Двое его сотрудников вышли, прихватив посуду.

В покои заглянул следователь:

– Ваше высочество, можно?

– Не до реверансов, – немного раздраженно ответил Байдек. – Что такое?

– Нашли исполнителя. Слуга, из простых горожан, наняли по рекомендациям, работал давно и без жалоб. Скрутило его, когда шел обратно с посудой; рухнул в коридоре и умер. Договор сработал. Следящий за кухней проверял всю еду с помощью анализатора, значит, яд добавлен при обслуживании.

Тело снова заломило так, что перед глазами заплясали красные пятна; затошнило, но тут же отпустило, оставив только стучащую в висках и постепенно успокаивающуюся кровь.

– Все, – сказал пожилой виталист, – справились. Теперь надо горячий душ и много горячего питья. И несколько дней воздержитесь от серьезных физических нагрузок, иначе сердце может не выдержать.

– Благодарю, – капитан приподнялся на локтях, проверяя себя, затем сел. Голова немного кружилась, в теле чувствовалась небольшая слабость. Вполне терпимо. Тут же начал раздеваться: раз врач сказал в душ, значит, в душ. Присутствующие, кроме начальника разведуправления, деликатно вышли.

– Как это возможно? – спросил Байдек наблюдающего за ним Тандаджи. – Разве магдоговор не должен предотвращать подобное, а не срабатывать после?

– Возможно, – с неохотой проговорил Майло. – Если ему внушили, что он не делает ничего плохого, а, например, целительные капли подливает. А когда шел обратно – скорее всего, внушение кончилось и накатило осознание. Договор не абсолютен.

– Да и вреден, как оказалось, – Мариан снимал ботинки медленно, чтобы не тревожить кружащуюся голову. – Сейчас бы расспросить его, кто вложил задачу в голову. Возможность поменять формулировки есть?

– Сделаем, – у Тандаджи зазвонил телефон. – Да, слушаю. Понятно. – Положил трубку и сообщил: – Яд обнаружен только у тебя в чашке. Остальная посуда чистая.

– Хорошо. Значит, пока мешаю только я. Почему?

– Без тебя легче влиять на королеву, – пожал плечами тидусс. – Ты слишком ярко… выступил на коронации. Можно попытаться предложить подходящего мужа и перехватить управление. Из нашей аристократии заказчиков быть не может, идиотов нет. Точнее, есть, но даже идиоты хотят жить. А вот иностранцы или наши денежные мешки, которым зажали яйца и перерезали дорогу к кормушкам, – вполне.

– Майло, – барон серьезно и жестко посмотрел в глаза коллеге, – я не хочу, чтобы в следующий раз это были мои дети, родные или Василина. Я справился, потому что у меня с давних пор есть некоторый иммунитет к ядам. Не заставляй меня переворачивать этот город вверх дном, найди и обезвредь. Чтобы ни одна тварь больше к моей семье не подошла!

Он говорил тихо, и только на последнем предложении голос его немного дрогнул. Это можно было бы списать на слабость после отравления, но опытный и много чего повидавший Тандаджи понял, что его собеседник безумно боится. Не за себя – за жену и детей.

– Кембритч сейчас работает над этим, – сказал он. – Иди в душ, я распоряжусь, чтобы принесли кипятка и заварки. И заодно обсудим.

– Кембритч? – барон поморщился. – Он справится?

– Справился же с предыдущей задачей.

Мариан остро глянул на собеседника, но ничего не сказал.

– Мы его страхуем, Байдек, – продолжил Тандаджи. – Должен справиться.

Василина

Королева, и не подозревающая о том, что творилось в ее покоях, нервно вытерла ладони о платье, наблюдая за магами, которые настраивали Зеркало. Выдохнула, успокоилась, привычно выпрямила спину. Ощущение было как перед экзаменом. И хотя с царственными коллегами она уже общалась, ту встречу вряд ли можно было назвать обычной или продуктивной. Но у Василины накопилась масса вопросов, и еще она очень надеялась, что ей помогут справиться со своей силой.

– Связь установлена, – сообщил маг, отходя от огромного, длинного, занявшего почти весь зал, чуть подрагивающего вогнутой стороной Зеркала.

Короли появлялись один за другим, здоровались, кивали друг другу. Рыжий, чуть седеющий инляндский Луциус. Крепкий черноволосый блакорийский Гюнтер. Улыбающаяся красавица Талия с дочерью, явно беременной. Император Хань Ши, тонкий и сухой, с желтым вежливым лицом и тоже с наследником. Демьян Бермонт – он что-то писал, сидя за широким столом, и поприветствовал всех небрежным кивком. Эмир Тайтаны, возлежащий на подушках, сильно накрашенный. Он дружелюбно и томно поглядывал на царственных братьев и сестер.

– Здравствуйте, коллеги, – проговорила хозяйка встречи, королева Василина. – Рада приветствовать вас. И сразу хочу поблагодарить, что помогли на коронации. Удовлетворите мое любопытство: что вы делали и почему со мной это произошло? Насколько я помню, ни у кого из моих предков ничего подобного не случалось.

– У твоих нет, – совсем не официально фыркнул Гюнтер, – а вот Талия на коронации чуть не утопила свой остров под цунами.

– Это зависит от последовательности обрядов, милая, – деликатно сказала Иппоталия. – Обычно сначала коронация, потом брак, а потом уже ночь с мужем, которая открывает каналы. А у нас с тобой все вышло иначе, вот и не получилось сдержать силу.

– Да, мы оба раза знатно повеселились, – хохотнул Гюнтер.

– Хороший у тебя муж, Василина, – весомо проговорил Демьян Бермонт. – Я рад, что наши народы соединились. И у меня сразу к тебе просьба. Я планировал еще семь лет назад обратиться с этим к Ирине, но не успел.

Присутствующие помолчали, отдавая дань памяти погибшей королеве.

– Тогда, признаться, я рассчитывал, что моей женой станешь ты, но боги решили иначе. Рудлоги отдавали своих дочерей почти во все правящие дома, кроме Бермонта. Раз сейчас трон снова по праву ваш, я прошу тебя обдумать возможность моего брака с кем-то из твоих младших сестер. Я бы мог взять кого-то из наших аристократок, тем более что мне давно и настойчиво предлагают, но это недальновидно – не хочу сталкивать кланы. Мне нужно усилить ветвь, и для меня будет большой честью, если ты согласишься. Заодно укрепим межгосударственные связи, наладим наконец совместную добычу руды.

Василина растерялась, хоть и не показала этого. Просьба была неожиданной. Она почему-то воспринимала Демьяна как человека гораздо старше себя, но сейчас вспомнила, что он очень рано взошел на трон, и ему еще нет тридцати.

– Неужто наш одиночка решил-таки обзавестись женой? – радостно возопил Гюнтер, и Талия зашикала на него, делая страшные глаза.

– Гюнтер, не лезь не в свое дело, – спокойно ответил бермонтский король, – твоя бестактность скоро в легенды войдет.

– Женитьба – дело хорошее, – весомо проговорил Хань Ши и улыбнулся. – Мужчине нужно много наследников.

Василина вовсе не была уверена, что кто-то из ее сестер готов стать фабрикой для производства наследников. Она думала, пока Гюнтер и Луциус о чем-то тихо переговаривались между собой.

– Я поговорю с сестрами, – сказала она наконец, – но младшие еще учатся, а Марина совсем не горит желанием жить государственной жизнью. Ангелина обещала, что мы не будем принуждать их к политической деятельности, поэтому решение может быть только добровольное. Извини, Демьян.

– Мне достаточно и этого, – откликнулся он легко. – Я нанесу визит со всем двором через несколько месяцев, примешь?

– Конечно, – заверила она его.

– Правильно, Демьян, товар надо показывать лицом, – прокомментировал неугомонный блакориец.

Бермонт нервно дернул плечом, в лице его проскользнуло что-то звериное, и он оскалился, обнажив клыки.

– Гюнтер, в последний раз предлагаю заткнуться, – прорычал он.

– Хочешь размяться, Демьян? – вспыхнул блакорийский король.

– Гюнтер! Помолчи! Демьян! – ахнула Талия. – Ты ли это? Это невежливо! Что подумает Василина?

А Василина думала, что только что пообещала обсудить с сестрами возможность замужества за человеком, у которого есть клыки. Хотя, с другой стороны, ей ли удивляться?

– На самом деле, братья мои, остыньте, – мягко сказал император Хань Ши, и двое мужчин, буравящих друг друга взглядами, отвернулись и успокоились. – Демьян, это первая твоя вспышка гнева за столько лет, что я тебя знаю. Даже я, признаться, иногда позволял себе лишнее, но не ты. Что-то неладно в Бермонте?

И все настороженно уставились на человека, который всегда являлся образцом спокойствия и хладнокровия.

– Все ладно, – совершенно невозмутимо ответил успокоившийся северный король, но никто не поверил. – Гюнтер, прими мои извинения. Просто тема поиска достойной жены для меня несколько болезненна. Я не должен был рычать.

– Все в порядке, брат, – блакориец похлопал ладонью по колену. – Меня иногда заносит, знаю. И ты меня извини. Жаль, что у меня нет клыков, – с моим парламентом такой аргумент бы пригодился.

Талия смотрела на них с видом любящей мамочки. Конфликт был исчерпан, и можно было переходить к следующим вопросам.

– Коллеги, – продолжила Василина, – к сожалению, поиски моей сестры пока не увенчались успехом. В наших архивах катастрофически мало данных о драконах. Удалось что-то узнать от свидетелей, что-то рассказали историки и маги, но этого недостаточно. Я вынуждена просить вас помочь мне с поиском информации. Как мне объяснили, у нас был большой пожар, который уничтожил почти все фонды четырехсотлетней давности и более ранние.

– Конечно, Василина, – сказал Луциус, – я отдам распоряжения. Мы все хотим, чтобы Ангелина вернулась. Тем более я ей кое-что задолжал.

Коллеги, деликатно промолчавшие, записали себе просьбу королевы Рудлога, кроме, конечно, невозмутимого императора (за него писал наследник) и эмира Тайтаны, который вообще, кажется, впал в нирвану. Ему принесли кальян, и он невозмутимо курил, благо дым Зеркало не воспринимало.

– А я ведь могу поведать вам про драконов, – вдруг проговорил он своим мягким, почти женским голосом. – У нас сохранились предания, и в нашем роду давным-давно был предок-дракон.

Он вдохнул дым и выжидательно посмотрел на Василину.

– Буду очень благодарна, прекрасный и щедрый эмир, да пребудет в благоденствии твоя земля, – произнесла она. Никто не улыбнулся, хотя очень хотелось.

– Для меня счастье угодить тебе, белоснежная, как лебединый пух, сестра, – сказал он, окидывая ее восхищенным взглядом.

«Хорошо, что Мариан не пошел», – подумала Василина, поощряюще, хоть и немного скованно улыбаясь.

– Мы тоже послушаем, – сообщила Талия. – Надо понимать, с чем имеем дело.

Эмир сделал несколько затяжек, глаза его затянулись поволокой.

– Интересно, что он там курит? – громким шепотом спросил Гюнтер у Луциуса. Тот укоризненно покачал головой, осуждая болтливость кузена.

– Старики рассказывают, – начал эмир певучим тонким голосом, прикрыв глаза, – что на севере, между нашими континентами, раньше лежала не пустыня, а страна, широкая, обильная, зеленая, с реками, озерами, шумными городами и богатыми деревнями. Этой страной правили драконы, а у нас называли ее Мина-Туре, Дом Большой Воды. Там жил народ, такой же, как мы, только чуть смуглее, говорил на похожем языке, торговал с нами, а мы ходили на него в походы. У нас всегда было мало воды, а у соседей – много. И воды, и земли, и золота.

Но войны закончились, когда моя далекая прабабка сумела пленить раненого дракона. Его звали Тании, и он был очень силен, но наши чародеи и сама принцесса захватили его хитростью, опутали сетями и морили голодом, пока он не перекинулся в человека. Она посадила его в темницу, сама носила ему воду и пищу, обрабатывала раны, вела неспешные разговоры, рассказывала сказки. И потом, когда дракон выздоровел, она открыла двери темницы. Но он не захотел улетать и женился на ней, и стала наша страна называться Тайтана. И в наш край пришла вода, и мы больше не ходили войной за водой и золотом, а стали торговать и ездить друг к другу в гости, брать женщин соседей в жены и жить мирно и богато.

Василине история предков эмира была не очень интересна, но перебивать было невежливо. Эмир снова затянулся, выпустил облачко дыма. Кажется, ему нравилось внимание.

– Но почти пять сотен веков назад к нам потянулись беженцы, очень много беженцев, так много, что мы приняли, сколько могли, а потом закрыли границу. Наши разведчики доложили, что Мина-Туре высыхает и заполняется песком. А прибывшие люди рассказали, что сначала была война с приграничной страной, а затем все драконы собрались куда-то и улетели. Обещали вернуться и не вернулись. И земля без их силы стала сохнуть и умирать, города опустели и замолкли. Часть их народа осталась кочевать по той земле по оставшимся источникам воды, часть перебралась к нам, часть погибла.

А недавно – может, три, может, четыре луны назад – торговцы наши рассказали, что услышали от кочевников, будто драконы вернулись и земля стала оживать. Но открылся пока только один город из многих; в нем есть вода и вокруг земля плодородная. И защищен тот город стеной неприступной и чудовищами страшными. И старики запретили говорить чужакам, где он расположен. Ведь живет в том городе, в белом дворце, драконий царь, который ликом страшен, нравом жесток, но справедлив, питается он кровью и страхом, ночью летает над пустыней и смотрит, кто и как согрешил, и постель его согревают сотни юных девственниц.

На сотнях Гюнтер завистливо присвистнул, а Демьян брезгливо скривился. Император, для которого сотня наложниц была суровой реальностью, понимающе и немного сочувствующе к незнакомому крылатому коллеге покачал головой. А эмир, отложив кальян, продолжил:

– И говорят они, что люди верят: когда драконий царь напьется крови досыта, пустыня вся снова зацветет, потекут реки, и города опять зашумят и заполнятся людьми. А чтобы это случилось поскорее, ему во дворец отправляют самых прекрасных девушек и юношей, которые не возвращаются.

Василине стало немного не по себе, как всегда, когда она слушала страшные сказки. Понять, что тут правда, а что выдумка, было сложно, но кое-какие крупицы информации вытащить из полусонного рассказа эмира удалось. Например, что искать точно нужно в пустыне, а не в горах.

– Я угодил тебе, сестра моя? – спросил рассказчик, горделиво подперев голову рукой. Он так и лежал на подушках, ни разу не поменяв позу, и королева подумала, что, наверное, у него ужасно затекло тело.

– Благодарю тебя, – кивнула она, – угодил.

– Прекрасная история, – поддержала ее Талия.

– А курил я чудесный табак, вымоченный в дурманящей траве граве, – обратился восточный властитель к немного смутившемуся Гюнтеру. – Я прикажу доставить тебе два мешка самого лучшего табака и набор кальянов, брат.

– Спасибо, – блакориец под насмешливыми взглядами царственных коллег изобразил восхищение. – Ты очень щедр, брат.

Эмир покровительственно махнул рукой, будто говоря: я и сам знаю, что я великолепен и щедр, – и замолк.

– Коллеги, – Василина снова обратила на себя внимание, – еще один личный вопрос, который я хотела бы обсудить. На коронации вы называли друг друга… нейтрализатор, стабилизатор. К моему огромному сожалению, я ничего об этом не знаю, да и с силой своей управляться получается плохо, несмотря на тренировки с Алмазом Григорьевичем Старовым. Кто-нибудь может мне помочь и объяснить, что к чему?

– Естественно, у тебя будет плохо получаться, он же мужчина, – фыркнула Талия. – Вот что, приезжайте с семьей к нам в гости на недельку. Море у нас сейчас еще теплое, покупаетесь, детей погреешь. А я тебе все расскажу и покажу.

Они еще немного поговорили и расстались.

– Иппоталия предложила нам погостить у нее неделю, – сказала Василина за обедом родным. – Обещала научить справляться с силой. Но я что-то переживаю, стоит ли уезжать. С одной стороны, надо наконец научиться, а с другой – я только-только начала входить в курс дела. Боюсь, приеду и снова перестану что-либо понимать.

– Конечно, нужно съездить, Васюш, – уверенно ответил Мариан. – Обязательно поедем, и как можно скорее.

Остальные поддержали эту идею, и даже Марина, немного тоскливая в последнее время, оживилась. Море они все любили.

Марина

Начало октября в центре Рудлога и начало октября на Маль-Серене – две большие разницы. Остров все-таки находится намного южнее и закрыт от нас Инляндией. К нему с юга подходит теплое течение и обнимает своими потоками владения Иппоталии с двух сторон, поэтому там почти не бывает снега и зелено круглый год. И клубника появляется уже в апреле.

Я не была на море уже много лет, но любила его до безумия. Талия говорит, это потому что все женщины сделаны по образу и подобию Синей Богини Воды, и именно поэтому нас так тянет залезть в какой-нибудь водоем, да и моемся мы почаще мужчин. Не знаю, не знаю. Работа на скорой предоставляет массу человеческого материала, и попадались мне дамы, которые явно с мылом и мочалкой неделями не встречались, как и ухоженные, аккуратные мужики.

Статуи и места поклонения Синей Богине тут были везде, что неудивительно: королевская ветвь Фаласиос Эвимония – это прямые потомки божественной прародительницы и смертного мужчины. Говорят, однажды она задремала на берегу моря, и какой-то первобытный наглец (почему-то я сразу думала о конкретном наглеце) овладел ею. Проснувшись, богиня разгневалась и хотела утопить покусившегося на то, что могли трогать только ее братья. Но бедолага так восхищался, убивался и клялся служить, что она смилостивилась. И с тех самых пор мужчины на Маль-Серене служат женщинам. А дамы, которые на острове сильно в меньшинстве, сильным полом всячески помыкают и горя не знают.

Но я не уверена, что это пришлось бы мне по душе. Мужчины тут красивые, но какие-то… переухоженные, что ли. Почти все длинноволосые, с обилием украшений, одеты с иголочки, плечи широкие, высокие. И подобострастные. Воротит прямо.

«Конечно, ты же любишь пожестче и поэгоистичнее».

«Я просто люблю, чтобы мужчина был мужчиной».

Талия встретила нас со всем островитянским радушием. Семье предоставили павильон, стоящий прямо у берега, перед полосой песка, изящный, как и все строения на острове, прямоугольный, с колоннами и портиками, статуями морских духов, держащих крышу, и решетчатыми большими окнами, выходящими на море. Я заняла комнату в самом углу – было удобно выходить и курить, не мешая дымом родным.

Есть что-то невообразимо прекрасное в возможности, просыпаясь утром, видеть бесконечную волнующуюся гладь, пребывающую в постоянном беспокойном движении. Утром море немного нервно плещет волнами на песок, словно торопясь в солнечный день. А к вечеру наступает штиль, и теплая вода замирает, превращаясь в гигантское зеркало, в котором отражается заходящее солнце. Тогда море осторожно наступает крохотными волнами на песок и успокаивающе дышит солью и свободой.

Я практически не вылезала из него, отвлекаясь только на обеды-ужины да еще на общение с Талией. Василина тренировалась с ней, а я ходила за ними хвостом, слушала и остро ощущала собственную никчемность.

– Хорошо, что этот твой маг объяснил тебе, что ты должна уметь, – сказала царица в первый же день, когда мы, уставшие и разморенные после пляжа, сидели на лужайке и подкреплялись столбиками из красной рыбы, оливок, огурцов и острого перца, обмакивая их в какой-то невероятный сливочно-сырно-пряный соус и запивая ароматным сладким вином. Дети спали, Каролина играла в покоях со старшей внучкой Иппоталии, а Мариан и отец пошли со старшим мужем царицы на рыбалку. – Плохо, что к своему возрасту он так и не понял, что нельзя тренировать женщин так же, как мужчин. У мужчин якорь силы находится у кадыка, а у женщин – под пупком. Мы будто перевернутые отражения друг друга, и там, где мужчина напрягается, нам нужно расслабиться.

– Я все равно ничего не понимаю, – грустно произнесла Вася, и я с ней была совершенно согласна.

– Знаешь, мама мне в свое время про щиты объяснила все очень доступно, – ободряюще проговорила царица. – Я и к Ирине пыталась подойти с предложением показать и рассказать, но она же гордая была, упрямая, слабость не показывала. Все сама, сама, чему научилась интуитивно или у отца запомнила, то и использовала.

Да, гордости в нас всегда было слишком много. И упрямства. И гнева. Хотя если посмотреть на нас – просто небесные создания. Светло-голубые глаза, светлые волосы. И не скажешь, что накануне Вася, тряхнув своими милыми кудряшками, так рявкнула на бедную няню, нечаянно оцарапавшую Мартинку, что с кровати порывом ветра снесло белье. Старенькая Дарина Станиславовна так испугалась, что Вася перед ней битый час извинялась и просила не уходить.

Вообще-то такие вспышки ей раньше свойственны не были, но, вероятно, как она и говорила, еще не успокоились гормоны после родов. Хотя племяннице шел уже шестой месяц, и она росла крепенькой, черненькой, синеглазой – типичная северянка, в Мариана. Это обстоятельство неизменно повергало всех, знающих генеалогию Рудлогов, в недоумение: наши гены всегда были сильнее. Да и старшие у нее были белобрысыми и светлоглазыми.

Но Мариан, кажется, даже гордился этим немного. А Васюта один раз шепотом призналась мне, что побаивается, как бы Мартина, повзрослев и вступив в девичий расцвет, не начала оборачиваться, как и ее отец.

Я посоветовала ей не переживать. Женщина, умеющая перекидываться в медведицу, имеет неоспоримое преимущество перед той, кому это не дано. Ей не нужны телохранители, она может спать на снегу, и встречаться с ней или жениться на ней решится только настоящий мужчина. Все слабаки отсеются при первом же совместном полнолунии или скандале.

А еще ровные ряды портретов наших предков с льняными волосами и голубыми глазами в королевской галерее давно просили некоего цветового и видового разнообразия.

– Всегда концентрируйся на области матки, – продолжала царица, – именно там твоя сила. Положи руки на живот, левую на правую, вот так. Почувствуй тепло. Поймешь, когда запульсирует в пальцах. Чувствуешь?

– Да, – кивнула сестренка, а я мрачно посмотрела на свои руки. Я ничего не ощущала. Живот и живот. Загорел немного.

– А теперь всплесни руками, будто встряхиваешь простынь. Давай!

Вокруг засверкало, заискрилось, да так, что у меня заболели глаза, и я прикрыла их. А открыв, увидела закрывающий нас куполом блестящий щит, огромный, шагов на тридцать вокруг.

– Ну и силища, – уважительно произнесла царица, оценив масштаб. – Я уже и забыла, как это было сразу после коронации. Потом станет постабильнее и послабее. И с каждым рожденным ребенком силы становится меньше, зато новые умения открываются. Ничего, потренируешься, научишься контролировать мощность выплеска. А потом и без рук будет получаться, достаточно ладони вперед выставить.

– Получилось, – благоговейно прошептала венценосная сестричка, рассматривая дело рук своих. – Талия, ты гениальна!

– Теперь сними. Пока подойди к щиту, прикоснись ладонями и ощути то же тепло. И представь, как оно уходит обратно в руки. Потом научишься делать все на расстоянии.

Со снятием возникли некоторые проблемы, но с третьего раза получилось. Василина сияла, как солнышко, и я радовалась вместе с ней. Нельзя сказать, что изнутри иголочкой не кололо что-то сильно похожее на зависть. Но мне стало спокойнее теперь, когда ей что-то удалось.

– А сейчас нападение. Тоже очень просто, спасибо матушке. Представь, что тебе нужно забросить простыню на веревку, которая висит так высоко, что не достать. И в каждой руке по такой простыне, свернутой в жгут и мокрой.

Мы дружно захихикали. Да уж, Алмазу такой мастер-класс и не снился, он все больше классическими приемами учить пытался. Талия улыбалась, глядя на нас, – для нее мы, наверное, были совсем девчонками.

– Положи руки на живот. Нет, левую на правую. Пульсирует тепло? А теперь с этим ощущением сжимай руки в кулаки и забрасывай простыни. Представь, что они вырастают из этого тепла, тяжелые и хлесткие. Марина, отойди назад. Василина?

Сестра как-то неуклюже дернула кулаками и замерла. Несколько секунд казалось, что ничего не произошло. А потом… по песку и по водной глади за ним, поднимая пыль и водные брызги, пронеслись буруны, наискосок друг от друга, будто кто-то невидимый умчался с берега далеко в море на водных мотоциклах. Я даже дернулась от неожиданности и, раскрыв рот, наблюдала, как исчезает след от Васиных «простыней» далеко от берега, метрах в трехстах, не меньше. Сестра обернулась – на ее лице было такое же ошеломленное выражение.

– Мда, – нарушила тишину царица, – ну, изящество и направленность натренируешь сама. Главное, принцип уяснила. Ты только учти, что, если ты зла или сильно испугана, эти выбросы мгновенно становятся проклятиями. То есть ты не только физически сбиваешь с ног – с такой силой сбиванием не обойдется: бедолагу, вызвавшего твой гнев, просто размажет. А если не размажет, то болеть будет долго или стареть начнет, ну или что пожелаешь в этот момент.

Талия еще долго рассказывала и показывала, и я даже задремала под ее мягкий голос, периодически вздрагивая и приоткрывая глаза, когда Васюша в очередной раз «забрасывала простыни». Иппоталия – идеальная мама и бабушка, если не знать, что она до сих пор может остановить на ходу несущуюся повозку, запряженную тройкой лошадей. Хотя, наверное, это делает ее еще более идеальной.

Так прошло несколько дней, и я заскучала. Так всегда бывает: хочешь чего-то до рези в сердце, а получив, переживаешь эйфорию – и всё, сказка заканчивается. Я уже хотела домой. Но не во дворец. Я хотела снова в наш разломанный домик в Орешнике, и чтобы ездить на работу, и чтобы не высыпаться, и чтобы руки сохли от талька, а желудок болел от кофе и табака.

«Мазохистка?»

«Есть немного, наверное».

Вечером мы пошли на пляж. Мы – это вся наша семья, Талия со своими тремя мужьями, детьми и внуками и пара десятков придворных дам. Расположились на берегу.

Серенитки купались голышом и особо усердствовали, когда в воду заходил Мариан. Их крепкие тела мелькали в воде, они смеялись, брызгались и напоминали выводок кокетливых дельфинов, только с грудью и ягодицами.

Я заметила, кстати, что на него они не смотрели так же покровительственно, как на других мужчин. Увы, при появлении барона суровые и властные, веками доминирующие островитянки становились томными и плавными, и в глазах появлялось мечтательное выражение слабой женщины. Кажется, Васюша немного ревновала, но зря, потому что нудистский дельфинарий Мариана волновал не больше, чем камни на берегу. Он либо занимался с сыновьями – именно занимался, как с маленькими солдатиками, выполняя упражнения на воде, – либо осторожно купал дочку, которая от счастья хлопала ручками и гукала. Либо, как сейчас, плыл за Василиной куда-то на глубину, оставив отпрысков нам.

Я вгляделась и тут же отвела взгляд – сестра с мужем самозабвенно и горячо целовались, отчетливо видимые на фоне лазурной сверкающей воды.

На лицах загорающих на пляже дам читалось невыносимое разочарование.

Они вышли из моря, и я невольно залюбовалась Марианом, скользнула взглядом по его мощным плечам, животу, подняла глаза выше – и наткнулась на его прямой и строгий взгляд. Стало стыдно, как в тот раз, когда мама застукала нас с подружкой за чтением какого-то эротического романа. Я моргнула, отвернулась.

Море меня больше не радовало. Я была одинока и никому не нужна.

Ночью, когда все уснули, я, захватив пачку сигарет и мобильный, вышла на пляж. Вода дышала теплом и спокойствием, широкая луна гляделась в море и протягивала ко мне серебряную дорожку. Я закурила, уселась на песок, пролистала список вызовов, остановилась на одном двухнедельной давности. Поколебалась.

Но набрала другой телефон.

– Привет.

С той стороны играла музыка, был слышен женский смех.

– Привет, принцесса, – ответил барон фон Съедентент. – Что, заскучала на своих морях?

Я улыбнулась.

– Как ты догадался? Я сижу на берегу и думаю, что мне срочно нужен кто-то, кто любит адреналин.

– Дай мне пять минут, и я буду рядом, – сказал он. – Только не двигайся, придется ориентироваться по тебе, а ты далеко.

Я отложила телефон, сняла одежду и подошла к морю. Было вообще не холодно, вода оказалась как парное молоко. Пошевелила пальцами, зарываясь в песок.

– Черт! – Мартин вышел из Зеркала прямо в воду и ошалело ругался, пока я хохотала. – Боги, ты безумна, ваше высочество!

– Пошли плавать, – предложила я, наблюдая, как блакориец снимает промокшие ботинки и носки. – Ты когда-нибудь купался ночью?

– Я не очень хорошо плаваю, – проворчал он, но стянул футболку. Я потянула носом воздух – от него пахло алкоголем и женскими духами.

– Я тебя спасу, если что, – пообещала я, заходя в воду. – Догоняй!

Было легко и весело, и я наконец-то оказалась не одна. Мартин быстро догнал меня, и мы плыли по серебристой дорожке навстречу луне, в совершенно черной воде, в черной ночи – я едва видела его. И ощущение, что под водой может сидеть кто-то страшный и зубастый, хорошо так царапало нервы страхом.

Мы зависли над бездной, под сверкающими звездами. И глаза моего спутника тоже сверкали, когда он приблизился ко мне.

– Ты по-хорошему безумна, принцесса, – глухо сказал маг в тишине, нарушаемой лишь плеском воды. Я потянулась к нему и поцеловала, чувствуя, как отчаяние переходит в тепло и удовольствие, а его рука притягивает меня к себе, гладит по спине, по ягодицам и волосам. От него сильно пахло алкоголем, но мне было все равно. Окружающая нас тьма и удаленность берега только добавляли остроты ощущениям, и я закинула на него ноги, обхватила плечи руками, ощущая горячее мужское тело посреди кажущейся теперь прохладной воды.

Мы, наверное, сильно увлеклись, потому что в какой-то момент ушли под воду и вынырнули, отплевываясь и хохоча. Неловкости не было.

– Буду считать это компенсацией за испорченную обувь, – сказал барон легко, и я мстительно плеснула в него водой.

Мы вышли на берег, отряхиваясь, и я сбегала к себе, передала успевшему одеться Мартину несколько пузатых бутылок вина, стащила с кровати одеяло, зажала под мышкой одежду, которую нашла. Потом мы долго сидели на берегу, завернувшись в одно одеяло, целовались и разговаривали. И где-то после второй бутылки я начала рассказывать ему про свою жизнь. Про своих лошадей, про маму, про сумасшедший выпускной с Катькой Симоновой, про учебу в училище и посиделки с травкой и гитарами, про розовые волосы и татуировки, про работу в больнице, про сестер. И про Люка тоже. Было что-то болезненное в том, чтобы говорить про одного мужчину и целовать другого.

А Мартин рассказал мне про Викторию. Заплетающимся языком читал стихи, посвященные ей, уверял, что никому никогда их не показывал. Гладил меня по спине, грел горячей рукой бедра, прикасался губами к шее и груди. Море смотрело на нас тьмой, и в ней виделся строгий лик богини, а лунная дорожка казалась укоризненно поднятым указательным пальцем.

– Знаешь, – произнес блакориец с сильным акцентом, – может быть, мы сможем забыть про них. Вдвоем.

– Возможно, – откликнулась я, кладя голову ему на плечо. – А если не получится?

Мы молчали.

Но были не одни.

Кое-как, поддерживая друг друга, добрели до моих покоев и рухнули в кровать, не сняв одежду. И заснули рядом.

Но не вместе.