Начало октября, МагУниверситет

Алина

Октябрьский дождик радостно и настойчиво стучал по стенам и окнам университета, словно сообщая, что он теперь надолго и уходить не собирается. Гигантские типаны, уже покрасневшие, но пока не сдающие листья осени, закрывали здание общежития своеобразным зонтиком, но студенты после занятий все равно бежали бегом – иногда вода-таки переполняла длинные листья-чаши, и они опрокидывались, освежая измученные знаниями головы.

Общая унылость и подавленность передалась и каменным глашатаям МагУниверситета – объявления они теперь давали в ритмах похоронного марша, беспрерывно зевали и вяло сплетничали, обсуждая прогульщиков и личную жизнь студентов. Алина иногда думала: откуда у них такая память? Что может поместиться в каменной доске, на которой изображено лицо? Однако камены знали весь преподавательский и студенческий состав по именам и не прочь были пообсуждать с интересующимися те или иные события.

Впрочем, если бы она была древней каменюкой, что бы ей оставалось делать?

Близкое знакомство с каменами состоялось в первый же день учебы. Алину угораздило прислониться спиной к стене коридора, пока она близоруко искала в рюкзачке салфетки для очков, и вдруг девушка с взвизгом отскочила – кто-то укусил ее за мягкое место. Проходящие мимо студенты старших курсов неприлично ржали, пока она, красная от смущения, искала взглядом виновника своего испуга.

Каменная морда строила невинные глазки, а вторая, напротив, глумливо причитала:

– Девушка, а девушка, обопритесь о меня тоже!

Столько веков не вкушал девичьего тела!

– А л-лома ты тоже не вкушал, поганец? – с мрачным обещанием припечатала Алинка. Смущение, как нередко бывало от попадания в неловкую ситуацию, сменилось злостью, и она, вытащив охапку салфеток, запихала их похабнику в рот. Тот мычал, отплевывался и пытался кусаться, но студентка была проворней. – А тебе, – она обернулась к гулко ухохатывающемуся кусачему лицу, – я завтра принесу клейкой ленты в подарок.

– Богуславская, зачем вы издеваетесь над уникальными магическими памятниками? – укорил ее шедший по коридору старенький профессор Левцов. – Я пожалуюсь вашему куратору. Ну что такое: как новый курс, так кто-то считает своим долгом в них что-нибудь запихать, разрисовать, приклеить!

– Может, им этого и хочется? – пробормотала пристыженная Алинка, но, к ее счастью, профессор не расслышал и пошел дальше, качая головой. Она же, вытащив одну салфетку из отплевывающейся пасти, все-таки прислонилась к стене, протерла очки и нацепила их на нос. Вот тебе и первое сентября. Дважды за день лажануться – это не каждому дано.

– Ну чего приуныла-то? – спросил кусачий. Ему приходилось орать через коридор и мельтешащих студентов, но камену это не мешало. – Ты давай у Аристарха кляп забери и нос не опускай, тут тебе семь лет волынку тянуть, наопускаешься еще.

Она еще злилась, но исследователь внутри взял верх над обидой.

– А по какому принципу вы устроены? – спросила Алина, доставая кляп и постукивая костяшками пальцев по доске вокруг кривящейся морды – искала пустоту, где может быть заклинание на свитке или заговоренный корень. – Я не понимаю, кто в вас подселен.

– Души не сдавших экзамены студентов, – гробовым голосом пропел первый камен, а второй снова гулко заржал.

– Да ну вас, – Алина подхватила рюкзачок и пошла на выход, подальше от двух каменных приколистов.

С тех пор они ей проходу не давали, и со временем у них даже установилось что-то вроде любознательного вооруженного нейтралитета. Она, возвращаясь вечером из библиотеки, рассказывала, что творится снаружи, показывала им фотографии, читала журналы и даже притащила один раз любовный роман, но похабники так издевались над розовыми персями и каменными таранами, что принцесса краснела и в конце пообещала, что если не заткнутся, то она перестанет приходить. Угроза подействовала. А стражи щедро делились информацией о преподавателях, предстоящих зачетах и экзаменах, забавных и страшноватых происшествиях за прошедшие века. Остальные камены быстро прознали про эту странную дружбу по какой-то своей внутренней связи и завистливо зазывали четвертую принцессу к себе, но она и так тратила много времени на Аристарха и Ипполита, а уж на полторы сотни ехидных морд ее бы просто не хватило.

И вот сейчас, когда прошло чуть больше месяца после начала учебы, она шагала под проливным дождем в библиотеку и думала, что язвительные стражи внезапно оказались ее единственными друзьями. В школе Алинка никогда не была изгоем, да и класс был дружным, а здесь… С легкой руки семикурсника Эдуарда Рудакова, так некстати заглянувшего к ним в комнату накануне первого сентября, к ней прочно прикрепилось прозвище «страшилка». Одногруппники считали ее заучкой, да и все, кроме нее, жили не в общежитии, а в городе, с родителями. К «общажным» относились с некоторой долей презрения, как к «понаехавшим», не афишируя, впрочем, этого, потому что любая дискриминация пресекалась на корню. Девчонки в комнате были заняты парнями, косметикой, дискотеками и пьянками, они быстро влились в ночные компании, и Алина, слушая их разговоры про то, кто кого как зажал и как лучше научиться глубоким поцелуям – на помидорах или на пирожных с кремом, – недоумевала: зачем вообще было поступать учиться, если учиться не хочешь?

Ее саму мальчики пока не интересовали, организм не требовал крепкого мужского плеча или какой-либо другой не менее крепкой части. У нее и месячных-то до сих пор не было; куда уж думать о том, с кем переспать и кто это делает лучше.

В библиотеке, как обычно, сидело всего несколько человек, таких же увлеченных учебой, как и она, и Алинка быстро взяла необходимые учебники и уселась за реферат. Гоняли по всем предметам их нещадно, и, к сожалению, девушка поняла, что лучший балл на вступительных экзаменах вовсе не гарантирует того, что ты будешь легко постигать магическую науку. По правде говоря, постигать эту науку ей было трудновато.

И если по общеобразовательным предметам Алина, как всегда, справлялась блестяще, как и с магической теорией, и с историей магии, то практика давалась со скрипом.

Во-первых, по сравнению с большинством однокурсников дар у нее был слабенький и нестабильный.

Во-вторых, многие манипуляции требовали гибкости кистей и пальцев, а они у нее были какими-то деревянными. Гибкость не сильно тренируется перелистыванием страниц книг, а вязать, плести, вышивать бисером она не умела и считала это пустой тратой времени.

Но после того как преподаватель по жестологии сообщила Алине, что с такой координацией ей только тесто месить, она усиленно думала, чем бы таким заняться. И никак не могла придумать.

В-третьих, то, что другие в силу природного таланта постигали интуитивно, просто повторяя за преподавателями жесты или мыслеформы, Алине давалось с трудом. Ей недостаточно было знать, что это работает, – для успешного повторения нужно было понимать, как это работает.

А «в-четвертых» вытекало из третьего и называлось «профессор Максимилиан Тротт». Именно он вел математическое моделирование магических форм, и именно он стал ее проблемой. Матмодели описывали строчками формул простые и сложные магические манипуляции, и если она разбиралась в этой теории – получалась и практика. Беда в том, что разобраться самостоятельно было почти невозможно. А Тротт преподавал как приглашенный лектор, и вел он специфический предмет не из общей программы. И он был женоненавистником.

А как еще назвать человека, который на первой же консультации холодно попросил всех девушек собрать вещи и выйти, дабы заняться чем-нибудь менее мозгоемким?

После пары, когда все вышли, Алина собралась с духом и подошла к нему – чтобы попросить права все-таки присутствовать в лектории. Тротт вытирал доску с закорючками формул, а ей казалось, что он стирает ворота в удивительный и недоступный ей мир. И руки у него были тонкие, изящные – такими, конечно, можно и без формул спектры листать и стихиями играть.

А вот выражение на породистом узком лице было препротивное. Он даже не повернулся к ней – так, глянул из-за плеча и продолжил важный труд по наведению чистоты на доске.

– Я вас не возьму, студентка, – произнес профессор, даже не выслушав ее. – Вы ведь за этим пришли? Мой ответ – нет. Так что разворачиваемся и топаем обратно, к двери.

Рыжий сноб!

– Н-но почему? – Алина вцепилась руками в лямки рюкзака, хотя хотелось сбежать. От волнения снова стала заикаться, и стало еще неприятнее.

– Смысл? – откликнулся он холодно. – Все равно абсолютное большинство женщин уходят в виталисты или прикладную магию. Для этого моделирование не нужно. Не хочу тратить время.

– Но вы об-бязаны нас учить. Лекции с-стоят в расписании. И как же принцип р-равенства между всеми студентами, принятый в университете?

Тротт все-таки повернулся, осмотрел ее с ног до головы, насмешливо прищурился.

– Я не числюсь в штате этого заведения, Богуславская, и имею право сам решать, кого набирать в слушатели. Не отнимайте мое время, будьте добры. Где дверь, вы знаете.

– Хорошо, – она постаралась успокоиться, хотя щеки горели, а застенчивость не позволяла нормально сформулировать доводы и убедить его. Алина решила рассуждать разумно и не обращать внимание на грубости. – Но должно же быть какое-то условие, при котором вы измените решение? Вы же ученый, ученые не бывают узколобыми!

Она хотела сказать «с узким кругозором», но что вырвалось, то вырвалось.

– Выйдите вон, Богуславская, – тихо произнес всемирно известный ученый и маг, трижды доктор и много-много раз кандидат наук (она внимательно читала про него в справочнике «Лучшие умы материка») и при всем этом хам, грубиян, косный сноб и узколобый рыжий придурок. Алина вылетела из лектория с пылающими щеками и сразу пошла на прием к ректору – была так зла, что не испугалась подняться в башню и попросить о встрече.

Свидерский, сочувственно поглядывая, объяснил ей, что лорд Тротт в своем праве и что приглашенные преподаватели такого уровня могут выставлять к слушателям любые условия. Например, лекторы из Эмиратов настаивали на том, чтобы девушки были с покрытой головой, а серенитки либо отказывались читать мужчинам, либо усаживали их на самые дальние парты, чтобы не мешались.

Тем более что профессор ведет курс не из общей программы, а расширительный, и первокурсникам обычно достаточно и стандартных предметов. Может быть, ей и не нужны эти матмодели?

Вот теперь эти «ненужные» матмодели и занимали бо́льшую часть времени, проведенного в библиотеке. Реферат писался споро, под стучащий по окнам октябрьский дождь, а учебники по матмоделям ждали своего часа, светя яркими красками на обложках. Их не успевали залапать – брали редко.

* * *

Александр Свидерский, недовольно посмотрев за окно – во время дождя теперь начинали болеть кости и ныть зубы, – налил себе ромашкового чая и уселся в кресло. Сидящий напротив Макс дописывал какие-то заметки в ежедневник, захлопнул его и выжидающе посмотрел на друга.

– Мартина не было на занятиях, – сообщил Алекс, глотая противную ромашку. – В его доме о нем никто не слышал, хотя какая-то черноволосая красотка очень бы хотела понять, куда он подевался – исчез вчера ночью прямо из спальни, где оставил ее с подругой и двумя бутылками ликера.

– В первый раз, что ли? – сухо сказал Макс. – В прошлый раз нашелся в Форштадте, в борделе. И сейчас найдется.

Словно в ответ на их мысли прямо посреди ректорского кабинета открылось Зеркало, и оттуда под женские возмущенные крики вышел немного помятый фон Съедентент, почему-то босой и державший ботинки в руках. Буркнул «всем привет», шатаясь, подошел к раковине, открыл кран и начал жадно пить.

– Никаких вопросов, – прохрипел он, вытирая ладонью рот (Макс брезгливо нахмурился). – Алекс, я займу твой душ. И сделай мне литр кофе, богами молю!

– Бухал где-то, – прокомментировал Тротт, когда блакориец скрылся за дверью ванной. – Ничего не меняется.

Александр взял большую кружку, сыпанул туда кофе прямо из банки, залил кипятком. К таким появлениям они привыкли, но было любопытно, где друг отрывался на этот раз.

Мартин появился минут через десять, в одном полотенце на бедрах, плюхнулся в кресло, протянул руку за кружкой.

– Стар я становлюсь, – сказал он тоскливо. – Какие-то три бутылки вина, а похмелье, будто сивухи нажрался.

– А почему не домой? – поинтересовался Свидерский. – Не то чтобы я не рад тебя видеть, Март, но тут иногда секретарь заглядывает, преподавательницы ходят. Да и студентки бывают…

– Да я и пошел сразу домой, – пробурчал барон, глотая кофе большими глотками. – Но там на вожделенной кровати лежит полуобнаженная графиня Кьельхен. А мне сейчас не до баб-с. Я как увидел – сразу, не закрывая, перенастроился, и к тебе. Так что прости, друг, но, пока она не уйдет, я буду у тебя.

– Да пожалуйста, – Алекс пожал плечами. – И где это тебя угораздило?

– На Маль-Серене, – ответил тот и замолчал. И это было странно, потому что обычно Мартин в красках описывал свои похождения, сопровождая едкими комментариями и описаниями женских прелестей.

– И? – не отставал Алекс.

– Что «и»? Плавал я, – сказал барон, будто это все объясняло.

– Теперь понятно, – с сарказмом сказал Макс. – Он пошел поплавать посреди ночи. Мартин, тебе психиатра не посоветовать?

– Не хочу отнимать у тебя доктора, – огрызнулся тот. – Наука мне не простит. Ну чего уставились? С женщиной я был.

– Ради потрахушек пропустить работу – в этом весь ты, Март.

– Нет, нужно как ты – ради работы годами не трахаться, Малыш. Ты хоть помнишь, как женщина без одежды выглядит? Или рассказать? Сверху сись…

– Прекратите, – с досадой перебил его Алекс. – Нашли из-за чего сцепиться. Макс, ко мне сегодня подходила первокурсница, Богуславская. Просила повлиять на тебя. Влияю. Не мучай девочку, она учиться хочет.

– Чему там учиться, Алекс? Я посмотрел ауру – хаос какой-то, слабенький при этом. Она и первого курса не вытянет, вот увидишь. Дар нестабильный, да и тень какая-то за ним, никак понять не могу. Время на нее тратить не буду, и не проси.

– Да ты и не трать, просто пусти ее на лекции. Не выдержит – сама уйдет. Я, конечно, уважаю твое право на условия, но объясни мне: почему ты так против девочек на лекциях?

– Малыш просто забыл, с какой стороны к ним подходить, – хохотнул оживающий на глазах барон, но, увидев укор в глазах Свидерского, мотнул чашкой: – Все, молчу, молчу!

– Алекс, не дави на меня, – Тротт нахмурился. – Мне хватило опыта преподавания, поверь. Пущу на лекцию одну – придется брать все стадо, и никакой учебы не получится. Студентки мало того, что соображают хуже и приходится тратить дополнительное время на объяснение элементарного, – они еще и отвлекают парней. Вместо формул в голове – кого бы подцепить и кому бы глазенки построить. И ладно это, так ведь начитаются всяких книжонок про школы магии, где каждая вторая влюбляет в себя декана, а то и ректора, и давай меня окучивать. Поверь мне, я несколько раз ловил себя на желании придушить очередную дурочку, возомнившую себя героиней романа. Сядут на первую парту, юбки покороче, грудь наружу, и смотрят воловьими глазами. Сам знаешь, как это бесит. Им не до учебы, у них в одном месте свербит.

– Точно-точно, – подтвердил Мартин жизнерадостно. – Так и чего ты теряешься? Смотри, пока показывают, Малыш. Не обязательно же их лапать? Потом станешь старичком, типа нашего Алекса, и никто тебе труселями на па́рах светить не будет.

– Мне до сих пор светят, – с досадой произнес Александр, – так что я бы сильно на отдых не рассчитывал. Я уже так нагляделся, что давно предпочитаю на женщинах что-нибудь позакрытее.

– Ты думаешь, под длинной юбкой что-то другое обнаружится? – ехидно спросил фон Съедентент. – Вы, ребята, меня пугаете. Это заразно, что ли, или тебя Макс покусал? Ты еще в покрывала студенток предложи завернуть, чтобы ничего нигде не сверкало. Алекс, давай завязывай с этой демонической охотой, раз все без толку, восстанавливайся; проведу вас по нашим блакорийским клубам, дабы здесь репутацию не портить. Тебе надо будет убедиться, что ты восстановился целиком и полностью и ничего не атрофировалось, а Макс, как всегда, будет обливать презрением несчастных стрипушек и читать нам мораль. Повеселимся!

И он поднял в воздух воображаемый бокал, показывая, как они повеселятся, но бокал был огромной кружкой с кофе, которое выплеснулось на пол и растеклось укоризненной лужей.

– Тебе бы проспаться, Март, – кривя губы, произнес Тротт. – А то такое ощущение, что ты не только пил и баб обжимал, но и курил что-то. Даже для нормального неадекватного состояния ты какой-то чересчур веселый.

– Да, – туманно ответил Мартин, ничуть не обидевшись, – просто настроение отличное. Хорошо, что ты не дуешься, Малыш. Я иногда болтаю то, что не нужно.

– На детей я тоже не сержусь, – Макс таки улыбнулся краешком губ, – и по той же причине.

– Мир, братан, – барон снова отсалютовал кружкой кофе, затем со вздохом глянул на расползшуюся лужу. Она под его взглядом скаталась с краев в одну переливающуюся живую каплю, поднялась в воздух и плюхнулась в раковину. Макс, не меняя выражения лица, двинул рукой, и кран в раковине открылся, заплескалась вода, вымывая запачканные фарфоровые стенки.

Александр не выдержал и захохотал, и после паузы друзья присоединились к нему. Такими их и застала выпорхнувшая из Зеркала Вики, некоторое время недоуменно наблюдающая за веселящейся компанией.

– Меня не позвали, – надула она губы, но тут же подошла к Александру, обняла его, как заботливая бабушка, тепло поцеловала в щеку. – Как ты, Санечка?

– Терпимо, – ответил тот, поглаживая ее по спине. Но Виктория вывернулась, подошла к Максу, который сухо прикоснулся к ее щеке губами.

– А где поцелуй твоему герою? – Мартин демонстративно подоткнул полотенце на бедрах, обнажившись почти до неприличия, и широко развел руки, улыбаясь во всю пасть. – Давай, Кусака, не обделяй меня лаской.

Профессор Лыськова бросила на него холодный взгляд.

– Надеюсь, вы раздели его, чтобы выпороть наконец? – едко сказала она. – Я бы поучаствовала, давно мечтаю.

– Извращенка, – воркующе протянул барон. – Но ради тебя я готов на все. Иди ко мне.

Виктория уселась в кресло, игнорируя его, забросила ногу на ногу.

– И на самом деле, оделся бы ты, Март, – проговорил Тротт равнодушно. – Мы все уже оценили размах твоего естества и обзавидовались по уши. Шагай давай, прикройся.

Барон неожиданно молча встал и ушел в ванную.

– Макс, – Вики повернулась к инляндцу, – у меня к тебе разговор. Ко мне подходила одна девочка, Алина Богуславская…

– Ни слова больше, Вики, – раздраженно процедил лорд Максимилиан, – а то мне уже кажется, что она меня окружила. Скоро даже мои крысы начнут уговаривать пустить ее на лекции. Если еще хоть один человек при мне упомянет эту фамилию, я найду ее и превращу в жабу.

– Какая упорная девочка, – насмешливо проговорил ректор, глядя на ничего не понимающую Викторию. – Если она и темная, то очень любознательная.

– Да какое там темная, – отмахнулась Вики, – я еще на второй день ее просканировала. А сегодня ауру посмотрела. Мельтешение какое-то слабенькое, структуры не уловить. Удивляюсь, как у нее вообще дар проявляется.

– Она может быть еще не пробудившейся или умело маскироваться, – упрямо сказал Тротт. – Мы знаем, как это бывает. Я просматриваю студентов, ничего подозрительного. Она одна с непонятной аурой.

– Я в общежитии тоже смотрела, – кивнула Виктория, – ни-че-го. Либо демон настолько силен, что его не уловить, либо нет его. Что скажешь, Александр?

– Меня ночью пробовали пробить, – сказал он ровно, но друзья застыли, напряглись. – Хорошо так пытались. Еле удержался, чтобы не приложить в ответ.

– И почему ты молчал? – одетый и протрезвевший Мартин, совсем не развязный, а очень собранный в этот момент, прошел к своему креслу. – Определил направление?

– В том-то и дело, что нет, – поморщился Свидерский. – Университет, здания вокруг, даже парк – возможно. Но рыбка определенно заглотила наживку. Теперь надо ждать. И надеяться, что он будет занят мной и не обратит внимания на молодняк.

– Мне это совсем не нравится, – нахмурился фон Съедентент. – Ты слишком рискуешь, Алекс. Если кто-то из темных получит твою силу, то нам не избежать массового прорыва. Давай мы по очереди будем ночевать у тебя и страховать?

Александр покачал головой.

– Нет, не надо пока. Почует, упустим. Пусть будет уверен, что я один и ничего не подозреваю. Для того чтобы присосаться качественно, ему нужно будет подойти ближе. Я всегда успею послать зов и вызвать вас.

– Я поставлю тебе сигналки, Алекс, – настаивал блакориец. – Они почти не отсвечивают, но хоть будешь готов к удару заранее и не надо будет тратить силы на установку собственных. И почему ты все еще не поговорил с Алмазычем? Десять раз ведь тебе напоминал. Он еще две недели назад просил зайти к нему.

– Да когда? Сначала коронации эти, потом щиты-защиты, потом Алмазыч был занят обучением ее величества, а в свободное время мотался в Лесовину – вынимать душу из практикантов. Я его в университете и не видел толком. А сейчас и вовсе пропал, непонятно почему. Он говорил, что королеву учить надо будет долго, ибо она особо не поддающаяся.

– Просто королева с семьей уехала на море, обучение, видимо, откладывается, – сообщил фон Съедентент, и мужчины настороженно покосились на него, явно складывая в уме два и два.

– Не на Маль-Серену? – уточнил дотошный Макс.

– Когда ты женишься? – отрезал барон, делая каменное лицо.

– Нет-нет, – протянул Тротт насмешливо, – только не говори мне, что ты запихал кому-то из корол…

– Заткнись, пожалуйста, – очень тихо и зло попросил Мартин, мазнув взглядом по единственной женщине в их компании, а в кабинете вдруг с тонким звоном начали одно за другим трескаться стекла и стаканы. Виктория, поджав в кресле ноги, с ужасом смотрела на медленно разлетающиеся во все стороны осколки и вспомнила вдруг, почему Мартина считают одним из сильнейших стихийников. Она периодически забывала, насколько мощны ее друзья, а его вообще воспринимала несносным подростком. Все-таки при них он почти никогда не был серьезным и вообще никогда – злым. Таким, как сейчас.

Макс дернул рукой, останавливая полет стеклянной крошки, и она осыпалась на пол, скользя по куполу, накрывшему Алекса и Вики. Это ректор выставил защиту, и очень удачно, потому что Виктория от неожиданности даже моргнуть не успела.

– Извини, Алекс, – Мартин прикрыл глаза, встал, хрустя стеклом, тряхнул плечами, избавляясь от осколков на одежде и волосах, открыл Зеркало и вышел.

– Макс, ты идиот, – немного нервно высказался ректор, и природник дернул подбородком – кивнул, обозревая масштаб разрушений.

– Что тут вообще происходит? – Виктория переводила взгляд с одного на другого. – Он что, умом тронулся?

– Тронулся, Вики, и давно уже, – печально ответил Алекс, а Макс буркнул: «Ну, я тоже пойду» – и исчез в своем Зеркале.

– Ничего не понимаю, – обиженно пробормотала Вики. – Объяснишь?

– Сама поймешь, – ласково ответил ее друг и бывший любовник, глядя на живописно покрытый останками стекол пол. – Помоги убраться, а?

* * *

На следующий день все так же лил дождь, и Алинка бежала по лужам на пары. Поздоровалась с Ипполитом и Аристархом, дружно занывшим ей вслед, что она их совсем забросила, подбежала к аудитории, на дверях которой волшебные часы отсчитывали последние секунды до начала занятия, быстро зашла внутрь и села на первую парту. Молодой преподаватель магической теории Оленичев сурово глянул на нее, но ничего не сказал. Лекция началась.

– Вы уже знаете, что весь мир состоит из первичных элементов, а слово «элемент» и означает «стихия», – говорил он, вычерчивая на доске божественный шестиугольник. – А элементы, в свою очередь, состоят из элементарных частиц или волн, которые вибрируют на своей частоте. По сути своей, каждая стихия соответствует разному состоянию вещества: вода – жидкое, земля – сухое, огонь – плазменное, воздух – парообразное. И только две выбиваются из этого порядка: смерть – абсолютная пустота, и разум – гармонизирующая и упорядочивающая сила.

Это были азы, которые студенты уже успели вызубрить наизусть – почти каждый преподаватель в той или иной форме повторял их на своих занятиях.

– Де-факто магически одаренные люди просто обладают повышенной чувствительностью к стихийным энергиям, – продолжал Оленичев, – и могут влиять на них силой мысли и силой воли, вступая с ними во взаимодействие с помощью своей ауры. Как материальное тело взаимодействует с материальным миром, и мы воспринимаем это органами чувств, так и наш мозг с помощью ауры взаимодействует с миром первостихий.

Сколько раз он рассказывал одно и то же, одними и теми же словами, и каждый раз на него смотрели непонимающие глаза неофитов. Часть из которых, если дойдет до конца обучения, будет потом вспоминать свой первый год и недоумевать, что же им было непонятно. Но понимание придет потом – сейчас нужно просто вдалбливать структуру мира так, чтобы она стала частью их мировоззрения.

– Если проводить аналогии, то маг отличается от простого человека так же, как музыкант с идеальным слухом – от того, кто двух нот при всем желании не отличит. Или как человек с идеальным зрением от дальтоника. Но при этом мозг того, кто обладает способностями к магии, может манипулировать стихиями, условно говоря, резонируя с ними, как искусный певец голосом может разбить окно. Именно поэтому во всех кабинетах вы видите источники стихий: сначала вы учитесь понимать, чем по своим метафизическим характеристикам одна отличается от другой, затем взаимодействовать с ними, и только после начинаете изучать классические приемы и практическое применение магии. Это ваши костыли на первое время. Когда вы научитесь видеть в магических спектрах, то осознаете, что все вокруг состоит из стихийных элементов. Больше всего это похоже на видео в инфракрасном спектре, и скоро вы поймете, как манипулировать стихиями напрямую. Но это потом. Сейчас пользуйтесь источниками.

Студенты дружно обернулись к стихийному практическому уголку – туда, где бил маленький фонтанчик, горел огонь в газовой горелке, в горшке с землей рос кустик полыни и стояла банка с дохлыми жуками. А преподаватель продолжал, соединяя знаки стихий в углах шестиугольника стрелками:

– Обычные люди могут воспринимать отголоски энергий: например, видеть слабое ауросвечение вокруг других людей, слышать «электрический» писк в ушах, передавать неосознанные ментальные сигналы – когда человек думает о ком-то и этот кто-то ему звонит. Кто-то может чувствовать воду под землей, кто-то – направления сторон света, кто-то – присутствие духов. Больше всего распространено неосознанное владение витой – одним из атрибутов стихии Воздуха: начиная от случаев, когда мать лечит ребенка поглаживаниями и поцелуями, и заканчивая целителями-самоучками, которые с помощью ритуалов доводят мозг до такого состояния, когда могут взаимодействовать со стихией. Но это все происходит на интуитивном уровне: заставь такого целителя объяснить, почему в одном случае ритуал подействовал, а в другом нет, – он не сможет, как и не может гарантировать результат. А по сути в случае исцеления он правильно манипулировал первоэлементами, не осознавая этого. На интуитивных ритуалах построена вся ненаучная магия – традиционный шаманизм, процветающий на востоке Бермонта и севере Йеллоувиня, прорицательство, целительство заговорами, заклинания-наговоры и так далее.

Алина слушала и чиркала в тетради ручкой, зарисовывая шестиугольник, чтобы хоть как-то избавиться от волнения. Она его прекрасно знала, но нужно было чем-то занять руки. Ее хождение по инстанциям с просьбой повлиять на неуступчивого Тротта не дало результатов; даже леди Виктория, к которой она, переступив через стеснение, подошла с просьбой, вечером покачала головой и сказала, что все бесполезно и он не передумает. Пришлось думать, как действовать самой. Алинка дошла до предела своего понимания, и это мешало дальше осваивать общую программу. Нужно было попасть на лекции к рыжему снобу, и было очень страшно от того, что она задумала. Его пара сегодня была последней.

– Мы будем вас учить делать все осознанно, – говорил Оленичев, – осознанно выстраивать стихийные потоки под свои нужды. Но это невозможно без понимания физического устройства мира. Ведь с научной точки зрения стихия огня – это чистая структурированная энергия, которой противостоит стихия смерти – пустота, хаос, деструктуризация. Именно на противостоянии этих двух стихий и существует наш мир. Стихия земли – материя; стихия воздуха, помимо собственно нашей атмосферы, имеет еще и пространственное значение и включает в себя всю полноту жизни; стихия разума – то, что выстраивает баланс первоэлементов; стихия воды, помимо собственно водных ресурсов нашей планеты, обозначает еще и связующее начало, передающее информацию. Именно поэтому в программе обучения особое место уделено физике, химии, биологии, математике. Без понимания того, как устроен наш мир, вы не сможете понять, как с ним взаимодействовать.

Физику и математику Алина понимала хорошо, а вот магию – не очень. И было очень жалко тратить время на общеобразовательные предметы. Уж их-то она точно могла догнать сама, без преподавателей. А вот моделирование, как она ни билась, ни вгрызалась, не просиживала ночи над учебниками – нет. Не могла.

Оленичев постучал по доске мелом, привлекая внимание расшумевшихся студентов.

– Хороший маг должен уметь управляться со всеми этими стихиями и уметь переводить физическую энергию в магическую. Именно поэтому у нас такой отсев. Ведь даже для простейшей бытовой магии – для которой давно существует алгоритм манипуляций, – нужно по крайней мере две стихии. Одна из них практически всегда воздух, так как любая магия должна быть пространственно ориентированной, иначе получится просто выброс силы.

Пока что вы ощущаете и видите только явные потоки и статичные энергии. С практикой будут развиваться и органы чувств. Вы будете ощущать элементы кожей, слышать, обонять и видеть мельчайшие структуры. И взаимодействовать с ними. По сути, вы будете развивать восприимчивость и работоспособность вашего мозга, изучать алгоритмы работы со стихиями. Но пока до этого далеко.

Отдельно хочу остановиться на родовой магии, которая является особенностью аристократических семей и зависит от их родства с одним из божественных первопредков, воплощением одной из Великих Стихий. В этом случае у людей просто есть наследственная способность к той или иной манипуляции. Это, скажем так, узкая, даже ужайшая специализация, но чем сильнее кровь, тем шире спектр возможностей. Однако аристократ, владеющий магией крови, может быть абсолютно лишен способности к магии классической, стихийной. И наоборот, чтобы быть магом-стихийником, совершенно необязательно быть аристократом.

«А может быть так, – мрачно подумала нервничающая девушка, – что и родовой магии досталось с гулькин нос, и обычным даром боги обделили. Зато наделили самомнением с гору. С чего я вообще взяла, что справлюсь? С того, что школьные задачки решала за минуту?»

Алина долго мялась за углом коридора, наблюдая, как заходят в лекторий парни, как закрывает за собой дверь лорд Тротт. На секунду захотелось отказаться от своей затеи, но она выдохнула, расправила плечи, поправила очки и быстро, пока не передумала, подошла к аудитории. За дверью уже слышался его сухой голос, хотя пара по времени еще не началась, и девушка решительно распахнула дверь, не поднимая глаз, поднялась по ступенькам и уселась за дальнюю парту. Под гробовое молчание однокурсников.

– Вы ошиблись дверью, Богуславская, – жестко сказал профессор, – выйдите.

Она подняла глаза и посмотрела на него в упор.

– Я. Н-никуда. Не. Выйду. Мне н-нужны эти лекции.

Он скривился.

– Тогда сидите, а мы подождем, пока вам надоест. Помолчим. Начнем занятие только после того, как вы закроете дверь с той стороны.

– Ждать придется долго, профессор Тротт, – сказала пятая принцесса, стараясь не обращать внимания на повернувших головы в ее сторону парней и не плакать. Но слезы покатились по щекам, хотя говорила она ровно, пусть и чересчур звонко. – Вы меня не выгоните. Я с места не сдвинусь. Так что вам остается продолжать пару или самому меня выносить.

– Прекрасная идея, – насмешливо произнес инляндец, и Алина, взвизгнув и уцепившись за стол, поднялась в воздух, пролетела над головами обалдевших студентов, светя колготками, вылетела в услужливо распахнувшуюся дверь и обидно плюхнулась на пол коридора. За ней, шмякнувшись о стену, вылетел ее рюкзачок. Вещи рассыпались со стуком, ручки и карандаши покатились обратно к захлопнувшейся двери.

Красная и злая, с мокрыми щеками, она поднялась, отряхнула юбку, подошла подобрать карандаши.

– Сейчас мы наблюдали наглядный пример действия формулы левитации, – сухо, будто не унизил и не вышвырнул ее только что перед половиной курса, говорил Тротт, и Алинка, сжав кулаки, пообещала себе, что осилит эти чертовы методы моделирования и утрет этому высокомерному козлу нос.

Хотя куда с большим удовольствием она просто врезала бы по нему кулаком и понаблюдала бы, как хлещет кровь, заливая белоснежную, идеально выглаженную рубашку.

Тем же вечером Алина поднялась на пятый этаж, туда, где проживали семикурсники. Там было ужасно грязно, столбом стоял сигаретный дым, и парни, сидя на партах и скамьях, предназначенных для учебы, курили, попивали пиво и лениво что-то обсуждали. Кто-то обнимался с девчонками, кто-то нехотя листал тетради с лекциями. При ее появлении снова, второй раз за день, установилась тишина, и девушка подумала, что к этому можно и привыкнуть.

– Привет, страшилка, – легко сказал лежавший ничком на парте Эдуард Рудаков. Он дымил в потолок сигаретой и лишь повернул голову, осматривая вошедшую. – Заблудилась?

Принцесса сжала вспотевшие кулачки.

– Мне с-сказали, что ты тут лучше всех знаешь моделирование магических систем. Пришла попросить, чтобы т-ты позанимался со мной.

Рудаков расхохотался, но девушка серьезно смотрела на него и сбегать не собиралась.

– Забавная малышка, – сказал он наконец. – Ну хорошо, а что мне за это будет?

– Я могу готовить тебе, убирать в комнате, – предложила она первое, что пришло на ум.

– Вот еще, – обидно фыркнул он, – ты мне всех подружек распугаешь, страшила. Иди отсюда.

– Погоди, Эдик, – перебил его Василий-с-гитарой, заметив, как краснеет от злости и обиды первокурсница. – Не злобствуй. Помоги девчонке. Не видишь, она почти плачет.

– Я вовсе не собиралась плакать, – возразила Алинка, и это была правда, потому что она уже выплакалась после своего позорного полета.

– Если бы я помогал всем, кто плачет у моих дверей, я бы уже женат пятьсот раз был, – зло возразил Эдуард, приподнимаясь на локте и снова осматривая ее. – Вот что, девочка. Будешь готовить на нашу комнату и каждый день убирать с утра холл. Начнешь завтра. Справишься – так уж и быть, уделю тебе несколько часов.

Уборку Алина ненавидела, но быстро кивнула, пока расщедрившийся семикурсник не передумал. Абстрактный кулак, зависший у носа ничего не подозревающего Тротта, начал обретать реальные очертания.

Трели телефонного звонка она услышала, еще когда спускалась на свой второй этаж. Забежала в комнату, кивнула вернувшимся соседкам, схватила трубку и вышла из комнаты на балкон. Было зябко, моросил дождь, но тут можно было хотя бы поговорить без опаски быть подслушанной. Алинка высунула голову с балкона, посмотрела вверх, вниз – все было чисто. Набрала номер и стала ждать ответа.

– Привет, малышка, – теплый голос Марины. – Мы целый день тебе звоним, уже думали спасательную экспедицию организовывать.

– Привет, – Алина заулыбалась. Все-таки она скучала по родным, хотя учеба и новые впечатления не оставляли на тоску много времени. – Как ваше море?

– Прекрасно до зевоты, – откликнулась Марина и, кажется, правда зевнула. – Зря ты не поехала. Мы бы тебя отмазали, серьезный ты наш ребенок.

– Да нельзя, Мариш, тут такая нагрузка, что пропускать совсем нельзя. Я и так учусь с утра до ночи, и то… не все получается…

– Ребенок, ты что, расстроена? – тут же насторожилась сестра. – Обижает кто?

– Нет, конечно, просто устала. Все замечательно, Мари, – соврала Алина, наблюдая, как стекаются по дорожке к дверям общежития ходившие по каким-то своим делам студенты. Кто-то обнимался, кто-то торопливо прятал бутылки с пивом в пакеты и под куртки, чтобы не засекла вахтерша, кто-то докуривал и выбрасывал бычки. Точно разгильдяи-муравьишки, возвращавшиеся на закате в свой муравейник.

– Ты уверена? Алиш, – Марина немного замялась, – я тут задружилась с классным парнем, он ректор какой-то магической школы в Блакории и сейчас ведет у вас курс. Если проблемы – скажи, я попрошу разобраться или помочь. Он крутой и не откажет.

Марина говорила так, словно была подружкой криминального авторитета. И как будто для нее «задружиться» с кем-то, тем более с «парнем», – это в порядке вещей. И вообще она была какая-то довольная и в голосе появились новые, раскованные нотки.

Самой Алинке и в голову бы не пришло назвать ректора – любого ректора – классным парнем.

– А кто он? – Стало любопытно. Девушка зажала трубку ухом, обхватила плечи руками, пытаясь согреться.

– Барон фон Съедентент, знаешь такого?

– Конечно. Он ведет у нас основы защиты. Прикольный. Не знала бы – ни за что бы не поверила, что он может быть ректором. Да и на профессора он не похож.

А еще он друг мерзкого-до-тошноты-Тротта.

– Ага, – фыркнула Марина, – я тоже хохотала, когда узнала.

Марина? Хохотала?

– Так вот, – сестра стала серьезной, – давай я попрошу его приглядеть за тобой? Если будут проблемы – обратишься, он не откажет, уверена. Он хоть и раздолбай редкостный и болтун, но отзывчивый и добрый. И слово держит.

И этот добрый «парень» тут же разболтает своему дружку, что тот сегодня вышвырнул в дверь принцессу Алину-Иоанну Рудлог.

– Нет, Мариш, не надо, – спокойно сказала Алина. – Я не хочу светиться, хочу нормально учиться, без телохранителей за спиной и косых взглядов. И хочу, чтобы меня оценивали по тому, что я знаю, а не по фамилии. Все в порядке, не переживай, я очень счастлива здесь.

– Мы скучаем, ребенок, – Марина словно погладила ее по голове. Стало теплее, и даже прошедший день не казался больше таким ужасным. – Позвони завтра отцу и Васе, ладно? Я скажу, они будут ждать. И надо увидеться. Когда приедем, организуем твое похищение – хоть натискаю тебя, поешь нормально, знаю я, чем студенты питаются, небось, похудела совсем. Ты еще живьем Васю в короне не видела. Душераздирающее зрелище, бедная наша сестренка. Тяжко ей справляться с этим подарком богов.

– Я по телевизору видела, – улыбнулась Алинка. – А что с Ангелиной?

– Ищут, но пока никак. Васюта говорит: чувствует, что жива и здорова, хоть это радует. Найдем обязательно, из нашей семьи так просто не сбежишь.

Марина шутила, но в голосе слышалось беспокойство и горечь.

– Давай прощаться? Ребенок, целую тебя.

– Конечно, сестренка. Целую-обнимаю.

* * *

Алина немного постояла на балконе, но ветер и брызги дождя не позволили дольше наслаждаться одиночеством, и она ушла в комнату. Изменения в семье прошли для нее как-то незаметно, и новости доносились будто из другой реальности. Это для сестер наступила новая жизнь, а для Али ничего не изменилось после того, как семья вернулась к власти. Единственное, что случилось, – на пятый день после коронации ее поймал на выходе из магазина, где она закупала продукты, какой-то неприметный человек, сунул ей в руки пакет и ушел.

В пакете она обнаружила банковскую карту на свое имя, кошелек с мелкой наличностью и не новый, но вполне приличный телефон, в память которого уже были забиты номера родных и незнакомый номер под названием «Охрана».

Предусмотрительность таинственных благодетелей девушка оценила: не нужно будет отвечать, откуда у нее новый телефон. Карту она всегда носила с собой, как и кошелек, но тратиться не спешила, чтобы опять-таки не вызывать вопросов. Единственное, что позволила себе, – это новая куртка, потому что в старой она замерзала.

Уже потом, созвонившись с Василиной, Алинка узнала, что деньги и телефон ей передали через секретную службу. И что если вдруг она окажется в рисковой ситуации – непременно набирать номер охраны, которая теперь круглосуточно дежурит возле университета, не заходя, впрочем, на его территорию.

Поздним вечером Макс, закрывая дверь в лабораторию, услышал звенькнувшую трель сигналки и нахмурился: его дом был запечатан на вход, и только несколько человек имели достаточно сил, чтобы попасть за щиты. Вышел в гостиную, остановился.

– Добрый вечер, Вики. Неожиданно.

Леди Виктория поднялась из кресла, подошла к нему.

– Ты не рад меня видеть, Малыш?

– Я спать собирался, – резко сказал он, сдерживаясь, чтобы не отступить – слишком мало́ было расстояние между ними.

– Вот и прекрасно, – ответила она, поблескивая темными глубокими глазами, – пойдем спать вместе.

Тротт выдохнул, стараясь не смотреть на нее, а Вики прильнула к нему, обвила руками, провела губами по напряженной шее с играющим кадыком.

– Нет, не пойдем, Вики, – он не отстранялся, но и не поднимал рук, хотя чувствовал женщину всем телом и по позвоночнику уже бежала горячая волна. – Иди домой.

– Разве ты не хочешь меня? – выдохнула она ему в ухо, расстегивая рубашку. Женская ладошка прошлась по прохладной груди, погладила плечо, спустилась на живот. – Ты же хочешь, Макс, – она потерлась о него бедрами, показывая, что ничто не осталось незамеченным.

– Хочу, – ответил он и наконец-то посмотрел женщине в глаза. – Тебя нельзя не хотеть, Вики. Ты прекрасна.

– Тогда в чем дело? – Виктория взяла его руку, положила себе на спину, прогнулась, как кошка, и он все-таки позволил себе пройтись по гибкой спине, почувствовать ее жар, округлость ее попки. И отодвинул от себя, выдыхая.

– Дело в том, – тихо сказал он, – что у меня, Вики, очень мало друзей. И каждым из вас я дорожу, даже психованным Мартином. Особенно им. И причинять ему боль я не буду. И не делай вид, что не понимаешь. Иди домой. Быстро! Я предпочитаю спать один.

– Но я тоже твой друг, – сказала она, кусая губу. – Почему?

– Потому что после твоего романа с Алексом они почти восемь лет не разговаривали, дурочка, – ответил Тротт раздраженно, – а я привык к его болтовне. И ты не просто друг – ты мне безумно дорога, Вики, и мне тоже будет больно, если ты обидишься. Но ты… всего лишь женщина, а из-за женщин глупо терять друзей. Одного мы уже потеряли, а я слишком долго живу, чтобы тратить время на поиск новых.

Она уже давно исчезла, даже не наорав и не прокляв его, задумчивая и расстроенная, а Макс все сидел, перебирая рукой по деревянному подлокотнику кресла, и думал. Затем решился. Создал Зеркало, послал вызов.

– Чего тебе? – пробурчал зло фон Съедентент, появляясь в поле его зрения. – Пришел поучить жизни?

– Пришел извиниться, – сказал Тротт, стоя за гладью Зеркала. – Можно?

– Тебя подменили, что ли? Надо сфотографировать. Исторический момент: Малыш приносит извинения!

– Не паясничай, – Макс шагнул в спальню друга, оглянулся. – Мир?

– Да куда я без тебя, придурок, – проворчал барон, заключая его в крепкие объятья. – Только не расплачься, как девчонка. Давай-ка выпьем, а?