Глава 17

Люк. Наши дни.

Говорят, в начале времен, когда Триединый создавал этот мир, он так утомился, что обустраивать его сил уже не было. Ну или, сделав самую сложную работу, Всевышний, как любая творческая личность, потерял интерес и полетел творить что-то новое. Как бы там ни было, чувство ответственности у него все-таки присутствовало, он решил переложить остальную работу на плечи помощника, дав ему крупицу божественной силы. Но немного перестарался, и помощников оказалось целых шесть. Они — то и стали источниками стихий для магии, и новыми богами для мира.

Люк не был особо набожным человеком, и в храмах бывал редко, в основном тогда, когда отвертеться уже не было возможности. Свадьбы, похороны и большие праздники, когда вся аристократия вдруг становится донельзя религиозной и устремляется в святилища — не в какие-то, а в центральные, огромные, с удобными скамеечками — чтоб и себя показать, и других посмотреть, и не сильно утомиться при этом.

Никто не препятствовал устраивать святилища и храмы для одного или нескольких богов, да и в богатых домах обычно была комнатка, засыпанная белым песком, на котором стояли статуэтки богов, ждущие подношений. Но все-таки ортодоксальный храм был именно таким, по двору которого сейчас шел Люк. Круглый двор, в центре которого стоит статуя Триединого, всегда удивлявшего Люка какими-то ящероподобными мордами. Творец мог бы быть и посимпатичнее, да. Окружающие его статуи вполне человекообразных богов — Синяя любовь воды, Красный воин огня, Белый целитель жизни, Желтый ученый воздуха, Зеленый пахарь земли стояли дружным полукругом. И только статуя Черного жреца смерти сиротливо стояла где-нибудь в уголочке, или вовсе задрапированная тканью. Убрать ее не смели, но и поклоняться было запрещено.

Традиции традициями, но магический прогресс оставил и здесь свой отпечаток — большой храмовый двор, усыпанный белым песком, был закрыт сверху водно-воздушным куполом, чтобы приходящие барышни не месили грязь своими туфельками, если пойдет дождь и снег. Внутри всегда было тепло.

Люк, вздохнув, перехватил трость, достал пузырьки с ароматическими маслами и совершил положенный ритуал возлияния — в чаши, выдолбленные в пьедесталах у ног пяти статуй. Черному жертва была не положена. Масла (каждому свое, и не дай Боги перепутать) впитались в пористый камень без следа. Ничего не произошло, Великие Стихии взирали на забредшего к ним грешника с полуулыбками на величественных лицах.

— Рад вашему рвению, лорд Кембритч, — у входа в внутренний храм, где велась вся хозяйственная деятельность, а дальше, в закрытых помещениях, жили монахи, никогда не появляющиеся на людях с открытым лицом, стоял невысокий, белый, как лунь старичок. Он был немощен и очень стар, но эта немощность была кажущейся. Его Священство легко мог скрутить с десяток боевых магов одним движением брови. Другое дело, что дураков нападать на него не было — Боги требовали с своих избранников обет не нападать и использовать силу только в крайних случаях, для защиты, но и силы этой отмеряли с лихвой.

— Ваше Священство, — Люк поклонился, — спасибо, что согласились принять меня.

— Это не я, — легко ответил старичок, — меня благословили на помощь вам.

Они прошли в покои, в аскетично обставленный кабинет священника, пропахший маслами, и Его Священство, сняв накидку, долго усаживался на жесткий стул без спинки, жестом предложив Люку сесть на такой же. "Вообще он, конечно, мог бы позволить себе уже и мягкое удобное кресло под свою спину, — подумал Люк, — вряд ли Боги обладают настолько садистскими наклонностями".

— Итак, лорд Кембритч, суть вашего дела я понял, — благожелательно молвил старый служитель, пронзительно глядя на него. — Но меня благословили помочь вам при одном условии.

— Каком же? — осторожно и несколько нервно спросил Люк. Кто знает этих Помощников Триединого, еще заставят обет какой соблюдать или в монахи податься.

Старик улыбнулся, глядя на заерзавшего лорда. Трудно знать все наперед, но зато как интересно наблюдать за теми, кто не знает!

— В ближайшие дни у вас должен состояться разговор с отцом. Он сделает вам…некое предложение. И вы согласитесь.

Люк криво ухмыльнулся.

— Вообще-то разговор должен был состояться еще позавчера. И, зная папеньку, не уверен, что он не предложит мне пойти и утопиться.

Он снова вспомнил, как орал в трубку его родитель, когда он, приехав после встречи с Мариной, сонно сообщил ему, что встречи не случится, потому что он всю ночь пил, гулял и играл, и теперь будет спать. Ничего, он тоже с удовольствием поорал в ответ.

— Знаю, — мягко сказал Его Священство. Глаза его смеялись. — Обещаю, это не больно, и даже повысит ваше материальное благосостояние.

Лорд Кембритч задумался, рука машинально потянулась к пачке сигарет, он вытащил одну, покрутил, затем вспомнил, где находится и со вздохом убрал обратно. Священник все так же весело наблюдал за ним. В принципе, что он теряет? Нет, наверняка это какая-нибудь гадость, на которую он бы без божественного нажима не согласился. С другой стороны, папенька постоянно пытается привлечь его к работе парламента, может, это и есть его желание? Соглашаться неизвестно на что было не в его стиле, но был в этом и какой-то азарт. А Люк был игроком. А еще больше он любил раскрывать тайны, и если это обещание поможет ему пополнить список своих побед, то так и быть.

— Согласен, — наконец произнес он, и снова рука дернулась к сигарете.

— Вот и отлично, — окончательно развеселился Служитель Стихий. Вы можете курить, лорд, не стесняйтесь, я переживу.

— Нет уж, — пробормотал Люк, — я, пожалуй, потерплю. А то вдруг божественные наши господа бонусом еще и курить бросить потребуют. Скажите лучше, вы нашли его? Он действительно здесь? Дело действительно крайне важное.

— Вы даже не представляете, насколько, — со внезапной серьезностью сказал самый могущественный человек в Рудлоге, протягивая ему увесистый конверт. — От встречи он отказался, но просил передать вам это.

Люк почувствовал странное разочарование. Ему очень хотелось увидеть человека, про которого даже его начальник говорил с примесью благоговения. Который в одиночку уничтожил после переворота более десятка самых влиятельных на тот момент людей, чем дал возможность вернуть жизнь в стране в нормальное русло. И хотя Люк не разделял таких методов, все-таки он был сыщиком, а не убийцей, понять, каким образом Стрелковский в одиночку, когда его искали, избегал охрану и осуществлял свою кровавую жатву, было бы познавательно.

Письмо он прочел уже дома.

"Лорд, — было выведено четким, острым почерком, — меня настойчиво попросили дать вам информацию, объяснив, какие последствия может иметь для страны мое молчание. Я скажу прямо, что эта страна заслуживает всего с ней происходящего. Но я многим обязан Его Священству, который передал мне приказ тех, ослушаться которых я не имею возможности.

Сразу скажу — я не знаю, где могут быть принцессы и живы ли они вообще. Я пытался их найти, но в одиночку это было невозможно. В ваших руках мощь Зеленого Крыла, и вам легче. Но я не буду желать вам удачи. Если они живы, они после всего заслуживают невмешательства в свою жизнь. Ради памяти их матери. Но если вы их найдете, я не знаю, какие доводы нужно будет привести, чтобы организовать возвращения рода Рудлог на трон.

Тем не менее, я подробно изложу события последних дней, предшествующих перевороту, и события самого дня. Возможно, это вам поможет."

Далее следовало длинное, подробное и очень конкретное письмо, напомнившее Люку отчеты в их Управлении, в котором Стрелковский педантично описывал все значимые и не очень события, как и пообещал. Заканчивалось письмо припиской "Передавайте привет Тандаджи. Я рад, что именно он сменил меня на этом посту. Возможно, мы с ним еще увидимся. И.И.С."

Люку действительно многое стало ясно, и он, закурив и налив себе коньяка, еще раз, медленно, обдумывая детали, перечитал письмо Стрелковского. Значит, исчезли сестры и раненый принц-консорт после того, как королева сорвала с шеи какую-то подвеску и выкрикнула какое-то заклинание. И последние дни в дворце присутствовал маг, Алмаз Григорьевич Старов, которого он тоже разыскивал. И, вероятно, он сможет объяснить, что это была за подвеска и куда она могла девочек забросить.

Секретарь ректора Академии Магии после его напоминающего звонка дала ответ, что нынешнее нахождение мага неизвестно, однако у него есть дом в Великой Лесовине и он часто там бывает. Но на звонки сейчас, видимо, в связи с землетрясением, не отвечает. И продиктовала адрес.

"Значит, Лесовина, — Люк выпустил струю дыма в потолок, — все сходится в Лесовине. И с Байдеком там в конце недели встреча будет. Сразу двоих закрою. И Марина, кстати, тоже там…"

Он хмыкнул, помимо воли вспоминая их первый шальной поцелуй в коридоре госпиталя, и слегка улыбнулся. Чудная девчонка, такая сладкая и колючая. Ни капли робости или благоговения перед лордом, обратившем на нее свое внимание. И ни капли доступности. Его натура преследователя и охотника вся изнывала от желания раскусить этот крепкий орешек, победить, завоевать и покорить. Снять с нее ее доспехи и доказать, что он сильнее, перевести их противоборство в жаркую и полную наслаждения горизонтальную плоскость, чтобы она стала покорной, томной и нежной от его ласк и просила еще и еще.

И только одна деталь отрезвляла его. Когда он прочитал в письме, что принц-консорт потерял в противостоянии с демоном руку, его охотничий инстинкт взвыл, как пожарная сигнализация. Потому что он слишком хорошо помнил, что Марина рассказала, что у ее отца тоже нет руки. И не слишком ли много совпадений для одной провинциальной семьи?

********

Ангелина уже вторую неделю работала с второклашками, и всю эту неделю ее не покидало ощущение абсолютного счастья, давно подзабытого за эти семь лет. Дети были разные, вредные и послушные, крикливые и тихие, но на удивление слушались ее так, будто она за послушание выдавала им шоколадные конфеты.

Она словно вернулась в тот период, когда все смотрели ей в рот и слушались, и пусть сейчас это были семи-восьмилетние детки, ощущение, что она кому-то, кроме своей семьи, нужна и может много что дать, стало для нее словно живительной пилюлей.

По сути на ее попечении осталась одна Каролинка да отец, сестры разъехались по институтам и работам, и стало, конечно, гораздо легче. И даже появилась надежда на то, что они сумеют выбраться из этой нищеты и потихоньку обустроить нормальную жизнь. Не все же жить на огороде и на те деньги, которые зарабатывала Марина и присылали Василина с Марианом.

Директор, проходя мимо нее, все косился недоверчиво, даже посетил вместе с завучем несколько уроков, но, когда уходил, даже сдержанно похвалил. И предложил ей еще и вести географию в пятых классах. А чего б не похвалить, если она просиживала над учебниками, методичками и подготовкой к урокам все свободное время, засиживаясь часто далеко за полночь. Но это того стоило.

Сейчас она как вела географию, мироустройство. И пыталась дать это детям так, чтобы было интересно и понятно, и близко тем, кто из деревни.

— Итак, ребята, — говорила она, — наш мир напоминает перепелиное яйцо, только круглое, и называется он Тура. Это на старом диалекте и означает сразу и шар, и яйцо.

На подставках-научных артефактах перед детьми выросли шары размером с кулак, стали медленно крутиться вокруг своей оси. Дети хихикали, совали сквозь магоголограмму руки, но при этом внимательно слушали учительницу.

— Снаружи оно твердое, как скорлупа, а внутри есть полутвердое горячее ядро — как желток, и расплавленная тягучая масса, как белок, такая же тягучая и горячая, как плавленый сахар. А на поверхности, как на скорлупе, есть темные пятнышки — это материки, и светлые — это океаны. У нашего мира-яйца три больших темных пятнышка-материка, видите? Это наш материк Рика, что значит "земля", соединяющийся с ним снизу жаркий маленький материк Манезия, что значит "остров" и на противоположном полушарии, видите? Длинный треугольник материка Туна, что значит "гора".

— А почему гора? Не похож на гору! — загомонили дети, тыкая в прозрачные шарики голограммы, чтобы увеличить шарики и посмотреть на материки.

— А потому, ребята, что он практически весь состоит из горных пиков и вулканов. На нем никто не живет, потому что там постоянно происходят извержения. Люди живут только на Рике и Манезии. У нас тоже много гор, но мало вулканов, и извергаются они очень редко.

— Ангелина Станиславовна, — пропищала девочка — дочка их соседки через два дома. — А расскажите, почему наша страна называется Рудлог? Это тоже что-то значит, да?

— Рудлог значит "красное поле", Машуль, — улыбнулась она. — Сейчас мы как раз про него поговорим. А теперь быстренько взяли ручки, запишем несколько названий.

— Если посмотреть на наш материк, то Рудлог самая большая страна, протянувшаяся, как шарф с севера на юг, и ограниченная с юга горами Милокардеры, а с севера — Северными пиками. С востока, то есть если смотреть на карту — справа, Рудлог граничит с северным Бермонтом и огромный Еллоувиндом. С запада — сверху по нашей границе, смыкаясь по Северным Пикам, находится Блакория, а ниже — Инляндия. А в море за Инляндией — остров Серенити. На юге, за Милокардерами лежат огромные Пески, а чуть западнее — уже другой материк, на котором расположены эмираты.

А еще есть много независимых княжеств и герцогств, которые формально считаются частью той или иной страны. Например, при Инляндии есть герцогство Форштадт, которое де-факто независимо, хоть и считается вассалом инляндской монархии.

— В каждой из крупных стран, кроме эмиратов, правят старые монархические династии, восходящие своими корнями к божественным первопредкам. Точнее, — запнулась она, — уже не в каждой. У нас монархии нет.

— А почему? — крикнул сын Вальки.

— Произошел переворот, детки, и королеву убили. Теперь некому сидеть на троне.

— А принцессы?

— Жалко королеву!

— Я смотрела про принцесс, они добрые и красивые!

— А мама сказала, они все ведьмами были!

— Сама ты ведьма! Дура!

— Ангелина Станиславовна, скажите ей!!!

— Тихо, ребята, — сказала она вполголоса, но дети послушно замолкли. — Обзываться нехорошо, Рита. А принцессы не были ведьмами, они были такими же, как вы, детьми, и постарше тоже были. Их просто обозвали так, но это неправда.

— Обзываться нехорошо! — авторитетно сказала Машенька.

И в этот самый момент раздался страшный гул, школа задрожала, запрыгали по столам артефакты, падая на пол, дети в испуге повскакивали на ноги, кто-то не удержался, упал. Ангелина сама с трудом удержалась на ногах. Тряска продолжалась, и она крикнула:

— Все прячемся под парты, быстро! — и, шатаясь, побежала по рядам, засовывая растерявшихся и кричащих детей под столы.

Тряска прекратилась так же резко, как началась, дети плакали, а она, проверив на наличие разбитых носов (таких не оказалось), быстро вывела класс из школы.

Это был первый слабый толчок из серии более чем десятка, накрывших часть столицы и области. И хотя это землетрясение, в отличие от случившегося в Лесовине, было очень слабым, и не принесло значительных разрушений, людьми постепенно овладевала паника. Скрывать усилившуюся сейсмоактивность в стране стало невозможно, и перед Высоким Советом встал вопрос — как успокоить народ, не открывая правды. Или, может, пришла пора открыть?

*******

Администратор отеля, привлекательная брюнетка, одетая в строгую красную форму, поглядела через стойку и выдохнула. Вчера все девчонки, хихикая, обсуждали тройку шикарных парней, поселившихся в номерах на верхнем этаже. И, о да, сейчас они вышли из лифта и направлялись прямо к ней, провожаемые влажными взглядами дам, находящихся в холле, и оценивающими взглядами мужчин. Ладони вспотели, и она спрятала их под черный пластик стойки.

И где, интересно, таких делают? Выше всех мужчин, которых она знала, на голову. Мощные, но при этом движения текучие, как вода. Длинные рыжие волосы у двоих из них, и короткие у третьего. Бледная кожа, темные глаза. Лица будто у статуй древних воинов, выставленных в королевском музее. Все трое были чем-то неуловимо похожи. "Братья, наверное" — решила брюнетка и немного сковано улыбнулась подошедшей мечте всех женщин в трех лицах.

— Милая девушка, — глухо проговорил один из них, с длинными волосами, в которых пряталась одна косичка с вплетенным в нее ключом. От рокочущих интонаций в его голосе сердце забилось еще чаще. — Подскажите, есть ли здесь человек, который может показать нам город и рассказать об обычаях вашего доброго народа?

— Конечно, господин…? — голос даже не дрожал, он срывался.

— Валерий, — улыбнулся он ей.

— У нас есть экскурсионное бюро, там гиды проводят экскурсии.

— Экскурсии? — задумчиво проговорил Валерий, оборачиваясь на коротковолосого, а тот, кажется, прошептал "Потом посмотрим".

— Вы издалека, да? — задала вопрос любопытная девушка.

— Очень, очень издалека, — заверил ее гигант с косичкой. — И очень давно здесь не были, все очень изменилось. Поэтому мы… немного растеряны. И нам очень нужен человек, который станет нашим проводником…за хорошее вознаграждение, конечно…расскажет историю страны, нынешнюю обстановку. Покажет достопримечательности, храмы…

— А хотите, — ладони снова повлажнели, но упускать такой шанс было глупо, — мы с подругами вас вечером после смены провезем по городу и все покажем? Бесплатно!

Второй длинноволосый вдруг улыбнулся и подмигнул ей.

— Ну, если подруги такие же хорошенькие, как ты, милая…, - и на его ладони из воздушных потоков вдруг соткался прозрачный цветок, который он положил на стойку перед ошалевшей администраторшей.

"Они еще и маги, мамочка! Вот девки-то обзвидуются!", — подумала она, одаривая подарившего цветок мага волнующей улыбкой.

Драконы, ошеломленные хаосом большого города, посовещавшись, решили, что действовать нужно систематично. Для начала — освоиться, а затем уже искать информацию о будущей жене Владыки. И вообще — искать. Возможно, нанимать людей, благо, денег они на свои камни в приграничном городке наменяли столько, что можно было купить этот отель и еще парочку.

У них было всего две недели до тех пор, пока Нории нужно будет вернуться, чтобы поддержать жизнь в Белом городе. И желательно вернуться не с пустыми руками.

Ранним вечером в номере раздался звонок, и волнующийся девичий голос пригласил драконов на экс-кур-сию. Светлана позвала двоих подруг, не подумав, как они все разместятся в ее небольшом автомобиле.

Ничего, разместились. И теперь коротковолосый сидел на пассажирском сидении рядом с ней, а с заднего раздавались шутливые визги и смех — огромные длинноволосые братья предложили ее предательницам-подружкам разместиться у них на коленях, за неимением другого места, и девчонки старались вовсю произвести впечатление.

Представившийся, как Четери, самый симпатичный, и, видимо, привыкший к женскому вниманию, вообще с восхищением сказал, что не думал, что экскурсоводы такие очаровательные, и готов слушать своих гидов хоть каждый вечер. "И, может, каждую ночь", — добавил он лукаво, и идиотки снова захихикали. А она, как дура, тоскливо крутила руль и громко рассказывала о достопримечательностях. Вот Королевский дворец, а это — музеи, это — театры, это — памятники, а это — Храм Всех Богов. Ее сосед, Энтери, вежливо ее слушал, но никакой игривости, увы, не проявлял, улыбался доброжелательно, но равнодушно.

Вечер закончился в шикарном ресторане, где она, как ответственная за развоз тел после пьянки, тоже не пила, скучно размешивая сок трубочкой и рассказывая Энтери о жизни в городе.

— А почему ты не с ними? — спросила она мимоходом, показывая на танцующих рыжих братьев и ее подруг.

— У меня есть невеста, — признался Энтери, и она с завистью подумала об этой счастливой девушке.

А девчонки веселились вовсю, поняв, что с деньгами у их кавалеров все очень неплохо, как и с желанием их тратить. Красавчик Чет, на которого она периодически бросала внимательные взгляды, предложил в конце концов всем переместиться в отель, что они и сделали. В результате они с Энтери спали в одном номере — целомудренно на разных кроватях. Хотя спали — сильно сказано, скорее, пытались заснуть, так как длинноволосые развратники растащили пьяненьких подружек по своим номерам, и, по всей видимости, показывали им там чудеса акробатики, от которых тряслись стены. Выносливости им было не занимать, и, так и не сумев заснуть под эту порнографию для ушей, она предложила спуститься вниз в холл и поболтать до утра за чашечкой чая. Так они и поступили.

Наутро сонные, но ужасно довольные предательницы-подружки спустились в холл обнимку со своими партнерами, и потащили тоже сонную, но не такую довольную Свету в бар — пошушукаться. Нет, она отлично провела время — Энтери оказался прекрасным собеседником, и, что важно, слушателем, и они душевно проболтали остаток ночи. Но ощущение, что она оказалась не у дел, так сказать, за бортом праздника, не радовало. А подруги вообще вызывали раздражение.

— Он такооой! — тянула одна, закатывая глаза.

— Ага! — вторила другая.

— Энтери говорил, что они скоро уедут, — попыталась остудить их пыл Светлана.

— Ну и что? Такие классные мужики! Я и не жду продолжения!

— Хоть на одну ночь, это того стоило!

— Ты посмотри, что они нам подарили!

И подружки, порывшись в сумках, дружно извлекли на свет крупные, как орехи, явно драгоценные камни.

— Красота, правда?

— В отпуск съезжу, квартиру поменяю…это ж целое состояние!

Светлана не верила своим ушам.

— Девочки! Вы что, с ума сошли? Вы же не проститутки, чтобы плату за секс брать!

Замечание подружек явно оскорбило, и одна, пряча "орех" в сумку, протянула:

— Не знааала, что ты такая завистливая, Светка.

— Это потому, что тебе ни мужика не досталось, ни подарка, — поддержала вторая ее.

— Да идите вы, идиотки, — в сердцах сказала Светлана и покинула бар. Может, она и завидовала, но совсем немного. И уж точно не стала бы брать "подарок", пусть на него можно лет пять безбедно жить, не работая. Есть что-то, что отличает девушку от шлюхи, и платный секс это различие стирает начисто. А вот поведение подруг ее сильно разочаровало.

Пока дамы шушукались в баре, драконы, вальяжно развалившись в креслах холла, пили горячий кофе, и тихо переговаривались.

— А что ж ты девочку не порадовал, Энти? — подкалывал его Четери, хищно двигая ноздрями. — Она, конечно, холодная, как лед, но внутри наверняка такой вулкан!

— Света хорошая девушка. Но у меня невеста есть, — привычно ответил Энтери. — Да и пока вы там баловались, у нас был очень познавательная беседа. Это если кто забыл, что мы сюда не девиц осчастливливать приехали.

И он выразительно глянул на брата. Тот пожал плечами.

— Одно другому не мешает. Не учи меня, Энтери. Так и что рассказала тебе наша милая экс-кур-со-водша?

— Рассказала о последних событиях в Рудлоге. Мы же издалека, — он усмехнулся. — Так вот, линия Рудлог пересеклась семь лет назад, во время переворота. Королева была убита, но никто не знает как, ходят странные слухи. У нее было шесть дочерей, и они пропали. Так что твоя будущая жена где-то есть, но где — непонятно. И Светлана уверена, что они все были Темными. Якобы про это долго говорили.

— Что такое Темные? — нахмурился Нории.

— Дар-тени, брат.

— Что за выдумки? Рудлоги никогда не были половинками.

— Вот и я удивился, брат. И сразу вопрос — как искать-то твою женушку будем?

Нории помолчал.

— Я узнаю любого из Красных по ауре, — наконец произнес он. — Покажу вам, как это делается, но мне это гораздо легче.

— В этом городе несколько миллионов человек, брат. А она может быть и не в столице.

— Я увижу, если она будет в городе. Старшая кровь Рудлог — это как пожар до неба, невозможно не увидеть. Только придется полетать. А потом…если она не здесь… значит, поедем путешествовать по стране.

— А сейчас-то что делать? — лениво полюбопытствовал Четери, и вдруг вскочил: — Светлана, ты очаровательно выглядишь!

Девушка скептически скривила носик.

— Приятно было провести время, ребята. Если еще понадобится помощь, или машина — буду рада помочь. А я спать, уж извините. Вы ночью так жгли, что сон не шел.

На лицах "ребят" не было ни капли раскаяния, а Чет, противно улыбаясь, протянул:

— Надо было присоединяться к нам с Диной. Тогда бы сон точно не шел.

— Нет уж, спасибо, — злобно процедила она. — Я не по этой части.

— А зря, — заявил наглец, и сделав шаг вперед, наклонился и прошептал, — Тебе бы было очень хорошо, Светочка.

— Четери, оставь девушку, — ровно сказал Валерий, и нахал мгновенно состроил серьезное лицо. Протянул руку, взял ладонь прямо-таки кипящей от злости Светланы, и что-то вложил в нее.

— Это тебе за экскурсию, милая.

Она посмотрела — в ладони лежал сверкающий "орех". Она аккуратно обошла улыбающегося красноволосого, подошла к столу, разжала ладонь. Драгоценный камень со стуком покатился между чашек с кофе. Энтери одобрительно посмотрел на нее.

— Я же сказала, что бесплатно.

Настроение резко упало.

— Светлана, не сердись на него и извини за его грубости. Он больше так не будет. Правда, Чет?

— Правда, — пробурчал тот, не выглядя, впрочем, особо раскаявшимся.

— Ты иди отдыхай, а вечером, если будут силы, отвези нас в храм. Можно? И, раз ты не хочешь принимать оплату, мы снова куда-нибудь сходим, на твой выбор. Согласна?

— Хорошо, — она помедлила, но спросила. — А подруг звать?

— Нет, не надо, — Валерий сыто потянулся. — Побаловались и хватит. Все, что они могли дать, они уже дали. А ты другая, тебе с нами интересно и просто так.

В душе что-то запело от этих слов. Эта троица была необычной, и интуиция подсказывала, что они что-то поменяют в ее судьбе. Если уже не поменяли.

Вечером она позвонила в номер и уже спокойно пригласила братьев-магов в машину. Мужчины поздоровались с ней, как со старой знакомой, и она всю дорогу ехала и почему — то глупо улыбалась. Рядом с ней теперь сел Чет, поминутно достающий ее вопросами и подколками. Два других брата не вмешивались, спокойно сидели и переговаривались о чем-то сзади.

— Свет-лааана, — гнусно тянул Чет, — а ты со мной сегодня потанцуешь?

Она молчала, хотя злость прошла, было желание показать язык.

— Ну Свеее-тааа!

— Отстань, а? Уже голова болит от твоих брачных стонов, — беззлобно ответила она и с удовольствием увидела, как он хмурится.

Нет, ну почему он такой придурок, а? Красивый до невозможности, с таким голосом, но совершеннейший придурок. И, кстати, я так и не спросила, а зачем же им в храм? Сильно набожными они не выглядят.

— А зачем вам в храм, парни?

— Пообщаться кое-с-кем, — раздался сзади приглушенный голос Валерия. Иногда кажется, что он специально говорит тише, чем может.

— Знакомые?

— Ну, — хмыкнул он, — можно сказать и так.

Братья пошли в храм, и Света, посидев немного в машине, все-таки увязалась за ними. Интересно же, что там за знакомые! Если эти красноволосые такие необычные, то и знакомые должны быть им под стать.

Она осторожно заглянула во двор. Все трое стояли перед полукругом богов…на коленях? И правда, издалека. У нас так никто не делает. А Валерий еще и что-то говорил. Она подошла ближе и расслышала:

— За вами долг. Я требую помощи в ее поиске.

Завыл ветер, скручивая белый песок в плети, раздался какой-то оглушительный рев, пахнуло невозможным жаром.

— НЕ ПОЗВОЛЮ! — страшный рев, от которого она свалилась с ног. А вот странная троица, наоборот, быстро поднялась на ноги.

— За тобой долг, Красный, — Боги, о чем говорит этот Валерий? С кем он спорит?

В вихрях беснующегося песка появилась огромная человекообразная фигура, будто состоящая из огня. Света всхлипнула и начала отползать, надеясь, что ее, маленькую и тихую, не заметят. А Бог-огонь поднял огромный кулак, потряс им и снова проревел:

— УБИРАЙТЕСЬ! ПРОКЛЯНУ!

— Мы уже были прокляты! Я в своем праве, Красный! — этот рокочущий, перекатывающийся, как валуны в камнепаде, голос — это и есть настоящий голос Валерия? Да и Валерия ли?

Она перевела взгляд на братьев и замерла. Они словно стали выше ростом, мощнее и страшнее, и застыли своеобразным клином, готовясь встретить раздраженного бога. Молчун Энтери поигрывал каким-то переливающимся шариком, стоя за спиной у Валерия, вытянувшего руки вперед и ставящего щит. А придурок Чет спокойно снял рубашку, кинул ее на песок, мазнув по ней, Светлане, взглядом. В следующий момент на его теле засветились красным и зеленым какие-то сложные орнаменты, и в руках у гиганта появились тонкие изогнутые клинки. Он безмятежно улыбнулся ей, развернулся, как танцор, и встретил несущуюся на них огненную махину ударом клинков.

Светлана, затаив дыхание, смотрела и не верила, как развратник и тупой хохмач танцевал с огненной смертью, танцевал так, будто это было наивысшее из удовольствий в мире. Танцевал и смеялся в ответ на рев бога, а его татуировки светились и мерцали в такт ударам. Да он и сам казался в этот момент божеством. Красный теснил троицу к стене, щит Валерия прогибался от огненных ударов, а Четери все так же оборонялся и смеялся, поддерживаемый огнем магических шаров Энта. И на их лицах не было страха, скорее удовольствие.

В какой-то момент Бог-огонь натолкнулся на сжавшуюся в комочек Свету, поднял в раздражении огненную ногу — чтобы раздавить? Ее? Всхлипнула, закрыла глаза, чувствуя, как оплавляются ресницы на глазах, и тут же была подхвачена и выдернута из-под огненной колонны крепкой мужской рукой. Света приоткрыла глаза — она стояла прямо у стенки храма, за двумя братьями, а удаляющийся Чет насмешливо кивнул ей, отворачиваясь и снова встречая скрещенными клинками удар огненного кулака.

— ХВАТИТ! — голос, состоящий из многих голосов, звона, рева ветра и волн. — КРАСНЫЙ, ОТСТУПИСЬ!

Рядом с братьями в вихрях начали появляться огромные фигуры, и Светлана заскулила — это было для нее слишком. Белый вихрь, обретший человеческую форму, опустился гигантским мужчиной, окутанным сиянием, положил руки на плечи двух братьев.

Еще трое… богов?! встали перед ними, закрывая от беснующего жара. И женщина… Строгая, тонкая, текучая, с голубой прозрачной кожей, она направилась-потекла прямо к атакующему красному, рассыпалась перед ним водой, поднялась стеной, обвила руками-струями, и даже, кажется, погладила по огромным огненным плечам.

— ХВАТИТ! — сказала она настойчиво, и в ее голосе шумело море.

— Я НЕ ОТДАМ ЕЕ! — проревело пламя, как будто усмиряемое удивительной женщиной-водой.

— ТЫ ДОЛЖЕН ИМ ПЯТЬСОТ ЛЕТ, — успокаивающе прожурчала женщина, обиваваясь вокруг огня. — ОТСТУПИСЬ.

И пламя успокаивалось, сдаваясь, отступало назад, пока не застыло огромным краснокожим богом, осторожно обнимающим положившую голову ему на грудь женщину-воду.

— ХОРОШО, — уже умиротворенно проворчал мужчина-пламя. — НО ЗАСТАВЛЯТЬ ЕЕ МЫ НЕ БУДЕМ.

Белый бог-вихрь, обнимающий красноволосых, гулко рассмеялся.

— РАССЧИТЫВАЕШЬ НА ФАМИЛЬНЫЙ НОРОВ ТВОИХ НАСЛЕДНИКОВ, БРАТ?

— ПОСПОРИМ? — рявкнуло пламя.

— ХВАТИТ, — прошумела морем божественная любовь, прижимаясь к пламени. — ОДИН РАЗ УЖЕ ПОСПОРИЛИ.

И показалось Светлане, или все великие покровители покосились на безмолвно стоящую в отдалении каменную фигуру Черного Жреца?

— Пойдем, — пока она наблюдала за семейной жизнью богов, к ней подошел Чет, уже в нормальном размере, без клинков. — Они без нас поговорят.

— К-куда? — растеряно спросила Света, протягивая дрожащую руку.

— Куда захочешь, — улыбнулся воин, поднимая ее на ноги. — Сегодняшний вечер твой, храбрая девочка.

Она автоматически кивнула и пошла за ним, потому что мозг отказывался воспринимать происходящее.

— ПОСТОЙ! — пророкотало пламя, и она обернулась в страхе, опасаясь, что именно ее зовет божественный воин-огонь. Но он обращался к Четери. — ПОДОЙДИ, БЛАГОСЛОВЛЮ.

Чет успокаивающе сжал ее руки, подошел, встал на колени, такой маленький перед огромными фигурами богов. Красный протянул руку.

— ТЫ ПРЕВОСХОДЕН, — пророкотал бог, — ПОРАДОВАЛ МЕНЯ. - и склонившуюся фигуру охватило пламя.

Она вскрикнула, побежала туда, где в беснующемся огне стоял поднявшийся на ноги Четери, но тот обернулся, покачал головой.

— ХОРОШАЯ ДЕВОЧКА, — умиротворенно прорычал бог, и пламя вокруг мужчины стихло.

— ХОРОШАЯ, — ласково кивнула женщина-вода

— Знаю, — отозвался Четери, взял Свету за руку и повел к выходу из храма.

Она так и не смогла сесть за руль, и они долго шагали по булыжникам мостовой, которыми были выложены все старые улицы. Четери молчал, давая девушке время прийти в себя, а она ничего и не спрашивала. Затем затащил ее в какой-то полутемный кабак, где вокруг маленькой танцевальной площадки стояли круглый столики с горящими на них свечами, посетители переговаривались вполголоса. А на сцене под аккомпанемент саксофона и пианино полная смуглая женщина в тюрбане хриплым голосом выводила бесконечные блюзы.

Он снова превратился в шутника, дразнил ее, пытался вывести из себя, но назвать его, даже мысленно, "придурком" после его танца с клинками у нее язык не поворачивался. Она думала о том, какие финты иногда выкидывает судьба, и о том, что все в жизни предопределено. Ведь до того, как начать работать в гостинице, Светлана Никольская училась на историка. К сожалению, в гостиницах платили больше, и отличный диплом так и остался пылиться в родительской квартире. Как и выпускная работа под названием "Древние расы Туры: классификация, история, мифология".

Они долго сидели в кабаке, и Света пила коньяк, закусывая его крошечными бутербродами, нарезанными фруктами и мороженным. В голове постепенно становилось легко и пусто, а реальность стала плотной и вязкой. На обращения Чета отвечала невпопад, и он, так и не растормошив ее, потянул ее танцевать. Там она и задремала у него на плече — мудрый организм решил, что хозяйке проще будет пережить стресс во сне.

Она смутно осознавала сквозь алкогольный дурман, как ее куда-то несут, как усаживают в салон такси и тихо переговариваются с водителем. Как укладывают на кровать, снимают туфли, прикрывают пледом. Как матрас прогибается под тяжестью мужского тела, и ее подтягивают к себе. И как мужчина целует ее в висок, и что-то ласково шепчет на незнакомом языке. Но, возможно, это ей снилось.

Ближе к утру она заворочалась, задышала в обнаженную мужскую грудь, на которую каким-то образом перебралась за ночь, и сильная рука стиснула ее плечи, затем легонько погладила по спине.

— Что, Светлана? — глухо пробормотал он, с закрытыми глазами проводя подбородком ей по макушке.

— Я знаю, кто ты, — прошептала она, тоже не раскрывая глаз. Под ухом размеренно бухало чужое сердце, и хорошо пахло мужчиной, а от поглаживающей ее руки она совсем обмякла и снова провалилась в полудрему.

— И кто же? — через какое-то время равнодушно спросил красноволосый, так и не собираясь просыпаться. Она слышала его вопрос уже где-то на периферии, уплывая на волнах настойчивого сна.

— Дракон, — едва слышно сказала Света, и замерла, щекоча дыханием его кожу.

— Да. Засыпай уже, наконец, — недовольно пробурчал дракон, перекатил ее, как куклу, спиной к себе, обнял, уткнулся носом в волосы, шумно выдохнул и засопел.

И она тоже заснула, с полным ощущением того, что шагнула за пределы такого обычного мира и оказалась в волшебной сказке.

 

Глава 18

Василина. 7 лет назад.

День, когда страшное существо в человеческом обличье убило маму, Василина помнила очень четко, буквально поминутно. Воспоминания еще долго всплывали снами, особо болезненными оттого, что мама в них была жива. Она помнила, как бежали они по коридору к телепорту, как страшно было беспомощно стоять за маминой спиной и смотреть на то, как она защищается и отступает. Как панический ужас перехватывал горло от вида падающих, умирающих охраняющих их людей. А вот момент, когда Ирина-Иоанна их перенесла, она не уловила, как и использованное матерью заклинание.

Честно говоря, она вообще переноса не почувствовала. Потому что пыталась помочь истекающему кровью принцу-консорту Святославу, стремительно бледнеющему от кровопотери из ошметков, оставшихся от правой руки. Она знала, что нужно пережать артерии, и старалась крепко перевязать культю жгутом, свернутым из отодранного рукава его же рубашки. Слышала взволнованное дыхание и всхлипы сестер, голос матери и ее противника, но не поднимала глаз, потому что было страшно. И не заметила, как вокруг установилась оглушающая тишина.

А когда подняла глаза — чуть не заорала от неожиданности. Впрочем, не она одна. Девушки, совершенно не похожие на ее сестер, но одетые в ту же одежду, совсем забыв про то, что член королевской семьи всегда должен сохранять достоинство, пищали, кричали и плакали сестринскими голосами, осматривали друг друга, искали зеркала, нашли какое-то маленькое в ящике письменного стола, стоявшего тут же, и рассматривали себя. Попытались выйти из комнаты — она снаружи была закрыта на ключ.

Василина оглядывала помещение, и не могла понять, где они оказались. Явно какой-то старый дом — обветшалые дубовые панели, тяжеловесная лепнина, тусклая люстра, огромный, старинный письменный стол, диван, покрытый зеленым сукном, несколько кресел, буфет с бумагами, на столешнице которого стоял кувшин с водой и запыленные стаканы. Это же кабинет, только чей, интересно? Перевела взгляд на принца-консорта, и застыла потрясенно — перед ней лежал совершенно незнакомый человек. Однако вместо руки были все те же кровавые ошметки, пережатые рубашкой.

К горлу подкатила дурнота, комната покачнулась, и она свалилась бы в обморок, если б не раздавшиеся за дверью мужские голоса.

Девчонки настороженно притихли, и только Маринка судорожно рыдала, охватив себя за плечи. Она стала еще тоньше, чем была, и теперь она выглядела, как очень худая темноволосая и светлоглазая девушка с тонким, лишь отдаленно напоминающим свое, лицом.

Она еще раз оглядела сестер. Стройная ледяная красавица Ангелина превратилась в полноватую женщину, выглядящую гораздо старше ее возраста, с широкими плечами и бедрами, и совершенно крестьянскими руками. Только спина ее была такой же прямой, да подбородок также вздернут. Новая-Ангелина держала на руках всхлипывающую Каролинку, которая тоже стала визуально крупнее, глаза и кожа стали темными, а ее чудесные спиральки-кудряшки сменились прямыми тяжелыми волосами. Спортивная Пол стала выше и больше, отчего ее платье болталось где-то в области коленок. А Алинка осталась в очках, но на этом сходство закончилось — она, как и сестры, поменялась на свою полную противоположность.

Хотя, если присматриваться, какое-то сходство между ними-прежними и нынешними было, какое могло быть между троюродными родственниками, например.

"Интересно, как же выгляжу я?" — мелькнуло у нее в голове, когда в двери уже поворачивался ключ, а девочки, сбившись возле нее в кучу, с страхом следили за открывающейся дверью.

И когда вошел он, принцесса снова ощутила все прелести предобморочного состояния. Спасло ее только то, что Святослав застонал, и она опустила глаза на раненного. В голове была одна мысль — так не бывает и так не может быть.

Барон Мариан Байдек хмуро осматривал заплаканных и испуганных разновозрастных девиц, сгрудившихся посреди его кабинета, как козы перед волком, потом взгляд его переместился на окровавленного мужчину, рядом с которым суетилась еще одна, затягивая на кровоточащей руке повязку. Следующий за ним Симон присвистнул, определенно растерявшись. А барон, поморщившись, тяжелым шагом направился к сидящей около раненого девице, наклонился, безмолвно поднял ее и переставил, освобождая себе место, и сам занялся раной, бурча что-то про слабых женщин, которые, если не умеют, лучше пусть не берутся. И правда, он умело и сильно, не то, что она с ее слабыми ладошками, пережал окровавленный обрубок, будто делал это не первый раз. Кровь сразу перестала идти, и Байдек с силой затянул жгут. Подскочивший Симон тоже начал производить какие-то манипуляции, накачивая отца энергией жизни.

А она, оттирая руки от липкой крови подолом платья, во все глаза смотрела на Мариана и не могла оторваться, благо, он был занят отцом. Он стал еще шире и мощнее, чем она его запомнила, и каким-то…суровым, что ли и тяжеловесным. Между бровей появилась складка, синие глаза, ранее спокойные, стали колючими. Медведь заматерел и вошел в свою силу.

Наконец Святослав задышал спокойнее, его лицо порозовело, кровь совершенно остановилась. Симон снял жгут и рана даже немного затянулась. Барон с посильно помогавшим ему ослабевшим Симоном, перенесли мужчину на диван. И наконец Мариан достал из буфета стопку тонких полотенец, плеснул на одно воды из графина и вытер руки. Подошел к своему столу, и перед тем, как сесть самому, спокойно сказал:

— Присаживайтесь, дамы, извините, что не предложил сделать это сразу. Итак, кто вы такие и как попали в мой кабинет?

Он переводил взгляд с одной сестры на другую, пока они рассаживались по креслам, и терпеливо ждал ответа. Ангелина с достоинством выпрямилась, насколько это вообще было возможно в треснувшем по швам платье и заговорила:

— Лейтенант…

— Капитан, — прервал он ее, и глаза "крестьянки" гневно вспыхнули, как у той, прошлой Ангелины.

—..капитан Байдек, мы знакомы. Два года назад вы сопровождали мою младшую сестру Василину в поездке на Форелевую заставу.

Он ничего не сказал, даже не поменял выражение лица, а Василинке вдруг стало страшно обидно, что он ее не узнал, даже если она изменилась сильнее, чем старшая сестра. Она оглядела себя — вроде руки-ноги того же размера. А вот волосы…принцесса потянула за прядь, и расстроено ахнула — остались светлыми, но гораздо темнее ее прежних, и, главное, больше не вились! Как бы увидеть свое лицо?

Подняв голову, она увидела, что капитан наблюдает за ее манипуляциями, но что за эмоции скрывали эти синие глаза, понять ей не удалось.

— А вы, я полагаю, — сказал он, дослушав сестру, — Ее Высочество Ангелина?

— Совершенно верно, — ответила девушка и добавила, — здесь вся наша семья, кроме мамы.

— И каким образом вы здесь оказались, Ваши Высочества? — вот это самообладание, и не поймешь, иронизирует он или спрашивает на полном серьезе. Младшие напряженно таращились на него и молчали. А Ангелина задумалась, и вторая принцесса, глядя на сестру, буквально читала ее мысли. Безопасно ли раскрывать всю информацию, не зная, можно ли доверять этому человеку? Или сделать вид, что это розыгрыш, и сбежать, пока не поздно? Они отлично слышали, как Стрелковский говорил матери, что армейские чины их предали и войска на помощь не придут.

— Ани, — произнесла она мягко, — лейтенант…капитан Байдек честный офицер и безусловно предан нашей семье. Он заслужил наше доверие, поверь. Расскажи, как все было. Тем более, что ты уже назвалась.

Она буквально кожей ощутила, как он повернулся на звук ее голоса и замер.

— Простите, принцесса, — попросил он Ангелину, собравшуюся говорить, и позвал: — Симон, посмотри, пожалуйста.

Виталист, уже немного пришедший в себя, встал с дивана, на котором сидел рядом с отцом, подошел к растерявшейся Василине, спросил:

— Позволите, госпожа?

И взял ее за руку. Принцесса почувствовала, как тело будто овевает потоками теплого, покалывающего, насыщенного статическим электричеством воздуха. Было не очень-то приятно, и она отдернула руку. А Симон странно посмотрел на нее, отступил на шаг, поклонился и произнес:

— Здравствуйте, Ваше Высочество.

И обернулся к застывшему барону.

— Это она. Аура полностью совпадает, с поправкой на взросление.

Василина с вызовом глянула на барона, а тот задумчиво смотрел на нее, и глаза его излучали такой ледяной холод, что захотелось поежиться.

— Прошу прощения, Ваше Высочество, — обратился он к Ангелине, наблюдающей за этой пантомимой со сдержанным изумлением, — за недоверие. — Барон встал, не смея сидеть в присутствии королевской семьи. — Я готов вас слушать.

— Садитесь, капитан. Конечно, я все понимаю, — наследница благосклонно, совсем по-матерински улыбнулась, и у второй принцессы заныло сердце. — В столице произошел переворот, толпа ворвалась во дворец.

И она подробно, не упуская деталей, рассказала о случившемся, закончив рассказ материнским заклинанием.

— Я не знаю принцип его действия, — говорила она немного дрожащим от сдерживаемых слез голосом, тогда как остальные девочки давно уж хлюпали носами, а прижимающаяся к ней Каролинка совсем по-детски тоненько подвывала, вытирая нос о сестринский лопнувший рукав. — Но результат вы видите. Мы перенеслись сюда, и совершенно не похожи на себя. И возвращаться во дворец, не зная, что с мамой, да и что там сейчас происходит, просто опасно.

Барон Байдек внимательно и мрачно слушал рассказ первой принцессы, не перебивая и не выдавая эмоций. Ангелина замолчала, гладя рыдающую Каролинку по голове.

— Мне очень жаль, — наконец сказал он, — что вам пришлось это перенести. Заверяю вас в моей преданности. Мой дом и моя жизнь в вашем распоряжении.

— Благодарю вас, капитан, — откликнулась наследница.

— Завтра я еду в часть, постараюсь узнать информацию так, чтобы никто не заподозрил, что вы у меня. Звонить сейчас опасно, будут вопросы, ведь, как я понимаю, у нас еще никто не в курсе, что случилось. Я поговорю с офицерами, и мы решим, как поступить. Север никогда не согласится на измену короне.

— А есть у вас телевизор? Вдруг там покажут, обошлось или нет? — шмыгнув носом, спросила Полина.

— Нет, — отрезал капитан Байдек. — телевизоров в поместье нет.

И тут же смягчил тон:

— Леди, сейчас я прикажу отвести вам комнаты, чтобы вы смогли отдохнуть и прийти в себя. Святославу Федоровичу тоже нужен уход, он потерял много крови, и, насколько я понимаю, будет спать по крайней мере до завтрашнего утра.

Он бросил вопросительный взгляд на Симона, и тот кивнул, подтверждая его слова. Барон встал, подошел к двери:

— Сейчас же распоряжусь приготовить обед. За слуг не бойтесь, они не болтливы. Болтливые у меня не задерживаются.

— Благодарю вас, барон, вы очень добры, — Ангелина величественно протянула руку, и барон подошел, почтительно склонился и чуть коснулся пальцев наследницы губами.

Пока пожилой дворецкий, не высказавший ни капли удивления при появлении их потрепанной компании в кабинете хозяина, провожал их на второй этаж, и показывал комнаты, Василина с любопытством оглядывалась по сторонам. Поместье Байдек было большим, но действительно немного обветшалым. Чувствовалось, что хозяин есть, но денег на достойное содержание явно не хватает. Тусклый деревянный пол, кое-где трещины на стенах, часть из которых была свежеоштукатурена. В коридоре кое-где сохранились витражи в окнах, но большинство окон было просто остекленены, а то и заколочены. Панели на стенах были местами высохшие, местами обкрошившиеся, но при этом очень красивые — с сюжетами охоты или военной тематикой. Попадались и пейзанские мирные сценки, с пастушками в пышных юбках и пылкими пастухами.

Вобщем, очарования старины хватало.

Дворецкий привел их на небольшой второй этаж, где располагались, по всей видимости, гостевые и хозяйские спальни. Василина с Ангелиной выбрали небольшую комнатку, смежную с другой, где было решено разместить отца. Каролинка тоже осталась с ними. А три другие сестрички заняли соседнюю комнату.

Комнаты были чистенькие, маленькие и светлые — неожиданные огромные окна в пол, выходящие на широкую террасу, за которой виделся большой яблоневый сад, переходящий в лес. Обстановка была скудная — мощный широкий шкаф, не менее мощная кровать, где не то что втроем — впятером можно было разместиться, пара стульев, столик, дверца в уборную….и да! Зеркало! Зеркало!

Она подбежала туда и застыла. Совсем чужое лицо, которое ей сразу не понравилось. Обычное лицо, ничем не примечательное. Светло-русые волосы. Ростом она стала чуть выше и немного полнее. Но ей казалось, что она изменилась до неузнаваемости.

— Красотки, да? — Ангелина усадила красноносую Каролишу на кровать, подошла к зеркалу. — Это как нам мамочка угодила. Точно никто не найдет, даже если очень захочет.

— Ты думаешь…она жива? — Василина просто заставила себя произнести это вслух.

— Я надеюсь на это, сестричка, — и наследница обняла сестру, погладила ласково по волосам, как маленькую. Это движение, видимо, стало решающим для ее платья, и оно, проиграв бой с новой фигурой Ее Высочества, просто отпало вперед, как передник, задержавшись на мощных бедрах принцессы.

— Надо бы попросить у нашего доброго барона какую-нибудь одежду, Васюш, — с ледяной иронией проговорила Ангелина, — иначе он очень удивится, увидев меня в таком виде за обедом. И обувь, а то держать лицо в туфлях размера на три меньше непросто.

Внезапно холодком мазнуло по позвоночнику, а пальчики на ногах поджались. Идти на встречу с ним? С этим новым, незнакомым и суровым Марианом? Идти и "держать лицо", как говорит старшая сестра?

Конечно, надо идти. Она же Рудлог. Старшая сестра бы пошла хоть к демону, если б это было нужно. Но Боги, как же ей страшно. Вроде и не с чего, но страшно.

Она быстро прошла по скрипучим полам, спустилась по лестнице с истершимися кромками ступеней, пересекла холл и постучалась в кабинет хозяина поместья.

— Проходите, — раздался его уверенный голос, и она, переведя дыхание, открыла дверь.

Барон Байдек сидел за своим подавляющим письменным столом и проглядывал бумаги. Он уже успел снять куртку, закатать рукава у рубашки, и и ручка, и исписанный лист, которые он держал, смотрелся странно в этих мощных, покрытых жесткой порослью руках.

— Ваше Высочество, — капитан встал, и глаза его снова подернулись холодком, — чем могу помочь?

К ее сестре он обращался гораздо теплее!

— Барон, — только бы не сорвался голос! — наша одежда в плачевном состоянии. Нет ли у вас возможности выделить нам что-то на время нашего здесь пребывания?

Он внимательно посмотрел на нее и словно только увидел пятна крови на ее платье.

— Простите мою невнимательность, принцесса, я сейчас же попрошу экономку подобрать вам что-то из одежды матушки. К сожалению, женщин вашего возраста в поместье нет, и одежда довольно старая, но Матильда может позже съездить в торговый центр и купить вам все, что нужно. Подготовьте, пожалуйста, список, письменные принадлежности вам принесут.

Он подошел к окну и отвернулся, словно показывая, что разговор закончен. И надо бы уйти, и она уже развернулась, но все-таки задала от двери мучающий ее вопрос.

— Капитан, вам несколько раз присылали приглашения во дворец, как и полковнику Шукеру, и другим офицерам заставы. Почему…почему вы не приезжали? Они приехали, а вы нет?

Он пожал плечами, но так и не повернулся. И это было невежливо, тем более по отношению к принцессе крови.

— У меня были более важные дела, Ваше Высочество.

— Конечно, — пробормотала она глухо. — Спасибо за вашу доброту, барон.

И выскочила за дверь, чтобы он не дай Боги не повернулся и не увидел, как запылали яростью ее щеки. Более важные дела! Более! Важные! Дела!

А барон слушал яростную дробь ее удаляющихся каблучков, упершись лбом в прохладное стекло окна, и думал о том, что он где-то прогневил Богов. Очень сильно прогневил, если они решили так подшутить над ним.

В огромном ворохе старых, но чистых и выглаженных нарядов девочки с грехом пополам смогли подобрать себе одежду. Матушка барона, по всей видимости, была женщиной пуританского склада, и, направляясь к обеду, они напоминали Василине процессию монахинь. Ангелине подошел черный балахон почти до пола, явно "беременного" покроя, Василина выбрала себе летнее платье ниже колен, траурно-фиолетового цвета, с наглухо закрытым воротом и рукавами. Марина и Полина предпочли брюки, тоже, увы, не радужных оттенков, а Алинка откопала-таки юбку светло-синего цвета, видимо, из матушкиной молодости, когда она не была столь сурова, и тонкий черный блейзер к ней. И только бедняжка Каролинка осталась в тесном наряде. А вот с обувью не так повезло, поэтому пришлось идти в своей. И стараться не кривиться при этом.

Обед прошел вежливо и молчаливо. Когда они пришли, стол уже был накрыт, и хозяин стоял у зимнего камина, ожидая высоких гостий. Он проводил наследницу до ее места во главе стола, сел рядом, и девочки расположились по старшинству.

Конечно, Василине ничего не оставалось, как занять место напротив него. И в голове ее вспыхнуло воспоминание об обеде в Заставе, где Байдек игнорировал ее, вызывая раздражение, и что потом из этого вышло. Да уж, будто в прошлой жизни случилось.

Стол был незамысловат и небогат, но все было очень вкусно, и оголодавшие на фоне стресса и слез сестры накинулись на еду, едва удерживаясь в рамках. Их наряды вызывали у Василины ассоциации с поминками. И разговор тоже как-то не клеился, пока все не наелись.

— Превосходный обед. У вас прекрасный повар, — похвалила старшая принцесса.

— Она в этом доме работала еще до того, как я родился, — отозвался Байдек. — Я передам вашу похвалу, ей будет очень приятно. Она давно уже не готовила больше чем на троих человек, и очень переживала.

— А что вы ей про нас сказали? — с любопытством спросила Ангелина.

— Что вы дальние родственницы, приехали с отцом погостить и посетить святые места. У нас тут много в лесах магов и старцев живет, вот и приезжают паломники. Иногда просят остановиться в домике сторожа.

— Изящно, — одобрила наследница. — Хочу поблагодарить вас за одежду. Мы подготовили список необходимого, после обеда Василина передаст его вам. И хочу заверить, что ваша преданность не останется без вознаграждения.

— Я это делаю не за вознаграждение, принцесса, — сухо сказал капитан, и наследница очаровательно улыбнулась, пытаясь сгладить промах. Было очень странно видеть мимику Ангелины на чужом, непохожем лице. — Мой долг — служить вам, как и сказано в военной присяге.

— И это, безусловно, ваше достоинство, капитан, — снова улыбнулась Ангелина. — Вы проведете с нами время после обеда?

Он покачал головой.

— Простите, Ваше Высочество, у меня есть насущные дела, которые невозможно отложить. Но мой дом в вашем расположении.

— А у вас есть библиотека? — спросила Алина.

— Да, рядом с моим кабинетом. Без стеснения берите любую книгу, принцесса.

— А лошади есть? — это Марина.

Он кивнул.

— Трое, конюшня за домом. Вас проводить?

— Нет-нет, я сама, — и Марина поднялась и пошла к выходу из столовой, а Пол с криком "Я с тобой" бросилась за ней. Ангелина поморщилась — Полли всегда была далека от этикета.

И тут Каролина, эта святая простота, своим писклявым голосом вопросила:

— Дядя Мариан, а почему вы такой волосатый?

Василина укоризненно взглянула на сестру, затем, наверное, первый раз за весь обед, посмотрела на капитана. Его глаза смеялись, и он выглядел таким… таким расслабленным, уютным и мягким. И синие глаза его были не льдом, а ясным и теплым солнечным небом.

— У меня в роду, давно-давно, были оборотни, — сказал он серьезно, но так, будто рассказывал сказку. — Так давно, что оборачиваться я не могу. Остались бессонница при полной луне и волосатость. Мне повезло, что я не девушка.

Василина помимо воли фыркнула, барон перевел взгляд на нее, и снова заледенел. Нет, это невыносимо.

— Я пойду посижу с отцом, — сказала она, вставая. — Ани, что будешь делать?

— Иди, — махнула та рукой, — я отдам должное еще этому прекрасному десерту, затем уложу Каролину спать и сменю тебя.

— Я не хочууу спаааать, — заныла Каролиша, а затем вдруг зарыдала, — хочу, чтобы мама меня уложииилааа, как всеееегдаааа!

— Мамы пока нет рядом, милая, — Василина подошла к сестре, взяла это нелегкое тельце на руки. — Я сама уложу ее, Ани. Не переживай.

Пока усыпляла младшую сестру, пришла Ангелина, тихонько прошла в комнату к отцу. Василина уже успела заглянуть к нему — Святослав так же спал. И когда Каролинка, с распухшими от слез глазами, все-таки мирно засопела, остро встал вопрос, чем же заняться.

Сначала нужно было занести барону внушительный список необходимых, действительно, крайне необходимых девушкам вещей. Белье дружным решением не вписали, решили потом лично шепнуть о нем экономке. "Не вписанными" оказались и предметы женской гигиены, и слава Богам, потому что ей и так было неловко отдавать этот список. Одеть семерых девиц — недешевое удовольствие, а поместье просто-таки кричало о том, что денег у хозяина много не было никогда.

Василина готовилась к очередной встрече с Марианом, набиралась духа, но все оказалось проще — его просто не было в кабинете. И принцесса, положив лист бумаги на стол, выскользнула из помещения.

Она немного побродила по холлу, зашла на кухню — напроситься помочь, но была отослана крупной краснолицей пожилой женщиной со словами "Идите лучше молитесь, госпожа, без вас разберемся". Затем направилась в библиотеку, где привидением маячила Алина, уже успевшая прочитать добрую половину выбранного тома. Скорочтение далось ей бонусом к ее уму. Василина же читала медленно, любила магию слов, любила пробовать их на язык и ощущать их вкус.

Именно поэтому она выбрала томик со стихами какого-то старого и неизвестного ей поэта с восточным именем Аль-Мутанабби, посидела в библиотеке, но было душно, и она решила прогуляться. Заглянула на конюшню, где Марина, вооружившись щеткой, уже вовсю помогала старику-конюху, а Пол сидела на заборе и болтала ногами. А далее — в сад. Шла с раскрытой книжкой по извилистым тропкам, между деревьями с согнутыми от тяжести поспевающих яблок ветвями, и читала:

Она катала на языке волшебные строки, чувствовала их хмельной вкус, через сотни лет пронесенную страсть поэта. Чуть не врезалась лбом в огромную, просто гигантскую яблоню, ветви которой ломились от плодов и склонялись до земли. А сама яблоня была шире ее, Василины, и, что интересно, от основного ствола где-то на уровне ее бедер под прямым углом отходил второй, поменьше, и затем стремился ввысь, образуя что-то вроде скамеечки. Туда, меж двух стволов, в тенек, она и присела, слушая шепот листвы и зачитываясь эмиратской поэзией.

И сидела долго, пока в ее очарованное сознание не ворвался какой-то ритмичный стук. Тук. Тук. Тук. Будто кто-то неподалеку ронял камни на брусчатку.

Она еще немного посидела, и пошла на звук. Любопытно же.

В голове еще звучали обрывки волнующих строк, когда она, прошагав буквально несколько метров, вынырнула на поляну. С одной стороны стояло какое-то сооружение, больше всего напоминающее сарай без стен, но с крышей, заполненное…дровами? А с другой, вполоборота к ней, барон Мариан Байдек ритмично махал тяжелым топором и рубил дрова.

Она быстро шагнула назад, под ветви дерева, вжалась в ствол. Еще подумает, что она за ним следит, а она же, наоборот, решила контакты свести к минимуму. Раз уж она не него действует, как северный морозный ветер. И вот тебе сюрприз.

Интересно, зачем он это делает? Что-то типа физподготовки на свежем воздухе? Вместо тренажеров, деревенский фитнес, чтобы потом с легкостью рубить нечисть и прочую дрянь?

Барон был обнажен до пояса, и на блестящей от пота спине его, когда он поднимал и опускал топор, перекатывались мышцы. Мощные руки держали огромный инструмент так, будто он был невесом. Он ставил толстое полено на колоду, размахивался, и в несколько ударов расправлялся с ним. Откидывал ногой полученные дрова… и снова новое огромное полено, и снова свист топора, и ритмичный стук, и шумный выдох, и снова и снова поднимающийся и опускающийся торс и сильные руки, и перекатывающиеся мышцы, и волосы, прилипшие к затылку, и…шрам от укуса хоботочника точно на том месте, где она его видела в последний раз. И опять опускается и поднимается, жестко и точно рубя топором, и снова завораживающий ритм и выносливый крупный мужчина, способный так двигаться целую вечность, и его напряженное дыхание, и вся его фигура такая мужская и совершенная, что во рту становится сухо, а грудь под грубым платьем оказывается слишком чувствительной, отзываясь на каждое его движение

Василина сглотнула, поспешно отвернулась и чуть ли не бегом побежала обратно. Она была уже большой девочкой. И прекрасно, в отличие от себя-шестнадцатилетней, понимала, почему капитан Байдек так ее волнует. И испытывала страшное чувство вины, потому что там, за тысячу километров, переворот, и убитые люди, и мама, и неизвестно, что с ней, на втором этаже раненый отец, в доме ни о чем не подозревающие сестры. Но ладони все равно влажные, сердце гонит горячую кровь по отяжелевшему телу, и в ушах, словно издеваясь, стоит ритмичный стук, и свист топора, и шумное дыхание работаюшего мужчины.

*********

На утро второго дня очнулся принц-консорт, и Симон осмотрел его, предупредив сестер, что раненому из-за большой потери крови прописан постельный режим и покой. Барон уже уехал, и они сначала долго объясняли изумленному вторжением незнакомых девиц принцу, кто они такие, и что случилось после того, как он потерял сознание. Святослав при известии о том, что они попали в поместье к барону, покачал головой и пробормотал что-то типа "Никогда бы не подумал". Он, не дрогнув, выслушал рассказ о последних минутах, когда они видели мать, и потом долго лежал, уставившись в потолок и гладя ластящуюся Каролину по голове.

— Будем надеяться, что Байдек привезет хорошие новости, — наконец произнес он хрипло.

— Отец, — позвала Ангелина, отвлекая его от невеселых мыслей. Они все называли его "отцом", хотя родители у них были разные, — может, вы сможете объяснить принцип действия этого переноса? Что это за амулет?

— Твоя мать говорила, что это фамильный защитный амулет, достался ей от отца с наказом постоянно носить. Но чтобы он менял внешность…, - он покачал головой. — И такой гигантский территориальный перенос, не все телепорталы с таким справляются, а здесь никакого силового поля не было, никаких кристаллов. Просто камень с острой кромкой, вплавленный в серебро. Ирина все ругалась, что царапается, но практически не снимала его.

— Жаль, слошные загадки, — разочаровано проговорила первая принцесса. — Я бы хотела понимать, как мы сюда попали. И долго ли я буду выглядеть, как доярка.

— У тебя вполне приятная внешность, Ани, — попыталась ободрить сестру Василина, но принцесса только махнула рукой, показывая, что не надо ее утешать, все равно не получится.

День прошел в тревожном ожидании, девочки ходили притихшие и с мокрыми глазами — не выдерживали нервы. И не спас ни ворох вещей, купленный и привезенный Матильдой, ни библиотека, ни конюшня, ни прогулки по саду. В результате Василина напросилась-таки в помощь на кухню. Иначе от безделья и ожидания просто сошла бы с ума. Благо, повариха была дамой словоохотливой и больше говорила, чем спрашивала. Оставалось агакать, угукать и кивать головой.

Там она узнала, что отец Мариана погиб год назад, что его мать живет под Лесовиной со своей сестрой-старой девой, что барона неделями не бывает дома, и что посетители здесь редки, как дождь в пустыне. Что поместье крепкое, как камень, и наверняка простоит еще много сотен лет, а вот косметический ремонт необходим, и в редкие приезды капитан сам лично им и занимается.

— Лучше б жену завел, — ворчала повариха, ничуть не стесняясь постороннего человека, — а то с работы сюда, с утра до вечера либо крышу перекрывает, либо по стенам шпателем шаркает. А потом снова на службу. А что там на службе? Солдатня одна, да дикие звери. Конечно, может и есть у него там баба какая, мужик ведь в самом соку, без бабы не может, но сюда он ее не кажет. Так и живет бирюк бирюком.

Василина вежливо улыбалась. Конечно, он не блюдет целибат, это невозможно. Но как же хочется запустить очищенной луковицей прямо в добродушное лицо Тамары Дмитириевны!

Подавив недостойный королевской дочери порыв, она с яростью бросилась кромсать картошку к супу.

А за домом, у конюшни Алина с Полиной ставили эксперимент. Возможно, это и не пришло бы им в голову, но бездействие и ожидание для их натур — одной исследовательской и одной деятельной, тоже было невыносимым.

— Ты точно помнишь, как выглядишь? — спрашивала Алина, по пунктам отмечая на листочке тетради необходимую последовательность действий.

— Да уже сказала, да! — раздраженно отзывалась Пол, которой эта медлительная въедливость была как нож острый.

— Ты помнишь, как перекидываться обратно?

— Найти в районе солнечного сплетения якорь полиформы и развеять его, — оттараторила Полли, уже подпрыгивая на месте.

— Ну, тогда давай. Три, два, один…начинай!

Пол зажмурилась, старательно представляя себя до переноса и пытаясь вспомнить ощущения, которые она испытала, перекинувшись в лошадку. Тогда кружилась голова и перед глазами плясали разноцветные пятна. Сейчас ничего не произошло.

— Ну как? — спросила она, открыв один глаз.

— Попытка номер 14, провалена, — отчиталась Алинка. — Давай сделаем контрольное. Попытайся снова в лошадь.

— А если я обратно не смогу? — занервничала Пол. — Тогда старик Алмаз был рядом.

— Струсила? — ехидно спросила Алина, глядя на сестру из-под очков. О да, она хорошо умела манипулировать. Тем более Полей — ее слабые места были на виду.

— Вот еще, — оскорблено фыркнула четвертая принцесса. — Давай.

Она снова закрыла глаза и представила себе своего жеребчика, Минтая. Земля ушла из-под ног, в глазах заплясали пятна, а по ощущениям она будто упала в гору пуха. Открыла. Алинка стояла высоко и сосредоточенно что-то записывала.

— Значит, запрет только на нашу изначальную форму. Интереснооо. Чем же он снимается? Ай! Не кусайся!

Цапнувшая сестру-заучку за ногу четвероногая Полли совершенно неприлично заржала, задрала хвост трубой.

— Давай обратно. Теперь я попробую.

Оборот прошел легко, и теперь пришел черед Полины ехидничать и подкалывать — у Алинки не получалось, пока она не додумалась подойти к мирно стоящим в стойлах лошадкам, положить на одну руку и попытаться "считать" ее.

— А теперь давай попробуем во что-нибудь неодушевленное, в яблоню, например, — говорила возбужденная Али, записывая ощущения во время оборота в тетрадь.

— Нет уж, в дерево превращайся сама, — пошла в отказную Поля.

— Хорошо, — смиренно согласилась великая исследовательница. — Но если обратно не получится, проследи, чтобы меня подкармливали и не жрали с меня яблоки. Это уже будет каннибализм.

Все получилось. Так они развлекались до вечера, стараясь не думать о новостях, которые должен привезти барон.

Марина чистила стойло с стариком-конюхом, и помогала ему обихаживать лошадей, иногда прислушиваясь к едва различимым голосам сестер за конюшней. Они со старичком удивительно сработались, на почве любви к лошадям, и понимали друг друга с полувзгляда. Она тихонько молилась всем богам, чтобы мама оказалась жива, и глаза у нее постоянно были на мокром месте. Старый Мика деликатно молчал.

Ангелина весь день занимала Каролинку и ухаживала за отцом, и времени на мрачные мысли были немного. Но спазмы нет-нет да сжимали грудь, перехватывали дыхание. И в отличие от сестер, она знала, что надежды нет. Знала со всей очевидностью, потому что ночью ей приснилась мама в церемониальной погребальной одежде, которая гладила ее по голове и шептала: "Прячьтесь так долго, как возможно, родные".

До вечера все извелись и были совершенно опустошены, и известие о возвращении барона восприняли с облегчением. Все лучше неизвестности и ожидания.

Барон, прямо в военной форме, ждал их в кабинете. Спустились все, даже слабый Святослав, которому дочери помогли преодолеть лестницу. Зайдя в кабинет, Василина кинула быстрый взгляд на Байдека. Тот выглядел измотанным, и неудивительно, преодолеть больше двухсот километров туда утром и обратно вечером. Перед ним лежала толстая пачка газет.

— Мне очень жаль, — произнес он, и все все поняли. Василина обняла судорожно всхлипнувшую Маринку, стоявшую рядом с ней. — Ее Величество убита. Погромщики подожгли дворец и хозяйственные пристройки, часть дворца выгорела. Также сгорели конюшни. Вместе с лошадьми.

Марина обмякла и без чувств повалилась на Василину. Остальные не плакали, сидели, смотрели на этого человека, как на гонца, принесшего плохие вести, будто в надежде, что он сейчас скажет, что пошутил или что информация непроверенная.

— Мама? — тоненьким голосом произнесла Каролина и завыла, цепляясь за отца, пытаясь залезть на него, как мартышка. И как по сигналу всхлипнула и заплакала крупными злыми слезами Пол, за ней зарыдала Алина, и вторая принцесса тоже почувствовала, как по ее щекам беззвучно катятся горячие капли. Не плакала только Ангелина. Она с силой сжала подлокотники кресла, и ровно спросила:

— Какая обстановка в столице? Кто у власти?

— Заговорщики, — отозвался барон, — их поддерживают несколько армейских частей. Они ищут вас. Сегодня были пойманы сыскари, расспрашивающие людей о семье из шести девушек и одного мужчины. Их допросили и выслали. Генералы Севера объявили военную автономию до тех пор, пока убийство Ее Величества не будет расследовано, и на трон не вернется кровь Рудлог. Они готовы встать под ваши знамена, Ваше Высочество, если вас найдут, и идти на столицу, разговоры только об этом идут. Я, естественно, не выдал вашу тайну.

Ангелина горько покачала головой.

— Под чьи знамена, барон? Посмотрите на нас. Меня примут за самозванку и будут правы. Я понятия не имею, как вернуть себе свое лицо. Девочки, — она кивнула на рыдающих обнявшихся Полинку с Алинкой, — девочки сегодня пытались вернуться в свои тела, ничего не вышло. Я тоже понятия не имею, как это сделать. Да и куда нам идти? Я бы рискнула, но у меня пять младших сестер. Их жизнь мне важнее, чем трон. Если убили маму, то нас, ничего толком не умеющих, убьют еще скорее. Нам нужно скрыться там, где нас не найдут. Верно я говорю, отец?

Святослав Федорович немного помедлил с ответом.

— Я поддерживаю тебя, — сказал он, гладя по спинке рыдающую Каролинку. — Ваша безопасность важнее.

Поздней ночью, когда измученные ожиданием и новостью принцессы уснули, никто уже не слышал, как страшно, сдавленно, кусая подушку, плакал-рычал от невыносимого горя принц-консорт Святослав.

Следующие дни прошли под знаком отчаяния, злости и страха. Девушки ознакомились с газетами, которые привез и продолжал привозить капитан Байдек. Никто из центральных СМИ не посмел выступить в защиту королевской семьи. Самые смелые просто напечатали сухой фактический отчет о расстреле митинга, погроме дворца, смерти королевы и пропаже принцесс. Самые экзальтированные пестрели заголовками вроде "Кровавая ведьма получила по заслугам", "Монархия запятнала себя кровью и была покарана Богами" и "Здравствуй, новый, свободный Рудлог!". Повсеместно были размещены материалы о поиске принцесс для участия в суде, дабы определить степень вины за злодеяния матери, и все это за огромное вознаграждение. Были даже прозрачные намеки, что-де ведьмино семя нужно найти и выжечь, дабы уберечь страну от потрясений и мести в будущем. И все острее приходило понимание того, что решение спрятаться, затаиться было самым правильным.

Капитан, ежедневно ездящий на службу, привозил не только прессу, но и новости. Так они узнали, что на границе Севера ставят блокпосты и копают укрепрайоны, потому что в столице достаточно воинственно восприняли верность короне. Узнали о похоронах матери, информация о которых была передана лично оставшимися в Иоаннесбурге верными людьми, поддерживающими контакт с сослуживцами. Узнали, что увольняются офицеры, что Его Священство хранитель Центрального Храма Богов отказался дать благословение премьеру Северяну. Много было информации, и страшной, и обнадеживающей. Только вот маму было уже не вернуть.

Марина больше не подходила к лошадям, игнорируя укоризненные взгляды старика Мики. Ему взялась помогать Пол, чтобы сгладить неловкость от поведения сестры. Алина находила утешение в библиотеке, Ангелина целыми днями занималась с младшенькой — Каролишка постоянно цеплялась то за нее, то за отца, закатывая истерики, если была опасность остаться одной. Принц-консорт теперь был опорой и утешителем в одном лице — то одна, то другая дочь приходили со своими страхами и сомнениями, или просто молчали вместе, или просили рассказать еще что-нибудь о маме, каких-нибудь историй из ее жизни, неизвестных принцессам. Заканчивалось это обычно слезоразливом, но и служило своеобразной терапией, будто мама еще была с ними.

Больше всего Святослава беспокоила Марина. Она замкнулась в себе, много бродила одна, к нему или к сестрам пожаловаться и поплакать не подходила, на попытки поговорить или приласкать огрызалась или даже откровенно хамила. Девушка не выплескивала горе и боль наружу, а прятала глубоко внутри. Он стал подмечать злые огоньки у нее в глазах, когда сестры разговаривали о каких-то отвлеченных вещах или, забывшись, шутили, и сжатые губы, будто она сдерживалась, чтобы не наброситься на них с обвинениями в бесчуственности и равнодушии к смерти мамы.

А Василина прочно поселилась на кухне, слушала Тамару Дмитриевну, плакала — всегда можно было сказать, что очень уж острый лук попался, подменяла Ангелину при младшей сестренке…и скучала. Капитан приезжал поздно вечером, уезжал рано утром, хотя раньше, как поведала повариха, всегда оставался на неделю в части. Видимо, чтобы они не чувствовали себя брошенными. И они все ему были очень благодарны — без новостей было бы совсем тоскливо.

Так прошло пять дней. А рано утром в субботу вторая принцесса проснулась от какого-то шума под террасой. Полежала немного, подумала, но любопытство опять оказалось сильнее. И она, запахнув старенький "матушкин" черный халат, вышла на террасу.

Барон носил воду в здоровенных ведрах, от глубокого колодца куда-то за угол дома. Как помнила Василина, там была наружная сетчатая лестница, ведущая на чердак. Странное развлечение.

— Какой невероятный экземпляр мужчины, — тихо сказала подошедшая сзади Ангелина. Она тоже проснулась от скрипа колодезного ворота и стука ведер, и вышла за сестрой, оставив на постели крепко спящую Каролинку. — Жалко, что такой сухарь.

Они еще повалялись, и оделись, и помылись, и застелили постель, а он все носил и носил эти ведра, и долго еще скрипел колодезный ворот.

Было еще очень рано, и Василина, спустившись на кухню помочь Тамаре Дмитриевне с завтраком, осторожно спросила, зачем и куда барон Байдек носит воду.

— Так насос сломался водяной, уж с месяц как, — охотно ответила повариха, посадив принцессу взбивать яйца к омлету. — Скважины только на первый этаж хватает, дальше баки для второго насос накачивал, а теперь ему самому приходится. Вот он и таскает на чердак, там баки по пятьсот литров, чтобы вам было чем мыться.

Принцесса все еще не понимала.

— А почему он не купит новый насос или не наймет кого-нибудь?

Тамара Дмитриевна посмотрела на нее, как на блаженную.

— Так на что купить-то? Почитай, мы все на его жалованье одно живем. Он и дрова на зиму колет сам, и сено для лошадей косит. Жену бы ему работящую, — снова вздохнула она на любимую тему.

У Василины запылали щеки, и она вспомнила, как только сегодня утром она минут двадцать стояла под душем, наслаждаясь горячими струями. Это, получается, она ту воду выливала, что он таскал? Но почему же он не предупредил, что нужно бережно к расходу воды относиться?

Перед завтраком она спешно поднялась наверх, рассказала девочкам услышанное. Все невольно покосились на огромный шкаф, где еще лежали неразобранными пакеты с заказами по списку. Часть вещей, казавшихся "действительно необходимыми", оказалась невостребованной. А ведь весь этот банкет был за счет барона.

— Понятно, — проговорила Ангелина, снимая с шеи золотую цепочку, с кулоном, усыпанным драгоценными камнями. Он был на ней в утро переворота. — Так, девочки. Во-первых, воду использовать экономно, мыться быстро. Во-вторых, сдавайте драгоценности. Васюша, ты у нас опыт переговоров имеешь с нашим сухарем, вручишь барону, только деликатно.

Девочки не спорили, быстро сняли и сдали — кто сережки, кто цепочки, кто колечки. Спороли даже серебряные бантики с туфель Ангелины и золотые запонки с платья-рубашки Полли. В результате получилась блестящая груда размером с детский кулачок, которую Василина завернула в носовой платок. А по стоимости на это могла, не голодая, год существовать небольшая семья. На насос точно хватит, хоть на десять насосов.

— Погоди, — остановила ее старшая принцесса, когда они уже направились к двери. Она скручивала с пальца врезавшееся кольцо. — Вот это еще положи.

Василина взяла украшение.

— Ани, это же наше фамильное обручальное. Ты что, зачем?

Принцесса кивнула:

— Бери-бери, оно дорогое, а замуж нам пока не светит. И долго светить не будет. Зато хоть нашему самоотверженному хозяину полегче станет.

Довольные своей идеей, они спустились в столовую, где их уже ждали барон и отец. Поздоровались, сели завтракать. И когда допили чай, Ангелина обратилась к молчаливому Байдеку.

— Барон, у нас есть к вам просьба.

— Слушаю вас, — откликнулся тот, поднимая глаза на наследницу.

— Василина, — позвала старшая принцесса. Святослав Федорович нахмурился, не понимая, что происходит.

— Д-да, — Василина достала с колен платок с драгоценностями, протянула его Мариану. Тот взял, развернул, непонимающе уставился на переливающийся металл и камни.

— Мы просим вас взять это в благодарность за вашу доброту и гостеприимство, — девушки закивали головами, а принцесса, осмелев, продолжила, — неизвестно, насколько затянется наше пребывание здесь, а мы не хотели бы быть обузой для вас…

Она осеклась. Барон поднял голову и обвел притихших девушек потемневшим взглядом. Он буквально на глазах наливался тяжелым гневом, очень ощутимым в ставшей вдруг тихой столовой, и она ясно видела, как сжимает он зубы, как играют желваки на щеках, как каменеет его лицо. Святослав Федорович неодобрительно качал головой, Ангелина сидела с благожелательной, будто приклеенной улыбкой, пытаясь понять, где и что они сделали не так. Девочки опустили глаза к тарелкам, и только Василина в упор, широко раскрытыми глазами смотрела на капитана Байдека в ярости, и по позвоночнику бежали холодные мурашки.

— Мне очень жаль, Ваши Высочества, — наконец заговорил он, чеканя слова, обращаясь ко всем, но глядя прямо на Василину, и кроме ярости в глазах его была совершенно черная тоска, — что я не имею возможности обеспечить вам достойные вас условия. Однако принять этот щедрый дар я не могу. Спасибо за вашу доброту и прошу меня извинить.

И он встал, холодный, разъяренный, и вышел из столовой.

Все потрясенно молчали.

— Надо, наверное, извиниться перед ним, — Ангелина наконец-то сбросила ужасную улыбку. — Только я не пойму, из-за чего он взбеленился.

— Эх, дети, — Святослав встал из-за стола, потрепал Каролину по голове. — Капитан Байдек без раздумий и колебаний предоставил нам свой дом, дал свою защиту и свою заботу, разделил с нами хлеб и кров, и все это от души, по зову его честного сердца. А вы оскорбили его, назначив за это цену и просто предположив, что он может взять у вас, потерявших все, ваши последние драгоценности. Вы — его гостьи, а законы гостеприимсва — дело чести. А для мужчины, тем более такого, как капитан, тем более на Севере, где мужчины отвечают за своих женщин, где гостям отдается все и еще сверх того, ваш поступок крайне оскорбителен. Вы фактически сделали из него мародера, наживающегося на вашем горе и безвыходном положении. Опустили его радушие до уровня расчетливости, как будто он это делает в надежде на вашу материальную благодарность.

— Но мы совсем другого хотели, отец! — воскликнула красная, смущенная Ангелина.

— То, что вы дурного не хотели, понятно. А вы постарайтесь понять, как это выглядит с его стороны. Барон беден, но горд. Он всеми силами пытается создать вам максимальный комфорт. А вы вместо этого словно высмеяли его старания, показали, что, несмотря на то, что он отдает вам всего себя, вам этого мало, и вы милостиво решили его подкормить.

— Надо пойти извиниться, — Василина словно улышала себя со стороны.

— Не надо, не ставьте его в еще более неловкое положение, доченьки. Я сам поговорю с ним.

Принц-консорт вышел, и в столовой стало очень тихо.

— Ну, девочки, — Ангелина снова вымученно улыбнулась, — как будем исправлять ситуацию?

*******

Василина все-таки набралась храбрости и подошла к нему, когда Мариан подвязывал яблони в саду. Постояла сзади, понаблюдала, и он, видимо, почувствовал ее присутствие, потому что спина его напряглась.

— Мариан…Барон Байдек, — произнесла она твердым голосом, но получилось как-то жалко и по-детски, — простите нас, пожалуйста. Мы не хотели обидеть вас.

Капитан повернулся, внимательно посмотрел на нее:

— Все в порядке, принцесса. Это я должен извиниться. Я повел себя непростительно.

Но глаза у него оставались холодными, и она спешно заговорила, боясь, что он сейчас отвернется, и ей придется уйти, чтобы сохранить гордость:

— Неправда! Неправда, — уже тише добавила она. — Вы ведете себя безукоризненно. Вы столько делаете для нас, сколько никто и никогда еще не делал. Вы один стали для нас хранителем и спасителем, а мы…мы повели себя, как глупые девчонки. Окажись мы в другом месте, у другого человека, и нас могли уже убить или выдать убийцам. Ваша верность делает вам честь, капитан. Вы изменили свою жизнь ради нас.

Он снова смотрел на нее, и взгляд этот совершенно точно был не ледяным.

— Делало бы честь, если бы я делал что-то необычное, — наконец сказал он. — Служить вам и есть моя жизнь… моя госпожа.

 

Глава 19

Люк, наши дни.

За всю свою жизнь лорд Кембритч никогда серьезно не болел. Были переломы, ушибы, сотрясения, ожоги, порезы — короче, полный набор, который собирает к 12 годам почти каждый мальчишка, вне зависимости от его происхождения. Но банальные простуды и вирусы обходили его стороной.

Но в этот, воистину знаменательный первый раз, вирусы, видимо, решили отомстить ему за долгое уклонение, и вдарили по полной. С температурой сорок сильно не побегаешь, особенно если ломит все тело, голова кружится, а сигаретный дым не имеет вкуса. И как же отвратительно валяться в постели, пялится в телевизор с больной головой, и быть совершенно беспомощным! Люк бы сбежал на работу, невзирая на болезнь и тем более на возможность заразить сослуживцев, но организм, словно подозревая, что хозяина обычным набором не возьмешь, удумал укладывать его в предобморочное состояние еще до того, как тот доходил до двери дома.

Безобразие прекратил семейный врач, который доходчиво объяснил неугомонному мальчишке, что чем больше он дергается, тем дольше продлится болезнь, а если будет смирно лежать, и, желательно, не выплескивать разведенные порошки, а пить их, то на ноги встанет через дней пять. А если нет — заработает себе осложнения. "Неугомонного мальчишку" Люк врачу простил — все-таки дядьке было уже сильно за шестьдесят. И, скрипнув зубами, перестал бегать, смирно лежал в постели, маялся от жара и бесился от собственной беспомощности.

Приглашенный виталист развел руками и сказал, что болезнь уже запущена, что, скорее всего, первые симптомы Люк перенес на ногах, и проще подождать выздоровления, чем тратить огромный магический резерв на выжигание заразы, без гарантии, что в ослабевший, но не получивший иммунитета организм не залетит еще какая-нибудь бацилла. Этот план тоже провалился, и Люку ничего не оставалось, как переболеть.

Через пять дней он действительно встал на ноги, ослабевший, но злой на задержку расследования до безумия. И вот в этом веселом состоянии ему пришлось встречать отца. Папенька и так планировал зайти еще неделю назад, поэтому дальше тянуть Люк не стал.

Старший лорд Кембритч был мужчиной холеным, высоким, с благородной сединой в висках. Этакий вызывающий всеобщее доверие политик и дипломат. Он мог часами разглагольствовать о политике, заложив правую руку за отворот пиджака, но Люк помнил другое — многочасовые нотации о том, как должен вести себя настоящий аристократ, в редкие приезды отца в Инляндию. Его уничижительные реплики в адрес матери, которая была слишком робка, чтобы настоять на своем. Его постоянный шантаж всех всеми — мамы тем, что он заберет себе детей, Люка тем, что увезет его от матери. Удовольствие от доминирования в мелочах — кресло должно было стоять там, где он его поставил, даже если оно всем мешалось, дети должны носить одежду только определенных цветов, жена не подает голос, пока ее не спросят. О нет, он не бил ее — для этого он был слишком хорошо воспитан. Он просто любил уничтожать ее словами, без ругани.

Отца Люк ненавидел.

Поэтому, когда Джон Кембритч вошел в кабинет, Люк нагло дымил уже третьей сигаретой, зная, что сигаретный дым тот не переносит. На столе стояла бутылка конъяка, уже ополовиненная, закуска, неряшливо сваливающаяся с тарелки. И вообще бардак был такой, будто тут сутки гуляла рота солдат. Надо будет потом извиниться перед экономкой, кстати.

Да и сам Люк вполне вписывался в концепцию кабинета богатого бездельника — небритый, исхудавший после болезни, со стойким запахом алкоголя (пришлось прополоскать рот конъяком) и вселенской скукой во взгляде.

— Оу, папа, — он приподнялся поприветствовать почтенного родителя, но покачнулся, свалился обратно в кресло. — А что, уже вечер?

Лорд Кембритч-старший брезгливо сощурился, подошел к окну, распахнул его, и затем только повернулся к сыну.

— Я же сказал, что ты должен быть трезвым! — зазвенел он хорошо поставленным голосом публичного политика. — Дело, которое я собираюсь с тобой обсудить, требует ясного ума!

— Я трезв, как стеклышко, — с предельной честностью сознался Люк и, глупо улыбнувшись, отсалютовал отцу стаканом. — Говори, я весь во внимании.

Лорд-старший скрипнул зубами, но, видимо, дело и правда было архиважным, потому что он не ушел, хлопнув дверью, а с достоинством уселся в кресло с мягкой витой спинкой, стоящее перед столом Люка.

— Сын, — торжественно начал он, — в нашей жизни рано или поздно приходит время, когда мы должны принимать важные решения, способные изменить все. Менее сильные люди могут побояться ответственности, но ты-Кембритч, а, значит, понимаешь, что такое долг, смелость и достоинство.

"Эк папенька соловьем разливается, — с нехорошим таким предчувствием подумал Люк, — и угораздило же дать обещание принять его предложение…"

— И ты должен понимать, какая ответственность на тебе лежит. Ты — старший сын, наследник Кембритчей. В тебе течет кровь, по древности не уступающая монархической, и ты должен быть достоин своих предков, преумножая наше семейное благосостояние и статус.

Нехорошее предчувствие превратилось в аварийный ор чувства самосохранения, и Кембритч-младший уже совершенно искренне отхлебнул из бокала. Он очень надеялся, что вся эта словесная умасливающая прелюдия предназначена только для того, чтобы затащить его в парламент.

А граф продолжал разглагольствовать:

— К сожалению, я не смог улучшить нашу кровь, женившись на твоей матери.

"Зато ты получил ее деньги и связи, старый козел".

— Но у тебя есть уникальная возможность вписать Кембридчей в элиту страны навсегда, — с пафосом заявил старший Кембритч. — Тогда все забудут про твой образ жизни, и, — лорд-старший высокомерно оглядел сына, — твой моральный облик, а твоя семья получит не только почет и уважение, но и огромный политический вес.

"Да не томи же ты уже, договаривай".

— Конечно, — произнес Люк, звучно отхлебывая из стакана, — что нужно сделать? Я мигом!

— Вот и отлично, — с облегчением произнес лорд, вытирая лоб вышитым платком с анаграммой его инициалов. — Тогда как только найдут наследницу Рудлог, ты женишься на ней.

Люк хорошо умел держать удар, но в этот момент не мог не уловить издевательскую иронию судьбы. Майло обхохочется. Виду не покажет, конечно, но обхохочется.

— Я, конечно, польщен, папа, — сказал он почти нормальным тоном, — но, может, ты объяснишь поподробнее?

Кембритч-старший удовлетворенно блеснул глазами. Видимо, решил, что Люк протрезвел от шока.

— Нам запретили рассказывать об этом, но раз ты будущий принц-консорт, мне дали особое разрешение. Сейчас спецслужбы, — он почти благоговейно прошептал это слово, показывая, что допущен к закрытой информации, — активно ищут принцессу Ангелину, чтобы возвести ее на трон. Партии все договорились, что ради целостности страны мы не будем этому препятствовать. Так бы просто эта девчонка никому и не сдалась, но она, по словам магов, может остановить аномальную сейсмоактивность у нас в стране. Но только при условии вступления в брак, не фиктивный, запомни! с наследником древнего рода, не связанного никакими родственными связями с королевской семьей, и подходящего возраста. И ее инициации. И вот — ты подходишь по всем параметрам!

— Чему я бесконечно рад, — язвительно произнес Люк. — Всегда мечтал быть фоном для блистательной королевы и часами торчать на приемах. Ладно хоть старшенькая Рудлог, судя по портретам, не страшилище, хоть в этом повезло.

Но делегат Высокого Совета Кембритч словно не слышал его тона, он как-то равнодушно- благосклонно кивнул, и продолжил:

— Тебе ничего больше и делать не придется. Ты даже можешь продожать пить и играть, но не в своих плебейских клубах, а во дворце, с первыми лицами королевства! Главное — сделай жене наследничка, чтобы укрепить наши позиции. Будем надеяться, что она невинна, и ты не напортачишь с обрядом. А об остальном позаботится наша партия и я лично. Наберем большинство, поставим своего премьер-министра…

Люк неприлично расхохотался.

— Отец, ты что, метишь не место премьера Минкена?

— Минкен — консерватор и тупица, — процедил Джон Кембритч, — и не видит перспектив. Он хочет полностью восстановить монархическую власть! А как будет принимать решения девчонка, которая уже семь лет где-то в бегах? Мы считаем, что нужно оставить королеве представительские функции, а полноту власти отдать премьеру и парламенту.

Кембритч-младший снова расхохотался, теперь про себя. Ситуация начинала становиться донельзя абсурдной. Интересно, как отреагирует Минкен на известие о том, что дав сигнал к поиску принцесс, он тем самым усилил позиции оппозиционной партии? И, скорее всего, потеряет премьерское кресло? Да и сам поиск принцесс для Люка теперь приобрел немного пикантный оттенок, с одной стороны азарт от раскрытия сложного дела, с другой — намекающее, покачивающееся над шеей брачное ярмо. И все, что можно сделать — это попытаться немного отыграть ситуацию в свою пользу.

— Я все понял, отец. Но что в этой ситуации получаю я?

И с удовлетворением увидел, как настороженно блеснули глаза Кембритча-старшего.

— Я же сказал, — с раздражением начал перечислять он, — ты поднимешь семью наверх, дашь нам власть и вес, сможешь влиять на королеву…

— Нееет, — с удовольствием протянул Люк. — Это нужно тебе. Мне слава, почет и место семьи в иерархии местной аристократии абсолютно безразличны. Вот и получается, что все в плюсе, кроме меня. Ты получаешь кресло премьера, принцесса — трон, страна получает стабильность и безопасность. А я остаюсь в минусе. Или ты считаешь, что я буду в восторге от почтенного статуса принца-консорта, осеменителя королевы? Да на хрен он мне сдался! Все время держать лицо, никакой свободы, ни в клуб, ни в бордель, ни на пьянку…

Старший лорд презрительно поморщился, побарабанил пальцами сложенных "домиком" рук по животу:

— И чего ты хочешь?

— Вот, это другой разговор, папочка, — гадко улыбнулся Люк. Он быстро соображал, что включить в список: — Ты в течение двух дней подпишешь с матерью документы на развод. Оставишь в полное владение ее родовой замок и вернешь ее деньги. И больше никогда не будешь настаивать на встрече с ней. Не звонить, не встречаться, пропасть из ее жизни.

Наступила пауза. Лорд Джон размышлял, а Люк допивал конъяк. Не самый лучший, кстати. Или это у него от новости испоганилось восприятие?

— А если я не соглашусь?

— Будете искать другого осеменителя для королевы, папенька. Мне ваши политические игры неинтересны, а мой образ жизни устраивает. И для согласия мне нужна очень весомая причина.

Он, конечно, блефовал, и хорошо, что отец не знал, что выбора у Люка нет.

— Хорошо, — нервно сказал Кембритч, поднимаясь. — Через два дня у тебя будут все документы. А ты заверишь мне согласие вступить в брак с наследницей, чтобы я мог предъявить его членам партии.

— А вы не подумали, что она уже давно может быть замужем, с выводком прелестных детишек? — ехидно поинтересовался Люк, наблюдая за переживающим свой проигрыш отцом. Но тот только махнул рукой:

— Покойная королева ухитрилась нарожать аж шесть дочерей. Хоть одна незамужняя для тебя найдется. Но мы все надеемся, что это будет Ангелина, самая сильная кровь. И, Люк, — он с нескрываемым отвращением оглядел сына, — перестань уже пить, наконец. И вымойся, от тебя несет, как от бочки с сивухой.

— И я был рад тебя видеть, папочка, — и Кембритч-младший отсалютовал стаканом закрывающейся двери.

После ухода отца он заехал в Зеленое Крыло и подробно рассказал начальнику о состоявшемся разговоре. Майло Тандаджи хмыкал, и непонятно — сочувственно или ехидно.

— Теперь в Лесовину? — спросил он, получив подробный отчет об идущем расследовании.

— Угу, — печально отозвался Люк, в ушах которого издевательски стояли звуки свадебных песнопений. — Послезавтра встреча с Байдеком, и буду искать старого королевского мага. Поймем принцип действия королевского амулета — найдем…мою будущую супругу.

— Не расстраивайся, — с непроницаемым лицом сказал ему на прощание Тандаджи. — Брак, это дело такое. Больно только первые десять лет. Зато получишь иммунитет к пыткам.

***********

Хриплый шепот обволакивал меня, заставляя ерзать под теплым одеялом и сжимать коленки.

— Марриина…Марришшка…Прррооосссниииись…

Во сне огромный коварный змей с горячей, шелковой, чуть шершавой шкурой обвивался вокруг меня, вокруг моего обнаженного тела, терся о мою кожу и что-то шипел и рычал мне в ухо, и это заводило меня до неприличия.

— Прросссыпайсссся….зззлюююкаааа….

Сон как рукой сняло и я подскочила на койке. В моей палатке, у моего спального места, сидел лорд Люк Кембритч и, похоже, улыбался. В темноте разобрать было сложно.

— Лорд, вы в своем уме?!!Что вы здесь делаете?

— Люк, — напомнил он невозмутимо.

Я откинулась на подушку и застонала, подавляя желание ударить его по голове чем-нибудь тяжелым. Часы, стоящие рядом с кроватью, показывали два ночи. Я заснула час назад, и в шесть нужно было вставать, принимать смену.

— Сюрприз не удался, — сообщила я ему очевидное. — Повторяю вопрос, что вы здесь делаете? И, поверьте, от него зависит то, как сильно я буду вас бить, после того, как получу ответ.

— Я соскучился, решил приехать сюда, за тобой. Ну и зашел поздороваться…

Бах! — подушка врезалась в него, а он хрипло и весело захохотал, откидывая голову. Сразу вспомнился змей из сна и стало жарко.

— В два часа ночи? В ДВА ЧАСА НОЧИ? Когда я сплю после охрененно тяжелого дня? Чертов эгоист! Как тебя вообще пустили на территорию госпиталя?

— Ну, не злись, Маришка, — ничуть не раскаиваясь, попросил он. — Я на пару минуток.

— До завтра нельзя было отложить? — огрызнулась я. — Отвернись!

— Никак нельзя, — прошептал он хрипло. — Я очень соскучился.

Он все-таки послушно отвернулся, и я выбралась из одеяла, нащупала длинную рубашку, набросила на себя. Страшно захотелось курить. Вот за что мне этот большой избалованный ребенок? Захотел — сделал, и плевать на все остальное.

Вышла из палатки, закурила. Он подошел сзади, обнял за талию, положил голову на плечо.

— Не злись, — прошептал в ухо.

— Люк, ты невозможен. Я почти не спала все это время, и только выдалась возможность, — ты меня будишь. Не говоря уже о моей репутации среди коллег и пациентов.

— Темно, — он потерся носом мне о затылок, коснулся губами. — Твоя репутация в безопасности. А досыпать сейчас пойдешь. Я только хотел поздороваться. И пригласить тебя на свидание.

Мне хотелось смеяться и плакать одновременно. И точно, большой эгоистичный ребенок.

— Люк, мы находимся в разрушенном городе, в госпитале более десятка тяжелых пациентов и полторы сотни легких. Какое свидание? О чем ты?

— Мариша, — сказал он неожиданно тоскливо, будто у него кончились силы. Или будто вся тяжесть мира давила на него. — Пожалуйста, Маришка. Я сейчас уйду. Хоть недолго завтра побудь со мной.

Он стоял, уткнувшись лицом мне в чувствительное место между плечом и шеей, согревая мою кожу дыханием, и смиренно ждал ответа.

И я согласилась, конечно.

******

За беготней по пациентам, очень непростой повторной операцией мужчины со сложным повреждением органов брюшной полости, я начисто забыла об обещанной вечерней встрече. И сдав смену, устало направилась в сторону жилой зоны полевого госпиталя — взять в палатке душевые принадлежности, помыться в общем помывочном блоке, и после этого поесть. Желудок требовательно заурчал, намекая, что надо бы изменить последовательность действий.

Однако в палатке меня ждал мой ночной кошмар, свеженький, элегантный и бодрый до отвращения.

— Как ты все-таки сюда попадаешь? — пробурчала я вместо приветствия, когда он поднялся навстречу мне с огромным букетом золотистых пышных цветов. Красиво. Но голова раскалывается, и ехать никуда не хочется.

— Договорился с градоправителем, он дал пропуск, — Люк на приобнял меня, поцеловал в висок. Что-то уж слишком быстро я сдалась и подпустила его к себе. "Втрескалась, подруга?" — тоном психотерапевта спросил внутренний голос, и я фыркнула. Вот еще.

— А градоправитель у нас кто?

— Лорд Томаш Бжижек. Несколько раз вместе в карты играли, — сообщил лорд Кембритч.

— А, ну да, конечно. Причуды аристократии. Напился вместе — уже лучший друг.

— У нас свидание, а ты кусаешься, — голос прямо в ухо, укоризненный, а большие руки греют спину.

Я вздохнула. Обещала — надо выполнять.

— Подожди, пожалуйста. Я в душ, переоденусь и буду готова.

— Предлагаю другой план действий, — хрипло произнес он, и волна возбуждения скользнула по моему телу, словно горячая птица задела краешком крыла. — Прямо сейчас едем ко мне, там примешь шикарную ванну, переоденешься, отдохнешь, потом я тебя накормлю. А потом — сюрприз.

Я красноречиво глянула на него.

— Обещаю держать руки при себе, — искушал Люк. — Ну, неужели ты, Маришка, просто маленькая трусиха?

Я улыбнулась, отстранилась.

— Хорошая попытка, лорд Кембритч.

— Это уже становится девизом наших отношений, — усмехнулся он беззлобно. — Так что, нет?

— Естественно, нет. Так что ограничимся моим кормлением и сюрпризом. Если сюрприз не предполагал перенос меня из ванной в твою постель, конечно.

Он судорожно вздохнул, и карие глаза на мгновение полыхнули жаркой, многообещающей тьмой. Перевел дыхание, отступил.

— Провоцируешь, трусиха? — его хрипловатый голос так понизился, что я ощутила, как резонансом отзывается на эти искушающие перекаты все мое тело.

"Играешь с огнем", — шепнул внутренний голос.

— Разве? — спросила я, улыбаясь, и наконец-то честно признаваясь себе, что мне нравится то, как реагирует на меня этот мужчина. Пусть для него это игра — охота за необычным трофеем, но удовольствие от наших перепалок я получаю совсем не шуточное. Ну а с реакцией собственного тела…разберусь.

Внутренний голос выразительно крутил пальцем у виска.

Ресторан, в который он привез меня на очередной сверкающей спортивной машине, был из категории "не для простых смертных", и находился в неразрушенной части города. Судя по всему, не только гражданам, не обладавшим титулами, но даже безтитульным дворянам сюда вход был заказан. И антураж был соответствующий — золото, бронза и эмиратские однотонные ковры, инляндские инкрустированные камнями зеркала, панели на стенах из мореного дуба, несколько шедевров знаменитых художников, огромная люстра из чистейшего хрусталя и маленькие светильники над столами из него же, серенитские кружевные скатерти ручной работы, которые исправно плели мужчины острова.

Небольшой оркестр играл классические мелодии, столы стояли в полунишах, так, что посетители друг друга не видели. И накрыты они были с претензией — столовых приборов подавляющее количество, все из черненого серебра. Все было сделано для того, чтобы привередливые лорды могли спокойно вкушать пищу, наслаждаясь при этом своей исключительностью.

В результате все прошло очень мило. Насколько вообще может быть мило с этим харизматичным, высоким, ехидным Кембритчем, чей сиплый голос щекочет и ласкает, будто занимается с тобой тягучей, медленной, сладкой любовью. И слушать я его могу бесконечно. Он расслабляет и завораживает, и отступает и напряжение, и усталость, и страх, и недоверие. Или это я уже от недосыпа и усталости с погружаюсь в транс?

— А теперь обещанный сюрприз, — он встал из-за стола, подошел ко мне, протянул руку. — Тебе понравится.

Да, ресторан и правда был непростым. Потому что задняя дверь выходила на знакомое мне южное пшеничное поле, за которым темнели Милакардеры, расположенные на другом конце страны. В нашем дворце тоже была такая волшебная стенка, как и у почти всех аристократов высшей крови. Стоили такие переходы безумных денег. И если в тот день, когда мы познакомились с Люком, я встречала тут восход, то теперь мы, взобравшись на холм, провожали пышущий жаром закат. По красноватой от солнечных лучей пшенице змеился ветерок, пели и ворковали полевые птицы, одуряюще пахли простые цветочки, и вся земля словно была погружена в истому.

И Люк, стоявший сзади, в какой-то момент отвел мои волосы назад, заставляя немного склонить голову, и коснулся языком ямочки за ухом. Я замерла, подчиняясь. Тяжело вздохнул, втянул носом воздух, и впился в мою шею, то лаская чувствительную кожу, то прикусывая ее зубами. И когда я, сдаваясь, тихо застонала, перехватил стон своими губами, начав умопомрачительный, тягучий, соблазнительный поцелуй. Садилось красное солнце, а его руки, медленно, обжигая, скользили по бедрам вверх, задирая платье, ласкали мой живот и мимолетно касались умелыми пальцами отяжелевшей груди. Шумел ветерок, сливаясь с громким прерывистым дыханием мужчины, вжимающегося в меня сзади, и тело его было таким горячим, что это сводило меня с ума.

— Хватит, — сказала я почти неслышно, но Люк остановился, прижавшись ко мне, уткнувшись лицом мне в плечо и восстанавливая дыхание. Мир вокруг плыл, и я плыла вместе с ним.

— Злюка, — прошептал он хрипло, и я улыбнулась.

Мы долго сидели на холме, обнявшись, наблюдая, как вытягиваются тени от дальних гор, небо подергивается фиолетовой дымкой, а огромный багровый шар скрывается за горизонтом. Разговаривали о какой-то ерунде, подсмеивались друг над другом, спорили. Замирали посередине разговора и тянулись друг к другу. И только когда стало совсем свежо, а южные созвездия закружили над нами в медленном танце, мы молча, будто ничего и не произошло, двинулись к дверям в обычную жизнь. Люк держал меня за руку, шел, немного прихрамывая, а я прислушивалась к себе. Мне было хорошо. И спокойно. А об остальном я подумаю завтра, когда уйдет очарование этого вечера, и я снова смогу трезво мыслить.

Внутренний голос настороженно молчал.

— Поехали ко мне? — лорд Кембритч открыл передо мной дверь машины, помог сесть, придержав за руку.

Я посмотрела на часы. Почти полночь. Ничего себе, "побудь со мной хоть немного".

Внезапно накатила отступившая было усталость, а с ней вернулся и ясный ум, и мне показалось, что по моему лицу он понял, что я отвечу, потому что иронично улыбнулся уголком губ.

— Не сегодня. Отвези меня в госпиталь.

 

Глава 20

Василина, семь лет назад.

Барон Мариан Байдек проснулся от какой-то возни за дверью и мгновенно сел на кровати, настороженно прислушиваясь. Создавалось такое ощущение, что там, в коридоре, старательно шаркая тапочками, ходит по кругу целая толпа старушек. Слышались тихие девичьи голоса и заговорческий шепот, иногда прерываемые строгим "Тссс". Тогда голоса замолкали, чтобы через какое-то время начать раздаваться снова.

"Никакой дисциплины", — подумал капитан Байдек, почему-то улыбаясь. Его жизнь с появлением в ней принцесс встала с ног на голову. Никогда еще этот дом не был так полон. Никогда ему еще так не хотелось возвращаться домой.

Когда он открыл дверь, застуканные на месте приступления принцессы, немного, впрочем, напрягшись, продолжали тереть тряпками полы, намывать стекла, протирать подоконники и панели и начищать перила широкой лестницы, ведущей на первый этаж.

— О, барон, доброго утра, — вытерев широкой ладонью совсем не величественно вспотевший лоб, поздоровалась наследница. "Доброе утро", — нестройным хором протянули остальные. Василина, стоявшая на коленях и домывающая пол у своей комнаты, покосилась на него и слабо улыбнулась.

— Нам не спалось, и мы решили немного размяться, — вдохновенно продолжала Ангелина. — Хорошо успокаивает нервы, оказывается. Вы ведь не против…нашего способа лечения нервов, барон?

И все снова напряглись. Кроме наследницы, конечно. Ну как можно на них сердиться? Даже если Их Высочества таким нестандартным образом снова предлагают свою помощь?

— Как я могу быть против, леди? — отозвался он благожелательно, и леди выдохнули.

— А после обеда мы можем собрать поспевшие яблоки! — выкрикнула неугомонная Полли, и тут же получила тычок в бок от Алинки.

— Тоже в рамках терапии? — полюбопытствовал Мариан.

Девушки вразнобой закивали.

— Работа на свежем воздухе — прекрасное средство от бессонницы, капитан, — светским тоном сообщила Ангелина, величественно глядя на него.

— Тогда я не смею вам отказать, Ваши Высочества.

Девушки разулыбались — переговоры прошли успешно. Все, кроме Марины, которая, уйдя в себя, сосредоточенно натирала сухой тряпкой и так сияющее оконное стекло.

Он прошел по свежевымытым полам, вдыхая запах чистоты и свежего воздуха из открытых окон. Чуть замедлил шаг около Василины, и тут ему в голову ударила волна сладкого, волнующего запаха, такого притягательного, что он чуть не потерял сознание. Замер на секунду, восстанавливая контроль, и быстро двинулся вперед, к лестнице, буквально оттаскивая себя от второй принцессы. Спустился по влажным ступенькам, прошел через сверкающий чистотой холл. Тело словно окаменело и горело, жутко крутило суставы, и он, выйдя во двор, долго приходил в себя. Ничего подобного с ним раньше не случалось.

А на втором этаже Василина со стоном разогнулась, потерла побаливающую с самого утра поясницу.

— Что, — сочувственно спросила Ангелина, заметив болезненную гримаску сестры, — полнолуние скоро?

— Ага, — со вздохом призналась Василинка. Ее цикл один в один совпадал с полнолунием, и за пару дней до этого ноющие спина, низ живота и переменчивое настроение служили бесплатным и точным лунным календарем.

За завтраком барон почти ничего не ел, отвечал на вопросы вежливо, но напряженно, и, извинившись и еще раз подтвердив, что против "терапии" ничего не имеет, а даже будет рад и абсолютно счастлив, если его яблоневый сад поможет снять стресс, быстро сбежал из столовой, сославшись на неотложные дела.

Святослав Федорович, поставленный в известность об утренней уборке постфактум, проводил его задумчивым взглядом. Он помнил молодого, храброго офицера, который с достоинством просил руки его дочери и говорил о своей любви. А теперь этот сильно повзрослевший мужчина ни словом, ни взглядом не проявлял своих чувств. Перегорел? Настолько силен, что сдерживает себя? Или и не любил по-настоящему, и проверка, устроенная Ириной для дочери, помогла образумиться и ему тоже? Не зря же он возмутительно игнорировал приглашения в столицу?

В любом случае этот брак был невозможен тогда, и сейчас мало что изменилось. Святослав был уверен, что рано или поздно ситуация разрешится, Ангелина взойдет на трон, и после ее свадьбы Василина станет самой выгодной партией и влиятельнейшим доводом в заключении союза между их королевским домом и домом другого государства.

Он горько усмехнулся. В их паре именно Ирина всегда размышляла категориями государственной пользы, а он — вполне земными понятиями. Теперь, когда ее не стало, он то и дело ловил себя на размышлениях, которые могла бы озвучивать только она.

После завтрака вставшие еще до рассвета девушки пошли отсыпаться, и мирно проспали до обеда. А на обед барон, передав через Святослава извинения, не явился. Сказал, что пока стоит сухая погода, нужно докосить сено, и тратить время на прием пищи у него нет возможности. Принц-консорт и сам бы присоединился к работающему капитану, но отсутствующая рука лишала его даже таких простых радостей.

Детство и раннюю юность он провел в деревенском поместье, и не раз работал в поле вместе с отцом, считавшем, что не выйдет толка из лендлорда, не прочувствовавшего на своей шкуре все ньюансы земледелия и ведения большого хозяйства. Кто же знал, что бегающий вместе с деревенскими мальчишками паренек поступит в престижный Королевский архитектурно-строительный институт, блестяще закончит его и, обойдя почти три сотни кандидатов, получит место архитектора при дворе? Это произошло в том же году, когда юная Ирина-Иоанна вступила в брак. Как-то незаметно их деловое общение перешло сначала во взаимную приязнь, а потом и в крепкую, искреннюю дружбу. А потом погиб второй супруг королевы…и она, подождав положенный срок, сама предложила Святославу пожениться. "Я хочу пожить наконец-то с человеком, с которым мне комфортно быть собой", — сказала она тогда. А он, с первой встречи влюбленный в нее, не мог позволить себе упустить этот шанс.

*****

— Не ест ничего, носится где-то, — ворчала повариха, намывая гору посуды. Василина стояла рядом, протирая тарелки, и слушала причитания Тамары Дмитриевны.

— Даже воды с собой не взял, пошел на солнцепек косить. Что, та трава не подождала бы, пока пообедает? Пчелы бы пожрали? Ээээх, беда-мужик.

Василина помалкивала, но, видимо, это молчание было таким выразительным, что повариха несколько раз покосилась на нее, открыла рот, закрыла, и все-таки заговорила:

— А вы бы, госпожа, присмотрелись к нему, мужик-то хороший. А что молчаливый, то оно и лучше. Знаете, как мне мой болтун за двадцать лет, храни его память Боги, надоел? — она сентиментально всхлипнула, утерла глаза мокрой рукой. — Зато барон наш и работящий, и крепкий, сразу видно — может девку так стиснуть, что аж косточки досладка заломит…

Принцесса стремительно краснела и готовилась спасаться бегством.

— А что? — Тамара Дмитриевна явно не страдала излишней деликатностью, да и статус гостьи не был в ее глазах так высок, чтобы утруждать себя почтительностью. Хотя, вероятно, и знай она титул, ее бы это не остановило. — Не все ж вам молиться да сохнуть. В старости напаломничаетесь. Вот вы какая хорошенькая, ну посмотрите на него пару раз с прищуром, с поволокой, улыбнитесь, что ли, растает, вот не видать мне сковородок, растает!

И повариха продемонстрировала, как именно нужно смотреть и улыбаться, чтобы владелец поместья растаял. Василина не удержалась и хихикнула. С разговорчивой, восхитительно бестактной, доброй, честной поварихой было на удивление уютно. Ну, и, признаться честно, она столько выдавала информации о Байдеке, что не слушать не было сил.

— Вот что, госпожа, — после помывки посуды повариха оперативно собрала в контейнер еды, положила все это в корзину, добавила бутыль с холодным морсом. — Отнесите вы ему обед, будьте добренькой. Зажарится он там, да и еще и оголодает. Мужика кормить надо! А раз ему эта трава важнее моего обеда, — обиженно проговорила она, — то пусть ест на поле. А голодным в этом доме ходить никто не будет.

— А, может, лучше вы? — испуганно попросила Василина. — А я овощи к ужину почищу.

Лимит ее храбрости истек накануне вечером, когда она подошла просить прощения. Не хотелось выглядеть дурочкой, таскающейся за ним повсюду.

— Идите, идите, — Тамара Дмитриевна буквально насильно вручила ей корзину и подтолкнула к выходу в холл. — Разомнетесь, воздухом подышите. Косит он, скорее всего, на лугу, что у озера. Километра два отсюда, да не заблудитесь, пройдете через сад, там вдоль леса тропинка идет налево. Давайте, а то загнется там хозяин-то наш!

Василина прошла через сад, где выспавшиеся девчонки собирали в большие корзины ярко-красные и солнечно-желтые яблоки, и, все-таки дрогнув, позвала с собой Полли. Сестричка с радостью слезла с дерева и побежала за ней.

Так они и шли — Василина в длинном легком платье, с корзиной в руке, и Пол, несмотря на жару, бегающая вокруг, как олененок, собирающая цветы, пару раз даже сделавшая колесо, и голосящая от отчаянного подросткового счастья. С одной стороны тянулись поля арендаторов, огорожденные кустами малины с сонно жжужащими в них пчелами, с другой ласково шумел высокий северный лес, влажно пахнущий мхом и грибами. Тропинка неуклонно заворачивала, пока не блеснула впереди ярким серебром и синью спокойная гладь озера, а в воздухе не запахло ощутимо одуряющим и свежим запахом свежескошенной травы.

Барон мерно работал косой, стоя далеко впереди, к ним спиной, и сделал уже очень много, но луг все равно казался бесконечным. И пока Василина думала, как бы так отдать корзину и побыстрее уйти, Полинка громко крикнула:

— Барон! Барон Байдек! Мы принесли вам обед!

И, выхватив из рук сестры корзинку, радостно побежала по высокой траве к работающему хозяину поместья.

Он обернулся, опершись на косу, улыбнулся несущейся к нему Пол, перевел взгляд на Василину…и она замерла в паре десятков шагов от него. В ушах зашумело, и пришлось остановиться, потому что смотрел он на нее так, будто если она сделает еще шаг, то произойдет что-то непоправимое. И она совершенно не представляла, что ей со всем этим делать.

Мариан Байдек работал, как одержимый, решив победить утреннюю телесную слабость единственным знакомым и действенным ему способом — тяжелой работой. И тело, повозмущавшись для начала, постепенно вошло в ритм, суставы, прогревшиеся на жарком солнышке, перестали ныть, а в голову перестали лезть неподобающие мысли, выстроившись в строгий порядок и аккуратно заняв свое место в темнице подсознания.

И все было прекрасно, пока ветерок, дующий в спину, не донес до него тот самый пряный, сладкий, женский запах с нотками железа, соли и моря, и возведенные с таким трудом барьеры снова рухнули, как спичечные.

Он почувствовал ее задолго до появления и решил, что сходит — таки с ума. Это было незнакомое ощущение какой-то звериной тоски, поднявшее дыбом шерсть у него на теле, смешанное с желанием все бросить и бежать — то ли навстречу, то ли от нее, как можно дальше. Барон не раз сталкивался по жизни с такими тварями, от которых ужас выжигал рассудок, ноги превращались в кисель, а древний инстинкт требовал уносить ноги — но всегда выигрывал эту битву с самим собой. А сегодня чуть не дрогнул. И только ему было известно, чего ему стоило остаться на месте.

Через бесконечное число минут работы со сжатыми до боли зубами он понял, что она рядом. Услышал оклик Полины, обернулся, перевел взгляд на идущую к нему Василину и чуть не зарычал. Темная агрессивная волна ударила в голову, он сжал пальцы на рукоятке косы и задержал дыхание, расслабляя напрягшиеся мышцы. Девушка остановилась, недоуменно посмотрела на него, неуверенно улыбнулась…

В ногу ему ткнулась корзина, и он опустил взгляд. Пол с восхищением смотрела на косу, потрогала рукоятку, протянула руку к лезвию, и он мягко убрал ее руку.

— Порежетесь, принцесса. Очень острое лезвие.

— А дайте покосииить, — заныла Полли, и он был готов расцеловать ее за отвлечение.

— Полина, — раздался мягкий голос второй принцессы, — пошли, не нужно мешать барону Байдеку.

Он так и стоял, не прикоснувшись к еде, пока ее запах не развеялся поменявшим направление озерным ветерком, и мышцы не отпустила судорога. Как хорошо, что завтра на службу. Он уедет на целую неделю, до выходных, и плевать, что это невежливо. Зато он сбежит от этого безумия, которое, он теперь точно знал, связано с девушкой в легком летнем платье, стоявшей напротив и улыбающейся ему.

Он все-таки уехал, этим же вечером, а его безумие осталось в его поместье. Чем дальше он отъезжал от своих владений, тем яснее становился его ум. И понедельник прошел в знакомой, простой и понятной военной реальности, среди боевых товарищей, мужских разговоров, стрельб, утренних построений и проверок патрулей.

А на второй день капитан Байдек участвовал в разговоре между офицерами, которые обсуждали смирных неприметных людей, объезжающих в отсутствие хозяев северные поместья и арендаторов и расспрашивающих — не появлялась ли в округе семья из шести девушек. Все понимали, о ком идет речь, и общим решением было усилить охрану поместий и попытаться поймать шпионов. А капитан, выждав для отведения подозрений еще день, взял срочный отпуск, отговорившись семейными делами. И хотя он почти не соврал, ему для озвучивания даже такой маленькой хитрости пришлось сделать над собой усилие.

Барон вернулся домой поздно ночью, проехав по тихой лесной дороге к крепко спящему под полной луной имению. Он очень устал и сразу же лег спать.

*******

Принцесса Василина беспокойно ворочалась рядом с мирно посапывающими сестрами, то падая в тяжелый сон, то выныривая из него. Ей было душно и жарко, ночная рубашка липла к телу, спина болела, ныл и живот. Увы, женские дни равно не щадят ни горожанок, ни обладательниц голубой крови. Только вчера начался очередной цикл, а она уже чувствовала себя разбитой и раздраженной, да еще и сестры не давали вдоволь наворочаться в поисках удобной позы, раскинуться на кровати, сняв надоевщую сорочку.

Так и не сумев уснуть, она сунула ноги в разношенные тапочки, накинула старенький "матушкин" халатик, и тихонько выскользнула из комнаты.

Нужно было прогуляться, подышать свежим воздухом, тогда, возможно, тело немножко остынет и она сможет заснуть.

Огромная, голубоватая полная луна, зависшая над горизонтом, не вызывала никакого желания восхищаться и любоваться ею. Трудно испытывать восторг, когда эта красота с ранней юности ассоциируется с неприятными днями. А вот окутанный призрачным сиянием яблоневый сад был действительно прекрасен. Длинные тени ложились меж серых стволов, теплый, пахнущий спелыми яблоками воздух лениво шелестел листвой и обдувал разгоряченное тело. Она будто плыла по покрытой легкой дымкой дорожке, и ей было хорошо и спокойно.

Принцесса посидела на любимой яблоне, погрызла сорванное по дороге кисленькое яблоко. Спать или возвращаться в дом не хотелось совершенно. Она обхватила яблоньку рукой, прислонилась виском к шершавому стволу и замерла, впитывая волшебство этой ночи.

Первый рокочущий, низкий звук она приняла за раскаты далекого грома и просто не обратила на него внимание. Зато второй, раздавшийся гораздо ближе, заставил ее, пискнув, сорваться с места. Развернувшись, она со страхом вглядывалась в тени между деревьев, но вокруг так же мирно шелестела листва, и, ничего не разглядев, она поспешно направилась к дому.

Тогда-то она и увидела его. Большого и опасного зверя, прекрасно различимого в голубоватом свете луны. Перерезая ей дорогу к безопасному имению, прямо на тропинке, угрожающе наклонив к земле лобастую башку и расставив мощные лапы, стоял огромный медведь. Он не двигался, наблюдая за замершей принцессой блестящими дикими глазами, и тяжело, с порыкиваниями дышал.

— Мамочка! — пискнула Василина сиплым от страха голосом, и осторожно сделала шаг вправо. Медленно, медленно обойти по широкой дуге, не делая резких движений и потом только броситься к дому.

Зверь повел носом, страшно, коротко рыкнул и двинулся на девушку.

"Сожрет, — отчаянно подумала принцесса, отступая назад. — И чего мне дома не сиделось?"

Гость из леса внезапно легко для такого крупного зверя прыгнул вперед, и Василина, взвизгнув, повернулась к нему спиной, потеряв при этом тапочки, и помчалась вперед, по направлению к поленнице. Может, получится залезть на нее и переждать. Может, получится убежать. Может…

Медведь догнал ее, сбил с ног, и она больно проехалась коленками по траве, замерла, скукожившись. Огромная лапа с силой прижимала ее к земле, прокалывая когтями ткань халата и сорочки и царапая спину, а зверь агрессивно рычал где-то совсем рядом с ее шеей. Сейчас он вспорет лапой ей спину и начнет жрать. Боги, только бы не долго мучиться. Только бы поскорее.

Василина тоненько, жалобно заплакала, от боли и страха перестав что-то соображать. Но хозяин леса не спешил прекращать ее мучения. Он с утробным ворчанием тыкался мордой ей в шею, царапая клыками кожу, и от этих раскачиваний когти снова и снова впивались ей в плечо, заставляя каменеть от ужаса.

Она заревела сильнее, дернулась от этих когтей, и каким-то чудом выскользнула. Правда, всего-то и получилось, что перекатиться на спину меж его лап и снова застыть. Зверь нависал над ней огромной, подавляющей тушей, и она чувствовала жар, исходящий от этого мощного тела. Морда ее мучителя теперь находилась прямо перед ее лицом, и бешеный огонь, горевший в них, не оставлял надежды на спасение.

— Ну же, — крикнула она отчаянно прямо в его морду, — давай, жри! Тварь поганая! Урод! Жри! Не играй со мной!

И, от ярости или от отчаяния, размахнулась, как могла, и заехала рукой прямо по лобастой башке с темнеющими провалами безумных глаз. Удар получился несильный, но медведь ошалело покачал головой, словно отряхиваясь, отступил назад. Принцесса, всхлипнув, поползла назад, по влажной траве, но уперлась спиной в дерево и снова замерла.

Зверь снова двинулся к ней, шумно и хрипло дыша, и она привстала, вжалась в дерево, когда он, грозно ворча, ткнулся носом ей в живот, потом снова и снова.

"Кровь почуял…с живота начнет, — в голове всплыли давние уроки зоологии. — Медведи всегда начинают с живота".

Медведь все тыкался носом ей в живот, вызывая волны страха и какого-то странного возбуждения, потом спутился ниже, шумно задышал в развилку между ногами, ткнулся и туда. От неожиданности принцесса снова взвизгнула. Он еще и извращенец!

— Не ешь меня, а? — попросила она тихо. — Мне очень страшно. Не надо.

Лохматое чудовище, припавшее на передние лапы, шумно дышащее и лезущее носом ей в самое сокровенное, внезапно дернулось, задрало башку и медленно, очень медленно отступило назад. Снова замотало башкой, и вдруг заскулило совсем по-щенячьи, легло на землю, и поползло к ней на брюхе.

От неожиданности Василина даже на секунду перестала бояться.

А подобравшийся к ней медведь осторожно коснулся носом ее босых исцарапанных ног, снова заскулил, и начал быстро-быстро лизать пальчики горячим шершавым языком. Он терся мягким лбом об ее израненный коленки, поскуливал, опять облизывал пальчики, иногда робко прикасался носом меж ее ног, шумно вздыхал и снова опускал голову.

— Хороший мишка, — дрожащим голосом прошептала принцесса, пребывая в некотором шоке от действий лесного гостя, — красивый мишка. Ты, наверное, голодный? Отпусти меня, а? А я тебе мяса с кухни принесу.

Медведь мягко боднул ее головой, уткнулся лбом в живот, грея его своим жаром.

— Ты меня очень напугал, — продолжала уговаривать его Василина, — очень сильно…

Хозяин леса вдруг тихо, жалобно заворчал, отступил от принцессы на шаг, и…разлегся на земле прямо у ее ног, закрывая морду лапами и подставляя ей мягкий живот.

"Животные открывают живот в знак покорности, — пронеслось у нее в голове. — Боги, и что же мне с этим мохнатым чудовищем делать?"

Она осторожно протянула трясущуюся руку, и начала гладить его по мягкой шкурке на животе. Мишка довольно урчал, внутри него рокотало. От подбородка к паху у него шла белая дорожка меха, и в таком ракурсе он казался совсем безобидным и плюшевым.

— Ну, можно я пойду? — спросила она жалобно, когда рука от поглаживаний совсем устала. — Я тебе вынесу мяса, честно. Домой хочу, спаааать, — на последнем слове она снова всхлипнула, вытерла выступившие слезы.

Медведь вскочил, ткнулся под руку отшатнувшейся принцессе. Он фыркал ей мокрым носом в ладонь, рычал, припадал к земле и на передние лапы, терся об нее своим огромным телом, пока она не поняла. Схватила его за загривок, забросила на него ногу и разлеглась на огромной горячей спине, крепко держась обеими руками за шкуру.

— Домой? Домой?

Однако он мягко порысил прочь от дома, к лесу. "В берлогу несет", — отстраненно подумала Василина, прижавшаяся щекой к пышущему жаром зверю. Она уже почему-то совсем не боялась. Под ухом раздавался утробный сип и ворчание, будто внутри у ее похитителя извергался маленький вулкан. Она даже немного задремала на нем, обессилевшая от пережитого страха и мягко укачиваемая его плавными движениями. И почти не проснулась, когда мягко соскользнула с огромного зверя на подушку из сухой листвы.

Лесной хозяин стоял, обнюхивая свою добычу, снова облизывал пальчики на ногах и коленки, поддевал ее носом, а она недовольно дергала ногами и сонно шептала "отстань!" и "лежать!". И он таки лег, прижавшись к ней, грея ее своим жаром, как огромная, шумно дышащая печка, периодически тревожно вдыхая воздух и тихо поскуливая. Но принцесса этого уже не слышала — она крепко спала.

Барон Байдек медленно, тяжело просыпался, будто выныривал из кошмарного сна, который не желал отпускать его. Тело болело, словно после дневного марш-броска в полной выкладке, в голове стучала кровь, а все чувства были обострены до предела. Он медленно приходил в себя, осознавая, что лежит на чем-то теплом и мягком. И проклятый, сводящий с ума запах женщины, настойчиво преследующий его в даже в кошмаре, заставлял кипеть его кровь и сжимать зубы.

Он открыл глаза и мгновенно закрыл их, оглушенный яростной звериной волной, ударившей в голову. Моя! Здесь! Схватить! Сжать! Прикусить за плечо, чтобы не вырвалась! Порвать! Взять! Насытиться!

Барон лежал на мирно дышащей принцессе Василине. Ночью он буквально подмял ее под себя, уткнувшись в шею, обхватив рукой и забросив ей на бедра тяжелую ногу. Удивительно, что она не проснулась.

Мариан, тяжело дыша, преодолевая рвущееся к девушке тело и ломающий его волю древний инстинкт, отодвигался, стараясь не разбудить крепко спящую принцессу. В голове, ускоряясь, начали мелькать события прошлой ночи, воспоминания шли будто через пелену горячечного бреда. Он помнил все, но его разум отказывался это воспринимать. Помнил и ее страх, и слезы, и отчаяние, и то, как желание разорвать мягкое тело и попробовать ее крови боролось с желанием ползать на брюхе и просить у самки прощения. И это все был он, только не Байдек-человек, а Байдек-зверь.

Отодвинулся, перекатился, привстал, опираясь на кулаки, сам не замечая, как трепещут ноздри, вдыхая его персональный наркотик. Голова кружилась. Василина скорчила гримаску, поежилась, лишившись тепла его тела, пошевелилась, и он отпрянул. Бежать. Бежать подальше отсюда. Пока он не сделал чего-то непоправимого.

Обнаженный, мощный мужчина медленно двигался сквозь предутреннюю дымку под прозрачным сереющим небом. С каждой секундой, с которой он отдалялся от оставленной под вывороченным деревом девушки, ему становилось легче. И тяжелее. "Ты не единственный дикий зверь в округе, — шептал ему преждний, хладнокровный и сильный он. — Ей нужна защита. Не бросай ее".

Он упрямо шел к спящему поместью, полагая, что сейчас он опаснее для Василины, чем любой дикий зверь. Двигался, пока не наткнулся на перевернутый маленький тапочек, лежащий на тропинке. И на еще один — чуть дальше.

Василинка проснулась от холода. "Видимо, не закрыла вчера дверь на веранду", — лениво подумала она и перевернулась на другой бок. Но под телом зашуршала явно не простынь, а плечо отозвалось саднящей болью. Она вспомнила ночь. И открыла глаза.

На стволе упавшего дерева шагах в десяти от ее убежища, низко опустив голову, сидел совершенно голый барон Байдек и сжимал в руках ее тапочки. Василина почувствовала, как стремительно краснеет, а ее и так смятенный ум просто отказывается понимать происходящее.

— Барон? — позвала она, сев на ворохе шуршащей листвы. Он поднял голову, и она содрогнулась от лихорадочного огня его глаз. — Барон, почему вы в таком виде? И…здесь был медведь…где он? Вы его прогнали?

Он помолчал, сминая в сильных руках несчастную обувь. А когда заговорил, она со страхом услышала в его голосе рычание ночного зверя.

— Дело в том, — сказал он медленно, низко, хрипло, словно подбирая слова, и она зябко запахнулась в халат, — дело в том, принцесса… что, по всей видимости, я и есть… медведь.

— Но вы же не оборачиваетесь, — сказала она жалобно, хотя где-то внутри уже знала, что это правда. — Вы сами говорили!

— Я и не оборачивался, — он снова глянул на нее и опустил взгляд. — До сегодняшней ночи. Ни я. Ни восемь поколений предков до меня.

— Я не понимаю, — Василина покачала головой. — Я ничего не понимаю. Как же это может быть?

— А я понимаю? — рыкнул он, и принцесса сжалась. — Я понимаю, почему, вместо того, чтобы защищать вас, я напал на вас? Я понимаю, почему я заснул в своей кровати, а проснулся здесь, с вами? Боги, я ведь мог растерзать вас! Я поранил вас!

— Не кричите, Мариан, — шепотом попросила она, и он сжал зубы. — Не растерзали же.

Они помолчали, ошеломленные и объединенные общей тайной и воспоминаниями.

— Что же теперь нам делать? — дрожащим голосом спросила Василина.

— Вы останетесь здесь, в имении, — ответил он, играя желваками, — я буду уезжать на ночь. А днем держаться подальше. Я не смогу жить, если с вами что-нибудь случится.

"Я не смогу жить, если с вами что-нибудь случится!" Кто бы знал, как чудесно могут звучать некоторые слова!

— Я не думаю, что вам нужно уезжать, барон, — наконец проговорила принцесса, искоса глянув на него. — Я не верю, что вы представляете для меня опасность. Все же обошлось. Что вы можете мне сделать?

— Не верите? — прорычал он угрожающе, вставая. — Василина, — он двинулся к ней, замер, судорожно вздохнул, снова двинулся, теперь обходя по кругу. — Василина. Я едва контролирую себя. Я слышу, как бьется ваше сердце. Я чувствую ваш запах, и он сводит меня с ума. Запах крови. — Василина смутилась. — Меня тянет к ней, так, что темнеет в глазах. Я боюсь…боюсь сорваться. Прямо сейчас.

— Я не боюсь вас, — сказала она, встала, болезненно поморщившись — ощутимо болела лодыжка, и стала развязывать халатик. Она и правда не боялась. А если уж совсем честно, то каждое его слово что-то такое делало с ней, будто она залпом выпивала бокал шампанского. А потом еще и еще.

— Что вы делаете? — от удивления барон даже перестал рычать. Она сняла халат, оставшись в тонкой сорочке, бросила ему.

— Прикройтесь. Нам нужно еще попасть в имение. Не думаю, что слуги обрадуются, увидев вас в таком виде.

Байдек раздраженно бросил ей тапочки, обмотал халат вокруг бедер. Ох уж эти южане с их стыдливостью! Развернулся к ней спиной:

— Они еще спят. Пойдем? Только не подходите ко мне близко, прошу. Василина.

Она и не могла подойти, глядя, как он быстро удаляется, и закусив губу от боли. Ноющая лодыжка подвела ее при первом же шаге, и она свалилась ободранными коленками на листья, перевела дыхание, чтобы не заплакать.

Остановился. Повернулся.

Постоял, глядя на нее и словно что-то решая.

Пошел обратно.

Снова остановился, теперь уже в нескольких шагах от нее.

— Лодыжка, — виновато прошептала Василина.

— Не можете идти?

Она замотала головой.

Он помолчал, шумно втягивая носом воздух.

Двинулся к ней.

Остановился, тяжело дыша. Это дыхание отозвалось дрожью в ее теле.

— Принцесса, — проговорил через силу. Его трясло и было страшно даже просто глядеть на него. — Сейчас я возьму вас на руки. Прошу вас. Не двигайтесь. Не говорите. Не смотрите на меня. Не касайтесь. Понятно?

— Да, — Василина опустила глаза, и сильные руки легко приподняли ее, прижали к груди. Он постоял так немного, уткнувшись губами ей в висок. Сглотнул. И сделал первый шаг.

******

Он ошибся. Слуги уже встали, и экономка Матильда с изумлением наблюдала, как открывается дверь, и напряженный, почти голый хозяин поместья проносит чуть более одетую гостью через холл к кабинету.

— Вызови Симона, Матильда! — рявкнул никогда не повышавший голоса барон, и экономка спешно побежала к телефону. — И принеси нам одежду!

Симон прибыл через двадцать минут, и все это время Василина пролежала на диване, застеленном зеленым сукном, молчаливо наблюдая за стоящим у окна Марианом. Матильда, любопытно сверкающая глазами, принесла одежду, и он оделся, не оборачиваясь и не глядя на нее.

Виталист быстро залечил царапины на коленях и спине, тревожно посматривая при этом на стоящего спиной друга, облегчил боль в ноющей лодыжке.

— Попробуйте, Ваше Высочество, встаньте. Нормально? Стоять можете? Окончательно отек к вечеру должен спать.

— Все хорошо, спасибо, Симон, — принцесса оперлась на предложенную руку, встала. — Вы прекрасный виталист.

От окна раздалось тихое рычание, от которого у придерживающего принцессу Симона буквально глаза полезли на лоб. А Василина печально покачала головой, ободряюще улыбнулась магу-лекарю и выскользнула за дверь.

— Что случилось, Мар? — Симон подошел к другу, заглянул ему в лицо и поразился, насколько болезненным он выглядит. — Ты заболел?

— Можно сказать и так, — усмехнулся барон Байдек, не улыбаясь. Как только девушка скрылась за дверью, ему сразу стало легче. И мозг начал работать.

Через полчаса Мариан Байдек, уже приняв душ и побрившись, постучал в комнату принца-консорта Святослава. Святослав Федорович, только-только вставший, принял гостя со сдержанным удивлением, которое далее переросло в откровенное беспокойство. Барон Байдек кратко и честно рассказал о случившемся, пояснил, что понятия не имел о том, что оборотничество в его случае возможно, и принес свои извинения. И добавил, что во избежание повторения случившего намерен уезжать по ночам за озеро, в старый лесничий домик, но днем просто обязан держаться при поместье, потому что принцесс ищут. И рано или поздно, если не принять меры, кто-то из арендаторов или случайных посетителей имения Байдек все равно проболтается, что видел здесь девушек. И изменение внешности никого из ищущих не смутит.

Святослав обещал обдумать информацию, и барон, поклонившись, вышел. У него были дела. Даже то, что ты ночь бегаешь медведем, не оправдание безделию. И Байдек, предусмотрительно взяв у сентиментально поглядывающей на него Тамары Дмитриевны корзину с едой и воду, ушел на сенокос. Там, под мерный свист косы и плеск озерной воды он снова обрел потерянное было хладнокровие и трезвость. А вечером уехал на другой берег озера, как и планировал.

А вот принцесса Ангелина, поджидавшая отсутствующую ночью сестру, устроила ей форменный допрос. И Василина, которой по-женски нужно было хоть с кем-то поделиться, рассказала старшей сестре все. Но не сухо, как разговаривали мужчины, а с подробностями, деталями и эмоциями. И с предысторией, случившейся три года назад. Василинка все говорила и говорила, а наследница с изумлением поглядывала на нее, не узнавая в раскрасневшейся взволнованной девушке свою мягкую, деликатную сестричку, с молоком матери впитавшей умение владеть собой. Она очень любила ее и боялась за нее. И только поэтому после окончания рассказа позволила себе попросить, чтобы Василина держалась подальше от барона, потому что стихийные оборотни, тем более новоявленные и не умеющие еще контролировать своего зверя, крайне опасны.

За пару часов до обеда Василина, как и всегда, пришла помогать на кухню. Повариха была непривычно молчалива, но бросала на принцессу любопытствующие взгляды. И не выдержала, сразу взяв быка за рога:

— Я гляжу, госпожа, вы взялись за дело и-таки соблазнили нашего бирюка? Когда свадебка-то?

— Да не было ничего, — пробормотала Василина, промывая фасоль. — Несчастный случай произошел, вот и все.

— Да я понимаю, что не было, — хмыкнула повариха. — Если бы было, то вы б, красавица, счас стоять не могли бы. Я говорю, на руках тебя принес, все как в романах. Теперь тебе его надо зажать в уголке где-нить и поцеловать. И все, бери голыми руками!

— Тамара Дмитриевна! — простонала Василина, не в силах сдержать нервный смех. — Ну вы скажете тоже!

— А что? — повариха ловко подхватила кастрюлю с супом, переставила ее на другую комфорку, чтобы освободить место для сковороды. — Мужик счас тугой пошел, ему надо доступно все объяснять. А уж доступнее поцелуя, считай, ничего нет. Тут уж не отвертится.

Обед и ужин прошли для принцессы грустно. Младшие сестры смотрели на нее с благоговением и нездоровым любопытством, будто на героиню кино. Ангелина и отец — с беспокойством и тревогой. А вот обладатель синих глаз, который обычно сидел напротив, никак не смотрел. Ни мрачно, ни с раздражением, ни с ледяным холодом. Потому что его просто не было. И это было обидно.

Перед сном она долго стояла на веранде, вглядываясь в залитый голубоватым сиянием сад. Завтра луна уже должна пойти на убыль, а с ней и ее ежемесячные "лунные гости". Но смотрела она, конечно, не на луну. Она ждала, не мелькнет ли среди яблонь силуэт большого медведя. Принцесса, непонятно на что надеясь, собрала днем немного малины, и сейчас она сладко благоухала тут же на веранде, сложенная в маленькое лукошко. Но он не пришел, и Василина с тяжелым сердцем пошла спать.

 

Глава 21

Где-то в конюшне громко, испуганно ржали и бились лошади, и она мгновенно проснулась, вскочила, схватила большой плед, лукошко с малиной, и побежала к выходу. Он не простит себе, если задерет своих лошадок. Надо увести зверя от конюшни. Ее он не тронет. Она уверена.

— Василина, нет! — проснувшаяся старшая принцесса ухватилась за ручку двери, перекрывая выход. Она говорила громким шепотом, чтобы не разбудить Каролинку. — Пожалуйста, сестричка, не ходи туда! Отец запретил нам выходить ночью! Мы уже потеряли маму, мы не можем потерять тебя!

Но ее мягкая, добрая сестра взглянула на нее, как на пустое место, и отчеканила:

— Пусти, Ани. Немедленно пусти. Иначе я вылезу с веранды. И там, поверь, разбиться вероятность гораздо больше, чем то, что он меня обидит.

— Да что же с тобой происходит такое? — недоуменно закричала шепотом Ангелина в спину протиснувшейся мимо сестре. — Что в нем такого, что ты готова бежать за ним, невзирая на свой титул, достоинство, долг?

Василина оглянулась.

— А то ты не знаешь, что происходит, — совсем по-взрослому улыбнулась она и побежала к лестнице.

Медведь ждал ее прямо под верандой. Просто стоял и смотрел, как она подходит, и фыркал носом, втягивал воздух с порыкиваниями. Василина остановилась в некотором отдалении. Было все-таки боязно, что бы она ни говорила сестре.

— Вот я и пришла, — сказала она тихо, — ты ведь сегодня будешь хорошим мишкой? Не будешь меня обижать?

Медведь виновато рявкнул, подошел к ней, снова ткнулся носом и лбом в живот. Он казался… умиротворенным, и Василина не без трепета протянула руку, почесала его между ушей и ниже, по массивному загривку.

— А я тебе малины принесла, — она взяла на ладошку несколько ароматных ягодок, протянула ему под нос. — Будешь?

Лесной хозяин понюхал ягодки и быстро-быстро слизал их языком, закатывая глаза и урча. Огромные клыки влажно поблескивали в жаркой пасти. Затем требовательно ткнулся в ладонь.

— Жадина, — Василина снова высыпала на ладошку ягоды, протянула ему. — Ай! Щекотно же! Какой у тебя язык шершавый. Вот смотри, все рассыпала из-за тебя!

Молча стоящие на балконе Ангелина и разбуженный ею Святослав Федорович напряженно наблюдали, как их укутанная в плед сестра и дочь кормит с ладони страшного зверя, гладит его, треплет за уши, что-то спрашивает и сама за него отвечает. А затем — как он ложится перед ней на брюхо, а она бесстрашно садится на него верхом, хватает за загривок, легонько шлепает, потому что он начинает баловаться, подпрыгивая на месте. Он обиженно ревет, и от этого рева волосы встают на затылке от страха, а она смеется и чем-то грозит ему. И затем огромный медведь увозит сидящую на нем девушку вглубь сада.

— Ты знаешь, что она давала ему свою кровь? — Святослав отвернулся от созерцания сада, в дымке которого растаяли силуэты большого зверя и прижавшейся к нему девушки. Его дочери, которую он может и не увидеть больше.

Ангелина немного нервно всхлипнула.

— Знаю. Она сегодня рассказала. Думаешь, это из-за нее барон начал оборачиваться?

— Я могу только предполагать, дочка. Ирина…, - лицо его дернулось, — не раз говорила, что кровь Рудлог, отданная добровольно, усиливает магию. Любую магию.

— Но, отец, это произошло три года назад. А Вася сказала, что у него это первый…точнее, уже второй оборот. Или это он так на нее отреагировал?

— Остается только догадываться, Ани. Давай спать. Все равно мы сделать уже ничего не можем.

И если Святослав уснул достаточно быстро, то наследница из-за тревоги за сестру так и не сомкнула глаз до утра.

***********

Медведь бежал довольно долго, и Василина снова слушала его хриплое дыхание, прислонившись щекой к горячей спине и крепко держась за шерсть на загривке. Мысли в голове, видимо, от тряски, были все какие-то легкие и радужные. Ночь была теплой, и вокруг таинственно пели свои шелестящие песни деревья, качая ветвями в призрачном свете голубоватой луны. Вдали светились редкие огоньки домов с неспящими в них по каким-то своим причинам людьми.

Под лапами несущего ее зверя вдруг заскрипел песок, по коже мазнул теплый влажный ветерок. Она подняла голову. Лесной хозяин медленно приближался к неподвижной, светящейся глади озера. Принцесса торопливо скинула плед на песок, потому что он и не думал останавливаться. Зашел в воду, громко сопя носом и отфыркиваясь, поплыл, и вдруг нырнул, оставив ее на поверхности. И сразу поднырнул обратно, скользнув по ее животу лбом и обдав брызгами.

"Неужто поплавать привез?" — удивилась Василинка, двигаясь к берегу. На глубине ночью было страшновато.

Медведь снова скрылся в воде, через какое-то время оказался перед ней, напугав ее до визга. Она могла поклясться, что он довольно заулыбался всей пастью от ее испуга, и снова нырнул. И появился прямо под ней, подняв ее над водой своей спиной. Играет, чтоб его.

— Фу, какой ты мокрый, — она шлепнула по воде рядом с его мордой, и тот недовольно заурчал от прилетевших брызг. Мокрая сорочка неприятно липла к телу и холодила, поэтому она соскользнула с покатой спины в теплую воду, поплыла рядом. Медведь косился на нее и старательно перебирал лапами, вытянув голову и часть спины над водой. Затем перевернулся на спину и задвигался быстрее, вышел на берег, отряхнулся, как большая собака, обернулся, встал на задние лапы и внимательно наблюдал, как она выходит из воды.

Василинка быстро сбросила мокрую рубашку, закуталась в теплый плед, села. Мишка расположился чуть в отдалении, брезгливо отряхивая светлый песок с мокрых лап. После подошел, положил мокрую тяжелую голову ей на колени, мученически вздыхая и втягивая воздух ноздрями. Уткнулся носом в складочку под животом и прикрыл глаза. Она посидела, погладила его, затем вместе с пледом откинулась на землю. Над ними, завораживая, опрокинутой темно-синей чашей медленно дигался по кругу огромный звездный купол, и через несколько мгновений вглядывания в небо ей уже казалось, что она отрывается от земли и летит туда, в эту манящую и пугающую бесконечность.

Уже сонная, она забралась обратно на подсохшего зверя, и ее снова понесли куда-то. Оставалось только крепче держаться, чтобы не соскользнуть с перекатывающей спины во сне.

********

Снова болит все тело, и снова голова тяжелая и гулкая. Под спиной сухие и немного колючие листья. И снова ноздри ловят сладкий мускусный аромат женщины, и кто-то лежит, прижимаясь, и дышит в шею горячим воздухом. И внутри все то же желание смять и подчинить, такое же яростное и сильное, и кулаки сжимаются, помогая человеку восстановить контроль.

Барон открыл глаза. Его безумие спало на его плече, и ресницы ее трепетали в такт дыханию. Удивительно, но сейчас, когда она была так близко, он ясно видел в ней черты прежней Василины, будто проступающие через незнакомое лицо.

Такая близкая и такая недоступная.

Запах выкручивает все изнутри, а внизу живота собирается томительное напряжение.

Закутанная по грудь в плед, и все равно ощущаемая всем его телом.

Рука, протянувшаяся погладить теплый затылок, отдернута назад.

Спящая…значит…не заметит? Не узнает?

Она же не против, когда его зверь трогает ее?

Она же его не боится?

А если испугается?

А если он дотронется и потеряет контроль?

Не имеющая представления о том, какие силы сейчас борются в его душе, Василина сонно повела рукой, натянула плед на плечи, зябко поджала ноги под поднявшееся покрывало, буквально забравшись на лежащий рядом источник тепла. От этих манипуляций ткань немного распахнулась, и ее маленькая грудь, и мягкий живот прижались к нему.

Мариан зарычал, выдохнул. В голову одна за одной били волны сокрушительного вожделения. Выдохнул сквозь зубы, потом еще и еще. Отвел руки в стороны, впился пальцами в листья, превращая их в труху. Снова вздох, выдох, и снова, потому что если он сейчас не выдержит, то потом только стреляться. Потому что в картинках, которое принесло с собой яростное желание, нет ни капли нежности или деликатности. Только ее крики и его рычание.

Так они и лежали — напряженный, тяжело вдыхающий и выдыхающий мужчина с закрытыми глазами, и свернувшаяся на нем принцесса. Лежали, пока первые лучи выглянувшего из-за горизонта солнышка не развеяли дымку, исполосовав поляну светом и тенью. В какой-то момент ему стало легче, будто солнце перехватило влияние у луны и дало ему передышку. А принцесса, на лицо которой упал теплый лучик, сморщила лицо, повертела носом и чихнула. И проснулась — он ощутил это, даже не открывая глаз.

Не завизжала, не отпрянула от него, будто так и было нужно. Вытянулась, скользнув голой грудью по его груди, приподнялась над ним, с любопытством заглядывая ему в лицо. Мариан наблюдал за ней из-под ресниц, ничего не говоря. И она, помедлив, осторожно опустила голову и коснулась его губ мимолетным, едва ощутимым поцелуем. И подняла голову, улыбаясь.

И он сдался.

Одной рукой скользнул под плед, ощущая ладонью разгоряченную сном нежную кожу спины.

Другой нырнул в ее спутанные волосы, притянул ее к себе.

И впился губами в ее дрогнувшие губы.

Жесткий, голодный, обжигающий поцелуй, трепет тела лежащей на нем девушки, ее неопытные, робкие движения, только распаляющие кровь.

Ее тонкие пальчики, вцепившиеся ему в плечи.

Ее приглушенный, болезненный стон от прикушенной губы.

Мягкие ягодицы под ладонью.

Истома била обжигающими электрическими плетьми, заставляя рычать и подминать под себя, а она не сопротивлялась, только вздрагивала, когда руки или губы становились особенно настойчивыми.

И это доверие и бесстрашие, с которыми она принимала его ласки, заставили его в какой-то момент остановиться, отстраниться, перекатившись на спину. Он тяжело дышал, глядя в небо, и рядом раздавалось такое же затрудненное дыхание.

— Что мне делать? — прошептал он потерянно. — Я не могу жить без тебя.

— Ну, — она приподнялась, опершись на локоть, положила голову на ладонь, глядя на него. И было в ее взгляде что-то новое, уверенное и спокойное, что бывает только у убеженных в своей силе женщин. — Теперь, после всего случившегося, барон, вы просто обязаны на мне жениться.

Мариан молча протянул руку, взял ее за ладошку, положил к себе на сердце. Оно гулко и часто толкалось в ее ладонь, словно заходилось в ликовании. Все было понятно без слов.

Выдохнул, успокаиваясь.

Зверь никуда не ушел, просто затаился, настойчиво рыча и толкая к ней.

Он даже не мог вспомнить, почему так долго боролся с собой. Ничего больше не имело значения, кроме девушки, спокойно смотрящей на него и держащей его сердце в своей руке.

— Вы не пожалеете, — он словно давал ей клятву, и видно было, как трудно этому бесстрашному обычно мужчине подбирать слова. Словно он боялся, что она после его болезненных признаний рассмеется и скажет, что пошутила. И тогда останется только подохнуть от тоски.

— Никогда не пожалеете, принцесса. Моя жизнь, любовь и верность давно принадлежат вам. Я не в силах отказаться от вас.

Он повернулся, так, чтобы смотреть ей в глаза.

— Василина, вы станете моей женой?

— Конечно, — ответила она твердо. — Я точно знаю, что не пожалею, барон.

Тапочки она утопила в озере, благодаря разыгравшемуся медведю, и он снова нес ее на руках до дома, чтобы принцесса не поранила ноги. Пледом пришлось поделиться, и она во все глаза смотрела, как он разорвал плотную ткань так, будто это была тонкая бумага.

Она не пожалеет. Точно не пожалеет.

Было как-то легко и весело.

В холле было тихо и пустынно, и он донес ее до двери комнаты, легко коснулся лба губами, не удержавшись, втянул носом воздух у основания шеи и поспешно отступил к своим покоям.

— Как ты могла уйти? — бушевала Ангелина. — У тебя напрочь отрезало чувство самосохранения?! Почему ты голая? Что он с тобой сделал?!

Она не выспалась и была крайне раздражена. Тем более, что сестра сладко потянулась, не обращая внимания на ее крики, улыбнулась. Она как была в пледе, так и завалилась на кровать, обнимая подушку. А младшие сестры сидели, как мышки, переводя взгляд с одной на другую. Марина стояла, уткнувшись лбом в окно и пила воду из стакана.

— У него в состоянии оборота какой запах — звериный или человеческий? — поинтересовалась Алина, воспользовавшись установившейся паузой.

— Я тоже хочу на нем покататься, — заныла Полли. — Это же круто, Васют!

— Девочки, молчать! — рявкнула Ангелина. — Василина, это недопустимо! Он мужчина, ты компрометируешь себя!

— Он мой будущий муж, — сонно проговорила Василина, снова потягиваясь всем телом. Она выспалась, но хотелось выгибаться и тереться телом об простыни, как довольной кошке.

Ангелина потрясенно замолчала.

— Отец никогда не даст согласия на этот брак, Васюш, — уже достаточно хладнокровно произнесла старшая принцесса, внезапно успокаиваясь. — Барон достойный человек, но он не нашего круга.

— Какого круга, Ани? — со внезапной злостью огрызнулась Василина, садясь на кровати. — У нас нет ничего больше. Ни дома, ни матери, ни состояния, даже имя мы должны скрывать. Так почему я не могу выйти за мужчину, которого люблю? Из-за фамильной гордости? Да к демонам эту гордость! Если понадобится, я готова идти за ним пешком на его заставу, и варить ему там супы, и мыть полы, и спать с ним в одной постели! Даже если он откажется от меня, я все равно пойду за ним!!

Младшие сестры затаили дыхание: старшенькие буравили друг друга взглядами, и в комнате ощутимо похолодело, стало потрескивать электричество, потянуло ветерком. Наследница хмуро кусала губы. Привычка, от которой избавилась еще в детстве.

— Барон не тот человек, который откажется от своего слова, Вась, — наконец проговорила она. — Но он и не пойдет против воли нашей семьи.

— Значит, — с силой проговорила вторая принцесса, — ты, как глава рода, убедишь отца, чтобы он дал согласие на эту свадьбу. Иначе я, Богами клянусь, соблазню его и все равно женю на себе. Я уже совершеннолетняя, Ани. И способна понять, как поступить правильно.

Неизвестно, к чему бы привело все возрастающее напряжение между двумя сильнейшими дочерьми Ирины-Иоанны и выстояло бы после этого благополучно пережившее пять веков поместье, если б в этот момент третья дочь не швырнула в ярости стакан с водой в стену.

— Какие же вы мерзкие, — прошипела Марина, бледнея на глазах. — Еще двух недель не прошло с момента смерти мамы! А вам все равно! Вы жизнью наслаждаетесь, да? Пока она там гниет, да? Одной ничего не нужно, кроме ее книг, другая носится целый день, как дура. А старшая сестричка тоже хороша — трется по ночам с почти незнакомым мужиком, острых ощущений захотелось, да, Васька? Невмоготу, да? Мама бы никогда не согласилась на этот брак!!! А теперь она умерла, и можно и погулять, да?!!! И ты, — крикнула она в лицо Ангелине, — ты никогда ее не заменишь!

Зарыдала напуганная ее криком и упоминанием о матери Каролина, зарыдала с резким переходом в истерику, упала, выгибаясь, на пол. Ангелина бросилась к ней, обняла, посадила на колени, укачивая.

— Марина, закрой рот, — жестко сказала Василина.

— А то что? Измажешь меня розовыми слюнями? — крикнула, как плюнула. — Ненавижу тебя! — заорала младшая сестра. Орала она без слез, и это было страшно. — Вас всех ненавижу! Лучше б я умерла там с ней! Вам всем все равно! Мы даже траур носим потому, что тряпья другого цвета нам не дали!

— Заткнись, Мари! — заорала Пол. Вскочила, сжала кулаки. Алинка смотрела на нее с изумлением, нервно вытирая руки об платье. — Ты думаешь, тебе одной плохо? Мне тоже плохо! Только я не хожу, как живой укор окружающим. Что ты знаешь о том, что мы чувствуем? Эгоистка!

— Тихо все, — негромко сказала Ангелина, поглаживая всхлипывающую Каролишу, но сестры почему-то послушались, тяжело переводя дыхание. Марина сглотнула, взгляд ее приобрел осмысленность.

— Прости, Пол, — пролепетала она, и заплакала. — Васют, прости.

Полли бросилась к ней обнимать и тоже зарыдала.

— Так. — Ангелина встала, передала Каролину на руки второй принцессе. — Заканчиваем массовые рыдания, скоро завтрак. Будете опухшие, возникнут вопросы. А я пойду, — она взглянула на Василину, покачала головой, — поговорю с отцом.

Когда наследница вышла в коридор, к двери комнаты принца-консорта как раз подходил барон Байдек. Он остановился, поклонился, приветствуя ее.

— Ваше Высочество, я бы хотел поговорить с Святославом Федоровичем.

— Знаю, — сказала она устало, — я буду присутствовать при разговоре. Пойдемте, капитан Байдек.

Разговор прошел непросто. Святослав был уже одет, и эта процедура в отсутствие руки не способствовала его умиротворению. Как и ночной демарш дочери.

— Барон, — сказал он, выслушав капитана и кривясь от того, что нужно было сказать, — я, право, не знаю, что вам ответить. Вы, без всякого сомнения, достойный офицер, и я крайне благодарен вам за вашу верность. И верю, что вы можете сделать ее счастливой. Но я вынужден говорить с вами откровенно и надеюсь на ваше понимание. Ситуация может измениться в любой момент, и если Ангелина сядет на трон, Василина должна стать ее политическим союзником, вступив в брак с человеком, способным поддержать корону. Как и другие дочери. К сожалению, вы этого обеспечить не можете. Я не имею права лишать наследницу такой мощной поддержки. Которая нам, безо всякого сомнения, понадобится.

Мариан Байдек спокойно выслушал его слова. Раньше он бы отступился. Но не сейчас. Не сейчас, когда он знал, что он борется и за ее счастье тоже.

— Тем не менее, Ее Величество обещала не препятствовать моему повторному предложению по достижении принцессой Василиной 18 лет.

Ангелина подняла брови, с удивлением посмотрела на капитана. Ну надо же. А мать никогда ей про это не говорила.

— Восемнадцати лет, барон, — с нажимом сказал принц-консорт. — А ей девятнадцать. Почему вы не использовали тот шанс? Девочка поругалась с матерью, выбивая для вас приглашения на ассамблеи. Почему вы не приезжали?

Байдек не опустил глаз, хотя на его скулах проступили красные пятна.

— По тем же соображениям, что вы изложили мне, Ваше Высочество. Я прекрасно понимал, что не ровня ей и что огромной дерзостью было даже мечтать о том, чтобы она стала моей женой, а тем более обращаться с этим к королеве. Я хотел оградить нас от неловкости.

— И что же изменилось? — мрачно спросил Святослав. Ему было не по себе, словно он влез в чужую, неприятную и несвойственную ему шкуру. — Раз вы все понимаете, что изменилось, барон?

— Теперь это вопрос и ее счастья, Ваше Высочество, — твердо ответил Байдек. — Будь я один, я бы отступил. Но она хочет этого. А ее желания для меня…, - он замолчал, подбирая слово.

Но его поняли.

— Отец, — заговорила принцесса Ангелина. — Я поддерживаю и разделяю твою точку зрения.

Байдек остро глянул на нее и сжал зубы.

— Но ради мира в семье, и ради того, чтобы не вынуждать мою сестру и барона на недостойный поступок, я вынуждена просить вас дать разрешение на этот брак.

И в этот момент ее интонация и манера была так похожа на тон его Ирины, решающей дипломатические споры, что он прикрыл глаза.

Дверь распахнулась, и в комнату с радостным визгом "Спасибо, Ани" вбежала Василинка, повисла на шее у сестры. Затем решительно встала рядом с Марианом, сжала его руку своей теплой ладошкой. В открытую дверь робко заглядывали немного опухшие младшие принцессы.

Принц-консорт, глядя на этот бедлам, тяжело вздохнул.

— Хорошо. Я даю согласие на помолвку. Но свадьбе быть не раньше, чем через месяц, хотя бы в память о королеве. И, барон, вы обязаны найти мага, который обучит вас как справляться со своей стихией. Иначе я никогда не буду уверен в безопасности Василины.

Тем же вечером за ужином Мариан Байдек надел на палец своей невесте скромное помолвочное кольцо, тем самым закрепив свои права. Его зверь сыто порыкивал где-то на задворках сознания, перестав беситься. Может, дело было в том, что полная луна уже пошла на убыль. А может в том, что та, кого он так сильно желал, смотрела на него светящимися глазами, обещающими, что совсем скоро она будет принадлежать только ему.

*******

Ночь. Осень. Мелкий теплый дождь гулко и часто стучит по стеклам. Пахнет свежестью, дымом и сладкой осенней листвой.

Старый домик лесника с единственным светящимся окошком. За домиком веется дымок из пристроенной баньки, спускающейся настилом прямо в озеро.

У окна двое. Девушка, прижавшаяся к плечу мужчины, и ее муж, бережно обнимающий ее и что-то тихо рассказывающий ей на ухо.

Когда-то давно, возлюбленная моя, так давно, что и не вспомнить, на Севере жили такие же суровые и неуступчивые люди, как сейчас. И не было тогда других венчальных обрядов, кроме того, что творили двое в полном молчании, под присмотром лунной ночи. Это обряд поклонения жене, обряд обновления и нового рождения…

Я раздену тебя донага, любимая моя, сниму кольца и серьги, чтобы ничего не оставалось на теле, распущу твои прекрасные волосы. Отнесу тебя в дом Жара и Здрава, и трижды омою тебя озерной водой под присмотром Богов. Обрежу твои светлые волосы на три ладони, и мы сохраним их для оберегов для наших детей. Нет ничего сильнее, чем волосы девушки в ночь, когда она станет женщиной…

— Хорошо, — выдыхает она покорно, завороженная его низким голосом.

Я распарю твое тело так, что ты перестанешь чувствовать себя, а кожа твоя станет светящейся, как шелк. Окуну в прохладную купель, и ты будто заново родишься. Бережно оботру тебя, сердце мое, собирая капельки воды с твоего тела, расчешу гребнем и одену в белую чистую сорочку с вышитыми божественными колесами. А затем возьму тебя, теплую и разомлевшую, на руки и отнесу сюда, на наше супружеское ложе. Здесь ты будешь отдыхать и ждать меня, не признося ни звука, пока я буду омываться сам и творить брачную молитву, чтобы Боги даровали нам здоровых детей и долгую любовь. А потом я поднимусь к тебе и сделаю тебя своей женой…

— Хорошо, — шепчет она, и он легко касается ее губ целомудренным поцелуем.

Скрипучая широкая кровать, застеленная хрустящими белоснежными простынями. Потертый теплый ковер на полу. Много цветов, небрежно брошенных чьей-то неторопливой рукой, и их медовый запах.

Огонь в камине, статуэтки богов на каминной полке, терпкий запах смолы и раскаленного камня. Девушка, сидящая на кровати в длинной белой сорочке. Мужчина у ее ног, словно поклоняющийся ей. Диковатый блеск его глаз и мощные руки, скользящие вверх по тонким, гладким щиколоткам. Хриплый шепот.

Моя…

Теплые губы на внутренней поверхности бедра, головокружительный женский запах, чуть царапающаяся мужская щетина, тонкие пальцы в волосах мужчины, его судорожный вздох.

Моя…

Какое счастье, что я могу смотреть на тебя, сколько захочу, и не отводить взгляд. Какое счастье, что я могу трогать тебя так, как я захочу, и видеть, как розовеет твоя кожа и туманится взгляд. Как описать, что я чувствую, когда ты так открыта для меня, любимая? Когда ты так близко, что меня трясет от твоего запаха?

Скользящая вверх по телу брачная сорочка, прикрытые блестящие глаза, совершенная грудь в облесках пламени. Теплые руки на мягком животе и влажный сосок, попробованный на вкус. Первый приглушенный стон. Первый вздох удовольствия. Пальчики, сжимающиеся на плечах. Мягкое тело на хрустящих простынях.

Как я могу описать тебе, что ты делаешь со мной, просто вот так касаясь меня? Твоя ласка такая робкая, что я периодически замираю, боясь тебя спугнуть. Твои губы такие сладкие, что я бы пробовал их вечно и не мог бы насытиться. Ловлю твое дыхание, чтобы познать, как ты откликаешься.

Моя…

Как я боюсь сделать тебе больно. Как я хочу тебя. Сердце мое, жизнь моя.

Ты заставляешь мое тело гореть, и ударяешь в голову, как терпкое вино. Видят Боги, я не могу больше ждать. Я слишком долго ждал и точно умру, если прямо сейчас не возьму тебя.

Движение, вскрик, всхлип, стон, слезы в уголках глаз. Мощные руки, удерживающие на месте. Прерывистое дыхание. Нежные касания губ. Прости.

Совсем моя…

Скрип кровати, стук дождя, низкий рык мужчины, сладкий запах цветов, прикрытые затуманенные глаза, судорожные всхлипы-полустоны, треск поленьев в камине, ноготки, царапающие сильную спину, наслаждение на грани боли, или боль на грани наслаждения.

Как же я жил без тебя все эти годы, не имея надежды хоть когда-нибудь прикоснуться к тебе?

Мыслей больше нет. Есть только бесконечное и безжалостное движение, хриплые крики, стреляющие безумным огнем по позвоночнику, нетерпеливые вздохи. Ставшие вдруг требовательными мягкие губы, солоноватый запах страсти, влажные тела, взгляд глаза в глаза, и все ускоряющийся мир, который неумолимо чернеет и вдруг взрывается, заставляя глухо рычать и содрогаться.

Тишина, прерываемая громким дыханием двоих. Ночь, стыдливо заглядывающая в окно. Двое, принадлежащие друг другу. Отныне и навсегда.

Моя? Моя?

Твоя, Мариан. Твоя.