Среда, 28 декабря, Мартин

Барон фон Съедентент, лохматый, взбудораженный и явно что-то задумавший, появился в кабинете придворного мага Инляндии в обеденное время.

– Я только поцеловать! – заверил он деловую, под горло застегнутую Вики, тут же приступил к озвученному, и в процессе, тиская ее за умопомрачительные тылы, как и следовало ожидать, немного увлекся. Хотя только с утра, развалившись на смятой постели, блестящими глазами наблюдал, как Виктория одевается в его спальне, в его доме, в который волшебница все-таки, пусть не со всеми вещами еще, пусть слабо сопротивляясь, переехала.

– Зачем у этого платья столько пуговиц? – ругался он, сдабривая попытки их расстегнуть смачными блакорийскими эпитетами. Одежда поддавалась с трудом – вот показались ключицы, краешек роскошного белья – и блакориец подергал его зубами, жалобно посмотрел на раскрасневшуюся Викторию, махнул рукой и подсадил ее на стол.

– А как же «только поцеловать»? – строго спросила волшебница.

– Я и поцелую, – заверил барон невозмутимо, задирая ей подол, – вот сейчас сниму это кружевное недоразумение, и так поцелую, Вик… О, чулки… люблю чулки… умм…

Ей и самой уже не терпелось, и Виктория незаметно запечатала дверь и теперь посмеивалась, глядя на его порывистые движения, принимая его нетерпение почти по-королевски великодушно. Но не успела одна из сильнейших магов на Туре прерывисто вздохнуть и запрокинуть голову, вцепившись пальцами в края стола, как зазвонил рабочий телефон.

– Ты обедаешь, – настойчиво и немного невнятно проговорил Мартин. – Как раз сейчас набрала в ложку чудесный грибной суп-пюре и никак не можешь ответить. Ну Вииик!

Она покачала головой и взяла телефон. Мартин все не останавливался, и она дергала ногами, улыбалась, пытаясь оттолкнуть его.

– Да? – спросила Вики в трубку, делая страшные глаза. Март со вздохом вернулся к пуговицам, коснулся губами шеи, начал водить туда-сюда подбородком, сбивая ее с мысли. – Конечно, ваше величество. Я сейчас буду. Нееет… нет, – она потянула блакорийца, глухо хмыкающего ей в грудь, за волосы назад и строго свела брови, – все в порядке.

Телефон вернулся на место. Барон понятливо и с утрированной печалью на лице отступил назад, наблюдая, как быстро застегивает волшебница пуговицы на платье, бросает взгляд в зеркало, поправляет прическу, двумя уверенными движениями красит губы.

– Как я понимаю, вечером мы наверстаем и обед и ужин. И полдник, это я тебе гарантирую, родная, – пообещал он немного напряженно. – Раз десерта мне сейчас не досталось.

«Десерт» усмехнулась, рассматривая платье сзади – не очень ли помялось.

– Вряд ли, Март. Его величество жаждет посетить Форштадт, а, значит, может и завтра вернуться.

– Но ты ведь ночью придешь? Да, Вик? – спросил он с надеждой и запустил пальцы в волосы, потряс их.

– Да, – проговорила она, с удовольствием глядя, как светлеет его лицо. Направилась к двери – но у порога ее остановил томный голос Мартина.

– Ты ничего не забыла, родная?

– Поцеловать тебя? – откликнулась Вики смешливо. Ее должно было бы раздражать это ребячество, но не раздражало, а удивляло и радовало, а если уж совсем честно, она бесконечно наслаждалась им.

– Безусловно, – блакориец понизил голос, подходя ближе, почти вплотную. – Но я имел в виду другое. Конечно, я рад, что так задурил тебе голову, что ты забыла про это…

И он аккуратно провел ей по щеке губами и с выражением необыкновенного самодовольства достал из кармана трофей – черные кружевные трусики. Белье было изъято, нахальный барон со смехом изгнан, и Виктория наконец-то пошла работать.

А фон Съедентент благодушно вкусил щедрый обед у себя дома, не торопясь вернуться на службу и параллельно просматривая присланные ему из его академии документы. Нехотя встал и отправился во дворец Блакори. Честно отработал положенное время, но на сегодня никаких вечерних дел у его величества Гюнтера не планировалось, поэтому маг со спокойной совестью вернулся домой.

И заскучал. Он уже так невозможно за эти четыре дня привык к Виктории рядом с собой, что в ее отсутствие дом казался наполненным мертвенным покоем. Даже потрескивание дров в камине не спасало.

Напиться можно было бы, но в одиночку не хотелось. Он ткнулся было к Алексу, но тот, как всегда, был с Алмазом, и Мартина там не ждали. Вспомнил о Марине – и позвонил, но она не брала трубку. Оставался только Макс, не отвечавший последние дни на звонки и опять наверняка ушедший в работу. И трогать его в такие рабочие «запои» было опасно. Ладно, разозлится, но ведь обидится ещё и будет обливать презреньем с месяц, цедя нотации о неприкосновенности личного пространства и о том, что бездельникам только дай помешать творчеству его, гения. А с другой стороны – беспокоит эта его отключка. Наверняка ведь Малыш все эти дни не ест и не спит, и если не дернуть, так и свалится у себя в лаборатории, померев за созданием мази от пролежней.

Барон маялся, принимая решение. Полежал в кресле, лениво читая монографию одного из бывших учеников, дослужившегося до профессора. Поужинал. И пообещав себе, что только посмотрит, шагнул во владения Макса.

– Так-так-так, – сказал он себе серьезно. Вынесло его не в гостиной, куда он обычно попадал, и даже не во двор, окруженный деревьями-стражами. Нет. Дубовая роща с оживившимися и угрожающе зашелестевшими зелеными охранниками находилась прямо перед ним, а за ней стоял дом Макса, накрытый невиданными для инляндца щитами. Такими, что верхний купол проходил аккурат по серединке рощи, окружая дом мощным кольцом.

– Так-так, – повторил фон Съедентент, рассматривая щиты в магическом спектре и даже присвистнув. – Ну это просто вызов мне. Прости, друг, но теперь я не в состоянии отсюда уйти. Взломаю и поправлю, будут как новые.

Он, поводя плечами, чтобы согреться, и повышая температуру вокруг тела – под ногами хлюпала снежно-водяная грязь, исходящая парком, прошагал к деревьям. Те хищно заволновались, задергались, норовя тыкнуть, порвать, исцарапать.

– Испепелю! – рявкнул он вполголоса, и для наглядности крутанул рукой, создавая вращающееся огненное колесо перед собой. Стало совсем тепло. Деревья зашуршали, вроде бы расступаясь перед ревущей стихией… и вдруг одно из них молниеносно и невероятно быстро для дуба согнулось-хлестнуло верхушкой по барону. Не будь на Мартине щитов, остался бы он в роще безрассудным удобрением для троттовых питомцев.

– Ах ты ж дрянь, – весело проговорил барон, укрепляя щиты – деревья словно взбесились, и чуть ли из земли не выпрыгивали, с треском лупя вершинами стволов по наглому взломщику. – Ну, Макс, ну я тебе это припомню. Ладно я, а если сюда грибники какие забредут?

Стражи, поняв, видимо, что ударами его не остановить, заволновались, снова зашумели – и начали сплетаться ветвями, образуя непроходимый высоченный частокол.

– Сожгу ведь, – пообещал Мартин, подходя ближе. Кромка щита начиналась шагах в пяти от края частокола. – Пропустите, я вашему хозяину друг, вреда не нанесу.

Ближайшее дерево презрительно и неведомо как фыркнуло и, как собака, быстро-быстро загребая корнями, послало в сторону «друга» комья грязи и песка.

– Чертов Малыш, – пробормотал барон восхищенно, – развел тут бестиарий. Он сам-то знает, что тут происходит вообще?

Он потушил ревущее огненное колесо, послал вперед стену Стазиса и затем долго и аккуратно, стараясь не оцарапаться, пробирался сквозь застывшие спутанные ветви дубов.

Щит оказался сложным, и барон, увлеченно насвистывая, сунул в рот сухой листочек с живого дуба, засучил рукава и принялся распутывать придумку сумасшедшего друга.

* * *

Мир Лортах, Макс-Охтор

После встречи с чудовищным богом-пауком и чудесного спасения из гнилой Лакшии лорд Максимилиан Тротт, он же Охтор, спал сном младенца. Долго спал. Сначала его грели женские тела – и не сказать, что это не доставляло ему удовольствия, – затем стало прохладнее, и сквозь сон он слышал уже и перестук дров, заправляемых в печь, и треск огня, и тихие расспросы Далин – бывшая рабыня Венин в ответ что-то сипела, старательно выговаривая слова.

Рана на спине почти затянулась, сон убрал телесную немощь, и когда по домику потек запах свежих лепешек, жаркого и каши, Макс открыл глаза. Потянулся – ничего уже не болело, расправил крылья, напрягая мышцы, взглянул на замолчавших женщин.

Отдохнувший организм прямо-таки требовал устроить праздник плоти. Но две женщины рядом – все равно, что ни одной. Позовешь одну, вторая обидится, затаит ревность, а им еще жить вместе.

– Накрой стол, Далин, – сказал, поднимаясь, – я скоро опять уйду. Венин, подойди ко мне.

Губы Далин расстроенно дернулись, но она сноровисто захлопотала у стола. Бывшая рабыня положила на стол кусок лепешки, сунутый сердобольной хозяйкой, приблизилась. Макс положил руку ей на грудь, начал простукивать вокруг пальцами второй руки.

– Больно здесь?

Она помотала головой.

– Подыши глубоко, – она не поняла, и Макс показал. – Вот так.

Венин старательно начала вдыхать-выдыхать, а он слушал – и ухом, и рукой, – но хрипов не было, вибраций тоже. И температура нормальная, и слизистые не бледные. Удивительно. То ли вчерашний приток силы позволил ему излечить утопленницу так, что не пошло ожидаемых проблем на сердце и легкие, то ли здесь на редкость жизнестойкие люди.

Далин прислушивалась к ним и облегченно улыбалась, и Тротт, на мгновение почувствовавший привычное раздражение в адрес женщин, встал и вышел из дома.

Во дворе вовсю уже жарило солнце, деловито рылись в траве лохматые куры, и Макс, ополоснувшись из ведра, принял из рук младшего сына Далин полотенце, потрепал его по черноволосой голове, вытерся. Мысли, подстегнутые ледяной водой, стали острыми, конкретными.

Главное сейчас – найти дар-тени, которая, если не соврала старуха, бродит где-то в опасных влажных лесах побережья. А до этого решить ещё пару вопросов. И уйти, наконец, наверх, потому что непонятно, сколько прошло времени и в каком состоянии он очнется – сможет ли вообще преодолеть сон, не выпьет ли при пробуждении все на километры вокруг? Он, конечно, завел себе будильник на понедельник, памятуя, что больше двух суток никогда не спал, но кто знает, способен ли он услышать сигнал, даже если тот будет орать ему на ухо?

После завтрака Макс зашел в свой чистый и прохладный дом, стоящий на другом конце поселения, снял со стены лук, стрелы, нож, с сожалением вспоминая свою броню, покоящуюся где-то в мешке на дне залива у Лакшии. Ту он заказывал у местного умельца-кузнеца и потом тщательно подгонял под себя. Выполнена она была из хитина тха-охонга, обладающего полезным свойством при высокой температуре размягчаться, становиться послушным ковке, и второй такой у Тротта не было. И ждать, пока ее сделают, некогда. Так что обойдется клепаной курткой.

Собрав оружие, вытащил из пола доску – под ней открылся тайник, в котором Макс хранил золото. Вряд ли кто-то бы осмелился обокрасть его – во-первых, в поселении с ворами не церемонились, выбрасывали за ворота, во-вторых, только сумасшедший мог бы позариться на что-то, принадлежащее Охтору. Но осторожность никогда и никому еще не вредила.

Золото и драгоценные камни ценились и в этом мире – как и во всех мирах, наверное. И у Макса его было достаточно. А закончится, всегда сможет принести еще. Когда-то давно, когда Охтор исходил весь Лортах, довелось ему побывать во множестве затерянных, необитаемых мест: в горах, где текли ручьи, несущие золотые самородки размером с ладонь, в графитовых развалах, где, как птенцы из гнезда торчали похожие на тусклые потертые стекла алмазы. Так что золото у него было. Лортах вообще был богат рудами. Только вот богатство это быстро поглощалось океаном. Там, где лет десять назад был берег, плескалось уже море, по которому свободно проходили корабли.

Макс сунул в мешок один из крупных самородков, ссыпал в тряпицу несколько горстей поменьше, завязал. Кто знает, сколько его не будет, а женщинам с детьми теперь, когда есть еще и Венин, поначалу с хозяйства прокормиться будет непросто. Оглядел дом еще раз, ножом вырезал на стене дарственную женщинам, пока не выйдут замуж и не уйдут в другой дом, и пошел к главе поселения.

Глава, пожилой дар-тени по имени Нерха, уважительно встречал его у ворот – видимо, вездесущая ребятня уже доложила, что к дому идет Охтор. Нерха был крепким, широкоплечим, но не тяжеловесным, обстоятельным, и лицо его, смугловатое, уже покрылось сеточкой мелких морщин, хотя появился-то он у поселения лет двадцать назад. Здесь, на Лортахе, быстро старели.

– По делу, Охтор? – спросил он, хлопая Макса по плечу.

– По делу, – Тротт ответил на приветствие и проследовал за хозяином в дом, – и недолго. Тороплюсь я, поэтому послушай и сделай все, как прошу.

Нерха выслушал рассказ Макса и об армии охонгов, и о предсказании жрицы, и о пробудившемся чужом боге молча, напряженно поводя кончиком черного крыла с уже начавшими желтеть от старости перьями.

– Плохо дело, – степенно проговорил глава, когда Тротт закончил говорить. – Эдак войска императора, ежели девку эту не найдут, постараются прорваться к кольцу наших поселений, чтобы тут ее поискать. А откуда ей взяться-то, Охтор? Никогда не слышал, чтобы бабы у нас появлялись. Да и хорошо, правда? Тяжко им тут было бы. Пусть живут себе в безопасности… наверху.

Нерха, как и большинство дар-тени, о мире Тура имел лишь смутное представление, изредка видя его во снах, и как Макс его ни расспрашивал, не мог даже определить, в каком городе он живет. Но истово верил, что при его жизни его половинки смогут воссоединиться. Все верили – что им оставалось делать?

– И я не слышал, – кивнул Макс. – Может, и было давным-давно, несколько веков назад, но в разговорах никто из стариков ни в одном поселении о женщинах дар-тени не упоминал.

Поэтому и сон, который ему приснился в Лакшии, Тротт воспринял как бред. Не было никогда у дар-тени женщин. Тем более со светлыми волосами. Откуда? Дар-тени все черноволосые и зеленоглазые, как на подбор. Макс первое время не столько от растущих крыльев за спиной дергался, сколько от своей внешности в отражениях. То же лицо, но другой цвет глаз и волос. Впору свихнуться.

Впрочем, вряд ли его можно считать нормальным.

Придавало нереальности и то, что девушка отчетливо напомнила ему покойную королеву Рудлога, Ирину. Другое лицо, но очень похожее. Как тут не подумать об играх подсознания?

…- Так что думаешь?

Макс вынырнул из своих мыслей, посмотрел на повторно задавшего вопрос Нерху.

– На самом деле девка нашей крови сюда каким-то чудом попала? И правда вот-вот откроется проход? Так ведь и мы сможем вернуться, – глаза обычно невозмутимого пожилого дар-тени возбужденно горели. Его женщины споро выставляли перед гостем на тяжелый деревянный стол вяленое мясо, орехи, сладкие вареные клубни. Для порядка – никто из разговаривающих не ел.

– Проверю, – коротко ответил Тротт. Положил на стол тряпицу с самородком, развернул. – Есть ещё одно дело, Нерха. Я из Лакшии привел женщину по имени Венин. Будут жить вместе с Далин и детьми в моем доме. Вот тебе плата за нового жителя общины, и присмотри за ними, пока нет меня. Сегодня они будут таскать в новый дом вещи, кликни мужиков помочь, – он достал ещё парочку самородков помельче, – и так, чтобы не обидели их. Я ухожу, когда вернусь, расскажу, что узнал. А тебе бы пообщаться с главами других поселений. Пусть над нами защита Источника, но я чувствую, как она слабеет.

Нерха кивнул.

– И я чую, Охтор. Думаешь, Источник наш доживает последние дни?

– Проверю, – повторил Макс нетерпеливо. – На всякий случай всем поселениям нужно увеличить число патрулей, чтобы срочно известить глав, если появятся отряды императора. И подготовь пути отступления. Пусть мужики посмотрят тропки в горах, обновят пещеры, те, что подальше. Тха-охонги туда бы не дошли, но у императора теперь есть армия стрекоз-раньяров. Если защита рухнет, солдаты смогут добраться и туда, так что чем дальше уйдете, тем безопаснее будет.

– Сам об этом думаю, – проговорил пожилой дар-тени. Пощелкал пальцем по щербатому самородку, похожему на грушу, кивнул женщине – та ловко забрала его, унесла. – За бабами твоими пригляжу, не обману. У меня с обидчиками строго. Доброго пути тебе, Охтор.

– И тебе добра, – вежливо откликнулся Тротт, поднимаясь. Пора было идти.

Он заглянул еще в дом Далин – та собрала ему в дорогу припасы, и он одобрительно хмыкнул, глядя на вяленое мясо, сухари, травы, соль – научилась за время жизни с Охтором. Отвел женщин в свой дом, отдал им золото и ушел, забрав оружие и мешок с припасами.

Папоротниковый лес встретил его привычной полутьмой и влажностью, и Макс быстро вышел по чавкающим мхам к берегу стремительной речушки с красноватой железистой водой и направился вдоль нее к морю.

Залив Мирсоль находился в двух неделях пути – если обходить широкий, врезающийся в сушу клин морской воды, подтапливающей низменность и уже подбирающейся к краю папоротникового леса, в котором находилось поселение дар-тени. Слишком долго идти. Были бы в силе крылья – Макс легко мог бы преодолеть это расстояние дня за три, останавливаясь на отдых. А теперь придется заходить в рыбацкое поселение, в котором про дар-тени знали и довольно охотно с ними торговали, и нанимать парусную лодку. Тогда можно и за пять дней дойти вдоль побережья. В любом случае нужно выйти на береговую линию.

Вот наймет лодку – и уйдет обратно на Туру. Дальше Охтор справится сам, а он, Макс, выждет несколько дней, порешает дела наверху и вернется. Главное, чтобы беловолосая дар-тени, если она существует, выжила в лесу эти дни. Если выживет – он ее обязательно найдет.

* * *

Мартин, Тура

– Растешь, Малыш, растешь, – шептал Мартин фон Съедентент, любовно распутывая вязь троттового щита. Руки и пальцы взломщика двигались почти как у танцора или безумного дирижера. Он чуть раскачивался, улыбаясь, словно от поглаживаний желанной женщины, а уж удовольствие испытывал такое, что Вики впору было ревновать. Впрочем, она не стала бы – они все были больны магией.

Мартин удовлетворенно хмыкнул, отстранился от огромного купола, присел и пижонистым движением острием ладони очертил от земли арку в свой рост. В вечерней тьме контуры ее засияли белым, по щиту от места повреждения покатились перламутровые волны.

– Но до меня тебе ещё далеко, – торжествующе хмыкнул блакориец и тряхнул волосами. Подумал и все-таки признал:

– Как и мне до тебя в других областях.

Барон сделал шаг вперед, отключил сигналки. И приступил к потрошению второго слоя защиты.

Дверь в дом тоже пришлось взламывать – Тротт поставил еще и глушилку на перемещения, так что просто телепортироваться внутрь возможности не было.

– И не сказать, – бормотал придворный маг Блакории себе под нос, аккуратно «подцепляя» кулаком, как магнитом, систему замка и проворачивая, – что я не понимаю: раз ты так закрылся, то гостей точно не ждешь. Но ведь помрешь, дурак гениальный, в своей лаборатории.

Замок вдруг полыхнул огнем, и Мартин выругался, глядя, как пламя растекается по его щиту.

– Параноик рыжий, – сплюнул он, подождал, пока охранка выдохнется, и потянул дверь на себя.

В доме было тихо и темно. И пахло как-то… Мартин насторожился. Нежилым пахло.

Он заглянул в гостиную – свет и там не горел, и барон включил его.

– Макс! – позвал он громко, двигаясь к лаборатории. Оттуда не доносилось ни звука. И дверь была заперта.

Блакориец помялся, чертыхнулся и принялся довольно привычно уже взламывать вход.

Через десять минут неповрежденная дверь – тут Мартин превзошел сам себя – открылась, явив пустое, темное помещение. В котором Тротта тоже не было.

– Что за ерунда? – удивился барон, заглядывая за створку – будто природник мог прятаться там, чтобы разыграть его. Прикрыл дверь, вернулся в гостиную. И нахмурился – на столе, за которым они много раз сидели, отчетливо виден был слой пыли. Макс и пыль были столь несовместимы, что Мартин на мгновение завис.

– Малыш, Малыш, – тревожно протянул он, заглядывая на кухню. – Куда же ты делся? К дракону своему ушел, что ли? Так я бы там до тебя добрался…

Он тронул пальцем пыль на столешнице и заторопился – заглянул в кабинет, в ванную, и, наконец, в спальню. И выдохнул. Там, в темноте, повернувшись спиной к выходу, мирно спал зануда, социофоб и мировой гений, даже не подозревая, что его пришли спасать.

Мартин привалился к косяку спиной и некоторое время насмешливо любовался другом. Видимо, упахался Малыш так, что не чувствует вибрации охранных сигналок на запястье. Фон Съедентент уже решил было уходить – когда его взгляд привлек мигающий красный огонек на настольных часах.

Барон подошел, недоуменно посмотрел на несколько заполненных шприцов, лежащих рядом с часами, поднял будильник, нахмурился, пытаясь понять, что происходит и косясь на исколотые татуировками плечи друга. Передернул плечами. Возникло ощущение, что в спальне заметно похолодало.

Часы едва заметно попискивали, точнее, судорожно похрипывали, а на циферблате мигали бледные, едва видимые цифры – 6.00, 26 января.

– Понедельник? – изумился фон Съедентент. Отключил будильник, повернулся к Максу, и, решившись, потряс его за плечо, громко позвав по имени. А потом ещё раз и еще.

Тротт не просыпался, и Мартин, выругавшись по-блакорийски, врубил свет, повернул друга на спину, снова потряс.

– Да просыпайся же ты. Малыш! Водой оболью!

Оттянул ему веко, пощупал пульс. Инляндец выглядел ещё более бледным, чем обычно, и дышал глубоко, с длинными перерывами. Кожа его была прохладной.

– Макс! – уже очень тревожно позвал барон, похлопав друга по щекам. Ущипнул за кожу у локтя, покачал головой, откинул одеяло.

– Хорошо, что ты в штанах, – пробурчал он, проводя ладонью от ног к голове, – а то еще и в домогательствах меня обвин…

Его отшвырнуло от кровати – с такой силой, что не окажись на нем щитов, быть бы на стене отбивной по-съедентентовски. Дом затрясся, полетела на пол мебель, штукатурка с потолка. Март успел сгруппироваться, замедлить полет, завис в воздухе в шаге от стены – и удивленно выругался, глядя, как корчится на кровати его друг, шипит что-то, уткнувшись лицом в подушку.

– Малыш, ты что? – спросил он тревожно, опустившись на пол и подходя ближе. Чем меньше оставалось до кровати шагов, тем громче становилось шипение, превращаясь в глухое, болезненное мычание. – Чем помочь, Макс?

– Уходи, – проскрипел тот, чуть повернув голову к блакорийцу. Глаза его были закрыты, губа закушена, по лицу текла кровь, и скрюченными пальцами он чуть ли не рвал простынь. – Уходи!

– Я что, похож на идиота? – возмутился барон, проводя ладонью над спиной инляндца. – Таак, что тут у нас…

Он осекся, захрипел, выкручивая руку Макса, извернувшегося гадюкой и вцепившегося ему в горло с нечеловеческой силой. Увидел засиявшие ядовитой зеленью глаза Тротта и, не успев еще ничего понять, только ощутив, как от слабости закружилась голова, опустил все щиты, и долбанул перед собой Стазисом. Отшатнулся от отдачи из-за слишком близкого применения заклинания. И чертыхнулся – Тротт, застывший на мгновение, впитал мощное плетение заклятья как засыхающий кустик воду.

– И в тебя эта погань вселилась? – заорал Мартин, впечатывая кулак в лицо друга и второй рукой вжимая его в стену. Скрутить, наложить обратный щит, дождаться Алекса… где этот Алекс, б***! Когда взбесившийся Малыш поглощает его защиту как младенец молоко!

Барон кастовал обратный щит – но ему нужно было хотя бы несколько мгновений, а никто ему их давать не собирался. Тротт зашипел, перехватывая его руку, выворачивая ее и ломая. Второй он впился барону в солнечное сплетение – там заныло,и энергия из резерва хлынула к одержимому потоком. Март взвыл, пнул Макса ногой в живот и бросился в драку по-серьезному, на ходу накладывая на руку ледяной лубок.

Дом затрясся, дом заходил ходуном – по стенам зазмеились трещины, полопались окна, а два сильнейших мага в мире сражались, переходя от рукопашной к обмену стихийными ударами и снова вцепляясь друг в друга. Блакориец слабел – часть его боевых заклинаний рассеивалась, тянулась к Максу светлыми потоками, и очень много сил уходило на поддержание щитов. Да и одна рука была бесполезна теперь. Он поднял голову, сплюнул с досады, поставил ещё один щит – на поддержание потолка, и, игнорируя боль, ударил Тараном, отшвыривая Макса. Выскочил в гостиную, нырнул за диван, выигрывая время – и закончил, наконец, плетение обратного щита. И несколько раз дернул сигналку Алекса на сломанной руке.

Дверь в спальню грохотнула, рассыпалась щепой. Барон осторожно выглянул из-за дивана, накладывая себе обезболивание. В проходе стоял Макс. Нет, не Макс – одержимый, с зелеными глазами и равнодушным лицом оглядывающий гостиную и накручивающий в ладони невиданно мощный Стазис.

Мартин накрыл инляндца плотным куполом обратного щита, который заработал, как помпа, откачивая энергию. Поднялся, создавая дублирующий – если пакость, вселившаяся в Макса, впитает первый щит, успеет накрыть вторым. Одержимый почему-то не делал ничего, чтобы защититься, даже не дрогнул – он стоял теперь, вцепившись пальцами в дверной косяк, согнувшись, и рука его, творящая заклинание, дрожала. И он опять что-то шипел, раскачиваясь туда-сюда, и Стазис в его руках медленно гас. Вот заклятье полыхнуло в последний раз, исчезая – и Тротт вцепился когтями себе в лицо, царапая его до крови и настойчиво, мучительно что-то выскуливая.

– Макс? – Март шагнул вперед. Тот все выговаривал что-то, сотрясаясь и расцарапывая себе лицо. Ногти на той руке, которой он вцепился в косяк, были сломаны, текла кровь. Пальцы ног его поджимались, и ощущение было, что его сейчас эпилептический припадок накроет.

Мартин укрепил щиты, подошел ещё ближе. Остановился в двух шагах от дрожащего друга, держа наготове Таран и второй обратный щит, прислушался.

– Укол, укол, – шептал Тротт, раскачиваясь и впиваясь ногтями себе в лицо, – укол, укол, укол….

Он поднял потускневшие зеленые глаза на Мартина и отчаянно, сжимая зубы, процедил:

– Укол, Март… укол…там…

Барон прикипел глазами к шприцам, лежащим на тумбочке, в сторону которых Макс мотнул головой. Но это движение словно сорвало самоконтроль инляндца, потому что Тротт резко перестал раскачиваться и поднял руки, пытаясь смять качающий из него энергию обратный щит. И хотя это было невозможно, Март не стал полагаться на свои силы. Он ухитрился одновременно наложить второй щит, рвануть в проход, снеся друга плечом, как бык, и отбить полетевшую вслед Петлю. Схватить здоровой рукой шприц, запустить в сторону упорно пытающегося снять щиты Макса Стазис, Лезвия, Лопасти и все, что вспомнил. И за три мгновения, пока Макс отбивал заклинания, сорвать со шприца зубами колпачок и, метнувшись вперед, зажать локтем сломанной руки шею друга и с размаху воткнуть ему иглу в плечо. И тут же отлететь, снова взвыв от боли.

– Что тут происходит? – раздался изумленный голос Виктории. Волшебница стояла посреди гостиной, непонимающе таращась на корчащегося за выломанной дверью спальни Макса, на Мартина. Рванулась к нему – и барон перехватил ее за талию, оттянул к себе за спину.

– Мартин, ты что, умом повредился?

– Похоже на то, – со странной интонацией проговорил Алекс. Тротт сжался на полу, дрожа мелкой дрожью.

– Он все правильно делает, – просипел он едва слышно. – Кот? Ты жив?

– Да, мой неожиданный друг, – прерывающимся от облегчения голосом отозвался блакориец.

– Еще один обратный щит кинь на меня. В лаборатории… вскрыл уже?

– Вскрыл, – признался Мартин, кастуя еще один купол.

– Засранец. Там… секция эф-тридцать-шесть. Найди импликант с рисунком как у меня на плечах и антидемонический репеллент. И принеси сюда.

Мартин умчался в сторону лаборатории. Там что-то загрохотало, инляндец поморщился. Свидерский с нехорошей задумчивостью разглядывал его. Встретился с Максом взглядом, заиграл желваками. Тротт усмехнулся, борясь со слабостью сел, обхватил себя руками.

– Увидел уже? Объяснять ничего не надо?

– Наоборот, – холодно и очень резко ответил Свидерский. – Необходимо.

– Да что происходит? – очень нервно спросила Вики. Бесстрашно сняла с дивана плед, подошла к Максу, подала ему. Тот принял, но отшатнулся, когда она протянула руку, чтобы просканировать его.

Прибежал Мартин, настойчиво оттеснил Викторию подальше.

– Родная, – сказал он ласково, но на этот тон никто не обратил внимания, – сделай нам чай, прошу. А Максу поищи молока. Данилыч, – тон его стал жестче, – лицо понежнее. Свидерский хмуро посмотрел на него и опустился в кресло.

Тротт ловко, видно, что не в первый раз, набирал в шприц репеллент, надевал на него крышку с иглами для импликаций и снова выбивал на плечах охранные знаки. Он уже чуть порозовел и перестал трястись. Принял из рук Вики бутылку с молоком, стакан, и жадно выпил все до капли.

Вики, тревожно оглядываясь на него, вопросительно – на Мартина и недоуменно – на Алекса, накрывала стол, и ее это очевидно успокаивало. Мужчины молчали.

Первым не выдержал Мартин.

– Ну что, – сказал он, подходя и протягивая руку Максу, – ты объяснишь нам, наконец, что с тобой?

– Объясню, – буркнул совсем пришедший в себя Тротт и поднялся. – Все равно собирался. И он развернулся и пошел куда-то в глубь дома.

– И куда ты? – напряженно поинтересовался Алекс.

Ответ был злым и нецензурным, громким, как и хлопок двери туалета.

* * *

Макс

Максимилиан Тротт, вполне логично рассудив, что друзья отсюда никуда уже не денутся, а разговор предстоит долгий, решил принять душ и переодеться. Голова все еще кружилась, саднили места импликаций на плечах, а старая одежда так раздражала, будто он не в своей стерильной кровати спал, а по крайней мере свинарник убирал.

Там же, в ванной, природник подлечил себя, убрал синяки, с мрачным восхищением отметив, что успешно притворяющийся лопухом Март бьет так, будто работает не придворным магом, а лесорубом. На всякий случай накинул ещё пару щитов и с тяжелым чувством потери направился в полуразрушенную гостиную. Если бы дурной Мартин не полез под щиты, можно было бы провести разговор спокойно. Сейчас же, после его срыва, очевидно, что доверять ему больше не будут и предпочтут держаться подальше.

У входа в гостиную Макс остановился. Алекса не было видно, а на диване у стола, с видом довольного ребенка, которого кормят сладким, сидел Мартин. Вики, расположившись рядом, залечивала ему перелом. Хотя он и сам вполне мог позаботиться о себе.

– И как ты так ухитрился? – бурчала волшебница, ловко перебирая пальцами и укутывая руку блакорийца коконом из светящихся нитей.

– Сам не знаю, Вики, – легко врал Мартин в ответ, – похоже, когда через рощу к Максу пробирался, одно из деревьев меня таки-зацепило.

Виктория скептически посмотрела на синие отпечатки пальцев на опухшей руке, хмыкнула.

– Это я ему сломал, Вики, – ровно сообщил Тротт от двери.

– Не дура, поняла, – пробурчала она, тревожно и сочувственно оглядев его и снова опуская глаза.

– Я им все рассказал, – немного виновато объяснил барон. – Алекс ушел за жратвой. Вики, ай!

– Терпи, – Виктория закончила лечение и профессиональными жесткими движениями прощупывала руку друга. Тот кривился, но смотрел на нее с умилением. Перевел обо всем говорящий, счастливый взгляд на Макса – тот поднял глаза к потолку и покачал головой. Вот же у кого-то заботы.

На столе рядком выстроились стаканы, бутылки с молоком, точно взятые не из его холодильника – таких запасов у него не было. Напротив инляндца за диваном открылось Зеркало, и из него шагнул Александр с огромным подносом, на котором были выставлены дымящиеся горшочки, блюдо с запеченным мясом, супница – и все это так умопомрачительно пахло, что организм тут же вспомнил, что не ел… сколько? пять дней? – и Макс едва не взвыл от голода. Рот сразу же заполнился слюной. Свидерский поставил поднос на стол и, хмуро покосившись на хозяина дома, начал расставлять блюда. А Тротт усмехнулся, подумал-подумал, и направился на кухню за посудой. Раз собрались ужинать, значит все не так плохо, как он предполагал. И, видимо, Мартин преподнес случившееся, по максимуму сгладив углы.

* * *

– Кстати, Малыш, – позвал Мартин серьезно, когда Тротт вернулся со стопкой тарелок и приборами, – проверь-ка свои деревья. Они сейчас в стазисе. Пытались мной подзакусить, а сам понимаешь, стражи не должны наносить фатального вреда здоровью. Смотри, в своей благородной рассеянности прохлопаешь – и они либо в один прекрасный момент людоедами станут, либо возьмут тебя в плен и будут потихоньку сосать кровь.

– Посмотрю, – буркнул Тротт, расставляя приборы. Алекс уже сел, и его тяжелый взгляд нервировал. Видимо, не одного Макса.

– Да ладно тебе, Данилыч, это же наш Малыш, – не выдержал барон. – Хватит из себя надутую утку изображать. Такое ощущение, что он тебе руку сломал, а не мне.

– Дай Сане прийти в себя, – сухо сказал Тротт и сел, наконец. Налил себе молока в стакан, увидел, как Алекс переплетает пальцы, поморщился:

– Саш, прекрати. Как будто я не знаю, что ты так Ловушки бросаешь. Я не собираюсь набрасываться на вас и сосать энергию. Я вполне себя контролирую, это во-первых, а во-вторых, я легко ее отобью.

– И правда, Саш, – тревожно и недоуменно спросила Вики, – ты что?

Свидерский потерянно покачал головой и расслабил пальцы. Откинулся на спинку кресла, рассматривая Макса.

– Извини, – сказал он, наконец. – Я крайне растерян, Макс.

– Я понимаю, – спокойно согласился Тротт и допил молоко.

– Почему ты не рассказал нам? И я не понимаю, как при настолько близком общении мы ничего не заметили, – продолжил Александр.

– Мы-то думали, что ты псих, а ты просто демон, – жизнерадостно вмешался Мартин, сбивая напрочь весь градус серьезности. Вики шикнула на него, он со смешком приобнял ее, притянул к себе.

– Ты довольно странно для пострадавшего и чуть не выпитого относишься к тому, что произошло, – ровно проговорил Тротт, наливая себе еще молока. – Это к вопросу, кто из нас псих.

– Для начала, – наставительно и очень серьезно заметил Мартин, – не забывай, что я все видел. И то, как ты себя ломал, чтобы остановить, тоже. А потом, уж прости, Малыш, конечно, поначалу я был готов тебя прибить и прикопать, но боги не зря дали мне мозги. Успокоился и понял, что считать тебя злодеем я не могу. Нет, – он фыркнул, – могу, ты, конечно, чудовище, но не в этом смысле. Я столько раз пьяным спал у тебя в гостиной, что ты мог меня выпить досуха. А в походах, когда мы нежить били? А?

– Вот и я не понимаю, как ты держался, – вступил в разговор Алекс. – И все-таки ты опасен, Макс.

– Опасен, – согласился Тротт сухо.

– Как и все мы, – вкрадчиво сказала Вики и улыбнулась Александру. Она как-то легко приняла позицию Мартина, не споря и не сомневаясь.

– Нет, Вики, Данилыч прав, – Макс рассеянно поднял крышку горшочка с жарким, захлебнулся от умопомрачительного запаха и поставил ее на место. И встал – захотелось курить. – Я действительно стал бы очень большой проблемой, если бы срыв не удалось купировать. И мог бы уничтожить вас. Но, с другой стороны, Саш. Спать с твоей ведьмой тебе ее сущность не мешает.

– Катерина слабенькая, – спокойно возразил Свидерский ему в спину, пока он доставал из ящика комода сигареты, – и находится сейчас на монастырских землях.

– Так, может, и меня на храмовые земли заставишь отправиться? – насмешливо поинтересовался Тротт, подходя к окну.

– Это было бы самым разумным, – невозмутимо согласился Александр. – Легализоваться и уехать на побережье. Если бы речь шла о ком-то другом, ты бы сам на этом настаивал. Как с Катериной, помнишь?

Макс скривил губы, поджег сигарету.

– Вот это одна из причин, почему я не сказал вам раньше, Саша. Я прожил в этом доме больше пятидесяти лет и собираюсь жить дальше, – он выдохнул дым. – И ты сам понимаешь, что добровольно я отсюда не уйду. Слушать монахов и натыкаться постоянно на благостные рожи? Отказаться от своей лаборатории? Согласиться, чтобы кто-то решал, могу я заниматься магией или нет? Увольте. Тем более что я повторяю – я себя контролирую.

Свидерский красноречиво посмотрел на руку Мартина, на трещины в стенах и выбитую дверь и тяжело уставился на Макса.

– Силой меня потащишь? – Тротт не отводил взгляд.

Александр вздохнул, развел руками.

– Если понадобится, Макс.

– Эй, эй, тише, – вмешался встревоженный блакориец. – Вы что, оба, умишками тронулись?

– Я вполне себя контролирую, – в третий раз процедил Тротт, глядя Алексу в глаза, – я много лет только этим и занимаюсь. Ты не увидишь сейчас в моей ауре темного сияния – я подавляю эту часть своей сущности импликациями репеллента. Я могу пожать тебе руку и не захлебнуться от желания высосать тебя, Алекс. Можем проверить. Если бы Март не решил сегодня поиграть во взломщика, то и не случилось бы ничего. И я все равно собирался после пробуждения поговорить с вами. Но… вышло как вышло.

– Кстати, почему ты так долго спал? – недоуменно поинтересовался Мартин.

– Позже, Март, – откликнулся Тротт, выдыхая дым. – Долго объяснять.

– Просто чувствую, что вечер готовит нам ещё немало открытий, – пробурчал фон Съедентент, подвигая к себе горшочек с жарким. – Вы как хотите, а я уже не могу терпеть. После драки с Максом голоден, как собака.

– Михей тоже себя контролировал, – напомнил Свидерский, тоже двигая к себе блюдо, – но нам хватило одного срыва.

То, о чем они негласно договорились не вспоминать, было произнесено.

– Но тогда, – ядовито сказал Тротт, аккуратно гася сигарету и выбрасывая ее в пепельницу, – ты должен помнить и о том, кто его остановил.

В глазах Свидерского дрогнуло сочувствие, и он покачал головой. «Я все помню, – говорил его жест, – но и ты понимаешь, что я прав».

– Но как? – проговорила Вики. – Макс, как так получилось, что ты стал одержимым?

– Я не одержим, Вик.

Она недоуменно моргнула.

– Просто «одержимость» неверный термин, – объяснил инляндец, оставаясь у окна. Мартин уже, не стесняясь, ел, комично закатывая глаза от удовольствия, и Максу хотелось его треснуть. – В демонологии принято называть «одержимыми» или «демонами» всех темных, которые сорвались и пьют чужую энергию или колдуют, но это неверно. Это просто особенности нашей крови. Если в потомке Черного жреца кровь более-менее сильна, то она может пробудиться при взрослении или при влиянии инициированного темного, и тогда уже требуется самоконтроль, потому что постоянно хочется попробовать чужую энергию. Бывает, что этот голод просыпается и от использования специфических родовых ритуалов – как пример твоя ведьма, Сань. Поэтому все темные артефакты и колдовство запрещены.

Свидерский неохотно кивнул, и Макс продолжил.

– Но сейчас кровь в темных так слаба, что обычно и голода нет, а если и есть, то для подавления его достаточно усилий воли. Можно и перестраховаться – заставить эту потребность заснуть, как делал я с помощью импликантов или как это происходит под влиянием эманаций Триединого на храмовых землях. Но если не сдерживать ее, если нет механизма подавления, то сущность требует все больше энергии со стороны. А если выпить много энергии, то это желание становится неконтролируемым. Когда же впитанной энергии очень много… вот тогда-то и может произойти пробой и вселение иной сущности. Я потом объясню, что это такое. Это не демон… в привычном понимании.

Тротт перевел дыхание, налил себе воды, выпил.

– Нельзя себя контроливать и когда ты сильно пьян или во время… во время любых действий, когда отключается разум. В сонном состоянии тоже трудно, но для этого у меня есть щиты. И все равно, Март, тебе очень повезло.

– Я вообще везунчик, – серьезно подтвердил фон Съедентент и почти незаметно погладил Вики по коленке.

– И не только тебе, но и этому миру. Что я не высосал тебя.

Виктория выпрямилась.

– Так поэтому ты… – начала она неуверенно.

– Да, – сказал Тротт. Март мгновенно напрягся, и инляндец усмехнулся, сразу обозначая свои позиции. Мне она не нужна, живи, наслаждайся ею, друг. Блакориец все понял правильно, тряхнул волосами, мгновенно превращаясь из агрессивного волчары в домашнего доброго пса. Но все-таки не удержался, демонстративно провел Виктории по щеке носом, поцеловал в висок. Волшебница приняла это невозмутимо, будто так и надо – а двое друзей наконец-то в упор уставились на них. Мартин начал улыбаться. Все шире и шире, так невозможно радостно и самодовольно, что Вики посмотрела на него, на Алекса, на Макса и решила внести ясность в ситуацию.

– Я решила жить с ним, – сообщила она независимым голосом.

Март сиял.

– Это хорошая новость, – мягко и деликатно сказал Алекс.

– Долго соображала, – буркнул не отличающийся особой душевной тонкостью Макс. Виктория покраснела, но не дрогнула. И барон пришел к ней на помощь, переводя тему:

– Малыш, но ты совсем не похож на потомка Черного жреца. У темных-таки весьма специфическая внешность. Черные волосы и ярко-зеленые глаза. А ты, уж извини, окончательно и бесповоротно рыжий.

- Рыжий, – согласился Тротт, садясь и тоже подвигая к себе жаркое. – Но так сплелись гены, Март. Я потом узнавал – и по материнской, и по отцовской линии белых аристократов в предках было несколько темных. Да и посмотри на себя, – продолжил он насмешливо, – ваша семья – ветвь старой инляндской знати, натурализовавшейся в Блакории, а ты не рыжий. Игры генов причудливы.

– Не дай боги! – с притворным ужасом отказался Мартин. Свидерский посмотрел на него со слабой улыбкой, перевел взгляд на Тротта и вздохнул.

– Расскажи нам, Макс, – попросил он настойчиво. – Когда ты узнал? Как вообще жил с этим? С чего все началось?

Тротт задумался, прожевывая первую ложку жаркого. Атмосфера быстро возвращалась к привычной, дружеской, на него уже не смотрели, как на чудовище, и даже голова кружилась – теперь от облегчения.

– Началось… – повторил он медленно. – Пожалуй, тогда, когда я осознал, что вижу удивительно реалистичные сны. Или еще раньше. Помните? Когда я начал просыпаться от кошмаров …