Через три положенных на праздник часа, когда за окнами стало совсем темно, делегации стали подниматься и прощаться. Зал пустел. Удалились и берманские женщины, бросая на Полину любопытствующие взгляды. Последней уходила делегация Рудлога. Сестры обнимали Полинку, шептали всякие ободряющие глупости, всхлипывали. После всех ее обняла Василина.

      - Держись, ваше величество, - шепнула она с нежностью. - Мы тебя очень любим.

      И, легко скользнув на прощание по плечу сестры рукой, ушла, унося с собой запах молока и родного дома.

      Пол осталась одна рядом с мужем и никуда не собирающимися уходить мужчинами. Слуги быстро раздвигали столы, снимали скатерти, гасили электрический свет. Загорелись факелы на стенах, запылали дрова в большом камине. Распахнули окна — и по стенам заплясали длинные тени, потянуло в воздухе морозом и дымом. За несколько минут украшенный зал стал совсем варварским, будто перенесся на несколько веков назад.

      - Вот сейчас начинается свадьба, - сказал Демьян с предвкушением. - А до этого была так, церемония.

      Он снял мундир, рубашку и остался в одном гьелхте. Мужчины, находящиеся в зале, деловито складывали ножи в огромный котел, тоже раздевались. Поля махом осушила бокал вина, покосилась на мужа. Ей было любопытно и волнительно.

      - Встань, - сказал ей жених.

      Пол послушно поднялась.

      - Вот моя невеста, ваша королева, - зычно крикнул Демьян. – По традиции я даю вам право оспорить мое место рядом с нею. Кто пойдет против меня? Кто желает биться за нее?

      - А хороша невеста-то? – насмешливо и громко проорал один из берманов. – Лица не видели, платье всю красоту скрывает. Покажи золото, мой король! Крепка ли телом, мила ли лицом?

      - Тело только муж увидит, - ответил Бермонт и оскалился, - а лицом любуйтесь, берманы!

      Он повернулся к Пол и поднял полог. Мужчины разглядывали ее жадно – будто не видели ранее.

      - А хороша! – загудел кто-то. – Белая, нежная голубка!

      - Строптива, небось?

      - С хорошим мужем ласковой станет.

      - Красавица, стоит за нее биться!

      Пол высокомерно поглядывала на одичавших за какие-то минуты мужчин.

      - Глаза-то злые, ух! Норов королевский!

      - А пахнет цветами и медом, плодовитостью пахнет-то!

      - Не боишься, Бермонт, невесту потерять?

      - Достойному сопернику и жену отдать не позорно, и корону, - спокойно ответил король, - только вы не загадывайте, потому что она - моя и драться я за нее буду, как ни за кого бы не дрался.

      Мужчины одобрительно загудели – и в воздухе запахло азартом и агрессией, и в гудении этом Полина явственно услышала рычание. Она повернула голову к Демьяну – он широко раздувал ноздри, и глаза его уже были желтые, дикие.

      - Я сражусь за нее, - поднялся один из берманов, уже в возрасте, такой широкий, как стол.

      - И я буду, - встал другой.

      - И я!

      - И я.

      Мужчины – те, которые были неженаты, вставали один за другим. Демьян кивал каждому.

      - Жребий! – крикнул кто-то из оставшихся сидеть. – Жребий очередности!

      Мужчины затихли, глядя почему-то на Полину.

      - Иди. Тянуть ножи. А потом уходи, - тихо сказал ей Демьян. И сжал ей руку.

      «Я знаю, что ты победишь».

      «Наконец-то ты веришь в меня».

      Она не глядя запускала руку в котел, доставала оружие и передавала владельцу — и каждый новый участник встречался криками, хохотом и наставлениями. Кто-то из мужчин чертил на стене имена очередности.

      За дверью в зал ее встретила матушка Демьяна.

      - Остальные женщины уже ушли, я же осталась служить тебе, - объяснила она мягко. – Как ты потом, через много лет, будешь служить невесте своего сына.

      За дверями раздался то ли хохот, то ли рычание. Леди Редьяла прислушалась, улыбнулась.

      - Славная будет свадьба, - произнесла она довольным тоном. Пол посмотрела на нее с сомнением.

      В покоях, которые должны были стать их общими с Демьяном, королева Редьяла помогла Полине снять платье, распустила ей волосы, подождала, пока она вымоется. Никакой косметики, никакого постороннего запаха. Принесла ей расшитую и прошитую стальными нитями сорочку и подождала, пока Пол наденет ее на голое тело.

      - Не бойся ничего, - сказала она мягко и взяла в руку расческу, - наши мужчины после боев бывают грубыми, агрессивными, но на свою женщину не набросятся. А вот слуги и придворные уходят, чтобы не покалечили их. Если будет беситься и рычать – опускай глаза и руки, страха не показывай, в крайнем случае стань на колени в знак покорности, прижмись к земле. Земля тебя защитит. Не противоречь, не делай резких жестов, не кричи и не пугайся. Обручальная и венчальная пара вас намертво связала, он хоть и как в период гона будет, но не обидит. Потерпи первую ночь – жаль, ты не перекидываешься в зрелую медведицу сейчас… - королева-мать вздохнула, хотела еще что-то сказать и осеклась. - Ничего страшного, - добавила она успокаивающе. - Помни - нет мужей лучше берманов и вернее их. Мужчина — тот же зверь, а зверь всякий ласку любит. Да и запах твой он знает.

      Она говорила словно сама с собой, медленно расчесывая длиннющие светлые волосы Полины. Взяла какой-то кубок, протянула – пахло медом и ягодами.

      - На, - сказала она, - это тебе для храбрости.

      Пол выпила его залпом.

      - Сейчас я ухожу, - строго сказала Редьяла, - уйдут все слуги, в замке останутся только мужчины и ты. Ворота замка открыты, любой неженатый берман может прийти участвовать в боях. Кто бы ни пришел в спальню – примешь его. Они сейчас там друг друга рвут за тебя, так что некуда отступать.

      - Это будет Демьян, - твердо произнесла Полина. Кто к ней может прийти, кроме Демьяна? Королева-мать одобрительно склонила голову и вышла из покоев.

      Пол маялась. Походила по комнате, поглядела в зеркало, удивившись детскому и испуганному выражению своего лица. Подавила желание позвонить сестрам, выключила телефон. И все-таки не выдержала – прижала руку к камню у тайного входа и вошла в темный коридор.

      Она мягко и быстро пробежала по узкому ходу, издалека слыша рокот и шум. Там, кажется, били барабаны и гудели мужские голоса — или рычали звери? Полина проскользнула в темную галерею, прижалась к стене и выглянула вниз.

      Запах адреналина и крови просто сбивал с ног. Там, на холодных плитах пола, измазанных красным, с рычанием боролись двое. Тот самый пожилой уже берман и ее Демьян. Они сталкивались, заламывали друг друга, кидали на пол, рвали когтями — а вокруг стояли мужчины и орали: хо!хо!хо! - и в такт стучали правыми ногами по полу. Вот что она приняла за барабанный бой.

      Полина вцепилась в стену так, что больно стало ногтям, и смотрела, смотрела, смотрела. Вибрирующее, яростное рычание отдавалось глубоко в ее теле, и страшно ей было за своего медведя, и в то же время понимание, что он дерется за нее, ради нее, что-то поднимало внутри, возбуждающее, животное, ослепляющее.

      Раздался хруст — и противник Бермонта, шатаясь и держась за руку, рухнул на землю. Пол закусила губу — а мужчины завопили, заорали — и Демьян, ее Демьян, пошел по кругу, заглядывая в глаза каждому, скалясь и рыча.

      Соперник его поднялся, поклонился.

      - Я признаю твое господство над собой, мой король, - гулко сказал он.

      - Для меня было честью сразиться с тобой, Ольрен… опять, - проревел Бермонт. - Кто следующий считает, что может получить мою женщину и мою корону?

      Он был весь в крови — но словно не чувствовал ран. Вдруг потянул носом воздух и поднял голову — и Полина быстро, аккуратно отступила назад, задержав дыхание. Таким она его еще не видела. Таким она не смогла бы играть.

      - Я, - сказал кто-то. - Уж очень красива твоя невеста, боец.

      - Хорошо, - довольно рыкнул король Бермонта. - В круг, Соньян!

      Мужчины снова начали гулко топать. И звуки из круга раздавались такие, будто бойцы колотили друг друга бревнами. Она снова выглянула, облизала пересохшие губы. Бились они страшно, и удары получались гулкие, противники выдыхали, рычали, пока не сцепились намертво — и снова покатился по полу берман, выступивший против ее мужа, и снова Демьян обходил круг, утверждая свою победу.

      Соперники менялись один за другим — а Поля плакала и задыхалась от возбуждения и тревоги. Каждый удар словно приходился по ней, отдавался болью внизу живота, заставлял вздрагивать и сжимать кулаки. Она тяжело дышала и просила, чтобы это поскорее закончилось. Поскорее бы утащить к себе, вымыть, перевязать, пожалеть. Какая там брачная ночь! Лишь бы жив остался.

      - Все? - прорычал Демьян снизу. Она уставилась на мужчин. Все. Только бы все!

      - Нет, - раздалось от открытых дверей. Берманы расступились, молча разглядывая нежданного гостя, а Пол готова была завыть от ужаса. Какой огромный. Раза в два шире ее Демьяна. И выше. Спокойный. Словно суд пришел вершить.

      Где-то внутри противный голос паники завопил, что этот может и победить.

      - Эклунд? - прогрохотал Бермонт. - Давно тебя не было видно.

      - Давно, - согласился тот, снимая куртку и оставаясь в гьелхте. - Мне нужна твоя женщина, Бермонт. И прости меня.

      Демьян оскалился и заворчал недовольно. Прибывший рыкнул в ответ — так, что эхо покатилось по залу. Пол похолодела. Это нечестно! Он же весь израненный!

      Широко открытыми глазами принцесса смотрела, как соперники, склонившись, обходят друг друга по кругу, раздувая ноздри, как бросаются они навстречу, выпуская когти — и течет кровь, и ее Демьян летит на пол — но тут же поднимается, сбивает противника с ног — и катятся они по залу рычащим клубком, а окружающие уже не топают — просто смотрят в таком же ошеломлении, как и сама Поля.

      - От тебя несет смертью, - рявкнул Бермонт в морду зажатого им бермана. - Что ты сделал, проклятый дурак? Что ты сделал?!!!!!

      Он вдруг зарычал, изогнулся со стоном, заскреб ногтями по камню. Глаза его застилала тьма — они становились черными, без белков. Демьян выгнулся дугой назад, завыл, как раздираемый надвое — так воет волк, настигаемый пламенем, так ревет бешеный медведь. Поверженный им берман с изумлением выругался, бросился на него — и словно наткнулся на стену, отлетел в сторону. Король Бермонта, отшвырнувший соперника, замотал головой, поднялся и с хрипом метнулся к безоружным мужчинам. Не дотянулся — сзади на него прыгнул Эклунд, пытаясь оттащить — но взбесившийся монарх развернулся, обхватил противника за подбородок и рывком провернул. Хрустнули шейные позвонки, и покатилась по камню оторванная голова противника, фонтаном забила кровь из рухнувшего тела. Полину замутило, она задышала чаще — и Демьян снова потянул носом воздух, поднимаясь.

      - Бешенство! - прошептал кто-то из мужчин — и шепот этот прозвучал как гром в наступившей тишине, и сколько страха было в этом голосе. Страх был осязаемым, плотным, пробирающим — тем ужаснее было, что бледнели и отступали к стенам те, кто не боялся крови и боли. Кто-то, пользуясь отсрочкой, которую дал Бьерн Эклунд, уже взял ножи, кто-то похватал со стен факелы, а Бермонт скалился и рычал, метался к одному, к другому, отступая перед огнем.

      - Это надолго его не задержит, - крикнул кто-то. - Несите ружья!

       Убьют? Его?

      - Демьян! - выкрикнула Полина.

      Он поднял голову. И глаза его, черные, безумные, на мгновение стали осмысленными.

      - Пол, - прохрипел он, борясь со снова наступающей тьмой. - Умоляю, - вытолкнул он из себя уже беззвучно. И по губам его она прочитала:

       - Беги!

      Принцесса сорвалась с места — а внизу раздавались крики и грохот. Но она побежала не в свою комнату. Она метнулась к лестнице тайного хода, быстро спустилась по ней — и открыла каменную дверь в зал.

      - Демьян, - повторила она тихо. Он обернулся, пригнулся, ссутулился — и прыгнул к ней, и она понеслась вперед, так быстро, как только могла, насколько только хватало дыхания, слыша за спиной рычание и грохот приближающегося зверя. Мимо складов и колодцев. Мимо комнат с оружием. Вниз, к каменному основанию замка. Туда, куда не проникнут другие.

      Она едва успела нажать на заветный камень — и нырнула внутрь часовни, мимо каменных медведей, и через мгновение ее берман влетел внутрь и замер, оглядываясь.

      Полина судорожно вздохнула — и закрыла дверь изнутри. Прижалась к стене, чувствуя, как ползет по спине холодный пот — и как прыгает к ней тот, кого уже нельзя было назвать человеком, хотя выглядел он почти как человек. Ссутулившийся, широкий, с тяжелой поступью, выпущенными когтями и клыками. С черными, безумными глазами. Она едва увернулась — затрещали, лопаясь, стальные нити, вшитые в рубашку, по коже полоснуло болью — и Полина застонала, чувствуя, как ее хватают сзади и впиваются в плечо клыками. В глазах все расплывалось — но почему-то она очень отчетливо видела, как на стенах и полу часовни разгорались звездочками мхи.

      - Демьян, - прошептала она жалобно, дергаясь от боли, - это же я…

      Он зарычал и швырнул ее спиной на алтарь. Прижал рукой, в плечо ткнулись клыки — и он несколько раз провел языком по ране, все ближе подбираясь к шее — то ли обнюхивая, то ли готовясь перегрызть горло.

      Она беззвучно плакала и судорожно сглатывала. Раны стреляли болью, кровь капала на алтарь, и страшно было до жути.

      - Демьян, - звала она со всхлипами, вглядываясь в безумные глаза. - Милый. Это же я. Демьянчик, родной мой…

      Он не слышал.

      - Ты обещал, - крикнула она, - что мне не нужно тебя бояться! Я твоя жена! Жена!

      И в последнем, отчаянном рывке она ткнулась губами к нему, обхватила руками и поцеловала куда-то в угол рта. Он глухо, раздраженно заворчал и снова отшвырнул ее — Поля ударилась об камень затылком, перекатилась по алтарю на живот и отчаянно зарыдала, мгновенно ослабев. Все повторялось — только гораздо страшнее и безнадежнее.

      Затрещала сорочка, передавливая ей горло, и спине стало холодно. Сзади навалилось тяжелое тело, Поля прижалась щекой к каменной плите и закричала. Она кричала долго, отчаянно, пока не охрипла — и словно в насмешку взгляд выхватывал улыбку на спокойном, бесстрастном лице Хозяина лесов, наблюдающего за безумным сыном, который делал дочь Красного своей.

      - Это не он, - твердила она себе между вспышками боли, - не он. Не он. Не он.

      В какой-то момент она отключилась. Полыхнуло в глазах белым, и наступил покой.

      Очнулась принцесса от боли и холода. Руки ее свесились с алтаря, затекли, онемели. Между ног было больно и горячо, очень болела спина. Пол встала, пошатываясь, как слепая — и тут же осела на пол. Сил плакать уже не было.

      Не так она представляла себе брачную ночь.

      Муж ее — теперь уже муж — лежал на алтаре. Спал, но тяжело, болезненно — грудь его мелко вздымалась, тело блестело от пота. Она закусила губу и потянулась к его лбу. Потрогала.

      Кипяток. Он умирал. Он совершенно точно умирал. Раны его стали меньше и почти не кровоточили, но кулаки сжались в судороге, и его то и дело пробирала дрожь.

      - Ладно, - сказала Пол самой себе и поразилась, насколько каркающий у нее голос. Нащупала под ногами сухой мох, вытерлась, как могла, пучками обтерла мужа. В часовне больше не пахло яблоками. Здесь стоял удушающий запах крови. И алтарь весь был в кровавых подтеках. Особенно там, где находились ее бедра.

      Она потрясла головой — ощущение оглушения не проходило. И, кривясь от боли, Полина пошла к каменной двери в часовню. Та распахнулась сразу же. И каменные медведи, не дожидаясь прикосновения, повернули к ней головы, признавая в женщине свою королеву и повелительницу.

      - Мне нужна помощь, - сказала она. - Заходите.

      Ее мужа несли за ней, а она шагала по коридору тайного хода. Смотрела в окошки — и видела, как рыщут по дворцу берманы с факелами, как перекликаются они, как ищут они Демьяна, чтобы убить. Наверняка уже были и в их покоях — а, может, и ждут их там до сих пор. И Пол, подумав, заглянула в одну из комнат с оружием, взяла ружье, патроны, повесила на голую спину, через целое плечо.

      Она открыла дверь, оглянулась, прислушалась. Никого? Прошлась по комнатам, заперла распахнутую дверь на засов и только потом вернулась к спальне. Каменный медведь послушно занес Демьяна в ванную — и Поля горько усмехнулась, глядя на лепестки цветов на полу и мягкие полотенца. Его держали — а она стояла рядом и обмывала его и себя, и руки ее дрожали. Потом вытирала, глядя на раны, которые почти затянулись уже. Ее собственные еще исходили кровью, и она перевязала плечо полотенцем и велела отнести мужа в кровать.

      В дверь заколотили.

      - Держите дверь, - приказала она. Огляделась, и взгляд ее упал на свадебное платье. Красное на красном — разве будет видно?

      Кое-как натянула на себя. Спина осталась голой — пуговицы было никак не застегнуть. И пошла к выходу.

      Берманы, стоящие в коридоре, рычали почище диких зверей. И рев этот стал еще громче — когда распахнулись двери, и на пороге показалась молодая иноземка, целящаяся в них из ружья. За ней молча возвышались два каменных медведя, а она сама выглядела так страшно, будто ее таскал по кустам зверь — великолепное платье, расходящееся на плечах, исцарапанное лицо, искусанные губы, но взгляд голубых глаз был жесткий, непримиримый.

      - Зачем вы пришли? - спросила она хрипло.

      Вперед вышел давешний противник ее мужа, Ольрен, со сломанной рукой.

      - За взбесившимся берманом, женщина, - низко сказал он. - Не стой у нас на пути. Заразу нужно уничтожать сразу, иначе будет горе.

      - Я ваша королева, - горло болело и сжималось, и она буквально выдавливала из себя слова. - И я приказываю вам уйти!

      - Ты не королева, пока не завершился обряд, - покачал головой берман. - А он бы не смог.

      - Смог, - ровно проговорила Полина, ощущая, как по-новому смотрят на нее мужчины и как в глазах их появляется понимание и жалость. - Как там в ваших дурацких традициях? Считайте, - она нервно засмеялась, - три раза взошел на мое ложе, как и положено. Так что уходите. Вы не пройдете дальше. Не пройдете! - крикнула она, когда Ольрен, не поверив, двинулся к ней. И выстрелила — мужчина упал, схватившись за ногу.

      - Трусы! - крикнула она зло. - Слабаки! Он все еще ваш король! Решили воспользоваться шансом взять корону? Он все равно всех вас победил — так дайте ему вылечиться!

      - Ты не понимаешь, о чем говоришь, Полина, - сказал Хиль Свенсен, мрачный, с залегшими тенями на лице. - От бешенства нет излечения. Зараженный умирает максимум за две недели. И счастье, если он не успевает поранить кого-то еще. Когда-то целые кланы вымирали из-за одного бешеного.

      - И ты, Свенсен, - с нервным смехом проговорила она. Дернула ружьем в сторону попытавшегося тишком приблизиться бермана и снова выстрелила — и еще один оказался на полу. - Ты, ты, друг его! А где же Леверхофт? Тоже пришел сюда убивать?

      Она увидела из-за спин мужчин второго друга Демьяна и презрительно скривила губы.

      - Убирайтесь! - крикнула королева. - У меня достаточно патронов и есть защитники. Я не дам вам убить его. Дайте мне быть с ним до конца. Это мое право!

      Голос ее дрожал от гнева, и тонким хрустким льдом покрывался каменный коридор, пробираясь по ногам мужчин вверх - и перед мощью ее ярости берманы склоняли головы и отступали.

      - Убирайтесь! - кричала она им вслед. - Пошли вон! Трусы!

      И только когда коридор опустел, она позволила себе слабость. С трудом разжала сведенные судорогой пальцы, выпуская ружье, и сползла по двери вниз. Посмотрела на пятна крови на полу — подстреленным мужчины помогли уйти — и ее затрясло от запоздало нахлынувшего страха. Отстояла. Справилась. Надолго ли?

      - Все, - сказала она себе тихо, проводя дрожащей рукой по саднящему, вспотевшему от пережитого затылку, - вставай. Вставай!

      Голос ее покатился эхом по коридору, вернулся — слабый, жалкий - и она разозлилась, поднялась рывком, остро чувствуя свое одиночество. Чужой замок-скала смотрел на нее темными провалами окон, тянул сквозняком по каменным плитам длинного коридора, давил тяжелыми сводами, словно испытывая, сколько еще сил осталось у иноземки, насколько ее хватит.

      Поля вернулась в брачные покои — и ей показалось, что даже свет стал тусклее, глуше; и невыносимо тихо было там, и холодно, как в склепе. Голова кружилась, и она то и дело хваталась за стены и за мебель, чтобы не упасть. Велела стражам охранять дверь, доковыляла до кровати, на мгновение заледенела от ужаса — ударила в сердце мысль, что Демьян уже не дышит — но под прижатой в панике ладонью тело мужа было обжигающе горячим, и в груди его билось часто и быстро - и у нее даже ноги ослабели от облегчения. Она схватила телефон, включила его и лихорадочно, не попадая по клавишам, стала искать нужный номер.

      Ночью после свадьбы сестры королева Василина несколько раз просыпалась от безотчетного ужаса.

      - Что-то с Пол, - жаловалась она мужу, - я чувствую, что-то страшное происходит.

      Правительница Рудлога, наплевав на приличия — каково мешать молодоженам в первую брачную ночь? - звонила сестре, но телефон ее был выключен, и Василина дергалась, вжималась в мрачного Мариана, выпадала в тревожную дрему — чтобы вскоре снова проснуться от страха.

      И поэтому пронзительно прозвучавший звонок, выдернувший ее из очередного кошмара, королева восприняла почти с облегчением — дурные предчувствия уже довели ее до паники. Схватила трубку, почувствовала, как обнимает ее муж, как прижимается сзади, делясь своей силой:

      - Да, Полиночка, да!!!

      - Вась, - от этого глухого, страшного голоса младшей сестры у Василины волосы зашевелились на затылке, - пожалуйста… Помоги! Демьяна заразили бешенством, он умирает. Проси Луциуса, поднимай сильнейших магов, умоляю! Телепорт вам, боюсь, не откроют — эти идиоты считают, что заболевших нужно сразу убивать, поэтому, возможно, придется пробиваться в замок сквозь щиты.

      - Полин, - ошеломленно спросила Василина, - ты… а с тобой все в порядке?

      - Некогда, Вась, - ответила новобрачная резко и коротко. - Потом. Не волнуйся за меня. Сейчас главное — Демьян. Я продержусь, только поскорее, - голос ее повысился, - поскорее, прошу!

      - Я все сделаю, - подтвердила королева. И, когда сестра положила трубку, заломила руки, не зная, за что хвататься, но мгновенно собралась, вздохнула решительно и набрала внутренний номер Луциуса Инландера, как раз для таких экстренных случаев.

      Зазвучали гудки, и краем уха она слышала, как в гостиной Мариан отрывисто, быстро разговаривает с Тандаджи, затем набирает придворного мага и сообщает о том, что через пятнадцать минут ждет его у телепорта.

      В замке Бермонт, в зале боев, до хрипа спорили главы кланов.

      - Девчонка ставит нас всех под удар, - рычал перевязанный Ольрен. - Необходимо достать ее оттуда. Не знаю, как она его удерживает, но если он вырвется — будет катастрофа.

      С ним соглашались, кивали мрачно, косясь на тело убитого Эклунда. Его накрыли скатертью, но запах крови не способствовал спокойному обсуждению — щекотал ноздри, поднимал агрессивные волны, толкая на грань оборота.

      - Пока она в своем праве, - ревел в ответ Хиль Свенсен. Леверхофт стоял за его плечом, оказывая молчаливую поддержку. - Пока жив Бермонт, она наша королева! Кто бы из вас, берманы, не хотел бы, чтобы жена была так верна вам? Разве мы не ценим преданность выше всего? Разве не давали мы клятв хранить короля и его жену и слушать ее голос так же, как его? Что, слово наше ничего не стоит?

      - Это особый случай, - возражали ему.

      - Слово мужчины не зависит от случая, - отвечал Свенсен, обнажая клыки. - И пока я командир гарнизона, я говорю вам — вы не тронете ее! Ну, кто пойдет против меня? Кто хочет еще крови?

      - Хватит крови, - коротко и скрипуче приказал один из старейшин, из тех, кто встречал будущую королеву у телепорта. Мужчины почтительно затихли. - И ты, Свенсен, не ярись. Хозяин Лесов испытывает нас. И мы должны испытание пройти так, чтобы он нас не мог упрекнуть в бесчестии. Поэтому вот мое слово — оставьте замок те, кто не живет в нем. Идите по домам и не болтайте. А мы останемся наблюдать.

      Берманы один за другим склонялись перед мудростью старейшего и удалялись. А старик, тяжело покачав головой, подошел к телу убитого, опустился на колени и шепотом стал читать отходную молитву — от себя, и покаянную — за него, не худшего среди медвежьего народа, выбравшего неправильный путь.

      Полина в ожидании помощи действовала отстраненно, сосредоточенно, ни на секунду не останавливаясь — чтобы не думать, не метаться. Притащила из ванной влажные полотенца и периодически обтирала Демьяна, чтобы сбить температуру. Сама помылась, морщась и шипя от боли — вода уходила в слив светло-красная, и по стенкам душа стекали вниз кровавые капли. Дверь в спальню она оставила открытой, чтобы видеть лежащего, да и провела в ванной минуты три, не больше — очень боялась его оставлять, словно ее присутствие рядом помогало удерживать его при жизни. Переоделась в найденный халат. Сбегала в тайный ход и принесла еще оружия и патронов. Упорно пыталась напоить мужа, но зубы его были сведены судорогой, и вода лилась по лицу на кровать.

      Выглядел он страшно — полуприкрытые черные глаза, синие губы, дыхание — свистящее, хриплое. С каждой минутой он словно иссыхал, темнел. И она, вцепившись ему в руку, шепотом просила, требовала — потерпи, потерпи, миленький, пожалуйста! Не оставляй меня! Потерпи, ты же сильный, ты можешь!

      «Никогда не сомневайся во мне, Пол», - прозвучал в голове его голос.

      - Я не сомневаюсь, - прошептала она, склонясь к его уху, - только не в тебе. Но как же мне страшно, милый… Как мне страшно!

      Отвлекло ее едва слышное ворчание каменного охранника в гостиной. Полина снова прихватила ружье, подошла к двери — и услышала стук.

      За дверью обнаружились Свенсен и Левенхофт. Слабаки, позволившие страху взять верх над преданностью. Мрачные, желтоглазые, молча дожидавшиеся, пока она выйдет.

      - Что нужно? - резко осведомилась Полина, не опуская ствол.

      - Мы пришли помочь, - с трудом проговорил подполковник Хиль.

      Пол сжала зубы и сделала шаг назад, не желая тратить время на предателей.

      - Не вини нас, - продолжил берман, верно оценив молчание королевы, - для нашего народа бешенство — беда похуже чумы. Ты не из нас, ты не понимаешь. Но мы умеем ценить верность, жена короля. Мы принесли тебе лекарства и еды. Я могу обработать твои раны.

      - Сама сделаю, - буркнула Полина непреклонно. - Оставите у входа и отойдете. А еды не надо — откуда я знаю, что вы туда снотворного не добавили, чтобы потом зайти и добить его?

      - Что бы ты ни думала сейчас о нас, - с упорством произнес Свенсен, - поверь, Демьян был бы нам благодарен и сам бы просил о смерти, чтобы не представлять угрозы окружающим. И случись что со мной или Ирьялом — у него бы рука не дрогнула. Лучше пасть от руки друга, чем стать причиной смерти сотен людей, а потом и самому умереть в мучениях.

      - Его вылечат, - четко проговорила Полина. - Никто не умрет больше, слышите?

      Подполковник покачал головой.

      - Нет спасения, ваше величество. Вы думаете, за столько веков не искали средство? И виталисты пытались, и даже один из королей Инляндии руки налагал, и маги сообща пробовали излечить. Невозможно. С тех пор, как ушли последние Гёттинхольды, спасения нет. И то они могли помочь только в самом начале, остановить мор, когда наши короли просили и потомки Черного соглашались, успевали наложить руки. А если не успевали... Первую неделю заразившийся берман лютует, он не знает жалости, не узнает близких — и заражает все новых людей, и никто не защищен — ни женщины, ни дети. Не вините нас за наш страх, прошу. Старики еще помнят вымершие поселения и погребальные костры до небес. И, - он нахмурился, принюхался — и почти отшатнулся от дверей, - почему у вас так тихо? Вы заперли его?

      - Демьян спит, - резко пояснила королева, и берманы с недоверием выслушали эти слова. - В покои не пущу, я не верю вам. А если не обманываете и хотите помочь — откройте замковый телепорт на вход. Я жду тех, кто обладает силой.

      Свенсен кивнул.

      - Я открою переход, - сказал он. - Ждите.

      Через час в спальне короля Бермонта началось срочное совещание. Собравшиеся тихо обсуждали ситуацию, и тревога витала над прибывшими тяжелым пологом. Василина, бледная, растерянная, крепко держала израненную сестру за руку. Мариан, находившийся здесь же, едва сдерживал рычание — от лежавшего на кровати шла смертельная угроза, и у него, у боевого офицера, позорно тряслись поджилки и руки холодели. Он не смог отпустить Василину одну, но по слезной просьбе супруги к кровати не подходил — но и на расстоянии ощущал кислый запах смерти — так зверь ощущает другого больного и опасного зверя, и инстинкт вопит, что нужно бежать.

      Рядом с Василиной напряженно совещались короли Луциус и Гюнтер. Напротив собрались маги. Алекс Свидерский, поднятый Тандаджи среди ночи. Немного опухший придворный маг Блакории фон Съедентент и ненакрашенная, просто одетая леди Лыськова.

      Полина уже рассказала, что случилось, опустив отдельные детали — только сообщила, что муж ее укусил, а потом заснул. Впрочем, их величества были людьми неглупыми.

      - Мы изучали берманское бешенство в университете, - сухо говорил Луциус Инландер, - но особо отмечалось, что члены королевской семьи не заражаются, слишком силен иммунитет.

      - Вполне может быть, если штамм магически усилен, - деликатно пояснила леди Виктория. - Намеренно усилен. Алекс, я ведь права? От него просто фонит стихией смерти.

      Свидерский неохотно кивнул, проводя ладонями над лежащим без сознания правителе Бермонта. На груди короля, съехав набок, поблескивала темным вином коронационная подвеска — и Свидерский огибал ее, стараясь даже руки над ней не проносить.

      - Я сначала посчитал, что это от подвески, - сказал он задумчиво, - интересный артефакт. Едва тлеющий, но тут и огонь, и смерть. Изумительная спайка, никогда не видел такого, похожа на природную. Жаль, Макса нет, он бы… - тут ректор вспомнил, что это не научный консилиум и вернулся к теме. - Но ты права, помимо этого чувствуется магическое вмешательство в организме. Как, интересно, занесли вирус?

      - Если ее величество говорит, что нападавший берман не был болен, - продолжала Вики, - то в кровь зараза попала механическим путем. С пищей или через рану. Или у вируса бешенства разные сроки инкубации?

      Луциус задумался, нахмурившись.

      - Нет, - ответил он, наконец, - при попадании в кровь заболевание развивается за несколько минут. Странно, что вторая стадия наступила так быстро. Возможно, - он внимательно глянул на Полину, - ваша кровь ускорила развитие болезни, поспособствовала сокращению активной стадии.

      Александр Свидерский, на пару с Мартином сканирующий лежащего Бермонта, отряхнул руки и покачал головой.

      - У нас хватило бы сил выжечь заразу, - сказал он тяжело. - Но проблема в том, что выздоровление от любого вируса идет через кризис. А у него и так агония, вмешательство просто убьет его.

      - Вообще странно, что он еще не мертв, - поделился Луциус. - С таким количеством токсинов в крови. Сильный он, очень сильный. Борется.

      - Вики, - тихо позвал Мартин. И когда Виктория обернулась к нему, кивнул в сторону Пол, потрогал себя за плечо — там, где на одежде юной королевы расплывалось красное пятно. Она поняла. Прав он, здесь нужна женская помощь.

      - Ваше величество, - обратилась она к Полине Бермонт, - прошу вас, позвольте вас осмотреть.

      Поля упрямо замотала головой и сжала зубы.

      - Не может быть, чтобы вы не могли помочь! - почти выкрикнула она, обводя собравшихся обвиняющим взглядом - и монархи, и сильнейшие маги опускали глаза перед силой ее горя. - Кто, если не вы?!

      - Полина, пожалуйста, идите, - попросил Луциус. - Обещаю, что без вас мы делать ничего не будем. А вам очевидно нужна помощь.

      Леди Виктория ушла с Полей в гостиную. Стараясь не ругаться, сняла с нее одежду. Просканировала, осмотрела, стараясь не кривиться от жалости.

      - Боги, - сказала она едва ли не со слезами, - как же вы терпите, ваше величество?

      Пол промолчала. Она вслушивалась в тихие голоса в спальне. От рук волшебницы шло тепло. Задергало, зазудело прокушенное плечо, так, что она застонала. Зачесались разбитые коленки, закололо в боку и тоже задергало так, будто ее штопали наживую. Потянуло до боли в ушибленной спине — и только когда отпустило, она поняла, как сильно она была повреждена. Закружилась голова — Виктория задержала ладонь на ноющем затылке. Горело лицо, пока затягивались царапины и израненные губы.

      И только когда целительница аккуратно опустила руки на низ живота, Пол закусила губу, судорожно вздохнула и отвернулась в сторону. Здесь было больнее всего.

      - Единственное, что я могу предложить сейчас — это опустить его в стазис, - сказал Свидерский, когда Полина и Вики вернулись. - Это даст нам время. Ваше Величество, - обратился он к Луциусу, - я и сам могу, но у вас это выйдет надежнее.

      - Да, - сухо сказал Луциус. - На данный момент это самое верное решение.

      - А наша кровь не поможет? - с волнением спросила Полина. - Вася, ты ведь дашь, да? Твоя сильнее. Ведь должна помочь! Только напоить его как-то надо!

      И она с надеждой посмотрела на Инландера, на остальных.

      - Я не берусь предсказать, как она сработает, - покачал головой Луциус. - На вас зараза не подействовала, но это и понятно: кровь Красного — чистый огонь, и смертельным вирусам развиться не дает. Здесь, же, насколько я понимаю, кровь попала уже в активной стадии… да и количество играет роль. Нет, - он вздохнул, - не надо рисковать. Известно, что она уничтожает яды, но это ведь не яд. Вполне возможно, что наоборот, кровь усилит магическую составляющую вируса. Поэтому… нет, ваше величество. Не нужно. Позже, возможно, если не найдем другой способ и останется только этот.

      - Тогда стазис, - решила Полина. Правитель Инляндии кивнул.

      - Да. Отойдите все. Гюнтер?

      - Готов, Лици, - откликнулся тот.

      И два монарха, встав по обе стороны кровати, простерли над умирающим руки. Пол стояла, выпрямившись, сжимая руку сестры, и наблюдала, как уплотняется над ее мужем воздух, наливается серебристо-белым сиянием, как затихает его дыхание, закрываются глаза, прекращает биться жилка на виске, и он сам замирает, покрываясь тонким, мерцающим коконом.

      - Если решение есть, мы его найдем, - пообещал Луциус твердо. - Я обещаю, что займусь этой проблемой. Пока он жив — есть надежда. Стазис можно поддерживать бесконечно.

      - И щиты, - попросила Полина. - Чтобы никто не мог подойти к нему, кроме меня. Чтобы никто не смел навредить ему.

      - Я могу поставить защиту, - предложил фон Съедентент, - настроенную на вас. Подойти к нему смогут, только если вы добровольно подведете за руку. И если разрешите, то сделаю допуск присутствующим.

      - Ставьте, - потребовала Пол. Глаза ее лихорадочно блестели, и была в ее взгляде фанатичная вера в то, что все наладится.

      Василина осталась с Полей тогда, когда все уже ушли. Она все держала ее за руку и гладила по плечу — и страшно ей было от того, что все вдруг изменилось, что нет возможности защитить, взять на себя то, что вынести может теперь одна Пол.

      - Ты ведь не вернешься со мной в Рудлог, да, Поль?

      - Сама знаешь, - сдержанно ответила Полина. - Я останусь с ним.

      Василина обняла сестру, и не выдержала, заплакала. Ее пугала эта совершенно новая, непривычная Полина, ее болезненный вид и совершенно сухие глаза. И оставлять ее здесь казалось невозможным, и забрать никак. Да и она сама — разве ушла бы от Мариана?

      - Как же так, Поля… бедная моя.

      - Все будет хорошо, - с ледяной уверенностью проговорила Полина. - Обязательно.

      - Будет, будет, - шептала Василина, крепче прижимая к себе младшую сестренку, с которой словно слетела вся игривость и смешливость, и оказалось, что там, под легкомысленной оболочкой — камень, тверже которого нет на Туре. - Я пришлю тебе помощников, Полюш. Не отказывайся. Ты имеешь право на личную гвардию.

      - Не откажусь, - Поля почувствовала, как усталость наваливается на нее. Но спать было нельзя. - Мне очень нужны здесь те, кому я смогу доверять, Вась. Спасибо тебе.

      - Я побуду с ней, пока не появится гвардия, - сказал Байдек Василине, когда они вышли в гостиную. Каменные медведи словно понимали, что эти люди - свои. Не рычали, не двигались, только повернули к ним головы с темными провалами глаз и застыли. - Нельзя сейчас, чтобы она была одна. А ты иди, василек. Ты будешь полезнее в Иоаннесбурге.

      Василина тревожно взглянула на мужа, вздохнула — и кивнула. Это ее Мариан. Он по-другому не может, хотя она видит, чувствует, насколько ему здесь не по себе. Как взял на себя за них ответственность больше семи лет назад — так и несет ее, и все несчастья воспринимает как свои промахи.

      - Я сейчас же распоряжусь собрать отряд, - проговорила она тихо, с благодарностью касаясь его лица. Они вышли в коридор и наткнулись на молча подпирающего стену командира королевского полка Свенсена. Вдалеке, у дверей на лестницу, стояла охрана.

      - Ваше величество, я провожу вас, если позволите, - произнес берман с поклоном. - Придворный маг дежурит у телепорта и готов отправить вас в Рудлог.

      Василина величественно кивнула, и подполковник оттолкнулся от стенки и пошел впереди. До телепорта они шли молча. Замок был пуст, если не считать хмурых берманов из королевского полка, расставленных по постам в коридорах и провожающих венценосную чету настороженными взглядами. На эти взгляды и присутствие сильных собратьев Байдек реагировал однозначно — напрягался, прикрывал супругу и едва удерживался от того, чтобы не оскалиться - «моя!!». Но Василина была рядом, и он сдерживался. Поцеловал опухшую от слез жену, подождал, пока придворный маг настроит портал и его королева уйдет, и двинулся обратно к покоям короля Демьяна.

      Подполковник Свенсен шагал рядом и о чем-то тяжело раздумывал.

      - В отсутствие короля или когда он занят, я принимаю командование гарнизоном и решаю оперативные вопросы, - наконец, произнес он. Байдек покосился на него и промолчал — зачем ему эти объяснения? Но берман упорно продолжал: - я отвечаю за безопасность служащих и придворных. И если угрозу представляет сам монарх, и даже если этот монарх мне друг, я обязан действовать. Сейчас я в неизвестности. Он не опасен в данный момент, ваше высочество?

      - Он в стазисе и закрыт щитами, - сдержанно проговорил принц-консорт. Их шаги гулко отдавались под холодными серыми сводами замка Бермонт. - Опасности нет. И не оправдывайтесь передо мной, подполковник. Я как военный сложность выбора между долгом и совестью понимаю. Когда встает вопрос — спасти одного, погубив отряд, или оставить умирать, но увести подчиненных? Оба решения нехороши, и оба ложатся на плечи командира. Поэтому нет, не объясняйте мне. Не мне. Перед ее величеством вам нужно оправдаться.

      - Как? - хмуро буркнул Свенсен.

      - Прежде всего позвольте ей успокоиться. Подтвердите свою верность. Выполняйте ее приказы безоговорочно. Разрешите присутствие ее личной гвардии и строго следите за отсутствием конфликтов между рудложцами и бермонтцами.

      - Мы сами можем обеспечить безопасность жены короля, - тяжело рыкнул Свенсен, и Мариан глухо заворчал в ответ, чувствуя, как снова вспыхивает в крови адреналин. В присутствии берманов его зверь был сильнее, чем когда бы то ни было. - Позор, если нам придется терпеть чужаков. Это наша ответственность и наша традиция.

      - Опять выбор, подполковник, - они уже подходили к двери, и Байдек замедлил шаг, остановился у окна, глядя на ночной Ренсинфорс. - Между гордостью и спокойствием вашей королевы. Думайте. Запрос на переход гвардейцев придет завтра с утра. Вы можете отказать — и навсегда лишиться шанса вернуть ее доверие. Или пойти против традиций, - он зашагал дальше и уже от входа в королевские покои добавил. - Время принять решение есть.

      Пол была в комнате — сидела в кресле у окна и смотрела на мужа, спокойно лежащего на кровати. Потухшая, напряженная, молчаливая. Обернулась к Мариану, улыбнулась неуверенно — и его передернуло от этой улыбки. Боль, которой не позволено выплеснуться, загнанная внутрь, чтобы не мешала идти к цели. Механическое движение бледных губ на фоне осунувшегося лица — с синяками под потемневшими глазами, с заострившимися чертами. Словно ей сорок, а не без недели девятнадцать.

      - Я буду здесь, - сказал он мягко. - Ляг, поспи. Тебе нужны силы.

      - Не могу, - бесцветным голосом ответила Полина. - Спать не могу, просто так сидеть не могу. Нужно что-то делать, но что? Я не понимаю.

      - Полина, - Мариан никогда не был красноречив и сейчас задумался, подбирая слова. - Ты сейчас — солдат, а задача солдата не только вести бой, но и оптимально использовать время, чтобы иметь силы, когда наступит пора вступать в битву. Иначе проиграешь. Иди, я обещаю, что разбужу тебя, если мне покажется, что с твоим мужем что-то не так.

      - Я сама умом понимаю, что в стазисе ничего не случится, - Пол говорила медленно, и от усталости и виталистического вмешательства глотала слова, запиналась, - а отойти не могу.

      Она все-таки встала. Сделала несколько шагов, больно запнулась ногой о ковер и чуть не упала — Мариан рванулся к ней, успел подхватить. И там, в его руках, она, к его облегчению, всхлипнула, завыла тоненько, горестно, как собака, оставленная одна — и наконец-то разрыдалась. И долго-долго рыдала ему, надежному, ставшему родным, в плечо, выплакивая свою боль, свой страх и свою потерю. Так и заснула — обессилев, выплакавшись, с красным шмыгающим носом и опухшими глазами. И только во сне она снова стала похожа на себя — молоденькую девочку, которая вместо счастливейшего дня в жизни получила долгую, жуткую ночь.