В небольшом, но крепком старом баронском поместье Байдек, расположенном в двухстах километрах от северной столицы рудлога - Великой Лесовины, баронесса Василина Байдек кормила грудью проснувшуюся малышку, пока ее муж отсыпался в их спальне. Он все равно не будет долго спать, как обычно встанет часов в десять, несмотря на ночное дежурство, и будет решать дела поместья, а потом - играть с старшими детьми. Мальчиков Марианн обожал, но и держал в строгости, без жестокости, впрочем. А вот недавно рожденная девочка заставляла его дрожать и сюсюкать не хуже престарелой бабушки.

   Она смотрела на малышку, которая уже насытившись и прикрыв затуманенные глазки, медленно посасывала молочко, и у нее внутри сжималась грудь,будто не способная вместить ту огромную любовь, которую она испытывала к детям и к мужу. А ведь всего этого могло бы не быть...

   ***

   Форелевая застава представлялась Василине маленьким укрепленным поселком на берегу озера. По факту застава оказалась укрепленным фортом, издалека виднеющимся с озера. Пять сторожевых башен, тяжелые ворота со стороны озера, куда после их открытия и защел катер. Разглядывая нависающую над ней громаду, размером повыше, чем королевский дворец, Василина задумалась, не умолчал ли лейтенант о степени опасности. Вряд ли такие стены нужны для защиты от браконьеров, заключенных или редких возможных набегов нежити.

   На заставе она должна была пробыть сутки - пообщаться со служивыми, осмотреть помещения, оценить удобство размещения и выслушать просьбы о требуемых улучшениях, вручить награды и пару листков с новыми званиями.

   Это была рутина, которую она ненавидела. Нет, ей всегда было интересно общаться с людьми, но вне церемониала, который регламентировал и широту улыбки, и то, что внимание должно доставаться всем в равной степени, и то, какие слова нужно говорить. А ступишь в сторону от церемонии - тут же заговорят о том, что вторая принцесса себя ведет как простолюдинка, что она опростилась и забылась, подхватят желтые газеты и светские передачи с языкастыми ведущими - и прощай, спокойная жизнь.

   Внутри огромных стен располагалась сама застава - невысокое здание комендатуры, где на верхних этажах проживали офицеры, а на нижнем работал комендант и располагался небольшой госпитальный пункт, несколько одноэтажных теплых казарм, склады с запасами, большой плац с прилегающей спортивной площадкой, столовая с дымящейся кухней, баня. Комендант, пожилой подполковник Томаш Шукер, такой же широкий, как его солдаты, с радушной красной физиономией и окладистой бородой, встретил ее со всей почтительностью. Он единственный жил на заставе со своей женой, достопочтенной Боженой, которая явно обрадовалась появлению дам, сразу проявила к принцессе воистину материнскую заботливость и сама проводила ее в отведенную комнату, сообщив, что обед через час, и что если принцессе что-то нужно - пусть требует все, что госпоже угодно, принесем, добудем и сделаем в лучшем виде.

   Пока Лусия, обрадованная твердой земле под ногами, раскладывала немногочисленные вещи, Василина приняла горячий душ, буквально мурлыкая от счастья, завернулась в мягкий объемный халат, и легла отдохнуть на широкую, добротную кровать. Увы, она не любила долгие поездки и слишком любила комфорт. Комната была уютной, отделанной в старом стиле - по низу стен деревянные панели, сверху - темно- синяя ткань. Стрельчатые узкие окна, завешанные трогательными кружевными шторами, синее бархатное покрывало на кровати, свежее, хрустящее от чистоты белье. В углу - женский столик с зеркалом, узкий гардероб, рядом с кроватью - тяжелая деревянная тумба, на которой стоял кувшин с вкуснейшим ягодным морсом. Им-то принцесса с удовольствием и освежилась, добавив лежащий тут же нарезанный лимон, накрытый прозрачной крышечкой.

   Она даже успела задремать, и когда Лусия позвала "Время, Ваше Высочество", с неохотой поднялась и села в кресло перед зеркалом. Глаза были словно засыпаны песком, в теле была слабость, и, кажется, она все-таки простыла. Но долг и простая вежливость требовали ее присуствия на обеде, и она смиренно ждала, пока горничная быстро укладывала волосы, делала легкий макияж и осторожно, чтобы не задеть прическу, надевала на нее простое синее платье ниже колен и пару ниток жемчуга. В этом наряде она сразу стала выглядеть старше, но зато никаких вопросов по поводу уместности ее одежды не будет.

   За пять минут до назначенного времени в дверь постучалась госпожа Божена, готовая проводить высокую гостью к обеду. Увидев принцессу, женщина охнула, сложила полные ладошки на груди и воскликнула:

   - Какая же вы хорошенькая, Ваше Величество!

   - Спасибо, - улыбнулась Василина, - вы тоже прекрасно выглядите.

   Божена в темном тяжелом платье до пят, с добрым улыбчивым лицом и завитыми тяжелыми кудряшками, напоминала оперную певицу. Но пафоса в ней не было ни на ноготок, активная и немножко суетливая, она задала, наверное, тысячу вопросов про дорогу, поахала над тем, как такую хрупкую девушку отправили в такой трудный путь, и с заботливостью наседки посадила ее во главе стола, расположившись рядом. Зачем - Василина поняла чуть позже, когда во время обеда госпожа Шукер настойчиво рекомендовала ей пробовать то или иное блюдо, отмахиваясь от строгих взглядов мужа, обеспокоенного напором жены.

   На обеде присутствовали и офицеры гарнизона, чуть больше десятка, среди которых она заметила и барона Байдека. Были и две офицерские жены, приехавшие на несколько дней навестить мужей. Они тихо сидели рядом с мужьями и во все глаза разглядывали Ее Высочество, чтобы потом, без сомнения, описать ее подругам во всех подробностях. Принцесса вежливо пробовала предложенные блюда, расспрашивала коменданта и представленных офицеров о жизни заставы, и бесконечно улыбалась. И при этом старалась не расчихаться. В носу немилосердно свербило, и она просто мечтала о том, чтобы выпить горячего чая и залечь в постель. Но впереди было еще построение гарнизона, вручение наград и посещение строений.

   Последующие часы слились для Василины в какой-то зудящий кошмар. Она улыбалась, жала руки, фотографировалась с бравыми егерями, говорила речь перед построением, вручала наградные листки и звания, снова жала руки. К концу ее речь приобрела заметную гнусавость, а нос покраснел и опух. Наконец официальная часть закончилась, и она, сопровождаемая комендантом с женой и частью офицеров, пошла в столовую на "чай с пирогами и вишневую, собственноручно сделанную наливочку".

   Байдек шел в некотором отдалении, и она даже забыла про него, когда вдруг услышала его голос совсем рядом.

   - Ваше Высочество, - он выглядел обеспокоенным, - вы все-таки простудились?

   - Нет, - сказала она в нос и оглушительно чихнула. Все обернулись на нее, а госпожа Божена всплеснула руками.

   - Ах, бедняжка, маленькая принцесса! Томаш, нужно сейчас же растопить баню!

   - Не надо баню, - попросила Василина слабым голосом, - мне, наверное, лучше лечь!

   - Глупости! - со всем пылом уверенной в своей правоте женщины воскликнула хозяйка, но, наткнувшись на строгий взгляд мужа, попыталась исправиться и уже тише сказала: Глупости, Ваше Высочество! Крепкий пар да хороший веник - и вся хворь уйдет! Пейте чай, а я пока распоряжусь натопить да замочить веники!

   Принцессе оставалось лишь покориться неукротимому жизнелюбию и подавляющей заботливости этой женщины. За ней тут же стали ухаживать в троекратном размере - два офицера притащили из кабинета коменданта его любимое, "самое удобное, уж поверьте", кресло, хозяйка сама сервировала чай и разлила его по чашкам, добавила в чай Василине пару здоровенных ложек малинового варенья и пристально следила, пьет ли несчастная бледненькая девочка волшебный напиток. Барон с чашкой стоял в углу, у напольных высоких часов, и вид у него был виноватый. Василина, несмотря на общее гнусавое состояние, даже немного позлорадствовала про себя - вот как оставлять меня без присмотра и компании, теперь вот мучайтесь.

   Краем уха она выхватила Боженино: "А кто же ее попарит, Байдек, может, вы? У вас волшебные руки" и , чуть не уронив чашку от ужаса, спросила:

  -- А разве в баню пускают мужчин?

   Все посмотрели на нее и в комнате стало тихо-тихо. А барон покраснел, вот прям от кончиков ушей до носа, и несколько раз шумно перевел дыхание. Благо ,все смотрели на Василину.

   - Ээээ, - почтительно промычала госпожа Шукер, - Ваше Высочество, у нас в банях мужчины и женщины парятся вместе. Да и не пропарит вас женщина так хорошо, как мужчина. Тут крепкая рука нужна и аккуратная, и выносливость. А с бароном вы знакомы уже...

   "О Боги, - в панике подумала принцесса, - только бы не узнала маменька и в газеты бы не попало. Что делать? Отказать - обидеть людей. Согласиться - дать повод для сплетен".

   - Да вы не бойтесь, госпожа, - снова затараторила Божена, - там ведь с вами и горничная будет, и мы все, женщины, никто ничего плохого не подумает. В парку-то и не видно ничего.

   "О Боги, я на самом деле слушаю рассуждения про то, как я буду лежать голая, в пару, и меня будет бить веником взрослый мужчина?!!!"

   - Госпожа Божена, - теперь все обернулись на голос Мариана, который уже приобрел нормальную окраску - в отличие от принцессы, которая розовела от пикантности ситуации, а глазами напоминала загнанного оленя, - если Ее Высочество не хочет, не будем ее смущать. На юге традиции более строгие, чем наши, мы можем ее шокировать.

   - Ну если так..., - пробормотала растерявшаяся хозяйка, а ее муж пробасил,

   - И правда, рыбонька, что-то ты совсем засмущала нашу гостью. Хоть банька б была в самый раз, - добавил он после того, как Василина снова оглушительно чихнула.

   На лицах находящихся в гостиной было такое смущение, будто они, деревенщины, нарушили этикет и предложили что-то крайне неприличное. Оно, конечно, так и было, но принцесса поняла - надо срочно разрешать ситуацию. Ведь пила же она ритуальный напиток с сердцем ядовитой змеи, когда в свои 14 лет ездила на юг, в горы! И целовала уважительно ноги статуи какого-то племенного древнего героя. Матушка всегда учила ,что нужно чтить традиции местных, чтобы тебя не посчитали высокомерной и насмехающейся над ними. "Королевская семья должна быть близка народу", - не раз говорила она. И принцесса подняла руку, привлекая внимание:

   - Уважаемые хозяева, госпожа Божена, уверяю, я не смущена, я просто тронута вашей добротой и заботой. Я с удовольствием попарюсь, и, надеюсь, ваш пар действительно чудесен, как и все, что я видела на Севере.

   На лицах офицеров и хозяев она прочитала явное облегчение, все разулыбались комплименту и напряжение ушло. Не улыбался один Байдек. Цепи воли снова стали потрескивать, и он сжал зубы, восстанавливая душевный покой.

   - Какой стыд! - причитала Лусия, расчесывая волосы госпожи, одевшейся в удобную просторную рубаху и сидящую у зеркала. - Какое варварство! Приехали в какой-то вертеп! Вот была бы здесь Ее Величество...!

   Василине это порядком поднадоело, и она в который раз повторила:

   - Прекрати, Луси! Была бы здесь мама, она бы без всякого сомнения приняла бы предложение госпожи Шукер. И ты примешь, и ни словом ни взглядом не покажешь своего недовольства, как и я!

   Горничная возмущенно всхлипнула, переживая будущий позор. Видное ли дело - париться в общей бане! У них в Инляндии даже супруги спят раздельно, чтобы не стеснять друг друга и лишний раз тело не демонстрировать, а тут прям какой-то свальный грех намечается!

   - Если это поспособствует укреплению преданности местных офицеров короне, то я и голая готова по плацу пройти, - с несвойственной ей жесткостью, продиктованной, скорее, усталостью от дороги и общим недомоганием, отчеканила принцесса. - А твое дело - следить, чтобы я при этом хорошо выглядела. И точка!

   - Хорошо, госпожа, - смиренно произнесла Лусия, испугавшаяся суровости хозяйки. - Но я буду там и глаз с вас не спущу, так и знайте!

   - Вот и прекрасно, - улыбнулась Василина, хотя от повышенного тона заныло и так беспокоящее ее горло. - Тебе повезло, что мы к серениткам не ездили с визитом. Мама говорила, там парадный костюм для женщин - хитон с обнаженной грудью. А их королева у нас одевается в строгое платье, кстати. А еще могу взять тебя в Тайтану , мужчины там ходят в юбках длинных и цветных и с обнаженным торсом. Закрываются только низкородные. А женщины надевают покрывало и маску, хоть и жарко страшно. Мама говорила, чуть сознание не потеряла, а что сделаешь - традиция.

   Лусия что-то пробормотала, из серии что лучше в покрывале и в маске, чем голышом и в бане.

   - Не бурчи, Богов ради, у меня и так всего пару часов, чтобы поспать, пока они топят баню. Голова раскалывается, лучше б я с тобой в каюте осталась. Но это было б ужасно, Лусия.

   - Простите, Ваше Высочество, - пробормотала горничная, расстилая кровать. Она зеленела только при мысли об обратном пути. А ее принцесса продолжала размышлять, укладываясь в постель и наблюдая, как Лусия закрывает внутренние ставни, отчего в комнате воцарился полумрак: - Любопытно, кстати, будет посмотреть, как там все устроено, я ведь только читала про северную культуру, но не разу сама не видела. Да и не было в книжках про совместный быт, вот что любопытно.. Видимо, об этой традиции авторы деликатно не упоминают...

   Комендантская баня находилась позади комендатуры, в закрытом саду, и к ней предусмотрительно был выстроен узкий, оббитый изнутри деревом, коридорчик с маленькими окошками. Не до конца проснувшаяся принцесса, сопровождаемая мрачнеющей на глазах Лусией и словоохотливой хозяйкой, с удовольствием втянула в себя воздух. В коридоре хорошо пахло сосновой смолой и чистотой. Сама баня представляла из себя внушительную избушку, построенную из огромных круглых бревен. В предбаннике уже сидели, завернутые в простыни, виденные за обедом офицерские жены, нестройным хором поприветствовавшие Ее Высочество.

   - Ну-с, раздевайтесь, милая, садитесь, сейчас я вам чаю липового налью, - засуетилась госпожа Божена. Принцесса, снимая одежду, с любопытством крутила головой. Здесь запах дерева и пара, смешанного с ароматами разных растений, был сильнее. Да и неведомые строители постарались на славу. В предбаннике по стенам стояли тяжелые лавки, укрытые вышитыми полотенцами, а перед ними - длинный стол, на котором пыхтел тяжелый чайник, из которого весело шел парок, стояли плошки с вареньем и медом, лежали в корзинах круглые булочки и мягкое масло в розетках. Василина залюбовалась высокими расписанными кувшинами, блестящими глазированными боками. Из одного из них одна из офицерских жен, Тереза, кажется, разливала какой-то светлый пенящийся напиток.

   - Это квас, госпожа, - пояснила она, - но он очень холодный, мы будем поить вас чаем, чтобы прогнать простуду.

   Квас принцесса пробовала и в столице, но не оценила. Горничная взяла ее вещи и аккуратно сложила их на деревянные полочки, где уже лежала женская одежда, а госпожа Божена, вся состоящая из складочек, с пухлыми ногами в ямочках и большой, налитой грудью, уже куталась в простыню и вертела себе на голове что-то типа тюрбана.

   - Сейчас я вам помогу, принцесса, - и она, схватив какое-то длинное полотно, закрутила в него волосы Василины, ахая, какие ж они красивые да светлые.

   Принцесса закуталась в предложенную простынку и продолжила осматривать помещение, попивая ароматный липовый чай. На стенах висели рубленые изображения каких-то фольклорных старичков с длинными бородами и хитрыми физиономиями. Они изображали сценки из банной жизни - один шлепал себя веником, другой грел ноги в какой-то кадке, третий лежал на лавке, четвертый плескал воду в печь.

   - А кто это? - спросила она, показывая на старичков.

   - Это наши северные банные духи, - ответила, посмеиваясь, Тереза. - Пар, Жар, Здрав и Драв. Мы их задабриваем, поливая камни печки квасом и пивом, иначе шалят - могут перепутать одежду, ущипнуть, заухать в трубе или вовсе ошпарить.

   В мире банных духов стало как-то уютно, и принцесса расслабилась, шмыгая носом. От влажности из него потекло.

   - А где же мужчины? - полюбопытствовала она, уже самостоятельно наливая себе чаю и хмурясь на не решавшуюся раздеться Лусию. Та с тяжелым вздохом начала снимать ботинки.

   Дамы дружно захихикали.

   - Ждут, когда позовем парить, - ответила за всех госпожа Божена. Она пила пиво, и сладко щурилась, не забывая, впрочем, поглядывать, чтобы у принцессы не кончался чай.

   - Я думала, вы и моетесь вместе, разве не так?

   - Так, но поболтать -то нам охота в женской компании, - подмигнула ей тоже расслабившаяся хозяйка. - Потом придут, не сомневайся. Жен-то у нас только мужья парят, а вот незамужних девок - холостые парни. Под присмотром матери или другой старшей женщины. У нас считают, что по юности нечего наготу прятать, зато и потом не на теле мужик женится, а душу полюбит. У вас-то на юге почему они так на всех и после свадеб кидаются? Потому что тело под запретом. А у нас парень до зрелости насмотрится, поймет, что у всех все одинаковое, а что больше-меньше, так это преходяще, да и выбирает по душе себе да по сердцу. У нас и разводов то почти нет, по сравнению с вами, почему? Да поэтому же.

   - Логично, - пробормотала принцесса, впрочем, сомневаясь, что это работает. Чай приятно согревал изнутри, и стало даже жарко.

   В предбанник, по размерам больше напоминавший комнату, выходила широкая дверь, из-за которой слышался интригующий плеск воды.

   - Можно посмотреть? - принцесса встала.

   - Конечно-конечно, ваше высочество! Мы сейчас туда и пойдем, пора обмыться да на первый парок! Заходите, тут у нас купели да помывочная.

   "Да уж, - подумала принцесса, проходя в помывочную, - монументально"

   Там, как грибы на лужайке, стояли несколько огромных емкостей, по виду больше всего напоминающие огромные, широкие и очень низкие бочки, в стенки которых были вмонтированы подголовники и рукоятки. Из них непрерывно проливалась вода, которой было набрано до краев. В каждую из таких без труда бы могло поместиться человек десять.

   - Солдаты у нас моются в общей бане, там одна купель, - с гордостью произнесла хозяйка, - а для нас тут мужчины расстарались. Это специально сюда бочкарь приезжал, делал из местных гигантских дубов. Вот, проходите сюда, только простынку снимите, опускайтесь в воду. Только сначала горячо, а потом привыкните, надо вас к парку-то подготовить, чтоб поры открылись да грязь первая сошла.

   Принцесса опускалась в горячую, пахнущую травой воду, и ойкала про себя. Вода действительно была очень горячей, но деваться было некуда. Она кое-как, неловко, спустилась по деревянным ступенькам на дно и тут же обнаружила, что у подголовников есть и подводная часть, типа сидения с подставкой под ноги. Она повернула голову на визг - Тереза и Катарина прыгали прямо со ступенек в бочку с холодной водой и плавали там, как в настоящем бассейне, а госпожа Божена забралась в другую, где вода была потеплее, и с покровительственной улыбкой наблюдала за своими гостями.

   Василина закрыла глаза. Тело словно размягчилось и поплыло. Через некоторое время рядом с ней раздался плюх - голая, сухая, как щепка, замотанная в тюрбан Лусия с видом страдалицы забиралась в бочку.

   - Они сварить вас хотят, моя принцесса, - прошипела она, перебивая плеск воды.

   - Не шипи, Луси, мне очень хорошо, - расслабленно ответила принцесса. - Во всяком случае нос хоть стал дышать. И тело не так ломит.

   - Тааак, - бодрый голос госпожи Божены раздался прямо над ухом, - теперь потихоньку выбираемся, обливаемся и на первый парок!

   Лусия помогла разомлевшей госпоже выйти, и не успела Василина ступить на пол, как женщины облили ее прохладной водой, терпко пахнущей каким-то травяным отваром.

   - Ромашка и дуб для крепости, - пояснила Божена, тоже обливаясь. - А теперь в баню, пока тело не закрылось, марш, девочки!

   Она словно забыла, что рядом особа из королевской семьи, и вела себя будто со своими дочерьми. Впрочем, Василину это устраивало. Уже потом она узнала поговорку, распространенную среди северян: "В бане все равны, в бане чинов нет".

   Дверь бани выходила прямо в помывочную, и дамы гуськом прошли за хозяйкой. В самой бане тоже стояли лавки, покрытые цветными полотнами, на которых они и расположились. Только лавки были построены лесенкой, так что самые стойкие могли забираться чуть ли не под потолок. Василина предусмотрительно легла на нижнюю. В углу, источая жар, была встроена высокая печка, обложенная снаружи большими озерными камнями-голышами, размером с мужской кулак. Печка была огорожена небольшим заборчиком, чтоб никто не прислонился нечаянно и не обжегся. Хозяйка лила на камни квас из высокой кадки (их там было несколько) и что-то приговаривала, видно, возносила молитву банным духам. Принцессе вдруг стало так хорошо, и от этой компании, где ее принимали как свою, а не как высокородную девочку, не заискивали и искренне заботились, и от тепла, и от разомлевшего тела, и от резкого квасного духа, что она не сразу даже уловила гулкий звук мужских голосов за стенкой.

   - От, и мужики наши пришли, голубчики, - довольно заквохтала Божена. Сейчас мы первым парком погреемся, затем снова в воду, а они пусть второй пар пробуют. Да, девочки?

   - Да! - дружно ответили "девочки" и развеселившаяся отчего-то Василина. Странно, но смущения или неловкости от предстоящего она уже не испытывала. А вот Лусия сидела, как горгона, с раскрасневшимся лицом и подергивающимся носом. Незаметно для других принцесса показала ей кулак.

   Второй раз раскрасневшейся принцессе предложили окунуться в бочку с теплой водой, а в воду хозяйка вылила "собственноручно заготовленный" медовый настой из сосновых иголок. "Для скорейшего выздоровления", - пояснила она, и уселась в воду рядом с Василиной.

   - Так, где тут наши голубушки, - пробасил комендантский голос, дверь открылась, и Василина все-таки немного покраснела. Не каждый день увидишь четверых абсолютно голых мужчин, которые никакой неловкости не испытывая, проходят к соседним бочкам и с охами в них окунаются. Байдек зашел последним, на принцессу и не посмотрел, а вот она не отказала себе в удовольствии оценить его тело. А что теряться, если есть возможность?

   То, что барон прекрасно сложен, она отметила еще во время их совместных заплывов. Но тогда он был в штанах, и теперь она понимала, почему- видимо, купаться у них принято тоже голышом, а он не хотел ее смущать. А сейчас она с любопытством разглядывала его крепкие, мощные ноги, подтянутые ягодицы, рельеф которых менялся при ходьбе, валики мышц на боках и талии, живот - не втянутый, а мощный, без капли жира, четко обрисованную линию грудных мышц, плотные сильные руки и широкие плечи. Его фигура была скорее фигурой борца, чем атлета или, тем более, специально качающегося в зале культуриста. Никто бы не назвал его милым или ухоженным, аккуратным - да, но это было стопроцентно мужское тело, без всякой томности или изящества, развитое, мощное тело, покрытое жесткими темными волосками. Ниже талии принцесса старалась взгляд не опускать. Все-таки для девушки ее возраста и воспитания это было слишком.

   - Как вам первый пар, принцесса? - прогудел комендантский голос из соседней бочки.

   - Я словно заново рождаюсь, полковник, очень хорошо, - ответила принцесса, - и какая же у вас прекрасная баня.

   - Да, мы старались, - похвала явно пришлась по сердцу хозяину. - Особенно моя рыбонька, все тут продумывала, и не зря - парится каждую неделю, и тело у нее, как в восемнадцать лет, крепкое да упругое!

   Василина улыбнулась и в очередной раз напомнила себе про то, что нужно уважать культуру своих подданных. Сидящая напротив Лусия почти уткнулась носом в воду. Щеки ее были красные-красные.

   - Идите уж на пар, - довольно хохотнула в ответ мужу раскрасневшаяся Божена. - А то мы тут растворимся, пока вы прогреетесь.

   Так они менялись несколько раз, в перерывах пили чай и квас, завернувшись в простыни, мазались какими-то едко пахнущими мазями "на натуральной основе, для красоты", обмывались, терлись щетками, пока не пришло время париться. Замоченные веники были торжественно извлечены из кадки и мужчины пошли "нагонять пар", как пояснила хозяйка. А затем и дамы проследовали в парную.

   Ложась на лавку перед ожидающим ее бароном, принцесса уже не могла думать ни о чем, кроме как о мягкой постели и продолжительном сне. Дорога и оглушительное гостеприимство хозяев ее совершенно измотали. Так что ей было не до мужской натуры, пусть и такой привлекательной, как натура Байдека. Тем более, что от пара практически ничего не было видно, а со всех сторон уже раздавались шлепки и повизгивания с охами дам. Лусия, не сводя убийственного взгляда с барона, расположилась на соседней лавке и приготовилась, если что, отдать жизнь, защищая честь госпожи. Хотя после сегодняшнего она уже чувствовала себя чуть ли не публичной девкой и мечтала только о том, чтобы на родине об этом не узнали.

   Мариан, войдя в помывочную и увидев лежащую в воду принцессу, затаил дыхание и испытал странное для северянина желание прикрыться. Для него, с рождения посещавшего бани и наглядевшегося на женские тела вдоволь, эта реакция была крайне необычна. Он чувствовал на себе ее взгляд, но даже не осмелился еще разок взглянуть в ее сторону, опасаясь, что отреагирует так, как мужчина должен реагировать только в постели со своей женой, и уж никак на виду у всех.

   И вот она лежит перед ним, прикрыв глаза, распаренная и ладная, ожидая, пока он встряхивает от лишней воды веники, и ее маленькие грудки расплющены об грубую горячую лавку, пусть и прикрытую полотном. И вздрагивает, когда он первый раз опускает на это чудесное светящееся юностью тело веник, и поджимает пальчики на ногах, когда он добавляет пару и нагоняет на нее сверху жар. Сначала он словно ласкает ее листвой, представляя, что это его руки проходят по гладким бархатным пяточкам, изящным ножкам, круглой, замечательно круглой оттопыренной попке с розовеющими полушариями, на одно из которых налип листик. А потом, когда он наращивает темп и силу ударов, принцесса, поначалу сдерживающаяся, начинает постанывать и вздыхать, и чтобы остановить возбуждение, лейтенант повторяет в голове фигуры строевой подготовки и виды стрелкового оружия.

   Василина переворачивается на спину, окидывает его всего томным взглядом, словно дразня, и Мариан, запрещая себе даже смотреть на нее, работает вениками так, будто делает это в последний раз. Принцесса, уже не стесняясь, довольно вскрикивает и стонет, и хотя со всех сторон раздаются аналогичные звуки, ее голос заставляет его каменеть и думать о холодной купели, ожидающей его снаружи. А лучше о зимней проруби, жаль только, что сейчас лето.

   И только когда раздается голос Божены: "Девочки, на выход, окунаемся", и принцесса, срываясь с лавки, выбегает в дверь и, довольная, с визгом прыгает в теплую воду, он глубоко выдыхает, понимая, что все это время и дышал-то с трудом.

   После всего принцессу, уже спящую на ходу, закутанную в тяжелый теплый халат, отводят в ее комнату, и она проваливается в глубокий, целебный сон. Лусия в своей комнатке все еще переживает свое грехопадение и молится Триединому. А барон Байдек, как следует наплававшись в ледяной купели, устраивает себе долгий вечерний забег - чтобы измотать предающее его тело.

   ***

   Наши дни

   В полдень первого дня осени укутанный дымчатым лиственным золотом и хвойной зеленью город Великая Лесовина дрогнул и затрясся. Трескались старые дома, рушились потолки и стены, падали столбы и гнулись деревья. Гордость северной столицы - высоченная Часовая Башня угрожающе накренилась и пошла трещинами. Жители в панике выбегали из домов, пока земля, как дрожжевое тесто, дышала и лопалась, вселяя во все живое животный ужас. Все продолжалось всего несколько секунд, а потом стихия отступила, оставив прекрасный город изрядно потрепанным. В городе ревели сирены скорых и пожарных, а жители, оправившись от первого испуга, помогали извлекать пострадавших из-под завалов, и оценивали ущерб.

   С Северных гор, расположенных в полутысяче километров от Лесовины, сходили потревоженные землетрясением лавины и камнепады, и на заставах оперативно организовывали поиски попавших под удар стихии лыжников и незадачливых туристов.

   В двухстах километрах от столицы, в имении Байдек, тоже ощутили слабые толчки. Пострадавших не оказалось, за исключением поварихи, она как раз помешивала суп в кастрюле, и тот выплеснулся на руку.

   Мариан был с мальчиками на озере - устраивал обещанную до дежурства рыбалку, и заодно готовился побаловать жену - Василина безумно любила только выловленную и зажаренную озерную рыбу. Улов был скромен, и он мешал прикорм, когда их мирные мужские посиделки прервались. По озеру пошла сильная рябь, вода волнами стала скакать вверх-вниз, как будто кто-то бил огромной ладонью по водной глади. Взбесившаяся рыба начала выпрыгивать и воды и прыгать обратно, и мальчишки застыли, открыв рты.

   - Домой, - скомандовал строгий отец, не дав вдоволь насмотреться на чудо, и они спешно смотали удочки и побрели обратно. Мариан подстраивался под скорость мальчишек, хотя ему изо всех сил хотелось бежать и проверять, все ли в порядке с женой.

   С Василиной все было в полном порядке - она, честно говоря, даже не поняла, что случилось. Ну, закачалась чуть люстра, попадали несколько книг и подребежжала посуда. А малышка даже не проснулась. Когда барон почти вбежал домой, супруга обрабатывала руку причитающей поварихи антиожоговым спреем и утешала ее.

   - Вот увидите, Тамара Дмитриевна, через неделю и следа не останется, - уговаривала она пожилую стряпуху. - А пока отдохнете, погуляете, к родным можете съездить.

   - А кто ж вас и этих проглотов кормить будет? - страдающим голосом простонала повариха, махнув здоровой рукой в сторону зашедших за отцом мальчишек.

   - Вы меня многому научили, вот я и поготовлю, - успокаивала ее супруга.

   - Вот еще, - фыркнула Тамара, - вам надо спать и Мартиночку кормить. Ох, горе, горе, как же я так неловко?

   Тамара Дмитриевна была немного склонна к театральным эффектам.

   Мариан улыбнулся жене, успокоившись сразу, как увидел ее целой и невредимой, подошел сзади, положил руки на плечи и легко поцеловал в губы.

   - Ты опять руководишь лазаретом, василек?

   - Да вот случился у нас один раненый, - в тон ему ответила Василина. - Решаем стратегические проблемы с обеспечением нашего отряда пищей.

   - Я все решу, не переживайте, дамы. Тамара Дмитриевна, - обратился он к поварихе, - я вам назначаю отпуск, отдыхайте и лечитесь. А поготовить эту неделю попрошу Симона, он точно навыки еще не растерял. Заодно проедусь, посмотрю, все ли в порядке с домами арендаторов.

   - Этот пройдоха вас будет кормить армейскими обедами, - недовольно пробурчала повариха, уже сдаваясь.

   - Во-первых, не пройдоха, а служитель Триединого, как вам не стыдно, почтенная, - и барон с притворной суровостью покачал головой, - а во-вторых, армейское меню - вкусное и питательное. Так что идите, Тамара Дмитриевна, да отдыхайте. Надумаете поехать к сестре - позовите горничную, я распоряжусь, чтобы вам помогли собраться и довезли куда надо.

   Мальчишки с восторгом разглядывали замазанную спреем руку Тамары Дмитриевны, когда она проходила мимо. Василина про себя отметила спрятать лекарства подальше, иначе точно стащат и будут играть в раненных.

   Раздался телефонный звонок, и выглянувшая горничная сказала, что просят к разговору барона. Марианн пошел к лестнице, где стоял телефон, а Василина пока скомандовала переодеваться своим маленьким рыбакам.

   - Мама, а мы рыбу поймали, смотри, - шестилетний Василь показал сетку, в которой билось с десяток рыбешек. - Мы бы и больше поймали, в озере много рыбы!

   - Лыба плыгала высоко и вода плыгала, - сообщил четырехлетний Андрей, протягивая маме по одной ноге, чтобы она сняла высокие сапоги. С отцом бы этот номер не прокатил - одевались и раздевались сами, потому что "большие уже мужики", а с мамой можно и побыть еще немного лялечкой.

   - Разделись и мыть руки, быстро! - Василина проследила, как пацаны бросились в сторону ванной, а сама понесла пахнущую тиной сетку в кухню. Она надеялась, что Симон придет как можно быстрее, потому что, хоть она и многому научилась делать по хозяйству за это время, потрошение рыбы до сих пор вызывало в ней спазмы.

   Зашел муж, непривычно тихий, посмотрел на нее с тревогой.

   - Мариан? - по позвоночнику Василины пополз холодок.

   - Звонили из центра, я должен ехать, мышка. В Лесовине много разрушений, произошло сильное землетрясение и требуется помощь армии, наш полк перебрасывают туда. На неделю минимум. Поэтому с арендаторами придется решать проблемы тебе.

   - Ну конечно, - принцесса кивнула, - езжай. Я дождусь Симона и поеду по фермам, посмотрю, как у них дела.

   - Еще кое-что, василек, - произнес он медленно. - Полковник Шукер сказал, что на него вчера вышел журналист из столицы, некий Инклер. Якобы пишет книгу о невинно пострадавшей королевской семье. Просил дать мои координаты как охранявшего принцессу Василину в ее поездке или связаться со мной, чтобы встретиться и поговорить. Собирает впечатления лично общавшихся с членами королевской семьи...

   - Мне это не нравится, - Василину вдруг затрясло. - Вдруг он тоже, как этот...Смитсен? Вдруг он ищет, чтобы убить нас?

   Барон обнял жену, уткнулся носом в ее светлую макушку, и начал успокаивающе гладить ее по спине.

   - Я не дам тебя в обиду никому, милая. Поверь.

   - Ты встретишься с ним? - глухо пробормотала Василина ему в грудь

   - Да, иначе у него могут возникнуть подозрения. Дам минимум информации. Не переживай, может он и правда журналист. В любом случае, даже если он попадет сюда - тебя он не узнает. Причин бояться нет, малышка.

   - Хорошо, - всхлипнула Василина, как всегда, найдя поддержку и опору в спокойствии и уверенности мужа.

   Через полчаса он уехал, предварительно подробно проинструктировав примчавшегося по первому зову и уже чистящего рыбу Симона, обняв мальчишек, которые заныли от его отъезда только после того, как папа скрылся из виду, и поцеловав малышку. А жене достался крепкий, нежный поцелуй, которым он словно делился своей уверенностью и обещание "скоро вернусь".

   Люк Кембритч всегда был невозможно удачливым, и при этом еще и обладал на редкость развитой интуицией. Коллеги за глаза даже называли его Лакуно, что в переводе с инляндского означало "Удачливый нос", потому что если Люк был на задании и цеплялся за какую-то деталь или натыкался случайно на человека, то в девяти случаях из десяти деталь помогала распутать интригу, а человек оказывался крайне полезным, если не искомым.

   И сейчас Люк сходил с ума. Вся его натура кричала о том, что слишком уж удивительное совпадение - его случайная встреча с девочками, чьи имена и порядок старшинства повторяют имена искомых принцесс, и что не может это быть простым сходством. А факты указывали именно на совпадение и ничего больше.

   Поэтому Люк был мрачен. Он сидел в кабинете у Тандаджи, постукивая тростью по ножке кресла, и попивал отвратительно горький кофе. Кривился, но пил из чистого упрямства, чтобы хоть так перебить вязкий вкус неудачи и снять сонливость из-за бессонной ночи. Пришел он сюда рано и честно попытался подремать на двух составленных креслах, пока явление начальника не пресекло его безуспешные попытки.

   Он уже опросил почти всех, кто был в предоставленном Тандаджи списке, и имел несколько гипотез в разработку, о чем и сообщил начальнику. Осталось неопрошенными буквально несколько имен, из живущих далеко, до которых долго добираться. Но и это он собирался закрыть за следующую неделю.

   Его бесило, что несмотря на упорный труд, на то, что он, как муравей, выискивал и складывал крохи информации, никакого прорыва не случилось. И по второй линии расследования - он так рассчитывал на анализ крови Марины или на сканирование на предмет личины! Его коллеги, так "удачно" заглянувшие в кафе во время их с Мариной встречи, подтвердили то, что он и сам подозревал, но решил удостовериться, вызвав ее на "свидание".

   Марио, как менталист, прикоснулся к Марине, просканировал ее, и никаких изменений личины, вообще никакого магического воздействия не почувствовал. А Андрей Евгеньевич, специалист по пластической хирургии, с совершенной уверенностью сказал, что ни один скальпель лица девушки не касался.

   Контрольным в голову стали результаты анализа крови Марины, ради которых ему пришлось организовать внеочередной забор крови у служащих ее больницы через министерство здравоохранения. И что? Он с раздражением смотрел на листочек, лежащий на столе у начальника. Он его сам туда и положил. На листочке черным по белому было написано, что забранный образец даже при сильном желании не может принадлежать члену королевской семьи или кому-то из родных королевы. Все, закрылась дверца.

   - Что отработал эту версию - молодец, - Тандаджи просматривал отчеты о встречах Люка с людьми из списка. - Что будешь теперь делать с девушкой?

   Люк пожал плечами и снова отхлебнул горького пойла, чтобы обдумать вопрос. Марина была необычной. Но с ней просто не получится, она как наждачка, если допустить до сердца - сдерет всю защиту и доберется до мягкого, незащищенного.

   - Как обычно, встречусь еще пару-тройку раз, чтобы ничего не заподозрила, и разойдемся по-тихому, - ответил он.

   Майло кивнул, не отрываясь от чтения:

   - Скоро столицу придется переименовывать из Иоаннесбурга в Город Разбитых Девичьих Сердец. Вот что они в тебе находят, Кемберитч? Ты не красавчик, не гора мышц и даже серенады петь не умеешь.

   - Я просто обаятельный, - скромно улыбнулся Люк. - Ну и натура женская остро реагирует на правило - удиви-позаботься-заставь себя пожалеть. Как только особа начинает подозревать, что ты одинок и несчастен, так сразу она в твоей постели. Работает и если она одинока и несчастна.

   Тандаджи закрыл отчет и покачал головой.

   - Жениться вам пора, властительный лорд. У нас говорят муж без жены - как лепешка в помойке. Бессмысленное и бесцельное существование.

   - Упаси Боги, - с ужасом сказал Люк, - не надо мне такого счастья.

   И накаркал, конечно, куда уж без этого.

   - Что с поисками? Что у тебя дальше? - Майло резко сменил тему.

   - Хочу закрыть несколько хвостов. Сейчас мои люди проверяют конные клубы страны - не появлялась ли там за последние семь лет новенькая девушка возраста принцессы Марины. Хочу от имени кого-то из их старых друзей дать для принцесс объявление в газетах, без упоминания имен, но так, чтобы было понятно тем, кто прочитал. Навещу мага, который последние дни был во дворце. Но найти его сложно, сейчас пробиваем адрес через профессоров Академии. Загляну на север, там живет офицер, который по словам няни, был влюблен во вторую сестру, может, ему что-то известно.

   - А что с особым заданием? - ровно спросил Тандаджи.

   - Ничего, - покаялся Люк. - Близких друзей у него особо не было, тех, кто с ним общался, мои ребята опросили. Ничего. Как в воду канул.

   - Игорь Иванович особенный человек, - Люк с удивлением фактически впервые услышал в голосе Майло эмоции. - И если он не хочет, чтобы его нашли, то найти его невозможно. Остается сделать так, чтобы он захотел. Я уверен, что у него есть какие-то мысли о том, где могут быть принцессы. В конце концов он единственный оставшийся в живых свидетель произошедшего в зале телепорта.

   - Но...как заставить его откликнуться? - с сомнением спросил Люк.

   - Он человек чести, и государство для него не пустой звук. Думаю, если он узнает, что мы все можем скоро оказаться покрыты слоем лавы и пепла, он сам выйдет на контакт.

   - Посмотри сюда, - начальник бросил ему на колени папку с фиолетовой секретной лентой. - В течение полугода после смерти королевы практически все сановники, занимающие должности, были убиты. Он мстил за свой провал и за их предательство. Теперь давай подумаем, куда мог податься лучший разведчик этого королевства, потерявший дело, которому служил, и ставший преступником?

   - Да куда угодно, - бросил нервно Люк. Он не любил проигрывать. - Вариантов тысячи.

   - Плохо, плохо, лорд Кембритч. Не выспался, что ли? - сам не зная, Майло ударил по больному. Люк поморщился и потянулся за новой сигаретой.

   - Господин начальник, не томите, и осените меня дождем вашей мудрости...!

   Майло поднял темные брови.

   - Прошу, о догадливейший, - добавил Люк и вопросительно посмотрел на руководителя. - Достаточно? Могу на колени встать, у меня брюки крепкие.

   - Нет уж, - Майло покачал головой, - не надо на колени, а то коллеги заподозрят нас в слишком тесных отношениях. Так уж и быть, орошу твою скудную мозговую деятельность несколькими фактами. Во-первых, он не выезжал из страны. Во-вторых, он крутится там, где его не могут узнать - значит это не публичная должность и не многолюдное место, это не среди аристократов или военных, и не там, где его случайно может увидеть журналист. Но при этом ему нужно что-то есть и где-то жить. Что остается?

   Люк некоторое время смотрел на него. Потом склонил голову.

   - Ты гениален, господин начальник. Не верю, что кто-то может быть лучше тебя.

   - Поверь мне, - с горечью сказал Тандаджи, - Стрелковский был лучше. Ему просто не повезло.

   Известие о землетрясении в Великой Лесовине застало лорда Кембритча в дороге, когда он все-таки решил поехать домой и поспать немного. По радио репортер нервно делился впечатлениями от разрушенного города.

   - В Лесовину на помощь спасателям отправлены армейские части, - говорил он взволнованно, - и штаб уже разбил палаточный городок для потерявших жилье людей. Чудом кажется то, что нет погибших. Но больницы работают на износ, хирурги сбиваются с ног. Военные спешно формируют полевые госпитали и хирургические палатки. С других городов в срочном порядке решено вызвать врачей и магов, специализирующихся на стихии Жизнь. В течение суток должны прибыть более двухсот медиков и около пятидесяти виталистов.

   - Насколько сильно разрушен город? - спрашивает ведущая.

   - Сильно пострадала южная и юго-восточная часть, здесь разрушен примерно каждый десятый дом. Задело и центр - так, значительные повреждения получила знаменитая Часовая Башня и парк фонтанов, обрушена кровля Музея Искусств. Сильно поврежден Центральный Госпиталь, что не может не добавлять проблем. Нетронутой на юге осталась только школа магии, благодаря щитам и реакции преподавателей, вовремя среагировавших на удар стихии и стабилизировавшим здание. Сейчас все преподаватели и ученики старщих классов помогают спасателям. Храни их Боги!

   - Вы прослушали репортаж нашего корреспондента, из разрушенного землетрясением города Великая Лесовина. Это первое землетрясение за всю историю города и вообще историю Рудлога. Напомним, что аномальная сейсмическая активность наблюдается уже некоторое время...

   Люк выключил звук, остановился и закурил. Затем развернулся и поехал в область.

   Марина

   Я валилась с ног. В последнее время из-за безумного графика все чаще стала задумываться, а не пойти ли мне на спокойную, и, главное, нормированную работу кондуктора в трамвае, например. Знай, выбивай билетики и высаживай безбилетников, пусть иногда пьяных и драчливых. Все проще, чем делать перевязку матерящемуся полугному, махающему руками. Или в детский сад воспитателем. Останавливало меня только то, что я детей не очень понимала, всегда их немного побаивалась, да и животных любила, честно признаться, больше, чем вечно кричащих, плачущих, сопливых и неизвестно как воспитуемых детей.

   Почему-то именно после моего ночного дежурства всегда случалось что-то, из-за чего я должна была задержаться. В результате несколько дней я просто дневала и ночевала на работе, отчего стала похожа на тотемную куклу колдунов с вытаращенными красными глазами-бусинками и торчащей во все стороны шевелюрой. Благо, на работе опытной мной была припасена смена одежды и белья. Поначалу стирать и развешивать сушиться трусишки и лифчики в общей душевой было как-то неловко. Впрочем, чувство неловкости быстро прошло, сменившись бесконечной усталостью.

   Кротости мне такой график не прибавлял, и я всерьез опасалась, что сорвусь на очередное "задержитесь, есть срочный пациент" главврача, и тогда уже работа кондуктора перестанет быть чисто умозримой фантазией.

   И вот, наконец, после очередного ночного дежурства и утреннего обхода я с внутренним напряжением ждала гласа Олега Николаевича, предлагающего мне в очередной раз остаться или кого-то заменить. Но Главный лишь мазнул по мне взглядом, пробурчал что-то и пошел дальше. И я, не веря своему счастью, полетела поскорее на выход, чтобы не дай Боги, он не передумал.

   И, конечно, стоило мне только дойти до выхода, как по громкой связи объявили "Богуславская Марина Станиславовна, вас ждут в кабинете главврача".

   Демон! Демон! Демон!

   Я шипела и ругалась, поднимаясь обратно, так, что встречные пациенты и коллеги шарахались и провожали меня удивленными взглядами. Перед дверью главного я выдохнула, постучала и вошла.

   - Олег Станиславович, что случилось?

   Главврач поманил меня к себе.

   - Садитесь, Марина Станиславовна. Я тут задумался - а сколько вы у нас работаете уже?

   От злости мне хотелось долбануть его по голове стулом, кончики пальцев и затылок стали покалывать. Я почти при смерти, а он поболтать решил? Посмотреть в личном деле, сколько я работаю - слишком трудная задача?

   - Два года уже, Олег Станиславович, - отчеканила я и выжидающе посмотрела на него.

   - Два года, - протянул он. - И хорошо ведь работаете, Марина Станиславовна.

   Я упорно молчала, потому что очень боялась сорваться. Работа кондуктором при ближайшем рассмотрении вдруг потеряла свою привлекательность. Поэтому нужно спокойно выслушать этого поганца и бежать.

   - Так вот решил я отправить вас учиться на хирурга, моя дорогая. Все задатки у вас есть, практика есть, так что пройдете ускоренный курс и вернетесь к нам уже врачом. Ну как вам идея? - и он самодовольно подкрутил усы.

   Я аж дышать перестала, настолько это было неожиданно.

   - А как же работа? - вся злость куда-то испарилась.

   - Учиться будете по утрам, работать во вторую смену. На полную ставку не получится, но зато будет стипендия. Согласны?

   - А с чего такая щедрость, Олег Станиславович? - первый шок испарился, и я снова вернулась к своему обычному скептицизму. - И почему я?

   Главный постучал ручкой по столу и начал объяснять, уже без официальщины.

   - У нас текучка, Марина, сама видишь, какая. Врач только опыта наберется - и в столицу, или частную какую клинику. А так я тебя учиться отправлю, а ты мне после этого по контракту пять лет отработаешь, без права ухода. Не боись, с хорошей зарплатой. Зато и тебе прибыль, и мне не надо думать, что завтра очередной врач мне заявление на стол положит. Да и не одной тебе я предлагаю учиться, человек десять со всего госпиталя пойдут.

   Я задумалась. В принципе, терять мне нечего, а возможность получить профессию хирурга - моя несбывшаяся из-за отсутствия денег мечта. С другой стороны, терпеть не могу обязаловку, все равно этот договор - узаконенная форма долгового рабства. И на начальство лишний раз не гаркнешь, и не уволишься, когда припрет совсем.

   - И когда надо ответ дать?

   - Да вот сегодня надо мне уже документы подать, Марина. Так что походи, подумай и возвращайся. Даю два часа. Учеба начинается через месяц, но списки формируются до конца недели. И чтоб без согласия не возвращалась!

   Я вышла из кабинета немного ошеломленная. Походила. Вышла на улицу, покурила. Зашла обратно, решив, что раз уже не надо убегать, приму душ и переоденусь. Сон как рукой сняло, зато заурчало в желудке, и я пошла завтракать в кафе напротив, ругая себя за трату денег. Впрочем, ругала не сильно, ради такой новости я могла себе это позволить.

   Через два часа я подписала у главного заявление о согласии на обучение за счет госпиталя, и застряла у юриста, оформляя договор. Там уже сидело несколько моих коллег, тоже продавшихся в рабство ради диплома врача. Но унылыми они не выглядели, наоборот, все чувствовали какое-то радостное возбуждение.

   А еще через полчаса нам сообщили о случившемся на Севере, и о том , что вечером мы выдвигаемся в Великую Лесовину, на помощь местным медикам. И домой я, конечно, так и не попала. Пришлось спешно помогать упаковывать перевязочные и фиксирующие материалы, переносную аппаратуру и диагностические карты. В госпитале оставалась половина состава, и мы смотрели друг на друга с паникой - они потому что понимали, что работать придется в два раза больше, а мы потому что не знали, чего нам там ждать.

   И когда я, наконец, добралась до сестринской, чтобы урвать несколько часов сна, меня можно было уже выжимать. Оттого-то я и не удивилась, услышав окликнувший меня хриплый голос. Мне кажется, даже если б передо мной явился весь пантеон богов во главе с Триединым, я бы и тогда не отреагировала.

   - Марина, - он стоял у входа в хирургию, опираясь на свою трость, и спокойно ждал, пока я подойду. И кто его, интересно, пустил на этаж? Потом я вспомнила про аппаратуру в педиатрию и поняла, что его теперь и в операционную запустят, если его светлость изъявит желание.

   - Лорд, - я подошла к нему, - что-то случилось?

   Вблизи я разглядела и синяки под глазами, и общую его какую-то помятость и лохматость.

   - Вы слышали про Великую Лесовину? - ответил он вопросом на вопрос, почему-то внимательно разглядывая меня.

   - Не только слышала, нас туда отправляют на помощь. Не понимаю, как такое могло произойти. Будто земля сошла с ума.

   - Я так и подумал, что вы уедете туда. Поэтому захотел увидеть вас до отъезда. Вы не против?

   - На самом деле я направлялась поспать, - честно ответила я. - Я опять с суток, и ноги меня не держат.

   Он на мгновение прикрыл глаза, словно от усталости, и я добавила: - И, по-моему, выспаться нужно не мне одной.

   - Что, паршиво выгляжу? - его хрипловатый голос снова начал задевать за какие-то струнки у меня в груди.

   - Как будто вас жевала корова, - кивнула я. - Но не переживайте, я наверняка выгляжу так, будто меня жевало целое стадо.

   Люк криво улыбнулся, наклонился ко мне так близко, что еще немного - и он коснулся бы губами моего уха, и своим невозможным голосом произнес:

   - Вы выглядите, как после ночи любви, Марина. Затуманенный взгляд, растрепанные волосы, блуждающая мечтательная улыбка...

   -Улыбка? Вам показалось, милорд. Я никогда не улыбаюсь, - со всей серьезностью заявила я, не понимая, почему я вообще еще с ним разговариваю. "Флиртуешь, Марина, ты с ним флиртуешь, - разъяснил ехидно внутренний голос. - Мягчеешь, подруга, еще немного, и слюнями его обкапаешь".

   - Я тоже так думал, - ответил он серьезно. - Но вы улыбались, клянусь Богиней. Уголками губ, вот тут и тут.

   И он мягко провел пальцем по моей нижней губе, от одного краешка до другого.

   - Я сейчас закричу, милорд, и вам будет стыдно, - сурово сказала я, задерживая дыхание от его прикосновения.

   - Люк, - сказал он, привлекая меня к себе. - Помните? Меня зовут Люк.

   Он пах кофе, табаком, кожей, и чем-то очень мужским, чем-то очень знакомым. Будто я знала этот запах всегда. И я словно поплыла в его руках, и стало все равно, что мы в коридоре госпиталя, что из палат могут выглянуть пациенты, а из сестринской - коллеги. Он был гораздо выше меня, и я поначалу уткнулась ладонями в его твердую грудь, собираясь его оттолкнуть. И забыла об этом, так и застыв с ладонями на его груди, чувствуя ускоряющийся стук мужского сердца.

   Потому что Люк провел губами от моего виска к шее, вызывая слабость в ногах и головокружение. Потерся носом о чувствительное местечко за ухом, отчего по позвоночнику вниз побежали мурашки, похожие на крошечные электрические разряды. И когда он скользнул к моим губам, и, глядя мне в глаза, стал легкими касаниями, каждое из которых вызывало какой-то очумелый взрыв в моем теле, пробовать поочередно то верхнюю губку, то нижнюю, мозг мой отключился. Я с всхлипом потянулась к нему, за первым в своей жизни настоящим поцелуем от настоящего мужчины. И получила его - сначала нежный и сдержанный поцелуй-знакомство, поцелуй-узнавание, от которого пространство сузилось только до нас двоих, а смысл жизни сосредоточился на месте касания наших губ. А затем - поцелуй-огонь, когда стук его сердца стал невыносим, а я стонала ему в губы и слышала ответное хриплое дыхание, когда руки стискивали меня до боли, а его язык творил такое, отчего я плавилась и закрывала глаза, и отвечала ему с яростью, и вся вселенная крутилась вокруг нас огненным смерчем.

   Не знаю, сколько это продолжалось, но очнулась я, прислонившись щекой к его груди, в которой бешено колотилось сердце.

   - Что это было? - пробормотала я рассеяно. - Вроде землетрясение было в Лесовине и утром, а не здесь минуту назад.

   - Может, это от нашего общего недосыпа? - раздался сверху его ироничный хриплый голос.

   - Ты имеешь в виду головокружение, задержку дыхания, сердцебиение и слабость? Точно, это недосып виноват, - я потрогала губами его рубашку. - Мне нужно идти, Люк.

   - Испугалась и сбегаешь от меня, госпожа медсестричка? - он поднял мой подбородок и заставил посмотреть на него. - Не бойся. Я знаю, что ты девушка с характером, и не жду, что ты упадешь ко мне в руки, как перезрелый плод. Но чаю-то ты можешь со мной выпить? Я уже успел соскучиться по вашему чудному кафе с лучшим чаем на свете, - он иронично изогнул губы. - Сиреневый дворик?

   - Сиреневый лужок, - поправила я его снова. И не удержалась от того, чтобы не подразнить:

   - И знайте, милорд - вы застали меня врасплох. Я была измотана и не готова к обороне.

   - Тем интереснее будет следующий раз, - прошептал он, снова склоняясь ко мне. Я застыла, как мышка перед удавом, чувствуя, как предательское тело снова начинает потряхивать в предвкушении. - Когда у тебя будут силы и ты будешь во всеоружии.

   Я затаила дыхание, но он неожиданно легко прикоснулся губами к моему виску, задумчиво потерся небритой щекой и отпустил.

   - А, может, поедем ко мне, поспим? У меня широкая, удобная кровать, - его пальцы перебирали волосы у меня на затылке, и это было так приятно, что я окончательно разомлела. Да и внутренний голос, похоже, настолько ошалел от неожиданности происходящего, что потрясенно молчал.

   - Хорошая попытка, - усмехнулась я, мягко отстраняясь от него. - И что, ты серьезно рассчитывал, что это сработает?

   - А вдруг? - снова эта кривая улыбка и многообещающий хриплый голос.

   Я кивнула, пряча ответную улыбку.

   - Не сработало.

   - Я в отчаянии, - этот невозможный человек словно гипнотизировал меня. - Но ведь с тобой просто не будет, да ,Маришка?

   - Не будет, - глядя в его глаза, подтвердила я.- Тем более в таком состоянии вам, милорд, любые резкие движения противопоказаны. Я, конечно, проведу реанимационные мероприятия, если вы свалитесь в обморок, но зачем нам этот экстрим?

   - Какая упрямая девочка, - он насмешливо покачал головой. - Ну а поход в кафе, раз меня так сурово отвергли, остается в силе?

   ********

   Мы сидели за тем же столиком и пили кофе. Все-таки у официанта где-то была припасена заначка качественного зерна, не того, чем поили нас, простых смертных. Он исполнил подобающие моменту почтительные ритуальные пляски, и пока Люк холодно не произнес: "Благодарю, мы вас позовем, если понадобитесь", маячил около столика, всей фигурой выражая готовность услужить и подсказать.

   Я закурила, и Люк, сам потянувшись за сигаретой, заметил:

   - Ты много куришь.

   - Работа такая, - пожала я плечами. - А ты почему куришь? Тоже работа такая?

   - Да какая работа, - отмахнулся он, выпуская строю дыма. - Я ж титулованный бездельник, не то, что ты. Провожу дни в неге и скуке.

   - А не выспался почему? Кровать слишком мягкая? - не удержалась от шпильки я.

   Он улыбнулся.

   - Играл в казино, госпожа сыщик. Проматывал состояние батеньки.

   Я иронично подняла брови.

   - Я смотрю, мне попался замечательный экземпляр. Чистый эксклюзив.

   - Какая ты кусачая, - почти с восхищением выдохнул Люк. - Скажи мне, злюка, а что есть в твоей жизни, кроме работы? Расскажи мне о себе. О своей жизни. Должен же я знать, на чей крючок я попался.

   Да, он неисправим. Но какой же обаятельный, зараза!

   - А что рассказывать? Родилась на Юге, в деревеньке под названием Травяное, сейчас ее и нет, все застроено разросшимся городом. Росла, выучилась в колледже, пошла работать. Работа и есть моя жизнь. То, что остается - трачу на сон и общение с отцом и сестрами.

   - Вы очень дружны, - заметил он рассеянно.

   - А как иначе? - удивилась я. - Мы росли без матери, у нас никого, кроме нас и отца нет.

   - Мама давно умерла? - Люк сочувственно посмотрел мне в глаза, а у меня внезапно, хоть я и отвечала на эти вопросы раньше, и легенду давно выучила наизусть, защипало в глазах.

   - Давно. Двенадцать лет назад. Я была еще совсем маленькой, когда они с отцом попали в автомобильную катастрофу. Отец выжил, но остался без руки, а маму спасти не смогли.

   - Извини, что напомнил, - он протянул руку через стол и накрыл мои пальцы теплой ладонью. - Как же вы выжили после этого?

   Обманывать было легко - инстинкт самосохранения перебивал чувство вины.

   - Тяжело было. Мы несколько раз переезжали, пока не остановились в ... пять лет назад. Отец потерял работу и мы жили совсем не богато. Слушай, - я тряхнула головой, - давай не будем об этом, иначе настроение упадет ниже некуда. Теперь твоя очередь.

   - Слушаюсь, моя госпожа, - он затушил сигарету об пепельницу и с иронией поклонился. Второй рукой лорд продолжал держать мою ладошку, мягко поглаживая их подушечкой большого пальца. Эта невинная ласка, как и вообще присутствие этого мужчины рядом, и его хриплый голос, творили со мной что-то невообразимое. Как будто я много лет спала внутри этого тела, и вдруг спящая проснулась, потянулась и начала остро чувствовать. И это состояние внушало тревогу - я слишком хорошо помнила, что такое, когда внутри все выворачивает от душевной боли.

   - Я родился в Инляндии, рос там, учился там. Четыре года назад переехал в Рудлог, так как унаследовал от дяди по отцовской линии здесь имение. Можно сказать, сбежал от родственников.

   Он говорил, а я даже не понимала то, что он говорит, только слушала его голос, а мое тело резонансом отзывалось на каждое его слово.

   - Матушка моя инляндская графиня, а отец - рудложский лорд и граф. А я имею несчастье быть их старшим отпрыском, на которого ложиться тяжесть сохранения семейной чести и преумножения семейного состояния.

   Люк произнес это с такой иронией, что сразу стало понятно, как он к этим обязанностям относится.

   - С тех пор я и веду здесь жизнь настоящего дворянина. То есть пью, играю и предаюсь пороку. Иногда разноображу жизнь гонками, но сейчас это мне не дано - он помахал тростью, стоящей около кресла.

   Видимо, на моем лице отобразилось что-то такое, отчего он подмигнул и спросил:

   - Что, ты от меня в восторге? Прочитай мне нотацию, маленькая медсестричка.

   Я зевнула, забрав у него руку и прикрыв ею рот.

   - Извините, лорд, но нотации пусть вам мамушки с нянюшками читают. Мне за вас замуж не выходить, чтобы вас перевоспитывать. Да и вы уже большой мальчик, правда?

   Он криво усмехнулся, наклонился ко мне и доверительно сообщил:

   - Я очень, очень большой мальчик, Маришка.

   *******

   Люк проводил отчаянно зевающую меня до дверей госпиталя, одарил почти целомудренным поцелуем (кажется, я уже начала привыкать к эйфорийным мурашкам от его прикосновений), сел в свою ужасно дорогую и блестящую машину ("Игрушка для большого мальчика, - прокомментировал проснувшийся наконец-то внутренний голос) и укатил. А я наконец-то пошла спать, решив обдумать неожиданно случившегося со мной лорда Кембритча завтра. Отъезд был через четыре часа, и я не хотела терять больше ни минуты столь вожделенного сна.

   А по прибытии в Лесовину мне стало не до душевных терзаний и самокопания. Мы вышли из государственного телепорта в каком-то парке, и вокруг уже было темно. Там же и был размещен наш полевой госпиталь, один из нескольких, раскиданных по городу, в котором уже работали две бригады врачей с столичных больниц.

   Следующие несколько дней слились для меня в какую-то ужасающую череду срочных операций, повторных операций, реанимаций, составления списков поступивших - для разыскивающих их родственников. Сон - урывками, еда - прямо перед операционной палаткой, куда нам ее приносили понимающие волонтеры. Походы в туалет, как в армии, можно было отсчитывать по секундомеру. Слишком велик был поток пострадавших. Закрытые переломы, открытые переломы, внутренние гематомы, пережатие кровотока, раздробленные кисти и ступни. Некоторые пошли к врачам не сразу, а только через несколько дней, не осознав серьезности своего ранения.

   Настоящее чудо случилось на пятый день - нам привезли двух детишек, пяти и полутора лет, девочку и мальчика, которых нашли под завалами. Осмотр не показал сколь-было тяжелых повреждений, однако небольшое обезвоживание было налицо, и мы уложили их под капельницы. Привезшая их женщина рассказала, что над детьми крест - накрест упали балки, и приняли на себя вес верхних этажей дома. Все это время старшая сестра грела братика - ранняя осень на Севере часто сопровождается достаточно зябкими ночами, не то, что у нас в Центре, рассказывала ему сказки и поила из чудом закатившейся к ним бутылки с водой. Их мама и папа лежали в реанимационной палатке, им чуда не хватило. Впрочем, чудом было и то, что при таких разрушениях и нескольких тысячах пострадавших никто не погиб. Это казалось невероятным.

   Вобщем, суматошные и безумные были дни, и я поняла, что впереди забрежжило окончание командировки тогда, когда обнаружила себя спокойно курящей с утра у выхода из нашей спальной палатки, и проспавшей при этом почти целую ночь. Круглосуточное верчение сменилось нормальным графиком, с периодическими ночными дежурствами, и тут-то я вспомнила о том, что моя сестра Василинка живет в каких-то 200 километрах отсюда, и ей можно позвонить - тем более, что телефон нам в госпиталь провели, в отдельную палатку, а если повезет - и навестить.

   - Здравствуйте.

   - Здравствуйте. Могу я поговорить с Василиной?

   - Кто ее спрашивает? - а, это вечно подозрительная горничная, как дракон на страже трубки.

   - Это Марина.

   - Одну минуточку, госпожа Марина.

   Стук трубки, вдалеке слышан голос горничной, какой-то переполох, детские голоса. Все это отдает такой домашней, уютной и чужой мне суетой, что я ощущаю, как тоскливо покалывает сердце. "Так, это уже никуда не годится, подружка, - внутренний голос грозит мне пальцем, - хватит расклеиваться".

   - Мариночка, - теплый, так похожий на материнский голос сестры будто гладит меня по шерсти, - как я рада!

   Я улыбаюсь, хотя Васюта меня и не видит.

   - Угадай, где я? Я в Лесовине, сестренка, в составе лечебной бригады. Может, получится в конце вырваться к тебе.

   - Ну надо же, как ты близко. Приезжай, конечно! В любое время, милая, мы всегда тебе рады. Посидим, поболтаем наконец, если, правда, поросята мои дадут поболтать. Ой, - она словно вспоминает что-то, - Мариш, мой Мариан же тоже в Лесовине! Вы можете пересечься, и даже, если получится, он привезет тебя к нам, а потом увезет обратно. Давай я дам тебе телефон его части. Мы каждый вечер разговариваем...

   - Хорошая идея, - я подпираю подбородком трубку и лихорадочно осматриваюсь в поисках ручки или карандаша, но ничего такого в палатке нет.

   - Василиш, - зову я жалобно, - мне совершенно нечем записать. Может, он просто заглянет ко мне, когда будет посвободней? Или я тебе еще завтра позвоню, принесу заранее ручку с бумажкой. Мы тут минимум еще дней на пять, успеем пересечься. Мужа твоего я тоже была бы очень рада увидеть.

   - Договорились, - и я снова улыбаюсь, и спрашиваю с теплом,

   - Как племяшки? Как Мартиночка? Высосала из тебя все соки?

   Детей я не люблю, это так, но не этих конкретных детей. Может, дело все в том, что с ними прекрасно справляются и родители, а мне остается только тискать их и беситься.

   - Какое там, - вздыхает сестра, - я только и делаю, что расту вширь. Еще пару детей, и придется расширять дверные проемы.

   - Мама тоже всегда полнела после родов, - я сначала брякаю, а потом понимаю, что только что нарушила негласное молчание на упоминание матери, которое мы, видимо инстинктивно, хранили с того времени.

   - Да..., - Василина молчит, потом просит: - Ты приезжай, Мариш, обязательно приезжай! Я так по вам всем соскучилась!

   - Я тоже соскучилась, милая, - улыбаюсь я в трубку, и мы прощаемся. И только потом я понимаю, что глаза у меня на мокром месте.

   Иногда кажется, что судьба словно насмехается над нами. У меня никогда не было тяги к врачебному делу, тем более хирургии. Я связывала свою жизнь с конным спортом и моими ненаглядными лошадьми. И пошла я учиться на медсестру только потому, что на тот момент медперсонала активно не хватало, и брали на работу и студентов, и выпускников без опыта работы.

   А вот наша Василинка точно должна была быть врачом. В ней это всегда было - любовь к медицинскому делу, умение найти общий язык с пациентами, любовь к людям, терпеливость и добродушие. Но она осваивает профессию мамы и жены, тогда как именно я, не обладающая ни одним из этих пяти качеств, сижу тут, в полевом госпитале, и жду следующего обхода и перевязок наших раненных.