Зелёная лягушечка

Утром Ната заталкивала книги в портфель, чтобы идти в свой первый класс, а её двоюродная сестрёнка Лёля, которой недавно исполнилось пять лет, стояла возле и подсказывала:

— Ручку не забудь! Еще карандаши цветные.

Светлые косички Наты вставали торчком, когда она кивала головой.

— Ладно, ладно, — говорила Ната. — Без тебя знаю.

Если бы Лёля была первоклассницей, она побежала бы в школу со всех ног. А букварь, задачник, ручку и карандаши еще с вечера в портфельчик сложила бы.

А Ната совсем не торопилась. Вот она поймала проходившего мимо кота, гладит его, треплет за ушки:

— Пу-ушенька! Пу-ушенька!

Подошёл братишка Наты — Игорёк, коротенький и толстый, и тоже Пушка погладил.

— Ой, Натка, опоздаешь! — сказала Лёля.

— Отстань ты! — Ната выпустила из рук кота. — Где моя тетрадь по рисованию?

Лёля подала сестре большую рисовальную тетрадь. Ната уложила её и защёлкнула портфель.

Вдруг синие глаза Наты стали задумчивыми. Она сунула руку в карман чёрного передника и вытащила зелёную целлулоидную лягушечку.

Эту лягушечку звали Пятнушкой. Когда Нате её подарили, у лягушки сразу появилось на спине чернильное пятно.

Пятнушка была прехорошенькая: вся зелёная, глазки выпуклые, лапки растопыренные, рот широкий — полукругом. Она умела плавать в тазу с водой. Лёля заворачивала Пятнушку в кукольное одеяло, и лягушечка очень смешно высовывала из одеяла глазастую голову. Лягушка была Наткина, но Лёля тоже с нею подолгу играла.

Ната подержала Пятнушку на ладони, поглядела на неё и положила на край письменного стола.

— Не брать, что ли, в школу? — спросила она тихонько.

— Не бери, а то подаришь, — сказала Лёля.

Ната всегда все свои игрушки дарила, так что у самой ничего не оставалось, — иной раз и поиграть не во что.

У обеденного стола мама мыла чайную посуду. Она заметила лягушку в Наткиных руках.

— Ни в коем случае не бери в школу, — сказала мама. — Будешь на уроке играть и замечание получишь. Игрушек в школу не берут.

— А показать-то хочется, — прошептала Ната. Вздохнула и побежала в переднюю.

Мама и Лёля пошли за ней. Нате надели тёплую шапочку, шею обмотали шарфом, заставили надеть калоши, не удалось Натке без калош убежать.

— А резинку-то я забыла! — объявила Ната и с упрёком взглянула на сестру: — Ты мне не напомнила про резинку.

Лёля удивилась: разве не укладывала Натка резинку в пенал?

Стремглав побежала Ната в комнату.

И вот она ушла. Дверь за ней захлопнулась. Лёля вернулась в столовую. Мимоходом посмотрела на письменный стол. А лягушечки-то зелёной там и нет.

 

Где Пятнушка?

«Где же Пятнушка?» — думала Лёля. И пошла в бабушкину комнату.

Там у Лёли была целая кукольная квартира. На диванчиках и стульях сидели куклы и мишки. Возле шкафа с платьями любимой куклы Маринки стоял большой серый слон с длинным хоботом и красной попоной на спине.

Лёля сама всё прибирала в Маринкиной квартире. Никому, кроме бабушки, она не позволяла трогать даже самую маленькую вазочку на Маринкином столике.

Лёля стала кормить слона. Суёт ему под хобот сухие листочки — слоновье сено, — губами чмокает. А сама всё думает: «Да где же Пятнушка? Куда она девалась?»

Наконец Ната явилась из школы. Пришла она хмурая.

— Ты что такая? — спросила мама. — Наверное, двойку получила?

— За чистописание, — сердито сказала Ната. — Ну и что? У Шуры Просенковой две двойки.

— Утешила! — возмутилась мама. — А почему ты не скажешь, что у Веры Новиковой всегда только одни пятёрки? «У Шуры две двойки» — нашла оправдание! На лучших надо равняться. По чтению тебя вызывали?

— Вызывали.

— И как ты читала?

— Учительница сказала: «Когда же ты научишься читать?»

— Всё ясно. — Мама так загремела тарелками, точно решила их разбить.

— Мой руки! После обеда будешь читать.

Ната отправилась в ванную.

Лёля за ней. Ната плескалась под краном умывальника, а Лёля стояла в нескольких шагах от неё и смотрела. Ната затыкала пальцем отверстие крана, и тогда длинная струя воды била в стену.

Плиточный пол ванной заблестел, точно над ним прошёл дождь.

— А Пятнушка твоя где? — спросила Лёля.

— Нету Пятнушки, — уныло ответила Ната.

— Где же она? Подарила?

Молча Ната зажала отверстие крана ладонью. Целый веер мелких брызг разлетелся, посыпался во все стороны. Вода достала Лёлину щёку, и Лёля отскочила. А Ната хитро прищурилась и говорит:

— Она теперь уедет на Волго-Дон, моя Пятнушка!

Лёля немножко постояла, приоткрыв рот, потом вдруг спросила:

— Почему?

— Вали Плотниковой папа на канале работает. Валя к нему уедет. Как ты думаешь, понравится Пятнушке на Волго-Доне?

— Наверно, понравится, — медленно ответила Лёля. Подарила всё-таки Натка Пятнушку… Лёля надулась: уж очень ей было жаль лягушечку!

 

Ослик из цирка

Мама позвала девочек обедать.

Сели за стол. Мама разлила по тарелкам суп.

Вдруг Лёля скривилась и говорит:

— Я не буду суп. Только второе буду.

— Хоть три ложечки съешь! — упрашивает бабушка.

Лёля отодвинула от себя тарелку, едва не расплескав суп на скатерть:

— Не буду! Не хочу! Не заставляй меня, а то я заболею.

Глаза у бабушки сразу стали испуганные.

Наткина мама спросила с удивлением:

— Это еще что за фокусы?

— Она теперь часто суп не ест, — сказала Ната. — Мы обедаем — ты на работе, вот и не видишь…

— Надоел потому что, — пояснила Лёля.

— Нельзя, Лёлечка, без супа, — сказала мама. — Ешь и не выдумывай.

Лёля плотно сжала губы и стала вылезать из-за стола.

— Она и совсем не будет обедать! — перепугалась бабушка и поскорей убрала Лёлину тарелку. — Садись, Люшенька, я тебе сейчас котлеты положу. Смотри, какие вкусные!

Лёля с независимым видом взглянула на тётю Катю и через минуту принялась за котлеты.

— Мамочка, так нельзя! — огорчённо сказала мама бабушке. — Ты её слишком балуешь. По-моему…

— Оставь, Катя! — перебила бабушка. — Ведь у неё мама уехала.

Лёлина мама — Маруся — была геологом и уехала в экспедицию. И больше всего на свете бабушка боялась, чтобы с Лёлей без неё что-нибудь не случилось.

Ната положила ложку и заявила:

— Я тоже не хочу супу. У меня папа в Москву уехал.

Мама погрозила дочке пальцем:

— Посмей только не есть! Ещё и ты туда же! После обеда уселись рядышком на диван. Посредине Ната с раскрытой книжкой на коленях. С одной стороны мама, с другой — Лёля. Игорька бабушка увела из комнаты, чтобы не мешал.

Ната долго смотрела на страницу и громко, с расстановкой начала читать:

— У-у… бки… ла… чка…

Мама за голову схватилась:

— Что это? Что это? Откуда? Где ты видишь такое?

— А вот… написано… — ткнула Ната пальцем.

Лёля взглянула на строчку и звонко прочла вслух:

— У бабки была внучка.

Она уже с полгода как научилась читать. Спрашивала у всех — у мамы, у бабушки, у тёти Кати, у Наты, — какая это буква, да какая это буква? И вдруг читать научилась. Лёлина мама часто писала Лёле письма большими печатными буквами, и Лёля сама их читала. А потом диктовала бабушке или тёте Кате ответ для мамы.

— Маленькая умеет, а ты… — с отчаянием сказала мама. — Ну, давай… Не торопись! Вот с этого слова начинай, где я тебе показываю.

Ната надула щёки, пошевелила губами и с какими-то вздохами прочитала:

— …чка… ла… ала!

Мама на диване подскочила.

— Какая «ла-ала»? Вот несчастье с тобой! Тут же напечатано… — И вдруг мама расхохоталась. — Батюшки! Да ведь она только концы слов читает вслух. Начало про себя, а конец вслух. «Внучка была мала», а не «ла-ала». С первой буквы говори громко. Ну? В…

— В-вы… — с натугой повторила Ната, помолчала и дальше сказала: —…нучка…

Так, с остановками, задержками и вздохами, она целую страницу всё-таки прочла. Круглые щёки Наты раскраснелись, даже лоб вспотел. Наконец мама её отпустила.

— На сегодня довольно. Сейчас немножко отдохни и за уроки принимайся.

Ната весело вскочила с дивана и поманила Лёлю пальцем.

— Идём, что-то скажу!

В спальне Ната уселась на пол в уголке с игрушками Игорька, обняла Лёлю за плечи и зашептала:

— Когда сегодня из школы шла, что я видела! Всякое, всякое замечательное!

Шепчет-шепчет Ната, и выходит, что всё на пути из школы было у неё особенное. Машины какие-то невиданные, и трамваи, и автобусы. А каток ей попался, наверно, с полморя величиной. И люди на нём не просто катались, а точно на крыльях летали.

— Иду я себе, иду, — шептала Ната. — Смотрю — и-и вдруг!.. Да кто же это такой по мостовой шагает? Уши длинные, сам серый, немножко коричневый даже, на четырёх ногах…

— Заяц? — замирая от нетерпения, спросила Лёля.

— С копытами-то? — насмешливо покосилась на неё Ната. — Не заяц. Что заяц! — И воскликнула торжествующе:

— Ослик! Вот кто! Хорошенький, ну просто невозможно! И мордочка такая ослиная-ослиная! Он не просто так шёл, не думай! Он тележку вёз. Да-а…

Всё, о чём рассказывала Ната, Лёле очень хотелось посмотреть, а больше всего — ослика!

— На тележке фанеры такие большие стоят, — продолжала Ната. — На них про цирк написано. Какие будут представления.

— И он шёл, ослик? — с сомнением спросила Лёля.

— Шёл, конечно! — подтвердила Ната.

— И ты успела прочесть, что написано?

— А что ж? Прочла. Про цирк было написано.

— Прочла ты, ка-ак же! — протянула Лёля, мрачно усмехаясь. — Конец одного словечка, может быть, ты и прочла.

Углы губ у Наты опустились.

— Противная ты какая, Лёлька! Тебе просто завидно.

— Ната! — окликнула мама из другой комнаты. — За уроки немедленно! А то погулять не успеешь.

— Фу-у, — недовольно сморщилась Ната, встала и подмигнула Лёле: — Прощай, фасоня!

 

Слон — дочка

Только успела Ната уроки выучить, как звонок раздался. Пришла в гости мамина знакомая с дочкой Ниной. Нина училась в одном классе с Натой. Она была такая худенькая, проворная девочка, годом старше Наты и ростом повыше. Училась Нина отлично и редко получала замечания в классе. Увидев подружку, Ната очень обрадовалась.

Мама Наты, Нинина мама и бабушка уселись на диван в столовой и занялись разговорами. А дети ушли в спальню и стали играть в дочки-матери.

У Наты было пять кукол, из них три с разбитыми носами и одна без ноги. Трёх кукол, которые поцелее, Ната отдала Нине, а двух поломанных взяла себе. Усаживая их на полу, она приговаривала:

— Что, шалунишки, допрыгались? Столько озорничали, что и ноги поотрывались? Баловство до добра не доводит. — Последнюю фразу бабушка часто говорила самой Нате, когда та падала со стула или с дивана, куда забиралась попрыгать.

Лёля принесла свою Маринку и целлулоидного пупса, и у неё тоже стало двое детей.

Игорёк закричал:

— Я тоже буду мама! У меня будет дочка слон!

Нина рассмеялась:

— Какая же ты мама? Ты — папа. А слон будет твой сыночек. Где он, этот слон?

Ната покосилась на Лёлю. Лёля нахмурилась и расправила на Маринке платье.

Тогда Ната села перед Игорьком на корточки, взяла его за руку и стала уговаривать:

— Зачем тебе слон? Возьми своего Мишку. И ещё моего. Смотри, какие у тебя будут два хороших мохнатеньких сыночка.

Но Игорёк заплакал:

— Хочу, чтобы слон-сыночек!

И до того разошёлся, что ногами затопал.

Нина даже испугалась:

— Да дайте вы ему скорей слона! Как расплакался, бедненький! Маленький мой, не плачь! — И она стала гладить Игорька по голове. — Ната, найди же слона!

— Лёля… я принесу слона? — неуверенно спросила Ната.

— Нельзя! Слон мой. Не дам! — отрезала Лёля.

Игорёк пуще разревелся. Он отталкивал от себя Нину и Нату. У Нины от недоумения глаза округлились.

— Почему ты ему не даёшь, Лёля? — спрашивала она. — Неужели тебе не жалко, что он плачет? Да что это за слон такой особенный, что его нельзя дать Игорьку?

Лёля надула губы и молча, стала перевязывать ленточку в Маринкиных волосах. Вместо неё ответила Ната:

— Он совсем мягкий, слон, и не разобьётся. У него хобот длинный. Игорёк его любит, а Лёля ни за что не даёт.

В коридоре послышались торопливые шаги. В дверях появилась мама. За ней Нинина мама идёт, а позади всех бабушка шаркает широкими домашними туфлями.

Мама кинулась к Игорьку.

— Что такое? Что с тобой?

А Игорёк ревёт во весь голос и сквозь слёзы говорит что-то непонятное. Только два слова можно разобрать: «слон» да «сыночек».

— Лёля ему слона не даёт, — объяснила Ната.

— Ох уж этот слон! — с досадой воскликнула мама. — Лёля, стыдись! Перестань, Игорь, а то отшлёпаю!

Она подхватила Игорька на руки и, сердито посмотрев на Лёлю, унесла его в столовую.

Нинина мама ушла за ней.

Бабушка повздыхала и позвала:

— Идёмте, девочки, чай пить.

После чая Нинина мама заторопилась домой. Так и не поиграли в дочки-матери.

 

Ты — старшая сестра

На другой день Ната и Нина вместе шли из школы домой. Нина сказала:

— Моя мама говорит про вашу Лёлю: «Бедная девочка!»

Рот у Наты стал как буква «о».

— Чем она бедная?

Нина покачала портфелем.

— Моей маме жалко вашу Лёлю, потому что её плохо воспитывают.

— Как это «воспитывают»?

— Ну, говорят: это нельзя делать, а это можно. Что надо каждое утро уши мыть и зубы чистить.

— Лёля чистит зубы.

— Да ведь не только про зубы говорят, когда воспитывают. Какая ты, Натка, беспонятная! А про всё…

— А тебя воспитывают?

— Конечно. Мама, и папа, и Зоя, моя старшая сестра, она уже в восьмом классе учится.

— А меня, должно быть, не воспитывают, — задумчиво сказала Ната.

— Не может быть! — возразила Нина. — Во-первых, в школе нас всех Надежда Ивановна воспитывает.

— Надежда Ивановна учительница, — значит, она нас учит… Ну, может быть, она воспитывает тоже, — согласилась Ната, вспомнив, как Надежда Ивановна ей часто говорит перед большой переменой, на которой завтракают: «Ната Спиридонова, хорошенько вымой руки!»

— А дома разве тебе не говорят: «Не вертись за столом!» или: «Перед сном прибери все игрушки и книжки»?

— Говорят. И ещё: «Не ходи в комнату в калошах» и «Ната, не дразни Лёлю». — Ната смутилась.

— Так ты её дразнишь?

— А если она жадничает, и воображает, и всё хочет по-своему?! — закричала Ната. — Она маленькая, а такая бывает… знаешь!

— Оттого, что не воспитывают.

— А кто её должен воспитывать?

— Её папа, и мама, и бабушка. А у меня нет бабушки, — вздохнула Нина и продолжала: — Потом в детсаду воспитательница.

— Папа у Лёли со скалы убился, — быстро проговорила Ната, — он тоже геолог был, как тётя Маруся; мама у Лёли в экспедицию уехала, бабушка у нас старенькая. Мой папа сейчас в Москве, а мама моя работает, её долго дома нет. А в детсад Лёля не ходит. Бабушка не позволяет, потому что там Лёля скарлатиной заболеет.

— А я ходила в детсад и не болела скарлатиной.

— И я ходила. И болела и скарлатиной, и корью. Так кто же Лёлю будет воспитывать? Выходит, некому.

— Значит, ты! — решительно сказала Нина.

— Я?!

Ната даже остановилась от изумления, потом пошла, медленно зацепляя ногу за ногу.

— Да, ты! — твёрдо повторила Нина. — Ты ей старшая сестра, как мне Зоя, хоть ты и двоюродная, а Зоя родная, но это всё равно.

— Но я… как же? Я не умею воспитывать.

— Ты постарайся! Я бы, наверно, сумела, если бы у меня была младшая сестрёнка. Во всяком случае, я бы постаралась. Ты ей всё объясняй, что вот это плохо — ну там не давать свои игрушки или что, — а вот так надо делать.

— Уж не зна-аю… — протянула Ната.

 

Палочки — считалочки

Под вечер Ната сидела за большим столом в столовой, делала домашнее задание и всё поглядывала на Лёлю. Лёля стояла коленями на стуле по другую сторону стола и рисовала цветными карандашами.

Ната две буквы напишет, голову поднимет и на Лёлю поглядит. Всё думает: «Как начать её воспитывать?» А перо уже высохло, надо его снова макать в чернильницу.

Когда Ната в четвёртый или в пятый раз поглядела на Лёлю, Лёля тоже посмотрела на неё и лукаво улыбнулась.

Ната сдвинула брови, обмакнула высохшее перо, наклонилась над тетрадкой и стала быстро-быстро, одну за другой писать буквы. Потом глянула мельком, а Лёля с неё глаз не спускает — так и уставилась.

— Ты что? — спросила Ната.

— Ничего. А как нарисовать петуха?

— Не умеешь? Сейчас я тебе живо нарисую!

Ната бросила ручку, подбежала к Лёле, взяла красный карандаш и давай рисовать. Потом говорит:

— Вот и готово!

— Это кто? Это петух? — недоверчиво спросила Лёля.

— Конечно!

— А почему у него лицо собачье?

— И никакое не собачье, — обиделась Ната. — И ты мне так не говори. Я твоя старшая сестра.

— Старшая! — Лёля скорчила гримасу и понарочному громко засмеялась: — Ха-ха-ха! А сама глупее меня.

— Чем это я глупее? Ты, Лёлька, фасоня!

— Бабушка! Ната меня дразнит! — закричала Лёля.

— Ты еще и ябеда!

Пришла бабушка.

— Ната, не дразни Лёлечку!

— Она сама первая начала!

— А ты старшая, уступи. Ты уже школьница.

Лёля слезла со стула, встала на цыпочки и сказала с удивлением:

— А у тебя, Натка, всё «б», «б», да вдруг «д» написано. Так надо? А после опять «б», «б».

— Не трогай мою тетрадку! — вскрикнула Ната. Посмотрела на страницу, а там и правда — «б», «б», а потом «д». Откуда оно взялось? Совсем ему здесь не место.

Что же делать? Стирать нельзя. Зачеркнуть, что ли? Схватила Ната ручку, с размаху обмакнула её в чернильницу, и… жирная клякса уселась на строчку.

Чуть не заплакала Ната. Вот беда-то!

— Ой-ой-ой! Какое большое пятнышко! — ужаснулась Лёля и скорей Нате промокашку подаёт: — Промокни! Промокни! А то оно разливается.

И бабушка разахалась:

— Ай-ай-яй! Попадёт тебе от учительницы.

У Наты лицо вытянулось.

— Точно я сама не знаю!

Положила Ната сверху промокашку. Чернила в неё впитались, и клякса побледнела. А всё равно очень грязно и некрасиво получилось.

Уходя из комнаты, бабушка попросила:

— Лёлечка, помоги мне клубок найти. То ли Игорёк, то ли Пушок куда-то закатили.

Лёля убежала. Ната, вздыхая от огорчения, села столбики по арифметике решать.

Вот не успела при маме уроки выучить. Легче уроки готовить, когда мама рядом сидит. А теперь мама ушла на работу в вечернюю смену, придёт поздно.

За окном снег валит. Хорошо, что Ната хоть погулять успела, а то не пустили бы на улицу под таким снегом. Папа-то как долго не приезжает! Сколько же это будет: от восьми отнять шесть? Что-то никак и не придумать…

Сердито сопя, Ната полезла в портфель за палочками. Отсчитала восемь штук, разложила на столе и стала по одной откладывать:

— Раз, два, три, четыре…

— Ната, Ната, бабушка нам какие одеяльца для мишек дала!

Лёля и Игорёк подскакивают возле Наткиного стула, показывают цветные лоскутки.

— Вот была бы Пятнушка, тоже её завернули бы в одеяльце! — озабоченно сказала Лёля. — А как ты думаешь, доехала уже Пятнушка до Волго-Дона?

— Как же! Доехала! — хмыкнула Ната. — Она еще туда и не уехала. И вообще Валя Плотникова Пятнушку потеряла. Брала её в баню и забыла там. Кто-то лягушечку и подхватил.

— Значит, пропала бедная лягушечка, — вздохнула Лёля. Она думала, что Пятнушка хоть на канал уехала, а то просто так потерялась. — Не увидишь ты больше свою Пятнушку.

— А вдруг да увижу когда-нибудь!

— Как же ты можешь её увидеть, когда она потерялась.

— Ну что ж, что потерялась? А я её найду!

Ната сказала это с такой уверенностью, что Лёля взглянула на неё пристально и удивлённо. Игорёк вскарабкался на стул и перебирал руками белые палочки-считалки.

«А как бы хорошо, в самом деле, найти Пятнушку», — подумала Ната и придержала за пояс братишку, чтобы не упал.

Девочки и не заметили, что, слезая со стула, Игорёк крепко зажал одну палочку в кулаке.

— Пойдём играть! — потянул Игорёк Нату за платье.

— А столбики? Нет, нет, уходите и мне не мешайте! Лёля с Игорьком побежали играть, а Ната снова разложила палочки, отсчитала шесть штук, посмотрела, сколько осталось. Одна осталась. И она записала в тетради:

8 — 6 = 1.

 

Наткины несчастья

Сколько всяких бед может случиться в одно утро! В тетрадях у Наты появились две плохие отметки: двойка по письму за кляксу и мазню и тройка с минусом за столбики по арифметике, потому что тоже грязно написано, а главное — в одном примерчике ошибка. Если от восьми отнять шесть, то, оказывается, останется два, а вовсе не один.

На уроке чтения Надежда Ивановна сказала:

— Ната Спиридонова, вынь изо рта косу! Почти половину косички в рот засунула, так и подавиться недолго.

Девочки засмеялись. Ната тоже засмеялась, но потом вздохнула: ведь она опять получила замечание!

И вдобавок ко всему после уроков Нина спросила:

— Ну что, воспитываешь ты свою Лёлю?

— Ещё не успела, — призналась Ната.

Нина укоризненно покачала головой.

— Фу, какая же ты копуша! Разве можно такое откладывать? Я бы сразу взялась!

Ната поморгала глазами.

— Я не знаю, как начать.

— Да очень просто. Вот придёшь домой и перед тем, как садиться обедать, скажи: «Лёлечка, не забудь перед обедом вымыть руки». Вот и начнёшь. А там оно и пойдёт.

— Хорошо, я так и сделаю, — сказала Ната.

Придя из школы, домой, и поскорей бросив пальто в передней на сундук, Ната вбежала в комнату и строго приказала Лёле:

— Пойди вымой руки!

Лёля уронила кубик — они с Игорьком играли в кубики — и с удивлением уставилась на Нату:

— Зачем?

— Перед обедом потому что!

— Сама вымой! У тебя грязней, — спокойно ответила Лёля и опять взялась за кубики.

Ната посмотрела на свои руки: на указательном пальце чернильное пятно.

— Так что ж? И я вымою, — неохотно промолвила Ната, пошла в ванную и хорошенько отмыла все пятна.

Несколько раз она звала:

— Лёлька! Да иди скорей!

Наконец Лёля пришла в ванную и сообщила:

— У меня чистые.

— Ну, если чистые… — неуверенно сказала Ната.

Так Лёля и не вымыла руки перед обедом.

Часом позже Ната приказала:

— Лёля, говори тише! Игорёк засыпает. Слышишь, бабушка его укладывает?

Лёля даже не повернула головы и вдруг начала распевать:

— Перестань!

Лёля запела громче:

— Ты нарочно?! Вот какая противная! — И Ната замахнулась на Лёлю.

— Бабушка, она меня бить хочет! — тоненьким жалобным голосом закричала Лёля.

Ната поскорей зажала ей рот рукой.

— Да ты и, правда, разбудишь Игорька!

В это время вошла бабушка, совсем сонная. Её всегда клонило ко сну, когда она укладывала Игорька.

— Вот какие хорошие девочки, дружные, обнявшись, стоят! — зевая и прикрывая рот рукой, проговорила бабушка.

Девочки расхохотались.

— Не расслышала бабушка, как ты завопила, — шепнула Ната Лёле и подмигнула ей.

Лёля опять засмеялась. Потом предложила:

— Давай в школу играть!

— Давай! — согласилась Ната, а сама подумала: «Вот тут-то я и начну её воспитывать».

Они живо нарезали ножницами бумажных листочков, сделали из них маленькие тетрадки. Кукол посадили в ряд на диван, тетрадки им на колени положили.

— Сейчас начнётся урок, — объявила Ната.

— Да, сейчас начнётся, — отозвалась Лёля. — Я буду учительница.

— Ну, уж нет! — замотала Ната головой. — Ты — учительница! Скажет тоже! Да ты еще за партой ни разу не сидела. Ты и не видела, как детей учат, а я видела. Учительницей буду я!

— Нет, я буду учительницей! — упрямо сказала Лёля.

— Нет, не будешь! Ты младше меня, учительница не бывает младше.

Лёля подумала, прищурилась и проговорила медленно и отчётливо:

— А ты хуже меня читаешь! Учительница — нельзя, чтобы хуже читала.

Ната растерялась. Ведь и правда Лёля лучше её читает. А разве можно себе представить, чтобы Надежда Ивановна читала хуже первоклассниц? Нет, такого быть никогда не может.

Стоит Ната и косичку кусает.

— Я буду учительницей, да? — спросила Лёля.

Ната затрясла головой:

— Нет, нет!

И думает: «Как же я её тогда воспитывать буду? Разве ученики учительниц воспитывают?»

— Не хочу я в школу играть! — крикнула Ната, повернулась и выбежала из комнаты!

Влетела она в папин кабинет, забилась с ногами на кушетку, в самый угол, и расплакалась.

Сидит и плачет. Чего-то там, слышно, бабушка и Лёля вдруг громко заговорили. Доносятся голоса, а слов не разобрать. Вон Лёля засмеялась… Весело им почему-то, а что она, Ната, плачет, им всё равно.

Ещё больше заплакала Ната, глаза зажмурила, а слезинки так и катятся из-под сжатых век.

И вдруг слышит она над собой голос до того знакомый, до того хороший, что и сказать невозможно:

— Натулька моя! Ты почему ревёшь? Что случилось?

Открыла Ната глаза. Папа над ней стоит!

— Папа! Папа! Папа!

Папа её на руки поднял, как маленькую, потом сел на кушетку и Нату рядом с собой посадил.

— Откуда ты взялся? — тараторит Ната. — У тебя щёки небритые. Мама ещё на работе. Она и не знает, что ты приехал. Подумай! А мы и тоже не знали, что ты сегодня приедешь. Ты хорошо ездил?

— Вот сорока! Сто слов в минуту, пожалуй, у тебя получается. Маме я позвонил на работу еще с вокзала, как с поезда сошёл. А почему ты плакала? Признавайся!

— Ой, ну как же? — Ната зашмыгала носом. — Я, папа, двойку получила, потому что грязно. И тройку с минусом тоже. И потом, пап, знаешь… — Ната замялась, завздыхала.

— Ну, что ещё? Выкладывай начистоту!

— Как мне Лёлю воспитывать? Я не знаю как. Потому что она, правда, лучше меня читает. А Нина говорит: «Надо, надо, ты должна, ты ведь старшая сестра, ничего, что двоюродная».

— Это какая Нина? Это Нина Серова из твоего класса велит тебе Лёлю воспитывать?

— Да. А Лёля, знаешь, какая жадная стала, просто ужас! Из-за слона этого с Игорьком вечно… Ну вот! И она мне нарочно наперекор делает. Я говорю: «Тише!» — а она поёт ещё громче. Про медведя без хвоста! И как же быть?

Папа подумал и сказал:

— Не огорчайся, дочка, что у тебя сразу не получилось. Постепенно, со временем ты научишься воспитывать Лёлю. Сейчас ты на неё очень не наседай со всякими приказами… А о двойках твоих, матушка, у нас будет разговор особый!

Ната вздохнула.

— Пойдём, я умоюсь с дороги, и поглядим на Игорька. А там и мама придёт.

 

Находка

В воскресенье ударил морозец. Лёлю с Игорьком не пустили гулять, да они и не просились на улицу: второй день играли новыми игрушками, которые привёз им папа. А Нате позволили немножко погулять.

Пробегая через столовую, Ната мельком слышала, как папа говорил бабушке: «Не надо баловать Лёлю…»

«Папа бабушку воспитывает», — подумала Ната, и ей стало смешно. Она поскорей оделась и вышла на крыльцо.

Снег сверкал на солнце. Ната прищурилась от яркого света, соскочила с крылечка, пробежалась взад-вперёд по дорожке. Ребят-то не видать никого. Неужели все в кино на детский утренник пошли? А мороз крепкий, пощипывает щёки и нос.

Длинная сосулька свисает с крыши. Огоньки цветные — жёлтые, синие, красные — в ней переливаются. Ната вприпрыжку подбежала к сосульке, уже руку, было, протянула отломить прозрачный кончик, да случайно глянула в сторону — и прямо в жар Нату бросило, несмотря на мороз. Подумать? Только — Пятнушка зелёненькая сидит на снегу, лапки распластала!

Ната обеими ногами в сугроб вскочила, нагнулась над зелёным комочком, что на снегу так ярко выделялся… Ой! И совсем это не Пятнушка. Кусок зелёного стекла зазубренный валяется на снегу. Блеснул он на солнце точь-в-точь как лягушечья гладкая спинка, вот и показалось Нате. А ведь как отчётливо увидела она на миг свою Пятнушку: глазки выпуклые, лапки растопыренные, рот широкий — полукругом…

Далеко отшвырнула Ната от себя стекло и вылезла из сугроба. Ну что за досада! Что за обида! Почти что нашлась Пятнушка, а вот и нет её…

Вдруг Ната почувствовала, что одну пятку ей сильно холодит. Когда лазила по сугробу, набился снег в валенки. Попрыгала Ната на одном месте — нет, ещё холоднее ноге.

Она домой побежала.

 

Лёлина обида

А дома Лёля опять повздорила с Игорьком. Когда Ната вошла в бабушкину комнату, Лёля, надутая, сердитая, стояла, прижимая к груди Маринку.

— Бабушка, Игорёк Маринку хватает! — недовольным тягучим голосом пожаловалась Лёля.

Бабушка отложила вязанье, сжала губы, пожевала ими и вдруг сказала решительно:

— Пусть хватает! Дай ему куклу!

Ната рот разинула от неожиданности. У Лёли широко раскрылись глаза. Она была так поражена, что застыла неподвижно и сама стала похожа на изумлённую куклу с голубым бантом на макушке. Потом как сверкнёт глазами, как закричит:

— Ты что, бабушка? Маринку-то дать? Чтобы он её на пол уронил, да разбилась бы у неё головочка на мелкие кусочки? Нет уж, не-ет!

Игорёк, в упор, глядя на Лёлю, подобрался и хвать Маринку за ногу да как дёрнет.

— Ногу у Мариночки оторвать хочешь? — завопила Лёля. — Так вот же тебе!

Она сильно ударила Игорька по руке. У него сразу задрожали от плача все ямочки на пухлых щеках и на подбородке. Подпрыгивает Игорёк на месте, рукой трясёт, а белая пухлая ручонка стала красной. Ната скорей Игорька за плечи обняла, в сторону его отвела, гладит:

— Ну-ну-ну, ничего. Подуем на ручку. Ух, Лёлька какая! Бабушка поднялась с кресла.

— Лёля… в угол становись! Живо!

Она сказала это каким-то не своим голосом, а у самой губы дрожат почти как у Игорька. Зато Игорёк и плакать перестал. И Ната ушам своим не верит.

— Ты… кому это говоришь? — тихо спросила Лёля.

— Тебе! Тебе! За то, что малыша обижаешь, куклу какую-то не даёшь, в угол, в угол!

Бабушка, как-то суетливо двигая локтями, приблизилась к Лёле, за руку отвела её в угол между комодом и стеной и носом к стене повернула.

— Стой! И чтоб ни с места, пока не разрешу выйти!

Потом взяла Игорька за руку и, ведя его за собой, зашаркала к двери.

Минуты две такая тишина стояла в комнате, что скрип половицы под ногой Наты громким показался.

Издали Ната осторожно заглянула за комод. Стоит Лёля в углу растерянная, голову наклонила, бант на макушке повис, будто бабочка крылышки опустила. А по щеке у Лёли большая слеза ползёт. И так Нате стало жаль Лёлю, что она вздохнула громко и протяжно. В первый раз в жизни ведь Лёлю наказали! Нату и то давно в угол не ставили. Жалкая такая Лёля: стоит как столбик — и ни звука. Чем бы её утешить?

Вот если бы и вправду Пятнушка нашлась! Ната её показала бы Лёле — сестрёнка живо бы развеселилась. Ведь могла же там вместо стёклышка какого-то Пятнушка оказаться. Очень просто. Тот, кто её в бане нашёл, опять потерял, в сугроб обронил. А ещё лучше, будто Пятнушка из целлулоидной в живую превратилась и сама прискакала к дому.

— Лёля! — таинственным тоном окликнула Ната. — Если б ты знала, что я видела! Ты даже себе не представляешь!

— Отстань! — сдавленным шёпотом пробормотала Лёля. — Мне совсем неинтересно, что ты видела. — Она помолчала. — Что такое ты могла видеть? Неинтересное что-нибудь совсем…

Ната засмеялась и прищёлкнула языком:

— Неинтересное! Как же! — И воскликнула: — Пятнушку я видела! Вот!

— Врёшь ты всё! — не поворачиваясь, басом отозвалась Лёля. — Пятнушка потерянная, в бане забытая. А где ты её видела?

— У нашего дома, на самой верхушке сугроба! — Ната уселась на пол возле Лёли, скрестив ноги.

— Откуда на сугробе? — Лёля прокашлялась. — Неправда!

— Видела! Видела! — быстро заговорила Ната. — Пятнушка живая стала. Да! Да! В сказках лягушка даже в царевну превращается, а наша Пятнушечка ни в какую не в царевну, а просто оживела, прыгать теперь умеет. Она мне всё рассказала. Её в бане никто не подхватил, она, как попала в кипяток да после в холодную воду, так и оживела и из бани упрыгнула. А поселилась она возле школы, в подвале, через отдушину на улицу вылезает. Она мне объяснила, где её повидать можно. Может быть, я завтра после школы с ней опять 30 увижусь!

Лёля отвернулась от стены и недоверчиво разглядывала Нату.

— Если правда, то почему ты её домой не принесла? Покажи!

— Вот тоже! А зачем я буду её домой тащить? Она на работу торопилась.

— На ра-бо-ту? — переспросила Лёля.

— Конечно! Помнишь, я тебе про ослика рассказывала, вот что фанеры вёз на тележке? Еще ты не поверила, будто я прочла, что там про цирк написано. А я верно прочла. Так этот ослик в цирке работает. Наша Пятнушка с ним познакомилась, и он её туда отвёл. Она теперь в цирке представляет.

Лёля тоже села на пол и положила руку Нате на колено.

— Как она представляет? Давай попросим тётю Катю в цирк пойти! Да только ты всё врёшь, Натка.

— Можешь не верить. Мне-то что! Пятнушка моя знакомая.

— Лёля, выходи из угла! — раздался голос бабушки, и она сама показалась в дверях.

При виде бабушки Лёля вскочила и встала носом в угол.

— Выходи, Лёлечка! — ласково повторила бабушка.

— Не выйду! — буркнула Лёля. — Буду стоять, пока мама не приедет.

— А обедать тоже в углу будешь? — с интересом спросила Ната. — А спать?

— Всё в углу буду делать, — упрямо сказала Лёля.

Ната засмеялась, потом схватила Лёлю за руку.

— Бежим обедать! Я тебе ещё что-то расскажу…

Лёля в столовую пошла, но на бабушку, ни разу за весь день не взглянула, не подошла к ней ближе, чем на пять шагов. Вечером она попросила тётю Катю:

— Помоги мне раздеться!

Бабушка смотрела на любимую внучку растерянно и обиженно.

 

Плясунья — наездница

«Видела сегодня Пятнушку?» С таким вопросом Лёля бежала Нате навстречу, когда та приходила из школы. Если Ната кивала с важным видом, Лёля хлопала в ладоши от радости. Девочки дружно помогали бабушке накрывать на стол, чтобы поскорее пообедать. Лёля без возражений съедала суп: некогда капризничать, да и Натка скажет: «А вот не буду рассказывать, если станешь фокусничать!»

Потом они забирались куда-нибудь в укромный уголок, чаще всего на кушетку в папином кабинете, и тут Наткины рассказы лились рекой.

— Пляшет Пятнушка на большом-большом обруче. — Ната широко раздвигала руки. — Обруч катится, а на нём Пятнушка танцует. Юбочка на ней оранжевая, широкая. И, кажется, что это маленькое солнышко на обруче вертится! Вот как красиво!

— Ты её видела в этой юбочке? — с жадным любопытством спрашивала Лёля.

— Один только раз она мне наряженная показалась. А вообще все костюмы в цирке у неё лежат. Но ведь она не только на обруче плясать умеет. И на спине у коней цирковых тоже. Лошадь скачет, вся украшенная, в бубенчиках, а лягушечка наша знай себе на лошадиной спине отплясывает. Выходит, она и наездница, и плясунья зараз. А люстры горят ярко-ярко. А то свет, наоборот, потушат, только луч один на эту самую… на арену протягивается. И в этом луче Пятнушка — трык-брык! трык-брык! Во все стороны лапки… Вот так!

Ната вскакивала и начинала прыгать, вертеться, выделывать руками и ногами всякие замысловатые движения.

— Ну, дальше рассказывай! — требовала Лёля. — Что она кушает? На чём спит?

И Ната подробно расписывала, какие у Пятнушки маленькие блестящие тарелочки и чашки, какая кроватка на колесиках. Чтобы не скучно было всё в одном углу подвала спать, Пятнушка кровать с места на место перекатывает. Посуду, одеяло и много других вещей подарили лягушечке в цирке.

— Что-то вы заговорщицами стали, — сказала однажды мама. — О чём вы всё шепчетесь?

— Уж мы знаем о чём! — Ната сделала Лёле большие глаза и приложила палец к губам.

— Мы знаем! Мы знаем! — Лёля со смехом закивала Нате и двумя руками закрыла себе рот.

Как-то Лёля спросила:

— А нас с Игорьком Пятнушка вспоминает?

— Да, вспоминает. Всегда спрашивает, как вы поживаете.

— А что ты ей обо мне говоришь?

Ната пожала плечами.

— Не буду же я врать! Пришлось рассказать, что ты на днях Игорька побила и с бабушкой не хотела разговаривать, так что бабушка от этого чуть не заплакала.

Лёля надулась и стала рассматривать обивку кушетки. Потом сказала сердито:

— С бабушкой, во-первых, я уже разговариваю. На другое утро стала разговаривать. Игорька я больше не била.

— Об этом-то я ей скажу, что не била и разговариваешь, а вот как быть, если Пятнушка спросит, даёшь ли ты Игорьку свои игрушки?

Лёля помрачнела и слезла с кушетки. Молча пошла из комнаты. На пороге оглянулась и сказала звенящим голосом:

— Противная твоя лягушка!

В этот день они больше о Пятнушке не заговаривали. Лёля одна возилась в Маринкиной квартире, такая хмурая и недовольная, что никто её не трогал.

Вечером Лёля повертелась-повертелась возле папы и спрашивает:

— Дядя Вася, лягушки в цирке представляют?

— Я не видел. А вообще вполне возможно, — ответил папа. — Бывают же дрессированные учёные мыши, могут быть и лягушки учёные.

Лёля долго, задумчиво гладила Пушка, спавшего на диване. Потом вдруг побежала в свою комнату и принесла слона и коробочку с сухими листочками. Поставила всё это на пол, отошла в сторону и громко позвала:

— Игорёк! Накорми, пожалуйста, слона. Мне не хочется самой, а слону пора сено кушать.

Обрадовался Игорёк. Подбежал к слону, обнял его за шею, по спине гладит, хобот пальцами трогает. Потом серьёзный стал, на корточки перед слоном сел, из коробочки листочки вынимает, под хобот слону суёт, приговаривает:

— Ням! Ням!

Всем стало весело, глядя на Игорька. Только Лёля без улыбки на брата смотрит. Немного погодя спрашивает:

— Ну, наелся у тебя слон? Веди его теперь на водопой. Вон там, за диваном, ручеёк протекает, видишь?

— Да, да, видишь!

На водопой Игорёк слона на руках понёс. Рожица у Игорька сияет.

Так же без улыбки Лёля сказала:

— Всегда в слона играй! Когда захочешь.

Ната подскочила и шепнула Лёле на ухо:

— Вот уж об этом я расскажу Пятнушке. Вот обрадуется!

Лёля усмехнулась небрежно:

— Подумаешь, слон! Я Игорьку и обезьянку дам, и клоуна, и пупса. Пусть играет, мне не жалко.

Пока спать не легли, дети все втроём весело играли в бабушкиной комнате. Лёля нет-нет да и проводит ревнивым взглядом свои игрушки, которые вертят руки Наты и Игорька. Вздохнёт легонько, но трогать всё позволяет. Только Маринку на бабушкину кровать посадила, подальше от братишки.

А на другой день Лёля так расщедрилась, что Маринку за руки вместе с Игорьком водила. Игорёк за одну руку Маринку ведёт, а Лёля за другую и еще за спину Маринку придерживает, чтобы та носом об пол не шлёпнулась.

И вот неожиданность! Давать свои игрушки оказалось очень приятно!

То, бывало, Лёля гонит Игорька из Маринкиной квартиры, а на душе у неё как-то скучно и досадно и почему-то смотреть ни на кого не хочется. А теперь сама малышу игрушки в руки суёт: «Бери! Бери!» — и от этого ей весело.

А Игорёк, глупый, теперь еще и отвернётся иной раз от обезьянки или от пупса: «Не надо мне». Только слона по-прежнему любит.

 

Возвращение Пятнушки

Папа подарил Нате книгу сказок. С восторгом Ната рассматривала цветные картинки.

— Какое тут, наверно, интересное! Папа, кончай скорей свою газету и мне почитаешь.

Папа покачал головой:

— И не подумаю. Сама будешь читать. Ни я, ни мама, ни бабушка не будем. И Лёлю не проси. Увижу, что Лёля тебе вслух читает, отберу сказки. Очень стыдно, чтобы школьнице дошкольница книги читала.

— Да ведь я очень долго… ну, папа…

— Ничего. Захочешь узнать, про что тут написано, так прочтёшь. А сказки замечательно интересные.

Ната приуныла. Раз папа сказал, значит, так и будет: никто ей не станет читать.

Уселась Ната в любимый уголок на папиной кушетке и вполголоса принялась разбирать строчку за строчкой. Трудно самой читать. Второе слово разберёшь — первое забудешь. Конец слова прочтёшь — начало куда-то потерялось…

А тут ещё Лёля пристаёт. Теребит Нату за рукав и шепчет:

— Скоро ли у Пятнушки отпуск настанет?

Лёля часто мечтает:

— Хоть бы Пятнушка к нам в гости пришла! Попроси её, Натка, к нам хоть на полчасика прийти.

— Попрошу, попрошу, — неохотно говорила Ната. — Ей очень некогда. Вот разве когда отпуск у неё будет.

Потому Лёля и спрашивает про отпуск.

— Скоро ли? Ну, скоро ли? — шепчет Лёля.

— Не знаю когда… Не мешай!

Но Лёля не унимается.

— Обрадовалась Пятнушка, что я теперь Игорьку игрушки даю?

— Да, да. И тётя Маруся, и Пятнушка — все обрадовались.

— Мама, знаю, что обрадовалась. Она телеграмму прислала: «Целую дочку, которая так хорошо дружит с братом». А Пятнушка… Ой, знаешь что? Пусть она тебе письмо продиктует. Сама она, наверно, не умеет писать?

Этого еще не хватало! Ната даже потеряла строчку, которую читала, нечаянно сняла палец со страницы. Чтобы она письма под диктовку Пятнушки писала? Да писать Ната ещё больше не любит, чем читать.

Лёля выдумает! То давай в цирк попросимся, да написано ли на афишах, когда Пятнушка представляет! Теперь от Пятнушки письмо хочет получить… Хоть бы эта Пятнушка куда-нибудь уехала, что ли! Далеко-далеко и очень надолго, чтобы Лёля про неё забыла. И вдруг Ната вспомнила, что бывают «гастроли». Папа, когда про цирк ей рассказывал, то говорил, что цирк часто уезжает в другой город давать там представления. Называется это «гастроли».

Вот и хорошо! Завтра же Пятнушка уедет куда-нибудь далеко, далеко в тайгу, дальше, чем тётя Маруся уехала. Конечно, жаль расставаться с Пятнушкой, но надо же как-нибудь от Лёли отвязаться.

— Я поговорю с Пятнушкой, — пообещала Ната. — Завтра и послезавтра я её, наверно, не увижу… Только сейчас ты не приставай ко мне! Уйди! Вон, кажется, бабушка тебя зовёт.

И с новым пылом Ната принялась воевать с буквами и слогами, складывая из них слова и фразы.

Так бы и пришлось Пятнушке отправиться в далёкие края, если бы не случилось вдруг совсем другое.

На другой день Ната с мамой ходили за покупками. Зашли чернила купить. А в этом магазине игрушки тоже продавались.

— Купим что-нибудь Игорьку и Лёле, — попросила Ната. — Хоть недорогое что-нибудь.

— Мы им новые кубики купим, — сказала мама. — И тебе, Наточка, я что-нибудь подарю. Надежда Ивановна говорит, что ты стала лучше читать. Выбирай, что хочешь…

Ната стала разглядывать игрушки. Как их много! В глазах пестрит: куклы, мишки, автомобильчики… И вдруг…

— Хочешь «Вверх-вниз»? — спрашивает мама.

Какое там «Вверх-вниз»!

— Ой, мама, мама! — сказала Ната, захлебываясь от волнения. — Лягушечка зелёная целлулоидная! Вон там! Видишь? Купи мне, мама! Пожалуйста!

Мама удивилась:

— Что ты, Ната, как маленькая? И была у тебя такая лягушка. Ты её вмиг потеряла. Я хотела тебе что-нибудь хорошее…

— Мамочка, это самое, самое хорошее!

Ната не дала продавщице и в бумагу подарок завернуть. Схватила лягушечку с прилавка, когда мама чек подавала, и так поспешно спрятала её в карман, что мама даже смутилась, неудобно ей стало; а продавщица засмеялась.

За два квартала от дома Ната маму бросила и бегом помчалась вперёд, держа одну руку в кармане. Крепко-крепко сжимает Ната лягушечку. И вот, всё так же держа руку в кармане, она стоит перед Лёлей:

— Люшка! Что случилось! Подожди! Не перебивай меня! Я Пятнушку принесла… Ты не удивляйся, она опять превратилась! Как на порог нашего дома скакнула, так… снова стала целлулоидная. Такое уж превращенье! Да! Да! Но она всё помнит, все свои приключения… Гляди!

Выдернула Ната руку из кармана, разжала пальцы — на ладони у неё зелёная лягушечка сидит. Глазки выпуклые, лапки растопыренные, рот широкий — полукругом.

Лёля головой вертит, лягушечку разглядывает. Потом руку протянула и схватила её. Ещё осмотрела со всех сторон и нахмурилась:

— Не она это! Не Пятнушка! Пятно где же?

— Фу, глупая! — засмеялась Ната. — Так ведь она сколько в бане купалась, в горячей, в холодной воде. Потом ещё перед каждым представлением в цирке её мыли. Тут и сто пятен отмоется.

— Значит, это Пятнушка? — прошептала Лёля и к щеке своей лягушечку прижала.

— Она самая! Не беспокойся!

Помолчав, Лёля спросила:

— А чья Пятнушка?

— Твоя! Твоя! Береги её, чтобы опять не ускакала.

Лёля брови сдвинула, подумала и заявила:

— Наша пусть будет! Она прежде твоя была, и она твоя знакомая была, когда в цирке работала. Общая Пятнушка!

— Вот это мне нравится, когда игрушки общие, — весело сказал папа, входя в комнату. Он только что с завода пришёл.

Ната уцепилась двумя руками за папин локоть, ноги поджала и повисла.

— Ох, озорница! — упрекнул её папа. — И почему ты в комнате в шубе?

Он нагнулся к Наткиному уху и шепнул:

— А всё-таки ты Лёлю немножко воспитала, как я погляжу.

От удивления Ната руки разжала, папин локоть отпустила.

— Ну что ты, папа! Я её совсем не воспитывала. Я ведь — подумай! — забыла, что надо воспитывать. Потому что Нина Серова корью заболела и мне не напоминает.

А Лёля завернула Пятнушку в лучшее Маринкино одеяло и баюкала её, тихонько напевая песенку. Но Пятнушка не хотела засыпать. Она упорно таращила на Лёлю круглые выпуклые глаза.