… Середина 90-х.

Дорога в поселке напоминала творожную массу: хлипкая, скользкая, обволакивающая. Если вообще, накатанная в грязи, колея имела право именоваться дорогой. И перед этим были все равны — и трактор, и лимузин. Вот и депутатская «Ауди», будто светская дама, невесть как попавшая в свинарник, брезгливо перебираясь от лужи к луже, осторожно несла вперед аристократическое тело. Спрятанные в капоте лошади не узнавали кучера. Водителя и, в самом деле, Альберт отпустил — в поселок он всегда ездил один. Теперь вот мучился.

В доме его ждали. Кабанов, разливая коньяк, что-то балагурил и сам же смеялся.

— А! Вот и наш Альбертик! — Хозяин встал, широко расставил руки и пошел навстречу. Мужчины обнялись. — Опаздываешь.

— Извини. Дела, раньше никак.

Альберт подошел к Кабанову, пожал ему руку.

— Привет, Анискин.

— Здорово. Все остришь?

Хозяин похлопал Самолкина по плечу.

— Ну, садись, давай. Толя, плесни ему штрафную.

Кабанов скептически посмотрел на депутата, но коньяка налил и даже с горкой.

— Мужчины, — Альберт тяжело выдохнул. — У меня новость. Пренеприятнейшая.

— Что опять?

— Одну минуту.

Альберт поднес рюмку к губам и, не дожидаясь остальных, выпил.

— Ого! — Кабанов замер от удивления. — Альбертик, что-то стряслось?

— Вот вы сидите здесь, — Депутат взял ломтик лимона и втянул в себя его запах, — коньяк пьете и не ведаете, в каком дерьме скоро окажетесь.

— Что, мировая революция?! — Кабанов попытался сострить. — Или Госдуму опять распускают?!

— Эх, Толя! Хуже! Гораздо хуже!

— Да уж куда хуже?! Если только вселенский потоп, — майор осклабился.

— Господа, ну что вы опять?! — Хозяин примирительно улыбнулся. — Альберт Борисович, что там у тебя? Не томи.

— Да не у меня. У нас всех скоро случится.

— У нас?! Алик, где ты, а где я?! — майор расхохотался.

— Дурак ты! Говорю, всех коснется. И меня, и тебя. И бабла твоего, которого ты честным путем нахапал.

— Да ну! — Кабанов скептически скривился. — А твоего?

— Вот тебе и да ну! И моего — тоже…. если не подсуечусь.

— А что за дела такие, Альберт Борисович?! — Хозяин ждал продолжения. — Беня очередную деноминацию готовит?!

— Если б только это, я бы даже не чихнул! ГКО! Слыхал?!

— Что-то слышал.

— Что-то слышал! — передразнивая, депутат покрутил рюмку. — Супер афера российского правительства! Почище МММ и чеченских авизо будет.

— Ты же знаешь у меня бизнес в другой сфере, я не интересуюсь ценными бумагами.

— Это не бизнес, это — жопа! Для всех! — Депутат впечатал рюмку в стол. — Объясняю! Эти хреновы ГКО — в настоящем времени самые высокодоходные бумаги. Процентная ставка — выше не бывает. Как МММ, только с правительственными гарантиями. Банки, и не только наши, скупают их, как горячие пирожки. И никого не волнует, что денег у этого правительства нет. Все думают у нас, как в Штатах, раз Минфин пообещал, так оно и будет.

— А ты думаешь, они решатся объявить страну банкротом?!

— Я не думаю, я знаю! Банкротство неизбежно. Бабок-то у этого правительства ни черта нет! Сейчас вся их надега на МВФ, если дадут пару миллиардов — до зимы продержимся, не дадут — песец всему.

— Алик, выражайся конкретнее! — Майор уже не язвил, и к чему клонил депутат, начинал понимать. — Чего нам под матрас что-ли бабло прятать?!

— Можешь и под матрас! Но, по крайней мере, из деревянных в баксы или в другую СКВ переводи! Иначе, копздец!

— Да уж, — Хозяин почесал подбородок. Новость озадачила. «Инфляция, деноминация, шоковая терапия и непонятные реформы. Теперь вот еще и банкротство. Россия, как минное поле, никогда не знаешь, где и что рванет. — Хозяин переваривал информацию. — А, может, Самолкин преувеличивает? Разыгрывает нас?! Нет, вряд ли. Такими вещами не шутят».

— Альберт, это точно, то что ты сейчас наговорил?!

— Ну, а как иначе-то?!

В недоумении, будто показывая «мужики, что вы мне не верите?!», Самолкин развел руками. Мужики верили, но с большим трудом. Уж больно невероятной казалась мысль о банкротства целой страны.

— Ладно, давайте лучше выпьем. Толя, налей еще.

Хозяин поднял рюмку, выждал, пока остальные последуют его примеру и, пафосно произнес.

— За то, чтобы твои прогнозы, Алик, так и остались прогнозами.

Самолкин хотел что-то возразить, но, увидев, что все стали пить, досадливо махнул рукой.

— Вот увидите.

Коньяк понемногу расслаблял, размачивал виноградной крепостью натянутые струны. Хозяин откинулся на спинку кресла, ослабил галстук.

— Альберт Борисович, давай от глобальных к делам нашим грешным. Как у тебя с наличностью?! Кредит имеет свойство быть ограниченным.

— Да отдам я бабки. Отдам!

— Когда? Сам говоришь, банкротство скоро, потом ищи тебя.

— Да ты что?! Сомневаешься?

— Нет, Алик, не сомневаюсь. Но хотелось бы поскорее.

— Ладно, хотел потом, но чувствую, не получится. В машине лежат. Хочешь, хоть сейчас принесу?!

— Вот это разговор. — Хозяин улыбнулся. — Ладно, не торопись, потом — когда выйдем. Не боишься в машине-то оставлять?!

— Боюсь… а то делать?

Да! Вот еще что! Хотел узнать, как тебе новенькие?!

— Пацанчики-то?! Улет просто! Эти даже получше прежних будут. Особенно, этот … как его, — депутат сморщил лоб, в попытке вспомнить имя. — Во! Максик, кажется! Ну, такой лапочка. Все тебе сделает, и говорить ничего не надо. С полуслова понимает.

— Стараемся. — Хозяин вальяжно улыбнулся. — Выцеживаем самородки из отбросов.

— Пацан — душка просто.

— Что, реально сладкий кадр?! — Кабанов перестал жевать. — А чего мимо меня прошел?

Ментовский юмор, если он мог считаться таковым, был, как всегда, не к месту. Хозяин похлопал Кабанова по колену.

— Потому что, товарищ майор, для тебя нужно что-то попроще и попрочнее. Твоего напора, понимаешь, не каждый выдержит.

— Нет, я не понял! Что за дела?! Как, значит, крышу, майор Кабанов — будьте нате, а как майору Кабанову приятное сделать — рылом не вышел. Так что-ли?!

— Толя, да успокойся ты. Наверстаешь еще. Карпыч его только утром с Рублевки привез, не восстановился пацан. Кстати, — Хозяин посмотрел на Самолкина, — рассказывает, у депутата какого-то был.

— У какого, на хрен, депутата? — Альберт едва не поперхнулся, реплика попала в цель.

— У какого-у какого, — Хозяин передразнил. — Народного! Не один же ты такой на свете, а, Борисыч?!

— Нет, я серьезно. Кто такой?

— Извини, не могу. Сам понимаешь, бизнес у меня интимный, на доверии основан. А доверие клиентов — вещь дороже денег.

— Да ладно тебе. Кто это?

Хозяин улыбнулся, но отрицательно помотал головой.

— Ну, елки-палки! Тайны мадридского двора. — Альберт обиженно выпятил губу. — Молчишь, тогда я сам тебе скажу! Хочешь? Это Прокопьев, небось. Тот еще педрила! Он, да?!

Хозяин откусил яблоко, предпочитая просто жевать.

— Ну, он же?! Больше-то некому! Ну, ети твою мать, говори уже!

— Да нет, Борисыч, не мучайся. Не он. Твой Прокопьев — урод полный. В прошлом году, пацана еле живого от него привезли. Разрыв прямой кишки, обильная кровопотеря, еле откачали. Полная профнепригодность. Пришлось по дешевке побирушкам отдать. Я с ним после такого не работаю.

— А если не он, тогда кто?! — Самолкин выглядел озадаченным. — Я, вроде, всю нашу тусовку знаю. Или это кто-то из новеньких?! Молодых и горячих, а?

— Борисыч, остынь. Он просил не называть его фамилию. Ты же понимаешь, люди твоего круга заботятся о своем имидже. Толь, что застыл — наливай.

Майор поспешно разлил.

— Про имидж, это ты, конечно, хватил.

— А что, Борисыч?! — поддержал Хозяина майор, — Разве народный избранник может быть запятнан компрометирующими связями?

— Хе-хе! Да, блядь, у нас там — чем выше пост, тем раздолбаннее очко! Особенно из этой, мать их, голубой фракции. Я в прошлом году в Сургут ездил. В составе делегации Ховяницкого. Ну, этого козла, который еще по телевидению трепался, что рождаемость надо многоженством повышать. Законопроект, говорят, даже подготовил.

— Да, знаем мы, знаем, — отмахнулся майор.

— Ну, так вот, нефтяники тоже попросили с законом одним подсобить. Мы и поехали, обсудить — что и как. Дела порешали, значит, а вечером — банкет. Смотрю, Ховяницкий уже хороший, а потом… куда-то исчез. Думаю, ну, хрен с тобой — найдешься. Да и забыл про него, а когда в свой номер пошел…., — Альберт загадочно улыбнулся, — иду по коридору, слышу, стонет кто-то. Блядь, Ховяницкий! Ай да, сукин сын — уже бабу топчет. Прохожу мимо его номера, дверь тронул — открыто. Да и кого бояться, горничная не зайдет, дрессированные все, а другие там не ходят. А меня, понимаешь, любопытство раздирает, что там за телка, раз этого козла так на части рвет. Дверь приоткрыл — мать моя, женщина! Там вот так! — Депутат встал и показал руками сложную фигуру. — Двое юношей его — в узел и трахают во все анально-оральные. Бедолагу прет, как на дрожжах — орет и стонет. Мужики, я охренел просто!

Депутат и Кабанов закатились едким смехом. Хозяин сдержанно улыбнулся.

— Я чего еще приехал? — Самолкин теперь был серьезен. — Максимку и еще какого-нибудь смазливого пацана на следующей неделе позарез нужно.

— Борисыч, ты же знаешь правила. Будет бабло — будут пацаны.

— Во крохобор! Я ж сказал, сейчас принесу.

— Отлично.

— Договорились, значит?

— Наверное.

— Что значит, наверное?! Я даже машину с депутатскими номерами пришлю, чтобы никакая сволочь не прицепилась, — Альберт с упреком покосился на майора.

— Борисыч, давай без намеков. Если б твои ребята сотрудника до реанимации не отметелили, никто бы даже не чихнул. А так — уголовное дело и все такое. Сам знаешь, чтобы замять — время понадобилось! Я тебе не генерал!

— Да уж вижу, — депутат ернически покосился на погоны. — Хотя бабло хаваешь не хуже генерала своего. Ну, ничего, даст бог — станешь и генералом.

— Спасибо, обнадежил.

— Ну что? — Альберт перевел взгляд на Хозяина. — Насчет пацанов, договорились что-ли? На три дня.

— Не знаю, — Хозяин отвел взгляд. — На следующей неделе, два корпоратива с нашим танцевальным шоу. А потом, по спец. абонементу — отдельное обслуживание. Отказаться не могу, деньги уже заплачены.

— Ну, ты даешь! Я ж не для себя прошу, люди из Европы приедут.

— Слушай, Борисыч! После этих европейцев сранных пацаны опять никакие будут. Выжатые, как лимоны, а кто и с очком рванным. Такое ощущение, что твои коллеги только трахаться сюда и ездят.

— Не только! — Самолкин развел руками. — Еще денег стране привозят. От МВФ. А как ты думаешь, Россия транши получает?! Вот так! Ударным трудом бойцов невидимого фронта!

Кого под бойцами подразумевал Самолкин — никто не уточнил. Но сдержанный смех Хозяина дал понять — шутка удалась.

— Ладно. Уболтал, черт языкастый. Забирай. Но только ради тебя!

* * *

Выборы в этот раз были совсем некстати. Слава Богу, не депутатские, выбирали губернатора. Но через два года намечались выборы в Госдуму и, вот тогда дружба с губернатором оказалась бы весьма кстати. Потому ехать пришлось. Да и Василий — помощник Альберта по пиару непрерывно твердил о важности поездок в провинцию: «Народу о себе напоминать надо. Пусть знают, что вы про них не забыли, бьетесь там, в Думе, страдаете от произвола кремлевских вельмож! Наш человек это любит. Обиженных властью — тем более. Побольше обличительных фраз, ненависти к олигархам и, все такое. Вас запомнят и поддержат. Как пить дать!»

Альберт хоть и не хотел, но не поехать не мог: собрав волю в кулак, оставил теплый кабинет и потащил изнеженную задницу в тмутараканский избирательный округ.

Предвыборная кутерьма ухватила прямо в аэропорту. С самолета Альберт и компания сразу поехали в администрацию, губернатор ждал их. Там все и решили, как всегда — просто и быстро: «Ты — мне, я — тебе». Дальнейший маршрут расписывал уже Василий: поездки, митинги, выступления. В перерывах — банкеты, сауны, охотничья вылазка.

Но уже через день, Альберт понял — вояж будет не из легких. Как глубинный насос он извлекал из тела энергию и высасывал душевные силы. Альберт вздыхал: «Сделали бы они проще — распределяли бы все на аукционах. Вот при Людовике продавали же места при дворе. И ездить никуда не надо».

Впрочем, молодой пиарщик тут же тормозил полет фантазии.

— Боюсь, Альберт Борисович, тогда бы вам ничего не светило. Парламент принадлежал бы трем людям — Мише Хэ, Боре Бэ и Роме А. К ним бы пришлось на поклон….

— Не согласен, я…. Хотя, почему нет?! Я, ведь, как ты выражаешься, с Борей Бэ на короткой ноге когда-то был. Так что, думаю, договорились бы.

— С ним много кто на короткой ноге был. Если бы он всех там держал, нога бы отвалилась. Так что, Альберт Борисович, и не мечтайте. Лучше собирайтесь. У нас в пять выступление на шарикоподшипниковом.

— Где это?!

— Название вам ничего не скажет. Восемьдесят километров отсюда, убогое поселение в сто тысяч душ.

— Ну, ты скажешь, тоже. Сто тысяч, это ж — целый город.

— Хе-хе, город. Индейцы в резервации и те живут лучше.

— Ладно, ты наш народ не обижай. Лучше скажи, что сегодня говорить?

— Как всегда — веду неравный бой с кремлевскими вампирами за благо трудового народа. Да и вот еще что! Наша фишка там — капитальный ремонт центрального проспекта.

— Ты ж говоришь, это — дыра.

— В каждой дыре есть своя лыжня, именуемая проспектом Ленина. Они его с советских времен пытаются обустроить, только денег все не хватает. А вы пообещайте, что выбьете из Кремля средства и сразу на благоустройство проспекта.

— Вась, подожди — какой к черту проспект? Ты ж вроде говорил, мы везде газ обещать будем?!

— Газ, Альберт Борисович, уже заняли!

— Кто?! — Альберт выпучил глаза. — Тут еще кто-то есть?!

— Есть, — Вася отвел взгляд.

— Ты меня удивляешь. И кто же?

— Да…. местный умник. Из активистов. Хочет на следующих выборах в Думу пробиться. На голом энтузиазизме и красном знамени, — Вася едко захихикал. Но Альберту было не до смеха. Прервав смешки, пиарщик собрался. — Да вы не волнуйтесь. Я уже на него компромат накропал.

— Какой?

— Десять лет назад он в райкоме комсомола работал. А мы тут документик отыскали, якобы, подписанный им в 84-м, о сносе церковного храма — памятника зодчества 19 века.

— Чего, на самом деле снес?

— Да кто бы ему дал?! Это ж уровень секретаря горкома, и не комсомольского, а партийного. Конечно, потом разберутся, что не тот секретарь. Но пятно останется. Слух пойдет, что да как — в общем, народу только повод дай, остальное они уж сами навыдумывают.

— Вася! — Альберт улыбнулся. — Ну, у тебя и башка.

— Работаем, Альберт Борисович. — Пиарщик смущенно опустил глаза. — Работаем. Вы, главное, сегодня о тезисах не забудьте и так поинициативнее, побойчее. Оппозиционера из себя рьяного стройте. Народ у нас сейчас президента не очень, на этом и вылезем.

— Ладно, не учи ученого. Про президента я и сам могу.

Самолкинское выступление пошло на ура. Альберт и сам чувствовал, как ухватить народ за живое, а с Васиными раскладами и вовсе был, как ураган. Многое из его речи было содрано из программы коммунистов, кое-что Альберт придумал сам, но ключевые моменты, конечно же, он — Вася.

Поначалу народ столичного гостя слушал так себе. Все ждали, когда тот кончит, и начнут раздавать подарки: обещанные пол-литра дрянной водки или килограмм сахара. Тем и заманили. Иначе, в зале ДК не было бы ни души. А так — люди ерзали в креслах, вязали носки, кто-то спал после ночной смены, но все сидели. Упомянув про тяжелое для страны время, Альберт перешел к рассказу о неравном бое с кремлевской мафией. Народ понемногу стал просыпаться. Заметив оживление, Самолкин добавил угля: «Да меня за это едва в Лефортово не отправили!» Люди, отложив спицы и газеты, стали слушать. Когда же со сцены брызнули тирады обличений и, трое, специально нанятых Васей, хлопальщиков истерично застучали ладошами, зал ожил. Несмело, но с каждой секундой все энергичней и энергичней, люди вливались в хлопки и, через минуту Альберт уже тонул в громких овациях. Избирательные технологии работали. И, что самое главное, заставляли думать, что оратор и есть, тот самый — наш человек. Умный, честный, принципиальный! И раз его так горячо приветствует народ, значит, так оно и есть. Куда уж до него этому коммуняке, разрушившему церковь, а теперь вот еще и газ обещавший?! Знаем, видели! Поэтому, если и голосовать, то только за него — Альберта Самолкина. Ну и губернатора, которого он упомянул. Эти уж точно не подведут.

Кто с водкой, а кто с сахаром, люди уходили из ДК довольные и воодушевленные. Седая старушка, едва переставляя ноги, прижимала килограмм белого счастья и пытливо спрашивала у организаторов: «Где еще будет выступать Альберт Борисович?!». Те не знали, но обнадежили — на выборах голос за Самолкинского губернатора будет весить уже не один, а два килограмма сладкого порошка. «Хочешь-не хочешь, — кумекала старушка, — а идти придется».

Альберт зашел за кулисы и вытер лоб платком.

— Твою мать, как я их?! А?

— Цицерон отдыхает. — Вася довольно улыбался.

— А я что говорил?!

— Да…., — Помощник понятливо развел руками. — Ну что, Альберт Борисович, теперь в гостиницу? Отдохнете немного, а вечером — ресторан и культурная программа.

— Да, надо отдохнуть а то, что-то вымотался я.

— Но расслабляться нельзя. Завтра снова в бой, колхоз Клары Цеткин.

— Куда?! — Самолкин скривился. — Слушай, Вась, может, ты за меня к этой Кларе? Они все равно меня в лицо не знают, а мозг пудрить ты лучше меня умеешь. А то мне эти рожи рабоче-крестьянские уже вот где?! — Альберт резанул по горлу ладонью.

— Понимаю, — улыбался пиарщик. — Но ехать надо. Не поймет избиратель.

— Думаешь?!

— Ни малейшего сомнения.

— Жаль. — Альберт тяжело вздохнул. — Ладно, пошли. Ребятам позвони, чтобы мотор прогревали.

— Все готово уже. Машина у входа, охрана на изготовке.

— И что бы я без тебя делал?!

Вася улыбнулся, но промолчал…

Охрана, действительно, была на изготовке. Двухметровый Костя страховал шефа в зале, а на улице за тело отвечал гэбешник Игорь. Увидев босса, он выскочил из машины, распахнул дверцу и, дождавшись посадки, сел рядом с водителем. Можно было трогать.

* * *

Район, куда переехал Юрка Щукин, ему не нравился. Но мать увещевала в обратном. Гладя его вихрастую макушку, горячо убеждала: «Юрочка, здесь очень хороший район. Все рядом. Магазин, булочная, да и отцу до работы два шага. Просто тебе надо время, чтобы привыкнуть. Потерпи немного и все станет на места. Мы ведь специально сменялись, чтобы ближе к работе».

Сам Юрка считал иначе: «Квартиру родители поменяли из-за долгов». Зарплату отцу не платили уже пятый месяц, а жить как-то было нужно. Прежняя их квартира в сталинке располагалась на проспекте, в доме с зеленым сквером, где можно было вдоволь полазить по горкам и покататься на качелях. А здесь был полный швах — обрезки труб из перекопанной земли, забытые строителями, бетонные плиты и, размытые водой, овраги. Но больше всего ему не нравилась школа. Еще издали, красно-коричневым великаном она давила величием на учеников и более походила на тюрьму. Впрочем, для Юрки большим минусом были сами ученики. Или бывшие ученики. Исключенные за неуспеваемость, кучка трудных подростков, родные пенаты не забывала. И, если школа помахала им рукой, то сами пацаны прощаться с ней не спешили. Храм науки теперь стал местом, где можно было весело провести время, покуражиться и стрясти с ровесников филки. Иначе говоря, ограбить. Шпана, или как их называли — ништра, также как и все, приходила поутру в школу, откупоривала бутыль пива и, несеша тянула его на крыльце. Мимо проходили жертвы — благополучные, чистенькие, робкие. Нужно было просто приказать подойти и отдать деньги. Вот и все.

В первые дни Юрку никто не трогал, к нему присматривалась. Присмотревшись, ничего необычного не нашли: как все — чистенький и робкий. Жертвенная очередь дошла и до него. На крыльце его спросили про деньги. Типичный ответ — «денег — нет» никого не удивил. Содержимое портфеля полетело на землю, следом — его обладатель. Забрав копейки, ништрогоны приказали принести завтра опять. И в два раза больше. Юрка вытер кровавые сопли, собрал учебники и молча ушел.

Он ослушался, принес только то, что мать наскребла ему на обед. Деньги забрали, а его, плюнув ошметки соплей на голову, жестко отпинали. Директриса — дородная дама едва за пятьдесят, увидев избиение из окна кабинета, только вздохнула: «Опять эти хулиганы дерутся. Ума не приложу, что с ними делать?!» Но делать ничего не стала, а Юрка обрел репутацию лоха и жертвы.

Проходив полмесяца без обеда, оголодавший, он решил взбунтоваться: «Раз бьют меня независимо от того, есть у меня деньги или нет, то лучше я буду тратить их на обед. Все равно, хуже не будет!» Но Юрка ошибался — могло быть и хуже. Не получив привычных монет, шакалята вконец озверели: разбили Юрке нос, повалили на землю и, только внезапное появление школьного сторожа спасло его от серьезных увечий.

Дома мальчик ничего не сказал. Когда мать спросила, почему у него опух нос, соврал, что одноклассники случайно толкнули его в стену. Мать покачала головой, но сомневаться в словах сына не стала: «Дети — что поделать. Любят и пошалить».

К удивлению ништры, впрок наука лоху не пошла. На следующий день он опять ничего не принес. Это был нонсенс. Пнув его пару раз, хищники неожиданно отстали и посоветовали заказывать могилу. На ближнем кладбище. Оставлять его в покое никто не собирался.

Утром следующего дня по классу пошел шепот.

— Сегодня Щучку чморить будут! Шнырь так сказал. Говорят, каюк ему. Пойдешь смотреть?

— А куда?

— Возле разломанного барака. Только ты это… никому там не трепи. А то мне Шнырь сказал, чтобы я молчал.

— Да я, бля буду — никому!

Убойная информация до Юрки, так и не дошла. Хотя по злорадным взглядам одноклассников он чувствовал, что что-то не так. Но прошел целый день, а все было нормально и, даже на крыльце не было ни одного ништрогона. Убедившись из окна, что это, действительно так, Юрка спокойно вышел из школы и привычно поплелся домой. В голове была каша из воспоминаний о старой школе, замечание классной руководительницы и слезы матери, что отцу все еще не выдали до конца зарплату. О вчерашней разборке он даже не вспоминал. Проходя мимо разрушенного барака, Юрка не обратил на него внимания — все, как обычно. Но пущенный вслед камень, больно врезавшийся в спину, тоже был оттуда. Мальчик вскрикнул, и тут же — второй заставил его потерять равновесие.

— Ой!

Он почти упал, но вовремя выставил руки. И все равно упал. Мощный, всей ступней, удар по спине с силой впечатал Юрку в грязь. Громкий хохот ознаменовал прелюдию. Еще не видя — кто, он уже слышал голоса: Шнырь, Синий, Димок.

— Чмо, вставай!

Хищники окружили его, на голову полетели харчки и окурки. Но чмо не поднимался. Парализованный страхом, Юрка решил терпеть, во что бы то ни стало. Он сжался — мысленно и физически, иного пути жертва не знала. Но у ништры были свои планы. Здесь, где не было ни школьного сторожа, ни учителей, а лишь глаза злорадных зрителей-одноклассников, мучители устраивали шоу. Унизительное зрелище морального распятия стаей одиночки.

— Что? Оглох?! — Удар сбил дыхание. — Падла, тебе говорят — вставай! Потрещим сейчас, какой ты герой! И, как ты свой долг собираешься отдавать.

Юрка медленно, но все же встал и, словно щитом, прикрыл живот портфелем. Синий пнул по нему, учебники, будто птицы, резко выпорхнули и расставив белые крылья, приземлились в грязь. На Юркины глаза навернулись слезы. Почему-то в этот момент он больше всего ненавидел не этих ублюдков с накладными фиксами в зубах, а собственных родителей. «Это они лишили меня нормальной жизни, и они привезли меня сюда, и они сделали меня чмо. Я ничего не буду делать. Пусть эти отморозки изобьют или даже убьют меня, но я не побегу. Может, только у гроба мать или пьяный отец раскаются и зарыдают. Только ничего уже не вернешь, я умер».

— Я вам ничего не должен! И денег вы больше не получите! — Подняв ладони к лицу, и все же с вызовом, он смотрел на истязателей.

— Чего?!

Второй удар Синего пришелся в переносицу. Юрка среагировал, но кулак оказался быстрее. Теплая кровь брызнула на пальцы. Он покачнулся и опять услышал издевательский хохот — уродливый признак превосходства.

— Синий, ну ты что — в натуре, все сейчас один решишь. Дай, бля, я ему с ноги впишу. Подержите меня, пацаны.

Оперевшись руками на плечи приятелей, Димок в прыжке ударил жертву ногой. Удар пришелся прямо в лоб. Юрка уже не защищался, стоял, качаясь от предыдущего нокаута и не понимал, что происходит. Еще один свалил на землю. И еще. Он был готов, что его будут бить, пока его не убьют. Но ништрогоны вдруг замерли. Сигнал клаксона заставил открыть глаза. Из черного лимузина на обочине выскочили незнакомые мужчины и побежали в их сторону. Голова кружилась, а звуки казались нереальными, будто из-под толщи воды. Юрка увидел, что его обидчики вдруг дали деру, и значит, ему тоже стоило убежать. С трудом поднявшись на колени, он услышал, как незнакомцы кричали ругательства. Один подошел к нему, наклонился и участливо заглянул в глаза.

— Ты как, цел? Ничего, все пройдет. Вставай, мы тебя к врачу свозим.

* * *

Мерседес стоял у черного входа ДК. Самолкин сел в салон, достал платок и, утирая лоб, перевел дух.

— Давай, поехали уже.

Водитель, парень из губернаторского гаража, лишних вопросов не задавал — машина мягко тронулась с места. Альберт опустил тонированное стекло и повернул голову. Пейзаж депрессивных кварталов — бесконечный лабиринт убогих хибар. Дом культуры, где он только что блистал красноречием, возвышался над ними, как великан среди лилипутов. Здание почти скрывало вид металлургического комбината, но скрыть все ему было неподвластно.

— Вовремя мы отсюда.

Повернув голову на реплику шефа, охранник увидел, как с другой стороны ДК надвигался оранжевый туман. Дыхание сталелитейного монстра. Как огромный удав, туман выползал из заводской трубы и, распространяя сладковатый запах, приближался к хибарам. Альберт непроизвольно чихнул.

— Игорь, закрой окошки! — Депутат приложил платок к носу. — Душегубка! Как они здесь вообще живут? Электорат, мать твою! Тараканы!

Стекла в окнах бесшумно поползли вверх. Альберт откинулся на спинку, но сладкий запах, казалось, уже впитался в обшивку салона. Он поморщился, навоз и то пахнет приятнее. И, главное, не убивает. Хотя…. Самолкин опять посмотрел в окно. На улице, с кучами мусора и испражнений, сновали люди. Как они здесь вообще могли жить?! Трущобы и тараканы! Упомянутое сравнение, как казалось Альберту, подходило, как нельзя точнее. Испытав падение кометы, всепоглощающую радиацию и ледниковый период, рыжие усачи не погибли, а выжили и дали потомство. И почему же люди, жившие здесь, до сих поры живы?! Вопреки здравому смыслу они дышали, пили, ели, рожали детей и даже боролись за место под солнцем. Как высшее счастье, считали трудиться на убивающим сладким ядом, комбинат. Оранжевый монстр сотнями пожирал людские души, но те все равно считали иначе.

«Прав, ведь, был этот чертяка — Васька! Лучше пообещать им асфальт на проспекте, чем газ в их мазанки. Заводить его сюда, все равно, что сажать на пороховую бочку. Рванет так, что мало не покажется».

Кое-где бараки умерли и без газа. Одноэтажные саманные стены с дырами в шиферных крышах и пустые глазницы окон. Все это могло испугать случайного прохожего, только вот случайных здесь не было. Разве, что Самолкин, по прихоти водителя оказавшийся в этом лабиринте. Оборачиваясь, люди на тротуаре, недоуменно провожали иномарку взглядом: «Откуда здесь это?! Может, мираж, созданный оранжевым туманом?!»

Мерседес свернул на повороте и, возле еще одного брошенного барака депутат увидел детей. Подростков — лет по 12–14. Позы и выражение их лиц говорило о какой-то неприятной сцене, но, что именно там происходило, понять было сложно. Альберт уже перевел взгляд дальше, как краем глаза заметил, что подростки дерутся. Оттолкнувшись от плеч приятелей, один пнул другого в лоб. Мальчик покачнулся, схватился за голову и рухнул на землю. По рухнувшему тут же нанесли еще удар. Самолкин непроизвольно вскрикнул.

— Ты смотри, что творят! Ну-ка, тормози! Быстро!

Услышав команду, водитель дал по тормозам. Машина остановилась и, распахнув дверь, Альберт неожиданно рванул вперед. В эпицентр событий. Охраннику не оставалось ничего, как побежать следом.

— Сволочи! Уроды! Вы что отворите?! Трое на одного!

Появление иномарки и, выскочивших из нее, незнакомцев даже взрослого человека могло бы повергнуть в замешательство. Что уж говорить о подростках?! Не сговариваясь, Юркины истязатели дернулись и мгновенно исчезли темных переходах разрушенного барака.

Депутат остановился и, восстанавливая дыхание, посмотрел на мальчика. Растерянно, Юрка пытался подняться, но головокружение мешало ему. Взгляд его, как у пьяного, блуждал по земле, не давая сосредоточиться на чем-то одном. Альберт наклонился.

— Ты как, цел? Ничего, все пройдет. Вставай, мы тебя к врачу свозим.

Мальчик неопределенно мотнул головой. Пелена на глазах еще не прошла, говорить было тяжело.

— Да, пацан, досталось тебе. Ладно, поехали отсюда.

Голос незнакомца звучал по доброму и, заглянув ему в глаза, Юрка отчего-то поверил им. Добрые глаза сильного дяди. Да и ведь надо же было кому-то верить.

— Сейчас, — Юрке говорил медленно, — только тетрадки соберу.

— Конечно. Давай помогу.

Собрав содержимое портфеля, мальчик под отеческой дланью Альберта пошел в машину. Страха не было, напротив — облегчение, будто камень с души: «Хуже того, что я пережил, быть уже не может. Если родителям нет до меня дела, может, хоть этот добрый дядя мне поможет».

Дядя назвался Альбертом и, бережно усадив его на сиденье, повез в гостиницу. Туда же, куда и должен был придти врач. Правда, сам Юрка считал это лишним. «Зачем он нужен, этот врач? Лучше бы пистолет подарил. Настоящий. Перестрелял бы этих гадов и всех делов. А что терять-то?! Они, ведь, меня обещали убить, так почему я не могу сделать это первым?»

В машине Юрке понравилось. Мягкий диван из светлой кожи, приятная музыка, сильные взрослые друзья. Попетляв по улочкам рабочего квартала, иномарка выбралась на главную магистраль и стала набирать ход. Узрев свой старый дом, мальчик с сожалением проводил его взглядом. Жаль, что он больше здесь не живет. Здесь все было по-другому: ни отмороженных ништяков, ни разборок в разбомбленных дворах, ни позорного бойкота одноклассников. Там все было лучше. Стремительно пролетев по проспекту, Мерседес подкатил к высокому зданию, на фасаде которого Юрка прочел — «гостиница Металлург».

Альберт потрепал его по макушке и бодро поинтересовался: «Ну что, приглашаю тебя в гости. Пойдешь?» Мальчик, опустив глаза, молча кивнул.

— Тогда подожди меня там, — Альберт показал ему на холл. — Я сейчас.

— Ага.

Юрка вылез из салона и послушно пошел в гостиницу. Самолкин коснулся плеча охранника.

— Игорек, вот тебе бабки, — он достал бумажник, — съезди в магазин, купи какую-нибудь хрень, типа Денди. И это… купи еще торт, газировку. Короче, чего-нибудь сладкого.

Охранник послушно кивнул.

— Сделаем.

Альберт уже дошел до входа, как, будто что-то вспомнив, остановился.

— Подожди. Чуть не забыл.

Парень в ожидании смотрел на шефа. Самолкин быстро вернулся и тихо, чтобы никто не слышал, процедил.

— Гондонов купи! Со смазкой. Клубничной или вишневой. Понял?!

— Угу.

— Ну, все давай. Только по-быстрому.

* * *

Игровая приставка Юрке понравилась. Особенно игра, где смешные бурундуки ловко преодолевали всевозможные препятствия. Мальчик увлеченно жал джойстик, гнал бурундуков вперед и совсем потерял счет времени.

Его новый приятель Альберт, тем временем принял душ и прошлепал мимо босыми пятками. У шкафа, скинув полотенце, феном начал сушить волосы. Мальчик его не замечал, прыгавшие на экране, грызуны были важнее. «Что ж, тем лучше, — Альберт истолковал это по-своему. — Не пугливый». Не одевая белья, он запахнулся в махровый халат и присел рядом. Юрка старательно вел бурундуков к финишу. Приобняв мальчика, Альберт томно зашептал.

— Юра, ты не проголодался? Тортик хочешь?!

Альберт хотел казаться неотразимым. Но пацан, буркнув «спасибо», даже не взглянул на угощение. «Хм, забавно. Глупыш. Святая невинность. Искушение, да и только», — Альберт поправил волосы.

То, что, попавший в его силки, птенец был обречен — Альберт не сомневался. Но, как змей-искуситель хотел загипнотизировать, сожрать жертву изящно и почти с ее согласия. «Соблазнение, но не насилие — вот высшее мастерство и высшее блаженство, — рассуждал Самолкин. — Грубое принуждение, а тем паче, насилие — удел узколобых дилетантов».

Депутат встал, отрезал от торта небольшой кусок и положил его на тарелку.

— Нет, ты все-таки покушай. Два часа уже перед телевизором сидишь.

— Потом, дядя Альберт. Я не хочу.

Самолкин погладил мальчика по волосам. Грязные, они пахли пылью, но в этом была своя прелесть. Он наклонился и легко поцеловал мальчика в висок. Не замечая его ласок, Юрка увлеченно следил за игрой. Самолкин поцеловал его еще раз, ближе к уху и тут, как назло, запиликал мобильный. Досадливо поморщившись, Альберт встал. Звонок мог быть важен.

— Слушаю, Самолкин! — Альберт даже не пытался скрыть раздражения.

— Привет, Алик. Это Вадик.

— Какой Вадик?

— Из Уйганска. Узнал?!

— Узнал, — Альберт не скрывал разочарования.

— Альберт Борисыч, ты что не в духе? А мне как раз помощь твоя требуется. Подсобишь?!

— Хм…, - Альберт засомневался — сразу послать абонента или деликатно запутать его в речевых оборотах.

Вадик звонил из Сибири. Владелец нескольких буровых, он предлагал халтуру — пугнуть депутатским мандатом чиновников, замучивших его поборами. Таксу Вадик знал. Но Альберта сейчас больше интересовал мальчик, а не банальные десять тысяч гринов. С усилием, пытаясь подавить возрастающее раздражение, Самолкин выдавил.

— Вадик, мне сейчас некогда. Будь любезен, позвони мне завтра.

Но нефтяник так просто не сдавался, пер напролом. Раздражение мгновенно переросло в бешенство.

— Слушай! Я тебе уже сказал, все дела — завтра. Я сегодня уже отдыхаю. Что непонятного?!

— Альберт, да ты что? Вопрос не терпит отлагательств.

— Ты чего-то не понял. Тогда объясню подробнее — за такие бабки оленей своих напрягать будешь, а не меня!

— Не понял, мало что ли?! А сколько ты хочешь?!

— Как минимум, в два раза больше!

— Да ты что, вгашенный?! За один базар столько бабла срубить?!

— Вадик, я все сказал! Будут деньги, будет разговор. Извини, мне некогда — важная встреча.

Альберт нажал отбой и выключил телефон. «Вот урод! Мало тебя доят, а бы вообще у таких козлов бизнес забирал! — Самолкин был зол. Покрутив в руках мобильник, кинул его на стол. — Все, на сегодня с меня хватит. А с пацаном придется начать заново, хотя… Черт, тонкого соблазнения, уже не получится. Этот нефтяной олень взвинтил меня хуже некуда. И раз интимное изящество недостижимо, придется сожрать птенца на сухую — быстро и без нежностей».

Депутат подошел к двери и провернул в ней ключ. Юрка даже не обернулся. Щелкнув выключателем, погрузил комнату в полумрак. Мальчик по-прежнему молчал. Проверяя, все ли в порядке, Самолкин поинтересовался сам.

— Юра, тебе не темно?!

— Нет-нет.

— Ну и отлично.

Скинув махровый халат, Альберт остался в костюме Адама. Мягко подкрался сзади и обнял Юрку за плечи.

— Малыш, тебе нравиться у меня?

— Да-да. Подождите немного, я уровень только закончу.

— Ты не хочешь со мной поговорить?

— Я… мм… подождите… хочу, но…

Юрка слегка повернул голову и увидел такое, отчего мгновенно забыл и об игре, и о бурундуках, и обо всем на свете. Дядя Альберт был голым. Абсолютно голым! Он прижимал его к себе и щекотал ухо языком.

— Дядя Альберт! — Горло сразу пересохло, слова с трудом выползали из него. — Дядя…

— Что, мой хороший?! — Уже не скрывая намерений, извращенец лизал его щеку.

— Дядя Альберт, не надо! — Юрка отложил джойстик. — Мне домой пп-по-ра. Я пойду.

— Ну, куда же ты пойдешь, глупенький?! Уже поздно. Ты останешься здесь. В моей кроватке. А утром, я подарю тебе Денди и отпущу домой. Понимаешь?

Слащаво-приторный тон должен был успокоить, а обещание приставки окончательно убить все возражения. Но Юрка не сдавался.

— Я не хочу Денди! Отпустите меня. Пожалуйста! — Голос вот-вот готов был сорваться в истерику. — Меня мама дома ждет.

Мальчик попытался встать, но Альберт уже обхватил его и ногами. Обреченно дернувшись, Юрка вдруг заплакал. Громко и порывисто. Не успокоившись после телефонной перепалки, Альберт опять занервничал. «Черт, все идет не так! Сначала Вадик, теперь вот пацан. Уперся гаденыш! Ну ладно — раз не хочешь по-хорошему, придется по-плохому!»

Депутат зажал рот мальчика ладонью и, глядя в испуганные глаза, прошипел.

— Тихо, мой сладкий. Тихо! Все хорошо, тебе самому понравится. Вот увидишь.

Но вместо успокоения Юрка дернул его за руку и заорал на всю катушку: «Пустите меня! А-а-а!» Альберт вздрогнул, влепил звонкую пощечину и, уже не таясь, заорал.

— Заткнись, сучок! Заткнись или сдохнешь! Никуда ты отсюда уже не выйдешь!

* * *

В дверь отчаянно барабанили. И, по всей видимости, уже давно. Альберт открыл глаза и, еще не понимая, где он, услышал голос.

— Альберт Борисович, у вас там все в порядке?

— Да. — Пересохшее горло выдало звук, не слышный даже ему самому.

— Альберт Борисович, это я — Василий. Откройте дверь!

Самолкин тяжело поднял голову и, сфокусировав зрение, увидел в телевизоре бурундуков. Те прыгали на месте, словно вопрошая — чего стоим?! Перевалившись на живот, Альберт попытался подняться. Стены заходили у него перед глазами и, не справившись, он рухнул на диван.

— Игорек, давай сходи вниз, возьми у администратора запасной ключ! — Громкие команды Василия были слышны даже через дверь.

— Сейчас! — Альберт и сам не понял, как вырвал из горла сиплый крик. За дверью с секунду помолчали, потом раздался обрадованный вопль.

— Альберт? Альберт Борисович, у вас там все в порядке? Это я — Василий. Откройте дверь!

Самолкин оторвал грудь от дивана, но стены опять стали на него падать. Он закрыл глаза, вздохнул и попытался сесть. Это почти удалось. Депутат спустил ногу и подвинул вторую. Теперь нужно обеими было встать на пол и не упасть. «Да, нажрался я вчера — будь здоров. В честь чего хоть пили?! А, ладно — сейчас Вася зайдет и все расскажет!» Самолкин опустил вторую ногу и почувствовал, что встал на что-то твердое и скользкое. Медленно наклонив голову, он открыл глаза. Под левой ступней лежала рука. Холодная детская рука. Альберт дернул ногу и кубарем рухнул на диван. «Что это?! Рука?! Откуда?! Японский городовой! Детская рука! Пацан из барака. Мать его! Что с ним?!» — Альберт лихорадочно соображал. В догадке подполз к краю и с опаской посмотрел вниз. Широко открытыми глазами мальчик смотрел в потолок и не шевелился. Альберт отпрянул. «Что с ним?! — Страшная догадка разорвала сознание. — Но я не мог! Нет-нет-нет! Это не я! Я не мог этого сделать! Я, конечно, мразь, дрянь, пидор, еще кто-то — кто угодно, но не убийца! Не мог я убить!» Шок стальным молотом стал крушить мозг. Альберт ругал себя последними словами, но заставить поверить себя, что это он убил ребенка, никак не удавалось. Скатившись с другой стороны дивана, он добрался до стола. Бутылка Джонни Уолкер была наполовину пуста. Альберт схватил ее и, жадно, как младенец к соске, припал к горлышку. Сивушного привкуса, так нелюбимого им, сейчас не чувствовалось. Стремясь утолить жажду, а больше — растворить, накрывший с головой, шок он наполнял желудок алкоголем. Воздуха не хватало. Как выброшенная рыба, Альберт оторвал бутылку от губ и широко раскрыл рот. В возникшей тишине очередной стук прозвучал набатом.

— Альберт Борисович, ну что вы там?! Долго ждать?

— Сейчас! — Самолкин взревел. — Подожди!

Резкий ответ озадачил. Уловив перемену, Вася смолк и затаился. Босс, похоже, был не в духе.

«А, ведь, ты мне больше всего сейчас и нужен! Со своей башкой ты обязательно должен что-то придумать. Не могу же я вот так, как обычный уголовник, поехать по этапу. Да мне лучше сразу в петлю, чем на зону. Нет, что-то я говорю не то. Какая петля, какая зона?! Кто вообще на меня смеет посягнуть?! На меня — Альберта Самолкина, депутата Государственной Думы?! Да и Вася — он башковитый, обязательно что-то придумает».

Альберт прикончил виски и осторожно посмотрел на тело. Мальчик лежал на спине. Подобравшись ближе, тронул за руку. Так и есть, мертв, окоченел даже. Осмелев, Альберт схватил труп за ноги и поволок в ванную. Открыв дверь, перекинул через эмалированный борт детские руки, а после, ухватив Юрку за талию, и остальное тело. Мальчик упал лицом вниз. Самолкин отчетливо увидел синяки и кровоподтеки на ягодицах. «Черт! А я, ведь, почти ничего не помню! Как же это я?»

Подставив лицо под ледяную струю, он лихорадочно соображал: «Сейчас, я впущу сюда Васю и, вместе мы что-нибудь придумаем. Безвыходных ситуаций не бывает. Надо только хорошенько поразмыслить. И не паниковать! Вот и все — подумать и не паниковать!»

Освежившись, Самолкин влез в халат и посмотрел в зеркало. Отражение почти устроило. Лицо было опухшим, но не безнадежно. Обычное усталое лицо. Альберт подошел к двери, щелкнул замком и, высунувшись, покрутил головой по сторонам. Вася скалил зубы грудастой горничной. Альберт махнул ему рукой: «Иди сюда! Быстро!» Вася встрепенулся, вбежал в номер и уже на пороге ударился в нотации.

— Альберт Борисович, нельзя же так. Мы тут все на ушах стоим. Не знаем, что и думать. В три у нас выступление в колхозе, а вы все спите.

— Заткнись! — Босс выглядел злым и пьяным. — Заткнись и слушай!

По тону, которым почти всегда мягкий шеф, выдал приказ, Вася понял, случилось что-то непредвиденное. Он уже и сам это подозревал — Игорь рассказал о подобранном пацане, но, кажется, все было гораздо серьезнее.

— Вася, у нас проблема!

Вася молчал, ожидая продолжения.

— Большая проблема! — Альберт изучающе смотрел на помощника. — У меня в ванной — труп!

Лицо Василия не изменилось. Напротив, в его глазах Альберт прочел огоньки недоверия: «Вы ничего не путаете?»

— Да! Твою мать! — Самолкин истерично повысил голос. — Труп! Самый настоящий. Тело этого малолетнего долбоеба!

Василий, стараясь выглядеть спокойным, выдохнул и хладнокровно уточнил.

— Что думаете делать?

— Это ты мне скажи — что делать! — Альберт был на грани. — Ты же у меня советник хренов!

— Я?! — Вася глубоко вздохнул и отвел взгляд. — Ну, хорошо! Для начала надо успокоиться.

— Что мне успокаиваться?! У меня в ванной плавает мертвец, а я должен быть спокоен?! Нет, ты что-то не понимаешь! Пошли — покажу, тогда, может, поймешь!

Смотреть на труп советник не хотел, но Самолкин схватил его за руку и почти силком тащил в ванну. Распахнув дверь, почти с садистским удовольствием уставился на помощника.

Ожидания себя оправдали, Вася зажал рот и кинулся в туалет. Унитаз, будто пустая кастрюля, усиливал звук спазм.

— Слабак! — Альберт невольно чертыхнулся. — Какой, ты… А!.. Блядь, а я и не знал, что ты такой нежный. А, Васятка?!

Из туалета повторился звук спазм.

— Проблюешься, хлебни виски. Там в шкафу бутылка стоит не начатая.

Но Васе было не до виски. Спазмы душили, а, прекратившись, неприятно отзывались глубокой икотой. Самолкину это не нравилось. Также, как и не нравилось, что помощник безнадежно раскис. Он взял его за плечи, легко встряхнул и пошлепал по щекам.

— Ты что, твою мать?! Покойника никогда не видел?

Вася только кивнул.

— Ладно, сядь!

Советник безвольно сел. Самолкин открыл бутылку, налил виски в стакан и сунул ему в руку.

— Пей!

— Я не могу… Меня вырвет.

— Пей, дурак!

Дрожащими пальцами Вася поднес стакан ко рту. Медленно, но желтая жидкость переливалась в него. Ополовинив, советник хотел было опустить стакан, но Альберт прижал его, и волей-неволей пришлось пить все.

— Вот так!

Василий теперь был жалок. Депутат отвернулся, прошел к окну и посмотрел вниз. «Жаль, что я бросил курить. Сигарета сейчас бы не помешала».

Через несколько минут советник подал голос.

— Мне уже лучше. И виски…. Можно еще.

— Можно. Только потом. Сначала проблему решим, а бухать потом будешь.

* * *

Будто разминая извилины, Василий потер виски, встал и посмотрел на босса.

— Альберт Борисович, как это произошло?!

Депутат поморщился.

— Думаешь, я помню?

Вася посмотрел на бутылку.

— Много выпили?

— Да.

— И?!

— Что «и»?!

— Но что-то же вы должны помнить?! Он, ведь, не сам?!

— Не сам!

— Вот и я…

— Да, блядь! — Альберт резко перебил. — Что ты заладил. И без тебя знаю, что сам — дурак! Подобрал гаденыша с помойки, теперь вот, расхлебывай.

— Я тоже удивлен. Вы, будто забыли, зачем мы сюда приехали?! — Пьяный, Вася переходил рамки. Но Альберт этого не замечал, сейчас он готов был простить помощнику многое. — Вам что, в Москве не хватало задниц этих малолетних?! Местной экзотики захотелось?!

— Да это все он!

— Кто?!

— Вадик из Уйганска. Разозлил меня — будь здоров, вот я и завелся.

— Причем здесь Вадик?! — Василий непонимающе махнул головой. — Нет, это — невозможно! Давайте так: рассказывайте сначала. Как все было?! С самого начала и до конца!

— Зачем это?

— Затем, чтобы понять, как эти концы прятать будем. Ну, про то, где вы его взяли, я уже знаю. Игорек мне это рассказал. И про приставку с тортиком, и про презервативы с клубникой. Пацан родителям звонил?

— Нет.

— Точно?

— Да, точно-точно! Не успел. Он сразу в игру сел играть. Потом Вадик позвонил. А после, я вообще телефон выключил.

— А местный? — Вася кивнул на старенький аппарат.

— Говорю, не успел.

— Хорошо. Что дальше?

— А что дальше. Я к нему по-хорошему, торт предложил, по голове погладил. А он — ни в какую. Слезы там, сопли, крики. Ну, я его за шкирку и на диван. Рот рукой прикрыл, а он — гаденыш меня за палец цапнул. Видишь?

Альберт показал указательный палец. Следы укуса были едва заметны. Вася махнул головой — дальше.

— В меня после этого, как бес вселился. Сам не понимаю, как так вышло. Схватил его за горло и держал. Он подергался немного и затих. Я думал, притворяется, ну и держал, пока мы с ним того… ну, ты понимаешь… Короче, не помню я дальше ни хрена. Выпил много.

— Да, уж. — Пиарщик неодобрительно покачал головой. — Значит, так! Встречу с колхозниками я уже отменил.

— Когда?

— Утром.

— А чего ж коней гнал?

— Встряхнуть вас хотел. Я ж не знал, что тут все так круто. Думал, обычный загул. Но, на всякий случай, в колхоз позвонил и извинился. Сослался на плохое самочувствие.

— Хорошо.

— Что хорошего?! — Вася был пьян и немного зол. — Я от вас такого не ожидал!

— Думаешь, я сам от себя ожидал?!

— Ладно. Проехали.

— Что делать предлагаешь?

— А что делать — труп в мешок и в тихое место. Я Игорю скажу, чтобы он перед этим конечности и голову… того.

— В смысле?

— Отчленил. — В глазах Васи проснулся циник. Альберт даже поежился: «Вот это Вася. А я и не подозревал». Пиарщик продолжал. — Топориком или лопатой, в крайнем случае.

— Зачем?

— Чтобы, по отпечаткам не опознали. Он их в костре обожжет и отдельно зароет.

— А, может, его целиком того?!

— Что?!

— Ну, сжечь.

— Возни слишком много. — С видом прожженного урки Вася развалился на диване. — Да, что вы суетитесь?! И так, никто не прочухает. Все сделаем, как надо. Сидите здесь и никуда не высовывайтесь. Я сейчас Косте позвоню, скажу, чтобы машину приготовил, в аэропорт вас отвезти. Первым рейсом и в Москву. А мы тут и сами управимся.

— Ну, Вася! Если дело выгорит… Я… я, — Альберт задыхался от переполнявших эмоций.

— Благодарить потом будете.

— Нет, я серьезно. У нас там во фракции два кресла должно скоро освободиться. Я поговорю с кем надо. Если пронесет, я тебе этого не забуду.

— Борисыч, награды потом. Лучше одевайтесь.

В ванну Альберт больше не пошел. В комнате натянул на себя белье, костюм, повязал галстук. Через десять минут позвонил Костя: «Машина готова». Самолкин пожал Васе руку и вышел.

— Ни пуха!

— К черту!

Закрыв за Самолкиным дверь, советник выпустил воздух. Виски манило взгляд, но помня слова босса, Василий решил не пить. Сейчас прежде всего работа. Не своя и очень грязная, но, так необходимая им сейчас, работа. С Самолкиным они были в одной лодке и, если утонет рулевой, то и команде придется выбираться вплавь. Барахтаться в холодной воде Васе не хотелось.

Пиарщик окинул взглядом номер. Игровая приставка, остатки торта, детская одежда и ранец. Все полетело в пластиковый пакет. Аккуратно, мокрой тряпкой он прошелся по мебели, посуде, дверным ручкам. Убрав отпечатки и улики, решил заняться трупом. Впрочем, страх перед мертвецом окончательно не прошел. «Может, еще виски?! Ну, конечно — иначе, никак». Вася налил половину стакана и, выдохнув, выпил залпом. «Бр-р, гадость! Если бы не эффект, никогда бы не притронулся. — Он сделал глубокий вдох. — Сейчас я встану и пойду в ванну. Сделаю то, что нужно и позову ребят. Тело упакуем и спрячем так, что никто не найдет. Если кому-то вообще это надо — искать и расследовать?! Хищение картошки и поножовщина в трущобах — местные пинкертоны сыты этим по горло. В конце концов, сколько детей пропадает и, что?! Ничего! Никто их не ищет и не находит, будто и не было никогда. Пропал без вести и все! Хотя?! — Вася хитро улыбнулся. — Если что — Альберт и отмуслявить может. Да и депутатскую неприкосновенность никто не отменял. Нет-нет, какая неприкосновенность?! Кому рыпаться-то?! Что-то я уж совсем. Сейчас лучше о себе подумать. Ведь, это убийство — и не убийство вовсе, это — синяя птица. Моя птица. И я обязательно ее приручу. Шанс только дайте, Альберт Борисович!»

Фотоаппарат у Василия лежал в чемодане, в номере на том же этаже. Вернувшись, он закрыл дверь на ключ, перевел дух и двинул в ванну. Одев резиновые перчатки, перевернул труп на спину. В остекленевших глазах мальчика читался ужас. Ужас перед насилием и страх неизвестности. Василий поспешно отвел взгляд: «Глаза чертовы! Мог бы и закрыть, перед тем, как сдохнуть. Нет, нужно выпить еще. Это тяжелее, чем я думал».

Он вернулся почти пьяным. Наклонился и, взяв Юрку за голову, грубо приподнял ее. Поза вышла идеальной. Такая, как и нужна была для криминалистической съемки. Наведя фокус, нажал на спуск. Потом еще и еще. Пленка фиксировала положение мертвого тела. Пиарщик наклонился и прицелился под другим углом. «Хорошо! Отлично! Вот так! Фотографии, Альберт, тоже имеют свою цену. Когда-нибудь ты захочешь купить их. И не только их. — Вася был один, но мысли непроизвольно обретали звук. — Мое молчание, оно стоит дороже. Вот так».

Пиарщик вытащил пленку и убрал в карман. Взяв кухонный нож, принялся резать палец на кисти мертвеца. Распухшие ткани легко разъехались под лезвием, но кость была крепка. Обрезав кожу, как палку, сломал сустав о борт ванны. Фаланга полетел в пакет, в другой — отрезанная прядь Юркиных волос. «С такой доказухой, Альберт, никуда тебе не деться. Будешь крутиться, как уж на сковороде. А этого ты не любишь. Да и зачем?! Вот и мне это не нужно. Ты просто отдашь мне часть своих денег и все».

Закончив, Василий швырнул перчатки в пакет и взял телефон.

— Игорек, Костя уже вернулся?

— Да.

— Вот и отлично. Оденьтесь там попроще и оба в номер к Альберту. Есть работа.