— А если всё ж совсем померла? Может, ну её, а, Драб? Скинем в кусты, да и вся недолга.

— Не вздумай! Знаешь, какие они, ведьмы, живучие? Слыхал я, что одну даже похоронить успели, а она через два дня как выкопалась! Приходит к себе домой, а там уж новые хозяева объявились…

— И что?

— Что‑что… Разозлилась и так всех сглазила, что даже дети со страху поседели.

— Ой…

— Вот тебе и 'ой'. Забыл, что ли, что эта девка на площади устроила?!

— Забудешь такое! Когда белый день чёрной ночью обернулся… А потом всем нашим будто песка в глаза надуло, до сих пор слезятся, собаки.

— Вот — вот, из‑за неё всё! Одних в капусту порубили, других повязали. Хорошо, что мы вовремя оттуда утекли. Даже добро кое — какое прихватили… Так что мы с тобой, Шитко, из всех самые везучие.

— Угу… А ватамана жалко. Больно умный мужик был. Что ж теперь, как дальше‑то жить? На что? Вместо золотых слитков — мешок барахла да обморочная ведьма. Много ли за это выручишь?

— Не боись, дружка, со мной не пропадёшь! Слыхал я, что в одном городе часто колдуны из Хорь — града проездом бывают. До него всего‑то два дня пути. А уж там мы с тобой развернёмся. Продадим девку колдунам, тут главное, в цене не прогадать…

— Почём ты знаешь, что купят?

— Знаю. Потому и прихватил её вчера. Говорят, колдуны наших ведьм для каких‑то своих ритуалов используют. Силу их выпивают, до самого дна. Ведьма, конечно, умирает, а они становятся ещё могущественней. И даже жизнь себе продлевают. А тело ведьмы пускают на опыты.

— Ккакие?

— Откуда я знаю? Я, хвала стихиям, не колдун…

Телегу в очередной раз подкинуло на ухабе, и Лита с трудом удержала стон. Незаметно приоткрыла глаза — и убедилась, что недавний разговор разбойников ей ничуть не приснился. Они ехали по заросшей лесной дороге. Справа и слева от неё — ёлки, ёлки, ёлки… И ни одного ясеня, ни одной родной берёзки. Значит, она уже и вправду в Велессии. Утренний туман неохотно рассеивался, делая чётче очертания деревьев. Утро… А тогда, на площади, был только ранний вечер. Долго она пролежала в беспамятстве, ох, долго… Да и теперь ещё такая слабость, что голову поднять тяжело, не то, что затёкшие от верёвок руки и ноги. Видно, всерьёз боятся дядьки, как бы ведьма чего не выкинула.

Лита осторожно проверила верёвки — за столько часов они порядком провисли. Сможет ли она освободиться, сбежать незаметно? Нет. Что толку себя обманывать… Даже если сползёт с телеги (мужики‑то спереди едут, оборачиваются редко), то не уйдёт далеко. Или они спохватятся, или её быстрей дикие звери найдут. Зато так хоть сила её, если она ещё осталась, злым колдунам не достанется. Не должна она попасть к ним в руки, слишком это будет несправедливо… и страшно. 'Выпивают', 'на опыты'… Нет, не бывать тому!

…Копыта лошадей весело зацокали по брёвнам моста, и Лита вновь вынырнула из своего зыбкого забытья. Мост был хоть и старый, узкий, но ещё крепкий и такой высокий, что и реки под ним не видать — туман один. Он сонно клубился и с высоты выглядел таким уютным, словно мягкая перина в спальне богатого дома. И Лита вдруг поняла — это ведь он её зовёт, её манит! Потому что не ведьма она, а просто туманная девушка, которая наконец‑то вернётся домой, сольётся с родной стихией. Не умрёт в плену у чёрного колдуна, не будет лить слёзы, вспоминая убитого жениха… Нет, она просто станет новой частичкой тумана, растворится в нём, позабыв про свои страхи и печали, и обретёт желанную, такую желанную свободу. От всех, от всего… Так будет лучше.

Разбойники дружно обернулись — и едва успели увидеть мелькнувшую у края моста светлую рубаху.

— Батюшки! Утопнет!!

Больше ничего Лита уже не услышала. Недолгий свист ветра в ушах — и измученное тело, разорвав туман, погрузилось в холодную быструю воду. Тысячи ледяных иголок… вздох… не сделать больше… всё… Теперь уж всё.

В царстве стихий тоже оказалось холодно. А люди‑то врали, что там всегда лето, птички поют…

Птички не пели. Наоборот, рядом сопели и ругались, точно как давешний дед в подвале. И зубы у кого‑то стучат так противно… Неужели у неё? Тут же нахлынули разом и остальные чувства: заломило, закрутило болью перетруженные мышцы, а холод стал настолько нестерпимым, что хотелось завыть в голос. Нет, видать, жива она покуда. Но как?!

Лита с трудом разомкнула веки. Вокруг неё — большая лесная поляна; шум реки отсюда еле слышен. Сама она лежит на куче лапника, завёрнутая в плотный кокон из одеяла и какого‑то барахла. Где‑то за спиной весело трещит и шипит костёр, наполняя сорванные лёгкие приятным запахом хвойного дыма. Как она здесь очутилась?

— Ну что, пришла в себя? Болит что‑нибудь? — хриплый знакомый голос раздался совсем близко.

Лита невольно вздрогнула, когда над ней склонилась чья‑то тень. Да это же… Риньяр!

Осунувшееся лицо, чуть влажные волосы смешно торчат вокруг головы, неровными прядями ложатся на голые плечи. Из одежды на нём — только нижние полотняные штаны, причём не сухие. Остальное сушится над костром, оттого к аромату хвои примешивается запах мокрой кожи и…

— Не спалишь рубашку?

Рин, ругаясь себе под нос, метнулся спасать и тушить, а Лита неожиданно для себя рассмеялась. Ещё более хрипло и ничуть не весело, скорее, нервно. И тут же надрывно закашлялась.

— Лежи спокойно. Скоро вода согреется, хоть горло промочишь. И, между прочим, это не моя рубашка горела, а твоя.

Только теперь Лита осознала, что под всеми тряпками, одеялом и кафтаном она лежит совершенно… ой.

— А что мне было делать? — пожал плечами парень. — Ты и так заболеть можешь, вода‑то уже холодная… А если б оставил в мокром, то и вовсе закоченела бы до смерти. Не бойся, не смотрел я, не до того было…

Лита снова закашлялась и ещё глубже зарылась в гору тряпок.

— Как ты…

— Нашёл тебя? Обыкновенно. По следам. Дорогу они выбрали безлюдную, никуда не сворачивали. Уж совсем было подобрался, а тут… Ты нарочно в воду упала? Чего молчишь?

— А что ты хочешь услышать? Они меня колдунам хотели продать. Лучше уж так, чем…

Возразить на это было нечего.

— Рин… Ты далеко был, когда?.. Я видела…

— Да, — буркнул он, поспешно отворачиваясь к костру. — Я тоже видел. Как вернёмся в Соколиный, к наместнику пойду, пусть судят.

— Тебя?

— А кого?? Сама ведь знаешь, моя в том вина, только моя. Если б мы вовремя из города ушли, не пришлось бы ему одному против целого войска выходить. Он же знал, что не выживет, понимаешь ты это? Знал, и всё равно пошёл.

— Но зачем?!

— Не понимаешь? А я вот понимаю. Сам бы так сделал, да только… Пойду ещё дров принесу.

Когда Рин вернулся, Лита уже выплакалась и бессильно лежала, с головой укрывшись траченным молью кафтаном.

— Сможешь привстать? Вода нагрелась.

Не смогла. Пришлось ему самому поднимать, прислонять к себе дрожащую в ознобе девушку и осторожно поить из красивой медной кружки.

— Эх, жаль, что браги нет, вмиг бы поправилась!

— А кружка… откуда?

— А ты как думаешь? — криво усмехнулся Рин. — У тех двоих, что тебя везли, одолжил. И одежду, и мешок с ворованным, вернуть же надо. И лошадей с телегой. Не дойдёшь ты до дому сама…

— Одолжил?

— Да! Тебе подробно рассказать, как именно это было? — разозлился он. Глянул на неё в упор — и вдруг растерянно заморгал. — Ой, Лит… Твои глаза…

— Что??

— Они… одинаковые стали.

— Как это?

— Не знаю. Раньше правый был синий, левый — зелёный, а теперь они оба ну как бы сине — зелёные. Я раз море видел — вот точь — в-точь такого цвета. Разве так бывает?..

— Видно, бывает, — устало улыбнулась девушка. — Если то, что случилось на площади, правда, и это всё я устроила, то неудивительно, что ведьминой силы во мне уже ни капельки не осталось. Должно быть, это знак, что я теперь обычный человек…

— И слава стихиям!

Рин порывисто прижал её к своей груди — неожиданно тёплой, и Лита не стала отстраняться. Как же хорошо, когда наконец‑то отпускает противная ноющая боль, расслабляется измученное тело, когда вслед за медленными осторожными поглаживаниями большой горячей ладони внутри разливается приятное тепло, успокаивая, усыпляя…

Проснулась Лита уже за полдень. Прислушалась к себе: вроде не холодно. И почти не больно. Только слабость не проходит, но это, верно, потому, что за почти двое суток у неё во рту и маковой росинки не было. Тем заманчивей показался ей доносившийся от костра сочный аромат жареного мяса. Девушка кое‑как повернулась в своём 'гнезде' и с минуту наблюдала, как уже полностью одетый Рин поворачивает над огнём шкворчащую заячью тушку. Потом не выдержала:

— Долго ещё?

Он с улыбкой обернулся.

— Я уж думал, даже это тебя не разбудит, соня — засоня! Да готово давно, не снимаю, чтоб не остыло. Погоди, сейчас одежду принесу, высохло всё.

— А это точно заяц? — полюбопытствовала девушка, устраиваясь у костра на всё том же кафтане. — Они в Велессии водятся?

— Боишься, что ядовитый? Тогда не ешь, мне больше достанется! Да заяц, заяц, вылитый наш. У них тут, видать, только деревья другие, а зверьё один в один.

— Это хорошо. Рин, ну давай его уже, а то я тебя самого съем!

Парень расхохотался и протянул ей два самых увесистых куска.

Всего через несколько минут от бедного зайца остались только тщательно обглоданные кости. Рин предложил не мешкать и двигаться в обратный путь. До ночи они к своим добраться не успеют, но чем скорее пересекут границу, тем лучше. Только вот кто ждёт их на том берегу? Не жених и не командир… Может, только Кейра, а может, и вовсе никто.

До самого позднего вечера им так никто и не встретился. Даже странно — то ли велессов мало, то ли лесов у них слишком много… Но сейчас это им только на руку. Рину надо срочно выспаться, а то он уж и сам на себя не похож, совсем измучался, бедный. Но ведь не признается в этом, даже вожжи подержать не даёт…

На ночь свернули с дороги на уютную поляну. Рин занялся лошадьми, а Лита отвоевала право развести костёр. Не такое уж это хитрое дело. Поужинали двумя чёрствыми пирогами, которые случайно нашли в мешке с ворованным добром. Спать легли рядом на телеге, укрылись разбойничьим 'наследством' — одеялом и двумя кафтанами. Если днём солнце ещё вовсю греет, то ночи уже осенние, холодные. Как бы Рин сам не заболел, он ведь тоже студёной воды вдоволь нахлебался…

Лите не спалось. Она ворочалась с боку на бок и пыталась понять, что ей делать дальше со своей непутёвой жизнью. Которая только чудом не оборвалась в плену у разбойников, которую ценой своей защитил Яр, а потом спас его оруженосец. Кому‑то он теперь пойдёт служить?..

— Что ты всё ёрзаешь?

— Ой, прости… Больше не буду.

— Да ладно, я сам заснуть не могу. О чём думаешь?

— О тебе.

— Хм. И что именно?

— А то, что я завтра с тобой к наместнику пойду. И прослежу, чтобы ты на себя зря не наговаривал. Ты у Яра на самом хорошем счету был, нельзя тебя судить и со службы выгонять. Я правду скажу — что он из‑за меня погиб. Стало быть, и вина моя. Тебе лучше меня известно, как князь его ценил, сколько он для него и для всей нашей страны сделал. И ещё больше бы сделал, кабы не я. Это от него кругом польза была, от меня же — вред один. Было бы лучше, если бы…

— Уверена? — зло зашипел Рин. Даже привстал, и Лите на миг показалось, что он еле сдерживается от желания отвесить ей хорошую плюху. И пусть бы… Заслужила. — Не говори того, о чём не знаешь! Умереть за князя — наш долг, каждый воин, если нужно, пойдёт на это без раздумий. Но умереть за любимую женщину… это как мечта. Как наивысшее счастье — когда ты понимаешь, что пошёл на это не по чьему‑то приказу, а только лишь по велению сердца. Когда всё становится неважным, кроме одного — её жизни. Потому что только так правильно, потому что любимая должна жить. Во чтоб это ни стало. Пусть она потом полюбит кого‑то ещё и будет с ним счастлива, пусть даже никогда больше не вспомнит о тебе, забудет твоё имя — всё это неважно. В ворота царства стихий ты войдёшь с улыбкой, точно зная, что сделал для неё всё, что мог. Я очень завидую Яру…

Для Литы эта страстная речь явилась полной неожиданностью. Неужели и её жених так думал?

— Я всё равно схожу с тобой. Просто убедиться, что никто тебя ни в чём не обвинит…

— А я в этом нуждаюсь? — с прежней злостью перебил Рин. — Это моя жизнь, и я не хочу, чтобы ты в неё лезла! Сам разберусь. Довезу тебя до города, и всё…

— Сам? Хорошо! — Лита почувствовала, что вот — вот расплачется. — Наконец‑то ты перестал притворяться. Я ведь знаю, что ты считаешь меня Яровым проклятьем, что я приносила вам одни несчастья, ты считаешь, что я виновата в его смерти, хоть вслух говоришь обратное! И ты прав, Рин, тысячу раз прав!! Я только одного не могу понять: зачем ты сам не оставишь меня в покое?! Приказы Яра больше над тобой не властны! Ты мог бы спокойно остаться в городе, а не нестись за мной в Велессию. Не преследовать разбойников, не рисковать снова жизнью… Зачем это тебе?? Зачем ты вытащил меня из реки?? Зачем?!

Не выдержала, всхлипнула и поскорей уткнулась лицом в одеяло. Нельзя сейчас реветь, выставляя напоказ свою глупую обиду. Какая разница, что на самом деле Рин про неё думает? Ведь всё равно помогает. Настоящий мужчина, верный своему слову. А она… просто злыдня неблагодарная. Заладила, что с ним пойдёт, хотя могла бы потом и одна сходить и всё узнать. После таких потрясений ему, бедному, и так тяжело, а ещё она со своими слезами и обвинениями…

— Ппрости… Давай спать.

Рин молча лёг на своё место. Девушка понадеялась, что он почти сразу уснул, и вздрогнула, услышав его голос. На этот раз спокойный. И усталый — очень.

— Ты хочешь знать, зачем? Хорошо, я скажу тебе. Молчал и хотел молчать до конца, а теперь думаю — невелика разница. Завтра мы всё равно последний день видимся. Не знаю, что ты будешь делать дальше, да ты и сама поди не знаешь. А я в Ясеневый вернусь. Если не на службу, так хоть родителей навещу, они там неподалёку живут. Давно я их не видел… И сестёр с братьями…

— Много их у тебя? — с невольной завистью спросила Лита.

— Четверо, и все младшие. И все тоже хотят в княжескую сотню, даже девчонки.

— Конечно, ты же для них во всём пример, настоящий герой. Тобой вся семья гордится!

— Да уж… такой герой, что самому противно, — невесело хмыкнул Рин. — Лит, ты тоже меня прости. И за то, что голос на тебя повысил, и за то, за что сам себя не прощу… И ещё прости… за то, что люблю тебя.

Она не ослышалась?

— Вот и ответ на твой вопрос 'зачем'. Знаю, ты никогда не думала обо мне, не замечала — как и все, когда рядом был Яр. За три года я привык не обращать на это внимания. Не так уж это и трудно… А потом я встретил тебя — свою единственную. Невозможно красивую девушку в свадебном платье… Я помню этот вечер, словно он был вчера. Не только Яр тогда пропал, я тоже. И наконец‑то понял, о чём говорили мне родители. Что у всех в нашей семье есть одна особенность — чувствовать любимого человека. Чувствовать и находить — везде. Понимаешь теперь? Это не Яр тебя находил, а я. Вернее, сначала, наоборот, уводил как можно дальше, хотя мне было физически больно быть от тебя на расстоянии. Ты сказала, что боишься Яра, не хочешь быть с ним, и я старался уговорить его вернуться в столицу. А потом увидел тот сон, почувствовал, что тебе угрожает смертельная опасность — и так испугался, что он мне поверил и повернул назад. Так что смерть твоего отца на моей совести. В Соколиный Яр сам приехал, после того, как сначала мы в другом городе искали. Вернее, он искал… А потом услышал про тот праздник, про обычай последнего танца — и загорелся испытать судьбу. А сам тебя не узнал, всё за другой девушкой бегал, казалось ему, что это ты. Тогда я решил, что сам тебя на последний танец приглашу.

— Почему же не пригласил? — глухо спросила Лита.

— Не успел. Меня как раз та девица поймала, Яр‑то уже к ней вплотную подобрался. Вот она и вцепилась в первого встречного. И он, должно быть, тоже самое сделал…

— А какая у тебя маска была?

— Ни за что не вспомнишь, — хмыкнул он. — Самая незаметная — воздуха. Мне сказали, её почти никогда не берут. Мало того, что слишком простая, неказистая, так ещё примета есть — кто её наденет, тот и сам словно бы пропадёт. Эта стихия и вправду из всех самая незаметная. Кто на такую польстится?

— Но ведь без воздуха и жизни самой нет…

— Неважно. Главное, что ты меня действительно не видела, хотя я всё время рядом был.

— Взгляд… чувствовала.

— Извини. Не смотреть на тебя я просто не мог. Да что толку? Пока я от девицы своей последней отделался, у вас с Яром уже всё сладилось. Понял я, что ты к нему окончательно отношение переменила, а раз так — то уже назавтра его женой станешь, Яр больше ждать не будет. Потому и напился до беспамятства, чтоб хоть предлог был на свадьбу не идти… И вот что из этого вышло. Можно до хрипоты спорить, чья тут вина, можно просто сказать — так судьба распорядилась… Но мне от этого всё равно не легче. Я хотел бы, чтобы Яр был жив, чтобы ты была с ним счастлива. Но это уже невозможно…

— И чего же ты хочешь — теперь? — напряжённо спросила Лита.

В его голосе послышалась улыбка.

— От тебя? Ничего. Веришь?

'Верю…'

После ночного разговора оба проснулись поздно. Рин держался как обычно, и ей на миг подумалось — а не приснилось ли всё это часом?

Дальше ехали молча. Рин правил и почти не оборачивался на свою пассажирку, но каждый его взгляд Лита отчётливо ощущала. Точно как тогда, на празднике…

Ещё несколько часов — и безлюдная Велессия осталась позади. Пограничная охрана дотошно выспросила, кто они и откуда; узнав, что Рин — Яров оруженосец, дядьки подобрели и отправили его в дом купца Ватуты, наместник‑де сейчас там проживает. Хозяина всё равно убили…

В самом городе уже ехали медленно — слишком много было снующего по улицам народа. И каждый при деле: кто брёвна тащит, кто доски, кто инструмент, а бабы — полные корзинки снеди, кормить строителей. За время набега несколько десятков домов сгорело, их теперь всем миром восстанавливают, а то уж холода не за горами… Среди мастеровых то и дело мелькали люди в форме княжьей дружины. Неизвестно, успели ли они принять участие в битве за город, но со строительством и ремонтом активно помогали, говорят, сам князь распорядился.

— Рин, останови.

— Передумала идти к наместнику? — насмешливо улыбнулся он.

— Не передумала. Только хочу сначала домой зайти. Узнать, уцелел ли, что с подругой моей…

— И платье приличное надеть? — поддел он. — И то верно. Иди и… Может, ещё встретимся!

Уехал поспешно, так ни разу и не оглянулся.

Лита невольно вздохнула и побежала на знакомую улицу. Там, хвала стихиям, не оказалось ни одного сгоревшего дома. И даже разграбленного — не стали разбойники сюда соваться, поняли, что улов будет невелик. То ли дело богатые купеческие хоромы в центре города!

В доме Кейры не оказалось. Лита нащупала ключ в старом месте под крыльцом, зашла — вроде всё на месте. Сильно пахнет травами, значит, недавно варила. Значит, жива… Вот радость!

В её комнатушке тоже ничего не изменилось. Любимая рукодельная шкатулка на столе у окна, несколько платьев в сундуке, старый короб под кроватью… И корявые деревянные бусы на самом видном месте. Вот они‑то ей и нужны. Вдруг да наместник и командир дружинников решат, что Рин нарушил какой‑нибудь приказ или недостаточно рьяно оберегал своего господина? Да ещё подозрительно быстро исчез с поля боя, а теперь вот объявился как ни в чём не бывало… Слова в его защиту — это одно, но более надёжную службу могут сослужить отцовские самоцветы. За того, кто её спас, хоть все отдать не жалко. А она и так не пропадёт.

Девушка наскоро умылась и с наслаждением переоделась в чистое. Посмотрела в зеркало и только головой покачала: ну и 'красавица'! Худющая, бледная. И глаза будто потускнели — не синие, не зелёные. Какое там море, так, тина озёрная… Ну и что? Она ведь не красоваться к наместнику идёт, а по делу. Только пустят ли к нему, не прогонят? Наместник, поди, занят сильно, да и вряд ли узнает виденную мельком Ярову невесту. Но она всё равно пойдёт.

Вместо тяжёлого короба Лита взяла с собой небольшую полотняную котомку. Сложила туда бусы, вынув из них ссудную 'монетку'. Со вздохом сняла с батюшкиного ожерелья перстень Ярама. Каким чудом он сохранился? Не потерялся в суматохе, не стал добычей разбойников… Надо попросить, чтобы его князю передали. Может, у Яра осталась ещё хоть дальняя родня.

Временное пристанище наместника Лита нашла быстро. Людей здесь сновало особенно много, а дверь, кажется, и вовсе не закрывалась. Никто не окрикнул её, не остановил, зато и вопрос, где сейчас глава города, остался без ответа. Все были заняты, что‑то делали, суетились и лишь отмахивались от неё, в лучшем случае говоря 'вроде был где‑то тут'. И где это 'тут'?

Девушка поднялась на второй этаж и медленно пошла по коридору, прислушиваясь — не раздастся ли за очередной дверью зычный голос наместника? Здесь было гораздо тише, а народу и вовсе никого — должна услышать.

— А я тебе сказала — будешь! До последней капельки!

Она чуть не засмеялась вслух. Так вот где обретается её подружка! Не самого ли наместника пользует? А что, она такая, никому спуску не даст!

— И не делай такое лицо. Знаю, что горькое… Но надо. Надо, мой хороший. Вот так, молодец. Давай кружку… Ай, пусти! Бессовестный, ну что ты делаешь…

Лита вдруг ощутила несвойственное ей жгучее любопытство. Неужели Кейра не просто ухаживает за очередным раненым солдатом? Судя по голосу, её возмущение явно наигранное, не значит ли это, что она нашла, наконец, того, кого предсказала ей бабушка? Своего суженого, которому сгоряча пообещала дать хороший подзатыльник в отместку за долгое ожидание? Зная Кейру, не приходилось сомневаться, что она уже так и сделала. Ну или сделает, когда вылечит…

Дверь оказалась не заперта, даже притворена неплотно. Кляня себя за нескромность, Лита всё же осторожно заглянула внутрь.

Первое, что бросилось ей в глаза — огненная растрёпанная грива сидящей на кровати Кейры. Второе — мужские руки, которые недвусмысленно обнимают её за пояс. Но вот мужчина привстал, и рыжие пряди перемешались, сплелись с его иссиня — чёрными.

— Что я делаю? Люблю тебя… Разве сама не видишь?

— А если рана откроется?!

— Но ты же меня спасёшь? Я даже готов ещё раз выпить твоё жуткое зелье… Только не уходи сейчас. Не могу я без тебя больше…

Слова. Голос. Взгляд. Всё это было так недавно — но не с Кейрой, а с ней, Литой. Так странно, словно какой‑то сон…

— Я тоже не могу без тебя, Яр. Обещай, что будешь себя хорошо вести и лежать, пока не поправишься. Обещай! Иначе…

— Сглазишь?

— Нет. Просто уйду домой и не приду больше.

— Не уйдёшь! Я тебя не пущу, ни за что. Кера, любимая…

Бесшумно притворилась дверь. Лита скользнула обратно в коридор и опустилась на первую попавшуюся лавку. Задрожали стиснутые на коленях руки, задрожали на ресницах непослушные слезинки… Ну почему, почему она такая?! Тут же радоваться надо. И за Яра, которого она уже оплакала, и за подругино счастье. Это ведь её, Кейры, лекарство вылечило тяжело раненого сотника. Сначала травы, а потом любовь, которая вспыхнула и затмила собой всё вокруг. И досужие сплетни, и былые страхи… и все прошлые чувства, словно их и не было никогда. Права оказалась бабушка Маля. Теперь за них двоих можно не волноваться — когда встретишь истинную половинку, всё остальное сущей мелочью покажется. Тогда тем более не след им мешать…

Лита вытерла глаза и встала. И уже на выходе столкнулась с наместником. Он неожиданно узнал её и потянул в свободную комнату — поговорить.

— Ну что, судя по лицу, ты всё сама видела…

Лита кивнула.

— И что думаешь делать?

Она неопределённо пожала плечами и достала из сумки перстень.

— Передадите ему?

— Обязательно. А на словах что?

— Ничего. Не знаю, позабыл он меня совсем или нет, но лишний раз напоминать о себе не хочу. Скажите, что на улице нашли…

— Ладно, придумаю что‑нибудь, — вздохнул мужчина. — Ты уж не обижайся на них, дочка. Яр только благодаря ей жив остался. Мы‑то уж и не надеялись, лучшие лекари руками разводили — не жилец, мол… А Керена только свои травки к ране приложила — как он тут же глаза открыл. Напоила каким‑то отваром, и стал Яр прямо на глазах оживать. Первый раз я такое чудо вижу… Про тебя, как очнулся, ни разу не спросил, всё на спасительницу свою наглядеться не мог. И она тоже от него не отходит. Не знаю, почему всё так вышло, колдовство это или истинная судьба, но тебе сейчас между ними не встать, напрасно только себя изведёшь. Прости ты их, знать, не твоё это счастье было, чужое. А ты своё ещё отыщешь. Непременно отыщешь!

Лита согласно закивала, загоняя внутрь заново подступившие слёзы. Мужчина хлопнул себя по лбу и улыбнулся.

— Чуть не забыл! Хорошо, что ты сама пришла, в такой кутерьме мы бы тебя до самой зимы искали… Это ведь ты на разбойников временную слепоту наслала? Что головой качаешь? Наши тогда всё подметили. Да и я теперь вижу, по глазам. Ушла твоя сила, вся, до капли, и больше не вернётся. Знавал я уже такое… Потому про поступок твой самому князю отписал.

— Зачем??

— Как это зачем? Уточнить размер награды.

— Да не надо мне никакой награды, и без того у вас траты большие — столько домов заново отстроить!

— Это так. Но без тебя бы много хуже пришлось. Пока бы помощь подоспела, ироды эти уже полгорода спалили… И вообще, девка, не тебе с князем спорить! Так что думай давай, да поскорее. Хочешь, мы тебе целый дом выделим или новый построим?

Лита чувствовала себя ужасно неловко. Свой дом, наконец‑то, только её и ничей больше… Заманчиво. Но кому‑то он, несомненно, нужнее, да и не сделала она ничего такого, всё это нечаянно получилось. К тому же Кейра, как только Яр окончательно поправится, наверняка уедет с ним в столицу, значит, её домик можно будет выкупить да и жить там на правах новой хозяйки… Пальцы рассеянно затеребили лежащую на коленях сумку и неожиданно нащупали через ткань кривоватые 'орехи' облезлых деревянных бус. Рин! Она же совсем забыла о нём!

На её вопрос наместник лишь отмахнулся. Никто его, конечно, ни в чём не обвиняет, что за глупости! Забегал он недавно, узнал, что жив его командир, и прямиком к нему направился. Поедет с ним да с дружиной в Ясеневый, тоже, наверное, награду какую‑нибудь получит…

Лита облегчённо улыбнулась. И вдруг совершенно чётко поняла, что в Соколином ей больше нечего делать. Она так и не успела полюбить этот город, а сейчас вдруг почувствовала себя здесь настолько лишней, что даже обрадовалась. Перед глазами мелькнуло лицо доброй тётушки Цары. Она ведь теперь может вернуться в Белореченск! Раз глаза стали обыкновенными, никто больше не будет её сторониться. Она просто повернёт обратно: заглянет к совестливому Ероху и его своевольной дочке, проедет через лес, который подарил и отнял у неё отца, навестит бабушку Юву… И останется в городке, от которого рукой подать до ещё одной родной могилы. Интересно, как там живёт — поживает Мадяна? Она по ней успела соскучиться…

— Если можно, я бы хотела лошадь поспокойнее и мужскую одежду.

— Уедешь всё‑таки? — сощурился мужчина. — Ты хорошо подумала?

Лита твёрдо кивнула и нащупала в сумке свою самую ценную вещь — рукодельный ящичек. Любимые пяльцы, коклюшки, нитки… Не иначе, случайно прихватила. Или не случайно? Ведь тогда можно будет не возвращаться в заброшенной Кейрой дом. Там больше нет ничего по — настоящему нужного. А значит…

— Я хочу уехать прямо сейчас.

— Эх, глупая, пожалеешь ведь!

— Не пожалею, — улыбнулась она. На душе неожиданно стало легко и спокойно, и былая опустошённость сменилась странной уверенностью в том, что скоро все её мытарства останутся позади. По телу пробежала волна тепла — как будто ей на колени запрыгнула невидимая мурлыкающая кошка. Всё будет хорошо, обязательно!

— Нет, не пожалею.

Час спустя Соколиный уже скрылся из виду. Наместник лично проследил, чтобы девушке дали самую выносливую и спокойную лошадь, и велел принести одёжку своего младшего сына — как раз впору пришлась. Лита сердечно с ним попрощалась и, более не мешкая, направилась к южным воротам. По пути прикупила в дорогу пирогов, флягу с водой и одеяло; помахала рукой Брану — он опять дежурил и очень удивился, узнав давешнего 'паренька с бусами'.

За воротами Лита оглянулась. Высокий берег реки, большой город с красивым гордым названием, который так и не стал ей родным домом. И не дал совершить очередную ошибку и невольно украсть чужое счастье. Прав наместник — не надо ей чужого, своё найдёт. Когда‑нибудь… Но найдёт.

Пустынная дорога уводила её всё дальше из пограничного края. Лита ехала и умудрялась не думать ни о прошлом, ни о будущем. Просто смотрела по сторонам, отмечая красоту зажелтевших деревьев, улыбалась косым лучам солнца и суетливому щебету перелётных птиц. Вот и она, как те птицы, улетает в южные края. И уже чувствует, как растёт, разливается внутри неё исцеляющее ласковое тепло. Оно словно заполняет собой усталое тело, до каждой маленькой клеточки, и проникает глубоко в душу, успокаивая, растворяя былые раны. Хорошо…

А потом она услышала позади себя стук копыт. Он становился всё ближе и ближе, пока с ней не поравнялся всадник на рослом гнедом жеребце. Но не обогнал, а просто молча поехал рядом. Лита украдкой взглянула на него и покачала головой. Но не удивилась почему‑то — совсем.

— Столица — в другой стороне.

— Знаю. Я решил туда по дальней дороге поехать.

— А командир позволил?

— Ага. Отпуск дал, на целый месяц. Так что я теперь сам себе командир, делаю что хочу. Захотел вот немного мир посмотреть, а то всё некогда было. То на службе, то гонюсь за кем‑то… — Рин скосил на неё глаза и насмешливо улыбнулся, показав ямочки.

Лита не удержалась и улыбнулась в ответ.

— А как же твои родители?

— И к ним заеду. Может, один, может, с другом.

— Каким это?

— Ну… Самым хорошим, самым близким. Литом зовут. Смешной такой, вечно в шапке ходит, не иначе лысый…

Девушка возмущённо засопела, а потом фыркнула и вслед за ним весело рассмеялась.

Невидимая мурлыкающая кошка спрыгнула с её коленей и перебралась на плечо, невесомо потёрлась о щёку тёплой пушистой мордочкой.

— Ещё скажи, что это его ведьма сглазила!

— Не, не похоже… Тогда б у него ещё уши до плеч отвисли, на носу вот такая бородавка вскочила, зубы все почернели, а уж…

— Хватит — хватит, не пугай меня больше! Я и так ведьм боюсь, а теперь, чего доброго, заикаться начну!

— И зря! Я вот, если хочешь знать, лично с одной такой знакомство водил, и ничего. Может, кого‑то она и сглазила сгоряча, а меня вот нет. Самому странно…

Лита задумчиво закусила губу. А ведь верно. У того же Яра несколько раз то кошелёк с пояса падал, то кинжал, в первую встречу все пуговицы отвалились, потом у коня подковы… А вот на его оруженосца сглаз не подействовал ни разу. Так же, как и на батюшку, ещё до того, как он ей открылся, как и на вредную Мадяну, которую она всё равно считала близким человеком… Неужто и вправду насмешница — судьба дала ей такую немудрёную подсказку, да только она её не поняла, проглядела?..

Лита украдкой покосилась на Риньяра и тут же поймала его внимательный взгляд. Он тоже про это подумал?!

Но смолчал и снова отвёл глаза, притворяясь, что полностью поглощён дорогой.

Куда же она их приведёт? К счастью ли, к разлуке, к новым неожиданным поворотам судьбы?

Лита улыбнулась и, прогоняя невольную тревогу, задорно тряхнула головой. Новая шапка, описав широкую дугу, улетела куда‑то в траву, но она не стала за ней возвращаться.

— Кто первый вон до того большого дерева?! Догоняй!!

Каурая лошадка скептически фыркнула, но всё же ускорилась, обгоняя мощного красивого жеребца. Кокетливо шлёпнула его хвостом по морде и услышала в ответ короткое возмущённое ржание. И весёлый хохот его хозяина.

— Стой! Всё равно догоню!! Не убежишь!

Лита успела подумать, что на этот раз у неё, похоже, нет на это ни единого шанса…

Поживём — увидим.

ноябрь 2014 г.

Вот и всё. Думаю, не всем понравится такой конец, но я его таким и задумывала. Хочу отойти от образа своего типичного главного героя. Потому что в жизни любят не только высоких красивых брюнетов с властным характером и кучей денег. Ведь так?;))